Один из лучших ювелиров Рима оценил ожерелье в десять миллионов, не зная, что человек, давший это ожерелье на экспертизу, был унтер-офицер полиции. Когда дело дошло до того, чтобы изложить сказанное на бумаге с подписью, эта оценка подскочила до цифры восемнадцать миллионов.
— Люди обращаются с миллионами, как с карамелями, — возмущался Корона, кладя на стол комиссару ожерелье и протокол экспертизы.
— Нам не в полиции работать, а бизнесом заниматься, — пошутил Сартори. — Хорошо. Это ожерелье будет нам полезно.
И он спрятал его в карман, не заворачивая в бумагу.
Солнце скользило от карниза здания комиссариата, играло на посеребренной раме, в которую была заключена фотография Президента Республики.
— Надо бы еще раз допросить акушерку, — сказал вдруг комиссар, — но не хочется идти в Реджина Коэли. Нет, отложим. Есть более срочное дело. Бригадир, посмотрите адрес фотографа, который делал фотографии Кати. Те, из альбома.
Порывшись в объемистой папке дела Машинелли, Корона сообщил:
— Студия Рамелли, улица Бабуино, 9.
Сартори отложил в сторону кипу газет с отчетами о недавней трагедии на улице Пришано и встал.
— Идемте, посмотрим на этого фотографа.
— Какую машину приготовить?
— Неважно.
Корона выбрал автомобиль без опознавательных знаков и спустя несколько минут уже вел его сквозь хаотичное уличное движение в южном направлении. Было тепло, но держать стекла опущенными означало заполнить автомобиль выхлопными газами других автомашин.
— Какие у вас планы насчет Рождества? — поинтересовался Корона. — Не думаете съездить домой?
Если бы он знал, какую рану вскрыл этим вопросом, то, конечно же, воздержался спрашивать.
— Посмотрим, — резко ответил Сартори. — Я еще не решил.
— Моя жена хочет поехать в деревню на праздники.
Впервые в жизни Сартори почувствовал ненависть к Рождеству, Новому году и тому лицемерию, которое окутывало праздники.
— Подайте рапорт, — посоветовал он, прикуривая сигарету. — Я буду ходатайствовать.
— Спасибо.
Остаток дороги прошел в молчании. Добравшись до улицы Бабуино, полицейские оставили автомобиль на первой свободной стоянке и дальше пошли пешком. Рядом с фотостудией находился бар, куда они зашли для начала выпить «Чинзано». Потом Сартори и Корона прошли к дому номер девять, где познакомились с Эудженио Рамелли, длинноволосым молодым человеком привлекательной наружности, со всеми признаками тщеславия, выставившим напоказ огромный галстук ярких цветов. Фотограф слушал джаз по транзистору и перелистывал «Плейбой». Обстановка вызывала у комиссара ассоциации, связанные с фигурой Сальваторе Дамма, несчастного любовника Кати. В этом деле было больше любовных разочарований, чем преступлений.
Бригадир Корона представил комиссара сонному фотографу, и тот поспешил отложить в сторону журнал со всеми его голыми красотками.
— Чем могу быть полезен?
— Я знаю, что мои агенты уже были здесь, — начал Сартори. — Согласно вашему заявлению, вам неизвестна английская девушка по имени Мэри Джойс.
— Действительно, — ответил Рамелли. — Единственный Джойс, которого я знаю, это английский писатель.
«Эрудированный товарищ», — подумал Сартори.
Он закурил сигарету.
— Я пришел, чтобы задать вам другой вопрос.
— Я в вашем распоряжении, комиссар.
Сверившись с записями, Сартори уточнил:
— Четырнадцатого сентября, чуть позже двадцати часов, сюда пришли две девушки, предположительно иностранки. Обе блондинки, одна помоложе, другая постарше. Я сказал старше, хотя ей лет тридцать, не более.
— И одна из этих девушек была Мэри Джойс, которую вы ищете?
— Да. Та, которая постарше, чтобы быть точнее.
Фотограф вздохнул.
— Господи, разве их всех упомнишь? Они приходят сюда десятками каждый день и почти все иностранки. Не буду хвастать, но моя студия — среди лучших в Риме. У меня есть победы на нескольких международных конкурсах.
— Давайте спокойно разберемся. Попытайтесь вспомнить дату четырнадцатого сентября. Из моих записей следует, что обе девушки оставались здесь примерно до двадцати одного часа. Может быть, вы делали фотографию одной из них.
Юноша снисходительно улыбнулся.
— Если они пришли после восьми и вышли около девяти, нет смысла говорить о фотографиях. Чтобы получились отличные снимки, требуется как минимум полдня, и это если все идет гладко. Нет, комиссар, они сюда зашли кое-что купить. Может, фотопленку или еще что-нибудь.
— Вы не держите книги с записями посетителей за день?
— А как же! Регистрационная книга.
— Дайте мне ее посмотреть.
Юноша передал полицейскому тетрадь, обшитую кожей. Комиссар пролистал ее до четырнадцатого сентября. Записи на страницах были довольно путаные, с многочисленными пометками ручкой против посещений. Некоторые записи подтертые или сдвинутые по датам.
В глазах Сартори бросилось имя «Петра».
— Смотрите, — указал комиссар Короне. — Вам ничего не говорит это имя?
Корона кивнул.
— Есть открытка, подписанная этим именем, — подтвердил бригадир. — Между прочим, о… Сейчас я точно не помню, как звучит фраза.
— «Незабываемые моменты вместе», — напомнил Сартори. — Кстати, было и письмо.
— Действительно.
Сартори повернулся, обращаясь к фотографу.
— Вам ничего не говорит это имя? Петра.
— Ах да! Это датчанка, очень красивая — настоящий эталон. Я делал ее фотографии. Но не четырнадцатого сентября. Несколькими днями раньше. А в тот вечер они пришли забрать фотографии. Мы поговорили немного. Девушка была довольна. Я уговаривал ее сделать фильм, но она и слушать не хотела. По крайней мере, на тот момент.
— У вас есть копии фотографий?
— Конечно. Сейчас принесу.
Он вышел и немного спустя вернулся с несколькими фотографиями большого формата, на которых была изображена соблазнительная девушка с длинными волосами цвета соломы. На всех снимках — обнаженная. На обратной стороне фотографий написано имя «Петра».
— Эта девушка вечером четырнадцатого сентября пришла в компании с Мэри Джойс.
— Ничего подобного, комиссар. Петру сопровождала синьора, которую я хорошо знаю. Я хотел сказать, знаю ее мужа. Мы давние друзья.
— Вы имеете в виду синьору Соларис? — сказал Сартори, стараясь быть спокойным.
— Да, Пирошку Соларис. Я знал ее даже раньше, чем она стала женой большого промышленника. — Очевидно, боясь, что полицейские могут сделать ошибочное заключение, юноша поспешил добавить: — Но не думайте, что между Пирошкой и мной. О нет! Это порядочная женщина во всех отношениях. Верна мужу, как Пенелопа. Никаких мужчин в ее жизни.
— Вы сказали истинную правду, — изрек комиссар и обменялся взглядом с бригадиром. — Я возьму эти фотографии, синьор Рамелли. Полагаю, у вас есть негативы.
— Естественно. Петра — подруга Пирошки, и поэтому она помогала мне в подготовке поз.
Комиссар поблагодарил Рамелли и вышел в сопровождении Короны.