Броди ждал у алтаря, специально установленного для предстоящего венчания. Он был одет в тщательно выглаженные черные брюки, новехонькие черные ботинки, черный смокинг и белую рубашку. Жесткий воротничок сдавливал горло, не давая вздохнуть.
Пианист сыграл свадебный марш уже в третий раз. Гости ерзали на стульях, вертя головами и нетерпеливо поглядывая на лестницу.
Кенни, нервный и смущенный, ждал рядом с женихом. В дальнем конце комнаты Энджел покусывала белый лепесток розы, выдернутый из плетеной корзинки, а Бастеру, сжимавшему в руках белую атласную подушечку, явно не сиделось на месте.
Священник, с открытой Библией в руках, кашлянул и вопросительно поднял брови.
Броди посмотрел на Пэтси Энн. Она пожала плечами и скорчила беспомощную гримасу.
Динни хочет меня бросить.
Эта мысль вспыхнула у него в голове, вызвав ноющую боль под ложечкой.
Охватившее гостей молчание скорее напоминало о похоронах, чем о свадьбе. Тиканье часов на камине казалось оглушительно громким. Броди почувствовал, что бледнеет. Все взгляды были прикованы к нему. Внезапно в комнате стало слишком жарко.
— Наверное, — прошептал священник, — вам надо проведать невесту.
Кивнув, Броди шагнул, не чуя под собой ног. Он повернулся, прошел мимо гостей и начал подниматься по лестнице, понимая, что находится в центре внимания. Он уже знал, что´ обнаружит в спальне, которая предназначалась для него и Динни.
Но все же вид этой опустевшей комнаты ошеломил его, словно удар под дых.
Окно было распахнуто, сетка от комаров вынута, а занавески хлопали на ветру. В комнате пахло ее духами — ароматной магнолией в полном цвету, но девушки нигде не было.
— Динни? — произнес Броди, зная, что не услышит ответа.
Почему?
Это слово эхом отдавалось у него в голове. Почему, Динни, почему? Разве ты не любишь меня?
Броди шагнул к окну и осмотрел стоящие внизу автомобили. Ее старенький седан был окружен со всех сторон машинами гостей. Если она сбежала, то, скорее всего, пешком.
В животе у него заурчало, грудь сдавило, сердце забилось как сумасшедшее.
Нет.
Он прошелся туда-сюда по ковру, пытаясь справиться с туманом, окутавшим разум. На что-то наступил.
Серьга. Тоненькая, хрупкая.
Броди опустился на колени, нащупал сережку и сжал ее в руке. Она выглядела так нелепо — нежная белая жемчужинка на огромной мозолистой ладони.
В этот миг он чуть не заплакал. Болезненная пустота, возникшая в душе, наподобие той, какую ощущал он, когда мальчишкой не мог заслужить одобрения отца, теперь превратилась в зияющую рану. Он ведь так надеялся, что в Динни обрел то, что потерял со смертью матери — любовь, настоящую, истинную, бескорыстную.
Наверное, он ошибался.
Что означает ее бегство? Она струсила? Почувствовала страх перед браком и связанными с ним обязательствами? Или — этого Броди боялся больше всего на свете — она никогда не любила его по-настоящему?
Нет, он не может в это поверить. Сколько раз после их помолвки она с дразнящей улыбкой вставала на цыпочки и подставляла ему губы для поцелуя? Как часто брала его за руку, когда они вместе смотрели телевизор или сидели на веранде? Сколько раз шептала: «Я люблю тебя»? Десятки? Сотни? Больше?
Усевшись перед открытым окном, Броди взъерошил волосы и попытался сосредоточиться. Должно же быть объяснение. Динни не могла передумать так внезапно без какой-то чертовски важной причины.
Броди вспомнил ту ночь, когда сделал ей предложение. Это воспоминание сейчас казалось ему пророческим. В глубине ее сердца таилось что-то очень скверное, чего он не знал. Она собиралась бежать уже тогда.
Когда он выследил Динни на пути к машине, с рюкзаком в руке, у него душа ушла в пятки. Не раздумывая, ничего не соображая, он остановил ее.
Динни охотно приняла его предложение, с радостью упав в его объятия. В тот миг все сомнения Броди полностью рассеялись. Он больше не боялся, что нужен Динни только из-за денег и фермы или что она вновь вступит на скользкую дорожку и вернется к игре. Когда Броди прижимал ее к своей груди, чувствовал биение ее сердца, он не колебался ни секунды. Просьба выйти за него замуж вырвалась у него легко, как дыхание.
Эти несколько недель перед свадьбой пролетели словно сладкий сон. Они с Динни были так близки. Смеялись, болтали, проводили вместе каждую свободную минуту. Единственное, что вызывало у Броди беспокойство, это отказ Динни говорить о своем прошлом. Броди пытался вызвать девушку на откровенность, но она уклонялась или давала односложные ответы. Поскольку во всех остальных случаях она была весела и жизнерадостна, Броди решил не затрагивать больше эту тему. Теперь он жалел, что не потребовал от нее объяснений. Что-то ему подсказывало, что сегодняшний поступок Динни как-то связан с ее горьким прошлым.
— Броди? — Кенни стоял в дверях, сжав руки. — Что случилось, братишка?
— Она ушла, — ответил Броди. Твердая маленькая жемчужина холодила его ладонь. — Динни от меня сбежала.
Кенни подошел к брату и положил руку ему на плечо.
— Как жаль. Я поспорил бы на что угодно, что она действительно тебя любит.
Броди судорожно сглотнул.
— Самое ужасное, я даже не знаю, почему она меня бросила. Мы были так счастливы. Эти последние месяцы оказались настоящим раем. Мы никогда не ссорились. Прекрасно ладили. Наверное, я должен был догадаться, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Не знаю, что и сказать.
— Я должен ее найти. — Броди вскочил на ноги. — Она не могла уйти далеко. Ее машина на месте.
— А твой грузовик?
Броди выглянул в окно: пикап стоял, как всегда, под навесом.
— Грузовик здесь.
— По-твоему, она ушла пешком?
— Не знаю, что и думать. Может, она спряталась где-то в доме и ждет, пока гости разъедутся. — Заманчивая мысль. Может, Динни и вправду закрылась в чулане или залезла под кровать?
— Не-а, сетка валяется на земле, а в пыли следы от каблуков. Динни выскочила в окно, — заключил Кенни, выглянув наружу.
Броди с болью представил себе эту картину: Динни так отчаянно стремится сбежать от него, что прыгает из окна второго этажа в фате и свадебном платье.
— Эй, а разве ты не оставлял в загоне оседланного Рейнджера? — спросил Кенни.
Броди кивнул.
— Кажется, да.
— Не хочется тебя огорчать, но он исчез.
Еще одна потеря.
— Думаешь, она ускакала верхом? — предположил Броди.
— Ага.
— Что происходит? — На пороге появилась Пэтси Энн. — Гости волнуются. Где Динни?
— Ускакала, — печально сказал Броди.
Пэтси Энн нахмурилась и постучала по циферблату своих часов.
— Я разговаривала с ней пятнадцать минут назад. Где она может быть?
Броди повернулся к своей невестке.
— Как она себя вела? Что говорила?
— Она нервничала, как и все невесты. Я пыталась ее успокоить. Я сказала: что бы ни случилось, любовь того стоит.
Пэтси Энн взглянула на мужа любящими глазами. Кенни подошел к ней и обнял за талию.
— Я должен ее найти, — сказал Броди. — Если Динни ускакала верхом на Рейнджере, то, скорее всего, она еще на территории фермы. Вряд ли она рискнет показаться на дороге в город.
Броди уже почти спустился с лестницы, когда вспомнил о собравшихся в комнате гостях. Он глубоко вздохнул. Впрочем, сейчас не до грусти. Он должен найти Динни прежде, чем она исчезнет из его жизни навсегда. Сама мысль об этой потере приводила Броди в ужас.
Словно в тумане, Броди оглядел друзей и родственников. Энджел дремала, свернувшись калачиком в углу и посасывая большой палец. Бастер, уже развязавший галстук, переминался с ноги на ногу. Священник сидел и рассеянно перелистывал Библию. Работники фермы тупо уставились в пол.
Увидев Броди, гости начали шушукаться между собой. Но он не успел открыть рот и сказать им, чтобы расходились, когда передняя дверь распахнулась и на пороге возникла взъерошенная Матильда Дженнингс, потрясая зажатой в руке пачкой бумаг.
— Остановите венчание! — закричала бывшая домработница. — У меня есть доказательства, что невеста — обманщица!
* * *
Динни летела сломя голову.
Рейнджер мчался галопом по пересеченной местности, стуча копытами по камням, топча кактусы и перекати-поле. Динни низко пригнулась в седле, шлейф развевался сзади, как парус.
Все кончено.
Нежность, сочувствие, понимание, начавшиеся как часть ее игры, но вскоре переросшие в любовь, потеряны для нее навсегда. Она обманула Броди Трублада самым подлым образом. А потом, оказавшись трусихой, как и ее отец, усугубила свой грех, позволив Броди назначить свадьбу.
Мало того. Бросив Броди у алтаря, Динни унизила его перед друзьями и родственниками. Насколько честнее было бы отказать ему еще Четвертого июля и не портить самый счастливый день в его жизни.
Но она убеждала себя, что их любовь все преодолеет. Все, за исключением обмана…
Броди достоин женщины, которая любила бы его по-настоящему, бескорыстно, без всяких задних мыслей. А она в глубине души не знала наверняка, кого она любит: Броди-мужчину или Броди — владельца фермы «Ивовый ручей»…
Девушка все глубже и глубже погружалась в пучину отчаяния. Она глотала горькие слезы. Ее нос распух, а глаза покраснели от плача и бьющего в лицо ветра.
Динни не направляла коня к времянке, сердце само вело ее, чувствуя притяжение прошлого. Какая-то часть души все еще искала ответа, все еще надеялась узнать, что в действительности чувствовала Динна Рене Холлис, она же Динни Маккеллан.
Рейнджер, тяжело дыша, перешел на рысь и пересек ручей. Сгущались сумерки, и уже почти совсем стемнело к тому моменту, когда Динни въехала во двор.
Сердце ее разрывалось от страдания, она выскользнула из седла и направилась к маленькому убежищу. Здесь она сможет собраться с силами и заново оценить свою жизнь. Желание отомстить исчезло, «Ивовый ручей» потерян для нее навсегда, значит, нужно найти себе новую цель. Желательно, чтобы это была благородная цель, способная загладить прошлые ошибки.
Повозившись с дверной ручкой, Динни в конце концов открыла дверь и вошла внутрь. Ее глаза застилали слезы. Она зажгла свет и, моргая, обвела взглядом комнату.
Здесь уже не было жуткого беспорядка, как в тот день, когда они с Броди приехали сюда убираться. То недавнее воспоминание глубоко запало ей в душу.
Динни как сейчас видела перед собой Броди, такого красивого в своих ярко-красных узеньких плавках. Она восхищалась очертаниями его отлично сложенной фигуры, любовалась широкими плечами, вдыхала пряный запах.
— Броди. — Динни сглотнула и зажмурилась, желая избавиться от соблазнительного виденья. Сколько должно пройти времени, прежде чем она забудет вкус его губ, прикосновение его кожи, голос, низкий, глубокий и нежный?
Открыв глаза, она вяло прошлась по домику, замечая происшедшие в нем перемены. Спальня была идеально чистой и уютно обставленной. Всякие мелочи разложены по коробкам, содержание которых подписано. Книги. Ткани. Елочные украшения. Посуда. Холсты. Мамины личные вещи. Бумаги Рейфа.
Динни протянула руку к последней коробке и затаила дыхание, с удивлением заметив, что дрожит при мысли о том, что сможет порыться в личных бумагах человека, сыгравшего роковую роль в ее судьбе.
Не зная зачем, девушка взяла из стопки эту коробку и отнесла ее на кровать. Убрав с лица фату, она уселась на покрывало и сняла крышку.
Содержимое коробки пахло сигарами и виски. Динни поморщилась, и внезапно на нее навалилась тоска. У них с Броди было так много общего. У обоих отцы сбились с пути, оба боялись полностью довериться кому-то, для обоих так много значила земля — символ безопасности.
Динни перебирала бумаги. Счета от врачей, выписки из банка, пахнущая лавандой поздравительная открытка с надписью «С любовью, Мелинда». Динни продолжала копаться в коробке, не понимая, что она ищет.
Извещение из налоговой инспекции, датированное годом, когда Рейф выиграл ферму у Джила; блеклая фотография «Ивового ручья», сделанная со стороны дороги, и письмо, адресованное отцу, но не отправленное.
У девушки так сильно задрожали руки, что она уронила письмо на пол. Нагнувшись, она подняла запечатанный конверт и вскрыла его. Письмо было помечено датой за три недели до отцовского самоубийства.
«Дорогой Джил,
Я должен кое в чем признаться. Я не горжусь своим поступком, но у меня была для этого веская причина. Не знаю, поймешь ли ты, и не уверен, что простишь, но я хочу облегчить свою душу и все тебе рассказать. Я умираю и хочу расплатиться с долгами. Помнишь ту ночь, когда ты проиграл «Ивовый ручей»? Черт, о чем я говорю? Разве ты можешь забыть потерю собственного дома? Ну, если честно, я смухлевал. Того пикового туза я вынул из рукава. Я был в отчаянии, а отчаявшийся человек совершает отчаянные поступки. Видишь ли, меня могли посадить за подделку банковских чеков. Судья сказал, что меня отпустят на поруки, только если я смогу доказать, что у меня есть постоянное жилье и работа. Кроме того, Мелинда хотела уйти. Ей надоело жить в трущобах и терпеть мои выходки. Мне нет прощения. Я выбросил тебя и твою девочку на улицу, чтобы решить собственные проблемы. Теперь я сожалею об этом. Но что было, то было. Я скопил немного денег и хочу выслать их тебе. Это ничего не исправит, но, может, даст возможность твоей девочке учиться в колледже или еще на что-то пригодится».
К письму было приложено обязательство на двадцать пять тысяч долларов.
Динни растерянно смотрела на конверт. В последние месяцы своей жизни Рейф Трублад искал прощения. Но все же письмо он не отправил. Почему? Может услышал о самоубийстве ее отца и решил, что с долгом покончено?
На дне коробки лежала потрепанная колода игральных карт, стянутая резинкой, и Динни поняла, что это были те самые карты, с помощью которых Рейф украл у ее отца «Ивовый ручей».
В этот миг к ней вернулась вся ее былая ненависть, нахлынула жарким и яростным потоком. Девушка схватила карты и швырнула их об стену. Не удовольствовавшись этим, она разорвала письмо на мелкие кусочки и развеяла их по комнате.
Задыхаясь, она упала на кровать и выплакала весь свой гнев. Она оплакивала свое потерянное детство, отнятый дом, отца, который ушел от нее навсегда.
Но более всего она оплакивала потерю Броди.
Динни скрипнула зубами от мучительной боли и рванула подол подвенечного платья; раздался звук лопнувшей ткани, но ее это уже не волновало.
Как посмел Рейф Трублад все украсть у нее! Если бы он был жив, Динни задушила бы его голыми руками. Сколько еще жизней разрушил этот ужасный человек? Своей жены, ее отца, Броди. И ее жизнь тоже.
— Рейф Трублад, ты лживый, мерзкий, подлый сукин сын, — выругалась она.
У девушки сдавило грудь. Дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы. Она дрожала всем телом. Ненависть, старая знакомая, снова бурлила в Динни.
Нет! — кричала другая часть ее души… Та часть, что за последние несколько месяцев научилась избавляться от ненависти, заменив ее любовью, тоже хотела быть услышанной.
И вскоре гнев остыл, рассеялся так же быстро, как перед тем овладел Динни. К чему это? Ярость ничего не изменит. Мстительность к добру не приведет. Впервые за пятнадцать лет Динна Рене Холлис взглянула на свое прошлое ясными, незамутненными глазами.
Все эти годы она потратила на то, чтобы копить свою злобу. Да, с ней обошлись несправедливо. Да, жизнь сложилась далеко не прекрасно. Да, она страдала. Но что изменит возвращение фермы? Или она хочет окончить свои дни как этот игрок, старый и больной, чужой в собственной семье, изгнанный из общины, у которого в последние дни его жизни не оказалось рядом никого, к кому можно было бы обратиться с мольбой о прощении?
Рейф был шулером, но ее отец виноват не меньше. Никто не заставлял его пить, никто не приставлял пистолет к его виску и не вынуждал поставить свое состояние на кон в карточной игре.
Все эти годы Динни искала чудовище, на которое могла бы свалить вину за свои беды. Да, Рейф Трублад не положительный герой, но он всего лишь грешный человек. Он совершал неблаговидные поступки, но у него были причины для этого. За его хвастовством, за его пьянством и наглостью скрывался несчастный, одинокий человек, не способный справиться с грузом ответственности.
Ненависть не вернет Динни отца, не сотрет из ее памяти страдания, которые она испытала, и не оправдает боль, которую причинила Броди. Какое право она имела заставить его расплачиваться за проступки отца? Он не более ответствен за Рейфа, чем она за Джила.
Ей во что бы то ни стало необходимо простить Рейфу Трубладу зло, свершенное им много лет тому назад. И еще молить Господа, чтобы Броди когда-нибудь простил ее обман и то, что она бросила его у алтаря. Только эта мысль и согревала Динни.