П.К. 308, Начало лета

Прошли недели, давно стихли споры по поводу смерти лорда Зеноса. Тихие похороны старого советника состояли через два дня после его гибели. По правде говоря, мало кто из придворных скучал по вспыльчивому советнику, и не один эльф тихо вздохнул с облегчением оттого, что больше не придется скрестить с ним словесные мечи.

Похороны Зеноса не помешали простому народу устроить стихийные фестивали, чтобы отпраздновать уничтожение тайлора. Этот зверь сильно постарался, чтобы затормозить торговлю, которая все больше и больше формировала основу квалинестийской экономики. Рогатая голова чудовища на время была выставлена у юго-западной сторожевой башни, и выстроились длинные очереди эльфов, многие в сопровождении возбужденных детей, чтобы взглянуть на трофей.

Танис оказался в фокусе восхищенных взглядов простых эльфов Большого Рынка, и подозрительных придворных из Башни и дворца. В обоих случаях он чувствовал себя неловко. Кроме того, Лорана избегала его и обращалась к нему с показной прохладностью в тех случаях, когда они не могли уклониться от встречи. В результате, он все больше времени проводил в мастерской Флинта, глядя, как гном готовит эскизы медальона Портиоса к Кентоммену.

«Беседующий вчера заполнил вакансию лорда Зеноса», — заметил однажды утром Танис, наблюдая, как руки гнома порхают над эскизом с кусочком угля.

«Кем?»— спросил гном.

«Литанасом, конечно».

«Представляю, как это укрепило его ухаживания за леди Селеной», — заметил Флинт.

Танис кивнул. «Ультен бродит с видом потерянной души, вздыхая и глядя на Селену, словно…»— он подбирал подходящее сравнение. Внезапно его задумчивость нарушило цоканье копыт мула, и в открытой двери мастерской появилась Быстроногая, в ее прозрачных карих глазах светилось обожание. «… словно страдающий от неразделенной любви мул».

Смахнув с легким проклятием рисунок, Флинт перехватил создание, когда оно ступило копытом через порог. Ругая животное, он повел его обратно в сарай.

Когда стихло ворчание Флинта, Танис встал и подошел к столу. Свыше дюжины набросков, изображавших различные виды медальона, лежали на его деревянной поверхности. Флинт экспериментировал с различными комбинациями эльфийских символов — осиновыми листьями, конечно же, и другими элементами леса. Он даже набросал карикатуру на Портиоса, намекавшую на упрямство и силу, сделав акцент на постоянно недовольном выражении лица эльфийского лорда; Флинт нарисовал большую «X» через весь эскиз. Танис решил, что вариант, изображавший переплетенные осиновые, дубовые и ивовые листья, нравится ему больше всего.

Флинт протопал обратно в мастерскую и захлопнул дверь, невольно перекрывая доступ приятному бризу, облегчавшему летний зной. Из-за жары он снял свою обычную тунику и был одет только в легкие брюки пергаментного цвета и свободную рубашку, цвета яйца дрозда, собранную спереди и сзади и оставленную распущенной.

«Этот треклятый мул», — проворчал гном. — «Я сделал четыре разных задвижки для ее стойла, и она справилась со всеми».

«Флинт, она обожает тебя. Знаешь, любовь преодолевает все», — прокомментировал Танис, пряча улыбку.

«Моя мама говорит ‘Любовь и деньги принесут тебе хрустящую булочку с сыром на воскресном рынке’», — заметил Флинт, его внимание вернулось к рисунку.

Танис открыл, было, рот, чтобы прокомментировать наброски Флинта, и снова захлопнул его. Сбитый с толку, он уставился на гнома. «И?»— наконец спросил он.

«И?»— эхом повторил гном, подняв кустистую бровь.

«И что это означает?»— спросил полуэльф.

«Один Реоркс ведает», — ответил Флинт, усаживаясь за стол и снова беря уголек. — «Просто так говорила моя мама».

«А».

Флинт перевернул рисунки, чтобы Танис мог их увидеть. «Какой тебе больше нравится?»

Танис указал на переплетенные листья. «Вот этот, но он слишком незамысловат».

Гном задумался над наброском. «И я так считаю. Проблема в том, я не могу понять, из металла или из дерева делать медальон».

Танис вопросительно посмотрел на гнома.

«Кажется», — пояснил Флинт, — «что дерево будет хорошим носителем — показывающим связь эльфов с природой. Но резной деревянный медальон будет похож на те березовые диски, что дети используют во время игры вместо монет». Флинт развернул эскизы обратно к себе. «Не подобающее сходство, чтобы отпраздновать совершеннолетие наследника Беседующего».

«А как насчет стали?»— спросил Танис.

Флинт, задумавшись, отрешенно пробормотал: «Так-то оно так. Это драгоценный металл, но сталь производит впечатление холодности и бессердечности. Возьмем кулон твоей матери». Танис коснулся эфеса меча, который он по-прежнему упрямо таскал повсюду с собой. «Он прекрасен, но… какой-то отстраненный. Красивый — и для тебя, ее сына, полон значения — но не теплый».

Полуэльф смотрел, как гном опустил лоб на руки. «У меня осталось не так много времени», — пожаловался он. — «Кентоммен наступит через две недели, а мне еще нужно отнести Беседующему эскизы на утверждение».

Когда Танис ничего не сказал, гном в последний раз потер глаза, встал и пересек жилище, подойдя к дубовому буфету, в котором стоял огромный поднос с малиной. Он воспользовался деревянным совком, чтобы наполнить ягодами две керамические чашки.

«Еще один подарок от Эльд Айлии?»— простодушно спросил Танис. — «Как та рубашка, в которую ты сегодня вырядился?»

Флинт с подозрением уставился на Таниса. «И что это должно означать?»

«О, ничего». Танис поднял руки, как бы сдаваясь.

Гном указал совком на полуэльфа. «Айлия стала хорошим другом. И, парень, должен добавить, что ты и сам провел изрядно времени с ней за последние две недели».

Танис зачерпнул ягоды из одной чашки и съел их. «Не желаешь, чтобы я полил их сливками?» Флинт охлаждал продукты, включая молоко и сливки, запечатывая их в керамические кувшины и опуская те в родник на заднем дворе.

Гном отправил ложкой в рот изрядную порцию малины, закрыл глаза и медленно принялся жевать, бормоча: «Прекрасно, даже сами по себе». Затем его серо-стальные глаза распахнулись, и он сердито посмотрел на полуэльфа. «И, в любом случае, я заплатил Айлии игрушками. Это не подарки». Он поднял чашку и вернул на стол, чтобы рассмотреть свои рисунки.

Танис решил, что пришло время сменить тему. «Если ты не можешь выбрать между деревом и сталью, почему бы не совместить их?» Из-за ягод его голос прозвучал невнятно.

Флинт кивнул, не особо обратив внимание. Затем он обернулся к Танису. «Что ты сказал?»— спросил он.

«Почему бы не совместить…»

Но Флинт уже вытянул другой лист пергамента и неистово принялся черкать. Он бормотал себе под нос, но Танис не мог разобрать слов. Полуэльф вздохнул. Оно и к лучшему; в такую отупляющую дневную жару Танис в любом случае уже был готов вздремнуть. Пять минут спустя, полуэльф свернулся на койке Флинта и сонно засопел.

Гном продолжал работать.

* * * * *

Уже вечерело, когда Флинт, наконец, оторвал голову от листа. «Парень, взгляни на эти. Мне нужно твое мнение». Он оглянулся на Таниса, но полуэльф едва пошевелился. «Ладно!»— Флинт еще раз взглянул на свое творение, затем скатал один лист в цилиндр, оставив другие на столе, и отбыл, тихо закрыв дверь.

Тридцать минут спустя Флинт разворачивал бумагу на мраморном столе Беседующего в Башне. Солостаран склонился над ней, чтобы изучить предложение гнома.

«Я решил смешать золото, серебро, сталь, олений рог, красный коралл и малахит», — оживленно произнес гном. — «И древесину осины».

На эскизе был изображен медальон размером с детский кулачок. На нем был изображен лесной пейзаж, с осиной на переднем плане и тропинкой, ведущей между елями к холму. Над холмом располагались две луны. «Я изготовлю медальон в виде сэндвича из стальной подложки и золотой лицевой части. На золотой я вырежу рисунок — деревья, луны, дорожку».

Солостаран кивнул. Это было понятно. «А как насчет коралла и малахита?»— спросил он. — «Куда они встанут?»

«Я инкрустирую вставку», — пояснил Флинт. — «Когда я соединю вместе две пластины, я заполню контуры деревьев — зеленым малахитом листья и ветки, а коричневым рогом оленя — ствол. Дорожка будет из рога и стали. Одна луна, Лунитари, будет из красного коралла. Другая, Солинари, из серебра».

Но Беседующий выглядел колеблющимся. «Это красиво, но также и замысловато. Ты уверен, что сможешь сделать его за две недели?»

Флинт подмигнул и зачерпнул полную горсть сушеного инжира и глазированного миндаля из серебряной чашки на столе. Когда бы гном ни приходил, чашка всегда оказывалась полной, но Флинт никогда не делал паузы, чтобы оценить значимость этого; он только поздравил себя с большой удачей, что у него есть друг, чьи вкусы на снеки совпадают с его собственными. «Самое тяжелое — это придумать», — произнес гном. — «Все остальное легче».

«Дизайн устраивает?»— Флинт уверенно ждал, зная, что Беседующему понравилось, но желая услышать, как тот произнесет это вслух.

«Он безупречен», — сказал Солостаран.

Лицо гнома осветилось улыбкой. «Хорошо. Тогда я прямо сейчас приступаю к работе». Он протянул руку за рисунком.

Голос Солостарана остановил его. «Мастер Огненный Горн. Флинт».

Гном посмотрел на своего друга.

«Что говорят о том, что последовало за смертью лорда Зеноса?»— тихо спросил Беседующий.

Рука Флинта зависла над пергаментом. Затем он медленно скатал эскиз. «Ну, ты же знаешь, у меня сейчас не много дел с большинством придворных». Особенно после того, как он принял сторону Таниса после охоты на тайлора, мог бы добавить гном.

«Тогда, что говорит простой народ?»

Флинт завязал шнурок вокруг скрученной бумаги и медленно выдохнул. «Лорд Зенос не особо бы любим большинством, особенно теми, кого он рассматривал… низшим сословием», — осторожно произнес он. — «Но многие эльфы также разделяют его мнение о необходимости изоляции Квалинести от остального Кринна». Он решительно продолжил. «Те же самые эльфы не одобряют и моего присутствия здесь, так же как они и не в восторге оттого, что в городе живет полуэльф».

«В каждом вопросе есть свои фанатики», — прошептал Солостаран. — «Вопрос в том, насколько они сильны».

«Этого я не знаю, сэр».

Солостаран грустно улыбнулся. «Зови меня ‘Беседующий’», — произнес он. — «Помнишь, как я сказал тебе это в тот день, когда ты прибыл в Квалиност?»

«Помню ли я?»— гном хмыкнул. — «Как я могу забыть? Кто еще получает уроки придворного этикета от самого Беседующего с Солнцем?»

Солостаран промолчал, и, в конечном счете, его улыбка и ухмылка Флинта увяли. «Флинт, многие придворные недовольны. Они говорят… они говорят, что я защищаю Танталаса, потому что он мой подопечный. Они говорят, что я должен изгнать его».

Изгнать Таниса? «Это же абсурд», — произнес Флинт. — «Он не убивал Зеноса. Разве Мирал не объяснил, как всплеск магии мог отклонить вторую стрелу?»

«Флинт», — сказал Солостаран, — «я за последние недели переговорил с множеством адептов магии, и они все согласны в одном. Обстоятельства, подобные тем, что обрисовал Мирал, крайне маловероятны. Его трактовка звучит так, что мощная магия тайлора могла ‘срикошетить’ от слабого мага, вроде Мирала, и каким-то образом сбить с курса одну маленькую стрелу, чтобы она попала эльфу в грудь. Они говорят, что это не невозможно, но неправдоподобно. Для начала, такой ход событий убил бы кого угодно, кроме могучего мага».

«Все прошедшие недели я ходил от эксперта к эксперту, надеясь отыскать того, кто скажет ‘Да, скорее всего, так и случилось’».

Солостаран отодвинул свое кожаное кресло от массивного стола и повернулся лицом к громадным окнам. «Флинт, этого не может быть. Любой сведущий в магии скажет это». Несмотря на ослепительную жару снаружи, внутри здания из мрамора и кварца сохранялась прохлада. Флинта охватила дрожь.

«И как вы поступите, Беседующий?»

«Что я могу сделать?»— спросил Солостаран, его рассерженное движение вызвало шелест государственной мантии. — «Я оказался в ситуации, когда ближайший очевидец — которому я абсолютно доверяю — говорит, что наиболее очевидное объяснение — что у Таниса были дурные намерения — просто не является правдой. Другие объяснения, которые могут оправдать моего подопечного, считаются практически невозможными знающими эльфами».

«Это приводит меня к единственному умозаключению. То, что случилось с Зеносом, не могло случиться. И все же случилось». Беседующий прошелся вдоль стеклянной стены. «Мои придворные считают, что я должен ‘что-нибудь сделать’, но то, чего они хотят, выглядит морально непростительным для меня. Я не могу изгнать Танталаса только потому, что каких-то закоснелых членов двора раздражает его присутствие, и они нашли способ избавиться от него. И еще…» Он вернулся в кресло и резко откинулся на спинку. «Почему-то я всегда возвращаюсь к ‘и еще…’».

Флинт обдумывал, что ответить, но ничего не приходило в голову. Все, что он мог пообещать, это обдумать эту тему и держать уши раскрытыми, чтобы изучить мнение эльфов.

Когда несколько минут спустя Флинт вышел из Башни Солнца, собираясь медленно пройтись по бело-голубым мощеным улицам к своей мастерской, на ступеньках Башни его поджидала знакомая фигура. Маленькая толпа восхищенных детей собралась вокруг Быстроногой, которая подняла свою седую морду и восторженно прокричала, когда Флинт приблизился. С хомута, изготовленного для нее Флинтом, свисал оборванный конец веревки — его последняя попытка обрезать ей крылья.

«Ты дверная ручка от мула!»— раздраженно пропыхтел гном. — «Только кендер может быть большей чумой». Он схватил сжеванный конец веревки и потащил потерявшее голову животное по улице.