Пять патрульных машин рыскали по Риму в поисках Арнольдо Паладини, главы «Совершенно секретной организации», но безуспешно. Казалось, подозрительный детектив испарился сразу после того, как был опрошен комиссаром Сартори.

Комиссар распространил поиски за границей через Интерпол, но до девятого ноября и оттуда не было никаких известий.

Тем временем бригадир Корона расспросил бармена из отеля «Гранада» в Сан-Феличе Чирчео. Ответ бармена разочаровал его: после того как Катерина уехала из гостиницы, никаких известий от нее не поступало, кроме той открытки, которую он передал комиссару.

Слежка за Джино Саличе ни к чему не привела. Если двусмысленный директор «Гранкио Адзурро» и прятал где-нибудь Марину, то действовал с осторожностью; или, что более вероятно, чувствовал за собой слежку.

Фельдфебель Фантин и два агента расспросили всех фотографов по улице Бабуино, но никто никогда не слышал о Мэри Джойс.

В вихре маленьких неудач начал потихоньку пробивать себе дорогу свет. Эксперты-графологи несколько дней исследовали подпись, которую Мэри Джойс оставила в письме к антиквару, и подпись на чеке в пять миллионов, внесенных на счет Катерины Машинелли пятнадцатого октября. Они единодушно заявили: на девяносто процентов есть вероятность, что одна и та же рука подделала подпись на чеке и подписала письмо к антиквару. Нельзя было исключать ошибку со стороны экспертов, потому что подпись Мэри Джойс была слишком краткой для точного сличения.

Чернила были идентичные, что подтверждало мнение экспертов.

Было также установлено, что подпись Томмазо Гуалтьеро Солариса фальшивая, хоть и хорошо подделана. Здесь сомнений не существовало.

— Теперь осталось только найти пишущую машинку, на которой Мэри Джойс отстучала письмо антиквару, — пояснил комиссар Короне после того, как просмотрел отчет графологов. — Найдя эту машинку, мы найдем Мэри Джойс, а затем убийцу.

Вернувшись поздно вечером в пансион, он обнаружил на тумбочке записку: «Звонила ваша жена. У нее все хорошо, передавала привет».

Сартори почувствовал, как кольнуло сердце, и множество мыслей, опасений, сомнений обрушилось на него. Разве кто-то чувствовал себя плохо? К чему этот телефонный звонок? Ведь несколько дней назад он отправил письмо, и не прошло недели, как звонил ей.

— В котором часу звонила мне жена? — поинтересовался комиссар у ночного портье.

— Около девяти.

Сартори облегченно вздохнул и заказал у портье переговоры с Сицилией на свою комнату. Ему едва хватило времени подняться на второй этаж. Он открывал дверь, когда зазвонил телефон.

Послышался полусонный голос жены.

— Как дела, Фэфэ? Что у тебя?

Она звонила потому, что сегодня вечером почувствовала, более чем обычно, его отсутствие. Голос Терезины стал приглушенным от нежности.

— Вызови нас к себе, прошу тебя!.. Дети могут продолжать учебу в Риме. Многие так делают. Мы. мы. не можем так долго без тебя.

Голоса Тины и Карлы смешались с голосом матери, и полетели через расстояния потоки слез, сердечных слов, звуки поцелуев. Он сказал всем троим, что подумает, посмотрит, так как ситуация еще неопределенная.

Сартори положил трубку.

Он почувствовал, что попал в западню, не из-за Терезины, не из-за своих детей и не из-за милой Харриет, а из-за той жизни без смысла, которую себе построил.

Комиссар налил в стакан побольше виски и в бешенстве проглотил порцию. Потом подошел к окну, закурил сигарету и стал смотреть на темные крыши города. Враждебная настороженная ночь, казалось, угрожала ему.