Джо, моему агенту, за постоянную спокойную поддержку и Линде, моему издателю, за энтузиазм, профессиональную помощь и веру. Большое спасибо Тесс и Хэролду, в прекрасном доме которых в Корнуолле я написала большую часть этого романа, и моему старому ретриверу Хэмишу за то, что заставлял меня совершать энергичные прогулки в ветреные дни. Спасибо также Джилл Крэмптон-Смит за ее поддержку и идеи и моей подруге Марджи за разрешение использовать ее имя, но не ее характер, эксперту по винам Киму Милну за советы и прежде всего моей семье — Россу за то, что без обид терпел мои долгие отъезды, моей матери Пэм за то, что она, как всегда, пришла на помощь, и моей Шарлотте, которая помогала видеть все в перспективе.

 

Пролог

Свернувшись клубочком рядом с Тэсс, Хэтти тихонько посапывала во сне. Малышка всегда чувствовала, когда Марка нет, и заползала в постель, стараясь не будить мать. И только вместе с лучами солнца, которые начинали пробиваться сквозь занавески, Тэсс вдруг ощущала на лице дыхание дочери. Рука Хэтти легко, будто бабочкино крыло, касалась плеча, и Тэсс просыпалась под шепот: «Уже утро?»

Для Хэтти это было самое надежное место в мире, и Тэсс, которой родители никогда не разрешали забираться к ним в кровать, ни за что на свете не прогнала бы ее. Вот и сегодня она повернулась и обняла дочку, улыбаясь в темноте. Это и есть мир в душе, подумала она, когда Хэтти дернула рукой в своем ярком детском сне о песке, море и воздушных змеях в голубом небе.

Мать и дочь проснулись одновременно. Глаза у Хэтти были круглые от изумления: они дома одни, без мальчиков, и Тэсс, наконец-то, принадлежит только ей.

— Пойдем купаться? — прошептала она.

Дом надо было освободить к десяти. Тэсс приподнялась на локте и посмотрела на часы. Еще только восьмой час, а солнечные лучи, пробиравшиеся в комнату сквозь тяжелые шторы, уже предвещали яркий день.

— Хорошо.

Хэтти радостно взвизгнула и выскочила из постели.

— Пойдем, пойдем! Вставай!

Голенькая и загорелая, как коричневый тюлень, дочь побежала в ванную. Тэсс подумала о том, каким совершенным, ладным и гибким было тело Хетти по сравнению с ее собственным. Всё, после каникул надо обязательно сесть на диету. А во всем виновата ее привычка фантазировать: в такие минуты она поглощает все подряд, не заботясь о последствиях. Почему-то мальчики постоянно жуют, будто жвачные животные, и на них это никак не отражается.

— Ты что, еще кофе пить будешь?

Хэтти стояла у подножия лестницы, с тревогой глядя наверх. Она никак не понимала, зачем взрослым вечно надо пить кофе и тратить на это столько времени, когда вокруг полно куда более интересных дел. Тэсс задержалась на покрытых циновкой ступенях, перекинула через руку купальные полотенца и улыбнулась.

— Ладно, сегодня не буду. Где твои сандалии?

Хэтти недоуменно огляделась. С обувью у нее были сложные отношения.

— А зачем?

— Там камни. А впрочем, ладно.

Чемоданы, упакованные еще вчера вечером, немым укором стояли у входной двери. Тэсс решительно отвела взгляд в другую сторону. У них было еще два часа! Два часа, словно взятые взаймы, прежде чем придется ехать домой и думать обо всех неприятных обязанностях, начиная со стирки и кончая банковским извещением, из которого наверняка станет ясно, что они не могли себе позволить эти каникулы и что они все глубже залезают в долги. Нет, об этом она подумает потом. У Марджи была любимая фразочка для подобных случаев. Она называла это «выпихивать тигров». Вещи, о которых думать не хотелось, следовало «выпихивать» обратно, в темные джунгли. Тэсс посмотрела на улыбающуюся мордашку дочери и «выпихнула тигров».

— Надень джемпер, — сказала она машинально.

Хэтти тяжело вздохнула. И почему родители вечно настаивают на джемперах и куртках? Она сама знает, когда холодно, а когда нет, но ей никто не верит. Хэтти больше всего на свете ненавидела, когда ей жарко. Даже больше, чем когда ей мыли голову, и шампунь попадал в глаза. И больше, чем постоянные напоминания пристегнуться в машине, и больше, чем капусту брокколи, есть которую было все равно, что жевать кусок дерева.

Тэсс натянула поверх купального костюма старый яхтсменский джемпер Марка. От него исходил его успокаивающий запах — слабый запах лосьона после бриться, сигаретного дыма и высохшей соленой воды. Потом она надела еще и шорты, на случай, если кто-нибудь попадется по дороге. Хотя это, конечно, вряд ли возможно, — все обитатели беленьких летних коттеджей, разбросанных по крошечному полуострову, уехали домой еще вчера. Лето кончалось, а с ним и сезон влажных полотенец и пляжных шлепанцев, тающего мороженого и свежих крабов, купленных с лотка в Полперро. Конец бесцельным утренним прогулкам по магазинам в Фоуи, когда делаешь покупки просто так, ради удовольствия, а не по необходимости. Книги, пара сережек, маленькая акварель в рамке, чтобы потом повесить возле телефона и вспоминать лето каждый раз, глядя на нее. Конец особому летнему возбужденному состоянию, когда все вокруг доставляет удовольствие.

— Ладно, не надо джемпер, — смилостивилась она.

Все равно вещи Хетти уже упакованы, и только футболка, джинсы, носки и туфли аккуратно лежат на краю постели. Марк говорил, что привычка Тэсс постоянно наводить порядок и складывать все аккуратными стопками — это навязчивая идея, которая ясно показывает, что ее подавляли в детстве. Он любил поддразнивать ее этим, показывая, как по-разному они воспитаны. Тэсс обычно отвечала, что манера Марка оставлять свои вещи где попало, это не столько выражение чувства свободы, сколько обыкновенные мужские лень и упрямство.

Она открыла дверь, заметив, что у подставки для шляп все еще стоит крикетная бита Джейка — очевидно, Тэсс ее не заметила, когда прошлым вечером последний раз проверяла, не оставила ли чего.

Несмотря на раннее утро, солнце уже сияло, и на мгновение Тэсс замерла на пороге, подставив лицо теплым лучам. В такой день невозможно возвращаться в Лондон, он просто создан для ленивого отдыха.

Хэтти бежала впереди, и босые ноги ей нисколько не мешали. За последние две недели она почти не носила обуви, так что подошвы у нее огрубели.

Тропинка вела к морю мимо норманнской каменной церкви и кладбища, полного загадочных и трагических историй. Многие могильные камни, треснувшие, покосившиеся и покрытые мхом, рассказывали об умерших в младенчестве детях, часто по двое-трое в одной и той же семье. Однажды утром, когда Марк с мальчиками ушли заниматься серфингом, они с Хэтти забрели сюда. Имена на могилах так взволновали ее, будто это были старые друзья, чью смерть она когда-то оплакивала. Хэтти, лишенная почтения к смерти, прыгала через обвалившиеся могильные камни, а потом потихоньку набрала цветов с разных могил, чтобы сделать букет для матери. Тэсс взяла букет с опаской, не желая обидеть дочь, но боясь, как бы местные жители их не обвинили в акте вандализма.

Несмотря на солнце, тропинка была еще сырая, напоминая о наступающей осени, и маленькие ручейки стекали с одного ее края, сливаясь в бегущий к морю настоящий поток. Через него был перекинут мостик, перила которого отшлифованы сотнями рук, бравшихся за них всякий раз, когда ящики со льдом, сумки с мокрыми полотенцами и объемистыми масками и ластами казались слишком тяжелыми. Девочка исчезла из виду, но Тэсс не тревожилась: Хэтти прекрасно знала, куда идти, на берегу моря она наверняка подождет мать.

Большая часть тропинки была в тени от нависающих ветвей, но примерно в двадцати метрах от берега вдруг открывался вид, от которого у Тэсс всегда перехватывало дыхание. А сегодня он показался еще лучше, потому что здесь никого больше не было, и никто не портил пейзаж пляжными сумками и тентами. Тэсс очень ревниво относилась к этой крошечной бухте. Хоть она и сама была отдыхающей, другие люди вызывали в ней раздражение, будто она одна понимала секрет ее красоты.

Впереди раскинулось зеленое поле, по нему петляла пыльная тропинка до самого перелаза, от которого начинался крутой спуск к берегу. На секунду Тэсс замерла и подумала, что если бы это и был весь мир, ей бы его вполне хватило. Полная внезапной радости, она побежала по тропинке, едва удерживаясь, чтобы не раскинуть руки и не закричать во все горло, как это делали Джейк и Хэтти. Миновав перелаз, она спрыгнула вниз и огляделась в поисках Хэтти.

Крошечная фигурка сидела у воды. Море этим утром было спокойное; волны лениво накатывались одна на другую, и на темно-зеленом фоне то тут, то там виднелись белые, будто иней, барашки.

Они приезжали сюда каждое лето, и море всегда выглядело по-разному. Иногда оно казалось мрачным и неспокойным, серым, но чаще — голубым. Правда, это была не такая глянцево-бирюзовая голубизна, как в Средиземном море, а тусклая, угрожавшая холодом в глубине. Тэсс скинула туфли и осторожно направилась к Хэтти, чувствуя, как крошечные камешки впиваются в ноги.

— Купаться пойдешь?

— Вода холоднющая! — ответила Хэтти, вздрогнув от восторга. Она вытащила несколько оливково-зеленых плетей и теперь тщательно раскладывала водоросли у себя на ногах. Вода до сих пор касалась только ее пальцев, но вдруг набежавшая волна залила ноги до колен, так что Хэтти с визгом вскочила.

— А ты будешь купаться? — спросила она у матери.

Тэсс помолчала, глядя на горизонт. Темно-синюю плоскость моря нарушала только рыбацкая лодочка, паруса которой трепал ветер.

— Пожалуй. Если ты будешь.

— Тогда наперегонки! — крикнула Хэтти и помчалась по мелководью, поднимая брызги. Тэсс скинула шорты и свитер на песок, но дочь к тому времени была уже в воде по колено. Она медленно шла по мелководью, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть то на островок водорослей, щекотавший ей ноги, то на стайку мелких серых рыбешек.

— Я победила! — в голосе дочери звучало торжество.

— Только далеко не заходи! — отозвалась Тэсс. — Я немного проплыву вперед.

От холода у нее сначала онемели колени, потом бедра, живот. Но через несколько секунд онемение прошло, и, глубоко вдохнув, она нырнула вперед, немедленно почувствовав новый прилив холода, от которого зашумело в ушах. Выплыв и привычным движением убрав воду с лица, она повернулась, чтобы посмотреть на Хэтти. Та рассеянно махнула ей в ответ и снова опустила голову, зачарованно разглядывая, словно драгоценность, лежащую у нее на ладони крошечную расколотую розовую раковину.

Заправив за уши светлые, до плеч, волосы, Тэсс повернулась и поплыла, чувствуя, как ее тело начинает воспринимать ледяную воду почти как теплую, наслаждаясь тревожным ощущением, когда не знаешь, что под тобой. Неспешно переворачиваясь на спину, она смотрела на чаек в небе. Птицы ловили воздушные потоки и падали со сложенными крыльями, чтобы поймать следующие, а потом легко взмывали вверх. Тэсс поплыла, качаясь на медленных тяжелых волнах, а потом повернулась, чтобы проверить, где дочь.

Хэтти на берегу не было.

 

Глава 1

Конец каникул сопоставим разве что с концом света. Стояло бабье лето. Идущая за ним по пятам осень, а затем долгое ожидание Рождества казались Тэсс сплошной мукой. Если бы они с Хэтти могли остаться здесь одни навсегда!

Вечером неожиданно зазвонил телефон. Она как раз убиралась в кухне, готовясь к отъезду. Тэсс схватила трубку. Наверно, звонит один из мальчиков — обнаружил, что забыл что-то ужасно важное, вроде видеоигры или одного из томов «Гарри Поттера». Однако это был Марк. В его низком голосе сквозь иронически жалобный тон прорывалось настоящее раздражение.

— Тебе обязательно там оставаться? Мы приехали час назад, чертов холодильник разморозился, на полу лужи, а в хлебнице мышиные какашки. Ну, пожалуйста, Тэсс, приезжай домой. Ты нам нужна.

Ее охватили чувства, которые мог возбудить только он, — ощущение вины без всякой видимой на то причины, смешанное с тревогой и любовью. За недолгое время, что они были вдвоем с Хэтти, она уже и забыла это состояние, но оно жило в ней и вот снова заставило осторожно выбирать слова, прокручивать в голове фразы, прежде чем их произнести, стараясь предугадать реакцию Марка. Оно перекрывало чувство свободы, словно только муж и его чувства имели значение.

Ну вот, у Марка в хлебнице мышиные какашки. Как Тэсс себя ни уговаривала, все равно чувствовала себя виноватой за то, что бросила свои обязанности и как эгоистка решила провести этот драгоценный день с дочерью. Вокруг нее опять начинали «кружить тигры».

Для Марка каникулы — приятная перемена, возможность отдохнуть и провести время с детьми. Но к концу второй недели он уже с нетерпением ждал, когда наконец сможет вернуться к настоящей жизни, в которой ощущает себя уверенно и которая приносит реальные плоды. Такая жизнь утомляла его куда меньше, чем роль отца троих детей, которым все время что-то надо и которые никогда не бывали довольны его решениями все сразу. Он их обожал, но Тэсс знала, что каждодневное круглосуточное общение с детьми было для него утомительным. Для нее тоже, но она привыкла. Марка же усталость делала раздражительным, и к концу второй недели его ограниченный запас терпения иссякал.

Для Тэсс каникулы имели куда большее значение. Они давали ей шанс расслабиться и подумать. Дома размышлять никогда толком не получалось — каждый раз что-нибудь отвлекало. То надо найти пропавший учебник по географии, то спрятавшийся куда-то магнитофон. Но теперь Хэтти уже семь, мальчики привыкли к средней школе, так что пора взять свою жизнь под контроль и заняться собственными планами, а не позволять троим детям, вечно отсутствующему мужу и хаосу в доме дергать ее туда-сюда, будто водоросли в приливной волне.

Шанс иметь время подумать, а не мчаться, запыхавшись, от одной мелкой катастрофы к другой, часто не успевая даже посмотреть на себя в зеркало, показался ей знаком свыше. Невероятно, но за эти две недели, когда она делила обязанности по присмотру за детьми с мужем, Тэсс поняла, что еще не добилась в жизни того, чего хотела и к чему стремилась. От необходимости уезжать, покинуть место, где у нее впервые зародилась мысль о возможности перемен, ей становилось страшно. Тэсс боялась потерять эту надежду, боялась, что, столкнувшись с повседневными проблемами, она сломается, а ее планы окажутся смешными и невозможными.

Марк, конечно, рассердился, что Тэсс не поехала с ним в Лондон и что ему пришлось всю дорогу слушать, как Олли и Джейк без всякого удовольствия обсуждают, что завтра в школу, и спорят, кому сидеть спереди рядом с папой. И именно ему придется открыть входную дверь и столкнуться с затхлым воздухом дома и кучей счетов. За пятнадцать лет их брака она, сама того не желая, стала его буфером, защитой от повседневных мелочей. Так что когда ему приходилось бывать с детьми наедине, он чувствовал себя неуютно. Только благодаря ее отсутствию он начинал понимать, сколько мелких забот, на которые он даже не обращает внимания, ежедневно ложится на ее плечи. Марк терпеть не мог оставаться в доме без Тэсс.

— Может, ты выедешь сегодня? Джейк говорит, что он не может найти свой школьный галстук, а Олли, кажется, оставил ноты в школе.

— Нет, не оставил, — немедленно отозвалась Тэсс. — Они в табуретке у пианино. Галстук Джейка в ящике для носков, и он это знает, просто нарочно создает трудности.

— А у меня есть чистые рубашки?

Тэсс поморщилась в телефонную трубку. Почему он не знает, есть ли у него рубашки? Разве трудно открыть шкаф и посмотреть, а если чистых нет, то выстирать одну в машине. Мужчины вечно изображают беспомощность перед проблемами, для решения которых требуется только здравый смысл.

Но она и сама виновата. Хотя они вступили в брак как равные, необходимость заставила ее пойти на компромисс, уступая бесконечным требованиям, которые налагала на нее необходимость организовывать дом и воспитание детей. Марку платили больше, и поэтому его карьера была важнее. В результате он постепенно оказался в стороне от неприятных дел, вроде необходимости развлекать проснувшегося в пять утра малыша или запихивать белье в стиральную машину перед тем, как уйти на работу, а по дороге заносить в ясли ревущего ребенка. Ему надо было высыпаться, у него были важные дела. Хотя этот компромисс на тот момент был полезен, он привел к тому, что вся ответственность легла на нее. И если что-то с детьми или домом было не так, вина с годами стала возлагаться на нее, перестав быть чьим-то проступком. Эта ноша становилась все тяжелее, особенно теперь, когда дети подрастали. Им бы следовало брать на себя больше обязанностей, но трудно убедить сыновей в необходимости убирать за собой, если они всю жизнь видят, как отец устраняется от этого. Правда, если Тэсс просила его о чем-то, он всегда охотно помогал ей. Она раздражалась прежде всего потому, что сам по себе Марк не замечал тех дел, которые поручала ему жена.

Когда-то она гордилась тем, что жертвует собой, не заботясь о том, ценят ее или нет. Теперь это было просто невыносимо.

— Наверняка в шкафу есть рубашки, пойди посмотри, — отозвалась она торопливо, видя, как Хэтти открыла холодильник и достала почти полную коробку с апельсиновым соком. Тэсс знала, что ей его не унести, и если вовремя не вмешаться, то через минуту только что подметенный серо-голубой пол будет весь залит соком.

— Мне пора, — сказала она. — Хэтти вот-вот уронит что-то ужасное.

— Так ты приедешь?

— Я еще не уложила вещи. Приеду завтра с утра и позвоню тебе, когда буду дома. Ладно?

— Ладно, — Марк явно не хотел ее отпускать. — Да, и Тэсс…

— Что? — спросила она, стремясь закончить разговор, протягивая свободную руку, чтобы предотвратить липкую катастрофу.

— Я по тебе скучаю. Возвращайся.

 

Глава 2

Тэсс положила трубку, другой рукой крепко держа коробку с соком. Она ожидала, что ее настигнет чувство вины, но на самом деле ощутила лишь облегчение.

Она не могла вразумительно объяснить Марку, почему так отчаянно нуждалась в последнем вечере в коттедже, который могла провести по своему усмотрению. Мальчики и муж создавали слишком много шума, у них все время что-нибудь терялось, а приготовление еды и уборка наплывали и отступали, будто прилив. Хотя бы один вечер Тэсс хотела ничего не делать. Она могла уложить Хэтти в постель, а потом просто сидеть на удобной голубой тахте в гостиной возле пианино, держа в руке бокал холодного белого вина, и смотреть в сад, спускавшийся по склону скал, представляя себе скрывавшееся за ними море. Ей хотелось провести вечер в одиночестве, чтобы подумать и послушать тишину.

А еще она хотела спокойно попрощаться с домом. Тэсс любила летний коттедж со страстью куда большей, чем их лондонское жилище, где в узкой прихожей нельзя было повернуться, не споткнувшись о скейтборды и ракетку Марка для сквоша, которой место в шкафу под лестницей, а никак не здесь. Ее когда-то пылкие чувства к своему дому с годами угасли от привычной повседневности брака.

Приближаясь к корнуоллскому коттеджу, где они проводили лето последние восемь лет, она чувствовала, как забота и ответственность, ее постоянные спутники, спадали, как тесная и неудобная одежда. Проезжая в ворота под нависающими ветвями каштана и останавливаясь на неровном гравии у голубой двери, увитой ползучими розами, Тэсс каждый раз как бы возвращалась домой. А расставаясь с тем глубоким покоем, который давало это место, ей казалось, что она оставляет здесь частичку себя. Даже когда дети были совсем маленькие и требовали постоянного внимания, здесь она заново открывала собственную индивидуальность, которую, казалось, совсем потеряла.

Впервые осматривая четырехэтажный дом в Клапаме, они с Марком отчаянно стремились вырваться из квартиры с одной спальней — Тэсс тогда была беременна Джейком — и замечали только его достоинства. Высокие потолки, лепные карнизы, дубовый пол и кухня в подвале со старой голубой плитой казались воплощением просторного семейного дома, где они непременно будут счастливы. Но в порыве первой влюбленности Тэсс и Марк не обратили внимания на влажность, старую проводку и узкие коридоры, в которых двоим трудно разойтись, не прижимаясь к стене. И комнаты не показались маленькими, не заметили они и того, что любой звук разносится по всему дому. Не знали они и того, как быстро окажется недостаточно трех спален.

Сидя на тахте и поджав под себя ногу, Тэсс размышляла об их доме, который слишком мал для пятерых и давно нуждается в ремонте. Когда перед каникулами Марк сказал, что пора бы подумать о переезде, она, понимая необходимость этого, подумала не только о том, что у них нет средств на дом попросторнее, но одновременно почувствовала и укол страха. Тогда она решила, что причина ее вечного беспокойства заключается в деньгах, просто брать еще большую закладную глупо. Но теперь, когда времени разобраться в своих мыслях достаточно, Тэсс поняла, что этот страх вызван серьезным шагом в будущее. Марк сказал, что если они поднатужатся, то больше им не придется переезжать до тех пор, пока дети не вырастут и не начнут жить самостоятельно. В тот момент Тэсс показалось, будто ее жизнь — это движение по длинному коридору, и что так будет продолжаться вечно, а на самом деле она завернула за угол и уперлась в тупик. Неужели это и все? Неужели ее жизнь расписана как по нотам, и она не в силах ничего изменить?

И каким бы обшарпанным ни был их дом, он сохранил следы большей части их совместной жизни. Например, пятно от красного вина под ковром в гостиной напоминало об одной шумной рождественской вечеринке. А несмываемое пятно на коврике в ванной осталось потому, что там обычно приземлялся их кот Найджел, пробравшись через крошечное окошко. Именно через него он обычно входил и выходил, в основном потому, что никто не в силах был дождаться, пока кот соизволит пройти через дверь. В доме, где все носились сломя голову, нежелание Найджела торопиться было непереносимо. Марк не любил его, потому что кот вечно прыгал на стол в кухне и оставлял грязные следы посреди коробок с хлопьями и бутылок молока. Дети тратили массу времени на то, чтобы скрывать от отца следы преступлений Найджела, убирая мертвых землероек из домашних тапочек и засохшие кошачьи какашки из-за тахты.

Найджел выиграл у Марка и битву за право спать на кровати Хэтти, хотя тот утверждал, что если кот устроится спать у нее на лице, то она непременно задохнется. Дочка эту мысль обсмеяла, а Марк, чтобы отомстить коту, наполовину закрыл верхнее окошко в ванной, так что растолстевшему после кастрации рыжему красавцу туда до конца было не протиснуться. Поэтому Тэсс, у которой был самый чуткий сон в доме, часто просыпалась от звука лихорадочно молотивших по стене лап: Найджел словно кошачий Винни-Пух не мог ни войти, ни выйти.

Пытаясь оправдать переезд, который они явно не могли себе позволить, Марк заявил, что ему надоел мусор на улице, теснота и периодические покушения хулиганов на их машины. Брумфилд-Роуд представлял собой приятную, широкую и зеленую улицу в тихом пригороде южного Лондона. Особенного шика в ней не наблюдалось — она находилась всего в трех улицах от пустыря и в опасной близости к району помрачнее, полному многоэтажек и наркоторговцев, но едва ли ее можно было назвать местом разгула преступности. Когда Тэсс не успевала вернуться с работы вовремя, она иногда оставляла для Олли и Джейка заднюю дверь незапертой.

В последний вечер перед тем, как Тэсс отвезла детей в Корнуолл, они с Марком долго разговаривали, и тот признался, что не понимает, почему она не проявляет энтузиазма по поводу переезда. То ли дело жить за городом, в доме с настоящим садом, а не двором и лоскутком травы, где и Найджелу-то было негде толком погулять. Если Марк будет ездить на работу на поезде, то за сумму от продажи этого дома они смогли бы купить что-то побольше, может, даже с четырьмя спальнями и садом, и в сельской местности. Ей ведь надоело бояться парней в спортивных костюмах, которые каждую ночь портят им машины? А это ему придется ездить, потому что Тэсс будет бессмысленно продолжать работать в галерее возле школы Хэтти. С учетом дороги и расходов на присмотр за детьми это будет невыгодно. Марк с энтузиазмом говорил о своих планах, и его красивое лицо было полно оживления, вызванного перспективой волнующих перемен. Тэсс не хотела высказывать свои сомнения, не хотела устраивать ссору как раз перед семейными каникулами, но это его раздражало. За четырнадцать лет брака он научился чувствовать ее возражения, даже если она молчала.

А если она согласится переехать, что с ней будет дальше? Марк разумно указал на то, сколько хорошего принесет переезд в их жизни: более привольное детство для Хэтти, меньше вредных воздействий на мальчиков, особенно на Джейка, шанс обустроить сад и завести собаку, о которой мечтали дети. Муж наконец-то будет делать что-то полезное по выходным, спокойно проводить время на свежем воздухе, а не возить детей с одних занятий на другие, поскольку сейчас они могут гулять только в парках или на пустыре, как это происходит и в других семьях, которые не могут себе позволить загородный домик на выходные.

И еще он сказал, что она вечно жалуется на нехватку времени на себя, так что переезд разрешит и ее проблему. Но во что же превратится моя жизнь, подумала Тэсс. Где я буду работать за городом? Или он имел в виду, что у нее будет время стать правильной женой и матерью, вести дом и в свободное время листать каталоги семян, а чтобы с кем-то поговорить, дожидаться Марка? И никаких Марджи и Ванессы, только бесконечный четвертый канал по радио и прогулки по грязи? Тэсс содрогнулась. Что она ясно понимала и в чем Марк никогда не признается даже себе, так это то, что переезд позволит ему еще больше углубиться в свои интересы, от которых он не откажется и на пенсии. Благодаря карьере у него такая яркая жизнь, что она поглощает всю его энергию, и в свободное время он хочет только покоя и возможности подзарядиться энергией перед очередным служебным кризисом. Для него дом — это место, где можно спрятаться. Ей же обычно хочется сбежать из дома.

Жизнь Тэсс не проходила, как у Марка, на большой сцене — она словно стояла за кулисами и выдавала всем остальным костюмы. Хотя едва ли у нее были основания жаловаться — приятная работа в галерее, совпадавшая с часами, когда Хэтти в школе, друзья, семья, дом. И тем не менее внутри нее начала образовываться пустота, которую раньше заполняла необходимость заботы о маленьких детях. Ей стало скучно. Когда-то давно она говорила, что на все готова ради возможности поскучать. Но теперь ей было почти сорок, дети уже хоть как-то могли о себе позаботиться, и у нее был шанс найти в жизни что-то более интересное. Поэтому ей вовсе не улыбалась перспектива начать готовиться к спокойной жизни на пенсии. Она только начала свое возвращение в строй.

Тэсс медленно подняла бокал и сделала долгий глоток. Может, все это глупости, и она пытается принять решение, исходя из собственных эгоистических побуждений? Может, и правда, детям будет лучше за городом? Уж Хэтти-то точно, но насчет мальчиков она сомневалась. Они станут слишком скучать по своим друзьям. У Джейка в последнее время их появилось много, гораздо больше, чем у них с Марком. И что она будет делать с двумя подростками за городом, где нет ни скейтплощадок, ни многоэкранных кинотеатров? Неудивительно, что сельские жители вечно во что-нибудь стреляют, им просто больше нечего делать.

А самое главное, если они уедут из Лондона, она лишится эмоциональной поддержки. Не будет рядом Марджи, которая живет за два дома от них, не будет Ванессы из единственного в округе дома с двумя фасадами, который стоит на более нарядном конце улицы у пустыря. Когда Тэсс впервые ее увидела, она как раз подала машину назад и, врезавшись в стоявший сзади автомобиль, вышла, даже не оглянувшись на бампер. Перекинув шарф через плечо и проведя рукой по безупречно уложенным светлым волосам, дама прошествовала к своей темно-синей входной двери. Тэсс сочла ее потрясающе шикарной и даже не посмела ей улыбнуться, когда они встретились в магазинчике деликатесов. Но в конце концов Ванесса сама подошла к ней и поинтересовалась, не ее ли сын тот красивый темноволосый мальчик, который вечно катается на скейтборде взад-вперед по улице. Тэсс робко призналась, что да, это Джейк, на что Ванесса ответила, что ее дочь Клементина в него по уши влюбилась, и чтобы они всей семьей приходили на чай.

Дом у Ванессы был такой же великолепный и ухоженный, как и она сама, что сильно расстроило Тэсс. Ванесса вела жизнь, о которой Тэсс порой мечтала в первые годы брака — никакой карьеры, богатый муж и куча времени, чтобы возиться с мебелью и ходить в косметические салоны. Однако это продолжалось недолго. Как справедливо заметила Марджи, они любили ходить по магазинам, пить кофе в «Старбакс» и обсуждать материал на занавески потому, что таким образом хоть немного отключались от карьеры, требовавшей большого интеллектуального напряжения, пусть даже у Тэсс она занимала неполный рабочий день. У Ванессы такой сердцевины не было, одна внешняя позолота. Она опасалась презрения со стороны Тэсс и Марджи и честно признавалась, что завидует их целеустремленности. Ведь ее жизненный статус определяется тем, насколько она стройна, какую одежду покупает, где находится ее дом и примут ли ее дочерей в школу Св. Павла. Глянцевую жизнь подруги портил и напыщенный муж, который обращался с ней как с секретаршей.

Несмотря на различия, за несколько месяцев женщины образовали триумвират, который был в состоянии справиться с большинством мелких повседневных неприятностей. А их было немало, включая проблемы с бывшим мужем Марджи и нытье Ванессы о том, что у нее нет цели в жизни, кроме подбора сочетающихся по цвету драпировок и надежд на новую косметическую подтяжку лица без хирургического вмешательства. Как Тэсс выживет в сельской глуши, если не будет подруг, с которыми ей легко, весело, и рядом с которыми она чувствует себя нужной и интересной?

Тэсс заерзала на тахте, вытягивая из-под себя ногу и массируя ее, чтобы восстановить кровообращение. Загоревшая на лодыжках кожа начинала облезать, а педикюр, сделанный специально для каникул, потрескался. Она рассчитывала, что сегодняшний вечер будет островком покоя, где можно принять обдуманное решение о том, чего хочешь в жизни. Возможно, смена работы это шаг вперед. А вместо этого ее наполнило ощущение тревоги. Неужели она просто боялась покинуть коттедж, вернуться домой, снова столкнуться с жизнью и с необходимостью обдумывать переезд и все, что с ним было связано? Это были конкретные страхи, которые Тэсс могла понять. Но больше всего ее пугало противоречивое и неясное ощущение того, что она больше не может играть ту роль, которую сама для себя написала. Если она станет искать себя, примет некий неясный вызов, то что найдет? Если снять маску, что останется? Тэсс подумала о том, что все время старалась сделать счастливыми тех, кого любит. Но что если так она до конца отдала и саму себя? Может быть, потому так много мужчин, включая Марка, думают прежде всего о себе, что женщины заботятся о семье и детях? У мужчин просто сильнее развит инстинкт самосохранения.

В комнате стало прохладно. Тэсс решила разжечь огонь в камине и задумалась о том, есть ли дрова в сарайчике у задней двери, но потом вспомнила, что он был заперт — летом потребности в дровах не было.

Она зябко поежилась. Снаружи темно-синее небо уже стало черным. Настолько черным, что казалось, если открыть окно, чернота затечет внутрь, будто расплавленная полуночная лава. Тишина, которая поначалу ее успокаивала, теперь казалась пугающе громкой. Пора идти спать. Тэсс вздохнула. Все эти размышления ни к чему не привели.

Когда она обнаружила Хэтти в своей постели, это показалось ей божьим даром.

 

Глава 3

Марк с трудом повернул ключ в двери и, надавив на нее плечом, толкнул. Открыть дверь пошире мешала кипа почты, аккуратно сложенная Марджи, которая заходила каждый день покормить голодного и недовольного кота. Вздохнув, Марк повернулся обратно к машине. Двери ее были распахнуты, сыновья развалились на заднем сиденье. Светловолосый Олли склонился над книгой, а темноволосый Джейк возился с мобильником.

— Мальчики! — крикнул он. — Давайте пошевеливайтесь, помогите мне.

Последовала долгая пауза, потом Джейк отозвался:

— Ага, пап, сейчас!

Но ни один из них не тронулся с места. Олли был типичным книжным червем, который, если ему нечего было читать, изучал надписи на коробке из-под хлопьев. Тэсс как-то раз застала его в уборной за чтением текста на обертке от туалетной бумаги. Если Тэсс или Марк отрывали его от чтения окриком типа «Олли, ты льешь молоко себе на брюки», он смотрел на них, будто пытался вспомнить, кто они, собственно, такие. Напряженно думал с минуту и, ответив «угу», возвращался к книге. Марка это страшно злило, а Тэсс воспринимала все куда спокойнее — она в детстве была такой же.

Олли отличался тихим и уступчивым характером — ни капли напора Хэтти и переменчивых настроений Джейка. Тэсс подозревала, что он погружался в свои выдуманные миры, чтобы спрятаться в них от своего взбалмошного и утомительного старшего брата. Наверняка он будет очень мил, когда с его щек сойдет младенческая пухлость — черты лица у него были мягче, чем резкая красота Джейка. Младшие дети унаследовали бледность Тэсс, тогда как Джейк напоминал Марка веснушками, оливковым оттенком кожи и способностью легко краснеть.

Всю дорогу домой Джейк сводил Марка с ума, потому что любой вопрос требовалось повторять по меньшей мере дважды и максимально громко. В ответ же он либо хмыкал «ага» и снова поворачивался к окну, вертя шнурок, который носил на запястье, либо просто тупо смотрел на отца. Не добившись нормального ответа на простой вопрос о том, где его школьная форма, Марк попытался повернуться, чтобы заорать «Да ответишь ты мне, наконец!», но чуть было не наехал на внезапно появившуюся перед ним колымагу, которую вела загнанного вида мамаша, за спиной которой сидел чуть ли не целый детский дом.

— Чертовы женщины! — выругался Марк.

Джейк фыркнул.

— Тебе повезло, что нет мамы — она бы тебе задала.

Марк посмотрел на него в зеркало, радуясь хоть какой-то форме связи с планетой Тинейджер.

— Хорошие были каникулы?

— Да ничего, — на секунду Джейк скинул скучающе-отстраненную маску и улыбнулся отцу, но почти сразу достал из заднего кармана мобильник и напряженно уставился на экран. Денег на сообщения у него не было: Марк и Тэсс установили Джейку строгий ежемесячный бюджет. Он израсходовал его уже к концу первой недели; чтобы хоть как-то связаться с приятелями, ему приходилось отходить на полмили от коттеджа. Слава богу, что у него были не такие родители, как у Ника, и они никогда не читали его сообщения.

Тэсс надеялась, что, отправившись домой без нее, Марк хоть немного побудет с сыновьями наедине. Он очень их любил, но в последнее время обоюдная необщительность приводила только к раздражению. Создавалось впечатление, что ему чаще удавалось поговорить с котом.

Каждый раз, когда они с Тэсс просили Джейка сделать что-нибудь, например, отнести наверх стопку свитеров, он реагировал так, будто от него потребовали отдраить душ. Он с тяжелым вздохом плюхался на ближайший стул и отвечал «Я потом, ладно?», причем «ладно» произносилось уже на грани истерики. Время, когда он беспрекословно слушался, давно прошло. С Олли было куда проще, но он настолько погружался в мир своих фантазий, что до него сложно было достучаться, к тому же мальчик постоянно отвлекался. Даже если его просили убрать постель, он находил потерянный комикс, и, через полчаса заходя к нему в комнату, Тэсс обнаруживала, что постель заправлена наполовину, а сын валяется поверх одеяла, погрузившись в чтение. Хорошо еще, что обоих мальчиков заставляли в школе заниматься спортом, а то бы они вообще разучились двигаться. Марк часто ловил себя на том, что произносит слова, которые клялся никогда не говорить собственным детям, но все возвращается на круги своя.

Когда он отодвинул почту и полностью открыл дверь, неожиданно появился Найджел.

— Черт побери! — воскликнул Марк, отскакивая в сторону.

Он совсем забыл про кота. И почему Найджел не мог, как ему и полагалось, пользоваться кошачьей дверью, а вечно сидел у входа? Они потратили кучу денег на ошейник, который автоматически открывал электронную кошачью дверь, которая, как утверждала реклама, надежно защищала от грабежей. Хотя Марк слабо себе представлял, как вообще грабитель может забраться через нее в дом. Но Найджел остался верным себе и отказался осваивать новый прибор. Несколько первых дней он сидел на траектории электронного луча, с любопытством наблюдая, как дверь непрерывно открывается и закрывается. Но проходить через это устройство он не собирался, нет уж, спасибо. Кота с такой мощной задней частью могло и прищемить. Куда надежнее было просто сидеть у передней двери и громко орать или, рискуя жизнью, карабкаться через окно ванной.

Привет, котяра.

Заметив Джейка и Олли в «дискавери», Найджел прыгнул внутрь, на удивление ловко для такого большого животного, и замурлыкал на коленях у Джейка, потираясь об него мордой. Джейк закрыл глаза и вдохнул знакомый запах горячей батареи и кошачьего корма. Пока их не было, кота кормила мамина подруга Марджи, и, судя по его толстому брюху, съедал он куда больше обычного.

— Ах ты, толстый котяра, — сказал Джейк ласково.

Найджел посмотрел на него из-под прищуренных век: Марка и Джейка он только терпел. Олли ему нравился до такой степени, что кот даже иногда спал на краю его постели, но настоящую страсть он питал к Тэсс и Хэтти. У Марка это вызывало настоящую ненависть, и он мстил коту, пытаясь выставить его из дома. Однако Найджел хитростью обычно добивался своего.

— Мальчики! Да выйдите же вы из машины, черт побери!

Джейк и Олли переглянулись.

— Не дергайся так, пап. Кинь мне ключи.

— Зачем?

— Хочу достать си-ди из машины.

Марк застонал. Ради сохранения мира он позволил Джейку выбирать музыку на обратном пути, поэтому всю дорогу они слушали монотонное нытье, иногда прерываемое царапающими звуками и нарастающим гудением, будто кто-то пытался настроить старое радио. Музыка, если ее так можно было назвать, то и дело прерывалась, а потом по непонятной причине начиналась снова. Марк терпел эту слуховую пытку, а Джейк, никак не реагируя, иногда только качал головой.

— Лови! — Марк вышел на улицу и кинул Джейку ключи, которые тот ловко поймал. Марк начал вытаскивать горы сумок из машины. Олли положил книгу и рассеянно огляделся, а Джейк понес диск в дом.

— Смотри не переутомись, — сказал Марк, когда Джейк прошел мимо него с диском под мышкой.

— Спасибо, я постараюсь.

— Тут есть совсем нечего, — крикнул Джейк, выглядывая из кухни в коридор, когда Марк перенес туда все из багажника. У него было такое ощущение, когда он расставил вещи на полу, что их оказалось еще больше, чем когда они грузили их в машину. Он беспомощно огляделся. И куда теперь все это девать?

— И еще не знаю, как тебе сказать, но в кухне весь пол залит водой.

— Черт побери!

Марк внезапно вспомнил, как, пока Тэсс проверяла, закрыты ли все окна и выставлены ли мусорные ведра, он ходил по дому, выдергивая вилки из розеток и ощущая собственную полезность. Вполне вероятно, что он выдернул лишнюю вилку. Пока Марк соображал, как свалить это на сыновей, Джейк поднялся из подвала. Нижний край его мешковатых расклешенных джинсов промок на два дюйма.

— Тут очень мокро, — порадовал он отца новостью.

— Ну так подотри, — сказал Марк. Джейк посмотрел на него так, будто он сказал: «Надень юбку и пойди поиграй в нетбол».

— Не выйдет. Здесь прямо бассейн какой-то.

— Не валяй дурака. Не может все быть так плохо.

— Так и есть. Я не шучу, папа. Спустись и посмотри.

Марк неохотно спустился вслед за ним вниз, наклоняя голову, чтобы избежать балки, которая пересекала лестницу на полпути. Когда они только купили этот дом, у Марка, с его ростом больше шести футов, со лба не сходила красная метка, пока он научился наклоняться. Какое-то время спуститься вниз, чтобы сделать себе кофе, было довольно-таки рискованным занятием.

Все дело, и правда, было в холодильнике. Они недавно купили двухдверный холодильник в американском стиле, который Марк и мальчики обожали, потому что в нем была масса всяких штучек вроде аппарата по производству льда и крана для разлива ледяной воды. Тэсс согласилась потратить на него немалую сумму только потому, что Марк уговорил фирму за него заплатить, объяснив, что ему нужно охлаждать белое вино. Марк тогда был таким героем, что остальные директора согласились. И вот в течение двух недель их отсутствия холодильник беспомощно протекал со стороны морозильной камеры.

— Где метла?

— Меня не спрашивай, — сказал Джейк, — я не девчонка.

Марк изобразил, что сейчас даст ему по уху.

— Она должна быть в том шкафу. Пойди посмотри.

Джейк посмотрел на него с вызовом, но потом передумал, видя нарастающее бешенство на лице отца. Когда папа был в таком состоянии, от него можно было ждать чего угодно.

— Ладно, ладно. Не надо так нервничать.

Подтирая пол, Марк почувствовал все нарастающее раздражение на Тэсс. Почему она настояла на том, чтобы остаться? Ну хорошо, им пришлось бы взять две машины, потому что он приехал на день позже из-за деловой встречи. Но он в этом не виноват, Тэсс знала, как он был тогда занят. Было бы куда легче приехать обратно вдвоем, и тогда она бы со всем этим разбиралась, а он вернулся бы к работе, ждавшей его в кабинете, и начал бы сортировать миллион электронных писем, накопившихся за это время.

Внезапно он представил себе, как его компьютер распухает от писем, которые могут вытечь и затопить его словами. Он хотел взять ноутбук с собой в Корнуолл и поработать там над данными продаж для нового виноградника в Венгрии, которым стал заниматься как раз перед их отъездом, но Тэсс не позволила. Это каникулы, сказала она, а не другое место работы. Марк знал, что жена права, но если бы она могла себе представить, сколько у него было непрекращающейся работы, особенно теперь, когда он стал одним из директоров фирмы. Их первым директором-австралийцем. Весьма смелый шаг для такой старомодной фирмы-импортера высококлассного вина, расположенной в самом сердце Пикадилли.

Сначала его приняли в «Мерри», чтобы оживить дела в Новом Свете. Директора понимали — без новой крови в напряженной рыночной ситуации им не выстоять. Теперь основную часть торговли контролировали универсамы, и фирме приходилось иметь с ними дел куда больше, чем с сетью небольших магазинов или индивидуальными семейными винными магазинчиками. В тот момент им нужен был неординарный представитель, и Марк с его сильным австралийским акцентом и серьгой в ухе вполне подходил для этого. Серьга давно исчезла. Когда ему исполнилось тридцать, Тэсс убедила, что теперь это уже несколько смешно. Акцент тоже сгладился, от него остались едва различимые интонации. Теперь многие принимали Марка за американца. Он больше не выделялся так, как это было, когда они с Тэсс только познакомились, стал менее колючим, революционные идеи заглушил зов успеха, больших заработков, необходимость обеспечивать семью.

В фирме Марк работал уже десять лет, а последний год — в качестве директора, и почти удвоил объем продаж. Этот успех его удовлетворял, но одновременно и раздражал. Если он так хорошо зарабатывал для компании, может, пришло время стать самостоятельным консультантом по винам? В прошлое Рождество ему вручили акции фирмы и бонус-пакет, и все это с таким видом, будто принимали в тайный мужской клуб. Хотя сумма была небольшая, и семья в ней отчаянно нуждалась, ему не принесло это большой радости. Совет директоров назначал себе все большие и большие оклады в ущерб остальным сотрудникам компании, которые работали не меньше, а то и больше их. Марку казалось, что его купили. Но самостоятельное предприятие — дело дорогое и рискованное. Пока Джейк и Олли учились в негосударственной школе, — хотя Олли, слава богу, со стипендией, — не говоря уже о закладной, он не мог позволить себе такой прыжок в пропасть.

Тэсс тоже приносила в дом деньги, но на них едва ли можно было жить. Необходимость поддерживать всё на должном уровне иногда казалась Марку гигантским грузом, давившим на плечи. Ему часто хотелось все бросить и уехать с семьей домой, в Австралию. Тэсс, думал он, не представляет, как велика его ответственность и сколько всего ему приходилось терпеть. Иногда так хотелось встать из-за письменного стола красного дерева, выйти из обитого дубовыми панелями кабинета, спуститься вниз по каменной лестнице, пройти мимо швейцара в ливрее и бежать, пока он не вырвется из города, не ступит ногами на песок и не услышит шум моря. Больше не надо будет соблюдать вежливость, быть дипломатичным и прикусывать язык, когда новый управляющий директор, этот ленивый ублюдок Руперт, сын прежнего председателя совета директоров, присваивает его достижения. Когда-нибудь он разберется с ним. А пока он давил растущее раздражение, выпивал очередную чашку кофе и брался за телефон.

Марк перестал махать метлой. Ну вот, опять: давление поднимается, пульс увеличивается, и он чувствует, как ему не хватает воздуха, а голова идет кругом. Он остановился и выпрямил спину. Напряжение, ушедшее, когда он валялся на берегу, искал с Хэтти крабов и учил мальчиков хитростям серфинга, возвращалось. В шее возникла боль и начала медленно подниматься. Похоже, опять мигрень. Нет, ему надо заняться спортом, сквошем, например. Один молодой парень на работе как раз годился в партнеры. Сорок лет — как раз возраст сердечных приступов.

Потирая поясницу, Марк подумал о Тэсс и улыбнулся. Боже, как же он по ней скучал. Она сейчас, должно быть, кормит дочь, или они вместе принимают ванну. Он завидовал отношениям Тэсс с Хэтти, да и со всеми детьми тоже. Они были такими открытыми, близкими. У него это не получалось, даже с Хэтти. Сыновья сторонились, если он пытался их обнять. Когда Хэтти была совсем маленькая, он принимал ванну вместе с ней, но теперь это было невозможно. А вот Тэсс и Хэтти часто вместе купались, и дочь маленькой рыбкой плавала над ее животом. Кожа к коже, невинная близость семьи. Кожа к коже для него означало занятие любовью с Тэсс, а с этим теперь тоже были проблемы.

Иногда он был физически так одинок, будто скала в море любви, к которой никто не может прикоснуться. Чтобы избавиться от этого чувства, ему требовались не просто слова, а занятие любовью.

Слишком уж часто он ощущал, что Тэсс делала это из вежливости, будто у нее были дела поважнее, но она соглашалась уделить ему минут десять, если он поторопится и не станет делать ничего неожиданного. Страсть стала лишь воспоминанием, хотя Марка не переставало тянуть к жене, и он никогда не хотел никого другого. Часто ему казалось, что мешает ее упорядоченной жизни, будто ненужный домашний прибор, оставленный в коридоре, который никак не уберут на место. Тэсс и дети — это единое целое, а он вроде как и совсем ни при чем. Ему же хотелось быть желанным, и спокойная практичность жены, отсутствие у нее всяческих намеков на страсть, вызывали раздражение. Когда они последний раз занимались любовью не в постели и не ночью? Однако он не замечал, что раздражительность и стресс, которые он приносил домой с работы, убивали в Тэсс желание. У нее было столь ко дел, что взрослый человек с проблемами был ей ни к чему, и отправлялся в конец списка.

Чего им не хватало, подумал Марк, так это побольше времени быть наедине. Но как это сделать с тремя детьми в слишком маленьком доме? И каникулы вдвоем им тоже не по карману.

Дом без Тэсс казался каким-то не таким, холодным и пустым. Она олицетворяла его собой. Больше всего на свете он ненавидел возвращаться домой, когда Тэсс там не было.

— А хлеб у нас есть? — Олли спустился в кухню.

— Посмотри в хлебнице, — сказал Марк.

— Нету, — отозвался Олли. — А что это за черные штучки?

Марк прислонил метлу к плите.

— Что? О господи, — простонал он, глядя через плечо Олли. — Не трогай, это мышиные какашки.

— Фу, — Олли сунул руку под кран.

Найджел сидел посреди деревянного стола, помахивая хвостом.

— От тебя, — Марк ткнул в него ручкой метлы, — абсолютно никакой пользы. Мы тратим сотни фунтов каждый год, чтобы набить кошачьим кормом твое толстое брюхо, а ты не можешь избавить нас от мышей. Что ты делал, пока нас не было? Устроил кошачью вечеринку? Смотрел видео? Гулял с дружками? Пил мое вино?

Найджел равнодушно посмотрел на него, зевнул и принялся вылизывать заднюю лапу.

— Я тебя продам и куплю приличную мышеловку, которая не ест и не гадит за тахтой.

Мальчики переглянулись, ухмыляясь. Ну да, как же. Кот был под маминой защитой. Никто его не будет продавать.

Марку очень не хватало Тэсс. Ему совершенно не хотелось мыть хлебницу. Он пять часов вел машину по забитому шоссе, и от пяти часов танцевальной музыки болела голова. Он хотел есть, и ему срочно надо было выпить. А завтра на работу.

Сверху донесся голос Джейка.

— Пап, мне не найти галстук.

— Черт побери, — сказал Марк и, взяв в винной стойке бутылку, открыл ее.

— Сейчас всего шесть вечера, — Олли удивленно приподнял брови.

— Да хоть шесть утра, мне наплевать. Какой телефон коттеджа?

Он не собирался хныкать, но подсознательно понимал, что хочет заставить Тэсс почувствовать себя виноватой. В конце концов, кухня была ее территорией, так что это нечестно, что ему пришлось наводить тут порядок. Но голос Тэсс не показался виноватым — в нем почти слышался вызов, и трубку она положила быстро, сказав, что Хэтти вот-вот что-то уронит. На самом деле Марку хотелось сочувствия, но его он не получил и, положив трубку, почувствовал себя до смешного обиженным. Он знал, что ведет себя по-детски, но не мог сдержаться. Тэсс шутила, что, стоит вечером ей собраться куда-нибудь с друзьями — а это случалось нечасто, — он всегда находил для нее срочное дело как раз в тот момент, когда она должна уходить. Даже если его не было дома, а он знал, что Тэсс будет уходить, он звонил ей и просил что-то для него найти или кому-то позвонить. В глубине души он просто терпеть не мог, когда она уходила куда-нибудь без него.

И есть в доме тоже было нечего. Марк вылил сероватую воду из ведра в раковину, оставив грязную пленку на белом фаянсе. Потом отнес свой чемодан наверх, в их спальню, оставив остальной багаж внизу. Тэсс, как всегда, оставила дом аккуратно прибранным, но что-то в нем было не так — сам воздух казался мертвым. Жена открыла бы окна, но Марку было не до того. На самом деле он хотел прилечь и допить вино, а потом взяться за почту. Но мальчиков надо было накормить.

Из комнаты Джейка донесся грохот. Марк быстро решил, что распаковывать даже его чемодан будет Тэсс, и пошел вниз, на шум.

— И что ты, интересно знать, делаешь?

Джейк вытягивал из-под кровати теннисные ракетки, старые кроссовки, журналы, диски, спущенный футбольный мяч.

— Не могу найти свои ботинки для регби.

— Брось это дело. Мама все найдет, когда вернется. Ты же не будешь играть в регби в первый учебный день, правда?

— От тебя, пап, никакого толку.

— Ну спасибо. А кто тогда за твою школу платит?

— Ладно, твоя взяла. Что есть будем?

— Пойди позови брата. Закажем из китайского ресторана.

— Круто, — довольно усмехнулся Джейк.

Стопка грязных контейнеров из фольги стояла на столе рядом с пустой бутылкой из-под красного вина. Кран как следует не закрутили, и теперь из него все время капало в раковину. Найджел понял, что никто не вздумает его покормить, и потихоньку подъедал остатки пекинской утки с проросшими бобами. На вкус это, конечно, не тунец, но тоже почти съедобная штука. Метла все еще была прислонена к раковине, а дверцу морозильника не закрыли как следует, и из нее на пол падала тонкая линия белого света; процесс размораживания начался снова.

Наверху в комнате с телевизором горел свет, а снаружи из-за занавесок можно было разглядеть меню, которое канал «Скай» демонстрировал невидимой аудитории. У лестницы в прихожей стояли пять чемоданов, валялась куча курток, три пары грязных резиновых сапог и куча полиэтиленовых мешков, а рядом с ними футбольный мяч.

Олли попытался собрать спортивную сумку, но не нашел форменную рубашку для регби и белые тапочки, которые нужны были для физкультуры. Он знал, что мама выстирала их в машине, но не обнаружил их, сухие и чистые, наверху бойлера в кухонной подсобке. Джейк практически сразу сдался, когда не смог найти ботинки для регби, но галстук все же отыскал.

Свет люстры в прихожей, подарка на новоселье от родителей Тэсс, освещал лестницу до первой площадки. Из-под двери спальни мальчиков виднелась неяркая полоска. Олли уснул поверх покрывала прямо в футболке и джинсах. Его школьная форма, которую Тэсс аккуратно сложила, упала со стула, стоявшего у кровати, и лежала на полу. Пальцы рук сына были испачканы черным кремом, который он втирал в свои ботинки, но бросил это занятие, не сумев навести блеск. Бейсбольная кепка лежала на полу, а немытые густые светлые волосы обвисли и потемнели от пота. Марку показалось, что холодно, и он включил отопление на полную катушку, а кровать Олли стояла рядом с батареей. Книжка Филипа Пуллмана, которую он читал, лежала на постели раскрытая, переплетом вверх. Джейк тоже забрался на кровать, но еще не спал; из его наушников доносился слабый звук музыки. Он совершенно забыл, что у него еще задание по истории, так что его просто убьют завтра в школе. И где, черт возьми, его ботинки?

Кот остановился в дверях, потом скользнул вверх по следующему лестничному пролету. Дверь в спальню Тэсс и Марка была открыта, но там никого не оказалось. Найджел развернулся и прошествовал в кабинет Марка. Тот сидел к нему спиной, опустив голову на сложенные руки. Возле компьютера стояла наполовину опустошенная вторая бутылка вина, а рядом с ней стакан с красными потеками. Подключение к интернету так и не было прервано, и теперь компьютер тихо посвистывал и гудел. Кот вспрыгнул на стол, намеренно прошелся по клавишам, а потом ткнулся головой в руку Марка. Хозяин дернулся, потом поднял голову. Часы на экране показывали 12.27. Он зевнул, потянулся и оттолкнул кота. Через шесть часов уже вставать. Во рту у него был неприятный вкус, а еда тяжелым комом лежала в желудке. Найджел презрительно взглянул на него, потом спрыгнул и пошел к пустой комнате Хэтти.

Пока Тэсс, теплая и довольная, спала в коттедже, Марк без сна лежал до рассвета в постели, которая казалась ему холодной и пустой. Как только он начал засыпать, неисправная сигнализация в «дискавери» взвыла, будто подавала сигнал отбоя воздушной тревоги. Марка утешала только одна мысль, что сегодня вернется Тэсс и все исправит.

 

Глава 4

Тесс лихорадочно осмотрела весь небольшой пляж. Ее дочери не было видно.

— Хэтти! — крикнула она, плывя к берегу, и ветер поймал ее голос и унес его вдаль по пустому берегу.

Под ней поднимались и опускались волны. Брызги от небольшой волны ударили ее в лицо, наполнив рот горькой соленой водой и ослепив ее. Она поплыла к берегу. Но назад плыть было куда легче, чем вперед; тогда волна несла ее дальше, а сейчас с каждым гребком она будто сражалась с неумолимой силой. После каждого гребка она снова поднимала голову и осматривала берег и воду, ища, не движется ли где светловолосая головка с хвостиком. Она будто провалилась в сон, но вот-вот должна была проснуться, и Хэтти тогда окажется рядом, смеясь на краю воды.

Она была уже в двадцати ярдах от берега, но все еще не видела дочь. Плывя, она продолжала звать ее до тех пор, пока в легких не начинало жечь, оглядывая гальку и склон до того места, где тропа заворачивала к большой скале. Она видела только небрежную кучку одежды, которую отбросила, входя в воду, она теперь была всего в нескольких футах от линии прибоя. Как она могла быть так глупа и безответственна? Как она могла уплыть от Хэтти, зная, что та может зайти слишком глубоко? Как она могла положиться на прежний опыт, на знание того, что Хэтти боялась глубоко заходить и ни разу не продержалась в море больше десяти минут, что было слишком холодно?

Она коснулась ногами камней на дне. Вода у ее бедер тянула ее назад, заставляя спотыкаться. Она шла как можно быстрее, подходя к мелководью; вода уже едва прикрывала колени, и она все еще не видела Хэтти.

Тесс остановилась и снова позвала ее. Хэтти не могла просто исчезнуть. Шагая по мелководью, она заставила себя опустить глаза и искать ее. Она любила всех своих детей, но Хэтти была особенная, они с Марком чуть ее не потеряли, весь первый год ее жизни представлял собой сплошную борьбу, они могли ее лишиться, но не лишились, а вот теперь… Что? Ну что могло случиться?

Она заставила себя остановиться и рассуждать логически. Если течение утащило Хэтти в море, то оно бы принесло ее обратно, и она была бы здесь — или, может быть, ее принесло в маленькую пещеру на дальней стороне пляжа, мелкую пещеру, отделенную от остального пляжа маленьким скалистым полуостровом, на котором Марк и Хэтти искали крабов с новой сеткой Хэтти, купленной за фунт из ее каникулярных денег в деревенской лавке. Это была жалкая штука — желтая сеть уже начала отходить от бамбуковой ручки. Марк сказал, что это зряшная трата денег и заставил Хэтти плакать. Но, как было ему свойственно, он немедленно пожалел, что расстроил ее, и провел с ней почти весь день, приседая у прудов, полных слизи, водорослей и мертвой рыбы, которую Хэтти радостно собирала, а Марк заставлял ее выбрасывать. Они пытались отделять от скал мидии и моллюсков, и им почти удавалось, но белое клейкое вещество, растянувшись сначала, отскакивало назад, и крик триумфа Хэтти угасал от раздражения. Тесс полезла через скалы, заставляя себя смотреть вниз, в почти черную воду, которая плескалась в пещере. Глаза ее привыкли к темноте. Там ничего не было, не шевелилась никакая темная фигура. Тесс повернулась и как можно быстрее пошла к мелководью. Больше ей негде было быть. Может, выплыть в море и поискать в глубокой воде? Или позвать на помощь?

Она заколебалась, потом побежала по берегу к тропинке. Острые камни резали ей ноги.

— Хэтти! Хэтти!

Становилось холодно — несмотря на раннее солнце, день не будет ярким и теплым, как обещал рассвет. Скоро похолодает; погода изменилась.

Когда она добралась до начала тропинки, огибавшей скалу и поднимавшейся к перелазу, она остановилась. Среди камней что-то блестело. Тесс остановилась, чтобы поднять это. Это была желтая с золотым резинка, которой утром она связала волосы Хэтти в хвост; Хэтти все отдергивалась и жаловалась, но Тесс сказала, что иначе волосы будут падать ей на глаза.

Тесс протянула руку и коснулась холодного камня скалы. Когда она повернет, то увидит тропинку, по крайней мере пятьдесят метров до моста. Она была в воде только несколько минут, максимум пять, и если бы Хэтти решила вернуться домой, то не успела бы пройти так далеко, даже если бы бежала. Тесс помедлила; сердце у нее стучало так, что она вот-вот могла задохнуться. Она заставила себя повернуться и посмотреть. Хэтти сидела на перелазе, болтая босыми ногами. В одной руке она крепко что-то сжимала, другая лежала на верхней перекладине ограды.

— У меня для тебя подарок, просто потрясающий! — крикнула она. — Но тебе пока нельзя его видеть.

— Почему? — спросила Тесс, заставив себя говорить спокойным голосом.

— Это секрет.

— А когда можно?

— Когда я его как следует вымою. Это самая замечательная штука на свете.

Тесс медленно подошла к ней; ее мокрые ноги сохли, покрываясь пылью.

— Хэтти?

— Да?

— Я тебя люблю.

— Я знаю. Ты всегда это говоришь.

Она повернулась и спрыгнула с другой стороны перелаза.

— Подожди, я заберу свою одежду.

— Да со мной все будет в порядке, — сказала Хэтти и побежала по тропинке прочь от нее.

Тесс собрала одежду и натянула ее поверх мокрого купальника. Морская вода стекала вниз, и шорты между ногами неприятно намокли, а свитер Марка прилип к груди. Волосы она не вытащила из свитера, и вода из них капала вниз по спине. Она пошла обратно к дому; сердце у нее постепенно билось все спокойнее. Внутри она услышала шум воды. Хэтти подтащила табуретку к раковине в кухне и встала на ней на цыпочки, наклоняясь вперед и тщательно моя какой-то зеленовато-голубой предмет.

— Что это? — спросила Тесс, встав у нее за спиной.

— Не сейчас! — отозвалась Хэтти. — Подожди пока. Пойди что-нибудь сделай.

Тесс послушно повернулась, поднялась по лестнице и начала убирать постель. В ее движениях была спокойная логика, и сквозь ее сознание субтитрами побежали практические мысли по поводу сегодняшнего дня — переодеть Хэтти, найти мешок для мокрых купальников, погрузить оставшиеся чемоданы в машину, проверить, все ли окна закрыты, прочитать показания счетчика, проверить, не остались ли их полотенца на сушилке. Им с Хэтти надо бы принять душ, а не то в машине к ним будет липнуть одежда. Она натянула простыни и одеяла — насколько они уютнее покрывал — на кровати.

Посреди постели была небольшая вмятина, оставшаяся там, где лежала Хэтти, будто отпечаток следа. Тесс протянула руку и коснулась ее, разглаживая вмятину. Возможно, дело было в пробивавшихся через окно солнечных лучах, но на ощупь она была теплая. Она медленно наклонилась вперед и вытянула руки, прислонившись щекой к теплому пятну. Тепло пахло Хэтти, стиральным порошком, который Тесс использовала для ее пижам, и ее собственной пеной для ванн, не для мальчиков, которую ей подарили на день рождения — она привезла ее с собой в своей особой сумке для каникул.

Она услышала шаги Хэтти на лестнице.

— Что ты делаешь, мама?

— Убираю постель. — Тесс встала, отворачиваясь от Хэтти и вытирая глаза, но Хэтти ничего не упускала.

— Почему ты плачешь? — спросила она. — Я нашла самую лучшую раковину в мире. Она для тебя или для мисс Уэбстер в школе. Я еще не решила, так что тебе придется хорошо себя вести по дороге домой. Можно мне конфет?

— Посмотрим, чудовище.

— Терпеть не могу, когда ты так говоришь. Это значит да или нет?

— Я сказала, посмотрим, — сказала Тесс. — Теперь дай мне здесь закончить, и пора будет отправляться. Мы уже опаздываем.

— Ладно.

Пора было возвращаться домой. С Хэтти было все в порядке, и все было хорошо. Она спустилась по лестнице вслед за Хэтти, а на сердце у нее все еще лежала тяжесть.

 

Глава 5

— Знаешь, мне все равно, даже если бабушка заставит тебя спать под электрическим одеялом. Тебе придется ехать. Залезай в машину.

— Но я зажарюсь, — сказал Джейк жалобно. — Утром я проснусь, а от меня ничего не осталось, один клей.

— О господи! — На виске у Марка пульсировала жилка. Ему надо было отвезти мальчиков в Йоркшир. Тэсс уже уехала в больницу. Он отчаянно хотел быть с ней и не представлял, как сможет хотя бы на час оторваться от Хэтти, которая еще ничего не понимала, и много часов везти сыновей на север. Прошел год после рождения дочери, год, полный больниц, анализов крови и сканирований. Марк ни за что на свете не хотел бы пережить его еще раз.

Конечно, мальчики тоже по-своему беспокоились. Олли даже предложил дать Хэтти в больницу своего кролика. Игрушку настолько грязную и затертую, что она вполне могла оказаться радиоактивной. Тэсс растаяла от этого предложения и сказала, что Хэтти обязательно его возьмет, но сначала кролика надо постирать. Но Олли испугался — это был его кролик. И он знал его запах, Олли много лет таскал игрушку с собой, чтобы добиться этого запаха. Если отправить его в стиральную машину, кто знает, что получится? Это будет уже другой кролик. Это будет — подобная мысль испугала мальчика — не его кролик. И Олли взял свое предложение назад. Джейк проявлял беспокойство за сестру тем, что создавал еще больше проблем, чем обычно.

В тот момент Тэсс боялась, что они с Марком сцепятся, и с радостью бы отдала его куда-нибудь. Уже в восемь лет Джейк был высоким для своего возраста и обещал догнать Марка, быть такими же широкоплечим. От девчонок у него проходу не будет.

Сын отличался дерзостью и бесстрашием Марка, но к этим качествам и насмешливому уму прилагалось отсутствие внимания к чувствам других людей, что беспокоило Тэсс. У него было обаяние Марка и такая же лукавая улыбка, от которой приподнимались уголки губ, но это обаяние он использовал как орудие, чтобы добиться своего. Он ожидал любви, но не считал, что должен любить в ответ. Способностью сдерживать свои эмоции он тоже не отличался, и Марку с женой пришлось сражаться с директором начальной школы, чтобы тот не выгнал Джейка. Умный от природы, сын был невыносимо ленив и начинал скучать быстрее Аттилы, вождя гуннов. Как и Аттила, он любил подраться, и в прошлом семестре даже сломал нос одному мальчику. Тэсс пришла в ужас, поняв, что на Марка это произвело впечатление.

В Джейке Тэсс с тревогой узнавала то же беспокойство и гнев, которые, должно быть, двигали Марком в молодости, заставив его покинуть родину и разбитую семью, чтобы путешествовать по свету. Поможет ли спокойная, счастливая семейная жизнь успокоить демонов, с которыми он был рожден? Похоже, с Марком это произошло, и большую часть напора и агрессии он направил на свою карьеру.

Олли, добрая душа, был ласков с Хэтти, когда ее впервые принесли домой, и Тэсс сходила с ума от страха, что с девочкой что-то не так. Как же это может быть, ведь малышка выглядит абсолютно здоровой? Она верила, что Бог охраняет ее семью, но все изменилось, и с рождением Хэтти ей выпала странная доля. Марк, у которого в жизни было куда больше страхов и неуверенности, принял сообщение о пороке сердца у Хэтти со спокойной решимостью. А вот Джейк повел себя так, будто они принесли домой неразорвавшуюся бомбу.

— Это еще зачем? — спросил он, заглядывая в корзинку, из которой на него смотрело личико Хэтти, все еще сморщенное после рождения и недостаточно розовое, со следами желтушки и с легкой голубой линией вокруг рта. Домой ее разрешили взять ненадолго, и через два дня надо было обратно привезти малышку в больницу.

— Нам обязательно ее оставлять?

— Не говори глупостей. Это твоя новая сестричка.

— Мне бы лучше велосипед.

Семилетний Джейк еще раз разочарованно взглянул в колыбельку — девчонка, да еще и больная, — взял скейтборд и вышел из дома, громко хлопнув за собой дверью. Марк сказал Тэсс, что мальчик успокоится, но она не была в этом так уверена. Ей всегда казалось, что их отношения с Джейком будто балансируют на лезвии бритвы, и боялась, что рождение Хэтти окончательно его от них оттолкнет. Как и Марк, он всегда хотел быть в центре внимания, а когда его не замечали, он делал что-нибудь настолько ужасное, что всем невольно приходилось переключаться на него. Малыш Олли ладил с братом, обычно уступая ему, и всегда старался предотвратить дурное настроение Джейка.

Тэсс купила им новые книги и альбомы в поездку к дедушке с бабушкой, пока Хэтти была в больнице. Джейк потерял свой альбом, и как только они выехали из города, схватил альбом Олли.

— Пожалуйста, верни мне альбом, — негромко попросил Олли.

— Да ладно, дай мне порисовать.

— Нет, — сказал Олли. — Это новый альбом от мамы. Она тебе такой тоже купила.

— Мне его не найти, а я хочу порисовать.

— Нет. Пап, Джейк меня щиплет, и очень сильно.

Марк как раз пытался выехать на шоссе. Он глянул в зеркало заднего вида.

— Ради бога, Джейк, найди себе какое-нибудь занятие.

— Мне скучно. Можно включить радио?

— Нет. Просто заткнись.

— Мама говорит, заткнись — грубое слово. Оно грубое, пап?

— Заткнись.

— Значит, грубое. Олли, дай порисовать.

— Хорошо. Но не нажимай мне слишком сильно на фломастеры, а то тебе несдобровать, — храбро пригрозил Олли.

— Ага, как же. И что это ты мне, интересно, сделаешь?

— Ой, больно!

Марк с напряженным от ярости лицом резко повернулся назад, так что машину мотнуло в сторону, прямо перед огромным грузовиком, который предупреждающе загудел.

— Господи, да почему вы хоть раз не можете вести себя прилично! — крикнул он. — Еще такое устроите, и я вас высажу на обочине и там оставлю.

— Это противозаконно, — сказал Джейк. — Я тогда позвоню в полицию.

— Ну и замечательно, — ответил Марк. — Может, они тогда заберут тебя к себе.

Олли ненавидел, когда на него кричали; на глазах у него появились слезы. Он попытался подавить рыдания.

— А Олли ревет.

— И вовсе я не реву, — сказал он, вытирая слезы тыльной стороной ладони. Ему хотелось к маме. Он не любил ездить к бабушке с дедушкой, хоть они и добрые. И еда у них странная, не такая как дома — куриные котлеты или пицца, от которой не знаешь, чего ожидать. Она вся была покрыта чем-то жидким, подливками и соусами из всякой там петрушки. Дедушка говорил, что надо доедать все, что на тарелке, а мама на это никак не реагировала. И в доме у них было жарко, как в печке, и везде всякие украшения, так что негде побегать. Только то и было хорошо, что большой сад с высокими деревьями. Олли не знал, сколько им придется там оставаться, но это все было из-за Хэтти и ее сердца. Утром, когда Тэсс уезжала, Олли повис у нее на шее: «Пожалуйста, можно я останусь? Я буду хорошо себя вести, сам буду делать бутерброды и прибирать у себя в комнате, и ничего не разбросаю, и ты даже не заметишь, что я тут. Ну, пожалуйста». Тэсс чуть не расплакалась при виде умоляющего выражения на его круглой доброй мордашке. Обняв сынишку, она сказала, что он прекрасно проведет время. Сам Олли вовсе не был уверен на этот счет. Это все равно, как если бы тебе сказали, что ты прекрасно проведешь время в музее.

— Не беспокойся, с ними все будет в порядке, — заверила Джин, когда они с Марком неловко стояли на пороге. Джин пекла для мальчиков шоколадный торт, и Марк видел через стеклянную панель в передней двери, как она снимает фартук, вытирает руки полотенцем и выходит в прихожую, поправляя короткие седые волосы. Вокруг всей прихожей шла узкая деревянная полка на уровне середины стены, на которой были с любовью расставлены фарфоровые фигурки и декоративные тарелки. Марк поморщился.

— Все будет замечательно. Да заходи, поешь чего-нибудь перед обратной дорогой. Тебе еще так долго ехать.

Марк не хотел задерживаться; он хотел оставить мальчиков и как можно быстрее вернуться домой. У него перед глазами стояло лицо Хэтти, когда сегодня утром Тэсс пристегнула ее к сиденью в машине и обложила мягкими игрушками.

— Извини, я спешу.

— Да, конечно, — отозвалась Джин. — Поезжай, а о мальчиках не беспокойся, они могут оставаться столько, сколько нужно. Посмотрим, как пойдут дела. Вот тебе бутерброды в дорогу. — Она протянула завернутый в фольгу пакет.

— Спасибо.

Марк пошел к машине, но что-то заставило его обернуться. Джин все еще стояла на пороге, и по ее лицу текли слезы. Марк подошел, и она обняла его.

— Мы о вас думаем. Все будет хорошо. Наша Хэтти со всем справится.

Тэсс знала, что плакать нельзя, но когда медсестра регистрировала дочь, почувствовала комок в горле, и в голосе послышались слезы. Ее всего лишь спрашивали адрес Хэтти и имя ее врача. Все были так добры и участливы, что она не должна была распускаться и беспокоить малышку. Девочка думала, что отправляется в новое интересное путешествие. Она уже привыкла к больнице, потому что часто приезжала сюда на анализы, и ей нравилось помогать Тэсс собирать чемодан с ее любимой пижамой, книжками с картинками и игрушками.

— Извините, — сказала Тэсс и полезла в сумочку за платком. — Я знаю, это смешно, но мы просто…

— Не беспокойтесь, — медсестра положила руку ей на плечо. — Все нервничают; а как же иначе. Доктор постарается принять вас сегодня, чтобы все объяснить и скажет, сколько Хэтти здесь пробудет. Какой замечательный большой мишка. Он твой?

— Да! — ответила Хэтти гордо, обнимая его. Тэсс пошевелилась. Они сидели на крошечных стульчиках в приемной детского отделения, и у нее занемели ягодицы. Стены были украшены яркими картинками, а по полу разбросаны игрушки и книжки. Почти радостная атмосфера не скрывала оттенок заброшенности.

Хэтти закричала, когда ей укололи пятку для анализа крови. Тэсс постаралась, чтобы кроватка дочери выглядела уютно: внутри лежали игрушки, а на столике у кроватки стояли открытки от друзей. Она упаковала сумку на ночь и себе, хотя не знала точно, где останется. Они жили всего в десяти минутах на метро от больницы, но Тэсс вообще не хотела оставлять Хэтти одну, если бы разрешили, она бы спала под кроватью.

К полднику Марк еще не вернулся, а Тэсс устала, пока насильно кормила дочь. Успокоила девочку только ее ночная бутылочка с молоком.

В отделении закричал ребенок, и Тэсс почувствовала, как ее утомили эмоции, не только собственные, но и всех остальных родителей в палате. У каждого ребенка была непростая история, и каждая семья жила в своем кошмаре. В половине седьмого пришла медсестра и посоветовала ей уложить Хэтти, потому что доктор вряд ли сможет прийти сегодня. Сидя на жестком пластмассовом стуле, Тэсс прочитала Хэтти ее любимую историю про Чарли Бобра, стараясь следовать обычному порядку. Малышка цеплялась за нее. Она не хотела ложиться в постель и отрываться от мамы. В этот момент вошел Марк.

Медсестры в отделении бросили свои дела, провожая его взглядами.

Марк мельком глянул на измученное лицо жены и поднял Хэтти из кроватки. Она уткнулась лицом в отцовскую шею, вцепившись маленькой розовой ручонкой в его темные волосы.

— Лапушка, — прошептал Марк и, приобняв свободной рукой Тэсс, улыбнулся: — Пойди выпей кофе, я разберусь с Хэтти.

Тэсс кивнула. У еще качающихся дверей в палату она обернулась. Марк сидел, держа на руках дочурку, и не обращал ни на кого внимания. Хэтти блаженно закрыла глаза, а он легонько покачивал ее, напевая, как догадалась Тэсс, аборигенскую песенку, которой он научился у своей няни. Слов Тэсс не понимала, но от жалобной мелодии ей хотелось плакать. Мальчикам Марк никогда ее не пел — берег для Хэтти.

Консультант был предельно лаконичен. У него очень мало времени: в конце концов, ему приходилось дважды в день спасать человеческие жизни. Он объяснил им, что отверстие у Хэтти очень маленькое — это они и так уже знали, — что операция почти наверняка пройдет успешно, что они сделают что-то вроде тонкой заплатки; и если и останется крошечная дырочка, то она никак не повлияет на работу ее сердца в отличие от этого отверстия, которое пропускает кровь из одного отделения в другое, давя на легкие и создавая опасность для ее жизни. Но все же это открытая операция на сердце, и нельзя исключить вероятность того, что что-то пойдет не так, хотя риск небольшой. Вероятность неудачи очень невелика, ситуация благоприятная. Операция займет часов пять, потом Хэтти переведут на аппарат искусственного дыхания в отделении интенсивной терапии, так что лучше им чем-то заняться, пока идет операция. Родители могут остаться с дочерью до анестезии.

Тэсс и Марк провели ночь на узкой кровати в части больницы, выделенной для родителей. Комнатка была маленькая и душная. Они занялись любовью, и Тэсс, хотя совсем этого не ожидала, уснула как ребенок. А вот Марку не спалось, и в шесть утра он отправился пить едва теплый кофе в больничной столовой, а потом вышел наружу покурить. Он стоял у больничных мусорных баков, глядя на узкую лондонскую улочку. Начинался дождливый день, люди жили своей нормальной жизнью, шли к метро, из кафе выносили мусор, продавцы в магазинах открывали витрины. Таксист ждал клиентов, читая газету.

Перед тем, как спуститься в операционный зал, медсестра сняла с Хэтти пижаму и надела на нее зеленый халат. Завтракать ей не разрешили, и лекарства дали рано, еще до того, как Марк и Тэсс зашли ее проведать. Хэтти была сонная и плохо понимала, что происходит.

Когда дочь подняли на каталку, которая должна была отвезти ее вниз, Тэсс взяла из кроватки любимого лося Хэтти. Это была странная игрушка с большими меховыми рогами и смешным длинным носом, которую в семье звали Поцелуй-лось. Когда Хэтти укладывали спать, обязательно полагалось поцеловать сначала ее, потом лося, и он спал у нее на груди. Тэсс пристроила лося рядом с дочуркой, которая открыла глаза и посмотрела на маму замутненным взглядом.

У дверей в кабинет анестезиолога Тэсс заколебалась. Через открытую дверь она видела врача, операционных сестер, стол, цилиндры с кислородом и металлическую тележку, на которой на темно-зеленой подстилке были разложены инструменты из сверкающей стали.

— Все в порядке, — Марк держался прекрасно. — Я пойду с ней. Ты возьми Поцелуй-лося.

— Давай вместе посчитаем, — сказал анестезиолог. Хэтти крепко держалась за руку Марка, и ее сонные глаза не отрывались от его лица. Марк улыбнулся дочери.

— Ну же, Хэт. Ты умеешь считать. Один, два, три…

Хэтти шепотом начала считать.

— Папа, я очень… — Она сжала его руку, и глаза закрылись.

— Можете отпустить.

Марк посмотрел на Хэтти, борясь со страстным желанием взять крошку на руки и убежать с ней куда-нибудь, где бы она была в безопасности. Вместо этого он улыбнулся анестезиологу и вышел.

Тэсс сидела на деревянной скамье в коридоре. Он сел рядом с ней, обнял за плечи и притянул к себе.

— Ты не представляешь, как я тебя люблю.

Тэсс прильнула к мужу, ее светлые волосы рассыпались по его синему свитеру. Привычным жестом Марк легко коснулся впадинки на ее затылке и, ощутив тепло, прижался губами к волосам.

Они гуляли по соседнему парку, сидели на скамье у озера, глядя, как приземляются утки, будто самолетики, вытягивая лапы и раскидывая крылья. Потом пили кофе в кафе и долго говорили о Хэтти, о том, какая она замечательная. Марк сказал, что с самого рождения испытывал к дочери совсем не такие чувства, как к мальчикам. Он ими гордился, но был очень рад появлению Хэтти, его переполняла любовь к ней, и, не стесняясь отцовских чувств, он мог обнимать и целовать свою малышку. С сыновьями приходилось сдерживаться, чтобы не переборщить. С ними всегда будет все в порядке, они же мальчики и должны быть сильными. А Хэтти… Он ощущал такую же потребность защищать ее, как и с Тэсс. Это придавало особенный смысл его жизни.

Обнявшись, Марк и Тэсс пошли обратно к госпиталю. Врач сказал, что операция прошла хорошо и можно повидать Хэтти в палате интенсивной терапии. Она все еще была без сознания и на дыхательном аппарате, но личико у нее порозовело. К Хэтти тянулись провода, глаза были закрыты, грудь быстро поднималась и опускалась. Тэсс и Марк изумленно уставились на дочь.

— Можно ее потрогать? — спросила Тэсс. Медсестра приподняла лежавшее на груди девочки пушистое одеяльце. Марк нерешительно протянул руку к прозрачной пластмассовой постели и нежно погладил руку дочурки. Хэтти сжала его палец. Даже во сне она знала, что в безопасности, потому что рядом папа.

 

Глава 6

По дороге домой из Корнуолла Тэсс думала, что ужасное ощущение беспомощности, которое она испытала, когда потеряла Хэтти, было таким же, как когда они узнали про порок сердца у дочери. В один момент все вокруг остановилось, и даже знакомые предметы приобрели нереальный вид. Хрупкость человеческой жизни остро напомнила о себе.

Когда они приехали домой, Марк уже ушел на работу. Хэтти, уставшая от свежего воздуха и моря, проспала большую часть пути, прижимаясь головой к ремню, так что он оставил красный след на ее щеке. В руках она крепко сжимала однорогого Поцелуй-лося. Его однорогость была результатом схватки с одним из плюшевых медведей Джейка, к несчастью, вооруженного маленьким пластмассовым мечом. Матери тогда пришлось вмешаться в битву, разыгрывавшуюся прямо над головой визжащей Хэтти. Детство в качестве младшей сестры Джейка, решила Тэсс, могло подготовить дочь к чему угодно, включая гражданскую войну. Слава богу, что был еще миротворец Олли.

Тэсс въехала на места парковки для жильцов. Рядом до сих пор вот уже много лет стоял фургончик — соседи ремонтировали дом. Строители появлялись нечасто, и Марк объяснял, что жильцы наверняка все делали сами в час по чайной ложке. Постепенно фургончик наполнился чужими ненужными вещами — старым матрасом, коляской без колес, а в один ужасный вечер и мертвой собакой. Хэтти после этого еще долго снились кошмары.

Тэсс выключила двигатель и наклонилась вперед, опершись локтями на руль. Хэтти спала, не потревоженная внезапной оглушительной тишиной в машине. По мере приближения к дому Тэсс проезжала мимо знакомых мест, уповая на то, что они ее успокоят, но произошло как раз противоположное. У нее возникло странное чувство, будто она оказалась в другой стране. Вроде бы все было таким знакомым — и одновременно чужим. Она посмотрела на дом. Он был точно такой же, как до их отъезда: краска на передней двери слегка отставала, от каменного порога откололся кусочек, а в крошечном палисаднике стояла банка из-под кока-колы. Марк выкинул ее из окна машины за неделю до каникул в знак протеста против того, что дети вечно заваливали автомобиль банками из-под напитков и обертками от сластей. Да, это их жилье, но все еще не родной дом.

Тэсс встряхнулась. Пора очухаться, как сказал бы Джейк. Пора возвращаться к обычной жизни, браться за повседневные дела и кончать копаться в себе, будто в ее жизни было время на что-то, кроме как загрузить посудомоечную машину, поднять и накормить детей, добраться до галереи, не забыв одеться. В этом и была ее жизнь, а не в смутном ожидании чего-то нового и неясного.

Хэтти проснулась, открыв сначала один глаз, потом другой.

— Мы дома?

— Да.

К ужасу Тэсс, дочь сморщилась и заревела.

— Я не хочу домой. Я хочу на каникулы…

— Знаю, — сказала Тэсс, расстегивая ее ремень безопасности. — Я тоже. Ну давай же, не успеешь оглянуться, как будет Рождество.

— Долго еще?

— Месяца три.

— А в днях это сколько?

— Примерно сто дней, — ответила Тэсс.

Хэтти нахмурилась.

— Это ужасно долго.

— Да, но и в промежутке много хорошего, — Тэсс напрягла память. — Ночь костров, Хэллоуин и ваша рождественская постановка, — закончила она беспомощно.

Хэтти презрительно посмотрела на мать.

— Хэллоуин? Нам в школе даже не разрешают говорить про ведьм. Слишком страшно.

— Это кто сказал?

— Мисс Уэбстер. Она говорит, что нам не надо думать про всяких ужасных ведьм. Или оборотней.

Оборотни были особым предметом интереса Хэтти. На свой шестой день рождения она потребовала от Тэсс костюм оборотня. Это оказалось сложно, потому что большинство магазинов игрушек, включая «Хэмли» и диснеевский магазин, такого не держали, предпочитая менее пугающие персонажи, вроде Скуби Ду. Тэсс пришлось обойтись самой с помощью черного плаща, пары серых пластиковых перчаток, покрытых жутковатым рыжим искусственным мехом, и острых вставных зубов. Хэтти была в восторге и носила костюм весь день, чем весьма позабавила Марка. У них с Хэтти было схожее чувство юмора. Отец и дочь часто объединялись, чтобы пугать Тэсс разными штучками вроде реагирующих на голос пауков, которые внезапно падали перед ней, когда она входила в кухню. Большинство подружек Хэтти пришли к ней на день рождения в нарядных платьях. Сама же она была одета невестой Дракулы, что привело к парочке истерик прямо у входа в дом. Мальчики решили, что лапы оборотня — это круто, и Тэсс уже не удивлялась, видя, как Джейк играет в них на саксофоне или Олли читает книгу, перекинув ноги через подлокотник кресла, а длинный волосатый палец перелистывает страницы.

Занятия у Хэтти начинались только в следующий понедельник, и Тэсс тоже не надо было на работу, так что было время разобраться с ее формой и заставить доделать домашние задания. Хэтти ходила в англиканскую начальную школу за углом, где учились и Джейк, и Олли. Школа эта была очень популярна; многие семьи специально сюда переезжали, что способствовало росту цен на дома в округе. Дети носили форму, дисциплина в школе была хорошая, и результаты достигались лучшие, чем в частной школе в миле отсюда, к тайному восторгу многих родителей. Они гордились своими социальными завоеваниями, так как их дети могли получить бесплатное образование такое же, как в частной школе. Тэсс от этого мутило, но школа, без всякого сомнения, была хорошая, а Коллингвудская подготовительная школа им все равно была не по средствам.

Джейк достиг особых результатов в спорте. Именно поэтому, когда он перешел в среднюю школу, они напряглись и нашли деньги на независимую школу для мальчиков. Единственная альтернатива в их районе — пугающе огромная общая средняя школа, похоже, почти не уделяла внимания соревновательным видам спорта. А Тэсс была уверена, что если Джейку не позволят колотить других ребят на поле для регби или футбола, то он, скорее всего, начнет колотить их за гаражами. И еще девочки. Даже в одиннадцать лет у Джейка была стайка пылких поклонниц, которые звонили ему круглые сутки. Сын, судя по всему, обращался с ними всеми с одинаковым презрением, но Тэсс очень беспокоилась, что еще немного, и он откроет для себя их прелести. Но пока что не похоже было, чтобы у него возникли с этим проблемы. Школа только для мальчиков с усиленным спортивным расписанием могла немного задержать процесс познания. Во всяком случае, она на это надеялась.

Тэсс наклонила голову и прижалась щекой к волосам Хэтти. Они пахли шампунем без слез от Л’Ореаль и, намного слабее, солью и солнцем. Еще один этап уже прошел.

— Ну же, пойдем, — сказала она скорее себе, чем дочери.

— Еще нет, — ответила Хэтти твердо. Ведь как только они окажутся в доме, она потеряет Тэсс — матери придется заниматься сотней дел, и у нее не будет времени присесть и пообниматься. Дома мама была куда более нервная, чем на каникулах, и даже в семь лет Хэтти начинала задавать вопросы о том, почему это вечно мама суетится по дому, а папа спит. Тэсс отвечала, что папа очень много работает и заслужил право иногда полежать на тахте.

Открыв дверцу машины, она развернула Хэтти, чтобы высадить ее на мостовую. При этом девочка вытянула ноги, и оказалось, что она босая.

— О господи. Где туфли?

— Сзади.

Тэсс повернулась и посмотрела на кавардак, царивший на заднем сиденье старого «Вольво». За полчаса дороги, прежде чем уснуть, Хэтти съела почти два пакета чипсов, тюбик жевательных конфет и выпила коробку яблочного сока. Остатки одного из пакетов лежали на сиденье, как конфетти. Вокруг валялись странички, вырванные из розовой пушистой записной книжки Хэтти, на которых фломастерами были нарисованы кривые собаки, кошки и сердечки. Сами фломастеры были раскиданы по сиденью и под ним. Ни на одном не было крышки. Тэсс, которая всю жизнь пыталась превратить хаос в порядок, застонала. Она полчаса грузила машину: большие чемоданы — в багажник, мокрые предметы вроде резиновых сапог и влажных после сегодняшнего утра купальников — в полиэтиленовом пакете, а вся одежда для стирки — в отдельном пакете для мусора. Но Хэтти приложила к этому свою маленькую ручку и всего за полчаса разрушила продуманные планы матери, создав полный беспорядок.

Тэсс нагнулась и выудила туфли Хэтти из мусора. Но малышка уже выскочила наружу и на цыпочках направилась к передней двери, перескакивая через лужи и мокрые листья. Выходя из машины, Тэсс подумала, какой серой кажется их улица после яркого солнечного света и огромного неба в Корнуолле. Она всегда считала, что их улица обладала особым шармом — район был не роскошный, но милый, и улица была похожа на деревенскую: широкая, вдоль тротуара на равных промежутках высажены деревья. Однако после возвращения взгляд стал острее, и Тэсс поразила ее запущенность — неопрятные сады, мусор, облезающая краска, а в доме рядом с ними, разделенном на квартиры для студентов, к стене прислонился забытый кем-то сломанный велосипед.

Элегантным можно было назвать только дом Ванессы — с двумя безупречно цилиндрическими лавровыми деревьями по обе стороны синей входной двери и цветочными ящиками на окнах, из которых летом свисала герань. Тэсс и Марджи не могли сдержать тайную радость, когда однажды ночью герани обрубили, потому что цветы служили им постоянным напоминанием, что они плохо украшали свои дома снаружи. Ванесса резко заметила, что она, в отличие от них обеих, не работала, и что ей ничего не оставалось, как разгуливать в садовых перчатках и возиться с компостом, так что зачем зря корить себя?

Может, дело заключалось в погоде или в том, что с деревьев начали осыпаться листья, но вокруг была атмосфера равнодушия, которой Тэсс раньше не замечала. Когда она отошла от машины, мимо нее ветром пронесло полиэтиленовый мешок, а у их ворот лежала кучка коричневого собачьего дерьма. Когда они уезжали из коттеджа, по голубому небу понеслись сероватые тучи, ветер набирал силу, но здесь, в Лондоне, было еще холоднее. Тэсс опустила рукава Маркова джемпера и почувствовала, как холодный ветерок шевелит еще жесткие от соленой воды волосы. Она рассеянно повертела их концы. Коттедж уже казался в миллионе миль от нее, в другой жизни. И все же она была еще не совсем дома, словно зависла в чуждом пространстве.

Хэтти постучала дверным молотком и крикнула «Привет!» в щель для писем.

— Тем никого нет, детка. Папа на работе, а мальчики в школе.

— Там Найджел, — резонно заметила Хэтти.

— Вряд ли он будет открывать дверь.

— Он может, если мы купим ему костюм дворецкого.

— Разве что на Рождество, — улыбнулась Тэсс.

Повернув ключ, она толкнула дверь. Та не открывалась до конца, и, заглянув внутрь, Тэсс поняла причину: почта все еще лежала стопкой за дверью, где ее оставила Марджи.

Внутри царил разгром. Ощущение было такое, что Марк, просто наклонив машину, высыпал все из нее, да так и оставил. В прихожей валялись резиновые сапоги, клюшки для гольфа Марка, саксофон Джейка, куртки и чемоданы. На перилах внизу лестницы висел школьный пиджак Джейка. Спортивная сумка Олли лежала открытая, и из нее торчали рубашка для регби и брюки от спортивного костюма, будто он пытался ее собрать и бросил это занятие. На узкой полке, шедшей вокруг прихожей, стояла недопитая чашка чая. На столике рядом с телефоном лежал надкушенный тост. Тэсс поняла, что отправить мальчиков утром в школу спокойно не удалось. Конечно, Марку надо было на работу, но почему, черт возьми, он все оставил ей? За весь прошлый вечер он мог хотя бы начать разбирать вещи!

Хэтти перепрыгнула через кучу вещей и помчалась наверх, зовя кота. Ей не терпелось проверить, как он пережил заботы Марджи. Мамина подруга не позволяла двум своим дочерям держать домашних животных, потому что весь день была на работе. Каждое лето Марджи спорила с Тэсс, утверждая, что она неподходящий человек, чтобы следить за их котом, пока они в отъезде. Но Тэсс говорила, что никого больше так хорошо не знает, чтобы навязать это дурацкое занятие. Оставлять дом на Ванессу она не хотела, опасаясь как бы та, пожалев ее, не вызвала дизайнеров по интерьеру.

Самый худший момент во всей истории с присмотром Марджи за животными произошел тогда, когда она нечаянно оставила не до конца закрытым верх клетки хомяка Пушка, в результате чего Найджел немедленно отомстил мелкому пушистому съедобному созданию, которое целый год из безопасной клетки строило ему рожи. Ситуация была сложная, но Марджи, не потеряла самообладания, сбегала и купила другого хомяка, похожего на Пушка. Хэтти ничего не заметила, хотя и сказала, что Пушок, должно быть, скучал по ней, пока ее не было, потому что больше не пытается укусить, когда она вынимала его из клетки, чтобы приласкать. Единственным доказательством кончины Пушка были хвост и крошечная почка, которые Тэсс неделю спустя нашла под шкафом у Марка.

Тэсс наклонилась и подняла почту. Понадобились обе руки, чтобы отнести ее вниз в кухню. По дороге она отметила, что телевизор в алькове почему-то остался включенным, а подушки с тахты лежат на полу. Держа ключи от машины во рту, она ногой захлопнула за собой переднюю дверь и медленно спустилась по крутым деревянным ступенькам, на ходу отмечая паутину. Хотя она оставила дом в порядке, сейчас он казался очень грязным.

В кухне Тэсс включила электрический чайник и машинально потянулась согреть руки перед плитой. На ощупь она была не очень теплая. Температура на передней панели составляла меньше половины нормы. Опять дуется, подумала Тэсс. Все эти приборы должны быть очень надежными, но у нее они, честно сказать, довольно старые, вечно страдали накануне «критических дней», и температура поднималась и падала исключительно в зависимости от степени раздражения хозяйки. Пол был липкий, а возле раковины стояла метла. Ни Марк, ни мальчики в обычной ситуации никогда не стали бы подметать пол. Она ощущала себя инспектором Пуаро, расследующим какой-то таинственный домашний кризис. Хотя на самом деле ей ничего знать не хотелось, достаточно того, что ей известно про хлебницу.

Посреди стола к пустой вазе, в которой обычно стояли розы, была прислонена записка. Тэсс любила свежие цветы — они немного отвлекали внимание от срочной потребности в ремонте. В записке говорилось: «Вернусь поздно. Упакуй сумку — может, завтра уеду. Позвоню, М.»

И никаких тебе «Извини за беспорядок», подумала Тэсс раздраженно. Хотя Марк наверняка и не заметил, что дом выглядит так, будто в нем только что побывали грабители. Ни муж, ни мальчики, ни Хэтти никогда не замечали того, что валяется на полу. Иногда Тэсс спрашивала себя, зачем она за ними убирает? Может, если она перестанет это делать и кучи, в конце концов, будут такими огромными, что придется сквозь них прорубать дорогу, то ее старания наконец-то оценят? Наверное, она это делала на самом деле для себя, а не ради тайной мысли, которая согревала сердце, что вся семья замечает и отдает должное ее усилиям по созданию уютного и чистого дома, где в холодильнике всегда есть еда, в комоде чистые носки и трусы, а у лестницы стоят упакованные сумки.

Часто во время уборки Тэсс заставляла себя продолжать только благодаря тому, что представляла, как кто-то, какой-то эксперт по домашнему хозяйству — возможно, ее мать, — наблюдал за ней. И, потрясенный увиденным, думает о том, какая она, оказывается, организованная. Вихрем пронесется по дому, уберет все постели, выпрямит стопки книг, белье из корзины отправит в стирку, аккуратно сложит все простыни и полотенца, чтобы они проветрились, а потом спустится по лестнице и под бурные аплодисменты жюри поднимет карточку с оценкой в десять баллов. Странно, но этого никогда не случалось, и Тэсс вознаграждала себя сама чашкой кофе и передачей «Час женщины».

Пролистывая почту, она быстро разделила ее на деловые письма для Марка, каталоги, счета, банковские извещения и безобидные вещи вроде открыток. Поколебавшись над банковскими извещениями, убрала их в ящик. Пока еще она была не в силах с ними справиться. Но именно ей рано или поздно придется на них взглянуть — Марк ненавидел денежные дела. Пришла открытка от отца Марка из Сингапура, адресованная им всем. Он отдыхал там со своей подружкой, которая по возрасту была ближе к Тэсс, чем к нему, и посылал им приветы. Опасная штука — любовь отца Марка, подумала она. Он написал, что, возможно, заскочит на Рождество, потому что у него дела в Англии. Тэсс напомнила себе сказать об этом Марку, хотя знала, что он пожмет плечами и скажет: «Ну да, ладно». Его взаимоотношения с семьей — младшим братом, журналистом в Австралии, отцом и матерью, которая в свое время приняла удивительное решение, когда уходила из семьи, забрать с собой только младшего сына, — много лет назад стали выражаться в старательном безразличии.

Когда они с Тэсс только встретились, его лишь изредка тревожила их беспокойная жизнь — по ночам иногда звонила мать, карьера которой теперь пришла в упадок. В пятьдесят она была все еще красива, но вместо транслирующегося на всю сеть шоу, вела региональную программу и жила в постоянном страхе потерять работу и красоту. Когда Марк и Тэсс поженились, она жила с мужчиной тридцати двух лет, который называл себя скульптором, не произведя на свет ни одной скульптуры. На свадьбу они не приехали, и Марк был за это только благодарен: мать имела привычку напиваться и начинать флиртовать. Родителям Тэсс это вряд ли бы понравилось.

Ребенком он очень любил свою мать, но эту любовь как отрезало, когда она ушла, забрав с собой брата. Тогда мать объяснила это решение тем, что Марку предстояли важные школьные экзамены и лучше было оставить его на месте, с отцом. Ей предложили важную новую работу — вести программу новостей в Сиднее. Настоящая же причина была в том, что он представлял собой неудобный эмоциональный багаж, в отличие от послушного младшего брата. У нее просто не было для него времени. Так что Марк остался с отцом в Мельбурне, с разбитым сердцем, хотя он этого и не показывал. Родители отца старались ему помочь, но в двенадцать лет он уже не жалел, что не остался с матерью. Они с Майком жили, как умели, напоминая скорее братьев, чем отца и сына. Постепенно отец начал пить все чаще и заключать странные сделки, все больше и больше залезая в долги. Марк привык стягивать обувь с лежащего на диване отца и укрывать его одеялом, пока большой пустой и грязный дом не стал ему тесен, и он уехал. Отцу Марка это показалось окончательным предательством, и только при поддержке Тэсс Марк начал снова с ним общаться. Отъезд Марка в Европу потряс Майка и заставил осознать свое падение. Сегодня он снова был преуспевающим предпринимателем, хотя в какой именно сфере, Тэсс никогда не могла определить. Если спрашивала, то обычно слышала в ответ «Импорт, экспорт. Ну, ты же понимаешь, дорогая». Обаятельный и все еще красивый, Майк производил впечатление на женщин, но доверять ему было нельзя. Когда он впервые встретил Тэсс, то поправил галстук и прошептал Марку:

— Красивая девушка. Ну что ж, каждый за себя.

Джейк обожал своего деда и постоянно переписывался с ним по электронной почте, а Марк предлагал взять его с собой в бесконечные ничего не дающие и дорогие поездки. Им было не по карману всей семьей навестить Майка или мать Марка в Австралии, но дети, особенно Джейк, все время спрашивали, когда они смогут туда поехать. В семейных ссорах Джейк постоянно угрожал уйти жить к Майку. Слава Богу, думала Тэсс, что тот живет за тысячи миль от них.

Когда родители Тэсс и отец Марка встретились на их свадьбе, это было похоже на столкновение двух разных видов живых существ. Отец Марка, учтивый, загорелый и дорого одетый, так напомнил матери Тэсс кинозвезду, что она потеряла дар речи. Ее муж Дерек, бухгалтер, сразу опознал в Майке мошенника. В вечер перед свадьбой, в удобном, но не особенно роскошном отеле, где проходил прием, Майк заказывал шампанское бутылками, а Дерек, бледнея, подсчитывал в уме их стоимость. Родители Тэсс не были склонны к размашистым жестам. Бокал вина к ужину в рабочий день казался им событием из ряда вон выходящим.

Встреча с отцом Марка ни в коей мере не уменьшила их тревоги по поводу брака Тэсс и Марка. Жених, бесспорно, был очаровательный, очень умный и явно куда более ответственный, чем его отец, но он казался чужим, и его жизнь настолько выходила за привычные рамки, что нельзя было не беспокоиться. Тэсс достаточно ясно представляла свое классовое происхождение, чтобы понять, что они приняли Марка как иностранца с куда большей легкостью, чем это был бы молодой человек из рабочего класса, пусть даже местный. Однако это не помешало отцу дотошно расспросить Марка о его планах.

Разница между ее и Марка происхождением и воспитанием была одной из причин, делавших его особенно привлекательным. Ее собственный дом был таким безопасным, правильным и спокойным, что хаос его жизни зачаровывал. Он казался таким светским и бесстрашным. Тэсс всю жизнь переживала, что люди о ней подумают, а Марку было на это наплевать. Классовую систему в Англии он считал забавной и непонятной. Общаться с ним было все равно, что закрыть глаза и спрыгнуть с водопада.

Во время вечеринки перед свадьбой был только один неприятный момент, когда Майк после пары бутылок попытался убедить ее отца вложить свои нелегко собранные и аккуратно управляемые сбережения в одну из его сделок. Тэсс почувствовала, как Марк напрягся, на лице его появилась тень, словно детское воспоминание, и он гадал, что будет дальше. Но отец выпутался из разговора со своим обычным тактом и дипломатичностью.

Марка в свою очередь зачаровывала уравновешенность жизни Тэсс. Когда он впервые побывал у ее родителей, то не переставал удивляться обстановке дружелюбия, их распорядку, тому, что еда подавалась вовремя, а в доме все лежало на своих местах. Джин уложила его в постель (не с Тэсс, она была в своей прежней комнате, родителям едва ли понравилось, если бы они спали в одной кровати, хотя они знали, что в Лондоне их дочь и Марк вместе живут) с чашкой чая и грелкой под одеялом. Он лежал без сна, ощущая такое глубокое чувство покоя, что чуть не расплакался. Именно тогда Марк окончательно решил жениться на Тэсс. Она была не только красива, умна и сексуальна, но и знала, как создать семью. Настоящую семью, которую никто у него не отнимет.

В скопившейся почте лежал какой-то бюллетень в прозрачной пластиковой упаковке. Он был адресован «жильцам», и обычно Тэсс такие вещи отправляла прямо в помойку — это, скорее всего, была попытка убедить в необходимости нового кредита или каталог из тех, что предлагал коврики для задней двери, магическим образом избавлявшие домашних животных от грязи. Тэсс задумчиво перевернула брошюру и увидела, что та пришла из института Курто. За спиной у нее выключился чайник. Она положила брошюру на стол и налила себе чашку чаю. На стене за плитой отходила одна из плиток. Тэсс могла бы попросить Марка ее подклеить, но тогда плитка просто угодила бы в бесконечный список домашних дел, ждавших его внимания, но так никогда и не делавшихся. Он вполне разумно замечал, что не хочет проводить все выходные с дрелью или стоя на стремянке, но и не нанимал кого-нибудь все это сделать. По всему дому заметны были следы этой негативной политики. Тэсс уже не замечала дырку в стене Хэтти, протертую дверной ручкой, или обвисшие обои на потолке их спальни.

— Апельсинового сока хочешь? — крикнула она наверх дочери, но тут же заметила через все еще открытую дверцу холодильника, что он пуст. Значит, Марк вчера не сходил в магазинчик на углу.

— Да, пожалуйста, — прозвучал ответ.

— Извини, — Тэсс начала уже раздражаться, — есть только молоко и вода.

Последовало молчание.

— А кока-кола? — наконец завопила Хэтти из спальни.

— Ни капельки. Надо будет сходить в универсам.

Она взяла кружку и с признательностью сделала глоток горячего чая. Мозги у нее отупели от ведения машины, спина одеревенела, а правая нога все еще подсознательно жала на акселератор. Тэсс села за стол и разорвала пластиковую оболочку брошюры. «Вы когда-нибудь думали о дополнительном образовании?» — спрашивал заголовок. Ага, как же, подумала Тэсс. Как, интересно, она смогла бы вести дом, работать и учиться одновременно? Они с Марджи часто дразнили Ванессу насчет всяких вечерних занятий, на которые она записывалась с большой решимостью, ожидая, что вот они-то, наконец, изменят ее жизнь. Подруга уже пробовала рисование, киноведение, а в последний раз и литературное творчество. Но нигде она не продержалась больше месяца, ее слишком утомляла необходимость дважды в неделю ходить на лекции.

Тэсс отложила брошюру на стол, слушая, как Хэтти с грохотом тащит наверх свою каникулярную сумку. В ней была не одежда, а ведьмин плащ, розовое боа из перьев, пена для ванн, четыре плюшевых мишки, карандаши, большой ком пластилина и тяжелая металлическая лошадка-копилка, полная иностранных монет — результат частых поездок Марка за границу.

Зазвенел телефон. Тэсс вздрогнула, поставила чашку и подняла трубку, лежавшую на столе.

— Привет, это я.

— Привет, — Тэсс прижала трубку к щеке. Теперь она окончательно была дома.

— Как доехали?

— Хорошо.

— Записку мою видела?

— Ага. И когда тебе придется уехать?

— Завтра. Извини, что так не во время, но у нас тут кризис. Похоже, венгерское белое вино на вкус как моча.

— Неприятно.

— Именно, разве что для тех, кто любит пить слишком дорогую мочу.

— Как мальчики сегодня утром?

— Ужасно. Как ты с ними справляешься и не убиваешь? Мы не могли ничего найти, а Джейк все еще валялся в постели за десять минут до того, как нам надо было уходить. Я его оставил, сказал, пусть едет на метро.

Тэсс поморщилась. Не стоило жалеть Джейка, он это заслужил. Но сегодня был первый день после каникул, и он наверняка опоздал.

— Что тебе понадобится завтра?

— Вещей на неделю. И там вроде как холодно, так что упакуй свитера.

— Я попробую. Но ты же понимаешь, мне придется распаковать все остальные чемоданы и сходить в магазин — еды нет ни крошки.

— Давай пойдем в ресторан.

— Я имела в виду, для детей.

— К черту детей. Своди их в «Макдоналдс». Как насчет нас? Я тебя еще неделю не увижу. Давай гульнем.

— Вообще-то после каникул мы не можем это себе позволить.

Последовала пауза. Голос Марка изменился.

— Ну что ж, — сказал он прохладно. — Тогда не стоит.

— Нет-нет, — поспешно согласилась Тэсс, — так и правда лучше. Франческа согласится посидеть с детьми.

— Как насчет итальянского ресторана?

— Отлично. Тогда я пойду, пора браться за дела.

— Подожди, не уходи.

Тэсс представила, как он сидит, закинув ноги на стол, с ручкой в зубах. Его рубашка с расстегнутым воротником кажется неуместной в кабинете с темными дубовыми панелями, заваленном каталогами.

— Мне надо, — она улыбнулась в телефонную трубку.

— Ты по мне скучала?

— Одну ночь?

— Я скучал. В этой чертовой постели было так холодно. Я не мог уснуть.

— Я тоже, — соврала Тэсс.

— Что ты сейчас делаешь?

— Сижу за кухонным столом посреди счетов и решаю, за какой участок хаоса браться первым. Что вы ели прошлым вечером?

— Заказали какую-то ерунду из китайского ресторана. У меня до сих пор в желудке неспокойно.

— Тебе повезло больше, чем Найджелу. У него нескончаемый понос. Почему ты оставил коробки на столе?

— Тэсс, перестань. Ему вообще нечего было делать на столе. Все нормальные кошки ночью гуляют на улице. С этого дня он каждый вечер будет отправляться за дверь, — Тэсс снова задумалась над тем, почему у всех мужчин было два глубоких убеждения, что остальные члены семьи недостаточно требуют дисциплины с домашних животных, и что острых кухонных ножей никогда не бывает слишком много.

— Мне заказать столик?

— Да, пожалуйста.

— Когда будешь дома?

— Около семи.

Как раз когда я накормлю детей и приберусь, подумала Тэсс. Он так делал, когда дети были маленькие, рассчитывая возвращение с работы, чтобы ему достались приятные дела, вроде купания и чтения сказок перед сном довольным, теплым и сонным малышам. Но никак не к полднику, когда ей часто хотелось уйти куда-нибудь и оставить их разбираться самих. Хэтти особенно капризничала за едой, и время кормления превращалось в сплошной кошмар.

— Хорошо.

— Да, и у Дискавери не в порядке сигнализация. Ты не договоришься с механиком, пока меня не будет?

— Попробую. Значит, тебя надо будет подвезти в аэропорт?

— Ага.

— Тогда около семи.

— Я тебя люблю.

— И я тебя, — сказала она рассеянно.

Тэсс допила чай, сполоснула кружку под краном и пошла наверх, разбираться с чемоданами. Наверху в коридоре она заметила, что лампочка на автоответчике мигает. Она нажала на кнопку, потом вытряхнула чемоданы и начала сортировать огромную кучу белья на белое, цветное и ручную стирку. В коридоре послышался веселый голос Марджи.

— Добро пожаловать домой. Надеюсь, рыбки еще живы. Эти жадные маленькие паршивцы всегда хотят есть. И кота ты тоже недостаточно кормишь. Сколько бы я ему ни давала, он требовал еще, — Найджел потерся о ногу Тэсс, протискиваясь мимо нее будто покрытый мехом дирижабль.

— Надо повидаться. Пока вы там изображали счастливое семейство, накопилась куча новостей. Ванесса сделала себе очистку лица, и они покупают дом во Франции, что просто здорово, потому что теперь мы можем заставить ее пускать туда бедных подруг, правда? А я — ты сидишь? — встретила мужчину. Видишь, я же говорила, новости большие. Позвони мне немедленно.

Тэсс улыбнулась. Ее жизнь, как рыбий корм, плавающий в аквариуме Хэтти, начинала оседать на место.

Вниз спустилась дочь в ботинках Тэсс на платформе; за ней тянулось ее боа.

— По-моему, у моих рыб будут детки, — сказала Хэтти радостно. — Найджел наложил у моей кровати, и оно жидкое. Давай пойдем плавать, а? Мне нужно сделать хоть что-нибудь приятное перед ужасной школой.

 

Глава 7

Микроволновка звякнула.

— Достань мне картошку, а?

— Достань сам, а? Я занят.

— Домашние задания небось делаешь, неудачник.

— Я достану, — Тэсс открыла дверцу и достала картошку Джейка, от которой шел пар. — Держи, — она протянула пакетик промчавшемуся мимо на мотороллере сыну. — Никак нельзя без этого обойтись?

— Надо восстановить навык, мам, — сказал Джейк, описав шикарный круг вокруг кухонного стола, за которым сидел Олли, разложив свои тетради на поцарапанной деревянной поверхности. Тэсс отодвинула кружку с апельсиновым соком от тетради по географии.

— Почему бы тебе не делать домашнее задание наверху? — спросила она. — А ты, Джейк, давай с этой штукой на улицу.

— Там дождь.

— Наверху слишком тихо, — сказал Олли. — Я не могу думать.

— У меня не получается, — Хэтти, сидевшая за столом напротив Олли, протянула Тэсс листок с ксерокопией домашнего задания на каникулы. — В этих перепутанных предложениях какая-то бессмыслица.

— В этом вся суть, — сказала Тэсс, глядя на листок. Но Хэтти права, это действительно была бессмыслица. — Здесь надо прибавить «и», — поправила она.

Хэтти взяла остро отточенный карандаш и начала писать с таким усердием, что кончик ее языка розовым бутончиком показался между губ в уголке рта.

— Джейк, а как у тебя с домашним заданием?

— У меня его нет.

— Он врет! — воскликнул Олли.

Джейк проехал у него за спиной и схватил коробку с карандашами Олли.

— Отдай!

— Ой, извини! — Джейк уронил коробку на пол. Из нее посыпались простые и цветные карандаши, резинка, точилка и транспортир.

Тэсс, загружавшая посудомоечную машину, сердито повернулась к ним.

— Джейк, немедленно подбери все это и извинись. Ну же, Франческа вот-вот придет.

Олли поднял голову от книг и усмехнулся.

— Франческа?! — Он присвистнул и поглядел на брата в упор, а тот покраснел.

— И что?

— Ничего, — Олли усмехнулся и опустил голову. — Абсолютно ничего. — А не пошел бы ты…!

— Джейк! — Тэсс взялась за спинку резного стула на краю стола и сердито посмотрела на него. — Не смей так говорить!

— А папа так все время говорит.

— Папа взрослый, и он так не говорит, — Тэсс уже понимала, что проиграла спор. Марк не видел необходимости сдерживаться при детях в выражениях.

— На…! — радостно повторила Хэтти. — Мама, смотри, я закончила. — Она подняла тетрадку, где прямо над строчками танцевали круглые карандашные фразы. Тэсс просмотрела страницу.

— Умничка, — она обняла дочь, и Олли с Джейком переглянулись. Оба считали, что девчонке уделяют слишком много внимания. В дверь позвонили.

— Вот и Франческа. Хэтти, а ты даже еще не мылась.

— Не хочу.

— Но ты не принимала ванну с утра. А мы купались в море, помнишь?

— Неужели это и правда было сегодня утром? — удивленно спросила Хэтти. Тэсс прекрасно знала, что она чувствует. Казалось, что с утра прошло столетие, заполненное распаковкой восьми чемоданов, пятью загрузками стиральной машины, попытками убрать в спальне у мальчиков, скачкой по универсаму и встречей сыновей из школы в честь первого дня, чтобы им не пришлось идти пешком или ехать на метро.

— Джейк, открой Франческе.

— Ой, а без меня не обойтись?

— Нет, не обойтись, — твердо сказала Тэсс. Он со стоном уронил пустой пакет на стол, прямо на одну из тетрадей брата.

— Фу, — сказал Олли и оттолкнул его.

— Привет, — послышался застенчивый голос Франчески из прихожей. Джейк ничего не сказал и молча отошел в сторону, чтобы пропустить ее. Потом он вернулся на кухню, спускаясь через две ступеньки разом и громко топая тяжелыми черными кроссовками.

— Не оставляй там Франческу, — прошипела ему Тэсс и крикнула, — мы здесь! — На лестнице появились длинные тонкие ноги девушки в плотных черных колготках и тяжелых башмаках на платформе.

— Франческа! — Хэтти выскочила из-за стола и бросилась к ней.

— Привет, Хэтс, — Франческа поймала девочку в объятья. Она была самой любимой няней Хэтти, потому что разрешала ей не спать после восьми вечера, и ее можно было уломать прочитать сразу две истории. И еще Хэтти считала, что она красивая. Так оно и было — длинные темно-русые волосы, собранные на затылке заколкой с блестками, бледная гладкая кожа с легкой россыпью веснушек на носу и почти полное отсутствие краски. Франческа была старшей дочерью Марджи.

Тэсс глянула на Джейка. Он с необычайной сосредоточенностью изучал один из учебником Олли, краснея, несмотря на летний загар. Тэсс заметила, что Франческа украдкой поглядывала на него, разворачивая свой огромный синий шарф. О господи, подумала Тэсс. Ему же всего четырнадцать. А что будет, когда ему исполнится шестнадцать? Им придется нарисовать на двери черный крест.

— Франческа, ты бы не искупала Хэтти?

— Конечно. Пойдем, медвежонок, — Хэтти довольно уткнулась носом в шею Франчески и помахала Тэсс пальцами, пока ее несли по ступенькам.

— Я сейчас подойду. Мальчики, уберите все это, пожалуйста. Олли, лучше работай у себя в комнате. Ну же, иди, — сын со вздохом собрал книги и сунул их в сумку, которой пользовался вместо купленного Тэсс портфеля. Джейк возился с мотороллером.

— Убери это, а если у тебя есть домашняя работа, сиди и делай ее. Прямо сейчас, — Тэсс постаралась говорить угрожающим тоном.

Джейк поднял голову и послал матери очаровательную кривую улыбку. Какой он красивый, подумала она, несмотря на ужасную стрижку: ежик с длинной прядью спереди. Олли мечтал о такой же, но Тэсс пока ему не разрешала, хотя и знала, что со временем это неизбежно. У него были такие же густые волнистые светлые волосы, как у Тэсс и Хэтти. Если он пострижется, как Джейк, то со своими круглыми очками будет похож на маленького колючего крота.

Когда Хэтти искупалась, Тэсс залезла в оставшуюся воду и добавила горячей. Было бы здорово завести вторую ванну, с тремя детьми одной никак не хватало, и она не могла оставлять на виду увлажняющие лосьоны и масло для ванны, потому что Хэтти делала из них всякие зелья. Мальчики, особенно старший, были ужасные грязнули и никогда не ополаскивали ванну за собой. А теперь еще Джейк покупал всякие ужасные дешевые средства для волос, вроде ярко-зеленого геля. На подоконниках не хватало места, и Марк жаловался, что Джейк пользуется его бритвой, хотя бриться ему было еще рано. Перед каникулами он выбрил себе пробел в бровях; выглядело это очень странно.

Тэсс соскользнула, опуская плечи под воду, и откинула голову назад, чтобы намочить волосы. Конечно, надо было принять душ, так быстрее, но ванна ее успокаивала. Она шевельнула ногами и почувствовала пробежавшую вдоль тела волну. Посмотрела на свой живот — слишком большой после каникулярной вседозволенности. Как правило, она поддерживала фигуру тем, что без конца носилась по дому и часто вообще не ела до вечера, потому что ей было не до ланча. Легче было не тратить время на еду и во время работы — так она не ощущала вины, уходя в три, чтобы забрать Хэтти из школы. И вообще это было отличное оправдание уходить пораньше.

Когда Тэсс нашла эту работу после долгого перерыва из-за рождения мальчиков и Хэтти, то она показалась прямо-таки божьим даром. Галерея находилась в треугольнике, образуемом сходившимися в Клапаме двумя главными дорогами, и была на полпути между домом и школой Хэтти. Но теперь работа вызывала у нее скуку. Место было приятное, а владелец почти никогда не появлялся на неделе и оставлял ее справляться одну. Исключение составляли дни, когда проходили выставки одного из популярных художников или визит очень богатого клиента, за которым хозяину надо было поухаживать. Ей нравилась дружба, завязавшаяся у нее с горсткой художников, особенно с молодыми, и она с бесконечным терпением слушала их истории о сложной личной жизни и запутанных финансовых проблемах. Это позволяло увидеть совсем иной мир.

Галерея была маленькая и традиционная, и Тэсс уже наизусть знала потребности горстки их верных клиентов. Они доверяли ей, когда она звонила и сообщала, что встретила то, что им понравится, и доходы галереи постоянно росли. Бруно нравилось думать, что это он находил новых молодых художников, но чаще это делала Тэсс, которая посещала множество выставок художественных школ. Она прекрасно знала, что будет продаваться, и более того, умела угодить и художникам, и клиентам. Тэсс умела ладить с людьми, да и работа казалась ей ерундой по сравнению с домом, где надо было поддерживать мир между тремя умными, упрямыми и вечно ссорящимися детьми.

Теперь Хэтти уже не так в ней нуждалась, и, может, стоило вернуться к работе на полный день. Но не в галерее. Ей просто нужна была смена обстановки, новое начало.

Хлопнула входная дверь. Черт! Марк пришел, и он тоже захочет принять ванну. Она потянулась к крану. Горячая вода закончилась. За стеной Франческа начала читать любимую сказку Хэтти, которую та готова была слушать вечно: про розового полярного медведя, который жил на одинокой льдине, а однажды мимо проплыл голубой медведь на такой же льдине. Они столкнулись и влюбились, и потом всю жизнь пели вместе, так что их голоса разносились надо льдами.

Тэсс подняла из воды одну ногу и намылила ее. Ноги опять пора было брить. Жизнь представляла собой одну бесконечную цепочку дел, которые никогда все не переделаешь — заканчиваешь одно, начинается другое. Она загружала стиральную машину и отвозила детей в школу, не накрашенная, в мешковатом старом свитере, думая о том, что завтра будет более организованной и накрасит губы перед выходом из дома. И запишется к косметологу. Определенно. Даже если придется искать для этого время. Вечно завтра и завтра. Перед ней плыл дразнящий образ ее новой личности.

Тэсс откинулась назад и закрыла глаза. Они с Марком в последнее время не занимались любовью. На каникулах он в основном спал. Она знала, что муж устал и что в данный момент карьера и новые обязанности его утомляют, но хотя бы на каникулах он мог провести один полный день с женой и детьми. Им доставались только урывки: утром выйдет в море на лодке или займется серфингом с мальчиками, а потом ляжет на голубой тахте в гостиной и проваляется там остаток дня. Будто рядом с ней жила спящая черепаха. Тэсс понимала, что ему приходилось большую часть себя отдавать работе, но это неизбежно означало, что часть, предназначенная семье, становилась все меньше. В основном, вспышки дурного настроения, которые никому не нужны.

Может, виновата она? Недостаточно проявляла свою любовь к нему и слишком много времени отдавала заботе о детях? Да нет, честно говоря, ему требовалась не любовь. Марку нужны были не ласковые объятия, а секс. Секс со всеми романтическими причиндалами — шелковое белье, духи и все такое. Как-то Марк в гневе заметил, что надо не так уж много сил, чтобы выглядеть сексуальной, но она ответила, что не понимает, зачем наряжаться, как слон в цирке после утомительного дня, чтобы привести мужа в нужное настроение. Спор затянулся. Марк упрекнул, что Тэсс слишком много делает для детей, и они могут вырасти ленивыми и испорченными. На самом деле, подумалось с горечью, он имел в виду, что она слишком много заботилась о них, а должна бы больше уделять внимания ему. Но Тэсс отказывалась это делать — Марк, черт возьми, не ребенок! Марджи как-то заметила, что подобным недостатком страдают большинство мужчин — они так и не выросли из детских штанишек и всю жизнь ищут вариант мамочки, согласной ради них наряжаться в неудобное белье. Почти сразу же после развода Марджи выкинула все свои подвязки и купила теплую байковую пижаму.

Тэсс вздохнула. Как ни посмотри, она всюду оказывалась не права. Если слишком много делала для детей, то портила их, а если оставляла справляться самих, то Марк жаловался на беспорядок, который они развели при готовке, или на манеру убираться, складывая все в высоченные стопки, которые рушились, как только закроешь дверь. Но если меня тут не будет, подумала Тэсс, брызгая водой себе в лицо, то все придется делать им самим, даже Марку. Она задумчиво намылила между пальцами ног. Вернуться в «Сотбис»? Страшновато, да и в каком качестве? Можно пойти в администрацию, но эта работа явно нетворческая. Проблема заключалась в том, что у Тэсс не было специального образования. Ее диплом был слишком общим. Конечно, следовало бы учиться дальше, но к тому времени она пресытилась науками. Да и родители устали за нее платить, считая, что дочери давно пора найти работу.

— Тэсс, открой дверь, — прогудел снаружи низкий голос Марка.

— Я в ванне.

— Ну так вылезай. Я хочу зайти.

Тихо фыркнув себе под нос, Тэсс выбралась из ванны и потянулась за единственным сухим полотенцем, остальные были все еще в стирке. Она осторожно открыла дверь, хотя Франческа все еще была у Хэтти. Дочка не отпустила бы ее после только одного прочтения истории про полярных медведей.

Марк проскользнул в ванную. На нем была синяя хлопчатобумажная рубашка, в которой он уехал из коттеджа, и бежевые брюки, на которых, Тэсс знала, не хватало пуговицы, потому что она ее еще не пришила. Муж выглядел усталым и помятым.

— Хорошо, что ты вернулся, — поплотнее завернувшись в полотенце, она раскрыла ему объятия. Марк театрально склонил голову на ее влажное обнаженное плечо.

— Ужасно устал, — сказал он голосом маленького мальчика. Тэсс погладила его густые темные волосы, слегка начавшие седеть над ушами. Джейк и Олли недавно аккуратно вырезали из воскресной газеты объявление о краске волос для мужчин и оставили перед завтраком у его тарелки.

— Не очень хороший день?

— Не очень, — сказал он ей в плечо, и она ощутила на коже тепло его дыхания. — Все неприятности с Венгрией выползли наружу, и Руперт грозится поехать со мной. Я не могу ехать с этим придурком. Он испоганит все на свете. Ей-богу, я его убью.

— Не надо. Это повредит твоей карьере.

— Я не хочу уезжать. Хочу остаться с тобой, — он медленно развернул полотенце, и оно упало вниз. — Да ты голая. Какой ужас.

— Тихо, — сказала она, хихикая. — Я думала, ты устал.

— Не настолько, — Тэсс постаралась не дрожать, когда он провел холодными руками вверх от ее талии, пока не дошел до грудей.

— Вода остынет.

— К черту воду, — сказал он, шагая с ней назад, пока ее ягодицы не уперлись в раковину. Она ахнула, когда голое тело коснулось холодного фарфора.

— Я люблю тебя…

— Но, — сказал он, прижимаясь губами к основанию ее шеи. Подняв голову, он привычным жестом поцеловал ее.

— Но, — продолжила она, приложив палец к его губам, — я еще не убрала в кухне и не усадила Джейка за домашние задания.

Марк шагнул назад и опустил руку, которую уже поднял, чтобы расстегнуть брюки.

— А это все, конечно, намного важнее. Понятно, — он улыбнулся, но улыбка не достигла глаз.

— Марк, слушай, мне очень жаль… — Тэсс потянулась, чтобы взять его за руку.

— Мне тоже жаль, — сказал он с иронией. — Я уже остыл. Я не игрушка, чтобы меня заводить, когда понадобится. У меня есть чувства.

Тэсс наклонилась, чтобы поднять полотенце.

— И потом, Франческа здесь.

— А ты боишься, что я доведу тебя до таких вершин блаженства, что у тебя вырвутся лосиные звуки?

Тэсс поглядела на него нехорошим взглядом.

Его глаза, раньше затянутые дымкой страсти, внимательно осмотрели ее.

— А ты набрала вес, — сказал он.

— Да ну тебя, — усмехнулась Тэсс. — Не будь ребенком.

— Ребенком? Как это? И вообще, где моя акула? Ты же знаешь, я не могу купаться без Хэмфри.

Тэсс достала с полки ухмыляющуюся акулу Хэтти, завела ее и опустила в воду. Она закрутилась к Марку, хлопая хвостом. Он поймал ее.

— Привет, Хэмфри, — сказал он. — Может, поиграешь со мной? Все остальные, похоже, заняты.

Тэсс наклонилась и машинально подобрала рубашку, брюки, трусы и носки, которые он оставил на полу. Свернув их вместе, она потянулась свободной рукой открыть дверь, но потом обернулась.

— Кстати, ты тоже отрастил себе животик, очень миленький, — потом быстро закрыла за собой дверь.

— Ма-ам! — закричала Хэтти за стенкой, когда услышала, как закрывается дверь ванной. — Меня надо на ночь поцеловать!

Тэсс прошлепала в комнату Хэтти. Та сидела в кровати будто гордая принцесса, а Франческа еще держала на коленях книжку.

— Поцелуй, — дочка подставила щеку. Тэсс наклонилась и прижалась губами к гладкой и сладкой коже.

— Спокойной ночи, дорогая.

— Пусть папа тоже придет меня поцеловать.

— Хорошо. Спасибо, Франческа. Она зубы почистила?

— Да, — поспешила Хэтти.

— Нет, — ответила Франческа.

Хэтти скорчила Франческе рожицу.

— Тогда сбегай почисти, когда папа освободит ванну.

Поднимаясь в спальню, чтобы одеться, Тэсс услышала вопль Марка.

— Почему, черт возьми, нет горячей воды?

Она быстро взбежала по лестнице, потом высунулась из двери спальни, крикнула «что?», будто не расслышала, и быстро закрыла дверь.

 

Глава 8

Во сне Хэтти гналась за мячом. Она уже несколько раз вот-вот его ловила, но в последний момент ветер отнимал его и снова поднимал вверх, к небу, так что ей пришлось танцевать в воздухе. Ветер поймал ее тоже, и она поднималась все выше и выше, как ангел. Ярко светило солнце, слышался шум моря, навстречу к ней неслась лошадь, прекрасная белая лошадь. Хэтти протянула к ней руки, чтобы потрогать гладкую шкуру и ощутить теплое дыхание на лице. Она улыбнулась и дотронулась до лошади кончиками пальцев. Шкура у нее была мягкая, но не пушистая, а скорее похожая на человеческую кожу. Она почувствовала на щеке теплое прикосновение губ. Поворачиваясь к ней, лошадь коснулась лица своей серебристой гривой.

Марк прижался губами к щеке Хэтти. Он убрал волосы со лба дочери и подтянул одеяло повыше к подбородку. Одна из вытянутых рук была холодная на ощупь, и Марк осторожно убрал ее под одеяло. Он сидел в кресле у кровати Хэтти, которое Тэсс унаследовала от пожилой тетушки, собиравшей антиквариат. Кресло, скорее всего, было очень ценное, и Тэсс хотела поставить его либо в телевизионной комнате, либо на лестничной площадке. Но Хэтти, что было для нее типично, так бурно выражала свое желание его получить, что родители уступили. Теперь оно было завалено книгами, мягкими игрушками и альбомами. Марку пришлось все это отодвинуть, когда он присел, чтобы успокоиться, глядя на спящего ребенка.

Ну и неразбериха, черт побери!

Он очень хотел увидеть Тэсс. Даже всего за один день он соскучился, предвкушая возвращение домой с тихой радостью, как в ожидании подарка. Тэсс и дети — ну, по крайней мере Олли и Хэтти, — облегчали любую ситуацию, особенно после такого кошмарного дня. Дела на работе дошли до скандала с Рупертом. Тот считал, что надо отказаться от венгерского виноградника. Марк не соглашался, поскольку, предвидя новый прибыльный контракт, он специально нанял дополнительных работников на маленький семейный виноградник за деньги, которые едва мог себе позволить. И теперь нельзя все это было бросить. Марк доказывал, что если возьмет с собой консультанта по винам, то, возможно, сумеет улучшить качество и подтянуть его до стандарта, совместимого с британскими вкусами. Наконец Руперт неохотно согласился, но сказал, что поедет вместе с ним, желая «удостовериться, что все будет сделано как надо», чего Марку совсем не хотелось. Руперт был типичный задира из престижной частной школы, который обычно добивался своего, давя на людей и заставляя подчиняться. Обед с Тэсс позволил бы ему расслабиться и все обсудить.

Он часто выдерживал невыносимые дни на работе только благодаря тому, что представлял, как возвращается к Тэсс, сидит напротив нее за кухонным столом. Перед ними бутылка вина и бокалы, и он иронизирует над неприятностями дня, глядя, как уголки ее губ разбегаются в улыбке. Потом она поставит свои ступни на его, возьмет его руку и прижмет к губам, а он будет наблюдать, как густые светлые волосы жены падают ей на щеку. Обнимать Тэсс было все равно, что обнимать Хэтти — существовало только это мгновение, мир замирал на месте, и все плохое исчезало.

Марк не мог себе представить, какой была бы его жизнь без нее. Когда он встретил Тэсс, его карьера набирала высоту, но он слишком много пил и легко мог закончить так же, как и его отец. Тэсс показала ему, каким он был идиотом, и вместе с детьми придала сил и уверенности в себе для достижения успеха. Вокруг него распадались браки, сотрудники заводили романы, калеча себе жизнь и теряя детей. Он этого не понимал. Но, может, ему повезло с такой женой, как Тэсс. Он так гордился ее красотой, быстрым умом, спокойным характером, тем, что мог представить ее кому угодно и знать, что она не растеряется. Ее работа в галерее была просто идеальна: голова у нее была постоянно занята, но это не мешало заботе о детях. Если бы только у нее было больше времени для него. Он бы сумел снова разбудить страстную Тэсс, с которой до рождения Джейка занимался любовью все время и в самых неподходящих местах. Дети вечно просыпались от кошмаров или искали родителей вместо того, чтобы смотреть телевизор. Несомненно, подумал он с горечью, это была противозачаточная шутка от бога. Теперь Тэсс такая спокойная и деловитая, составляет планы, в которые входит все на свете, кроме бурного секса с ним. Его очень беспокоило, что она ему, похоже, нужна была куда больше, чем он ей.

Однажды вечером на каникулах Тэсс заговорила о том, чтобы заняться чем-то еще. Это, конечно, было здорово, но он заметил тогда, что им просто будет не справиться, если у них обоих будет напряженная работа, связанная с поездками. Жена согласилась, и он надеялся, что она бросила эту мысль. Жизнь и так была прекрасна. А если бы он уговорил ее уехать из Лондона?! Дети ужи подросли, и им с Тэсс надо побольше бывать вместе. Может быть, устроить каникулы для двоих? Надо будет предложить ей это. Хорошо бы поехать в Париж. Марк вспомнил безумный пьяный уикэнд, который они провели там до рождения Джейка. Да, обязательно надо, вот только разберутся с работой.

Хэтти заворочалась во сне, шевеля губами. Она сжала руки в кулаки и прижала их к задранному подбородку. Даже во сне дочь выглядела упрямой. За Хэтти Марк не боялся, а вот Джейк! Он переключился на другую тревожащую его проблему. Джейк, похоже, был не в состоянии ни на чем сосредоточиться. Табель за последнюю четверть был просто ужасен, сын был не в состоянии вежливо ответить ни на один вопрос, будто его постоянно переполняла еле сдерживаемая ярость. Тэсс не понимала, что ему требовалась твердая рука. Он выбивался из-под контроля, а мать позволяла ему это.

Один раз на каникулах Марк ударил Джейка. Вообще-то он не собирался этого делать. Они были в лодке, и Марк крикнул Джейку, чтобы тот поймал веревку, когда утлегарь качнулся в сторону головы Олли. Джейк сделал вид, что не слышал, — он все еще дулся после того, как его отругали за завтраком, — и утлегарь ударил Олли прямо в висок, оставив шишку.

— Это был несчастный случай! Несчастный случай! Чего ты вечно ко мне вяжешься? Я виноват, что ли, что этот идиот не пригнулся? — сразу закричал Джейк, вскакивая на ноги, и Марк ударил его раскрытой ладонью. Жест этот был инстинктивный, непредвиденный, просто реакция на вскипевший в нем гнев, который, наконец, вырвался наружу. После удара ему стало легче, и гнев прошел. Но ударил он сильно, сильнее, чем собирался, и Джейк упал на бок, врезавшись в узкую скамью вдоль борта лодки.

Он немедленно вскочил снова.

— Ты что? — закричал он. — Ты же меня ударил, ублюдок!

Марк встал над ним. Олли побелел от страха. Ветер сильным порывом дунул в лицо Марка, поймав незакрепленный парус и разворачивая лодку к берегу. Марк схватил веревку и, закрепив ее восьмеркой, крикнул Олли, чтобы тот брался за румпель.

Джейк, уже достававший отцу до плеча, стоял перед ним и часто дышал. Лицо у него было мокрое от брызг, на стриженых волосах блестели капли воды, а по щекам на синюю куртку стекали струйки. Губы его были плотно сжаты, а глаза, такие же, как у Марка, закаменели от гнева. Марк попробовал было положить руку ему на плечо, но Джейк отстранился.

— Не смей больше меня трогать, — сказал он с тихой угрозой.

Марк уронил руку.

— Пап, мы на скалы идем! — вскрикнул вдруг Олли.

Марк развернулся и вырвал румпель у застывшего от страха сына.

Одним ловким движением он развернул лодку обратно в море. Когда он повернулся обратно, Джейк отошел и сел, сгорбившись, на носу. Олли знал, что брата лучше оставить в покое. День был туманный, и горизонт закрывала густая морская дымка. Джейк смотрел в серую пустоту. Нос лодки поднимался и опускался, ударяя по воде, создавая брызги, летевшие ему в лицо, так что морская вода сливалась с его солеными слезами унижения.

Когда они вернулись, мокрые и усталые, Тэсс встретила их в маленькой прихожей коттеджа. Она была так рада, что они гуляли вместе, трое ее мужчин, занимались мужским спортом. Они с Хэтти с удовольствием прибрались в доме и испекли к их приходу торт, который сейчас стоял в центре стола.

Она вышла из кухни, услышав стук двери, вытирая испачканные мукой руки о джинсы.

— Хорошо погуляли?

Джейк бросил мокрую куртку на пол и, протолкнувшись мимо Тэсс, взбежал по лестнице наверх. Она повернулась к Марку с вопросительным выражением на лице.

— Не спрашивай, — сказал он.

Тэсс подождала, пока перед ними не поставили тарелки с лингуине, прежде чем выпустить первый залп. Она думала об этом, пока одевалась, решая, как она подойдет к идее о том, чтобы ей работать полный день или учиться. Да, учиться, чтобы получить настоящую степень и начать настоящую карьеру. Она начнет разговор шутя, скажет, что в галерее у нее мало дел, да и дома тоже, и как им бы пригодились дополнительные деньги. Но едва она открыла рот, как Марк сказал, что ему совсем не хочется уходить, и вид у него был такой несчастный, что она позволила ему еще раз объяснить всю ситуацию. Тэсс завидовала карьере Марка — она, конечно, видела неприятные стороны, производственные конфликты и необходимость терпеть Руперта, но была там и творческая сторона, а Марк был предан винному делу и много о нем знал. Предмет был такой бесконечный и такой приятный: большинство его поездок в разные страны обычно включали в себя долгие обеды с вкусной едой и интересными собеседниками. Когда он жаловался, Тэсс предлагала ему вспомнить, каково живется директору по продажам шарикоподшипниковой фирмы.

Они отправились в свой любимый ресторан возле дома, недорогой и веселый, с отличными спагетти, аппетитными соусами вонголе и любимым изысканным голубым сыром Тэсс. Марк заказал бутылку «Бароло», самого дорогого вина в меню. И хотя после каникул они и так были в немалых долгах, муж заметил, что лишние двадцать фунтов погоды не сделают.

Интерьер зала остался прежним. На столах — скатерти в красно-белую клетку. Целую стену занимало панно с идиллическим изображением итальянского прибрежного местечка, где небо было до смешного бирюзовым, а с лоз свисали большие гроздья винограда. Марк и Тэсс так давно сюда ходили, что официанты уже не пытались изображать итальянский акцент, а говорили на своем родном южно-лондонском наречье.

Тэсс позволила мужу говорить, а сама сочувственно соглашалась. Он был так озабочен, ощущал такую ответственность за то, что вина не продаются, будто это он был во всем виноват. Марк цеплялся за надежду, что консультант поможет разобраться с сортами и сделать вино более подходящим для английского вкуса. У него был друг, тоже австралиец, большой специалист в таких делах. Услуги приятеля стоили дорого, но, возможно, он мог бы все изменить. Марк был честен в делах и всегда принимал сторону тех, кого Руперт считал «маленькими людьми», — рабочих, беспокоясь о том, что для них могут означать те или иные сделки. Особенную ответственность он ощущал за маленькие виноградники, созданные с целью получения выгоды, и всегда вступался за них перед остальными директорами, которые обращали внимание только на финансовый итог. Марк был очень популярен у клиентов, потому что иметь с ним дело было не только выгодно, но и приятно. Он всегда готов был сидеть с ними допоздна, пить, разговаривать и шутить.

Тэсс старалась проявлять энтузиазм и интерес к рассказу мужа, но не могла сосредоточиться. Она надеялась найти нужный момент и сменить разговор. Но как только возникала пауза, либо Марк снова начинал говорить, либо подбегал один из официантов с пармезаном и перечницами.

Марк помедлил на полуслове, заметив рассеянное выражение лица Тэсс.

— Я тебя сегодня не увлекаю, так?

Тэсс вздрогнула и виновато посмотрела на него. Она воткнула вилку в лингуине и повертела ею.

— Извини. Я просто… Я хотела кое-что сказать, но это неважно. Это может подождать. Так что ты собирался делать? Скажи мне еще раз.

— Ладно, я заткнусь. Хватит уже про меня и мои занудные неприятности.

Марк положил вилку и, поставив локти на стол, накрыл ее руку своей. Он устал и был расстроен, и ему не хотелось думать о том, что утром лететь в Будапешт. Тэсс могла бы постараться и поднять ему настроение. Ей завтра надо всего лишь отправить мальчиков в школу, а потом весь день у нее свободен, и надо только присмотреть за Хэтти. Она жаловалась, что работа по дому и галерея отнимали у нее много сил, но попробовала бы оказаться на его месте.

Тэсс высвободила руку.

— Ты вовсе не занудный. Не говори глупости. Просто мне надо кое-что сказать, а ты не дал мне шанса.

Марк откинулся назад и зацепился локтем за спинку стула.

— Давай. Только не про Джейка. На это у меня сегодня нет сил.

— Дело не в Джейке, а во мне, — как только она это сказала, то сразу пожалела. Сейчас не самый лучший момент для разговора о новой карьере. Марк был слишком рассеян и не в духе, он будет видеть только дурные стороны и проблемы, а ей хотелось поддержки и надежды. А если он не согласится, то у них не будет времени все обсудить. Да, надо было сначала обговорить это с Марджи или Ванессой, с сочувственной сестринской аудиторией.

— И что с тобой такое? Все дело в учителе музыки Олли, так ведь? Ты уходишь от меня к нему, я так и знал. Ах он, негодяй!

— Именно, — ответила она с улыбкой. Учитель Олли, худой как палка, был ею увлечен, и она прекрасно это знала. Когда Тэсс заходила в комнату, он обильно потел и начинал смахивать на потный карандаш.

— Нет, я просто думала о том, чтобы кое-что изменить.

— Да? — Марк удивленно приподнял брови. — Кое-что? О чем речь, о новой марке зубной пасты или о том, чтобы поехать в Тибет и открыть там питомник для яков? Большие перемены или маленькие?

— Да ну тебя, — сказала она. — Я серьезно. — Он придал своему лицу более уместное выражение. — Извини.

Тэсс глубоко вздохнула.

— Я подумываю бросить галерею.

Марк облегченно вздохнул и улыбнулся.

— Ладно, — идея ему понравилась. — Платят там все равно немного, а этот лентяй тебя использует. Теперь ему придется иногда даже приходить на работу. Почему бы тебе не побездельничать немного, не подумать о том, что ты хочешь делать? Мы справимся. И у тебя будет больше времени на… — Марк замолк, зная, что ей не понравится то, что он собирался предложить. Отпил глоток вина. Ему сразу пришло в голову, что она могла бы привести дом в порядок, и тогда можно начать присматривать новое жилье за городом. Все бы получилось очень удачно.

Тэсс прищурилась. Ага. Марк решил использовать этот шанс и заставить ее делать то, что хотелось ему. Весь кошмарный ремонт по дому, который они игнорировали много лет, вроде дыры в стене у Хэтти и отклеивающихся обоев на лестнице и у них в спальне, муж хочет переложить на ее плечи, чтобы потом выставить дом на продажу. Она не соглашалась переехать, но он уже вел себя так, будто решение было принято. Нет, я ни за что не стану тратить все свое время на мелочи, которые они откладывали много лет. Тоже мне новое начало! Чертовы мужчины. Ну, сейчас она все выложит.

— Я имела в виду, скорее, полную смену направления. Возвращение в колледж, чтобы получить педагогическую специальность, а потом, может, читать лекции. По истории искусства, конечно, но мне нужно куда более специальное образование, чтобы найти дело поинтереснее. Никто не станет предлагать хорошую работу, если у меня только диплом двадцатилетней давности и опыт на неполный день в крошечной галерее.

Марк был искренне удивлен.

— Откуда, черт возьми, все это взялось? Лекции? Учеба? Почему? Это что, безумные идеи Ванессы? Мы не можем себе это позволить!

Тэсс знала, что муж будет изумлен. Хотя Марк гордился ее дипломом, но к дальнейшему образованию относился скептически. Он обошелся без степени, и похвальба дипломами, особенно оксфордско-кембриджскими, его уязвляла. Выпив, он часто распространялся о том, что лучшая школа — это жизнь.

Тэсс старалась сохранять спокойствие, хотя ей хотелось его ударить. Марк немедленно нашел слабое место в ее плане, заключавшееся в том, они не могли себе этого позволить. Об этой проблеме ей думать не хотелось, и хотя она знала, что вела себя как страус, но уже решила, что именно этого на самом деле хочет. Марк вел себя как эгоист. Тэсс так и видела, что в уме он прокручивает, какие неудобства это ему принесет.

Она продолжала, пока Марк смотрел на нее со спокойствием вулкана перед извержением.

— Сейчас я чувствую, что зря трачу время. Хэтти я уже не так нужна, а мальчикам полезно научиться заботиться о себе самим. Да, я куда больше времени буду проводить вне дома, но если бы вы больше мне помогали, мы бы справились.

— Если это небольшие перемены, хотел бы я знать, в чем заключаются большие, — Марк уронил распутавшийся комок спагетти с вилки на тарелку. Он знал, что ему полагалось бы поддержать и одобрить жену, и она вправе была заняться своей карьерой, но почему сейчас? Именно сейчас он был ужасно загружен, на него давили со всех сторон. А Тэсс все время будет отсутствовать, и дома не будет тех удобств, к которым он привык. И как насчет планов переезда? Какое-то время он боролся с благородными чувствами, но эгоизм победил.

— Где ты будешь все это делать, и как мы заплатим за обучение? — спросил он прямо. — Зарплаты у тебя еще пару лет не будет. Учеба стоит тысячи, так ведь? И зачем тебе еще диплом? У тебя и так одним больше, чем у меня, а я, тем не менее, прекрасно обхожусь. Ты вечно твердишь о том, что Ванесса без всякого повода берет разные уроки. — Он усмехнулся, стараясь разрядить атмосферу. — Я что, опять показываю себя безмозглым австралийским мачо? Слушай, — Марк попытался взять ее за руку. — Я не хочу на тебя давить, но ты хорошо все продумала? Наверняка ты могла бы найти работу, которая не требует дополнительного образования. И как насчет нас? Я хочу больше проводить с тобой времени, а не меньше. А переезд?..

— Дело не в этом, — проговорила Тэсс. — Марк, выслушай меня хоть раз в жизни. Ты тут ни при чем, и дети тоже. Дело во мне. Не заставляй меня чувствовать себя эгоисткой. Это все равно, если бы я сказала, что с твоей стороны уезжать завтра в Венгрию — эгоизм. Это часть твоей работы, и я это принимаю. Просто считаю — я об этом много думала на каникулах, — что мне нужны новые перспективы, а не бесконечное повторение одного и того же. Мне скучно, Марк. Мне нужно что-то новое.

— Скучно? — повторил Марк изумленно. — Скучно? — Теперь его охватило раздражение, и все веселье куда-то исчезло. — Тебе скучно, когда я пашу, чтобы заплатить за школу для мальчиков, торчу на работе по двенадцать — четырнадцать часов, мотаюсь все время черт знает в какие страны, а по вечерам так устаю, что еле добираюсь до постели? А ты в своей галерее иногда звонишь по телефону и болтаешь с нервными художниками, а потом — подумать только, какое напряжение, — забираешь Хэтти из школы. Чем, по-твоему, я занимаюсь весь день? Ты хоть когда-нибудь задумывалась, каково мне приходится? Да я что угодно бы отдал за такую жизнь, как у тебя. — Как только эти слова были сказаны, он о них пожалел. Но ему все равно не понятно, чего она хочет.

— Вот ты всегда так, — вскипела Тэсс. — Как только я осмеливаюсь предложить что-нибудь, что заставит тебя хоть чуть-чуть мне помочь, так сразу получается, что я эгоистка и не думаю прежде всего о семье. Это просто смешно! Черт возьми, я уже четырнадцать лет, все время нашего брака, думаю прежде всего о семье, и вот раз в жизни я хочу сделать что-то для себя. Да, тебе это может доставить неудобство, и детям тоже. Но, честно говоря, мне наплевать. — Лицо ее было белым от гнева. — Суть в том, что уж конечно я могу принимать решения, затрагивающие мое, а не твое будущее, без твоего одобрения. Это просто смешно. Я тебя предупреждаю о том, что собираюсь сделать. Ты мне не отец. Разрешение мне от тебя не требуется.

— Речь не об одобрении, — Марк старался не повышать голос. — Речь о совместном принятии решений, о том, как будет лучше для нас всех.

— Ты хочешь сказать, как лучше для тебя. Спасибо тебе большое за поддержку, — Марк еще никогда не видел ее в такой ярости.

— Но мы же собирались переезжать. Как быть с этим?

— Это ты собирался переезжать, а не мы. Почему вечно все вращается вокруг твоих желаний? Почему тебе можно строить невероятные планы о том, чтобы нам всем переехать черт знает куда, хотя никто, кроме тебя, уезжать не хочет, а когда я решаю, что хочу изменить в своей жизни всего одну вещь, то это слишком сложно? Я безоговорочно подстраивалась под твою карьеру, так что мне пришлось бросить свою, и что мне осталось? Паршивая работа на полставки, вечное безденежье и ребенок, который постоянно попадает в неприятные истории, несмотря на тысячи фунтов, которые мы на него потратили. Разве ты за это не отвечаешь? Так здорово, наверное, лететь по жизни, когда никогда ни в чем не виноват!

Тэсс не собиралась так распаляться. Она редко выходила из себя, но теперь, после независимости нескольких последних дней, она подумала — а почему, черт возьми, и нет? Почему только Марк всегда выходил из себя и выигрывал споры только потому, что кричал громче и театральнее? Она обычно даже не повышала голос, не желая, чтобы дети услышали, как они спорят. Иногда приходилось проявлять просто нечеловеческую выдержку. Ей так надоело быть спокойной, организованной, такой, черт возьми, рассудительной.

— Ради бога, успокойся. У меня сегодня совершенно нет на это сил, — Марк снова попытался взять Тэсс за руку, но она ее вырвала.

Ресторан почти опустел. Двое официантов, лениво полировавших вилки и ножи у бара, напряженно прислушивались к ним. Эта пара обычно была так счастлива. Некоторые супружеские пары, которые приходили сюда, едва перекидывались друг с другом парой слов, а мистер и миссис Джеймс все время разговаривали.

Тэсс резко встала.

— Перестань говорить мне, что мне делать, а чего нет. Я тебе не принадлежу. И если захочу вернуться в колледж, то вернусь. Ясно?

— Ты только сядь, — сказал он. — Ради бога, Тэсс, я устал, ты устала. Мы оба еще не пришли в себя после каникул, а мне надо уезжать. Давай все отложим до моего возвращения, и тогда подумаем и все распланируем, ладно?

— Нет, не ладно, — Тэсс не послушалась его команды и не села. — Мне надоело, что все говорят, что надо делать — ты, дети, все, кто угодно.

Она нагнулась, подобрала сумочку, сняла пальто со спинки стула и вышла, не оглядываясь.

— Счет, сэр? — Один из официантов шагнул вперед.

— Спасибо.

Тэсс едва попробовала свой лингуине. Марк подумал немного, потом потянулся вилкой и попробовал. Жена была права: действительно, очень вкусный, хотя и холодный. Он отпил вина. Как-никак, а бутылка стоила двадцать фунтов, и в ней еще что-то осталось. Марк не собирался бежать за женой. Что это за сцену она тут устроила? Он же не сказал определенно нет. На Тэсс такая нервозность была непохожа. Может, у нее месячные?

Он оплатил счет кредитной карточкой, на которой долга было меньше всего. Снаружи шел дождь. Ресторан был всего в двух улицах от их дома, так что такси брать не стоило. Тэсс не было видно. Марк пошел вперед, слегка поеживаясь от холода в одном свитере. Пиджак он с собой не брал. Ключ был у Тэсс, но Марк надеялся, что она оставит заднюю дверь незапертой.

Все это было так непохоже на жену. Он остановился и оглядел улицу.

Ряды домов, и все они одинаковые. В квартирах люди выключали телевизоры, спорили о том, кто должен выпустить кошку, выключить свет, заглянуть к детям. Свет от оранжевого уличного фонаря отражался в луже перед ним, полной грязи и гниющих листьев. За спиной шумело шоссе, но не единым непрерывным звуком, а путаницей звуков моторов, сирен, хлопков дверцей автомобиля, криков. Марк посмотрел на часы. Было всего десять. Они сказали Франческе, что вернутся в одиннадцать. Он вздрогнул. Этот чертов город! Когда он только приехал, Лондон показался ему волнующим, с обилием возможностей на каждом шагу. Он поднял голову, чувствуя, как дождь скользит по лицу. Это был даже не дождь, а просто изморось, от которой слегка намокаешь, но бодрее себя не чувствуешь. В голове у него внезапно возник образ дома.

Дом. Такой яркий свет, что от него слепило. Огромное небо, море, тепло, беззаботное отношение к жизни и бесконечные просторы вокруг. Когда он уезжал, то поклялся никогда не возвращаться, так там все было узко и старомодно, несмотря на географические размеры. Но теперь, может, стоило об этом задуматься. Забрать Джейка из окружения, где было столько искушений, дать детям жизнь вдали от дождливых улиц, одинаковых домов и навязчивой заботы о деньгах. Мыслей о том, какая у кого машина и работа, куда ездить на каникулы, какой жилой район становится модным, чей дом сколько стоит, в какую школу ходят дети — все делилось на ячейки по классу и статусу. Это было бессмысленно. Марк сглотнул, будто чувствуя горечь во рту. Он всего лишь хотел — если уж Тэсс настаивала на том, чтобы остаться в Англии — жить там, где можно было дышать, где не надо каждый день вдыхать столько грязи, что даже быка это бы подкосило. Может, и Тэсс переезд принесет пользу, если только он сможет ей это объяснить. В конце концов, она выросла почти что в сельской местности.

Марк перешагнул лужу, медленно направляясь к дому. Пока он просто погуляет. Тэсс начнет беспокоиться, и когда он вернется, жена почувствует облегчение. Они помирятся, может, даже займутся любовью. Ему очень хотелось заняться с ней любовью. Так он обычно исправлял ситуацию.

Когда он пришел домой, задняя дверь оказалась открытой. Внизу было темно. Франческа, похоже, ушла домой. Включив свет в прихожей, Марк спустился в кухню. Он достал из холодильника бутылку холодного белого новозеландского вина, которое любила Тэсс, достал из серванта два бокала, а из ящика шкафа штопор. Потом пошел наверх, погасив на ходу свет.

Он поднимался медленно. На первой площадке свет шел только из комнаты Хэтти — она всегда спала с ночником. В комнате мальчиков было темно, хотя часы показывали всего десять вечера. Марк поднялся выше. Дверь в их спальню была закрыта. Он попробовал толкнуть ручку локтем. Просто потрясающе — дверь была заперта! Они поставили замок, чтобы спокойно заниматься любовью, когда мальчики были еще маленькие, потому что любили с утра пораньше вихрем врываться в спальню родителей. Но сейчас замком почти никогда не пользовались.

Марк стоял под дверью, и внутри у него все кипело. Стучаться не хотелось, чтобы не разбудить детей, хотя вся его одежда находилась внутри. Он заказал на завтра такси, чтобы Тэсс не пришлось его отвозить, и уезжать надо было в шесть утра. Решая, что делать, Марк заметил у перил свой саквояж. Тот был застегнут и выглядел пухлым, как будто был уже упакован. Рядом с ним висели костюм и рубашка, а на полу были аккуратно разложены трусы, носки и туфли. Он грустно улыбнулся. Даже в гневе Тэсс была методична.

Придется ему спать на тахте в телевизионной комнате. Марк спустился вниз и по пути остановился у двери Хэтти. Поставив винную бутылку и стаканы, он зашел внутрь. Хоть одна женщина в этом доме любила его таким, какой он есть. Марк посмотрел на дочь. Любовь к ней переполняла его сердце.

Ночь он проспал на кресле рядом с Хэтти и проснулся только тогда, когда в дверь заколотил таксист. Марк уехал поспешно, ни с кем не попрощавшись; все спали, и некому было сказать, что по нему будут скучать.

 

Глава 9

— Это вроде «Обучая Риту», да? — Марджи сделала большой глоток белого вина. — Ты влюбишься в своего преподавателя, и Марк почувствует, что он больше не соответствует тебе интеллектуально.

— Надеюсь, он будет лучше выглядеть, чем Майкл Кейн.

— Может, это будет женщина.

— Скорее всего, — сказала Тэсс, подбирая один из проспектов, которыми был завален ее кухонный стол. Она только что в третий раз уложила Хэтти в постель — та была убеждена, что раз Марджи здесь, то Франческа могла зайти в любой момент, а это никак нельзя пропустить. Ощущение было такое, будто Тэсс пыталась уложить бумеранг.

— Хотя сейчас я вполне могу оценить прелести лесбийской любви, — добавила она.

— Почему это? — спросила Марджи, и глаза ее заблестели при новости о разногласиях среди супругов. Переносить счастье Марка и Тэсс было нелегко.

— С духовной стороны. Неплохо быть с человеком, который понимает твои мотивы и не пытается все время, так сказать, оказаться сверху. И еще неплохо, чтобы кто-то был в состоянии загрузить посудомоечную машину и знал, когда стирать цветное белье.

— А секс?

— У тебя это навязчивая идея. Ну же, расскажи мне все.

Марджи ухмыльнулась, проводя рукой по коротким черным волосам, которые она недавно подстригла под Вайнону Райдер. Тэсс считала, что подруге это очень идет, но, может, дело было в том, что у нее было угловатое лицо с острым подбородком. Более круглому лицу Тэсс такая стрижка не подошла бы, и, кроме того, светлые волосы были ее лучшим украшением. Марку нравилось, когда она носила длинные волосы. Нет. Пора было перестать определять себя по тому, что нравилось Марку. Неужели она разучилась принимать самостоятельные решения?

— Его зовут Роуэн.

Тэсс фыркнула.

— Роуэн? Он что, в поп-группе?

— Можешь ревновать, сколько хочешь, это тебе ничего не даст. Он ирландец, ему тридцать два, и он зубной врач.

— Марджи, прости за тупость, но как ты подцепила зубного врача в Темпле? Или он клиент? Я думала, это запрещено.

— Так и есть, — с усмешкой призналась Марджи.

— Это ужасно. Выпей еще вина.

— Спасибо. У него какие-то проблемы с хозяином квартиры — он здесь временно, всего на год. В Дублине у него половина врачебной практики, но он хочет специализироваться как ортодонт и проходит спецкурс в Королевском Лондонском.

— Ортодонт, — произнесла Тэсс. — Как-то не очень сексуально.

— Очень даже сексуально. Хотя мы о стоматологии особо не разговариваем, да и обо всем остальном.

— Настоящая встреча родственных душ. Духовное и интеллектуальное обогащение.

— Секс, во всяком случае, отличный.

— Хэтти. Если ты сюда еще хоть раз спустишься, будешь спать без ночника.

Дочь наморщила личико.

— У меня был плохой сон, — пробормотала она. — Мне приснилось, что папа и Найджел попали в авиакатастрофу и погибли.

— Найджел далеко не летает, — сказала Марджи успокоительным тоном, — ему уши не позволяют. — Девчушка посмотрела на нее озадаченно.

— Марджи, хватит тебе дурака валять, — начала сердиться Тэсс. — Водички попить хочешь?

— Да, пожалуйста, — голос Хэтти был жалобным. — Или, может, горячего шоколада с кучей взбитых сливок сверху?

— Не выйдет, чудовище, — Марджи встала из-за стола и взяла ее на руки. — Слушай, на этот раз я тебя уложу, а ты можешь мне рассказать все, что ты делала на каникулах.

Она понесла сонную девочку наверх.

— Сначала мы летали на воздушном шаре, потом папа научил меня виндсерфингу, потом мы поймали большущего осьминога, а потом… — донеслось до Тэсс.

Марджи вернулась через пять минут.

— Увиливать от того, чего ей не хочется, она у тебя, похоже, уже научилась.

— Это точно.

— А мальчики спят?

— Вряд ли, — Тэсс посмотрела на часы. Было полдесятого.

— Они смотрят «Друзей». Не то чтобы я подглядывала…

— Им полагается делать домашнее задание, во всяком случае, Джейку. Олли свое уже сделал. Я говорила Марку, что покупка телевизора им в комнату до добра не доведет.

— Ну, это хоть «Друзья». Я вчера вечером своих поймала. Эти поросята смотрели «Дневник Бриджит Джонс», который я для себя в прокате взяла.

— Но он же вроде ничего, так? Я не смотрела, пропустила, когда он шел в кино.

— Ничего, если ты не против секса, неприличных шуток и Хью Гранта в роли повесы.

— Звучит заманчиво.

— Так и есть, — согласилась Марджи, — но не для шестнадцатилетних и тринадцатилетних.

— Там еще Колин Ферт, правда?

— Да, — они обе замолчали и уставились в пространство. Потом Тэсс встряхнулась.

— Продолжай, — сказала она. — Ты что-то начала рассказывать до того, как нас грубо прервали.

— Как только Роуэн вошел в офис Сары, я подумала «Боже мой». Он ростом пять футов восемь дюймов, невысокий, но довольно плотный, и у него невероятно густые черные волосы, зловещая улыбка и синие-синие глаза. Как у Пола Ньюмена. Только он куда моложе, — добавила она поспешно.

— И?

— И он сказал, что видел меня в баре Генри. Ну, знаешь, который за углом от работы.

— Туда и ортодонты тоже ходят?

— Судя по всему. В общем, он сказал, что завтра пойдет туда на ленч и, может, мы там увидимся.

— А как насчет клятвы Гиппократа или что там бывает у юристов?

— А, начхать мне на это. У меня уже больше двух лет никого не было.

— И что, вы прямо в баре…

— Почти.

Тэсс чуть не подавилась вином.

— Что?

— Он живет всего за два квартала оттуда.

— Давай-ка по порядку. Ты встретилась с этим ортодонтом всего во второй раз и сразу пошла с ним в его квартиру, за которую он ведет отчаянный юридический бой с разгневанным хозяином?

— У тебя все это получается очень сложно.

— Ну, извини.

— Нет, я сказала, что мне следует осмотреть место преступления, а он ответил, что это отличная идея. Мне не надо было возвращаться в офис до половины третьего, а у него было окно. Так что мы пошли посмотреть.

— Ну, и как там?

— Понятия не имею. Мы начали целоваться, как только вошли в дверь.

Тэсс положила руку ей на плечо.

— Марджи, — сказала она, — ты замечательная подруга, и все такое, но ты не думаешь, что это немножко странно, когда человек, которого ты едва знаешь, лезет с тобой целоваться, как только затаскивает в квартиру? Никакого тебе кофе, никакого «Пойдем посмотрим мои цветы»? Только не обижайся, но тебе не кажется, что это уже смахивает на поведение насильника?

Марджи потрясенно посмотрела на нее.

— Я что, сказала, что это он меня поцеловал? Нет, я его поцеловала! Я не могла удержаться. Он такой потрясающий. Такие глаза. Такое тело. Такой молодой. Все было очень невинно.

— А что потом? — спросила Тэсс, смеясь.

— Потом, естественно, мы отправились в постель.

— И?

— Божественно, просто божественно. Настоящий секс по полной программе, когда вы катаетесь по постели, падаете на пол, потом перебираетесь на кресло, спотыкаетесь о мебель и хохочете, а потом продолжаете в ванне, и свет то включается, то выключается.

— А ты не преувеличиваешь?

— Совсем немножко. Но секс был потрясающий, лучший в моей жизни, и завтра мы опять встречаемся.

— Куда-то пойдете?

— С ума сошла? Останемся дома и продолжим, надеюсь, в том же духе.

— И что, будут у вас настоящие взаимоотношения? Когда вы, наконец, выберетесь из дома для встреч с друзьями? Знаешь, с немолодыми друзьями, которые устраивают приемы и уже двадцать лет не занимались сексом в ванне? — Ох, Марк, подумала она, я была к тебе несправедлива.

— А зачем?

— Что значит зачем? Чтобы у вас были настоящие отношения. Не просто секс.

— Тэсс, — медленно произнесла Марджи, — с чего ты взяла, что мне нужны настоящие отношения, а не просто секс? У меня было столько отношений, что на всю жизнь хватит. Знаешь, я абсолютно счастлива с девочками, и нам хватает друг друга. Больше никакой идиот не вторгнется в мою жизнь и не будет бросать трусы на пол, чтобы я подбирала, требовать собрать ему сумку, жаловаться, что я слишком много трачу на девочек и пачкать стульчак. Мне вполне хватит секса с мужчиной, который считает меня желанной и не мешает мне тратить кучу денег на одежду, чтобы хорошо выглядеть. Я больше никогда, — она стукнула по столу, чтобы подчеркнуть свои слова, и бокалы аж подскочили, — никогда не стану танцевать вокруг уязвленного самолюбия какого-нибудь мужика. Я не хочу продумывать заранее все, что хочу сказать, и, сидя слишком долго в ванне, знать, что он будет жаловаться и злиться, если вечером куда-то пойду одна. Я больше никогда не хочу чувствовать такую тревогу. Как раньше, когда я слышала машину Мартина и начинала паниковать, ища, что же ему не понравится на этот раз. — Она вздрогнула. — Больше никогда. Теперь я главная. Я неуязвима, пока никто не подберется слишком близко.

— А как же будущее? Ладно, сейчас, когда тебе едва за сорок, но что будет через десять-двадцать лет, когда девочки уедут, и ты останешься одна?

Марджи выпрямилась и рассмеялась.

— Какая же ты хорошая подруга, всегда поддержишь и поможешь найти во всем хорошую сторону. Я займусь альпинизмом и стану петь в хоре. Я куплю себе эксцентричную шляпу и объезжу весь мир, и мне будет наплевать, что думают все остальные. Это ты у нас старомодная и веришь во все эти штучки вроде «в горе и в радости». Слушай, я сейчас куда счастливее, чем с Мартином. Он был настоящий энергетический вампир. Стоило ему войти вечером в дверь, как я чувствовала себя опустошенной, будто он высасывал из меня все жизненные силы. От него будто исходила негативная энергия. Знаешь, мужчина вовсе не нужен.

— Ага, — усмехнулась Тэсс, — именно поэтому ты завела Роуэна.

— Роуэн как кремовая розочка на торте, — сказала Марджи. — Красивая, нарядная и вкусная, но торт вполне может без нее обойтись. По-моему, сравнение удачное — во всяком случае, таким я надеюсь его сохранить. Так что там с этой учебой?

Тэсс грустно посмотрела на брошюру института Курто.

— Вряд ли я стану с этим связываться — слишком много будет раздоров. У меня не хватит сил на все эти битвы.

— Ерунда, — сказала Марджи. — Где ручка? Сейчас прямо и заполним анкету. Ты только подумай, сколько там молодых мальчиков.

— Не нужны мне молодые мальчики — у меня и на Марка-то энергии не хватает. И вообще, я это делаю ради себя, а не затем, чтобы найти другого мужчину. Честное слово, ты прямо как Марк. Всем кажется, что у меня с этой учебой связаны какие-то тайные планы. Марк думает, это потому, что мне надоел наш брак. Дети, слава Богу, рады, что я хочу снова учиться, но переживают, кто будет готовить, а мама думает, это все глупости, и я скоро приду в себя. Она все повторяет, что мужчины, конечно, эгоисты, но их не изменишь, а попытки заставить их стать активнее в семейной жизни заканчиваются слезами. Мама даже сказала, что мое стремление к более захватывающей карьере лишит Марка его мужественности. Господи боже ты мой!

Марджи отвлеклась от формуляра и проследила за взглядом Тэсс, устремленным к фотографии Марка с Хэтти на руках. Она была приколота к доске, покрытой записками по поводу визитов к зубному и неоплаченными счетами. Снимок был сделан прошлым летом в Корнуолле, когда стояла ужасная жара. На Марке — только синие виндсерфинговые шорты. Глаза Хэтти закрыты, а на лице написано блаженство; Марк только что покружил ее, и светлые волосы развевались за спиной дочери. Марджи почувствовала вспышку ревности — господи, ну и хорош же Марк! Запретная зона, Марджи, мысленно отчитала она себя. Туда нельзя, хотя иногда и очень хочется. Да все равно это бессмысленно — во-первых, она слишком любила Тэсс, а, во вторых, Марк все равно ни на кого кроме жены и не смотрел.

Она подняла ручку.

— Ну, дорогая моя, студенчество зовет. Надо тебе обновить гардероб. Слов нет, как я тебе завидую, — это все равно, что изобрести себя заново. Скоро ты у нас начнешь принимать «экстази» и ходить по клубам.

— Это вряд ли, — сказала Тэсс, — но, думаю, и правда будет весело. Пора появиться новой мне — старая уже порядком поднадоела. Как думаешь, может, стоит подстричься?

— Возможно, — ответила Марджи и почувствовала себя виноватой. Стрижка не пошла бы Тэсс. Но она и правда хотела, чтобы подруга это сделала и почувствовала себя более уверенной. Так жизнь станет намного интереснее.

 

Глава 10

Телефон зазвенел в разгар спора о том, кому принадлежит шоколадный батончик. Тэсс сняла трубку и махнула рукой сыновьям, чтобы они замолчали. Последовала пауза, пронзительный шум, потом трансатлантический голос произнес:

— Говорите.

— Привет, это я.

— Привет.

— Да замолчите же, наконец! — крикнула Тэсс.

— Что?

— Да это мальчики ссорятся из-за ерунды. Подожди секунду.

Тэсс наклонилась вперед, натянув до предела провод телефона, и захлопнула дверь в альков. Без аудитории ссора немедленно прекратилась. Олли и Джейк снова переключились на Эминема по MTV.

— Как дела?

— Лучше, чем я думал. Похоже, я убедил Руперта. Так что надежда еще не потеряна.

— Отлично.

— A у тебя?

— Что у меня?

— Как дела дома?

— Хорошо. Как обычно. Хэтти очень скучает. Она нарисовала для тебя картинку и хочет знать, видел ли ты оборотней. Подожди, вон она идет, — дочь слетела вниз по лестнице, за ней с розовой ленточкой в хвосте мчался Найджел.

— Привет, папочка!

— Здравствуй, дорогая.

— Там холодно?

— Очень.

— А где ты спишь?

— В гостинице.

— Не в замке?

— Нет, извини.

— Пап?

— Да.

— А вампиры бывают на самом деле?

— Нет, только в книжках.

— А оборотни?

— Мне пока ни один не попадался.

— А ты мне привезешь оборотня?

— Это сложно, Хэт. Я попробую, обещаю. Но они, говорят, плохо перевозятся. Проблемы с гробами.

— Ладно. И еще, пап…

— Да?

— Я первая по правописанию! Я обошла Алисию Уильямс!

— Потрясающе. Дай маму, ладно?

— Ладно. Я люблю тебя.

— Я тебя тоже. Пока.

Хэтти звонко чмокнула в телефонную трубку. Тэсс попыталась забрать у нее телефон, но та не отпустила.

— Пап?

— Хэт, этот разговор стоит кучу денег.

— Я наряжаю Найджела Барби.

— Молодец. Дай маму.

— Ладно. Я тебя люблю.

Тэсс взяла трубку.

— Она не представляет, где находится Венгрия. Я, честно говоря, тоже.

— Тут очень красиво. Горы. Слушай…

— Что?

— Извини, что я все это тебе наговорил.

— А ты извини, что заперла дверь. Где ты спал?

— У Хэтти. Я заснул в ее кресле. Слава богу, таксист громко постучался в дверь.

— Как гостиница?

— Ничего особенного. Довольно мрачная.

— Никаких пятизвездочных обедов?

— Куда там. Тэсс…

— Да?

— Я соскучился. Я все время по тебе скучаю. Я скучал по тебе, когда спал в кресле, и в такси, и в самолете, и особенно в гостинице, в двухспальной кровати с жутким матрасом. Когда я вернусь, мы поговорим, как следует.

— Больше никакого переезда?

— Нет, если ты не хочешь. И никакого университета, да? Мы просто…

— Посудомоечная машина совсем испортилась. Когда ее включаешь, она шумит и изображает работу, но вода не идет. Мне позвать мастера или купить новую?

— Как хочешь. Купи новую. Старая все равно не моет тарелки, а только капает на них. Ты отремонтировала Дискавери?

— Нет, у меня еще не было на это времени.

— Постарайся сделать это до моего возвращения.

— Если получится.

— Ты по мне скучаешь?

Тэсс задумалась. Пожалуй, нет.

— Очень, — сказала она. — И я настоящая ведьма, что накричала на тебя на людях.

— Больше мы не сможем ходить в тот ресторан. Что о нас подумает Луиджи Мамма Миа?

— Что мы обычная пара, которая иногда ссорится.

— Но мы же не обычная пара, а счастливая, правда? — в голосе Марка чувствовалась мольба.

— В основном.

В трубе послышался шум и мужской голос.

— Мне пора обедать. Поцелуй за меня мальчиков.

— Хочешь с ними поговорить?

— Нет, — поспешно отозвался Марк. — Я вернусь в воскресенье, самое позднее. Завтра позвоню, если получится. Ты будешь дома?

— Конечно, — сказала Тэсс. — Где еще мне быть?

— В последнее время я в этом не уверен. Ты обещаешь не собираться в Гималаи и заниматься дрессировкой львов, пока меня не будет?

— Ха. Ха. Вовсе нет, я пойду почищу камин и прикую себя цепью к сушилке. Не бойся, я свое место знаю.

Марк рассмеялся, но в его смехе чувствовалась неуверенность.

 

Глава 11

Мать Тэсс, как она и сказала Марджи, поддержки не оказала.

— Как это, ты решила вернуться в колледж? В твоем возрасте?

— Спасибо, мам. Мне сорок, а не сто. И это университет, а не колледж. Я собираюсь на год в магистратуру и еще на год, чтобы получить диплом преподавателя.

Последовала долгая пауза.

— Звучит интригующе, но кто приглядит за детьми, пока ты учишься?

Тэсс вздохнула. Мама, конечно, сосредоточилась на недостатках. Сначала Марк завел разговор про деньги, а теперь ее собственная мать ищет уязвимые места.

— Я договорилась с матерью одноклассницы Хэтти, Кларой. Она будет забирать ее после школы к себе и давать полдник. Хэтти в восторге от этого, ждет не дождется.

— А мальчики?

— Они уже достаточно большие, чтобы самим добраться до дома и приготовить себе поесть. Им уже тринадцать и четырнадцать. Миллионы матерей работают полный день и со всем справляются. Почему у меня должно быть по-другому? Я и так всю жизнь отличалась от остальных, кроме очень богатых, потому что работала полдня.

— Но это же не работа, правда? Работу я бы поняла. Но зачем тебе нужна эта степень? Если у тебя столько свободного времени, почему бы не вернуться к своей старой работе?

Тэсс на мгновение задумалась. Это объяснить было трудно. Если быть абсолютно честной, то она просто боялась. Возвратившись в университет, она набрала бы новый опыт постепенно, а не погружалась сразу в то, что могло и не понравиться. Учеба придаст ей уверенности в себе, и она сможет смелее строить карьеру. Конечно, Тэсс работала в галерее, но это была маленькая и не очень интересная работа. Было неважно, достигла ты успеха или нет, все равно этого никто не видел. Хотелось настоящего вызова. Последние несколько дней она много думала об этом и поняла, что когда перестаешь стараться и подталкивать себя, то начинаешь медленно умирать. Были, конечно, дети, но Тэсс не могла отказаться от своей жизни, как бы их ни любила. Не могла она сделать и ради Марка, кормясь крошками его успеха. Ей нужно было что-то свое, собственное.

Однако востроглазая Марджи, хотя и поощряла ее и даже помогла решиться все-таки заполнить анкеты, одновременно и заставила осознать и другое. Учеба означала перемены: веселье, интеллектуальный вызов, возможность встретить новых людей и расширить свои горизонты, избегая при этом на какое-то время предстоящей ответственности. Это она отложила на потом, когда будет готова.

— Я хочу изменить направление, мам, но не могу просто вот так взять и начать другую карьеру. Слишком много времени я сидела с детьми. Галерея не считается — это административная работа, и она мне надоела. Мне нужно что-то новое, — Тэсс удержалась от замечания, что мать едва ли была экспертом в этом вопросе. Ее опыт ограничивался управлением благотворительной лавкой в деревне и участием в разных комитетах.

— А что об этом думает Марк?

— Он очень рад, — твердо ответила Тэсс. — А как иначе?

Последовала еще одна пауза. Тэсс заметила, что скрежещет зубами. Джин выдохнула. Тэсс слегка отодвинула трубку от уха. И как это мать умудрялась так портить ей настроение при помощи нескольких слов? Это было просто смешно. Она ожидала поддержки, родители всегда придавали большое значение образованию, а вместо этого подверглась напряженному допросу, будто ее планы были вызваны капризом и эгоизмом.

— Слушай, мам, это потрясающая возможность. Я всегда хотела специализироваться только в области истории искусств. А когда я закончу, то смогу читать лекции, и у меня будет то же расписание, что и у детей, и те же каникулы. Это просто идеально.

— Но это сильно усложнит твою жизнь, так ведь? А детям ты очень нужна, особенно Джейку. Да еще Марка так часто нет дома… Извини, дорогая. Знаю, ты думаешь, я старомодная, но я и правда считаю, что детям необходимо, чтобы кто-то из родителей был рядом. Я просто рассматриваю это с практической точки зрения.

— О господи, мама! Они не маленькие и прекрасно могут позаботиться о себе! Честно говоря, для мальчиков это даже будет полезно. Ты сама вечно говоришь, что я слишком с ними нянчусь. И Марку тоже будет полезно иногда возвращаться в пустой дом. Пора бы ему проявлять больше ответственности за то, что творится в семье. Я многие годы поддерживала его карьеру, а теперь его очередь поддержать меня. Я не так уж многого требую.

Джин изумленно фыркнула.

— Все сразу у тебя не получится. Как ты можешь ждать от него одновременно успеха в делах, которые требуют работы по вечерам, частых поездок, и чтобы каждый вечер он был дома в шесть часов, а ты могла бы учиться? Извини, дорогая, так не выйдет.

— На чьей ты стороне? — спросила Тэсс раздраженно.

— Детей, — коротко ответила Джин. — Почему бы тебе не подождать, хотя бы пока Хэтти окончит начальную школу?

— Потому что… — начала Тэсс. Почему? Потому что она взялась за это сейчас, а возражения Марка только подстегнули ее. И она это сделает, черт возьми! Он не будет ей указывать, как жить. Она уже обрела надежду, сияющий свет внутри, будто уголок серого в тучах неба расчистился, и ее ослепило то, что было за ними.

— Твое поколение ждет, что у них будет все сразу, но так не бывает. Меня беспокоит, что от этого часто страдают дети.

— Знаешь что… — сердито воскликнула Тэсс.

— Я не имею в виду тебя. Ты прекрасно их растишь, но при этом, конечно, тебе приходится многим жертвовать. Ты думаешь, я ничего не понимаю и не вижу? Но не стоит полагать, что дети сами о себе позаботятся, потому что они этого не смогут.

— Так что мне, власяницу нацепить, пока они не будут готовы к самостоятельной жизни, и я не смогу заняться хоть чем-то интересным?

— А семья для тебя недостаточно интересна? Честное слово, нынешняя молодежь меня с ума сведет. Разве мое поколение не считало семью карьерой? Так оно и было. И я не вижу, почему должна извиняться за то, что посвятила себя семье. Раньше материнство не считалось жалким занятием, как теперь, когда вы считаете, что любая девчонка с улицы может приглядеть за вашими детьми лучше вас. Каждый раз, когда я иду в универсам, то вижу, как дети носятся как ненормальные и требуют конфет. И получают, потому что поддаваться куда легче, чем привить им дисциплину. Похоже, ни у кого из вас сейчас не хватает храбрости настоять на своем.

— Да ладно, мам. Ты что, хочешь сказать, что не захотела бы сделать карьеру, если бы была сейчас на моем месте? Ты всегда говорила, что мечтала стать учителем.

— Знаю. Но вместо этого я родила тебя и не жалею об этом. Увы, мы не смогли завести еще детей, но я прекрасно заполнила свое время благотворительностью и помощью другим. Вот взаимопомощи сейчас и не чувствуется. Почему бы тебе не заняться этим вместо всего этого «я, я, я».

— Спасибо, мама. Напомни мне позвонить тебе, как только я захочу ощутить себя никчемной эгоисткой. Не понимаю, что в моих планах бессмысленного и нелогичного. В конечном счете, это принесет всем нам пользу, даже если сначала будут проблемы. Ну, пожалуйста, мам, скажи, что это хорошая идея.

— Если ты так решила, ты же знаешь, я тебя поддержу. Если надо, чтобы мы с папой приехали и помогли, можешь на нас рассчитывать.

— Я знаю, мама. Но мы справимся. Меня просто бесит, что как только я прошу кого-нибудь хоть чем-то поступиться ради меня, сразу же я оказываюсь виноватой.

— Такова женская доля, — усмехнулась мать. — Я просто стараюсь посмотреть на это с точки зрения Марка и детей. Он очень много работает ради вас, ты же знаешь. Не отнимай у него это. Мужчинам тоже нужно, чтобы их ценили.

— Я знаю.

— Просто будь поосторожнее, — сказала Джин. — Это все, о чем я прошу. Не заставляй его почувствовать себя лишним. Мужчины странные существа, их так легко вывести из равновесия.

 

Глава 12

Письмо с сообщением о том, что она принята, пришло в апреле. Тэсс его спрятала. У нее был специальный тайник, старая деревянная солонка, стоявшая у плиты. Если она не следила, то он быстро переполнялся всяким мусором — меню из индийского ресторана по соседству, в котором можно было сделать заказ на вынос; напоминания о неоплаченных счетах за масло; письма из школ, где учатся дети, о давно прошедших концертах и спектаклях. Письмо было в конверте, помеченном «Институт Курто». Тэсс открыла его, чувствуя, как громко стучит сердце. Первое предложение начиналось словами «Мы рады сообщить вам…» Она положила листок бумаги на кухонный стол и уставилась на него. Победа! Победа после трех интервью, сочинения, над которым она столько билась, и каменного молчания со стороны Марка. Вот и неоспоримое доказательство того, что она может сделать что-то вопреки желаниям Марка. После скандала в сентябре они практически не касались этой темы. Возможно, муж считал, что если не говорить об этом, то вопрос сам собой исчезнет.

Марк привез из Венгрии надувную овцу. Он молча дал ее Тэсс, и она ошарашенно уставилась на подарок.

— Это ни к чему…

— Я знаю. Просто не мог удержаться.

— Подумать только, а некоторые женщины получают в подарок духи «Шанель» или дорогие украшения из беспошлинных магазинов.

— Я этого даже не планировал, — признался Марк. — Я искал что-нибудь для детей в отделе игрушек и увидел ее. Ты не хочешь переезжать за город, так я решил доставить тебе сельский сувенир на дом.

— Ты и правда считаешь, что одна надувная овца, хоть и очень симпатичная, — добавила Тэсс поспешно, — заставит меня передумать? Отбросить все мысли о продвижении моей карьеры и похоронить себя за городом?

— Да, — сказал он. — По крайней мере, я на это надеялся. Мы с Бетти вместе на это надеялись.

— Бетти, значит?

— В такси мы с ней неплохо познакомились.

— Извини, — сказала она, бросая овцу через плечо. Та с писком отскочила от пола. — Мне понадобятся более убедительные доводы.

— Придется перейти к плану Б, — проговорил Марк.

Из кухни поднялись Олли с Джейком.

— Почему ты купил маме овцу? — поинтересовался Олли.

— Круто, — ухмыльнулся Джейк. — Необычный подарок.

Из своей комнаты бегом спустилась вниз Хэтти.

— А что ты мне привез?

— Сходи посмотри в машине.

Тэсс встревоженно посмотрела на мужа.

— Что такое?

— Шутка, — Марк поднял сумку с пола. — Всего лишь скучные шоколадки, Хэт. Никаких оборотней — не удалось провезти их через таможню.

— А нам?

Марк еще покопался в сумке и достал бейсбольные кепки, на которых спереди было вышито «Венгрия».

— Неоригинально, но выразительно, — сказал Марк.

Олли надел свою, но Джейк надулся.

— Почему мне такая же, как Олли?

— А почему ты вечно задаешь вопросы? Давайте-ка все идите отсюда. Я хочу побыть наедине с вашей мамой.

Хэтти скорчила гримасу.

— Фу-у…

— Именно. А теперь уходи.

— Хочешь выпить?

— Еще вина? Давай, — он спустился вслед за ней в кухню. Тэсс стояла к нему спиной, выбирая соответствующую бутылку. Дорогую, чтобы отметить момент? Или обычную?

— Плохую или хорошую? — спросила она, не оборачиваясь.

— Думаю, хорошую. Не каждый день твой глупый муж заключает великолепную сделку.

Тэсс развернулась.

— Ты спас договор?

— Именно. Вот какой я умный.

— Я знаю, — она поставила бутылку в раковину и, обойдя вокруг стола, подошла к Марку, обняв его сзади. — Я вела себя как ведьма. Извини.

— А я как эгоистичная свинья.

— Это верно.

— Нет, неверно.

— Зачем же ты тогда это сказал?

— Мне разрешается это сказать, а тебе нет. Может, договоримся? Никакого переезда и никакой ерунды с университетом?

— Так нечестно. И вообще, до следующего сентября мне ни за что не поступить, а это когда еще будет. Мало ли что может случиться до тех пор.

— Например, я уговорю тебя переехать.

— Это когда рак на горе свистнет.

— Сделай шаг мне навстречу, ладно?

— Ладно, — Тэсс выдвинула стул, чтобы сесть к нему на колени. — Если ты тоже сделаешь шаг.

— Сейчас я готов не то что сделать шаг, а совершить целое путешествие, лосеночек ты мой.

По пути наверх Марк заглянул в гостиную.

— Пять фунтов каждому, кто досмотрит весь «Никельодеон» до конца и не тронется с места.

— Идет, — отозвался Джейк, даже не подняв голову.

Тэсс подняла письмо и прижала к щеке. Рубикон перейден, и назад пути не было. Марк не будет так сердиться, хотя она немножко сжульничала и сказала, что на интервью и ходить-то не стоило, так сомнительны были ее шансы на поступление. Но через шесть месяцев она будет учиться! Тэсс поежилась. Марк не будет возражать, как только привыкнет. Потом она положила письмо под напоминание об установке скобки на зубы Олли и решительно закрыла крышку.

 

Глава 13

Зимний день был холодным, но не унылым. Не таким, как в последние несколько недель, когда серое небо, давя, нависало над головой, и казалось, что до него можно дотянуться рукой. Сегодня, когда Тэсс вышла с Хэтти в парк, было светло и ясно, дыхание изо рта вырывалось морозным облачком, зимнее солнце сияло, а Хэтти безостановочно говорила о Рождестве. Восьмое рождество в ее жизни, а она до сих пор светилась от возбуждения.

— Сейчас только конец ноября, Хэт, — сказала Тэсс. — Для праздничного сезона еще рановато. Дай Деду Морозу немного отдохнуть.

Хэтти потянула мать за руку и уставилась на нее пронзительным взглядом.

— Дед Мороз — это вы с папой?

Тэсс замерла от изумления.

— Конечно нет. Он волшебное существо, которое приходит ночью.

— А как он приземляется на крышу?

— Осторожно.

— А как спускается по трубе?

— Он очень хорошо умеет скользить, — твердо ответила Тэсс.

— А как олени помещаются на крыше?

— У них очень маленькие копыта.

— Джейк говорит, это вы с папой, что Деда Мороза не бывает.

Тэсс решила серьезно поговорить с сыном. С какой стати он портит рождественскую атмосферу?! У них в доме сейчас и так хватало проблем, а вот радости маловато.

— А бог бывает? — сменила тему Хэтти, раскачиваясь на руке у матери. Тэсс помедлила, пропуская женщину с тремя маленькими детьми и собакой среднего размера и неопределенной породы. Женщина сердилась: «Черт возьми, Жасмин, не говорила я, что куплю тебе эти кроссовки».

— Ну, — сказала Тэсс громко, — вроде того. Он не такой человек, как ты или я, а скорее необычное существо в небе, которое наблюдает за нами и хранит нас.

— А принцессу Диану он не сохранил.

На Хэтти сильно повлияла смерть принцессы Дианы, хотя ей тогда было всего три года. Каким-то образом это горе и потрясение отразились в ее трехлетнем сознании, и Диана приобрела в возбужденном воображении Хэтти божественный статус. Что-то среднее между самой красивой в мире куклой Барби и архангелом Гавриилом. Иногда Тэсс думала, что дочка не так уж и ошибается.

— А он сейчас меня видит? — спросила Хэтти подозрительно.

— Он видит все, что мы делаем, — уверенно ответила Тэсс.

— Даже когда мы в туалет ходим?

— Хэтти! При чем тут это?

— А королеву он в туалете видит?

Тэсс раздраженно повернулась к ней.

— Ну ты же сказала, что он все видит. Давай, пойдем на качели?

Тэсс посмотрела на игровую площадку. На качелях сидела группа подростков. Они по очереди метали нож в пивную банку, курили и передавали что-то по кругу. Тэсс не видела, что именно, но это сильно напоминало банку. От ребят доносился неразборчивый разговор, в котором чаще всего слышались ругательства.

— Пойдем лучше покормим уток.

— Ты боишься этих мальчишек? — спросила Хэтти.

— Конечно нет, дорогая. Просто, по-моему, здесь не хватает места.

— Двое из них ходят в мою школу, — сказала Хэтти.

Тэсс посмотрела на нее в ужасе.

— Правда?

— Ага. А кто жена Бога?

— У него нет жены.

— Нет миссис Бог? А как же Иисус родился?

— Иисуса не миссис Бог родила, ты же знаешь. Его родила Дева Мария, — как только Тэсс это сказала, то немедленно об этом пожалела.

— А что такое дева? Я дева?

— Дева… Ну, это неважно, дорогая. Посмотри, как эта глупая утка застряла в камышах.

— Почему мы не принесли хлеба?

— Я забыла.

— Ты очень много всего забываешь с тех пор, как начала учиться в этом твоем колледже, — сказала Хэтти со стоической усталостью. — В пятницу ты забыла дать мне с собой завтрак, помнишь? И у меня всю неделю не было шорт на физкультуре. Мне пришлось в одних трусах заниматься.

— Вовсе не обязательно мне об этом напоминать. С тобой ведь Элис поделилась завтраком, не так ли?

— Это не то же самое. У нее сэндвичи с огурцом, а не с ветчиной, потому что ее мама вегетарианка. Она говорит, мясо — это убийство. Это правда?

Как замечательно, подумала Тэсс, когда у тебя умный ребенок. Прекрасно, что его ум постоянно находится в поиске, не может просто принять идею, а должен обязательно знать что, как и почему.

— Хэтти, — сказала она, — отстань, а?

Марк остался дома с мальчиками. Джейк хотел пойти кататься с друзьями на роликах в парке Баттерси. Но после того как Тэсс и Марка вызвали к директору, гулять его не пустили. Сына второй раз за неделю поймали на том, что он ругался в школе.

В ту среду их с Марком пригласили в кабинет директора. Деревянные панели на стенах и огонь в камине создавали атмосферу почти погребального спокойствия. Обитый кожей стол стоял у окна, выходившего на кольцевую подъездную дорожку. Он был завален бумагами, а на краю примостилась медная настольная лампа, похожая на антикварную. Директор подозвал Тэсс и Марка к круглому столу посредине комнаты, где лежала стопка табелей.

— Садитесь, — сказал он дружелюбно.

Они неловко сели. Тэсс жалела, что Марк не согласился хотя бы из приличия надеть галстук. Здесь муж казался не на месте. Слишком уж спортивным и беззаботным он выглядел, очень молодым для того, чтобы быть родителем. Марк всегда выделялся на школьных мероприятиях. Другие отцы, в основном, были типичными бизнесменами из Сити. Одетые в болотных оттенков твидовые костюмы и молескиновые рубашки от Бодена, они выглядели так, будто собрались на отдых за городом. Разговаривали уверенными голосами, обмениваясь громкими приветствиями, чтобы привлечь к себе побольше внимания. Здесь эти папаши ощущали себя уверенно, поскольку сами учились в частных школах. Лишь немногие родители были людьми их круга, с которыми можно было общаться, и Тэсс всегда ощущала, что брать Марка в школу — это все равно, что приносить гранату в церковь. Никогда не знаешь, когда он может взорваться. Ее раздражало, когда он протестовал против подчинения групповым традициям. Конечно, он сам вырос не так, но это не значило, что все здесь было фальшиво и претенциозно. Марк начинал нарочно проявлять сарказм и задирать людей, будто он здесь единственный, кто зарабатывал на плату за школу честным трудом. Тэсс обвиняла его в снобизме наоборот, а он отвечал, что ей не хватало храбрости не поддаваться условностям.

Тэсс снова задумалась, а правильно ли они сделали, что отдали сюда Джейка. Он был так похож на Марка, тоже вечно бунтовал против авторитетов, но у него было столько способностей, такой живой ум, если только его правильно направлять. Сын никогда не любил зубрить, ему нужен был творческий подход к учебе. Сначала Тэсс и Марк надеялись, что Джейку помогут традиционные методы этой школы, которая провозглашала девиз «Дисциплина здесь не проблема, слишком хорошо мы знаем ребят». Но это оказалось явно не так. Слава богу, Джейк успешно занимался спортом, а не то, подумала Тэсс, его бы уже давно выгнали.

Доктор Уильямс сцепил пальцы и задумчиво посмотрел на них. Тэсс закашляла, нервно ерзая на стуле. Марк смотрел на директора воинственно. Он уже был в плохом настроении, потому что Тэсс заставила его пойти с ней, хотя он говорил, что у него слишком много работы и ему придется пропустить важную встречу. Тэсс понимала, насколько ему было не по себе. О господи, подумала она, что он скажет? Доктор Уильямс к клетчатой рубашке и протертом на локтях вельветовом пиджаке едва ли представлял собой ненавистный Марку английский истеблишмент. Но он был так чувствителен к покровительственному тону, что не мог расслабиться в ситуации, которую не контролировал.

Когда они впервые познакомились с доктором Уильямсом, то были удивлены его рассеянным видом, но за добродушным фасадом скрывались острый ум и железная воля.

— Джейк, — начал доктор Уильямс спокойным и рассудительным тоном.

— Да? — сказала Тэсс, поднимая подбородок.

— Как вы знаете, у нас с ним проблемы.

— Я знаю, — ответила она. — Мы с ним разговаривали, но у него сейчас, похоже, сложный период.

— По-моему, его нужно, как бы это сказать, ввести в рамки. Ругань — только вершина айсберга. Джейк умный мальчик, но меня беспокоит, что его ум совсем не направленный, — директор постучал по лежавшему перед ним табелю. — Посмотрите на оценки. Он сползает по успеваемости, а этого не должно бы быть. Конечно, мы тоже за это отвечаем и стараемся, как можем, поощрять и заинтересовывать его. Я просто хотел узнать, извините, что спрашиваю, нет ли у вас каких-то проблем дома? — Он помедлил и посмотрел прямо на Тэсс. Она лихорадочно стала соображать. О чем это он? Он что, думает, что мы во всем виноваты?

— Ну, — сказала она, краснея, — я сейчас учусь в университете, так что мальчикам приходится быть более самостоятельными. Но, в целом, они ведут себя ответственно, так что я не вижу, как это могло на что-то повлиять.

— А вы уверены, что после школы дети дома? — поинтересовался он.

— Разумеется, — обиженно отозвалась Тэсс, не смея оглянуться на Марка. Я звоню Джейку, чтобы проверить, как дела, и, когда возвращаюсь, они всегда уже поели.

— Он приносит в школу много денег.

Тэсс и Марк изумленно посмотрели на него.

— Что?

— На прошлой неделе у него нашли пятьдесят фунтов.

— Этого не может быть, — сказала Тэсс поспешно. Он получает от нас совсем немного на карманные расходы, а подрабатывать, пока не подрабатывает. Это он сможет делать только через год.

— Я сообщаю вам то, что мы обнаружили, — рассудительно заметил доктор Уильямс. — Нас это беспокоит.

— А что говорит Джейк? — спросил Марк с опасным спокойствием.

— Он сказал, что это его карманные деньги.

— Но зачем он принес их в школу?

— Действительно, зачем? — Вид у доктора Уильямса был озадаченный. — Я имел с Джейком продолжительную беседу, — продолжил он, — но он не смог или не захотел сказать мне, откуда взялись деньги. Возможно, защищает другого мальчика или у него есть совершенно невинное объяснение. Для его возраста скрытность вполне естественна. Но я ему объяснил, что нам надо знать и что он не должен больше приносить в школу таких денег. Классный руководитель внимательно за ним следит и, будьте уверены, мы сделаем все возможное, чтобы подтянуть его успеваемость. Но если вы хотите о чем-то с нами поговорить, пожалуйста, не стесняйтесь. Будет жаль, если в следующем году на экзаменах Джейк покажет результаты хуже возможного. У него большие способности.

— И что вы собираетесь предпринять на этот счет? — поинтересовался Марк. — Все эти разговоры очень вежливы и милы, но ни к чему не ведут. Мы дома с ним поговорим и выясним, откуда эти деньги, тут вы не беспокойтесь. Но я хочу сразу знать, если он опять что-нибудь натворит, и как вы собираетесь его наказать.

Доктор Уильямс посмотрел на гневно-напряженного Марка.

— Мы будем поддерживать с вами контакт, не беспокойтесь. Возможно, на ваш взгляд, у нас тут беспечно ведут дела, но могу уверить, что никаких дурных манер и нечестности мы не потерпим.

— Я знаю, — поспешно сказала Тэсс. — Думаю, Джейку пора понять, как ему повезло.

— Дисциплина ему точно нужна, а дома ее не хватает, — сказал Марк.

Тэсс в ужасе обернулась к нему.

— Это не так, — сказала она, стараясь соблюдать спокойствие. — Он знает, что можно, а чего нельзя. Дома с ним все в порядке. — Тэсс старалась успокоить на этот счет доктора Уильямса.

— Ерунда, — резко заметил Марк. — Ты ему слишком много позволяешь.

Доктор Уильямс взглянул на них с явным смущением.

— Тебе не кажется, что сейчас не время и не место для этого разговора, Марк? Большое спасибо, доктор Уильямс. Мы с ним поговорим, и вы нам сообщите, если возникнут проблемы, ладно? Школа просто замечательная, и мы очень вам благодарны за все, что вы делаете для Джейка и Олли, правда, Марк? — Тот не ответил, повернувшись к окну.

Доктор Уильямс улыбнулся ей.

— О, с Олли никаких проблем. Умный и трудолюбивый мальчик. Одна из наших надежд. И Джейк тоже, если только устранить проблемы с поведением, — добавил он поспешно.

— Спасибо, — сказала Тэсс. Он был такой милый, и она просто не понимала, зачем Марку обязательно надо было грубить. Доктор Уильямс встал и проводил их до двери. Он протянул руку Тэсс, и та пожала ее.

Марк отошел в сторону.

— До свидания, — он кивнул доктору Уильямсу и быстро вышел из комнаты. Тэсс встретилась взглядом с директором и прочитала в его глазах сочувствие.

— Еще раз спасибо. Уверена, мы во всем разберемся.

— Разумеется.

Снаружи Марк ждал ее у каменного входа. Губы его были гневно сжаты.

— Больше никогда так не делай, — негромко произнес он.

— Как? — раздраженно прошептала Тэсс, когда мимо них прошла группа мальчиков в синих пиджаках.

— Не затыкай мне рот перед посторонними, будто у меня нет права говорить.

— Я этого не делала. Хватит. Пошли домой. Я просто сказала, что сейчас не время и не место для семейного спора о том, достаточно ли я строга с Джейком. Это к делу не относится.

— Конечно относится, черт возьми! Нам ясно дали понять, что Джейку дома все сходит с рук, а теперь он взялся за то же самое и в школе. Ты его так распустила, что кто знает, чем он дома без тебя занимается.

— Погоди-ка, — Тэсс схватила его за руку, заставив повернуться. Мимо них прошел учитель и поздоровался. Тэсс улыбнулась ему в ответ, дожидаясь, пока он отойдет подальше.

— Что значит, я его распустила? А ты? Ты тут что, ни при чем? Почему я во всем виновата?

— Потому что ты всегда говоришь: «Не кричи на него, Марк, не наказывай его, Марк», когда он себя нагло ведет и не желает ни с кем разговаривать. Я пытаюсь вбить в его голову хоть какой-то здравый смысл, но ты отказываешься меня поддерживать. И тебе не кажется интересным совпадение, что все эти проблемы начались как раз тогда, когда ты решила заниматься в библиотеке, а не дома. И даже дома ты вечно торчишь перед чертовым компьютером.

Тэсс уже собиралась было сесть в машину, но после этих слов замерла на месте.

— Слушай, хватит, — Тэсс начинала злиться. — Джейк уже два года как бунтует, но дело тут в возрасте. Ты что, не помнишь, каким ты сам был? Он просто пытается стать независимым, а ты его только критикуешь и совсем не уделяешь внимания. Как в прошлое воскресенье — ты повел Олли и Хэтти в парк запускать воздушных змеев, а Джейка даже не позвал.

— Вообще-то позвал, — ответил Марк. — Но он предпочел остаться дома и слушать музыку. Я не всегда его критикую. Просто кто-то в доме должен показать, что не все ему сойдет с рук, и, как правило, это приходится делать мне.

— Ну да, как же! Поехали. Пора забрать Хэтти от Клары, мы опаздываем. У меня столько дел… — Тэсс не договорила, и ее фраза повисла в воздухе.

— Конечно. Ведь это важнее всего, так? Твоя работа. Не твоя семья, не наш сын, который вышел из-под контроля, а чертово сочинение про какого-то давно умершего художника. Как же это я забыл!

Всю дорогу домой они провели в яростном молчании.

 

Глава 14

— Если ты еще хоть немного ее наклонишь, то все посыплется.

Марк стоял на стуле, еле удерживая верхушку елки. Как обычно, он купил слишком большую для телевизионной комнаты елку. Она больше подходила для празднований на городской площади.

— Пап, ты меня раздавишь! — Джейк застрял за елкой. Он вызвался подключить гирлянду, но габариты сына и свободное место за елкой не сочетались. Марк, который пытался повесть фею на верхушку елки, поймал дерево как раз вовремя, после того как Джейк неудачно повернулся.

— Ты ее убьешь! — взвизгнула снизу Хэтти. Она обожала фею, которую укрепляли на верхушке елки, — тонкую фигурку в потрепанной тюлевой юбке зеленого цвета и с ярко раскрашенным лицом. Раньше у феи были роскошные светлые волосы, но их выдрали мальчики, когда были маленькие, и теперь она была почти лысая. Позолоченные трусики у нее тоже стерлись, что с восторгом обнаружил Джейк в шесть лет.

— Подай мне остаток мишуры, — сказал Марк. — Ох, эти чертовы иголки колючие.

— Это ты решил купить живую елку, — заметила Тэсс.

— А ты, можно подумать, искусственную хотела.

— Нет, но мы могли купить такую, которая не осыпается. Наверное, мы единственная семья в Клапаме с восьмифутовой елкой, которая полностью осыплется до Рождества.

— Когда внизу медведь ворочается, то все возможно.

— Я просто пытаюсь включить эту чертову гирлянду, — послышался голос Джейка. Последовала пауза, и он добавил: — Извините.

Тэсс подавила порыв сделать замечание. С того вечера, когда она после возвращения от директора школы села с ним на кухне и объяснила, что если он не возьмется за ум, то вылетит из школы, сын явно старался вести себя лучше. После того как они вернулись домой, забрав Хэтти от няни, Марк ушел к себе со словам «Если я такой злодей, разбирайся с этим сама».

Сначала Джейк надулся и не желал разговаривать. Но Тэсс сказала, что его поведение отражается на его родителях, особенно на ней.

— Почему на тебе? — спросил Джейк.

— Потому что папа говорит, что я слишком много тебе позволяю.

— Ага, как же, — пробурчал Джейк, вертя в руках шнурок. — Можно подумать, ему не все равно.

— Перестань, ему совсем не все равно. Слушай, Джейк, так нельзя. Нельзя вечно хамить и так гадко себя вести. Просто чудо, что тебе это до сих пор сходило с рук в школе. Посмотри на меня!

Джейк развалился в кресле, рубашка у него была расстегнута, а школьный галстук почти развязан. Он мрачно взглянул на мать из-под густых темных ресниц.

— Ну что?

— Тебе и правда очень повезло, что они решили тебя не выгонять. Честно.

— И что?

— А то, — ответила она, вскипая, — что мы с твоим отцом тратим кучу денег на то, чтобы тебя там держать, и ты мог бы, черт возьми, по крайней мере, постараться. Я не жду благодарности, — сын послал ей насмешливую улыбку, и она еле удержалась от того, чтобы не улыбнуться в ответ, — но я хочу, чтобы ты все понял. Ради бога, Джейк, ты же знаешь, что будет иначе. Огромная средняя школа, где тебе будут уделять куда меньше внимания и занятий спортом будет раз в восемь меньше. Пожалуйста, — сказала она и наклонилась вперед, накрыв его руку своей и сжимая ее, — не подводи нас. Не подводи меня. Нам надо только знать, откуда ты взял деньги. И еще пообещай не ругаться, взять себя в руки и заниматься как следует. Ладно?

— Ладно, — сын ответил ей очаровательной улыбкой. — Деньги от Ника. Я ему продал кое-какие свои компьютерные игры.

— Но зачем тебе понадобились деньги?

— Ни за чем, — ответил он немедленно. — Просто Ник их так хотел, что я решил: почему бы и нет. Это что, очень важно? Я могу вернуть их обратно, если хочешь.

— Нет, все в порядке. Я тебе доверяю.

— Я рад, что хоть кто-то в этой семье мне доверяет.

— Папа тоже доверяет. Просто пойди ему навстречу. Ну же, Джейк, скоро Рождество, и никто не хочет ссориться. Мы тебя любим.

— Я знаю, что ты любишь.

— И папа тоже. Правда.

Джейк насмешливо приподнял бровь и встал.

— Обними меня, шалопай ты эдакий.

Он остановился у нее за спиной и обнял сильными загорелыми руками. Тэсс прислонилась к сыну.

— И как ты только вырос такой большой?

— Не от твоей готовки, это уж точно, — сказал он, смеясь.

— Да ну тебя, — отозвалась она.

Джейк встрепал ей волосы.

— Я тебя люблю.

— Я знаю. Ты только докажи это.

С тех пор он старался не ругаться в доме, особенно в присутствии Хэтти. Несколько раз — это уж точно было впервые — даже устраивался с сестрой на полу в гостиной и помогал ей собирать головоломки. Олли с удивлением отметил, что Джейк больше не швырял свои вещи на его половину комнаты и, по крайней мере временно, перестал таскать у брата наушники, потому что его собственные были сломаны. Мудрый Олли понимал — долго так не продержится, но наслаждался перерывом в боевых действиях.

В этом году Тэсс решила устроить идеальное Рождество. Она каждый год намеревалась пустить в ход свои женские чары и устроить праздник, который все запомнят, но в последний момент что-то обязательно шло не так. В прошлом году они с Марком ужасно поругались, потому что она купила Джейку игровую приставку, не посоветовавшись с мужем. На что Тэсс ответила, что он столько времени находился в отъезде, что спрашивать было не у кого. А за год до этого Хэтти упала с игрушечной лошадки и сломала ключицу, так что пришлось провести Рождество в больнице со всякими пьяницами. Еще раньше приехали в гости ее родители, а Марк так напился, что уснул к трем часам дня, и Тэсс пришлось самой резать индейку и выдерживать сочувственные взгляды матери. Но на этот раз она решила показать себя богиней домашнего очага, чудесно украсить дом и наполнить холодильник деликатесами домашнего приготовления, а не купленными в последний момент готовыми продуктами из «Маркс и Спенсер». Только вот времени у нее катастрофически не хватало. Возможно, надо было меньше спать.

Кроме того, она решила быть посексуальнее и, смущаясь, купила в магазине белья на Главной улице две пары кружевных чулок. Может, мама была права, и надо идти на компромисс с Марком. Признаться, в последнее время она и правда увлеклась учебой, но все это было так ново и интересно, что Тэсс забывала разгрузить посудомоечную машину или купить хлеб. К сожалению, всем остальным тоже было не до того, и дом зарастал грязью. Если бы она только могла позволить себе пригласить уборщицу, чтобы со всем этим справиться. Скорее всего, пора было перестать переживать по этому поводу. Но этому искусству она пока не научилась, и вместо этого чувствовала себя виноватой и пылесосила по ночам.

Но больше всего их с Марджи поразило то, что Ванесса превратила свой дом в сказочную картину, как на иллюстрации в «Идеальном доме». Каждая каминная полка, все перила и дверные косяки были увешаны и украшены лентами, зеленью и большими сосновыми шишками. Зайти туда было все равно, что оказаться в рождественской открытке. По сравнению с этим бумажные гирлянды Олли и Хэтти, украшавшие ее дом, выглядели бедновато. Детей Ванессы к украшениям не подпускали.

— Черт меня побери, — сказала Марджи, когда Ванесса пригласила их с Тэсс выпить. — Тут как в «Хэрродс». Сколько это все стоило?

— Дешевле тысячи, — ответила Ванесса, будто оправдываясь. — Примерно.

— И ты это все сама сделала?

— Да. Ну, почти.

— А если честно?

— Ну ладно, ладно, я пригласила Эммануэля из салона «Флер» в Хэмпстеде.

— Ага! Тогда это не считается. Я не собираюсь завидовать человеку, который просто откупился от проблемы.

— А мне наплевать, — мечтательно протянула Тэсс, разглядывая свечи, отражавшиеся в тяжелых позолоченных зеркалах, ветки зелени, ленты и со вкусом расставленные открытки. — Я бы здесь поселилась на все Рождество. Ты постояльцев берешь?

— Только если ты приведешь с собой своего потрясающего мужа.

— Мужа? У меня что, есть муж?

— Он все так же весь в работе? — сочувственно спросила Марджи.

— Его никогда нет дома. Хэтти вчера устроила скандал, потому что папа обещал прийти посмотреть ее рождественский концерт, а появился только за пять минут до конца. А то что мне пришлось ради концерта пропустить лекцию, это ничего. Мы уже пропели два куплета от «Придите, верные», как вдруг сзади послышался грохот и ввалился Марк. Я ему оставила место, а в таком тесном зале это было непросто. У меня какой-то ребенок сидел практически на голове, так что Марку пришлось проталкиваться мимо всех этих бабулек, чтобы добраться до меня. Но за то Хэтти услышала, что он пришел, не заметить его появление было невозможно.

Ванесса протянула подруге бокал подогретого вина. Тэсс внимательно на нее посмотрела.

— Ты здорово выглядишь.

— Правда? — Ванесса рассмеялась, поворачивая голову налево и направо, так что ее светлые стриженые волосы падали на гладкую шелковистую щеку.

— Это что, ботокс? — поинтересовалась Марджи, глядя на ее лоб. — Или ты раскрутилась на полную программу. По-моему, у тебя брови стали повыше, — добавила она подозрительно.

— Вовсе я не раскрутилась на всю катушку, как ты выражаешься, — обиженно сказала Ванесса. — Это всего лишь небольшой укольчик. — Тэсс и Марджи придвинулись поближе, чтобы получше ее рассмотреть.

— Тут, похоже, целая отара ягнячьих зародышей, — объявила Марджи.

— Потрясающе, — изумленно сказала Тэсс. — Ни морщинок, ни мешков под глазами, ни тебе «гусиных лапок». Извини, но я просто не верю, что тут дело в одном только уколе.

— Это жизнь без стресса, — сказала Марджи. — Если бы мне только и надо было, что размахивать кредитными карточками и планировать следующий праздник, то у меня лицо не смахивало бы на смятую упаковочную бумагу.

— Есть у меня стресс! — Ванесса возмущенно откинулась на спинку обитого шотландкой кресла. — Вы не представляете, сколько волнений связано с обустройством дома во Франции. Надо купить массу вещей — это в основном будет дом для вечеринок, так что стол придется накрывать как минимум на тридцать человек. Необходимо все предусмотреть.

— Ей-богу, я ее убью, — Марджи посмотрела на Тэсс и повернулась к Ванессе. — Ты хоть представляешь, каково это, устроить Рождество для семьи, когда ты работаешь до семи вечера двадцать четвертого и снова выходишь на работу двадцать седьмого? Я пока купила только три подарка, и все из «Никербокса», потому что это рядом с метро. Все продукты мне придется купить за один раз в субботу перед Рождеством. Это все равно, что пытаться покупать брюссельскую капусту во время восстания на Тяньаньмыньской площади, а потом двадцать шестого мои девочки поедут к отцу, и эта кошелка Сьюзи подарит им в десять раз больше подарков, чем я. Я сказала Джорджине, что она не получит мобильника, потому что ей только тринадцать. А мисс Глиста в трусиках «танга» наверняка уговорила этого поганца, моего бывшего муженька, купить ей телефон. Так что, — сказала она Ванессе, размахивая куском пирога домашней выпечки с мясом, — не надо мне рассказывать про рождественский стресс.

— А я упоминала, — невинно поинтересовалась Ванесса, — что вы с Тэсс приглашены на пасху в Сен-Жан-де-Люс?

— Беру свои слова назад, — поспешно сказала Марджи. — Ты мученица и святая, а твоя жизнь просто ад. Как ты умудряешься при этом обходиться без морщин, это просто чудо.

— А наши семьи тоже приглашаются? — с надеждой спросила Тэсс.

— Разумеется, — ответила Ванесса, обратив сияющий взгляд на Тэсс. — Там масса свободного места. Не то чтобы я хвасталась…

— Восемь спален! — сказала Марджи. — Восемь спален и пять ванных! Это не дом, а просто гостиница. Ты с нас деньги брать не собираешься? Мне, пожалуйста, шоколадки на подушку и корзиночку с шампунем и лосьоном. Я уже сто лет не была ни в каком шикарном месте.

— Если ты будешь издеваться, я тебя не приглашу.

Марджи подняла руки, сдаваясь.

— Молчу, молчу, честно. Я даже буду вежлива с Эдом и поговорю с ним о долях акций и росте рынка.

— Даже Джейку можно приехать? — поинтересовалась Тэсс, жуя мясной пирог.

— Особенно Джейку, я надеюсь, — сказала Марджи. — Мои девочки без Джейка не поедут. Они от него без ума.

— И Франческа? Ей же уже шестнадцать. Зачем ей сдался Джейк? Я знаю, он ей нравится, но за ней теперь наверняка бегают ребята постарше.

— Особенно Франческа. Она довольно наивна для своего возраста, и с ровесниками ей не интересно. Она говорит, им только одно нужно.

— Ну да, а как же иначе? И чем Джейк отличается от них?

— Она говорит, он с ней разговаривает о разных вещах.

— Как? Когда?

— Они друг другу вечно шлют эсэмэски. Ты что, не знала?

— Нет. А ты откуда знаешь? — спросила Тэсс.

— Я их читаю, когда Франческа спит, — сказала Марджи, облизывая крошки на губах. — А ты что, у Джейка не читаешь?

— Он спит с телефоном под подушкой, так что это было бы сложно. И вообще я боюсь того, что могу там найти. Я и не знала, что они с Франческой дружат. Он никогда о ней не говорит.

— Наши дети ведут сложную тайную жизнь, — с умным видом произнесла Марджи. — Мы думаем, что знаем их, но мы и половины не знаем, и это хорошо. Только подумайте, какими мы были в их возрасте.

— Довольно невинными, — сказала Тэсс грустно. — Но я поговорю с Джейком насчет Франчески. Она для него слишком взрослая. И вообще, я не думала, что его уже интересуют девочки.

Марджи и Ванесса подскочили на месте.

— Не интересуют девочки! — взвизгнула Марджи. — Это с такой-то внешностью! Да он по Кингс-роуд ходит как гамельнский крысолов. Франческа показала подружкам его фотографию, и они все теперь тоже в него влюблены. У него свой фан-клуб, а того и гляди еще и сайт будет. И вообще, вам не кажется, что это очень здорово, когда у наших детей появляется интерес к противоположному полу? Можно снова пережить вместе с ними все волнения юности, и самим при этом не заморачиваться.

— Тебе нельзя быть матерью, — сказала Ванесса, изображая шок. — Я не могу себе представить, как это я вдруг стану расспрашивать Клемми о ее мальчиках.

— Ну и дурочка, — Марджи сделала глоток вина. — Это ужасно интересно.

— Хватит, хватит, — Тэсс тоже приложилась к бокалу и поспешила предупредить стычку подруг. В их троице она обычно была миротворцем, к тому же ей хотелось перевести разговор с сомнительной темы о сексуальной привлекательности Джейка. — Лучше скажи, как там Роуэн? Ты его уже давно не вспоминала.

— Бросил меня этот ублюдок.

— Да ты что!

— Он сказал, что приехал сюда ненадолго и не искал постоянных отношений. Его беспокоило, что я слишком к нему привязываюсь.

— Но ты же не искала постоянных отношений, — заметила Тэсс. — Ты только хотела добраться до его роскошного молодого тела.

— Боюсь, он нашел тело помоложе и пороскошнее. Секретаршу в соседнем офисе, паршивку. Он приходил повидать меня в контору, и я заметила, что он ей понравился. В общем, сейчас они оба в Ирландии. Пьют небось «Гиннес» на Графтон-стрит и посмеиваются над моим целлюлитом и обвисшими грудями.

— Мне очень жаль, — сказала Тэсс. — Но все равно, ты не можешь встречаться с мужчиной по имени Роуэн. Тебе нужен кто-то нашего возраста.

— Я не хочу спать с каким-нибудь морщинистым старикашкой! — заявила Марджи. — Тут речь идет о возвращении молодости.

Тэсс и Ванесса постарались скрыть обиду.

— Не все мужчины за сорок никуда не годятся, — сказала Тэсс. — Посмотри на… Стинга. — Последовала долгая пауза — все трое мечтательно смотрели вдаль. — Но мы же не просто хотим его тело, правда? Он еще и замечательный отец, и духовно развитый, внимательный и умный. И еще он верен жене.

— И богат, — заметила Марджи. Помолчав, она решительно выпрямилась. — Нет, вы меня извините, но меня все же его лицо и тело привлекают. Можно мне еще бокальчик? Вино просто классное.

Бредя по Оксфорд-стрит со всем этим бедламом в голове, Тэсс думала, что со времен ее детства Рождество сильно изменилось. Когда она росла, хотя ее родители были не бедны, никто не сходил с ума из-за подарков, а дети не думали, что получат их не меньше тридцати. А главное, праздники не тянулись с первой недели декабря до середины января. Они с Марком уже были на пяти рождественских вечеринках, в том числе у него на работе. А уже только на эту неделю было намечено еще три. Слава богу, на само Рождество они будут одни — ее родители сказали, что лучше им остаться дома, потому что у них было много приглашений от друзей. Да и бабушка Тэсс была еще жива в свои девяносто пять лет и жила в доме престарелых неподалеку. Джин не хотела оставлять ее одну, хотя той было все равно, что Рождество, что день святого Свизина. И, слава богу — их дом все равно был слишком мал для них всех.

Из каждого магазина доносились рождественские песенки, так что улица была переполнена праздничными звуками. Хэтти уже потеряла всякое терпение; она просыпалась каждое утро в пять и прыгала к ним в постель, шепча «Уже Рождество?» Тэсс старалась привести дом в порядок: у нее как раз были три недели долгожданных каникул. Правда, они оказались не такими радостными, как она ожидала, подумала Тэсс, когда впереди нее в «Бенеттон» протолкнулась малышка с оленьими рогами на голове. Сегодня утром пришло извещение из банка — и что за садистский компьютер рассылает извещения за неделю до Рождества? Оказалось, что они здорово залезли в долги и уже вышли за рамки кредита. Так что Тэсс пришлось звонить и оправдываться, объясняя, что вот-вот поступит праздничная премия Марка и восстановит их кредитоспособность. Только вот все эти деньги нужны, чтобы заплатить за ее учебу, а в начале следующего семестра еще понадобится большая выплата за школу для мальчиков. Вот тебе и веселье, подумала она. Но как же можно встретить Рождество, не покупая что-то приятное? Долгое время она старалась экономить деньги, не ходя в магазины, но когда требовалось купить сто два подарка, это было невозможно.

Тэсс решительно шагнула в «Бенеттон», держа Хэтти за руку. Она купила дочери очаровательное красное шерстяное пальто с капюшоном, потому что ей было нужно новое. В конце концов, нельзя же всю жизнь во всем себе отказывать. Это вредно для души. Потом они двинулись по Риджент-стрит к «Хэмлис». Было почти четыре, и уже начинало темнеть. Меркнет свет, подумала она, летит к лесной опушке ворон. На покое все доброе… Только вместо ворона тут были обычные голуби, а вместо лесной опушки — вывеска метро у станции Оксфорд-Серкус.

Но тут красиво, подумала она, останавливаясь у спуска в метро, возле какого-то типа, продававшего вечернюю газету. Со всех сторон ее толкала охваченная покупательной лихорадкой толпа: осталось всего четыре дня, скорей, скорей. Тэсс огляделась. Свет из витрин магазинов лился на улицу, и каждая витрина была шедевром безвкусицы. Сверху загорелись пестрые гирлянды огней, сияя белым, золотым, красным, зеленым и оранжевым светом. Хэтти уставилась на них в безмолвном восторге.

Нельзя тратить слишком много, подумала Тэсс, ступая под священные своды «Хэмлис». Мы по уши в долгах, а детям, на самом деле, не нужны новые игрушки.

— Берегись! — Она пригнулась, и над головой у нее пролетел запущенный продавцом бумеранг.

Через час они с Хэтти вышли на улицу, улыбаясь во весь рот. В руках у Тэсс была огромная плюшевая лиса, и еще она держала пакеты с компьютерными играми и книжками для Олли и Джейка. Домой они поехали на такси и всю дорогу обнимались.

Лицо Хэтти было всего в дюйме от ее собственного. Тэсс снился тот приятель Марджи, Роуэн, и сон был очень странный — она пыталась убедить его, что счастлива в браке и не хочет заниматься с ним любовью в кладовке.

— Ох! — воскликнула она изумленно.

Хэтти сияла.

— Он пришел, — сказала она сразу.

— Правда? Ты посмотрела?

Хэтти кивнула, настолько взволнованная, что почти лишилась дара речи.

— Пошли, — сказала она и нашарила руку матери под одеялом, вытягивая ее из постели. Нога Марка лежала поперек Тэсс, и она осторожно отодвинула ее, вставая. Марк не проснулся.

— Подожди минутку, Хэт, — сказала Тэсс, вставая с кровати. В голове у нее шумело, скорее всего, от бутылки шампанского, которую они с Марком выпили дома после вина на вечеринке у Марджи. Хэтти пришлось тоже взять с собой, потому что все их обычные няни были там. Тэсс внимательно посматривала за Джейком и Франческой. Но они не пытались остаться наедине — все подростки дружно валялись перед телевизором. Хэтти уснула на Джейке, и он потом отнес ее к машине. Тэсс отметила, что Франческа проследила за ним взглядом, но сын с ней не попрощался. Марджи и ее девочки должны были зайти в двенадцать, так что у нее будет время ликвидировать беспорядок, который непременно образуется, когда Хэтти и мальчики возьмутся за подарки.

Внизу было холодно.

— Который час, Хэт?

— Восемь двадцать, — сказала она решительно. Тэсс посмотрела на окно, а потом на часы. Снаружи было темным-темно.

— Неправда. Сейчас шесть тридцать. Думаю, лучше тебе просто посмотреть на подарки, а потом немного почитать, пока папа и мальчики не встанут.

Ох, черт! Они с Марком так увлеклись шампанским, что забыли съесть рождественский пирог и выпить виски.

— Хэтти, сбегай в кухню и выпусти Найджела, ладно? Ему, наверное, уже не терпится, — Тэсс встала перед дверью.

— Обязательно?

— Да, давай, малышка. Я включу гирлянду. Это всего минута, — Хэтти мрачно протопала в кухню. Тэсс включила свет в алькове и бросилась к камину. Рождественский пирог! Рождественский пирог при кошмарном похмелье и неспокойном желудке от устриц в час ночи. Они с Марком пытались ходить по дому на цыпочках, доставая подарки из разных тайников и смеясь, но все время спотыкались друг о друга.

— Уф! — сказал лежавший на полу Марк, когда она перешагнула его, неся подарки Олли и Джейку. — И кому это пришел в голову замок Барби? — На коробке он был великолепен — розовый барочный особняк с башенками, цветами на окнах и открывавшимися и закрывавшимися ставнями. Только в половине первого они открыли коробку, чтобы проверить, все ли на месте перед тем, как Тэсс ее завернет, и обнаружили, что там лежал примерно миллион отдельных деталей. — Завтра я это ни за что не сделаю, — печально подытожил Марк. — Вернее, я не собираюсь потратить весь завтрашний день на собирание пластмассовых деталей.

— Ну, значит, тебе придется сделать это сейчас, — сказала Тэсс, хихикая. Поэтому они оба сидели почти до трех, борясь со сном и пытаясь соединить стены и пол. Чем дальше, тем хуже у них это получалось. Наконец сооружение было готово, и Марк сел на корточки.

— Слава тебе, господи, — сказал он. Тэсс пошарила в коробке и достала пакет с двумя сотнями крошечных цветов, которые надо было надевать на зеленые стержни для цветочных ящиков на окнах.

— Ну уж нет, — Марк запихнул их под диван.

Тэсс услышала шаги Хэтти на ступенях. Она поспешно схватила бокал с виски и осушила его одним глотком. Глянув на пирог, икнула и спрятала его под подушкой. Потом протянула руку за елку и, осторожно перешагнув подарки, включила свет.

Хэтти изумленно встала у двери. Разноцветные огни гирлянды освещали гору подарков, и каждая лампочка отражалась в блестящей разноцветной подарочной бумаге.

Она вздохнула.

— Он и правда пришел.

Сзади послышался шум. Тэсс повернулась и увидела мужа, который прижал к губам палец. Он был голый, только с полотенцем вокруг бедер. Марк наклонился и обнял Хэтти сзади.

— Он пришел к тебе, — Хэтти, не глядя, потянулась и накрутила прядь волос Марка на палец.

— Он по-настоящему бывает, правда?

— Конечно, бывает.

— Мне разбудить мальчиков? — Тэсс встала на ноги. — Уже светлеет.

— Да, конечно.

Тэсс повернулась, чтобы подняться к сыновьям, поплотнее запахивая халат. Марк осторожно понес Хэтти к ее подаркам.

 

Глава 15

— Я бы запросто родила ему ребенка.

Ники наклонилась поближе к Тэсс, шепча прямо в ухо. Шло занятие кураторской группы, и они сидели плотным полукругом. Тэсс бросила соседке недовольный взгляд, и в тот же момент их куратор, Майкл Фрост, сделал паузу и вопросительно им улыбнулся.

— Не хотите ли повторить это для всех?

— Я сказала, — четко выговорила Ники, — что запросто родила бы вам ребенка.

— Очень рад это знать, — тут же ответил он. — Буду иметь это в виду, если нынешняя миссис Фрост мне неожиданно надоест. Так или иначе, как я говорил, в период импрессионизма французское общество было чрезвычайно политически и морально активно. Роль женщины…

Тэсс с трудом подавила смех. Ники и в самом деле все равно было, кто и что о ней подумает. Тэсс никогда не встречала никого, похожего на нее. Ники была действительно свободным человеком, и общаться с ней было так же легко. Тэсс начала понимать, что она мало знает жизнь: Ники в одиночку вырастила троих сыновей в крошечной квартире. Когда от нее ушел муж, она зарабатывала на жизнь, работая в магазине, пока дети были в школе. Но как только мальчики достаточно подросли, чтобы самим приходить, уходить и готовить еду, не поджигая при этом квартиру, она решила получить то, чего хотела больше всего в жизни — образование. Каждый вечер и по выходным она стояла за стойкой бара, чтобы заработать на трехлетний курс истории искусств. А теперь, поскольку ей так понравилось учиться, решила получить еще и степень магистра. За магистерский курс ей заплатил городской совет Хэкни по новой схеме образования для матерей-одиночек.

Ники была невероятно способная и легко могла с самого начала пойти в университет, но, как она весело сказала, у женщин ее класса и происхождения интерес к высшему образованию не поощрялся. Мать тоже вырастила ее одна, и вообще, когда муж Ники, наконец, свалил, это было огромное облегчение, потому что он становился непредсказуемым, когда выпьет. Одной ей было лучше, и все ее дети — старшие двое сейчас уехали путешествовать — были уверены в себе, любили приключения и обожали свою мать. Тэсс думала, что она просто потрясающая. Марк считал, что она дурно влияла на жену, потому что пила целыми пинтами, курила самокрутки и поощряла в ней подрывные мысли.

Тэсс ограничивала количество визитов Ники к ним домой. Та заполняла своим присутствием все вокруг и учила Хэтти неподходящим вещам, вроде того, что ей пойдут сережки, и не хотела бы она вставить кольцо в нос? Кроме того, Тэсс в данный момент делала все возможное, чтобы только не раздражать Марка вторжением ее учебы в их жизнь.

Каждое утро, когда она собиралась в колледж, складывая папки, книги и бумаги, муж смотрел на нее как потерянный. Сегодня утром он спросил, будет ли Тэсс дома, и когда она сказала, что ей надо на вечернюю лекцию и ему придется забрать Хэтти от Клары, он грустно вздохнул. Тэсс чуть ли на уши не вставала, стараясь, чтобы учеба не мешала их жизни. Хотя как она могла не мешать? Чтобы попасть на лекцию в девять, следовало выходить из дома в восемь. А значит, либо ей, либо Марку перед школой надо было отводить Хэтти к Кларе, уже с книгами и пакетом с завтраком. Мальчики изображали из себя мучеников, но на самом деле куда лучше справлялись с тем, чтобы встать, одеться и позавтракать перед школой.

В общем и целом, дела шли хорошо, если не считать того, что Тэсс совсем измоталась. Она так старалась, чтобы учеба не отражалась на семье, что гладила белье в два ночи и загружала сушилку в шесть утра. К счастью, Марк дома тоже работал допоздна, так что она ощущала себя вправе всю ночь сидеть с ноутбуком за кухонным столом. Сначала они собирались делить компьютер Марка, но ничего не вышло. Он заявил, что ее рефераты и исследования занимали слишком много места на его жестком диске. Ага, как же, думала Тэсс, на самом деле он считал, что это его компьютер, и не хотел им делиться. В результате она взяла беспроцентный заем и купила ноутбук. Тэсс его просто обожала — это был ее маленький электронный друг, такой отзывчивый, эффективный и, прежде всего, такой молчаливый. Он никогда не вздыхал и не принимал мученический вид, и каждый день был рад ее видеть, когда она его открывала. По утрам он не копался со вздохом в ящике для носков, вытягивая, наконец, два разных, один из которых обычно принадлежал Джейку или Олли. Он не звонил ей во время занятий, спрашивая, во сколько надо забрать Хэтти, на что она шипела, что в полшестого и что Кларе сегодня надо было уходить, так как у нее родительское собрание. И поскольку Тэсс была ближе к дому, чем Марк, она виновато выскальзывала за дверь, прыгала в такси и вбегала к Кларе, тяжело дыша, когда та уже в пальто стояла в прихожей.

Несмотря на всю эту беготню, Тэсс, однако, чувствовала себя на десять лет моложе. Она ощущала, что ожила, что новая информация переполняет ее. Ей казалось, будто все в своей жизни она видит новыми глазами, и это доставляет ей удовольствие. Раньше она ощущала, что беспомощно болтается, думая о миллионе вещей сразу. Теперь, когда она работала, ей приходилось сосредотачиваться и забывать обо всем остальном, включая Марка. Работа была утомительной, но в то же время необыкновенно ее радовала. Она решила специализироваться на женщинах-импрессионистах, при этом ее основной курс был направлен на жизнь и работу Берты Морисо. Окончание эссе дало ей невероятное ощущение победы. Было приятно осознавать, что она смогла добиться успеха: оба ее последних эссе заняли первое место, — и что ее мозг не превратился в аморфный комок, способный только запоминать, когда забрать вещи из химчистки и что Хэтти надо взять ноты с собой в школу.

Тэсс ощущала себя так, будто она вела две жизни. С одной стороны был Марк, дом, дети, их общественная жизнь и куча дел, которые надо было переделать. С другой стороны был университет, Ники и ее другие друзья, потребность учиться и быть самой собой. Эти жизни не сочетались друг с другом, и она иногда гадала, а стоит ли это все того. Особенно часто эти мысли приходили, когда она сидела за компьютером, сжимая руками виски и стараясь сосредоточиться, а Хэтти колотила в дверь кухни, заявляя, что ей приснился кошмар о гигантских муравьях, и знает ли мама, что у Олли с Джейком в одиннадцать вечера все еще был включен телевизор? Марк пытался интересоваться тем, что она делала. Но Тэсс видела его насквозь — он явно считал, что все это была напрасная трата времени. Ей приходилось считаться с его оскорбленными чувствами. Однажды она отказалась с ним пообедать, потому что была слишком занята. Муж заметил, что в следующий раз забронирует время заранее.

Несколько первых недель она старалась в обед каждый раз возвращаться домой. Она на полной скорости ехала назад, выбегала из машины и сорок пять минут скакала по дому, кидая одежду в корзину для грязного белья, одной рукой загружая стиральную машину, другой — вытирая переднюю стенку микроволновки. Потом в один обеденный перерыв Ники крепко взяла ее за руку.

— Нечего тебе ехать домой, — сказала она. — Пойдешь с нами.

Так Тэсс оказалась в баре, чувствуя себя слишком старой и до ужаса виноватой. Дома столько дел! Надо было разгрузить посудомоечную машину, у них нет молока и хлеба. Что у детей на полдник и что будут есть они с Марком?

— Полпинты лагера?

— Э-э… ладно.

Она выпила две полпинты лагера и съела сэндвич с ветчиной. Выслушала историю жизни Ники и поболтала о личной жизни мистера Фроста. Потом, сначала неуверенно, рассказала о своих планах на будущее. Планах, которые она пока еще не обсуждала с Марком, потому что ее будущая преподавательская карьера была у них дома запретной темой.

— Что думает Марк? — спросила Ники. — Мужчины обычно терпеть не могут, когда женщины возвращаются к учебе. Они боятся, что их жены снова начнут шевелить своими слабенькими мозгами, и они поймут, что зря тратили жизнь, подбирая носки и бегая по универсамам.

— Марк не такой, — сказала Тэсс поспешно. — Он меня очень поддерживал. Он австралиец, — добавила она вдруг.

— Еще хуже того, — сказала Ники, качая головой. — Значит, шовинист.

Марк был убежден, что Ники — лесбиянка и ее единственная цель — затащить Тэсс в постель. Как-то раз они даже поругались на эту тему в кухне, пока мальчики наверху смотрели телевизор.

— Если у нее нет мужчины, так это еще не значит, что она лесбиянка, — сказала Тэсс, еле удерживаясь от смеха. — Почему у тебя всегда вызывают подозрение одинокие женщины? Женщину не обязательно должен определять мужчина.

— О господи, Тэсс, что это за чушь? Упаси меня боже от такого дурацкого либерального феминизма, — сказал Марк мрачно.

— Не будь таким реакционером, — отозвалась Тэсс.

— Неужели ты и правда назвала меня реакционером? — Марк изумленно посмотрел на нее. — Ты же вечно сердилась на то, что мне не хватает конформизма. Слушай, мне просто не нравится, как эта женщина тебя… поглощает. Она вечно сюда звонит. Вот и в прошлый выходной она сюда притащилась в своей нелепой шапке с наушниками как у безумного ламы. Может, мы вернемся к нормальной жизни, и у нас снова будет семья, а тебе не придется вечно бежать на лекции, писать эссе или наводнять дом чокнутыми? Ты что, не видишь? Ники тот еще фрукт, и учится она только потому, что жизнь ее пуста и печальна. Вот она и присосалась к тебе. Они все такие? Это подтверждает мои подозрения о взрослых студентах. Они все от чего-то бегут, пусть даже от собственного одиночества.

— О господи, Марк, это просто смешное обобщение. В колледже я встретила больше интересных людей, чем за последние пятнадцать лет. У тебя начинают проявляться зашоренные взгляды на жизнь. Ники никакой не фрукт, как ты выражаешься. Она умная и интересная.

— С семечками и кожурой, — ухмыльнулся Марк.

— Я думала, что ты восхищаешься такими людьми — теми, кто сам пробился в жизни и не кланяется истеблишменту. Или ты теперь сам стал его частью?

— Я бы ею восхищался, если бы она не торчала все время у меня дома, попивая мое вино и убеждая мою восьмилетнюю дочь проколоть пупок. А это еще что такое? — спросил он, презрительно поднимая двумя пальцами газету.

— Это «Гардиан».

— И с каких это пор в нашем доме подписываются на эту замечательную либеральную «Гардиан»?

— Надеюсь, ты шутишь.

— Ну да, но это же типично, так? Ты никогда в жизни не читала «Гардиан» и всегда говорила, что это самодовольный и высокомерный печатный орган для болтунов из Айлингтона, которых цены на жилье и образование волнуют больше, чем читателей чертова «Телеграфа», а теперь ты сама ее покупаешь и поглощаешь их подрывную коммунистическую ругань.

Тэсс рассмеялась, наливая себе еще вина.

— Даже ты, — сказала она, — не можешь обвинить газету новолейбористской направленности в опасных коммунистических тенденциях.

— Но ведь все идет к тому, правда? Скоро ты перестанешь брить подмышки, будешь водить Хэтти на курсы феминистского самосознания, а мальчиков заставишь читать Жермен Грир…

— Почему ты всегда надо мной смеешься? — спросила Тэсс. — Почему ты сосредотачиваешься на негативных сторонах — по твоему мнению негативных — того, что я делаю? Неужели ты не видишь, что мне очень нравится, да, нравится учеба, и моя жизнь впервые за много лет по-настоящему наполненна?

— Наполненна? — Марк пронзительно поглядел на жену. — В каком смысле наполненна?

— Наполненна в том смысле, что я наконец-то использую свои мозги, и если я пройду этот курс, а потом получу преподавательский сертификат и работу, какую хочу, то смогу делать что-то, чем могу гордиться. Что-то, о чем я могу сказать, оглядываясь на свою жизнь — «Вот этого я добилась». Неужели ты не понимаешь? Ты принимаешь как должное свою карьеру, которая заставляет тебя вставать каждое утро. Мне нравилось быть дома с детьми и ухаживать за тобой, но разве ты не видишь, что это не одно и то же? Разве ты не видишь, что я не могу оглянуться на свою жизнь и сказать «Я была прекрасной матерью, и дом у меня был чище некуда»?

— А почему бы и нет?

— Ну, ты можешь себе представить, как оглядываешься на свою жизнь и в списке достижений указываешь «замечательный отец»? Если бы тебя кто-то спросил, чем ты больше всего гордишься, что бы ты сказал? Что вырастил троих детей, или что ты директор большой винной фирмы? Неужели ты не понимаешь? Мужчины самоопределяются через работу, так почему не женщины? Мы не относимся к другому виду, который меньшего ждет от жизни, по-другому все ощущает и хочет ограничиться только малым. Я воспринимаю семью так же, как и ты, — я вас всех обожаю, но вы не определяете то, кто я есть.

Марк послал ей долгий взгляд.

— Вообще-то, — сказал он, — если бы я мог указать в списке, как ты выражаешься, «замечательный отец», то был бы этим очень горд, куда более чем всем остальным. Я на тебе женился потому, — добавил он медленно, — что думал, ты знаешь, как построить семью. Я-то в этом ничего не понимал. Надеялся, у тебя правильные понятия, и ты мне подскажешь, что делать и как стать хорошим отцом. А теперь, похоже, все это было для тебя совершенно неважно и бессмысленно. Важно то, чем ты занимаешься сейчас, правда?

Он отодвинул бокал с вином и встал.

У Тэсс заныло в животе. Все шло неправильно. Она лишь хотела объяснить Марку, насколько то, что она делала, требовалось ей, чтобы не сойти с ума. Она хотела привлечь его на свою сторону, чтобы он смирился со странными неудобствами в своей жизни. Марк так редко откровенничал. Он ненавидел говорить о своей семье и никогда особо не старался заниматься размышлениями и анализом своих эмоций. В глубине души Тэсс знала, что Марка к ней привлекла, в том числе, упорядоченность жизни ее семьи, но раньше он бы ни за что на свете в этом не признался. Муж часто дразнил ее по поводу зажатости из-за всех правил поведения, внушенных ей в детстве: нельзя есть на улицах, нельзя класть локти на стол, надо прикрывать рот ладонью, когда кашляешь, — а теперь вдруг заявлял, что она от всего этого отказывается.

— Не будь смешным! Мы просто обсуждали все это, а не спорили. Марк, пожалуйста, сядь и допей вино, — Тэсс потянулась взять его за руку, но он отодвинулся.

— Я иду спать.

Не оглядываясь, Марк поднялся вверх по лестнице.

— Не будь ребенком! — крикнула Тэсс ему вслед, но муж уже ушел.

Она откинулась на спинку стула и взяла в руки бокал. И почему все так старались заставить ее почувствовать себя виноватой? Мальчики тоже были хороши: они с видом мучеников собирали собственные спортивные сумки и спрашивали, успеет ли она постирать их вещи. Только Хэтти ее поддерживала. Дочка считала, что просто здорово, когда мама учится, как она. Иногда они вместе занимались за кухонным столом, и Хэтти помогала ей писать длинные слова.

Тэсс устала извиняться за свое отсутствие в доме, как будто ей требовалось для этого разрешение. Марк все-таки был невероятный эгоист. Раз ему было немного неудобно, значит, это сразу неудачная идея. Он даже не пытался увидеть, как ей все это нравилось. Он вообще больше не пытался встать на ее точку зрения.

Тэсс не собиралась подниматься наверх и извиняться. Только не на этот раз. Она просила прощения большую часть их брака. Не могла идти спать, не помирившись, и каждый раз ложась в постель и обнимая мрачного Марка, говорила:

— Извини, это было глупо.

А Марк, который никогда не мог перед ней устоять, поворачивался и отвечал:

— Знаю. Я тоже сглупил, — и они целовались, мирились и занимались любовью, а утром ссоры как не бывало.

Сегодня ей не хотелось идти на компромисс. Муж наговорил ей много непростительного, тогда как она высказывала вполне резонные мысли. Тэсс просто хотела заставить его увидеть, что у нее была цель, что она не из чистого каприза все это делала, и ему надо принимать ее всерьез. Господи, да он много лет уезжал от них на несколько недель, и она никогда не делала из этого драмы и не закатывала ему сцен по поводу его отсутствия! Как он смеет отчитывать ее за то, что ее нет дома и она нарушает жизнь семьи? Вот теперь-то он поживет как все остальные, подумала Тэсс раздраженно.

Сверху послышался негромкий голосок.

— Мама?

— Я здесь, Хэтти, внизу.

— А почему вы с папой кричали?

— Мы просто немножко поспорили, дорогая, ничего страшного.

Хэтти спустилась по лестнице в своей новой ночной рубашке, фланелевой, почти до полу, в белый и голубой цветочек. Волосы у нее были спутаны, а лицо припухло от сна. Она потерла глаза рукой.

— А где папа?

— Пошел спать.

— Он не уезжает?

— Конечно, нет. Папа бы не уехал, не поцеловав тебя на прощание.

— Тебе бы надо с ним быть поласковее, — Хэтти залезла к Тэсс на колени и прислонилась к ней щекой. Тэсс отодвинулась и удивленно посмотрела на дочь.

— Ты думаешь, я неласкова с папой?

— Просто ты так занята, — сказала Хэтти, рисуя сердечко в капле вина на столе. — Ты теперь не такая ласковая. Папа очень устает. Тебе что, и правда обязательно делать все эти задания и все время куда-то уходить?

— Не все так просто, — проговорила Тэсс, крепко обнимая Хэтти. — Мне надо закончить учебу, дорогая. Это для меня важно. Это как тебе надо делать домашние задания, а папе работать у себя в кабинете.

— А папа говорит, это у тебя ненастоящая работа. По-моему, быть с нами важнее, — сказала Хэтти.

— По-моему, тебе надо почаще читать «Гардиан», — Тэсс сняла ее с коленей. — Пошли, пора ложиться.

 

Глава 16

Телефон зазвенел, когда Тэсс выходила из дома. В зубах у нее были ключи от двери, под мышкой сумка Хэтти, а в сумочке, так не вовремя соскользнувшей на локоть, папка с записями и эссе, которое надо было сдавать сегодня. Она по глупости согласилась отвезти мальчиков в школу, потому что шел дождь. Кто-то — скорее всего, Джейк — уже гудел в гудок, напоминая, что еще чуть-чуть и они опоздают на собрание.

— Черт побери, — пробормотала Тэсс, стараясь не захлопнуть дверь, потому что Хэтти была еще внутри. Дочь, как всегда, в последнюю минуту решила, что ей что-то ужасно нужно взять в школу из спальни. Обычно это была резинка для волос, которую она одолжила у своей лучшей подруги Джорджии или кулон, который надо было обязательно показать классной руководительнице. Хэтти помчалась наверх как раз тогда, когда мать ждала ее у выхода.

Тэсс схватила трубку и подставила ногу, чтобы не дать двери закрыться.

— Да? — рявкнула она в трубку. Если это кто-то пытается мне что-то продать, им конец.

— Кричать было необязательно.

— Извини, Марджи. Ты просто немножко не вовремя. Мальчики в машине, и они опаздывают, и я тоже опаздываю, и Хэтти опаздывает. В чем дело?

— Мне надо с тобой повидаться сегодня вечером.

— Зачем?

— Просто… слушай, это по телефону не объяснить. Ты сможешь вырваться на полчасика? Мы могли бы встретиться в винном баре на треугольнике. Ну знаешь, в том, где оранжевые стулья как грибы.

— А ты не можешь прийти сюда? Я не знаю, когда Марк сегодня вернется, а если я опять попрошу мальчиков присмотреть за Хэтти, они взбунтуются.

— Это будет сложно.

— А если я приведу Хэтти к тебе?

— Тоже сложно. Может, подкупишь их чем-нибудь? Это недолго.

— Ты, похоже, встревожена.

— Так и есть. Не бойся, ничего опасного для жизни, просто немного неудобная ситуация.

— А сейчас ты мне сказать не можешь? Я уже беспокоюсь. Ты часом не беременна?

Марджи фыркнула в телефонную трубку.

— О господи, нет. Но спасибо, что подумала, будто это возможно. Увидимся в восемь. Если что не так, позвони мне на мобильный. Я буду в суде большую часть дня, но ты можешь оставить сообщение. Ладно?

— Ладно, — Тэсс повесила трубку.

— Хэтти! Если ты немедленно не спустишься, мы уедем без тебя.

Сверху послышался жалобный вопль.

— Мне ее не найти!

— Что не найти? Я серьезно, Хэт. Пять секунд — я считаю.

— Мне не найти мой камень!

— Твой что?

— Мою драгоценную жемчужину. Мне она нужна для «Покажи и расскажи». Я обещала!

— О боже, — Тэсс бросила сумку у столика с телефоном и побежала наверх, перепрыгивая через ступеньки. Хэтти сидела на полу посреди своей спальни; все горшки в ее комнате были перевернуты.

— Ну и беспорядок, Хэт. Извини, но нам его не найти. Возьми что-нибудь другое.

— Что, например? — спросила Хэтти плачущим голосом.

— Например… — Тэсс оглядела комнату в поисках чего-нибудь подходящего. — Например, твои раковины. Ты можешь всем рассказать о Корнуолле и наших каникулах.

— Уже поздно, — сказала Хэтти с сомнением.

— Будет просто блеск, Хэтти. Не пропускай блестящие идеи, когда они у тебя под рукой. Ну же, спускайся.

Снизу донесся голос Олли.

— Нас кто-нибудь сегодня отвезет в школу? На метро было бы быстрее.

— Уже иду, — крикнула Тэсс. Она подняла Хэтти и обняла ее. — Ты можешь рассказать про них замечательную историю. Помнишь то утро, когда мы плавали, и ты нашла на берегу бирюзовую ракушку, а мама думала, что ты потерялась?

— Я помню, — глаза у дочери засверкали. — Мы плавали в море, и было очень холодно, и я думала, что потеряла тебя в воде.

— Немножко наоборот, дорогая. Но неважно. Пойдем.

— У меня только полчаса. Джейк сказал, что он обещал пойти к Нику поиграть в «Боевой молот» или во что-то еще такое же жуткое и мордобойное. А Олли говорит, что ему надо заниматься на рояле, но он не может, потому что Хэтти сразу начинает играть палочками на другом конце клавиатуры. Ну, так в чем дело? По телефону у тебя был жутко загадочный голос.

— Вот в этом, — Марджи достала из сумочки и положила на стол мобильник.

— Это телефон, Марджи.

— Я знаю, что это чертов телефон. Прочти сообщение.

Тэсс осторожно взяла в руки мобильник. Ей было ужасно неловко читать чужое сообщение. В нем говорилось: «Джк гврт он не прочь тб трахнт».

Тэсс уронила телефон на стол.

— Кто… кто послал это?

— Похоже, Ник, — озабоченно сказала Марджи.

— Ты поговорила с Франческой? Это ведь телефон Франчески, а не Джорджины, правда?

— Да, — ответила Марджи. — Наверное, мне следует радоваться, что это на мою шестнадцатилетнюю дочь обращено такое похотливое внимание, а не на тринадцатилетнюю.

— Но ты же шутила насчет Джейка и Франчески — ты знала, что они шлют друг другу сообщения.

— Господи, боже ты мой, — рассердилась Марджи. — Одно дело слать друг другу сообщения о последней серии «Друзей» и жаловаться на гадких родителей, а совсем другое — практически договариваться переспать друг с другом.

— Откуда ты знаешь, что это мой Джейк?

— А сколько других Джейков мы знаем?

— Может, есть кто-то в мужской школе около Франки. Кто-то, кого мы не знаем… — с надеждой сказала Тэсс.

— И ты в это веришь?

— Нет, — призналась Тэсс. Она откинулась на спинку стула и огляделась, ошеломленная, чувствуя, как ее слегка мутит. Ее ребенок, ее мальчик, ее пятнадцатилетний сын хотел переспать с девочкой! То есть, конечно, он хотел, но увидеть это написанное черным по белому — совсем другое дело. Тэсс встряхнулась. Может, конечно, она была слишком наивна. Безусловно, все мальчики разговаривали на эту тему, но странно, что они так беззаботно рассылали подобные сообщения. Разумеется, они не ждали, что их будут читать бдительные родители. Тэсс внезапно пришла мысль, что реагировать на это не следует. Бесполезно спрашивать о чем-либо Джейка. Это было предназначено не для ее глаз и не для Марджи. Она была уверена, что это просто безобидное хвастовство, что он, как все мальчишки, старался показать себя большим и взрослым, а на самом деле не имел этого в виду.

— Что ты собираешься делать? — поинтересовалась Марджи.

— А что говорит Франческа?

— Она говорит, что я не должна была читать ее сообщения. Потом последовало все как обычно: слезы, хлопанье дверью в спальню. Когда я, наконец, убедила ее открыть дверь и впустить меня, она была пристыжена. Сказала, что впервые получила такое сообщение и что обычно они о таком не говорили, а только шутили о домашней работе и знакомых.

— Она была смущена?

— Конечно, она была смущена. Черт возьми! Я была смущена, а мне сорок два. Сорок один, — поправилась Марджи поспешно.

— Я не знаю, что могу сделать, — сказала Тэсс медленно.

— Тебе надо с ним поговорить. Ему всего пятнадцать, Тэсс. Он несовершеннолетний. Знаешь, ты меня иногда доводишь. С тех пор как ты пошла учиться, ты витаешь в облаках, будто ничего важнее быть не может. Джейк уже почти тянет на малолетнего преступника, а ты себя ведешь так, будто он просто курил тайком. Это не просто мелкое непослушание. Тебе надо действовать. Ты должна что-то сделать.

— Что, например?

— По крайней мере поговорить с ним. Выяснить, всерьез он это или нет. Но я точно знаю, что телефон мы сдаем обратно, и все дела. И боюсь, что сидеть с Хэтти моя дочь тоже больше не будет.

— Что, думаешь, он ее изнасилует? — спросила Тэсс раздраженно.

— Да приди, наконец, в себя! Ты думаешь, что такого не может произойти, потому что ты такая милая, и семья у тебя милая, и милый дом в милом месте? Но это не объяснение. Твой сын шлет сообщения — ладно, пусть через друга, — что он хочет, нет, намеревается переспать с моей дочерью. Хочешь, я с Марком об этом поговорю? Может, от него будет больше толку.

— Нет, не надо, — сказала Тэсс поспешно. — Он убьет Джейка. Оставь это мне.

— Знаешь, пора тебе перестать его прикрывать.

— Кого?

— Джейка. Если верить Франки, он еще и не в такое впутался.

— Господи, о чем это ты?

Тэсс высвободила руку.

— Да скажи, наконец, о чем это ты говоришь? О наркотиках?

— Понятия не имею. Правда. Франки просто сказала, что слышала какие-то разговоры, но, может быть, она просто старалась отвлечь меня от сообщения и избежать неприятностей.

Тэсс посмотрела на часы.

— Мне пора идти, — сказала она и наклонилась, чтобы поднять сумку из-под стола. — Спасибо, что сказала мне. Нет, я серьезно — или буду серьезна, когда все выясню. Мне надо сначала поговорить с Марком, но потом я тебе расскажу, как пошли дела. Обещаю, все это прекратится. И не могла бы ты спросить Франки, что конкретно она слышала о Джейке? Это очень важно.

— Хорошо. Я спрошу. Уверена, что ничего такого тут нет. Одни слухи.

Тэсс прикусила губу. Ей пришло в голову, что на протяжении всего разговора они не упомянули, что, возможно, Франческа как-то завлекала Джейка. Пока он числился в качестве злодея, отсюда и загадочные «слухи». Ни одна дружба не могла устоять перед инстинктом львицы любым способом защитить своего детеныша. В конце концов, Франческа не менее активно слала сообщения Джейку, и кто знает, о чем она писала. Однако Тэсс решила, что сейчас вряд ли стоит ворошить это осиное гнездо.

Когда она вернулась домой, Олли и Хэтти лежали перед телевизором и смотрели «Семейку Флинтстоунов» по каналу мультфильмов.

— Где Джейк? — мимоходом поинтересовалась Тэсс.

— Не знаю, — сказал Олли, не отрываясь от экрана.

— По-моему, он наверху, — ответила Хэтти.

Тэсс поднялась наверх, напряженно размышляя. Из спальни мальчиков доносилась громкая музыка. Джейк явно решил не ходить играть в «Боевой молот». Его нынешней страстью была гаражная музыка; Тэсс пыталась ее принять, но без особого успеха. Дверь была полуоткрыта, и она осторожно распахнула ее.

Джейк лежал на спине поверх постели с закрытыми глазами. На нем были до невозможности мешковатые джинсы и огромная бейсбольная майка. Любимые красные ботинки лежали там, где свалились с его ног. У одного носка на пальце была огромная дырка.

— Джейк! — ответа не было.

— Джейк! — сказала Тэсс еще громче.

— А? — Он открыл глаза. Тэсс наклонилась и сделала музыку на его магнитоле потише. Она села на край постели.

— Что? — Он пытался не смотреть на нее.

— Я думала, ты пошел к Нику.

— А, я решил, на х… извини, на кой мне это надо.

— С тобой все в порядке? — Тэсс не удержалась и поправила торчащую прядь волос у него на лбу. Джейк отдернулся. Кожа у него была влажная от пота.

— Да, конечно. Что такое?

— Просто хотела на тебя посмотреть. Извини, что в последнее время так часто отсутствовала. Я была так занята. Мы так редко проводим время вместе.

— Да ладно, я знаю, у тебя работа. Это круто. Что тут такого?

— Да ничего. Ты домашние задания сделал? — Он усмехнулся ей в ответ. Такой красивый, и лицо его выглядело слишком взрослым для его возраста, лет на восемнадцать.

— Зануда. Сделал, сделал, а теперь отдыхаю с любимой музыкой, если ты не против.

— Да, конечно. Слушай, Джейк…

— Что? — спросил он, снова закрыв глаза.

— Что у тебя с Франческой?

Он открыл глаза.

— Какой Франческой?

— Не валяй дурака. Ты знаешь, какой Франческой.

— А что?

— Так просто.

— Не говори ерунды, мам, — сказал он. — Она мне в матери годится. — Он лукаво улыбнулся. — Ну, почти.

Снизу донеслась настоящая какофония.

— Мама! — крикнул Олли. — Скажи Хэтти, пусть оставит пианино в покое!

— Ну, спокойной ночи.

— Спокойной.

— Ты точно ничего не хочешь мне сказать? — спросила она, останавливаясь у дверей его спальни.

— Что? Что я в розыске, наркоман, и у меня целый гарем девочек, которые меня хотят?

— Джейк!

— Нет, — рассмеялся он. — Не хочу. — Он надел наушники и закрыл глаза. Лежа на постели, он напоминал падшего ангела.

Марк тоже рассмеялся, когда Тэсс ему все рассказала.

— Это не смешно. Марджи была в ярости. Как бы ты себя почувствовал, если бы Хэтти через восемь лет кто-нибудь послал такое письмо?

— В бешенстве, — согласился Марк. — Но откуда мы знаем, что она не давала ему повода?

— Вот и я так подумала, но не могла же я это ей сказать. Так или иначе, это, похоже, пошло от нашего сына, который, очевидно, говорит девочкам, что хочет с ними трахаться.

— Звучит вполне нормально.

— Ты в таком возрасте тоже трахался?

Марк протянул руку через кухонный стол и погладил жену по щеке.

— Мне нравится, когда ты говоришь такие слова. Ты при этом вся краснеешь. Нет, я не трахался в пятнадцать, как ты мило выразилась. Разве что сам с собой.

— Марк, тебе придется отнестись к этому серьезно. Кто-то из нас должен будет с ним поговорить.

— Я думал, ты вчера с ним поговорила.

— Да нет, как следует не говорила. Он плохо выглядел и был очень сонный. Честно говоря, мне было не по себе. Это тебе с ним надо говорить о таких вещах. Поговори с ним как мужчина с мужчиной об ответственности и всем таком.

— Но ты же его мама. Я думал, мамы объясняют про пестики и тычинки.

— По-моему, для разговора про пестики и тычинки уже поздновато. Джейк наверняка может рассказать нам больше, чем мы знали в его возрасте. Даже Хэтти проходила в школе противозачаточные средства.

— Правда?

— Ну, она вчера спросила меня, что такое презерватив.

— И что ты сказала?

— Что это такие консервы.

Марк расхохотался.

— Господи, теперь с этим уж слишком спешат, правда? По-моему, во всем виновато телевидение. Даже на канале «Никельодеон», который рассчитан на возраст Хэтти, подростки говорят о том, что спят друг с другом. Марджи сказала, что в журналах Джорджины печатают письма вроде «Мой бойфренд хочет орального секса, но, по-моему, мы еще недостаточно взрослые. С любовью, Карли, 12 лет». Чем все это закончится? К шестнадцати секс им надоест, и человеческая раса вымрет, потому что никто не захочет размножаться. Тайны совсем не осталось, разве не так:

— Ты, правда, хочешь, чтобы я поговорил с Джейком?

— Да. Будь понапористей. Я уверена, он ничего такого не хочет, а просто пижонит, но ты его все равно пугни. Я хочу, чтобы он уважал девочек, а не надувался как индюк и не разглагольствовал о том, как он хочет их трахнуть.

— Я постараюсь. Это обязательно должно быть сегодня?

Тэсс посмотрела на часы. Было уже начало одиннадцатого.

— Нет, оставь до завтра. И я не хочу втягивать в это Олли. Уверена, он тут ни при чем, у него такая нежная душа.

— Ладно. Как насчет лечь пораньше? Мне завтра рано уходить, я поставил будильник на шесть.

Тэсс едва не застонала. Ей обязательно надо было напечатать сегодня кое-какие записи с лекций.

— Ничего, если я поработаю немного? Я тебя не разбужу, когда буду ложиться.

Марк нахмурился.

— Хотелось бы мне хоть раз лечь в постель с женой. Тебе обязательно надо сегодня работать? Это не может подождать?

Тэсс чуть не огрызнулась. Если у Марка была срочная работа, он ни за что не оставлял ее на следующий день. Да и она не просила его все бросить, потому что хотела, чтобы он лег в постель. Плюс ко всему у него появилась раздражающая привычка стоять за спиной, когда она работала на компьютере в кухне. Когда Тэсс спрашивала, чего он хочет, он отвечал, что ничего, а потом продолжал болтаться на кухне, демонстрируя скуку и давя на нее, чтобы она поскорее закончила свои дела и занялась им. Мужчины совсем как дети — они не выносили, когда были не в центре внимания или когда тебе что-то казалось интереснее разговоров с ними. Несколько раз она со вздохом закрывала свои файлы и поднималась за ним наверх, но при этом оказывалось, что он лежит на диване и смотрит телевизор вместо того, чтобы разговаривать с ней. Так что теперь она стала резче и обычно говорила «Отстань».

Но сегодня она сказала «Ладно». Сегодня был не самый лучший момент для скандала на тему о том, сколько-тебе-нужно-времени-сидеть-за-этой-штукой. Хотя Марк очень старался честно и спокойно относиться к ее учебе и тому, сколько времени она занимала, Тэсс знала, что это дается ему с трудом. Хуже всего была его убежденность в том, что раз учеба не приносит прибыль в семью, то это просто ее развлечение. Марк пока еще не осмелился заявить об этом открыто, но Тэсс все время ждала, что он выскажет свои истинные чувства. Это было бы последней каплей, после чего ей захотелось бы уйти из дома, хлопнув как следует дверью.

Она загружала посудомоечную машину, когда ее мобильник зазвонил. Тэсс удивленно сняла его со шкафа, где он подзаряжался на утро. На экране моргал значок смс-сообщения. Она нажала на кнопку.

Появилась надпись: «Трахнуться хочешь?»

Поднимаясь наверх после того, как она проверила, что весь свет выключен, а передняя дверь заперта на два замка, Тэсс думала о том, как сложно было быть единственным взрослым человеком в доме.

 

Глава 17

Ветер подхватил змей Олли, поднимая его все выше и выше. В это субботнее утро Тэсс охотно согласилась помочь сыну запускать его, в основном, чтобы вырваться из дома. День был ужасно пасмурный и такой ветреный, что ночью Марк и Тэсс проснулись от того, что стекло в окне их спальни дребезжало. Марк сумел снова уснуть, но Тэсс пролежала без сна несколько часов, и разные мысли не оставляли ее ни на минуту.

Проблемы, проблемы, проблемы… Днем, как ей казалось, она могла с ними справиться, а сейчас они накрыли ее словно девятый вал. Уже подходила Пасха; рождественская премия Марка перекрыла их долг, но плата за школу мальчиков и ее учебу снова заставила перебрать кредит. Она ненавидела быть в долгах — скорее всего, дело было в ее воспитании. Марк тоже беспокоился, но не хотел об этом говорить. Разговоры о деньгах всегда приводили его в дурное настроение, и Тэсс старалась этого избегать. Кроме того, она сама сейчас являлась одной из основных статей расходов, так что ей не к лицу было жаловаться.

Отчаянно пытаясь разобраться с финансами, Тэсс выбрала в «Желтых страницах» финансового консультанта. Но как только он зашел к ним в дом, а она настояла, чтобы Марк пришел с работы пораньше для встречи с ним, Тэсс поняла, что совершила ошибку.

Это был массивный седовласый человек в тесном дешевом костюме, который слегка потел и вытирал лицо носовым платком. А еще он опоздал на пятнадцать минут, и все это время Марк, который сам никогда никуда не приходил вовремя, шагал взад-вперед и повторял:

— Ну, где этот парень? Тэсс, мне пришлось из-за этого пропустить важное торговое совещание. У нас все равно нет излишков для вложений, так что какого черта?

— Ну, он хотя бы посоветует нам, как поскорее разобраться с превышением кредита, — прошипела Тэсс. Тут в дверь позвонили, и лицо ее застыло в приветственной улыбке.

Пока она делала мистеру Холлу чашку чая, Марк мрачно смотрел на него через кухонный стол. Чем дальше, тем консультант выглядел все более нервным.

— Так что для нас самое главное? — спросил он, облизывая губы.

— Плата за школу, — сказала Тэсс, а Марк одновременно произнес:

— Вложения, — они посмотрели друг на друга, и Тэсс натужно рассмеялась.

— Мой муж имеет в виду, — сказала она, когда Марк пнул ее под столом, — что мы бы хотели разработать несколько небольших схем вложений. Только так мы разберемся с основной проблемой — как платить за учебу.

— Я бы хотел предложить, — сказал консультант и полез за бумагами в кейс из кожезаменителя, — свои наброски, которые сделал после того, как вы по телефону любезно предоставили мне некоторые факты и цифры. Я рассчитал, — продолжил он с маслянистой улыбкой, — что когда ваши мальчики окончат школу и университет и, предполагая, что ваша дочь тоже пойдет в частную среднюю школу, то вы потратите на это где-то четверть миллиона фунтов.

Мистер Холли откинулся на спинку стула, явно довольный, что сообщил такие потрясающие новости.

— Фигня, — сказал Марк с яркой австралийской интонацией.

— Простите?

— Эти цифры, — повторил муж, проглядывая первую страницу пачки, — полная фигня. Вы пытаетесь нас запугать, чтобы мы купили ваши планы вкладов. Вот это, — он ткнул пальцем в какие-то расчеты, — похоже, предполагает шестипроцентный рост. Вы что, серьезно хотите сказать, что вот-вот начнется подобная инфляция?

Консультант нервно закашлялся.

— Всегда полезно выбирать наиболее пессимистическую оценку, чтобы неприятности не застали тебя врасплох, — он улыбнулся Тэсс, поняв, что если что и продаст сегодня, то только через нее. Она смущенно улыбнулась в ответ. Бедняга. Марк вот-вот его прикончит. Она наступила мужу на ногу.

— Так что вы предлагаете? — спросила она вежливо, игнорируя сердитый взгляд Марка.

— Я вот подумал насчет смешанного полиса. Если вы будете каждый месяц вкладывать по этой схеме определенную сумму, скажем, со следующего месяца, то сможете покрыть стоимость средней школы для вашей дочки и расходы на университет для всех детей.

Марк взорвался.

— Вы что, совсем спятили? — голос его дрожал от гнева. — Все знают, что смешанные полисы самая крупная махинация, какую только видел финансовый мир. А вы тут всерьез предлагаете, чтобы мы вложили большую сумму денег в один из самых рискованных полисов. Могу я посмотреть на эту бумагу?

Он взял листок из дрожащих рук консультанта и быстро просмотрел его. Потом помедлил и улыбнулся.

— Как я вижу, — тон его стал опасно ласковым, — вы по такому полису получите очень значительный процент. — Марк презрительно бросил листок на стол. — Это все просто куча дерьма, — сказал он. Тэсс сердито уставилась на мужа. Почему он всегда был так груб?

— Ну, — заспешил объяснить мистер Холл, — у меня есть альтернативные предложения. Как насчет займа? Если бы вы взяли заем на двадцать пять лет, то могли бы брать деньги из основного фонда. Это помогло бы вам продержаться, пока затраты больше всего, но распределить нагрузку на большее количество лет.

— И заодно платить солидные проценты, — произнес Марк. — Вы только что подтвердили мое мнение, что в последнее время дешевле всего одалживать деньги через продолжительную закладную или просто превышая банковский кредит.

— А как насчет личных планов вкладов? — сказала Тэсс. — Или индивидуальных сберегательных счетов, как они там теперь называются?

Марк рассмеялся.

— Ну, мы не на том уровне финансового планирования, разве нет?

Мистер Холл совершил последнюю попытку.

— А как насчет пенсий? — поинтересовался он.

— У меня на работе отличная пенсия, спасибо, — сказал Марк.

— А у вашей милой супруги?

— У нее нет работы, пока нет.

— Я учусь, — ответила Тэсс оправдывающимся тоном. — Через год я начну карьеру.

— Но она могла бы уже вкладывать деньги в частную пенсионную схему. Знаете ли, мистер Джеймс, в конечном счете, это все помогает.

— Если мы когда и решим, что Тэсс нужна пенсия, я не думаю, что нам потребуются услуги вашей фирмы, мистер Холл. Говоря откровенно, от вас меньше толку, чем от шоколадного чайника. А теперь мне пора вернуться к работе, — он встал и ушел наверх.

Тэсс сидела, оцепенев от смущения. Мистер Холл начал собирать бумаги.

— Довольно близорукий взгляд на вещи, — сказал он почти себе под нос.

— Извините. Он иногда бывает… порывист.

— Я вижу. Так я пойду?

— Да, — сказала она, слабо улыбаясь ему. — Спасибо, что пришли.

Укол насчет того, что у нее нет работы, очень задел Тэсс. Она вздрогнула, услышав шаги Марка на ступенях.

— Ну и слизняк, — проговорил он.

К его полному удивлению Тэсс разрыдалась.

— В чем дело, черт возьми? Не мог же тебя так расстроить этот олух?

— Дело в том, — сказала Тэсс, всхлипывая, — что ты просто плюешь на меня перед другими людьми. Как, по-твоему, я себя чувствовала, когда ты разговаривал поверх меня и не давал мне шанса ничего сказать, будто я просто маленькая женушка, которая не понимает сложностей нашей финансовой ситуации.

— Ничего подобного я не делал, — рассудительно заметил Марк. — Я просто показал ему, что он болтун, пытающийся выжать деньги, которых у нас нет. Я вовсе не относился к тебе покровительственно. Ты в последнее время слишком чувствительна. Вокруг тебя какая-то ужасная аура, и ты твердишь «Не смейте ко мне относиться покровительственно, потому что я чертова Боадицея, и за мной всегда должно оставаться последнее слово, и я должна всем командовать, потому что я ЖЕНЩИНА». Раньше ты такой не была. Мы все это обсуждали. А теперь ты сорвалась с тормозов, носишься туда-сюда и делаешь глупости, вроде приглашения этого жулика, чтобы он нас надул, хотя мы прекрасно справляемся сами, без всякой помощи.

— Но мы же не справляемся, правда? — всхлипнула Тэсс. — Мы по уши в долгах, а тебе наплевать. Ты даже не хочешь смотреть на банковские извещения. Господи, Марк, мы опять превысили кредит, и я не представляю, как его покрыть.

— Найди работу, — предложил он спокойно.

Тэсс оперлась ладонями о стол и в ярости посмотрела на мужа.

— Замечательный ответ! Я найду работу и брошу учебу, которая, по-твоему, только зряшная трата времени, правда? Просто я мотаюсь в университет каждое утро, чтобы удовлетворить своей каприз, пока тебе приходится пробиваться сквозь трудности коммерции, чтобы принести в дом денег для семьи. Почему, черт возьми, ты не хочешь понять, что я это делаю, чтобы получить работу получше, с большей оплатой, и по-настоящему изменить наше положение?

— Ты, правда, думаешь, что твоя дурацкая магистерская степень, или что там еще, так уж сильно изменит размер твоей зарплаты? Наверняка ты сейчас можешь найти работу не хуже, и бесконечные дипломы не понадобятся. Если тебя так беспокоит моя неспособность как следует обеспечить семью, то можешь вернуться в «Сотбис», на свое старое место. Не надо мне рассказывать, как ты страдаешь ради долгосрочных преимуществ. Ты пошла учиться потому, что тебе это нравится, и ты можешь гулять с чокнутыми неудачниками вроде этой проклятой Ники и притворяться, что ты снова беззаботная студентка. Тут все дело в отказе от ответственности, разве нет, Тэсс? Ты сказала, что тебе было скучно работать полдня и присматривать за детьми, так что тебе хотелось сбежать, и ты пытаешься все это представить как жертву ради блага семьи. Ты никогда не задумывалась над тем, что я убиваюсь на работе, чтобы позволить тебе вести благополучную жизнь, которая тебя так раздражает? Не смеши меня, Тэсс! Ты это делаешь целиком и полностью для себя, и это ты загнала нас в подобную ситуацию.

— Тут не в деньгах дело, правда? — она перешла на крик. — Дело в том, что я делаю это для себя, а ты даже не пытаешься меня понять. Тебя не то бесит, что я денег не зарабатываю, а то, что тебе, бедняжечке, приходится иногда готовить себе еду и загружать стиральную машину. И отводить Хэтти в школу или к Кларе, и порой брать на себя ответственность за то, что творится в этом доме, а не скидывать все на меня. На самом деле тебя бесит то, что тебе теперь тоже надо что-то делать!

Марк холодно посмотрел на нее.

— Иногда, — сказал он, — я чувствую, что совсем тебя не знаю. И я очень устал от твоего дурного настроения.

Потом он вышел из кухни, и через несколько мгновений Тэсс услышала, как хлопнула входная дверь.

 

Глава 18

«„Я не думаю, что есть на свете мужчины, которые обращаются с женщинами как с равными, а я только этого и просила, потому что знаю, что стою не меньше их“. Из записной книжки Берт Морисо, 1890. Обсудить». Тэсс уставилась на слова, которые только что написала наверху листа А4 в качестве заголовка эссе. Мистер Фрост задал ей исследовать открытые (и более скрытые) предрассудки, с которыми сталкивалась Берт. Она надеялась сделать большую часть работы сегодня, урвав драгоценное время для исследований в библиотеке.

Вокруг нее ряды голов склонились над блокнотами и раскрытыми папками. На широких деревянных столах были навалены папки, шарфы и сумки. Иногда кто-то вставал, подходил к полкам, копался на них и доставал нужную книгу. Тишину в библиотеке нарушали только негромкие голоса сотрудников в дальнем конце зала, принимавших и выдававших книги; от этого шума читателей отгораживали зигзаги стеллажей с книгами. Непрерывный гул компьютеров наполнял комнату электронным жужжанием, изредка его прерывал негромкий смех, на который сразу слышалось шиканье.

Шея Тэсс была укутана красным шерстяным шарфом, подарком Марджи, и ее почти невозможно было отличить от других студентов. Густые светлые волосы она небрежно сколола заколкой, чтобы не лезли в глаза, а засученные до локтей рукава толстого синего свитера в резинку из «Гэп» открывали дешевые браслеты на тонких запястьях. Некоторые она получила в подарок от Ники, та обожала покупать бижутерию, один браслет был Хэтти, но он ей очень нравился, а остальные Тэсс купила сама на антикварных лотках блошиного рынка рядом с университетом, где они с Ники иногда копались во время «окон».

Она и забыла, как любила бижутерию раньше. Когда дети были маленькие, это было ужасно неудобно. Украшения цеплялись им за волосы, мальчики хватали ожерелья и сережки, которые оставляли следы на шее, ранили уши. Так что Тэсс отвыкла их надевать и только иногда, когда они с Марком шли в какое-то более или менее шикарное место, доставала изящные сережки или браслет. Большая часть ее старой бижутерии пропала, сломалась или теперь с ней играла Хэтти. Когда она только познакомилась с Марком, то любила носить длинные сережки, недорогие и забавные. Но брак отучил ее привлекать к себе внимание. Больше у нее на это не было ни времени, ни желания. А теперь она снова вспомнила, что любит украшать себя. Ей захотелось стать более броской.

Только когда Тэсс поднимала голову, чтобы посмотреть на часы — нельзя было опоздать во время забрать Хэтти у Клары, — видно было различие между нею и остальными студентками. Разница была в глазах: из уголков ее глаз разбегались морщинки, веки были тяжелее, и под глазами — паутинка морщинок. Здесь, в этом мирном убежище трудоголиков, она почти не ощущала своих отличий. Просто у нее другой набор приоритетов, не такие мысли, как у остальных студентов: что делать вечером, пойти в бар или в клуб, не пообедать ли в ресторане, на какой концерт отправиться? Беззаботная жизнь, беззаботные планы, когда надо отвечать только за себя. У Тэсс вместо всего этого была домашняя рутина, от которой она сбежала сюда. Но забота о доме предъявляла свои требования, и давно установленные правила нельзя было забывать. Форму все еще надо было стирать. Надо было прибирать кухню, покупать продукты, сушить одежду, гладить, искать книги и спортивные принадлежности. Дети скоро привыкли к изменениям в распорядке, но они постоянно жаловались. Хэтти сказала, что уже сто лет никто не слушал, как она играет на блок-флейте, Олли не мог найти ноты, а Джейк дулся, потому что никто не мог подвезти его к Нику — шел дождь, и идти пешком ему не хотелось.

Тэсс еле-еле справлялась. Продукты приходилось покупать в обеденный перерыв. Если лекция кончалась поздно, то можно было договориться с Кларой, мальчики пока еще не сожгли дом, подогревая в духовке картошку-фри. А от беспорядка никто особенно не страдал. Она старалась всегда убирать бумаги и книги в шкафчик в кухне, который расчистила специально для этого, потому что кабинета у нее не было. Если бы она оставляла их на кухонном столе, то дети обязательно пролили бы на них сок. С Марком у нее установилось перемирие. Тэсс не хватало ни времени, ни сил на ссоры. Они научились обходить острые углы, спокойно договариваться о мелких изменениях в расписании, решать, кто, когда и где заберет детей. Они были как разведенные супруги, живущие в одном доме. Дружелюбно разговаривали, когда встречались в кухне, часто готовя каждый свое. Ночью спокойно спали на разных концах кровати. Любовью они не занимались уже больше трех недель.

Открывая один из разложенных перед ней учебников, Тэсс поняла, что больше всего ей нравилось в новой жизни то, как люди к ней относились. Она была просто Тэсс Джеймс, такая же студентка, как все остальные. Ничья не жена и не мать. Ни у кого не было предвзятых мнений на ее счет, ей не приходилось соответствовать никакой роли. Тэсс почувствовала себя личностью и разговаривала о вещах, не связанных с ее обычной жизнью, высказывала свои мнения по поводу новостей политики, театра, искусства. Она уже и забыла, какими насыщенными могли быть подобные дискуссии. Вначале во время ленча в пабе или перед занятиями Тэсс держалась в стороне, не решаясь заговорить. Постепенно она перестала напрягаться и обнаружила, что у нее есть свои мысли, что не надо долго думать каждый раз перед тем, как открыть рот. Тэсс стала куда больше интересоваться миром за пределами семьи и близких людей. Ей казалось, будто до сих пор она шла по узкому туннелю, ограниченному мнениями окружающих. Теперь же она видела гораздо шире.

Иногда вечером Тэсс пробовала заговорить с Марком на университетские темы, но чаще всего натыкалась на каменную стену. Ее новых друзей муж тоже не хотел видеть, заявив, что с него вполне хватило Ники. Он обычно говорил:

— Слушай, я устал. Я весь день разговаривал с Калифорнией по телефону, и сейчас мне ничего не надо, кроме бокала вина и «Инспектора Морса» по телевизору. Я не хочу обсуждать продажность лейбористов и допотопные влияния на кубизм или что там у тебя еще.

Тэсс снова начала ходить в театр, решив, а почему бы и нет? Пару раз они были в театре с Марком, когда только начинали встречаться, но ему такие развлечения пришлись не по душе. Он ненавидел три часа неподвижно сидеть среди других людей и часто засыпал, неважно, насколько интересной была пьеса. Тэсс никогда не могла расслабиться, вечно гадая, не скучно ли ему. От этого пропадало все настроение. Теперь она иногда ходила вместе с Ники и получала массу удовольствия, даже если пьеса была паршивая. Было просто здорово сидеть и не о чем не волноваться. Почему женщины всегда думали о том, что чувствуют мужчины, и беспокоились, счастливы ли они, а мужчины редко делали то же самое?

Как бы ты справилась, Берт, подумала она, улыбаясь себе при этой мысли и покачивая головой. Пора браться за дело, Клариной дочке к зубному в полпятого. Но у Берт была няня, а потом гувернантка, которая присматривала за ребенком, пока она писала, ей не надо было торопиться к няне. И все равно наверняка она чувствовала раздражение по поводу того, что была занята делом, неприличным для женщины ее круга, класса и происхождения. И мнений на политические темы от нее никто не ждал, несмотря на бурный исторический период, в который она жила. Наверняка приходилось прикусывать язык, и вряд ли ей это нравилось.

Заголовок эссе указывал на основную проблему жизни Берт: как она могла сочетать жизнь художницы с образом хорошей жены и матери? Что было важнее — искусство или материнство? Листая книги, Тэсс прочитала, что один из тогдашних учителей Берт — Гишар — предупредил ее мать, что если она позволит своим дочерям — сестра Берт, Эдма, тоже была художницей — развивать свой талант и, в конце концов, выставляться в парижском Салоне, это вызовет «возмущение» общества. Такое решение, предупреждал он, будет «поворотным» для их семьи. К счастью, мать Берт знала, что такой талант подавить нельзя, но в середине девятнадцатого века дочерям надо было еще и удачно выйти замуж. Тэсс улыбнулась. Наверняка Берт не нравилось быть на «рынке невест».

«Как и многие другие женщины ее поколения, — писала Тэсс, — Берт, родившаяся в богатой семье, была воспитана так, чтобы получить как можно больше знаний, — уметь разбираться в искусстве, литературе и музыке, знать языки. Но эти качества не ценились сами по себе, а служили только козырем для „рынка невест“. Они должны были сделать ее более привлекательной и интересной для мужчины. Это была, своего рода, ловушка для него. Женщина могла быть только декоративной, забавной и любопытной — развлечение, а не активный член общества». Именно против такого неравенства восставала Берт, особенно в свете ее огромного таланта. Тэсс продолжила: «В написанном в то время романе „Лелия“ Жорж Санд говорила: „Мы их (молодых женщин) воспитываем как святых, а потом продаем как кобылиц“. Брак был единственным способом приобрести статус, безопасность и уважение».

Тэсс выпрямилась и задумалась. Многое ли изменилось? Конечно, женщина теперь могла сделать карьеру, у нее своя жизнь, свои деньги, но о чем чаще всего спрашивали молодую женщину? «Скоро замуж собираешься?» Женщины за тридцать все еще ощущали давление со стороны окружающих в необходимости найти мужчину, убедить его жениться, чтобы завести детей и стать достойным членом общества. Мы все еще кобылицы, подумала она. Учимся, чтобы нас продали на аукционе тому, кто больше всех заплатит. А что случалось с женщинами вроде Марджи, которая была счастлива с дочерьми и могла делать, что хочет? Их жалели, о них говорили шепотом, строили планы, как найти им новых мужчин, чтобы снова стать полноценными порядочными гражданами. Одиночество у женщины все еще приравнивалось к звону в колокольчик и крику «Нечистый!»

Берт сопротивлялась тому, чтобы выйти за кого попало, когда ей было уже за тридцать, что для женщин того времени считалось уже много, и ее мать наверняка приходила в отчаяние. Но Берт долгие годы была влюблена в художника Мане. Он написал ее портрет, она в него влюбилась, но тот был женат. У него были и любовницы, но Берт была слишком высокого происхождения, чтобы так опуститься. По предложению самого Эдуара она вышла замуж за его брата Эжена. Ему было сорок один, он был писателем, серьезным по характеру, остроумным и дружелюбным человеком, но его преследовали болезни. Став его женой, она сказала: «Я принимаю реалии жизни». Едва ли великая страсть, подумала Тэсс, хотя постепенно она, несомненно, полюбила его. Неплохой итог. Берт вышла за человека, который далеко обогнал свое время. Он поддерживал и поощрял ее талант и был вполне счастлив, приглядывая за ее дочерью Жюли, пока она работала. Допустим, на Джорджа Клуни он не тянул, но, похоже, любил Берт и дал ее жизни необходимую твердую основу.

Тэсс помедлила и со вздохом погрызла ручку. У нее не было талантов. Она никогда не будет знаменитой художницей или замечательной писательницей, но в глубине души она была уверена, что может быть хорошим преподавателем. Она остро ощущала страстный интерес и знала, что способна передать его другим. И как замечательно будет ощущать, что она хоть как-то повлияла на чью-то жизнь. Будет ли Марк ей опорой? Вряд ли. Слишком уж он привык к первым ролям. Это не просто, подумала она, когда в браке два главных героя борются за место на сцене. Кто-то должен был стоять за кулисами и аплодировать.

«Несмотря на свою славу, — написала Тэсс, — при жизни у нее была только одна персональная выставка. Хотя ее работы широко известны, ее всюду приглашали, Берт все равно не смогла достичь славы своих современников-мужчин. А после смерти о ней почти забыли. Как и многие женщины сегодня, Берт старалась сохранить и развить веру в свой талант и место в мире искусств. Она признавала наложенные на нее ограничения, покровительственные замечания, раздражение от того, что она посмела выставляться рядом с мужчинами, но всегда оставалась сама собой, и во многом благодаря преданности ее мужа Эжена. Он понимал, как важна эта сторона жизни жены, и всегда поддерживал и любил ее. А рисуя свою дочь, Берт блестящим образом объединила свой дар и свою материнскую любовь. Ни один мужчина не смог бы так замечательно показать силу духа и независимость своей дочери, как на картине „Жюли мечтает“, где изображена была Жюли-подросток. Я не сомневаюсь, что Берт любила Жюли не меньше, чем искусство. В своей последней записи в дневнике, когда она уже умирала, Берт написала: „Малышка Жюли, я люблю тебя, пока умираю. И буду любить даже после смерти; прошу тебя, не плачь, расставание было неизбежно. Я надеялась дожить до того, как ты выйдешь замуж… Работай и будь хорошей, как всегда. Ты не причинила мне ни одного огорчения за всю свою жизнь. Не плачь; я люблю тебя так, что не могу этого выразить“».

Тэсс положила ручку, и слеза умиления упала на открытую страницу.

 

Глава 19

Дом стоял на краю деревни, в небольшой низине за поворотом дороги. Хэтти и Марк всю дорогу подпевали новому альбому Бритни Спирс, купленному для дочери. Марк настоял на том, что вести машину будет он, хотя у него было жуткое похмелье. Каждый раз, когда он открывал окно, чтобы покурить, дети на заднем сиденье визжали, что им холодно.

— Тебя это убьет, папа, — сказал Олли.

— Нет, не это, — Марк выкинул окурок из приоткрытого окна, — а стресс от воспитания вас троих.

— Ой! Толстый Олли на мне сидит.

— Нет, не сижу.

— Долго еще?

— Не очень, — Тэсс повернулась и улыбнулась им. Она настояла, чтобы дети оделись понаряднее, когда поедут смотреть новый дом. Хэтти была просто очаровательна в новой джинсовой юбке, красных колготках и полосатом шерстяном джемпере. Волосы у нее был забраны в хвост, и весь эффект только слегка портила подаренная ей Ники перуанская шапка с наушниками. На Олли был синий хлопчатобумажный спортивный свитер и слаксы, так что вид у него был очень приличный, а Джейк… Ну, он хотя бы согласился снять бейсбольную кепку и надел свои не самые мешковатые джинсы. Марк его дразнил, называя их удивительными панталонами. Джейк сидел молча и смотрел в окно.

Тэсс о нем беспокоилась. Казалось, что у сына была депрессия. Если у подростка вообще могла быть депрессия. Его окружала печаль и меланхолия, будто весь мир был против него. Ставшее обычным выражение лица Джейка Тэсс могла описать для самой себя только как горе. Она знала, что действует ему на нервы, постоянно говоря, чтобы он взбодрился. Сын посылал ей притворную улыбку, а потом его лицо снова возвращалось к неподвижному безразличию. Неужели у него такая плохая жизнь? В школе все успокоилось, оценки у него были хорошие, и по всем прогнозам некоторый успех на экзаменах ему обеспечен. Но оживленным Джейк казался только когда возвращался поздно из школы, болтая без устали и ища в холодильнике, чего бы поесть. Потом он шел спать, пока Тэсс не будила его к полднику. Сын отдалялся от них в какой-то свой мир, где они с Марком не могли до него добраться. Между ними образовался провал. На одной стороне были Тэсс, Марк, Олли и Хэтти, а на другой — Джейк, в одиночку сражавшийся с преследовавшими его демонами.

Марк сказал, что сейчас лучше всего было оставить его в покое, и эта еще более молчаливая стадия пройдет. Но Тэсс не могла просто так поступить. Она хотела обнять Джейка и вернуть его обратно, дать ему тепло и ощущение любви. Но он, похоже, больше не хотел их любви. Похоже, вместо этого он искал какую-то другую любовь, которая подойдет ему больше и примет таким, какой он есть, а не будет все время спрашивать, все ли в порядке. Когда Тэсс задавала сыну такой вопрос, он сердито отзывался:

— Слушай, мам, все в порядке. Просто оставь меня в покое, ладно? — И Тэсс отступала, как бы ее это ни тревожило. Она боялась, что он так далеко отойдет от них, что никогда не вернется.

Олли был жизнерадостным и простым. Это во многом осложняло положение Джейка, и он наверняка постоянно ощущал, что его сравнивают с младшим братом. Олли хорошо успевал в школе, его любили учителя, он все время был одним из первых в классе. У него также оказались способности к крикету, в то время как Джейк забросил свое регби, которое до сих пор его спасало, ради того, что теперь занимало все его свободное время. Тэсс с тревогой поняла, что он пропустил подряд две субботних тренировки в школе. Она выстирала ему форму и собрала сумку, но в субботу позвонил тренер и сказал, что Джейк не приходил ни в прошлый раз, ни сегодня. Джейк отказывался это обсуждать, пока Марк не взбесился, а потом яростно ответил:

— Слушай, я просто смылся и пошел гулять с Ником. Ничего тут такого нет, просто регби мне надоело. Так что отстань, ладно?

Марк был так занят на работе, что ему пришлось отложить дальнейший разговор, но Тэсс почувствовала приближение шторма. Она видела по глазам мужа, что он вот-вот возьмет и встряхнет Джейка как следует, чтобы добиться более вразумительного ответа. Она прекрасно знала, что он чувствовал. Ей и самой иногда хотелось схватить Джейка и заставить посмотреть на нее, заставить ответить. Молчание было его самым опасным оружием, и он умело им пользовался.

Ей понадобились часы на то, чтобы успокоить Марка. Он сказал, что если так дело пойдет и дальше, то он не удержится, чтобы не треснуть Джейка. Тэсс поморщилась, едва не сказав «Опять?» Даже сейчас, полтора года спустя, это воспоминание все еще ранило ее. Вместо этого она заметила, что рукоприкладство ничего не решит. Она ужасно боялась, что Джейк уйдет из дома. Пока он таких угроз не делал, но для своих пятнадцати лет сын был такой большой, что она была уверена — он сумеет продержаться. В конце концов, Марк был всего на три года старше, когда ушел из дома. Но у Марка не было любящей семьи, которая бы его защитила. С другой стороны, от ее любящей семьи пока, похоже, толку не было.

Джейк до сих пор не подавал признаков того, что хочет быть частью семьи. Он в одиночестве смотрел телевизор в спальне, ел в кухне вместе с ними, не говоря ни слова, и даже отказался вместе со всей семьей отправиться в «Планету Голливуд», чтобы отпраздновать первое место Олли на пасхальных экзаменах. На свой день рождения он вообще отказался что-либо делать.

Тэсс предложила отвезти его друзей на площадку для скейтбординга в Баттерси и дать им денег на пиццу, но он сказал, что дни рождения — это глупо. Тэсс поняла, что торт со свечами его не интересует, и не стала этого делать. Потом он пришел из школы, сказал «Никаких там тортов, да?» и ушел дуться к себе в комнату. Хэтти расплакалась — она сама испекла ему кривоватый тортик и завернула подарок в несколько слоев гофрированной бумаги, но брат его даже не открыл, пока Тэсс позже не заставила его это сделать. Марк дразнил его за обедом, говоря: «А вот и чудо-молчун», а когда он попросил Хэтти передать масло для запеченной картошки, муж сказал: «Мальчик умеет разговаривать! С ума сойти!» Джейк молча встал и ушел к себе. Тэсс страшно разозлилась на Марка, а он ответил, что ему надоело, что всем вечно надо танцевать вокруг Джейка, будто у него какая-то смертельная болезнь, а потом тоже обиделся и ушел.

Дом был на некотором расстоянии от дороги. Тэсс читала и перечитывала информацию, предоставленную агентом, пытаясь найти в себе хоть каплю энтузиазма. Новая вспышка интереса Марка к переезду за город застала ее врасплох. Однажды вечером он пришел с работы и положил брошюру на стол рядом с ее ноутбуком, не сказав при этом ни слова.

— Что такое? — спросила она.

— Просто посмотри.

Она посмотрела. Это был дом с четырьмя спальнями, пока использовавшийся как полноценная ферма, но существующие хозяйственные постройки будут разрушены после продажи. При доме было два акра земли, а дополнительная земля могла быть продана по отдельной договоренности. Дом описывался как «нуждающийся в некотором ремонте», и фотографий к брошюре не прилагалось. Она сидела и долго смотрела на брошюру. Возможно, Марк таким образом пытался навести мосты через пропасть, постепенно и незаметно все сильнее разделявшую их? На это ей придется прореагировать. Они не могли и дальше дрейфовать, как в последнее время. Хороший ход, подумала она. Первый раунд в твою пользу.

— Агент по недвижимости, — сказал Марк за ужином, — заверил, что мы можем получить за свой дом вдвое больше того, что мы за него заплатили.

— Но он его не видел.

— Я ему сказал, где дом находится и сколько в нем спален. И еще, что он в хорошем состоянии.

Тэсс фыркнула.

— В хорошем состоянии! Он разваливается на части. Мы ничего с ним не делали с тех пор, как въехали.

У Марка был нетерпеливый вид.

— Суть в том, что это, — он, постучав пальцем по брошюре, — будет стоить куда меньше, и нам хватит денег покрыть перерасход кредита, да еще на ремонт останется. Ну же, Тэсс, это логично. Мы сможем дать детям новое начало, вытащить их из города, и если я готов ездить в город на работу, то в чем у тебя проблемы?

— Проблема, — четко сказала Тэсс, — в том, что мне еще надо закончить учебу на магистерскую степень и попасть на преподавательское обучение. Как мне это сделать из… — она глянула на обложку брошюры, — букингемширской глубинки?

— Ты могла бы ездить, как и я. Или пока отложить учебу. Или выбрать университет поближе. Неужели это обязательно должен быть Курто?

— Обязательно, — спокойно ответила Тэсс.

— Ну тогда тебе придется ездить. Мы просто включим в расчеты расходы на няню, так?

Тэсс глянула на него, но вид у мужа был совершенно невинный.

— Я соглашусь посмотреть на это место, — сказала она, — но пока это все. Это такой большой шаг. А как быть со школами?

— Об этом я подумал, — в голосе Марка слышалась гордость. — Чарльз, с которым я работаю, живет всего в шести милях отсюда. Он говорит, что рядом есть отличная дневная школа для мальчиков, и она подойдет им. К тому же обучение там дешевле, чем в школе Св. Петра. — Глаза у него заблестели.

— А Хэтти?

— Хэтти только восемь. Вряд ли она в таком возрасте будет возражать против перехода в другую школу, а? Я уверен, тут неподалеку есть отличные деревенские школы, — он наклонился поближе и взял Тэсс за руки. Она удивленно посмотрела на него. Марк впервые коснулся ее за много недель. — Ну, пожалуйста, Тэсс. Разве ты не видишь, как я этого хочу? Я хочу свежего воздуха. Хочу растить детей вне всего этого дерьма, о котором мы слышим каждый день, и хочу делать в выходные что-то полезное, а не сидеть в этом курятнике, в котором не повернуться. Нам это всем будет полезно. Кстати, о курятнике, ты могла бы завести кур.

Тэсс задумалась. Тут надо действовать осторожно. Она улыбнулась.

— Я не хочу кур. Зачем мне куры?

— Свежие яйца.

— Их можно купить в универсаме. Ладно, я приеду и посмотрю. Но я не собираюсь бросать учебу, и тебе придется помогать мне, стараться быть дома вовремя и делить ответственность поровну. Ладно?

— Ладно.

— Куда? — взвыл Джейк. — К черту на рога? Зачем?

— Твой отец считает, что нам нужны перемены.

— То есть ему нужны перемены. А как школа? А как мои друзья? Что там вообще делать?

— Папа говорит, у меня будет пони.

Тэсс развернулась.

— Что?

— Папа говорит, — невинно повторила Хэтти, крутя в пальцах волосы Барби-принцессы, — что если мы переедем в новый дом, то он мне купит пони.

— Просто отлично, — сказал Джейк. — А что будет у меня?

— Мотоцикл, — ответил Марк, входя в кухню и наклоняя голову в дверях. — Когда подрастешь, — добавил он поспешно, увидев ярость на лице Тэсс.

— Подкуп, значит? А что получает Олли?

— Мне ничего не надо, — поспешно проговорил Олли. — Правда, не надо.

— По-моему, мы забегаем вперед, — сказала Тэсс. — Вся семья, за исключением Олли, разочарованно нахмурилась.

— Мы еще не выставили наш дом на продажу, и кто его купит?

— Это замечательный дом, — сказала Хэтти. — В нем моя розовая спальня.

— А Найджел? — спросила Тэсс. Все повернулись к Найджелу, рассыпавшему на полу свой завтрак. Тот встревоженно оглянулся на них.

— Он же не сельский кот, правда? Он и траву-то едва видел, не говоря уже о коровах. Его начнут тиранить грубые деревенские коты. Они будут считать его городским пижоном и кусать за уши.

Хэтти сморщила лицо, собираясь заплакать.

— Молодец, — сказал Марк и обнял Хэтти. — Мама просто дурака валяет. Найджелу там очень понравится. Там ему найдется где погулять, и представляешь, сколько он сможет наловить мышей?

— Сельские мыши, — проговорила Тэсс зло, — очень злые и дикие.

— Может, хватит? — сказал Марк, когда Хэтти открыла рот, снова собираясь зарыдать. — Ничего еще не решено, мы только посмотрим.

Ага, как же, подумала Тэсс.

Внешний вид дома, надо признать, произвел приятное впечатление. Это был краснокирпичный георгианский дом с большой белой дверью посередине и окнами по сторонам. Они вылезли из «дискавери» на грязную подъездную дорожку.

— Разве не здорово?

— Подоконники прогнили, — заметила Тэсс.

— Прояви хоть каплю энтузиазма, — прошипел Марк ей в ухо, пока агент по недвижимости, ждавший у передней двери с брошюрой по дому в руках, направился к ним. Хэтти вылезла в заднюю дверь, и Тэсс увидела, что на ней были нарядные розовые замшевые туфли, которые она купила ей за безумные деньги у «Дейзи и Тома».

— Фу, — протянула Хэтти, вступив ногой в кучу грязи. Тэсс наклонилась, чтобы поднять ее на руки, но дочь мотнула ногами, так что обе грязные туфли проехались по новому оливковому пиджаку Тэсс от «Френч Коннекшн».

— Спасибо большое, Хэт, — сказала она.

Олли послушно вышел из машины и стоял рядом с Марком. Джейк все еще развалился на заднем сиденье. Тэсс приоткрыла заднюю дверь. Марк разговаривал с агентом.

— Джейк, пойдем.

— Это обязательно?

— Да. Мы так далеко проехали. Положи это.

— Почему?

— Потому что это выглядит невежливо, — она протянула руку за его «Геймбоем». — Пожалуйста, — тихо проговорила она, — просто веди себя хорошо. Папа обещал по пути домой отвезти нас пообедать.

— С ума сойти, — отозвался Джейк.

— Выметайся, — прошипела она.

Марк, Олли и Хэтти уже зашли в дом. Когда Тэсс протянула руку, чтобы открыть ворота, кусок ручки остался у нее. Джейк рассмеялся.

— Ты уже все крушишь. Странное тут местечко — может, и привидения тоже есть?

— Ты слишком много телевизор смотришь, — сказала Тэсс.

Бетонная дорожка к передней двери треснула, и из щелей росли сорняки. Слева от ворот у стены было что-то вроде бордюра, но было сложно понять, где кончалась трава и начинался бордюр. Все это сливалось в грязное пятно, и Тэсс не могла различить ни одного растения, кроме старой колючей розы.

Сад поднимался к дороге двумя уровнями. Тэсс видела, что когда-то он был профессионально спланирован: на верхний уровень вели очаровательные старые каменные ступени, по сторонам которых стояли наклонные каменные сосуды. На газоне было четыре круглых розовых клумбы, но они заросли сорняками, а на кустах виднелось всего несколько ранних роз. У сада был грустный и заброшенный вид, будто он уснул сотни лет назад, и теперь ждет, пока его разбудят. Тэсс почувствовала первое пробуждение интереса, но твердо заставила себя остановиться. Ей не хотелось здесь жить, они не могли это себе позволить.

Тэсс осмотрелась. Ближайшее строение было примерно в двух сотнях ярдов. Его было еле видно над вершинами корявых фруктовых деревьев в саду справа от дома, ветви которых были покрыты цветами, будто легким снегом. Дом, насколько она могла разглядеть, был небольшим: коттедж с низкой черепичной крышей, довольно дряхлый на вид. Ветер, все еще холодный для апреля, распахнул ее куртку. Она закуталась поплотнее и зашла внутрь.

Прежде всего, внимание привлек запах, какого она не встречала много лет, и он вернул ее обратно в детство. Тэсс закрыла глаза. О чем он ей напоминал? Она глубоко вздохнула: первый дом, в котором она жила с родителями, узкий, зажатый среди похожих на него домов. В комнате у нее были обои в цветочек, но над небольшим камином они отклеились, и вверх шло коричневое пятно. Когда мама не зажигала огонь, в комнате было холодно и пахло сыростью и чем-то еще — гнилью, застоялым воздухом, будто пойманным в ловушку в нежилом здании. Сердце у Тэсс по непонятным причинам забилось сильнее. Ей стало страшно.

Она встряхнула головой — это смешно. Нельзя бояться дома! Просто обстановка была такая потрепанная, свет тусклый, а воздух застоявшийся, вот она и ощущала это странное чувство угрозы, будто оказалась не на своем месте, будто дом не хочет ее. Ужасно захотелось повернуться и выйти.

— Тэсс! Иди сюда!

Она пошла в кухню на голос Марка. Шагнув на ступеньку вниз, Тэсс чуть не зажала рот рукой, так силен был запах сырости. Марк стоял у огромной черной плиты.

— Разве не потрясающе? Смотри, она работает! — он открыл дверцу, и на пол посыпалась ржавчина. Внутри Тэсс разглядела, судя по всему, небольшую печку.

— Она на твердом горючем. Это так дешево! Только подумай, утром ты кладешь сюда уголь, и она горит весь день. Никакого газа, никакого электричества. Потрясающе!

Тэсс изумленно посмотрела на мужа. Он шутил, наверняка он шутил.

Но Марк восхищался искренне. Агент повел их из одной унылой комнаты в другую, где была отслаивающаяся штукатурка, болтающиеся лампы на допотопной проводке, которая веревками вываливалась из стен, и такой лысый ковер, что кое-где он совсем стерся.

— Ты только посмотри на этот пол! — восхищался Марк. — Мы все снимем и отчистим его, правда, Тэсс?

Она слабо улыбнулась.

— Какая замечательная идея, — сказал агент. — Теперь я бы показал вам комнаты наверху…

Они послушно двинулись за ним. Каждая ступенька скрипела под ногами. Хэтти вцепилась в руку матери.

— Это как дом с привидениями, правда? — спросила она.

— Да нет, дорогая. Это… это… Берегись!

Перила, украшенные коваными завитками, внезапно подались. Один из центральных завитков упал на пол в прихожей, дважды отскочил и покатился к передней двери. Тэсс осела у стены справа от лестницы.

— Марк, — сказала она, едва дыша, — Хэтти могла туда прислониться.

— Я согласен, — сказал агент, — что это место потребует некоторого внимания. А теперь позвольте, я покажу вам спальни.

Тэсс схватила мужа за руку.

— Здесь все на ладан дышит, — прошептала она. — Рано или поздно мы все убьемся.

— Ты слишком негативно смотришь на вещи, — сказал Марк, улыбаясь агенту. — Ты уже решила, что тебе здесь все не нравится, верно? — добавил он вполголоса.

— Ничего подобного, — сердито прошептала она в ответ, но он уже ушел.

— Виды классные, — отметил Джейк, выглядывая из окошка спальни. И даже Тэсс должна была признать, что вид действительно был потрясающий: уходящие вдаль пахотные земли, огромный горизонт и открытое море.

— Какое большое небо, — сказала Хэтти. День был холодный и облачный, но у них на глазах луч света пронзил густые серые облака и осветил поля внизу, словно золотая рука потянулась к земле.

— Мама, смотри! Радуга!

И правда, перед ними была настоящая радуга, такая яркая, что четко различался каждый цвет, и можно было разглядеть то место, где она касалась земли: оно не было скрыто за зданиями, как в Лондоне.

— Она такая красивая, — восхитилась Хэтти. — Можно я ее потрогаю?

— До конца радуги нельзя дотронуться, — сказал Олли. — Это мираж.

— Что такое мираж?

— То, до чего ты не можешь дотянуться, дурочка, — ответил Джейк.

— А это встроенные шкафы, — агент попытался открыть дверцу одного из них, но она застряла.

— Давайте я попробую, — Марк рванул тяжелую дверь красного дерева.

Она неожиданно поддалась, и наружу выпали кучи старых газет.

Агент закашлялся.

— Пожилой джентльмен, который здесь жил, накопил много всего, — признал он.

— Что с ним случилось? — спросила Тэсс. — Он еще здесь живет?

— О нет. Он хозяйствовал здесь один после смерти родителей, а месяца два назад внезапно умер.

— Где он умер?

— Здесь. Вообще говоря, в этой постели.

Они все в ужасе повернулись к кровати.

— Жуть, — сказал Олли.

— Фу, — добавила Хэтти.

— Пойдем дальше?

К тому времени, когда они вышли, Тэсс отчаянно нуждалась в свежем воздухе. Она признавала, что у дома были достоинства, но на него требовалось потратить кучу денег. Проводку, наверняка, надо было менять, провода выглядели опасными для жизни, а пробки в кухне устанавливали, похоже, в начале века. Плиту, которая Марку так понравилась, тоже надо будет заменить газовой, а стоить это будет дорого, но она ни за что на свете не станет разводить огонь с утра. Даже у сельских прелестей были свои недостатки. Погоди-ка, подумала Тэсс, поймав себя на том, что рассуждает о покупке дома как о свершившемся факте. Я не хочу здесь жить. Не хочу всю жизнь смотреть из окна на грязь. Я хочу «Старбакс». Хочу модные магазины, хочу покупать поленту, когда мне только приспичит. Я хочу, чтобы можно было выскочить на улицу, купить кофе-латте и наблюдать за миром вокруг, и делать покупки на Риджент-стрит в Рождество, и ахать при виде иллюминации. Я хочу ходить с Хэтти обедать в кафе «Дождевой лес», смотреть последние постановки и мечтать о том, чтобы купить дом с двойным фасадом у парка. Я Не Хочу Здесь Жить. И вообще, детям здесь будет скучно.

— Мам, тут просто потрясающе, — сказал Олли, и глаза его блестели за стеклами очков. — В саду качели на веревках, и еще домик на дереве. Поди посмотри, — он взял ее за руку, и они вместе пошлепали по грязи к воротам сада.

— И еще здесь курятник, — застенчиво проговорил Олли. — Мы могли бы завести кур.

— Их съедят лисы, — поспешно отозвалась Тэсс.

— Не съедят, если мы будем запирать их на ночь. Ну, пожалуйста, мама, дом просто замечательный.

Тэсс повернулась, прикрывая глаза от внезапной вспышки солнца. У ее ног цвело несколько подснежников. Дома она никогда не замечала эти цветы. Тэсс посмотрела на вид позади дома. Сад тянулся до неустойчивой ограды, за которой был небольшой загон, в данную минуту окруженный крайне непривлекательными сельскохозяйственными постройками. Но за ними уходили вдаль холмистые поля. Она стояла и смотрела, как свет солнца лениво двигался через них, и на один прекрасный миг склон холма загорелся золотом.

Марк встал рядом с ней.

— Смотри, — тихо сказал он. Тэсс проследила за его взглядом. Хэтти прислонилась к подножию одного из фруктовых деревьев, изумленно разглядывая пышный бутон. Над ней болталась пара ног в джинсах Джейка.

— Ты можешь забраться выше! — послышался голос Олли. Ноги исчезли, и дерево затряслось.

— Слезайте! — крикнула Тэсс. — Это может быть опасно.

— Да оставь их, — сказал Марк. — Пусть играют. — Он обнял жену сзади за плечи и скрестил руки у нее на груди. Тэсс прислонилась к нему.

— Ты же видишь, как им тут нравится. Ведь им тут будет лучше, правда?

— Хмм, — пробурчала она, — а как насчет всего того, что здесь нужно переделать?

— Косметический ремонт, — легко отозвался Марк.

— Косметический? Скорее хирургия на открытом сердце. Придется все тут вскрыть.

— Ты ведь об этом думаешь, правда?

— Нет, — ответила она твердо. — Не думаю. Это безумная идея, и я в ней участвовать не буду.

— Вот и отлично, — сказал Марк. — А теперь пойдем, я тебе покажу, где будет моя мастерская.

— Но у тебя нет никаких инструментов.

— Пока нет, — сказал он.

 

Глава 20

— Ты не можешь уехать. Я тебе не позволю.

— Это еще не окончательно, Марджи. Мы просто проверяем рынок, смотрим, сколько сможем выручить за дом, если — а это еще очень большое «если» — решим его продавать.

— Но вы уже на полпути к продаже. Вы обязательно продадите свой дом. Он очаровательный.

— Ничего подобного, там настоящий свинарник.

— Ну, ремонт бы ему не помешал, но он рядом с парком — его обязательно купят. О Тэсс, с кем я стану разговаривать? Мне некому будет позвонить и пожаловаться, не заботясь о том, надоела я или нет.

— Ну спасибо.

— Нет, серьезно. Я тебе надоела? Конечно, надоела, но мне наплевать, и именно поэтому мы такие хорошие подруги, и, Тэсс, ты просто не можешь переехать в Грязюка-хаус, или как он там называется. Ты начнешь ездить на охоту и пострижешься под каре, и будешь носить бархатный обруч для волос и туфли без каблука, и потеряешь вкус.

— Не у всех, кто живет за городом, нет вкуса.

— А откуда там взяться вкусу? Они живут среди грязи и предпочитают ходить, а не ездить на машинах. И бетона там мало. А с кем я буду пить капуччино? Извини, но никуда ты не поедешь.

— Да ладно тебе. У тебя остается Ванесса.

— Я с Ванессой только из-за тебя дружу.

— Быть не может!

— Ах, Тэсс, даже ты, наш ангелочек, должна признать, что снобизм так и прет из нее. Помнишь приглашение в чертов Сен-Жан-де-Люс? Нас же быстренько бросили из-за Люсьенны, которая, видите ли, замужем за Оскаром, который только что продал свою компанию за двенадцать миллионов. Как тебе такая женская солидарность?

— Ну да, но такова уж Ванесса. Остается только принимать как должное, что если ей попадется что получше, то она тебя бросит. Это часть ее обаяния.

— Не для меня. Слушай, есть потрясающая идея. Пускай Марк с детьми переезжает, а ты на рабочую неделю будешь оставаться здесь. Ты можешь жить со мной! Только подумай, как будет здорово. Если Марк считает, что так легко найти няню, пусть сам там с ней и живет, и она разбирается с мальчиками и Хэтти, а ты можешь жить в Лондоне и видеть их по выходным. У тебя будут куда лучше с ними взаимоотношения, если ты будешь реже их видеть. Все дело в новизне. Слишком уж много времени мы должны проводить с детьми. Нужно ввести годичный отпуск для родителей, когда у детей начинается кризис подросткового возраста. Кстати, как Джейк?

— Куда лучше, — отозвалась Тэсс. — Разговаривает. Знаешь, открывает рот и общается с помощью слов. Это настоящее чудо. Думаю, что все из-за переезда. Марк в последнее время куда счастливее, и вся атмосфера в доме изменилась. Наверное, поэтому я и соглашаюсь. Чтобы все остальные были счастливы.

— Но что ты чувствуешь?

— Даже не знаю. Я будто сижу в лодке, которую подхватило течением, и не хочу, в общем-то, чтобы меня унесло, но выбора нет. А грести против течения очень тяжело.

— Что-то это не похоже на новую, сильную Тэсс.

— Знаю. Это смешно, но я чувствую себя так, будто снова исчезаю. Когда я начала учиться, мне показалось, что раздвинулись тучи, и я поняла, что существую. Будто я на пятнадцать лет потеряла себя из виду, а потом повернула за угол и встретила: да, эта женщина и есть я. Я ее знаю, и она мне даже нравится. Каждое утро этого первого семестра я просыпалась с таким вкусом к жизни! Знаю, это звучит глупо и сентиментально, но я открывала глаза и думала не про портфели, ботинки для регби, счета за телефон, а про эссе, записи, деньги на ленч. И хотя, на первый взгляд, это не очень волнующие вещи, но они касались только меня, а не кого-то еще. Последние годы я все делала для других людей, а не для себя. И сейчас меня беспокоит, что раз я нашла новую себя, то не думаю, что могу от этого отказаться.

— Но ведь это и есть брак, правда? Необходимость отказаться от того, кем ты был.

— Но ты же выбралась из этого, ты развелась с Мартином. И в основном потому, что тебе надоело жить, исходя только из его интересов. Так?

— Вроде того. Но в основном если бы я с ним прожила еще хоть день, то убила бы себя. Или его. Я не шучу, Тэсс. Я, правда, ощущала, что исчезаю. Ты говоришь, что потеряла себя из виду, но с Мартином я уже боялась вообще что-то говорить. Я, и вдруг боялась! Каждый раз перед тем, как открыть рот, мне приходилось взвешивать каждое слово: что хочу сказать, как он на это отреагирует, словно я не могла думать сама по себе. Будто все время ходила по тонкому льду и могла вот-вот провалиться. Мартин постоянно был не в духе. Ты не можешь себе представить, с каким облегчением я осталась одна. Я так долго была с ним вместе только из-за девочек. Все думала: Мартин их отец, они его любят, так что мне надо смириться с тем, что он вечно недоволен и я ему тоже не очень нравлюсь. Но постепенно поняла, что дети уже достаточно подросли, чтобы понять, что я живу во лжи, и начинали меня жалеть. Очень сложно сохранять достоинство, когда тебе постоянно приходится извиняться за собственное существование.

— Но самой по себе жить нелегко.

— Конечно, но все равно так лучше. Я иногда гадаю, могут ли вообще теперь мужчины и женщины жить вместе? Разве брак — естественное состояние вещей? Нашим матерям приходилось жить с мужьями, потому что те их обеспечивали. Но когда ты с кем-то живешь продолжительное время, они тебе надоедают. А если ты вынуждена продолжать это, потому что привязана к ним, то напряжение просто ужасное. Женщинам ведь больше необязательно терпеть всю эту мужскую чепуху. Мужчины им не нужны, они могут сами зарабатывать и сами о себе заботиться, так зачем им ленивый муж, за которым нужно ухаживать? Это неестественно.

— Но иначе очень одиноко. И знаешь, не все мужчины такие. Я знаю добрых мужчин, которые умеют общаться и делят в доме все обязанности.

— А они тебе нравятся? Ты бы за такого вышла?

— Нет, — призналась Тэсс. — Они очень скучные.

— И вообще, ты не одинока, у тебя есть дети, — сказала Марджи.

— Моя мама бы не согласилась, — проговорила Тэсс. — Она считает, что нужно оставаться вместе несмотря ни на что. Конечно, с мужчиной бывает трудно, но надо найти к нему подход, это же отец твоего ребенка, и если ты правильно с ними обращаешься, то сможешь спокойно жить своей жизнью. Она говорит, что женщины утратили искусство обращения с мужчинами, что мы больше не готовы идти на компромиссы.

— Но зачем нам учиться с ними обращаться? — спросила Марджи раздраженно. — Они что, рыбы в аквариуме? Почему мы должны угождать всем их капризам, поддерживать их эгоизм и терпеть дурное настроение просто потому, что у них есть сперма и иногда они скажут нам доброе слово или два? Если бы мне пришлось все это заново переживать, я бы сделала себе искусственное оплодотворение. Как у куриц.

Тэсс рассмеялась.

— А как же любовь? Как же то, что мужчина и женщина могут любить друг друга? Если они пройдут вместе огонь, воду и медные трубы, как сказала бы моя мать, то их отношения приобретут чудесную чистоту. Разве тебе не кажется, что старик и старуха, которые идут по улице, держась за руки, это самое прекрасное в мире зрелище?

— Не-а, — сказала Марджи. — Наверняка старуха всю жизнь ему поддакивала и теперь ждет не дождется, пока старый хрыч помрет.

Тэсс захохотала.

— Нет, правда. Стоит женщине пожить самой по себе, как она осознает, насколько прекрасна жизнь. Мужчины просто заставляют нас тратить время на бессмысленные усилия.

— Так чего нас к ним тянет?

— Первобытный инстинкт. Физиологическая реакция. Спать-то с ними можно — я, например, не представляю себе, как это спать с женщиной, а ты? Столько болтовни. Так заболтаешься о новых замшевых сапожках, что и до постели не доберешься. Нет, с мужчинами разговаривать не о чем, так что можно взяться сразу за дело.

— Я разговариваю с Марком.

— Правда? По-настоящему? С такой же легкостью, как со мной?

— Да нет, — Тэсс задумалась. — Иногда я замечаю, что придумываю темы для разговора с ним. А когда еду из школы с Хэтти, то ловлю себя на том, что отыгрываю разговоры с ним. А все, о чем я хочу поговорить, — дети, что они делали в школе, и что я сегодня изучала в университете, и надо ли ремонтировать кухню перед тем, как продавать дом, — ему все это скучно, а компромисс иногда найти сложно. Так что мне приходится вовлекать его в разговор. Иногда он поддается, а иногда нет. Каждый вечер, когда Марк приходит домой, я его спрашиваю, как прошел день, но он редко что говорит. Правда, бывают случаи, когда он раскрывается и рассказывает о работе. Мне это ужасно нравится, потому что он такой забавный, но, как правило, ему не до того, потому что он целый день торчал в офисе и меньше всего ему хочется снова возвращаться к своим проблемам. Он говорит, что хочет только расслабиться и отдохнуть, а разговоры не расслабляют, надо делать какие-то усилия. Если я рассказываю ему про свой день, то знаю, что ему скучно и наплевать на все это. Нам заинтересовать друг друга — это все равно, что двум планетам столкнуться. Извини, я тебе надоела, да?

— Что? Уже пора?

— Спасибо.

 

Глава 21

В мобильнике что-то затрещало, но потом связь снова наладилась.

— Что? Я тебя не слышу. Повтори.

— Доктор Уильямс говорит, что нам надо к нему зайти.

— А что такое, Марк? Я в загоне. Мне надо сегодня закончить эту часть диссертации. Я специально договорилась с Кларой, чтобы Хэтти осталась у нее, а мальчики пошли к друзьям. Я не могу все бросить и бежать в школу.

— А ты думаешь, я могу? У меня собрание правления во второй половине дня, но он настаивает. Говорит, это очень срочно. Извини, Тэсс, но думаю, придется пойти.

— Когда?

— Я тебя там встречу в три.

— Он сказал, в чем дело? Хоть что-нибудь?

— Нет, только что это срочно. И он сам звонил, не секретарша.

— О господи, — простонала Тэсс и, закрыв документ, с которым работала, выключила ноутбук. Она почти закончила эту работу, в которую вложила всю свою душу. Ей безумно нравилось, что работа серьезная и требует большей глубины. Она будто попадала в иное измерение, где были только ее пальцы на клавиатуре и стремление записать живые мысли, образы и чувства, переполнявшие ее мозг. Она могла отключиться от всего на свете, уходя в этот параллельный мир, в котором ничто не имело значение, особенно то, что Найджелу нужно лекарство от глистов. А когда она заканчивала, то уставала, не физически, а умственно, приятной усталостью после продуктивной работы. Ничто в жизни до сих пор не давало ей такого ощущения, и это было неутолимое стремление, будто тяга к наркотику. В последнее время, если она не могла заниматься, или дети и Марк приходили и мешали ей, то не могла отключиться и раздражалась не только от их требований, но и самих голосов.

Тэсс все чаще думала, как бы Берт поступила на ее месте. Эта женщина стала ее опорой, несмотря на то что давно умерла. Но она была полезным индикатором. Как правило, Берт советовала ей жить своей жизнью и не сдаваться.

Сейчас Тэсс пыталась выяснить, какие галереи выставляли работы художницы. Это было сложно, потому что большинство ее крупных работ до сих пор находилось в частных коллекциях. Она надеялась убедить нынешних владельцев показать их, дать хотя бы на одну крупную выставку, но это было сложно. Если бы только кто-нибудь смог ей помочь! Тэсс все больше захватывала идея убедить крупную лондонскую галерею устроить специальную выставку. Бруно с его связями наверняка поможет, а привлечь общественный интерес будет не сложно.

На первый взгляд, женщины проделали огромный путь, подумала она, но на самом деле это не так. В их сердце это было не так. Она почти не думала о Джейке по пути в школу. Зато она много думала о себе, своих мечтах и о Марке. И ощущала вину за то, что вообще думает о себе.

— Ты опоздала.

— Мне надо было кое-что закончить.

— Я уже десять минут тут торчу. Пошли.

Я тоже рада тебя видеть, подумала Тэсс.

В кабинете мрачный доктор Уильямс сидел с видом судьи, готового вот-вот произнести смертный приговор. Секретарша, которая, похоже, готова была вот-вот заплакать, ввела их в кабинет, и он встал им навстречу.

— Боюсь, что у меня очень дурные новости, — сказал он.

— Снова драки? — побледнел Марк.

— Хуже, — он наклонился к ним. — Простите, но я сразу скажу все прямо. Джейк приносил в школу наркотики и продавал их другим ученикам.

— Что? — взревел Марк. Тэсс закрыла глаза. Конечно же. Конечно, вот что это было! Как она могла быть так слепа?

— Что за наркотики? — услышала она свой странно спокойный голос.

— Какие-то таблетки. Экстази, или новая их версия. Разновидность амфетамина. Не смертельная, конечно, вещь, но потенциально очень опасная.

— Конечно! — пронеслось в голове у Тэсс. — Вот откуда у него деньги! Джейк где-то покупал наркотики, приносил их в школу для продажи и все это время принимал их сам. Теперь понятно его излишнее возбуждение, быстрая речь, повышенная сонливость, потное лицо. А они все время думали, что с ними такое никогда не случится, что такое бывает с другими детьми, в других семьях. С кем угодно, только не с детьми из хороших семей, которые ходили в дорогие частные школы и жили в Клапаме в домах у парка. Но с ними это случилось.

— И что? — спросил Марк. Тэсс посмотрела на него. Она никогда еще не видела на его лице такого выражения — немого гнева. Она немедленно почувствовала, что должна защитить Джейка. Марк его убьет.

— Боюсь, — сказал доктор Уильямс, — что нам придется его исключить. Вы же меня понимаете? Он очень способный мальчик, но он перешел границы допустимого. У нас есть четкое правило, что любой ученик, которого застанут за продажей наркотиков, будет исключен.

— Он знает?

— Он, конечно, знает, что я разговариваю с вами. И я уверен, он знает, каково наказание. Тут есть еще один фактор.

— Какой? — спросила Тэсс дрожащим голосом.

— Мы обязаны известить полицию. Они могут возбудить уголовное дело.

— О господи, — Марк взял Тэсс за руку и сжал ее.

— Где Джейк?

— Внизу, в учительской. С ним его классный руководитель.

— Вам прямо сейчас нужно звонить в полицию?

— Это уже сделано. Они скоро свяжутся с вами дома. Я надеюсь — хотя это небольшое утешение, — они не станут выдвигать обвинения. Речь идет об очень небольшом количестве. Остальных замешанных в этом учеников мы временно отстранили от посещения занятий.

— Не исключили?

— Они ничего не продавали, миссис Джеймс. Я знаю, это звучит несправедливо по отношению к Джейку, но здесь есть разница.

— Можем мы его увидеть?

— Да, конечно. Лучше будет, если он вернется домой сейчас, до окончания занятий. Мы собрали его вещи, они у классного руководителя. Мне, правда, очень жаль. Если вам нужны рекомендации для другой школы, я с радостью их предоставлю. Я уверен, что это совсем на него не похоже.

Джейк стоял в дальнем конце комнаты. Голова у него была опущена, как у загнанного животного, ожидающего последнего выстрела. Тэсс нестерпимо было видеть его таким. Она что-то сказала классному руководителю, проверяя, все ли они забрали. Тот позвал Джейка, и, когда он подошел к ним, Тэсс потянулась к сыну.

— Не трогай его.

Слова Марка прозвучали как выстрел. Тэсс в ужасе посмотрела на мужа. Джейк поднял на нее полные страха глаза. Тэсс взяла его за руку и с вызовом посмотрела на Марка.

— Пойдем домой, — сказала она.

В машине все молчали. Она почувствовала облегчение, когда они припарковались у дома. Теперь хоть было чем заняться: надо выгрузить из машины его школьную и спортивную сумки, клюшку, ботинки, плащ для сырой погоды, резиновые сапоги для прогулок по территории школы. Тэсс невольно начала гадать, что им делать с его формой. Пожалуй, она сгодится для Олли, если они все-таки не переедут.

В доме она сложила все стопкой у лестницы. Джейк беспомощно стоял рядом с ней.

— Я…

— Помолчи, — голос у Марка был напряженный и угрожающий. Тэсс тронула его руку. Все мышцы на ней взбугрились от напряжения.

— Иди вниз, — проговорил он.

Тэсс посмотрела на мужа в упор.

— Так ты ничего не решишь.

— Я слишком долго позволял тебе мягкий подход. Вежливые разговоры тут, очевидно, не помогают.

Тэсс на мгновение замерла у лестницы в кухню. Она не знала, что делать. Потом повернулась к Джейку.

— Иди, мама, — сказал он очень четко.

Удара она не слышала. Но слышала, как Джейк побежал к себе в комнату, а Марк пошел за ним. Потом дверь хлопнула, и воцарилась тишина.

Тэсс сидела за кухонным столом. Она ощущала себя так, будто ей только что сказали о неожиданной смерти кого-то из близких. Было такое же ощущение потери, отчаяния, неспособности понять, что жизнь продолжалась. Она чувствовала себя застывшей точкой безумия среди океана бессмысленной нормальности. Она его подвела. Марк его подвел. Должно быть, он звал их, был в отчаянии, раз пошел на такое. Тэсс отказывалась поверить, что он плохой. Он не был плохим. Она знала его, она его родила, видела его ребенком, счастливым ребенком. Непослушным, но таким забавным, умным, ярким и сообразительным. И теперь все это обещание прекрасного будущего каким-то образом превратилось в Джейка, который хотел бунтовать и причинить им боль. Почему? Наверняка виноваты были они.

Прошли, казалось, часы, и, наконец, она услышала шаги Марка. Тэсс встала, когда он вошел в кухню. Лицо у него было белое, как бумага. Он сел у стола. Потом опустил голову, зарывшись лицом в ладони. Тэсс подошла к нему и осторожно положила руки на плечи. Наклонившись вперед, она прислонилась щекой к его волосам.

— Я его ударил, — сказал Марк тихо. — Я поклялся, что никогда больше не буду этого делать, и все равно сделал.

— Где он?

— У себя. Оставь его. Мы поговорили немножко. Я сказал, что он должен понять, почему мне пришлось это сделать, и как сильно он нас всех подвел. Ты же понимаешь, почему я не мог поступить иначе, правда?

Тэсс почувствовала, как слова вот-вот сорвутся у нее с языка. Она собиралась сказать «Да, понимаю», и успокоить его. Потом подумала: «Но я же в это не верю. Я считаю, что самое худшее, что ты мог сделать, это ударить и оттолкнуть от тех, кто его любит. Его только что оттолкнула школа, а теперь ты сделал то, что оттолкнет Джейка и от нас тоже». Она помедлила и отодвинулась.

— Я пойду к нему.

— Оставь его, — сказал Марк.

— Нет.

— Тэсс, ради бога, не делай глупостей. Ты только все испортишь.

— Я сама решу, что делать.

Джейк сидел на постели. В руках у него был старый мишка, который каждую ночь спал с ним в колыбели, когда он был маленький, и вместе с ним переехал в его первую настоящую кровать. Теперь этот мишка обычно сидел на заставленном подоконнике в школьном галстуке и бейсболке. Она уже давно его не видела. Джейк прижимал игрушку к груди и смотрел в никуда, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Он даже не поднял голову, когда Тэсс вошла в комнату. На щеке у него был яркий красный отпечаток.

Тэсс осторожно села рядом с ним.

— Я думала, ты его потерял.

Джейк посмотрел на медведя.

— Не-а, — ответил он.

— Олли скоро придет. Что ты ему скажешь?

Он поднял голову.

— А мне наплевать.

— Нам надо будет ему сказать.

— Он и так узнает.

— Почему, Джейк, почему? Ты же знаешь, как опасны наркотики, мы достаточно часто об этом говорили. Ты сам утверждал, что наркотики для неудачников. Тебе не нужны деньги. У тебя здесь есть все, что надо. Зачем ты это сделал, ради развлечения? Ты так ненавидишь школу? Ну, пожалуйста, Джейк, пожалуйста, я должна понять.

— Понять, чтобы все можно было разложить по полочкам, и вы с папой можете вернуться к нормальной жизни, и все пойдет как раньше?

— Ну, наверное. А что в этом плохого?

— Никто меня не слушает! Никому нет дела до того, что я чувствую, и мне всегда дают понять, что я плохой, непослушный, все делаю не так по сравнению с безупречным Олли и очаровательной Хэтти. Ты хоть представляешь себе, каково это, расти изгоем? Я знаю, я просто знаю, что вы с папой любите их куда больше меня. Так какая, черт побери, разница, что будет со мной!? Я не такой умный, как Олли, я никогда не заставлю тебя мною гордиться, ведь так? Тогда я возьму и испоганю себе жизнь, чтобы хоть повеселиться. Я рад, что они меня поймали, мам, я этого хотел, чтобы только посмотреть на их глупые рожи. Я ненавижу эту школу. Я ненавижу учителей с их самодовольными усмешками и снобизмом, и все эти разглагольствования: конечно, ты поступишь в университет, конечно, ты найдешь хорошую работу и устроишься в Сити или где еще, и женишься на какой-нибудь благовоспитанной зануде, и заведешь два целых четыре десятых ребенка. И все это будет такое же дерьмо, как у вас с папой. Я этого не хочу, мама! Я хочу чего-то другого. Я чувствую, — он сильно ударил себя кулаком в грудь, — что я другой. Я отличаюсь от всех на свете. Я отличаюсь от всех остальных в семье, и мне здесь не место. Вы меня не хотите, никогда не хотели!

Он остановился, тяжело дыша, и повернулся к ней спиной.

О господи, подумала она, неужели он и правда так чувствует? Боже мой, что же мы наделали! Она положила руку ему на плечо.

— Ты не можешь так думать, — сказала она ласково. — Ты же наш первенец. Конечно, я всех вас люблю, но ты особенный. Я тебя больше всех знаю, и лучше всех. Это не ты, Джейк. Я не могу поверить, что ты и правда так чувствуешь. Может, с остальными двумя полегче, — Джейк фыркнул, — но это не значит, что мы любим тебя меньше. Мы думали, что это подростковые проблемы. Я и не знала, что ты так думаешь. Как я могу это исправить? — Я мать, подумала она. Я должна быть в состоянии все исправить, но я не знаю как.

— Не в тебе дело, — сказал Джейк. — В папе.

— Что?

— У папы нет для меня времени. Он раньше водил меня на футбол и регби, а теперь для него существует только Олли и его крикет. Раньше мы смотрели вместе телевизор. Теперь ему некогда. Он всегда слишком занят, или его вообще нет. Когда он на меня смотрит, то ясно, что он меня ненавидит. Я только все всем порчу. Это бессмысленно. Я каждый день боюсь просыпаться и боюсь засыпать. Ты не представляешь себе, что мне снится, мама. Наверное, я больной. Я слышу, как вы с папой кричите друг на друга, и я знаю, что это из-за меня. Папа хочет, чтобы я убрался.

— Мы не о тебе ссоримся. Дело совсем не в этом. Папа тебя очень любит.

Джейк молчал.

— Мы все в этом году были заняты, ты же знаешь.

— Не только в этом году. Это много лет так. Я больше не могу здесь жить.

— Но куда ты пойдешь, дорогой? Будь разумным. Тебе придется остаться здесь и решать, как быть дальше. Мы найдем другую школу.

Джейк презрительно рассмеялся.

— Ага, как же. Я продул свой шанс. Папа мне все четко объяснил — хватит с меня дорогого образования.

— Это неправда. Если придется, я найду деньги на хорошую школу и лично заставлю их тебя взять.

Джейк улыбнулся ей.

— Пожалуй, ты сможешь.

— Еще как смогу. Но только при одном условии.

— Я знаю, никаких наркотиков.

— Никогда. Я серьезно.

— Даже прикурить иногда нельзя?

— Джейк, это не смешно. Давай спускайся и выпей кофе.

— Нет, — кровь прилила было к его щекам, но сейчас он опять побледнел. — Я спущусь, когда папа уйдет. Ладно?

— Ладно. Но вам придется разобраться между собой. Я это за тебя сделать не могу.

— Я знаю, — сказал Джейк. — Но, по-моему, сейчас его очередь извиняться.

— Ты понимаешь, что это значит, да?

— Что? — Тэсс стояла спиной к Марку, ставя чайник на плиту.

— Нам придется переехать. Здесь для него другой школы нет. В общей средней школе будет еще хуже. А так он убережется от искушений и тех маленьких подонков, которые продали ему эти наркотики.

— Ты, правда, думаешь, что этим все решишь? — поинтересовалась она, разворачиваясь к мужу.

— Да, думаю, — сказал Марк холодно. — И пора бы тебе стать пожестче, Тэсс. Если я выясню, что ты с ним сюсюкаешь и смягчаешь все, что я сказал, то я не представляю, что сделаю в гневе. Чего ему не хватает, Тэсс, так это дисциплины. Именно это ему нужно.

— Нет, не это, — сказала она. — Ему нужна любовь. Твоя любовь.

— Слушай, оставь, черт возьми, в покое все эти университетские штучки про любовь и нежность. Он думает, что может делать все что хочет, и мы всегда его простим, потому что ты его так вырастила и вечно покрываешь. Меня ты в это не втянешь. Я всегда говорил, что с ним надо построже, но ты твердила, чтобы я его не трогал. Так только глупые австралийцы делают, мы будем вести себя как культурные англичане среднего класса и переубедим его. Просто замечательно это сработало, правда? Его исключили за продажу наркотиков! Извини, если это слишком грубо для твоего чувствительного либерального сознания, но так уж обстоят дела. А теперь мы будем действовать по-моему. Он никуда не пойдет, пока мы не переедем. Никаких друзей, никакого футбола, никакого кино, никакого болтания по магазинам. Он будет здесь, у нас на глазах, будет заниматься — наверняка в школе помогут с заданиями, — а когда мы переедем, я найду ему школу как можно жестче, и больше этой вседозволенности не будет. Если вспомнить, как он с тобой разговаривал весь прошедший год, то я поверить не могу, что мы ему это спускали с рук. Хватит.

— Ты не прав.

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что ты не прав. По всем статьям. Одна из причин его ужасного поведения в том, что мы не обращали на него внимания. Мы обращались с ним как с чужаком, черной овцой в семье. Все внимание было на Олли и Хэтти, и почти ничего для Джейка. Если ты его сейчас запрешь и изолируешь, то еще больше все испортишь. Что тебе нужно сейчас сделать, так это пойти и поговорить с ним, и показать, что ты его любишь, что бы он ни сделал, и что в будущем ты будешь ему доверять.

— Нет.

— Прошу прощения?

— Нет. Я не буду этого делать. Я не собираюсь слушать инструкции, как мне вести себя со своим собственным сыном. Пора бы в этом доме снова делать то, что я скажу. Мы переезжаем, и это окончательно. А теперь мне пора на работу. И оставь его в покое, Тэсс. Пусть посидит и подумает о том, что он сделал с нашей семьей.

— Ты ужасно не прав, — сказала она. Марк в отчаянии встряхнул головой вышел.

 

Глава 22

Джейк лежал рядом с Франческой на ее узкой односпальной кровати. Плюшевые мишки и другие мягкие игрушки, которые она решила сохранить, несмотря на недавнюю смену обстановки в комнате на стиль шестидесятых, с сиреневыми стенами и стильными торшерами, валялись на полу. В CD-плэйере грустно пела Дайдо. Дверь была заперта, хотя Франческа знала, что мать вернется не раньше чем через час.

— Что они думают, где ты сейчас? — спросила она.

Джейк крепче сжал ее руку.

— В библиотеке, — прозвучал негромкий ответ. Франческа рассмеялась и посмотрела на него, приподнявшись на локте. Джейк лежал на спине, глядя в потолок. Она нерешительно потянулась к нему, чтобы коснуться губами. Юноша резко притянул ее к себе и поцеловал, прижив так крепко, что их тела казались одним целым. Перекинув через нее одну ногу, он притянул ее еще ближе.

— Смотри, — прошептал он, — мы совпадаем.

Франческа слегка отодвинулась. Сердце ее отчаянно колотилось, но она чувствовала себя до странности спокойно, будто этот момент мог тянуться вечно. Если бы я умерла сейчас, подумала она, то была бы счастлива.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

Франческа улыбнулась ему, ее глаза на бледном лице казались особенно большими.

— Я не хочу, чтобы ты уходил.

— Не надо. Не говори этого сейчас, когда у нас еще целый час, — он положил руку ей под подбородок и наклонил лицо девушки к себе. Потом начал медленно и нежно целовать ее веки, щеки, пока не прикоснулся к ее губам.

— Ты ведь не против, правда? — тихо спросила она.

— Нет. Но это все равно слишком рискованно. Думаю, для моих родителей это было бы последней каплей. Отец меня точно убьет.

— И моя мама.

— А ты хочешь? — спросил Джейк.

— Как ты думаешь?

— А ты когда-нибудь уже…?

— Нет.

— Ты первая, — сказал он, — кого я действительно люблю. Кроме мамы.

— А папу?

— Это вряд ли, — он потер едва заметный на щеке след.

— Я тебя не виню, — проговорила Франческа. — Я не люблю своего отца. Он подонок. Думает, что может купить нашу любовь.

— Ты его часто видишь?

— Примерно раз в две недели. Он нам дарит кучу подарков, будто это что-то исправит.

— А что твоя мама думает?

— Она его ненавидит. Всегда его ненавидела.

— От наших родителей никакого толку, правда?

— Да, пример они мне подали не ахти какой, — сказала Франческа. — Думаю, я никогда не выйду замуж. Не хочу, чтобы моему ребенку было так же плохо, как мне, когда мама с папой развелись. Теперь-то ладно, но тогда было просто ужасно. Тебе повезло, что твои родители до сих пор вместе.

— Ну не знаю. Они много ругаются. В основном из-за меня, — добавил он с мрачным удовлетворением.

— Это потому, что ты плохой, — сказала она, улыбаясь.

— Очень плохой?

— Очень-очень, — Франческа прислонилась головой к его плечу. Джейк поцеловал ее волосы. Они были чистые и мягкие и невинно пахли шампунем. Он обнял ее крепче.

— Хорошо бы вот так уснуть.

— Лучше не надо. Скоро мама придет.

— Но мы же можем притвориться. Правда? — И Джейк начал медленно целовать ее, пока Франческа не перестала различать, где кончается он и начинается она.

 

Глава 23

Хотя голос Марка у нее над головой звучал приглушенно, он был полон энтузиазма.

— Здесь такие возможности! Это просто фантастика!

— Что там такое? — спросила Тэсс.

— Куча соломы и — фу, это, кажется, какашки летучих мышей. Но места полно, и я уверен, что потолок легко будет снять, — он сильно топнул ногой по полу, и на голову Тэсс маленьким снежным вихрем посыпалась штукатурка.

— Можно мне подняться?

— Да, только осторожнее. Лестница очень неустойчивая.

Тэсс осторожно поставила ногу на нижнюю ступеньку разваливающейся деревянной лестницы, которая вела на сенной чердак прямо над кухней. Она говорила Марку, что кухня слишком мала, но не думала, что придется выдержать еще и снятие потолка. Кругом и так был хаос, так что терпеть все это дальше просто невозможно. Они жили будто после бомбежки. Сесть некуда, вся их мебель покрыта чехлами, словно громоздкие призраки в саманах, и всюду лежал слой строительной пыли, убирать который даже не имело смысла. У Тэсс было расстройство желудка от еды из китайских блюд навынос, гамбургеров и рыбы с чипсами из фургончика, который останавливался в деревне каждый четверг. Детям все это очень нравилось, но Тэсс чувствовала, что она никогда уже не будет чистой, ни снаружи, ни внутри.

Она осторожно пробралась через люк на чердак. Воздух был затхлый, и на всех стропилах висела паутина. Тэсс выпрямилась, стараясь стоять на балке, а не на полу.

— Ты только посмотри! — Марк поднял пачку сигарет «Плейерс». — Прямо древность, — отметил он радостно. — А вон газета сорок второго года.

— Невероятно, — сказала Тэсс.

— Тебе, похоже, неинтересно. Тэсс, сюда много лет никто не поднимался. Это история!

— Нет, — сказала Тэсс, — это разруха. Марк ударом ноги пробил потолок.

Они жили в доме ровно пять недель, и все это время не могли принять ванну, потому что старая так заржавела, что Тэсс не разрешала никому ею пользоваться из страха заразиться столбняком. Когда она ехала в поезде в университет, то чувствовала, как люди от нее отодвигаются. Ее окружало почти видимое облако запаха. Марк утверждал, что существовал предельный уровень грязи, после чего грязнее ты уже не станешь. — Это как дреды, — сказал он. Когда-то, в дни своих юношеских странствий, Марк их носил. — Их носишь не расплетая, и они все пачкаются и пачкаются, пока не достигают максимального уровня, а потом твои волосы начинают сами отталкивать грязь.

Олли и Джейк, слава богу, могли принимать душ в школе. Хэтти теперь тоже имела доступ к душевой после игр, так что они еще не достигли радиоактивной стадии, к которой приближалась сама Тэсс. Она каждое утро мылась в раковине, но это было не то же самое, что хорошая долгая ванна. Ей уже снилось по ночам, что она принимает ванну и горячий душ. Конечно, можно было повести детей в местный бассейн и принять душ там. Но хотя Тэсс не отличалась снобизмом, уж очень там было грязно! Их ближайший бассейн в Лондоне не был роскошным, но там хоть туалеты не воняли.

В первый раз, когда Тэсс поехала за покупками в ближайший городок, она глазам своим не поверила. Казалось, время тут словно остановилось. Город был построен вокруг небольшой рыночной площади. Но вместо антикварных магазинов и симпатичных кафе, которые можно было бы ожидать в достаточно преуспевающем городке, из которого люди ездили на работу в Лондон, здесь были магазин шерсти со злыми игрушечными овцами в витринах, магазин, где продавались антенны для машин, и забегаловка домакдональдсовской эры с жирными пятнами на окнах. Конечно, это не Лондон, но такого Тэсс здесь не ожидала.

Обойдя весь город в напрасных поисках магазина деликатесных продуктов, она завела Хэтти в единственную кофейню, где стояли нормальные столы. Было очень темно, и никто, похоже, не спешил их обслужить.

— Здравствуйте! — крикнула Тэсс громко. Появился мальчик лет десяти.

— Можно нам кофе и кока-колу? — спросила она.

— Я маму спрошу, — ответил он.

Прошло пять минут прежде, чем появился кто-то еще.

— Да? — холодно спросила из двери в кухню женщина, явно мать мальчика.

— Нам бы капуччино и кока-колу, — нервно сказала Тэсс. — Пожалуйста.

— Кофе?

— Да, капуччино. Спасибо.

— У нас такого нету.

— А эспрессо?

— Нету.

Тэсс начинала получать удовольствие.

— Латте?

— Нету.

— Моча?

— Нету.

— Фрапуччино?

— Нету.

— А кока-колу вы продаете?

— Продаем.

— Тогда кока-колу и кофе. Как у вас здесь мило, — женщина взглянула на нее с подозрением. — Так легко и приятно.

Хэтти наклонилась к матери и задергала ее за рукав.

— Мы что, останемся здесь, мам? Тут пахнет.

— Это собака, — сказала женщина.

Они повернулись посмотреть. У электрокамина с одной работающей полоской лежал старый ретривер. Он жалобно посмотрел на них и застучал хвостом.

— Ему только сделали операцию, и рана еще не зажила.

— Похоже, нам все-таки некогда ждать напитков, правда, Хэтти? Спасибо и до свидания.

— Марджи! Приезжай и спаси меня. Здесь нигде не найти приличного капуччино, и поговорить не с кем. Каждый раз, когда я выхожу на улицу, я ступаю в грязь. У нас нет горячей воды, и я уже несколько недель не мылась. Говорят, в деревне жизнь здоровее, но у меня такое ощущение, что я заразилась чумой.

— Лучше не проси меня приезжать и спасать тебя. Я с грязью дела не имею. Как семья?

— Счастливы по уши. Джейку, похоже, даже нравится новая школа, Олли явно самый способный ученик за всю историю ее существования, и они там на него молятся, а Хэтти избрали капитаном классной спортивной команды.

— А Марк?

— Марк нашел свое первобытное «Я». В грязи он как дома. С субботнего утра до воскресного вечера он прогуливается снаружи во фланелевой рубашке, передвигает с места на место кучи земли и планирует стены и насыпи.

— А ты?

— А я сижу в доме у огня и пытаюсь печатать на ноутбуке замерзшими пальцами. Тут так холодно, несмотря на июнь. Новые радиаторы еще не прибыли, хотя котел, слава богу, уже поставили. А газовая плита, которую мы купили по дешевке, то и дело ломается. Мне приходится трудиться, пока сомнительные рабочие все время ходят через мой кабинет с кусками труб, называют меня хозяйкой и включают радио на полную громкость. И лучше не спрашивай про пару, которая заглянула вчера в гости, чтобы все поразнюхать.

— Ну-ка, ну-ка.

— Джереми и Лупи — я не шучу — и их дочка-подросток Керейм. Я думала, что она хоть Джейку составит компанию, но черта с два. Она учится в каком-то претенциозном интернате, тощая, как вешалка, с явной анорексией, и такая нервная, что двух слов из себя выдавить не могла. Просто стояла и натягивала рукава свитера с таким видом, будто сейчас расплачется. А ее родители рассказывали мне голосами людей с хроническим запором, как ей нравится здесь жить и сколько всего интересного для подростков в деревне. Они живут в усадьбе. Знаешь, в них сельского не больше, чем в нас, они раньше в Фулхэме жили, — но купились на весь этот сельский стиль: забрызганный грязью «рендж ровер», охота, лабрадоры. Они все распространялись, что дружны с местным распорядителем охоты, и спрашивали, знакомы ли мы с ним. Хотя, откуда нам. Лупи меня спросила, езжу ли я верхом, и когда я сказала, что нет, она сдавленно пискнула и сказала, что это неважно и я скоро научусь, потому что если знакомиться с важными людьми, то без этого не обойтись. А потом Марк завел с Джереми какую-то невразумительную беседу о земле и заготовке соломы, о том, какие ограждения лучше всего, и надо ли нам осушить загон. А мне хотелось только лечь на пол и заплакать. Мне так скучно! Пожалуйста, пожалуйста, приезжай погостить, чтобы мне было с кем поговорить не о том, как вешать ворота.

— Я приеду, когда у вас будет горячая вода, — сказала Марджи с сомнением. — А отопление какое?

— Пока открытый огонь. Очень романтично, если тебе не приходится чистить печи и покрываться сажей. Они вечно дымят, так что ты сидишь и думаешь, что лучше, быть копченой селедкой или мороженой.

— Весело у вас там.

— Да, веселее некуда. А помнишь, Марк все распространялся про то, как быстро оттуда добираться поездом? Так вот, дорога занимает полтора часа, если поезд вообще не останавливается без повода на полчаса. Мне еще требуется двадцать минут, чтобы еще доехать до железной дороги, а если застряну за подростком, ведущим трактор посреди дороги, то целый час.

— Часто тебе приходится приезжать?

— Пока два раза в неделю, а остальное время я должна работать дома, но, как правило, мне так холодно, что не до того. Куда проще сесть на поезд и работать в библиотеке. Так оно и приличнее. Видишь, в Лондоне нам куда легче встретиться на ленч. Кстати, что такое ты мне хотела сказать, прежде чем я тебе начала надоедать своими сельскими страданиями?

— Кошелка беременна.

— Что? Как это?

— Что значит как? Путем сексуальных взаимоотношений с моим бывшим мужем, естественно. Ей же двадцать четыре — в таком возрасте хватит потереться об него, чтобы залететь.

— А тебя это тревожит?

— Вообще-то да. Одно дело, когда твой муж живет с девицей почти вдвое моложе тебя, а другое, когда он еще и семью с ней заводит. Каково при этом девочкам? Он же их отец, а не чей-нибудь еще. Франческа сначала была такая радостная по поводу маленького братика или сестрички, а потом я застала ее в спальне в слезах. Он говорит, что у нас семья не получилась, и он заведет новую.

— И что ты при этом чувствуешь?

— Потрясение, наверное, — сказала Марджи медленно. — Это окончательно перечеркивает нашу с ним жизнь. Мы старая семья, старая история, можно завести новую, потому что с этой не вышло. Мне все равно, что он с ней спит, — секс ведь дешевое удовольствие, так? Но дети — другое дело. Наверное, это значит, что он ее любит. Может, они даже поженятся. Представь себе, Тэсс, мои девочки в платьях подружек невесты на свадьбе их отца с какой-то шлюшкой на восемь лет старше Франчески, с которой он спит. Это тебе не идеальная семья, правда? Так детям семейные ценности не внушишь, мы, будто, говорим им, что семья — это неважно. Если что пойдет не так, не беспокойся, скоро подойдет другая, как автобус. Никакой тебе ответственности и постоянства.

— Но ты ведь не хочешь его обратно, правда? Ты ведь никогда не давала девочкам понять, что он может вернуться?

— О господи, нет! Я просто снова ощущаю себя отвергнутой, как это ни глупо. У него начинается новая жизнь, а мне остается только старая.

— Но тебе же нравится, как ты живешь. Ты мне вечно говоришь, что стала счастливее, когда он ушел.

— Я знаю, Тэсс, но иногда мне одиноко. Не заставляй Марка слишком сожалеть о том, что он вынудил тебя переехать, ладно?

— Странно такое слышать именно от тебя. Почему?

— Потому что он, похоже, счастлив как никогда за много лет, а это не так уж много, правда, полюбить этот дом.

— Вообще-то, как раз слишком много, — сказала Тэсс. — Ты решишь, что я сумасшедшая, и ради бога, не говори никому, даже Ванессе, но, по-моему, этот дом меня ненавидит.

Марджи расхохоталась.

— Ну все, у тебя точно крыша съехала. Я начинаю беспокоиться. Как выглядит твой язык? Ты помнишь, кто сейчас премьер-министр?

— Заткнись. Я знаю, это безумие, но мне здесь не по себе. Я не могу успокоиться. Глупо, но в старом доме я чувствовала, что на своем месте, а здесь не так. Погоди, — Тэсс повернулась к Хэтти. — Если ты еще хоть раз бросишь это в Олли, я у тебя все заберу! Мне надо принимать столько решений по поводу интерьера и всего такого, но у меня нет ни капли энтузиазма. У меня такое чувство, будто меня хоронят заживо. Марка это сводит с ума. Он тут ходит весь такой счастливый, а у меня дохлодепрессивный вид. У мальчиков школа ничего, но школа Хэтти, господи, Марджи, ты бы это видела! В деревенской начальной школе дети только до восьми лет, а в совмещенной школе — от восьми до одиннадцати. Классы — просто огромные! Так что нам пришлось попросить маму с папой помочь, и теперь они платят за ее учебу в подготовительной школе в шести милях отсюда. Здание потрясающее, и ей там нравится, но матери — типичные самодовольные сельские леди: обязательно машины с двойным приводом, кофейные утренники, дружеские матчи по нетболу между учителями и родителями, и все такое. Мне там никто не нравится, и общаться совершенно не с кем. Я себя ощущаю совершенно чужой. Честно говоря, это настоящий кошмар.

— Не хнычь, — сказала Марджи, — я приеду в следующие выходные.

Марк был не в восторге от перспективы приезда Марджи. Он видел в ней отрицательное влияние на Тэсс — хотя и менее дурное, чем Ники, потому что она прямо заявляла, что в разводе ей лучше. А у мужа теперь появилась навязчивая идея, что Тэсс не старается завести здесь новых друзей. Он говорил, что у него уже появились приятели, в основном в местном пабе, и наверняка в школах детей есть приятные матери, с которыми жене было бы интересно. Подтекст тут был такой, что она нарочно подрывает все усилия стать счастливой и найти здесь свое место. Марк заметил, что они здесь будут жить долго, и ей следует постараться, а не мчаться в Лондон при любой возможности.

После этих слов у Тэсс испортилось настроение. Конечно, природа вокруг потрясающая, но с ландшафтом особенно не поговоришь: как только насмотришься, делать больше нечего. Она могла заняться домом, как только штукатуры закончат работу и его можно будет красить. Но какой смысл, если никто этого все равно не увидит? Марк сказал, что это просто смешно, и многие их друзья из Лондона с удовольствием приедут погостить на выходные. Тем более, что и они скоро найдут здесь семейные пары, которые понравятся им обоим. Тэсс заметила, что хотя дом был больше, чем раньше, у них все равно только четыре спальни. Где будут ночевать все эти гости, если дети забрали себе по спальне каждый? На ответ мужа, что, может, им стоит сделать пристройку, на Тэсс напал такой приступ смеха, что ей пришлось сесть, чтобы не упасть. Пристройку? Это при том, что им опять пришлось занять крупную сумму, чтобы оплатить ремонт, и закладная у них теперь была больше, чем на дом в Клапаме, а все уверенные финансовые расчеты Марка ничего не значили?! Разгорелся спор. Тэсс сказала, что теперь застряла здесь, и как, интересно, она сможет найти хорошую работу? Марк ответил, что никогда и не думал, что жена серьезно собиралась преподавать, а учиться пошла исключительно назло ему.

— Ах, так, — голос Тэсс задрожал от гнева, — если ты так меня не уважаешь, то иди жить в свою кошмарную новую мастерскую. Отправляйся в свой коровник с земляным полом!

Но она не могла не признать, что в последнее время Марк выглядит намного лучше. Как-то вечером она сидела с детьми на диване под одеялом Олли и смотрела «Мачеху», когда он вошел и прислонился к косяку. В одной руке муж держал молоток, а в другой электродрель, которая к нему теперь будто приросла, как в «Эдварде — руки-ножницы».

— Пошли погуляем, — сказал он. — Закат просто потрясающий.

— Ну ты и романтик, — отозвалась Тэсс. — Но здесь у нас уютно. — Она зарылась в тепло. Они всегда смотрели телевизор, укрывшись одеялом, иначе было слишком холодно. А что будет зимой? Наверное, им придется обмазываться китовым жиром, чтобы выжить.

— Пошли, пошли, — усмехнулся Марк. — Зачем жить за городом, если не выходить на природу?

— На природу я могу и из окна посмотреть, — почти прохныкала Тэсс. — Ну ладно, ладно. Джейк, убери ноги. — Джейк поднял ноги, и Тэсс выползла из своего теплого укрытия. Хэтти вскрикнула от забравшегося под одеяло холодного воздуха.

Марк плотно закрыл за ними переднюю дверь. Краска на ней облезала, и он давно собирался ее обновить, предвкушая, как это сделает. Он уже и забыл, как ему нравилось работать руками, какой покой ему приносили ремонт и покраска. В школе он изучал плотницкое дело и до сих пор помнил необходимые навыки. Марк давно не был так счастлив, как тогда, когда делал полки для кабинета Тэсс, строгая и обрабатывая дерево. Выглядывая из затянутых паутиной окон, он всякий раз начинал напевать себе под нос. Своя земля! Ее было не очень много, если считать в акрах, но она простиралась, докуда видел глаз, и это имело для Марка особое значение. Он считал своей победой, что смог купить эту землю, пусть даже это было ему не совсем по средствам. И он гордился своим новым домом так, как никогда не гордился лондонским, таким же, как у всех соседей. Тот дом по общим подсчетам стоил дорого, но цена была инфляционная, из-за того, что он находился в столице. Здесь, за городом, все имело настоящую цену. Он чувствовал себя заправским помещиком, и ему ужасно нравилось на закате обходить границы своей земли. Марк считал, что им надо будет купить собаку. А может, он еще начнет курить сигары. Приятно прогуляться вечером с сигарой и лабрадором. К тому же здесь будет дешевле жить, как только они закончат обновлять дом. Тэсс сказала, что это ерунда — она тратит в пять раз больше бензина, развозя детей по школам, а потом спеша к поезду. И каждую неделю в универсаме они тоже тратили больше, потому что если продукты закончатся, не выскочишь в магазинчик на углу. Чего она не понимала, подумал Марк, куря свою воображаемую сигару, так это того, что надо жить на земле. Эта мысль ему очень нравилась. Они могли бы выращивать свои овощи, наверняка Тэсс не откажется вскопать огород, пока он будет на работе. А он посеет семена и посадит картошку — это занятие творческое и требует размышлений и организованности. Они могли бы держать кур, детям это понравится, и Тэсс потребуется совсем мало времени, чтобы покормить их перед тем, как поедет в университет. Наверняка курятник надо чистить только раз в неделю. И овцы. Овцы будут как раз к месту в загоне, пока они не купят Хэтти пони, хотя на этот счет Тэсс проявляла необъяснимое упрямство. Вряд ли все это потребует особых усилий, в конце концов, животные едят траву, а чистить за ними Тэсс скоро привыкнет. И еще сама природа многое давала — к концу лета на яблонях будет полно фруктов. Может, он купит пресс для сидра. Отличная идея — Тэсс достаточно только почистить яблоки, и у них будет свежий яблочный сок для детей. Вся проблема с Тэсс была в том, что она не продумывала вопрос до конца и видела только новые обязанности для себя.

Дом постепенно восстанавливался. Прежде всего пришлось заменить окна — они так сгнили, что подоконник можно было проткнуть пальцем. Марк настоял на том, чтобы пригласить плотника и восстановить первоначальные рамы. Это обошлось дороже, но дело того стоило. Фасад дома, который раньше выглядел весьма уныло, теперь приобрел обжитой и ухоженный вид. Кирпичи вокруг окон тоже привели в порядок — те, что начали крошиться, заменили оригинальными старыми кирпичами, целую кучу которых Марк нашел в поле за домом.

— Правда, потрясающе выглядит? — сказал он, беря Тэсс за руку, пока они шли по дорожке от входной двери. Жена выдернула сорняки, а рабочие положили старые каменные плиты, которые нашли за конюшнями. — Это было правильное решение, так ведь?

— Конечно, правильное, — сказала она, прижимая к себе его руку.

— Ты не скучаешь?

— Абсолютно нет. Тут столько дел, и еще надо ездить в университет… А тебя не утомляет долгая дорога?

— Мне даже нравится. В поезде я успеваю поработать, и вообще, из Клапама мне тоже приходилось полчаса ехать. Тэсс, ты представить себе не можешь, как здорово в конце рабочего дня знать, что через час я вырвусь из городского смога и человеческой толчеи и буду ехать по тихим проселочным дорогам в деревенский покой. Я становлюсь другим человеком.

— Джейк, похоже, счастлив, — осторожно заметила Тэсс. Она замедлила шаг и посмотрела на мужа. — В школе у него все отлично.

— Да, он выглядит спокойнее, — согласился Марк. — Мы вчера хорошо поболтали о стрельбе. Меня тут пригласили вступить в объединение фермеров…

— Что? Когда это тебе предложили?

— За ленчем в пабе в прошлое воскресенье. Я вспомнил, что немного стрелял в Австралии, и один старикашка сказал, что в следующем сезоне может появиться место в объединении. Это, похоже, большая честь — некоторые этого места годами ждут.

— И ты, правда, хочешь это делать?

— Что?

— Стрелять? Убивать ради забавы?

— О господи, Тэсс, приди в себя. Откуда, по-твоему, в магазинах фазаны? Откуда вообще мясо? Это сельская местность. Животные должны умереть, чтобы мы могли их съесть. Это часть естественного круговорота природы. Хватит либеральничать. Я думал, твой отец тоже охотился.

— Немножко, — согласилась Тэсс.

— Ну так вот, у Джейка в школьной спортивной программе есть стрельба по мишеням, и мне кажется, ему стоит принять в этом участие.

— Чтобы он избавился от части природной агрессивности, стреляя по беззащитным мишеням?

— Ха-ха. Но ему бы это пошло на пользу, если бы он знал, что мы можем пойти пострелять вместе. Было бы неплохо, если бы мы что-нибудь делали вместе.

— Верно.

— Что говорят о нем учителя?

— Пока все в порядке. Тебе ведь нравится директор, правда? Он, похоже, хорошо управляется с делами. Конечно, эта школа не такой академической направленности, как предыдущая, но, слава богу, хоть не заведение для несовершеннолетних правонарушителей, — она вздрогнула. — Полиция решила не возбуждать уголовное дело, потому что речь шла об очень маленькой порции наркотиков, а Джейк несовершеннолетний. Полицейский как следует отчитал его, и это, похоже, пошло ему на пользу. Он до мелочей подчинился новым ограничениям в распорядке дня и даже нашел до переезда время пойти поработать в библиотеке. А в новой школе он оказался прямо-таки героем: не только крутой и симпатичный, но еще и с дополнительной славой исключения из школы. С первого дня он стал знаменитостью. Новости о его прошлом разошлись быстро, потому что один из учеников подслушал разговор преподавателей, пока ждал возле учительской.

— Ты только посмотри на этот закат.

Солнце, едва опустившееся за край горизонта, сияло таким великолепным оранжевым светом, что казалось, будто оно горит. И этот свет, который стремился к ним по полям, был не ослепляющий, а нежного янтарного оттенка. Небо наверху было кобальтово-синее, постепенно переходящее в глубокий полуночный цвет. Оно было настолько всеохватнее лондонского, что Тэсс ощущала себя очень маленькой.

— Уже темнеет, — сказала она. — Думаешь, стоит оставлять детей так надолго?

— Да ладно тебе, — отозвался Марк. — Я в последнее время так редко бываю с тобой наедине.

Они медленно прошли по тропе рядом с домом, которая только начинала высыхать. Грязь затвердевала ребрами, которые потом разгладятся под пышной летней травой. Молли, хозяйка деревенского магазинчика, заверила, что Тэсс тут скоро ничего не узнает.

— Там полно цветов, — добавила она, — они по всему лугу. А эта ужасная грязная тропа вдоль вашего дома полностью высыхает. Летом там красиво, шиповник цветет, а в конце августа черника. Вашим детям понравится ее собирать, все дети в деревне это делают.

Тэсс попыталась представить, как собирает чернику с детьми, но у нее ничего не получилось. Откуда ей взять время?

— Ты здесь счастлива, ведь правда? — Марк помедлил у старых ворот, которые вели на выпас четырех больших коричневых лошадей. Они принадлежали местному фермеру и были дружелюбны, но глуповаты: вечно отталкивали друг друга, стараясь добраться до ладоней детей, протягивавших им морковку или мятные конфеты. Тэсс сначала не разрешала им это, но вмешался Марк и сказал, что все будет в порядке, если дети не полезут в загон сами. Через выпас шла тропа, но Тэсс пока не решалась ею пользоваться — она боялась, что лошади узнают мать щедрых детей и помчатся к ней, требуя угощенья.

— Найджелу здесь точно нравится, — пошутила Тэсс.

Кот на новом месте прижился не сразу. Неделю его продержали в доме, как советовали книги про кошек, с кошачьим туалетом, которым он демонстративно отказывался пользоваться. Потом они выпустили кота в сад, и дети на цыпочках двинулись за ним от дерева к дереву. Найджел поставил одну лапу на грязную траву, презрительно встряхнул ею и развернулся обратно к дому. Ребята выпрыгнули из-за деревьев, схватили его и отнесли на середину газона, несмотря на то что он вопил и извивался, пытаясь вырваться. Оказавшись на земле, кот сердито посмотрел на них, нервно размахивая хвостом. Потом перед ним приземлилась птица. Глаза Найджела засверкали, толстенькое тельце напряглось, и он осторожно проследовал за ней до живой изгороди, которая шла посреди переднего сада, отделяя его от старого фруктового сада. Погоня заставила его забыть о грязи, холодном ветре и странных запахах.

С этого момента Найджел стал уличным котом, отказавшись от уюта домашнего очага и постелей детей. По ночам он следил за кротами, землеройками, мышами, крысами и птичками, которых хватало в саду и в загоне. Он открыл в себе тигра и в одну прекрасную ночь одержал решительную победу над облезлым черепаховым котом, который считал сад своей территорией, когда здесь жил старик. Покусанное ухо Найджел демонстрировал с гордостью, как кошачий орден доблести. Он развлекался вовсю и усердно обеспечивал семью всеми убитыми грызунами, каких они могли только пожелать. Через неделю кот исчез на три дня. Хэтти была в отчаянии, но Тэсс уверила ее, что он отправился в чудесное кошачье приключение. И точно, в конце концов, он появился и замяукал у задней двери, грязный, встрепанный, с полной шкурой веточек и репейника. Два следующих дня Найджел проспал, и Тэсс иногда приходилось его тормошить, чтоб проверить, жив ли он еще.

— Не избегай вопроса, — в закатном свете улыбка Марка была неуверенной.

— Ты хочешь, чтобы я ответила честно?

Марк отвернулся от нее и прислонился к воротам.

— Нет, — сказал он. — Думаю, не хочу.

— Тогда зачем спрашиваешь? — начала она горячо. — Ты же просто хочешь, чтобы я сказала, что обожаю этот дом, и дети здесь куда счастливее, и ты просто гений, что придумал это, а я зря сомневалась в тебе и в том, что это спасет нашу семью.

— Хоть раз в жизни, — сказал Марк, поворачиваясь к ней, — можешь ты посмотреть на ситуацию не только со своей точки зрения?

— Но ты же меня спросил, что я чувствую, — голос Тэсс звучал беспомощно.

— Я знаю, но ты не можешь не видеть, как здесь хорошо. Хэтти есть где бегать и играть. Она лучше учится в школе и уже завела в деревне подружку, чтобы вместе лазать по деревьям, строить шалаши и охотиться на бабочек, а не смотреть целыми днями мультики по телевизору, как она делала по выходным. Олли… ну ладно, Олли есть Олли, ему везде нравится, но Джейк ведь изменился, правда? Он даже иногда улыбается.

Тэсс начала по очереди загибать пальцы.

— Значит так, ты счастлив. Хэтти счастлива. Олли счастлив. Джейк счастлив. Это только я, эгоистка эдакая, все порчу и не отдаюсь всей душой грязи, скуке и изоляции.

— Тьфу ты черт! — выругался Марк. — Слушай, просто попробуй, ладно? Хотя бы на год попробуй все здесь полюбить. — Тэсс взвизгнула. — Если ты и через год будешь все ненавидеть, мы подумаем о том, чтобы вернуться обратно.

— Но ты ведь совершенно не собираешься возвращаться, правда?

Он привалился к воротам и опустил голову на скрещенные руки.

— Ради тебя я бы это сделал, — сказал он устало. — Потому что я тебя люблю больше всех на свете и хочу, чтобы ты была счастлива. Если ты несчастна, то мое счастье мало чего стоит.

— Так зачем ты на меня давишь с помощью детей, мол, я лишу их идиллического детства, как в книжках Энид Блайтон?

— Потому что так оно и есть, — сказал Марк и рассмеялся. — Ладно, извини. — Он обнял ее. — Бедная моя злючка. Как мне тебя порадовать?

— Стакан вина бы не помешал, — сказала она, но глаза ее не улыбались.

— Это запросто. Пошли домой, алкоголичка ты эдакая.

 

Глава 24

— Дорогая, тут просто сказочно!

— Тебе легко говорить. Ты можешь подышать свежим воздухом, потом сесть в машину и вернуться в страну горячей воды и пиццы с доставкой на дом.

— Я тебя люблю, конечно, но, по-моему, ты слишком мелко смотришь на все это.

— Осторожнее!

Обтянутый замшей каблук Марджи погрузился в глубокую грязь перед входной дверью.

— Может, ты и права, — сказала она, с трудом доставая его. — Франческа, Джорджина, пошли!

Девочки сидели в машине и изумленно оглядывались. Тэсс их прекрасно понимала — снос старых сельскохозяйственных построек достиг критической стадии. Слева от дома стоял большой амбар, у которого теперь в боковой стене зияла дыра. Его использовали для скота, так что вдоль каждой стены были перила загонов. А на полу все еще красовалась грязная солома, по крайней мере, на четыре фута в глубину. От нее шла особая вонь, которую Тэсс уже почти перестала замечать. Когда Франческа вышла из машины, Тэсс подумала, что открытые сандалии на платформе — не самый благоразумный вид обуви.

— Тут всегда так темно? — спросила Марджи шепотом, когда они вошли в коридор.

— У нас тут проблемы с напряжением, — ответила Тэсс. — Если включить лампу больше сорока ватт, вся система вылетит.

— А ты не думала завести новую?

— Это и есть новая, — сказала Тэсс.

— Ничего себе!

Как и земля вокруг, дом был не в лучшем виде. Они сейчас занимались штукатуркой, так что все стены были тускло-серого цвета в разных стадиях просушки. Из стен торчали провода, ожидая установки розеток и выключателей, а поскольку плинтуса еще не приладили, укладывать ковры не было смысла. От голых полов, которые еще надо было циклевать и покрывать лаком, уютнее не становилось. Убогим видом комнат и коридоров дом напоминал какой-нибудь приют для безумных девятнадцатого века.

— Ну, мы хоть сможем кофе как следует попить, — сказала Тэсс, когда Марджи спустилась за ней по лестнице на кухню. — Мне надоел растворимый, так что я пошла и купила кофеварку. — Она протянула руку, чтобы включить ее. Вспыхнул синий свет, послышался грохот.

— Может, лучше пойдем погуляем, — предложила Марджи, оглядывая оштукатуренную кухню. Новые кухонные шкафы, которые Тэсс заказала, еще не доставили. Она выбрала отдельные предметы — старинный дубовый шкаф, рабочий стол для готовки и центральный стол со стульями и встроенной стойкой для вина, — чтобы если они уедут, их можно было забрать с собой. Марку она сказала, что это моднее, чем сборная кухня.

— Куда? — спросила Тэсс. — На расстоянии получаса езды на машине деваться некуда. Мы могли бы отправиться в Оксфорд, но дотуда сорок пять минут езды, и движение ужасное.

В кухню вошла Франческа, на которой обезьянкой висела Хэтти.

— А где Марк? — спросила Марджи, оглядываясь.

— Что-нибудь рубит, наверное. Он теперь сдвинулся на рубке дров. Я будто живу с бобром-маньяком.

Дверь хлопнула.

— Марджи! — Марк встал у нее за спиной, и она повернулась его поцеловать. Марджи подумала, что выглядит он просто замечательно. Его густые темные волосы были встрепаны, а загорелое лицо перепачкано. На нем была плотная спортивная рубашка с расстегнутым воротом, перепачканные травой джинсы и ботинки в засохшей грязи.

— Погоди, — сказал он, поднимая черные руки. — Мне надо сначала помыться. — Пахло от него свежим воздухом, лесным дымом и землей.

— Мне все равно, — Марджи наклонилась, целуя его холодную щеку. — Что ты делал?

— Разбирал старую ограду. Опорные столбы под землей все сгнили. Я хочу поставить вокруг загона новую ограду. Тэсс тебе не говорила? Мы обещали Хэтти купить пони.

— Мне пони! Мне! — воскликнула Хэтти, подскакивая на руках у Франчески.

Марджи посмотрела на Тэсс.

— Действительно?

— Я знаю, знаю, — сказала Тэсс. — Но мы ведь еще окончательно не решили, не так ли, Марк? У меня очень много дел в связи с экзаменами, и думаю, если это вообще выйдет, то летом.

— Не обращай внимания на маму, — ответил Марк, целуя Хэтти. — Мы его заведем раньше, правда?

Марджи и Тэсс обменялись взглядами.

— Я пойду помоюсь, а потом покажу тебе все снаружи, — сказал Марк. — Подожди, вот увидишь, как все выглядит.

— Ее обувь вряд ли для этого подходит, — заметила Тэсс.

— Но ведь она может одолжить твои резиновые сапоги.

— Не уверена, что хочу надевать резиновые сапоги, — сказала Марджи. — В них у меня ноги просто огромные, и бедра тоже выглядят не лучшим образом.

Тэсс оглядела наряд Марджи. Подруга смотрелась потрясающе неуместно в хаосе кухни. Она была одета так, как обычно одевалась в субботу днем: в отлично скроенных черных брюках, черных замшевых ботинках на платформе и элегантном черном пиджаке, который стоил целое состояние даже на распродаже у Жозефа. Тэсс это знала потому, что была с Марджи, когда та его купила. Ей и самой ужасно хотелось его купить, но они не могли себе это позволить, потому что экономили для переезда.

Марджи решила, что Тэсс изменилась. Она немного пополнела, волосы у нее отросли длиннее, чем обычно, а вечно бледное лицо заиграло красками. На ней были джинсы, которые она раньше очень редко носила, и такой небрежный вид, будто она весь день не смотрелась в зеркало. Макияж тоже отсутствовал, Тэсс редко сильно красилась, но помадой и карандашом для глаз обычно пользовалась. Марджи так привыкла к шикарному виду Тэсс, что удивилась, когда увидела ее такой обыкновенной.

Джейк вошел в кухню, не глядя на Франческу.

— Мам, — сказал он. — Я выведу щенка?

— Щенка?

— У нас щенок лабрадора, — пояснила Тэсс. — Зовут Арчи.

В этот момент в кухню влетел клубок черного меха, смешно растопырив длинные и очень большие лапы. Щенок залаял от радости, пока Джейк умело не схватил его за хвост и не поднял на руки.

— Ой, какая прелесть, — заворковали Франческа и Джорджина. Франческа застенчиво протянула руку погладить щенка по плоской черной голове. Она подняла голову и встретилась взглядом с Джейком. Тот покраснел.

— И чье это было решение? — улыбнулась Марджи.

— Марка, — ответила Тэсс. — В прошлое воскресенье он увел детей гулять и вернулся с Арчи.

— Правда, нам повезло? — восторженно заявила Хэтти. — Он такая лапочка. Всего три раза у меня в комнате наложил, и даже не жидко. Мама все подобрала туалетной бумагой и выкинула. Я хочу, чтобы он спал у меня в комнате, но мама говорит, Арчи должен спать здесь, хотя он и очень шумный, правда?

— Это точно, — ответила Тэсс. — Он расцарапал заднюю дверь, которую мы только что расчистили, порвал кухонные полотенца и успел пожевать подставки для столовых приборов, но мы ведь его любим, правда?

— Не обращай на нее внимания, — сказал Джейк, поднимая к лицу восторженно извивающегося Арчи и обращаясь прямо к нему. — Мы ее уговорим.

— И как ты справляешься? — спросила Марджи.

Тэсс печально улыбнулась.

— Марку надо уезжать на работу в половине седьмого, я обычно сначала кормлю и выпускаю погулять щенка, а потом отвожу детей в школу и сажусь на поезд сама. Потом мы платим Ив из деревни за то, что она приходит вывести Арчи в обед. К этому времени он обычно уже успевает наложить две кучи и погрызть ножки стола. Дети в школе до шести с подготовительными занятиями и продленкой для Хэтти, так что я еду за ними, и мы мчимся домой покормить и выпустить наше чудо. К этому времени он уже обычно вне себя от того, что весь день один. Пока это настоящие собачьи бега, но Марк уверяет, что когда меня будет меньше тянуть в Лондон, жить станет легче. Правда, дорогой? — она обратилась к Марку, когда тот вернулся в кухню.

— Я ведь присматриваю за ним в выходные, правда, дети?

— Ты выводишь его в сад, это верно. Но вот с уборкой за ним у тебя не очень, признайся.

— Меня от этого мутит, — Марк сделал Марджи гримасу. — У Тэсс это лучше получается. Так всегда было, даже с пеленками.

— Такая уж я талантливая.

— Слушайте, к черту кофе, — сказал Марк. — Нам нужно шампанское. Это же праздник, что-то вроде новоселья. Ты наша первая настоящая гостья. — Он пошел в гостиную, которая занимала всю правую сторону дома, и начал рыться в серванте, который они пока приспособили под напитки. Марк уже заговаривал о том, чтобы построить винный погреб под старой кладовой, но Тэсс пока сопротивлялась — это означало новую грязь и неудобство.

— Вуаля! — крикнул он, возвращаясь с бутылкой под мышкой.

— Пошли, выпьем его на улице. Неплохая штучка, мы ее выбрали для продажи в универсамах.

— Что это за страсть все делать на улице? — прошептала Марджи, пока они шли за Марком.

— Здоровье, — пробормотала Тэсс. — Свежий воздух, здоровый и полезный.

— И холодный, черт побери, — пробормотала Марджи.

Марк радостно отодвинул стулья вокруг деревянного садового стола, который он за приличные деньги купил в прошлые выходные. От жалкого пластмассового стола, за которым приходилось обедать в крошечном дворике их лондонского дома, они избавились. За новым великолепным столом могли усесться двенадцать человек! Тэсс не очень бы и возражала, но у них не было даже нормальной кухонной плиты — она все время выходила из строя — а Марк потратил кучу денег на ненужную пока садовую мебель.

— Берегись! — крикнул он, и пробка от шампанского пролетела над ухом у Джорджины.

— Можно, я достану свитер из машины? — спросила она у Марджи, дрожа.

— Я его тебе принесу, — поспешно сказал Олли. Ему всегда нравилась Джорджина, но она на него и не смотрела. Ей, как и всем девчонкам, нравился Джейк. Ужасно сложно быть младшим братом-умником кого-то вроде Джейка. Конечно, учителям это нравилось, но не одноклассникам и, как недавно выяснилось, не девочкам, которых не особо привлекали его академические успехи. Надо обязательно убедить маму позволить ему носить контактные линзы. Она, конечно, говорила, что очки — это очень модно, и купила ему самые стильные овальные очки, в которых он сам себе напоминал злодея из фильмов про Джеймса Бонда. Но если выбирать между мальчиком в очках и без очков, девочки едва ли выберут первого, подумал он. А ему в свои четырнадцать лет ужасно хотелось нравиться. Ему надоело, когда его звали милым. Он хотел быть опасным и мужественным, как Джейк. Может, стоит попробовать мрачный взгляд и похудеть?

— Тэсс, принеси бокалы, ладно?

— Я тебе помогу, — сказала Марджи и пошла за подругой в дом.

— С тобой все в порядке?

— Что? — Тэсс засунула голову в сервант. — Черт, у нас осталось только четыре бокала для шампанского. Девочки хотят попробовать, или им лучше кока-колы?

— Тэсс, ты мне ответишь?

— Что? — сказала она, поворачиваясь к Марджи. — Ты считаешь, я плохо выгляжу?

— Хорошо. Ты выглядишь очень здоровой и румяной.

— Ну спасибо тебе.

— Нет, правда, у тебя такой здоровый сельский вид и такие… более мягкие линии.

— Тебе кажется, что я растолстела?

— Нет-нет, — поспешно отступила Марджи, — ты отлично выглядишь, так естественно.

— Естественно, — сказала Тэсс мрачно, — это плохо. Естественно — значит неухоженно. Безобразно. Без всякого шика. Ты думаешь, что я себя запустила, — тон у нее был саркастический.

— Я не это имела в виду. Я хотела сказать — меня беспокоит, что ты потеряла свой порыв. Страсть к жизни. Всю эту новую независимость и звенящие браслеты, к которым ты устремилась. У тебя немножко… потертый вид.

— Просто я устала, — Тэсс провела рукой по жирным у корней волосам. — Я до чертиков устала жить в беспорядке, и я не представляю, сколько это будет еще продолжаться. Хорошо Марку, он убегает отсюда с утра пораньше, а возвращается ночью и ест еду на вынос или то, что я сумела сварганить на еле теплой плите, а потом плюхается в постель. А в выходные он играет в поселянина, и я одна пытаюсь бороться с хаосом и хоть как-то наладить быт. Если учесть еще и учебу, у меня просто крыша едет.

— Тебе бы не помешали каникулы.

— Не помешали бы, это точно, — с горечью заметила Тэсс. — Только вот у нас нет на это денег. Не думаю, что у нас еще когда-нибудь хватит денег на каникулы. Мы не можем себе даже позволить поехать в Корнуолл этим летом. Мы заняли на ремонт до предела, потратили все наши крошечные сбережения и использовали все возможные ресурсы мамы с папой для платы за школу Хэтти. И вообще, я не могу больше просить маму. У нее сразу становится такой кислый голос. «Мы бы помогли, ты же знаешь, но мы на пенсии, у нас ограниченные средства», будто я у них требую кошелек или жизнь.

Марджи рассмеялась.

— А как насчет отца Марка?

— Ну, — сказала Тэсс, — это если ты хочешь задолжать какому-нибудь странному боливийскому торговцу оружием, который придет ночью и похитит твоих детей. Марк ни за что его не попросит.

— Но не может же быть все так плохо, — утешительно заявила Марджи.

— Может, — жестко отозвалась Тэсс. — Со всем этим шампанским и праздниками Марк не желает понять, что мы снова по уши в долгах, и я не могу оплатить учебу на следующий год. А с моей стороны очень эгоистично продолжать учиться, когда нам так срочно нужны деньги на школу детям и на протекающую крышу над головой.

— Ну так продайте все и возвращайтесь в Лондон.

— Ага, как же. Разве что через труп Марка. Пошли, а то он будет гадать, что это мы тут делаем.

Они посидели в саду, выпили три бутылки шампанского. Наконец солнце над крышей дома стало клониться к закату, а через сад пролетели летучие мыши.

— Фу, — взвизгнула Джорджина, — что это?

— Летучая мышь, — сказал Олли. — У нас их куча. Вчера поздно вечером папа повел нас с Хэтти в сад с фонарями, и мы за ними наблюдали. Это было просто потрясающе. Они совсем не страшные. — Джорджина глянула на него с недоверием. — Хочешь пойти посмотреть мою комнату? — спросил он застенчиво.

— Зачем? — спросила она с изумленным видом.

— У меня там игровая приставка. Мне мама на день рождения купила, как у Джейка. Там есть игра про летучих мышей-вампиров, которые хотят завоевать весь мир.

Марджи ткнула младшую дочь ногой.

— Иди, дорогая.

— Пошли, — сказал Джейк Франческе, на коленях которой дремала Хэтти с полуприкрытыми глазами и пальцем во рту. — Они слишком напились, чтобы нас кормить. Хочешь картошки-фри?

— Да, пожалуйста.

Джейк наклонился и с привычной легкостью поднял Хэтти на руки. Она сонно обняла его за шею.

— Расскажи мне сказку, — попросила она.

— Мы оба расскажем, — обещала Франческа, и они все вместе пошли в дом.

Марджи проводила их ласковым взглядом. Она простила Джейка.

— Никаких мужчин на горизонте? — спросила Тэсс когда Джейк с Франческой ушли.

— Никаких. Абсолютно. Я смирилась со стародевичеством. Вчера даже чуть не пошла в церковь. Ты мне скажешь, если у меня отрастут усы, правда?

— Постараюсь, — обещала Тэсс. Марку наскучил этот разговор, и он постучал пальцами по столу.

— Как насчет еды? — спросил он.

— Я думала, мы пойдем в паб, — сказала Тэсс.

— Они не любят там детей в субботу вечером.

— А симпатичных ресторанов рядом нет?

Марк и Тэсс фыркнули.

— Это вряд ли, — даже Марк признавал, что ближайшие рестораны деликатесами не баловали, там и дыня с ветчиной считалась экзотикой.

— Я пойду куплю что-нибудь на вынос, — сказал он.

— Не стоит меня так баловать, я всего лишь гость, — заметила Марджи. — А какая тут кухня на вынос?

— Индийская. А тебе можно вести машину? — спросила Тэсс. — Ты порядком выпил.

— Ты что, когда-нибудь видела на здешних дорогах полицейскую машину? — спросил Марк, осторожно поднимаясь на ноги. — И вообще, Питер, местный полицейский, в это время вечно торчит в «Зарезанном ягненке».

— Разве он не великолепен? — сказала Марджи, провожая его широкую спину жадными глазами.

— Попробовала бы ты с ним жить.

— Да ты так на самом деле не думаешь, признайся. Я бы его взяла.

— Мне уже кажется, что думаю. Ладно, давай рассказывай про Лондон. Как там Ванесса?

— По тебе скучает. Она так усердно мотается между Клапамом и югом Франции, будто бабочка какая, и говорит, что у нее ни на что не хватает времени. Я ей ни капли не завидую. Мне такая жизнь не по вкусу. Представляешь, как трудно вспомнить, в Лондоне твоя картофелечистка или в Сен-Жан-де-Люсе?

— У нее, наверное, их две.

— А то и шесть. И все посеребренные. Извини, но без тебя мне ее не выдержать. Она тут пригласила меня выпить кофе, но я придумала отговорку, сказала, что мне надо мыть туалет. По-моему, она была в ужасе. Знаешь, без тебя в качестве преграды, она вечно намекает на то, как мне тяжело, бедняжке, одной и почти без денег. Мне так и хочется ее встряхнуть и сказать, что я хоть что-то полезное делаю, а не просто подбираю за этим самодовольным олухом. Знаешь, пока мы разговаривали, он подъехал в своей громадной машине, зашел в дом и даже с ней не поздоровался. Она ужасно смутилась. А девочки говорят, Клемми очень испортилась, вечно треплется об их доме во Франции.

— Ну, ты, конечно, у нас не сплетница.

— Конечно, нет. Ты сама спросила. Кстати, как Джейк?

Тэсс немедленно почувствовала, что должна броситься на защиту.

— С ним все хорошо, он успевает в школе. Иногда все же ходит мрачный, но учителя считают, что на экзаменах он справится успешно. Он хочет поехать в Америку в университет, но это, боюсь, нам совершенно не по средствам. Так что он, скорее всего, пойдет в школу искусств, и это будет просто здорово. А как Франческа? — спросила она, желая увести разговор в сторону.

— О, она просто ангел. Никаких проблем. Это с Джорджиной сплошной кошмар. Я изверг, потому что не разрешаю пользоваться мобильником, который ей купил какой-то слизняк. К тому же все ее подружки покупают одежду в «Кензо», а мы нет. И почему она не может пойти с друзьями смотреть фильм с ограничением от пятнадцати и старше, а потом есть пиццу? Я отвечаю, это потому, что ей тринадцать, а не пятнадцать, а она хлопает дверью, кричит «Спасибо, мама, что погубила мою жизнь», и удаляется к себе в комнату. Это просто здорово. Создает теплую атмосферу в семье. Мне очень обидно, что вся эта драма занимает столько времени, это бессмысленная трата сил. Я начинаю жалеть, что у меня нормальный тинейджер. Лучше бы это была прыщавая тихоня, новообращенная христианка, чем мини-Бритни Спирс в засосах.

— Ну, это вряд ли.

— Пожалуй.

— Ты знаешь, в чем проблема, — Марджи наклонилась через стол к Марку, когда они уже ели индийский ужин. Тэсс пнула ее под столом, но Марджи слишком набралась, чтобы обратить на это внимание.

— Вы мало друг с другом разговариваете. Вот в чем все дело. Искусство коммуникации. Вы должны поддерживать каналы связи открытыми, вот что все говорят о браке, это я вам говорю. Спец по браку. Тебе нравится здесь жить, а Тэсс не нравится. Тэсс снова пнула ее под столом. Лицо Марка застыло в саркастической усмешке.

— Правда, Марджи? — сказал он, наклоняясь, чтобы долить ей в бокал. — Расскажи мне еще.

— О, ей здесь тошно, — сказала Марджи, размахивая вилкой. Тэсс ловко поймала кусочек курятины, пока он не упал на пол и его не съел Арчи. — Абсолютно точно. Но она здесь живет, потому что ты так хочешь. А подумай о том, что она приносит в жертву свою карьеру! — Тэсс попробовала умоляюще посмотреть на подругу. — Она так замечательно училась, а теперь говорит, что, может, придется бросить учебу. Ей это будет неприятно, — Марджи тщательно выговаривала слова. — А потом она станет винить тебя в том, что бросила учебу.

— Марджи, тебе не кажется, что сейчас не время для этого разговора?

— Что ты, — сказал Марк, — я весь внимание.

— У нее потрясающее будущее. Она такая способная и умная. Она не может все бросить. Это как твоя работа. Ты бы ее бросил?

— Это невозможно, — сказал Марк спокойно, отпив вина. Марджи сделала большой глоток из своего бокала.

— Но почему тут не то же самое? Почему твоя карьера важнее? Если Тэсс доучится, то может начать потрясающую карьеру. Она может стать знаменитым лектором и читать лекции по всему свету. А ты сможешь уйти в отставку и рубить дрова.

— По-моему, неплохая мысль, — рассмеялся Марк.

— Это хорошо, — с важным видом кивнула Марджи. — Теперь очередь Тэсс, понимаешь? Она столько лет посвящала себя семье, а теперь пора и ей вырваться на свободу. Она так изменилась. Она стала куда увереннее.

— Перестаньте обо мне говорить, будто меня здесь нет, — сказала Тэсс. — Слушай, Марджи, спасибо, конечно, но все не совсем так. Я здесь счастлива…

— А раньше ты не так говорила.

— Я здесь счастлива, — громко повторила Тэсс. — Мне просто требуется время, чтобы привыкнуть, а с учебой мы разберемся, правда, Марк? Все будет в порядке.

— А деньги? — спросила Марджи. — Тебя же еще деньги беспокоят.

— Не очень, — ответила Тэсс, напряженно улыбаясь. — Мы справимся. Марджи, нам пора проверить, легли ли дети. Уже двенадцатый час. Я положила Франческу и Джорджину в комнате Хэтти, а тебя у Олли. Пошли.

— Ты иди, — сказала Марджи. — Я хочу поговорить с Марком. — Тэсс и Марк переглянулись через ее голову, и Марк произнес одними губами «Спасите».

— Пожалуй, — Тэсс поднялась, — я пойду ложиться. С меня хватит.

— С меня тоже, — зевнул Марк.

— Не уходите. Я хочу еще выпить.

— Тебе уже хватит, — сказал Марк, поднимая пустую бутылку. Пошли, Мардж. Утром ты и так будешь паршиво себя чувствовать.

— Да иди ты, — ухмыльнулась она. — Не будь занудой. Ты стал таким занудой с тех пор, как вы сюда переехали. — Она встала из-за стола, слегка покачиваясь, и Тэсс взяла ее под руку.

— Я давно так не надиралась. Не давай девочкам меня видеть.

— Не дам, — сказала Тэсс и осторожно повела ее наверх.

— Что, при спальне нет ванной? — спросила Марджи, оглядывая комнату Олли.

— Куда там, — сказала Тэсс. — У нас еще ни одной ванной нет.

— Спокойной ночи. Я ничего лишнего не наговорила?

— Нет. Ты молодец. Спокойной ночи.

— Итак, — Марк сидел в постели, сложив руки на груди. — Тебе здесь тошно. Не просто неудобно, не слегка не нравится, а тошно. Я скупердяй, который не желает платить за твою учебу. Я с тобой не разговариваю. Я так ушел в свои дела, что не вижу, что моя жена глубоко несчастна.

— Да ладно, тебе, — Тэсс отвернулась от него, снимая джинсы. — Она надралась. Я ей этого не говорила.

— Так она это все выдумала, да? Ради того, чтобы раздуть конфликт? Очень интересно.

— Слушай, — сказала Тэсс, забираясь в постель в одних трусиках и пытаясь прижаться к мужу. Он отодвинулся. — Ну, допустим, я сказала, что не в восторге от переезда, но ты ведь об этом и так знаешь, правда? Мы об этом разговаривали. Я сказала, что мне здесь нравится потому, что все остальные счастливы, и я уверена, что сумею приладить свое расписание к ежедневным поездкам. Как и ты, — добавила она.

— А что там насчет денег? Ты что, и правда растрепала Марджи, что мы разорены?

— Ничего я не растрепала, как ты выражаешься, — ответила Тэсс. — Я честно сказала ей, что у нас сейчас с деньгами туго. Потому что, — она задумалась в поисках причины, — она пригласила нас с собой на каникулы. Во Францию, — в ее голосе слышалось отчаяние.

— И ты сказала, что мы не можем поехать, потому что я мало зарабатываю.

— О господи! — Тэсс сердито отодвинулась и повернулась на бок, спиной к нему, укрываясь с головой одеялом. — Хватит изображать из себя мученика. Я просто сказала, что беспокоюсь об оплате обучения на следующий год, и не знает ли она каких-нибудь стипендий, вот и все.

Марк протянул руку и выключил свет со своей стороны. Тэсс напряженно лежала рядом, гадая, сделать ли первый шаг. Они уже сто лет не занимались любовью, с того вечера, когда Марк сказал, что им надо окрестить дом. Он либо уже спал, когда она забиралась в постель, проработав весь вечер на ноутбуке, либо у него с утра было совещание, и он оставался на ночь в Лондоне. Мы даже не корабли, проходящие мимо в ночи, подумала Тэсс. Мы как отдельные континенты. В постели их отделяло всего несколько футов, но они казались пропастью. Как легко остыть семейному теплу. И как это мы раньше мирились, подумала она, поудобнее взбивая подушку под щекой. Ах да, помню. Я обычно извинялась.

 

Глава 25

Тэсс заколебалась. Брие с кресс-салатом на чьябатте или копченый лосось с маринованным огурчиком на ржаном хлебе? Какое упоение иметь возможность выбирать!

— Копченый лосось, пожалуйста, — сказала она решительно. — И майонез с огурчиком. Да, хлеб ржаной и латте. — Взяв кофе, от которого шел пар, и сандвич, Тэсс запихнула сдачу в сумочку и пошла за Ники к единственному свободному столику в переполненном ресторане.

— Боже, какая прелесть, — сказала она, задумчиво отпивая глоток и оглядывая суету вокруг.

— Что? — озадаченно переспросила Ники. — Это кофе, Тэсс. Не манна небесная.

— Ты не представляешь себе. Для меня это манна. Смотри, что я купила, — она подняла бутылочно-зеленый пакет, на котором золотыми буквами было написано «Хэрродс».

— Пакет из «Хэрродса»?

— Не говори глупостей, — Тэсс запустила в него руку и вытянула мягкую черную кофточку, которая лежала у нее в ладонях, как нежащийся котенок. — Это кашемировый джемпер от «Жозеф», — сказала она почтительно, прижимая джемпер к щеке. — Я никогда в жизни ничего не покупала в «Хэрродс», просто из принципа, но я должна была это сделать. — Я так счастлива.

— Ты не думаешь, что слишком далеко заходишь с лечением покупками? — нервно спросила Ники. — Это ведь ужасно дорого, правда? А ты мне говорила, что вы разорены.

— Я знаю, — сказала Тэсс, убирая джемпер обратно в сумку. — Но я устала сводить концы с концами. Я не собираюсь отказываться от того, что люблю, например, иногда делать покупки, а то получится, что только Марк имеет право на капризы и странные новые хобби, вроде убийства животных. Он даже купил ружье с рук.

— Значит, ты ему скажешь, сколько точно это стоит?

— Эта старая тряпка? Да ее Марджи мне отдала, — Тэсс слизнула пену с ложки. — И вообще я заслуживаю праздника. Не каждый день заканчиваешь учебу с отличием. Ники, ты не представляешь себе, как я счастлива. Мне хочется прыгать и визжать: «Я получила диплом с отличием! Я получила диплом с отличием!» Как думаешь, может, мне это на футболке напечатать?

— А что, это мысль, — сказала Ники. — А сзади написать «Умная штучка». Я так тобой горжусь, — добавила она.

— А я тобой, — поспешно сказала Тэсс. — Ты отлично справилась.

— Но не так отлично, как ты.

— Я знаю, — ухмыльнулась Тэсс. — Не всем же быть гениями.

— Да иди ты! А что теперь? Что с преподавательским сертификатом?

— Меня приняли. Мне бы надо заполнять заявки на рабочие места, но я не могу, жду новостей о стипендиях от той европейской организации, которую мне нашел казначей.

— Ну, стипендий по бедности тебе не полагается. Это ведь для несчастных матерей-одиночек вроде меня, так?

— Да уж, тоже мне несчастная. Но там есть специальный фонд искусства, откуда средства выделяются любой женщине-студентке. Я не могу теперь отступить, — сказала она, мгновенно погрустнев. — Сейчас будто все, за что я боролась, в пределах моей досягаемости, но я все время борюсь с молчаливой оппозицией Марка. Мне даже домой не всегда хочется идти. Может, я бы и не пошла, если бы не дети.

Ники проницательно глянула на нее.

— Ты ведь на самом деле так не думаешь.

— Я не уверена, — медленно сказала Тэсс. — Не предполагала, что меня это настолько затронет — у меня будто ребенка отнимают. Я люблю мою новую жизнь и перспективы на будущее. Вот села на поезд, приехала сюда, оставила дома всю эту суматоху, и это как бегство. Я не хочу всю жизнь чистить резиновые сапоги от грязи. А что делать летом? Марк хочет, чтобы я обставила дом, но это так скучно. На самом деле я хочу уложить вещи в машину и поехать в Корнуолл, но этого мы не можем себе позволить.

— А чего хотят дети? — спросила Ники, жуя сэндвич.

— Думаю, они бы не прочь остаться, — призналась Тэсс. — Марк все еще собирается купить для Хэтти пони, и они все обожают этого чертова пса. Насчет Джейка я не знаю. Может, ему бы и не помешала смена обстановки. Он опять какой-то озабоченный, и меня это тревожит. Я-то думала, все это осталось позади, что худшее прошло, но он опять от нас отдаляется. А может, он просто беспокоится об экзаменах в следующем году? Ну так что, — весело спросила она, — а ты как? Чем вы сейчас займетесь, магистр искусств Ники Холтон?

— Путешествиями, — усмехнулась Ники. — Я еду в киббуц.

— Быть того не может!

— Именно. Мик меня позвал. Сказал, там куча свободного места, и есть и другие люди, такого же «зрелого» возраста, как его древняя мать. Я буду лежать на солнце, пока не сморщусь, как изюм, собирать апельсины и решать, что делать дальше, вроде старой хиппи. Может, я поеду с Миком в Египет, он потом туда собирается. Вроде бы там тоже можно собирать фрукты. Я никогда не видела пирамид.

— Тебе везет, — сказала Тэсс. — Ты такая свободная.

— Мои дети уже взрослые, — заметила она. — Настанет и твое время. Честно.

— Это вряд ли. Я хочу получить преподавательский диплом, а Марк ведет себя так, будто я собираюсь устроить стриптиз и вступить в секту. Если бы я собралась в киббуц, он бы меня точно в психушку сдал.

— Ты знаешь, что тебе надо сделать этим летом, — Ники откусила бутерброд с помидором и сыром. — Тебе надо попробовать устроить эту выставку.

— Ну да, — иронично ответила Тэсс, — я позвоню в музей д’Орсэ и скажу «Вы меня не знаете, но я собираюсь устроить выставку работ Берт Морисо, первую с конца девятнадцатого века. Чем я занимаюсь? Я студентка. Нет, я не из галереи. Как я собираюсь оплатить выставку и обеспечить безопасную доставку бесценных произведений искусства? Вот тут вы меня поймали. Я вам перезвоню, ладно?» — Тэсс изобразила, как кладет телефонную трубку. — Просто потрясающе. Это ни за что не сработает.

— Да нет, — возразила Ники со сверкающими глазами, — это может получиться. Просто надо, чтобы тебя поддержал кто-то из крупной галереи, вроде современного отдела галереи Тейт. Она ведь известный художник, правда? О ней многие слышали, и какая-нибудь новая галерея наверняка решит, что это отличная идея, так что собрать ее ретроспективу будет удачным шагом.

— Перестань, — отозвалась Тэсс. — Во-первых, из этого ничего не получится. Во-вторых, у меня нет времени. И, в-третьих, Марк меня убьет.

Ники сурово посмотрела на нее.

— Я думала, мы это уже проходили, миссис Джеймс. Что может сказать муж, если жена решит сделать что-то самостоятельно?

— Ладно, я подумаю, — Тэсс поднесла чашку с кофе к губам. Браслеты ее соскользнули к рукаву джемпера. — Я подумаю, но ничего не обещаю.

— Ты шутишь? — спросил Марк. — Идея замечательная, но у тебя нет времени, а нам столько надо сделать в доме. Раз учеба закончилась, я надеялся, что ты хоть немного сосредоточишься на нас. Иди-ка сюда, паршивец. — Он поймал Арчи, который как раз присаживался пописать, и быстро вынес его за дверь. — Тебе опять придется мотаться в Лондон и обратно, и дети будут предоставлены сами себе. Они и так тебя почти не видели из-за экзаменов. Не говоря уже о том, сколько мы тратим на присмотр за ними.

— Они и тебя мало видели, — отметила Тэсс.

— Но это же работа, — тут же отозвался он.

— Разумеется.

— Слушай, я не говорю «нет», — Тэсс изумленно посмотрела на него. — Но я не говорю и «да».

— Вообще-то, — сказала Тэсс ледяным голосом, — «да» или «нет» тут не твое решение, а мое. Если я могу договориться о том, что за детьми присмотрят, то почему бы мне не взяться за такой проект?

— Но кто за это все будет платить? Будь же благоразумна, Тэсс. Мы и так еле сводим концы с концами. А если какая-нибудь галерея и захочет устроить выставку Берт Морисо, то вряд ли их в этом сможет убедить кто-нибудь вроде тебя, правда?

— Спасибо за веру в мою способность убеждать.

— Просто это пустая трата времени. Ты прекрасно справилась, и мы все тобой гордимся, но уж теперь-то можно подумать и о семье. Дети по тебе скучают, у нас столько забот. Мы так многое можем сделать вместе.

— Я как-то не очень хочу все лето рубить дрова или в кого-нибудь стрелять, — сказала Тэсс с легкой улыбкой.

— Очень смешно. Я имел в виду, что мог бы взять небольшой отпуск, и мы бы вместе занялись отделкой дома. Если ты будешь возиться с этой выставкой, то ничего не выйдет. Неужели тебе пока не достаточно? Знаешь, нам надо поговорить о деньгах на следующий год…

Тэсс оборвала его.

— Достаточно? Ты думаешь, желание изменить мою жизнь было просто капризом, и теперь я его выполнила и успокоилась? — спросила она саркастически.

— С тобой больше невозможно разговаривать, — ответил Марк. — Ты, похоже, не в состоянии прислушиваться к чужой точке зрения и не желаешь думать о практической стороне дела. Во-первых, мы тратим целое состояние на няню и группы продленного дня. Во-вторых, через три недели у детей каникулы, и кто за ними будет присматривать? И, в-третьих, я изо всех сил старался дать тебе достаточно времени для учебы и приходить домой пораньше, когда ты просишь. Но сейчас мне очень нужно вернуться к нормальному распорядку вещей. Этот сезон у меня очень трудный, и мне нужна твоя поддержка. Тэсс, я словно со стенкой разговариваю. — Он помедлил и добавил смущенно: — И, кстати, в августе я так и так не смогу присмотреть за детьми, возможно, целых три недели. У нас конференция по продажам в Калифорнии, и Руперт говорит, что это важно.

— Это, конечно, ничего, — сказала Тэсс. — Тебе можно на три недели уехать сидеть на солнышке и наслаждаться великолепной кухней и вином, а у меня нет времени устроить выставку, которая для меня очень много значит.

— Моя работа, — сказал Марк, — важна и финансово прибыльна. Твоя — это просто мечта.

— Я бы хотела с кем-то поговорить насчет устройства выставки. Небольшой. Отдел по связи с прессой? Вряд ли мне нужны они. Хотя все может быть. Соедините, пожалуйста.

— Сработало! В следующую среду у меня с ними встреча. Честно говоря, они тоже подумывали устроить выставку крупнейших художниц и сказали, что с радостью привлекут меня к проекту, потому что я провела такие исследования. Они, конечно, не могут мне платить, но это ничего, я это сделаю из любви к искусству. Буду работать с их собственным экспертом, а у Берт будет своя комната прямо у главного зала. Потрясающе, правда?

— Да, ты даешь, — сказала Ники. — А что говорит Марк?

Тэсс нахмурилась перед телефоном.

— Он пока не знает. Потому что дата выставки в августе. К сожалению, это совпадает с его отъездом, но ему просто придется вернуться пораньше, вот и все. А сейчас мне надо составить список мест, с которыми предстоит связаться. Не только музеи и частные коллекции по всей Франции, но еще и Копенгаген, Брюссель, Ирландия, Нидерланды, Норвегия, Швеция, Америка, Канада и даже чертов Буэнос-Айрес.

— Надеюсь, они хоть телефонные переговоры тебе оплатят, раз ты бесплатно всем этим занимаешься.

— Да какая разница? Ничего интереснее я в жизни не делала, — отозвалась Тэсс.

Марк снял трубку.

— Вы хотите поговорить с моей женой? Извините, но она подходит к телефону только по поводу художницы по имени Берт. Вы из Национальной Галереи? Или из коллекции Ордрупгаардсамлинген? Нет? Ну тогда вам не повезло. Минуточку. Тэсс! Это Марджи.

— О чем это он?

— Лучше и не спрашивай, — отозвалась Тэсс, потом добавила, понизив голос, — ситуация сейчас немного напряженная. А ты как?

— Хорошо, если не считать того, что я сто лет тебя не видела, а мобильный у тебя вечно занят. Что с тобой происходит?

— Ты не поверишь, но я помогаю устроить крупную выставку, на которую придет каждый художественный критик из всех серьезных газет страны, а на следующей неделе в это же время я буду выступать на радио в программе «Час женщины». Буду говорить о Берт Морисо вместе с Томасом из галереи Тейт, он замечательный человек и настоящий эксперт, но я совсем не боюсь и не нервничаю. Я полна покоя и изящества, прямо как лебедь.

— Ух ты, Тэсс! А ты времени зря не теряла. Что по этому поводу думает Марк?

— Мне бы очень хотелось, — сказала Тэсс терпеливо, — чтобы все мои подруги перестали меня спрашивать, что мой муж думает о том, что я делаю со своей жизнью. Вряд ли коллеги Марка интересуются, когда он заключает крупную сделку, что об этом думает Тэсс. Уж позволь мне самой отвечать за свои решения.

— Ого, — проговорила Марджи, — какая ты у нас стала важная.

— Я и чувствую себя важной. Меня еще будут интервьюировать несколько газет. Мне иногда кажется, что уж слишком высоко меня занесло. Я просто студентка, но им, похоже, это нравится. Я ужасно боюсь, что они спросят меня о чем-то, чего я не знаю.

— Не было ли с вашей стороны слегка самонадеянно обратиться в Тейт? — Дженни Мюррей доброжелательно взглянула на Тэсс поверх полукруглых очков.

— Наверное, — нервно призналась Тэсс, откашливаясь. Ей очень мешал ужасный красный свет над дверью в студию, который светил прямо ей в глаза. Именно он сильнее всего напоминал, что она была в прямом эфире на всю страну. — Но я очень сильно ощущала тот факт, что мир искусства ее в основном игнорировал, и нужно восстановить равновесие. А игнорировали ее, — сказала она, начиная увлекаться, — часто в пользу мужчин-художников, не отличавшихся равным ей даром.

— Например?

У Тэсс вышибло из памяти решительно все на свете.

— Э-э… Сислей, — сказала она. О господи, и как же она будет это обосновывать? Слава богу, она не сказала «Ренуар». Это было бы еще хуже.

— И каким образом? — спросила Дженни.

— Потому что я считаю, что как женщина, как и я сама, конечно…

— Безусловно, — улыбнулась Дженни.

— Что она, как женщина-художница…

— Думаю, это мы уже установили.

Тэсс глубоко вздохнула и продолжила.

— Она обращается к женщинам так, как не могут другие художники. Понимаете, многие ее работы считались просто «домашними», но ведь из этого и состоит наша жизнь — укладывать детей в постель, играть с детьми на траве, собирать вишни (что?). И женщины на ее картинах показаны честно, без всей этой чувственности как у трески, которая часто встречается у мужчин-художников того периода… (Треска? Она и правда помянула треску? При чем тут рыба?)

— Кажется, я впервые в жизни услышала слово «треска» для описания чувственности, — рассмеялась Дженни. — Так как же вы начали собирать ее работы?

— Это было сложно, — сказала Тэсс, кивая, но потом поняла, что никто ее не видит. — Сначала я постаралась выяснить, где хранятся ее основные полотна. Оказалось, что в галереях и частных коллекциях по всему миру. Потом я туда звонила, с помощью Томаса, конечно. А если так ничего не добивалась, то писала письма. Еще одна проблема заключалась в том, что, представьте себе, не существует окончательного каталога ее произведений, хотя сейчас этим занимаются три французских эксперта. Реакция была просто потрясающая. Мы думаем, что сумеем собрать примерно семьдесят пять процентов ее работ, в том числе те, которые еще никогда не выставлялись.

— А теперь, Томас Старки, как я уже сказала в начале интервью. Вы директор, ответственный за новые проекты. Почему же эти полотна так долго скрывались от внимания широкой публики? Я хочу сказать…

Тэсс опустила глаза и увидела, что руки у нее трясутся и вспотели. О господи, она надеялась, что хотя бы голос не дрожал. Но все это прошло быстро. Слишком быстро. Она ведь не сказала ничего очень уж глупого, так? Только про треску. И слишком часто повторяла «несомненно». Несомненно. И кивала. Ну, так или иначе, все закончилось.

— К сожалению, — продолжала Дженни, — это все время, которое мы можем уделить данной теме. Далее, говорят, что путь к сердцу мужчины ведет через желудок. Как сообщает Кэтрин де Суза, ясно, что даже сегодня…

Слава богу, подумала Тэсс, когда Дженни дала знак, что они могут снять наушники, и подняла руку, не разрешая им говорить, пока в эфир не пошла пленка. Потом она сказала:

— Отлично. Это было очень интересно.

— Я не слишком нервничала? — спросила Тэсс.

— Нет-нет, вы молодец, все прозвучало замечательно. Можно мне прийти?

— О да, это будет здорово, — отозвалась Тэсс. — Я проверю, чтобы вам послали билеты на открытие для прессы.

— Она сказала, — выпалила Тэсс в трубку телефона, — что восхищается тем, что я сделала. Это самый счастливый день в моей жизни после получения диплома с отличием! Ты меня слушала? Я была очень ужасна? Много чепухи наговорила? Ты не представляешь, как я нервничала. Загорелся красный свет, и меня прямо парализовало, в голове пусто, и когда открыла рот, то голос у меня оказался как у Минни Маус под наркотой, и…

— Тэсс, успокойся. Тебя заносит. Я все поняла. Нет, ты не была похожа на Минни Маус. Ты говорила по делу. Ну, в основном. Какие ты глупости говорила? Ну, ты очень часто говорила «несомненно». Но это ничего, — поспешно добавила Марджи. — А треска меня немножко озадачила, но это милое необычное слово. Могло быть хуже. Ты могла сказать «палтус». Конечно, я приду. Я ни за что не пропущу твой дебют. Это значит, что я могу пойти и купить себе новый наряд. Уж извини, но я не собираюсь появиться на твоем потрясающем дебюте в мире искусства, одетая как мать-одиночка без гроша в кармане. Я буду сиять, дорогая, в каком-нибудь сексуальном мини. Хочешь, я притворюсь знаменитостью? Я могу быть Вайноной Райдер. Что, я слишком стара? Спасибо, я тоже тебя люблю. Ага, пока, героиня.

 

Глава 26

— Как я могу вернуться? — Хэтти, Олли и Арчи соскользнули по лестнице на одеяле, визжа и лая, и Марк тщательно закрыл дверь. Я загружен по уши. Это, знаешь ли, не дешевая распродажа, а важнейшая конференция, на которой представлены все крупнейшие виноградники и закупщики. Ты хоть представляешь, насколько это важно? Это не каприз. Я еду не затем, чтобы доставить тебе неудобство. Если я скажу Руперту, что мне надо вернуться пораньше, потому что моя жена занята организацией какой-то выставки, я буду похож на идиота и это может привести к моему увольнению. Как еще тебе объяснить? Почему вдруг появилась эта проблема? Ты же знаешь, в чем состоит моя работа. — Он открыл дверь. — Олли! Если ты еще хоть раз это сделаешь, вы все умрете. Отложи эту штуку. Нет, меня не интересует, как это весело. Просто отложи ее. — Он закрыл дверь. — Ты всегда понимала, что моя работа требует частых отъездов. А сейчас вдруг это стало для тебя неприемлемо.

— Я не собираюсь спорить, — спокойно сказала Тэсс. — Я просто прошу о небольшой поддержке. Ты мне нужен, Марк. Мне нужна твоя помощь с детьми, всего на неделю. На день я могу записать их в клуб приключений, но вечером за ними присмотреть некому, а мне надо будет ночевать в Лондоне у Ники. Слишком много дел, с детьми я не могу ни на чем сосредоточиться.

— Ты что, не можешь попросить Марджи приехать? Или Ники?

— Марджи работает полный день, если ты не заметил, а Ники во вторник уезжает в Израиль. И вообще, почему я должна искать женщин для присмотра за детьми, за которых ты отвечаешь?

Марк вздохнул и сел напротив Тэсс.

— Я только прошу, — продолжила она, — чтобы ты всего на неделю пораньше вернулся домой помочь мне. К этому времени ты уже пробудешь там две недели. Сколько времени нужно, чтобы заказать вино? Пожалуйста. Подумай, сколько раз я тебя поддерживала. Скажи мне честно. Ты хоть когда-нибудь сомневаешься перед тем, как уезжать? Ты когда-нибудь думаешь о том, как быть с детьми? Нет, ты просто уверен — что бы я ни делала, я все брошу и присмотрю за ними. Но не на этот раз. Меня не будет, и мне надо, чтобы ты побыл за меня. Всего неделю. Это не так уж и много.

— А как насчет твоих родителей?

— Они уезжают на Мальту. Они эту поездку сто лет назад заказали. И вообще, боже мой, Марк, это же твои дети. Почему тебе так сложно изменить свои планы на работе? Ты не замечаешь, но я это все время делаю: договариваюсь, вызваниваю, бросаюсь к поезду как ненормальная, боясь, что не успею их забрать. Ты такого не чувствуешь, правда? Тебя никогда не мутит от мысли, что твой ребенок последним будет стоять на ступенях школы. Ты вообще о них когда-нибудь думаешь, когда сидишь на работе?

— Ну это-то здесь при чем? — сказал он. — Это просто смешно. Ты что, думаешь, я сижу на заседаниях и беспокоюсь, не забыла ли Хэтти туфли? Брось, Тэсс. Пора повзрослеть.

— Но я-то так и делаю, — ответила Тэсс. — Я сидела на лекциях, когда надо было сосредоточиться, и переживала, есть ли дома туалетная бумага. И не говори мне, что это не считается, потому что это не настоящая работа и гордиться тут нечем, даже дипломом с отличием.

— Не мели чепухи. Я очень тобой горжусь. По-моему, ты многого достигла. Я просто не понимаю, почему это должно продолжаться и так мешать нашей жизни. Когда это все закончится? Мы когда-нибудь вернемся к нормальной жизни? Все изменилась. Ты изменилась. Ты была такой потрясающей матерью, всегда прежде всего думала о детях. Теперь у тебя для них почти нет времени. Дома ты вечно сидишь на телефоне и обращаешь куда больше внимания на чокнутых вроде Ники, чем на меня. Это грустно, Тэсс. По-моему, тебе пора остановиться и хорошенько посмотреть на себя и на то, во что ты превратилась со своими вечными «А как же я?» и «А как же мои потребности?», будто ты какая-то священная корова. Это просто жалкое зрелище. Но я не сержусь, мне просто скучно. Скучно жить с тобой и слушать вечные жалобы на то, какой я эгоист, когда это ты эгоистка и так затрудняешь нашу жизнь.

— А почему бы тебе тогда не уйти? — Ярость захлестнула Тэсс.

— Что?

— Я сказала, тогда уходи.

Марк уже начавший было вставать из-за стола, снова сел и горько рассмеялся.

— Здорово, — сказал он. — Мне уйти? Оставить детей, которых я люблю больше всего на свете, дом, который я оплатил и который отремонтировал, только потому, что ты не можешь взглянуть правде в глаза? Послушай меня как следует, Тэсс. — Он наклонился к ней, и его красивое лицо выражало полную решительность. — Я никогда отсюда не уйду. Это мой дом. Если ты решишь, что не хочешь здесь жить, потому что со мной нельзя договориться, то можешь уходить. Можешь выметаться в Лондон и жить с Ники, с Марджи или с кем еще и наслаждаться свободой, к которой ты так рвешься! Тебе надоели неудобные оковы в виде детей и мужа, которому хочется, чтобы то, что он делает для семьи, хоть иногда признавалось! Чтобы его не называли невероятным эгоистом просто за то, что он хочет заниматься карьерой, с помощью которой оплачивает твою учебу и все твои хобби. Но тебе это не подходит, верно, Тэсс? Это не сочетается с твоими грандиозными феминистскими идеалами? Тебе хочется всем здесь командовать, забирать мои деньги и иметь возможность делать, что хочешь и когда хочешь со своими подружками, со своим искусством и своим театром, вместо того, чтобы уделять внимание какому-то зануде, который занимает столько места, да еще иногда хочет заниматься с тобой любовью!

Зазвонил телефон. Они оба потрясенно замерли и уставились на него. Тэсс машинально сняла трубку.

— Тэсс, хорошо, что я тебя застала.

— Привет, Кэти. Они что? Договорились, что Софи сегодня придет в гости и останется ночевать? Вот непослушные девчонки. Нет, она мне не говорила. Погоди, — она прошла через кухню, открыла дверь и закричала на лестницу. — Хэтти! Ты что, пригласила Софи на ночь? А почему мне не сказала? — Она вернулась к телефону. — Нет, извини, не получится. Извини, Кэти, — сказала она, стараясь говорить нормальным тоном, — сейчас неудачный момент. Может, отложим до следующей недели? Ты уверена? Спасибо. Ладно, до встречи. Пока. — Она повернулась к Марку. Он устало посмотрел на нее, потер глаза руками и встал.

— С меня хватит, Тэсс. Мне это все надоело. У меня нет ни времени, ни сил, чтобы справляться с твоим вечным эмоциональным кризисом. Дай мне знать, когда с тобой опять можно будет разговаривать. Мне завтра надо вставать в половине шестого, чтобы успеть в Лондон на работу, которая тебе так мешает. Да, ужасное занудство с моей стороны, но так уж обстоят дела. Ты ясно дала понять, — продолжил он тем же мертвым голосом, — что больше не находишь меня привлекательным и не испытываешь ко мне никакого чувства. Сегодня я посплю на диване, а завтра Олли придется переехать к Джейку, а я займу его комнату. Думаю, нам обоим нужно, как говорится, побольше простора.

— Не надо, — сказала Тэсс, чувствуя, как у нее сжимается сердце. Зачем она зашла так далеко? — Что скажут дети? Они же поймут, что что-то не так. Они будут переживать. Мы не можем их в это вовлекать.

— Тебе надо было подумать об этом раньше, до того как ты начала предъявлять абсурдные требования и гнать меня из собственного дома. Я не игрушка, Тэсс. Ты не можешь командовать мною и ждать, что это так пройдет. Если ты играешь жестко, то и я тоже. Облегчать тебе задачу я не буду.

Он пошел наверх, и она услышала, как он кричит Олли «Да убери же это чертово одеяло!», а потом дверь в их спальню захлопнулась.

Тэсс долго сидела, глядя в никуда. Она была слишком потрясена, чтобы плакать. Все в ней словно онемело, чувства исчезли, и она боялась, что вот-вот сломается. И еще она ощущала себя беспомощной. Как серьезный разговор смог превратиться в такое? Марк все не правильно понял и отреагировал слишком сильно. Она на самом деле не хотела, чтобы он ушел. Хуже того, они еще никогда не ссорились, и она никогда не видела Марка таким — таким холодным. Он смотрел на нее так, будто ненавидел. Неужели она так изменилась? Неужели она и правда была эгоисткой? Тэсс ничего подобного за собой не замечала. Она воспринимала все, что с ней произошло, как позитивные изменения, которые сделали ее куда счастливее. Допустим, в последнее время она меньше бывала дома, но это ничего. Детям полезно было знать, что мать работает над какой-то задачей, не связанной с ними. Она была права, что боролась за это, она просто не могла сдаться. Слишком долгим было ее рабство, и теперь она сражалась только за восстановление собственной личности. Она забыла о том, что любила, что делало ее счастливой, будто брак с Марком подавил ее как человека, стер до такой степени, что она была не уверена в собственных мыслях. Теперь она просто вставала на свои ноги. Вот только почва под ними оказалась шаткой.

Тэсс казалось, что эта новая уверенность добавляла ей силы в их взаимоотношениях, но Марк одним ударом все отнял. Может, на самом деле он так не думал? Она посмотрела на свои дрожащие руки. Нет, думал. Если он говорил, что сделает, то всегда это делал, и мужества пойти до конца у него достаточно. Может, попробовать компромисс? Пойти к нему и сказать, что она не права, что ее желания не имеют значения, и ей не нужно, чтобы он возвращался из Калифорнии? Она все устроит и справится, как всегда. Тэсс медленно положила руку на стол и прижала ладонь к поверхности. Ей всегда нравились собственные руки, тонкие, с длинными артистическими пальцами. Но они изменились. Раньше кожа плотно прилегала, теперь она сморщилась по тонким перекрестным линиям на тыльной стороне ладони и пальцев, а на костяшках отвисала. Тэсс сжала кулак: так лучше — кожа натянулась и побелела. Она подняла руку к лицу и потерла мешки под глазами, чувствуя, мягкую шероховатость под пальцами. Она старела и больше не могла рассчитывать на свою красоту. Каково это будет, жить одной?

Теперь Тэсс не могла остановиться, бросить все, над чем работала целый год, особенно когда у нее был шанс принять участие в таком потрясающем мероприятии. Она говорила о выставке в «Часе женщины»! Неужели ей и правда придется отступить только потому, что это было неудобно ее мужу? Просто смешно! Невозможно представить, чтобы мужчина помогал организовать подобное событие, а потом сказал, что в самый важный момент не может там быть, потому что ему надо забирать детей из лагеря. Какую безумную жизнь мы ведем, подумала Тэсс. Вечно надо думать о мелочах и ощущать себя виноватой. Она не даст мужу все испортить. Он хочет контролировать ее жизнь, оттащить туда, где ей, по его мнению, место. Гордость не позволяла ей уступить.

Той ночью Тэсс спала одна.

 

Глава 27

До Джереми и Лупи они могли бы дойти пешком, но вечер был холодный даже для июля. Тэсс сказала, что домой поведет машину она, так как пить не собиралась.

Одевались они в спальне, молча. В комнате Олли не хватало места для всей одежды Марка, поэтому кое-что осталось в их спальне. Одежда для работы — рубашки и костюмы — висела в гардеробе, но свитера, носки и трусы кучами валялись на полу спальни сына. Тэсс даже не пыталась их прибирать.

В основном она умудрялась сохранять спокойствие перед детьми. Марк уезжал так рано, что можно было их поднять, приготовить завтрак и собрать форму, спортивные принадлежности и музыкальные инструменты, как будто все было нормально. Пришлось, однако, объяснять, почему Олли переселили к Джейку. Сначала Тэсс как оправдание использовала храп. Но Хэтти заметила, что папа всегда храпел, так почему это важно теперь? Ей исполнилось почти девять, она была чертовски умна, ничего не упускала из виду и начинала проявлять упрямый характер. Очаровательная не по годам развитость превращалась в дерзость, и Тэсс иногда приходилось унимать дочь.

Потом она придумала другую отговорку: они с папой спят в разных комнатах потому, что мама сейчас очень занята и готовится к выставке, так что ей надо хорошо высыпаться, а папа так рано встает, что будит ее. Они с Марком соблюдали ледяную вежливость в отношении друг друга, разговаривая только в присутствии детей. Если Марк обнаруживал, что он один с ней в комнате, то сразу уходил.

Иногда Тэсс просыпалась ночью и думала, что все это сон. Но пустое место рядом с ней говорило, что это правда. Такое существование двух людей, живших рядом, но не замечавших друг друга, напоминало ужасную пьесу. Марк выглядел усталым, напряженным и нездоровым. В выходные он перестал возиться в мастерской, и ограда осталась незаконченной. Хэтти больше не спрашивала про своего пони. В воздухе застыло ожидание чего-то непонятного. Когда Марк был не на работе, он надолго уходил с Арчи. Хэтти часто просилась с ним, но тот отказывался, говоря, что это слишком далеко. Атмосфера в доме давила даже на Хэтти, которая постепенно теряла жизнерадостность. В ее глазах, по мере того как пропасть между родителями росла, появились тревога и испуг.

Эта атмосфера затронула детей, придавая всем, даже Джейку, виноватый вид. Они перестали визжать и смеяться, боясь окончательно все испортить. Никто из них не знал, как исправить положение. Хэтти пыталась рисовать родителям картинки и подсовывать под дверь или оставлять на подушках, украшая их разноцветными сердечками, говоря, как она их любит. Олли постоянно спрашивал Тэсс, все ли с ней в порядке, и стал еще аккуратнее. Джейк окончательно отстранился, и до него никто не мог достучаться.

Однажды вечером Марк вообще не пришел. Тэсс лежала без сна, глядя в потолок и заставляя себя не переживать. Ей обязательно надо быть сильной, а для этого необходимо было спать. Каждой клеточкой своего существа она хотела услышать, как в замке поворачивается ключ и хлопает входная дверь. Но Марк не вернулся, а она так и не уснула. На следующее утро Хэтти спросила, где папа, потому что в его постели никто не спал, и Тэсс сказала, что ему пришлось остаться в Лондоне по делу. Хэтти позвонила отцу на мобильный, и Тэсс старалась не подслушивать их разговор. Бездумно вытирая деревянную сушилку в комнате, она услышала, как Хэтти говорит:

— Когда вы с мамой снова будете спать в одной комнате? Почему? Я все пойму, честно. Пожалуйста, пап, мне не нравится, когда ты спишь у Олли, и Олли тоже не нравится, он терпеть не может жить с Джейком. Нам это никому не нравится, а мама грустная, — Тэсс выглянула из кухни и скорчила ей рожицу. — Она говорит, что не грустная, но на самом деле грустная. Ты сегодня приедешь? Когда? Хорошо. Я тебя подожду. Я тебя люблю. Скоро у нас опять все будет в порядке?

Когда пришло приглашение от Джереми и Лупи, сначала Тэсс хотела его выбросить или позвонить и сказать, что они не придут. Но потом подумала, что сто лет никуда не ходила. Почему бы и нет? В подсознании у нее крутилась мысль, что если они пойдут в гости вместе, Марку придется с ней разговаривать. Ее грызло то, что она не знала, как он прожил последние две недели, куда ходил, где был в ту ночь, когда не вернулся домой. Она ощущала беспомощность из-за своих противоречивых чувств и очень устала от того, что не спала по ночам и плакала, пытаясь строить планы. Разглядывала объявления о домах в газете, соображая, как найти деньги на покупку или жилье для себя и детей в Лондоне. Здесь она оставаться не могла, хотя детям нравилась школа, и Олли с Джейком находились на важном этапе своей учебы. Жилье в этих краях, безусловно, дешевле, но она была бы одинока. Нет, надо возвращаться в Лондон.

А потом Тэсс останавливалась и задумывалась над тем, что она делает. Это было безумие, будто она жила в кошмаре, который не могла контролировать. Неужели она серьезно собиралась бросить человека, с которым прожила шестнадцать лет, и в сорок лет начать все сначала, став матерью-одиночкой? Ей придется забыть мысли о дипломе преподавателя и найти работу. Она не могла рассчитывать, что Марк будет ее содержать, да и не хотела давать ему такую власть над собой. Тэсс сидела, строя планы насчет дома, денег и карьеры, думая, что со всем этим справится, а потом все рассыпалось, и она снова погружалась в смятение и страх. Она будто смотрела в пропасть, впадая из одной крайности в другую, и от напряжения подступала все ближе к краю. Удерживали ее только дети. Без них она бы наверняка задумалась о том, что проще всего покончить с собой. А потом ей вдруг приходила мысль, что они смогут построить хоть какой-то мост над пропастью. Может быть, эта вечеринка даст ей шанс попробовать.

Марк повернулся к ней спиной, застегивая рубашку. Тэсс подумала, что просто смешно после стольких лет смущаться, если собственный муж увидит тебя голой. Но это заставило бы ее почувствовать себя уязвимой, а перед ним она не должна себе этого позволять.

— Готова?

Тэсс не могла не признать, что выглядел Марк великолепно. Затравленный вид, который ее тревожил, исчез, и муж выглядел нормально и спокойно. Она же сама, как ей казалось, смотрелась так, будто ее перемололи в мясорубке. Все связки болели, глаза покраснели от слез, и никаким тональным кремом нельзя было скрыть усталой бледности.

С недавнего времени Тэсс снились мучительно яркие сны, в которых они с Марком занимались любовью, или она была вынуждена смотреть, как он делает это с кем-то еще. Сила ее чувств и ревность были таковы, что она просыпалась, напуганная и растерянная, вся в поту и с лихорадочно бьющимся сердцем. Во сне она была беспомощна, абсолютно не контролировала события, ее переполняла ярость, и она была так одинока. В другом сне она стояла на палубе корабля и, глядя вниз, видела Марка и детей, крошечные фигурки в море людей. Они продолжали двигаться, становясь все меньше, и Тэсс их уже почти потеряла, они расплывались и исчезали. А потом она бежала по палубе, проталкиваясь сквозь толпу, пытаясь наклониться через борт, разглядеть мужа и детей и крикнуть, что она их любит, но кто-то ее удерживал, и она понимала, что больше никого нет. Чувство потери было ужасающим. Такие же сны ей снились, когда дети были маленькими. Ей казалось, что они крошечные, размером с палец; она их роняла и теряла в щелях в полу. И это она была во всем виновата, потому что недостаточно о них заботилась.

Тэсс долго думала, что надеть, и, наконец, выбрала платье, которое нравилось Марку: розовое, шелковое, чуть не доходившее до коленей, с яркой бирюзовой каймой. Муж его любил, потому что оно облегало ее фигуру. Марк всегда говорил, что она редко носила одежду по фигуре, кутаясь для университета в большие свитера и длинные бесформенные юбки. Тэсс наложила больше косметики, чем обычно, втирая тональный крем под глазами, чтобы скрыть мешки и отечность. Единственный толк от душевных мучений, подумала она с усмешкой, это то, что от них худеешь. Тэсс потеряла фунтов десять, и платье на ней висело. Она улыбнулась своему отражению в зеркале: о господи, краше в гроб кладут.

За младшими присматривал Джейк — Тэсс его подкупила. Дети сидели в телевизионной комнате и смотрели «Свидание вслепую».

— Ведите себя хорошо. Мы совсем рядом.

— Потрясающе выглядишь, мам.

— Спасибо, Олли, — она потрепала его по колючим светлым волосам. Тэсс разрешила ему вставить контактные линзы и постричься как Джейк. Впрочем, Джейк теперь отращивал волосы, так что длинная прядь падала ему в глаза, и у него был байроновский вид. Линзы у Олли, с точки зрения Тэсс, оказались неудачными. Он стал слегка щуриться, но Тэсс не могла ему об этом сказать. Сын в последнее время стал очень чувствительным.

— Чтобы Хэтти была в постели не позднее девяти. Я серьезно. Олли, не забудь выпустить Арчи в сад пописать. Джейк, никакого телефона. У тебя есть мобильник, ты вчера положил на него двадцать фунтов. И никакого интернета, вечером ты забыл отключиться. Не трогай папин компьютер. А если я замечу, что кто-то лазил в бар, будут неприятности. В холодильнике есть что попить. Спокойной ночи. Я вас люблю.

— Пошли, — нетерпеливо сказал стоявший у двери Марк. Он открыл ее, давая Тэсс пройти. Когда он повернулся ее закрыть, Тэсс оказалась прямо перед ним.

— Марк?

— Что?

— Я… — Она протянула руку, коснувшись его плеча. Он замер.

— Не надо, — произнес Марк четко. — Спасибо. — И пошел к машине. Все чувства, которые она подавляла в его присутствии, чтобы не распуститься и не вести себя как идиотка, вырвались наружу.

— О боже, — она закрыла лицо руками и зарыдала. Муж не остановился.

— Если ты закончила, может, поедем? — спросил он.

Она дрожащей рукой стерла макияж под глазами, сильно ущипнула себя за бок и пошла за ним к машине.

— Домой поведу я, — сказала она настолько спокойно, насколько смогла, как только села.

— Значит, напиваться не будешь?

— Нет, в этом я уверена.

У въезда на подъездную дорожку, отмеченного двумя каменными столбами, на которых лежали большие каменные шары, она сказала:

— Останови машину.

— Что?

— Я сказала, останови машину — что, по-твоему, это значит? Я не могу туда идти. Я не могу войти в дом как твоя жена и притворяться счастливой. Быть со всеми милой и разговаривать, когда я не чувствую, что я твоя жена, и знаю, что все это ложь.

— Отлично, — сказал он. — Я пойду один.

— И как это будет выглядеть?

— Так, как оно есть. Моя жена эмоционально нестабильна. И хотя я как-то справляюсь с тем фактом, что она целенаправленно подрывает наш брак, она на это неспособна.

— Я что?

— Ты целенаправленно подрываешь наш брак.

— За нами машина сигналит.

Марк поехал по дорожке.

— Не делай этого, — сказал он. Голос его звучал холодно и безразлично. — Не выставляй меня смешным. Здесь будут люди, которых я уже знаю, и они мне нравятся. Может, ты и не смогла завести здесь друзей, но я сумел, и жду этого вечера. Ты, конечно, не заметила, но в последнее время я очень много работал и хочу отдохнуть без твоих вечных драм. Ты все это начала, но больше ты меня не затянешь ни в какое безумие. С меня хватит.

— Поверить не могу, — проговорила Тэсс, когда он остановил машину на безупречно расчищенной кольцевой подъездной дорожке, — что ты обвиняешь меня в саботаже нашего брака. Это ты намеренно переселился из спальни, игнорировал все мои попытки найти компромисс и не ночевал дома. Наверняка трахал бог знает кого.

— Заткнись, — сказал Марк с приятной улыбкой, и к ним подошел Джереми.

— Так рад, что вы пришли, — проговорил он, открывая дверцу со стороны Тэсс. Тэсс опустила голову и выскользнула наружу, не встречаясь с ним взглядом.

Перед зеркалом в позолоченной раме в роскошном туалете внизу ее худшие страхи подтвердились. Макияж был размазан, а лицо опухло. О боже, она выглядела старухой. Неудивительно, что Марк не откликнулся: она вызывает у него отвращение. Тэсс расчесала пальцами волосы — сумочка осталась в машине. К счастью, на мраморном столике под зеркалом лежала серебряная щетка с мягкой щетиной, будто для ребенка. Какая дурацкая ванная, подумала Тэсс. Комната была отделана обоями в бордовую и белую полоску, а мраморный столик украшали позолоченные листья на углах и на ножках. На стенах висели шаржи на Джереми и Лупи. На одном карандашном рисунке Лупи падала с лошади, а подпись гласила «Ну Лупс и плюхнулась». Боже, какая претенциозность, подумала Тэсс. Что я здесь делаю? Она провела щеткой по волосам, которые немедленно встали дыбом. «О господи», сказала она, яростно приглаживая их. Теперь волосы легли, прижимаясь к ее голове, будто купальная шапочка. Тэсс опять поднесла к ним щетку, и все повторилось сначала. «Ведите себя прилично», сказала она сурово, расчесывая волосы пальцами, но они затрещали. Тэсс сунула щетку под воду. «А теперь расчесывай, черт тебя побери. Ты же щетка для волос, так делай свое дело». Она осторожно провела ею по волосам, внимательно следя, не топорщатся ли они где-нибудь. Так-то лучше. Только слегка… влажные, но это неважно. С глазами ничего не поделаешь, подумала Тэсс, наклоняясь ближе к зеркалу и разглядывая себя, но может, не все так и плохо. Краснота исчезает.

Ну, вот и все. Она попыталась наладить контакт, а он ее оттолкнул. Будто это она разрушала их брак. Да кто он такой? Она больше никогда не будет уязвимой. Никогда. Она будет играть в его игры, разговаривать вежливо и притворяться перед всеми, даже перед детьми, что все в порядке. Если он хочет войну, то и получит войну. Она не покажет ему, как задета. Уязвимость только вела к новым ранам.

Тэсс глубоко вздохнула и направилась в гостиную, откуда доносился веселый шум. Но когда она распахнула дверь, перед ней открылась сцена как из Ноэля Коуарда: женщины в длинных платьях (в длинных платьях?), а мужчины в смокингах. О, черт! Она невнимательно прочла приглашение. К ней подошел Марк, который явно был в ярости. Он взял ее под руку.

— Почему ты мне не сказала, что нужны смокинги? — прошептал он ей на ухо. — Ты что, специально решила меня выставить идиотом?

— Конечно нет, — прошипела она в ответ. — Это просто ошибка.

— Почему у тебя мокрые волосы?

Тэсс не ответила.

— Лупи, как мы рады снова тебя видеть, — вежливо произнес Марк и отправился поговорить с мужчинами, среди которых были члены объединения, в которое он надеялся вступить.

Тэсс осталась в толпе лошадниц. Они безостановочно трещали о своих чертовых клячах, об охоте и пони-клубе, о том, каких успехов достигла Джемайма, почему мальчики так быстро теряли ко всему интерес, и чем лучше кормить скот зимой, и как бороться с браконьерами. Когда одна из этих женщин, настолько тощая, что рядом с ней даже палка казалась толстушкой, сказала «О, солома, думаю, разве вы не согласны?», Тэсс поняла, что должна отойти, иначе она кого-нибудь ударит. Она подошла к Марку и встала рядом с ним. Разговор немедленно затих. Марк раздраженно посмотрел на жену.

— Не хочешь выпить?

— Нет, — ответила она беззаботно, — мне хватит.

— Пойдем, я налью тебе, — Марк крепко взял ее под локоть и повел к столу с напитками. — Ты ведешь себя по-свински.

— Неподходящая лексика для такой компании, тебе не кажется? — В голосе Тэсс звучало раздражение. — Я не желаю, чтобы меня запихивали в толпу помешанных на лошадях зануд, из которых ни одна не спросила еще, чем я занимаюсь или хотя бы о моих детях. — Она отвернулась от гостей. — Я их не интересую, на мне неподходящая одежда, мне здесь не место. Я их ненавижу и хочу домой.

— Ты ведешь себя как ребенок. Да, конечно, некоторые люди тут невыносимы, но они наши соседи, и нам надо с ними уживаться. Постарайся наладить контакты.

— Нет, не сегодня. Давай поедем домой.

Но Марк ушел.

Раньше они бы посмеялись над такой ситуацией. Она бы поймала его глаза через полную народа комнату и бросила бы ему взгляд, говоривший «Вот олухи!» Но сейчас муж принял сторону чужих ей людей. Она его теряла.

Остаток вечера прошел мучительно. Как настоящая актриса, она кивала, смеялась и удерживалась от слез, тогда как на самом деле больше всего ей хотелось лечь и умереть. Быть сильной оказалось еще утомительнее, чем уязвимой. Надо было одеться в сталь и ничего не выпускать наружу.

 

Глава 28

— Где папа?

— Уехал, дорогая.

Хэтти посмотрела на нее, и глаза дочери наполнились слезами.

— Он даже не попрощался.

— Я уверена, что он зашел и поцеловал тебя.

— А тебя он поцеловал?

Тэсс отвернулась и начала собирать со стола грязные тарелки и миски, методично заполняя посудомойку. Потом задвинула лоток, вставила нижний держатель и закрыла дверь коленом. Наклонившись, она начала искать таблетку для машины в шкафчике под раковиной.

— Я спросила, он тебя поцеловал? — повторила Хэтти, встав у нее за спиной.

— Нет, дорогая. Не поцеловал.

— Мам, где моя чистая рубашка?

— Над плитой. Погоди, ты измазался яйцом, а вокруг рта у тебя зубная паста.

— Ой, — сказал Олли, когда Тэсс послюнявила палец и протерла ему лицо, — больно.

— Но ты должен выглядеть лучше всех, правда, мама? — вставила свое слово Хетти.

— Правда. Ему столько призов надо получить. Может, тебе стоит взять с собой чемодан, — сказала Тэсс, улыбаясь.

— Ой, мам, ну тебя.

— Просто я очень тобой горжусь.

— А папа не гордится, да?

— С чего ты взял? Конечно, гордится.

— Так почему он улетел сегодня? Конференция еще только через неделю. Он мог бы и прийти в школу.

— Папа должен будет пораньше вернуться, помнишь? Чтобы я могла разобраться с выставкой, — Хэтти и Олли переглянулись и изобразили зевоту.

— Где Джейк?

— В постели.

— О господи, — раздраженно проговорила Тэсс. — Олли, иди разбуди своего брата и скажи ему, что если он немедленно не встанет, то я не подвезу его в школу. А если он опоздает на собрание, то у него будут проблемы.

Олли затопал вверх, она услышала, как дверь спальни открывается, а потом раздался грохот.

— Боже, что там еще? — Тэсс взбежала по лестнице, прыгая через ступеньку. Олли изумленно стоял у двери.

— Джейк бросил в меня мячом.

Ну все, подумала Тэсс. С меня хватит. Она распахнула дверь. Занавески все еще были задвинуты, но яркое июльское солнце пробивалось сквозь них достаточно, чтобы она могла разглядеть Джейка. Она решительно подошла и отдернула одеяло. Сын лежал на спине с закрытыми глазами, в одних шортах.

— Вставай, — сказала она, — и не смей так бросаться вещами. — Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— Что с тобой такое? — спросил Джейк, открывая глаза.

— Ничего. Я просто устала вечно за всеми гоняться. Мы опаздываем, так что давай немедленно поднимайся — она сдернула одеяло на пол.

— Ладно-ладно, не сходи с ума. И вообще, какая разница, если я не приду? Я же не чудо-мальчик, которому полагается миллион призов.

— Ты не можешь обвинять своего брата в успехе!

Он спокойно посмотрел на нее, приподнявшись на локте.

— Конечно, этого быть не может. А где папа?

— Уехал.

— Разумеется. Ну что ж, по крайней мере только один родитель будет свидетелем того, что я единственный в классе не получу никакой награды, даже завалящего библиотечного жетона за усердие.

— Ты чуть не получил спортивный приз.

— Чуть-то чуть, но все же не получил, — сказал Джейк, вставая и оглядываясь в поисках своей формы. Она лежала кучей в ногах кровати. — Ты постирала мою рубашку?

— Нет, — сказала Тэсс, — извини, забыла. Ты уже знаешь, кто будет старостой?

— Да, — сказал Джейк, — слышал. И можешь не спрашивать, я старостой не стал, и даже дежурным по столовой. Ясно? Тогда разговор окончен.

По пути домой из их школ, пообещав, что они с Хэтти не опоздают на церемонию вручения призов в два часа, Тэсс задумалась о том, что ей надеть. Какое-нибудь платье, наверное. И пиджак. Она надеялась, что будет не единственной, кто придет на церемонию без мужа.

Они с Хэтти неловко пристроились на складных стульях под продуваемым насквозь навесом. Хэтти была в нарядном платье в цветочек, которое она ненавидела, а Тэсс в бежевом льняном на пуговицах, на которое она пролила молоко перед самым уходом. Пришлось опустить полу между коленями, чтобы скрыть мокрое пятно. К ней наклонилась Линда, мать одного из друзей Олли.

— Правда, Олли молодец?

— Да, я очень им горжусь.

— А Марка нет?

— Ему пришлось уехать.

Линда сочувственно вздохнула. Ее собственный муж сидел рядом с ней, одеревенев от скуки, в элегантном костюме в полоску. Он достал мобильник, с тоской посмотрел на него и выключил.

— Когда они начнут? — спросил он раздраженно. Линда сняла с его лацкана пушинку и поудобнее положила сумочку на колени. Тэсс заметила, что на ней были перчатки. Тэсс единственная среди матерей была без шляпы. О боже, это прямо как светская свадьба.

В зал вошел класс Джейка. Все, кто заработал призы, должны были сидеть на особых стульях впереди, и Джейк был вовсе не единственный, кто ничего не получил. Тут он преувеличивал. Но где же он? Она видела его друзей, но Джейка среди них не было. Он не мог опоздать на церемонию. Он должен быть где-то здесь. Тэсс вытянула шею, чтобы посмотреть, не стоит ли он сзади. Но тут вошел шестой класс, и учитель, замыкавший процессию, задвинул края тента. Может, Джейк заболел? Почему из школы ей не позвонили?

Скрипичная секция школьного оркестра с визгом ожила. Хэтти прислонилась к матери, сося палец. Тэсс автоматически протянула руку и вынула палец у нее изо рта. Где он? Она попыталась сосредоточиться на том, что говорил директор. Церемония вручения призов казалась бесконечной.

— Мне надо в туалет, — прошептала Хэтти.

— Придется подождать, — тихо ответила Тэсс.

Розовощекие мальчики по одному подходили к председателю школьного комитета, пожимали ему руку и получали стопку книг. Хэтти бурно аплодировала каждый раз, когда появлялся Олли. Потом школьники читали стихи, играли на музыкальных инструментах, председатель школьного комитета произнес речь, и все это время Тэсс думала о том, что же могло случиться с ее сыном.

— Молодчина, — она встрепала волосы Олли.

— Потрясно, — сказала Хэтти. — Теперь мне можно в туалет?

— Олли, где Джейк?

— Не знаю. А его тут нет? Он должен быть где-то здесь.

— Погоди-ка, Олли, ты покажешь Хэтти, где туалет?

Тэсс как раз заметила классного руководителя Джейка. Улыбаясь и кивая, она протолкнулась через толпу и, наконец, добралась до него.

— Простите, вы не знаете, где Джейк?

— Джейк? Он должен быть здесь.

— Я знаю. Но его нет.

— Он был в классе перед тем, как мы вышли. Погодите немного.

Он исчез и вернулся через пять минут. Тэсс тем временем пыталась поговорить с супружеской парой, которую едва знала. Лицо преподавателя было обеспокоено.

— Простите, но мы не можем его найти.

— Я попробую позвонить ему на мобильный.

Она вышла из-под навеса и набрала номер Джейка. Послышался звонок за звонком, пока ее не переключили на голосовую почту. Это было не похоже на сына. Обычно он отвечал после пары звонков. Что ей теперь делать? Вокруг стояли и беседовали родители, держа в руках бокалы с вином. Они были счастливы, что речи закончились, и с удовольствием ждали пикника, для которого принесли с собой припасы. Тэсс про это забыла, и вообще ей не очень хотелось сидеть одной.

К ней подошли Олли и Хэтти.

— Вы его нашли? — спросила она.

— He-а. Никто его не видел.

— О господи. Чертов мальчишка. Олли, ты не посмотришь, где он еще может быть, в классе, например, или в комнате отдыха?

После часа поисков Тэсс, Олли и классный руководитель Джейка так и не нашли его.

— Может, он поехал домой?

— Как?

— На автобусе?

— Ну, это вряд ли.

— Боюсь, нам придется принять меры по этому поводу.

— Я знаю. Только давайте сначала его найдем, ладно?

— Олли, попробуй его мобильный еще раз.

— Не отвечает.

Тэсс крепче сжала руль.

— Ну же, — пробормотала она, когда перед ней на дорогу выехал трактор. — Убирайся, наконец.

Дома она распахнула дверь и взбежала наверх, в спальню Джейка. Она была пуста. Но погоди-ка, вон его пиджак. Слава богу.

— Джейк! — крикнула она. — Где ты?

— Внизу его нет, — отозвался Олли. — Я посмотрел.

— Поищи в саду, а я наверху.

Она бежала из комнаты в комнату, но сына не было видно.

Внезапно она услышала жуткий вопль из сада. Это была Хэтти.

О господи, подумала Тэсс и побежала вниз по лестнице, чуть не столкнувшись с Олли. Вместе они помчались в направлении крика. Открывая засов, Тэсс увидела, как дочь стоит, глядя вниз, прикрывая рот руками. Они подбежали к ней.

Джейк ссутулившись, сидел за деревом. С его запястий текла кровь, заливая траву у ног и белую манжету его школьной рубашки.

Тэсс оттащила Хэтти в сторону.

— Уведи ее в дом, — сказала она Олли. Он в ужасе посмотрел на мать, потом молча обнял Хэтти и попытался развернуть ее. Она застыла.

— Уведи ее! — закричала Тэсс. Это заставило Хэтти отступить назад, и Олли повел сестру к дому.

— Что ты наделал?

— Не получилось, — сказал он так тихо, что Тэсс пришлось наклониться, чтобы его расслышать. — Это куда сложнее, чем кажется. Я думал, у меня получится, но не сумел. Это больно, мама, правда, больно. — Она опустилась на колени и крепко обняла Джейка. Он поднял на нее глаза, изумленный до потери речи.

— Зажми их. Я сейчас, — Тэсс вскочила и побежала в дом. В кухне она сорвала с веревки два полотенца и, вернувшись в сад, туго обмотала их вокруг его запястий.

Тэсс не знала, брать ли с собой в больницу потрясенных Олли и Хэтти. В конце концов, она повезла их с собой, потому что не могла оставить одних. Вместе они сидели в приемном покое, напуганные, не в силах говорить.

Джейка приняли немедленно. Медсестра на приеме сказала, что надо было вызвать «скорую», но Тэсс не знала, как полагается поступать с подростками, которые неумело резали себе запястья тупой бритвой. Так что она сама отвезла его в Оксфорд, не замечая, как по щекам льются слезы. Боже! Как они так все испортили? Что они за родители? Все остальное было неважно. Они ошиблись. Джейк был в шоке, он сидел и молча сжимал полотенца, глядя в окно и ничего толком не видя. На заднем сиденье всхлипывали Олли и Хэтти.

— С ним все будет в порядке, — сказал младший врач. — Он когда-нибудь уже делал что-нибудь подобное?

— Нет, никогда. У нас были проблемы, но такого не было. Можно его видеть?

— Конечно.

Раны были зашиты. Доктор сказал, что они были поверхностные, и заживут быстро. Шрамы в душе, сказал он, потребуют более долгого лечения.

Тэсс встала у кровати и посмотрела на сына.

— Ты папе расскажешь?

— А ты этого хочешь?

— Нет, — он уткнулся лицом в подушку.

— Почему ты это сделал?

— А почему бы и нет?

Тэсс села рядом и положила руку ему под щеку.

— Я тебя люблю.

— Нет, не любишь.

— Боже мой, Джейк, перестань вести себя так, будто ты единственный в мире имеешь право на отчаяние. Ты что, правда, думаешь, что никто никогда такого не испытывал?

— Ты не знаешь, что я чувствую! Ты не можешь видеть, что у меня внутри!

— Нет, могу, — она наклонилась и обняла его. — Ты часть меня.

— Ничья я не часть. И нашей семьи тоже. Просто чертова проблема. А вы с папой расходитесь.

— Это не так!

— Господи, мама, ты думаешь, я слепой? Думаешь, я не вижу, что происходит? Все разваливается, и я не могу вынести еще и это вдобавок ко всему остальному. Я не могу видеть, что творится с папой.

— С папой?

— Да, с папой! Ты не видишь, как ему плохо, мама. Я слышал, как он ночью плачет.

— Не может быть!

— Иногда мне кажется, что только я один замечаю, что происходит! Ты слишком погрузилась в учебу и выставку, чтобы обращать внимание на что-то еще. Я не собираюсь сдавать экзамены. Я уйду из дома и найду работу в Лондоне. Мне наплевать, что со мной будет, я просто хочу отсюда убраться.

— Пожалуйста, дорогой мой, не надо так говорить. Все будет хорошо. Я все исправлю, вот увидишь. Дай нам шанс.

— Ага, как же! По-моему, уже слишком поздно.

Ей пришлось оставить его, чтобы отвезти Хэтти и Олли домой. Кэти, мать Софи, сказала, что придет и присмотрит за ними. Тэсс объяснила ей, что Джейк поранился и лежит в больнице. Когда она пришла, он спал, измученный потрясением. Как больной ребенок.

— Что? Что ты такое говоришь?

— С Джейком несчастье.

— Какое несчастье?

— Он порезал себе запястья, Марк. Мы не могли найти его, а он вернулся домой и сделал это. Прости…

— Погоди, пожалуйста. Ради бога, скажи, с ним все в порядке?

— Да, физически во всяком случае, все в порядке. Завтра он выходит из больницы. Он может выздоравливать дома, но врачи хотят, чтобы его посмотрел психиатр. Он несильно поранился, даже не подошел к вене, там просто порезы, но кровь, Марк… Хэтти вне себя. Она его нашла.

— Я возвращаюсь домой. Сегодня же. Не нужно меня встречать, я возьму такси. Просто побереги детей, ладно? Ты все еще…

— Нет, черт возьми. Ты действительно думаешь, что я могу заниматься выставкой, когда мой сын вскрывает себе вены? Не будь идиотом.

— Перестань ругаться.

— Прости. Ты не представляешь, каково это было, найти его. А потом больница… И он все еще такой сердитый. Это просто кошмар, и я чувствую себя виноватой…

— Нет, я виноват, что я здесь, Тэсс. Увидимся вечером.

— Я не говорила, что это ты виноват! — крикнула она. Но Марк уже повесил трубку.

В аэропорт Тэсс ехала почти автоматически, и руки дрожали на руле. Она пропустила съезд с шоссе, и ей пришлось развернуться на следующем перекрестке, лихорадочно вспоминая, на какой терминал прибывает самолет Марка. Мозг ее отключился от происходящего, и она еле заставляла свое тело работать. Тэсс не могла координировать движения. Кэти сказала, что ей не стоит садиться за руль, такая она бледная. Сильно ли пострадал Джейк? Тэсс отчаянно жалела, что родителей не было дома. Она могла бы все рассказать им и поделиться своими страхами. Они бы присмотрели за Олли и Хэтти и забрали бы их, чтобы она могла сосредоточиться на Джейке. Если она встретит Марка, они смогут сразу вернуться в больницу. Оставив детей дома с Кэти, Тэсс снова помчалась к Джейку. Она сидела рядом, пока он спал, и смотрела на его невинное лицо, разглядывая каждую черточку. Она могла его потерять.

Тэсс прижала руку к губам. Господи, ей так был нужен Марк! Только он мог все понять.

По радио начались новости, и она сосредоточилась, на случай если передадут информацию о пробках. «Недавний опрос показал, — сказал ведущий, — что семь из восьми детей предпочли бы, чтобы их родители остались в проблемном браке, а не разошлись. Опрос, проведенный благотворительной детской организацией…» Тэсс выключила радио. Они должны попытаться начать все сначала. Да, возможно, ей придется отказаться от своей мечты, но разве мечта сравнима с благополучием детей? Они важнее всего в ее жизни. Сложный брак еще не конец света. Многие так жили. Уж конечно, и они смогут продержаться до тех пор, пока дети не подрастут и не разъедутся, а потом можно решать, как быть дальше.

Собрав все нервы в кулак, она повернула к терминалу номер три. Здесь было так много дорожек — где же краткосрочная парковка? Ах, черт, вот же она! Тэсс развернулась через полосу, и следующая за ней машина загудела. Пригнувшись, как всегда, когда въезжала на «дискавери» в парковки с низким потолком, она описала несколько кругов, пока не нашла место. До посадки самолета Марка оставалось пятнадцать минут.

Тэсс посмотрела на компьютерное табло. Напротив калифорнийского рейса стоял значок «сел». О, слава богу, Марк скоро выйдет. Пожалуйста, быстрее! Ей ужасно не хотелось оставлять Джейка одного, хотя доктор дал ему снотворное и сказал, что сын проспит несколько часов. Поворачиваясь, она заметила мужа краем глаза, скорее почувствовала, чем увидела.

Через плечо у него висела коричневая дорожная сумка, и он катил большой черный чемодан, с которым они ездили на каникулы. У него часто застревала застежка, и Марку приходилось вкладывать в рывок всю свою силу, чтобы открыть его. В семье его называли черной дырой. Он смотрел в сторону от нее, на кого-то еще. Тэсс замерла, сжимая ремешок сумки.

Он смеялся!

Вокруг нее разговаривали люди, окликая пассажиров, которых они встречали. Громкоговоритель объявил посадку рейса, который задерживался. На Тэсс налетел ребенок, и она протянула руку, чтобы удержать малыша. Я его не знаю, подумала она. Человек, который шел к ней, не видя ее, и болтал с кем-то, с кем познакомился в самолете, был чужим. Он приедет в больницу, и на лице его появятся горе и тревога, но здесь, где, как он считал, его никто не видит, у него была своя жизнь, отдельная от них.

В любой момент он мог поднять голову и увидеть ее. Тэсс заставила себя тронуться с места. Повернувшись, она налетела на газетный лоток позади себя.

— Смотрите, куда идете! — сердито воскликнула женщина, тянувшая за руку малыша.

— Простите, простите, — сказала Тэсс. Она не могла сосредоточиться и чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Дыши глубже, приказала она себе. Ее тошнило. Она выбежала из зала ожидания и чуть не попала под аэропортовский автобус. Вполсилы взмахнув рукой, Тэсс пошла к машине. Марк возьмет такси, подумала она среди вихря крутившихся у нее в голове мыслей. Ей надо было скорее в больницу.

Когда Марк приехал, Джейк только что проснулся. Они оба вздрогнули, когда он вошел. Лицо мужа раскраснелось и было полно тревоги. Это взаправду, подумала Тэсс, конечно, это взаправду. Но он был в состоянии отключать эту тревогу, и она его за это ненавидела. Его это не поглощало, как ее. Марк наклонился и обнял Джейка, рывком прижимая его к себе. На Тэсс он не посмотрел. Она неловко стояла у кровати.

— Я люблю тебя, — сказал он со слезами. — Я так тебя люблю. Никогда, никогда в этом не сомневайся. — Джейк закрыл глаза, уткнувшись лицом в отцовскую рубашку; и из-под его опущенных век просачивались слезы.

Тэсс посмотрела на них. Она им была не нужна. Она поехала домой, к Олли и Хэтти.

 

Глава 29

Я сильная, повторяла она себе снова и снова по дороге домой. Мы больше не имеем значения. Мои чувства не имеют значения. Важен только Джейк и его здоровье. Образ смеющегося Марка снова и снова вставал у нее перед глазами. Нечаянная потеря, окончательная и определенная потеря любви, веры, доверия.

Марк вернулся домой поздно, когда Хэтти и Олли уже легли. Хэтти пыталась дождаться его, но слишком устала от потрясений и напряжения за последние два дня. Тэсс тоже хотела уснуть, но знала, что у нее это вряд ли получится.

Когда Марк вошел, она убиралась в кухне. По очереди убрала тарелки, вытерла стол и плиту, выровняла на буфете стопку писем, которые не успела вскрыть. Он встал за ней и обнял ее.

— Слава богу, — сказал он. Она застыла в неподвижности. — С ним будет все в порядке. Как там доктор сказал? Крик о помощи. Что ж, это сработало. Наше внимание он привлек.

— Значит, ты так считаешь? — Тэсс едва могла с ним разговаривать. — По-твоему, это была попытка вызвать наше сочувствие?

— Да, конечно, — ответил он. — Это крайняя форма манипуляции.

— Я тебя не знаю, — проговорила Тэсс. — Я тебя больше не знаю. — Она не собиралась плакать и думала, что все эмоции уже прошли, но слезы все равно потекли по ее щекам.

— Ты о чем? — Марк убрал от нее руки.

— Я о том, что через некоторое время, когда Джейк пойдет на поправку, мне надо будет куда-нибудь уехать одной.

— Зачем?

— Просто надо.

— Может, хватит чертовых драм? О чем это ты? Господи, Тэсс, теперь окончательно стало ясно, что мы не можем продолжать так дальше. Эгоистично углубляться в свои проблемы, не замечая, как это отражается на детях. Зачем это тебе быть одной? Сейчас нам надо быть вместе и решать, как жить дальше.

Я знаю, что я потеряла, подумала Тэсс. Я потеряла правду. Он этого не видит, потому что не знает. Я не могу сделать свою жизнь ложью даже ради детей, которых я люблю больше всего на свете.

— Может, ты и прав. Но мне надо побыть одной, чтобы решить, возможно ли это, — а теперь я вру, подумала она. Хватит.

— Почему тебе надо уезжать?

— Джейк, слезь с моей одежды. Потому что надо.

— Это из-за меня?

— Может, хватит думать, что все в этом доме вращается вокруг тебя? — Она махнула рукой, сгоняя его с постели. — Я ненадолго. Мне просто нужно время подумать.

Джейк посмотрел на нее с испугом.

— Все будет хорошо. Здесь останется папа, он взял неделю отпуска.

— У вас двоих все в порядке?

— Конечно, — сказала Тэсс, наклоняясь над чемоданом. Плакать она не будет. — Мне просто надо решить, что делать в следующем году, и составить планы.

— Ладно, — Джейк нерешительно посмотрел на мать, и она улыбнулась ему. Выглядел сын хорошо, лицо у него загорело, и он почти по-детски стремился, чтобы все им были довольны. Ужасные шрамы начинали затягиваться, а тот жуткий день стал памятью, боль приглушило течение времени. Только Хэтти до сих пор снились кошмары.

С детьми все будет в порядке, говорила она себе снова и снова, пока ехала по шоссе. Но Хэтти завтра идет на день рождения, а она забыла купить подарок и открытку и не помнила, знал ли Марк, где дом Джорджии. Нет, надо расслабиться. Марку придется научиться справляться самому. Хэтти ему напомнит, она уже вытащила свое праздничное бархатное малиновое платье и выбрала, какие туфли она хочет надеть.

Тэсс рвалась к морю. Она хотела сидеть на краю, глядя на горизонт, и планировать свою дальнейшую жизнь в месте, наполнявшем ее покоем. Там она могла подумать.

На половине дороги к коттеджу пошел дождь. Не тихий ласковый дождь, а тяжелые капли, которые так колотили в окна машины, что Тэсс поставила дворники на двойную чистку и поехала медленнее.

Когда она подъехала к коттеджу, было уже темно. Тэсс закрыла за собой дверь, вдохнула запахи застоявшегося воздуха и моря и чуть не заплакала от знакомой атмосферы. Она включила свет. Все было точно такое же, вдоль всей прихожей шли стеллажи с книгами для каникулярного чтения: Джеральд Даррел, Мэри Рено и затертые томики Диккенса и Стейнбека. Напротив, на секретере, лежала книга посетителей, открытая на последней странице. Тэсс остановилась и заглянула в нее. «Все было здорово. Мы дошли до Полперро за час. Я нашел на берегу мертвую медузу. Это самые лучшие каникулы на свете. Сэм, 8 лет».

Дети должны были быть с нею, но она хотела сделать это сама. Следующим летом они могли бы приехать сюда вчетвером. Тэсс вытащила чемодан из машины и приняла горячую ванну. Потом легла в широкую двуспальную кровать, где последний раз спала с Хэтти, и уснула так, как не спала уже много месяцев.

 

Глава 30

Она падала. Падала к морю, пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь и задержаться. А потом ухватила ветку и повисла, качаясь над камнями внизу, и тут услышала, как Марк кричит «Отпускай, я тебя поймаю». Она отпустила ветку и стала падать все быстрее, а он ее не поймал.

Тэсс резко проснулась, чувствуя, как стучит сердце. Где это она? Потом тронула тяжелую старомодную кровать и вспомнила, что она в коттедже.

Тэсс выпила утреннюю чашку кофе, прислонившись к кухонной плите. В доме было холодно. Маргарет, экономка, объяснила, что они эту неделю не топили, потому что никого не ждали. Стояла первая неделя сентября, и было холодно, не то что бабье лето два года назад. Тэсс согласилась с Маргарет, что погода разочаровывала, но уверила, что с ней все будет в порядке. Она не знала, на сколько здесь останется. На пару дней, может, на неделю. Нет, детей с ней не было, ей надо отдохнуть. Они дома, с отцом.

После завтрака Тэсс пошла к морю. Она собиралась пройти вдоль берега к Полперро — до него было мили три с половиной. Дорога была сложная, с крутыми подъемами, долинами и узкими проходами, резко обрывавшимися к морю. Шел мелкий дождь. Ей это нравилось. Солнца она не хотела, оно бы напомнило о каникулах с детьми. Хэтти изображала, что загорает, надевала розовые солнечные очки и лежала неподвижно минуты две, а потом начинала скучать и снова вскакивала на ноги. А Марк занимался с мальчиками серфингом. Тэсс улыбнулась воспоминанию.

Здесь она была на своем месте. Она подняла лицо к ветру. Он был такой холодный и свежий. Тэсс почти дошла до перелаза, остановилась и медленно перелезла. Может, я сошла с ума, подумала она. Части ее жизни уже никогда не сложатся по-прежнему. Это ее не пугало. Она ощущала себя сильнее и спокойнее, чем за последние два года. Все что она сделала, привело ее сюда.

Тэсс ахнула. Такого моря она еще никогда не видела. Вода была яростного серого цвета, а не темно-синего, как она помнила, и вместо плоского покоя, который она ожидала, Тэсс увидела гневные пенные волны, которые набрасывались на каждую скалу с ревом и брызгами. Чайки разворачивались, ловя ветер, пересекаясь друг с другом, раскинув крылья и пронзительно крича. Над морем дождь превращался в туманную дымку, которую носило ветром, будто стайки крошечных рыб. Тучи были тяжелые и свинцово-серые, уходя вверх белоснежными кучевыми облаками. Она неподвижно смотрела, запоминая, словно превратилась в камеру. Гнев моря захватил ее и наполнил радостью.

Тэсс спустилась на пляж и встала у края воды. Волны накатывали на берег, оставляя белую пену. Ветер подхватывал и поднимал ее к небу. Берег был покрыт мусором, который принес прибой: кусками дерева, водорослями, обломками пластика, бутылками, перчатками, веревками. Не сокровища, а остатки современной жизни, дешевый хлам, подумала Тэсс. На пляже она была одна. Было слишком холодно, чтобы загорать, и слишком ветрено и опасно для купания.

Вернувшись на тропу, Тэсс помедлила и села на скалу. Заправив волосы за уши, она посмотрела на небо. По плотной штормовой туче прошла трещина, и сквозь нее виднелась полоска прекрасного синего цвета, как крыло зимородка, неба.

 

Глава 31

В глазах Хэтти до сих пор никогда еще не было страха. Но теперь она потеряла всякую уверенность.

— Это я виновата, да? Потому что была плохая и не убирала в своей комнате и разбила окно в туалете? — В руках у нее была Барби, и она все дергала и дергала ее за волосы.

— Дело не в тебе, а в маме и папе.

— А где папа будет жить?

— Он снимет квартиру в Лондоне, Джейк. Около работы.

— А кто ему будет готовить чай? — спросила Хэтти.

— Придется ему пока справляться самому.

— У него нет доски для хлеба, — добавила дочь.

— Он ее купит. Не беспокойся, дорогая, папа справится.

— Нет, не справится. Он не знает, как что делать. Он сжигает все, что готовит, и не знает, как пользоваться стиральной машиной.

— Дорогая, — Тэсс опустилась на колени перед Хэтти. — Это не высшая математика, он скоро научится.

Олли стоял неподвижно, прислонившись к шкафу.

— Так что нам придется переехать?

— Думаю, да. Мы не можем себе позволить жить здесь одни.

— А куда мы поедем?

— Обратно в Лондон. Или в Корнуолл.

— Почему в Корнуолл?

— Там есть работа, на которую я хочу попробовать устроиться, место лектора в колледже для взрослых.

— Значит, больше никакой частной школы?

— Нет, извини. Честно говоря, она так и так была нам не по средствам.

— А как папа будет читать мне на ночь, если его с нами не будет?

— Он приедет тебя повидать, а ты будешь ездить к нему.

— Это не то же самое! — крикнула Хэтти. — Все неправильно! Ты что, не знаешь, семьи должны быть вместе, а не разбиваться на кусочки! Все сломалось, и все не так!

Олли, до сих пор сохранявший спокойствие, не выдержал. По щекам его потекли слезы. Он потянулся обнять Тэсс.

— Мы тебя любим, мама.

— Я знаю, — сказала она, держа его за руку, чувствуя, что плачет. — Извини, мы вас всех так подвели. — Она вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Но иначе не получалось. Ради вас я бы все сберегла, но у меня не получилось.

— Папа говорит по-другому, — они все посмотрели на Джейка.

— Папа сказал мне, что хочет, чтобы ты осталась, но ты решила уйти.

— Ты ему поверил?

— Не знаю, — Джейк осторожно разглядывал ее.

— Проблема в том, — сказала Тэсс осторожно, — что я больше не люблю папу, а он меня.

— Ты не можешь так говорить! — взвыла Хэтти. — Мамы любят пап, а папы мам! Поэтому они и рожают детей! Потому что они любят друг друга. Ты сказала мне, что я родилась в любви, а теперь ты говоришь, что это неправда.

— Я знаю, но иногда мамы и папы перестают любить друг друга. Мы любили друг друга, когда вы родились, правда.

— Но ведь нельзя это включать и выключать! Тогда это все неправда, так ведь? — сказала Хэтти, выдавливая слова по одному между всхлипами. — Это все ложь, и я никогда в жизни больше не буду ни во что верить. Если ты можешь вот так перестать любить папу, тогда ты можешь и меня перестать любить. Потому что любовь ничего не значит.

Олли написал эссе для журнала своей новой школы. Учитывая все обстоятельства, он прижился здесь очень хорошо и был в восторге, когда его попросили стать редактором. Эссе, которое он решил опубликовать, называлось «Путешествие». В нем были такие строчки: «По пути в школу мы проехали мимо леса. И я представил себе, как моя семья росла, как дерево, а мама с папой были стволом, который поднимал меня вверх. Теперь я чувствую себя так, будто в меня ударила молния и расколола пополам. Когда я вспоминаю, каким был счастливым, то мне становится стыдно за то, что я всегда хотел большего и что такой переворот в жизни заставил меня понять, каким я был эгоистом».

 

Постскриптум

Джейк сидел в новом интернет-кафе в Фоуи и писал е-мэйл Франческе. На минуту он остановился, глядя на ярко раскрашенные лодочки в гавани, которые поднимались и опускались вместе с приливом, бившимся о крепкие стены. На его загорелом запястье, лежавшем на клавиатуре, был сплетенный из бисера браслет. Некоторые бусинки оторвались, оставив голые кусочки нити. Когда он пошевелил руками, бусинки скользнули поближе друг к другу.

«Такое ощущение, что все мы потерпели неудачу, — неуклюже напечатал он двумя пальцами. — Я думал об этом и почувствовал, что единственная правда в том, чтобы быть частью настоящей семьи. Как только это ломается, то разбивается и все вокруг. Наверное, нам повезло. У нас есть мама и немножко папы. А кто есть у папы? Никого, только кусочек семьи раз в неделю. Мне не нравится бывать в его новой квартире. Я сказал маме, что больше туда не пойду. Мне так плохо, что я даже иногда не могу спать, все думаю о том, что папа старается вести себя, словно ничего не случилось, но не может. Он просто уничтожен. И мама тоже несчастна. Она говорит, что счастлива, но я знаю, что это не так. Меня это с ума сводит. Я жду, не дождусь, когда смогу уехать и жить один. Иногда мне кажется, что я никогда не прощу маму. Я ее люблю, но не могу простить. Они сломали то, что у меня еще оставалось от правды. Безумные слова, верно? Может, я просто схожу с ума без тебя.

Я тебя действительно люблю. Может, у нас получится, как надо?

Целую и не только,

Джейк».

 

Диана Эпплярд

— Говорят, что женщины утратили искусство обращения с мужчинами, что они больше не готовы идти на компромиссы.

— Но зачем нам учиться с ними обращаться? Они что, рыбы в аквариуме? Почему мы должны угождать всем их капризам, поддерживать их эгоизм и терпеть дурное настроение просто потому, что у них есть сперма и иногда они скажут нам доброе слово или два? Если бы мне пришлось все это заново переживать, я бы сделала себе искусственное оплодотворение. Как у куриц.

 

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.