Ему пришлось почти на ощупь пробираться между столиками, стульями, извивающимися, как эквилибристы, официантами и танцующими парами, то и дело сталкиваясь с кем-нибудь, невольно касаясь чьего-то обнаженного плеча или чьей-то открытой спины. В «Гранкио Адзурро» площадь открытого женского тела можно измерять десятками метров.

Это был модный ночной клуб, где в определенное время начиналась программа довольно безвкусного и шумного кабаре. Был здесь и «стрип» в виде шуточного номера, не выходящий, правда, за пределы, дозволенные Уголовным кодексом. На танцплощадке, окутанной люминесцентной темнотой, силуэты создавали видимость танца под оркестр, состоящий из пяти длинноволосых молодых людей в желто-зеленых, как у папской гвардии, удлиненных куртках.

Сартори сразу же направился к противоположной стороне, рассекая массу, находящуюся в состоянии транса.

Джино Саличе, директор этого заведения, с которым он познакомился еще днем, приветственно махнул ему рукой. Навстречу комиссару бросилась грациозная темноволосая девушка в вечернем платье, которое могло бы закрыть разве что коробку спичек.

— Выпьем бокал шампанского, дорогой? — захныкала она.

Джино Саличе издал рык слона и оттащил девушку от комиссара.

— Катись отсюда, дура!.. Это же законник! — выкрикнул он. Затем, изменив тон и выражение лица, повернулся к комиссару: — Доктор, уважаемый, какая честь! Вы прибыли вовремя. Видите, что творится? И так каждый вечер, хвала Господу и Сан-Антонио. Но что я говорю? Проходите, проходите, я предложу вам виски, какого вы никогда в жизни не пили.

В его жестах, словах и суетливости явно проступал Неаполь.

Сартори коротко ответил:

— Он прибыл?

— А как же!.. Точно, как взносы. Когда пробило полночь, появился здесь, как Луна в Марекьяро. Всегда в поисках Кати, порази его Бог.

— Где он?

— В комнате шведки. Я провожу вас.

— Не надо. Вы мне покажите.

Они прошли из «ада» в плохо освещенный коридор, пахнущий плесенью и подвалом.

— Спасибо.

Комиссар толкнул дверь без стука. Харриет прихорашивалась перед зеркалом. Высокая, хорошо сложенная — ничего лишнего, — в зеленоватом, полупрозрачном костюме «куклы», она, казалось, заполнила собой комнату. В углу, в маленьком неудобном креслице, сидел тонкий светловолосый юноша, одетый элегантно, но немного вульгарно. Единственно приятной особенностью его внешности были очки в позолоченной оправе.

— О, мой прекрасный комиссар! — воскликнула девушка, резко повернувшись к вошедшему. От радостного удивления у нее вытянулось лицо. Что-то в ее глазах вызвало глубокое смущение у Сартори. Но оно длилось лишь несколько мгновений, потому что сразу же внимание полицейского переместилось на испуганного блондинчика.

— Ну, я пойду, — заторопился юноша.

— Я искал именно вас, — остановил его комиссар. — Вы друг Катерины Машинелли, верно?

— Ну да!..

— У меня к вам есть несколько вопросов, — продолжал Сартори, придавая голосу непринужденный тон. — Садитесь, пожалуйста. — Блондинчик повиновался. — Как вы знаете, синьорина Машинелли несколько дней назад пропала, и полиция по сигналу синьорины, присутствующей здесь, ищет ее.

— Я тоже ее ищу, — произнес юноша еле слышным голосом.

— Где? Здесь, в ночном клубе?

Блондинчик покраснел.

— Вчера я съездил в Пескару. — запротестовал он. — Я подумал, что Катя уехала к матери. Надеялся на это. Но.

— Что «но»?

— Но не нашел ее.

Комиссар устроился на маленькой скамеечке между юношей и девушкой, прикурил сигарету. С виду он размышлял. В действительности присутствие Харриет, нанизывающей на себя «боевой арсенал» из черных кружев, мешало ему сосредоточиться.

— Ваше имя Тото? — возобновил расспросы полицейский.

— Меня называют так. Мое настоящее имя Сальваторе. Дамма Сальваторе.

— Римлянин?

— Ну, не совсем!.. Я родился в Анцио. Моя семья еще живет там. Именно в Анцио я и познакомился с Катериной, три года назад. Она служила няней в одной богатой семье. По крайней мере, так мне сказала.

— Вы помните фамилию этой семьи?

— Нет. Никогда не интересовался.

— Вы работали там?

— Я бухгалтер в фирме «Экко».

Комиссар затянулся и выпустил клуб дыма вниз к пыльном полу. Прекрасная шведка, попавшая в его поле зрения, была для него непреодолимой действительностью, которую не удавалось игнорировать.

— Синьор Дамма, вы пытались объяснить себе исчезновение синьорины Машинелли?

— О да, пытался!.. Но безрезультатно. — В тоне блондинчика звучала тревога. — Для меня это загадка. Я уже говорил об этом Харриет. Потому что уйти вот так внезапно, не сказав ни слова, без.

Он резко остановился. Сартори показалось, что он сейчас расплачется. Харриет надевала на себя сложный костюм в стиле «конец века».

В коридоре раздался голос: «Харриет, через пять минут!»

— О’кей! — откликнулась девушка, наконец-то одетая, чтобы потом раздеться. Она зашелестела негнущейся материей и, положив руку на плечо комиссара, тихо проговорила:

— Я иду. Когда я кончить, вы меня подождать?

И тут Франческо Сартори, полицейский из Сицилии, находящийся в зрелом возрасте, покраснел и ответил:

— О, ну не знаю. Может быть.

Девушка вышла, повизгивая, как обезьянка. Дверь закрылась, пропустив порцию отдаленных звуков «адской» музыки.

Блондин сидел с опущенными глазами.

— Будем строить гипотезы, — продолжил комиссар. — Говорю так, потому что на данный момент ничем реальным не располагаю. Если бы синьорина Машинелли была найдена мертвой, мало того, убитой, чтобы вы подумали? Я хочу сказать, появились бы у вас подозрения против кого-нибудь?

Юноша поднял голову и с ужасом посмотрел на комиссара.

— Убита? — у него перехватило дыхание.

— Господи, не пугайтесь! Я сказал «убита» как предположение. Сегодня я посетил отдел, где регистрируются пропавшие. За эти дни найдены две одинокие женщины. Они уже опознаны. Но это ничего не значит.

Сальваторе кивнул головой.

— Против кого у меня появились бы подозрения? — повторил он. — Вы не знали Катерину. Но почему я говорю о ней в прошедшем времени? — поспешил добавить юноша. — Катерина — хорошая девушка, вежливая со всеми, с добрым сердцем.

Большим и указательным пальцами молодой человек показал предполагаемые размеры сердца исчезнувшей девушки.

— Между вами были интимные отношения? — проявил интерес комиссар.

— Ну да.

— Вы ее считали своей любовницей или невестой?

— О, невестой, конечно!.. Я хочу жениться на ней. Но Катерина честолюбива, она стремится к богатству, к славе.

Краткий допрос закончился. Сартори отпустил юношу и прикурил еще сигарету, так и не решив, остаться ему или уйти. Остаться — означало броситься с головой в авантюру, эпилог которой он даже не осмеливался сфантазировать. Уйти было равносильно позорному бегству мужской натуры, но не чувств. Эта красивая шведка, заманчивая, таинственная, словно выпрыгнула из его давнего сна, чтобы увести в недоступные лабиринты неудовлетворенного желания.

Он остался в этих четырех стенах, узких, надушенных, с одеждой и предметами туалета Харриет, разбросанных по комнате.

Дверь распахнулась, и в комнату влетела полураздетая скандинавка с ворохом кричащей и надушенной одежды. Ее сопровождал шлейф аплодисментов.

— Вы здесь, мой милый комиссар!

Она остановилась и посмотрела на него с высоты своего великолепного для женщины роста. То, что случилось потом, было необъяснимо. Инициатива шла от обоих. Она наклонилась, он потянулся к ней, и их губы слились. Одежда выскользнула из рук Харриет, она упала к нему на колени с вихрем коротких непонятных слов.

Доска пола в коридоре скрипнула. Сартори вскочил. Это спасло его.

На пороге появился улыбающийся бригадир Корона.

— Большая новость, комиссар!

Глаза начальника испепеляли его.

— Спасибо, бригадир. Подождите меня в баре, я сейчас приду.

Корона ретировался на цыпочках. Дверь закрылась, доска в коридоре скрипнула еще раз.

Харриет взорвалась смехом, ей эхом ответил, вопреки себе, Сартори.

— Думаешь, он понял? — спросил комиссар.

Вместо ответа девушка протянула ему зеркало. Сартори похолодел: его лицо было испачкано губной помадой.

— Ты — маска! — прошептала Харриет, прижимая его к себе. Быстро поцеловала несколько раз в губы. — Ты — красивая, сладкая маска моей любви.

Он почувствовал, как растворяется в нежности, охватившей все его существо.

— Ты милый ребенок, — пробурчал он.

— Мы пойти ко мне домой вместе, потом. Ты подождать в баре.

Комиссар привел себя в порядок и вышел из каморки. Он был рассеян и оглушен, когда добрался до бригадира, который устроился за угловым столиком у самой стойки бара. Две девушки и франт демонстрировали перед публикой неистовый танец.

— Как пришло вам на ум врываться так. — произнес комиссар, садясь перед бригадиром. Однако тон не был укоряющим.

— Извините, я не…

— Оставим. — Сартори сделал знак официанту, заказал джин-тоник, закурил. — Ну, что там?

— Автомобиль Катерины Машинелли находится в гараже Консоли на улице Номентана, где она обычно держала его. «Миллеченто-фиат» молочно-белого цвета. — Машинелли поставила его туда в воскресенье днем, и больше ее никто не видел. Я обыскал машину, но не нашел ничего подозрительного. В ящичке — сигареты «Мальборо» (три пачки), флакон с противозачаточными таблетками (шведского производства, определенно приобретенные контрабандой), книжка банковского кредита на имя Машинелли.

Сартори внимательно слушал, смакуя джин-тоник. Перед Короной стояло немецкое пиво, которое он застенчиво пил маленькими глотками.

— Ничего больше?

— Я побывал также в тосканской траттории на улице Кастелфилардо. Она принадлежит некому Арморио Дженезио из Прато. Там заявили, что последний раз видели Машинелли в воскресенье, около четырнадцати. Девушка была одна. Она поела, обменялась несколькими словами с хозяином и вышла на улицу. Казалась нормальной. Пошутила с официантом, неким Оттоне Луиджи, которого все зовут Джиджи.

Спектакль завершился в оргии кричащих нот. Пары снова начали танцевать.

— Побывал я и в Неаполитанском банке, — продолжил Корона. — До понедельника одиннадцатого числа у Машинелли было на счете два миллиона семьсот пятьдесят лир.

— Однако!

— Во вторник, то есть двенадцатого, перед банковским окошечком предстал некий Дамма Сальваторе. Он снял по чеку со счета Машинелли полтора миллиона лир.

— Интересно, — пробормотал Сартори.

— В пятницу пятнадцатого поступил чек на пять миллионов, которые были занесены на счет Машинелли.

Комиссар навострил уши.

— Чей чек?

— Некоего Томмазо Гуалтьеро Солариса. Этот синьор практически владелец завода бытовых электроприборов «Космос», расположенного километрах в тридцати пяти от улицы Понтина. Знаете, сейчас крупные промышленники выносят свои предприятия за Рим, чтобы иметь поддержку «Касса Медзоджорно».

— Интересно, какую услугу оказала Машинелли за такую сумму!

— Вот-вот! — поддакнул бригадир, сделав неспешный глоток пива. — Именно это я и хотел бы знать.

— «Космос», — проговорил Сартори, будто самому себе. — Телевидение недавно передавало рекламу этой марки. Помните лозунг? «Космос» делает вас моложе».

— Только непонятно, почему «моложе». Там медициной и не пахнет.

— Совсем недавно я говорил с Даммой Сальваторе, — сказал комиссар. — Другом Машинелли.

— А!

— Он казался в отчаянии от исчезновения девушки, которого объяснить не может. Произвел на меня хорошее впечатление. Поэтому ваше сообщение для меня неожиданность. — Сартори вздрогнул, заметив Харриет в глубине зала, и поспешил добавить: — Спасибо, бригадир. Можете идти спать, если хотите.

Пожав протянутую руку старшего по званию, Корона ушел. Комиссар, не двигаясь, смотрел на приближающуюся фигуру девушки.