19

В апреле 1994 года, впервые после возвращения в Москву из Канады, Сергей вышел на работу. Он понял, что что-то не так, уже по дороге к главному корпусу Центра СВР, когда пересекал стоянку для служебных машин. Когда-то, будучи молоденьким офицером, впервые оказавшись в штаб-квартире управления зарубежной разведки КГБ, он испытал трепет — "словно я попал в 5-звездочный отель-люкс." Фасад главного корпуса искрился мрамором в лучах утреннего солнца, а паркетный пол в вестибюле был надраен до блеска. В общем, Центр был своеобразным храмом Комитета Госбезопасности.

Сейчас же, здание казалось каким-то запущенным. В некоторых местах мраморная облицовка обвалилась и, похоже, никто ее не собирался восстанавливать. На полу вестибюля валялся мусор. Но это было не все, что насторожило Сергея. В лифте, поднимаясь на пятый этаж, он заметил, что многие из ехавших с ним сотрудников одеты неряшливо, а лица их весьма помяты. Некоторые были небриты, с налитыми кровью слезящимися глазами.

Став начальником канадского сектора, Сергей унаследовал от своего предшественника просторный кабинет с массивной дубовой дверью. Из окна открывалась панорама окрестного леса, а вдали виднелись очертания московских высоток. Сергей распахнул окно, чтобы избавиться от затхлого воздуха, и огляделся. К одной из стен был прикручен сейф для хранения секретных документов. Процедура была Сергею уже знакома. Каждый раз, покидая кабинет, он был обязан убирать все бумаги, содержавшие секретную информацию, в сейф, закрыть его и оттиснуть на пластмассовой полоске, пропущенной через ручку, свой личный номер с помощью металлической печати, похожей на толстую пуговицу. Открыть сейф, не повредив эту полоску, было невозможно. После этого, ключи от сейфа и от кабинета нужно было сдать под расписку дежурному по этажу, а тот, в свою очередь, запирал ключи в другой сейф. По возвращении, процесс повторялся в обратном порядке. Одна стена кабинета была полностью занята шкафами для хранения папок с документами. Выдвижные ящики в этих шкафах также можно было закрывать на ключ и опечатывать. Кроме того, в комнате стоял огромный деревянный письменный стол и тумбочка с четырьмя телефонами. Количество телефонов в Центре служило показателем значимости их хозяина. Чем больше телефонов — тем выше должность. Одна линия была открытой, для обычных звонков за пределы комплекса СВР. Другая была предназначена только для внутреннего пользования. По третьей можно было связаться с любым офицером СВР, находящимся на территории России, а также с бывшими подразделениями КГБ, ставшими теперь отдельными организациями, например, ФСБ. И, наконец, четвертый телефон был прямой линией, соединявшей с непосредственным начальником.

Когда Сергей вышел в коридор и направился в туалет, он пришел в ужас. "Повсюду, на полу и на подоконниках, валялись десятки пустых бутылок, а воздух провонялся алкогольным перегаром и табачным дымом. В туалете не было ни туалетной бумаги, ни бумажных полотенец — их моментально растаскивали по домам. Зато в кабинках чьей-то заботливой рукой на полу были разложены старые газеты. И, вообще, туалет, некогда сверкавший чистотой, стал похож на вокзальный сортир где-нибудь в российской глубинке. Уборщицы клеили над унитазами обращения в стихах: 'Коль сели на толчок вы аккуратно, то сделали уборщице приятно'".

Во второй половине дня в кабинет Сергея ввалились без стука два его приятеля, такие же, как и он, старшие офицеры СВР. По протоколу, они должны были дождаться пока он перевернет лицом вниз документ, который Сергей в тот момент читал. Но вместо этого, оба гостя поспешили прямиком к его письменному столу. Один из них сразу отодвинул все бумаги в сторону, бухнул на освободившееся место портфель и стал выгружать из него бутылки водки и бутерброды. "Что происходит?" — удивился Сергей. Раньше никому бы и в голову не пришло закончить работу в четыре часа. Больше того, в те времена, когда Сергей только начинал свою карьеру, многие офицеры засиживались за работой до девяти вечера.

— Как что? Отмечаем твое возвращение! — воскликнул один из пришедших.

— Но ведь еще только четыре часа, — сказал Сергей.

Ему тут же объяснили, что так поздно уже никто не работает и, что, вообще, выпивать начинают сразу после обеда. Такой распорядок дня стал настолько привычным, что, если тебе нужно по работе получить какую-нибудь информацию, лучше обращаться за ней до 11 утра. Потому что позже, все сотрудники отдела, куда ты звонишь, будут уже хорошо поддатые.

Сергей вспоминал, что в тот период уровень профессионализма сотрудников резко упал по сравнению с временами КГБ. "Почти все толковые офицеры уволились и пошли работать в частный сектор, чтобы побыстрее разбогатеть. Наша штаб-квартира стала похожа на провинциальный бар, заполненный алкашами и табачным дымом."

Буквально все вокруг Сергея шло прахом. Как-то утром в Центр приехал заместитель руководителя зарубежной разведки генерал-полковник Алексей Ме-дяник, он же "Товарищ Макар", который должен был выступить перед молодыми офицерами СВР. Кстати, его отец, Яков Прокофьевич Медяник был одним из самых уважаемых генералов КГБ. В старые добрые времена, встреча с такой важной персоной, как зам. главы управления была бы целым событием. "Такие люди были для нас небожителями," — вспоминал Сергей. Однако, Медяник был настолько пьян, что, взбираясь на сцену, упал, протаранив головой трибуну. Времени было всего пол-одиннадцатого утра.

"Каждый день мне звонили из разных частных компаний мои бывшие коллеги по КГБ и звали переходить к ним работать. 'Чего ты там до сих пор сидишь? ' — говорили они, — 'Будешь у меня работать, сразу разбогатеешь. ' Один из моих близких друзей стал директором обувной фабрики. Другие стали работать на мафию."

Сергея все это не интересовало. "Я не видел себя ни в роли сапожника, ни в роли русского мафиозо. Я стал офицером КГБ, чтобы быть частью элиты."

Сводки новостей, приходивших из Москвы в 1994 году, подтверждают рассказ Сергея. Юрий Кобаладзе, пресс-секретарь российской разведки, сообщил журналистам, что между 1991 и 1993 годом СВР покинуло аж 40 % сотрудников высшего звена. Почти все они ушли работать в частные компании и банки. Естественно, что такой массовый исход руководителей и специалистов отразился на резком падении уровня морали в разведорганах. Еще одним фактором упадка российской разведки в 1994 году была потеря одного из ее самых ценных американских агентов. Сотрудник ЦРУ Олдрич Эймс, работавший на Кремль с 1985 года, был арестован неподалеку от своего дома в штате Вирджиния. Американские спецслужбы заявили, что его удалось раскрыть в результате внутреннего расследования. Спецгруппа ЦРУ, искавшая "крота" в рядах своей организации, обратила внимание на то, что Эймс клал в банк крупные суммы наличными деньгами каждый раз, когда по роду своей работы встречался в Вашингтоне с одним из советских дипломатов.

В Москве этому не поверили. Накопленный опыт говорил, что единственной причиной провала агента такого уровня мог быть только другой "крот", работавший в КГБ или СВР. Кстати, то же самое было справедливо в случае совет-ских/российских спецслужб. Почти всегда источником информации был двойной агент. Сразу после того как взяли Эймса, в СВР начался поиск предателя среди офицеров, работавших в Управлении. Естественно, что такая "охота на ведьм" лишь усилила гнетущую атмосферу, царившую в Центре.

В апреле 1994 года Ельцин посетил штаб-квартиру СВР, что случалось довольно редко. Визит был организован с целью поднятия боевого духа офицеров разведки. Выступая перед 800 сотрудниками СВР, Ельцин сказал, что ему, как президенту России, необходимы качественные и надежные разведданные, тем более, что США и другие страны "занимаются тайной дипломатией вместо того, чтобы развивать международные отношения". Он имел в виду попытки двухсторонних контактов между США и лидерами бывших советских республик. "Мы должны знать, о чем они там говорят, чтобы нас нельзя было застать врасплох." Далее он добавил, что работа СВР сейчас должна быть, как никогда, более тщательной и эффективной, ибо российская армия подверглась значительным сокращениям. "Наша безопасность в ваших руках."

Несмотря на всеобщий бардак и пьянство, царившие вокруг, равно как и на свое растущее разочарование в российских лидерах, Сергей был настроен работать как нельзя лучше. По крайней мере, это позволило бы сократить его пребывание в Москве. "Я очень хотел, чтобы меня снова отравили работать за океан — на этот раз в Манхэттен." Когда Сергей жил в Оттаве, он получил разрешение во время отпуска съездить в Нью-Йорк. Город его буквально заворожил. Ничего подобного он раньше не видел. Единственным способом получить туда назначение было поразить руководство Центра своим ударным трудом. Обстановка для того, чтобы обратить на себя внимание генералов была самой подходящей, так как большинство более-менее толковых коллег Сергея покинули ряды СВР. У него родилась идея, которую ранее в российской разведке никто не пытался реализовать. Он знал, что, если схема, придуманная им, окажется успешной, это будет прорыв в системе вербовки и работы с зарубежной агентурой СВР.

 

20

Офицер СВР не должен давать своим иностранным агентам ни домашний адрес, ни телефон в России, чтобы те никоим образом не смогли с ним связаться после возвращения разведчика на родину. Однако, уезжая из Оттавы, Сергей, вопреки этому правилу, оставил "Кириллу" свои координаты в Москве. В те времена найти человека по телефонной книге или через справочное бюро было в России довольно сложно.

У Сергея была причина, по которой он нарушил служебные инструкции. "Кирилл" в свое время участвовал в разработке различных законопроектов канадского правительства и написании текстов выступлений нескольких премьер-министров и ряда высокопоставленных чиновников. Он же передал Сергею столько секретных документов, что их хватило на целую сотню докладов, отправленных в Москву. В общем, "Кирилл" был слишком ценным источником достоверной информации, чтобы потерять с ним связь. Тем более, что Сергей теперь должен был контролировать все операции СВР на территории Канады. Именно поэтому в его планы входило не упускать "Кирилла" из виду.

В 1994 году, после ухода из Центра По Контролю За Вооружением и Разоружению, "Кирилл" основал в Оттаве консалтинговую фирму. Вскоре он приехал в Москву по делам и, пользуясь случаем, позвонил Сергею. Тот сразу пригласил его к себе домой, где Лена накрыла изысканный ужин, во время которого "Кирилл" был представлен Ревмире. Когда был подан десерт, Сергей предложил гостю организовать знакомство с несколькими русскими бизнесменами.

Утром следующего дня Сергей написал докладную на имя генерала Трубникова, который уже стал вторым (после Евгения Примакова) человеком в СВР. В докладной, Сергей предлагал СВР организовать заключение выгодного контракта с фирмой "Кирилла", чтобы дать возможность русской разведке легализовать платежи своему агенту, одновременно, предоставляя тому повод для частых поездок в Россию, не вызывая подозрений у канадских спецслужб. Самым простым вариантом для осуществления такого плана было бы создание фиктивной компании, которая и заключила бы с фирмой "Кирилла" такой контракт.

Генералу Трубникову план Сергея пришелся по душе и он показал докладную Примакову, а тот, в свою очередь, рассказал о ней президенту Ельцину. Это пришлось сделать по одной простой причине — СВР не имела права проводить секретные операции на территории России, точно так же, как деятельность ЦРУ ограничена американским законом на территории США. Таким образом, Ельцин должен был завизировать план Сергея, прежде, чем Примаков мог обратиться за содействием к органам госбезопасности (в 1994 году это была Федеральная Служба Контрразведки, ФСК, которую позже переименовали в Федеральную Службу Безопасности, ФСБ). Ельцин дал добро, после чего Примаков, Трубников и непосредственный начальник Сергея встретились с представителями ФСБ, чтобы договориться о сотрудничестве. По словам Сергея, это была первая совместная операция СВР и ФСБ со времен распада КГБ. Хотя настоящее имя по-прежнему оставалось засекреченным, советникам Ельцина была предоставлена полная информация о договоре, заключенном между двумя спецслужбами. Воспоминания об августовском путче 1991 года, организованном председателем КГБ Крючковым, и недавней попытке свержения Ельцина были еще слишком свежи.

Как только ельцинские эксперты сделали вывод, что предстоящая совместная операция не представляет угрозы президенту, Сергей включился в работу. Прежде всего, "Кириллу" изменили оперативный псевдоним на "Кабан". Таким образом, в ФСК, даже при утечке информации из СВР, не смогли бы узнать о шпионском прошлом канадского агента.

Сергей предложил, чтобы фирма "Кабана" "выиграла" тендер на консалтинговый проект по строительству жилых домов в Твери, расположенной километрах в 150 от Москвы. В руководстве СВР и ФСК поддержали эту идею.

В 1994 году по всей России ощущалась острая нехватка жилья. Основной причиной был распад Советского Союза. Российские войска со всей Восточной Европы возвращались домой, но жить им было негде. Во время первой же встречи на высшем уровне в апреле 1994 года, Ельцин лично попросил президента Клинтона о помощи. В своей книге "Помощник по России: заметки о президентской дипломатии" заместитель госсекретаря Строб Талботт упоминает, что Ельцин был в отчаянии.

"Ельцин сказал тогда, что ему нужно как можно скорее получить максимально возможное количество денег на строительство жилья для российских офицеров, которых он обещал вернуть из бывших прибалтийских республик в 1994 году."

На тот момент Клинтон уже выделил на это б миллионов долларов, но Ельцину нужно было больше. По словам Талботта, тот сказал, что может попросить Клинтона о дополнительных фондах только при личной встрече, так как открыто говорить об условиях, в которых живут офицеры российской армии ему было неловко. Талботт цитировал Ельцина:

"Палатки, Билл! Ты представляешь? Они живут в палатках!"

Клинтон пообещал увеличить сумму. Кроме помощи США Ельцин получил займы на строительство домов для своих военных от Канады, Германии, Франции, Италии, Японии и Англии. Вдобавок, Всемирный Банк выделил еще 550,8 млн. долларов на строительство жилья в шести городах России, включая Тверь.

Сергей выбрал именно Тверь потому что, с одной стороны, она была достаточно близко к Москве, чтобы СВР могла поддерживать с "Кабаном" постоянный контакт, а с другой — довольно далеко от столицы, чтобы разведслужбы Канады и США могли постоянно за ним следить. Для справки: Тверь расположена на месте слияния рек Волга и Тверь, население — около 500 тысяч.

Как и было задумано, ФСК организовала заключение контракта с фирмой "Кабана". На бумаге все выглядело абсолютно законно. "Кабан" получал оплату за консалтинговые услуги по подбору и найму канадских архитекторов для проектировки доступного жилья в Твери. Типичные российские дома из кирпича были слишком дорогими для офицеров российской армии, да и строить их было довольно долго. Канадцев попросили спроектировать что-нибудь подешевле и попроще, используя технологии, уже применяемые в Канаде. После утверждения разработанных моделей домов, "Кабан" должен был за отдельную плату укомплектовать бригаду канадских специалистов-строителей, чтобы те возвели первые дома в Твери и обучили русских коллег, которые бы уже сами могли продолжать строительство.

" "Кабан" с энтузиазмом отнесся к созданию доступного жилья, а мы получили прекрасную возможность оплачивать его агентурные услуги," — рассказывал Сергей. У ФСК было множество вариантов маскировать эти "шпионские" платежи.

Фирма "Кабана" спроектировала деревянные каркасные дома себестоимостью 15 тыс. долларов, которые можно было возводить за 3 недели. Двухэтажный дом с четырьмя спальнями, оштукатуренным фасадом и металлической крышей был самым дешевым вариантом из всех, предложенных на конкурс в Твери, городе, где средний годовой доход на душу населения составлял менее тысячи долларов.

"Как-то мы ужинали с "Кабаном", когда он был Москве, и он, не переставая, рассказывал мне, как ему легко вести в Твери свой бизнес, в то время, как другие западные предприниматели постоянно сталкиваются с проблемами из-за бюрократии и коррупции русских чиновников. А я слушал и думал, — "Еще бы! Если бы не СВР, ты бы там и дня не протянул. Местные мафиози перерезали бы тебе глотку и закопали где-нибудь в лесу." Естественно, ему я этого не сказал. Я побывал в Твери задолго до того, как "Кабан" там появился и объяснил местному руководству, что этот человек и его фирма должны получать все, что попросят. И, если у него возникнут какие-либо проблемы, то чиновники будут иметь дело с нами."

В процессе работы над проектом в Твери, "Кабан" стал часто ездить в Россию и, по словам Сергея, почти каждый раз привозил с собой копии секретных документов. "Я предложил в качестве премиальных познакомить его с хорошей русской девушкой, а заодно и получить дополнительную возможность им манипулировать."

ФСК быстренько подсунула "Кабану" молоденькую переводчицу. "Она была хороша собой и довольно умна, ему же было одиноко вдали от дома. В общем, до секса дело дошло довольно быстро." Сергей сказал, что интимные встречи "Кабана" со своей переводчицей ФСК записывала на видеопленку. В Канаде его ждала жена. "Мне давали читать транскрипты записей. Диалоги этих голубков были лучшим доказательством того, что мужчине в постели с женщиной лучше всего молчать, иначе будешь выглядеть полным идиотом."

После того как фирма "Кабана" закончила строительство демонстрационных моделей домов в Твери, СВР и ФСК посодействовали ее участию еще в одном проекте, на этот раз в Москве. "Кабан" должен был помочь в реализации программы диверсификации жилья с бюджетом около 300 миллионов долларов, которые выделил на это Всемирный Банк. Эти деньги должны были быть потрачены на ремонт и модификацию более чем миллиона квартир в 15-ти тысячах домов шести крупнейших городов России. После того, как этот проект запустили, Сергей передал "Кабана" куратору из московского управления ФСК.

Сергею была вынесена благодарность за разработку "Кабана". "Начальник Управления 'А' сказал, что я в одиночку создал совершенно новый метод вербовки агентов для российской разведки. Его назвали 'бизнес- вербовка' и собирались широко применять в Москве, куда в то время устремились западные предприниматели в поисках новых возможностей для ведения бизнеса. У нас появилась возможность оплачивать услуги своим агентам, не вызывая никаких подозрений. В то же время, со стороны иностранных спецслужб было бы разумно воспользоваться растущей демократией и открытостью российской экономики в своих целях."

Согласно данным американской разведки, "Кабан" и по сей день руководит в Канаде консалтинговой фирмой, специализирующейся на рынках России и бывших советских республик.

 

21

Инфляция и политическая нестабильность были не единственными проблемами, с которыми столкнулся Борис Ельцин в 1994 году. Чечня, богатая нефтью и населенная преимущественно мусульманами автономная область, провозгласила независимость. Более чем триста тысяч человек, не являвшихся этническими чеченцами, в основном русские, были вынуждены покинуть свои жилища, опасаясь преследований со стороны нового правительства президента Джохара Дудаева. После того как вооруженные повстанцы, поддерживаемые Москвой, не смогли свергнуть Дудаева, президент Ельцин направил в Чечню подразделения российской армии для восстановления "конституционного порядка".

Хотя Управление "А" СВР непосредственно не принимало участия в ельцинской военной кампании, Сергею и его коллегам был отдан приказ вести пропагандистскую работу по оправданию действий президента. Такая пропаганда была необходима Ельцину, ибо он не был уверен в том, как именно отреагирует на развязанную им войну Запад, в политической и финансовой поддержке которого он так нуждался. В Центре для Сергея изготавливали античеченские материалы, которыми он впоследствии снабжал различных канадских политиков, журналистов и общественные организации. В такие информационные пакеты обычно входили подборки новостей и видеозаписи, демонстрировавшие как чеченские боевики пытают, насилуют и убивают русских. Кроме того, во всех материалах делался упор на то, что Чечня — это часть России, а не одна из бывших советских республик, провозгласивших независимость. Чтобы сделать эту мысль еще более доходчивой для западной аудитории в разных странах, был применен индивидуальный подход. Например, в Канаде Чечню сравнивали с провинцией Квебек, а для американцев проводилась аналогия с южными штатами, отделившимися во время Гражданской Войны.

3-го января 1995 года Майк МакКёрри, пресс-секретарь Госдепа, в своем заявлении сравнил вторжение России в Чечню таким образом:

История нашего демократического государства включала такой эпизод как вооруженный конфликт с членами сепаратистского движения, называемый Гоаж-данской Войной. Мы должны с пониманием относиться к похожим проблемам, с которыми сталкивается молодая демократия на территории бывшего Советского Союза.

В апреле 1996 года президент Клинтон во время пресс-конференции в Москве прибег к той же самой аналогии:

Я бы хотел напомнить, что у нас в стране была гражданская война, которая, в процентном отношении, унесла больше американских жизней, чем любая из войн 20-го века. Война за идею, стоившую Абрахаму Линкольну его жизни — ни один штат не имеет права выходить из состава нашего содружества.

В своих мемуарах "Помощник по России" Строб Талботт, словно извиняясь, писал, что чувствует свою вину за то, что подбросил идею сравнить Чечню с Гражданской Войной в США МакКёрри и Клинтону, так как это оказалось бестактностью, вызвавшей появление ряда нежелательных заголовков в СМИ. Ряд международных изданий обвинил Клинтона в том, что он выгораживает Ельцина. Сам же Клинтон позже шутил по этому поводу: "Этой фразой о Линкольне я сам себе на заднице нарисовал мишень".

То, что Талботт, МакКёрри и Клинтон фактически оправдывали вторжение российских войск в Чечню, приводя в сравнение Гражданскую Войну в США, привело пропагандистов из СВР в полный восторг. Даже если их старания не имели никакого отношения к заявлениям трех политиков, заслуга в этом была бы все равно приписана мастерам по извращению фактов из Службы Внешней Разведки.

Использование пропаганды российской разведкой берет свое начало с первых дней Октябрьской революции 1917 года. Еще работая в Краснознаменном Институте, Сергей изучил десятки примеров того, как КГБ применял пропагандистские кампании и распространял дезинформацию для формирования общественного мнения. Но лишь вернувшись в 1994 году в Центр и получив доступ к сверхсекретным материалам, он узнал о самой крупной операции такого рода, осуществленной КГБ. "В результате, советской разведке удалось навешать лапшу на уши не только американской общественности, но и населению стран всего западного мира", — рассказывал Сергей. — "Был создан миф о ядерной зиме."

По словам Сергея, это было дело рук КГБ. Об этом он узнал не только из секретных отчетов о проведении этой операции, но от одного из сотрудников Комитета, принимавших в ней участие.

В 1970-х годах председатель КГБ Юрий Андропов поставил задачу скомпрометировать НАТО, организацию, созданную в 1949 году США, Канадой и десятью западноевропейскими странами, чтобы предотвратить вторжение СССР на территорию последних. Андропов снабжал деньгами пацифистские и антиядерные движения, которые были ярыми противниками американских военных баз в Германии, ключевых компонентов НАТО. КГБ использовал правительственную организацию Советский Комитет Мира, чтобы организовывать и финансировать демонстрации против американских баз по всей Европе.

Когда в 1972 году страны-члены НАТО проголосовали за размещение 572 крылатых ракет Першинг-П в Западной Европе, Андропов распорядился усилить поток пропаганды в поддержку протестного движения. В свою очередь, в НАТО заявили, что эти ракеты нужны чтобы сдерживать угрозу, которую представляют более чем 300 нацеленных на Европу советских ракет СС-20, каждая из которых оснащена 3-мя боеголовками. По приказу Андропова в Академию Наук СССР было направлено распоряжение составить пессимистичный отчет о жутких последствиях, которые ждут всю Европу после ядерной бомбардировки Германии, в случае конфликта между Востоком и Западом. Целью было напугать рядовых европейцев, настроить их против США и, в результате, сорвать развертывание систем Першинг-П запланированное на 1983 год. Вскоре после того, как в НАТО проголосовали за Першинги, советское агентство новостей опубликовало на Западе сообщение, которое тут же было процитировано Би-Би-Си. В этом сообщении, предварительно одобренном КГБ, описывался эксперимент, проведенный в пустыне Кара-Кум специалистом в области физики атмосферы доктором наук Кириллом Кондратьевым. Он, совместно с другими советскими учеными входил в специальную исследовательскую группу при Главной Геофизической Обсерватории им. Александра Воейкова и Ленинградском Университете. Оказывается, Кондратьев сделал поразительное открытие — "даже в знойной пустыне в самый разгар лета земная поверхность может оставаться относительно холодной, если в воздухе бушуют песчаные бури," — говорилось в сообщении. Кондратьев назвал этот феномен "анти-тепличный эффект" и объяснил его тем, что песчинки и пыль, поднятые в воздух во время бури, "могут полностью блокировать солнечные лучи."

Ни Кондратьев, ни его коллеги никогда не предоставляли точное описание и результаты этого эксперимента своим западным коллегам хотя бы для беглого ознакомления. Тем не менее, тот факт, что песок и пыль во время бури могут в значительной степени ослаблять лучи Солнца и вызывать падение температуры, стал широко признанным научным фактом. Лишь несколько высоких чинов из КГБ да горстка советских ученых знали, что это "поразительное открытие" не было результатом длительных исследований Кондратьева, а всего лишь первым шагом в тщательно срежиссированной пропагандистской кампании КГБ.

Следующим этапом андроповского плана был апокалиптический сценарий, опубликованный Институтом Физики Земли АН СССР в виде научной работы подготовленной геофизиком Георгием Голицыным, математиком Н.Н. Моисеевым и программистом В.В. Александровым, под руководством председателя Советского Комитета по Гидрометеорологии и Окружающей Среде Юрия Израэля. Ученые сообщили, что с помощью математической модели они рассчитали объем пыли и других твердых частиц, которые будут выброшены в атмосферу в результате ядерного удара по территории Германии. Далее, они применили теорию "анти-тепличного эффекта" Кондратьева, чтобы определить, как это повлияет на нашу планету. Вывод был таков: в случае применения ядерного оружия в Германии во время вторжения Советского Союза в Западную Европу, загрязнение атмосферы будет настолько велико, что солнечные лучи не смогут достигать поверхности Земли, а это, в свою очередь, вызовет резкое падение температуры воздуха во всей Европе.

"Мне говорили, что советские ученые знали о том, что все это — полный бред," — рассказывал Сергей. — "Не было ни одного научного факта, подтверждавшего такие выводы. Но это было именно то, что нужно Андропову, чтобы навести ужас на жителей европейских стран."

Андропов подозревал, что западные ученые отнесутся скептически к сенсационным "исследованиям" советских коллег, поэтому вместо публикаций в научных журналах, в КГБ решили использовать активные мероприятия, чтобы распространять идею ядерного апокалипсиса. Сотрудники КГБ подсовывали результаты псевдонаучных исследований своим контактам в пацифистских и антиядерных организациях, чтобы те сами публиковали кремлевские тексты. Одним из изданий из списка КГБ был журнал "Амбио — Экология Человечества."

Основанный в 1972 году в Стокгольме Шведским Королевским Научным Обществом, этот журнал занимался расследованиями научных, социологических, экономических и культурных факторов "влияющих на состояние окружающей среды". В 1982 году, примерно за год до того, как первые Першинги прибыли в Германию, редактор журнала связался с Паулем Крутценом из Химического Института Макса Планка в западногерманском Майнце. Крутцен, будущий нобелевский лауреат, незадолго до этого переехал в Германию из города Боулдер в американском штате Колорадо, где три года руководил исследованиями влияния лесных пожаров и других стихийных бедствий на атмосферу Земли.

Редактор сказал, что готовит специальный выпуск "Амбио", посвященный исследованию возможных последствий ядерной войны для нашей планеты и хотел бы попросить Крутцена написать статью об изменениях атмосферы, которые могут вызвать ядерные взрывы. Крутцен и его бывший коллега из Колорадо Джон Бирке послали в журнал свою статью "Атмосфера Земли После Ядерного Взрыва: Сумерки в Полдень". Там было описано как пепел и пыль, поднявшаяся в воздух, создадут такую плотную завесу дыма, что она может повлиять на климат всей планеты.

Надо сказать, что нет никаких доказательств или даже повода подозревать журнал "Амбио", Крутцена или Брикса в том, что они были в курсе намерений КГБ раскрутить псевдонаучную идею о климатических последствиях ядерной войны в Западной Европе.

Статья в "Амбио" попала в США еще до того, как она была опубликована в Швеции. Согласно одним источникам, председатель природоохранного общества Одубон, Рассел Петерсон, чья жена была одним из редакторов "Амбио", передал сигнальный экземпляр статьи Крутцена Роберту Скривнеру из Рокфеллеровского Фонда. Другие источники информации сообщали, что гарвардский профессор математики Джордж Кэрриер, председатель комиссии по изучению последствий ядерной войны при Национальной Академии Наук, каким-то образом наткнулся на эту статью и решил распространить ее в США. Каким-то образом статья из "Амбио" попала в руки Карла Сагана, профессора астрономии из университета Корнелл, ярого активиста антиядерного движения. Саган в то время был одним из самых известных американских ученых благодаря 13-серийному научно-популярному телефильму "Космос", вышедшему на экраны в 1980 году. Саган в роли ведущего рассказывал об истории нашей вселенной со времен "Большого Взрыва" и по сей день. Фильм посмотрело более 500 миллионов зрителей в 60 странах.

Позже, в своих интервью Саган заявлял, что на момент прочтения статьи в "Амбио" он уже проводил свои собственные исследования возможных последствий ядерного взрыва в Европе, связанных с возникновением гигантского облака пыли. Для более глубокого изучения этой проблемы он создал исследовательскую группу, включавшую таких ученых как Ричард Турко, Оуэн Тун, Томас Акерман и Джеймс Поллак. Результаты своей работы они назвали "Отчет ТТАПС", по первым буквам фамилий. Выводы этого "научного" труда не только повторяли предположение о том, что лучи Солнца не смогут пробить облака радиоактивного пепла, но шли еще дальше — в результате ядерных взрывов на Земле наступит новый Ледниковый Период.

Многие годы спустя, журнал Нэшнл Ревью провел расследование деятельности ТТАПС и опубликовал разгромную статью по поводу деятельности Сагана и его помощников. По словам журналистов, первоначально Саган вышел на руководителей Исследовательского Центра Эймса, входящего в НАСА, и попросил их организовать в конце 1982 года научную конференцию, чтобы его группа смогла предать огласке устрашающие результаты своих изысканий. Когда же специалисты из космического агентства изучили работу ТТАПС, они поставили под сомнение правильность примененной там математической модели. В общем, в НАСА отказались оказывать содействие Сагану. Тогда он, ничтоже сумняшеся, взял и сам опубликовал выводы своей группы 30 октября 1982 года в воскресном приложении журнала "Пэрэйд". Конечно, его тогдашняя известность и популярность сыграла не последнюю роль в том, что ему это удалось. Шаг это был довольно экстраординарный, так как такого рода публикации всегда делаются после проверки и рецензий со стороны ученого сообщества. В той же статье впервые появился, ставший потом популярным во всем мире, термин "ядерная зима", обязанный своему рождению одному из соавторов Сагана Ричарду Турко.

Позднее газета Уолл СтритДжорнэл присоединилась к критике деятельности Сагана. Оказалось, что для раскрутки общенациональной кампании об угрозе ядерной зимы была нанята вашингтонская PR-фирма "Портер, Новелли энд Ас-сошиэйтс". Стоимость контракта в 100 тысяч долларов была оплачена Фондом Кендалла, спонсировавшем такого рода мероприятия, связанные с проблемами экологии. Саган был приглашен на Шоу Фила Донахью и еще добрую дюжину других радио- и телепередач, где он разъяснял, что такое "ядерная зима" и осуждал применение ядерного оружия, в особенности в Европе. Его самого и исследования ТТАПС стали поддерживать десятки пацифистских, антиядерных, антивоенных и экологических движений и организаций, включая Общее Дело, Друзья Земли, Физики Против Ядерной Войны, Институт Политических Исследований, Союз Озабоченных Ученых и, даже, Контроль за Рождаемостью.

Надо отметить, что Саган и компания так и не представили коллегам-ученым материалы своих исследований для проверки и подтверждения результатов. Но несмотря на это явное нарушение правил, они приняли участие в международной конференции "Мир После Ядерной Войны", проводимой в Вашингтоне группой экологических организаций и научных фондов. В своем докладе члены ТТАПС озвучили некоторые данные из своей работы, носившей официальное название "Глобальные Изменения Земной Атмосферы После Ядерной Войны". Было сказано, что математическая модель была построена из расчета подрыва 10,400 ядерных зарядов общей мощностью 5,000 мегатонн. По мнению ученых, в результате погибнут 1,1 миллиарда человек и еще столько же получат тяжелые ранения. Кроме того, согласно той же модели, взрыв каждой мегатонны на поверхности Земли поднимет в верхние слои атмосферы более 100 тысяч тонн пепла и пыли и образовавшиеся облака будут пропускать лишь 5 % солнечного света, в результате чего на многие месяцы температура воздуха упадет до -25 градусов по Цельсию.

Кроме членов группы ТТАПС, организаторы конференции пригласили выступить и советских ученых. Москва прислала Моисеева, Голицына и Александрова, тех самых, что сфабриковали псевдонаучный отчет по заказу Андропова. Естественно, они заявили, что результаты их исследований полностью совпадают с выводами группы Сагана, а сам он тут же сослался на доклад советских коллег, как полное доказательство своей правоты.

Спустя несколько недель после конференции, американский телеканал Эй-Би-Си показал фильм "На Следующий День", леденящую кровь инсценировку последствий советско-американской ядерной войны для городка Лоуренс в штате Канзас. "Никогда ранее телефильм не вызывал такой бурной реакции сразу во всех слоях общества," — писал журнал Ньюсуик. — "Этот фильм стал кульминацией глобального антиядерного движения." Действительно, материал был настолько сенсационным, что тот же Эй-Би-Си пригласил на свою очень популярную передачу Найтлайн целый сонм ведущих экспертов, включая и самого Сагана, который опять стал рисовать картину ужасных последствий "ядерной зимы".

Так или иначе, Саган и его соавторы в конце концов опубликовали 23 декабря 1983 года материалы своих исследований в журнале Сайенс. Однако, эта публикация не удовлетворила мировую научную общественность, ибо там не хватало 136 страниц с данными, подтверждающими теорию Сагана. В примечании было сказано, что они находятся "в стадии подготовки". Через неделю после выхода этой статьи Саган опубликовал еще одну, на этот раз в журнале Форин Афферс. Она называлась "Ядерная Война и Климатическая Катастрофа" и содержала призывы Сагана к США и СССР заключить долгосрочное соглашение о значительном сокращении ядерных арсеналов. Кроме того, он опять повторял мантру о неизбежности ядерной зимы в случае ядерной войны.

Трудно сказать, сыграли ли "активные мероприятия" КГБ в распространении концепции "ядерной зимы" или нет, но, по словам Сергея, Андропов и его пропагандисты были уверены, что именно они подготовили почву для антиядерной кампании Сагана. В любом случае, несмотря на весь шум, поднятый им и группой ученых ТТАПС, натовские Першинги были успешно развернуты в Европе.

Впоследствии, некоторые ученые оспаривали теорию Сагана. Известный физик-теоретик из Принстона Фримэн Дайсон сказал в интервью журналу Нэшнл Ревью: "Если честно, это полный бред с точки зрения физики, но мне очень не хочется обсуждать это на публике… Меня же сразу запишут в ряды сторонников ядерной войны." Ученый из Мичиганского Технологического Института Виктор Вайскопф в интервью журналу Нэшнл Джорнал заявил, что "научная сторона этой теории не выдерживает никакой критики, но с точки зрения человеческой психологии, она идеальна." В 1986 году ведущий британский научный журнал Нэйчур в статье о политизации науки писал: "Один из ярчайших тому примеров это статьи о "ядерной зиме" — исследовании, печально известном отсутствием каких-либо научных доказательств." К нему присоединился Рассел Зайц, выпускник МТИ, преподающий в Гарвардском Университете. Даже известный писатель Майкл Крайтон осудил Сагана, сказав, что тот появлялся со своей идеей на шоу Джони Карсона сорок раз, "…словно вел какую-то заранее отрепетированную кампанию в СМИ. Так наука не делается, так рекламируют и продают товары."

Однако, Саган не сдавался. В 1991 году он был приглашен на передачу Найтлайн, где заявил, что 526 кувейтских нефтяных скважин, подожженных отступающими иракскими войсками, выбросят в атмосферу столько дыма, что это повлияет на поведение муссонов и на всю экологию региона. Участвовавший в той же передаче доктор наук Фред Зингер назвал такой прогноз смехотворным, добавив, что дым поднимется метров на 300 и будет затем "смыт" дождем. Через три дня над Ираном выпал черный дождь, спор был разрешен. Никаких резких падений температуры не наблюдалось. Саган умер в декабре 1996 года.

"Я — не ученый и не был знаком с Саганом лично," — рассказывал Сергей. — "Но я не раз беседовал с бывшей сотрудницей КГБ, ответственной в то время за научно-техническую пропаганду, и она несколько раз упоминала тот факт, что именно благодаря усилиям КГБ был создан и раскручен миф о "ядерной зиме" с целью воспрепятствовать развертыванию Першингов. Не знаю, был ли Саган в курсе того, кто за всем этим стоит, но в самом Комитете весь шум вокруг "ядерной зимы" считался классическим примером "запудривания западных мозгов" при помощи псевдонаучных фактов, сфабрикованных в Москве."

 

22

Сергей и Лена положили в один из московских банков 25 тысяч долларов под 200 % годовых, ничего удивительного, учитывая уровень бушующей в то время инфляции. Сам банк оказал на них очень благоприятное впечатление — вооруженные охранники в изысканно отделанном вестибюле, элегантно одетые кассиры, готовые ответить на любой вопрос. Месяц спустя, супруги решили зайти в банк и проверить сколько они заработали на своем вкладе. Когда они зашли в здание, там было пусто. Ни охраны, ни мебели, ни кассиров и уж, тем более, никаких денег. Это был один из 315 банков, испарившихся в Москве буквально за одну ночь. Большинство из них были обычными пирамидами. С помощью своих связей в Центре Сергей выяснил, кто украл их деньги. "Оказалось, что это был банк одного из мафиозных кланов и, что лучше попрощаться со своими деньгами, чем быть убитым, пытаясь их вернуть. Для меня это было шоком. Не потеря крупной суммы, а такой поворот дел. Раньше в Советском Союзе больше всего боялись КГБ, теперь же уголовники наводили еще больший страх." По данным немецкого аналитического центра Трансперенси Интернешнл, Россия в то время входила в число семи самых коррумпированных стран мира. В одной Москве жертвами заказных убийств стало около 300 человек. Американские исследователи сообщали, что мафия контролировала полмиллиона мелких и средних бизнесов, 50 тысяч банков и тысячу крупных корпораций.

Москва, в которую вернулись Сергей и Лена, быстро переставала им нравиться. "На улице можно было увидеть людей, которым не на что было купить хлеба, а мимо них проносились новенькие, сияющие американские джипы, набитые братвой."

Сергей стал давить на директора Управления "А", чтобы снова получить назначение на работу за океан. И действительно, через год после возвращения в Россию, такая возможность представилась. Больше того, у Сергея был выбор, Нью-Йорк или Вашингтон. Правда, не без условий. В Манхэттен он мог попасть сразу после того, как подготовит себе замену и ознакомится с текущей деятельностью СВР в Америке. В то время как должность в Вашингтоне освобождалась только через два года. Ни секунды не сомневаясь, Сергей выбрал Манхэттен.

Основываясь на рекомендации Сергея, начальство решило назначить на должность нового руководителя канадской секции Виталия Доморацкого, того самого офицера, который умудрился завербовать в свое время члена канадского парламента. Теперь все рабочее время Сергея было разделено между подготовкой Доморацкого и изучением сверхсекретных материалов, связанных с работой зам резидента СВР и главы лини ПР (Политическая Разведка) в Манхэттене.

Именно во время работы с этими материалами, он обнаружил, что в СВР присвоили заместителю госсекретаря США Стробу Талботту статус особый неофициальный контакт. В СВР такой статус был предназначен только для источников информации, занимавшим высокое социальное или политическое положение, личность которых тщательно скрывалась. Например, по словам Сергея, еще одним обладателем такого статуса был брат Фиделя Кастро, Рауль Модесто Кастро Руз, завербованный еще при Хрущеве и без перерыва проработавший на КГБ аж до ухода Ельцина.

"Рауля Центр использовал, чтобы влиять на кубинского президента, когда отношение Фиделя к советскому руководству становилось не слишком дружелюбным. Естественно, что и в КГБ, и в СВР принимали экстраординарные меры для того, чтобы ни сам Кастро, ни кубинский народ не узнали о такой неблаговидной роли родного брата вождя." Рауль Кастро возглавил кубинское правительство 31 июля 2006 года в связи с болезнью своего старшего брата.

Из-за их высокой ценности, к досье особых неофициальных контактов доступ имели лишь несколько высших чинов в московском управлении. Именно поэтому, по словам Сергея, он не смог привести в этой книге конкретные примеры информации, полученной по дипломатическим каналам непосредственно от Талботта, как об этом заявляли в СВР. По той же причине, Сергей не мог припомнить, как именно эта информация была использована. "Единственное, что я могу сказать, это то, что у него был статус особого неофициального контакта и то, что российская разведка смогла обвести его вокруг пальца и манипулировать им."

В шифровках Центра и резидентур такие люди обозначались кодом "11-2", тем же самым, что и надежные контакты (завербованные шпионы). "Однако, несмотря на это, Талботт не был российским агентом," — объяснил Сергей. — "Я думаю, на самом деле, все было как раз наоборот. Он был ярым американским патриотом. Но, как случалось и раньше, он настолько недооценил своих советских и российских коллег, одновременно переоценив свои знания и влияние, что наша разведка смогла довольно эффективно использовать его в своих целях в период правления Ельцина. Талботт стал бесценным источником информации."

Бывший колумнист и глава вашингтонского бюро журнала Таймс, Талботт подружился с Клинтоном во время учебы в Оксфорде, где оба были стипендиатами фонда Родеса. После победы на президентских выборах, Клинтон попросил Талботта курировать американо-советские отношения.

В своих мемуарах Талботт пишет, что одним из его первых знакомств в ельцинской администрации был замминистра иностранных дел Георгий Мамедов и, что впоследствии это знакомство стало для него самым важным. Талботт отзывается с похвалой о Мамедове, как о человеке, с которым было легко вести беседу и открыто обсуждать аргументы как российской, так и американской сторон. Талботт вспоминал, что в течение семи лет своей карьеры в аппарате президента Клинтона, он часто сотрудничал с Мамедовым в процессе подготовки встреч между лидерами двух стран или в случае возникновения каких-либо внештатных ситуаций. Кроме того, они совместно работали над путями оказания политической поддержки Ельцину, несмотря на постоянные обвинения его администрации в масштабной коррупции. Далее Талботт добавляет, что они вместе с Мамедовым разрабатывали основы программы сотрудничества между НАТО и Россией, а также разрешали разногласия, возникшие в процессе подготовки договора ОСВ-2 (сокращение стратегических вооружений). В общем, как пишет Талботт, они с Мамедовым так часто работали рука об руку и провели столько бесед с глазу на глаз, что стали настоящими друзьями, доверяли и уважали друг друга. В качестве иллюстрации, Талботт приводит случай, когда целого дня напряженной совместной работы в Вашингтоне, он пригласил Мамедова пойти с ним и его детьми в кино, на тогдашний блокбастер "День Независимости". После кино Мамедов присоединился к семейному ужину в итальянском ресторане, во время которого дипломаты непринужденно шутили, гадая, что выбрали бы пришельцы из голливудского фильма, "Партнерство Ради Мира" (инициатива Клинтона и Ельцина) или, все же, вступили бы в НАТО.

Во время подготовки к работе в США Сергей узнал, что Мамедов тайно сотрудничал с СВР. "Господин Мамедов был сексотом со стажем. Кстати, КГБ и СВР помогли ему сделать стремительную карьеру в министерстве иностранных дел. Сотрудничество с нашей службой подразумевало то, что Мамедов должен был сообщать содержание всех разговоров с Талботтом непосредственно нам, в Центр. Всех, без исключения! Это была его служебная обязанность." Впрочем, надо отметить, что нету ни повода подозревать, ни доказательств того, что Талботт знал о такой неблаговидной роли Мамедова.

Еще Сергею рассказали, что директор СВР Примаков и его заместитель, генерал Трубников, основываясь на психологическом профиле Талботта, в свое время приняли решение "разминать" американца, чтобы впоследствии выуживать из него полезную информацию. "Мистер Талботт считал себя экспертом по России и был уверен, что лучше всех знает, в чем нуждается эта страна и ее население. В СВР уже были знакомы с подобным высокомерием западных политиков. Поэтому Мамедов был проинструктирован подыгрывать Талботту, раздувая его самомнение, чтобы потом было легче им манипулировать," — вспоминал Сергей. В СВР Мамедову рекомендовали встречаться с Талботтом наедине как можно чаще. Во время таких бесед без свидетелей, Мамедов должен был задавать ему вопросы, подготовленные в Центре, естественно, делая вид, что это интересует его самого. "Мистера Талботта в конце концов удалось убедить, что все сказанное во время таких бесед без свидетелей, остается между ним и Мамедовым, вто время как, на самом деле, российский дипломат попросту добывал информацию, затребованную московским Центром. В результате, дошло до того, что Талботт заслужил ранг особый неофициальный контакт".

В СВР считали, что "дружба" Мамедова с Талботтом — прекрасный пример того как "разведслужба может воспользоваться ситуацией и манипулировать дипломатическим источником, который даже не догадывается, что его используют для сбора информации."

Кстати, Сергей был не первым, кто отметил сомнительный характер взаимоотношений Талботта с российскими официальными лицами. В 1999 году специальная комиссия Палаты Представителей США опубликовала 3-х томный доклад с резкой критикой того, как администрация Клинтона строила отношения с Россией. Поначалу докладу Комиссии Кокса (по имени ее председателя, члена Палаты, Кристофера Кокса) был присвоен гриф "Совершенно Секретно", но позже некоторые его части были рассекречены. На пресс-конференции Кокс заявил, что администрация Клинтона оказывала Ельцину поддержку вне зависимости от его поступков и принимаемых им решений. Такая безответственная позиция Клинтона сильно затормозила развитие зарождавшихся российских демократических институтов из-за того, что Ельцин мог игнорировать мнение депутатов, избранных народом. Авторы доклада делали вывод, что слепое покровительство, оказанное администрацией Демократической Партии Ельцину, позволило тому единолично принимать решения и руководить страной. Кокс также обвинил небольшую группу чиновников из администрации Клинтона, включая Талботта, в том, что они постоянно игнорировали или недооценивали аналитическую информацию, которая не соответствовала их личному мнению о том, что происходит в России под руководством Ельцина. В частности, в том, что Мамедову и другим российским дипломатам удалось убедить Талботта не обращать внимания на нелицеприятные истории о связях Ельцина с олигархами во то время, когда он занимал кресло президента.

Как только были опубликованы выдержки из "Доклада Кокса", Талботт поспешил отметить, что 12 из 15-ти членов комиссии были республиканцами и, что сам доклад политизирован и неспроста появился как раз в разгар президентской гонки 2000-го года.

После того, как он покинул администрацию Клинтона, Талботт стал президентом Института Брукингса, вашингтонского аналитического центра. Его "друг-дипломат" был назначен послом России в Канаде.

Когда я писал эту книгу, я послал транскрипты моей беседы с Сергеем об истории с Мамедовым самому Талботту. В ответ пришло письмо с опровержением, где он писал: "Интерпретация событий, сделанная Вашим источником (Сергеем), является ложной и вводит в заблуждение по двум основным причинам. Во-первых, ни я, ни посол Мамедов никогда не подразумевали, что содержимое наших бесед без свидетелей должно оставаться между нами. Как раз наоборот, каждый из нас предполагал, что его собеседник будет докладывать о нем своему правительству. Во-вторых, Ваш источник утверждает, что в процессе общение со мной посол Мамедов 'обманывал и манипулировал' мной с целью лоббировать интересы России… Но Ваш источник не предоставляет никаких доказательств. Причина проста — их нет. Все, чего я добивался в результате сотрудничества с послом Мамедовым, было сделано в интересах Соединенных Штатов: вывод российских войск из бывших прибалтийских республик, принятие Россией факта расширения НАТО и ее присоединение к программе 'Партнерство Ради Мира', поддержка Россией наших действий в Боснии и помощь русских в том, чтобы прекратить войну в Косово на условиях НАТО."

Посол Мамедов, в свою очередь, ответил на обвинения Сергея следующим образом: "Будучи страстным почитателем романов Джона Ле Карре, я по достоинству оценил сюжет, сочиненный Вами и Вашим "источником" из ЦРУ…Конечно, мне не надо Вам объяснять, что история о том, что я 'манипулировал' Стробом Талботтом по заданию СВР, является ничем иным как грубой ложью. К сожалению, старые стереотипы очень живучи и некоторые 'охотники за ведьмами' из ФБР и ЦРУ до сих пор не могут поверить в существование таких простых человеческих ценностей, как доверие и дружба. Особенно, когда речь идет об американских и российских дипломатах. Очень жаль!"

 

23

Нью-Йорк, апрель 1995 года

В Нью-Йорке Сергей сразу почувствовал себя как рыба в воде. Освоиться в консульстве, жилом комплексе в Ривердейле и миссии при ООН не составило большого труда. В то же время, наладить отношения с сослуживцами было задачей посложнее. Несмотря на то, что официально все они считались сотрудниками МИДа Российской Федерации, на самом деле, существовало разделение на два лагеря.

Настоящие дипломаты ("чистые") подчинялись послу РФ в ООН, Сергею Лаврову. Офицеры разведки СВР и ГРУ — своим резидентам. Естественно, что у всех были дипломатические паспорта. В целях дополнительной конспирации в МВД никогда не пользовались аббревиатурами СВР или ГРУ. Посол Лавров в своих депешах называл СВР "ближними соседями", а ГРУ — "дальними соседями". Например, если он в письме в МИД упоминал резидента СВР, то это был "резидент наших ближних соседей". Термины эти сложились исторически. Во времена Сталина МИД располагался на улице Воровского, рядом с Управлением КГБ на Лубянке. ГРУ же находилось в нескольких километрах от центра Москвы.

Несмотря на все эти ухищрения, почти все сотрудники миссии были в курсе, кто настоящий дипломат, а кто — нет. Больше того, Сергей подозревал, что и американская разведка также располагает такими сведениями. "В МИДе настояли, чтобы офицеры разведки назначались на дипломатические должности самого низкого уровня и, чтобы эти должности были закреплены за разведкой постоянно," — объяснял Сергей. — "Из-за этого наших офицеры всегда работали на одних и тех же местах и, как только ФБР или ЦРУ обнаруживали, что какую-либо должность занимает разведчик, они уже знали, что на замену ему опять пришлют сотрудника спецслужб." Дипломатической "крышей" Сергея была должность первого пресс-секретаря. На его памяти, каждый, кто ее занимал, был офицером СВР.

После распада СССР в СВР был создан отдел по взаимодействию и сотрудничеству с западными спецслужбами (ВС). Более того, в связи с официальным окончанием Холодной Войны, Госдепу США было сообщено имя резидента СВР в Вашингтоне. В ответ, ЦРУ раскрыло Москве имя руководителя своей резидентуры. Обе стороны считали, что такие шаги будут способствовать более эффективному обмену важной информацией, особенно в области борьбы с терроризмом.

"Конечно же, враждебное отношение друг к другу между ЦРУ и СВР никуда делось," — рассказывал Сергей. Вместо того, чтобы использовать прямую связь с резидентами для общего дела, через них шел обмен массой каких-то склочных жалоб и обоюдных обвинений. "Я не в курсе, какую информацию о террористах американцы передавали нам, но я знаю точно, что Центр не собирался откровенничать с ЦРУ. Тем более, что стороны считали террористами совершенно разных людей. Например, в США изначально было решено, что кавказские сепаратисты, скажем, чеченцы, это освободительное движение, а в России их считали частью Аль-Кайды. С другой стороны, русские не признавали, что Хамас и Хизболла — это террористические организации."

Формально, резидент СВР подчинялся послу Лаврову, как руководителю миссии. Но по российским законам, резидент СВР не был обязан докладывать послу о разведдеятельности Службы. Благодаря этому, резидент очень редко делился с послом какой-либо информацией вообще, а посол, в свою очередь, практически никогда не интересовался делами СВР.

"Так было везде. Большинство российских послов ненавидели СВР и старались не иметь с нами ничего общего." Одной из причин такого отношения было то, что СВР шпионила за дипломатами своей же страны с помощью сексотов, стучавших за денежное вознаграждение на своих сослуживцев, включая самого посла. Более того, по закону, СВР имела право следить за коллегами из ГРУ, в то время как ГРУ не разрешалось использовать стукачей в рядах СВР. Это были отголоски сталинской эры, когда НКВДисты шпионили за всеми.

" 'Чистые' дипломаты и офицеры ГРУ, работавшие в миссии, пытались избегать общения и, тем более, тесных отношений с сотрудниками СВР," — вспоминал Сергей. — "Они просто боялись, что их заподозрят в стукачестве."

Однако такие холодные отношения были лишь фасадом. У Сергея никогда не было проблем с тем, чтобы найти осведомителей среди российских дипломатов. "Один из первых замов Лаврова и главы всех трех МИДовских референтур миссии были моими осведомителями." Они докладывали Сергею о том, с кем встречался Лавров, что обсуждалось на встречах и как он реагировал. Все эти отчеты уходили в Центр.

"У меня были десятки осведомителей, в каждом отделе миссии и консульства. Я был в курсе всего, что там происходило."

Официально, не Сергей, а сам резидент СВР должен был заниматься слежкой за послом и руководить работой всей резидентуры. Но когда Сергей прибыл в Манхэттен, всем этим занимался и.о. резидента. Новый же начальник, Валерий Антонович Коваль ("Товарищ Карев") должен был вот-вот переехать в Нью-Йорк из Мехико-Сити, где он до этого руководил работой тамошней резидентуры.

Сергей порасспрашивал своих знакомых из Центра о Ковале, но ответы были уклончивы. Наконец, он вышел на человека из отдела кадров и ничего хорошего от того не услышал. "Если Коваль будет твоим резидентом, ты в глубокой жопе. Прими мои соболезнования."

— А что с ним не так?

— Скоро сам все увидишь.

Сергей понял в чем дело буквально через несколько часов после знакомства с Ковалем. Тому было 57 лет, то есть, оставалось 3 года до пенсии, и единственное, к чему он стремился, было "не делать волн". Сергей рассказывал: "Коваль боялся собственной тени. У него был нервный тик и он впадал в панику, как только слышал о Центре. Ни физически, ни морально он не был в состоянии принимать каких-либо мало-мальски важных решений."

Поначалу Сергей был поражен, как такую размазню как Коваль могли назначить резидентом, да еще не куда-нибудь, а в Манхэттен. Позже, все прояснилось. "Он начал быстро продвигаться по службе благодаря тому, что из СВР в частные компании уходила масса толковых офицеров. Коваль просто оказался в правильном месте в правильное время. Кроме того, он был беспредельно лоялен к начальству, эдакий безотказный бюрократ."

Трусливая мнительность Коваля для многих не была секретом. "Посол Лавров не раз'забывал'пригласить его на дипломатические приемы или важные совещания. 'Чистые'дипломаты открыто смеялись над своим, якобы, коллегой." В общем, все три года пребывания Коваля в Нью-Йорке, вся ответственность за работу резидентуры лежала на Сергее.

"Я превратился для него в незаменимого сотрудника. Коваль требовал, чтобы я постоянно был рядом и принимал решения, даже на выходных, и ни от кого это не скрывал. 'Делай, что хочешь, — говорил мне Коваль, — лишь бы у меня не было неприятностей. Единственной его целью было дотянуть до пенсии."

На смену ему прислали Сергея Кутафина, "Товарища Эрнста", куда более амбициозную личность. Но и он не проявил особого интереса к работе резидентуры. "Единственной его целью было повышение в звании, он хотел стать генералом. Сразу после прибытия, он стал закупать и отправлять в Москву подарки, точнее, взятки, своему начальству, включая заместителя директора СВР, генерал-лейтенанта Маргелова, 'Товарища Михаила', который в то время руководил всей деятельностью Службы в Северной и Латинской Америках и в Западной Европе."

По словам Сергея, Кутафин закупал дорогие ручки Монблан, ценные картины и ящики американского алкоголя, и ежемесячно отсылал все это добро дипломатической почтой в Центр. "Некоторые ящики были настолько тяжелыми, что два здоровенный сотрудника с трудом затаскивали их на аэро-флотовский борт." Сергей знал об этом потоке "подарков" по одной простой причине — Кутафин оплачивал их из бюджета резидентуры и Сергею приходилось каким-то образом выкручиваться, чтобы списывать эти расходы законным путем.

Тем не менее, Сергея все это устраивало. "Как и его предшественник, Кутафин дал мне полную свободу действий, правда, по другой причине. Он понятия не имел как собирать разведданные и ему нужен был человек, на кого можно свалить всю ответственность в случае неудачной операции."

В итоге, Сергей фактически руководил всей деятельностью резидентуры с апреля 1995-го по октябрь 2000-го года. Под его началом было не только 60 агентов СВР, но еще и 25 женщин, работавших в "подлодке" на 8-м этаже. Все они были женами офицеров СВР, но к разведке отношения не имели, а выполняли обычные офисные функции и уборку.

Служба офицера СВР за границей была довольно тяжела, по крайней мере, по словам Сергея. "В советские времена разведчик должен был кроме своей основной деятельности выполнять 25 % обязанностей согласно своей дипломатической должности, под прикрытием которой он работал. Процент этот постоянно рос и к середине 80-х он уже достиг 75 %, а в 90-х, когда директором СВР стал Примаков, равнялся 100 %. Я считал это разумным, так как, выполняя свои официальные функции, было легче завязывать контакты для последующей вербовки, не давая поводов для подозрений в шпионской деятельности. Конечно же, двойная нагрузка была поводом для постоянных жалоб моих подчиненных."

"МИДу не нравилось, что мы выполняем работу дипломатов. Там считали, что если они не лезут в наши дела, то мы тоже не должны совать нос в их дипломатическую кухню." На этой почве постоянно возникали различные конфликты. Например, как-то раз Сергей послал на какой-то инструктаж в ООН одного из своих сотрудников, работавших под видом дипломата. Когда тот прибыл на место, ему сообщили, что российский дипломат уже здесь был, провел беседу и уехал. То есть, МИД поспешил направить туда своего "чистого" дипломата, чтобы подставить человека Сергея, ооновский чиновник ядовито спросил: "Так кто же из вас настоящий дипломат?"

Хотя большинство офицеров СВР, работавших в Манхэттене выдавали себя за дипломатов, были и такие, кто действовал под видом журналистов, а один даже числился сотрудником представительства Аэрофлота.

В начале каждого года в резидентуру из Центра приходил список задач, которые предстояло выполнить. "СВР не интересовала сама деятельность ООН, все их резолюции и другая политическая чепуха. Какая нам разница, кто и как будет голосовать. Всю эту информацию мы могли получить через наших'чистых'дипломатов." Сергей и его люди должны были искать лазейки для доступа к разведданным и вербовать агентов, которые добывали бы для них политические, экономические, технические и военные секреты. Список целей, начиная с самых важных, выглядел так:

1. Миссия США при ООН. "Разработка сотрудников миссии США всегда была на первом месте среди других приоритетов резидентуры."

2. Миссии стран, постоянных членов Совета Безопасности ООН, Китая, Франции, Великобритании и США,

3. Миссии Германии и Японии,

4. Миссии стран-членов НАТО,

5. Манхэттенский политический бомонд, особенно, американские конгрессмены и сотрудники крупных аналитических центров, базирующихся в Нью-Йорке. В первую очередь, Совет По Вопросам Международной Политики, внепартийная группа экспертов, с 1921 года предоставлявшая правительству США рекомендации в области международной дипломатии,

6. Нью-Йоркские финансовые организации, включая Нью-Йоркскую Биржу и крупнейшие банки,

7. Нью-Йоркский и Колумбийский Университеты,

8. Русские и еврейские иммигранты из СССР, особенно те, кто сохранил какие-либо связи с бывшей родиной или питал к ней симпатии,

9. Иностранные корреспонденты, работавшие при ООН.

В конце каждого года Сергей был обязан отправлять в Центр отчет о работе по выполнению поставленных задач. Точно так же, как и на любом советском предприятии, Сергей и его подчиненные должны были ежегодно повышать производительность труда, в их случае — увеличивать количество успешных вербовок. "Когда я прибыл в миссию, на СВР работало сто завербованных агентов, когда я оттуда уходил, их уже было больше ста пятидесяти. В основном, это были информативные контакты, но мы смогли завербовать несколько довольно серьезных агентов и источников достоверной информации, шпионивших на нас."

Постепенно Сергей втянулся в рутину рабочих дней. Каждое утро, около девяти часов, он появлялся в своем кабинете, спрятанном в "подводной лодке" внутри здания миссии и начинал с разбора запросов, поступивших за ночь из Центра. Резидентуре никогда не сообщалось, кто и зачем затребовал ту или иную информацию. Типичный список информации, затребованной Центром в течение одного дня, выглядел так: исследования генетически модифицированных продуктов, проводимые в Нью-Йоркском Университете; персональные данные сотрудника Секретариата ООН, занимающегося вопросами гуманитарной помощи Боснии; результаты опытов по изучению заболеваний животных, поставленных в лаборатории Министерства Сельского Хозяйства США в Плам Айленде, штат Нью-Йорк. Иногда казалось, что этим запросам не будет конца. Некоторые ответы можно было раздобыть в течение нескольких часов, вто время, как иные требовали месяцев кропотливой работы. Однако, Сергей точно знал, что два вопроса будут снова и снова повторяться в телеграммах из Центра. Знает ли кто-нибудь из его источников в Манхэттене хоть что-то о местонахождении Осамы Бин-Ладена? Получила ли резидентура какую-либо информацию о помощи Аль-Кайды чеченским боевикам?

Иногда из Центра присылали пропагандистские материалы, которые необходимо было распространить США. Чаще всего, это была информация о боевых действиях в Чечне. Обычно, Сергей посылал кого-нибудь из своих сотрудников в одну из нью-йоркских публичных библиотек, откуда тот мог выходить в Интернет, не оставляя при этом никаких следов. Он рассылал публиковал материалы на всевозможных онлайн блогах и форумах, а также отправлял их электронной почтой в различные американские издания и на радио- и телестанции. Часть этой информации подавалась в виде отчетов о результатах исследований, проведенных уважаемыми европейскими учеными или университетами с солидной репутацией. На самом деле, никаких европейских исследователей не существовало. Все их "труды" были созданы в Центре российскими специалистами. Структура этих шедевров дезинформации была, как правило, следующей: факты, достоверные на 99 %, были нанизаны на абсолютно лживый "стержень", утверждение, представляющее международную политику России в выгодном свете. Все это распространялось среди групп, критикующих американское правительство, особенно среди защитников окружающей среды, противников Всемирного Банка и организаций по защите прав человека. "Нашей задачей было вносить раскол и недовольство в американское общество, с одной стороны, и подогревать антиамериканские настроения за пределами США, с другой."

После развала СССР, Россия обещала прекратить "активные мероприятия" (кампании по дезинформации). Однако, Сергей сказал, что эти обещания были всего лишь очередной уловкой. "Мы сказали Западу, что мы теперь друзья и больше всем этим заниматься не будем. СВР даже закрыла Управление А (Активные Мероприятия). На самом же деле, его просто переименовали. Оно стало называться Управление МИП (Мероприятия Информационной Поддержки). Те же самые люди, что работали там при КГБ, продолжали заниматься тем же, но же уже в СВР."

К десяти утра Сергей уже обычно заканчивал раздавать своим людям задания по работе с запросами из Центра и выполнению "активных мероприятий. Они врассыпную бросались к своим обычным и завербованным контактам в надежде заполучить искомую информацию. Так как в СВР считали, что все телефонные линии мисси прослушиваются ФБР, подчиненным Сергея запрещалось пользоваться ими, чтобы звонить своим агентам. Большинство офицеров направлялись в универмаг Блумингдейл на 59-й Улице и звонили оттуда с телефонов-автоматов. Их было несколько на каждом этаже и почти все они были расположены так, что можно было следить, кто находится рядом и пытается вести за тобой наблюдение. Телефоны эти использовались только для коротких разговоров, например, чтобы назначить встречу за ланчем или ужином.

Как-то раз Сергей отправил офицера линии ПР, Александра Кайриша, оперативный псевдоним "Товарищ Щука", вербовать Падму Десай, профессора Колумбийского Университета. Сергей проинструктировал Кайриша, сначала втереться ей в доверие, сделать ее источником несекретной информации, и только потом, со временем, попробовать ее завербовать. Десай была выбрана в качестве объекта для вербовки из-за своих связей и успехов на академической ниве. Она была членом Совета По Вопросам Международной Политики и кроме того, летом 1995 года наняло ее в качестве советника российского министерства финансов, чтобы та помогала восстанавливать еле-живую экономику России. На протяжении своей карьеры Десай опубликовала несколько успешных научных трудов, в которых она объясняла, почему экономика коммунистических стран обречена на провал.

Но у Сергея были и другие причины дать Кайришу задание завербовать Десай. Недавно ему стало известно, что ее приглашали в ЦРУ, чтобы она сделала доклад о финансовых проблемах российской державы, и Сергею очень хотелось узнать, что же она там рассказывала. Кроме того, Десай была замужем за Джагдишем Бхагвати, профессором того же Колумбийского Университета. Тот факт, что они оба были выходцами из иммигрантских семей, по мнению Сергея, делало их вербовку более вероятной.

"Мы часто охотились за теми, кто преподавал в университетах и колледжах, потому что они, по роду своей работы, делились информацией со студентами и коллегами, следовательно, были более расположены к контакту, чем, скажем, дипломаты из ООН."

Тем не менее, подчиненный Сергея свое задание с треском провалил. "Кайриш ждал двадцать лет, когда же его наконец отправят работать за океан. Наверное поэтому, он проявил такое рвение, что, когда профессор Десай перестала отвечать на его звонки, он помчался в Колумбийский Университет и стал гоняться за ней по всему кампусу в поисках встречи. Однажды он пришел ко мне в кабинет и сказал: 'Она с мужем шла мне навстречу по коридору, но увидев меня, заскочила в женский туалет, а мужа я успел поймать пока он не успел спрятаться.' "

В общем, закончилось тем, что профессорская пара была настолько напугана назойливостью Кайриша, что супруги попросили оставить их в покое. "От них мы так ничего и не добились, зато доложили в Центр, что была осуществлена попытка завербовать сразу двух профессоров Колумбийского Университета, что произвело в Москве хорошее впечатление".

Однако, по словам Сергея, самая известная история неудачной вербовки в практике нью-йоркской резидентуры была связана с Генри Киссинджером. В то время, он руководил собственной международной консалтинговой, расположенной в Манхэттене и в Центре захотели подослать к нему одного из офицеров СВР. "В то время как раз произошел какой-то крупный международный конфликт и Центр решил, что Киссинджер сможет нам разъяснить позицию правительства США и рассказать, что сам думает по этому поводу", — рассказывал Сергей. — "Один из наших людей, выдавая себя за дипломата, записался у секретаря на прием к Киссинджеру".

Офицер прибыл в офис заранее и сидел в приемной в ожидании назначенного времени, когда секретарша неожиданно спросила его, как он собирается оплачивать счет. Оказалось, что оплата консультантов была почасовой.

"Разведчик тут же рванул назад в миссию и доложил, что Киссинджер берет сто долларов за каждую минуту беседы. То есть, наш сотрудник убежал с задания, только потому, что его никто не предупредил, что он может потратить такие деньги, чтобы поболтать с самим Мистером Киссинджером, и испугался, что в резидентуре его заругают, если он себе это позволит".

Обычно, все сотрудники Сергея возвращались в здание миссии к 5 часам вечера и садились за составление отчетов о том, что они разузнали у своих источников информации. Но прежде чем, эти отчеты уходили в Центр в виде шифрограмм, они попадали в руки редактора Сергея Шмелева, оперативный позывной "Товарищ Патрик", которого за глаза называли Черепахой. В резидентуре это была легендарная личность. Он носил огромные очки с толстыми линзами, был предпенсионного возраста и отличался чрезмерной дотошностью. "Шмелев восседал в центре комнаты, словно огромная черепаха посреди пруда, пока все вокруг суетились, подсовывая ему свои отчеты." Он цеплялся к каждому предложению, и автору отчета доставалось, если информация была неполной или была невнятно изложена. "Хотя Патрик и был ходячей энциклопедией, его никто не любил из-за постоянно растущих требований к объему информации, которую добывали мои люди. Он их конечно здорово доставал, но это была его работа. После того, как донесения были отредактированы и перепечатаны начисто, он передавал их мне." Как правило, каждый вечер Сергею приходилось прочитывать до 60 страниц убористого текста, прежде чем донесения шифровались и уходили в Центр.

В принципе, поскольку руководство всеми операциями резидентуры входило в повседневные обязанности Сергея, он мог бы проводить в кабинете все свое рабочее время. Но он не любил офисную рутину и по вечерам отправлялся на встречи со своими агентами или на поиски возможностей завербовать новых шпионов.

На протяжении своего пребывания в Нью-Йорке, Сергей лично наблюдал за разработкой своими офицерами особо важных агентов и, хотя, курьезные ляпсусы, вроде неуклюжей попытки завербовать профессора Дусей и Киссинджера, имели место, резидентура занималась вполне серьезными делами. Ей удалось завербовать и привлечь к активному сотрудничеству несколько особо важных агентов, деятельность которых была направлена против Соединенных Штатов. Личности этих людей и то, чем они занимались хранились Москвой в строжайшем секрете и стали достоянием общественности только после публикации этой книги.

 

24

Одним из самых важных источников информации СВР в Манхэттене был глубоко законспирированный офицер, личность которого годами тщательно скрывалась Москвой. В Центре его считали настолько ценным агентом, что кто он такой не знали даже другие офицеры резидентуры СВР, включая и самого Сергея. В шифрограммах он обозначался только одной буквой "В", а для работы с ним из Москвы в Нью-Йорк прилетал особый персональный куратор. Как сам "В", так и его куратор подчинялись непосредственно Москве, то есть, никто из сотрудников резидентуры, включая Сергея, не был в курсе, кто такой этот "В" и чем он занимается.

Хотя Сергей и его подчиненные работали под прикрытием, в основном, выдавая себя за дипломатов, офицеры вроде "В" были законспирированы в СВР еще глубже и выполняли сверхсекретные миссии. Заслугу в увеличении количества таких агентов Сергей приписывал Андропову. "При Андропове они стали появляться буквально повсюду, как грибы после дождя." Андропов, руководивший КГБ с 1967 по 1982 год, создал из таких "суперагентов" то, что он называл "вторая линия обороны."

"Советский Союз и Соединенные Штаты постоянно объявляли дипломатов противоположной стороны персонами нон-грата и высылали их из своих стран. Андропов задался вопросом, что будет, если Холодная Война станет "горячей" и всех кагебистов вышлют из страны? Кто же тогда будет нашими глазами и ушами в стане врага? Тогда он решил создать второй эшелон разведки, который был бы засекречен даже внутри самого КГБ. О принадлежности офицеров этого эшелона к Комитету не должны были знать ни их коллеги, ни члены их семей, чтобы американцам практически невозможно было их вычислить. Эти разведчики должны быть активированы только в случае высылки офицеров первого эшелона."

При Андропове многие агенты для этой группы вербовались из числа будущих дипломатов, еще во время их учебы в московских вузах. Их направляли на ускоренные курсы КГБ, вне стен Краснознаменного Института. После чего они возвращались в свой вуз, а после окончания, попадали на работу в МИД.

Сергей относился к этой сверхсекретной публике с неприязнью. Он считал их халявщиками. Еще бы, ведь они получали две зарплаты, одну в МИДе, другую — в КГБ, причем, вне зависимости оттого, занимались ли они развед-деятельностью или нет. Еще больше раздражал тот факт, что в КГБ им автоматически присваивали очередные офицерские звания. Большинство начинали лейтенантами, через два года получали старшего лейтенанта, еще через три года — капитана, а потом, спустя уже четыре года, майора, и через такой же срок — подполковника. В результате, им удавалось дослужиться до полковника всего за семнадцать лет. И все это в то время, как продвижение по службе остальных офицеров КГБ часто шло с задержками или вообще тормозилось.

Точное количество таких суперсекретных агентов оставалось тайной за семью печатями, но доподлинно известно, что в конце 60-х, начале 70-х годов Андропов наводнил своими людьми весь советский МИД. Забавно, что само руководство министерства понятия не имело о том, что их ведомство кишело офицерами КГБ. Настолько серьезными были меры, принятые Андроповым для того, чтобы дипломаты ничего не знали о своих коллегах-шпионах. После развала Советского Союза 11-е Управление СВР продолжало осуществлять андроповскую программу и, по словам Сергея, стало еще более активно внедрять своих сотрудников в МИД России. "Я жаловался, что толку от них никакого, но из Центра мне ответили: "Сергей, один из-них может окупить сотню остальных."

Случай с "В" доказал правоту этих слов.

Хотя Сергею и не положено было знать, кто такой "В", он обнаружил это через несколько недель после начала работы в нью-йоркской резидентуре. По словам Сергея, "В" был не кем иным как Эльдаром Кулиевым, назначенным в сентябре 1994 года постоянным представителем Республики Азербайджан в ООН.

Фактически это означало, что с 1994 по 2001 год полковник СВР Российской Федерации был послом совершенно другой страны в Организации Объединенных Наций. Срок его службы в ООН совпал с довольно сложным периодом в отношениях между США, Россией и Азербайджаном. То, что Кулиев являлся офицером СВР, впервые предано огласке в этой книге.

Кулиев родился в 1939 году в Баку и после окончания в 1963 году Азербайджанского Государственного Университета по специальности "Арабские Языки" влился в ряды советских дипломатов. Сначала он устроился переводчиком в посольство СССР в египетском городе Асуан, но потом стал стремительно продвигаться по службе. В 1976 году его направили в Дипломатическую Академию при МИД СССР, где он и был завербован КГБ. После учебы в Академии он продолжал работать в Египте, а после — в Турции. Кулиев был неплохим дипломатом, но ценность его, как разведчика, проявилась лишь после выхода Азербайджана и других республик из состава СССР.

В 1991 году 11 бывших советских республик создали Содружество Независимых Государств (СНГ), целью которого было "осуществление отделения отбывшей родины цивилизованным путем." Одним из первых документов, который подписали эти республики, было "Соглашение о Коллективной Безопасности", в котором оговаривался деликатный вопрос шпионажа. Стороны обязались не шпионить друг за другом и, что еще более важно, Россия поклялась не использовать с этой целью старые кадры КГБ, оставшиеся в других республиках. Очень важное обещание, учитывая то, что ни одна из этих республик не хотела вмешательства России в их внутренние дела.

Соглашение, запрещающее разведдеятельность, подписали Россия, Азербайджан, Украина, Беларусь, Молдова, Казахстан, Армения, Киргизстан, Таджикистан, Узбекистан, Грузия и Туркменистан.

Когда все эти страны обрели независимость, они обратились к России за помощью в создании национальных дипкорпусов, причем, практически с нуля. Помощь — это, в основном, заключалась в том, что опытные дипломаты из МИДа России, являвшиеся выходцами из бывших советских республик, могли вернуться на малую родину, чтобы работать в национальных дип-представительствах за рубежом.

Тут-то и настал звездный час Кулиева. Гейдар Алиев, тогдашний президент Азербайджана, отозвал Кулиева на родину и назначил его представителем (послом) Азербайджана в ООН. Оба они в свое время работали вместе в Москве, но президент понятия не имел, что его близкий друг был суперсекретным сотрудником СВР. Для Сергея это было вдвойне смешно, так как он был в курсе, что и сам Алиев был марионеткой КГБ, благодаря чему его политическая карьера развивалась так успешно.

Карьера Алиева началась в 1944 году, когда он закончил Академию МГБ в Ленинграде и был направлен работать в азербайджанское управление госбезопасности. Он быстро продвигался по служебной лестнице и уже в 1969 году стал председателем республиканского КГБ. Благодаря тому, что Алиев послушно выполнял все указания своих покровителей из Комитета, Андропов пропихнул его на должность Первого Секретаря Компартии Азербайджана, самого могущественного человека в республике. Когда Андропов стал Генсеком, он перетащил Алиева в Москву у сделал первым заместителем председателя Совета Министров СССР, одним из первых лиц в руководстве страны. Однако после скоропостижной смерти Андропова в 1984 году Алиева быстренько отодвинули в сторону. При Горбачеве, новоявленные реформаторы приводили Алиева как пример всего негативного, что несла в себе советская номенклатура. Во время его правления, Азербайджан стал самой криминализированной из всех республик, в которой царило полное беззаконие. Клан Алиева украл у государства огромные суммы и возвел коррупцию в ранг закона.

Алиев вернулся в Баку и после череды довольно трагических событий стал в 1993 году президентом Азербайджана. Затаив обиду на московских реформаторов, он стал обхаживать Запад, особенно США.

Став послом своей страны в ООН, Кулиев был обязан отказаться от российского гражданства и присягнуть на верность Азербайджану. Естественно, что одновременно он мог и уволиться из СВР. Однако, по словам Сергея, он предпочел продолжать работать на российскую разведку в качестве глубоко законспирированного агента.

СВР быстро приняла меры для обеспечения строгой секретности. Из Москвы прибыл персональный куратор Кулиева, Анатолий Антонов. Единственное, чем он должен был заниматься в Нью-Йорке, была работа с азербайджанцем. Больше того, для пущей конспирации Антонов официально был назначен на должность начальника охраны консульства России, находящегося на 59-й улице. В СВР так поступили не случайно, там знали, что ФБР редко интересуется сотрудниками охраны дипломатических учреждений, так как те редко покидают здание и почти не контактируют с сотрудниками ООН, за которыми охотится российская разведка.

"План был замечательный, но в Центре совершили большую ошибку, выбрав Антонова на роль куратора посла", — рассказывал Сергей. — "Антонов был хроническим алкоголиком с очень низким уровнем профессиональной подготовки. Да и интеллекта у него явно не хватало, чтобы работать с такой личностью как дипломат Кулиев."

Центр проинструктировал Антонова держать имя агента "В" в секрете от всех, включая даже резидента и его зама, Сергея. Но в первый же раз, когда новоиспечённый куратор пришел в "подлодку", чтобы составить депешу с информацией, сообщенной Кулиевым, он столкнулся с препятствием в лице Сергея Шмелева по кличке "Черепаха", который проверял и редактировал все донесения перед их отправкой в Москву. Тот был невысокого мнения об умственных способностях Антонова и, увидев в его отчете конфиденциальные сведения о работе ООН, не поверил своим глазам, обвинив Антонова в фальсификации материалов. Последний, в свою очередь, недолго думая, раскрыл личность агента "В", уточнив, что тот является послом Азербайджана в ООН. Решив, что раз уж он "сдал" Кулиева Шмелеву, то и резидент, и Сергей тоже должны быть в курсе, Антонов поделился этой информацией и с ними. "Прежде чем его остановили, он успел разболтать, кто такой "В" резиденту, мне, начальнику линии ВКР, Шмелеву и своему приятелю, офицеру охраны", — вспоминал Сергей. — "Это уже не лезло ни в какие ворота!"

Прошло несколько недель, прежде чем Кулиев догадался, что его куратор, присланный из Москвы, ни черта не понимает в той информации, которую он ему передает. Когда в очередной раз Антонов переврал факты, сообщенные ему Кулиевым, суперагент решил взять инициативу в свои руки. Он стал составлять донесения сам, передавая их Антонову для последующей отправки в Центр. Естественно, посол не знал, что его горе-куратор все эти рукописные отчеты дает читать Сергею, чтобы тот их редактировал.

"Антонов умолял меня", — рассказывал Сергей, — " 'Слушай, я в этих Ооновских делах ни черта не понимаю и даже не знаю, о чем его спрашивать. Будь другом, набросай список вопросов, а ему передам / "

То, что Россия использовала своего тайного агента в ООН, было грубым нарушением хартии этой организации, а также Договора о Коллективной Безопасности, заключенном между РФ и другими бывшими республиками СССР, включая Азербайджан. Сам же Кулиев совершил акт государственной измены по отношению к своей родине. Тем не менее, Центр без всяких колебаний пустился в эту авантюру. "Если бы о том, кто такой Кулиев на самом деле, стало всем известно, разразился бы международный скандал," — вспоминал Сергей. — "Но в СВР считали, что он надежно законспирирован."

Одной из причин того, что Россия пошла на риск, внедрив Кулиева в ООН, было то, что Ельцина пугало сближение Азербайджанского руководства с администрацией Клинтона. До 1994 года США и их союзники практически не проявляли интерес к Азербайджану из-за политической нестабильности в регионе. Но ситуация изменилась и, когда Азербайджан стал ориентироваться на Запад, Белый Дом быстро пошел ему навстречу.

Дело было в нефти. Азербайджану принадлежит большая часть побережья Каспийского Моря, самого большого в мире бессточного озера, под которым находятся огромные залежи нефти. По разным оценкам, они являются вторыми или третьими по величине на нашей планете. Россия, Иран, Туркменистан и Казахстан также имеют выход к Каспию, но их доступ к залежам нефти значительно хуже, чем у Азербайджана, и ни одна из этих стран никогда там добычу не вела.

Белый Дом рассчитывал получить возможность покупать нефть у Азербайджана, уменьшая зависимость от поставщиков из Персидского Залива. Кроме того, Госдеп хотел воспрепятствовать участию России и Ирана в разработке этих месторождений. Самым простым и дешевым путем доставки нефти и газа для последующей закачки в танкеры в Персидском Заливе было бы строительство трубопровода через Иран, но США именно такой вариант и не устраивал. Кроме того, из-за своего расположения Азербайджан еще имел и военно-стратегическое значение. На его территории действовал мощный российский центр по перехвату спутниковых сигналов. Госдеп надеялся, что, улучшив отношения с президентом Алиевым, США смогут убедить его закрыть этот центр и получить разрешение на строительство своего, прямо под носом у России. В общем, администрация Клинтона была очень заинтересована в дружбе с Азербайджаном. Однако, на сближение нужно было идти очень осторожно. Во-первых, Клинтон не хотел каким-либо образом раздражать Ельцина. Во-вторых, существовало одно деликатное обстоятельство внутри страны. Азербайджан находился в состоянии войны со своим западным соседом, Арменией. Довольно большая армянская община США требовала от Конгресса наказать Азербайджан, но уж никак не улучшать с ним отношения.

Вражда между Арменией и Азербайджаном уходит корнями в начало 20-го века Советский Союз захватил целый кавказский регион и перекроил карты Азербайджана, Армении и Грузии. Сталин использовал стратегию "разделяй и властвуй", чтобы держать их под контролем. Он умышленно сделал так, что мусульмане и христиане жили вперемежку и были заняты междоусобными разборками, но ни в коем случае не вздумали поднять голос против Москвы.

Сталин ввел целый район площадью 1700 кв. миль, называвшийся Карабах, в состав Азербайджана, несмотря на то, что население его состояло преимущественно из армян, которые были христианами. Позже он добавил туда еще одну административную единицу площадью 2120 кв. миль под названием Нахичевань, населенную мусульманами-азербайджанцами. Такая тактика работала успешно до тех пор, пока не начал разваливаться Советский Союз. На волне поднявшегося хаоса начались межэтнические конфликты. Несмотря на то, что азербайджанцы были лучше вооружены, армяне сумели захватить Карабах, который они переименовали в Нагорный Карабах и объявили его независимость от Азербайджана. Правительство Армении прилагало все дипломатические усилия на поддержку новой Нагорно-Карабахской Республики. В свою очередь, Азербайджан, потерявший около двадцати процентов своей территории, отказался признать независимость Карабаха и военные действия продолжались. В результате боев погибло более 30 тысяч человек, а экономикам обеих стран был нанесен значительный ущерб. Враждующие стороны обратились в ООН, которая приняла аж три резолюции, ни одна из которых не остановила войну. В конце концов, под давлением России в 1994 году было заключено перемирие, но судьба республики оставалась висеть в воздухе.

Именно в это время президент Алиев решил обратиться за помощью к администрации Клинтона и в Белом Доме увидели возможность открыть доступ западным нефтяным компаниям к месторождениям Каспийского моря.

В октябре 1995 года Алиев прибыл в Нью-Йорк для участия в праздновании 50-й годовщины создания ООН и для того чтобы провести ряд встреч с членами американского правительства. Президент Азербайджана встретился с Мадлен Олбрайт, представлявшей в то время США в ООН, а в скором времени ставшей Госсекретарем. Тремя днями позже он провел частную беседу и с самим президентом Клинтоном. Буквально через несколько часов после этих встреч Кулиев передавал свои рукописные отчеты куратору (Антонову) для последующей переправки в Центр. Естественно, Алиев понятия не имел, что Сергей внимательно прочитывает его записи до того, как они попадают в Москву.

Шесть месяцев спустя Белый Дом направил заместителя Госсекретаря Талботта и зама Советника по Национальной Безопасности Сэмюэля Бергера в Армению и Азербайджан. И опять, подробные доклады об этих визитах, написанные Кулиевым, переправлялись через нью-йоркскую резидентуру в Центр.

В августе 1997 года Алиев снова посетил ООН, но на этот раз побывал еще и Вашингтоне, где в Госдепе был устроен прием в его честь. Как и раньше, все подробности встречи были сообщены Кулиевым в резидентуру. Вернувшись в Баку, Алиев официально заявил, что США одобряют идею строительства трубопровода, пролегающего через территорию Грузии и Турции, от Каспийского до Средиземного моря, и готовы содействовать Азербайджану в поиске западных инвесторов.

Учитывая обстоятельства, Сергей решил расширить сферу деятельности Кулиева. "Зная, что он пользуется доверием своих прозападно настроенных коллег из ООН, мы смогли использовать его для добычи информации, недоступной российским дипломатам."

Например, когда началась война в Косово, Кулиев передал в резидентуру сведения о плане действий администрации Клинтона в Югославии. Как известно, в конце концов, НАТО начал там бомбежки, что привело Ельцина в ярость. По словам Сергея, посол Кулиев регулярно поставлял разведывательные данные о действиях ООН и НАТО на протяжении всего косовского конфликта. Кроме того, этот шпион-дипломат снабжал Москву информацией о действиях США в Грузии, когда началось противостояние между этой бывшей советской республикой и Россией. Как всегда, Москву интересовала Чечня, и Кулиев добыл для своих московских хозяев подтверждение того, что Азербайджан позволяет раненным чеченским боевикам пересекать границу и даже обеспечивает их лечение в бакинских госпиталях — новость, взбесившая Москву.

В 1999 году США и Азербайджан официально заявили о своем плане построить трубопровод Тбилиси-Баку-Чейхан. Месяц спустя, Кулиев предоставил секретный отчет об имевшей место в Вашингтоне встрече между премьер-министром Азербайджана и представителями Международного Валютного Фонда, Всемирного Банка и Госдепа США.

В 2000-м году, хвастался Сергей, во время визита президента Алиева в США, отчеты о его конфиденциальных переговорах с Клинтоном, Олбрайт и другими высокими чинами американского правительства, ложились на стол московского начальства в течение 48 часов после окончания каждой встречи. В СВР были уверены, что ни сам американский президент, ни госпожа Олбрайт, ни ее заместитель Талботт даже не подозревали, что посол Кулиев был российским супершпионом.

Два месяца спустя, США и Азербайджан официально объявили о начале строительства трубопровода Баку-Тбилиси-Чейхан, второго в мире по протяженности — 1094 мили. Финансирование проекта должно было осуществляться консорциумом западных нефтяных компаний, а сдача в эксплуатацию планировалась на июль 2006 года. Это было серьезной победой администрации Клинтона.

Позже, Сергей так и не смог найти причину, по которой Ельцин не воспользовался конфиденциальной информацией, содержавшейся в более, чем сотне донесений Кулиева, и не попытался сорвать сделку между США и Азербайджаном. "Я не обнаружил никаких признаков сопротивления. Ельцин просто позволил американцам делать то, что они хотели."

Поскольку в СВР стали подозревать, что азербайджанские спецслужбы могут арестовать посла Кулиева и в результате он может быть казнен за государственную измену, Центр разработал для него довольно хитроумный план побега. В случае, если Кулиев почувствует опасность, находясь в Нью-Йорке, СВР прямым рейсом должна была переправить его в Москву, где для него и его семьи уже были куплены две дорогие квартиры, а в банке ждала солидная сумма, бонус к полагавшейся ему военной пенсии.

Уже после своего перехода на Запад, Сергей узнал, что Кулиев таки сбежал в Москву, а на его место в ООН назначен новый постоянный представитель. В то же время, представители правительства Азербайджана отказались комментировать факты, раскрытые в этой книге.

"Я не знаю ни одной иностранной разведки, которая смогла бы похвастаться тем, что ее сотрудник, да еще в звании полковника, был назначен третьей страной своим послом в ООН,"- сказал Сергей. — "Действительно, надо отдать должное прозорливости Андропова и действиям КГБ и СВР."

 

25

Без сомнения, операция с внедрением Кулиева в качестве азербайджанского представителя в ООН была значительным успехом российской разведки. В то же время, Сергей, будучи в Нью-Йорке, принял участие в еще более масштабной махинации Москвы. С его помощью СВР внедрила своего офицера в программу ООН "Нефть В Обмен На Продовольствие", с оборотом около 64 миллиарда долларов, целью которой было предоставление гуманитарной помощи в виде продуктов и лекарств жителям Ирака, находившегося в то время под действием международных санкций. Российский разведчик не выкрал никаких секретных документов или чертежей, он просто сделал так, что полмиллиарда долларов оказались в карманах высокопоставленных чиновников администраций президентов Ельцина и Путина. Естественно, что ни тот ни другой пальцем не пошевелили, чтобы остановить этого вора-шпиона. Совсем наоборот, Путин пожаловал ему одну из высших наград Российской Федерации, причем не за проявленную отвагу, а за участие в одной из крупнейших коррупционных схем в современной истории.

Вышеупомянутая программа ООН берет свое начало со времен неудачного вторжения Ирака на территорию Кувейта в августе 1990 года. После того, как Саддам Хуссейн вынужден был отступить, ООН постановила, что его режим должен быть разоружен. Диктатор отказался выполнить это требование, и тогда ООН запретила всем странам, входящим в состав организации, вести с Ираком торговлю. В результате такого эмбарго страдали рядовые граждане Ирака и ООН предложила Хуссейну сделку. Ему будет разрешено продавать ограниченный объем добываемой нефти, но при условии, что на вырученные деньги будут приобретаться только продовольствие и лекарства для населения, но ни в коем случае не оружие. В ООН заявили, что ее представители будут лично контролировать процесс продажи нефти и доставку гуманитарной помощи.

Сперва Саддам не проявил к предложению никакого интереса, но потом согласился и 14-го апреля 1995 года в ООН была принята резолюция 986, разрешающая деятельность временной программы "Нефть В Обмен На Продовольствие" сроком на б месяцев с возможностью продлевать ее столько раз, сколько это будет необходимо. Сергей и его подчиненные внимательно следили за развитием событий вокруг программы в поисках возможности использовать ее в своих "шпионских" целях.

С самого начала, чиновники из ООН, которые вели переговоры с Хуссейном, совершили целый ряд ошибок. Одной из самых серьезных было то, что буквально в первые же дни Саддам выторговал себе право решать, кому будет можно покупать у него нефть, а кому — нет. В ООН не придали этому значения, потому что решили, что покупателями он выберет крупные нефтяные компании. Однако, впоследствии выяснилось, что Хуссейн не собирался этого делать.

ООН же продолжала с энтузиазмом двигаться вперед. В Манхэттене был открыт офис, в котором располагалось специально созданное "Агентство По Вопросам Иракской Программы". В октябре 1997 года Генсек ООН Кофи Аннан назначил одного из Ооновских старожилов армянина-киприота Венона Севана руководить этим агентством и отчитываться о его работе перед Секретариатом ООН и пятью постоянными членами Совета Безопасности.

Программа должна была работать следующим образом. Иракское правительство разделяло весь объем добытой нефти на условные единицы, своеобразные лоты размером от одного до десяти миллионов баррелей. Получив инструкции от Саддама, иракский министр нефтяной промышленности через свою Государственную Организацию По Сбыту Нефти (БОМО) вел переговоры о заключении контракта с потенциальным покупателем. Если сделка была одобрена тем же Саддамом, БОМО выдавала покупателю ваучеры на определенное количество условных единиц нефти. Далее этот ваучер поступал на рассмотрение специального наблюдательного совета при ООН в Нью-Йорке. Члены совета должны были убедиться, что цена на нефть указана в разумных пределах и условия контракта соответствуют общепринятым нормам. Если все было в порядке, ваучер направлялся на изучение директору программы Севану. После чего, он представлял ваучер Секретариату и Совбезу ООН. Когда все необходимые подписи были наконец-то собраны, потенциальный покупатель получал право получить в Ираке указанное в ваучере количество условных единиц нефти. Однако, деньги за нее к Саддаму не попадали, а переводились на специальный банковский счет подконтрольный ООН. Средства с этого счета могли быть использованы только на закупку гуманитарных грузов, которые потом шли в Ирак и под наблюдением ооновских инспекторов распределялись непосредственно среди рядовых граждан.

Благодаря такому многоступенчатому контролю, воровство и злоупотребления в программе казались невозможными. Но во всей этой системе защиты от воровства и коррупции было два слабых места.

Первым Саддам воспользовался, как только ООН разрешила ему снова продавать нефть на международном рынке. Вместо того, чтобы заключать контракты с ведущими нефтяными компаниями, он стал раздавать ваучеры иракским представительствам зарубежных организаций, журналистам и даже террористическим группам. Делал он это, конечно же, не потому что они достигли особых успехов в переработке нефти, а в виде банальной взятки. Особенно в тех случаях, когда за ваучеры покупалось благосклонное отношение самой ООН.

Махинации работали следующим образом. По правилам программы "Нефть В Обмен На Продовольствие", любое лицо, получившее у Ирака ваучер на нефть, могло перепродать его нефтяной компании и получить разницу в цене заплаченной Ираку (через ООН) и ценой продажи, в виде прибыли. Чтобы такая сделка была выгодной первоначальному получателю ваучера, Саддам продавал иракскую нефть ниже рыночной цены. Разницу в цене нужные ему люди или организации клали себе в карман.

Поначалу ООН контролировала процесс продажи иракской нефти — согласно резолюции 986, Ирак был обязан реализовать добытую нефть по "рыночной цене с колебаниями, установленными в разумных пределах", а группа Ооновских наблюдателей была обязана следить за тем, чтобы Саддам не занимался демпингом. Ему разрешалось продавать нефть на 1–2 цента ниже рыночной цены за баррель. То есть, перепродав миллион баррелей, можно было по-быстрому заработать десять тысяч долларов. Так как это считалось мизерной прибылью для нефтяного бизнеса, Севан, его коллеги из группы наблюдателей, члены Секретариата и Совбеза ООН подмахивали такие контракты не глядя.

Схема, по которой действовал Саддам, делала роль членов наблюдательной группы критически важной, так как именно они должны были следить за тем, чтобы тот не занижал цену на нефть, раздавая тем самым взятки направо и налево. Именно эта группа и была вторым слабым местом в системе защиты Программы от злоупотреблений. Изначально в группе было четыре наблюдателя. Их кандидатуры были отобраны Секретариатом ООН и утверждены Совбезом. Как и почти всё в ООН, выбор четырех чиновников соответствовал влиятельности стран, которые они представляли — США, Франция, Норвегия и Россия.

Как только Олег узнал, что в группе будет представитель России, он тут же предложил Центру прислать на эту должность офицера СВР. Сергей считал, что разведчик, являющийся сотрудником Секретариата ООН, сможет успешнее заниматься вербовкой агентов. Кандидаты на должность наблюдателей от США, Франции и Норвегии имели опыт работы в нефтяном бизнесе и их квалификация не вызывала никаких сомнений. Франция выдвинула кандидатуру Бернара Кюлле, одного из бывших руководителей нефтяного конгломерата Эльф-Акитэн, Америку представлял Морис Лоренц, бывший глава отдела коммерческого тренинга вЭксон-США, а Норвегия прислала Арнстейна Вигестранда, работавшего трейдером в норвежском гиганте Сага Петролеум Компани.

Администрация президента Ельцина назначила куратором программы ООН некоего Александра Крамара, экономиста, ранее никогда не покидавшего пределы России, имя которого в кругах нефтяных бизнесменов было абсолютно неизвестно. В то время он работал в российской страховой компании Ингосстрах, занимаясь оценкой стоимости нефти, транспортируемой от продавца к покупателю. Несмотря на явный недостаток опыта, никто в ООН не стал возражать против такой кандидатуры и, уж тем более, никто не стал интересоваться прошлым господина Крамара.

Естественно, что ни одна душа в ООН понятия не имела, что Крамар работал на СВР и был послан в Нью-Йорк, чтобы внедриться в Секретариат этой организации. Этот факт оставался сокровенной тайной российской разведки до момента выхода этой книги в свет.

Сергею было поручено курировать деятельность Крамара, который в шифровках из Центра упоминался только как "Товарищ Сид". Они были знакомы уже несколько десятков лет. Впервые Сергей встретил Крамара в НИИРПе, где тот работал экономистом. Позже, Крамар работал под началом Сергея в бытность последнего секретарем комсомольской организации Первого Главного Управления. "Я создал Крамара своими руками," — шутил Сергей, — "в тот момент, когда самый первый написал ему рекомендацию в офицеры КГБ." Потом их пути разошлись, хотя иногда они продолжали сталкиваться друг с другом в Центре. Например, в 1994 году Сергей отчитал Крамара за то, что тот не отдал честь, когда старший по званию офицер вошел в комнату. Этим офицером был сам Сергей.

"Он здорово управлялся с числами и был силен в статистике," — рассказывал Сергей. — "Но, как оперативник и, вообще, разведчик, это был полный ноль. Я был сильно разочарован, когда его послали работать в ООН."

По словам Сергея, с вербовкой у Крамара дело совсем не ладилось. "Мне приходилось его постоянно понукать, чтобы он добывал информацию о своих коллегах из ООН, особенно о дипломатах, но толку не было никакого."

Сотрудники Секретариата ООН ранга Крамара не должны были активно общаться с дипломатами из своих стран и посещать их представительства в Нью-Йорке. Поэтому Сергей не мог с ним встречаться ни в консульстве, ни в российской миссии, когда ему заблагорассудится. В то же время, Крамару было разрешено делать покупки в магазине жилого комплекса в Ривердейле. Сергей дал ему ключ и велел приезжать в магазин раз в неделю. Сделав покупки, Крамару нужно было подняться на 18-й этаж, где находились обычные жилые квартиры. Если его там кто-то увидит, подумают, что он идет в гости к знакомым. Для сотрудника Секретариата ООН это было не совсем желательно, но серьезных подозрений бы не вызвало. Если в коридоре кого не было, Крамар должен был быстро добежать до двери на лестницу и подняться на 19-й этаж, где располагалась резидентура СВР, и убедившись, что его никто не видит, открыть выданным ему ключом кабинет, прямо напротив лестницы, сразу запереть за собой дверь, чтобы случайно никто не зашел. Сергей же пользовался другим, внутренним, коридором для того, чтобы попасть в ту же самую комнату. Таким образом, они могли встречаться, оставаясь незамеченными никем из других сотрудников ООН или офицеров СВР, чтобы никто из посторонних не узнал, кто такой Крамар на самом деле. Естественно, что покидая здание комплекса в Ривердейле, Крамар повторял все шаги в обратном порядке. "Он был очень осторожен. Никто так и не догадался, что Крамар сотрудник СВР", — рассказывал Сергей.

Прошло несколько недель и с каждой новой встречей Сергея все больше и больше бесила полная неспособность Крамара добиться хоть каких-то мало-мальски значимых результатов. Сергей решил просить резидента отправить Крамара домой. "У меня не было времени учить его шпионскому ремеслу," — объяснял Сергей, — "а то, что он таскал из ООН, было финансовой информацией о нефтяных контрактах, не представляющей никакого интереса. Я так и сказал резиденту: 'Пользы от Крамара никакой! ' Но мой шеф ответил, что у того какие-то очень серьезные связи в Москве и мне не стоит поднимать шум потому, что там его работой очень довольны."

Такой ответ озадачил Сергея и он решил попристальнее изучить отчеты Крамара, уходящие в Центр. "В них не было никаких разведданных, зато вся информация о ценах определенно представляла интерес для российских нефтяных компаний." Сергей занервничал. "Закон запрещал офицеру СВР использовать служебное положение в корыстных целях. А мне сразу стало ясно, что именно этим Крамар и занимается, помогая олигархам из окружения Ельцина фактически воровать деньги из бюджета иракской программы."

Сергей постарался дистанцироваться от Крамара и назначил начальника линии ЭР (экономическая разведка) его куратором, продолжая при этом внимательно изучать отчеты Ооновского шпиона перед их отправкой в Москву. То, что произошло дальше, превзошло все его ожидания.

В 1997 году уволился наблюдатель от Норвегии, чуть позже, в июле 1998-го, то же самое сделал американец. Следить за тем, чтобы Саддам не занижал отпускную цену на нефть остались только француз Кюлле и Крамар. Позже выяснилось, что, оставшись в группе вдвоем, они тут же начали подписывать контракты, в которых разница между отпускной и рыночной ценой достигала 16 центов за баррель. То есть, получив от Саддама такой ваучер на 10 миллионов баррелей нефти, посредник мог легко заработать 1,6 миллиона долларов США, перепродав нефть одной из крупных нефтяных компаний.

Несмотря на то, что представитель США уже уволился, Сергей сообщил в ООН, что Кюлле и Крамар занижают цены иракской нефти. "Я не видел причин для таких сверхвысоких прибылей из-за абсурдно низких цен." Однако к нему никто не прислушался.

В июле 1999 года Кюлле тоже ушел из группы и за ценами остался наблюдать один Крамар. Лис из СВР стал полным хозяином в ооновском курятнике. Впоследствии следователи из ООН обнаружили, что в период с июля 1999 по август 2000 года Крамар умудрялся снизить цену нефти еще ниже, так, что разница между покупкой и продажей достигала 35 центов за баррель. Иными словами, на одной сделке с ваучером на 10 миллионов баррелей посредник мог "наварить" 3,5 миллиона долларов. Благодаря Крамару Саддам смог раздавать вполне приличные взятки, что он и не замедлил сделать. Если посмотреть на отчеты Программы, видно, что активнее всего Саддам продавал нефть в 1999-м и 2000-м годах, именно во времена единоличного "царствования" Крамара, когда он в одиночку утверждал отпускную цену иракской нефти. Когда Программа была только запущена, Саддам продавал около нефти примерно на $30 млн долларов в год. В то время, когда Крамар один заправлял делами в группе наблюдения, объем продаж составил 234 млн долларов в 1999-м и 399 млн долларов в 2000-м годах.

Когда Штаты наконец-то сообразили, чем занимается Саддам, они попытались нанять новых наблюдателей, но Россия, Франция и Китай заблокировали все попытки замены членов группы на многие месяцы.

Программа "Нефть В Обмен На Продовольствие" была закрыта лишь после того, как американские войска вошли в Ирак и 28 июня 2004 года к власти пришло временное правительство. Первое время, генсек ООН Кофи Аннан хвалил Венона Севана за то, как он умело руководил программой, в рамках которой было реализовано иракской нефти на общую сумму 64,2 миллиарда долларов и 22 миллионам человек было доставлено гуманитарной помощи на сумму 39 миллиардов долларов. Но вскоре всплыла информация о злоупотреблениях, имевших место внутри самой программы, и расследованием ее деятельности занялась специальная комиссия под руководством бывшего председателя Федерального Резервного Банка США Пола Волькера и нескольких подкомиссий американского Конгресса. Бывший премьер-министр Ирака Тарик Азиз и вице-президент Таха Ясин Рамадан во время дачи показаний комиссии признали, что Саддам смог обойти все барьеры благодаря жадности и коррумпированности чиновников из ООН.

Главным стражем должен был быть сам руководитель Программы, Бенон Севан, но оказалось, что он получил от Саддама ваучеров на 13 миллионов баррелей иракской нефти, 6,6 миллионов из которых продал через подставные компании, заработав одним махом 2,4 миллиона долларов. Севан утверждал, что не сделал "ничего плохого", но, как только прокуроры подписали ордер на арест руководителей небольшой техасской нефтяной компании, связанной с иракскими махинациями, он тут же покинул США.

Следующим "стражем" на пути коррупции должен был быть сам Генсек ООН Аннан. Следователи не нашли доказательств того, что он получал нефтяные ваучеры от Саддама, но обнаружили, что сын Аннана, Коджи, получил 485 тысяч долларов в качестве оплаты за "консалтинговые услуги" в результате операций с продажей иракской нефти. Кроме того, следствие ООН обвинило Аннана в нарушении профессиональной этики в случае, когда его сын был вовлечен в деятельность программы ООН, а также в том, что он и его ближайшие советники злоупотребляли иракскими деньгами и уничтожили ряд связанных с этим документов, чтобы препятствовать проведению расследования в ООН.

Еще одним антикоррупционным барьером должен был стать Секретариат ООН. Как известно, Россия, Франция и Китай одобрили все Саддамовские контракты на продажу нефти, одновременно, заблокировав попытки США и Великобритании остановить поток взяток от иракского диктатора.

Такое поведение этих стран легко объяснить, лишь взглянув на отчетность самой Программы. Все высокопоставленные чиновники из этих стран получали "откаты" от Саддама в виде все тех же нефтяных ваучеров. Не удивительно, что больше всего их получила Россия в тот период, когда Крамар искусственно занижал отпускную цену. Из отчетности Программы следует, что около 30 % нефти, проданной с большим дисконтом, ушло к российским политикам и организациям. Первый из девяти сверхприбыльных ваучеров Саддам продал 10 июня 1999 года группе под названием Совет при Президенте России, которая тут же перепродала эти 5 миллионов баррелей нефти с прибылью 16 центов на барреле, заработав при этом 800 тысяч долларов, практически на ровном месте. В то время в этот Совет входили близкие советники и друзья президента Ельцина. Саддам "одаривал" такими контрактами не только россиян. Согласно материалам следствия, такие, мягко говоря, выгодные контракты/ваучеры получили Жан-Бернар Мериме, бывший постоянный представитель Франции при ООН и бывший председатель Совбеза, а также Шарль Паскуа, бывший министр внутренних дел Франции. И, хотя оба отрицают какие-либо действия вне рамок закона, из ооновских документов следует, что с ведома Саддама, Мериме получил контракт на 11 миллионов баррелей (чистая прибыль 1,76 млн долларов), а Паскуа — на 12 миллионов баррелей (чистая прибыль 1,9 млн долларов).

Как только Крамар получил единоличный контроль над формированием цен, Саддам буквально засыпал русских сотнями ваучеров, включая пакет контрактов общим объемом 85 миллионов баррелей на имя Александра Волошина и Сергея Исакова, ближайших советников президента, входящих в упомянутый выше Совет. Иракские контракты дали им возможность заработать довольно быстро огромную сумму размером 29,7 миллионов долларов, не прилагая особых усилий. Волошин был одним из самых влиятельных серых кардиналов Кремля. При Ельцине он был главой администрации президента, а позже руководил первой предвыборной кампанией Путина и помогал ему создавать партию Единая Россия. Когда Путин стал президентом, он назначил Волошина главой своей администрации, кем-то и оставался до тех пор, пока не влип в другой нефтяной скандал, связанный с ЮКОСом, второй по величине нефтяной компанией России. Тогда уже ему пришлось уйти в отставку. Его же приятель Исаков, продолжал мотаться между Москвой и Багдадом с чемоданами наличных денег, которые Саддам потребовал у Москвы в качестве "отката" за свои чудесные контракты.

Во время дачи показаний бывший вице-премьер Ирака Тарик Азиз рассказал, что Саддам лично распорядился продавать России нефтяные ваучеры, так как позиция этой страны ООН совпадала с интересами Ирака. Например, однажды он велел выделить российскому Совету при Президенте дополнительные ваучеры, так как Россия грозила наложить вето на резолюцию Совбеза, ограничивавшую незаконную торговлю Ирака с соседними странами. Угроза России была так серьезна, что эту резолюцию даже не стали рассматривать. По словам Азиза, Саддам считал, что может свободно манипулировать Совбезом, подкупая Кремль и Францию своей нефтью. Позже, он еще больше увеличил размер взяток, которые предназначались России, в обмен на то, что Кремль постоянно противился усилиям США убедить ООН в необходимости введения в Ирак войск коалиции.

В некоторых случаях, как обнаружило следствие, чтобы скрыть настоящих получателей Саддамовских взяток использовались подставные лица. В частности, это касалось и Москвы, где во время президентства Ельцина и Путина ряд неуказанных чиновников из "администрации президента" получили нефтяных ваучеров общим объемом 84 миллиона баррелей, гарантирующим моментальную прибыль размером 30 миллионов долларов. Дошли ли эти деньги до Ельцина и Путина было невозможно определить, так как Россия напрочь отказалась сотрудничать с ООН в проведении аудита. Но это 30 миллионов — еще не все. Документы, обнаруженные в Багдаде, подтверждают, что МИД России получил ваучеров на 55 миллионов баррелей через подставное лицо, коим предположительно являлся сын бывшего российского посла в Ираке, получивший за свои услуги отдельный ваучер на 13,5 миллионов баррелей. Нефтяные ваучеры получали и российские политики, в том числе и Владимир Жириновский, бывший кандидат в президенты, сторонник ультранационалистических взглядов. Только он один заработал на иракской нефти 8,7 миллиона долларов. Два члена Госдумы, Николай Рыжков и некто, указанный в иракских документах как Гоцарев, получили по б миллионов баррелей. Спикер Госдумы, бывший глава компартии, председатель Российского Комитета Солидарности с Ираком, глава Российского Торгового Союза, бывший помощник Ельцина — все они были одарены Саддамовскими ваучерами. Хусейн даже пожаловал такие ваучеры русской православной церкви.

В общей сложности, Саддам раздал ваучеры сорока шести российским физическим и юридическим лицам. Эти бумаги давали право на выгодную куплю продажу нефти общим объемом 1366 миллиардов баррелей. Благодаря махинациям Крамара с отпускной ценой, держатели этих ваучеров получали возможность легко и быстро зарабатывать от 16 до 35 центов на барреле, положив в карман огромную сумму в 476 миллионов долларов.

Багдадская газета "Аль-Мада" писала впоследствии, что ваучеры Саддам получили 476 человек и организаций по всему миру, превратив программу ООН "Нефть В Обмен На продовольствие" в самую крупную аферу в истории человечества, побившую все рекорды по количеству денег, выброшенных на ветер. Политики почти всех, кроме США, стран-членов ООН получили различные суммы денег по схеме, придуманной Саддамом. Многие из них были дипломатами, работавшими в ООН. Ваучеры от иракского диктатора получили политики из следующих стран: Алжир, Австрия, Бахрейн, Бангладеш, Беларусь, Бразилия, Британия, Болгария, Канада, Чад, Китай, Кипр, Египет, Франция, Венгрия, Индия, Индонезия, Ирландия, Италия, Иордания, Кения, Ливан, Ливия, Малайзия, Марокко, Мьянма, Нидерланды, Нигерия, Оман, Пакистан, Палестина, Панама, Филиппины, Катар, Румыния, Саудовская Аравия, Словакия, Южная Африка, Испания, Судан, Швейцария, Сирия, Таиланд, Тунис, Турция, Украина, ОАЕ, Вьетнам и Югославия.

В газетах назывались имена двух граждан США, также получивших нефтяные ваучеры, оба они были американцами арабского происхождения.

Когда Хусейн осознал, какие мега-прибыли получают покупатели его ваучеров благодаря действиям Крамара, он потребовал "откат" с каждой сделки. Из отчетности Программы следует, что в период с сентября 2000 года по март 2003-го, Саддам заработал на этих "откатах" 228,6 млн долларов. Естественно, иракское правительство постаралось спрятать концы в воду, но следствие все же установило, что, по крайней мере, 61 миллион из этой суммы поступил из России. Большая часть этих денег доставлялась наличными в посольство Ирака в Москве, запущенное трехэтажное здание с облупившейся краской, в нескольких кварталах ор российского МИДа. Несколько раз в неделю к посольству подъезжал здоровый джип, из которого выходили накачанные молодые люди с брезентовыми сумками, набитыми пачками стодолларовых купюр. Сумки заносили в посольство, где их прятали в сейфы до последующей отправки диппочтой в Багдад.

Будучи сотрудником ООН, Крамар получал зарплату 12 тыс. Долларов в месяц. "О его жадности ходили легенды. Лично мне было известно, что он вообще не платил налоги," — рассказывал Сергей. — "Американцам он заявлял, что платит их в России, а в Росси говорил, что налоги вычитают американцы." Так как Крамар был на самом деле офицером СВР, Сергей оплачивал аренду его квартиры, счета за коммунальные услуги и международные телефонные разговоры с Москвой, все расходы, связанные с машиной, включая бензин, а также дорогостоящие ланчи, во время которых он встречался с потенциальными источниками информации. "Даже когда его жена покупала средство для мытья окон или туалетное мыло, он приносил мне чеки и требовал компенсировать эти расходы," — говорил Сергей.

Кроме того, Крамар еще получал офицерскую зарплату в СВР. "Он не платил абсолютно ни за что из своего кармана, но в то же время становился маниакально жаден, когда речь шла о деньгах. Я все время подшучивал над ним из-за его плаща, который он носил по очереди со своим сыном. Сыну плащ был велик, а самому Крамару мал, но покупать себе новый плащ, он отказывался. Однажды, когда мы собирали деньги для бывших офицеров КГБ, вышедших на пенсию, нищенствовавших в Москве, не имея денег, чтобы купить продукты и лекарства, он мне сказал, — 'Сергей, я трачу все до последнего цента и ничем помочь не могу. 'Это был паталогический жлоб!"

Когда Сергей впервые понял, чем занимается Крамар, он ожидал, что Центр тому объявит выговор. Однако, из Москвы пришла шифровка, в которой было сказано, что Крамар награжден Орденом Почета Российской Федерации, высшей наградой для гражданских лиц за выдающиеся заслуги в областях экономики, культуры и искусства. Телеграмма была подписана генералом Трубниковым. Там говорилось, что указ о награждении был принят российским парламентом и утвержден лично президентом Путиным. Далее Центр приказывал нью-йоркскому резиденту вместе с Сергеем и главой линии ЭР (экономическая разведка) организовать тайную встречу с Карамаром, где сообщить ему о награде и обмыть ее. И еще было написано, что виновнику торжества присвоено очередное звание полковника СВР.

"Мне все это было противно. Мои офицеры, занимавшиеся вербовкой агентов и добывавшие важнейшую информацию для нашего руководства, каждый день рисковали своей головой. А тут этот Крамар, которому все само шло в руки, волею судьбы оказавшемуся единственным, кто устанавливает цену на иракскую нефть. Он просто зарабатывал тонны денег для московских проходимцев, но что он сделал для России? Ничего!"

Сергея стала преследовать мысль о том, что в Москве больше ценят и уважают воров, таскающих каштаны из огня для высших чинов и олигархов, чем трудяг-оперативников из СВР.

В ноябре 2005 года газета Нью-Йорк Пост сообщила, что Крамар убежал из Нью-Йорка, предварительно сняв со своего банковского счета более одного миллиона долларов, опередив буквально на один шаг федеральных следователей. Позже, Крамар объявился в Москве в качестве сотрудника Зарубежнефти, российской нефтегазовой компании, тесно сотрудничавшей с Ираком во времена правления Саддама Хусейна. Газете не было известно, что Крамар был глубоко законспирированным российским разведчиком. Наверно поэтому, Нью-Йорк Пост недоумевала, каким образом он смог накопить более миллиона долларов на личном счету, живя в Нью-Йорке и зарабатывая в ООН 144 тысяч долларов в год. Когда журналист, писавший статью позвонил в Москву, чтобы спросить об этом самого Крамара, тот с ухмылкой ответил: "Извините, а почему я должен перед вами отчитываться?"

Сергей объяснил свое решение рассказать кем был Крамар на самом деле, желанием предоставить неоспоримые улики того, что российская разведка непосредственно принимала участие в воровстве ооновских денег при прямом покровительстве президентов Ельцина и Путина. "Все это не имело никакого отношения к задачам разведки, а сводилось лишь к тому, что Ельцин и Путин стремились прикарманить буквально каждый доллар, если появлялась возможность. Это был позор для России."

 

26

Как-то раз Сергей не без гордости заявил, что при нем работа нью-йоркской резидентуры была чуть ли не самой продуктивной за все годы его службы в СВР. Например, под его руководством были успешно завербованы два дипломата из ООН. Причем, это были не внедренные в рамках андроповской программы "второго слоя защиты" агенты вроде Эльдара Кулиева. Это были настоящие дипломаты, которых завербовал офицер СВР по имени Андрей Лагуновский.

В середине 90-х в ООН было принято решение создать "Оперативный Центр", в котором страны-члены Совета Безопасности смогли бы обмениваться информацией о различных террористических группировках. "В Секретариате нашему послу сообщили, что Россия должна направить своего представителя на руководящую должность в этом Центре," — рассказывал Сергей. — "Кандидатом должен был быть отставной офицер разведслужб в чине не старше подполковника. Работа его должна была состоять в том, чтобы быть официальным контактом России для стран, предоставлявших информацию о террористах, которую он потом, уже от имени своей страны, распространял бы в ООН. Я тут же увидел во всем этом возможность внедриться в Секретариат."

Сергей связался с Центром и там сделали так, чтобы Лагуновский оказался кандидатурой, предложенной Россией. "Конечно же, мы нарушали требования ООН ибо Лагуновский на тот момент состоял на службе в СВР, да еще и в звании полковника. Но кого все эти ооновские правила волновали? Нашим приоритетом всегда было не обеспечение безопасности других стран, а интересы России."

Из уважения к членам ООН ее Секретариат не проверял сведения о кандидатах на работу в новом Центре, предоставленные самими странами. Лагунов-ского тут же взяли на работу, и он немедленно занялся вербовкой шпионов.

По словам Сергея, первым дипломатом, завербованным Лагуновским, стал Рашид Алимов, постоянный представитель Таджикистана в ООН. В Центре ему присвоили оперативный псевдоним "Эмир". Он был назначен послом в ООН в 1993 году, после того как Эмомали Шарифович Рахмонов пришел в Таджикистане к власти в результате гражданской войны между мусульманами и немусульма-нами, вспыхнувшей сразу после распада СССР. Правительство Рахмонова было промусульманским, и новый президент стал потихоньку превращать страну в консервативное исламское государство. Такой оборот дела не устраивал Россию, которая опасалась роста радикальных исламских образований на своих границах.

Сергей считал, что Алимов стал ценным агентом в первую очередь потому, что имел доступ к информации из двух совершенно разных источников. В ООН Алимов был избран вице-президентом Генеральной Ассамблеи, престижная должность, которая давала ему возможность постоянно общаться с руководством Секретариата и членами Совета Безопасности ООН. Это, в свою очередь, предполагало доступ к информации о намерениях США и НАТО. С другой стороны, будучи представителем Таджикистана, страны промусульманской ориентации, Алимов имел сведения о переговорах своих соотечественников с талибанами и другими исламскими экстремистами.

Россия не одна была обеспокоена быстрым ростом исламского фундаментализма. В 1996 году движение Талибан захватило власть в Афганистане и Осама бин-Ладен перевел туда из Судана свою организацию Аль-Кайда. Годом позже, в результате боевых столкновений между афганскими боевиками из различных группировок, в городе Мазар-и-Шариф произошел крупный международный инцидент, когда там были казнены талибами все сотрудники иранского консульства. В ответ Иран объявил в армии тотальную мобилизацию. В добавок, президент Клинтон приказал ВМС нанести удары крылатыми ракетами по четырем местам предполагаемого расположения талибанских тренировочных баз, одной из которых руководил бин-Ладен.

Во время этих событий Центр требовал от Сергея и Лагуновского информации, полученной от Алимова. С одной стороны, руководство хотело знать, о чем ведут переговоры США со своими западноевропейскими партнерами и собираются ли они атаковать Талибан, с другой — руководство надеялось узнать от посла Алимова как в Талибане реагируют на происходящее, информацию, полученную из Афганистана через происламские источники в Таджикистане.

Для Лагуновского не представляло труда встречаться с Алимовым, не привлекая постороннего внимания, так как таджикский дипломат занимал одну из квартир, расположенных в здании российской миссии при ООН — пережитки времен Советского Союза.

Еще в Канаде Сергей понял, что дипломаты намного легче сдадут третью страну, например, США, чем свою собственную. Алимов был тому подтверждением. Он не хотел причинить своими действиями вреда Таджикистану, но с удовольствием сливал Лагуновскому информацию о США, НАТО, ООН и различных мусульманских странах, включая Афганистан.

Сергей считал, что Алимов согласился шпионить в пользу Росси отчасти из-за того, что собирался туда переехать, выйдя на пенсию. "Он был слишком подвержен влиянию западной цивилизации и не хотел возвращаться в мусульманскую страну, находившейся под влиянием идеологии Талибана. Его жена, врач по профессии, тоже была слишком эмансипирована, чтобы чувствовать себя комфортно в такой среде," — пояснил Сергей.

В СВР Алимову сказали, что ему гарантирована должность преподавателя в МГИМО, как только он этого захочет. Кроме того, ему тут же выдали ордер на квартиру в Москве, а жену его устроили на работу врачом в жилом комплексе в Ривердейле, чтобы дать возможность дополнительного заработка.

Вторым послом в ООН, завербованным Лагуновским, по словам Сергея, был Алишер Вохидов, постоянный представитель Узбекистана. Поначалу, он отказался сотрудничать, но у Лагуновского было чем его шантажировать. В 1970 году перспективный студент из Узбекистана, Алишер Вохидов, был направлен в Москву, в Академию Экономических Наук СССР, оттуда, довольно быстро, он перебрался на работу в Министерство Внешней Торговли, а потом и в МИД СССР. А все потому, что его подталкивал КГБ, куда он, в свою очередь, исправно стучал на своих коллег. После распада Советского Союза Вохидов вернулся на родину, где участвовал в создании узбекского МИДа. В 1994 году он уже был направлен в Нью-Йорк временным поверенным в делах Узбекистана, а вскоре стал послом своей страны в ООН. Он думал, что с чекистами его уже ничего не связывает, но он ошибался. "Если уже начал сотрудничать с органами, то избавиться от этого факта своей биографии было очень сложно," — говорил Сергей. В СВР стали просто угрожать Вохидову, что сообщат о стукаческом прошлом его коллегам, если он откажется помогать русским.

Центру нужна была информация о том, как развиваются отношения между Узбекистаном и США. Став независимым государством, Узбекистан занял по отношению к исламским революционерам совершенно другую позицию, чем соседний Таджикистан. Президент Ислам Каримов арестовал мусульман-радикалов, осудил действия Талибана и Осамы Бин-Ладена и обратился к США и западноевропейским странам за экономической помощью и политической поддержкой. Учитывая то, что Узбекистан граничит с Афганистаном, США рассматривали как удобную площадку для проведения будущих операций против Талибана.

Москва же, в свою очередь, полагалась на информацию, полученную от Вохидова, чтобы следить за тем, как США заигрывают с узбеками, а также, чтобы быть в курсе военных и дипломатических усилий Америки по нейтрализации движения Талибан в конце 90-х годов.

После того, как срок командировки Лагуновского закончился, на его место прислали другого полковника СВР, который продолжал курировать Алимова и Вохидова. На момент выхода этой книги Алимов являлся послом Таджикистана в Китае, а Вохидов по-прежнему работал послом Узбекистана в ООН.

По словам Сергея, Алимову и Вохидову была присвоена категория "особый неофициальный контакт". "Мы знали, что, если всплывут их имена, разразится международный скандал. Причем не только из-за того, что мы нарушили правила ООН и внедрили в Секретариат Лагуновского, но потому что Россия официально обязалась не шпионить ни за таджиками, ни за узбеками. А тут, бац, сразу оба их посла работают на нас."

 

27

"Для нас ООН была словно магазин игрушек для ребенка. Если мой сотрудник не мог там никого там завербовать, зачем он мне был вообще нужен?" — задавал Сергей риторический вопрос. — "Эта контора кишмя кишела шпионами и всяким продажным сбродом."

Подчиненные Сергея, набравшись наглости, встречались с завербованными агентами прямо в главном корпусе комплекса ООН. Например, за чашечкой кофе в кафе "Вена", в подвале здания, или во время ланча в Северном Салоне Делегатов, по соседству с Залом Генеральной Ассамблеи. "Это были места, в которых дипломаты из разных стран общались в неформальной обстановке и встреча моего куратора — "дипломата" со своим подопечным из числа сотрудников ООН не вызвала бы никаких подозрений."

Тем не менее, одно из правил СВР было нарушено. Дело в том, что офицеру разведки было запрещено встречаться со своим агентом или доверенным контактом в одном и том же ресторане чаще, чем раз в полгода. "Мы были вынуждены игнорировать это требование, потому, что у нас было так много информаторов среди ооновских дипломатов, что, даже в Манхэттене, с его тысячами ресторанов, было просто невозможно его выполнять."

В СВР разведчиков учили играть на антиамериканских чувствах и настроениях. "В ООН к Штатам относились как к эдакому верзиле-хулигану, который может навалять любому, кто встанет на его пути. Даже среди союзников США иногда бытовала глубокая неприязнь к этой стране. Вот мы и охотились на дипломатов, которые недолюбливали Америку, хотя и представляли страны, бывшие ее союзниками. И таких людей было намного больше, чем американцы могли бы подумать."

Одной из таких стран, судя по наблюдениям подчиненных Сергея, была Турция. По словам Сергея, между 1995 и 2000 годами аж три турецких дипломата работали на СВР. Один из них, получивший оперативный псевдоним "Козак", был советником в турецкой миссии при ООН.

"Турция — это полуевропейская, полуазиатская страна, которая никогда не была довольна своими западными союзниками. На государственном уровне она

— друг Соединенных Штатов и член НАТО, но на бытовом — многие турки настроены явно антиамерикански и считают, что американцы их недостаточно ценят. В то же время, на турецких курортах отдыхает много русских и, к тому же, Россия

— сосед Турции, благодаря чему турки относятся к ним более дружелюбно."

"Козак" снабжал нью-йоркскую резидентуру СВР текстами секретной переписки между США и своими партнерами по НАТО и копиями отчетов турецкой разведки MIT. Так как Турция граничит с двумя европейскими странами и четырьмя азиатскими, эти отчеты были ценны вдвойне. "У большинства американцев Турция никак ассоциируется с активной шпионской деятельностью, однако, благодаря своему расположению на одном из мировых перекрестков и членству в НАТО, она стала очень плодородной почвой для деятельности охотников за секретной информацией."

Некоторые из телеграмм, которые "Козак" передавал российской разведке имели классификацию ЕВРОКОР, ЕВРОпейская корреспонденция. Это были бюллетени, распространяемые НАТО среди своих членов, чтобы держать их в курсе событий. "Конечно, военные планы этой организации в них не раскрывались, но с другой стороны, эти документы предназначались только для стран-союзников США и не предназначались для прочтения в России, Китае или на Кубе. В Центре же их изучали и успешно использовали в своих целях. Например, понять реальную позицию США и ЕС по отношении к Югославии во время Ооновских бомбежек Сербии." (Авиация НАТО бомбила Сербию 79 дней, в марте-июне 1999 года, чтобы заставить президента Милошевича прекратить войну против албанцев в Косово. Милошевич был вынужден вывести войска и в Косово вошли силы НАТО. Москва очень нервничала по поводу того, что НАТО оккупировало часть страны бывшего социалистического блока. Материалы с пометкой ЕВРКОР помогли русским разобраться в истинных намерениях США и НАТО.)

В СВР "Козака" считали настолько ценным агентом, что его куратору Сергею Федерякову, позывной "Товарищ Аллен" было велено встречаться со своим подопечным каждую неделю на протяжении всего 3-летнего сотрудничества турка с российской разведкой. Федеряков, официально работавший вторым секретарем российской миссии, был одним из самых продуктивных подчиненных Сергея. Кроме того, что он курировал "Козака", Федеряков еще завербовал иранского дипломата, которому был присвоен оперативный псевдоним "Монах".

"Монах" поставлял нам совсекретные документы, содержавшие информацию о переговорах Ирана со своими исламскими соседями, в основном, по поводу США и Израиля. Для Центра эта информация была оказалась крайне важной и полезной, так как помогала следить за развитием организаций, связанных с идеями исламского радикализма."

Сергей рекомендовал Федерякова на повышение и, когда срок его манхэттенской командировки закончился, офицера перевели в Лондон заместителем тамошнего резидента СВР.

Сергей всегда настаивал на том, чтобы его сотрудники всегда поощряли своих агентов материально. Такие вещи, как ланчи и ужины в дорогих манхэттенских ресторанах и скромные подарки вроде ручек Монблан, были обычным делом. Но если источник поставлял секретную информацию, подарки были подороже.

"Мы передали "Монаху" и "Козаку" довольно много золотых ювелирных изделий и все же я был поражен тому, как дешево можно было купить шпионские услуги дипломатов из ООН," — вспоминал Сергей. — "Мы покупали золотые украшения в недорогих полуоптовых магазинах сети Уоллмарт, но они выхватывали их из рук, будто это были какие-то невероятные драгоценности. Все это было довольно странно, учитывая то, что будучи уличенными в шпионаже против своих стран, они могли быть казнены из-за каких-то золотых безделушек стоимостью в несколько сотен долларов."

Золото шло в ход не всегда. Для одного шведского дипломата, шпионившего для СВР, Сергей достал редкую книгу по истории России, изданную в 19-м веке. Обложка ее была сделана из кованого железа, а сама книга весила около пяти килограмм. Этого дипломата завербовал подполковник Вадим Лобин, он же "Товарищ Лоренс", один из подчиненных Сергея. Шведу присвоили позывной "Сильвестр". "Это был пожилой рафинированный интеллигент и большой интеллектуал, который познакомился с Лобиным на одном из приемов в ООН и вскоре они стали друзьями. Медленно, но верно мы подвели его к мысли о том, что он должен снабжать нас секретной информацией. Тот был настолько воспитан и мягок, что не смог нам отказать."

"Сильвестр" поставлял нам материалы о балканских странах, Болгарии, Румынии, Албании, Косово, Черногории, Хорватии, Сербии, Боснии и Македонии. Как всегда, Центр прежде всего интересовали взаимоотношения этих стран с США и НАТО. Кроме того, в то время некоторые из них пытались вступить в ЕС и Москва с помощью, получаемой от "Сильвестра" информации следила за их усилиями в этом направлении.

"Швед работал дипломатом уже много лет, и я послал в Центр запрос на тот случай, если в архивах найдется на него что-нибудь интересное. Сам я о нем ничего не знал, кроме того, что он в свое время работал в Советском Союзе. В Москве, идя мне навстречу, копнули поглубже и вытащили на белый свет документальные доказательства того, что во время пребывания в России, он состоял в браке с гомосексуалистом. Этот факт делал "Сильвестра" еще более уязвимым."

Хотя Сергей и предпочитал не шантажировать людей на сексуальной почве, это был все же еще один из рычагов давления на личность. "Если бы я мог, я дал бы "Козаку", "Монаху" и "Сильвестру" по миллиону долларов. Я всегда старался использовать материальный фактор в первую очередь. Например, чем больше я вознаграждал "Козака", тем больше росли его аппетиты и тем больше я мог от него требовать."

Еще одним мастером вербовки в манхэттенской резидентуре был подполковник Владимир Земляков, "Товарищ Нельсон". В его сети попался немецкий дипломат, получивший псевдоним "Советник". Тот буквально ненавидел Америку. " 'Советник' был именно тем, кого мы искали — дипломатом страны-союзника США, готовым предать интересы американцев."

Хотя "Советник" добросовестно и бесперебойно снабжал Землякова секретными документами политического и военного характера у Сергея в отношении немца появились подозрения. Дело в том, что тот никогда не просил взамен денег, а вся информация, которую он передавал своему куратору из СВР, не представляла для Германии никакой угрозы. В конце концов, Сергей решил, что "Советник", вероятнее всего был сотрудником BND (немецкая разведслужба), выдававшего себя за дипломата ООН.

"Впрочем," — говорил Сергей, — "то, что "Советник" возможно был офицером немецкой разведки совсем не значило, что он не может сливать нам секретную информацию об американцах. То есть не исключало того, что он шпионил на нас. Такое в ООН бывает довольно часто. Вы пытаетесь кого-то завербовать и обнаруживаете, что этот человек пытается завербовать вас. Как это ни смешно звучит, но во многих случаях обе стороны находят компромисс и умудряются обмениваться информацией на взаимовыгодных условиях."

Польский чиновник, работавший под псевдонимом "Профессор" — еще один пример того, насколько все может быть запутанно в шпионском болоте ООН, где Сергею пришлось обитать. "Для нас Польша представляла большой интерес из-за своего прошлого, в котором она тесно сотрудничала с СССР." С 1940 по 1990 год Польша была коммунистической страной до тех пор, партия Солидарность во главе с Лехом Валенсой буквально не вырвала ее из лап Кремля. Тем не менее, поляки полностью не избавились от коммунистов в своем правительстве. Так, Александр Квасьневский, бывший в свое время одним руководителей компартии, победил Валенсу на выборах и в 1995 году стал президентом Польши.

"У Польши всегда было раздвоение личности,"- рассказывал Сергей. — "В то время как она, будучи членом ЕС, стремится стать полноценной западноевропейской страной и старается изо всех сил наладить хорошие отношения с США, ее социалистические корни по-прежнему полностью еще не выкорчеваны."

Период карьерного взлета "Профессора" пришелся на времена коммунистической Польши, и он до сих пор сохранил свою лояльность Росси, как наследнице СССР. По крайней мере, так считал Сергей. "Профессор" оказался настолько ценным агентом, что начальник Сергея захотел познакомиться с ним лично. "На одном из дипломатических приемов, как только подвернулся удобный случай, я подвел резидента к "Профессору", они познакомились и обменялись любезностями. Поляк произвёл на нас обоих очень хорошее впечатление."

Когда нью-йоркская командировка "Профессора" закончилась, он вернулся в Варшаву. Так как бывший шпион был уже в почтенном возрасте, Сергей не сомневался, что тот выйдет на пенсию и будет воспитывать внуков. Однако, через год после его отъезда из Москвы пришла интересная новость. Москва в рамках партнёрского сотрудничества договорилась с Варшавой обменяться именами старших офицеров своих разведок. И тут оказалось, что "Профессор" был не кто иной как заместитель главы информационной службы польской службы госбезопасности. "Я искренне считал его настоящим дипломатом, но тот факт, что "Профессор" оказался разведчиком никак не умалял ценности информации, которой он нас снабжал. Насколько я знаю, он нас никогда не обманывал. Как я понимаю, сделав карьеру при коммунистах и перейдя потом на службу к новой власти, он в то же время хотел помогать и нам тоже. Мир полон парадоксов. С одной стороны, если бы это нужно было во благо Польши, он, не задумываясь, стал бы работать против России. С другой — он передавал России информацию, работая против США и ряда европейских стран, при этом не причиняя вреда Польше. Вот такая у нас, разведчиков, жизнь. Приходится работать с людьми с совершенно разными мотивами, по которым они стали шпионить на другую страну, в том числе и со своими коллегами из разведок иностранных держав, вдруг решившими тебе помочь по какой-то причине."

По словам Сергея, "Козак", "Монах", "Сильвестр", "Советник" и "Профессор" были далеко не единственными агентами, завербованными резидентурой СВР во время его работы Нью-Йорке. В его списке были, например, и два греческих дипломата, работавших в ООН с 1995 по 1999 год. Они снабжали русских информацией класса ЕВРОКОР.

Однажды из Москвы сообщили, что из Хельсинки в Нью-Йорк, на должность Генконсула Финляндии, переводят давнего информатора КГБ/СВР. Естественно, на агента, который будет занимать такую высокую должность, Сергей возлагал большие надежды. Звали финна Юкка Лейно. Это был профессиональный дипломат, хорошо известный и довольно популярный у себя на родине, числившийся в архивах российской разведки как агент "Феникс". Когда Сергей увидел этот оперативный псевдоним в досье, присланном из Москвы, он сразу понял, что уже его где-то встречал.

В 1994 году, когда Сергей работал в Центре, ему дали на проверку дело одного из завербованных СВР иностранцев. В то время в Службе пытались навести порядок с агентурой и разобраться, кто после распада СССР продолжает получать деньги, но пользы никакой уже не приносит. Так получилось, что к Сергею на проверку попало досье "Феникса". Согласно документам, последний был завербован в конце 1970-х, во времена президентства Урхо Кекконена, который правил довольно долго, аж с 1959 по 1981 год. Все это время он старался поддерживать хорошие отношения с Советским Союзом, имевшим с Финляндией относительно протяженную сухопутную границу. В 1979 году Кекконена даже наградили Ленинской Премией Мира, коммунистическим аналогом нобелевской премии. Пользуясь дружелюбием Кекконена, КГБ навербовал целый отряд чиновников в администрации финского президента.

В Финляндии в то время было довольно мощное движение социалистических сил и, даже, существовала организация, подобная советскому Комсомолу. "'Феникс' был членом финского 'Комсомола' ", — рассказывал Сергей, — "и социалисты, не без содействия сотрудников КГБ работавших в Финляндии, продвигали его по дипломатической стезе как могли. Из документов досье СВР было видно, что повышения по службе следовали одно за другим."

В досье он характеризовался как "охотно сотрудничающий" с советской разведкой. Например, не пропустил ни одной встречи с куратором. "Однако, когда я читал его досье, я понял, что там чего-то не хватает. А дело было в том, что финн получал от КГБ все, что хотел — деньги и помощь в карьерном росте, но на протяжении всего времени ни разу не предоставил нам сколь-нибудь ценную информацию. То есть, вообще ничего. Все, что он нам сообщал, можно было прочитать в газетах." После изучения дела "Феникса", Сергей рекомендовал, чтобы тому перестали платить зарплату. Но Центр тогда решил иначе. И вот теперь тот самый "Феникс" был на пути в Манхэттен, чтобы вступить в должность Генерального Консула Финляндии.

"Я подумал, что может, причиной нулевой отдачи "Феникса" была плоха работа его прошлого куратора и поручил одному из лучших моих офицеров с позывным "Товарищ Дуглас", он же подполковник Владимир Загоскин, лично курировать работу финского товарища."

О своей первой встрече с Юккой Лейно, Загоскин доложил: "Он обнял меня и выпалил — Я так рад нашей встрече! Я ее так долго ждал и скучал за вами, друзья! Вы отличные ребята! Люблю русских!" Потом он заверил, что сделает все, о чем его попросят.

Сергей скептически отнесся к этим восторгам, но Загоскин отправил в Москву отчет, брызжущий оптимизмом по поводу перспектив работы с Лейно. "Все были в восторге, ведь должность генконсула открывала финну доступ к очень серьезным документам." В результате, каждый раз, когда Загоскин с ним встречался, тот разводил руками: "Очень сожалею, но у меня нету допуска к таким материалам" или "Извините меня, ради бога, но, увы, я не могу ответить на ваш вопрос." Короче, совершенно нулевая отдача, как и в прошлом.

После трех безрезультатных встреч Загоскина с финским дипломатом, Сергей убедил Центр снять с того статус "доверенный контакт". Этот случай стал хрестоматийным примером того, как иногда даже СВР становится жертвой чьих-то манипуляций.

В своем заявлении, опубликованном после выхода этой книги, Лейно утверждал, что никогда не был вовлечен "в какого-либо рода шпионскую деятельность", никогда не состоял в финском "Комсомоле" и не был знаком с подполковником Загоскиным. В настоящее время, Лейно проживает в Хельсинки, где работает в МИДе Финляндии на довольно высокой должности. Он признает, что в 1976 -79 годах во время работы в Москве, а позже в Нью-Йорке, на посту ген-консула Финляндии, он общался с русскими. Но в то же время, продолжает утверждать, что в этом всем не было ничего незаконного и, никакой помощи и услуг он от КГБ и СВР не получал, а то, что рассказал о нем Сергей — "ложь, вводящая в заблуждение."

Сергей любил рассказывать своим подчиненным очень популярную в их организации историю с вербовкой. Как-то раз молодой и очень амбициозный офицер КГБ завербовал в одной африканской стране государственного чиновника. Когда разведчик пришел на следующий день на службу, он увидел перед посольством огромную очередь аборигенов, желающих стать советскими шпионами. "Наш африканский агент, вернувшись с работы в родную деревню, рассказал всему племени, что русские нанимают на работу шпионов. Страна была очень бедная, люди голодали, поэтому все соплеменники тут же решили попытать счастья в советском посольстве. Я учил своих офицеров — 'СВР — не Армия Спасения. Если ты шпион, будь добр добывай информацию.'"

Правда, было одно исключение, но там был замешан американец.

Владимир Земляков, тот, что завербовал "Советника", однажды доложил Сергею, что познакомился в ООН с американским дипломатом, которого, похоже, можно завербовать. "Вербовать американцев было крайне сложно потому, что они вели себя с нами очень осторожно," — рассказывал Сергей. — "К ним было трудно подобраться, а каждого американца, охотно шедшего нам на встречу, мы подозревали в работе на ФБР. Поэтому я велел Землякову быть предельно осторожным и внимательно следить за каждой мелочью в общении с кандидатом на вербовку."

Земляков пригласил американского дипломата на ланч, а через некоторое время и на ужин. В конце концов, после целого ряда их встреч и бесед, в Центре американцу присвоили оперативный псевдоним "Сэм".

"Сэм" начал поставлять нам информацию, но она не была ни засекреченной, ни, даже, хоть как-нибудь нам полезной," — вспоминал Сергей, — "но в наших отчётах для Москвы мы выставляли его бесценным источником информации. Если это было необходимо, мы иногда могли вкладывать в его уста информацию, полученную от других наших агентов. Вы спросите, как же я мог такое позволить? Да потому, что нашей резидентуре нужна была хорошая отчетность. Сам по себе факт вербовки "Сэма" был очень престижен. Каждый из нас хотел получить повышение по службе, и мы были вынуждены выдавать желаемое за действительное, то есть, подавать Москве "Сэма" как особо ценный источника информации. Ведь отсутствие среди завербованных нами агентов американского гражданина, тем более, работавшего в ООН, бывшей нашей главной целью, расценивалось бы в Центре как признак очень слабой работы всей резидентуры."

Анализируя документы, которые "Сэм" передавал Землякову, Сергей сделал вывод, что их "ценный агент" все же работает на ФБР. "Мне приходилось следить за Земляковым очень внимательно, ибо я не был до конца уверен кто кого пытается завербовать и вообще, кто из нас мышка, а кто кошка." Сергей продолжил, — "Об этой стороне работы разведчика ни в США и в России предпочитают не говорить, хотя, я думаю, явление не такое уж редкое. Я имею в виду имитацию разведдеятельности. Так появляются на свет мифические агенты, или выдуманная информация, якобы предоставленная реальными агентами. Ты делаешь это, чтобы оправдать свое существование и подтвердить успех проведенных тобой операций. Так и тут, если бы у нас не было ни одного завербованного в Манхэттене американца — это было бы для нас унизительно. Вот мы его и создали, чтобы предъявить Москве. Такие были правила игры."

 

28

В то время как большинство подчиненных Сергея выдавали себя за дипломатов, четверо из них работали в Нью-Йорке под видом журналистов. В течение короткого промежутка времени, сразу после распада Советского Союза, СВР перестала использовать статус журналиста как прикрытие для своих шпионов. Но это и другие положительные начинания в СВР к 1995 году были быстро преданы забвению новым руководством.

Буквально в первые дни своего пребывания в Нью-Йорке Сергей попал в довольно щекотливую ситуацию, в которой был замешан Алексей Бережков, журналист-ветеран, работавший тогда в ИТАР-ТАСС, российском новостном агентстве, наследнике советского ТАСС. Официально, он уволился из КГБ, когда эта организация была распущена Горбачевым и Ельциным. Он даже предъявлял редакторам своего агентства официальное правительственное письмо, подтверждавшее, что он уже не сотрудничает с разведкой. Но документ этот был фальшивкой. Его слепили в СВР, чтобы никто из коллег Бережкова не знал, что тот как был, так и остался офицером спецслужбы.

Так вот, все началось с того, что Бережков позвонил Сергею и потребовал срочной встречи во второй резидентуре в Ривердейле. По голосу собеседника Сергей понял, что корреспондент ИТАР-ТАСС здорово паникует. Сергея, как обычно, проинструктировал его подняться на 18-й этаж, убедиться, что в коридоре никого нет, рвануть на лестницу и подняться на 19-й, где его будут ждать. В назначенное время запыхавшийся Бережков, которому было уже за сорок, ввалился в кабинет Сергея и, как только за ним захлопнулась дверь, стал быстро и сбивчиво говорить.

Выяснилось, что утром того же дня он участвовал в тайной встрече, организованной его коллегой из ИТАР-ТАСС, Михаилом Колесниченко, в одном из манхэттенских отелей. Имя это было Сергею знакомо, сын известного советского и российского журналиста-международника Томаса Колесниченко. Колесниченко-старший был близким другом Евгения Примакова, главы СВР, и частенько отирался среди высшего кремлевского руководства.

Будучи вне себя от волнения, Бережков рассказал, что Колесниченко-младший познакомил его с неким соотечественником, который даже не назвал своего имени, но заявил, что является представителем самого Сергея Вадимовича Степашина, бывшего в то время директором ФСБ Российской Федерации. Этот человек сказал, что Степашину нужна помощь Бережкова в "одном деликатном деле." А выбрал его Сергей Вадимович потому, что Бережков уже почти 12 лет работал в Нью-Йорке и оброс полезными связями. И вот тут-то незнакомец и произнёс то, из-за чего Бережков в панике примчался к Сергею. Оказалось, что Степашин ищет возможность продать ЦРУ или ФБР сверхсекретные инструкции, разработанные для контрразведки ФСБ, в котором были описаны до мельчайших деталей методы работы российских контрразведчиков на территории России. Еще этот человек сказал, что Бережков должен помочь Степашину вести переговоры с американцами по поводу многомилионной цены этих материалов.

Сергей сразу понял, чего так испугался Бережков. Степашин был в то время самым многообещающим из плеяды новых лидеров-демократов. Ельцин лично выбрал его на место своего преемника. Если все, что рассказал Бережков было правдой, то речь шла о том, что Степашин собирался совершить акт государственной измены или, иными словами, продать Родину за кругленькую сумму наличных американских долларов.

Сергей попытался выжать из дрожащего от страха журналиста какие-нибудь подробности о встрече, но так больше ничего и не смог узнать о таинственном представителе Степашина. В то же время, Бережков сказал, что и Колесниченко и сам незнакомец в один голос заверили его, что если он разболтает о только что услышанном, они моментально об этом узнают и сумеют заставить его замолчать.

"Езжайте домой и сидите тихо,"- сказал Сергей, — "я сам в этом разберусь."

Как только Бережков ушел, Сергей доложил обо всем Юрию Ермолаеву или "Товарищу Терёхину", исполняющему обязанности резидента (постоянного тогда еще не прислали). Ермолаев решил послать сверхсекретную шифрограмму с грифом "ТА" (Только Адресату) самому директору Примакову, то есть, нарушая субординацию. Депеши класса "ТА", отправляемые только в исключительных случаях, зашифровывались вручную с помощью одноразового кода, а расшифровать их мог только личный шифровальщик Примакова. Выходить на прямую связь с Примаковым было рискованным шагом. Генералы, сидящие в Центре, были бы вне себя, узнай они о том, что Ермолаев и Сергей действуют за их спиной. Да и как отреагирует сам Примаков, ни Сергей, ни Ермолаев предсказать не могли, все-таки, тот был близким другом старшего Колесниченко.

Сергей совсем недавно покинул Москву и, будучи в курсе того, что там творится, вполне допускал, что политик уровня Степашина решит подзаработать на продаже российских государственных тайн. Сергей своими глазами видел какое пьянство и бардак творились в Центре и знал масштаб коррупции, пронизавшей буквально все слои администрации президента Ельцина, от мелких чиновников до крупных олигархов. "Каждый был озабочен только одним — как побыстрее набить себе карманы."

Примаков так и не ответил. По крайней мере, Сергею и Ермолаеву. На следующий день Бережков опять встретился с Сергеем в Ривердейле. Он сказал, что Примаков позвонил своему приятелю Томасу Колесниченко, а то в свою очередь предупредил об утечке информации сына Мишу. "Каким-то образом Бережкову удалось его убедить в том, что о планах Степашина проболтался кто-то в Москве и эта информация дошла до Примакова. Бережков считал, что, если бы Колесниченко ему не поверил, то самого корреспондента ИТАР-ТАСС уже бы не было в живых."

Больше ни Бережков, ни Сергей никогда не слышали коварных планах Степашина. Однако, похоже, что эта история никак не повлияла на политическую карьеру последнего. В 1997 году Ельцин назначил его министром юстиции, годом позже сделал министром внутренних дел РФ, а еще через год — премьер-министром. В общем, как и планировал Ельцин, все шло к тому, что тот станет следующим президентом Росси. Тем не менее, в августе 1999 года Ельцин неожиданно передумал и выбрал своим преемником Владимира Путина. Объяснения Ельцина по поводу причины такой резкой смены фаворита были крайне невразумительны. После ухода с поста премьер-министра Степашин стал Председателем Счётной палаты Российской Федерации. Михаил Колесниченко, в свою очередь, был назначен директором американского отделения, ИТАР-ТАСС, а позже, вернулся в Москву.

Так как вся эта история была известна Сергею только лишь со слов Бережкова, он не был уверен на 100 %, что Степашин действительно был в ней замешан. Но от этого было ничуть не легче, Сергею все равно было это все противно.

"Все это было еще одним примером того, насколько коррумпированным стало московское руководство," — говорил Сергей. — "В принципе, Степашин делал то же, что и олигархи, которые за бесценок распродавали природные запасы России направо и налево. Каждый пытался продать, то, к чему имел доступ. Я был шокирован. Представьте себе, что кто-то из американских министров или же сам вице-президент связывается с Москвой и предлагает продать им гостайны США."

Журналист Бережков вернулся в 1999 году в Москву и, как сказал Сергей, тогда уже уволился из СВР по-настоящему.

Другими офицерами СВР, работавшими в Нью-Йорке под видом журналистов во времена Сергея, были Евгений Максимович Русаков, Сергей Иванов и Андрей Баранов.

По словам Сергея, российские газеты никогда не отказывали в предоставлении "крыши" разведчикам из СВР из-за давления со стороны государства и материальной заинтересованности. "У русских газет никогда не было денег на то, чтобы содержать своих зарубежных корреспондентов законным образом." В 90-х годах у второй по величине российской газеты "Комсомольская Правда" за границей работало более дюжины корреспондентов. Сергей утверждал, что, только один из них не был сотрудником СВР. В Центре журналистов-шпионов использовали, чтобы вступать в контакт с различными общественными деятелями или учеными. "Они никогда не были уверены, кому дают интервью, настоящему журналисту или моему человеку." На пресс-конференциях же, задачей "журналистов" из СВР было поставить американцев в неловкое положение, задавая специально подготовленные вопросы.

Несмотря на то, что работали они были сотрудниками российских СМИ, подчиненные Сергея должны были заниматься вербовкой. Например, Евгений Русаков (позывной "Товарищ Тарас"), будучи корреспондентом газеты "Рабочая Трибуна", завербовал двух агентов. Одним из них был Джеймс Джона, бывший высокопоставленным чиновником ООН и одним из самых влиятельных африканских дипломатов в Нью-Йорке, впоследствии ставший профессором в одном из манхэттенских колледжей. "Его мы использовали для того, чтобы подогревать антиамериканские настроения среди африканских делегаций."

Выходец из Сьерра-Леоне, Джона поступил на работу в Секретариат ООН в 1963 году и с тех пор уверенно продвигался по службе, дойдя до должности зама Генсека ООН по политическим вопросам. В 1994 году он вернулся в Сьерра-Леоне, чтобы содействовать переходу власти от военного правительства страны к гражданскому. В 1996 году он стал постоянным представителем своей страны в ООН. Сергей сказал, что Джона шпионил на русскую разведку с 1996 по 1998 год, пока его не отозвали на родину и назначили там министром финансов. По словам Сергея, Джона передавал СВР копии дипломатической переписки между представителями Сьерра-Леоне и дипломатами других африканских стран, "но в основном, мы использовали его, чтобы настраивать африканских дипломатов против США." В СВР Джона присвоили оперативный псевдоним "Ганнибал". В конце концов, он переехал в США и стал старшим преподавателем в колледже международных отношений Ральфа Банча при нью-йоркском городском университете. В ответ на факты, изложенные в этой книге, Джона разразился следующим письменным заявлением:

Одно только предположение, что я был советским шпионом, само по себе уже является смехотворным. Да, я очень хорошо помню г-на Русакова. Мы познакомились, когда он, будучи журналистом, брал у меня интервью. Он мне сказал, что его соотечественники из Секретариата ООН, рекомендовали меня как специалиста в международной политике. Я же, в свою очередь, обнаружил во время беседы, что он отлично осведомлен не только о событиях, происходящих в Советском Союзе, но и о личных качествах тогдашних руководителей этой страны. Для меня, как для человека, изучающего историю международных отношений, эта встреча оказалась очень полезной. В то же время, хочу заявить, что ни разу не передавал ему никакой конфиденциальной информации, а он никогда даже не намекал на то, что я должен насаждать среди членов африканских делегаций в ООН антиамериканские настроения. Если Русаков так утверждал, то это были всего лишь плоды его воображения. Я, человек, отдавший тридцать лет своей жизни работе на ниве международных отношений, никоим образом не мог быть советским шпионом.

Другому чиновнику, якобы завербованному Русаковым, был присвоен оперативный псевдоним "Тибр". Он занимал довольно высокую должность в администрации Трехсторонней Комиссии, находившейся в Нью-Йорке. В эту комиссию, созданную в 1973 году Дэвидом Рокфеллером, входило 350 руководителей из деловых и научных кругов, СМИ, общественных организаций, профсоюзов и других негосударственных организаций. Время от времени комиссия нанимала для консультаций экспертов в различных областях международной политики. В 1977 году Русакова пригласили написать исследование на тему "Развитие Отношений В Эпоху Глобализма: Пути Сотрудничества Между Трехсторонней Комиссией и Коммунистическими Странами." В процессе работы он и познакомился с одним из высших чинов из администрации Комиссии, которого потом и сделал "доверенным контактом". " "Тибр" вращался среди лидеров мирового бизнеса и политического истэблишмента, а Центр всегда интересовался, о чем же они там между собой говорят. Контакт Русаков охотно делился с ним этой информацией, а тот уже посылал отчеты об услышанном в Москву. Хотя ничего секретного в них не содержалось, они были очень нам полезны."

Русаков был не только хорошим оперативником, но и вполне профессиональным журналистом, находивший нужные источники информации с мастерством опытного репортера. Разница же была в том, что он задавал вопросы, поставленные Центром и старался выудить из своих собеседников сведения, интересовавшие не его самого, а российскую разведку.

Сергей также рассказал о Фреде Экхарде, пресс-секретаре ООН, которого Русаков ценил особо. Экхард проводил брифинги для иностранных журналистов, аккредитованных при ООН. Но, как намекал в своих отчетах Русаков, тот частенько делился с ним "дополнительной" информацией, которая была недоступна остальным. В основном, это касалось планов Натовских бомбежек в Югославии. Россия была против использования сил НАТО в этой стране. "Экхард никогда не получал от нас денег и никогда не поставлял нам никаких секретных материалов," — рассказывал Сергей, — "он не был шпионом. Но Русакову не раз выносили благодарность за успешную работу с Экхардом, благодаря которой у Центра была возможность задавать ему вопросы, через подставное лицо." У автора этой книги нет ни оснований, ни доказательств, чтобы предполагать, что Экхард знал о том, что Русаков является офицером разведки, а не обычным журналистом.

Чтобы псевдо-журналисты из СВР не выделялись среди своих коллег, не занимавшихся шпионажем, они должны были периодически писать статьи на совершенно нейтральные темы. Однажды, например, корреспондент "Комсомольской Правды" попросил у Сергея разрешения полететь в Майами. Редакция готовила статью о богатых русских, имеющих недвижимость за рубежом и попросила раздобыть доказательства того, что Алла Пугачева и Валерий Леонтьев владеют жильем во Флориде. Сама газета не могла позволить послать туда своего корреспондента и Сергея попросили профинансировать командировку. "Я, конечно, согласился, а мой 'журналист' еще и применил свои шпионские навыки, чтобы тайком проникнуть в кондоминиум Пугачевой и сделать там фотографии, и потом раздобыть копии документов на куплю-продажу."

Два офицера СВР, подчинявшихся Сергею, работали под видом нью-йоркских корреспондентов "Комсомольской Правды". С одним из них, Сергеем Ивановым, он был знаком еще в Москве и тот, видно, решил, что по старой дружбе начальник будет ему делать поблажки. "Иванов был хороший парень, но уж слишком ленив, небрежен в работе и никудышный журналист. Я всегда считал, что имею право требовать от своих людей работать с полной отдачей, если надо, то и без выходных. Я сам работал по 12 часов, несмотря на свою гипертонию." Когда Иванов "потерял" ноль, написав в шифрограмме для Центра вместо 5-ти миллионов пятьсот тысяч, терпение Сергея лопнуло. Он пожаловался в Центр. "Я написал, что у парня интеллект на нуле, если не ниже. Но мне ответили, чтобы я работал с тем, кого они присылают и вместо того, чтобы жаловаться, сделал из Иванова хорошего оперативника."

Сергей честно пытался, но ничего не выходило. Однажды, когда Елена Овчаренко, начальница Иванова из "Комсомолки", приехала с инспекцией нью-йоркского корпункта, Сергей случайным стал свидетелем того, как она отчитывала его подчиненного. "Бедняге доставалось по полной с обеих сторон, так как в газете никто не знал, что он офицер разведки и от него требовали профессионализма в журналистской работе."

Наконец Иванов нашел какого-то студента из Англии, учившегося в Нью-Йоркском Университете. Похоже, англичанин был подходящим кандидатом на вербовку. По словам Иванова, немецкое представительство при ООН наняло этого студента для установки программного обеспечения на их компьютерах. "Это было именно то, что нам нужно. Мы давно искали компьютерного специалиста, который бы имел доступ в посольство или представительство третьей страны. Конечно, сам по себе студент не смог бы добраться ни к каким секретам, но мы могли с его помощью влезть в компьютеры немецких дипломатов, наши спецы снабдили бы его необходимыми для этого средствами."

Студенту был присвоен оперативный псевдоним "Чип", а Сергей приказал Иванову раздобыть как можно больше биографических данных о свежеиспеченном кандидате в шпионы." Когда я стал изучать подготовленную Ивановым информацию о студенте, я обратил внимание, что в отчете нет ни слова об учебе "Чипа" в Нью-Йоркском Университете. В конце концов, Иванов признался, что студент этот изучает литературу, а компьютеры — все лишь его хобби. Никакие немцы "Чипа" не нанимали, просто он был знаком с кем-то, работавшим в представительстве Германии. В общем, орал я на Иванова так громко, что сам резидент выскочил из своего кабинета посмотреть, что случилось. Бедняга побледнел как полотно и, выскочив в коридор, дрожащими руками закурил сигарету. Присутствовавшие при этом офицеры, испугались, что тот покончит с собой. Короче, стало ясно, что вся история со студентом — полный блеф."

Иванова отозвали в Москву, но в скором времени предложили опять вернуться в Нью-Йорк под видом журналиста. Когда он узнал, что Сергей все еще там работает, он тут же отказался. Несмотря на довольно низкую оценку профессионального уровня Иванова, данную Сергеем, тот стал пресс-секретарем СВР и на момент выхода этой книги из печати, его лицо все еще мелькает на телеэкранах, когда он на пресс-конференциях рассказывает западным журналистам об успешных операциях российской разведки.

На место Иванова в нью-йоркском корпункте "Комсомолки" был прислан Андрей Баранов, так же известный как "Товарищ Ларс", который сразу произвел на Сергея впечатление тем, что довольно быстро завербовал одного иностранного корреспондента, работавшего на "Йомиури Симбун", крупнейшую японскую газету. СВР присвоила японцу псевдоним "Самурай". "Мы не платили ему ни цента. Он работал на нас из чисто идеологических побуждений — всей душой ненавидел Соединенные Штаты."

Самурай свободно говорил по-русски, восхищался русской культурой и историей. "Он был в хороших отношениях с японским послом и сотрудниками японской миссии. Японские же дипломаты были довольно близки со своими американскими коллегами. Все это давало "Самураю" возможность получать и передавать нам всевозможную информацию о США и копии документов, которые американцы направляли японским дипломатам. Кроме того, "Самурай" был весьма популярной личностью в нью-йоркской дипломатической тусовке и через него можно было заполучить различные сведения от его коллег из других стран, в частности, о Балканах и, даже, Чечне. Ну и плюс еще был в том, что мало кто мог заподозрить японского дипломата в работе на русских."

 

29

Кроме руководства и координации действий своих подчиненных по разработке их агентов, Сергей еще лично курировал двух человек, шпионивших на СВР.

Один из них был его старым знакомым.

В один прекрасный день, будучи на одной из конференций ООН по разоружению, Сергей наткнулся на "Артура", одного из его пяти "источников достоверной информации" в Оттаве. Когда Сергей его вербовал, тот работал в канадском Центре По Контролю За Вооружением. Сейчас он уже был руководителем проекта в Центре По Нераспространению Вооружений, входящего в состав Института Международных Исследований в Монтерее, аналитической группы из Калифорнии. Как только закончилась сессия, Сергей поспешил к "Артуру", о-дружески обнял его и старые друзья тут же договорились отужинать вместе вечером того же дня.

Несмотря на то, что они не виделись и не общались уже несколько лет, Сергей был уверен, что "Артур" снова будет работать на него. Причина была проста — канадец ненавидел США. Кроме того, "Артур" так глубоко влез в шпионское болото, работая на Сергея в Канаде, что теперь ему было бы довольно сложно отказать российскому разведчику. Последний раз они встретились в 1993 году в Оттаве, в ресторане "Хай Стейк-Хауз". "Артур" только что вернулся из инспекционной поездки в Украину и в Москве с нетерпением ждали его отчета. В то время Россия и Украина все еще препирались по поводу пяти тысяч ядерных боеголовок, доставшихся Киеву в наследство после распада СССР. США пытались посредничать в переговорах, и Украина согласилась допустить американо-канадскую группу инспекторов для проведения инвентаризации ядерных зарядов и разработки рекомендаций по мерам их защиты от захвата террористами. "Артур" входил в состав этой группы, и Сергей попросил копию черновика его отчета о командировке в Украину. "Ты что, с ума сошел?!" — всполошился "Артур". — "Меня же упекут в тюрьму на всю жизнь."

"Ну хорошо, тогда просто расскажи своими словами,"- сказал Сергей и достал ручку, чтобы записать слова собеседника на салфетке.

Вот рассказ Сергея о том, что произошло дальше. "Он начал диктовать, а я стал записывать все на салфетке. Через несколько секунд я ему сказал, — 'Слушай, брат, я в этом деле полный баран. Все эти термины и цифры для меня — темный лес. Ты можешь сам все это записывать, а? ' и подвинул ему салфетку и ручку. И он стал сам набрасывать на салфетке тезисы своего 'доклада'."

Это была западня. "Я прекрасно понимал о чем он говорил, но мне было нужно, чтобы написано все это было его рукой. Это было доказательство его шпионской деятельности, дававшее нам возможность держать его на крючке."

Сергей отправил отчет "Артура" и его салфетку с его записями в Центр. "Он был одним из лучших канадских военно-политических аналитиков и специалистов в области контроля за вооружениями. Его имя знали во всем мире. В общем, прекрасный источник информации."

Когда Сергей уезжал из Канады, он рекомендовал Центру поддерживать отношения с "Артуром". Но когда тот переехал в Калифорнию, в СВР решили прекратить с ним всякие контакты. "В то время Штаты здорово давили на Россию, чтобы та сократила активность своей разведки в Америке. Поэтому посылать специального куратора в Монтерей, где работал "Артур" было слишком рискованно. Моя встреча с ним на конференции в ООН была настоящим подарком судьбы."

За ужином "Артур" сразу "приступил к делу" и стал рассказывать о засекреченных исследованиях программы "Звездные Войны". Оказалось, что американцы не смогли поразить ни одной цели с помощью новых технологий, составлявших основу системы ПРО "Звездные Войны". "Он заявил, что эта программа — одно сплошное фиаско, и, что России нечего волноваться."

"Артур" пообещал подкрепить свой рассказ копиями различных документов, что в конце концов и сделал, а Сергей отправил в Москву подробнейший отчет о провалах "Звездных Войн". В результате, генерал Трубников поздравил его лично и сказал, что доклад с материалами, переданными "Артуром", лег на стол самого президента Ельцина.

Случайная встреча Сергея с "Артуром" оказалась как нельзя кстати еще и по другой причине. Вскоре после нее канадец уволился из калифорнийского аналитического центра и перешел на работу в Международное Агентство По Атомной Энергии (МАГАТЭ) со штаб-квартирой в Вене. Созданное в 1957 году для содействия разработке и развитию мирных и безопасных ядерных технологий, это агентство называли в прессе "ядерным стражем" ООН. На своей новой должности старшего инспектора "Артур" должен был следить за количеством ядерных боеголовок в каждой из пяти официальных "ядерных держав", а также еще в пяти странах, которые якобы также обладали ядерным арсеналом. "Как только я доложил в Центр, что 'Артур' переезжает в Вену, мне было приказано немедленно организовать его встречу с одним из наших сотрудников в Австрии. Позже мне рассказывали, что со своим новым куратором они сработались и сотрудничество их оказалось довольно плодотворным, так как у 'Артура' был довольно высокий уровень допуска к секретной документации американцев и европейцев. Я достоверно знаю, что он и сейчас работает в агентстве и не вижу никаких причин, по которым он бы прекратил работать на российскую разведку."

Кроме "Артура" Сергей курировал в Нью-Йорке еще одного агента, известного как "Амиго". Именно во время работы с ним Сергей понял, что теряет веру в правоту своего дела.

В 1996 году из Центра пришла шифровка о том, что турецкий дипломат, завербованный в свое время в Анкаре, направлен на работу в штаб-квартиру ООН в Нью-Йорке. К депеше была приложена его фотография, подробное описание внешности и пароль для первого контакта. Сергей начал исправно посещать все Ооновские брифинги и высматривать там человека, соответствующего присланному описанию. Месяца через два, он заметил подходящего кандидата. Выйдя из конференц-зала после окончания брифинга, Сергей догнал его в коридоре и тихонько похлопал по плечу.

"Вам просил передать привет Андрей, с которым вы играли в теннис в Анкаре," — произнес Сергей пароль, полученный из Центра. Какое-то время дипломат стоял молча, уставившись на Сергея, потом лицо его резко побледнело. "Да," — пробормотал он, — "я играл в теннис с Андреем."

Ответ был верным.

"Как мне вас найти?" — спросил Сергей.

"Амиго" нацарапал свой домашний телефон на визитке и Сергей заметил, как дрожала рука этого бедняги. Наверняка, парень никак не ожидал, что СВР достанет его и в Нью-Йорке, наивно предполагая, что русские оставят его в покое после отъезда из Анкары.

"Окей, друг мой," — сказал Сергей, пытаясь его успокоить, — я вам позвоню. Поверьте, мы очень рады снова встретиться с вами. Все будет хорошо, не сомневайтесь."

В общем, их первая встреча прошла, как и планировал Сергей. Целью было вступить в контакт, посмотреть на реакцию "Амиго" и взять у него номер телефона. В Анкаре "Амиго" передавал своему куратору из СВР копии телеграмм, в которых речь шла об операциях США и НАТО. По крайней мере, этот куратор докладывал в Москву, что получал такие материалы от него. "Человеческая природа такова, что офицеры разведки всегда стараются сделать в глазах начальства свой источник информации более важным, чем он есть на самом деле" — рассказывал Сергей. — "Был даже случай, когда одному разведчику пришел приказ из Центра вступить в контакт с источником информации другого офицера СВР. Оказалось, что якобы завербованный даже не был в курсе, что он шпион. Когда сотрудник СВР повторил пароль, тот возмутился: 'Кто вы такой? Вы, что, сумасшедший?! Я вас не знаю! ' Когда такое происходит и выясняется, что один из ваших коллег, мягко говоря, приукрасил свои достижения в вербовке, вы должны принять решение. Конечно, правила никакого нет, но большинство офицеров предпочитает не плевать в колодец, из которого возможно потом придется напиться. Особенно, если кто-то уже получил награду или благодарность за эту удачную вербовку. Если вы сдадите коллегу и выставите его на посмешище, в следующий раз вас самого никто не прикроет, когда вам это будет нужно. Сам я, обнаружив подобное очковтирательство, всегда сообщал в Центр, что источник очень нервничал и не согласился шпионить на нас, находясь в США, из-за страха перед ФБР. Я никогда не плевал в колодец."

Через несколько дней после встречи с "Амиго" Сергей решил ему позвонить. Он вышел из здания российской миссии и не спеша двинулся в по Лексингтон авеню на юг. По дороге он несколько раз осмотрелся, не идет ли кто за ним. Через пару минут зашел в зоомагазин с витринами из тонированного стекла. Очень удобное место — люди, идущие мимо магазина, тебя не видят, а ты за ними можешь спокойно наблюдать. Он убедился, что в магазин за ним никто не зашел и еще несколько минут потратил на то, чтобы убедиться в том, что никто бесцельно не бродит по тротуару возле магазина. Потом он вышел и направился в универмаг "Блумингдейл", откуда уже и позвонил "Амиго" из телефона-автомата. Сергей предложил ему пропустить по стаканчику в "Джеймисоне", ирландском пабе в Мидтауне, неподалеку от дома, где "Амиго" снимал квартиру. Они договорились встретиться в пятницу, в 8 часов вечера, что на самом деле означало — в четверг, в 7. Это было правилом в СВР — для назначения дня и времени встречи со своим источником в разговоре или в письменном сообщении сдвигать все на день и на час назад. В случае же, если встреча по какой-либо причине сорвется, повторять попытку через неделю.

В четверг Сергей выехал из комплекса в Ривердейле за три часа до назначенного времени, чтобы было достаточно времени убедиться, что за ним нет слежки ФБР. Правда, он не делал никаких крутых разворотов на 180 градусов или вдруг выскакивал на встречную полосу, как это делают шпионы в кино. Вместо этого, он поехал сначала в магазин мужской одежды и купил себе брюки, а потом заехал в универмаг и купил там галстук. Если за ним кто и следил, подумали бы, что он просто делает шопинг. Единственным водительским ухищрением было то, что он ехал по нью-йоркскому хайвэю со скоростью всего на 5 миль выше установленного ограничения в 45 миль/час. "Когда едешь с такой скоростью, тебе начинают сигналить сзади и в конце концов обгоняют, а если кто-то особо терпеливый плетется за тобой, это слежка."

Но самым надежным способом обнаружить слежку было другое. Перед тем, как ехать на встречу, Сергей оставил свой маршрут и расписание поездки в "Джеймисон" офицеру станции радиоперехвата "Импульс". Таким образом, тот мог следить за активностью радиообмена ФБР и других спецслужб вблизи автомобиля, в котором ехал Сергей. Если, скажем, такая активность была повышенной в районе перекрестка, который он проезжал, значит его вели.

У Сергея был с собой бипер (сотовые телефоны были в то время далеко не у всех). Если ему приходило сообщение с манхэттенским телефонным номером, код 212, то это значило, что слежка не обнаружена. Если же был указан телефон с кодом Ривердейла — 718, то это значило, что дежурный офицер "Импульса" заметил хвост ФБР и встречу нужно отменять.

К тому времени, когда он добрался до Манхэттена, Сергей был уверен, что за ним никто следит. Даже погода была на его стороне. Она была ужасной. Валил мокрый снег, переходящий в настоящий зимний снегопад, благодаря чему, машин на улицах было меньше, чем обычно. Вспомнилась старая шутка, популярная в СВР, о том, что сотрудники ФБР в плохую погоду нос на улицу не кажут, а после пяти вечера и по выходным им работать не дают, чтобы не платить сверхурочные.

В общем, Сергей был настолько уверен в своей безопасности, что даже не стал дожидаться сообщения из "Импульса" перед тем как зайти в паб. Он занял столик в глубине, чтобы оттуда наблюдать за входом, заказал пива и тут услышал писк пейджера. Опустив глаза, он увидел вместо ожидаемых цифр 212 какую-то ерунду — 7*1*А*С*Б*#*3*4*@. Он мысленно выругался и потряс бипер, чтобы очистить экран. Но та же бессмысленная комбинация знаков выскочила опять. То, что 7 и 1 были больше похожи на код 718, чем на 212, заставило Сергея занервничать.

"Прежде всего, ты не должен подвергать риску свой источник информации. Сам ты должен быть готов к тому, что с тобой будет, если тебя поймают, но рисковать своим контактом — никогда. Поэтому моей первой мыслью было уйти из паба пока туда не пришел 'Амиго'".

Он бросил на стол двадцатку за пиво, которое заказал, и стал пробираться сквозь набившуюся толпу к выходу. И тут Сергея охватило странное чувство. "Только что я смотрел на этих людей и не видел в них ничего особенного. Но вот, пропищал бипер и уже некоторые из них, те, что покрепче, кажутся мне агентами ФБР, а пока я мимо них проходил, мне стало казаться, что все они на самом деле сотрудники спецслужб и, что меня вот-вот арестуют. Такова человеческая природа. Я испытывал сильный страх, но знал, что его нужно побороть. Если я не смогу этого сделать, то точно наделаю ошибок."

В течение нескольких секунд он перебрал возможные варианты. Если его на самом деле обложили, он станет возмущаться и говорить, что просто встретился с приятелем, чтобы выпить пива. Ничего предосудительного. Но была еще и вероятность того, что это была западня и турок его сдал ФБР, чтобы от него избавиться. Наконец Сергей добрался до двери, но в этот момент она распахнулась и в паб вошел "Амиго". После секундного колебания Сергей улыбнулся и протянул ему руку. Но ничего не произошло, никакие агенты ФБР на него не набросились.

Они вернулись к столику, за которым раньше сидел Сергей и официант принес им выпивку. Потом они вели незамысловатую беседу двух только что познакомившихся людей. Сергей расспрашивал "Амиго" об Андрее, так на самом деле звали офицера СВР в Анкаре.

— Я знаю его еще по Москве, — начал Сергей.

— Да, очень хороший парень, — ответил турок.

Они еще немного поболтали, Сергей попытался узнать побольше о самом "Амиго", но торопить и давить на него не хотел. В целом, ничего особенного в их разговоре не было, что было еще и кстати на тот случай, если их беседа каким-то образом записывалась. "Нельзя просить об услуге прямо на первой встрече. Вы должны тщательно подготовить свой источник к такой просьбе."

Прошло еще несколько минут, и Сергей предложил встретиться через пару дней еще раз, но уже для более обстоятельной беседы. Потом попросил "Амиго" первым выйти из паба. Он все еще не был уверен, что за сигнал прислал ему офицер из "Импульса" и не хотел рисковать, прогуливаясь вместе с турком, в случае если у входа крутятся агенты ФБР. После того, как "Амиго" ушел, Сергей заказал еще пива и не спеша его выпил, а потом неторопливо направился к выходу. Ничего так и не произошло, но он окончательно пришел в себя уже только за рулем, по дороге в Ривердейл. В жилой комплекс он уже приехал злой как сто чертей и сразу на станцию "Импульс" на девятнадцатом этаже. Ворвавшись внутрь, он схватил за шкирку дежурного офицера и притянул к себе.

"Что случилось?!" — взвизгнул тот. — "Я же сигналил, что наблюдения нет!"

Сергей отпустил его и сунул ему под нос свой бипер со странным сообщением все еще светившимся на экранчике.

"Я клянусь! Я позвонил из миссии и оставил правильный код! Честное слово!" — повторял дежурный. Потом, немного успокоившись, он стал рассказывать все по порядку. Следуя расписанию и маршруту движения, оставленному Сергеем, он определил, что слежки нет и незадолго до 7 часов вечера отправил ему сообщение, телефонный код 212 — все чисто.

"Ты с какого телефона звонил?" — спросил Сергей.

И тут офицер потупил глаза. Он должен был позвонить из телефона-авто-мата в нескольких кварталах от представительства. Но погода была жуткой, и он воспользовался телефоном на первом этаже. Потом поехал в Ривердейл, где заскочил домой, поужинать в кругу семьи, прежде чем подняться на девятнадцатый этаж, на "Импульс", чтобы продолжать наблюдать за активностью радиообмена в том районе, где находился Сергей.

Утром следующего дня Сергей обследовал аппарат на первом этаже миссии и обнаружил, что это старая модель дискового телефона и, по всей видимости, это и стало причиной искажения сигнала.

После той памятной встречи Сергей виделся с "Амиго" еще несколько раз в течение последующих месяцев, и дипломат согласился снабжать его копиями служебной переписки сотрудников турецкой миссии. Но Сергей не стал использовать парня в своих целях.

"Это был вполне порядочный приятный молодой человек, я не хотел разрушать его жизнь и карьеру, затягивая его все глубже в болото шпионажа. Я даже поймал себя на том, что как-то подсознательно ограждаю его от этого. И тогда я понял, что охота за чужими тайнами больше не приносит мне удовлетворения. Мои личные чувства возобладали над профессиональным долгом. И спросил себя: 'В чем дело? ' Ответ был очевиден — Почему я должен рушить жизнь этого человека ради кучки жуликов? Я просто потерял веру в Ельцина, я уже не верил Центру."