После распада Советского Союза и создания двенадцатью бывшими советскими республиками Содружества независимых государств Российская Федерация, выступив как правопреемница СССР на международной арене, заняла место постоянного члена Совета Безопасности ООН, сохранив и статус ядерной державы. Вместе с тем сложившиеся принципиально новые геополитические условия заставили Россию заново строить всю концепцию своей внешней политики. Определились два важнейших направления российской внешней политики: отношения с бывшими республиками СССР, или так называемым «ближним», или «новым», зарубежьем, а также с ведущими странами Запада, и прежде всего с США.

Отношения России с новыми независимыми государствами ближнего зарубежья определялись проблемами формирования политического и экономического сотрудничества в рамках СНГ, защитой интересов русскоязычного населения в бывших республиках Советского Союза и разделом собственности бывшей Советской армии. Вместе с тем, несмотря на все заявления о полной «независимости и суверенитете», государства ближнего зарубежья не могли обойтись без эффективной военно-политической поддержки России. В наиболее проблематичные моменты Россия вмешивалась в дела «ближнего зарубежья», а именно в конфликты между Абхазией и Грузией, между Азербайджаном и Арменией, в противостояние между самопровозглашенной Приднестровской республикой и Молдавией, а также в гражданскую войну в Таджикистане. Во всех этих конфликтах участие российского миротворческого воинского контингента усиливало и политический вес России как единственной внешней силы, способной, вмешавшись в конфликт, существенно повлиять на векторы региональных отношений.

Отношения с Израилем – один из самых проблемных компонентов того внешнеполитического «наследства», которое Россия получила от Советского Союза. Дело не только в отсутствии дипломатических отношений на протяжении двадцати четырех лет – с июня 1967 по декабрь 1991 года, хотя, конечно, важность этого разрыва переоценить невозможно. Едва ли не более важным было то, что на протяжении многих лет советские руководители использовали агрессивно антиизраильскую риторику, которая, будучи постоянно повторяемой в печатных и электронных СМИ, формировала резко негативное отношение к Израилю широких слоев советских граждан – и это отношение не могло исчезнуть столь же быстро, сколь исчез с карты мира Советский Союз.

Взаимоотношения Советского Союза и Израиля представляют собой в общем уникальный случай в советской внешней политике. Дипломатическая и политическая поддержка Советского Союза, вышедшего из Второй мировой войны одним из победителей, ставшего постоянным членом Совета безопасности ООН, в ключевой период определения судьбы и будущего Палестины сыграла едва ли не центральную роль. СССР был одной из первых стран, признавшей Израиль и де-факто, и де-юре и уже 17 мая 1948 года установившей с ним дипломатические отношения. Военная поддержка СССР во время первой арабо-израильской войны, начавшейся 15 мая 1948 года после завершения британского мандата, также сыграла огромную роль в становлении только что провозглашенного еврейского государства. Однако уже в феврале 1953 года, после взрыва в резиденции советского посла в Тель-Авиве, дипломатические отношения были разорваны. Причины разрыва Советским Союзом дипотношений с Израилем в последний месяц жизни И.В. Сталина так и не прояснены, и мы так и не знаем, было ли это связано с планировавшимся показательным процессом над «врачами-убийцами» в Москве или нет. Восстановление контактов произошло уже после смерти вождя, в июле 1953 года. Вслед за этим последовал короткий промежуток времени, когда обе страны поддерживали более или менее нормальные дипломатические контакты, хотя вопрос о разрешениях на эмиграцию подсудно довлел над ними: израильские власти, которые от поисков «государства для народа» перешли к поискам «народа для государства», стремились добиться массовой еврейской иммиграции из Советского Союза, на что советские руководители совершенно не были готовы. Еще 21 сентября 1948 года за подписью, пожалуй, самого знаменитого в те годы еврея страны – Ильи Эренбурга – в центральной «Правде» вышла большая статья под заголовком «По поводу одного письма», в которой, в частности, говорилось: «Каждый советский гражданин понимает, что дело не только в национальном характере государства, но и в его социальном строе. Гражданин социалистического общества смотрит на людей любой буржуазной страны, в том числе на людей Государства Израиль, как на путников, еще не вырвавшихся из темного леса. Гражданина социалистического общества никогда не сможет прельстить судьба людей, влачащих ярмо капиталистической эксплуатации. <…> Советские евреи вместе со всеми советскими людьми отстраивают свою социалистическую родину. Они смотрят не на Ближний Восток, они смотрят в будущее». Этот подход советских властей оставался практически неизменным на протяжении двух десятилетий, и он, естественно, создавал непрерывный, хоть и редко упоминаемый в официальных переговорах, очаг напряженности в двусторонних отношениях даже и в относительно благоприятные годы. После сокрушительного разгрома арабских стран в Шестидневной войне 10 июня 1967 года Советский Союз вновь отозвал своего посла из Израиля и прервал любые торгово-экономические связи с этой страной. С этого времени и вплоть до 1991 года дипломатических отношений между двумя государствами не было.

Советский Союз разрывал отношения с отдельными странами Азии, Африки и Латинской Америки, Израиль не был единственным подобным государством, однако перерывы, как правило, были кратковременными (с Ираком дипотношений не было с 1955 по 1958 г.; с Камбоджей – с 1973 по 1979 г.). Только с двумя странами СССР не восстанавливал отношений в течение многих лет: с ЮАР после отзыва посла в 1956 году и с Израилем, с 1967 по 1991 год.

На протяжении почти четверти века (с 1967 по 1991 г.) формально разорванные советско-израильские отношения находились в критической зависимости от двух «внешних» факторов. С одной стороны, Советский Союз находился под сильным давлением со стороны своих как бы союзников в арабском мире (хотя формально никакая из арабских стран не находилась в военно-политическом союзе с СССР), требовавших не восстанавливать дипломатические отношения с сионистским государством. С другой стороны, для Израиля куда большее значение, чем дипломатические отношения, имела возможность еврейской эмиграции из СССР – совершенно очевидно, что для израильских руководителей открытые ворота для эмиграции без дипломатических отношений (как это было в 1967–1980 гг.) были предпочтительнее, чем дипломатические отношения в условиях запрета еврейской эмиграции (как это было в 1948–1953 и 1954–1967 гг.). Израиль требовал для советских евреев права, которым власти не наделяли представителей никаких групп населения страны – права на свободу выезда. С течением времени (особенно после принятия в 1974 году знаменитой поправки Джексона – Вэника, не отмененной, кстати, до сих пор) это требование стало важным компонентом антисоветского инструментария американской дипломатии, что поставило советских евреев едва ли не в эпицентр противостояния двух великих держав в период «холодной войны». При этом не только Израиль, но и Советский Союз претендовал на то, чтобы представлять людей, не являющихся его жителями: raison d’etre Государства Израиль была (и во многом остается) претензия на представление всех евреев, вне зависимости от того, где они живут и какое гражданство имеют, а Советский Союз видел себя как государство всех трудящихся, как центр всемирной борьбы против капитализма и империализма. Экспансионистская идеология официальной Москвы, чем дальше, тем больше не без оснований видевшая в Государстве Израиль союзника тех сил, борьба с которыми была стержнем ее устремлений, никоим образом не могла сочетаться с идеологией официального Иерусалима, бывшей по-своему не менее экспансионистской: если Советский Союз стремился «спасти» Палестину и весь Ближний Восток от «националистического безумия международного сионизма», представляющего собой «расизм под голубой звездой на службе антикоммунизма», то израильские руководители видели свою задачу в том, чтобы «вызволить» живших в СССР евреев «из плена красного фараона». Объективные различия в подходах двух стран были столь значительны, что до момента расформирования Советского Союза дипломатические отношения с Израилем так и не были восстановлены.

Процесс постепенного налаживания этих отношений на дипломатическом уровне последовательно изложен в мемуарно-аналитической статье опытного дипломата В.И. Носенко, работавшего, в частности, и в российском посольстве в Израиле. Изложение нами событий 1985–1991 годов в значительной мере опирается на его воспоминания и размышления.

После прихода к власти Михаила Горбачева первым контактом стала неофициальная встреча советского и израильского послов во Франции Юлия Воронцова и Овадии Софера в июле 1985 года. Ю.М. Воронцов признавал возможность нормализации отношений, но при условии кардинальных сдвигов в подходе Израиля к урегулированию, его согласия на созыв международной конференции по Ближнему Востоку. Как отмечает В.И. Носенко, «такая позиция отчасти совпадала с установкой, изложенной министром иностранных дел СССР Андреем Громыко в 1973 году на Женевской мирной конференции тогдашнему главе МИДа Израиля Аббе Эвену». В дальнейшем посредником выступил президент Всемирного еврейского конгресса Эдгар Бронфман, посетивший в сентябре 1985 года Москву. Он привез М.С. Горбачеву личное послание тогдашнего премьер-министра Израиля Шимона Переса относительно налаживания диалога. В советском ответе был повторен призыв к коренному изменению Израилем подхода к урегулированию. С лета 1985 года в ЦК КПСС рассматривался вариант направления в Израиль группы консульских сотрудников для решения вопросов, связанных со статусом проживавших там советских граждан и защитой имущественных интересов СССР в этой стране. Инструкции МИДа для этой группы исключали обсуждение любых политических проблем, рекомендовали осуществлять контакты в Тель-Авиве, а не в Иерусалиме, и преимущественно через посольство Финляндии, представлявшее интересы СССР в Израиле. Советские представители категорически отвергли вариант направления аналогичной израильской группы в Москву, сославшись на отсутствие у Израиля в СССР как имущественных интересов, так и своих граждан. В начале 1987 года израильтяне согласились принять советских представителей, не выдвигая собственных условий, хотя и намекнули на желательность взаимности. В июле группа во главе с Георгием Мартиросовым прибыла в Израиль, причем теперь ей поручалось «не уклоняться и от политических контактов». В апреле 1987 года М.С. Горбачев в присутствии президента Сирии Хафеза Асада заявил, что отсутствие дипломатических отношений с Израилем «ненормально». С июля 1988 года в Москве начали работать израильтяне (группу представителей возглавлял Арье Левин). «На первых порах и советские, и израильские консульские сотрудники сталкивались с большими трудностями – их функции были ограниченны, контакты в обеих странах велись на невысоком рабочем уровне», – признает В.И. Носенко.

Положение стало меняться к лучшему после того, как руководство Израиля выразило готовность направить всю возможную помощь в переживший в 1988 году страшное землетрясение город Спитак в Армении, а также после безоговорочной выдачи Израилем преступников, угнавших в декабре того же года самолет из Минеральных Вод в Израиль. Развитию связей способствовало и смягчение подхода СССР к выезду евреев в Израиль. Еще в начале перестройки из тюрем освободили Анатолия Щаранского и несколько других видных еврейских диссидентов, которым было разрешено покинуть СССР. Число выезжавших евреев неуклонно росло: в 1988-м – 2228 человек, в 1989-м – 1923, с января 1990 по октябрь 1991 года – около 320 тысяч человек. Но эмиграция была сопряжена с многочисленными бюрократическими препонами. До осени 1991-го блокировалось открытие прямой авиалинии Москва – Тель-Авив (самолеты летали преимущественно через Будапешт). «И все же позитивные изменения были очевидны, – подчеркивает В.И. Носенко. – Официальная критика сионизма шла на спад, появлялись отдельные публикации, разоблачавшие антисемитизм. Однако наиболее острые из них проходили с немалыми сложностями. Случалось, что только вмешательство члена Политбюро ЦК КПСС Александра Яковлева открывало возможность их выхода в свет».

В феврале 1989 года министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе и его израильский коллега Моше Аренс встретились в Каире и договорились о контактах между МИДами двух стран. МИД СССР стал постепенно заменять ЦК КПСС в диалоге с Израилем. Последовала серия визитов израильских министров в Москву. В ходе встречи министров иностранных дел СССР и Израиля в Нью-Йорке в сентябре 1990 года было решено заменить консульские группы генконсульствами и тем самым поднять уровень двусторонних отношений. Представительства в Москве и Тель-Авиве были подняты до уровня генеральных консульств 3 января 1991 года. В марте 1991 года в Лондоне глава советского правительства Валентин Павлов встретился с тогдашним премьер-министром Израиля Ицхаком Шамиром. 1 октября 1991 года открылось прямое сообщение чартерными рейсами по маршруту Москва – Тель-Авив.

После первой иракской войны («Буря в пустыне») США вплотную приступили к подготовке мирной конференции, и усилия СССР в этом направлении послужили для них хорошим подспорьем. В ситуации, когда перспектива конференции становилась все реальнее, Израиль в мае 1991 года посетил тогдашний министр иностранных дел Александр Бессмертных. В середине октября 1991 года новоназначенный министр иностранных дел СССР Борис Панкин и госсекретарь США Джеймс Бейкер посетили Иерусалим, где объявили об открытии 30 октября в Мадриде мирной конференции. Здесь же 18 октября 1991 года Панкин заявил о полном восстановлении дипотношений с Израилем.

Для израильтян, впрочем, куда важнее была борьба не за дипотношения, а за свободную иммиграцию: когда в результате массового исхода конца 1980-х – начала 1990-х в Израиль из СССР за три года прибыло больше переселенцев, чем за все предшествующие сорок лет израильской государственности, вновь открытые в Москве и Тель-Авиве посольства воспринимались скорее как приятный «бонус» к главному успеху. При этом многие в Израиле испытывали чувство неподдельной радости в связи с восстановлением дипломатических отношений со страной, на исторической территории которой родились почти все первые президенты и премьер-министры еврейского государства: как известно, именно на территории Российской империи появились на свет Давид Бен-Гурион, Хаим Вейцман, Моше Шарет, Леви Эшколь, Голда Меир, Менахем Бегин и многие другие из тех, кого принято называть отцами-основателями Израиля.

Американский политолог Роберт Фридман в своей работе, посвященной российско-израильским отношениям в 1990-е годы, выделяет три основные причины заинтересованности России в развитии отношений с Израилем в то время. Первая причина – экономическая: к 1996 году Израиль стал вторым по величине товарооборота российским торговым партнером на Ближнем Востоке после Турции. Израиль экспортировал в Россию как сельскохозяйственную продукцию, так и разработки в области высоких технологий. Вторая причина – дипломатическая. По-видимому, сильно переоценивая возможности произраильского лобби в США, отдельные российские руководители надеялись, поддерживая хорошие отношения с еврейским государством, улучшить свои позиции в глазах американской администрации. Корректные отношения с Израилем также позволяли России играть (или делать вид, что играет) роль коспонсора в арабско-израильском переговорном процессе, что, в свою очередь, позволяло президенту Б.Н. Ельцину демонстрировать своим внутренним противникам, националистам и коммунистам, что под его руководством Россия сохраняет статус державы в международной дипломатии. Третья причина лежит в сфере культурных связей. В 1990-е годы из России и других республик бывшего Советского Союза в Израиль переселились сотни тысяч людей, для которых русский был родным языком, вследствие чего российские книги, фильмы, спектакли и т. д. стали неотъемлемой частью культурной мозаики Иерусалима, Тель-Авива, Хайфы, Ашдода и других городов.

У Израиля в тот период были свои причины заинтересованности в развитии отношений с Россией. Во-первых, для Израиля было чрезвычайно важно поддерживать устойчивый поток иммиграции, переломившей тенденцию неуклонного увеличения доли арабов в населении страны. Во-вторых, израильские руководители надеялись в ходе прямых контактов с российскими руководителями предотвратить экспорт современного российского оружия своим ближневосточным врагам, таким, как Ливия, Сирия, Иран и Ирак. В-третьих, для Израиля имели немалую важность торговые отношения с Россией, которая поставляла в Израиль неграненые алмазы, металлы и древесину, а также продукты и товары, к которым привыкли выходцы из СССР/СНГ (бизнесмены из их среды наладили экспорт этих товаров в Израиль, от пельменей и красной икры до дисков и кассет популярных эстрадных исполнителей). В-четвертых, в Израиле надеялись, что дни, когда официальные представители Москвы в публичной сфере всегда и во всем солидаризируются с позициями арабских стран против Израиля, безвозвратно миновали, вследствие чего Россия повлияет прежде всего на Сирию с целью интенсификации политического диалога в направлении подписания мирного соглашения между нею и Израилем.

Официальные отношения России и Израиля поступательно развивались, сопровождаясь подписанием множества двусторонних соглашений. Договоры, которые заключались в разное время Москвой и Иерусалимом, в итоге охватили практически все важнейшие сферы двусторонних отношений: политику, экономику, сферу безопасности, транспорт и туризм.

Политический диалог между Россией и Израилем, в результате которого и были подписаны все двусторонние соглашения, развивался не только благодаря обменам делегациями на высшем уровне (в конце апреля 1994 года, а затем в сентябре 1995 года Москву посетил тогдашний премьер-министр Израиля Ицхак Рабин, в марте 1997 года официальный визит в Россию нанес новый премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху, в конце января 2001 года с визитом в Россию прибыл занимавший в тот период пост президента Моше Кацав, а в апреле 2005 года Владимир Путин стал первым главой России, посетившим еврейское государство), а также регулярным рабочим контактам между главами государств, но и благодаря активной работе на уровне министерств и профильных ведомств.

Между Россией и Израилем был подписан целый ряд соглашений. Одним из первых двусторонних документов стал договор о воздушном сообщении, заключенный еще в 1993 году. Уже в следующем году за ним последовали соглашение о торгово-экономическом сотрудничестве, договор о кооперации в области агропромышленного комплекса, соглашения о сотрудничестве в областях здравоохранения, образования и культуры, туризма, а также конвенция о предотвращении двойного налогообложения и уклонения от налогообложения. В 1995–1997 годах был подписан еще целый ряд соглашений: о сотрудничестве в области почтовой связи, об условиях деятельности культурных центров, о взаимной помощи в таможенных вопросах. Кроме того, Москва и Иерусалим подписали три договора, охватывающих сферу безопасности: соглашение по борьбе с преступностью, договор о специальных мерах по обеспечению безопасности гражданской авиации, а также меморандум о взаимопонимании по вопросам военного сотрудничества. Наконец, уже в начале 2000-х годов Россия и Израиль заключили соглашения о процедуре выдачи дипломатических паспортов (2002) и сотрудничестве в области морского транспорта (2003).

О российско-израильских отношениях в 1990 – 2000-е годы написано на удивление немного, и сравнительно небольшой по объему аналитический доклад Владимира (Зеэва) Ханина, подготовленный им для Института Ближнего Востока в сентябре 2009 года, – один из лучших материалов по данной тематике. Имеет смысл процитировать ключевые положения этого документа:

«Помимо того что любая страна, претендующая на статус великой державы, вынуждена в той или иной мере присутствовать на Ближнем Востоке, российские интересы в регионе включают еще три основных компонента: во-первых, массированную интервенцию российских компаний в сферу добычи и переработки нефти и газа, равно как и в систему транспортировки углеводородов арабо-мусульманских стран. Во-вторых, расширение и диверсификацию контрактов на поставки местным режимам российских вооружений. (Оба этих компонента среди прочего должны были обеспечить «живую валюту» для российского ВПК и амбициозных программ модернизации экономики.) Третьей целью являются усилия по делегитимизации в глазах «умеренного» исламского мира чеченских сепаратистов и минимизации их поддержки со стороны арабских стран.

Эта активная линия Москвы на Ближнем Востоке, ставшая региональным отражением российских геополитических и экономических интересов в первом десятилетии XXI века, и особенно начиная со второй каденции президента В.В. Путина, для экспертного сообщества отнюдь не стала сюрпризом. Еще в середине 1990-х годов многие аналитики были уверены, что возвращение России на Ближний Восток – вопрос времени.

Тем не менее многие должностные лица, участвующие в формировании внешнеполитического курса Израиля, долгое время игнорировали эти тенденции – тем более что формальное присутствие России в сфере непосредственных израильских интересов в регионе ограничивалось ее ролью «коспонсора ближневосточного мирного процесса», каковое было такой же фикцией, как и сам мирный процесс. При том что с момента установления дипломатических отношений между двумя странами политический диалог шел на самом высоком уровне, интересы израильского руководства на российском направлении ограничивались укреплением связей с российскими евреями и поощрением их репатриации в Израиль, импортом энергоносителей и действиями (впрочем, достаточно вялыми) по дипломатическому обеспечению активности израильских бизнесменов на российском рынке. Визиты высших израильских официальных лиц в Россию и иные встречи на высоком уровне носили весьма бессистемный характер и, по сути, ограничивались тремя целями:

• срочно погасить внезапно возникший кризис во взаимоотношениях (как, например, вояж Б. Нетаньяху, который в 1997 году попробовал «наскоком» сорвать реализацию российско-иранского ядерного контракта);

• представить в Кремле уже согласованную с США, Евросоюзом и арабскими партнерами по переговорам очередную региональную инициативу;

• в погоне за голосами русскоязычных израильтян «покрасоваться» на экранах принимаемых в Израиле российских телеканалов накануне очередных выборов.

Справедливости ради отметим, что в контексте российских ближневосточных интересов израильский трек, по сравнению с иранским, сирийским и даже североафриканским направлением, также долгое время был сравнительно периферийным. Лишь в самое последнее время наметилось резкое возрастание интереса российской стороны к осуществлению в Израиле проектов в сфере инвестиций, инфраструктуры и транспорта, а также сотрудничеству в сфере высоких (особенно военных, космических и нано-) технологий».

Учитывая, что на протяжении многих десятилетий основным требованием израильской стороны по отношению к СССР было требование свободной еврейской эмиграции, можно было предположить, что с момента снятия ограничений на выезд для евреев (это случилось, как известно, в конце 1980-х) отношения между двумя странами будут идиллическими. Этого, однако, не случилось.

В 1990-е – в первой половине 2000-х годов отношения между двумя странами были далеки от идеальных. На то были среди других и личные причины. За годы своего президентства Борис Ельцин ни разу не побывал в Израиле; первое посещение им Святой земли состоялось спустя считанные дни после отставки, в начале января 2000 года. В конце апреля 1992 года Израиль посетил вице-президент России Александр Руцкой, тогда еще – союзник Б.Н. Ельцина, и этот визит – первое посещение Израиля российским политиком столь высокого ранга – прошел очень успешно. В начале января 1993 года в рамках деловой поездки на Ближний Восток Израиль посетил спикер российского парламента Руслан Хасбулатов, встретившийся со всеми высшими руководителями еврейского государства. Однако в том же году пути Б.Н. Ельцина, с одной стороны, и А.В. Руцкого и Р.И. Хасбулатова – с другой, фатальным образом разошлись, двое последних потеряли и посты, и политическое влияние, вследствие чего договоренности, достигнутые с ними их израильскими собеседниками, естественно, не имели дальнейшего развития. «За “мои” пять с половиной лет не удалось реализовать ни один крупный российско-израильский проект», – признавал первый российский посол в Израиле, Александр Бовин, в своих мемуарных записках.

В середине 1990-х отношения двух стран ухудшились. На то были разные причины. С одной стороны, когда в январе 1996 года министром иностранных дел, а позднее главой правительства России стал Е.М. Примаков, которого в Израиле считали политиком откровенно враждебным, многие в Израиле восприняли это как возвращение России к внешнеполитическому курсу времен «холодной войны». С другой стороны, очень существенное влияние на отношение израильского политического истеблишмента и руководителей силовых структур к России оказывало российско-иранское военно-техническое сотрудничество. В Израиле не осознавали, что российская политика на Ближнем Востоке, даже когда она в тех или иных своих компонентах напоминает политику Советского Союза, – принципиально иная по сути своей. Наилучшим образом, на наш взгляд, эту специфику отразил Е.Я. Сатановский в своей статье «Израиль и Россия: некоторые соображения о текущем состоянии отношений», опубликованной в Израиле в 2005 году:

«Ответ на вопрос, хочет ли Россия стать СССР на Ближнем Востоке – отрицательный. Возвращаться в эпоху миллиардных безвозвратных кредитов и участия в чужих войнах означает рисковать последним, что осталось от Российской империи и СССР – самой Россией. Никакие амбиции того не стоят. С другой стороны, теоретические морально-политические соображения не заставят сегодняшний российский бизнес, в том числе предприятия ВПК и производителей оборудования для ядерной энергетики, отказаться от контрактов, если только те не запрещены напрямую высшим руководством. В российском истеблишменте доминирует мнение, что внешнее давление на Россию в этой области относится к сфере не безопасности, а конкуренции, и уход отечественных производителей с ближневосточных рынков приведет не к сворачиванию программ, по которым идет сотрудничество с Москвой, а к замещению российских структур французскими, немецкими или китайскими. <…> Иран для России – сосед и партер, а не потенциальный противник, Сирия – потенциальный деловой партнер, имеющий опыт сотрудничества. Именно так к ним и относятся».

«После убийства Рабина отношения с Россией ухудшились, – признает многолетний глава Бюро по связям с евреями Восточной Европы при канцелярии премьер-министра Израиля Яков Кедми. – Это произошло по инициативе Израиля. На премьер-министра Б. Нетаньяху оказывало сильное давление разведывательное сообщество, которое по невежественности и неграмотности утверждало, что именно Россия дает Ирану возможность создать ядерное и ракетное оружие. Кроме того, Б. Нетаньяху считал, что все, что ему надо от России, он добьется в Вашингтоне, и потому на Москву нечего тратить время. Хотя на конфронтацию он все же не шел и дважды посетил Москву, хотя толку от этих визитов было мало, скорее наоборот. Он много обещал, ничего не выполнял, и многих разочаровал. <…> В последующие годы отношения между странами продолжались в стиле “вялотекущей шизофрении”. Были встречи, контакты, разговоры, были взаимные комплименты, но практических и реальных сдвигов не было».

Процессы ухудшения на российско-израильском направлении шли параллельно негативным процессам в отношениях России и США. Отношения двух держав продолжали ухудшаться после прихода к власти в начале 2000 года их новых президентов: В.В. Путина и Дж. Буша-мл., и в этом контексте, учитывая очевидно проамериканскую политику израильских правительств в то время, буксовали и российско-израильские отношения. «В последнее время в отношениях между нашими странами все чаще присутствуют скандалы и проблемы», – справедливо замечал корреспондент ведущей российской газеты «Коммерсант», интервьюировавший посла Израиля в России Анну Азари сразу после вручения ею верительных грамот в ноябре 2006 года. «Как вы оцениваете нынешнее состояние российско-израильских отношений?» – спросил в октябре 2006 года корреспондент газеты «Время новостей» одного из патриархов советской и российской дипломатии, многолетнего посла в Индии, Франции, Афганистане, США и ООН Юлия Воронцова. «Я бы сказал, что они нормализовались. Но и не особенно улучшились – ведь все основные “раздражители” остались, прежде всего палестинская проблема. Бомбежки Ливана минувшим летом тоже не пошли на пользу нашим отношениям», – с удивительной для столь опытного дипломата откровенностью признал Ю.М. Воронцов.

Ситуация оставалась практически неизменной: Израиль не ориентировался в своей внешней политике на Россию, а почти исключительно на США, коспонсорская роль России в ближневосточном урегулировании была такой же фикцией, как и само это урегулирование, никто в Израиле к этой чисто декларативной роли России всерьез не относился. Так, посол А.Е. Бовин рассказывал, что, даже принимая первых лиц российского МИДа, премьер-министр Израиля И. Рабин «впрок толковал о том, как важно России не портить отношения с Америкой, согласовывать с нею свои коспонсорские шаги». Представляется, что всю гамму существовавших между политическими элитами двух государств противоречий можно в несколько упрощенной форме свести к шести основным проблемам, из которых три больше волновали представителей Израиля, две – России, а одна (наиболее расплывчатая, впрочем) была общей для представителей истеблишмента двух стран.

Во-первых, в Израиле не могли понять и принять тот факт, что Россия не только не включила «Хизбаллу» и ХАМАС в список террористических организаций (в США и Канаде, например, обе эти организации в такие списки включены), но и дважды – в марте 2006 года и в начале марта 2007 года – принимала делегацию лидеров ХАМАСа на очень высоком уровне. Оба раза делегацию возглавлял Халед Машаль – злейший враг еврейского государства, переживший в 1997 году неудачную попытку покушения со стороны «Моссада», – и это, естественно, в Израиле никто не воспринял положительно. В феврале 2006 года министр обороны Сергей Иванов отметил, что рано или поздно всему мировому сообществу придется начать диалог с ХАМАСом. «Многих, если не сказать подавляющее большинство государств мира, не устраивают некоторые аспекты идеологии движения ХАМАС. Но рано или поздно многие начнут поддерживать контакты с ХАМАСом хотя бы для того, чтобы не через журналистов, не через мегафон, а в спокойной обстановке разъяснить руководству этого движения, как то или иное государство относится к урегулированию ближневосточной проблемы», – сказал министр обороны. Министр иностранных дел Сергей Лавров подчеркнул, что «в условиях, когда это движение победило на палестинских выборах, признанных всеми как свободные и демократические, политика международного сообщества в ближневосточном урегулировании без инициатив, подобных российской, рискует зайти в тупик, а решения квартета международных посредников – остаться на бумаге». С одной стороны, приглашение лидеров ХАМАСа в российскую столицу было попыткой утвердить свою, более независимую роль на Ближнем Востоке, с другой – в случае успеха этой миссии перед Москвой открывались перспективы укрепления своего влияния среди палестинцев и в арабских странах в целом; Россией могло двигать и желание стать более важным партнером для Израиля и повысить свой имидж в его глазах (что стало бы возможным, если бы России удалось бы убедить ХАМАС признать еврейское государство). При этом израильское руководство выражало крайнюю озабоченность этим шагом, называя идею Москвы ошибочной. Будучи в Москве в июле 2006 года, тогдашняя министр иностранных дел Израиля Ципи Ливни жестко отмечала: «Израиль не заинтересован в переговорах с ХАМАСом и не ищет для этого посредников. Израиль не ведет переговоры с террористами. Россия, наверное, это прекрасно может понять».

Второй визит делегации ХАМАСа в Москву в Израиле не могли принять даже самые большие друзья России. Если в марте 2006 года, спустя два месяца после победы ХАМАСа на выборах в Законодательное собрание ПНА, еще могла быть надежда, что российская дипломатия может способствовать смягчению непримиримой позиции исламских радикалов в отношении Государства Израиль, то в марте 2007 года таких надежд уже не питал никто. Российские дипломаты обусловили согласие президента В.В. Путина на встречу с делегацией ХАМАСа публичной декларацией последних о согласии с легитимностью существования еврейского государства или о готовности признать соглашения, заключенные между ООП (а затем – ПНА) и Израилем. Халед Машаль и его соратники предпочли отказаться от встречи с В.В. Путиным, не отступив ни в чем от своей непримиримой позиции. Однако ни усилия заместителя министра иностранных дел России Александра Салтанова, ни переговоры с министром Сергеем Лавровым не смогли убедить лидера ХАМАСа сделать шаг навстречу России. «Если положение одного израильского солдата представляет собой такое давление на израильское руководство и на весь Израиль, то палестинский народ страдает еще больше от наличия одиннадцати тысяч заключенных в израильских тюрьмах», – упрямо отметил Халед Машаль. Как верно отметил обозреватель газеты «Коммерсант» Александр Реутов, «в итоге России снова не удалось продемонстрировать Западу, зачем нужен “диалог с террористами”». Оба визита в Москву представителей ХАМАСа не привели ни к каким сдвигам в ближневосточном переговорном процессе, повлияв, причем негативно, на отношения Израиля с Россией в значительно большей мере, чем на отношения Израиля с ПНА.

В Москве рассчитывали добиться определенных дивидендов, ведя конструктивный диалог со всеми вовлеченными в конфликт сторонами. В частности, сразу после встреч с Халедом Машалем российские руководители принимали одного из самых непримиримых израильских политиков Авигдора Либермана. Результатом, однако, стала новая порция критики, в том числе и лично в адрес А. Либермана. Вот что, например, писал по этому поводу израильский обозреватель Марк Галесник:

«Либерман отправился в Москву и оттуда оповестил мир, что Россия и Израиль находятся по одну сторону баррикад. Что, видимо, и является главным стратегическим достижением министра, ввиду отсутствия даже намека на какие-либо другие. Триумф стратега подпортило только то, что стул, с которого Либерман сообщал о своих достижениях, еще не остыл от задницы главаря (извините за случайный оксюморон) ХАМАСа Халеда Машаля, который накануне сообщал из Москвы примерно то же самое. Примечательно и то, что буквально на следующий день после речи Либермана на баррикадах было объявлено о продаже Сирии нового, ультрасовременного российского оружия. Каким образом это оружие, нацеленное на наши танки и самолеты, сочетается с пребыванием России и Израиля по одну сторону баррикад, совершенно необъяснимо. Для российских властей визит Либермана в Москву прошел с успехом мероприятия “два по цене одного” – он не только легитимизировал кремлевско-хамасовские связи, но и оптимизировал российско-сирийские. Для Израиля этот визит стал достойным завершением 100-дневного конфуза под названием “новая национальная стратегия”».

Во-вторых, в Израиле относятся крайне негативно к военно-техническому сотрудничеству России с Ираном и Сирией – двумя наиболее антиизраильски настроенными странами в регионе. В Израиле не верят, что контракты на поставку современных ракетно-зенитных комплексов, самолетов и других видов вооружения с этими странами заключаются Россией, исключительно исходя из финансовых соображений, так как миллиардный контракт с Сирией был подписан одновременно с объявлением о списании этой стране девятимиллиардного внешнего долга. Если бы Россию интересовали прежде всего деньги, рассуждают в Израиле, ей стоило бы добиваться возврата хотя бы части долга, а не обещать новые поставки стране, которая так и не расплатилась за старые. Сотрудничество России с Сирией и Ираном воспринимается в Израиле как индикатор стремления России вернуть утраченные позиции великой державы в ближневосточной политике, достигая этой цели путем возвращения к системе отношений, существовавших в советский период накануне перестройки. «Что вы хотите? Все они вышли из примаковской шинели…» – говорили в Израиле, потрясая изданной в августе 2006 года книгой Е.М. Примакова «Конфиденциально. Ближний Восток на сцене и за кулисами», в которой об израильской военной операции против «Хизбаллы» говорилось как о «кровавой войне израильской военщины в Ливане». Тот факт, что Россия сама содействовала развитию ядерной программы Ирана, а также играла значимую роль в блокировании американских попыток добиться изоляции рвущегося к обладанию ядерным оружием Тегерана на международной арене, виделся многим зримым и недвусмысленным доказательством антиизраильской политики российского руководства.

Вышеупомянутую Вторую Ливанскую войну справедливо выделить как третий фактор, беспокоивший израильскую сторону. Трудно сказать, что больше раздражало израильское руководство и общество: то, что «Хизбалла» обстреливала территорию Израиля оружием российского производства или же что российские руководители отказывались признать этот факт, публично утверждая обратное. Тогдашний министр обороны Израиля Амир Перец и министр внутренней безопасности Ави Дихтер заявили о том, что израильская бронетехника была уничтожена современными противотанковыми комплексами российского производства: речь шла о массовом применении в боях ручных противотанковых гранатометов РПГ-29 («Вампир»), которые Россия продала Сирии, откуда они и попали в руки «Хизбаллы». Российский МИД устами своего официального представителя Михаила Камынина опроверг эти сообщения, назвав их «инсинуациями», которые «вызывают по меньшей мере недоумение». В середине августа премьер-министр Израиля Эхуд Ольмерт позвонил президенту РФ Владимиру Путину и сообщил ему о том, что шиитская группировка использует против израильтян современное противотанковое оружие российского производства, полученное боевиками от Сирии. Речь, в частности, шла о 105-миллиметровых противотанковых гранатометах многоразового применения РПГ-29 «Вампир» и противотанковых управляемых ракетах «Корнет». По словам израильского премьера, Дамаск передал это оружие «Хизбалле», несмотря на многократные заверения Москвы в том, что оно не окажется в руках боевиков. Э. Ольмерт призвал В.В. Путина разобраться в ситуации, чтобы исключить повторения подобных инцидентов в будущем. В ответ В.В. Путин попросил представить доказательства, подтверждающие факт передачи сирийцами оружия «Хизбалле». 18 августа в Москву спешно прибыла делегация во главе с заместителем генерального директора МИДа Израиля Марком Софером. Привезенные ею доказательства были с израильской точки зрения исчерпывающими. Оказалось, что в ходе наземной операции на юге Ливана израильтянам удалось захватить ящики с российским противотанковым оружием, в которых находились накладные, указывающие на его происхождение: гранатометы и ракеты были совсем недавно поставлены Россией Сирии. Однако спустя неделю министр обороны России Сергей Иванов опроверг и заявления Израиля о наличии у «Хизбаллы» российских противотанковых комплексов «Корнет». «Сообщение о том, что “Хизбалла” имеет на вооружении российские противотанковые комплексы “Корнет”, – полная чушь. Никаких доказательств о наличии у “Хизбаллы” этих комплексов нам никто не представил», – сказал глава российского оборонного ведомства. Визит Эхуда Ольмерта в Москву спустя два месяца после окончания войны не привел к исчезновению противоречий в этой сфере.

Перечитывая израильскую прессу июля – августа 2006 года, трудно отделаться от ощущения, что отношения еврейского государства с Россией вернулись к худшим дням «холодной войны»: Российская Федерация позиционировалась едва ли не как враждебное государство. Такой подход едва ли можно считать конструктивным: Россия не имела никакого отношения к провокации «Хизбаллы», 12 июля 2006 года совершившей нападение на израильскую заставу (восемь солдат ЦАХАЛа погибли, еще двое, как оказалось позднее, также погибли, но их тела были захвачены в плен, и об их судьбе более двух лет не было никакой информации), из-за чего, собственно, и началась вторая израильско-ливанская война. Не виновата Российская Федерация и в том, что, вопреки ожиданиям, израильские силы не смогли выиграть эту войну, а политическое руководство страны согласилось прекратить боевые действия тогда, когда ни одна из обозначенных премьер-министром Э. Ольмертом целей войны не была достигнута: пленные солдаты остались в плену (их тела были возвращены Израилю по соглашению с «Хизбаллой» в обмен на пятерых боевиков, находившихся в израильских тюрьмах, и тела двухсот погибших бойцов «Хизбаллы»); «Хизбалла» не была разоружена; гарантии безопасности северных границ Израиля остались достаточно иллюзорными. Да, «Хизбалла» воевала оружием российского производства и что с того? Арабские армии и в Шестидневной войне 1967 года, и в Октябрьской войне 1973 года (известной в Израиле как Война Судного дня) воевали советским оружием, что, однако, не предотвратило их разгром ни в первом, ни во втором случае. Если в 2006 году боевые действия разворачивались по совершенно другому сценарию и Израиль не сумел добиться ни военной, ни дипломатической победы, не Россия виновата в этом.

Среди тех претензий, которые выдвигало по отношению к Израилю российское руководство, выделялись две проблемы: вопрос о российской собственности в Иерусалиме, во-первых, и вопрос о пребывании в Израиле отдельных лиц, выдачи которых добиваются российские правоохранительные органы, во-вторых. Вопрос о собственности виделся российским руководителям как яркий пример сознательного уклонения израильтян от взятых на себя обязательств. Не отрицая в целом правомерность российских притязаний на Сергиевское подворье и некоторые другие объекты в Иерусалиме, израильтяне на протяжении многих лет давали крайне расплывчатые и неконкретные обязательства относительно их передачи российской стороне. Этот вопрос обсуждался едва ли не на всех встречах высших руководителей двух стран, однако долгое время вопрос не сдвигался с мертвой точки.

Проблема нахождения в Израиле бизнесменов, связанных с компанией «Юкос», является куда более новой, но от того не менее сложной. Генпрокуратура России добивается выдачи Израилем Леонида Невзлина – бывшего члена Совета Федерации, второго президента Российского еврейского конгресса, одного из высших руководителей компании «Юкос» и ближайшего соратника ее осужденного экс-руководителя М.Б. Ходорковского. Израиль несколько раз выдавал своих граждан России по запросу ее правоохранительных органов. 11 июня 2002 года в Россию был экстрадирован 32-летний на тот момент Андрей Журавлев, который в 1999 году выехал из России в Израиль, где получил гражданство. 24 января 2003 года израильские власти выдали российской стороне Геннадия Ягудаева, находившегося в федеральном розыске за ряд преступлений и приговоренного московским судом к 13 годам лишения свободы в 1984 году, а затем сбежавшего из мест заключения (в 1996 году Г. Ягудаев по поддельным документам на имя Хизгила Пейсахова получил гражданство Израиля). Иными словами, сослаться на то, что Израиль a priori не выдает своих граждан или что он не выдает их России, невозможно. Однако в Израиле Л.Б. Невзлин не только получил гражданство, но и быстро добился заметного общественного положения, возглавив, в частности, попечительский совет Музея Диаспоры, выделив деньги на создание небольшого исследовательского центра в Еврейском университете в Иерусалиме, которому было сразу же присвоено его имя и так далее. Эта ситуация крайне раздражает российское руководство, видящее в статусе, который приобрел Л.Б. Невзлин, свидетельство грубого пренебрежения Израилем обращений правоохранительных органов, в том числе и по официальным каналам Интерпола.

Шестая – и последняя – проблема, которую представляется уместным выделить, касается сложностей взаимодействия официальных структур двух государств, вызванных взаимным недоверием. Примеров здесь можно привести немало, причем как с той, так и с другой стороны. Описывая многочисленные российско-израильские соглашения, подписанные в ходе первого визита в Москву в апреле 1994 года премьер-министра Израиля Ицхака Рабина, посол А.Е. Бовин справедливо с горечью отмечал: «Это была солидная правовая база для сотрудничества. Но, кроме базы, необходимы еще желание и воля. Тут был дефицит с обеих сторон. Не до этого им было».

Россия была и остается ядерной державой, постоянным членом Совета Безопасности ООН и одним из основных гарантов энергетической стабильности на планете, не говоря уже о том, что в России проживает одна из крупнейших по численности еврейская община в мире (этот аспект всегда играл особую роль в двусторонних отношениях). В это столь важное государство Израиль направил в 1990-е – начале 2000-х годов четырех послов, не говоривших на русском языке и почти не разбиравшихся ни в российской политике, ни в русской культуре: ныне покойного генерала Хаима Бар-Лева, профессора-литературоведа Ализу Шенхар, а также двух карьерных дипломатов – бывшего на протяжении года и.о. посла Ави Биньямина и Натана Мерона. Когда российские дипломаты, многие из которых – прекрасные, прагматично мыслящие специалисты, хорошо разбирающиеся в реалиях Ближнего Востока, предлагали свои услуги в качестве посредников в различных вопросах, относящихся к урегулированию арабо-израильского конфликта, израильские руководители нередко отклоняли эти предложения «с порога», даже не задумываясь о том, что, собственно, предлагала российская сторона. Иногда положение становилось особенно щепетильным, когда официальные российские представители не получали приглашений на церемонии и встречи (как, например, было на встрече в верхах в Шарм-аш-Шейхе), где Россия должна быть представлена, хотя бы принимая во внимание ее статус коспонсора ближневосточного переговорного процесса. В ноябре 2006 года израильские власти публично и без объяснения причин в печати отказались выдать аккредитацию известному специалисту по языку иврит и израильской литературе профессору А.А. Крюкову, которого российская сторона просила принять в качестве директора создающегося под эгидой МИДа России культурного центра. Затем, впрочем, А.А. Крюкову все же были выданы необходимые документы и он начал работу в этой должности, но очевидно, что этот, продолжавшийся несколько месяцев, скандал никоим образом не способствовал улучшению атмосферы двусторонних отношений.

Нужно отметить, что в самые последние годы ряд указанных выше факторов, вызывавших напряженность в двусторонних отношениях, перестал играть негативную роль. Это касается и Сергиевского подворья в центре Иерусалима, которое, после долгих проволочек, все же было решено передать России, и продолжающейся вот уже более четырех лет работы профессора А.А. Крюкова директором Российского культурного центра в Тель-Авиве.

Это в значительной мере касается и контактов с руководителями ХАМАСа: после февраля 2007 года их в Москву больше не приглашали, если такие встречи и проходят – то на территории Сирии. При этом представители России подчеркивают, что всё это ни в коей мере не должно рассматриваться как пренебрежение израильскими интересами: «Мы поддерживаем диалог со всеми палестинскими силами, но при контактах с ХАМАСом настаиваем на соблюдении трех требований “квартета”: отказ от вооруженной борьбы, признание права на существование Государства Израиль и признание подписанных ранее с Израилем соглашений, – подчеркивал в недавнем интервью посол России в Израиле Петр Стегний. – При контактах с представителями этой организации нами всегда поднимается тема освобождения Гилада Шалита». В любом случае, учитывая, что ни к каким практически значимым результатам контакты представителей России с руководителями ХАМАСа не привели, и от Израиля в этой связи ничего не требуется, так и проблема как-то ушла с повестки дня сама собой. Складывается впечатление, что и в МИДе России никто больше на диалог с ХАМАСом надежд не возлагает. Так, заместитель директора Департамента Ближнего Востока и Северной Африки МИДа РФ Олег Озеров в интервью в сентябре 2009 года заявил: «С точки зрения России Махмуд Аббас – единственный законный представитель палестинского народа. ХАМАС сам загоняет себя в изоляцию, не поддерживая арабскую инициативу».

В связи с тем что после окончания второй израильско-ливанской войны в середине августа 2006 года между Израилем и «Хизбаллой» не велись никакие существенные боевые действия, то и проблема российского оружия в арсеналах «Хизбаллы» практически перестала упоминаться в СМИ. Израильская сторона устами посла Анны Азари еще в ноябре 2006 года объявила о том, что «была проблема, мы ее совместно с Россией решали и решаем – так, как это делают страны, имеющие нормальные, хорошие отношения. Мы передали все материалы, получили от России достаточно серьезную реакцию. Я не хочу вникать в детали этого вопроса, но мы считаем, что Москва серьезно восприняла все сведения, которые мы ей передали, и достаточно серьезно отреагировала». На прямой вопрос: «То есть сейчас российское оружие, проданное Сирии, не поступает в арсеналы “Хизбаллы”?», Анна Азари ответила: «Не должно поступать, я так надеюсь».

Официальные представители Израиля также стараются сгладить «эффект Невзлина» и не сказать ничего, что могло бы раздражать нынешнее российское руководство по поводу «дела Ходорковского». Так, когда в конце февраля 2011 года корреспондент газеты «Коммерсант» интервьюировал министра науки Израиля профессора Даниэля Хершковича, то среди других задал и такой, очевидный для современного российского либерала, вопрос: «Насколько инвестиционный климат в России привлекателен для вложения в высокие технологии? Может ли израильских инвесторов отпугнуть коррупция, отсутствие независимых судов и другие проблемы, продемонстрированные, в частности, процессами против Михаила Ходорковского и Платона Лебедева?»

Ответ израильского министра был максимально сервильным. «Израильские компании рассматривают Россию как одного из важных игроков на рынке инновационной продукции. Мы все восхищаемся теми усилиями, которые российские власти прилагают для продвижения инновационных отраслей. Так что я думаю, что для наших компаний и нашего правительства именно эти вещи самые главные. Конечно, во всех странах существуют различные внутренние проблемы. Но я думаю, что российское правительство борется с ними». В отличие от официальных представителей США и Евросоюза, выступивших с пространными остро критическими заявлениями, у израильского министра никаких претензий к России по поводу второго «дела» М.Б. Ходорковского и П.Л. Лебедева, в котором отсутствие независимости суда проявилось во всей полноте, не было.

Таким образом «рассосалась» немалая часть проблем двусторонних межгосударственных отношений. Однако существенное улучшение российско-израильских отношений имело ряд особенностей, которые было практически невозможно предвидеть заранее.