Софи свирепо смотрела на него. Ее глаза наполнились слезами.
Черт возьми! Если бы она знала, кто он, когда открыла дверь, то захлопнула бы ее перед носом этого красавца!
Как он посмел прийти сюда на следующий день после похорон ее матери и расположиться, как дома? Софи пристально посмотрела на кружку, которую он держал в руке. Ей захотелось выбить у него эту кружку. Она представила, как горячий кофе выплеснется на его белоснежную рубашку, представила его гневное лицо...
Жаль, что все ее силы уходили на то, чтобы держаться прямо.
Софи в ярости заморгала. Она не позволит ему увидеть, как плачет. Встретившись с ним взглядом, девушка увидела, что он широко раскрыл черные глаза и удивленно поднял брови.
Нет, не удивленно. Он был явно потрясен. Выглядел так, будто ему стало плохо: его лицо внезапно исказилось, он побледнел. Сделал вдох, как будто в его легких не осталось воздуха, и он только сейчас вспомнил, что должен дышать. В его взгляде промелькнуло что-то настолько неистовое, что она едва не отшатнулась.
—Мне жаль, — наконец, проговорил он. — Если бы я знал... Если бы я знал, то не стал бы навязываться сегодня в гости.
—Я никогда не была бы тебе рада.
—Прошу прощения?
Он нахмурил широкий лоб, как будто не совсем понял, что именно она сказала.
—Мне не нужны твои извинения. Мне ничего от тебя не нужно.
—Я понимаю, ты страдаешь. Я …
—Ты ничего не понимаешь. Я хочу, чтобы ты убрался из моего дома! Не хочу тебя больше видеть! Никогда!
Он, молча, глядел на нее, сдвинув брови.
—Если бы я мог, то сейчас же ушел бы. Но я не могу. Я приехал сюда по важному делу. Семейному делу.
—Семейному делу? У меня нет семьи. — Нет ни братьев, ни сестер. Нет отца. А теперь и матери...
—Конечно, у тебя есть семья. — Он подошел поближе. — У тебя есть семья в Греции.
Семья в Греции. Сколько лет она это слышала? Упорная мантра ее матери, женщины, которая жила в другой стране, вдали от дома. Женщины, которая не испугалась даже того, что ее отвергнет родной отец.
В течение четверти века ее мама ждала подтверждения этих слов. Теперь, всего через несколько дней после ее смерти, их, наконец, произнесли, словно это был талисман для ее дочери Софи.
—Перестань!
Он схватил девушку за плечи, заставив прекратить истерический смех.
Софи пожала плечами, пытаясь высвободиться. Наконец он отпустил ее.
—У меня нет семьи, — повторила она, пристально глядя в его глаза.
—У тебя есть дедушка и...
—Как ты смеешь?! — резко спросила она. — Ты имеешь наглость упоминать о нем в этом доме?
Софи сумела продержаться последние несколько дней только потому, что отказывалась вспоминать о том, чего она не могла изменить. Только потому, что говорила себе, будто это не имеет значения… Все равно теперь все кончено. Больше никто не сможет обидеть ее мать.
А теперь приехал сторонник этой семьи и вернул ей боль, сожаление и ненависть.
Она задрожала. Но на этот раз не от слабости.
—Ты думаешь, что в моей жизни найдется место человеку, который отрекся от своей дочери? — прошипела она. — Который все эти годы делал вид, что ее не существует? — У Софи руки дрожали от еле сдерживаемой ярости. — Которому не хватило сострадания связаться с ней, когда она умирала?
На лице мужчины не отразилось никаких эмоций. Но в его глазах промелькнуло удивление, которое он не смог скрыть. Значит, это было для него новостью. И неприятной новостью, судя по тому, как он сдвинул брови.
—Тем не менее, мы должны поговорить. Я приехал не от имени твоего дедушки. Я приехал не по его, а по своему делу.
Софи в замешательстве покачала головой. Его дело? Должна ли она ему верить, или это какая-то хитрость?
—Но твои телефонные звонки... Они начались всего через несколько дней после того, как я связалась с моим дедушкой. Я тогда оставила сообщение и попросила, чтобы он перезвонил.
Умоляла, чтобы он позвонил и поговорил с ее матерью...
Софи собралась с силами, вспоминая те безнадежные дни. Вспоминая, как врач сказал, что они больше ничего не могут сделать, чтобы вылечить ее мать. Вспоминая, как она сама поступилась самолюбием, и нашла номер телефона Петроса Лиакоса, тирана, который отрекся от своей дочери, матери Софи. Но старик так и не позвонил.
—Я знал о твоей матери, но не знал, где она находится и как с ней связаться. Мне срочно нужно было с ней поговорить. Я смог узнать номер твоего телефона только после твоего звонка Петросу Лиакосу. Я звонил всю эту неделю.
Но Софи не отвечала на сообщения от какого-то незнакомого грека, которые слышала на автоответчике. Они начались в тот день, когда она уже готовилась к похоронам. Слишком поздно...
—Кто ты? — прошептала она. — Чего ты хочешь?
Костас пристально посмотрел в беспокойные глаза девушки. Он жалел, что не может оставить ее в покое и позволить ей остаться наедине со своим горем. Но он не мог уйти.
Ему была нужна эта женщина. Она была его единственной надеждой предотвратить чудовищное несчастье. Но теперь, к его ужасу, дело этим не ограничивалось. Костас едва мог в это верить. Но именно она вызывала у него такое сильное влечение, на которое он не мог не обращать внимания. Именно она!
Только этого не хватало! У него не было времени на вожделение. Особенно, если его вызывала, убитая горем девушка. Особенно, если эта девушка из семьи Лиакосов.
Но он не мог не смотреть на нее вожделенным взглядом. При виде ее изящной фигуры у него захватывало дух. Эти широко раскрытые медово-золотистые глаза, эти сочные губы... Под хлопчатобумажной рубашкой он видел высокую грудь. А эти старые джинсы облегали ее, как вторая кожа, подчеркивая длинные, стройные ноги.
Где же его честь? Его уважение к чужому горю? Его чувство самосохранения, наконец?
—Кто ты? — снова прошептала она, и он понял, что она его боится.
—Меня зовут Костас Вассилис Паламидис, — быстро сказал он. — Я бизнесмен, живу на Крите. У меня к тебе разговор. Мы можем поговорить где-нибудь еще? — Он обвел взглядом комнату. — Может быть, снаружи?
Он указал в направлении заднего двора. Где угодно, но не в атмосфере траура, которая чувствовалась в этом доме.
Она недоверчиво смотрела на него.
—После долгой поездки я хотел бы подышать свежим воздухом. Мне нужно немного времени, чтобы объяснить...
В конце концов, она медленно кивнула.
—Здесь рядом парк. Мы пойдем туда.
Она казалась такой хрупкой, что он сомневался, дойдет ли она до парадной двери, не говоря уже об улице.
—Наверное, это слишком тяжело для вас. Мы можем...
—Это вы захотели поговорить, мистер Паламидис.
Ее щеки покрылись еле заметным румянцем.
Он кивнул. Если она упадет и ему придется нести ее обратно, пусть так и будет.
—Конечно, мисс Пэтерсон.
Спустя пять минут, Софи откинулась на спинку скамейки в парке, еле сдерживая стон. Он был прав. Ей следовало остаться дома, а не притворяться, что у нее полно энергии. Но, во всяком случае, здесь они в общественном месте. И еще ей приятно было дышать свежим осенним воздухом.
Она тайком бросила взгляд на своего спутника, который стоял в нескольких метрах от нее и разговаривал по мобильному телефону. Грек производил впечатление явно богатого человека.
Вот он резко повернул голову, и их взгляды встретились. Ее щеки запылали. А вот грек никак не отреагировал, во всяком случае, Софи ничего не уловила в выражении его лица, не заметила никакого чувства. Его лицо было словно высечено из скалы.
Почему у нее учащенно забился пульс?
—Мои извинения, мисс Пэтерсон, — сказал он, после того, как закончил разговор по телефону и уселся на скамейку. — Я должен был ответить на этот звонок.
Софи кивнула, спрашивая себя, почему ей так не по себе, когда он сидит почти в метре от нее.
—Меня зовут Софи, — быстро сказала она. — Я предпочитаю, чтобы меня называли Софи, а не мисс Пэтерсон.
Он наклонил голову.
—А я, как ты знаешь, Костас.
—Ты мне не ответил. Кто ты?
У него было суровое, но на редкость красивое лицо.
Почему грек приехал сюда? Она и ее мать вели обычную жизнь с тех пор, как та поселилась в Австралии.
—Ты знала, что у твоей матери была сестра?
—Да. Она и моя мама были сестрами-близнецами.
—У твоей тети была одна дочь, Фотини. — Что-то в его тоне заставило ее пристально на него посмотреть. Он сжал губы. Его взгляд помрачнел. — Несколько лет назад мы с Фотини поженились. Из-за этой женитьбы ты и я породнились.
—Твоя жена Фотини приехала с тобой в Сидней?
—В прошлом году моя жена погибла в автокатастрофе.
Теперь она понимала, откуда на его лице выражение боли. Он все еще горевал...
—Мне жаль, — прошептала она.
— Спасибо. — Спустя секунду он добавил: — У нас есть маленькая девочка. Элени.
В его голосе прозвучала нежность. Выражение лица стало спокойнее, на губах промелькнула улыбка. Суровость исчезла. Теперь его лицо было не просто привлекательным, оно было неотразимым. На такое лицо женщина могла смотреть часами, представляя себе замечательные, чувственные вещи...
Софи вздохнула и отвела взгляд.
—Итак, у тебя есть семья в Греции, — сказал он. — Есть троюродные братья и сестры. Есть маленькая Элени. И я...
Нет! Неважно, что говорил этот мужчина, Софи никогда не сможет думать о нем как о родственнике.
—И есть твой дедушка Петрос Лиакос.
—Я не хочу о нем говорить!
—Хочешь ты разговаривать о нем или нет, тебе нужно знать, — сказал Костас, — что твой дедушка болен.
—Вот почему ты приехал! — От гнева у нее сжалось в груди. — Потому что этот старик заболел и ему, наконец-то, понадобилась его семья! — Она покачала головой. — С какой стати мне заботиться о человеке, который своим эгоизмом разбил сердце моей матери? Вы зря совершили столь далекое путешествие, мистер Паламидис.
—Костас, — поправил он ее. — В конце концов, мы — семья, даже если мы с тобой не в кровном родстве.
Она промолчала.
—Нет, я здесь не поэтому! Но твой дедушка серьезно болен. У него был удар. Он в больнице.
Софи удивило, что она испытала потрясение, услышав его слова. Испытала... сожаление. Неужели это могло быть? Сожаление из-за человека, который столько лет назад обидел ее мать?
Она не позволит себе жалеть его. Он этого не заслуживал.
—Ты понимаешь? — спросил Костас.
—Конечно, я понимаю, — резко сказала она. — Что ты от меня хочешь? Чтобы я полетела в Грецию и подержала его за руку? — Она повернулась к Костасу. Ее гнев, поддерживали ярость и отчаяние, которые она чувствовала последние несколько недель. — Это больше того, что он сделал для моей матери. Последние двадцать пять лет этот старик жил так, как будто ее не существует. Все потому, что ей хватило безрассудной смелости выйти замуж по любви, вместо того, чтобы вступить в брак, который предпочитал ее отец! Ты можешь этому поверить? — Она свирепо посмотрела на него. — Он перестал с ней общаться. Не смягчился и тогда, когда узнал, что она вышла замуж. Ему было все равно, что у него родилась внучка. Вероятно, он был разочарован, что это всего лишь девочка... А когда его дочь умирала, он отказался позвонить и поговорить с ней. У тебя есть хоть какое-то представление о том, как много могло бы значить для моей матери их примирение? Что отец ее, наконец, простил? Словно она совершила какое-то преступление... — пробормотала Софи.
—Твой дедушка — приверженец традиций, — пожал плечами Костас. — Он верит в старые обычаи: неограниченную власть главы семьи, пользу брака, одобренного обеими семьями; считает важным, чтобы дети были послушными...
—Именно так ты и породнился с семьей Лиакосов? — не без ехидства спросила она. — Кланы Паламидисов и Лиакосов решили, что объединение пойдет им на пользу?
—Этот брак благословили обе семьи, — произнес он невыразительным голосом. — Фотини никуда не сбегала.
Он не ответил на ее вопрос. Софи пристально посмотрела ему в лицо и поняла, что этот сильный мужчина старается не потерять самообладание.
Софи могла поверить, что ее очаровательная, двоюродная сестра Фотини, действительно, влюбилась в дерзкого, потрясающе мужественного Костаса.
—Спасибо за то, что ты отправился так далеко, чтобы сообщить мне свою новость, — наконец, сказала она, — но, как видишь, мне...
Неужели ей все равно?
Нет, Софи не могла лгать. В глубине души она жалела старика. Она сочувствовала ему, ведь он глядел смерти в лицо и слишком поздно решил, что ошибся, так поступив со своей дочерью...
—Слишком поздно строить мосты, — быстро сказала она. — Я никогда не была частью семьи Лиакосов, и нет смысла притворяться, будто это не так.
Но в ту же минуту ей захотелось прижаться к этому незнакомцу и плакать до тех пор, пока боль не уйдет. Захотелось, чтобы он помог ей своей силой.
Что с ней происходит? Эта слабость пройдет. Она должна пройти, решила Софи, прикусив дрожащую нижнюю губу.
—Ты ясно дала мне понять, какие именно чувства испытываешь. Но порвать со своей семьей не так уж просто.
—Что ты имеешь в виду?
Она повернулась к нему.
—Не нужно принимать такой вид. Я не кусаюсь.
Ей тут же пришла в голову нелепая мысль. Она представила себе, как он наклоняет к ней гордую голову и слегка задевает сильными белыми зубами чувствительную кожу ее шеи...
У нее заколотилось сердце. Она зажмурилась.
—София...
—Софи, — машинально поправила она.
Она отказалась от первоначального варианта своего имени, когда поняла, что оно принадлежит миру той далекой семьи, которая так ужасно обошлась с ее матерью.
—Софи... Я приехал, чтобы найти твою мать, потому что мне казалось, что она — единственный человек, который сможет мне помочь.
—Почему она?
—Потому что она — кровная родственница. — Он вздохнул и провел рукой по волосам. — Моя дочь очень больна. — Теперь его голос звучал резко. — Ей нужна пересадка костного мозга. Я надеялся, что твоя мать сможет дать то, что нужно Элени.
Софи пришла в ужас. Если бы он сам мог помочь своей малышке, его бы здесь не было...
—И никто в твоей семье?..
—Никто в семье Паламидисов не годится в доноры. И никто из твоих родственников.
Он глубоко вздохнул.
Должно быть, он чувствовал себя ужасно беспомощным.
У нее упало сердце. Если родной отец девочки не мог быть донором, насколько вероятно, что им сможет быть она?
Возможно, он понял, о чем она думает, потому что мрачно продолжил:
—И нам не удалось найти донора в базе данных. Но твоя мать и ее сестра были однояйцовыми близнецами. Итак, есть возможность...
—Ты думаешь, что я смогу быть донором костного мозга?
—Вот почему я здесь. Сейчас, ничто другое не заставило бы меня покинуть Элени.
Софи предчувствовала, что он будет разочарован.
В каком отчаянии он, наверное, был, раз полетел в Австралию, даже не зная, здесь ли и вообще жива ли еще Кристина! И в каком смятении, когда она, Софи, не пожелала с ним разговаривать по телефону!
Она вздрогнула и обхватила себя руками. Теперь он ожидал от нее помощи. Она была ему нужна.