Спонтанный постгипнотический транс представляет собой надежный индикатор истинности первоначального транса; он, очевидно, является последовательным явлением, основанным и базирующимся на первоначальном трансе и на возрождении этого транса. Тщательное наблюдение часто показывает продолжение в спонтанном постгипнотическом трансе тех моделей поведения, которые были замечены в первоначальном состоянии транса. Это видно из следующего примера.

Во время одного-единственного гипнотического транса гипнотизер выдал большое количество не связанных между собой постгипнотических внушений, каждое из которых должно было быть выполнено позже, как отдельная задача в ответ на отдельные ключи; во время транса состояние субъекта, находящегося в раппорте с двумя наблюдателями, изменялось время от времени путем внушений, независимых от постгипнотических внушений. Потом при выполнении постгипнотических задач, в состоянии спонтанного транса, которое возникло в это время, заметно изменилось поведение субъекта; он, находясь в раппорте с гипнотизером, оказывался к тому же в раппорте то с одним наблюдателем, то с другим, то с обоими из них, то ни с одним из наблюдателей. Последующая проверка записи показала, что раппорт, проявляемый в каждом спонтанном постгипнотическом трансе, представлял собой точное отражение состояния раппорта, существующего в то время, когда было дано отдельное постгипнотическое внушение. Здесь сразу же становится очевидным, что это открытие имеет непосредственное отношение к вопросу о раппорте.

Последующая исследовательская работа показала, что правильная словесная формулировка постгипнотических внушений может вызвать либо продолжение, либо отсутствие в спонтанном трансе общих моделей поведения, принадлежащих к первоначальному состоянию транса. Таким образом, постгипнотическое внушение, вносящее изменение в ситуацию, может препятствовать возрождению первоначального поведения транса. Однако то же внушение, оформленное так, чтобы ввести непосредственные или далекие намеки, может способствовать продолжению первоначального поведения в трансе. Например, во время экспериментальной работы над этой проблемой оказалось, что формулировка постгипнотического внушения «как только я позвякаю ключами, вы обязательно сделаете то-то и то-то…» часто служила поводом для продолжения в спонтанном постгипнотическом трансе тех же моделей поведения, которые наблюдались в первоначальном трансе. Слова «завтра или когда-нибудь еще, когда я позвякаю своими ключами, непременно вы сделаете то-то и то-то», не могли вызвать у субъекта модели поведения первоначального транса, так как эта формулировка подразумевала возможные изменения в ситуации. Обширная работа показала, что поведение субъектов при выполнении моделей реакции, берущее начало в первоначальном трансе, является в высшей степени индивидуальным. Некоторые почти неизбежно делают так, другие редко или никогда, третьи почти полностью, а четвертые — только в связи с определенными обстоятельствами, и, следовательно, предсказать результат экспериментальной работы очень трудно, так как это, очевидно, зависит от индивидуальности субъекта, а также от его непосредственного понимания ситуации. Следовательно, очень важное значение имеет тщательный подбор формулировки внушений, и не заблуждайтесь — понимание ее субъектом и гипнотизером не всегда идентично. Кроме того, не следует думать, будто одна формулировка будет одинаково понята субъектами и вы получите сходную реакцию у различных субъектов. Другими словами, «стандартизированный способ», или дача одинаковых внушений различным субъектам, описанный Гуллом, нельзя считать контрольным методом (как сам он это полагает) для выявления реакции того же типа и в такой же степени, а это просто способ демонстрации общих ограничений такого способа.

Другой тип критериев истинности первоначального транса — это невозможность выработать спонтанный транс у субъектов, которые, выполняя постгипнотическое внушение, явно очень страстно желали сотрудничать с гипнотизером и которым очень хотелось верить в то, что они находятся в трансе, и которые по разным причинам притворялись, будто они находятся в трансе. В прямом противоречии с этими субъектами находятся те относительно редкие субъекты, у которых действительно наступает глубокий транс, но которые из-за индивидуальных особенностей отказываются поверить в то, что они были когда-то загипнотизированы.

При исследованиях, направленных на обнаружение симуляции поведения транса, неспособность выработать состояние транса при выполнении постгипнотических внушений раскрывает наличие любой симуляции. Ни искушенность, ни тренировка в этом отношении не могут обеспечить удовлетворительное симулирование спонтанного состояния транса. Во многих случаях тренированные субъекты, которых умышленно не посвящали в то, что действия, за которыми они наблюдают, были намеренным притворством, заявляли потом, что выполнение явного постгипнотического акта было «неправильным», что «там было что-то неверным», «что у меня возникло чувство неловкости из-за того, как он это делал». Но они не могли объяснить причину своих ощущений, потому что их собственная постгипнотическая амнезия исключала полное сознательное понимание этих событий. Короче говоря, в многочисленных случаях и при различных обстоятельствах оказалось, что спонтанный постгипнотический транс характеризуется индивидуальными явлениями первоначального состояния транса, в котором давалось постгипнотическое внушение, является замечательной мерой дифференциации реального и симулируемого транса, особенно в тех случаях, когда субъект обманывает самого себя, будучи чрезмерно «сотрудничающим». Кроме того, оказалось, что спонтанный постгипнотический транс является эффективной мерой в помощь реагирующим на гипноз субъектам, которые не могут воспринять факт их гипнотизирования по чисто личным причинам. К тому же его можно использовать для демонстрации индивидуальности и разнообразия реакций, которые могут возникнуть в очевидно контролируемых условиях.