Музы, о вы, что Олимп попираете гулко стопами! Музами греки вас называют – для нас вы Камены [1] . Песни мои широко по земле и средь дальних народов Будут греметь.

[В первой книге своих «Анналов» Энний передаёт рассказ о легендарных основателях Рима – Ромуле и Реме – так, как впоследствии он был передан историком Ливием. Вот один из отрывков: Дева Илия видит вещий сон, в котором ей свыше ниспосылается откровение об её судьбе, сначала горестной, а затем славной, о двух её сыновьях – Ромуле и Реме. Ужасен и загадочен этот пророческий сон. Илия просыпается и взволнованным голосом рассказывает о грозном видении:]

Встала старушка; внесла рукою дрожащей лампаду. Илия с плачем ей молвит, виденьем испугана грозным: «Выслушай, дочь Евридики! родителя милой супруги; Страшен мой сон! Смертельной тоскою сжимается сердце. Берег реки неизвестной, пышною ивой одетый, Кто-то прекрасный меня увлекает… потом одиноко Там я блуждаю, сестрица; стопою неверной дорогу Тщетно пытаюсь найти, призываю тебя, но напрасно. Замерло сердце… Не видно пути… Куда же идти мне? Вдруг родителя голос – он имя моё называет: «Милая дочь! Сулит тебе рок несчастье в грядущем, Но из этой реки твоё счастье сугубо воспрянет». Так он сказал мне, родная, и вдруг от глаз он сокрылся. Сердцем стремлюсь я к нему, но увы! его нет предо мною. В горе к лазурному небу не раз простирала я руки, В слёзной мольбе призывая отца, но напрасно молила… Здесь я проснулась, в тревоге смертельной, покой свой утратив.

[Далее, вероятно, идёт всё так, как изложено у Ливия, и первая книга кончалась славословием Ромула, в момент кончины ставшего богом:]

Сладкой тоскою их сердце пронзилось: царя славословят Речью такой: «О Ромул божественный, Ромул – владыка, Страх и блюститель отчизны, бессмертных славная отрасль. Ты наш отец, ты родитель, божественной крови потомство, Вывел на свет лучезарный ты нас из мрака забвенья.

[Там же (кн. I, ст. 55) Энний рассказывает о гадании Ромула и Рема, кому быть царём:]

Царскою властью прельстившись, безмерно престола желая, Братья решают судьбу вопросить пернатых полётом. Вот на холме Палатинском  [2] с вершин его наблюдает Рем со вниманием жадным; крылатого вестника ждёт он; Ромул прекрасный тогда с высоты твердынь Авентинских В той же надежде свой взор устремляет в безмолвное небо. Ждёт и народ напряжённо, владыкой кто должен назваться. Городу имя кто даст и будет он Рим иль Ремор. Ждёт он, подобно толпе, устремившей на консула взоры. Знак он подаст – и мгновенно арены затворы цветные Настежь – и в бой полетят колесницы к победе желанной. Так и теперь, в ожиданье безмолвном толпа цепенеет. Братский тут жребий решался; и царский венец был наградой. Тою порою низверглась в Аид колесница ночная. Радостным утром блеснуло на тверди дневное светило, И понеслися с небес величавым слева  [3] полётом Стаи пернатых, в лучах утопая сверкающих солнца. Трижды четыре священных спустилось вестника с неба, К счастливым быстро местам они устремилися разом. Видит Ромул, что стал он богам бессмертным любезен, Царственный трон и земля – всё ему уж готово достаться.

[В третьей книге рассказывается о войнах с Пирром {Пирр, царь Эпира, ведший свой род от Ахиллеса (Эакид), пошёл на помощь городу Таренту, но после ряда побед был разбит римлянами.}, в уста которого вкладываются следующие слова, по выражению Цицерона, «истинно царские и достойные потомка Эакидов» («Об обязанностях», 1, 12, 38). Римляне предложили разменяться пленными или получить за них выкуп. Пирр с достоинством отвечает:]

Злата не требую я, и выкупа мне не давайте: Мы не торгуем, войну мы ведём, и жребий о жизни Нам подобает железом решать, а не златом презренным. Вас ли владыка-Судьба, меня ль пожелает возвысить. Храбростью нашей решим. Теперь моё слово послушай: Ваших героев, кого и счастье войны пощадило, Должно и мне пощадить – я решил даровать им свободу: В дар их примите, того и великие боги желают. [Пирр предлагает римлянам мир, но его послам возражает цензор Аппий Клавдий Слепой, упрекая сенаторов, готовых было уступить:] Где же рассудок у вас, что верной стезёю доселе Шествовал? О вы, безумцы! Зачем вы с дороги свернули?

[Война возобновляется, и римские воины-герои жертвуют собой за родину с восклицанием:]

В битве отважной за римский народ умереть я готовлюсь; Я добровольно жертвой паду за отчизну святую!

[В книге XVIII «Анналов» Энний приближался уже к своим временам; он сам говорит:]

Ибо для нас недостаточно петь старинные войны…

[В рассказе об Истрийской войне {С жителями Истрии (на границе Иллирии).} он описывает храбрость одного трибуна:]

Словно как дождь на трибуна отвсюду сыплются стрелы, Щит прокололи, звенит вместе с ним от вражеских копий Медный весь шлем, но не может никто поразить его тела; Целые тучи он копий ломает и прочь сотрясает. Тело всё покрывается потом в трудах его тяжких, Некогда даже вздохнуть: стремительно снова и снова Истряне стрелы бросают, ему не давая покоя.

[Энний во введении к главной части своей поэмы о Пунических войнах пишет:]

Писали другие поэты стихами Теми, что Фавны когда-то и вещие люди сложили; К музам они не взбирались в высокие дебри Парнаса, В гладкий стих свою речь уложить до меня не старались [4] . Этой науки тайник мы первые вскрыли отныне.