КIV веку Африка уже давно находилась под властью Римской империи. Пунические войны, за время которых римляне три раза (264–241,218–201 и 149–146 гг. до н. э.) сражались против карфагенских полководцев, в том числе против Ганнибала с Гамилькаром, закончились победой Рима и подчинением ему Карфагена и окружающих областей. Римские колонии в Африке имели важное хозяйственное значение, поскольку с последнего века до Рождества Христова служили главной житницей империи. Города Гиппон Регий, Тагаста и Мадавра, которые мы знаем в связи с биографией Августина, находились неподалеку от Карфагена.
Эти края хорошо известны из литературы, в частности, из четвертой книги «Энеиды», где Вергилий изображает конфликт между Дидоной и Энеем. Прежде чем троянский герой отправился дальше и основал Рим, он гостил у карфагенской царицы Дидоны. Их любовный союз, который Эней разорвал, чтобы выполнить свой долг перед богами, под пером Вергилия стал легендарным объяснением исторической вражды между пунийцами и римлянами. Всем памятно бесконечно повторявшееся Катоном preterea censeo («кроме того, я считаю»): «Кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен!»
Африканец же Августин принял сторону Дидоны — по крайней мере, в детстве (Исп. 1,13). Это напоминает нам о том, что «Энеиду» можно было читать по–разному, в зависимости от происхождения читателя. Впоследствии Августин использовал образ скитающегося по свету Энея для описания собственного многотрудного пути к истине (Пр. акад. II, 5; III, 5–6). Августин читал Вергилия так же, как читал Библию, т. е. аллегорически. В другом месте трактата «Против академиков» (III, 10) он изобразил противостояние разума и скептицизма через борьбу Геркулеса с великаном Каком из восьмой книги «Энеиды». Геркулес как воплощение добрых сил знаком нам и по христианским гробницам.
Северная Африка играла ведущую роль в истории Церкви — даже если отвлечься от Александрии и Египта. Первый ее латинский апологет, Тертуллиан (160–225), был африканцем. Его страстность и блеск его красноречия передались и Киприану (умер в 258 г.), и Августину. По мнению многих, сочинения каждого из троих отличаются особым африканским своеобразием. Все они любят игру слов, загадки, красочные образы и безжалостную полемику. Августин одиннадцать лет преподавал риторику и целых сорок четыре года служил епископом. В обоих качествах его дар речи был силой, с которой приходилось считаться.
Африканская колония была тесно связана как с Египтом, так и с Грецией. Это означало, что после разделения империи в поздней античности на Западную и Восточную христианская Африка заняла неопределенное положение между Римом и Константинополем. Уроженец Северной Африки писатель Апулей (умер ок. 190 г.) сочинил там свой знаменитый роман «Золотой осел». Помимо этого, его перу принадлежит ценное введение в философию Платона. 3 тех же краях жил Марциан Феликс Капелла (ок. 420 г.), написавший замечательное сочинение «О браке Филологии и Меркурия». До наших дней дошли развалины греческих сооружений в Турции и Южной Италии, но самые красивые римские акведуки и амфитеатры мы находим в Северной Африке.
Впрочем, в IV веке на христианстве отразился экономический спад. Африка превратилась в полузабытые задворки, так что Августин вырос в провинции и в прямом, и в переносном смысле этого слова. Даже такой крупный город, как Карфаген, лежал вдали от пересечений политических и экономических путей империи. Для бедного, хотя и одаренного, юноши единственный способ сделать карьеру заключался в получении образования. Амбициозная молодежь мечтала о том, чтобы попасть «в город», под которым подразумевался либо Рим (центр религии), либо Милан (резиденция императора). Если человеку выпадало переплыть через море в Италию, это считалось событием и большой привилегией. Одна из основных метафор у Августина — navigare. т. е. идти под парусами, направляясь в открытое море или на родину. Особенно часто он прибегает к мореходным метафорам в самом начале сочинения «О блаженной жизни»: «гавань», «бурное море», «на всех парусах и веслах», «встречный ветер», «ветер от кормы», «привести разбитый корабль в желанное затишье» и т. п. В трактате «О пользе веры» (20) образ морского путешествия использован Августином для описания своего перехода от манихейства к христианству — тем более, что это соответствовало и обстоятельствам его биографии.
Во времена Августина Африка была измученной налогами отсталой колонией. Тем не менее, он проявлял оптимизм и веру в будущее, поскольку христианство распространялось все дальше и дальше. На радостях по поводу того, что их религия обрела признание и что на их стороне император, христиане долго не замечали признаков политического развала империи. Неприятие всего мировоззрения поздней античности примирило религиозный восторг с политическим упадком.
Я вспоминаю Августина каждый раз, когда вижу в Риме его современных соотечественников, собирающихся со своими пластиковыми пакетами на вокзале Термини. Наружность и характерный диалект сделали их римлянами второго сорта. В социальном плане они занимают положение, сопоставимое с положением австралийцев, шотландцев или ирландцев в Англии XIX века. Зато в их среде присутствуют солидарность и взаимовыручка, до известной степени уравновешивающие скепсис, с которым их зачастую встречают столичные жители. Рядом с Августином всегда находились родные и друзья.
Африканцы никогда не были хорошо знакомы с олимпийским сонмом богов, а потому Тертуллиан, Киприан и Августин исходят из других предпосылок, нежели римские аристократы, которые усвоили греческую мифологию как часть своего образования. У африканцев были иные религиозные традиции, чем у греков или европейских граждан Римской империи. Карфагеняне были финикийцами, т. е. семитами. Для них видоизмененная богиня плодородия Астарта и бог кочевников Яхве были важнее Диониса и Аполлона. В религии Северной Африки важная роль отводилась трансу, экстатическим обрядам, предупреждениям во сне и т. п. Как явствует из «Исповеди* (в частности III, 11), Моника с Августином придавали большое значение таким видениям. Занимаемое Африкой промежуточное положение между греческой и римской традициями позволяло Августину более широко смотреть на мир, чем его коллегам в Риме или Константинополе. Экуменический характер Августиновой теологии может объясняться его исходной связью с религиозной историей, отстраненной от обеих партий, борьба между которыми впоследствии привела к великому расколу Церкви на Восточную и Западную.
***
С одной стороны, Августин жил в эпоху единой Церкви, до ее разделения на восточную и западную традиции. С другой стороны, североафриканская Церковь и сама была расколота на непримиримых донатистов и более терпимых католиков. В любом городке их церкви стояли друг против друга. Донатисты не были еретиками в привычном смысле слова. Их догматы и Символ Веры были теми же, что и у католиков. Разногласия между ними скорее были вызваны конкретными историческими событиями и заключались в разном представлении о том, какими следует быть прихожанам и священнослужителям.
В 305 году епископом Карфагенским избрали некоего Цецилиана. Его покровителем, который и посвятил его в этот сан, был епископ Феликс Аптунгский, во время Диоклетиановых гонений предавший свою паству. Ради спасения собственной шкуры он вместе с другими подвергал пыткам христиан, не согласившихся отречься от своей веры и избравших венец мученичества. Цецилиан служил диаконом при Феликсе, когда тот предпочел подчиниться государству вместо того, чтобы поддержать готовых умереть за веру. Впоследствии приверженцы донатизма резко осуждали предательство Феликса.
Донатисты выработали свои строгие понятия о Церкви и епископском служении, считая, что ни то, ни другое не должно оскверняться политическими манипуляциями правителей. Даже после того, как правители тоже стали христианами, донатисты сохранили свою подозрительность и потребность держаться подальше от властей. Если католики, т. е. христианское большинство, признавшее институт Церкви, радовались, когда им удавалось заполучить поддержку императора, и пользовались обещаниями властей и их средствами воздействия на народ для поддержания порядка внутри Церкви, то сторонники донатизма на протяжении всего IV века оставались раскольниками и оппозиционерами.
Яблоком раздора в африканской церковной жизни послужил Киприан Карфагенский. На него претендовали как донатисты, так и католики. Конфликт между ними возник, в частности, по вопросу о том, кто лучше воплощает в жизни христианские идеалы Киприана. Во многих городах эти две группы противостояли друг другу, утверждая, что именно они представляют истинную Церковь.
Церковь — это мать, которая вскармливает детей своим молоком, говорили донатисты. Мир управляется дьявольскими силами, но крещение, словно по мановению волшебной палочки, способно очищать от всех грехов и пороков. Церковь должна служить местом отдохновения, оазисом, обнесенным стеной садом. С распространением христианства различия между Церковью и «миром» постепенно стирались. В эпоху Киприана, когда христиане подвергались гонениям, они чувствовали себя привилегированными, избранными. Впоследствии же понятие о святости Церкви видоизменилось.
Донатисты стремились сохранить Церковь как источник святости. Долой недостойных епископов! — требовали они. Все таинства, совершаемые недостойным епископом, объявлялись недействительными. Донатисты защищали свою Церковь, видя в ней альтернативу окружающему их обществу. Более, чем преследований, они страшились компромиссов. Августин же с католиками хотели посвятить себя переделыванию мира. Если в том возникала необходимость, они протестовали против решения властей, однако чаще всего они поддерживали наместников императора. Первоначально донатисты хотели всего лишь избавиться от епископов, которые содействовали императору Диоклетиану в его гонениях на христиан 303–305 годов. Но эти протесты вылились в борьбу против самой императорской власти.
В этот период ряд епископов «выдал» представителям властей книги Священного Писания, чтобы римские чиновники могли сжечь их; это было двойное «предательство» (traditb). Цецилиан Карфагенский был рукоположен в епископы именно таким «предателем» (traditor). Никто не сомневался в том, что сам Цецилиан прекрасный человек, но, утверждали донатисты, если священнослужитель, посвятивший его в сан, был негодяем, то посвящение считается недействительным. Альтернативным епископом Карфагена через поколение после Цецилиана был выбран Донат, от которого и пошло название раскольнического течения. Со временем в большинстве североафриканских городов епископы двух церковных направлений служили бок о бок друг с другом. Император Константин недвусмысленно поддержал Цецилиана, тогда как более поздние императоры — за исключением Юлиана — лучше находили общий язык с католиками, а не с донатистами, поэтому католиков воспринимали в Северной Африке как представителей чужеземцев–римлян.
Донатисты считали себя членами истинной, независимой и свободной африканской Церкви. Примерно к 347 году противостояние с католиками приобрело насильственный характер. Эмиссар императора Макарий применил против донатистов власть. При Юлиане Отступнике (361–363) императорская власть ненадолго обратилась против католиков. Движение донатистов приобрело на этот период высокое покровительство, с помощью которого Юлиан хотел обострить противоречия в лагере христиан. Эти два направления церкви пользовались разными переводами Библии, однако как их учения, так и обряды оставались весьма схожи. Единственным серьезным поводом для раздоров было понятие о Церкви и о сане священнослужителя.
Между тем Церковь играла важную роль в развитии богословия еще со времен апостола Павла. Умаление значения Церкви вполне могло восприниматься как ересь. Если католики не одумаются, утверждали донатисты, они будут с открытыми глазами прокладывать себе дорогу в ад. Донатисты использовали Закон и отпадение иудеев для обоснования собственного скептического отношения к политическим властям. Они хотели сохранить христианские нормы морали, чтобы бьггь чистыми. Ритуальная чистота была основным пунктом учения и Киприана, и донатистов. Нечистые могли испортить все богослужение. Среди донатистов господствовал тот же магический страх перед нечистыми вещами, что и в Ветхом Завете. «Избранным народом» они считали себя. Донатистские епископы были прямыми последователями мучеников. Со временем эта церковная община заняла особую — оборонительную — позицию, превратилась в держащий оборону Ноев ковчег.
Приверженцы донатизма забились в уголок и спорят о том, действительно ли только они являются подлинными христианами, тогда как Церковь обязана разносить свою весть по всей земле, говорили их противники. Церковь представляет собой объективную силу, утверждали католики, а потому чистота и справедливость Церкви не зависит от безгрешности епископов. Церковные обряды имеют мистическую ценность, отнюдь не связанную с личными качествами тех, кто их отправляет. Сию минуту определять, кто чист и незапятнан, было бы равносильно предвосхищению откровений Судного Дня. Августиново учение о предопределении и было направлено на то, чтобы люди не знали, кто из них избран для спасения. Донатисты же пытались подглядывать в чужие карты, т. е. в карты Господа, чтобы затем стройными рядами войти в рай в качестве избранных. По мнению Августина, Церковь призвана постепенно вобрать в себя все общество. Ведь люди гфоизошли от одного праотца, Адама, подчеркивал Августин, когда стал епископом. Его учение о первородном грехе также возникло из споров с донатистами Грешны все, поэтому все могут и должны жить под знаком благодати.