30

Сергей и Лена любили Манхэттен, его многочисленные музеи и галереи, бродвейские театры и бутики, всю его многоликую пышность. К своему удивлению, Сергей стал страстным поклонником сериалов Сайнфельд, Фрейзер и Друзья. Он даже записывал многие серии на видео, чтобы смотреть их вместе с Леной поздно вечером после работы. Вообще, в Нью-Йорке они чувствовали себя как никогда раньше комфортно и расслабленно, даже в отпуске на любимых подмосковных дачах им не было так хорошо.

Со временем они стали все чаще и чаще возвращаться к разговору, начатому в Оттаве — как уехать из России. Прежде всего их волновала судьба Ксении, которая скоро заканчивала школу и собиралась поступать в институт. И Сергей и Лена боялись, что вернувшись в Москву, их дочь влюбится и выйдет замуж за россиянина и будет вынуждена жить в этой обреченной, по их мнению, стране. Многие препятствия, казавшиеся в Оттаве непреодолимыми, вроде потери дач и московской квартиры, сейчас уже почти ничего не значили. Главной проблемой была Ревмира, мать Сергея. Пока она была жива и жила в Москве, они были связаны по рукам и ногам.

Естественно, что на работе своим поведением Сергей никоим образом не показывал, что задумал побег. Более того, он по-прежнему был требователен к своим, несмотря на то, что ему самому было противно работать на благо коррумпированного Кремля. Сергей твердо решил пока нести службу на "высоком профессиональном уровне."

Русские разведчики считали себя членами закрытого мужского клуба, которым не нужны были никакие друзья "извне", ибо им вполне было достаточно общения друг с другом. Они даже использовали служебную терминологию, чтобы обозначить свой круг. Например, в официальной переписке, офицеры СВР обращались друг к другу "товарищ (полковник)", а когда Сергея знакомили с кем-то и представляли его как "товарищ он знал, что перед ним его коллега, сотрудник СВР.

Как минимум раз в месяц в русской миссии при ООН отмечали чей-то день рождения или собирались выпить по какому-либо другому поводу. Пили почти всегда. Алкоголь закупали из расчета бутылка виски на человека плюс одна контрольная на всех. Верность этой формулы была проверена не одним поколением советских разведчиков. "Товарищи" шутили, что их целью на этих попойках было довести содержание алкоголя в крови до 100 %. Сергей внес свою лепту в традиции этих бурных сборищ, в виде собственного рецепта коктейля "007": апельсиновый сок, апельсиновая водка и газировка Севен-Ап, смешанные в равной пропорции. Он утверждал, что не пропустил ни одной вечеринки, и всегда должен был произнести второй, после резидента, тост. На самом деле он предпочитал мероприятия поспокойнее и потому устраивал по вторникам еженедельные вечерние посиделки в сауне жилого комплекса в Ривердейле. Он приглашал человек пять из числа подчиненных ему офицеров, и они с девяти вечера до полуночи парились в сауне и пили пиво с бутербродами. Вот тут уже можно было расслабиться и почувствовать себя среди своих. Все были раскованы и часто подшучивали друг над другом. Чаще всего доставалось подполковнику Вадиму Лобину, он же — "Товарищ Лоуренс."

Выпускник училища спецназа КГБ Лобин начинал свою офицерскую карьеру в группе "Вымпел", после чего получил назначение в отдел ПР (Политическая Разведка) СВР и был направлен в Нью-Йорк. На первых порах Сергей относился к нему с известной долей скептицизма. "Я занимался политической разведкой, мне нужны были не наемные убийцы, а своего рода интеллектуалы. Когда он прибыл к нам, у Лобина совершенно не было необходимых манер." Первое, что Сергей приказал сделать Лобину, это купить себе приличный костюм.

Несмотря на такой прохладный прием, Лобин не унывал, а наоборот, был полон решимости проявить себя по службе. После нескольких неудач, он наконец доложил, что нашел объект для вербовки — португальского дипломата, пригласившего Лобина на ужин. Сергей на радостях выдал "Товарищу Лоуренсу" бутылку виски, чтобы тот не шел в гости с пустыми руками. На следующий день Лобин, прямо с утра, прибыл к Сергею в кабинет для отчёта. Сергей требовал от своих офицеров подробно докладывать о том, как проходят их встречи с кандидатами на вербовку, чтобы вовремя исправлять возможные ошибки.

Итак, когда Лобин пришел на квартиру к португальцу, на улице лило как из ведра, и хозяин предложил вымокшему до нитки гостю обсохнуть, прежде чем они отправятся в ресторан. А так как Лобин еще и дрожал от холода, ему было любезно предложено принять горячий душ, пока будут сохнуть его вещи, и облачиться в махровый халат, висящий в ванной комнате. Когда разведчик вышел из душа, португалец налил ему бокал вина. В комнате играла тихая музыка, а свет был приглушен. Потом они поужинали и Лобин ушел.

Сергей не мог сдержаться и расхохотался, однако Лобин не мог понять, что же тут смешного.

"Он же гомосексуалист и он пытался тебя соблазнить," — объяснил Сергей. Лобина аж затрясло, он никогда в жизни не сталкивался с живым гомиком. Если бы в "Вымпеле" кого-то лишь заподозрили в этом, избили бы до полусмерти.

Пересказ этой истории в исполнении Сергея был одним из хитов в их компании, и каждый раз, после того, как Сергей замолкал, Лобин страстно клялся, что замочил бы дипломата, если бы тот начал к нему приставать.

Впрочем, похождения Лобина на этом не закончились. Однажды он пришел на работу с лицом, покрытым синяками и ссадинами, как после драки. На расспросы Сергея он смущенно стал рассказывать, что ездил на выходные в сафари-парк, и обезьяна пыталась выхватить у него сэндвич, которым он решил перекусить. Он успел отвести руку назад, спасая еду, и тут животное влепило ему пощечину. Он ответил тем же, и тогда шимпанзе вцепилась ему в лицо. В общем, Лобин мутузил обезьянку до тех пор, пока возмущенные сотрудники парка не потребовали, чтобы он покинул территорию.

"Тебя одолела обезьяна!" — рассмеялся Сергей. — "Представляю газетные заголовки типа: 'Шимпанзе задержала русского шпиона!' "

И все же, хотя основной целью устраиваемых им вечеринок было просто расслабиться, Сергей пользовался возможностью быть в курсе всяких служебных слухов и сплетен, гулявших по СВР в особо крупных масштабах.

В 1997 году он узнал, что кто-то накатал начальству докладную с жалобой на его стиль работы в должности заместителя резидента. С помощью друзей ему удалось получить копию этого документа, который, к большому удивлению Сергея, был подписан и вложен в его личное дело генералом Сергеем Лабуром, "Товарищем Климом", тогдашним начальником управления "А". Сергей с ним был всегда в очень хороших отношениях, и потому решил позвонить генералу и спросить напрямик, чем же он заслужил такую жесткую критику.

Лабур сказал, что ничего подобного не писал и пообещал разобраться. И действительно, в скором времени Сергей получил от него личное письмо, в котором Лабур сообщал, что кто-то в Центре написал эту докладную записку и подделал его подпись.

Сергей довольно быстро вычислил, что это мог сделать только один человек: заместитель Лабура Петр Соломатин. Он один имел доступ к именным бланкам генерала, мог скопировать его подпись и втихаря подложить фальшивку в папку с личным делом Сергея. Копнув чуть глубже, Сергей выяснил, что Соломатин метит на его место, хочет стать заместителем резидента СВР в Нью-Йорке.

Сергей рассказал обо всем этом Лабуру, но тот посоветовал не обращать внимания "на эту херню." "В случае чего, я тебя всегда смогу защитить," — успокоил генерал.

И все-таки Сергею было неспокойно на душе, и он уже стал обдумывать, какие шаги можно предпринять, чтобы себя обезопасить, но тут вмешалась сама судьба. Как-то субботним утром, когда Сергей сидел у себя в кабинете и листал газету, к нему зашел поболтать подполковник Юрий Десятов, сотрудник линии ВКР (внешняя контрразведка). Буквально через несколько секунд к ним присоединился шифровальщик, только что вернувшийся из отпуска в Крыму. Он был холостяком и сразу начал рассказывать о своих амурных подвигах в ведомственном доме отдыха СВР. Первым трофеем была одна дама, старше его, приехавшая отдыхать без мужа. "Это был просто вулкан! Она меня чуть не довела до полового истощения!"

Однако дама оказалась настолько требовательной и навязчивой, что через пару дней шифровальщик переметнулся к молоденькой секретарше из Центра. Девушка, уже видевшая его раньше в компании «женщины-вулкана», поспешила предупредить, что он может нажить себе очень опасного врага, бросая свою бывшую пассию. "Это жена очень большого начальника", — сказала она, но не уточнила кого именно. После возвращения в Нью-Йорк, его стали донимать сомнения.

"Сергей, что ты знаешь о Петре Соломатине из Центра?", — расспрашивал шифровальщик. Сергей ответил без обиняков, что тот хочет занять его место заместителя резидента, здесь, в Нью-Йорке. Такой ответ поверг шифровальщика в ужас. Он застонал: "Все, моей карьере конец. Конец моей карьере!" Успокоившись, он объяснил, что если Соломатина действительно назначат в Нью-Йорк, то его жена постарается под любым предлогом добиться перевода своего бывшего любовника куда подальше, чтобы избавиться от свидетеля её супружеской измены. Или же, наоборот, снова затащит к себе в постель, и это, в конце концов, станет известно ее мужу, а тот сотрет мерзавца в порошок. Оба варианта не сулили бедняге ничего хорошего. Сергей не стал давать горе-любовнику советов, и тот ушел в расстроенных чувствах. А Сергей с Десятовым продолжили обсуждать ситуацию, в которой оказался их коллега.

Одной из обязанностей офицеров ВКР было докладывать в Центр о личной жизни сотрудников СВР, работавших за рубежом. Особенно, когда это касалось их возможной уязвимости для вербовки вражескими спецслужбами. Тем утром, покидая кабинет Сергея, Десятов не сомневался, что он должен сообщить начальству о поведении жены Соломатина, и Сергей не стал его в этом разубеждать. Он просто дал возможность офицеру ВКР самостоятельно принять правильное решение.

Как только докладная записка Десятова легла на стол начальства в московском Центре, шансы Соломатина занять кресло Сергея резко упали. Офицера СВР, жена которого слаба на передок, работать за границу не пошлют, ибо есть шанс, что ее соблазнит вражеский агент. Кроме того, Сергей знал, что в негласной системе человеческих ценностей, существовавшей в СВР, офицер, который был не в состоянии контролировать поведение своей жены или удовлетворять ее как мужчина, становился изгоем. "Если он не может навести порядок у себя дома, он не сможет руководить резидентурой."

Через некоторое время пришла весточка от Лабура. Саламатин снял свою кандидатуру на все заграничные должности, включая Нью-Йорк, и занялся восстановлением своей пошатнувшейся репутации.

История с Соломатиным была лишним доказательством того, что Сергей и Лена и так знали. Дружеские отношения между людьми, полные фальши, тонкие стены-перегородки комплекса в Ривердейле, бесконечные сплетни и слухи внутри СВР заставляли быть максимально осторожными и не давали право даже на малейшую ошибку. Они твердо знали, что, если решатся осуществить свой план, который они называли "побег", то малейшая оплошность обернется катастрофой не только для Сергея, но и для всей его семьи.

 

31

Как-то утром, идя по коридору первого этажа российской миссии, Сергей обратил внимание на дверь, закрытую на замок, и понял, что даже не знает, что за ней находится. Он попросил охранника отпереть дверь и обнаружил, что это обычная квартира. В одной комнате стояла кровать, стол со стульями, холодильник, набитый всякой снедью и минеральной водой. В другой же комнате были стеллажи, заваленные одеждой и обувью разных размеров, париками, шляпами и плащами до пят. На стенах было установлены камеры наблюдения. В квартире был также отдельный туалет. Сергей сразу понял, что попал в секретную квартиру, предназначенную для перебежчиков, которыми занималась линия ВКР. Самым известным из них в послевоенное время был Джон Уокер, который в декабре 1967 года пришел в советское посольство в Вашингтоне, зайдя прямо через центральный вход, и предложил шпионить на СССР. С собой он принес секретные документы, подтверждающие, что он действительно имеет доступ к американским военным тайнам. Ему выдали длинный плащ, широкополую шляпу и, в окружении здоровенных оперативников, вывели через заднее крыльцо на улицу, где его ждала машина. Через полчаса его высадили на одной из вашингтонских улиц, строго проинструктировав ни в коем случае больше не появляться в посольстве, за которым пристально следит ФБР.

Сергей знал, что большинство добровольных "помощников", являющихся в посольство или консульство, это психически больные люди или подсадные утки из ФБР. В то же время, даже один такой улов, как Джон Уокер, оправдывал наличие и содержание этой секретной квартиры.

Из всех офицеров СВР, работавших в миссии под его началом, Сергея больше всего раздражали сотрудники линии ВКР. Все из-за абсурдной ситуации, эдакой уловки-22, возникшей по вине Центра. Основной задачей офицеров ВКР было перевербовывать агентов ФБР и ЦРУ. За иностранными дипломатами и всеми остальными охотились люди из линии ПР. В то же время, в СВР строго соблюдалось правило, согласно которому, всем офицерам СВР запрещалось даже разговаривать с агентами американских спецслужб. То есть, как только русский разведчик понимал, что беседует с сотрудником ФБР или ЦРУ, он должен был моментально замолчать и тут же ретироваться. "По сути дела, людям из ВКР запрещалось выполнять их первоочередную задачу," — рассказывал Сергей.

Правда, в резидентуре были умельцы, которые, не нарушая требований СВР, умудрялись добывать информацию о своих американских коллегах. Например, кто из агентов ФБР занимается контрразведкой, а кто — прозаичными ограблениями банков. Спецы из ВКР даже составили целый список номеров машин, на которых ездили фэбээровцы. Это был тот случай, когда Сергей был приятно удивлен результатами работы своих подчиненных. Если он называл имя агента ФБР, то почти сразу Сергею на стол ложилась увесистая папка с подробной биографией этого человека.

Увы, таких толковых сотрудников в ВКР были единицы. Большинство из них занимались тем, что искали компромат на своих соотечественников, работавших в миссии или консулате. "Они сообщали в Центр, что установили слежку за "чистым" дипломатом, мотивируя это его странным поведением. На самом деле, все это было плодом их воображения, необходимым для того, чтобы оправдать свое существование мнимой борьбой с несуществующими шпионами."

С самого начала работы Сергея в Нью-Йорке у него сложились хорошие отношения с главой ВКР Юрием Ермолаевым, отчасти из-за того, что они оба оказались вовлечены в скандал со Степашиным и якобы попыткой продажи секретных инструкций по слежке за американской агентурой в России. Сергей как-то сразу зауважал Ермолаева за то, что тот решился послать сверхсекретную депешу непосредственно директору Примакову. Однако позже, когда все улеглось, Сергей заметил, что Ермолаев по натуре был довольно нерешительным и пугливым человеком, всегда пытавшимся под различными предлогами похоронить любую инициативу, которую продвигал Сергей.

Как-то Ермолаев сообщил в Центр, что каждый раз, когда его офицеры покидают здание миссии, в слежке за ними бывает задействовано до пятидесяти автомобилей ФБР. Сергей этому не поверил и возразил коллеге, что даже ФБР не может позволить себе выделять не это дело столько людей. Через год Центр распространил среди своих сотрудников аналитический доклад об уровне риска, которому подвергаются российские разведчики за границей. Как только Ермолаев получил копию доклада, он ворвался в кабинет Сергея, потрясая ее в руке, со словами "Я же тебе говорил! Исследование все подтверждает! Мои ребята каждый день рискуют оказаться в лапах ФБР!"

Рассказывая эту историю, Сергей рассмеялся: "В Центре выудили эти пятьдесят машин ФБР из сообщения Ермолаева, а этот идиот стал стращать себя своей же выдумкой, вроде собаки, гоняющейся за своим хвостом."

У Лены Ермолаев тоже не вызывал особого уважения, а его жена — тем более. Однажды, она пригласила Лену на чашку чая. "Эта дама сразу стала жаловаться на то, что не может свободно дышать в США, на отсутствие культурной жизни в Нью-Йорке," — рассказывала потом Лена. "И постоянно повторяла, как она скучает за своей любимой Россией. Короче, типичные речи советского человека, попавшего в капиталистическую страну. Дальше — больше, она мне заявила: 'Лена, ты должна организовать вечеринки для жен офицеров СВР и дипломатов. Будет очень удобно следить за их настроениями и за тем, насколько они верны своей Родине! А если кто скажет что-нибудь не так, сразу доложим куда надо."

Сергей всегда считал офицеров из ВКР менее образованными и сообразительными, чем их коллеги из Политической Разведки. Одним из примеров тому был полковник Владимир Грязнов. Кроме своих основных обязанностей по линии ВКР он еще отвечал и за безопасность российской миссии, консульства и жилого комплекса в Ривердейле. Прибыв в Нью-Йорк в середине 90-х, Грязнов сразу решил ввести комендантский час для всех подростков, проживающих в Ривердейле. Все, кому еще не исполнилось 21 год, должны были предоставить письменное разрешение родителей покидать территорию комплекса после десяти часов вечера. Естественно, тинэйджеры взбунтовались. Многие стали пользоваться дырой в ограде, которую так и не заделали с тех пор, как упавшее во время грозы дерево повредило проволочную сетку.

Грязнов стал жаловаться Сергею, что дети сотрудников не подчиняются его приказу. "Зачем тебе нужен этот комендантский час?" — спросил Сергей — "Тут спокойный район, ничего плохого с ними не случится."

"— Ошибаешься! У нас тут открыто продают наркотики! Даже рекламу вывесили," — возразил Грязнов.

Сергей попросил его рассказать поподробнее, и был наповал сражен ответом полковника. Оказалось, что он увидел на аптеке неподалеку неоновую вывеску Drugstore, и решил, что там торгуют наркотой, на местном сленге — drugs. "Он никогда раньше не бывал з границей и был довольно ограниченным человеком, и, даже после того, как я объяснил, в чем его ошибка, он был по-прежнему уверен, что в американских аптеках свободно продаются наркотики." Правда, комендантский час был, по совету Сергея, отменен.

Из-за таких, как Грязнов, и ему подобных, Сергей был невысокого мнения о ВКР, и потому, когда из Москвы пришла шифрограмма о новом "добровольце", он решил назначить куратором человека по линии ПР.

Из Центра сообщали, что на Лубянку обратился некий американец, а точнее бывший гражданин России, переехавший в свое время на постоянное место жительства в Калифорнию. Он прилетел в Москву проведать свою мать, и заодно решил предложить свои услуги российским спецслужбам.

Еще в шифрограмме было указано, что он не имеет доступа ни к военным, ни к политическим секретам. В то же время, он работал в калифорнийской компании, располагавшей многочисленными результатами медицинских и научных исследований, представлявшими, по его мнению, ценность для России. Также из Центра прислали фото американца и все, что он о себе сообщил во время визита на Лубянку. Так началась операция "Бык", как ее назвали в Москве.

Вскоре после того, как пришла шифрограмма из Москвы, Сергею сообщили, что "Бык" прилетит из Калифорнии в аэропорт Ньюарк, штат Нью-Джерси.

Утром того дня, на который была назначена встреча, один подчиненных Сергея вместе с женой и детьми отправился в шопинг- молл в Вестчестер, штат Нью-Йорк. Пока его семья была занята покупками, сам офицер незаметно выскользнул из молла и сел на электричку, идущую в Манхэттен. Там он пересел на другую, чтобы попасть в Нью-Джерси. "Бык" получил указание прогуливаться перед одним из ресторанчиков в ньюаркском шопинг-молле и высматривать в толпе человека с газетой "Нью-Йорк Таймс" в руке.

Он должен был принести первую партию документов, предназначенных для передачи, упаковав их в пластиковый пакет из универмага Мэйсиз.

Офицер, пришедший на встречу, опознал «Быка», толкущегося перед ресторанчиком, по фотографии. Передача прошла гладко, но когда офицер захотел вручить "добровольцу" оплату за его услуги, тот заартачился. В конце концов, он согласился взять только сумму, равную стоимости его авиабилета, а на расписке нацарапал: "Получено Патриотом".

Документами в Центре остались очень довольны. Это были результаты медицинских исследований, оплаченных правительством США. В основном, речь шла о новейших экспериментах в области лечения раковых заболеваний и СПИДа. Эта информация не была в открытом доступе потому, что содержала много сведений о патентах, принадлежащих американским компаниям. "Там было много технических данных, но в каждом отчете была указана сумма, затраченная американским правительством на конкретную программу. Большинство из них превышало несколько миллионов долларов."

Центр приказал Сергею раздобыть у "Быка" как можно отчетов. В итоге, результатом операции "Бык", стали 30 томов, содержащих копии научно-исследовательских работ. "Мы получили телеграмму с поздравлениями из Центра, в которой генерал Лабур хвастался, что СВР смогла добыть результаты многомиллионных исследований, заплатив за них цену одного билета на самолет — несколько сотен долларов."

После того как "Бык" исчерпал свои запасы документов, его куратор из ПР объяснил, как при необходимости выходить на связь, дав объявление на одном из интернет-сайтов. Расстались они друзьями.

"Такое бывает, но обычно, особой пользы, как в случае с "Быком", не приносит," — сказал Сергей. "Настоящие 'добровольцы', они делают все, что могут и исчезают. Больше мы о них никогда слышим."

 

32

Резидентура притягивала к себе не только "добровольцев", но и московских генералов. Официально, они прилетали каждую зиму, чтобы инспектировать работу СВР. На самом же деле, они просто устраивали себе внеочередной отпуск за казенный счет, да еще подальше от суровых русских холодов.

"Это была сплошная головная боль,"- жаловался Сергей. — "Каждый из них требовал царского приема: дорогих ужинов, рек алкоголя и бесконечных подношений, а я должен был умудряться каким-то образом все это оплачивать."

Конечно, средства на ублажение генералов не были предусмотрены бюджетом СВР, и Сергей завышал отчеты подчинённых о служебных расходах, чтобы получать в свое распоряжение дополнительные деньги. Среди своих даже ходила шутка о том, что каждую зиму агенты, во время встреч в ресторанах со своими кураторами, вдруг начинают утолять жажду шампанским "Кристалл" на сумму в двести долларов.

После манхэттенской резидентуры генералы продолжали свою "инспекцию" в Вашингтоне, требуя такого же обхождения, как и в Нью-Йорке. При всем при этом, они все равно постоянно были недовольны уровнем приема и условиями проживания.

В конце концов, из этих изнурительных генеральских визитов решили извлечь пользу, и использовать их для прикрытия одной секретной операции, проводимой вашингтонской резидентурой не без участия Сергея.

Почетные московские гости всегда останавливались на так называемой "Вашингтонской Даче", примерно в часе езды от американской столицы. Это было некое подобие дома отдыха в пяти милях на запад от городка Сентрвилл в весьма живописном графстве Куин Энн. На участке площадью в 40 акров (около 16 га) были расположены два особняка в георгианском стиле, шесть гостевых коттеджей поменьше, открытый бассейн, футбольное поле, два теннисных корта и песчаный пляж. Владения эти находились в месте слияния рек Корсика и Честер, впадавших в Чесапикский Залив. Этот участок когда-то был частью огромного (1600 акров) поместья, носившего название Пайонир Пойнт Фарм, основанного в 1920-х годах Джоном Дж. Рэскобом, нью-йоркским финансистом, построившим знаменитый небоскреб Эмпайр Стейт Билдинг. Став председателем Демократической Партии, Рэскоб отремонтировал старый особняк и построил рядом новый, чтобы всему его довольно большому семейству было где разместиться во время визитов Рэскоба в Вашингтон по делам партии. После его смерти в 1950 году, Пайонир Пойнт несколько раз менял хозяев, пока, в 1969 году, его не купил за 2,5 миллиона долларов некий предприниматель из Пенсильвании. Он собирался разделить владения на участки поменьше и выгодно распродать их, но все его попытки это сделать были заблокированы местными жителями с помощью всяческих юридических уловок. Тогда бизнесмен отомстил упрямым соседям, втихаря продав в 1972 году самый ценный участок с двумя особняками и пляжем советскому посольству за 1,1 миллиона. Новые хозяева сперва здорово напугали своих американских соседей, обнеся весь участок двухметровым забором из металлической сетки, но позже вернули себе их расположение, приглашая на чаепития, устраиваемые самим послом.

В этом "доме отдыха" генералов все более-менее устраивало, однако все они в один голос жаловались, что там им не хватает катера или яхты. В Нью-Йорке одним из их любимых развлечений была увеселительная прогулка на одном из кораблей компании "Circle Line". Когда они приезжали на "дачу", им хотелось покататься по реке Честер. Вообще-то, у причала был пришвартован красивый катер с каютой, но пользоваться им имел право только посол, что раздражало генералов еще больше.

Никто из сотрудников СВР в Вашингтоне не мог придумать достаточно убедительную причину приобретения еще одного катера для нужд разведки. И вот, в один прекрасный день, офицер из линии РП (радиоперехват и спутниковая связь) придумал повод для такой экстравагантной покупки. Он заявил, что катер или яхту нужно купить не для того, чтобы катать генералов, а чтобы избавиться от устаревшей шпионской рухляди.

За годы работы тамошней резидентуры, в Вашингтоне скопились тонны поломанного и устаревшего оборудования, которое никто не использовал. Там было, конечно, несколько уникальных приборчиков в духе Джеймса Бонда, но, в основном, — обычный технический мусор. Громоздкие шифровальные машины, катушечные магнитофоны, устаревшие компьютеры, мониторы, принтеры, телефоны и, даже, огромные спутниковые тарелки, установленные на крыше посольства.

Приобретение и утилизация таких вещей производилась всеми резидентурами строго по правилам, установленным в СВР. Например, если Сергею нужен был для работы миниатюрный диктофон, он мог пойти в любой манхэттенский магазин электроники и купить его там. Но пользоваться им он не мог. Вместо этого он должен был отправить диктофон диппочтой в московский Центр. Там его обменяли бы на диктофон, купленный в другой стране, скажем, во Франции, и отправили бы Сергею, а купленный им в Нью-Йорке уехал бы, например, в испанскую резидентуру. Таким образом СВР страховалась на тот случай, если ЦРУ или ФБР каким-то образом ухитрились установить в манхэттенский диктофон жучок.

Такие же строгости были и с утилизацией. Каждому прибору присваивался серийный номер, и с этого момента его путь тщательно фиксировался. По инструкции, когда оборудование ломалось или устаревало, его следовало разбить таким образом, чтобы было невозможно идентифицировать ни единой детали. После чего, все эти обломки нужно было отправить дипломатической почтой в Москву для последующего уничтожения. Выбрасывать в мусорный ящик в Нью-Йорке ничего было нельзя, так как все знали, что ФБР перелопачивает посольские мусорки в поисках не до конца уничтоженных секретных материалов.

На бумаге все эти инструкции выглядели вполне разумно и оправданно, но ни вашингтонская, ни нью-йоркская резидентура их не выполняли из-за высокой стоимости. Дело втом, что каждой резидентуре выделялся лимит, 165 кг в месяц, на отправку материалов в Центр. За каждый килограмм сверх этого веса, резидентура должна была платить Аэрофлоту 5 долларов. Так как каждый месяц обе резидентуры выбирали лимит под завязку, а отправка в Москву искореженной шпионской аппаратуры была делом второстепенным, все эти железяки скапливались в подвалах, ожидая своей очереди вернуться на родину. За десятки лет этот металлолом заполнил все кладовки в миссии и посольстве до потолка, а его отправка в Москву самолетом обошлась бы в несколько миллионов долларов.

Вот тут-то офицеру из РП и пришла в голову гениальная идея. Он предложил вывезти всю рухлядь из вашингтонского посольства на "дачу" в Пайонир пойнт, погрузить на катер, ночью вывезти на середину реки Честер и выбросить все за борт. Центр тут же дал добро на эту секретную операцию. С того момента в реки Честер и Корсика была сброшена не одна тонна шпионского металлолома. Топить его в Чесапикском Заливе было бы надежнее, но русские не могли туда добраться из-за того, что по согласно существовавшей тогда договоренности между Россией и США, перемещение дипломатов этих стран было ограниченным. Точно также, например, сотрудники американского консульства в Санкт-Петербурге не могли кататься на катере по Финскому Заливу где им заблагорассудится.

"Все, включая самого посла, были уверены, что новую посудину купили, чтобы ублажать генералов, а те считали, что наконец-то добились своего. На самом же деле, мы просто купили своеобразный мусоровоз, а генеральские жалобы использовали как повод."

Конечно, чтобы не привлекать внимание, офицерам из РП приходилось возить железяки из Вашингтона партиями по несколько сот килограммов. Об этих перевозках и ночных прогулках на катере знали только люди из РП, резиденты из Вашингтона и Нью-Йорка и их замы. В Москве жутко боялись скандала, который может вспыхнуть, если американцы узнают, что российские разведчики превратили их реки в мусорную свалку.

Обо всем этом Сергей узнал, когда пришло время возить металлолом уже из Нью-Йорка. "Этот катер обошелся нам в 30 тысяч долларов, но сэкономил многие миллионы на авиаперевозке в Москву," — сказал Сергей. Эта "утилизация" длилась пять лет и на момент побега Сергея процесс все еще продолжался. "Я знаю точно, что многие генералы, которые катались на этом катере, понятия не имели о том, как его используют по ночам, пока они спят."

Был только один московский генерал, программа визитов которого не включала никаких развлечений. Когда Сергей получал сообщение об инспекционной поездке генерала Трубникова, он строго предупреждал своих людей. Сергей помнил, как тот еще при нем наведался с проверкой в оттавскую резидентуру, и как Трубников отказался от всех предложенных ему подношений и сувениров, а все дни проводил в работе, лишь однажды поддавшись уговорам съездить посмотреть на Ниагарский Водопад. Примечательно, что на обратном пути он велел сопровождавшим остановиться на ужин не в шикарном ресторане, а в придорожном Макдональдсе, чтобы сэкономить и время, и деньги.

Во время визита Трубникова в Манхэттен два события произвели на Сергея довольно сильное впечатление. Первое произошло во время ужина, устроенного послом России в ООН Сергеем Лавровым в честь генерала Трубникова. Как только начали подавать закуски, один из генералов, сопровождавших Трубникова, стал жаловаться на президента Ельцина и так называемых "новых демократов", которые всем заправляют в правительстве. Трубников лягнул под столом болтливого коллегу, потому что знал, что Лавров был как раз одним из этих самых "демократов". За столом воцарилась неловкая пауза, после чего Лавров встал и, сославшись на сильную простуду, ушел, так и не дождавшись, когда подадут горячее.

Несколько дней спустя Сергей повез Трубникова и всю его камарилью в популярный среди генералов СВР ресторан "Татьяна" в бруклинском районе Брайтон Бич. От паркинга до ресторана надо было немного пройтись, и так получилось, что Сергей с Трубниковым немного оторвались от всех остальных.

"Я никогда не скрывал своей неприязни к Ельцину," — рассказывал Сергей. — "Я всегда говорил, что он жулик и вор, который утащит, сколько сможет. И я спросил Трубникова: 'Как мы можем работать на такого алкаша, как Ельцин?' Он тут же ответил: 'Перестань, давай не будем об этом/ Потом добавил: 'Ты пойми, мы — солдаты. Мы служим стране. Это наш долг. Наша обязанность — выполнять приказы, а не задавать вопросы. И пока мы служим нашему государству, мы должны быть лояльны нашему президенту. ' Я помню, что подумал тогда — 'Да, он прав. Если тебе не нравится президент или его администрация, уходи с государственной службы. Или ты с ними заодно, или ты уходишь."

Слова Трубникова запали Сергею в душу. Было ясно, что ни сам генерал, ни другие чины СВР не верят в то, что Ельцин собирается проводить какие-либо демократические реформы в России, да и самого Ельцина не считают достойным звания президента. Логика Трубникова была тогда понятна Сергею. Да, они люди военные и должны подчиняться приказам. Но дело было в том, что, если Трубникова такая мотивация своих поступков устраивала, то Сергею этого уже было недостаточно, чтобы оставаться в ладах со своей совестью.

 

33

31-до декабря 1996 года Сергей позвонил в Москву, чтобы поздравить мать с Новым Годом. Голос ее звучал совсем не так как всегда — в нем не было слышно ни капли той энергии, которая обычно била фонтаном. Сергей спросил, в чем дело, в ответ он услышал жалобу на усталость. Ревмира, которой было тогда уже 73 года, наводила дома порядок перед праздниками, весь день убирала квартиру. Речь ее была слегка неразборчивой и Сергей, заподозрив неладное, стал спрашивать настойчивей, и Ревмира призналась, что подозревает микроинсульт. Он тут же позвонил друзьям в Москву и попросил срочно ее проведать. Когда они пришли, она как раз собиралась в гости, встречать Новый Год. Вместо этого ее уговорили немедленно ехать в больницу, ложиться на обследование. Лена полетела в Москву, чтобы быть рядом со свекровью. Ревмира встретила ее в хорошем настроении, несмотря на то, что врачи подтвердили микроинсульт и опасались возможных последствий для левого полушария. Десять дней спустя Ревмира скончалась. Обезумевший от горя Сергей полетел на похороны в Москву.

"Моя мать была для меня всем. И все, что делал, все мои достижения, моя карьера, я делал ради нее, чтобы она могла мной гордиться. После ее смерти, все это для меня потеряло смысл," — объяснил Сергей.

По правилам ЦРУ, перебежчикам, которых эта организация берется обеспечить нормальную жизнь в их новой стране, запрещено рассказывать о каких-либо технических деталях или обстоятельствах их побега. Включая то, как и когда они впервые вступили в контакт с американскими спецслужбами. Из-за таких строгостей, Сергей не мог упоминать ни о каких встречах с американцами, которые имели место до его побега в октябре 2000 года. Впрочем, оно и понятно, ни ФБР ни ЦРУ не хотят, чтобы противник был в курсе их действий после того, как к ним обратился перебежчик. Кроме того, в случае Сергея, дата первого его контакта с американской разведкой сделала бы оценку нанесенного ущерба, проведенную русскими, более точной, что было нежелательно. Связался ли он с американцами впервые в октябре 2000 года, когда, исчезнув из квартиры в Ривердейле вместе со своей семьей, попросил у них убежища, или обратился к ним до этого? Работал ли он на американцев до побега, и если да, то как долго? Где он сумел незаметно вступить с ними в контакт, в Оттаве, Москве или в Нью-Йорке?

Хотя все представители американской разведки категорически отказывались отвечать на эти вопросы, двое из них все же согласились приподнять завесу на условиях анонимности. Они считали, что, так как на момент написания книги уже прошло шесть лет со дня перехода Сергея на Запад, некоторые детали в СВР уже могли определить путем обычной дедукции. Хотя оба они были крайне уклончивы, когда речь шла о дате побега, они подтвердили, что Сергей успел поработать на США еще до того, как покинул ряды СВР. Более того, было сказано, что он вел двойную игру уже будучи в должности заместителя резидента, в течение "значительного отрезка времени", то есть "более двух лет".

Ревмира, единственное, что связывало Сергея с Россией, умерла в январе 1997 года. Еще в начале своей карьеры Сергей стал свидетелем того, как в КГБ расправлялись с предателями. Почти всех их казнили, а члены их семей лишались всего имущества и становились изгоями. Учитывая близость Сергея и Рев-миры, было бы логично предположить, что он никогда не стал бы рисковать, пока она была жива. Однако после ее смерти у него и Елены оказались развязаны руки, и они могли уже, пусть и шепотом, обсуждать план побега.

Имея за плечами уже приличный опыт работы в СВР, Сергей в начале 1997 года наверняка знал, как выйти на ФБР, не вызывая подозрений со стороны контрразведчиков из ВКР. Он также прекрасно понимал, что прием, который ему окажут американцы, когда он окончательно покинет русскую миссию, будет значительно более теплым и материально выгодным, если он на тот момент успеет поработать "кротом" в недрах российской разведки.

Во время наших бесед Сергей даже в общих чертах не говорил о той опасности, которой подвергает себя офицер СВР, работающий на ФБР, оставаясь при этом сотрудником русской миссии. Также, мы никогда не обсуждали то, каким образом он умудрился не быть пойманным своими русских коллегами. Когда я попытался его разговорить, он сказал: "На протяжении всей своей карьеры я приучал себя ничего не бояться. Страх, мешавший мне работать, я пытался вытеснить хладнокровным анализом фактов, профессиональными знаниями и интуицией. Каждый мой шаг был тщательно продуман и просчитан. Да, риск неизбежен, но без грамотной оценки риска ты никогда не достигнешь успеха, и будешь всю жизнь пить воду вместо шампанского. Особенно, если работаешь в разведке. Я и моя семья старались всю жизнь придерживаться этих принципов, и то, что нам удалось преодолеть столько препятствий и пройти через довольно серьезные испытания, говорит о том, что принципы эти оказались верны.

 

34

Инструкции в телеграмме, полученной из Центра, были предельно просты.

Скоро из Москвы прибудет делегация Министерства Финансов России. Необходимо обеспечить ее руководителю, некоему депутату Ю. Волкову, достойный прием, и уделить особое внимание. Вскоре после полученной телеграммы, в Нью-Йорк прилетел начальник Финансового Управления СВР генерал-майор В. Лысенков. Целью его визита было еще раз объяснить важность поездки депутата Волкова и проверить готовность нью-йоркской резидентуры к приему особого гостя.

"Что за важная птица такая?" — спросил у генерала Сергей.

Понизив голос, Лысенков ответил, что Волков имеет доступ к так называемому скрытому бюджету СВР.

До Сергея и раньше доходили слухи о каких-то тайных фондах СВР, но сейчас он впервые услышал о них от официального лица. По просьбе Сергея, генерал рассказал предысторию этих денег.

Когда стало очевидно, что Советский Союз вот-вот развалится, лидеры компартии заволновались… Что будет с огромным состоянием, которым владела КПСС? Было решено вывести эти средства из страны, от греха подальше. Но неуклюжая советская финансовая система, которую сама же компартия и создавала столько лет, не давала возможности переводить деньги из Центрального Банка СССР за рубеж. Тогда члены политбюро обратились за помощью к тогдашнему председателю КГБ Владимиру Крючкову, и он подписал в 1991 году секретный указ, позволяющий Комитету "в интересах государственной безопасности" создавать частные фирмы, хотя в то время частный бизнес был еще под запретом. Деньги из партийных кубышек перегоняли в эти фирмы, а уже через них выводили за пределы Советского Союза. Этот грабеж был зафиксирован в официальном меморандуме КГБ "Неотложные Меры По Организации Коммерческой И Международной Деятельности Партии." Документ был написан управделами КПСС Николаем Кручининым для того, чтобы разъяснить, зачем Партия предпринимает такие экстраординарные шаги. Согласно меморандуму, деньги было необходимо спрятать до тех пор, когда они смогут снова служить делу построения коммунизма в России. Документ этот имел гриф "совершенно секретно", но, после неудачной попытки Крючкова свергнуть Горбачева, был найден и опубликован.

Новые демократы, сторонники Горбачева и Ельцина, были вне себя и потребовали вернуть деньги. Однако, когда Горбачев распорядился отправить следователей для того, чтобы допросить Кручинина, они обнаружили его самого и его первого зама мертвыми. Медэкспертиза заключила, что оба покончили с собой при странных обстоятельствах, что, в свою очередь, послужило поводом для слухов о том, что их убрал КГБ, чтобы скрыть, где спрятаны партийные деньги.

В 1992 году Верховный Суд России постановил начать расследование о пропаже награбленных денег партии. Руководить расследованием поручили московскому политику Льву Пономареву. По его оценке, сделанной позже, Крючков вывел из страны от 15 до 50 миллиардов долларов США. Сокровища партии включали в себя 60 тонн золота и 8 тонн платины.

Пономарёв со своими аудиторами принялся за работу, но, когда след привел их в Центр СВР, они уперлись в глухую стену. На тот момент КГБ уже не существовало, а чиновники из СВР, при поддержке Министерства Финансов РФ, напрочь отказались предоставить хоть какую-нибудь информацию о миллиардах долларов, перекачанных за кордон. Генералы заявили, что было бы неразумно раскрывать такого рода сведения Пономарёву потому, что это поставит под угрозу каналы финансирования деятельности СВР за границей. Тогда Пономарёв, настроенный довольно решительно, обратился за содействием к самому Ельцину, но получил отказ. Вместо того, чтобы приказать СВР передать необходимые материалы в руки следствия, Ельцин разрешил Пономарёву нанять себе в помощники именитое американское сыскное агентство Кролл энд Ассошиэйтс. Однако несколько месяцев активного сотрудничества не принесли никаких результатов. В то же время, СВР начала оказывать давление на лидера нового российского парламента, Руслана Хасбулатова. В результате, в скором времени Пономарёву "отключили кислород" и следствие было приказано остановить.

"Будучи членами партии, мы с Леной регулярно платили партвзносы с каждой получки," — рассказывал Сергей. — "Точно также поступал каждый коммунист в Советском Союзе. И, конечно, все понимали, что на момент распада СССР, в казне Компартии был не один миллиард долларов."

Генерал Лысенков не уточнил, какова была роль депутата Волкова в таинственном исчезновении партийных денег, а лишь сказал, что тот имеет доступ к определенной их части и, что Центр велел его всячески ублажать. Кроме того, генерал предупредил Сергея, что сопровождать Волкова будет его ассистент по имени Светлана, наглая и высокомерная дама, которой трудно угодить. Несмотря на то, что Волков был женат, у него был с ней роман, и она имела на него определенное влияние, так что оказывать ей особое внимание было не менее важно, чем самому Волкову.

Было еще одно обстоятельство, усложняющее выполнение задачи, поставленной перед Сергеем. Генерал объяснил, что настоящей целью визита Волкова является не рутинная инспекция российского консульства, а проверка жалоб на Ивана Кузнецова, генерального консула РФ в Нью-Йорке. В МИДе его подозревали в присвоении казенных средств.

Сергея это не удивило. Он уже давно пришел к выводу, что сей высокопоставленный дипломат ворует государственные деньги. Должность генконсула была поистине золотой жилой. Дело в том, что в консульство ежемесячно поступало около 5 миллионов долларов наличными в виде оплаты за оформление виз и всевозможных документов, включая разрешения на ведение бизнеса в России. Вся эта наличность несколько раз переходила из рук в руки, прежде чем попадала в опечатанных сумках к дипкурьерам для последующей доставки в Москву. Система бухучета не была компьютеризирована, а в бухгалтерии работали, в основном, жены сотрудников ооновской миссии РФ, у которых практически не было ни специального образования, ни опыта. Но даже чиновники, проработавшие в консульстве не один год, не смогли бы толком объяснить систему учета получаемых их организацией средств, что лишний раз подтверждало повышенную уязвимость этой системы к ошибкам и воровству.

Как-то раз Сергей, втихаря, провел собственное расследование, когда ген-консул Кузнецов взял в свои руки руководство многомиллионным ремонтом, идущим в здании консульства. Сразу же стало ясно, что имеют место так называемые "откаты". "Эти мошенники покупали самые дешевые материалы, например, дешевые деревянные двери, до 100 долларов за штуку. В счетах же они превращались в массивные дубовые двери ценой в несколько сотен. Кузнецов эти счета подписывал, а подрядчики возвращали ему разницу наличкой."

В другом случае российский МИД заплатил 180 тысяч долларов за дверь для главного входа в здание консульства. "Конечно, главная дверь была сделана пуленепробиваемой, с армированным стеклом, что было довольно дорого. И все же, ее цена выросла раз в десять на момент отправки счета в Москву." Благодаря тому, что в здании консульства регулярно устраивались дипломатические приемы, Кузнецову удалось убедить руководство МИДа в том, что стены зала, где проводились эти мероприятия, необходимо покрыть 24-каратным сусальным золотом. После того, как его нанесли первый раз, Кузнецов заявил, что работа выполнена плохо. Золото сняли и нанесли новый слой. Сергей обнаружил, что во второй раз покрытие стоило в десять раз дороже, а куда делась снятая позолота — вообще неизвестно.

Сергей показал результаты своего частного расследования резиденту, но тот отказался что-либо предпринимать, опасаясь, что Кузнецов с помощью своих связей в Москве сотрет в порошок их обоих.

"Астрономическая цена ремонта нью-йоркского консульства, превысившая бюджет на миллионы долларов, стала в СВР притчей во языцех, но Кузнецову никто и никогда не сказал ни слова."

Не удивительно, что свою инспекцию депутат Волков и его спутница Светлана начали именно с консульства. Однако, довольно скоро они просто заблудились в «лабиринтах», по которым перетекали денежные средства в этой организации. С плохо скрываемым раздражением Волков потребовал, чтобы ему привели человека, который мог бы объяснить, что тут происходит. Руководство тут же послало за Леной, чтобы она помогла московским гостям разобраться в сложной бухгалтерии, так как на тот момент она уже работала в консульстве четвертый год. Ни Волков, ни Светлана не знали, что Лена была женой Сергея.

После того, как она доходчиво разъяснила гостям всю консульскую бухгалтерию и даже показала лазейки, с помощью которых можно было воровать казенные средства, Светлана воскликнула: "Вы тут единственный человек, кто может в этом всём разобраться!"

В один из вечеров глава российской миссии в ООН устроил в честь Волкова и Светланы ужин в известном тогда ресторане "Окна Мира", расположенном на 107-м и 108-м этажах в одной из башен-близнецов Всемирного Торгового Центра. Были приглашены только "чистые" дипломаты, но Сергею потом рассказывали, что Светлана ныла и жаловалась весь вечер. Особенно ей не пришелся по вкусу алкоголь. Она считала, что здорово разбирается в коньяках и утверждала, что "Хеннесси", который им подали в ресторане, был поддельным.

"Она заявила, что это паленый коньяк потому, что он отличался по вкусу от того "Хеннесси", что она пила в Москве", — рассказывал Сергей. — "Эта провинциальная дамочка думала, что американцы её дурят, даже не осознавая, что именно в Москве, а не в одном из лучших ресторанов Манхэттена, ей наливали какое-то левое пойло."

По протоколу резидентура тоже должна была организовать ужин для "дорогих гостей", и Сергей вызвался выбрать подходящий ресторан. "Я решил не идти по пути нашего посла в ООН, и, применив совсем другую тактику, обойтись без дорогих ресторанов. Я был совершенно уверен в том, что мне удастся легко обвести этих русских лохов вокруг пальца, не нанося особого ущерба бюджету."

Сергей вместе с Леной поехал в Сити Айленд, район Бронкса, очень похожий на старый морской порт. Они стали обходить местные ресторанчики, пока, наконец, хозяин одного из заведений не согласился сделать скидку на лобстеров для ужина на десять персон. Несмотря на то, что средняя цена свежего лобстера в этом районе Бронкса была 25 долларов, ресторатор был готов уступить по 12 долларов экземпляры помельче, уже побывавшие в холодильной камере. Кроме того, хозяин поставил условие, что его повар добавит побольше специй, чтобы гости Сергея не чувствовали разницу между тем, что им подадут и только что вынутыми из огромного аквариума живыми лобстерами. Еще он любезно согласился нарушить закон и разрешил Сергею, ради экономии, принести с собой алкогольные напитки, купленные в ривердейловской дипломатической лавке.

"Снаружи этот ресторанчик выглядел еще сносно, но зайдя внутрь, становилось ясно, что место это далеко не из лучших. Грязь и вонь в туалетах говорили сами за себя," — рассказывал Сергей. В итоге он решил, что эта забегаловка — именно то, что ему нужно.

В назначенный вечер Сергей с Леной на одном из консульских лимузинов привезли депутата Волкова и его Светлану на Сити Айленд. По дороге Сергей доверительно рассказал гостям, что они едут в один особый ресторанчик, о котором знают только коренные жители Нью-Йорка, а туристам о нем предпочитают не рассказывать, чтобы не создавать ажиотажа. Более того, хозяин заведения специально придаёт ему неряшливый вид, чтобы толпы туристов обходили его стороной.

"Как только эта дама зашла в ресторан и увидела рыбачьи сети, развешанные по стенам, и аквариум, в котором плавала пара дохлых рыбешек, она воскликнула: 'Какое забавное место, не то, что тот напыщенный ресторан в Центре Мировой Торговли. Здесь очень мило!' " Сергей стал поднимать тосты, наливая коньяк, который захватил из Ривердейла. Светлана тут же заявила: "Вот это настоящий 'Хеннесси', а не та бурда, которую нам подавали в Центре Торговли!" К тому времени, когда принесли главное блюдо, все уже крепко выпили и Сергей совсем осмелел. "Мне совсем не хотелось этих дохлых мороженых лобстеров, и я заявил, что у меня на них аллергия, чем вызвал у наших гостей искреннюю жалость." Эти дары моря были больше похожи на небольших раков, мяса было в них совсем мало. Но это не смутило Сергея, который продолжал импровизировать: "Не подумайте, что я хвастаюсь, но по секрету скажу вам вот что… Это особый вид лобстеров, который вылавливают в подводных норах в штате Мэн. Именно поэтому они такие маленькие, и вкус у них необычный, отличный от тех, что водятся в открытом океане, настолько загрязненном, что их опасно есть из-за высокого содержания тяжелых металлов".

"Эта дура тут же стала восхищаться вкусом поданных лобстеров и все дружно её поддержали, хотя даже на вид раки были совершенно несъедобными. Я опрокинул еще пару рюмок и понял, что меня понесло. Я встал из-за стола и продолжил: 'Ладно, так и быть, только никому не слова! Это место не только лучший ресторан морепродуктов в Нью-Йорке, но и на всем восточном побережье США!' К тому времени, когда подали десерт, все уже были прилично пьяны и счастливы тем, что им удалось попасть в такой крутой ресторан, который, по моим словам, уже был лучшим во всей Америке. Спустя еще пару тостов депутат Волков и его любовница потребовали сфотографироваться со знаменитым шеф-поваром, который знает секрет приготовления этих редких лобстеров. Тот не замедлил появиться, и все защелкали фотоаппаратами. В общем, когда мы уходили, Волков и его спутница согласились со мной, когда я в очередной раз поднял планку и сообщил, что, на самом деле, это лучший ресторан в мире."

На следующее утро Волков встретился с Сергеем, чтобы обсудить результаты инспекционной проверки. Моргая красными с похмелья глазами, он сообщил, что обнаружил доказательства того, что Генеральный Консул Кузнецов ворует. И добавил, что доложит об этом в МИД, но надежды на успех мало, так как Кузнецов является близким другом ельцинского премьер-министра Виктора Черномырдина, а в МИДе никто не посмеет пойти против этого могущественного олигарха. "В общем, это означало, что у Кузнецова слишком серьезные связи, чтобы на него наезжать."

Вскоре после возвращения Волкова со своей любовницей в Москву, Ельцин уволил Черномырдина с поста премьер-министра. Почти сразу генконсул Кузнецов был отозван МИДом, и против него было возбуждено сразу два уголовных дела. Но, благодаря своим связям в окружении Черномырдина, он смог избежать тюрьмы. Более того, обвинения с него были сняты, его самого администрация Ельцина назначила председателем комитета, контролирующего импорт-экспорт российских алмазов.

То, что партийные деньги оказались в руках СВР, визит Волкова и его хамоватой подруги, наглое воровство Кузнецова — все это лишь подтвердило правильность решения, принятого Сергеем. "Чем больше ты был коррумпирован и ограничен, тем больше тобой восхищались в ельцинской Москве. В такой среде только дурак мог бы быть честным."

 

35

Девятого августа 1999-го года Ельцин уволил своего премьер-министра и разогнал весь Кабмин. Вообще, увольнения Ельциным сотрудников Администрации Президента в течение двух сроков его правления стали притчей во языцех. Опросы общественного мнения говорили о том, что его рейтинг упал аж до 5 %. Владимир Путин, которого он назначил совершенно неожиданно для всех, стал пятым премьером за неполных 18 месяцев. Кроме того, Ельцин провозгласил того кандидатом на свой пост.

Путин был практически никому не известен, и считалось, что у него мало шансов одержать победу на президентских выборах в марте 2000-го года. В то время в предвыборной кампании лидировал бывший глава СВР Евгений Примаков. Известный своей прямотой, сторонник реформ, Примаков обещал бороться с коррупцией, которую развел Ельцин. В Московских СМИ даже писали, что в случае победы на выборах, Примаков собирается взяться за хапуг-олигархов из ближайшего окружения Ельцина.

Политическая ситуация в стране резко изменилась 9-го сентября 1999 года, когда в Москве, при взрыве в одном из жилых домов, погибло 94 человека. Второй взрыв жилого дома четырьмя днями позже унес еще 119 жизней, а через три дня — третий взрыв в Волгодонске, на этот раз — 17 погибших. Беспрецедентная волна террора привела граждан России в ужас. Выступая на одном из центральных телеканалов, Путин обвинил во всем чеченских террористов, и голосом, полным спокойствия и уверенности, заявил, что где бы они прятались их "будут мочить в сортире". Фраза, впоследствии ставшая одной из самых популярных путинских цитат. Уголовный жаргон из уст кандидата в президенты импонировал многим зрителям и, буквально на следующий день, Путин стал одним из самых популярных политиков России.

Он отдал приказ бомбить столицу Чечни и послал в район боевых действий дополнительный контингент войск. 31-го декабря 1999 года Ельцин неожиданно ушел в отставку. Согласно российской конституции, Путин стал новым президентом. Первым указом, который он подписал, гарантировал Ельцину и его "Семье" полный иммунитет от каких-либо судебных преследований по поводу злоупотребления властью во время правления и других нарушений закона, включая коррупцию, взяточничество и государственную измену. В данном случае, в "Семью" входили не только родственники Ельцина (например, его дочь Татьяна Дьяченко, работавшая в Администрации Президента), но и ближайшие советники, в основном из числа олигархов. Новый президент заверил членов "Семьи", что не станет разыскивать миллиарды, которые они "накопили", а ельцинскую недвижимость и пальцем не тронет. Позже стало известно, что Ельцин стал мультимиллионером именно во время своего президентства, несмотря на относительно скромную зарплату. В числе его приобретений значились две сделанные в Швейцарии яхты, по полмиллиона долларов каждая, и вилла во Франции стоимостью 11 миллионов.

Новый образ защитника законопорядка и резко возросшая популярность практически гарантировали Путину победу на предстоящих выборах. Вдобавок, ельцинские олигархи вложили в резко националистическую кампанию Путина довольно большие деньги. Естественно, он одержал победу в первом же туре голосования.

Эту историю можно было бы назвать "Из грязи в князи". Путин начинал свою карьеру младшим офицером службы внутренней контрразведки (линия ВКР) в Ленинградском КГБ, где без особых достижений прослужил с 1975 по 1984 год. Потом его перевели в Восточную Германию, в Дрезден, где он, опять же, ничем себя не проявил. За все свои 16 лет службы в КГБ он смог дорасти только до звания подполковника. После распада Советского Союза Путин уволился из органов и пошел работать к мэру Санкт-Петербурга Анатолию Собчаку. Когда в 1996 году Собчак не был переизбран, Путин помог ему сбежать из России, пока новый мэр не успел обвинить своего предшественника в краже миллионов из городского бюджета. Некоторые члены ельцинского кабинета министров, будучи друзьями Собчака, были приятно удивлены такой лояльностью Путина. В благодарность, они содействовали его переводу в Кремль. В конечном итоге Ельцин назначил Путина директором ФСБ, однако журналисты отмечали позже, что у генералов из этого ведомства популярностью он не пользовался.

Сергей вспоминал: "В российской разведке Путина ценили невысоко, так как в его карьере не было ничего примечательного. Я бы сказал, что на него смотрели как на выходца из низов. И вдруг он становится президентом России."

В отличие от Сергея и других высших офицеров из Центра, Путин не рос в семье привилегированных сотрудников КГБ и не учился в элитных школах. Его отец был бригадиром на заводе, и семья Путина, по его словам, жила в квартире, где водились крысы, а сам он не раз ложился спать голодным.

Став президентом, Путин стал перетягивать в Кремль своих приятелей. В СМИ их стали называть силовики, так как в большинстве своем это были офицеры, из КГБ или из армии. Путинские силовики не поддерживали ни горбачевских демократов, ни ельцинских олигархов.

Несмотря на обширные кадровые перестановки, Путин заменил не всех. Александр Волошин, который перегонял миллионы долларов из ооновской программы "Нефть В Обмен На Продовольствие" в карманы своих дружков в Совете при Президенте России, не собирался уходить в отставку. Этот чиновник, которого называли "серым кардиналом" из-за его огромного влияния, был руководителем Администрации Президента при Ельцине, но без видимых проблем сохранил свою должность при Путине.

В 2000-м году президент Путин должен был принять участие в сессии ООН, посвященной началу нового тысячелетия, которая должна была состоятся б и 7 сентября в Нью-Йорке. Замдиректора Федеральной Службы Охраны, ФСО, Александр Лункин, был направлен в США для "подготовки мероприятий по обеспечению безопасности" Путина во время этого визита.

Когда Лункин прибыл в Манхэттен, Сергей сразу же пригласил его к себе домой на ужин. Они были знакомы уже лет двадцать, с тех пор, когда Сергей был комсомольским вожаком отдела иностранной разведки КГБ, а Лункин в том же отделе рядовым комсомольцем. Пользуясь этим обстоятельством, Сергей попросил его рассказать подробнее о Путине и его ближайших помощниках.

По словам Лункина, ближе всего к Путину были два человека. Одним был Евгений Алексеевич Муров, силовик, бывший офицер контрразведки КГБ, с которым Путин был знаком еще со времен службы в Санкт-Петербурге и которого он перетащил в Москву руководить ФСО.

Другим ближайшим дружком Путина был полковник Виктор Золотов, еще один силовик. Его Путин назначил руководить Службой Охраны Президента, то есть путинскими телохранителями. Офицеров из этой службы называли "Люди В Черном", так как они всегда были одеты в черные костюмы и всегда были в черных очках. Еще Лункин сказал, что, хотя умом Золотов не блистал, с Путиным они были очень дружны потому, что полковник был спарринг-партнером президента на тренировках по боксу и дзю-до. Выходец из рабочей семьи, Золотов работал сталеваром до того, как стал телохранителем мэра Санкт-Петербурга. Именно тогда он познакомился с Путиным и стал одним из его ближайших друзей. Где бы ни появлялся Путин, за его спиной всегда маячил Золотов.

Во время их доверительной беседы Лункин посоветовал Сергею остерегаться и Мурова и Золотова. "Это обыкновенные бандиты", — предостерег он и рассказал в качестве иллюстрации такую историю. Как-то раз Лункин оказался в одной компании с Муровым и Золотовым. В разговоре было упомянуто имя Волошина. Путинские дружки стали в открытую говорить о том, как Путин завидует этому очень влиятельному политику. Оказывается, новоиспеченный президент хотел уволить "серого кардинала", но из политических соображений не мог этого сделать. И тут Муров и Золотов, по словам Лункина, вдруг стали обсуждать варианты убийства Волошина. Например, убить его и обвинить в преступлении чеченских террористов. Или инсценировать его убийство русской мафией, дескать, что-то с ним не поделили.

"Они говорили об этом совершенно серьезно", — уверял Лункин. — "Никаких шуток."

— "И что же было дальше?" — спросил Сергей.

Чем дальше они это обсуждали, тем яснее становилось, что убийство одного Волошина не решит политических проблем Путина. Необходимо будет убрать ближайших соратников Волошина и некоторых олигархов. Далее придется избавиться от журналистов, которые займутся расследованием убийства Волошина.

В итоге, как рассказывал Лункин, генерал Муров и Золотов решили составить список влиятельных москвичей, от которых нужно избавиться, чтобы власти Путина никто не угрожал. После того, как этот список был готов, Золотов констатировал: "Не, слишком много надо убивать, даже для нас слишком много."

Услышанные слова сильно обеспокоили Лункина, особенно, если учитывать высокие административные посты тех, кто их говорил. Мурову, как директору ФСО, подчинялось около двадцати тысяч человек, занятых охраной Кремля. Кроме того, в его ведении находился подземный командный бункер и система специального метро, соединяющего правительственные здания. Более того, он отвечал за так называемый "черный ящик" с пресловутой ядерной кнопкой, сопровождавший президента во время всех его поездок. Золотов, в свою очередь, руководил президентской гвардией, служившей в свое время Ельцину в качестве своеобразной частной полиции, который, как-то раз, даже приказал этому подразделению арестовать своего политического оппонента.

Много позже Сергей комментировал рассказ Лункина так: "Эти двое видели свою задачу в том, чтобы убивать всех, кто мог помешать Путину. Он окружил себя людьми с таким менталитетом, а некоторых из них еще и называл своими близкими друзьями."

Несколько недель спустя генерал Муров и полковник Золотов прилетели в Нью-Йорк, чтобы проверить готовность служб безопасности к предстоящему визиту Путина. Во время этой инспекции Сергей виделся с ним довольно часто, и, однажды, они попросили отвезти их на Брайтон Бич, поужинать в том самом кафе "Татьяна", куда он водил генерала Трубникова и других важных гостей. Пока они потягивали пиво и ждали еду, Сергей спросил у Золотова о спецподготовке, которую проходят "люди в черном". Тот стал хвастаться, что телохранители из его подразделений обучены намного лучше своих коллег из американской Секретной Службы. "Вот, например, президента Кеннеди застрелили, когда он ехал в открытом автомобиле. А кортеж Путина состоит из семи специальных автомобилей и никаких съемных крыш. Снайпер не может знать, в каком из них едет президент." Потом Золотов сказал, что Индира Ганди была убита сотрудниками ее же собственной охраны в 1984 году. Именно поэтому Путин и доверил Мурову и ему, своим ближайшим друзьям, обеспечивать свою безопасность. Сын Ганди погиб от взрыва бомбы, спрятанной в букете цветов, которую держала женщина-шахидка. Путина же во время его появлений на публике окружают как минимум 12 золотовских телохранителей, чтобы ничего подобного не могло произойти. "Мимо моих людей и меня самого в жизни никто не прошмыгнет", — гордо заявил Золотов.

Явно довольный собой, Золотов поведал Сергею, что «прикрепленные», как он называл своих "людей в черном", вооружены 18-зарядными пистолетами "Гюрза" калибра 9 мм, пуля которых пробивает бронежилет с 50 метров. Ездят они на бронированных джипах, вооружены автоматами АК-74 и АКС-74У, снайперскими винтовками Драгунова, пулеметами РПК, гранатометами "Оса" и еще кучей другого оружия, которого хватит, чтобы уничтожить целый батальон. Вдобавок, каждый из "прикрепленных" в совершенстве владел несколькими видами боевых искусств, и мог убить человека одним ударом.

И тут, совершенно неожиданно, молниеносным движением руки Золотов ударил Сергея в висок. Тот свалился без сознания со стула, растянувшись на полу ресторана. Моментом позже Сергей пришел в себя и увидел склонившихся над ним Мурова и Золотова.

— Ты же его чуть не убил! — орал Муров в ярости, пока Золотов с извинениями усаживал Сергея обратно за стол.

"Лункин был прав", — продолжал Сергей. — "Это были опасные люди. Я не видел разницы между окружением Ельцина и этими бандюгами, ближайшими друзьями Путина. Для меня они были сделаны из одного теста. Все они были крысами. Когда Путин пришел к власти, одних крыс сменили другие, ничуть не лучше. Просто другие крысы."

 

36

Сергей и Лена считали, что знают свою дочь достаточно хорошо, чтобы предсказать, как она отнесется к их планам на будущее. И все же, прежде чем действовать, нужно было с ней поговорить. Лена решила сделать это во время шопинга в Манхэттене, куда они с Ксенией отправились одним субботним утром. Как только они вышли из универмага, Лена взяла дочку за руку.

"Послушай, я должна спросить тебя о чем-то очень важном», — сказала Лена. Потом она сделала паузу, как бы подчеркивая серьезность того, что собирается сказать, и продолжила: "Понимаешь, ни папа, ни я, никогда не принимаем ответственных решений, не посоветовавшись с тобой».

Ксения кивнула, давая знать, что понимает.

"Что ты скажешь, если узнаешь, что мы не собираемся возвращаться в Россию?"

Ксения остановилась посреди тротуара. Ясное дело, она была сильно удивлена услышанным.

— "Но что будет, когда папина командировка в Нью-Йорке закончится?"

— "Мы останемся в Штатах».

Они продолжали идти в полном молчании. Ксения смотрела себе под ноги, а Лена вглядывалась в ее лицо, пытаясь понять, о чем сейчас думает ее дочь. "Не могу сказать, что я сильно волновалась. Я была уверена, что Ксения уже достаточно взрослая и разумная, чтобы понять мотивы нашего с Сергеем поступка, которые я сейчас собиралась ей объяснить. В то же время, я понимала, что ни я ни он никогда не заставим ее сделать столь важный шаг, если она того не захочет. На какую-то секунду я даже задумалась, а как мы поступим, если он скажет: 'Нет'».

— Значит ли это, что папа предаст Россию?

— Нет! — ответила Лена, — Ты же смотришь российское телевидение (на крыше их дома в Ривердейле была установлена спутниковая антенна) и видишь, что там происходит. Отец больше не хочет работать на это коррумпированное правительство.

Ксения сжала мамину руку и сказала: "Я понимаю."

Лена подробнее объяснила ей причины, заставившие их принять решение о невозвращении. Ксения выслушала ее, не задав ни одного вопроса. Она полностью доверяла родителям. Так было всегда.

"Я всегда знала, что отец был шпионом», — рассказывала Ксения автору этой книги, — «Когда мне было лет семь, по выходным мы ездили на черных лимузинах на пикники для сотрудников КГБ, и я понимала, что он занимает какую-то важную должность, да и все вокруг относились к нему как к начальнику».

Когда же Ксении исполнилось восемь лет, отец сам рассказал ей, кем он работает.

"Мы гуляли с ним в лесу возле дачи, и папа стал рассказывать всякие истории о своей работе. Он мне начал казаться эдаким русским Джеймсом Бондом, я им очень и очень гордилась. Тем более, что я никогда не слышала ничего плохого о КГБ, ведь детям такое не рассказывают».

Ксения обожала своих родителей и бабушку с дедушкой. Когда она родилась, бабушка Ревмира сказал Лене и Сергею: "Это мой ребенок. Хотите своего — рожайте еще». Молодые родители рассмеялись, но в этой шутке была доля правды. В то время Сергей и Лена целыми днями пропадали на работе, и Ксения жила с Ревмирой и Олегом, пока ей не исполнилось пять лет. Когда же родители Ксении стали проводить с ней больше времени, они вели себя с ней скорее, как со своей ровесницей, чем с ребенком. "Из-за специфики работы моего отца," — вспоминала Ксения, — "о некоторых вещах мы могли говорить только друг с другом, в кругу семьи. Кроме нас троих никто не мог быть посвящен в эти 'тайны'. Годам к девяти мне уже не нужно было объяснять, о чем можно, а о чем нельзя говорить с посторонними. Я уже достаточно хорошо в этом разбиралась».

Ксения не была бунтаркой. "Мои приятели были сильно удивлены, узнав, что я считаю родителей своими лучшими друзьями, и всем с ними делюсь. Папа и мама были для меня единым целым. Конечно, у каждого из них были свои сильные стороны. Но они были одной командой, а вместе мы были мощной силой."

Семейные узы еще больше окрепли в Канаде. Поначалу, Ксении там было неуютно. Особенно она скучала за бабушкой (дедушка умер еще в 1985 году). Но когда семья вернулась в Москву после пятилетнего пребывания в Оттаве, 14-летняя Ксения поняла, что стала совсем западным подростком.

"Я была рада снова увидеть бабушку и встретиться с моими старыми друзьями, но все уже было как-то по-другому».

Ксения любила смотреть американские телесериалы. Ее любимыми были Полный Дом, Дела Семейные и Принц из Беверли-Хиллз, в которых речь шла о жизни тинэйджеров в США.

"Русские телепрограммы мне не нравились, а ведь телевизор играет большую роль в жизни подростка. Я выглядела как обычная русская девочка и говорила по-русски. Но московский сленг я не понимала и даже когда друзья мне объяснили значение многих слов, я все равно не могла понять, зачем они их используют. Я не понимала русский юмор. Американские шутки были мне ближе».

Были и другие различия. В России большинство молодых людей живет с родителями, пока не женятся или не выйдут замуж.

"Я хотела поступить в колледж и жить одна до тех пор, пока не заведу свою семью».

Ксения привыкла носить фланелевые рубашки свободного кроя, джинсы и ботинки Dr. Martens. В Москве же ее ровесницы ходили на высоких каблуках, в мини-юбках и нарядных блузках. Еще ее шокировала нищета, в которой жили многие российские пенсионеры и неспособность правительства обеспечить им более-менее достойную старость. Как-то вечером по телевизору Ксения увидела старушку, рассказывающую о том, что ей приходится делить помидор на три части, чтобы хватило на три дня.

Когда через год после возвращения из Оттавы Москву, родители сообщили Ксении, что они опять уезжают работать за границу, на сей раз — в Нью-Йорк, та была готова лететь хоть на следующий день.

"Я вздохнула с облегчением, как только мы очутились в Манхэттене. Знакомые телесериалы, дети других российских дипломатов из Ривердейла, ровесники, с которыми они понимали друг друга. Мы вместе ходили в бассейн и тренажерный зал, строили планы на будущее, спорили, в какой колледж лучше поступать, чтобы сделать успешную карьеру, обсуждали новые фильмы, выясняли, кто в кого влюблен. Когда я была в России, моих тамошних подруг интересовало лишь одно — как поудачнее выйти замуж и нарожать детей».

Когда развалился Советский Союз, и Компартия перестала быть главной и единственной политической силой в стране, Ксения училась в старших классах средней школы при российском консульстве в Нью-Йорке.

"Ни о коммунизме, ни о социализме нам много не рассказывали. Политикой я сильно не интересовалась, но была знакома с основными принципами и того и другого. От родителей же я слышала, что и коммунизм, и социализм в советском обществе не работали. В то же время, мне нравилось то, что я видела в Америке, мне это было ближе по духу и по убеждениям».

Основной причиной ее привязанности к Москве была Ревмира.

"Я не могла представить себе, что захожу в нашу квартиру, и меня там не встречает бабушка. Он всегда была стержнем нашей семьи. Когда она умерла, я подумала: «Что мне Россия, если там нет моей бабушки?» Меня пугала сама мысль о возвращении в квартиру, где ее уже нет».

Ксения понятия не имела о родительских планах совершить побег. "Я была занята своими тинэйджерскими проблемами, но когда мама мне все рассказала, я не была огорошена услышанным, хотя, несомненно, была удивлена. Мне не было страшно, потому что я была уверена в том, что родители все хорошенько обдумали и учли возможные последствия. Я знала, папа никогда не сделает то, что может повредить мне или маме. И потом, поразмыслив, я поняла, что толкнуло их на такой шаг».

Ксения не считала отца предателем.

"Я думала, что он принял правильное решение. Я по натуре очень мотивированный человек, это у меня от родителей и бабушки с дедушкой. Я была уверена, что в Штатах я могу достичь любых высот, если буду упорно работать. Я смогу поступить в хороший колледж, получить хорошую работу и стать кем захочу, кроме, разве что, президента США. Я знала, родители хотели, чтобы передо мной были открыты все возможности. В то же время, никто из нас не верил, что в России это реально осуществимо».

Мысль о том, что она уже никогда не вернется в Россию, не огорчала ее.

"Раньше приступы тоски по дому были связаны с моей бабушкой. Я привыкла обсуждать с ней все мои дела, делиться своими проблемами. Даже в Нью-Йорке мне ее очень не хватало, ведь она была мне словно подруга. После ее смерти, все, что у меня осталось, это воспоминания о детстве, о поездках на дачу, о том, как мы с папой и бабушкой собирали там грибы, о красотах Москвы. Иногда у меня даже слезы наворачивались на глаза, когда я обо всем этом думала. Но это было мое прошлое, а будущее мое было в Штатах. Я ведь на самом деле выросла-то в Канаде и США, и чувствовала себя больше американкой, чем русской. И когда мама мне сказала об их планах, я, на самом деле, почувствовала облегчение оттого, что мне надо возвращаться в Россию. Просто добавила в свой "список" еще одну вещь, о которой нельзя говорить ни с кем, кроме моих родителей. В общем, приняла новость к сведению и стала ждать, когда они мне скажут, что время пришло».

 

37

Как-то днем в кабинет Сергея в "подлодке" здания российской миссии при ООН, порывисто вошел Валерий Коваль. Резидент СВР только что получил шифровку из Центра с грифом "Совершенно Секретно".

— У нас предатель! — заявил Коваль.

— Кто? — спросил Сергей.

Коваль протянул ему лист бумаги с текстом телеграммы, в которой говорилось, что один из офицеров Сергея, полковник Юрий Боканёв, собирается сбежать к американцам.

— Они хотят, чтобы мы его немедленно отправили домой, — сказал Коваль.

Это был стандартный прием. Как только на кого-нибудь из офицеров СВР падало подозрение в измене, его срочно под каким-нибудь предлогом отправляли в Москву. Сергей рассказывал: "Нашему сотруднику говорили, что он должен лететь в Москву для получения награды или очередного звания. Таким образом, его не приходилось силком запихивать в самолет, он летел домой совершенно спокойно».

Именно так, в ноябре 1985-го года, в Москву заманили подполковника Валерия Мартынова из вашингтонской резидентуры, после того как обнаружилось, что он работает на ФБР. Ему сказали, что он удостоился чести сопровождать одного высокого начальника из КГБ обратно в Советский Союз. Мартынов попался в ловушку и по возвращении был казнен.

В упомянутой уже шифровке с грифом "Сов. Секретно" было сказано, что сутками раньше Боканёв сказал какому-то американскому чиновнику, что хотел бы перебежать на их сторону. В Нью-Йорке Боканёв работал уже 5 лет под видом сотрудника Российской Ассоциации Международного Сотрудничества (РАМС). В советские времена РАМС назывался Союзом Обществ Дружбы С Зарубежными Странами. Задачей этой государственной организации было расширение культурного обмена между СССР и другими государствами. Несмотря на такие благородные цели, РАМС и ее предшественник кишели офицерами разведки, присланными из Москвы. Из шифровки следовало, что Боканёв во время совещания РАМС, на котором присутствовали его американские коллег, сказал одному из них, что "надеется найти работу" в Нью-Йорке после окончания срока его командировки и спросил, не могли бы американцы ему в этом помочь. "Так как наши офицеры работали под видом специалистов по культурному обмену, Боканёв логично предположил, что американец тоже заслан ФБР или косвенно связан с этой организацией», — объяснил Сергей. Но это было не так. Американский чиновник вместо того, чтобы сообщить в ФБР, позвонил начальнику Боканёва в штаб-квартиру РАМС в Вашингтоне. Тот, будучи сексотом СВР, тут же поставил в известность вашингтонского резидента. Поскольку такие вопросы должны были решаться в Центре, глава вашингтонской резидентуры телеграфировал в Москву, а те уже, в свою очередь, прислали секретную депешу Ковалю. Не зная, что делать, он прибежал к Сергею.

"Личность Боканёва никогда не вызывала у меня особых симпатий, но я решил сделать всё, чтобы его спасти," — рассказывал Сергей, — "Его поступок был не предательством, а глупостью."

В своем ответе Центру Сергей написал, что обвинения, выдвинутые Бока-нёву "слишком туманны" и просил повременить с наказанием. "Почему мы должны верить американцу, звонившему в Вашингтон? Вполне вероятно, что это провокация ФБР».

В Центре с ним не согласились и прислали приказ отправить Боканёва в Москву ближайшим рейсом. Сергею же было велено ему сказать, что в РАМС его срочно просят заменить заболевшего коллегу и сделать доклад на конференции по культурному сотрудничеству.

Сергей выполнил приказ, но перед самой посадкой рассказал Боканёву о том, что произошло на самом деле. "Конечно же, Боканёв был в ужасе. Я сказал, что его единственный шанс остаться в живых, это утверждать, что все было провокацией американцев. Это было его единственной надеждой».

Как только самолет приземлился в Шереметьево, Боканёва отвезли на Лубянку и стали допрашивать. Он в точности следовал совету Сергея, то есть настаивал на том, что американский сотрудник РАМС нарочно оклеветал его, чтобы навести на него подозрение в измене. Судя по всему, его аргументы звучали убедительно. Закончив свою "командировку" по линии РАМС, Боканёв вернулся в Нью-Йорк. Естественно, первое, что он сделал по возвращении — это поблагодарил Сергея. Вскоре срок его пребывания в США истек, и он благополучно продолжил службу в московском Центре.

Конечно, риск, которому подверг себя Сергей, не был оправдан. Если бы Боканёва на допросах сумели заставить признаться в намерении совершить государственную измену, он, скорее всего, рассказал бы и о том, что Сергей его предупредил и посоветовал врать о провокации. Просто, в данном случае, Сергей сделал то, что подсказывала ему совесть, а не интуиция. Дело опасное, стоившее ему немало нервов.

Однако история с Боканёвым подтвердила теорию Сергея о том, что офицеры линии ВКР в нью-йоркской резидентуре настолько нерешительны и неумелы, что вряд ли смогли бы раскрыть потенциального перебежчика из числа сотрудников миссии. Шансы уйти незамеченным были довольно высоки. Основная опасность таилась снаружи. Боканёв, например, обратился к американцу, который его и заложил. Американскому "кроту", работавшему в российской миссии, больше всего следовало опасаться какого-нибудь двойного агента СВР в американских спецслужбах, который может его сдать так же, как поступал Эймс со своими жертвами. В таких случаях "крот" ничего не подозревал до тех пор, когда бежать уже было слишком поздно.

Вскоре после случая с Боканёвым в кабинет Сергея быстрым шагом вошел его начальник, нью-йоркский резидент, размахивая только что полученной телеграммой. На этот раз депеша сообщала, что генерал-майор А. Зарубин, один из самых грозных генералов Центра, будет инспектировать резидентуры в Вашингтоне и Нью-Йорке. Зарубин, он же Товарищ Константинофф, отвечал в СВР за внутреннюю безопасность.

"Сергей, я его знаю!" — возбужденно сказал Коваль. — "Это чудовище! Не жди от встречи с ним ничего хорошего. Он смотрит тебе в глаза и видит тебя насквозь».

Несколько дней спустя генерал Зарубин прибыл в Вашингтон. Сергей позвонил исполняющему обязанности вашингтонского резидента. Им в то время был Виталий Доморацкий, с которым Сергей в свое время работал в Канаде.

"Очень жесткий и суровый,"- отозвался о Зарубине Доморацкий, — "Совершенно невозможно понять, что ему надо."

Слова Доморацкого наводили Сергея на мысль о довольно внушительной фигуре генерала. Однако, когда тот прибыл в Манхэттэн, оказалось, что это был тощий как жердь человек в поношенном костюме из полиэстера, куривший сигареты одну за другой. Кроме того, заядлого курильщика в нем выдавали пожелтевшие зубы, пальцы, коричневые от табака, и постоянное покашливание. Собеседование, во время которого Зарубин буквально допрашивал Сергея о его работе в качестве заместителя резидента, длилось четыре часа.

"Как ты думаешь, знают ли в ФБР и ЦРУ, кто из сотрудников миссии является нашим офицером?" — спросил Зарубин.

Сергей ответил вопросом на вопрос: "Генерал, как долго Вы работаете в нашей системе? Лет тридцать? Сорок? И Вы до сих пор не знаете ответ на этот вопрос?"

Зарубин опешил от такой наглости.

Сергей же объяснил, что на протяжении тридцати лет КГБ, а позже и СВР, использовали одни и те же дипломатические должности для прикрытия своих оперативников. Поделать с этим ничего было нельзя из-за отказа МИД что-либо менять. "Конечно же, они знают, кто мы на самом деле," — заявил Сергей.

Далее Зарубин спросил мнение Сергея о ФБР. "Это очень серьезный противник, которого ни в коем случае нельзя недооценивать," — ответил Сергей, — "Нужно всегда уважать своих врагов."

"Скажи," — продолжил Зарубин, — "ты уверен в том, что источники, поставляющие вам информацию, не подсунуты ФБР, чтобы сливать 'дезу' или просто шпионить за вами?"

"Нет," — ответил Сергей, — "не уверен. Но если я откажусь от всех контактов, вызывающих хоть малейшее подозрение, меня, конечно можно будет наградить за высочайший уровень безопасности резидентуры, однако мы перестанем получать какую-либо информацию вообще. Мы должны опираться на собственный опыт и опыт тех, кто работает в Центре, и очень тщательно отбирать источники, которым можно верить."

Когда беседа подошла к концу, Зарубин захлопнул свой блокнот и объявил: "Вы ответили правильно на все мои вопросы!" Потом он добавил доверительным тоном, что в Вашингтоне, у Доморацкого, результаты были совсем неутешительными. Тот снисходительно отзывался о ФБР, называя их агентов болванами. Он также заверил Зарубина, что уверен на сто процентов в надежности всех своих источников информации и, что ФБР ни за что не определить, кто из вашингтонских дипломатов на самом деле работает в СВР, потому что "у нас железная служба внутренней безопасности».

"Доморацкий — дурак," — вздохнул генерал, — "а вот ты, Сергей, американцев уважаешь." Еще он сказал, что завтра же начнет проводить собеседование с каждым офицером СВР нью-йоркской резидентуры. Утром следующего дня, до прихода Зарубина, Сергей собрал всех своих подчиненных. "Я сказал, что они должны говорить, а именно то, что 'мы серьезно относимся к возможностям ФБР и уважаем их как противника'. Именно так они и сделали, отвечая на вопросы Зарубина.

Позже Сергей удивлялся, откуда у Зарубина репутация такого свирепого начальника. "Для меня это было загадкой. У него были довольно устаревшие представления о нашей работе. Например, он рассказывал нам, что если оперативник СВР пытается завести дружбу с шифровальщиком миссии, то необходимо сразу установить за первым слежку, ибо тот явно пытается выведать коды, чтобы продать их врагу. Это была чушь. Шифровальщики выполняют чисто механическую работу и большинство из них никакой ценной информации в голове не держит. Даже если выкрасть такого шифровальщика, то из него ничего невозможно будет вытрясти, потому что он не помнит даже те коды, которыми пользовался утром того же дня."

По чистой случайности, глава линии ВКР манхэттенской резидентуры находился в Центре в то время, когда туда вернулся из своей американской командировки Зарубин и написал предварительный отчет. Коллега из ВКР рассказал Сергею, что Зарубин дал довольно низкую оценку состоянию дел в Вашингтоне и лично Доморацкому. В то же время, он охарактеризовал резидентуру в Нью-Йорке как "самую надежную и лояльную" из всех зарубежных резидентур СВР. В отчете он написал, что Сергей и его подчиненные хорошо понимают, с каким противником имеют дело, и тщательно защищают резидентуру от проникновения извне.

Впоследствии оказалось, что в этом утверждении таилась большая доля иронии, учитывая тот факт, что во время инспекции в Нью-Йорке напротив генерала сидел за столом "крот" ФБР, который через пару недель должен был уйти к американцам.

 

38

Сергей решил, что с него довольно.

Он простудился и два первых дня рабочей недели провел дома, в Ривердейле, предупредив подчиненных, что появится в "субмарине" миссии только в четверг. Однако, проснувшись утром в среду, 11-го октября 2000-го года, Сергей понял, что гнетет его не только простуда. Он позвал Лену и Ксению в гостиную, где стоял раскладной диван, на котором он спал, пока болел. Обе были дома. Лена недавно уволилась из консульства, а Ксения, закончив школу, ходила по вечерам на курсы программистов.

— Девочки! — объявил Сергей, — Сегодня!

Сначала он хотел, чтобы все сразу оделись и вышли из дома. Но Лена уговорила его дать ей хотя бы четыре часа на сборы. Она хотела вернуть книги в районную библиотеку, отправить несколько платежей по счетам и снять немного наличности в банке неподалеку. Отправилась она по своим делам пешком, так как женам сотрудников русской миссии при ООН не разрешалось водить машину. Ксения в это время стала паковать две небольшие сумки. Естественно, взять много вещей они не могли, чтобы не вызвать подозрений своим неожиданным отъездом.

Сергей был уверен в том, что никто не догадывается о его намерении сбежать. Он занимал высокую должность и, в случае малейшего подозрения, меры бы были приняты сразу. Как минимум, немедленно бы установили круглосуточное наблюдение до тех пор, пока не придумают предлог заманить его в Москву. Но никаких признаков опасности не было и в помине. Во всяком случае, в Центре были довольны его работой. Даже срок его командировки продлили до шести лет, что было рекордом продолжительности пребывания заместителя резидента СВР в Нью-Йорке. Больше того, ему пообещали, что по возвращении в Москву его будут ждать генеральские погоны.

Пока Лена бегала по делам, Сергей сел писать прощальную записку. Он уже тысячу раз обдумал, все, что хотел там изложить. Он собирался объяснять, жаловаться, критиковать и осуждать. Сергей и Лена должны были вот-вот полностью разорвать нить, связывающую их с прошлой жизнью. Сергей на минуту задумался о последствиях, как моральных, так и материальных. От них с Леной отвернутся все их русские друзья и знакомые. Никто из СВР никогда больше с ними не будет контактировать. Они никогда больше не смогут посетить могилы своих родителей, бабушек и дедушек в России. Никогда не смогут побывать в местах, где росли, с которыми связаны воспоминания о детстве. Сергей превратится из уважаемого офицера СВР в предателя, и его лишат российского гражданства. Кроме того, их ждут и материальные потери. Пятикомнатную квартиру в Москве можно было легко продать за миллион долларов кому-нибудь из многочисленных новых русских, благодаря которым в России подскочили цены на рынке недвижимости. В московской квартире оставалась библиотека Сергея, около трех тысяч книг, многие — букинистические раритеты. Еще там была семейная коллекция гобеленов, картин, икон и фарфора. Если добавить ко всему этому две подмосковные дачи, доставшиеся по наследству, общая стоимость всего, чем владели Сергей и Лена, составила бы около двух миллионов долларов. Кроме того, уже через год он должен был стать генералом со всеми причитающимися этому званию преимуществами и благами. Теперь уже была бы его очередь проводить "инспекции" в Нью-Йорке и Вашингтоне и получать бесчисленные подарки от подчиненных, есть в дорогих ресторанах, не ограничивая себя в выпивке. А еще через одиннадцать лет он мог бы выйти на пенсию и уйти работать в частный сектор, как это делали его предшественники. Были и другие варианты. Например, учитывая его подготовку, звание и опыт работы, он мог бы перевестись в МИД и стать послом.

Сергей было начал писать, но остановился посередине строчки. Зачем помогать контрразведке в расследовании своего исчезновения? Зачем облегчать работу своим бывшим сослуживцам? И все же он хотел оставить что-нибудь, что собьет их с толку, заставит задуматься.

Он снял часы, за которые заплатил в свое время тысячу долларов. Он решил оставить их здесь. Когда Лена, вернется, он скажет ей, чтобы она оставила в квартире свою норковую шубу, вещь тоже не дешевую. Поймут ли его намек офицеры контрразведки? Сергей не был в этом уверен, но сам-то он точно знал, что имел в виду, а этого ему достаточно. Дорогие часы и шуба были такими же символами их материального благополучия, как квартира в Москве и две дачи. Вот и все.

Сергей быстро настрочил: "Лена нашла хорошую работу. У меня проблемы со здоровьем. Мы решили остаться в Штатах." Потом отложил ручку и сложил записку пополам.

Лена вернулась около часа дня. Большинство охранников хилого комплекса в Ривердейле в это время уходили на обед, как правило, к себе домой, благо жили в том же здании. Ксения уже отнесла сумки в их машину, стоящую в подземном гараже. Перед выходом, Сергей и Лена в последний раз окинули прощальным взглядом свою крохотную квартирку на десятом этаже. Лена настояла на том, чтобы все документы, письма и фотографии, которые они не смогут взять с собой, были уничтожены. Ей была противна даже мысль о том, что люди из СВР будут рыться в ее бумагах и семейных альбомах.

Сергей сказал: "Пора!"

Они вышли из квартиры и направились по коридору к лифту. Каждый из них уже не раз представлял, как именно будет все происходить, что они будут чувствовать в этот момент. Сергей был, как всегда, спокоен. Для него этот день ничем не отличался от других будней. Лене было страшно, ей овладела неуверенность. Ксения же была возбуждена. Лена несла сумку, в которой была их белоснежная персидская кошка Матильда, уходившая на Запад вместе со своими хозяевами. Спустившись в подземный паркинг, они сели в машину, и Сергей вырулил на залитую солнцем рампу, ведущую к воротам. Затормозив у ворот, он сказал в интерком: "Третьяков", зная, что охранник, находящийся внутри здания, должен записать в журнал, кто находится в выезжающей машине, включая всех пассажиров.

Годы спустя, Лена со слезами на глазах вспоминала, как они ждали в тот солнечный осенний день, когда откроются ворота. Она отчетливо помнила буквально каждую секунду, отделявшую ее от момента, который изменит всю их жизнь. "С собой мы взяли только самое необходимое. Да, мы не хотели привлекать внимание, но кроме того, нам не хотелось тащить за собой что-то из нашей прошлой жизни. С нами оставались только воспоминания о наших родственниках, друзьях и родителях. Мы должны были начать все с нуля, в новом обществе, по-настоящему свободном и демократичном. Но важнее всего было то, что это означало новую жизнь для нашей дочери. Я никак не могла забыть слова, сказанные нам матерью Сергея в Оттаве, что ей противно думать о том, что ее единственная внучка будет расти в новой коррумпированной России. Мы же, уходя, давали дочке шансы на будущее, которое стоило несравненно больше, чем часы и норковая шуба».

Ворота распахнулись и Сергей, выехав за них, сразу остановил машину, как того требовали правила СВР. Все машины, выезжавшие с территории комплекса в Ривердейле, должны были останавливаться сразу за воротами и ждать пока они полностью закроются. Так делалось на тот случай, если другая машина решит проскочить вслед за первой в открывшийся проем ворот до их полного закрытия.

Это было последнее правило СВР, которое выполнил Сергей в своей жизни.

 

39

Пытаться оценить сейчас ценность Сергея как двойного агента — все равно, что собирать огромный пазл, в котором не хватает половины фрагментов. Слишком мало прошло времени.

Пресс-секретарь российской разведки отказался комментировать переход Сергея на сторону американцев. Сам же Сергей дал расписку о неразглашении, когда согласился сотрудничать с ФБР и ЦРУ. Чиновники же из этих организаций на запросы о предоставлении информации о Сергее отвечают отказом.

И все же, один из высокопоставленных сотрудников американской разведки согласился ответить на некоторые общие вопросы автора этой книги на условиях анонимности. Этот человек непосредственно участвовал в операции по подготовке и осуществлению побега Сергея и его семьи. По его словам, "этот русский был самым продуктивным шпионом" на его памяти, передавшим нью-йоркскому отделению ФБР более пяти тысяч шифровок СВР с грифом "совершенно секретно", а также более сотни засекреченных отчетов этого ведомства. На основании этих материалов американская разведка подготовила более четырехсот аналитических отчетов, в основном, для Белого Дома и Госдепа, в том числе и те, что ложились на стол президентов Буша и Клинтона Такое количество информации, полученное от одного шпиона, является беспрецедентным за последние десятки лет. "Масштабы этой операции были захватывающими, это был невероятный успех наших спецслужб!" — подытожил мой собеседник.

В шифровках и отчетах СВР, переданных Сергеем США, содержалась информация о политической и военной активности в Иране, Ираке, Северной Корее, на Ближнем Востоке и на территории бывшей Югославии. Он также предоставил информацию российских разведслужб об исламистских группах, действовавших в бывших советских республиках, об "активных мерах", предпринимаемых Россией для того, чтобы испортить отношения этих бывших республик, ставших независимыми странами, с Западом, а также, об операциях СВР в Европе.

Сергей передал список имен агентов СВР и "доверенных контактов", действовавших в Канаде и Манхэттене, включая тех, что упоминаются в этой книге. Кроме того, он сообщил ФБР кто из российских дипломатов и журналистов, работающих в Нью-Йорке, Вашингтоне и Сан-Франциско, являются, на самом деле, офицерами СВР и указал их оперативные псевдонимы. Это позволило американской разведке определять о ком идет речь в шифровках, полученных из других источников. Список псевдонимов, полученный от Сергея, раскрыл имена российских шпионов, участвовавших в различных секретных операциях, как в прошлом, так и совсем недавно. Скорее всего, из-за Сергея в СВР пришлось поменять псевдонимы многим оперативникам, а это довольно дорогое и трудоемкое занятие.

"Не вдаваясь в подробности», — сказал все тот же сотрудник американской спецслужбы, — "могу утверждать, что благодаря Сергею был спасен от смерти не один американский гражданин. Не будет преувеличением, сказать, что информация, предоставленная им, повлияла на всю нашу международную политику, особенно там, где она касалась взаимоотношений с Россией».

Агент ФБР, до своего выхода на пенсию работавший с Сергеем, сказал прямо: "Это был чертовски хороший шпион. Думаю, нам не скоро опять так повезет. Слишком высок был его уровень и профессионализм.

Кроме информации политического и военного характера, Сергей рассказал ФБР о методах работы СВР в Нью-Йорке. Например, благодаря сведениям о системе радиоперехвата "Пост Импульс", ФБР поменяло схему радиообмена между своими сотрудниками во время слежки за агентами СВР.

Несмотря на то, что сотрудники спецслужб США очень неохотно давали интервью, автору этой книги все же удалось собрать из различных источников в Вашингтоне и Нью-Йорке по крупицам кое-какую информацию о том, чем именно помог ФБР Сергей, пока был "кротом" в российской разведке.

• В 1997 году Белый Дом давил на НАТО, чтобы эта организация приняла в свои ряды три страны, бывших члена Варшавского Договора — Польшу, Чешскую Республику и Венгрию. Администрация Клинтона считала, что такой шаг позволит укрепить демократию в этих странах и будет способствовать соблюдению прав человека в этих странах. Кроме того, это станет дополнительным сдерживающим фактором в случае возобновления российской агрессии в регионе. Естественно, что такое поведение Белого Дома вызвали раздражение Ельцина и создали угрозу резкого ухудшения взаимоотношений между США и Россией. Благодаря телеграммам российских дипломатов и аналитическим докладам разведслужб РФ, которые Сергей передавал ФБР, в администрации Клинтона были в курсе, как на самом деле реагируют в Кремле на действия американцев. Эта информация давал возможность понять, когда Ельцин блефует, а когда говорит серьезно.

• Сергей снабжал ФБР шифровками и отчетами СВР об активности НАТО во время военной кампании в Косово. Ельцин неоднократно угрожал выйти из международных переговоров, так как был категорически против натовских бомбардировок. Опять же, материалы, добытые Сергеем, позволяли США узнавать о настоящих намерениях Ельцина.

• Благодаря предупреждению Сергея американская разведка убедила Госдеп отменить визит тогдашнего Госсекретаря Мадлен Олбрайт в столицу одной зарубежной державы. СВР готовила там "активные меры" для того, чтобы поставить там ее в дурацкое положение.

• Пока Сергей занимал должность заместителя резидента СВР, он подготовил по просьбе ФБР подробные биографии более десятка высокопоставленных московских политиков, включая Ельцина и Путина. Да и после его побега, американские спецслужбы не раз обращались к нему за более подробной информацией о высших кремлевских чинах.

• В феврале 1999 года ФБР заявило, что в одной из комнат для совещаний в здании Госдепа в Вашингтоне обнаружено подслушивающее устройство. Жучок стали искать после того, как сотрудники безопасности Госдепа заметили, что российский дипломат, позднее идентифицированный как Станислав Борисович Гусев, поздно ночью бродит перед госдеповским зданием. В автомобиле Гусева было обнаружено электронное оборудование для приема и записи сигнала, поступавшего с какого-то передатчика. Это и навело их на мысль о "жучке", который в результате и был найден. В ФБР описали устройство Сергею и спросили, что он о нем думает. Американцы понятия не имели, как оно попало в Госдеп, как давно его туда установили, есть ли где-либо другие и каковы последствия утечки информации. В то время обязанности руководителя вашингтонской резидентуры СВР выполнял давнишний коллега Сергея, Виталий Доморацкий. Благодаря этому, Сергей смог выудить у того кое-какую информацию о прослушке американского ведомства, не вызывая никаких подозрений. И хотя так и не удалось узнать, кто именно установил микрофон в Госдепе, Сергею стало известно, что сделано это было в 1997 году, примерно за два года до обнаружения. Он также предупредил американцев, что вреда от прослушки нанесено США значительно больше, чем было сообщалось в их СМИ. На основании информации, полученной с помощью жучка, в СВР было подготовлено более сотни аналитических докладов, многие из которых ложились на стол самому Ельцину. Сергей также сообщил ФБР, что русские считали этот пресловутый "жучок" обеспечивает им прямой доступ в офис Мадлен Олбрайт, бывшей тогда Госсекретарем США. Операция по установке прослушки в Госдепе считалась в СВР таким крупным успехом, что генерал Трубников, который ей руководил, был удостоен звания Герой Российской Федерации, высшей военной награды России. Еще Сергей рассказал, что миниатюрная батарейка подслушивающего устройства подзаряжалась с помощью лазерного луча, уникальной технологии, которую ЦРУ в свое время так и не довело до ума.

• После того как Сергей сообщил американской разведке, что заместитель Госсекретаря США, Строб Талботт, числится в СВР как "особый конфиденциальный контакт", ФБР попросило тогдашнего Госсекретаря Олбрайт, чтобы она не делилась со своим замом информацией о ходе расследования дела о том, как русское подслушивающее устройство было установлено в ее ведомстве. Корреспондент интернет-издания "Инсайт", Джейми Деттмер, в своей статье от 10 января 2000 года, писала об этой необычной просьбе ФБР. Она процитировала неназванный источник в ЦРУ: "В Лэнгли многие считали, что у Талботта слишком тесные отношения с русскими, что он, так сказать, их близкий друг."

• Довольно смелым и рискованным шагом была встреча Сергея с агентами ФБР в Лас Вегасе в ту пору, когда он еще был заместителем руководителя нью-йоркской резидентуры СВР. Пользуясь предлогом семейного отпуска, он провел несколько дней, отвечая на вопросы американцев, в одном из отелей столицы азартных игр.

• В ФБР настаивали на эксфильтрации Сергея еще за десять месяцев до того, как он навсегда покинул жилой комплекс в Ривердейле. У американцев появились серьезные опасения по поводу безопасности Сергея из-за того, что им стало известно, что в Вашингтоне работает русский "крот". В ФБР думали, что это кто-то из ЦРУ, но оказалось, что "кротом" был один из них, Специальный Агент Роберт Хансен. Расследование ФБР показало, что он ничего не знает о Сергее. Когда в феврале 2001 года Хансена арестовали, в газете "Вашингтон Пост", и в нескольких других, появились предположения о том, что Хансена "сдал" ФБР Сергей. Причиной этой неверной догадки, было то, что новость об уходе Сергея к американцам была опубликована 31 января 2001 года, а Хансена арестовали тремя неделями позже. Тем не менее, Сергей к обнаружению "крота" Хансена никакого отношения не имел и вообще не знал о том, что тот работает на Москву.

• В течение последних двух лет США "делятся" Сергеем со своими союзниками. Государство оплатило вооруженную охрану и перелет для того, чтобы он мог встретиться с представителями спецслужб Великобритании, Израиля, Канады и ответить на их вопросы о деятельности СВР в их странах.

• Через несколько часов после того как Сергей с семьей покинули здание жилого комплекса в Ривердейле, их перевезли в соседний штат Нью-Джерси, а вскоре они уже переехали жить в другой штат, название которого остается в секрете. Через несколько месяцев власти США предложили Сергею и его семье такие привлекательные условия для их постоянного жительства в этой стране, которыми до него не мог похвастаться ни один русский шпион-перебежчик. Денежная компенсация была определена на основе продолжительности работы Сергея в качестве двойного агента, уровня риска, которому он подвергал себя и свою семью, а также ценности той информации, которой он снабжал американское правительство. Хотя точная сумма остается засекреченной, представитель американской спецслужбы сказал, что он превышает предыдущий рекорд в размере двух миллионов долларов.

"Тот факт, что мы приняли русского перебежчика уже после окончания Холодной Войны уже говорит о многом," — объяснил сотрудник ФБР. — "А то, что он получил материальную компенсацию, значительно большую, чем те, что были у его предшественников, явно говорит о том, какую ценность он представляет для нашей организации и как высоко правительство США ценит то, что он для нас сделал."

В настоящее время Сергей с семьей живут в собственном доме стоимостью около 600 тысяч долларов. Лена ездит на Порше Бокстер, а у Сергея джип Лексус. Оба вышли на пенсию и живут на доходы от инвестиций. Ксения недавно получила степень магистра в одном из университетов "Лиги Плюща".

Мама Сергея, Ревмира, с сослуживцами-фронтовиками

Бабушка Сергея, Любовь, во времена службы в НКВД, 1937 г.

Свадьба Сергея и Лены, 1976 г.

Фото на первом удостоверении офицера КГБ, июль 1982 года

Отец Сергея, Олег, в секретной лаборатории по разработке ядерного оружия, Москва, 1957 г.

Группа детей приветствует Никиту Хрущева и Фиделя Кастро в кремлевском парке, 1963 г.

Девочка в белой шапке в левом нижнем углу — будущая жена Сергея, Лена.

Сергей (блондин справа) и группа комсомольцев возлагают цветы на могилу Конона Молодого, известного советского нелегала КГБ, выкравшего в 1950-х годах ядерные секреты США.

Официальное поздравление с присвоением звания полковника, подписанное генералом Трубниковым.

Сергей, секретарь комсомольской организации Первого Главного Управления КГБ (разведка), выступает на ежегодной комсомольской конференции на Лубянке, Москва, 1988 г.

Сергей за штурвалом катера, купленного российским посольством для своей базы отдыха в Пайонир Пойнт, штат Мэриленд. С этого катера по ночам в реках Честер и Корсика русские затопили тонны поломанного и устаревшего оборудования.

Во время ланча на Брайтон Бич, август 2000 года. Слева направо:

Виктор Золотов, глава личной охраны В. Путина; Евгений Муров, глава ФСО (Федеральная Служба Охраны), Сергей Кутафин, резидент СВР в Нью-Йорке, и Сергей Третьяков. Третьяков вспоминал, Александр Лункин, зам главы ФСО, рассказывал, что, когда Золотов и Муров составили список людей, которых надо было убрать с дороги Путина, Золотов, глянув на бумажку, сказал:

"Не, слишком много надо убивать. Даже для нас это слишком много."

Сергей со своей кошкой Матильдой у себя дома в кабинете.

Лена и Ксения дома, 2007 г.