Возвращаясь домой, Костас старался вести машину с умеренной скоростью. Незачем торопиться, уверял он себя. Это был бы признак слабости. Он всегда гордился силой своего характера. И теперь он тоже не проявит слабость.
Но он улыбнулся при мысли об очаровательном искушении, которое ждало его дома.
Софи.
Никогда еще у него не было любовницы, от которой у него кипела кровь и пела душа. Но именно от Софи он приходил в смятение. Ему нужно было помнить, что нельзя разрешать любовнице управлять его жизнью.
Проснувшись, он понял, что ему не хочется покидать Софи.
Черт возьми! Что за ерунда?
Из-за Софи у него даже возникло искушение подумать, что ему нужно от нее нечто большее. Нечто другое, нежели сексуальное удовлетворение и счастливое, беззаботное высвобождение, которое оно принесло.
Эта женщина была слишком опасна. Поэтому он ее покинул. Расчетливый уход.
Костас пожал плечами. Он покинул Софи, и она должна была проснуться в одиночестве. Возможно, он повел себя более жестоко, чем это было необходимо. Но он не хотел, чтобы она питала какие-либо иллюзии. Он не стремился к постоянным взаимоотношениям.
Но теперешний роман, который доставлял удовольствие и ему, и Софи, — это было нечто совершенно другое.
Он улыбнулся.
Его ночи будут принадлежать ей, пока это устраивает их обоих. Но днем у него другие обязанности. Он не обратил внимания на то, что только что отменил свою последнюю встречу, чтобы поспешить обратно к Софи.
Костас мог позвонить ей раньше и объяснить, что он уехал на целый день. Мог оставить ей записку сегодня утром. Он даже мог разбудить ее, когда встал. Но тогда у него могло возникнуть искушение остаться в спальне...
Костасу никогда не доводилось испытывать страстное желание, которое можно было сравнить со страстью к Софи. Он не знал, что с этим делать. Он повел себя решительно, разумно. Костас так и так собирался продолжать. Он знал, что Софи, такая искренняя и честная, в конечном счете, это оценит. И, в конце концов, это она ждала его на пляже вчера вечером. Ясно, что теперь она приняла его условия: никаких эмоциональных уз, никаких планов на будущее.
Если она и была разочарована сегодня утром, что ж, ему тоже было тяжело ее покидать. И он ей это возместит...
Костас сбавил скорость, когда открывались электронные ворота, и поехал к дому. Он чувствовал радостное волнение.
Он снова желал Софи. Впрочем, он желал ее целую ночь и целый день. Сегодня он узнал отличную новость от врачей Элени. И знал, как это отметить.
—Да, kyrie, она вышла из дома некоторое время назад и, по-моему, направилась к морю. — Горничная сделала паузу и нахмурилась. — Она плохо выглядела. Была так бледна и ничего не съела, даже ни кусочка.
Костас понял одно: что-то не так. Он осознал это, когда не сумел найти Софи в доме.
—А вот и она, — сказала горничная, наклонив голову. Тогда он услышал, как закрылась парадная дверь, услышал легкую походку Софи, которая шагала по холлу. — Я должна?..
—Нет. Все в порядке.
Он уже отворачивался, не обращая внимания на то, что, судя по ее взгляду, домработница начала размышлять.
Софи уже вышла из холла. Костас помчался за ней по лестнице, шагая сразу через две ступеньки. Он спешил, потому что предчувствовал беду. Открыв дверь ее комнаты, он увидел Софи. На ней была одежда, которую он выбрал для нее сегодня утром. И почему-то это оказалось даже интимнее, чем все отчаянные ласки прошлой ночи.
Дома. Я, наконец, приехал домой.
При взгляде на Софи он испытал что-то теплое и нежное, ошеломляющее новое чувство. Потом к нему вернулся здравый смысл.
Вожделение. Вот что он чувствовал. Это просто и несложно. Ведь вожделение легко утолить.
Софи повернулась к нему. Ее лицо напоминало неподвижную маску. Она сжимала губы, словно ей было больно. А ее глаза... они были огромными и мрачными.
—Софи? Что случилось?
Когда Костас взглянул ей в глаза, ему стало страшно. Она явно страдала. Он едва мог поверить, что это была та же страстная и довольная женщина, которую он оставил в своей постели этим утром...
—Ничего не случилось.
Ее голос был слабым и высоким, но хрупким, как стекло.
Открыв дверцу платяного шкафа, Софи нагнулась и поставила в шкаф туфли. Когда она повернулась, ее скулы были покрыты румянцем. Он только подчеркивал необычную бледность ее лица.
Что происходит?
—Где ты была? — спросил он.
Должно быть, что-то случилось в его отсутствие.
—Просто ходила на пляж.
Она направилась в ванную, с одеждой в руках.
Он успел сделать всего два шага, прежде чем она вернулась. На этот раз у нее в руках ничего не было.
—Я забрала одежду, которую оставила там вчера вечером.
Теперь запылала ее шея. Она не глядела ему в глаза, но пристально и безучастно смотрела поверх его плеча, как будто его вид причинял ей боль.
Он нахмурился, пытаясь не обращать внимания на свое стремление подойти к Софи и схватить ее в объятия. Ему хотелось ее утешить — что-то явно пошло не так. Но, судя по ее виду, она могла выйти из себя от одного его прикосновения. Поэтому он сдержался.
—Ты рано вернулся, — наконец, сказала Софи, и он услышал в ее тоне еле заметный сарказм.
Ах, вот в чем дело! Она возражала против того, чтобы он оставлял ее в одиночестве на целый день, чувствовала, что ею пренебрегают.
Костас не обратил внимания на голос своей совести, голос, который соглашался с Софи. Который настаивал на том, что он поступил ужасно.
Он оказался лицом к лицу не с деловым противником и не с той незрелой, эгоистичной женщиной, на которой женился, тем самым совершив ошибку. Это была Софи: милая, честная и заботливая.
Но это не имело значения. Он поступил правильно. У него не было времени на эмоциональные затруднения. Он просто вел себя с ней честно, старался позаботиться о том, чтобы она не видела в их близости слишком многое.
Возможно, он поступил жестоко, когда торопился уйти. Но ему нужно было рассмотреть ситуацию в истинном свете и понять, почему Софи вызывает у него такую сильную реакцию. Впрочем, это можно исправить.
Итак, пора успокоить ее задетое самолюбие.
—У меня было много дел, — начал он.
—Конечно. — Она кивнула. — Больница. И твой бизнес. Наверное, у тебя есть работа, которую ты должен выполнить, ведь ты так долго не мог ею заняться.
Он нахмурил брови, пытаясь понять выражение ее лица. Ему стало не по себе.
Чувство вины? В конце концов, он действительно придумал эти встречи сегодня днем... когда искал предлог, чтобы побыть одному. Он работал, когда находился в офисах в Афинах и Нью-Йорке, или здесь, дома, где самое новое оборудование телесвязи позволяло ему поддерживать контакт с его предприятиями по всему миру.
—Ты что, рассердилась?
—С какой стати мне сердиться? — Софи пристально посмотрела на него и пожала плечами, широко раскрыв глаза. — Ты — очень влиятельный человек, который управляет коммерческой империей. А я... — Она внезапно проглотила слюну и моргнула. — Я устала. Я спала несколько часов.
И все-таки что-то было не так. Он шагнул к ней.
—Но я должна признать, — быстро сказала Софи, поднимая подбородок, — там, откуда я, принято, по крайней мере, благодарить женщину, с которой ты провел ночь.
Ее глаза засверкали.
Его охватила ревность. Ее благодарили? Сколько мужчин делили с ней постель в Австралии? Любила ли она кого-нибудь из них? Пусть даже одного из них?
—Тебе больше не придется об этом беспокоиться, — проворчал Костас, подойдя к ней. — В твоей постели больше не будет других мужчин. — От сильной, неожиданно охватившей его, ревности у него закружилась голова. — Теперь ты — моя. В твоей жизни не будет кого-либо еще, не говоря уже о том, чтобы они оказались поблизости от твоей постели!
Она свирепо уставилась на него, ее глаза золотистого оттенка метали молнии. Ноздри раздувались. Она подбоченилась.
Что за женщина! Красивая, сильная и страстная. Самая волнующая, какую ему когда-либо доводилось знать. Его женщина.
—По-моему, это не твое дело, — медленно сказала Софи.
Он нахмурился. Что за ерунда?
—Конечно, это мое дело. Ты и я...
—Почему ты думаешь, что у тебя есть на меня исключительные права? Я не помню, чтобы мы об этом говорили прошлой ночью.
—Мы не говорили об этом прошлой ночью. Мы не...
—Тогда, может быть, я должна объяснить тебе сейчас. Я — сама себе хозяйка, Костас Паламидис. И я не принадлежу тебе. Как не принадлежу никакому другому мужчине. Прошлая ночь не дает тебе права решать, как и с кем, я должна жить!
Она проявляла независимость. Он заскрежетал зубами от гнева. Эта женщина доводила его до безумия.
—Похоже, — наконец, сказал Костас, — ты пытаешься убедить меня в том, что неразборчива. — Он заметил в ее глазах выражение ужаса и сдержал довольную улыбку. — Мне трудно поверить, что ты водишь нескольких мужчин за нос.
Он не позволил себя обмануть, и это подействовало, судя по тому, как Софи ссутулилась и прикусила губу. Ему захотелось прикоснуться к этой красивой нижней губе, облегчить боль ласковым поцелуем. А потом, может быть, повести ее к кровати...
—Ты прав. Это не то, что я имела в виду.
Софи отвела от него взгляд. Она медленно сделала вдох, и он увидел, как при этом поднялись ее груди. Костасу безумно захотелось, чтобы она разделась. Сию же минуту. Он бросил взгляд на кровать. Он уже думал, как овладеет этой женщиной, когда ее голос вернул его к действительности.
—Ты ясно дал мне понять, чего ты от меня хотел. Единственную ночь, сказал ты. — Она снова встретилась с ним взглядом, и, когда он увидел выражение ее глаз, его как будто что-то сильно ударило в солнечное сплетение. — Ты хотел секса. Вот и все. Секса и высвобождения. — В ее глазах горело расплавленное золото, с каждым словом — все ярче. — Что ж, ты получил свою ночь, а теперь все кончено.
—Ты, наверное, шутишь? — Он развел руками от удивления. — После прошлой ночи ты не можешь ожидать, что это прекратится с такой легкостью. То, как мы были вместе... это было невероятно.
На ее губах промелькнула улыбка.
—Я рада, что тебе понравилось. Но, тем не менее, все кончено.
Костас покачал головой, он был ошеломлен, Софи отвергала его? После всего, что произошло между ними прошлой ночью?!
Это было невозможно. Невероятно.
Она его обманывает! Просто пытается добиться большего! Он ранил ее гордость тем, что не очень тактично повел себя сегодня утром, и теперь она хотела, чтобы он перед ней унижался.
Так вот! Он не станет унижаться, но он извинится. В конце концов, она этого заслуживала...
—Sophie mou.
Костас протянул к ней руку и был потрясен, когда она отошла в сторону.
Он нахмурился. К чему играть в недотрогу? В конце концов, они разумные люди.
—Извини, что я покинул тебя сегодня утром. Мне следовало хотя бы разбудить тебя или позвонить днем, пораньше. Я...
Софи покачала головой.
—Нет надобности извиняться, — перебила она. — Прошлая ночь была замечательной, но теперь она закончилась. Как ты сказал, нам обоим было нужно высвобождение. И теперь мы можем расстаться без сожалений.
Выражение ее лица, многообещающая поза и вздернутый подбородок. Именно так выглядела Фотини, когда он высказывал ей свои претензии. Относительно того, что она веселилась поздно вечером вместе с сомнительными новыми друзьями, относительно того, что ее травяные «тонизирующие средства» в таблетках не так уж безопасны... Она вела себя дерзко, весело и... равнодушно.
Костас провел рукой по лицу, пытаясь отогнать эти воспоминания и сомнение, которое они у него вызвали. Две девушки из одной и той же семьи. Две женщины из дома Лиакосов.
Неужели независимая натура, которой он так восхищался в Софи, была обманом, скрывавшим что-то менее приятное?
Нет! Он этому не верил. Это была Софи, милая и заботливая. Не Фотини.
—Все кончено, — повторила она. — И теперь пора идти дальше.
И с этими словами Софи отвернулась от него, словно собираясь уйти.
Он схватил ее за плечо раньше, чем она успела сделать шаг. Его пальцы касались ее гладкой кожи, мягкой, как шелк. Но не такой мягкой, как ее живот или неописуемо нежная кожа, внутренней стороны бедер...
—Нет! — Он остановился, стараясь обрести контроль над своим голосом. — Не все кончено, Софи.
Она подняла голову. На мгновение выражение ее лица стало живым, веселым, как летнее солнце. А потом как будто закрылся ставень, пряча ее мысли.
Костас подыскивал слова. Но все, что он мог придумать, — это то, что она сделала невозможное: отвергла его, решила, что от него ей нужен только секс на одну ночь.
—Что, если ты беременна?
Софи застыла. Сверкнули ее глаза золотистого оттенка, а потом она отвернулась.
—А что это изменило бы? — приглушенным голосом, спросила Софи.
—Это изменило бы все. Ребенок...
Он сделал глубокий вдох.
Ребенок. Его и Софи. Его сердце сжала невидимая рука. Каким бы это было подарком!
—Ты знаешь, что я серьезно отношусь к моим семейным обязанностям.
Даже глядя на нее, Костас ухитрился произнести эту фразу довольно спокойно.
—Тогда не стоит жалеть о том, что у нас не может быть ребенка.
—Конечно, может. Мы не предохранялись, когда занимались сексом прошлой ночью...
Он погладил нежную кожу плеча. Как всегда, она задрожала от его прикосновения. А потом он отпустил ее.
Софи отошла к окну.
—Я, наверняка, не беременна, — холодно сказала она.
В ярких лучах солнца, очертания ее фигуры расплылись, и ему на мгновение показалось, будто там стоит другая девушка.
Снова воспоминания. На этот раз — сильнее.
Он женился на Фотини, потому что решил, что ему нужна жена. Костас ожидал, что со временем в их браке появятся спокойствие, доверие и дружеское общение, но ничего подобного так и не произошло.
А теперь он не обратил внимания на здравый смысл, отбросил осторожность и поддался искушению, которое у него вызвала эта женщина, двоюродная сестра Фотини. Она зажигала его кровь, уничтожала его логику и самообладание.
Настолько разные две девушки... Но вдруг между ними было и сходство?
От этой возможности его затошнило.
—Что, если ты ошибаешься, Софи? — Он заставил себя произнести эти слова, чувствуя себя плохо оттого, что ему приходится спросить об этом. — Что, если ты и вправду беременна? Ты ожидаешь, что я заплачу за аборт?