По дороге домой из Корнуолла Тэсс думала, что ужасное ощущение беспомощности, которое она испытала, когда потеряла Хэтти, было таким же, как когда они узнали про порок сердца у дочери. В один момент все вокруг остановилось, и даже знакомые предметы приобрели нереальный вид. Хрупкость человеческой жизни остро напомнила о себе.

Когда они приехали домой, Марк уже ушел на работу. Хэтти, уставшая от свежего воздуха и моря, проспала большую часть пути, прижимаясь головой к ремню, так что он оставил красный след на ее щеке. В руках она крепко сжимала однорогого Поцелуй-лося. Его однорогость была результатом схватки с одним из плюшевых медведей Джейка, к несчастью, вооруженного маленьким пластмассовым мечом. Матери тогда пришлось вмешаться в битву, разыгрывавшуюся прямо над головой визжащей Хэтти. Детство в качестве младшей сестры Джейка, решила Тэсс, могло подготовить дочь к чему угодно, включая гражданскую войну. Слава богу, что был еще миротворец Олли.

Тэсс въехала на места парковки для жильцов. Рядом до сих пор вот уже много лет стоял фургончик — соседи ремонтировали дом. Строители появлялись нечасто, и Марк объяснял, что жильцы наверняка все делали сами в час по чайной ложке. Постепенно фургончик наполнился чужими ненужными вещами — старым матрасом, коляской без колес, а в один ужасный вечер и мертвой собакой. Хэтти после этого еще долго снились кошмары.

Тэсс выключила двигатель и наклонилась вперед, опершись локтями на руль. Хэтти спала, не потревоженная внезапной оглушительной тишиной в машине. По мере приближения к дому Тэсс проезжала мимо знакомых мест, уповая на то, что они ее успокоят, но произошло как раз противоположное. У нее возникло странное чувство, будто она оказалась в другой стране. Вроде бы все было таким знакомым — и одновременно чужим. Она посмотрела на дом. Он был точно такой же, как до их отъезда: краска на передней двери слегка отставала, от каменного порога откололся кусочек, а в крошечном палисаднике стояла банка из-под кока-колы. Марк выкинул ее из окна машины за неделю до каникул в знак протеста против того, что дети вечно заваливали автомобиль банками из-под напитков и обертками от сластей. Да, это их жилье, но все еще не родной дом.

Тэсс встряхнулась. Пора очухаться, как сказал бы Джейк. Пора возвращаться к обычной жизни, браться за повседневные дела и кончать копаться в себе, будто в ее жизни было время на что-то, кроме как загрузить посудомоечную машину, поднять и накормить детей, добраться до галереи, не забыв одеться. В этом и была ее жизнь, а не в смутном ожидании чего-то нового и неясного.

Хэтти проснулась, открыв сначала один глаз, потом другой.

— Мы дома?

— Да.

К ужасу Тэсс, дочь сморщилась и заревела.

— Я не хочу домой. Я хочу на каникулы…

— Знаю, — сказала Тэсс, расстегивая ее ремень безопасности. — Я тоже. Ну давай же, не успеешь оглянуться, как будет Рождество.

— Долго еще?

— Месяца три.

— А в днях это сколько?

— Примерно сто дней, — ответила Тэсс.

Хэтти нахмурилась.

— Это ужасно долго.

— Да, но и в промежутке много хорошего, — Тэсс напрягла память. — Ночь костров, Хэллоуин и ваша рождественская постановка, — закончила она беспомощно.

Хэтти презрительно посмотрела на мать.

— Хэллоуин? Нам в школе даже не разрешают говорить про ведьм. Слишком страшно.

— Это кто сказал?

— Мисс Уэбстер. Она говорит, что нам не надо думать про всяких ужасных ведьм. Или оборотней.

Оборотни были особым предметом интереса Хэтти. На свой шестой день рождения она потребовала от Тэсс костюм оборотня. Это оказалось сложно, потому что большинство магазинов игрушек, включая «Хэмли» и диснеевский магазин, такого не держали, предпочитая менее пугающие персонажи, вроде Скуби Ду. Тэсс пришлось обойтись самой с помощью черного плаща, пары серых пластиковых перчаток, покрытых жутковатым рыжим искусственным мехом, и острых вставных зубов. Хэтти была в восторге и носила костюм весь день, чем весьма позабавила Марка. У них с Хэтти было схожее чувство юмора. Отец и дочь часто объединялись, чтобы пугать Тэсс разными штучками вроде реагирующих на голос пауков, которые внезапно падали перед ней, когда она входила в кухню. Большинство подружек Хэтти пришли к ней на день рождения в нарядных платьях. Сама же она была одета невестой Дракулы, что привело к парочке истерик прямо у входа в дом. Мальчики решили, что лапы оборотня — это круто, и Тэсс уже не удивлялась, видя, как Джейк играет в них на саксофоне или Олли читает книгу, перекинув ноги через подлокотник кресла, а длинный волосатый палец перелистывает страницы.

Занятия у Хэтти начинались только в следующий понедельник, и Тэсс тоже не надо было на работу, так что было время разобраться с ее формой и заставить доделать домашние задания. Хэтти ходила в англиканскую начальную школу за углом, где учились и Джейк, и Олли. Школа эта была очень популярна; многие семьи специально сюда переезжали, что способствовало росту цен на дома в округе. Дети носили форму, дисциплина в школе была хорошая, и результаты достигались лучшие, чем в частной школе в миле отсюда, к тайному восторгу многих родителей. Они гордились своими социальными завоеваниями, так как их дети могли получить бесплатное образование такое же, как в частной школе. Тэсс от этого мутило, но школа, без всякого сомнения, была хорошая, а Коллингвудская подготовительная школа им все равно была не по средствам.

Джейк достиг особых результатов в спорте. Именно поэтому, когда он перешел в среднюю школу, они напряглись и нашли деньги на независимую школу для мальчиков. Единственная альтернатива в их районе — пугающе огромная общая средняя школа, похоже, почти не уделяла внимания соревновательным видам спорта. А Тэсс была уверена, что если Джейку не позволят колотить других ребят на поле для регби или футбола, то он, скорее всего, начнет колотить их за гаражами. И еще девочки. Даже в одиннадцать лет у Джейка была стайка пылких поклонниц, которые звонили ему круглые сутки. Сын, судя по всему, обращался с ними всеми с одинаковым презрением, но Тэсс очень беспокоилась, что еще немного, и он откроет для себя их прелести. Но пока что не похоже было, чтобы у него возникли с этим проблемы. Школа только для мальчиков с усиленным спортивным расписанием могла немного задержать процесс познания. Во всяком случае, она на это надеялась.

Тэсс наклонила голову и прижалась щекой к волосам Хэтти. Они пахли шампунем без слез от Л’Ореаль и, намного слабее, солью и солнцем. Еще один этап уже прошел.

— Ну же, пойдем, — сказала она скорее себе, чем дочери.

— Еще нет, — ответила Хэтти твердо. Ведь как только они окажутся в доме, она потеряет Тэсс — матери придется заниматься сотней дел, и у нее не будет времени присесть и пообниматься. Дома мама была куда более нервная, чем на каникулах, и даже в семь лет Хэтти начинала задавать вопросы о том, почему это вечно мама суетится по дому, а папа спит. Тэсс отвечала, что папа очень много работает и заслужил право иногда полежать на тахте.

Открыв дверцу машины, она развернула Хэтти, чтобы высадить ее на мостовую. При этом девочка вытянула ноги, и оказалось, что она босая.

— О господи. Где туфли?

— Сзади.

Тэсс повернулась и посмотрела на кавардак, царивший на заднем сиденье старого «Вольво». За полчаса дороги, прежде чем уснуть, Хэтти съела почти два пакета чипсов, тюбик жевательных конфет и выпила коробку яблочного сока. Остатки одного из пакетов лежали на сиденье, как конфетти. Вокруг валялись странички, вырванные из розовой пушистой записной книжки Хэтти, на которых фломастерами были нарисованы кривые собаки, кошки и сердечки. Сами фломастеры были раскиданы по сиденью и под ним. Ни на одном не было крышки. Тэсс, которая всю жизнь пыталась превратить хаос в порядок, застонала. Она полчаса грузила машину: большие чемоданы — в багажник, мокрые предметы вроде резиновых сапог и влажных после сегодняшнего утра купальников — в полиэтиленовом пакете, а вся одежда для стирки — в отдельном пакете для мусора. Но Хэтти приложила к этому свою маленькую ручку и всего за полчаса разрушила продуманные планы матери, создав полный беспорядок.

Тэсс нагнулась и выудила туфли Хэтти из мусора. Но малышка уже выскочила наружу и на цыпочках направилась к передней двери, перескакивая через лужи и мокрые листья. Выходя из машины, Тэсс подумала, какой серой кажется их улица после яркого солнечного света и огромного неба в Корнуолле. Она всегда считала, что их улица обладала особым шармом — район был не роскошный, но милый, и улица была похожа на деревенскую: широкая, вдоль тротуара на равных промежутках высажены деревья. Однако после возвращения взгляд стал острее, и Тэсс поразила ее запущенность — неопрятные сады, мусор, облезающая краска, а в доме рядом с ними, разделенном на квартиры для студентов, к стене прислонился забытый кем-то сломанный велосипед.

Элегантным можно было назвать только дом Ванессы — с двумя безупречно цилиндрическими лавровыми деревьями по обе стороны синей входной двери и цветочными ящиками на окнах, из которых летом свисала герань. Тэсс и Марджи не могли сдержать тайную радость, когда однажды ночью герани обрубили, потому что цветы служили им постоянным напоминанием, что они плохо украшали свои дома снаружи. Ванесса резко заметила, что она, в отличие от них обеих, не работала, и что ей ничего не оставалось, как разгуливать в садовых перчатках и возиться с компостом, так что зачем зря корить себя?

Может, дело заключалось в погоде или в том, что с деревьев начали осыпаться листья, но вокруг была атмосфера равнодушия, которой Тэсс раньше не замечала. Когда она отошла от машины, мимо нее ветром пронесло полиэтиленовый мешок, а у их ворот лежала кучка коричневого собачьего дерьма. Когда они уезжали из коттеджа, по голубому небу понеслись сероватые тучи, ветер набирал силу, но здесь, в Лондоне, было еще холоднее. Тэсс опустила рукава Маркова джемпера и почувствовала, как холодный ветерок шевелит еще жесткие от соленой воды волосы. Она рассеянно повертела их концы. Коттедж уже казался в миллионе миль от нее, в другой жизни. И все же она была еще не совсем дома, словно зависла в чуждом пространстве.

Хэтти постучала дверным молотком и крикнула «Привет!» в щель для писем.

— Тем никого нет, детка. Папа на работе, а мальчики в школе.

— Там Найджел, — резонно заметила Хэтти.

— Вряд ли он будет открывать дверь.

— Он может, если мы купим ему костюм дворецкого.

— Разве что на Рождество, — улыбнулась Тэсс.

Повернув ключ, она толкнула дверь. Та не открывалась до конца, и, заглянув внутрь, Тэсс поняла причину: почта все еще лежала стопкой за дверью, где ее оставила Марджи.

Внутри царил разгром. Ощущение было такое, что Марк, просто наклонив машину, высыпал все из нее, да так и оставил. В прихожей валялись резиновые сапоги, клюшки для гольфа Марка, саксофон Джейка, куртки и чемоданы. На перилах внизу лестницы висел школьный пиджак Джейка. Спортивная сумка Олли лежала открытая, и из нее торчали рубашка для регби и брюки от спортивного костюма, будто он пытался ее собрать и бросил это занятие. На узкой полке, шедшей вокруг прихожей, стояла недопитая чашка чая. На столике рядом с телефоном лежал надкушенный тост. Тэсс поняла, что отправить мальчиков утром в школу спокойно не удалось. Конечно, Марку надо было на работу, но почему, черт возьми, он все оставил ей? За весь прошлый вечер он мог хотя бы начать разбирать вещи!

Хэтти перепрыгнула через кучу вещей и помчалась наверх, зовя кота. Ей не терпелось проверить, как он пережил заботы Марджи. Мамина подруга не позволяла двум своим дочерям держать домашних животных, потому что весь день была на работе. Каждое лето Марджи спорила с Тэсс, утверждая, что она неподходящий человек, чтобы следить за их котом, пока они в отъезде. Но Тэсс говорила, что никого больше так хорошо не знает, чтобы навязать это дурацкое занятие. Оставлять дом на Ванессу она не хотела, опасаясь как бы та, пожалев ее, не вызвала дизайнеров по интерьеру.

Самый худший момент во всей истории с присмотром Марджи за животными произошел тогда, когда она нечаянно оставила не до конца закрытым верх клетки хомяка Пушка, в результате чего Найджел немедленно отомстил мелкому пушистому съедобному созданию, которое целый год из безопасной клетки строило ему рожи. Ситуация была сложная, но Марджи, не потеряла самообладания, сбегала и купила другого хомяка, похожего на Пушка. Хэтти ничего не заметила, хотя и сказала, что Пушок, должно быть, скучал по ней, пока ее не было, потому что больше не пытается укусить, когда она вынимала его из клетки, чтобы приласкать. Единственным доказательством кончины Пушка были хвост и крошечная почка, которые Тэсс неделю спустя нашла под шкафом у Марка.

Тэсс наклонилась и подняла почту. Понадобились обе руки, чтобы отнести ее вниз в кухню. По дороге она отметила, что телевизор в алькове почему-то остался включенным, а подушки с тахты лежат на полу. Держа ключи от машины во рту, она ногой захлопнула за собой переднюю дверь и медленно спустилась по крутым деревянным ступенькам, на ходу отмечая паутину. Хотя она оставила дом в порядке, сейчас он казался очень грязным.

В кухне Тэсс включила электрический чайник и машинально потянулась согреть руки перед плитой. На ощупь она была не очень теплая. Температура на передней панели составляла меньше половины нормы. Опять дуется, подумала Тэсс. Все эти приборы должны быть очень надежными, но у нее они, честно сказать, довольно старые, вечно страдали накануне «критических дней», и температура поднималась и падала исключительно в зависимости от степени раздражения хозяйки. Пол был липкий, а возле раковины стояла метла. Ни Марк, ни мальчики в обычной ситуации никогда не стали бы подметать пол. Она ощущала себя инспектором Пуаро, расследующим какой-то таинственный домашний кризис. Хотя на самом деле ей ничего знать не хотелось, достаточно того, что ей известно про хлебницу.

Посреди стола к пустой вазе, в которой обычно стояли розы, была прислонена записка. Тэсс любила свежие цветы — они немного отвлекали внимание от срочной потребности в ремонте. В записке говорилось: «Вернусь поздно. Упакуй сумку — может, завтра уеду. Позвоню, М.»

И никаких тебе «Извини за беспорядок», подумала Тэсс раздраженно. Хотя Марк наверняка и не заметил, что дом выглядит так, будто в нем только что побывали грабители. Ни муж, ни мальчики, ни Хэтти никогда не замечали того, что валяется на полу. Иногда Тэсс спрашивала себя, зачем она за ними убирает? Может, если она перестанет это делать и кучи, в конце концов, будут такими огромными, что придется сквозь них прорубать дорогу, то ее старания наконец-то оценят? Наверное, она это делала на самом деле для себя, а не ради тайной мысли, которая согревала сердце, что вся семья замечает и отдает должное ее усилиям по созданию уютного и чистого дома, где в холодильнике всегда есть еда, в комоде чистые носки и трусы, а у лестницы стоят упакованные сумки.

Часто во время уборки Тэсс заставляла себя продолжать только благодаря тому, что представляла, как кто-то, какой-то эксперт по домашнему хозяйству — возможно, ее мать, — наблюдал за ней. И, потрясенный увиденным, думает о том, какая она, оказывается, организованная. Вихрем пронесется по дому, уберет все постели, выпрямит стопки книг, белье из корзины отправит в стирку, аккуратно сложит все простыни и полотенца, чтобы они проветрились, а потом спустится по лестнице и под бурные аплодисменты жюри поднимет карточку с оценкой в десять баллов. Странно, но этого никогда не случалось, и Тэсс вознаграждала себя сама чашкой кофе и передачей «Час женщины».

Пролистывая почту, она быстро разделила ее на деловые письма для Марка, каталоги, счета, банковские извещения и безобидные вещи вроде открыток. Поколебавшись над банковскими извещениями, убрала их в ящик. Пока еще она была не в силах с ними справиться. Но именно ей рано или поздно придется на них взглянуть — Марк ненавидел денежные дела. Пришла открытка от отца Марка из Сингапура, адресованная им всем. Он отдыхал там со своей подружкой, которая по возрасту была ближе к Тэсс, чем к нему, и посылал им приветы. Опасная штука — любовь отца Марка, подумала она. Он написал, что, возможно, заскочит на Рождество, потому что у него дела в Англии. Тэсс напомнила себе сказать об этом Марку, хотя знала, что он пожмет плечами и скажет: «Ну да, ладно». Его взаимоотношения с семьей — младшим братом, журналистом в Австралии, отцом и матерью, которая в свое время приняла удивительное решение, когда уходила из семьи, забрать с собой только младшего сына, — много лет назад стали выражаться в старательном безразличии.

Когда они с Тэсс только встретились, его лишь изредка тревожила их беспокойная жизнь — по ночам иногда звонила мать, карьера которой теперь пришла в упадок. В пятьдесят она была все еще красива, но вместо транслирующегося на всю сеть шоу, вела региональную программу и жила в постоянном страхе потерять работу и красоту. Когда Марк и Тэсс поженились, она жила с мужчиной тридцати двух лет, который называл себя скульптором, не произведя на свет ни одной скульптуры. На свадьбу они не приехали, и Марк был за это только благодарен: мать имела привычку напиваться и начинать флиртовать. Родителям Тэсс это вряд ли бы понравилось.

Ребенком он очень любил свою мать, но эту любовь как отрезало, когда она ушла, забрав с собой брата. Тогда мать объяснила это решение тем, что Марку предстояли важные школьные экзамены и лучше было оставить его на месте, с отцом. Ей предложили важную новую работу — вести программу новостей в Сиднее. Настоящая же причина была в том, что он представлял собой неудобный эмоциональный багаж, в отличие от послушного младшего брата. У нее просто не было для него времени. Так что Марк остался с отцом в Мельбурне, с разбитым сердцем, хотя он этого и не показывал. Родители отца старались ему помочь, но в двенадцать лет он уже не жалел, что не остался с матерью. Они с Майком жили, как умели, напоминая скорее братьев, чем отца и сына. Постепенно отец начал пить все чаще и заключать странные сделки, все больше и больше залезая в долги. Марк привык стягивать обувь с лежащего на диване отца и укрывать его одеялом, пока большой пустой и грязный дом не стал ему тесен, и он уехал. Отцу Марка это показалось окончательным предательством, и только при поддержке Тэсс Марк начал снова с ним общаться. Отъезд Марка в Европу потряс Майка и заставил осознать свое падение. Сегодня он снова был преуспевающим предпринимателем, хотя в какой именно сфере, Тэсс никогда не могла определить. Если спрашивала, то обычно слышала в ответ «Импорт, экспорт. Ну, ты же понимаешь, дорогая». Обаятельный и все еще красивый, Майк производил впечатление на женщин, но доверять ему было нельзя. Когда он впервые встретил Тэсс, то поправил галстук и прошептал Марку:

— Красивая девушка. Ну что ж, каждый за себя.

Джейк обожал своего деда и постоянно переписывался с ним по электронной почте, а Марк предлагал взять его с собой в бесконечные ничего не дающие и дорогие поездки. Им было не по карману всей семьей навестить Майка или мать Марка в Австралии, но дети, особенно Джейк, все время спрашивали, когда они смогут туда поехать. В семейных ссорах Джейк постоянно угрожал уйти жить к Майку. Слава Богу, думала Тэсс, что тот живет за тысячи миль от них.

Когда родители Тэсс и отец Марка встретились на их свадьбе, это было похоже на столкновение двух разных видов живых существ. Отец Марка, учтивый, загорелый и дорого одетый, так напомнил матери Тэсс кинозвезду, что она потеряла дар речи. Ее муж Дерек, бухгалтер, сразу опознал в Майке мошенника. В вечер перед свадьбой, в удобном, но не особенно роскошном отеле, где проходил прием, Майк заказывал шампанское бутылками, а Дерек, бледнея, подсчитывал в уме их стоимость. Родители Тэсс не были склонны к размашистым жестам. Бокал вина к ужину в рабочий день казался им событием из ряда вон выходящим.

Встреча с отцом Марка ни в коей мере не уменьшила их тревоги по поводу брака Тэсс и Марка. Жених, бесспорно, был очаровательный, очень умный и явно куда более ответственный, чем его отец, но он казался чужим, и его жизнь настолько выходила за привычные рамки, что нельзя было не беспокоиться. Тэсс достаточно ясно представляла свое классовое происхождение, чтобы понять, что они приняли Марка как иностранца с куда большей легкостью, чем это был бы молодой человек из рабочего класса, пусть даже местный. Однако это не помешало отцу дотошно расспросить Марка о его планах.

Разница между ее и Марка происхождением и воспитанием была одной из причин, делавших его особенно привлекательным. Ее собственный дом был таким безопасным, правильным и спокойным, что хаос его жизни зачаровывал. Он казался таким светским и бесстрашным. Тэсс всю жизнь переживала, что люди о ней подумают, а Марку было на это наплевать. Классовую систему в Англии он считал забавной и непонятной. Общаться с ним было все равно, что закрыть глаза и спрыгнуть с водопада.

Во время вечеринки перед свадьбой был только один неприятный момент, когда Майк после пары бутылок попытался убедить ее отца вложить свои нелегко собранные и аккуратно управляемые сбережения в одну из его сделок. Тэсс почувствовала, как Марк напрягся, на лице его появилась тень, словно детское воспоминание, и он гадал, что будет дальше. Но отец выпутался из разговора со своим обычным тактом и дипломатичностью.

Марка в свою очередь зачаровывала уравновешенность жизни Тэсс. Когда он впервые побывал у ее родителей, то не переставал удивляться обстановке дружелюбия, их распорядку, тому, что еда подавалась вовремя, а в доме все лежало на своих местах. Джин уложила его в постель (не с Тэсс, она была в своей прежней комнате, родителям едва ли понравилось, если бы они спали в одной кровати, хотя они знали, что в Лондоне их дочь и Марк вместе живут) с чашкой чая и грелкой под одеялом. Он лежал без сна, ощущая такое глубокое чувство покоя, что чуть не расплакался. Именно тогда Марк окончательно решил жениться на Тэсс. Она была не только красива, умна и сексуальна, но и знала, как создать семью. Настоящую семью, которую никто у него не отнимет.

В скопившейся почте лежал какой-то бюллетень в прозрачной пластиковой упаковке. Он был адресован «жильцам», и обычно Тэсс такие вещи отправляла прямо в помойку — это, скорее всего, была попытка убедить в необходимости нового кредита или каталог из тех, что предлагал коврики для задней двери, магическим образом избавлявшие домашних животных от грязи. Тэсс задумчиво перевернула брошюру и увидела, что та пришла из института Курто. За спиной у нее выключился чайник. Она положила брошюру на стол и налила себе чашку чаю. На стене за плитой отходила одна из плиток. Тэсс могла бы попросить Марка ее подклеить, но тогда плитка просто угодила бы в бесконечный список домашних дел, ждавших его внимания, но так никогда и не делавшихся. Он вполне разумно замечал, что не хочет проводить все выходные с дрелью или стоя на стремянке, но и не нанимал кого-нибудь все это сделать. По всему дому заметны были следы этой негативной политики. Тэсс уже не замечала дырку в стене Хэтти, протертую дверной ручкой, или обвисшие обои на потолке их спальни.

— Апельсинового сока хочешь? — крикнула она наверх дочери, но тут же заметила через все еще открытую дверцу холодильника, что он пуст. Значит, Марк вчера не сходил в магазинчик на углу.

— Да, пожалуйста, — прозвучал ответ.

— Извини, — Тэсс начала уже раздражаться, — есть только молоко и вода.

Последовало молчание.

— А кока-кола? — наконец завопила Хэтти из спальни.

— Ни капельки. Надо будет сходить в универсам.

Она взяла кружку и с признательностью сделала глоток горячего чая. Мозги у нее отупели от ведения машины, спина одеревенела, а правая нога все еще подсознательно жала на акселератор. Тэсс села за стол и разорвала пластиковую оболочку брошюры. «Вы когда-нибудь думали о дополнительном образовании?» — спрашивал заголовок. Ага, как же, подумала Тэсс. Как, интересно, она смогла бы вести дом, работать и учиться одновременно? Они с Марджи часто дразнили Ванессу насчет всяких вечерних занятий, на которые она записывалась с большой решимостью, ожидая, что вот они-то, наконец, изменят ее жизнь. Подруга уже пробовала рисование, киноведение, а в последний раз и литературное творчество. Но нигде она не продержалась больше месяца, ее слишком утомляла необходимость дважды в неделю ходить на лекции.

Тэсс отложила брошюру на стол, слушая, как Хэтти с грохотом тащит наверх свою каникулярную сумку. В ней была не одежда, а ведьмин плащ, розовое боа из перьев, пена для ванн, четыре плюшевых мишки, карандаши, большой ком пластилина и тяжелая металлическая лошадка-копилка, полная иностранных монет — результат частых поездок Марка за границу.

Зазвенел телефон. Тэсс вздрогнула, поставила чашку и подняла трубку, лежавшую на столе.

— Привет, это я.

— Привет, — Тэсс прижала трубку к щеке. Теперь она окончательно была дома.

— Как доехали?

— Хорошо.

— Записку мою видела?

— Ага. И когда тебе придется уехать?

— Завтра. Извини, что так не во время, но у нас тут кризис. Похоже, венгерское белое вино на вкус как моча.

— Неприятно.

— Именно, разве что для тех, кто любит пить слишком дорогую мочу.

— Как мальчики сегодня утром?

— Ужасно. Как ты с ними справляешься и не убиваешь? Мы не могли ничего найти, а Джейк все еще валялся в постели за десять минут до того, как нам надо было уходить. Я его оставил, сказал, пусть едет на метро.

Тэсс поморщилась. Не стоило жалеть Джейка, он это заслужил. Но сегодня был первый день после каникул, и он наверняка опоздал.

— Что тебе понадобится завтра?

— Вещей на неделю. И там вроде как холодно, так что упакуй свитера.

— Я попробую. Но ты же понимаешь, мне придется распаковать все остальные чемоданы и сходить в магазин — еды нет ни крошки.

— Давай пойдем в ресторан.

— Я имела в виду, для детей.

— К черту детей. Своди их в «Макдоналдс». Как насчет нас? Я тебя еще неделю не увижу. Давай гульнем.

— Вообще-то после каникул мы не можем это себе позволить.

Последовала пауза. Голос Марка изменился.

— Ну что ж, — сказал он прохладно. — Тогда не стоит.

— Нет-нет, — поспешно согласилась Тэсс, — так и правда лучше. Франческа согласится посидеть с детьми.

— Как насчет итальянского ресторана?

— Отлично. Тогда я пойду, пора браться за дела.

— Подожди, не уходи.

Тэсс представила, как он сидит, закинув ноги на стол, с ручкой в зубах. Его рубашка с расстегнутым воротником кажется неуместной в кабинете с темными дубовыми панелями, заваленном каталогами.

— Мне надо, — она улыбнулась в телефонную трубку.

— Ты по мне скучала?

— Одну ночь?

— Я скучал. В этой чертовой постели было так холодно. Я не мог уснуть.

— Я тоже, — соврала Тэсс.

— Что ты сейчас делаешь?

— Сижу за кухонным столом посреди счетов и решаю, за какой участок хаоса браться первым. Что вы ели прошлым вечером?

— Заказали какую-то ерунду из китайского ресторана. У меня до сих пор в желудке неспокойно.

— Тебе повезло больше, чем Найджелу. У него нескончаемый понос. Почему ты оставил коробки на столе?

— Тэсс, перестань. Ему вообще нечего было делать на столе. Все нормальные кошки ночью гуляют на улице. С этого дня он каждый вечер будет отправляться за дверь, — Тэсс снова задумалась над тем, почему у всех мужчин было два глубоких убеждения, что остальные члены семьи недостаточно требуют дисциплины с домашних животных, и что острых кухонных ножей никогда не бывает слишком много.

— Мне заказать столик?

— Да, пожалуйста.

— Когда будешь дома?

— Около семи.

Как раз когда я накормлю детей и приберусь, подумала Тэсс. Он так делал, когда дети были маленькие, рассчитывая возвращение с работы, чтобы ему достались приятные дела, вроде купания и чтения сказок перед сном довольным, теплым и сонным малышам. Но никак не к полднику, когда ей часто хотелось уйти куда-нибудь и оставить их разбираться самих. Хэтти особенно капризничала за едой, и время кормления превращалось в сплошной кошмар.

— Хорошо.

— Да, и у Дискавери не в порядке сигнализация. Ты не договоришься с механиком, пока меня не будет?

— Попробую. Значит, тебя надо будет подвезти в аэропорт?

— Ага.

— Тогда около семи.

— Я тебя люблю.

— И я тебя, — сказала она рассеянно.

Тэсс допила чай, сполоснула кружку под краном и пошла наверх, разбираться с чемоданами. Наверху в коридоре она заметила, что лампочка на автоответчике мигает. Она нажала на кнопку, потом вытряхнула чемоданы и начала сортировать огромную кучу белья на белое, цветное и ручную стирку. В коридоре послышался веселый голос Марджи.

— Добро пожаловать домой. Надеюсь, рыбки еще живы. Эти жадные маленькие паршивцы всегда хотят есть. И кота ты тоже недостаточно кормишь. Сколько бы я ему ни давала, он требовал еще, — Найджел потерся о ногу Тэсс, протискиваясь мимо нее будто покрытый мехом дирижабль.

— Надо повидаться. Пока вы там изображали счастливое семейство, накопилась куча новостей. Ванесса сделала себе очистку лица, и они покупают дом во Франции, что просто здорово, потому что теперь мы можем заставить ее пускать туда бедных подруг, правда? А я — ты сидишь? — встретила мужчину. Видишь, я же говорила, новости большие. Позвони мне немедленно.

Тэсс улыбнулась. Ее жизнь, как рыбий корм, плавающий в аквариуме Хэтти, начинала оседать на место.

Вниз спустилась дочь в ботинках Тэсс на платформе; за ней тянулось ее боа.

— По-моему, у моих рыб будут детки, — сказала Хэтти радостно. — Найджел наложил у моей кровати, и оно жидкое. Давай пойдем плавать, а? Мне нужно сделать хоть что-нибудь приятное перед ужасной школой.