Появление ребят перед окнами госпиталя, конечно, не прошло незамеченным. Хитрецы немного отдохнули перед въездом в ворота и явились с шумом, с гамом, изображая весёлую тройку. Собака — коренником, мальчишки — пристяжными.

Первыми выбежали из кухни поварихи.

— Ой, батюшки, глядите-ка, то «Му-один» являлся, а теперь «Гав-три» примчался!

Галинка к окошку уже на своих ножках подбежала и стала звать всех ходячих мальчишек и девчонок.

— Посмотрите, посмотрите, это мой братик на собаке приехал! Это наш Кудлай, на котором я чуть-чуть не утонула… когда он за зайцем погнался!

И без её зова все так и прильнули к стёклам: сёстры, санитарки, раненые на костылях. Но мальчишка, отвернувшийся к стенке, как лежал, так и не пошевелился.

Когда ребята сдали флягу молока, поварихи покормили их на дорогу. Не забыли и Кудлая, которому отвалили груду сахарных костей. А потом было устроено катание для всех желающих. Таких нашлось немало. И под весёлый смех зрителей, толпившихся у окон, Кудлай, носясь по кругу во дворе госпиталя, много раз вывалил в снег Мику, и Юку, и ребят, которым доктор разрешил принять участие в этой забаве.

А упрямого мальчишки по-прежнему не было среди зрителей у окон.

Это ребят заело.

Конечно, они могли бы махнуть нашего рукой: хочется ему лежать — пусть лежит; поручить Кудлая поварихам, которым он так понравился, а самим податься…

Отдаленные гудки пробегающих на фронт поездов так и манили их.

Но какое-то чувство подсказывало им, что так поступить нельзя. Это будет не по-товарищески. Это то же самое, что бросить раненого бойца на ничьей земле. Нет, надо всеми силами пробудить его к жизни!

В госпитале наступило время обеда, потом час покоя. Самодеятельных артистов тоже пригласили отдохнуть в тепле.

И вот тут Мика сказал Юке:

— А не устроить ли нам представление, которым дед Аким, когда выпьет в праздник хмельной браги, всю деревню веселит?

— Попробуем, дело нехитрое, — согласился Юка.

Мальчишки выпросили у поварих гребешок и две деревянные ложки.

Мика, очень способный к музыке, умел наигрывать на гребешке, как на губной гармонике, и отбивать такт двумя деревянными ложками, зажатыми в руке. А Юке случалось изображать ручного медведя, когда ряженые парни устраивали праздник проводов зимы.

Он охотно взялся изобразить веселого деда Акима. Поджал одну ногу, туго подвязал ремнем. Вот и солдат-инвалид. И после часа отдыха они устроили новое представление.

Мика наигрывал, а Юка, опираясь на палку, плясал и пел во всю глотку дедушкину песню:

Затем он маршировал и, встав на укороченную ногу, прицеливался палкой и командовал себе:

«С колена — пли!» И ловко запускал палки в снежную бабу, сооруженную кем-то в центре двора.

Громко смеялись раненые, прильнувшие к окнам. Но вдруг что-то стало тихо. Мальчишки вгляделись и среди знакомых лиц увидели одно незнакомое, бледное, с большущими глазами.

И сразу догадались, что это тот самый зритель, из-за которого они и давали такой лихой концерт самодеятельности. Ага, наконец-то они заставили его повернуться от глухой стены к светлому окну. Теперь надо посильней рассмешить его, и человек пойдет на поправку! Подмигнув Юке, Мика тоже поджал одну ногу, а обнявшись, они вдвоем затанцевали.

Смешливые поварихи так и прыснули и бросились в кухню, прозевав вскипевшее молоко.

Довольные успехом, мальчишки взглянули в окно, надеясь увидеть улыбку бледного паренька. Но лицо его вдруг исказилось, словно от нестерпимой боли, он замотал головой и ударился лбом.

Заслышав звон осколков, комедианты свалились в снег, словно сраженные пулеметной очередью.

Медицинские сестры подхватили мальчишку, поранившего себе лицо, и понесли прочь. Он бился в их руках и кричал:

— Не хочу быть таким! Не хочу людей потешать!

— Ну успокойся, милый, они же не хотели тебя обидеть!

Мальчик был безутешен.

Огорченных комедиантов позвал к себе военврач второго ранга.

— Что это вам вздумалось изображать безногих в смешном виде?

Ребята объяснили, что хотели приободрить паренька. Рассказывали ему про дедушку Акима, который, вернувшись без ноги еще с гражданской войны, до сих пор жив и весел. И на охоту ходит, и на рыбалку, и даже на коне верхом скачет. И над своей бедой сам смеется, шутливые прибаутки поет.

— Когда сам человек свою беду шуткой отгоняет — это одно, а когда посторонние так шутят — совсем другое. Нехорошо!

Незадачливые артисты совсем сконфузились.

— Ладно, — сказал военврач, — поезжайте домой и в следующий раз будьте умнее.

Он написал деду Акиму записку, запечатал в форменный конверт и велел доставить немедленно. И добавил:

— А вашим пионерам передайте устно, пусть ждут сигнала. Скажите, что чертеж хранится у меня под стеклом.

Ребята глазами захлопали: «Какой чертеж-? Какой сигнал?» И вдруг увидели на столе военврача большую фотографию Светланы-Луны. Фотокарточка эта висела в школе с тех пор, как Светлану отметили грамотой за лучшее исполнение мордовских песен. Ее полное лицо, едва умещавшееся на фотографии, было расчерчено на квадратики, ромбики и треугольники, как какая-то замысловатая выкройка.

«Ах, вот почему все девчонки ходят разукрашенные такими же треугольничками, помеченными номерочками… Они разметили, с кого сколько надо взять кожи, чтобы сделать безликой девочке лицо!»

Военврач, заметив, что ребята пристально смотрят на чертеж лица, спросил:

— Как зовут эту девочку?

— Светлана…

— Да? Передайте пионерам, что раненую девочку, для которой они хотят отдать свою кожу, тоже зовут Светланой!

— Нашу зовут еще Луной…

— Вот как? Наверное, она красивей всех, поэтому и прислан чертеж именно ее лица?

— Нет, — ответил сообразительный Юка, — у нее лицо самое широкое во всей школе, а девчонки любят кроить с запасом, чтобы не ошибиться!

Доктор подавил улыбку и, не теряя серьезности, сказал:

— Это очень умно. Передайте всем девочкам мою сердечную благодарность. Скажите, я горжусь такими самоотверженными людьми!