В конце ноября в Москву прибыл президент Чехословацкой республики Бенеш. Поскольку бригаду немедленно отвели в Васильков, а затем перебросили в Киев, чехословацкие воины надеялись, что туда же приедет и президент. Но, к сожалению, их надежды не оправдались — слишком близко проходила линия фронта и гарантировать президенту полную безопасность было невозможно. 12 декабря в Москве был подписан советско-чехословацкий договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве. Воины бригады ознакомились с содержанием договора в газете «Наше войско в СССР» и горячо одобрили его. На торжества по случаю подписания договора и на встречу с президентом в Москву выехала целая делегация. Полковника Свободу сопровождали 15 лучших воинов. С собой они везли Боевое Знамя бригады. Воины посетили чехословацкое посольство и проинформировали президента о боевых действиях бригады. Президент дал им весьма высокую оценку и прикрепил к Боевому Знамени бригады медаль «За храбрость».

* * *

Пока делегация находится в Москве, бригада в соответствии с приказом командующего 38-й армией отправляется в район сосредоточения. Курс — на юго-запад. Идти приходится под дождем со снегом, но к вечеру здорово подмораживает. Солдаты шагают по обочинам, а посередине дороги, лязгая гусеницами, ползут на малой скорости танки. Во главе колонны танк «Лидице», который в недавнем бою у населенного пункта Коммуна Чайки попал в переделку.

Прокладывая дорогу пехотинцам и автоматчикам, он угодил в «волчью яму». Экипаж танка оказался в опасности. Командир роты отдал распоряжение покинуть танк и поджечь. Но подпоручик Писарский, да и весь экипаж решили по-другому. Они отбили атаку наседавших гитлеровцев, а потом сумели вытащить танк из ямы и вывести из-под огня…

Бригада продвигается все дальше на запад к Фастову. В канун сочельника Владя отправляется на рекогносцировку. Сидя в машине, он размышляет о том, что хорошо бы однажды сбросить с себя все это промокшее, пропотевшее обмундирование и тяжеленные сапоги, облепленные грязью…

— Пан подпоручик! — прерывает его раздумья водитель.

— Да, Миша?

— Когда же мы вернемся домой?

— Домой? Не раньше чем через год…

Да, пожалуй, это последнее фронтовое рождество. Маргита обещала нарядить елку, а ротный Ланда достать конины для гуляша. Может, Маргита догадается оставить им праздничного угощения и пару глотков водки. После такой прогулки обязательно захочется согреться…

Перед отъездом полковник Свобода вызывал к себе начальника штаба. На него полковник, видно, полагается больше, чем на своего заместителя, хотя тот подполковник, а начальник штаба всего лишь капитан. Но капитан с фронтовым опытом. До возвращения Рытиржа из Москвы артиллерией будет командовать Гусинецки. С этим тоже хлопот не оберешься. Ну а о командире танкового батальона подполковнике Кратки лучше не вспоминать — иногда складывается впечатление, что танки он видел только из окна поезда. Такие вот дела…

* * *

До Нового года остается два дня. Данные разведки подтверждают, что гитлеровцы стягивают войска к Белой Церкви — видно, намерены оказать серьезное сопротивление. Бригада получает задачу овладеть поселком Руда — мощным опорным пунктом гитлеровцев на подступах к городу.

Чтобы выйти в район предстоящих боевых действий, бригаде приходится преодолеть за ночь тридцать с лишним километров. Марш проходит в крайне тяжелых условиях. Пронизывающий ветер валит с ног. Мороз к утру достигает тридцати градусов. Густая мгла застилает горизонт.

Когда мгла немного рассеивается, на фоне светлеющего на востоке неба вырисовываются силуэты танков. Примерно в километре от них расположен поселок Руда, который гитлеровцы превратили в сильный очаг сопротивления.

7.00 — подразделения бригады готовятся к наступлению. Подходят к переднему краю танки бригады и танки советского 87-го танкового полка. Грохочут залпы орудий — начинается артиллерийская подготовка.

8.45 — поднимается в атаку пехота. До переднего края противника не более километра. Пройдено уже 500 метров. Вражеский огонь становится все плотнее, поэтому продвигаться приходится короткими перебежками. Танкисты и саперы разрушают немецкие заграждения на северо-восточной окраине Руды и врываются в населенный пункт. Другая группа прорывается к шоссе восточнее Руды.

Противник оказывает упорное сопротивление. Сражаться приходится буквально за каждый дом. Капитан Колл докладывает, что отстал от второго батальона почти на километр. Нет связи с танками, и начальник штаба поручает подпоручику Эмлеру на месте выяснить обстановку и попытаться установить связь с танкистами, продвигающимися в направлении Матюши.

Владя едет по следам танков.

— Остановись, Миша! — просит он водителя, завидев брошенный на шоссе немецкий бронетранспортер.

Чуть в стороне занимает боевую позицию подразделение зенитных пулеметов. Владя обходит бронетранспортер со всех сторон, постукивая по его бортам прикладом автомата. Прислушивается — в ответ ни звука. Надо бы заглянуть внутрь машины, да только есть ли в этом необходимость? Наверняка экипаж бронетранспортера бежал вместе с отступающими гитлеровцами. А Владе надо спешить в Матюши.

Навстречу попадаются местные жители. На вопрос Эмлера, где же немцы, они весьма неопределенно показывают в сторону леса…

В этот момент танки попадают под перекрестный огонь. Особенно сильно обстреливается дорога на Шамраевку. Владя оставляет машину и дальше продвигается перебежками. Вот он прыгает в кювет и осматривается. Быстро угасает короткий зимний день. Со стороны Руды все еще доносятся пулеметные и автоматные очереди, но не столь интенсивные, как утром. Владю охватывает тревога. А танки уже грохочут где-то в районе Матюшей.

На дороге появляются сани.

— Привет, ребята! — кричит Владя и вдруг замечает немца в маскхалате. — Где это вы его прихватили?

— Пленный, — объясняет ездовой.

Немец в санях ежится:

— Гитлер капут!

— Это он боится, как бы мы его не прикончили… — смеются солдаты.

Потом они наперебой рассказывают, как советские танки, сопровождаемые автоматчиками под командованием Сергея Петраса, прорвались к сахарному заводу, по пути уничтожив вражескую пушку, взвод минометов и пулеметное гнездо. Однако возле завода возникла довольно сложная ситуация. Поскольку и чехословацкие воины и гитлеровцы были одеты в белые маскхалаты, отличить, где свои, а где враги, было весьма затруднительно. Сказалась и нехватка патронов. Почувствовав, что натиск наступающих ослабевает, гитлеровцы усилили сопротивление, сосредоточившись в центре населенного пункта. В эти критические минуты на помощь подоспел первый батальон, и воины, объединив усилия, разгромили гитлеровцев…

На обратном пути в штаб Владю поджидает неприятный сюрприз. Брошенный гитлеровский бронетранспортер неожиданно оживает и, открыв бешеную стрельбу, скрывается в том же направлении, что и отступающие части противника.

День тяжелейших боев позади. Руда наконец-то взята. Чехословацкие воины нанесли гитлеровцам значительный урон в живой силе и технике, но и сами потеряли немало отважных бойцов. Погибли Буртина, Брун, Горачек и другие. А главное — потеряно слишком много, времени, и немцы успевают отойти за Рось. Крепким орешком оказалась эта Руда — неприметный населенный пункт на подступах к Белой Церкви.

* * *

Утро выдалось ясное. Извилистая дорога, по которой шагают подразделения 1-й бригады, выводит прямо к реке Рось, неожиданно открывшейся их взорам.

— Что там напро… напротив? — спрашивает у Влади командир взвода Фантич, с трудом шевеля окоченевшими губами.

Владя молча достает карту и тычет пальцем в маленькую точку. Село называется Пилипча.

— Странное, однако, название… — замечает стоящий рядом десатник.

— А вот тут немцы, — говорит Фантич, указывая еще на одну точку.

— Это Глыбочка…

Взвод Фантича получает задачу прочесать лес, а заодно выяснить, уцелели ли те два моста, которые обозначены на карте. Это сейчас очень волнует командование.

В деревне Трушки женщины, завидев солдат в странных шинелях, поначалу пугаются.

— Да свои мы, красавицы, свои, — успокаивают их чехи.

— Ха-ха-ха! — смеется старый колхозник Иван Погулайко. — Если баб красавицами называют, значит, наши!

Колхозница София Горбенко, расхрабрившись, спрашивает у бойцов:

— Хлопцы, а почему у вас шинели какие-то другие? Вы что, нерусские?

— Нет, мы из Чехословакии.

— Слышь, Наталья, чехи они, — поворачивается она к своей подруге.

Женщины тянут солдат за рукава:

— Заходите в дом: обогреетесь немного, чайку попьете. Правда, сахара у нас нет…

В хату старого Погулайко набиваются солдаты и колхозники. Угощение дедуля выставляет скудное: чай да черные сухари — все продукты отобрали и вывезли оккупанты, — зато потчует от души. И настроение поэтому одинаково радостное и у освобожденных, и у освободителей…

* * *

Едва развернувшийся в цепь взвод Фантича выходит к реке, как раздается треск автоматной очереди. Пули свистят над головами бойцов, и Фантич отдает приказ немедленно залечь. Сейчас самое главное — определить, откуда стреляют. Может, из кустарника, запорошенного снегом? И действительно, вскоре бойцы обнаруживают прячущихся там гитлеровцев, одетых в маскхалаты.

— Сдавайтесь! Руки вверх! — приказывают им бойцы, но немцы, видно обезумев от страха, очертя голову мчатся к реке, отстреливаясь на ходу.

Однако один из гитлеровских солдат останавливается и поднимает руки высоко над головой:

— Гитлер капут! Гитлер капут! Гит… — Последний возглас замирает у него на губах, и, прошитый со спины автоматной очередью, он мешком оседает на снег.

Стрелял, должно быть, командир. Он даже остановился, чтобы прицелиться поточнее…

— Ну, погоди, мерзавец! — ругается кто-то из бойцов. — Ты у нас сам заскулишь: «Гитлер капут!» Мы с тобой рассчитаемся и за Руду, и за этого немца…

На берег фашисты выскакивают в том месте, где река подходит к лесу почти вплотную. Берег здесь довольно крут, но немцев это нисколько не смущает. Они плюхаются на лед, а вскочив, пытаются бежать.

Медлить нельзя. И над застывшей рекой раскатисто гремят выстрелы…

Прочесывание леса окончено. На опушке Фантич встречается с надпоручиком Марцелли.

— Как мосты? — спрашивает Фантич надпоручика.

— Какие мосты! Все взлетели на воздух. Дорого нам обойдется вчерашняя задержка под Рудой…

* * *

Второй батальон наступает на Чмировку — деревню, расположенную у впадения речки Каменки в Рось. Оттуда уже хорошо просматриваются деревянные домишки окраин Белой Церкви. Возле Чмировки река делает резкий поворот. Поблизости от этого места артиллеристы готовят огневые позиции…

Надпоручик Вацлав Коваржик, одетый в короткий полушубок, сдвинув на затылок ушанку, озадаченно смотрит на взорванные мосты. Ему предстоит в короткий срок навести вместо них переправу. Он переводит взгляд на противоположный берег. Там расположена высота 208,4, которую приказано взять.

Саперы уже приступили к работе. Они носят на берег доски, балки, кругляки. Возле них останавливается газик. Из него вылезает генерал, невысокого роста, с черными волнистыми волосами, выбивающимися из-под папахи, с аккуратно подстриженными усиками, с темными проницательными глазами. Это командир 50-го корпуса С. С. Мартиросян.

— Господин генерал, все мосты взорваны. Приступаем к наведению переправы, — докладывает ему Коваржик.

— Вижу, плохи наши дела, — бросает на ходу генерал, а сам спускается к реке.

Тем временем первый батальон переправляется по льду на другой берег и занимает деревню Глыбочка. Немцы отходят в направлении леса и высоты 208,4 — ключевой позиции в обороне противника, откуда отлично просматриваются все дороги, ведущие из Белой Церкви на юг. Поступает приказ любой ценой взять эту важную высоту. Но для этого нужна огневая поддержка. Значит, необходимо переправить на другой берег и артиллерию…

— Проверьте лед на прочность, — приказывает генерал Мартиросян. — Нагрузите сани — и в путь!..

Солдаты нагружают сани, впрягают в них лошадей и ведут к реке.

Над берегом повисает напряженная тишина. Лошади прядают ушами и упираются, опасаясь ступить на лед.

— Но-о! — понукает их хриплым голосом ездовой. — Но-о! — Он натягивает постромки так, что они едва не лопаются.

— Осторожно, Карел! Назад! — кричат ему солдаты, сбегая к реке и размахивая руками.

Одна из лошадей проваливается в воду и тянет за собой другую. Трещит лед, бурлит в образовавшейся полынье вода, и сани ныряют в нее вслед за лошадьми. Пытаться спасти их бесполезно, да и небезопасно. Успевают лишь в последнюю минуту вытащить на берег ездового.

Генерал, забыв о морозе, стаскивает с головы папаху и вытирает ею вспотевший лоб, но через минуту берет себя в руки и твердым голосом произносит:

— Поторопитесь с переправой, товарищ надпоручик… извините, пан надпоручик.

— Есть, товарищ генерал!..

Часы показывают тринадцать ноль-ноль. Оба батальона уже на другом берегу. Сложнее с техникой. На лодках удается переправить только сорокапятки. Гаубицы, противотанковые орудия и танки остаются на левом берегу.

* * *

Ирка Вишек перед атакой обходит позиции своей роты.

— Пан подпоручик! — доносится голос из стрелковой ячейки.

— Слушаю…

Лицо у свободника, обратившегося к Ирке, заросло щетиной, глаза горят гневом. Он загоняет патрон в патронник, щелкает затвором и спрашивает:

— Мы что же, пойдем на высоту с голыми руками?

— Ты не прав, приятель…

— Ну почти с голыми. Ведь пушки и танки остались на том берегу.

— Зато мы на этот перебрались столь оперативно, что немцы нас наверняка не ждут. Так что, ребята, носов не вешать!

В глубине души Ирка сознает, что солдаты конечно же правы, что идти в атаку без артиллерийской поддержки дело рискованное, но что поделаешь, если… А все эта проклятая Руда…

Преодолев немецкое сопротивление, чехословацкие воины овладевают лесным массивом. Его восточная опушка — исходная позиция для атаки на высоту.

Отсчитывает последние мгновения перед атакой секундная стрелка. Раздается команда «Вперед!» — и роты, несмотря на шквальный огонь противника, карабкаются вверх по склону высоты 208,4…

Ошеломленные было дерзкой атакой чехословацких воинов гитлеровцы быстро приходят в себя и при поддержке танков и самоходных орудий предпринимают одну контратаку за другой. Стальные чудовища с крестами на бортах ползут к высоте с севера и с юга. Вот они останавливаются и открывают ураганный огонь… Санитар Плиска едва успевает выносить с поля боя раненых.

Эвжен Микулашек неожиданно вскрикивает и, взмахнув руками, падает. К нему бросается Станда Валек. Он нащупывает на груди товарища рану, из которой горячей струйкой льется кровь, а потом достает из кармана фуфайки измятый листок бумаги. Это увольнительная, выданная Эвжену еще в Новохоперске…

Чехословацкие воины неоднократно отбивают контратаки противника, но под натиском его превосходящих сил все-таки вынуждены отступить на исходные позиции. Они выполнили главную на сегодняшний день задачу — отстояли плацдарм между деревнями Чмировка и Глыбочка, однако до высоты по-прежнему два километра. Необходимо готовиться к новому ее штурму…

* * *

Людвик Свобода, теперь уже не полковник, а генерал, возвращается из Москвы и появляется в расположении бригады как раз перед штурмом высоты. Едва переступив порог штаба, он требует доложить обстановку, а затем просит соединить его с командиром 50-го корпуса Мартиросяном.

— Саркис Согомонович? Здравствуйте!

— Приветствую вас, господин генерал Свобода! С Новым годом! Как дела?

— Плохо, товарищ генерал. Если 74-я дивизия нас не поддержит, мы не сможем наступать.

— Понял вас. Постараемся сделать все, что в наших силах. Буду вас информировать о нашей готовности…

* * *

В 4 часа утра воины чехословацкой бригады вновь пошли на штурм высоты 208,4, а примерно в половине седьмого стремительной атакой захватили ее и приготовились к круговой обороне. В течение последующих трех часов они успешно отбили несколько вражеских контратак, уничтожив большое количество живой силы и боевой техники противника.

Саперы тем временем продолжают наведение переправы. Страшно мешают фашистские бомбардировщики, которые беспрестанно кружат над ними. К счастью, над рекой поднимается густой туман и бомбы, сбрасываемые ими, в цель не попадают.

В лесу, как раз напротив переправы, артиллеристы пытаются прорубить просеку, чтобы подготовить колонный путь для сорокапяток. Но силы бойцов на исходе. Только отделению свободника Шелембы удается затащить свою пушку на высоту.

Враг готовит новую контратаку. Из Заречья, южного предместья Белой Церкви, доносится гул моторов и лязг гусениц. Рокочут моторы и возле леса у села Пилипча. Прижавшись к стенкам окопов, бойцы настороженно прислушиваются к звукам, предвещающим еще одну схватку с фашистами. Короткая выдалась передышка…

Фашисты неумолимо приближаются. Они лезут со всех сторон. На снегу они кажутся черными точками, и точек этих становится все больше и больше. У обороняющихся одна надежда — на орудие свободника Шелембы.

По залитой солнцем равнине ползут на высоту сразу четыре вражеских танка. Вот один из них тормозит, угрожающе лязгнув гусеницами, башня его с грохотом поворачивается, и над ней взлетает грязно-серый дымок. Свободник Шелемба припадает к прицелу. Огонь! Танк внезапно останавливается, будто наскочив на препятствие, — из него вырывается пламя. Молодец свободник — поджег танк первым же снарядом!

Фашистов, очевидно, охватывает смятение. Стальные махины танков застывают в неподвижности. Пехотинцы лежат распластавшись на снегу, стараясь казаться незаметными. Но от реки на большой скорости уже подходят новые танки, а со стороны Глыбочки летит эскадрилья фашистских бомбардировщиков. Зенитки открывают по ним огонь.

Силы слишком неравные. Располагая мощной поддержкой артиллерии и танков, немцы пытаются обойти высоту с флангов, и обороняющимся не остается ничего другого, как, воспользовавшись моментом, отступить в направлении леса. Ценой огромных потерь гитлеровцы временно вернули себе высоту 208,4.

Ожесточенные бои за нее продолжались еще четверо суток. Не раз высота переходила из рук в руки. Закрепиться на ней воинам 1-й чехословацкой бригады удалось лишь в результате ночного штурма, предпринятого совместно с двумя советскими стрелковыми полками. Дорога на Белую Церковь на этом направлении была открыта. Окончательно гитлеровские захватчики были изгнаны из города 4 января.

Советское Верховное Главнокомандование высоко оценило вклад воинов 1-й чехословацкой бригады в освобождение Белой Церкви, а Советское правительство наградило ее орденом Богдана Хмельницкого I степени. Успехи бойцов бригады, сражавшихся плечом к плечу с советскими воинами, показали всему миру ее высокие боевые и моральные качества. Бойцы бригады гордились своими победами и скорбели о павших смертью храбрых на полях сражений товарищах.