О том, как молодой султан Кадырберды поднял войско, пошёл на Идегея, и о том, как Идегей пал в этой битве.

В это время Кадырберды

Повелел созвать свою знать,

Чтобы властное слово сказать:

«До тех пор, пока жив Идегей,

Никогда не станет моей

Золотая Идиль-страна,—

Надо встать, сейчас не до сна!

Или я, или Идегей!

Хватит спать, — на коней, на коней!»

Кликнул клич молодой султан,

Чтобы ратный сплотился стан,

Стяг отцовский взметнул высоко:

У него сломалось древко,—

Значит, новое нужно древко!

Дум-думбак загремел, чтоб поднять

Для сраженья ханскую рать.

Кин-Джанбай с советом пришёл:

«Нынче будет поход тяжёл.

Погляди: разозлился Идиль,

Широко разлился Идиль,

Будет трудно его перейти.

Мой султан, давай подождём,

Пусть Идиль покроется льдом,

По замёрзшей реке мы пройдём.

Наш противник стал староват,

Идегею за шестьдесят,—

Может, лучше отложим поход?»

Но султан эту речь отклонил,

Он решения не изменил:

«Если реку покроет лёд,

Кто замёрзшую не перейдёт?

Ждать, пока Идегей умрёт?

Но, скажи, надо ль быть храбрецом,

Чтобы справиться с мертвецом?

Надо летом Идиль пересечь,

Надо взять Идегея живым…

Бии, вам говорю свою речь:

Не страшитесь, бии мои,

Храбрецы лихие мои!

День настал, — да свершится месть.

Голова для этого есть,

Чтоб с размаха её отрубить!

Надо время поторопить:

Нурадына свалил недуг,

Он страдает от тяжких мук.

Идегея малая рать

Занята полевым трудом.

Хватит вам, храбрецы, отдыхать,

Эй, по коням! В поход пойдём!

Через бурный Идиль перейдём.

Если при смерти Идегей,—

Идегея возьмём живьём!»

Молвил слово Кадырберды,—

Молодого Кадырберды

Поддержали шесть областей,

Согласились войну вести

Шесть наследников биев шести.

Знатных биев семь сыновей.

Половина тарханов, те,

Земли чьи отобрал Идегей,

Ханскому сыну были верны,

Приготовились к делу войны.

Клич раздался тогда боевой:

«Наш султан, ты правду сказал,

Поведи, мы пойдём за тобой!»

Снарядили быстрых коней,

Снарядили храбрых мужей.

Войско поднял Кадырберды

И повёл до речной воды,

Переправился через Идиль.

Но предчувствовал Идегей,

Что придёт враждебная рать,

Приказал он бойцов собрать,

Чтоб готовы были к войне.

На своём походном коне,

На своём Тарлан-Бузе верхом

Поскакал на битву с врагом.

Мощь его, несмотря на года,

Бушевала, точно вода,

Берега затопившая вдруг.

Ратоборцам стоять повелел,

Тарлан-Буза плетью огрел.

Там, где нужно, натягивал лук,

Там, где нужно, грозил ружьём,

Там, где нужно, разил копьём

Или сабли своей остриём.

То он справа валит врагов,

То он слева жалит врагов,

То, как волк, он режет овец,

Чтоб пришёл отаре конец.

Было утро, спустилась мгла —

Пыль густая на землю легла.

Эта битва была тяжела,—

Тяжела работа была.

Скоро стали для дела войны

Берега Идиля тесны.

От копыт не осталось коней,

От голов не осталось мужей.

Мертвецов валялись тела,

Сосчитаешь, — нет им числа.

На удар отвечал удар,

Друг друга пришлось убивать

Двум войскам свободных татар,

Когти, зубы пришлось вырывать.

А была ли в этом корысть,—

Чтобы горла друг другу грызть?

Был у воинов ум помутнён.

Этот пал, пополам рассечён,

Тот затоптан, к земле примят…

Опустился на землю закат,

Потемнел небосвод над рекой.

Очень мало осталось в живых

На одной стороне и другой.

Идегей был мужем таким:

Если смерть приближалась к нему

И в лицо дышала ему

Мертвоносным дыханьем своим,—

Идегей не кидался вспять,

Если смерть начинала гулять,

И сто тысяч сильных мужей,

Как рабы, склонялись пред ней,—

Не склонялся один Идегей.

Кин-Джанбай, при свете звезды,

Обратился к Кадырберды:

«Идегею за шестьдесят.

Ослабел, устал супостат.

Обе рати гибнут в бою,

Истощая силу свою,

Так не лучше ль тебе, властелин,

С ним сразиться один на один?»

Кин-Джанбаю Кадырберды

Так ответил, гневом объят:

«Идегею за шестьдесят,

Но отважный муж Идегей

Не похож на прочих мужей:

Он средь них — единственный муж,

Он средь них — воинственный муж!

Идегею подчинена

Золотая Идиль-страна,

Значит, нет ему равных в стране,

С ним сразиться выпало мне.

Волком я на него наскочу

И за голень крепко схвачу,

Разорву сухожилье его,

Всем явлю бессилье его,

Словно лев, я ринусь к нему,

Вырву дух и себе возьму,

Налечу на него, как пурга,

Полюбуюсь паденьем врага,

Если славу добыл он в борьбе,

То и славу я вырву себе!»

Так султан сказал, разъярён.

Саблю выхватил из ножон,

К Идегею помчал коня,

Молвил слово Кадырберды:

«Надо мной четыре звезды

Предвещают рождение дня

И при свете царственных звёзд

Иноходца серого хвост

Стал в четыре обхвата теперь.

Чёрным дням нет возврата теперь!

Все согласны: Кадырберды

Будет ханом, главою орды,

Пораженья не ведает он,

Славу предков наследует он,—

Чтоб сразиться, родился день!

На себя кольчугу надень,

Ты секиру в руки возьми,

Перед всеми предстанешь людьми,—

Чтоб рубиться, родился день!»

Так ответствовал Идегей:

«Чтобы над головою твоей

Воссияли четыре звезды,—

На земле не родился день!

Чтоб хвоста твоего скакуна

Увеличилась толщина,—

На земле не родился день!

Чтобы стал главою орды

Слабосильный Кадырберды,

Чтоб на троне поднялся он,

С Токтамышем сравнялся он,—

На земле не родился день!

Чтоб с секирой, в кольчуге стальной

Ты сумел схватиться со мной,

Чтобы первым удар мне нанёс,—

На земле не родился день!»

Молодой султан произнёс:

«Я как облако в страшный мороз

На тебя прольюсь, леденя,

Дело есть к тебе у меня,

Это дело — битва-резня!»

Так ответствовал Идегей:

«Я с тобой, у которого снег

Из морозных сыплется век,

Чьи ресницы льдинок белей,

С тем, кто ищет для битвы меня,

Кто пришёл, всё вокруг леденя,—

Состязаться ещё могу.

Моему надо помнить врагу:

Лев, хотя он годами стар,

Нанести способен удар,

Хватит сил, чтоб врага поразить,

Чтобы свечку одну погасить!»

Так тягались при встрече мужи

И, явив красноречье, мужи

Друг на друга, подняв топоры,

Налетели, как две горы.

Крепких лат зазвенела медь.

Щит, с другим столкнувшись щитом,

Словно гром, начинал греметь.

Вся земля разверзалась тогда,

Две горы, казалось, тогда,

В бой вступили, себя не щадя,

И в живых остались хотя,—

По земле провели они шрам!

Два врага двум подобны горам,

На земле пламенеет порез…

Поднял палицу Идегей,—

Шесть батманов был её вес,—

Но ударил секирой своей

Идегея Кадырберды.

Зазвенел Идегея щит,

И услышав, что он трещит,

Идегей поднял палицу вновь,

Но секирой ударил вновь

Быстрый на руку Кадырберды,—

Просочилась сквозь латы кровь.

Молодой султан был удал:

Захотел секирой своей

В третий раз нанести удар,

Но отважный муж Идегей

Трижды палицу покрутил,—

Хоть была она тяжела,

Весом в шесть батманов была,—

И ударил, да так, что спина

Раскололась у скакуна.

Покачнулся султан, чуть дыша,

А из темени брызнула кровь,

Вместе с кровью ушла и душа.

Мёртвый султан свалился в прах.

Охватил его биев страх.

Повернул коня Идегей,

Поскакал он к рати своей.

Тут воскликнул мурза Барын:

«Токтамыш был наш властелин,—

Прекратился теперь его род.

Кто на ханский престол войдёт?

Ханом теперь кого назовём?

Кто теперь сохранит наш Дом?

Если, Идиль-страну захватив,

Идегей останется жив,

Он замыслит вас погубить.

Токтамышевы бии, тогда

Разразится над вами беда,

Перестанете биями быть.

Что вы скажете мне в ответ?

Кто на ханский престол взойдё?

Станет ханом у нас только тот,

Кто, помчась Идегею вослед

И догнав, обезглавит его,

Кто в живых не оставит его!

Чтоб его догнать, смельчаки,

Будем быстры, будем ловки.

Полдуши ещё теплится в нём,—

У него и её отберём!»

И когда так сказал Барын,

Шесть вельмож, шесть знатных мужей,

И двенадцать ратных мужей

Идегею помчались вослед,

Боевых погнали коней,

Ищут, рыщут: где Идегей?

Но вблизи Идегея нет,

И вдали Идегея нет!

Мчатся, настичь его спеша.

Вот и озеро гладко блестит.

Возле зарослей камыша

Увидали следы от копыт:

Начались у озёрной воды,

Но теряются дальше следы.

Шесть вельмож, шесть знатных мужей,

И двенадцать ратных мужей,

Говоря: «Убежал Идегей!»,

Повернуть решили коней.

Но сказал им Барын-мурза:

«Нас обманывают глаза.

Да, следов потерян конец,

Но, видать, Идегей-хитрец,

Пятя коня и тихо дыша,

Скрылся в зарослях камыша,

Не поворачивайте коней.

Если жив ещё Идегей,

Мы его в камышах возьмём.

Попытаемся, позовём,—

Быть не может, чтоб Идегей

Не откликнулся из камышей».

Возле камышовых стеблей

Громко Барын запричитал:

«Был великим муж Идегей,

Был могучим наш аксакал,

И владел он таким конём:

Пятна белой глины на нём.

Мужем таким был Идегей:

Многих старше, он был всех мудрей.

Говорил он всегда тому,

Кто моложе его был на год:

„Погоди, единственный мой,

Выстрелю я, как время придёт“.

Говорил он всегда тому,

Кто был старше его на год:

„Подожду, единственный мой,

Первым стреляй, пришёл твой черёд“."

Услыхав, что Барын говорил,

И поднявшись из камышей,

Так ответствовал Идегей:

„Серого скакуна я свалил,

Я секирою раздробил

С золотыми застёжками щит.

Мною Кадырберды убит.

Неужели я вас побоюсь,—

Никуда не годные вы,

Пугала огородные вы!

Погодите, я появлюсь,

Вашей кровью омою своё,

В битвах прославленное копьё,

Саблей взмахну — и гром разбужу,

Молниям засверкать прикажу!“

Вырвался вперёд Идегей —

И задрожали близь и даль.

Обнажил он сабли своей

Грозную дамасскую сталь.

Как взмахнёт он левой рукой,—

Кровь течёт багряной рекой,

Как взмахнет он правой рукой,—

Души вылетают из тел.

И, хотя на коне не сидел,

Бил, крушил, громил Идегей.

Шесть вельмож, шесть знатных мужей,

И двенадцать ратных мужей

Окружили со всех сторон

Пешего, чтобы был сокрушён!

Стрелами шестью поражён

И двенадцатью копий пронзён,

Вёл такую войну Идегей:

Кровью, чьи ручьи растеклись,

Головы камышей налились.

Речь такую повёл Идегей:

„Страх неведом душе моей,

Не пугайте, я не боюсь.

Если настал мой смертный час

Никуда не скроюсь от вас,

И от смерти я не спасусь.

Ради родной земли я жил,

Счастьем народа я дорожил,

Только добру я службу служил.

Понял ли меня мой народ?

Ради него я бился в бою,

Вихрям грудь подставлял свою.

Если не понял меня мой народ,

То не пришёл моей смерти черёд,

Буду стоять я там, где стою!“

По одному убивая врагов,

Воин-богатырь Идегей,

Глубоко их поранив коней,

Уничтожил двенадцать мужей,

Но раскрылись раны его

Что ни миг — он слабей и слабей.

Тут подъехал к нему Барын,

Саблей обезглавил его,

Тело окровавил его.

Отделилась от плеч голова

И, катясь, сказала слова:

„Что тебе я сделал, Барын?

Пусть в роду твоём ни один

Брата никогда не найдёт.

Пусть погибнут твой дом и род!

Хана я сверг, чей день померк,

Я и ханского сына низверг

Ханом и ты не станешь вовек.

Ты отверг и мир, и любовь.

Не молоко ты пролил, а кровь,

Кровью моей упился ты.

Но чего же добился ты?

Вот увидишь, что будет с тобой,

Если восстанут, двинутся в бой

Аждаркан, Казань и Крым,

Чтобы тебе и людям твоим

За погибель мою отомстить:

Платой крови будешь платить!“

Эти слова сказав, голова,

Повернувшись к солнцу сперва,

Произнесла запёкшимся ртом:

„К свету будущий день не придёт,

Если сами к нему не придём“.

Так сказав, испустила дух.

Стало темно и тихо вокруг.

Голову, что отрубил Барын-бий,

На копьё нацепил Шырын-бий.

Смута настала в Идиль-стране.

Гибли в междоусобной войне

Множества отцов и детей,

Как предсказал муж Идегей,

Тёмный день на землю пришёл.

Сотворённый Чингизом престол

Стал престолом, где кровь лилась.

Ханский дворец исчез из глаз.

Край разорённый стал пустым.

Отошли друг от друга тогда

Аждаркан, Казань и Крым.

Золотая распалась Орда.