Когда ушли легионы

«Темными веками» период с пятого по девятое столетие христианской эры назвали историки, раздосадованные малым числом и противоречивостью относящихся к нему фактов. Это время и впрямь казалось темным жителям Западной Европы, много лет процветавшей под защитой римского оружия. Вторжения варваров и социальные потрясения втоптали в прах все, что воплощало собой понятие цивилизации – города и деньги, дороги и школы, бани и театры. Разработанное до мелочей римское законодательство сменилось «правом меча», по которому завоеватели без колебаний отбирали у жителей покоренных областей имущество, а нередко и жизнь. Варвары непрерывно воевали не только с последними защитниками Рима, но и друг с другом, оспаривая награбленную добычу, поместья и целые страны. Медленно и мучительно, в огне и крови рождалась новая феодальная Европа.

В Британии эти перемены совершались еще более драматично, чем в других областях Римской империи. Здесь, в отличие от Галлии или Испании, варварские вторжения привели к полному или почти полному исчезновению наследия античной цивилизации. Тем не менее изменения совершились не так быстро, как еще недавно казалось историкам. Между падением римской власти и завоеванием англосаксами большей части страны пролегли два столетия – с 400 по 600 год н. э. За ними закрепилось название «послеримской» или «римско-британской» эпохи, а известный английский историк Джон Моррис назвал их «веком Артура». Заслуженно или нет, легендарный король стал для многих людей в Великобритании и за ее пределами символом своего времени, выразителем его глубинной сути. Чтобы понять, как и почему это произошло, нужно внимательнее вглядеться в то, что творилось на Британских островах к началу указанного периода.

Как известно, на протяжении I тысячелетия до н. э. Британию несколькими волнами заселили бритты, принадлежавшие к кельтской этноязыковой общности. Соседняя Ирландия тогда же оказалась заселена другой ветвью кельтов – гойделами или гэлами. Иногда эти две ветви называют соответственно P-кельтами и Q-кельтами, поскольку в их языках один и тот же звук произносится то как «p», то как «q». И бритты, и гойделы занимались в основном скотоводством, делились на племена, постоянно воевавшие между собой, и весьма почитали жрецов (друидов), прорицателей (ватов) и поэтов (бардов). В эпоху ранней античности кельты населяли значительную часть Западной Европы от Испании до Украины: они в совершенстве овладели металлургией и ремесленным мастерством, на пике своего могущества совершали набеги на Грецию и Рим и дошли даже до нынешней турецкой столицы Анкары. «Ахиллесовой пятой» кельтов была фатальная неспособность к политическому объединению, облегчившая их завоевание римлянами, а затем и другими народами.

Появившиеся в Британии в I веке до н. э. римские легионы сломили сопротивление кельтских вождей и превратили большую часть острова в провинцию империи. Ее северной границей стала линия от залива Солуэй-Ферт на западе до устья реки Тайн на востоке, вдоль которой в правление императора Адриана (117–138) была выстроена мощная оборонительная стена против пиктов или каледонцев, которые регулярно нападали на имперские владения. Название этого древнего народа, как и его гэльское имя «круитни», означало «раскрашенные»; пикты имели неясное этническое происхождение, но отчасти переняли язык и культуру бриттов. В правление Антонина Пия (138–161) римские части предприняли новое наступление на севере и дошли до узкого перешейка между заливами Ферт-оф-Клайд и Ферт-оф-Форт в Шотландии. Там была выстроена так называемая стена Антонина – на самом деле земляной вал, служивший защитой для Адриановой стены.

Более двух веков Стена, Murus, была зримой границей между двумя мирами – варварством и цивилизацией. К северу от нее простирались пустоши, поросшие вереском: ходили слухи, что отправившегося туда смельчака ждет неизбежная гибель от клыков диких зверей или от рук людей, еще более опасных, чем звери. К югу лежали заселенные и освоенные пространства Римской Британии, которую ее уроженцы считали прекраснейшей страной на земле: «Он (остров. – В. Э.) богат широкими равнинами, приятными взору холмами, пригодными для возделывания, и горами, которые как нельзя лучше подходят для пастбищ. Разноцветные цветы, не истоптанные людьми, образуют дивную картину, делая местность похожей на избранную невесту, украшенную ожерельями. Он орошен многими чистыми источниками, где обильные воды перекатывают белоснежные камушки, и сверкающими реками, что струятся с тихим журчанием, а порой лениво влекутся мимо берегов, погруженные в дремоту».

Это поэтическое описание принадлежит Гильдасу Мудрому – единственному известному нам очевидцу и летописцу истории Британии V–VI веков (Имя Gildas имеет неясную этимологию и иногда передается по-русски как «Гильда». Этот вариант можно считать более правильным, если Гильдас, будучи по крови пиктом (см. ниже), носил монашеское имя ирландско-бриттского происхождения, означающее «раб Доброго» (gill-da). Однако эта гипотеза не доказана, поэтому в данной книге имя святого приводится в форме, принятой в зарубежной историографии. – Прим. авт.). Позднейшие историки, по максимуму используя сведения Гильдаса, не жалели критики в его адрес. Его книга, известная под названием «О разорении Британии» (De Excidio Britanniae), не без оснований казалась им трудной для понимания, бедной фактами и перегруженной цитатами из Библии (текст состоит из них почти наполовину). Но дело в том, что главной целью Гильдаса было вовсе не описание исторических событий, а обличение морального упадка его современников-бриттов, породившего, по его мысли, те бедствия, о которых он пишет. Тем не менее в его сочинении упоминаются несколько исторических деятелей – послеримские правители острова Вортигерн и Аврелий Амброзий, а также их «внуки», пять недостойных королей-тиранов, которых Гильдас обвиняет в самых тяжких преступлениях. Между поколениями «дедов» и «внуков» зияет пустота, и многие полагают, что ее должно заполнить имя Артура – традиция именует его племянником Амброзия и предшественником одного из тиранов, Константина Думнонского. Гильдас пишет о случившейся в год его рождения битве при Бадоне – решающей победе над «нечестивыми полчищами» саксов, которую традиция упорно приписывает Артуру. Однако автор ни разу не называет имени легендарного короля, хотя более поздние источники утверждают, что он был достаточно хорошо с ним знаком.

О причинах этого странного умалчивания, ставящего в тупик историков, мы поговорим позднее. А пока подчеркнем, что Гильдас – честный, хоть и пристрастный свидетель событий, – представляется не менее важным персонажем своей эпохи, чем сам Артур. Конечно, его описание острова окрашено тоской по утраченному «земному раю», но Британия под властью римлян и в самом деле процветала больше, чем в последующую тысячу лет своей истории. Достаточно сказать, что в III веке ее населяло почти три миллиона человек – такая численность населения была восстановлена только к концу средневековья. Хотя и в римскую эпоху главной отраслью британской экономики оставалось скотоводство, остров полностью обеспечивал себя зерном и другими растительными продуктами. Здесь выращивался даже виноград – во всяком случае, в период глобального потепления, охватившего мир в III–V веках. По мнению ряда специалистов, этот процесс, приведший к высыханию степей Центральной Азии, стал одной из причин Великого переселения народов, покончившего с Римской империей. Другим его следствием стало повышение уровня моря и затопление – порой внезапное – обширных участков суши на Британских островах и в соседних странах (об этом у нас еще будет повод вспомнить).

Британия была важным источником полезных ископаемых – еще древние финикийцы экспортировали отсюда олово, используемое для производства бронзы. Греки дали Британским островам имя Касситериды – «оловянные». В римскую эпоху олово, свинец и серебро вывозились отсюда во многие провинции империи. Это вело к обогащению местной элиты, возводившей в живописных уголках острова изящные виллы по римскому образцу. Повсюду вырастали города, заселяемые не только романизированными местными жителями, но и римскими ветеранами из числа служивших в Британии легионеров. Население Лондиния (нынешний Лондон) и Эборака (Йорк) могло достигать 50 тысяч человек. Одни города получили развитие как торговые центры, в других располагались органы римской власти – административной или военной. На острове постоянно размещались три легиона – Второй Августа со штаб-квартирой в Иске (ныне Карлион), Шестой Виктрикс в Эбораке и Двадцатый Валерия Виктрикс в Деве (современный Честер). Кроме этого, здесь стояли еще шесть кавалерийских ал и 21 когорта вспомогательных войск, что доводило общую численность римской армии на острове до 30 тысяч человек.

Пребывание такого количества солдат в отдаленной провинции было вполне оправданным. Помимо нападений пиктов, угрозу для империи представляли восстания непокорных племен на севере и западе Британии. Бритты, проживавшие в южной и центральной частях острова, к III веку подверглись почти полной романизации: к этому времени упоминания регнов, иценов или атребатов полностью исчезают со страниц источников. Напротив, вплоть до V века там фигурируют силуры и деметии Уэльса, думнонии Корнуолла, бриганты и вотадины Северной Англии. В этих районах римское влияние долгое время соперничало с авторитетом прежней племенной знати: именно отсюда впоследствии началось возрождение кельтских традиций. Однако и здесь существовали города, жители которых носили римские имена, говорили на латыни и молились имперским богам. После принятых еще в I веке жестоких мер против жреческого сословия друидов кельтское язычество повсюду, кроме труднодоступных горных местностей, уступило место римскому культу, а потом и христианству.

Гильдас, относившийся к римской власти благожелательно, обвинял жителей Британии в постоянных восстаниях против нее. Однако факты говорят о другом: долгое время остров хранил нерушимую верность Риму. Даже в смутную эпоху «тридцати тиранов» (235–284) Британия, единственная из всех провинций, не выдвинула ни одного претендента на императорский престол. Не случайно именно в этот период, после знаменитого эдикта Каракаллы, началось выдвижение бриттов на высокие посты в системе управления, которые прежде занимали только римляне. Еще до этого в Британии появились наемники-варвары, так называемые федераты – в том числе 5500 сарматов-язигов, переселенных сюда в 175 году с дунайской границы и отданных под начало префекта Луция Артория Каста. Этого незаурядного деятеля в последние годы стали считать одним из прототипов короля Артура, поэтому о нем мы еще вспомним. Всадники Артория хорошо проявили себя в обороне Стены, что побудило римскую администрацию начать широкое привлечение варваров к обороне острова. Судя по составленной в V веке «Табели должностей» (Notitia dignitatum), здесь служили не только сарматы, но также фракийцы, испанцы и уроженцы Германии.

Присутствие последних особенно важно – оно означает, что задолго до «официального» появления в Британии англосаксов, которое Гильдас и другие историки относят к середине V века, там уже присутствовали германские наемники, получавшие за свою службу земли и жалованье. Возможно, это были те самые саксы, по имени которых восточное побережье острова стало в конце III века называться Саксонским берегом. Есть и другая версия – саксы были не защитниками острова, а его разорителями, регулярно грабившими прибрежные селения. Против них римляне вполне могли использовать их соплеменников, следуя старинному принципу – «пусть варвары убивают варваров». Правда, в то время ладьи саксов были недостаточно прочными для плаваний по бурному Северному морю. Но и тут есть объяснение – саксы вполне могли совершать набеги на кораблях соседнего и родственного народа фризов, который уже тогда славился мореходным искусством.

Как бы то ни было, в начале правления Диоклетиана (284–305) для борьбы против вторжений варваров в Британии был создан военный флот под командованием галльского уроженца Караузия. Но это только усугубило положение – Караузий начал беззастенчиво присваивать военную добычу, а после, в 287 году, поднял мятеж и объявил себя императором. Он правил островом несколько лет, пока против него не выступил с войском законный государь Констанций Хлор. Осажденный в галльском порту Бонония (Булонь), узурпатор был убит своим приближенным Аллектом. Когда три года спустя погиб и Аллект, римская власть на острове была восстановлена, после чего Британию разделили на пять провинций – эта мера должна была предотвратить новые восстания.

На деле получилось наоборот, поскольку реальной властью на острове отныне обладали не наместники провинций, а военные командиры – дукс Британии в Эбораке, комит Британии в Иске и комит Саксонского берега в Камулодуне (ныне Колчестер). Постепенно эти должности перешли в руки местных уроженцев или варваров-федератов, которые не горели желанием подчиняться центральной власти. К тому же в правление Константина Великого (306–337) столица империи была перенесена в Константинополь и внимание власти к западным провинциям заметно уменьшилось. Осмелев, провинциальные наместники стали оставлять себе большую часть налогов, которые прежде посылались в Рим. Археологические раскопки в Британии зафиксировали в этот период рост богатства городов, строительство каменных христианских храмов, невиданный приток заморских товаров. Но в этом расцвете уже скрывался упадок. Привыкшие к комфортной и безопасной жизни римские граждане отлынивали от военной и чиновничьей службы, и их место занимали федераты.

Уже в 367 году это привело к так называемому «варварскому заговору» (barbarica conspiratio) – варвары, служившие в римских гарнизонах на стене Адриана, изменили присяге и открыли своим сородичам путь в сердце острова. Историк Аммиан Марцеллин отмечал: «Британия вследствие восстания варваров оказалась в страшной опасности… В это время пикты, а также весьма воинственный народ аттекоты и скотты бродили повсюду и производили грабежи, а в приморских областях Галлии франки и соседние с ними саксы там, куда только могли прорваться с суши или с моря, производили грабежи и пожары, забирали людей в плен, убивали и все опустошали». Как мы видим, саксы в этот период уже участвовали в набегах, но не в Британии. Возможно, присутствие их на Саксонском берегу в качестве федератов до времени удерживало их соплеменников от вторжений. Археологические раскопки доказывают, что романизированные бритты и саксы долгое время мирно проживали рядом в городах Восточной Англии.

Стоит отметить, что к давним врагам-пиктам в этот период присоединились скотты, то есть ирландцы (В наше время скоттами называют себя уроженцы Шотландии (Scotland), которая в раннем средневековье была заселена выходцами из Ирландии. Другое название жителей обеих территорий – гэлы – происходит от их древнего самоназвания Goidhel (гойделы). – Прим. авт.). Хотя Ирландия не была завоевана римлянами, в ней тоже происходили важные политические изменения. Прежняя архаичная племенная структура трещала по швам: уходили в прошлое короли и воины, что накоротке общались с богами и разъезжали на колесницах, подобно героям Гомера. Молодая агрессивная династия Уи Нейлл расширяла свое королевство в центре острова, в священной Таре, отправляя в изгнание непокорных вождей. За морем, в Британии, изгнанники искали новые владения, а воинственная молодежь – добычу и славу. Ирландские лодки-курахи, обтянутые выдубленными и промасленными бычьими шкурами, брали на борт от пяти до двадцати воинов: с середины IV века флотилии таких судов почти ежегодно грабили западное побережье. Не ограничиваясь набегами, ирландцы захватили прибрежные районы Уэльса, основав там свои королевства. «Глоссарий Кормака», памятник ирландской словесности IX столетия, сообщает: «Власть ирландцев над британцами умножилась, и они разделили Британию между собой… и там построили свои жилища и королевские замки… Кримтанн Мор, сын Фидаха, был королем всей Ирландии и Британии до самого Иктийского моря (Ла-Манша. – В. Э.)». Это явное преувеличение, и все же западу острова в тот период реально угрожала ирландская колонизация.

Иногда ирландцы координировали свои вторжения с пиктами, которые через проломы в стене Адриана вторгались на север Британии, а иногда участвовали и в морских набегах. Гильдас со свойственной ему живописностью повествует: «Варвары следовали своим привычкам и прежде всего жажде крови, свойственной им так же, как обыкновение более прикрывать свои грубые лица волосами, чем свою наготу лохмотьями… Эти народы… опустошили всю дальнюю северную часть острова до самой стены, изгнав оттуда жителей. Чтобы помешать их атакам, на стенах крепостей собралось войско, слишком нерешительное для боя, слишком упрямое для бегства и бессильное из-за своей робости. Дни и ночи они стояли на своей тщетной страже: тем временем крючья нагих врагов не оставались без дела и стаскивали малодушных защитников со стены, повергая их наземь».

После «варварского заговора» в Британию были отправлены дополнительные военные части во главе с легатом Феодосием, который решительными мерами смог изгнать пиктов и скоттов и восстановить порядок. Покинув провинцию в 368 году, Феодосий оставил на высоких постах своих доверенных лиц, одним из которых, по всей вероятности, стал его родственник и земляк Максим Магн (Великий), тоже родившийся в Иберии (Испании). Возможно, он занял пост комита Британии с резиденцией в Иске, поскольку его деятельность была тесно связана с западом острова. Максим оказался первым римлянином, ставшим героем кельтской эпической традиции, которая дошла до нас в передаче валлийских бардов.

После англосаксонского завоевания Уэльс, Корнуолл и отчасти Бретань остались единственными областями, где сохранились государственность и культура британских кельтов. Поэтому именно там следует искать достоверные сведения об Артуре и других героях «артуровской» эпохи, начиная с Максима – ему бритты дали прозвище Максен Вледиг. Необходимо отметить, что валлийские источники (речь идет главным образом о них, поскольку литературные памятники Корнуолла и Бретани немногочисленны и часто вторичны) крайне трудны для изучения. Во-первых, почти все они записывались через сотни лет после описываемых событий, пройдя через множество редакций, неизбежно искажавших исходный вариант. Во-вторых, валлийский язык на протяжении веков сильно менялся, понятия приобретали иной смысл, а имена трансформировались так, что определить их истинное звучание почти невозможно. Например, имя короля, известного нам как Мэлгон, в VI веке звучало как «Маглокун», имя Уриен – как «Урбаген», а древнее имя Вортимер в средневековом валлийском обрело форму «Гвертевир». На все это накладывались нормы других языков – ирландского, англосаксонского, латыни, – создавая невероятную путаницу. В-третьих, в памятниках валлийской и вообще кельтской словесности подлинные исторические факты сплетаются в запутанный клубок с древней мифологией, средневековой псевдоисторией и христианской апокалиптикой. И это не говоря уже о прямых подделках, которых за века изучения древней британской истории накопилось немало (достаточно вспомнить знаменитые «Поэмы Оссиана» или менее известные фальшивки валлийца Иоло Морганнога).

Начиная знакомство с «веком Артура», мы должны кратко охарактеризовать источники, способные послужить вехами на этом ненадежном пути. Предыстория, связанная с именами Максима Магна и других деятелей позднеримской и послеримской эпох, кратко и весьма отрывочно освещена в сочинении Гильдаса, которому с небольшими вариациями следуют двое других авторов. Первый из них, «отец английской истории» Беда Достопочтенный (673–731), был англо-саксонским монахом, составившим в северном монастыре Ярроу «Церковную историю народа англов» (Historia ecclesiastica gentis anglorum). При всем значении труда Беды его сведения обретают самостоятельную ценность только с конца VI века, когда началось обращение англосаксов в христианство. До этого он лишь повторяет данные, содержащиеся у Гильдаса и ряда других писателей. Другой ценный источник – «История бриттов» (Historia Brittonum) монаха Ненния, составленная около 830 года в Северном Уэльсе. Эта книга содержит немалую часть известных нам фактов об Артуре и его времени, но и у нее есть свои недостатки. Не слишком образованный Ненний механически переписывал в свой манускрипт обнаруженные им сведения, не обращая внимания на их недостоверность и противоречивость. В результате каждое из его свидетельств может интерпретироваться по-разному и вызывает ожесточенные споры среди ученых – впрочем, это относится едва ли не ко всем памятникам той эпохи.

В IV–V веках, когда Британия еще входила в состав Римской империи, известия о ней отразились в трудах римских и византийских историков – уже упомянутой «Истории» Аммиана Марцеллина, «Истории» Олимпиодора Фиванского, «Новой истории» Зосима, «Истории против язычников» Павла Орозия. Краткие, но весьма интересные сообщения о британских делах содержатся в двух «Галльских хрониках», составленных в 452 и 511 годах. Кое-какие данные можно найти в ирландских анналах и «Англосаксонской хронике», записанной в X веке, хотя сведения последней вызывают большие сомнения. Это касается как датировки записей раннего периода, когда англосаксы еще не знали ни письменности, ни христианской системы летосчисления, так и правдивости хвастливых сообщений о победах саксов – притом, что об их поражениях авторы хроники упорно молчат.

В Уэльсе в том же X веке была составлена хроника, известная под названием «Анналов Камбрии» (Annales Cambriae) (Камбрия – древнее имя Уэльса, связанное с самоназванием валлийцев «комброги», в современном произношении «кимры», что означает «соотечественники». – Прим. авт.). Этот источник, иначе именуемый «Пасхальными анналами», сохранился в четырех рукописях, имеющих довольно серьезные отличия. В ранней части его записи в основном скопированы из ирландских хроник, но содержат два весьма важных упоминания об Артуре – даты битв при Бадоне и Камлане, отнесенных, соответственно, к 516 и 537 годам (о достоверности этих дат будет сказано ниже). Сведения об Артуре и многих его современниках содержатся в житиях валлийских и бретонских святых – правда, эти жития большей частью составлены много веков спустя и переполнены фантастическими деталями.

Особо следует сказать о хронологии ранних источников, разобраться в которой довольно трудно. Исчисление дат от Рождества Христова появилось только в VI веке (одним из ранних его адептов был историк Беда), а до этого события датировались по именам римских консулов или по годам пасхального цикла. Да и после введения нового летосчисления некоторое время счет лет мог вестись как от рождения Христа, так и от его крещения или распятия, что давало разницу в 30 или 33 года. Бытовали и самостоятельные точки отсчета – например, те же «Анналы Камбрии» начинаются с года, который одни ученые считают 447-м, а другие 449-м. К тому же года записывались римскими цифрами, которые переписчики легко могли спутать, перенеся тем самым дату на десять, а то и на пятьдесят лет.

Ценнейший, хотя и не слишком надежный источник – валлийские генеалогии, дошедшие до нас во множестве рукописей и содержащие имена сотен реальных и вымышленных деятелей артуровской эпохи. Не менее ценны прозаические «сказания» (chwedlau), часть которых была в XII веке включена в сборник, названный «Мабиногион». Первые четыре из одиннадцати повестей сборника – «Пуйл, король Диведа», «Бранвен, дочь Ллира», «Манавидан, сын Ллира» и «Мат, сын Матонви» – именуются «ветвями мабиноги». Это слово происходит от валлийского mab («сын» или «юноша») и может, по догадкам ученых, означать как повествование о «юности мира», так и пособие для юных бардов, излагающее в сжатой форме десятки мифологических сюжетов. В самих «ветвях» Артур не упоминается, зато о нем сообщают самая ранняя из повестей, «Килух и Олвен», и самая поздняя – «Видение Ронабви» (еще одна повесть, «Видение Максена Вледига», рассказывает об уже знакомом нам римлянине Максиме). Артуровской теме посвящены и три завершающих повести сборника, но они представляют собой перевод рыцарских романов француза Кретьена де Труа и весьма далеко отстоят от кельтской традиции.

Повести «Мабиногион» вводят нас в круг традиции валлийских бардов, непрерывно развивавшейся на протяжении тысячи лет. До нас дошли сборники произведений древнейших и самых известных представителей этой традиции – Талиесина и Анейрина, живших в VI веке. Ученые доказали, что некоторые стихотворения сборников действительно относятся к тому времени: это касается в первую очередь поэмы Анейрина «Гододдин» (Y Gododdyn), посвященной сражению дружины северных бриттов с англами, которое состоялось около 597 года у крепости Катрайт (ныне Каттерик) в Северной Англии. Считается, что в этой поэме, сочиненной вскоре после битвы, впервые упоминается наш герой – там говорится, что некий Гварддур храбро сражался, «хоть и не был Артуром». Не раз говорится об Артуре и в «Книге Талиесина», приписанной другому знаменитому барду, но составленной намного позже – в середине XIII столетия. Упоминания короля встречаются и в поэмах, приписанных Мирддину, который известен нам как чародей Мерлин. О нем мы поговорим позднее, а здесь отметим лишь, что реальный Мирддин жил на полстолетия позже Артура, а его стихотворения, судя по их языку, написаны еще позднее – в IX–X веках. Еще один известный бард того времени, Лливарх Хен (Старый), был в VII веке изгнан англосаксами из своих владений и в изгнании сочинил множество элегий, оплакивавших утраченную родину и погибших родных.

Все названные поэты принадлежат к числу Cynfeirdd или «древних бардов», живших в VI–XI веках. Из их произведений уцелело очень немногое, чего нельзя сказать о сменивших их «не столь древних бардах» (Gogynfeirdd), называемых также «бардами князей» (Beirdd yr Tywysogion). Однако обширное творческое наследие этих поэтов, живших при дворах валлийских правителей, почти не отражает исторических событий, сосредотачиваясь на жанрах элегии и оды. Вдобавок стихи Gogynfeirdd написаны архаичным языком, в сложном размере cynghanedd, использующем повторение согласных с разными гласными, и понять их смысл чрезвычайно трудно. Только в XIII веке началась модернизация валлийской поэзии, связанная с внедрением в нее фольклорных тем и образов и появлением размера cywydd, давшего название новой поэтической традиции Cywyddwyr, или «бардов знати» (Beirdd yr Uchelwyr). Эти поэты жили в условиях утраты Уэльсом независимости, и их искусство постепенно приходило в упадок вплоть до окончательного угасания в XVII веке.

В Ирландии барды уступали по статусу поэтам-филидам (fili), искусство которых было сродни волшебству. В Уэльсе, куда христианство проникло раньше, место откровенно языческих филидов заняли барды, разделенные на несколько рангов. Выше всего стоял pencerdd, «глава песни», который воспевал короля и жил в его дворце вместе с подручными бардами. Пенкердд должен был знать наизусть 350 сказаний (chwedlau), мастерски владеть двадцатью четырьмя поэтическими размерами, играть на арфе и круте (подобие лиры). Положение его было так высоко, что еще в XII веке бард Киндделу мог гордо заявить своему покровителю Рису ап Грифидду: «Без моих речей ты нем!» Ниже пенкердда в иерархии располагались дружинные барды (bardd teulu), а еще ниже – странствующие барды (cerddorion). Квалификация бардов, необходимая для перевода их в следующий ранг, подтверждалась на периодических поэтических состязаниях – эйстедводдах. За пределами бардовского сословия находились бродячие менестрели, которых барды презрительно называли «мышами»: они развлекали не только знать, но и простой народ, не соблюдая освященных веками поэтических форм.

Артур упоминается не только в поэзии бардов, но и в триадах – уникальном жанре кельтского фольклора, где имена и события группируются по тройкам. Они повествуют, например, о Трех неверных женах или Трех знатных узниках Острова Британии. Из массы произведений этого жанра, созданных между XII и XVII столетиями, известный филолог Рэчел Бромвич выделила 150 исторических триад, дав им имя «Триады Острова Британии» (Trioedd Ynys Prydein); из них более чем в двадцати встречается имя Артура. И в триадах, и в стихах его образ насквозь мифологичен и лишен исторического контекста: описание событий далекой древности неизменно сопровождается формулой: «Это было во времена Артура». Характерно, что по мере расширения популярности артуровских легенд Остров Британия во многих триадах оказался заменен «двором Артура» (llys Arthur). В результате такой редактуры Тремя быками битвы или Тремя мудрыми советниками двора Артура оказались деятели, разделенные сотнями лет.

Некоторые из упомянутых источников созданы до XII века, то есть до появления на свет «Истории королей Британии» (Русский перевод А. С. Бобовича, в целом весьма добросовестный, дает название этой книги в искаженной форме – «История бриттов». – Прим. авт.) Гальфрида Монмутского, заложившей основы всех позднейших артуровских легенд. Сочинения, написанные до этого, специалисты именуют «догальфридовыми» – считается, что только они могут хранить крупицы подлинных сведений об Артуре и его эпохе. Но это не совсем так. Уже доказано, что многие сочинения, хронологически следующие за «Историей» Гальфрида, включают (во всяком случае, в кельтских регионах) независимый от нее фольклорный материал, который вполне может донести до нас отголоски древних преданий и даже подлинных исторических событий. Тем более что начало «гальфридовского» этапа развития артурианы отнюдь не привело к прекращению двух предыдущих этапов – валлийского и бретонского (о них будет подробно рассказано далее). В XIV веке все они, соединившись, дали жизнь новому, английско-монархическому этапу, который, в свою очередь, перерос в XIX столетии в пятый этап, который, видоизменяясь с годами, длится до сих пор. Два последних этапа уже не сообщают нам ничего нового об историческом Артуре, но тем не менее встраивают его в культурный контекст, вне которого он сегодня уже не может восприниматься.

Однако вернемся к артуровской предыстории и временам Максима Магна – римского военачальника, сделавшего своей опорой кельтскую племенную знать. По данным валлийских генеалогий, он дважды женился на дочерях бриттских вождей, от которых имел многочисленное потомство. Второй его женой стала некая Елена, которую источники неизменно путают с матерью императора Константина Великого. На самом деле Елена, или Элен, если она вообще существовала, была дочерью правителя Юго-Восточного Уэльса Октавия (Эудафа Старого), и ее многочисленный клан мог стать опорой Максима в реализации его честолюбивых планов.

Империя тем временем все больше слабела. В 378 году перешедшие римские границы под натиском гуннов готские племена наголову разбили императора Валента при Адрианополе. Восточная империя перешла в руки Феодосия (сына генерала, победившего пиктов и скоттов), который сделал своими соправителями на западе Грациана и Валентиниана II. Максим счел неразбериху в управлении удобным моментом и в июле 383 года провозгласил себя императором. Соединив римский Второй легион с вспомогательными частями бриттов, он быстро переправился в Галлию, где захватил и убил императора Грациана. Соправитель последнего бежал на восток к Феодосию, целиком занятому борьбой с готами. Вернувшись в Британию, Максим занялся обустройством своего государства. О его политике сохранились лишь отрывочные сведения. Судя по валлийскому фольклору, он назначил на важнейшие посты представителей бриттской знати. Правителем Севера (возможно, с титулом дукса Британии) стал Коэл Старый – основатель правящих династий северных бриттов, известных как «мужи Севера» (Gwyr y Gogledd). Командиру вспомогательных частей в Галлии, своему шурину Конану Мериадоку Максим, по преданию, даровал галльскую провинцию Арморику – нынешнюю Бретань. Его собственные дети получили в управление различные княжества в Уэльсе.

По-видимому, Максим и его наместник Коэл укрепили северную границу, поскольку нападения пиктов и скоттов на время прекратились. Принимались меры по благоустройству британских городов, в том числе Лондона. В 1995 году там при раскопках были найдены остатки каменной базилики – очевидно, кафедрального собора, возведенного в конце IV века. Тем не менее Максим прежде всего стремился не к обособлению Британии от империи, а к завоеванию Рима. В июне 388 года он решил нанести упреждающий удар Феодосию (напомним, своему родственнику) и отправился с войском в Италию, однако был разбит под Аквилеей, взят в плен и казнен вместе со своим сыном и соправителем Виктором.

Гильдас Мудрый сурово осуждал действия Максима: «Британия лишилась всей ее армии, ее военных припасов, ее правителей, хоть и жестоких, и ее доблестных юношей, которые последовали за упомянутым тираном и не вернулись». По словам историка, сразу после этого пикты и скотты возобновили свои набеги, заставив бриттов обратиться к Феодосию с просьбой о помощи. Около 390 года император направил в Британию войско, которое сумело отбить натиск врагов. О численности этого войска ничего не известно, как и о том, какие части остались в провинции после Максима. По всей вероятности, отсюда были выведены все три легиона, а также большая часть бриттских вспомогательных соединений. Остались только когорты, оборонявшие Стену, и какое-то число солдат в городских гарнизонах. Большая их часть была набрана из местных жителей, необученных и плохо вооруженных.

В 395 году империя окончательно разделилась на две части. После этого у ее властей уже не было ни возможности, ни особого желания помогать своим британским подданным, которые решили взять оборону острова в собственные руки. По сообщению Зосима, в 406 году бритты восстали и провозгласили императором военачальника Марка, «принеся ему клятву верности как суверену этих провинций». По-видимому, скоро среди восставших началась борьба за власть, поскольку Марк был убит и заменен неким Грацианом, которого Орозий называет «горожанином» (municeps). Четыре месяца спустя этого последнего сверг простой солдат Константин. Политические смуты в Британии побудили нескольких писателей того времени назвать ее «островом тиранов».

Далее Зосим сообщает, что осенью Константин повел откуда-то взявшиеся «кельтские легионы» против войск римского главнокомандующего Стилихона и на время оказался властелином не только всей Галлии, но и Испании, куда отправил наместником своего юного сына Константа. Тем временем в самом конце 406 года громадные толпы варваров – вандалов, аланов и свевов – переправились через Рейн и принялись разорять Галлию. Опасаясь за судьбу Британии, войска Константина в Испании восстали против него и во главе с комитом Геронтием вернулись на родной остров. Оставшийся без армии узурпатор был вскоре убит полководцем императора Галерия Констанцием. По сообщению Беды, погиб и Констант, но в римских источниках об этом ничего не говорится. Гальфрид Монмутский утверждает, что Константин был королем Британии, отцом Аврелия Амброзия и Утера Пендрагона и, соответственно, дедом Артура. Трудно сказать, изобрел автор «Истории» эту генеалогию сам или заимствовал ее из более раннего источника: несомненно лишь то, что ничего общего с действительностью она не имеет.

Какое-то время военную власть в Британии осуществлял Геронтий. Трудно сказать, подчинялся ли он Риму. По утверждению Зосима, «британцы взялись за оружие и предприняли многие смелые деяния для своей защиты, пока не освободили свои города от осадивших их варваров… Также и вся Арморика и другие провинции Галлии изгнали римских магистратов и чиновников и учредили у себя ту власть, которая была им угодна». Речь идет о восстании багаудов (по-галльски «борцы»), которое много лет сотрясало Галлию, облегчив ее завоевание варварами. Багауды выступали против римских чиновников, которые уже не могли защитить население, но продолжали обременять его налогами и всяческими повинностями. По догадкам ряда историков, такое же народное восстание началось и в Британии, приняв форму пелагианской ереси. Ее основатель Пелагий был бриттом, носившим имя Морган, но проповедовал в Средиземноморье. Он учил, что первородного греха не существует и человек может достичь спасения сам, без помощи Церкви. Эта демократическая установка вызвала гнев церковной верхушки, но многие верующие встретили ее с энтузиазмом. В Британии борьба с пелагианством длилась до середины V века, потребовав вмешательства такого авторитетного деятеля церкви, как святой Герман, епископ Автисидора (Оксерра): его «Житие», написанное галльским монахом Констанцием в VI веке, повествует о двух поездках святого в Британию, где он искоренял ересь не только пастырским словом, но и суровыми репрессиями.

Тем временем положение бриттов продолжало ухудшаться. В 409 году они обратились к императору Гонорию с очередной просьбой о помощи, но получили от него только письмо с предложением «самим заботиться о собственной безопасности». Этот совет был на самом деле формальным разрешением жителям провинции носить оружие, которого они много лет были лишены. Но толку от такой меры было немного – цивилизованные бритты юга острова, привыкшие за много лет к мирной жизни, начисто разучились защищать себя. Тем не менее им удалось на время сплотиться и в 411 году при помощи оставшихся римских ветеранов нанести ирландцам и пиктам поражение. Похоже, в организации отпора участвовал пелагианский епископ Фастидий, злорадно сообщавший в письме: «Те, кто безнаказанно проливал кровь других, ныне принуждены пролить собственную… Они убили многих мужей, сделали вдовами жен, осиротили детей, вынудив их голодать: теперь же овдовели их жены и осиротели их сыновья, которым приходится добывать хлеб насущный нищенством». Однако победа бриттов оказалась эфемерной, и вскоре набеги возобновились.

Тем временем в 410 году Рим был взят готами, что знаменовало окончательное прекращение имперского владычества в Британии. По сведениям Гильдаса, римляне перед уходом возвели на острове стену и прибрежные форты для защиты от варваров, однако на самом деле эти сооружения были в лучшем случае слегка подлатаны – для их реконструкции и защиты уже не было ни сил, ни средств. Тем не менее какие-то остатки римской системы управления еще сохранялись. В Галлии V века определенную роль играли советы провинций (concilia provinciae), в которых заседали магистраты городов и церковные иерархи. По всей видимости, подобный совет существовал и в Британии – именно он направил в 446 году римскому полководцу Аэцию послание с просьбой о помощи, текст которого пересказывают Гильдас и Беда: «Варвары теснят нас к морю, а море к варварам: между ними поджидают нас две смерти – от меча или от воды». Ответа бритты не получили – Западная империя, доживавшая последние годы, уже ничем не могла им помочь.

В сочинении Гильдаса упоминается «гордый тиран», правивший Британией в середине V века. Из других источников мы узнаем имя этого тирана – Вортигерн или Гвортигирн, что на языке бриттов означает просто «верховный правитель». Судя по родословной Вортигерна, приведенной в «Истории» Ненния, его дед Виталин (Гвитолин) был магистратом города Каэр-Глови, нынешнего Глостера. Текст Ненния позволяет предположить, что так же – Виталином – звали самого Вортигерна до того, как он сменил римское имя на кельтское. Похоже, эта перемена отражала курс нового правителя на возрождение местных традиций. То же самое происходило в других районах Британии. Например, на юго-западе Шотландии в середине IV века правил некий Клементий. Полвека спустя его внук, носивший чисто бриттское имя Керетик (Карадок), стал основателем королевства Камбрия. В северной области вотадинов возникло княжество Гододдин, которое после правителей с римскими именами Тацит и Патерн возглавил их потомок Кунедда (Кунедаг). Около 420 года он под натиском то ли пиктов, то ли враждебного рода Коэла перебрался на юг и сумел вытеснить ирландцев из Венедотии – гористой северной части Уэльса, где прежде жило племя ордовиков. Там Кунедда основал королевство Гвинедд, вплоть до XIII века бывшее последним оплотом независимости бриттов.

Ирландцы усилили свой натиск на запад Британии в конце IV века. Им удалось захватить юго-запад Уэльса, где они смешались с бриттами и основали королевство Дивед. Затем настала очередь юго-востока, где захватчики убили сына Максима Евгения – по-валлийски Оуэна Виндду (Черногубого). Проникли они и в Центральный Уэльс, но оттуда их вытеснил Вортигерн, основавший королевство Поуис (от латинского pagenses, то есть «пограничные округа»). В IX веке король Поуиса Кинген возвел в память о своих предках каменный обелиск, так называемый «столп Элисега», надпись на котором сообщает, что Вортигерн был женат на дочери Максима Севере. Видимо, этот брак обеспечил ему поддержку бриттов, у которых имя Максима, едва не захватившего Рим, пользовалось немалой популярностью. Свою роль сыграл и размер владений – добавив к своему наследственному княжеству Поуис и другие земли, Вортигерн контролировал почти весь запад Британии. По данным Ненния, он стал «тираном» острова в консульство Феодосия и Валентиниана, то есть в 425 году. Его резиденция, скорее всего, располагалась в Каэр-Глови (Глостере), откуда он по кельтскому обычаю совершал постоянные поездки по стране для сбора дани и разрешения споров. Воинственные потомки Коэла вряд ли признали его, но магистраты южных городов были рады появлению хоть какой-то власти, способной оградить население от чужеземных пиратов и «своих» разбойников.

К тому времени жизнь в Британии оказалась полностью дезорганизованной. Прекратилось хождение денег, закрылись рынки, пришло в упадок процветавшее при римлянах городское хозяйство. Спасаясь от голода и разрухи, население городов перебиралось в сельскую местность или разводило на форумах и площадях огороды. Виллы были сожжены и разграблены, посевы запустели, что вызвало голод, описанный Гильдасом: «Жители бежали из своих домов, бросив имущество, и в попытках спастись от голода воровали скудные припасы друг у друга. Так они усугубили пришедшие извне бедствия междоусобной смутой, пока вся страна не оказалась лишена пищи и пропитания, кроме того, что добывалось охотой». Тем не менее среди бриттов нашлись те, кто «поднялись на битву и… в первый раз нанесли жестокое поражение врагам, которые уже много лет терзали страну». По сообщению Беды Достопочтенного, вдохновителем этой победы был святой Герман Оксеррский, надоумивший бриттов устроить засаду в узкой долине и встретить врагов громовым кличем «Аллилуйя!», обратившим варваров в паническое бегство. Первый визит Германа в Британию, совпавший с этой победой, относится к 429 году. Тогда же святой благословил короля Вортигерна и его старшего сына Вортимера, с тех пор прозванного Благословенным.

После «аллилуйской» битвы (считается, что она произошла на южной границе Уэльса, в урочище Маэс-Гармон) набеги ирландцев и пиктов ненадолго прекратились. За это время, по словам Гильдаса, бритты кое-как наладили жизнь, избавившись от голода, но и это не пошло им на пользу: «Остров сделался так богат всевозможными продуктами, что никто не помнил такого изобилия: вместе с ним появилась и роскошь. С ней явились и пороки, так что в то время можно было сказать: «Есть верный слух, что у вас появилось блудодеяние, какого не слышно даже у язычников». Речь здесь явно идет о ереси – не исключено, что Вортигерн, невзирая на благословение Германа, склонился к пелагианству, решив сделать его общей религией всех бриттов. Кое-кто из ученых считает даже, что он попытался восстановить кельтское язычество, но это маловероятно – хотя, как мы увидим дальше, «гордому тирану» случалось в затруднительных ситуациях прибегать к помощи друидов.

Вортигерн много лет сохранял власть, стравливая между собой многочисленных врагов, внутренних и внешних. Однако сильным правителем он не был – хотя бы потому, что не имел надежных военных формирований. По догадкам ученых, его армия состояла из плохо вооруженных и необученных отрядов ополченцев, созываемых в случае войны, и дружин наемников – пиктов, ирландцев, а позже, по всей видимости, и саксов. Этого было мало, чтобы эффективно противостоять внешним и внутренним врагам: Ненний дает Вортигерну прозвище «Немощный» (Gworteneu) и пишет, что он все годы своего правления «трепетал пред пиктами и скоттами, страшился Амброзия и римлян».

Аврелий Амброзий – один из немногих исторических деятелей, которых упоминает Гильдас, и единственный, о ком он говорит в сугубо одобрительном тоне: «Он был почтенным мужем (viro modesto), единственным из народа римлян, пережившим ту бурю, в которой погибли и его родители, по праву носившие пурпур». Пурпурные одежды считались привилегией императоров, что задает историкам загадку – ведь ни один римский император не жил в тот период в Британии и не погибал в «буре» пикто-ирландского нашествия. Долгое время бытовало мнение, что отцом Амброзия мог быть один из «тиранов» начала V века, например, Константин – но этот простой солдат не имел никакого права на пурпур, о чем Гильдас не мог не знать. Возможно, Амброзий был сыном правителя одной из британских провинций, назначенных из числа консуляров – бывших консулов, которые после III века получили право на императорские почести. Мог он принадлежать и к благородному римскому роду, членом которого был, в частности, святой Амвросий Медиоланский (339–397). Кстати, отца святого, префекта Галлии, звали Амброзием Аврелианом – точно так же Гальфрид Монмутский называет британского героя.

В сочинении Гальфрида говорится, что отцом Амброзия был бретонский принц Константин, старший сын которого Констант якобы правил Британией после ухода римлян и был убит своими телохранителями-пиктами по наущению Вортигерна, тут же захватившего трон. Узурпатор намеревался погубить и оставшихся сыновей Константина – Амброзия и Утера, – но их приютил родич, король Арморики, позже предоставивший им армию и средства для борьбы с Вортигерном. Эта генеалогическая фикция оставляет без внимания упомянутую в источниках гибель Константа в 410 году, как и то, что, по правилам римской патронимии, отец Амброзия Аврелиана должен был зваться не Константином, а Аврелием. Возможно, именно этот «носивший пурпур» деятель правил островом в промежутке между уходом римлян и воцарением Вортигерна. Но не исключено, что этим правителем мог быть и Констант, избежавший смерти в Испании, чтобы через два десятилетия пасть от рук подкупленных «тираном» пиктов.

Как бы то ни было, сомневаться в римском происхождении Амброзия оснований нет, поскольку валлийские легенды, превознося его под именем Эмриса Вледига, не находят ему места в генеалогии местных династий. Возможно, Амброзий выступал от лица романизированных бриттов юга острова, жаждавших восстановления прежних порядков. Ненний датирует 437 годом «ссору Гвитолина с Амброзием, а именно Гволлоп, то есть Катгволлоп». Катгволлоп по-валлийски – «битва при Гволлопе»: это место отождествляется с долиной Уоллоп в графстве Хэмпшир. Как уже говорилось, Гвитолин, то есть Виталин – прежнее имя Вортигерна, против которого и выступил «последний римлянин» Амброзий. Исход сражения неизвестен, хотя Гальфрид Монмутский сообщает, что после него Амброзий завладел западом Британии. Некоторые историки считают, что Амброзиев было двое – старший, сражавшийся при Гволлопе, и младший, ставший позже правителем острова (этого последнего, в отличие от отца, звали Амброзием Аврелианом). Такое изменение фамильного имени в самом деле могло иметь место – например, отец Вортигерна-Виталина носил имя Виталий. Но ни один источник не говорит о «раздвоении» Амброзия, который вполне мог родиться около 410 года и умереть после 470-го. Очевидно, именно страх перед Амброзием, а не угроза пикто-ирландских набегов подтолкнул Вортигерна к роковому решению – привлечь на защиту своих владений англосаксов. По сообщению Гильдаса, решение об этом было принято на общем совете: «Все собравшиеся там, включая и гордого тирана, были ослеплены: защитой для страны, ставшей на деле ее погибелью, сочли они диких саксов, проклятых и ненавидимых Богом и людьми, и решили пригласить их на остров, как волков в овчарню». Беда Достопочтенный добавляет к рассказу об этом дату события (446 или 449 год) и имена предводителей приглашенных в Британию саксов – Хенгист и Хорза, что означает «жеребец» и «кобыла». Собственно говоря, они были не саксами, а ютами – жителями нынешней Дании, сыновьями короля Виктгильса. Братья привели с собой три циулы (ладьи), на каждой из которых помещалось 40–50 воинов.

Ненний называет Хенгиста и Хорзу (Хорса) «изгнанниками» (expulsae), и эту версию косвенно подтверждает англо-саксонская поэма «Битва при Финнсбурге» – в ней Хенгист упоминается как соратник вождя данов Хнэфа, воюющий вместе с ним в земле фризов, далеко от родной Ютландии. Возможно, он был младшим сыном, лишенным своей доли наследства и вынужденным искать удачи в грабительских походах, а может быть, беглецом, который спасался от кровной мести или потерпел поражение в борьбе за власть. Тех и других хватало в Северной Европе в период, который скандинавы прозвали «веком мечей». Распад родовых связей дополнялся кровавой межплеменной враждой, вызванной как Великим переселением народов, так и подъемом уровня Северного моря, затопившего многие прибрежные области. Беда упоминает, что переселение англов из Южной Дании, где они жили прежде, в Британию было вызвано «запустением» их страны – по всей видимости, из-за нашествия моря. Та же беда преследовала фризов, у которых долгое время бытовали легенды о затонувших городах. Другую причину имело переселение саксов – их теснили на север сплоченные в мощный союз племена франков.

У Ненния и в «Англосаксонской хронике» сохранились генеалогии, согласно которым предводители всех трех племен вели свой род от бога Водена (Одина). В частности, Хенгист и Хорза считались правнуками Водена, хотя Хорза, скорее всего, никогда не существовал – его выдумали в дополнение к брату, чтобы образовать пару божественных всадников, наподобие греческих Диоскуров или индийских Ашвинов. Этим объясняются и «лошадиные» имена братьев, отражающие культ коня, который существовал у древних скандинавов. Вместе с тем Хенгист мог быть реальным лицом, хотя его имя вместе с именем его отца Виктгильса историки считают скорее саксонским, чем ютским. Быть может, он был предводителем разноплеменной банды наемников, нанятых на службу сперва правителем данов, а потом и Вортигерном. Любопытно, что его потомками считали себя не только короли Кента, но и герцоги германской Швабии, генеалогии которых относят Хенгиста к тому же времени – второй половине V века.

Продолжая повествование о «пришествии саксов», Беда пишет: «Новоприбывшие получили от бриттов земли по соседству с ними на условиях, что они будут сражаться против врагов страны ради ее мира и спокойствия и получать за это плату… Слухи о плодородии острова и о слабости бриттов достигли их родины, и вскоре оттуда отплыл много больший флот со множеством воинов». Это были не только юты, но и представители других народов – саксов, англов и фризов. Почти все они (кроме относительно удаленных от Британии ютов) имели сородичей, давно уже живших на Саксонском берегу. Этот факт делает «пришествие саксов» (adventus Saxonum) весьма условным, и не случайно его точная дата неизвестна. Например, в сочинении Ненния оно отнесено к 428 году, а Галльская хроника 452 года сообщает, что уже в 410 году «британские провинции были опустошены саксами». Более поздний вариант этой хроники, относящийся к 511 году, содержит запись о том, что в 441 году «Британия, потерянная римлянами, досталась саксам». Возможно, эта дата отражает появление на службе Вортигерна саксонских наемников, хотя более вероятно, что это случилось раньше, в 430-е годы.

Помимо ежемесячных выдач провизии и одежды, пришельцы получили земельные участки на острове Танет (на языке бриттов он назывался Руохим), а потом и в соседней области Кантия, откуда был изгнан бриттский король Гвирангон. Саксы приняли участие в войнах против пиктов и скоттов (а возможно, и против Амброзия). В конечном итоге верховный король (ард-ри) Ирландии Ниалл Девяти заложников был убит во время одного из пиратских рейдов, а его занятые борьбой за власть наследники прекратили набеги на британское побережье. Примерно та же ситуация сложилась у пиктов, где около 440 года появился общий король, постоянно враждующий с правителями семи областей, составлявших его владения. Позже, примерно в 476 году, на западе пиктских земель, в нынешнем графстве Аргайл, высадились беглецы из Ирландии во главе с Фергусом мак Эрка. Созданное ими королевство Далриада вступило в затяжную борьбу с пиктами, и нападения обеих сторон на Британию окончательно сошли на нет.

Но еще до этого случилось неизбежное – саксы подняли восстание. По общему мнению источников, они замышляли мятеж с того момента, как убедились в слабости и разобщенности своих британских нанимателей. Предлогом стала невыдача в срок положенного довольствия, после чего Хенгист и его люди заявили, что сами возьмут все, что им причитается. То, что случилось дальше, красноречиво описал Гильдас: «Огонь праведного мщения за прошлые злодеяния пылал от моря до моря, зажженный руками восточных безбожников. Уничтожив все близлежащие города и земли, он не остановился, пока имел пищу, но сжег почти весь этот остров и облизывал западное море своими красными свирепыми языками… Стены всех городов были повержены ударами таранов, их обитатели вместе с предстоятелями церкви, священники вместе с паствой повергались наземь, в то время как повсюду сверкали мечи и трещало пламя. Печальное зрелище! Повсюду на улицах, среди камней поверженных башен, стен и святых алтарей лежали тела, покрытые запекшейся красной кровью, словно их раздавил некий чудовищный пресс, и не было для них иных гробниц, кроме развалин домов или внутренностей диких зверей и птиц небесных».

Дата восстания точно неизвестна, как и дата «пришествия саксов». Традиция относит его к 449 году, но более вероятно, что оно произошло на несколько лет раньше – к середине века Хенгист уже несколько лет был независимым королем (кинингом) Кантии, переименованной в Кент. Известие о его успехе достигло континента и привело к прибытию в Британию новых германских поселенцев. При крайней скудости источников для этого периода большее значение имеют результаты археологических раскопок. Из них следует, что масштаб англосаксонских вторжений V века сильно преувеличен древними историками. Большинство римских городов (Винчестер, Линкольн, Лондон и др.) оставались населенными, по крайней мере, до конца столетия и были не разрушены врагом, а просто оставлены жителями из-за голода и хозяйственного упадка. В то же время в городах Запада жизнь продолжалась до середины VI столетия. Уцелели также укрепленные форты в Уэльсе и на стене Адриана: местное население укрывалось там от набегов под защитой ополченцев и римских ветеранов.

Вплоть до конца V века поселения англосаксов были сосредоточены на юго-востоке Британии. Городской жизни завоеватели еще не знали и ставили на площадях римских городов свои хижины с соломенной крышей, огороженные частоколом. В захваченных селениях они, как правило, убивали мужчин, а женщин и детей продавали в рабство фризам или франкам. Гильдас так описывает печальную участь бриттов: «Иные из несчастных были загнаны в горы и безжалостно вырезаны. Другие, изможденные голодом, вышли и покорились врагу, готовые принять вечное рабство за кусок хлеба, если только их не убивали на месте… Некоторые отправлялись за море, громко сетуя, как будто вместо команды гребцам они пели под раздутыми ветром парусами: «Ты отдал нас, как овец, на съедение и рассеял нас между народами». Другие остались на своей земле и, охваченные страхом, вверили свои жизни высоким холмам, укрепленным и неприступным, густым лесам и приморским скалам».

Многие из упомянутых историком беглецов отправлялись в Арморику (Бретань), где со времен Максима Магна существовали бриттские княжества. Однако большая часть бриттов бежала на запад острова, где по-прежнему правил Вортигерн. Источники сообщают о нем противоречивые подробности; Ненний пишет о его женитьбе на дочери Хенгиста Ровене (по-валлийски Ронвен) и одновременно о том, что он «взял свою дочь себе в жены и от нее родил сына». Говорится и о том, что за это короля проклял Герман Оксеррский – это случилось во время второго и последнего визита святого в Британию в 447 году. В принципе в период общего морального упадка такой поступок был вполне возможен, но рассказ о нем явно носит фольклорный характер – возможно, кто-то из хронистов спутал короля с правителем Диведа Вортипором, которого Гильдас тоже осуждал за женитьбу на собственной дочери.

Не менее легендарна история о том, как Вортигерн задумал выстроить для защиты от врагов – саксов и собственных недовольных подданных, – крепость в горах Гвинедда, но приготовленные стройматериалы трижды исчезали неведомо куда. Для избавления от напасти колдуны (очевидно, друиды) посоветовали королю окропить место постройки кровью мальчика, не имеющего отца. Такого мальчика нашли, и он открыл Вортигерну, что под местом строительства лежит водоем, в котором сражаются два дракона – красный и белый. Белый дракон, символизирующий саксов, долго будет побеждать, но в итоге красный – символ бриттов, – одолеет его. Это пророчество так понравилось королю, что он сохранил мальчику жизнь и даже отдал ему весь запад Британии вместе с крепостью Динас-Эмрис, которая теперь, конечно же, была успешно достроена. По словам Ненния, мальчика звали Амброзием, но настоящий Аврелий Амброзий в то время был уже немолод. Гальфрид увидел в юном пророке чародея Мерлина, тоже росшего без отца, однако текст Ненния не дает никаких оснований для подобного вывода. История просто отражает фольклорный сюжет победы молодого претендента на трон над старым деспотичным правителем, классический пример которого – библейская история Саула и Давида.

Тот же Ненний излагает дальнейшую историю правления Вортигерна. Его сыновья от первого брака – Вортимер, Катигерн и Пасцент, – недовольные женитьбой отца на язычнице Ровене, восстали и объявили войну саксам. Вортимер (Гвертевир) дал врагам четыре битвы, хотя Ненний перечисляет только три: на реке Дергвентид, у брода под названием Эписфорд и на берегу Галльского моря. В первом сражении бритты потерпели поражение, второе окончилось вничью (при этом погибли принц Катигерн и Хорза), а в третьем саксы «были обращены в бегство, тонули, добирались до своих циул и трусливо укрывались в них». В итоге их загнали на остров Танет, вынудив многих пришельцев вернуться обратно в свои земли. Датировку этих событий дает «Англосаксонская хроника», относящая гибель Хорзы в битве при Эгелестрепе к 455 году: правда, там Вортимер не упоминается и говорится, что саксы сражались с Вортигерном. К тому же в следующем году место описанной Неннием победы занимает поражение бриттов при Креганфорде, после которого они «оставили Кент и в великом страхе бежали до самого Лондона». Уже говорилось, впрочем, что англосаксонские хронисты регулярно преувеличивали победы своих соплеменников или просто выдумывали их.

Вероятно, Вортимер и в самом деле нанес завоевателям немалый урон, поскольку валлийцы помнили его сотни лет спустя как великого воителя. Вскоре он умер и, по легенде, попросил похоронить себя в той гавани, откуда были изгнаны саксы – вероятно, в Кенте, – чтобы враги, увидев его надгробие, побоялись высаживаться на сушу. Это известный мотив кельтского фольклора – так же защищала остров голова героя «Мабиногион» Бендигейд Врана, похороненная на Белом холме в Лондоне (нынешний Тауэр). Гальфрид дополнил этот сюжет фантастическим сообщением о том, что Вортимера похоронили на вершине громадной медной пирамиды, а также о том, что он не просто умер, а был отравлен коварной Ровеной, которая, «смешав все, какие только ни существуют, яды, дала ему выпить отраву из рук одного его приближенного, которого подкупила бесчисленными дарами».

После смерти Вортимера Хенгист вернулся, приведя с собой, по словам Гальфрида, триста тысяч вооруженных до зубов саксов. После этого он обманом заманил всю бриттскую знать на поле близ монастыря Эмсбери в Уилтшире – якобы для переговоров, – и там по условной фразе «Enimit saxes» («Доставайте ножи») его спутники-саксы выхватили спрятанные за голенищами кинжалы и закололи 460 (по Неннию – 300) бриттских вождей. Вортигерна захватили в плен и вынудили отдать завоевателям в качестве выкупа провинции Эссекс, Сассекс и Миддлсекс. По Гальфриду, саксы захватили также Эборак (Йорк), Линдоколин (Линкольн) и Винтонию (Винчестер), разорив все области государства и вынудив Вортигерна бежать в Уэльс. Что касается убитых вождей, то, по данным Гальфрида, святой Элдад (Иллтуд) похоронил их на кладбище в Эмсбери. Но тут автор противоречит сам себе – в «Жизни Мерлина» он повествует о том, как этот легендарный чародей чудом перенес из Ирландии на Солсберийскую равнину каменный «Хоровод великанов» – как нетрудно догадаться, речь идет о Стоунхендже, – и сделал из него памятник погибшим. Избиение британской знати, учиненное Хенгестом, вошло в валлийскую традицию под названием «Предательства длинных ножей» (Brad у Cyllill Hirion). Стоит отметить, что эти ножи были настолько характерны для саксов, что даже получили одно с ними имя – saxes.

Пересказанные фольклорные истории имеют мало отношения к реальности. Конечно же, такой хитроумный и властолюбивый правитель, каким был Вортигерн, не стремился своими руками отдать королевство саксам, но был бессилен как перед ними, так и перед своими вконец вышедшими из повиновения подданными. Ненний подводит черту под его правлением рассказом о том, как святой Герман проклял короля за преступную связь с дочерью – хотя, по его выкладкам, это случилось в 463 году, а Герман умер еще в 452-м. Проклятие заставило «гордого тирана» бежать в область в Центральном Уэльсе, названную позже его именем (Гуртейрнион), «дабы скрыться там со своими женами». Герман со своими спутниками отправился за ним и три дня молился у крепости, где укрылся король, пока она не рухнула, объятая сошедшим с неба огнем. Эта история повторяет рассказ Ненния о гибели нечестивого короля Поуиса Бенлли, и автор, похоже, сам сомневается в ее правдивости, поскольку тут же приводит другую версию гибели Вортигерна: «После того, как Гвортигирна возненавидели за грехи все его соотечественники… он, перебираясь с места на место, стал блуждать по стране, пока его сердце не разорвалось, и он умер бесславно».

На сей раз более правдивую версию случившегося излагает как раз выдумщик Гальфрид: он пишет, что Вортигерна погубили не небесные силы, а Аврелий Амброзий, высадившийся на острове с войском своих приверженцев. Осадив короля в крепости Генореу в области Эргинг (ныне графство Херефордшир), его противники пытались проломить стены с помощью осадных орудий, «но так как это не принесло им успеха, они подложили огонь. Найдя для себя подходящую пищу, он не унялся до тех пор, пока не испепелил башню и затворившегося в ней Вортигерна». С гибелью короля его род не исчез: отпрыски Вортимера недолгое время правили в Гвенте, а потомки Катигерна основали династию, до XII века управлявшую Поуисом. Третий сын «гордого тирана» Пасцент сохранил за собой области Буиллт и Гуртейрнион, которыми во времена Ненния еще владели его наследники. Четвертый сын, Фавст, якобы рожденный дочерью Вортигерна от собственного отца, стал аббатом монастыря Ренис – возможно, это был епископ Фавст из Риеза в Арморике, скончавшийся в 490 году.

В результате всех этих событий, имевших место в 460-е годы, правителем Британии стал «последний римлянин» Амброзий, он же Эмрис Вледиг. Последнее слово, производное от валлийского gwledic, означало «хозяин страны» и применялось к правителям крупных независимых владений, а то и всей Британии. Амброзий, несомненно, заслужил этот титул, хотя никакой властью над восточной частью острова, захваченной саксами, он не обладал. Не подчинялся ему и север, где не прекращалась междоусобица потомков Коэла, временами прерываемая набегами пиктов. Да и на западе, формально входившем в его королевство, реальная власть принадлежала местным королям, в ряды которых никак не мог вписаться Амброзий, не укорененный в кельтской племенной структуре. О его внутренней политике мы не знаем ровно ничего: можно только предполагать, что он конфисковал бывшие владения рода Вортигерна в Глостершире. Возможно, здесь же, в Каэр-Глови, находилась его резиденция, хотя на эту роль претендует и крепость Динас-Эмрис – та самая, где юный Амброзий когда-то открыл своему предшественнику тайну двух драконов. Крепость была названа в честь Амброзия, как и несколько укреплений на юге Британии, сохранивших характерные названия с корнем «Амброз» – в том числе городок Эмсбери (на языке саксов Амбресбириг), давший имя уже упомянутому монастырю.

Эти топонимы сохранили память о главном деле нового правителя – строительстве мощной системы оборонительных укреплений на западе Британии. В первую очередь это был впечатляющий земляной вал высотой до четырех метров, протянувшийся от Бристоля до Мальборо в Уилтшире на расстояние почти 60 километров. Позже англосаксы не могли поверить, что он насыпан людьми, и назвали его «валом бога Водена» (Вэнсдайк). В затруднении оказались и историки, которые приписывали его сооружение то римлянам, то самим англосаксам. Лишь сравнительно недавно археологи определили, что вал и прорытый рядом с ним глубокий ров, следы которых сохранились до наших дней, сооружены между V и VI веками, в эпоху Амброзия и его преемника – возможно, Артура. Планировка этих сооружений, учитывающая рельеф местности, показывает знакомство строителей с римской практикой строительства укреплений. Кто еще, кроме «последнего римлянина», мог разработать и воплотить в жизнь подобный грандиозный проект?

В тот же период на всем западе Британии началось возведение мощных крепостей. Часть из них представляла собой типичные кельтские хиллфорты – укрепления на холмах, окруженные высоким частоколом и огражденные валами и рвами. Классический пример – знаменитый Сауз-Кэдбери, который с давних времен принято отождествлять с Камелотом короля Артура. Сооружение этой громадной крепости, о которой будет рассказано далее, действительно относится к эпохе Артура, но с фортификациями Амброзия ее объединяет главное – встраивание в единую оборонительную систему, создание которой требовало немалых организационных усилий и труда многих тысяч людей. Ни одно из мелких королевств Британии было не способно на такое – значит, строительство было делом рук некой центральной власти, которой могла быть только «держава бриттов» Амброзия и (может быть) Артура.

Многие крепости V–VI веков не сохранились – они находились на берегу моря, в стратегически важных пунктах, и позже на их месте появились портовые укрепления и замки англо-нормандских феодалов. Сами они часто представляли собой обновленные римские форты: например, Сегонтий на севере Уэльса превратился в Каэр-Сейнт, нынешний Карнарвон, а Моридун на юге – в Каэр-Вирддин, ныне Кармартен. Такая же крепость, по всей видимости, существовала и в корнуольском Тинтагеле, который поздняя традиция именует местом рождения Артура. Быть может, подобные ей располагались и на южном берегу Британии, но все их разнесла по камешку волна саксонского нашествия.

О войнах Амброзия с саксами источники говорят невнятно, почти не называя дат. Только «Англосаксонская хроника» под 465 годом помещает сообщение о том, что «Хенгест и Эск сражались с валлийцами у Виппедесфлета и убили двенадцать валлийских элдорменов». Стоит отметить, что именно с этого момента хроника начинает именовать прежних бриттов валлийцами (wealh), что означает «чужаки». Это говорит о психологическом сдвиге – пришельцы прочно закрепились на острове и были полны решимости очистить его от прежних хозяев. Но с этим не все обстояло гладко – невзирая на хвастовство хрониста, битва, похоже, стала серьезным поражением саксов, первым со времен Вортимера.

Рассказ о сражении сохранился только в сочинении Гальфрида – изрядно приукрашенный, но, возможно, доносящий через века какие-то реальные сведения. Автор, к примеру, говорит, что войско Амброзия в основном состояло из ополченцев Уэльса и Корнуолла, но ядром его были всадники из Арморики, одетые в броню по римскому образцу. Это похоже на правду – в Галлии, в отличие от Британии, еще жило искусство изготовления доспехов и оружия для конницы, и только она могла сплотить и повести к победе неорганизованных, боящихся саксов крестьян. Виппедесфлет не принес бриттам ощутимых выгод, но сыграл большую психологическую роль – с ним кончились «сорок лет страха», отмеченные хронистами. Саксы перестали быть бичом Божьим, грозным и непобедимым противником – и превратились в обычных людей, с которыми можно было воевать, мириться, а иногда и союзничать. Начался новый период истории, о котором писал Гильдас: «С того времени побеждали то бритты, то их враги, чтобы Господь по своей воле мог испытать этот народ, как новый Израиль».

Гальфрид переносит место битвы из неведомого Виппедесфлета в некую крепость Каэрконан, которую он отождествляет с городком Конисбро недалеко от Йорка – хотя вряд ли саксы в тот период могли проникнуть так далеко на север Британии. Главную роль в победе он отводит некоему Элдолу, графу Клавдиоцестрии (Глостера) – вероятно, чтобы польстить своему покровителю Роберту, незаконному сыну короля Генриха I, который тоже был графом Глостерским. Именно Элдол, по версии автора «Истории королей», одолел в поединке самого Хенгиста, взял его в плен «и, снеся ему голову, отправил в преисподнюю». Амброзий, проявив уважение к поверженному врагу, позволил пленным саксам похоронить его по своим обычаям и насыпать над ним могильный курган. Затем он осадил в Эбораке (Йорке) сына Хенгиста Окту и заставил его принести присягу на верность, а после направился в разрушенный врагами Лондон, восстановил его и сделал своей столицей.

В этой связи возникает вопрос о судьбе Хенгиста – «Англосаксонская хроника» ничего не говорит о его смерти, но упоминает, что в 488 году власть над Кентом перешла к его сыну Эску. Ненний приводит другие сведения: «После смерти Хенгиста его сын Окта передвинулся с левой стороны Британии к королевству кантов, и от него происходят короли последних». Генеалогии англосаксов тоже считают Окту сыном Хенгиста и отцом Эска или Оссы, который, собственно, и основал королевскую династию Кента, известную под именем Эскингов. Такая путаница требует объяснения, тем более что сын Хенгиста, как бы его ни звали, в 455 году уже был взрослым человеком. Это значит, что самому Хенгисту в год его мнимой смерти было лет восемьдесят – крайне необычное для того времени долголетие. Более вероятно, что он окончил жизнь раньше указанной в хронике даты – а именно в год битвы с Амброзием, после которой источники долго не упоминают ни одного завоевательного похода правителей Кента. Они вновь вышли на авансцену истории только в 597 году, когда внук Эска Этельберт стал первым правителем англосаксов, принявшим крещение от прибывших из Рима монахов.

Победа при Виппедесфлете на время избавила владения Амброзия от саксонской угрозы, но ему не пришлось долго наслаждаться властью. Между 465 и 475 годами «последний римлянин» ушел из жизни при неясных обстоятельствах. Гальфрид винит в его смерти сына Вортигерна Пасцента, который безуспешно пытался захватить Британию при помощи то саксонских, то ирландских наемников, а потом прибегнул к помощи яда. Некий сакс по имени Эопа за тысячу фунтов серебра предложил «проникнуть к королю как врач и дать ему снадобье, от которого он умрет». Переодевшись в монашескую рясу (во времена Гальфрида врачи еще принадлежали к духовному сословию), он явился в Винчестер, где, по утверждению историка, находился двор Амброзия, и свершил свое черное дело. После этого воевавший в Уэльсе брат Амброзия Утер увидел в небе яркую звезду с двумя длинными лучами, один из которых оканчивался семью лучами поменьше. Смысл этого видения растолковал не кто иной, как Мерлин, заявивший Утеру: «Луч, протянувшийся к галльскому побережью, возвещает, что у тебя будет наделенный величайшим могуществом сын, господству коего подчинятся все королевства, которые он возьмет под свою руку. Что до второго луча, то обозначает он дочь твою, сыновья и внуки которой будут друг за другом властителями Британии». Понятно, что первая часть пророчества относится к Артуру, а вторая – к потомкам его мифической сестры Элейны, от которой хитроумный Гальфрид произвел нормандских королей Англии, сделав их тем самым законными наследниками Амброзия и Артура.

После смерти Амброзия, похороненного внутри того же «Хоровода великанов», Пасцент при поддержке саксов и короля Ирландии Гилламаврия вновь попытался захватить власть, но Утер нанес ему решительное поражение и убил, став, таким образом, новым правителем острова. Эта часть повествования целиком легендарна и скрывает тот факт, что история не сохранила никаких сведений о том, где и как окончил свои дни Аврелий Амброзий. Возможно, на это проливает свет военная операция, ставшая единственным за шесть следующих веков выходом Британии на международную арену. Автор «Деяний готов» Иордан сообщает, что в 468 году римский префект Северной Галлии Эгидий пригласил «из-за Океана» войско бриттов во главе с неким Риотамом для защиты северных берегов провинции от нападений саксов. Эта дата неверна, поскольку еще в 464 году Эгидий умер и должность префекта занял его сын Сиагрий. Тогда же нападениям саксов был поставлен заслон – по всей видимости, усилиями прибывших бриттов, занявших все побережье от Сены до Луары. К 468 году относится другое событие – вторжение в Галлию огромной армии вестготского короля Эйриха. Преграждая ей путь, Риотам с войском из двенадцати тысяч человек двинулся вверх по Луаре на соединение с римскими силами. Сохранилось письмо, посланное ему епископом Клермона Сидонием Аполлинарием, известным галло-римским писателем. Епископ пытался выведать планы вождя бриттов, когда тот находился в районе города Аварик (ныне Бурж) в области Берри.

О дальнейшем мы узнаем от Иордана – бритты так и не дождались союзников и под натиском превосходящих сил вестготов отступили в болотистую местность в Бургундии, где их следы окончательно потерялись. Любопытно, что в тех краях находился городок под названием Авалон, что заставило некоторых современных ученых отождествить Риотама с Артуром, который, по легенде, тоже вел военные действия в Галлии. Но более вероятна связь предводителя бриттов с Амброзием, который исчез с исторической сцены как раз в это время. Имя Риотам происходит от бриттского Rigotamos – «всеобщий король» – и, возможно, является титулом, который мог носить король Британии. «Последний римлянин» вполне мог откликнуться на просьбу римского наместника, чтобы спасти остатки имперского наследия от варваров. С другой стороны, Амброзий вряд ли увел бы значительные воинские силы с острова, которому угрожало нашествие саксов. И вряд ли он стал бы представляться галло-римским аристократам под бриттским титулом, скрывая свое подлинное громкое имя. Нам стоит поискать на страницах истории другого Риотама. И он есть – это Йонас Риотам (он же Ион Рейт), король Корнуая, одного из княжеств Арморики, живший, по данным бретонского «Картулярия Кемперле», в середине V века. Вполне возможно, что именно он помог Амброзию одолеть саксов при Виппедесфлете, а потом получил от союзника «ограниченный контингент» для борьбы с варварами уже на своей территории.

Как бы то ни было, вскоре Амброзия не стало. Умер ли он от болезни, погиб ли в стычке с саксами или пиктами, пал ли жертвой отравителя, как о том говорит Гальфрид – мы не знаем и, похоже, не узнаем никогда. В артуриане благородный потомок римлян места не нашел – ни один средневековый роман не упоминает имени этого мнимого дяди Артура. С его уходом окончательно порвалась нить, связывавшая Британию с четырьмя веками ее римской истории. Воины Амброзия, в меру сил копировавшие римское оружие и тактику, стали последней тенью грозных легионов, которые отныне окончательно ушли в историю. Теперь защищать окруженных свирепыми врагами бриттов предстояло другим людям, и на горизонте должен был вот-вот появиться их предводитель и символ – тот, кого мы знаем под именем короля Артура.

 

Загадка Логрии

Даже на фоне британских «темных веков» период 470–500 годов освещен особенно скудно. Все, что мы знаем о нем – пять записей «Англосаксонской хроники», относящихся к завоеваниям легендарных саксонских вождей Эллы и Кердика. Неизвестно, кто правил Британией после Амброзия: традиция отводит эту роль Утеру Пендрагону, но он, как мы увидим, является легендарной фигурой. Известны лишь разрозненные данные об истории отдельных британских королевств, но рассмотреть их необходимо, чтобы понять, найдется ли среди этих государственных образований место для Логрии – державы Артура.

Словом «Логрия» или «Логрис» средневековые авторы артурианы именуют всю Англию, которой якобы правил король. Они основываются на сочинении Гальфрида Монмутского, согласно которому основатель державы бриттов Брут Троянский разделил свои владения между тремя сыновьями. Старшему, Локрину, досталась Логрия, Камбру – Камбрия, то есть Уэльс, а Альбанакту – Альбания или Альба, как в древности называли Шотландию. Последнее слово связано с древним именем острова «Альбион» и происходит не от латинского albus (белый), как часто думают, а от кельтского корня albio-, означающего «мир» (островитяне часто отождествляли свою изолированную родину со всем мирозданием). Слово «Камбрия», как уже говорилось, восходит к самоназванию валлийцев «комброги» или «кимры». С Логрией сложнее – это слово (по-валлийски Lloegr) впервые встречается в сочинении Гальфрида, и точное значение его неизвестно. По одной версии, на одном из бриттских диалектов оно означает «потерянная страна», по другой – происходит от Каэр-Лигор, древнего названия города Лестер, находящегося в самом центре территории между реками Хумбер, Темза и Северн. Именно эта область, по Гальфриду, называлась Логрией.

Сразу же стоит отметить, что в артуровскую эпоху она никак не могла быть единым королевством. Не была она и «потерянной страной», захваченной саксами, которые только в VII веке хлынули с приморских окраин острова в его центр, покоряя одно за другим разрозненные бриттские княжества. Не была и «королевством бриттов», которым правили Вортигерн и Амброзий – за ее пределами находились Уэльс и Корнуолл, явно вовлеченные в орбиту власти этих правителей. Чем же была – или могла быть – Логрия? Ответ прост – географической фикцией, изобретение которой позволило Гальфриду ловко выйти из положения, не называя державу Артура ни Британией, ни Англией. Первое имя в раннем средневековье чаще применялось не ко всему острову, а лишь к его части, населенной бриттами, и историк, будучи валлийцем по крови, хорошо знал об этом. Не мог он и употреблять слово «Англия», связанное с англосаксами – недавними противниками нормандских феодалов, интересам которых он служил. Вненациональное имя Логрии идеально подходило для обозначения владений Артура, включавших якобы не только всю Британию, но и изрядную часть Европы.

Оставив в стороне эти фантазии, посмотрим, что на самом деле происходило на рубеже V и VI веков в нынешней Англии. Источниками на сей счет могут быть не только сочинения Гильдаса и Ненния, но и генеалогии, жития святых, а также географические названия, доносящие до нас память о ранних эпохах. Данные чрезвычайно богатой британской топонимики позволяют провести четкую линию от эстуария Хумбера на северо-востоке до устья реки Тест и острова Уайт на юге. К востоку от этой линии подавляющее большинство названий городов, деревень, холмов и островов имеет англосаксонское происхождение, к западу – кельтское. По давно принятой версии, это объясняется быстрым и решительным вытеснением коренных жителей пришельцами. Нечто подобное утверждает и Гильдас, описывая незавидную судьбу бриттов после саксонского завоевания: смерть или изгнание. Известный английский историк Эдвард Томпсон писал: «Единственная группа топонимов, сохранившаяся к востоку от условной линии, проведенной от йоркширских пустошей до Нью-Фореста – это названия некоторых римско-бриттских городов, больших рек, как Трент или Темза, а также некоторых гор и лесов. Во всех остальных случаях топонимы сохранились только там, где были изолированные анклавы бриттов, избежавшие уничтожения… Основная часть бриттского мужского населения была или истреблена, или вытеснена далеко на запад или же на континент… Женщины и дети превращались в рабов, предназначенных для домашнего хозяйства, причем женщины при этом часто становились и наложницами».

Эта хрестоматийная картина оспорена археологами, обнаружившими во многих районах Англии преемственность хозяйства и культуры до и после «пришествия саксов». Исчезновение кельтских имен и названий можно объяснить не геноцидом прежних жителей, а их постепенным слиянием с завоевателями, сулящим отчетливые социальные выгоды. Нечто подобное происходило в странах Ближнего Востока после их включения в состав Арабского халифата. Иной была ситуация в Галлии, где варварское завоевание оставило в неприкосновенности большинство прежних галло-римских названий. Это тоже объяснимо – немногочисленные франки, готы и бургунды растворились среди коренного населения, как варяги на громадной русской равнине (поэтому на карте России бесполезно искать скандинавские топонимы). Ситуация на востоке Англии была иной: англосаксы переселялись сюда целыми кланами, а иногда и целыми народами, образовав не правящую касту, а законченную социальную структуру, в которой бритты могли присутствовать только в виде бесправных рабов. Владельцев захваченных усадеб и пахотных земель изгоняли или убивали; та же участь ждала обитателей городов, которые не знавшие городской жизни саксы суеверно считали творением злых духов. Это особенно характерно для первого этапа завоевания, движущей силой которого были полудикие воинские дружины, видевшие главную радость в грабеже и бессмысленном разрушении всего чужого и непонятного.

На втором этапе, начавшемся в середине VI века, наступление на земли бриттов организованно проводили англосаксонские монархи, целью которых было уже не уничтожение городов и их жителей, а их подчинение и эффективная эксплуатация. На смену полному взаимному неприятию пришла эпоха коалиций и династических союзов между бриттами и саксами, что не привело, однако, к прекращению вековой вражды. Эту вражду не уменьшило даже принятие англосаксами христианства – теперь они с пылкостью неофитов третировали бриттское духовенство за еретические взгляды и нежелание подчиниться власти Рима. Понятно, что на присоединенных в эту эпоху землях Центральной и Северной Англии бриттское население терпело притеснения, что побуждало его переселяться на запад или перенимать язык и культуру завоевателей. Картина изменилась лишь на третьем этапе, когда остатки бриттской независимости ликвидировали уже не саксы, а англо-нормандские феодалы. Покорив Уэльс и Корнуолл, они оставили в неприкосновенности и местное население, и его топонимы. Напротив – очень скоро кельтские имена и названия разнеслись по всей Европе в качестве экзотического антуража артурианы. Похожая картина наблюдалась в Северной Америке и Австралии, где белые пришельцы, истребив большую часть коренных жителей, сохранили их географические названия – именно по причине экзотичности.

Исследования антропологов подтверждают общую картину, отмечая преобладание светловолосого и круглолицего северного типа на юго-востоке и севере Англии (в последнем случае это объясняется более поздним скандинавским завоеванием). На западе господствует иной тип людей – темноволосый, менее рослый, с крупным носом и резкими чертами лица. Этот тип трудно назвать кельтским, и ученые еще в XIX веке приписывали его загадочным иберийцам – докельтскому населению Британии, ассоциируемому с археологическими культурами Уиндмилл-Хилл и Питерборо, а также с мегалитическими постройками, включая Стоунхендж. Это отчасти подтвердили нашумевшие генетические исследования рубежа XXI столетия, проведенные Брайаном Сайксом, Стивеном Оппенгеймером и другими учеными. Исследуя «дрейф генов» из одной части мира в другую, они пришли к выводу, что до 75 процентов современного населения Британии происходит от древних племен, примерно пять тысяч лет назад прибывших сюда с Иберийского полуострова. Поэтому, говоря об англосаксонском (а также кельтском или нормандском) завоевании, мы весьма приблизительно описываем истинное положение дел.

Иберийцы также оставили следы в топонимике острова – к ним можно возвести имена Темзы (Таменса), Северна (Сабрины) и многих других рек, не находящие этимологии в кельтских и германских языках. Впрочем, за века многие географические названия настолько исказились, что можно лишь догадываться, из какого языка они пришли и что означают. Типичный пример – знаменитый монастырь Гластонбери в Сомерсете, давно (и, скорее всего, неправомерно) связанный с именем Артура. В англосаксонских хартиях X века его название приведено в форме Glaestingaburgh, то есть «крепость рода Глестингов». Однако уже в следующем столетии историк Карадок Лланкарванский в своем «Житии Гильдаса» объясняет это название как «Стеклянный город» (на латыни Urbs Vitrea, на языке бриттов Ynys Guitrin), исходя из английского слова glass – «стекло». Чуть позже Уильям Малмсберийский в своем сочинении «О древностях Гластонберийской церкви» производит имя монастыря от некоего Гласа или Гласта, потомка Кунедды. Сразу скажем, что слово glas на валлийском означает сразу несколько цветов – голубой, зеленый, серый, песочно-желтый, – а название Ynys Guitrin, по всей видимости, происходит от имени Гвитерин, то есть Викторин. Таким образом, мы имеем пять в корне различных версий происхождения одного топонима – если не упоминать популярную теорию о тождестве Гластонбери и волшебного острова Авалон, которая будет рассмотрена ниже.

И здесь путаница только начинается – кроме разных названий одного населенного пункта, мы имеем одинаковые или однокоренные названия разных городов, рек и холмов, разбросанных по всей Британии. В результате ученые веками спорят о привязке к местности важных исторических событий (например, битв) и о расположении бриттских княжеств, нередко разнося их на сотни километров. Один из примеров связан с тем же Гластонбери, который традиционно считается центром небольшого королевства Гластенинг, основанного уже упомянутым Гласом около 540 года. По данным валлийских генеалогий, потомки этого Гласа правили до VIII века, когда Сомерсет был давно уже оккупирован англосаксами. При этом предки Гласа, который был правнуком основателя Гвинедды Кунедды, жили в маленьком княжестве Догвейлинг в Уэльсе. Трудно понять, каким образом они оказались в Гластонбери, если не допустить, что Уильям Малмсберийский просто соединил по созвучию имен монастырь и ничем не связанного с ним валлийского правителя, вызвав тем самым к жизни географическую химеру – королевство Гластенинг.

Название графства Сомерсет тоже породило ложную этимологию – еще в XI веке его отождествили с валлийской «Летней страной» (Gwlad yr Haf), поскольку по-английски summer означает «лето». На самом деле слово произошло от городка Сомертон (летнее поселение), выросшего на месте фермы, где скот летом пасся на холмах. У скотоводов-валлийцев было немало таких «летних» топонимов, но название «Летняя страна» относится не к ним – оно означает волшебную страну эльфов или фейри, которые, если верить легендам, так и кишели на острове в те далекие времена. Грань между миром смертных и царством фейри была довольно тонкой, а в дни главных праздников, знаменующих грань времен года, и вовсе сходила на нет. К таким праздникам относились Калан Маи (ирландский Белтене, отмечавшийся 1 мая и условно совпадающий с христианской Троицей), Калан Гэф (он же Самайн или Хэллуин, 1 ноября), Нос Гвил Вайр (Имболк или Кэндлмас, 1 февраля) и Нос Гвил Ауст (Лугнасад или Ламмас, 1 августа). Сохранялась и более ранняя традиция, считавшая главными праздниками зимнее и летнее солнцестояния – будущие Рождество и Иванов день. В праздничные дни кельты жгли костры и украшали дома ветками растений, отпугивающих нечистую силу. Идущие от язычества приметы и обычаи проникли в фольклор современной Британии, сделав ее наиболее населенной призраками, феями, эльфами и прочей сказочной нечистью страной Европы.

Усилия мифотворцев прошлого и настоящего привели к тому, что о топонимике и истории многих сказочных королевств мы знаем значительно больше, чем о реальных государствах Британии «темных веков». Точно определить границы последних можно лишь в тех редких случаях, когда они совпадают с современными графствами или ограничены известными нам реками, горами и лесами.

Один из немногих ориентиров на этом пути – приведенный в сочинении Ненния список двадцати восьми городов Британии. Об этих городах, не перечисляя их, говорит еще Гильдас, и список явно восходит к досаксонским временам. Собственно говоря, бриттское слово caer изначально означало «крепость» и восходило к римскому castrum, так же, как и англосаксонское castir (от которого, в свою очередь, произошло английское chester, завершающее названия многих старинных городов). Однако в те времена крепостью был любой город, обнесенный стеной, поэтому все их стали называть caer, а крепости, выстроенные специально для военных целей (обычно на побережье), получили название dinas от древнего кельтского слова dun.

Первым в списке назван Каэр-Гвортигирн – столица Вортигерна, местоположение которой неизвестно. Поскольку в списке нет такого важного города, как Каэр-Глови (Глостер), то можно предположить, что именно он был поименован в честь первого короля бриттов, а после его свержения вернул прежнее название. Из других городов Центральной Англии в списке присутствуют Каэр-Колун (Линкольн), Каэр-Граут (Кембридж), Каэр-Маунгвид (Манчестер), Каэр-Гвирагон (Вустер), Каэр-Легион (Честер), Каэр-Гурикон (Роксетер), Каэр-Лерион (Лестер), Каэр-Луидкойт (Личфилд). Почти нет городов Севера – это Каэр-Лигвалид (Карлайл), Каэр-Эвраук (Йорк), Каэр-Карадаук (возможно, Каттерик в Йоркшире) и Каэр-Бритон (Думбартон в Шотландии). Из городов Уэльса перечислены Каэр-Мегвайд (Мейводен в Поуисе), Каэр-Сегейнт (римская крепость Сегонтий недалеко от нынешнего Карнарвона), Каэр-Легион гвар Уск (Карлион) и Каэр-Гвент (Каэрвент). В малонаселенном Корнуолле упоминаются всего два города – Каэр-Драйтоу (возможно, Драйтон в Девоншире или Данстер в Сомерсете) и Каэр-Пенсакойт, который Гальфрид по какой-то причине отождествляет с Эксетером. Среди южных городов названы Каэр-Гвинтгвик (Винчестер), Каэр-Минцип (Сент-Олбенс), Каэр-Лундем (правильнее – Лундейн, то есть Лондон), Каэр-Кейнт (Кентербери), Каэр-Перис (Портленд или Портсмут) и Каэр-Даун (Донкастер). Наконец, три населенных пункта не находят себе точного места на карте – это Каэр-Кустоэйнт («город Константина», скорее всего, в Корнуолле), Каэр-Урнак (быть может, Дорчестер в Дорсетшире) и Каэр-Келемион (возможно, Силчестер в Хэмпшире).

Все или почти все перечисленные города в V–VI веках были столицами независимых королевств бриттов, но те из них, что находились на юге и востоке, рано пали жертвами саксонских набегов. Первым из них стал Кент, который, по свидетельству Ненния, был отдан Вортигерном в качестве свадебного дара за прекрасную язычницу Ронвен – причем короля этой области Гвирангона «не уведомили, что его королевство передается язычникам и он сам тайно отдан в их руки». Он стал первым из британских правителей, потерявших свои владения в результате «пришествия саксов». За следующие полвека к нему добавилось множество других, чьи королевства известны теперь лишь под условными названиями – Регия в Сассексе, Атребатия в Хэмпшире, Дуротригия в Дорсетшире… Никакой верховной власти (во всяком случае, после смерти Вортигерна) они не признавали и по старинному кельтскому обычаю упорно враждовали не только с англосаксами, но и друг с другом. Роковой слабостью кельтов, приводящей их к поражению во всех долговременных военных конфликтах, была неспособность добиться хоть какого-нибудь единства. После смерти вождя его владения поровну делились между наследниками, которые тут же начинали враждовать друг с другом. Воины кидались в бой очертя голову, без всякого строя и порядка, и стремились лишь сразить побольше врагов, чтобы их подвиги воспели барды. Это было в доримскую эпоху и вернулось после ухода римлян, усугубленное всеобщей разрухой и моральным упадком. Фольклор любого народа жесток, но в преданиях кельтов Уэльса, Корнуолла и Бретани особенно много вероломно загубленных родичей, убитых мужьями жен, совращенных родными отцами дочерей. Многие из этих преданий восходят к «темным векам», лишний раз доказывая, что полуцивилизованность в моральном плане куда хуже полной дикости.

Завоеватели-англосаксы были далеки от цивилизации, что давало им немалые преимущества. В сражениях они беспрекословно слушались командиров, держали строй, а всю захваченную добычу делили поровну, за исключением доли вождя и жертв, полагающихся богам. Власть и имущество у них, по германскому обычаю, переходили к старшему сыну, а остальным полагалось добывать достояние мечом. Дети подчинялись отцам, мужья и жены хранили верность друг другу – многоженство допускалось только для королей. Конечно, это не значит, что на землях саксов царил мир: они постоянно воевали с соседними племенами и у себя на родине, и в Британии. Обычно, говоря об англосаксах, историки подчеркивают, что они достаточно быстро слились в один народ, но этот процесс далеко не всегда проходил безболезненно. Расселение трех главных народов-завоевателей в VIII веке зафиксировал Беда: «Жители Кента и Векты (остров Уайт. – В. Э.) происходят от ютов, как и обитатели земель напротив Векты в провинции западных саксов, до сих пор называемые народом ютов. От саксов из области, известной ныне как Старая Саксония, происходят восточные саксы, южные саксы и западные саксы. Кроме этого, из страны англов… вышли восточные англы, средние англы, мерсийцы и весь народ Нортумбрии, то есть те, кто живет к северу от реки Хумбер».

Считается, что англосаксы создали на территории Британии семь королевств, из которых в «артуровскую» эпоху возникло пять. На самом деле королевств было значительно больше, а кроме них, существовало множество «вольных обществ», основанных переселенцами на «ничейных», то есть заселенных бриттами, землях. Первое время короли, потомки Водена, не могли, да и не хотели обуздывать эту захватническую активность, которая делала полезное для них дело – очищала земли Британии от коренного населения. Вероятно, уже в 450-е годы опустели порты восточного побережья, принявшего на себя первый удар. Потом саксы начали совершать на своих циулах дальние походы по Темзе, разоряя приречные города и деревни. После 470-х годов был покинут Лондон, жизнь в котором возобновилась только век спустя. При этом главной причиной запустения городов, как уже говорилось, стали не набеги саксов, а голод и разруха. Заброшенные развалины внушали печальные чувства даже завоевателям, о чем красноречиво говорит стихотворение VIII века «Руины»:

Второй монархией англосаксов после Кента стал Сассекс, обстоятельства создания которого крайне драматичны. «Англосаксонская хроника» сообщает, что в 477 году в Британию на трех кораблях прибыли вождь саксов Элла и его сыновья Кимен, Вленкинг и Цисса: «Они высадились в месте под названием Кименесора и убили там многих валлийцев, а прочие бежали в леса». Дата сомнительна, но высадка явно произошла после смерти Аврелия Амброзия, когда захватчики вновь почувствовали свою безнаказанность. Под 485 годом хроника помешает известие о новой битве Эллы с бриттами в месте под названием Меркредесбурна, название которого можно перевести как «черта договорной границы». Это доказывает, что после высадки саксы заключили договор с местным правителем и в обмен на военную помощь получили от него восточную часть будущего графства Сассекс.

В 491 году хроника сообщает: «Элла и Цисса осадили город Андериду и убили всех, кто там был, так что ни один бритт не спасся». Андерида – это современный город Певенси, где еще в римские времена размещался гарнизон, охранявший побережье. Поголовная резня его обитателей была чрезвычайным событием даже в те жестокие времена: по всей видимости, Элла дал обет, известный по скандинавским сагам – в случае победы принести всех побежденных в жертву богам. После взятия Андериды этот суровый и властный правитель объявил себя королем южных саксов: уцелевшие бритты бежали на север, за громадный лес Вельд, и там еще какое-то время существовало королевство Регия. По свидетельству Беды, Элла стал первым из семи королей англосаксов, носивших почетный титул «бретвальда» – «верховный правитель». Похоже, ему на время удалось сплотить в войне против бриттов предводителей саксов, ютов, а возможно, и англов – в их действиях впервые проявилась некая координация.

Последующее десятилетие отмечено в «Англосаксонской хронике» только одним событием – высадкой в 495 году где-то на юге острова саксонских вождей Кердика и Кинрика, которых традиционно считают основателями королевства Уэссекс. Реальность этой военной операции, как будет показано дальше, довольно сомнительна, но были и другие. Похоже, именно в те годы юты из Кента захватили побережье Хэмпшира и остров Уайт, где их позже застал Беда. Саксы продолжали походы по Темзе, с каждым годом расширяя захваченные территории в низовьях реки. Англы, которые до того довольствовались вспомогательной ролью, высадились в нынешнем Норфолке, где их вождь Икел около 500 года основал королевство Эсенгел (Восточная Англия). Его ранняя история туманна, поскольку восточные англы почти не покидали пределов своего болотистого края и не участвовали в завоевательных походах. По отрывочным данным можно установить, что около 550 года Иклинги и их подданные перебрались на север, в морской залив между графствами Норфолк и Линкольншир, где позже образовалось королевство Мерсия (от германского marca – «пограничная область). Оттесненные ими племена, в свою очередь, отошли на запад, в верховья Эйвона, где возникло небольшое королевство срединных англов. В Эсенгеле же обосновалась новая династия Уффингов, имевшая датское или шведское происхождение – ее культура, отраженная в знаменитом могильнике Саттон-Ху, носит отчетливый отпечаток скандинавских традиций. Тогда же, в начале VI века, побережье между устьями Уза и Трента заняли англы, создавшие в нынешнем Линкольншире королевство Линдсей. Начав грабительские экспедиции вверх по реке Трент, они вскоре очистили от коренного населения обширные районы.

Все эти события не отразили ни Беда, создававший свою «Церковную историю» в основанной позже Нортумбрии, ни авторы «Англосаксонской хроники», которых в первую очередь интересовала история (или псевдоистория) саксонского Уэссекса. Ясно, однако, что в 490-е годы завоеватели достигли больших успехов на пути окончательного утверждения в Британии. Направляемые железной волей Эллы, они по очереди расправлялись с деморализованными, лишенными верховного руководства королевствами и городами бриттов. Захватив восток и юг Логрии, они были полны решимости довершить начатое и взять под контроль оставшуюся ее часть. Саксы не имели карт, но были неплохо осведомлены о географии острова благодаря допросам пленных и шпионажу. Они понимали, что кратчайший путь к победе – ударами речных флотилий по Темзе и Тренту рассечь кельтские земли на три части и добить их поодиночке. И первый удар был нацелен в верховья Темзы, против Думнонии – сильнейшего кельтского королевства юга.

Сегодня на вытянутом подобно рогу (на латыни cornus) юго-западном полуострове Британии находятся графства Корнуолл и Девоншир. В древности здесь обосновалось племя думнониев, живших рыболовством и разработкой богатейших в Европе оловянных и свинцовых копей. Олово, необходимое для производства бронзы, вывозили отсюда и финикийцы, и греки, и римляне. Местные правители легко нашли общий язык с римскими завоевателями и сохранили свою власть. Входящая в состав «Мабиногион» повесть «Видение Максена Вледига» повествует о том, что император Максен (Максим Магн) увидел во сне чудесную страну и прекрасную девушку – дочь ее правителя. После долгих поисков он нашел свою суженую в Британии и женился на ней, а ее братьям даровал завоеванную ими Арморику. Одним из братьев был уже известный нам Конан Мериадок, ее сестрой – Элен Ллидауг, а их отцом – Эудаф Старый. События повести легендарны, но Эудаф (Октавий), возможно, действительно существовал – генеалогии называют его в ряду правителей Думнонии.

Валлийские генеалогии – источник довольно ненадежный. Как и многие памятники кельтской словесности, они долго передавались в устной форме, неизбежно путаясь. Имена в них дублируются, отцы и дети меняются местами, среди реальных людей в начале, а то и в середине родословий возникают мифические персонажи. Почти все генеалогии восходят к языческим богам Бели и Ллуду (он же Нудд или Ноденс), а в исторической плоскости – к десятку правителей IV–V веков. Семеро из них носили титул «вледиг», происходящий от слова gwlad (страна) и означающий независимого правителя, основателя династии и победителя в войнах. Этим титулом, к примеру, наделялись Максим и Амброзий, но не Вортигерн – свои войны он проиграл.

В романе Томаса Мэлори «Смерть Артура» говорится: «Было много королей, которые правили отдельными владениями… Так, в Уэльсе было два короля, и на Севере много королей, и в Корнуэлле и на Западе – тоже два короля». На самом деле на рубеже V и VI веков только в Уэльсе насчитывалось около 15 мелких правителей, а по всем бриттским землям – более трех десятков. Нужно подчеркнуть, что «короли» – весьма условное обозначение бриттских вождей послеримского периода, носивших старинный титул «тигерн» (tigernos), который позже сменился другим, «бренин». Фактически они были клановыми вождями, управлявшими – причем далеко не полновластно – десятком-другим небольших деревень и хуторов. Власть короля основывалась на обязанности каждой общины платить дань, нести повинности и посылать людей в ополчение. Пользоваться этим мог только тот, в чьих жилах текла благородная кровь: именно поэтому бритты так внимательно относились к своим родословным. Власть передавалась по мужской линии, и если отпрыск короля и простолюдинки мог занять трон, то сын незнатного отца не имел такой возможности, даже если матерью его была принцесса (запомним это на будущее).

Большинство основателей новых королевских династий явилось с севера и запада острова, где кельтские племена, закаленные в боях с пиктами и ирландцами, не утратили воинственного духа. Вероятно, на них опирался предшественник Вортигерна, при котором потомки «мужей Севера» поделили между собой равнины Центральной Англии. Другая часть местных династий происходила от римских магистратов и вождей союзных племен: к ней принадлежали и короли Думнонии. Источники глухо упоминают рознь между «людьми Придейна» и «людьми Ривайна», то есть Рима, однако после века войн и смут ни в тех, ни в других не осталось ничего римского. Это были типичные кельтские вожди, вписанные в клановую систему, опутанные сложной сетью табу и суеверий, сменившие города на хиллфорты с бревенчатым частоколом. Вместе с древними именами они воскресили межплеменную вражду, охоту за головами и языческие обряды вплоть до человеческих жертв – вспомним «колдунов» Вортигерна, пожелавших лишить жизни юного Мерлина. Византийский историк Прокопий недаром называет прибывших к императорскому двору послов из Британии «варварами» – на практике они мало чем отличались от диких саксов.

Думнонцы были культурнее других бриттов – они дольше сохраняли связь с континентом, импортируя оттуда не только товары, но и правителей. По легенде, первый британский монарх Константин был выходцем из Арморики – возможно, речь идет не о недолговечном тиране начала V века, а о короле Думнонии, упомянутом в генеалогиях под именем Кустеннина. Его сыном был Эрбин, а внуком – Герайнт или Геронтий. Это имя носили целых три думнонских короля, которых часто путают, но первый Герайнт, имевший прозвище «Флотоводец» (Llyngesog), жил во второй половине V века. Не исключено, что он был потомком упомянутого римского комита Геронтия, также управлявшего югом Британии. Кроме наследственных земель, он завладел Дорсетом и Сомерсетом – похоже, при поддержке Амброзия, которому помогал в войне против саксов. Повести «Мабиногион» называют Герайнта ап Эрбина одним из рыцарей Артура, повествуя о том, как он завоевал любовь красавицы Энид и едва не лишился ее из-за своей гордыни. Однако эта история – всего лишь перевод романа Кретьена де Труа, где героя зовут бретонским именем Эрек (оно принадлежало легендарному основателю королевства Бро-Варох). Валлийцы из патриотических побуждений дали «свое», слегка созвучное имя совершенно постороннему персонажу и проделывали то же самое не раз, загоняя историков в тупик.

На самом деле жену Герайнта, судя по генеалогиям, звали Гвиар (кровь), и она была дочерью загадочного Амлаудда (или Анлаудда) Вледига. Другая Гвиар считалась дочерью Кунедды и матерью одного из самых блистательных артуровских рыцарей – Гвальхмаи, будущего Гавейна. Возможно, обе эти «кровавые» особы – лишь отголосок кельтских обычаев, по которым король, восходя на трон, заключал союз с «кровью», то есть своим народом, и «землей», то есть владениями. В Ирландии еще в XII веке вождь по такому случаю ритуально совокуплялся с кобылой, воплощавшей богиню-мать, а потом принимал ванну в котле, где ее сварили. В послеримской Британии до такого, кажется, не доходило, но священный брак правителя с феей или богиней, олицетворяющей «землю», упоминается в фольклоре не раз. Как бы то ни было, Амлаудд считается одним из десяти родоначальников бриттов, хотя никто не знает, где и кем он правил.

Обстоятельства жизни другого «вледига», Кунедды, известны достаточно хорошо. Как уже говорилось, он около 420 года явился в Северный Уэльс, прогнав оттуда ирландцев, и основал королевство Гвинедд (Венедотию). После его смерти оно, по кельтскому обычаю, было разделено на десяток мелких владений, разбросанных вокруг великой горы Сноудон (по-валлийски Ир Виддва) в долинах рек Ди, Конвей и Тиви. Около 490 года внук Кунедды Кадваллон сумел отбить у скоттов остров Мону (ныне Англси), житницу страны и оплот друидов, ставший при новых хозяевах местом проживания монахов и святых. Короли Гвинедда, что удивительно для тех смутных времен, были не чужды образованию – сам Кадваллон в надгробной надписи именуется «ученейшим и мудрейшим», а его сын Мэлгон опекал не только бардов, но и христианских богословов.

До прихода в Уэльс Кунедда проживал в местности Манау Гододдин, которую привыкли отождествлять с районом Эдинбурга. Позже здесь располагалось сильное королевство Гододдин, хотя связь его правителей с родом Кунедды не прослеживается. В элегии на смерть Кунедды из «Книги Талиесина» говорится, что основатель Гвинедда покинул свои владения из-за вражды с потомками Коэла Старого. Этот первый «вледиг» жил еще в конце IV века и широко известен в Англии благодаря детской песенке:

Вероятно, Коэл-Коль был последним «дуксом Британии», охранявшим стену Адриана при помощи римских наемников и местных племен, самое сильное из которых, бриганты, стало опорой его власти. Обосновавшись в Эбораке (Эврауке), он подчинил весь север нынешней Англии. После его смерти младшему сыну Гурбониону достался Бринейх (Нортумберленд), а старший, Кенеу, стал королем Эвраука. Его потомок в третьем поколении, правивший между 500 и 560 годами, носил имя Элифер Госгордваур – Элевтерий Великого воинства. Возможно, это воинство состояло из наемников-англов, которые, по данным раскопок, уже в середине V века появились в Северной Англии. Заселив дочерние королевства Эвраука Бринейх и Дейвир, они создали на их месте свои государственные образования Берниция (Берника) и Дейра, хотя, судя по генеалогиям, это случилось только в середине VI века. Чуть позже эти королевства слились в Нортумбрию – сильное англосаксонское королевство, покончившее в конце концов с бриттами «Старого Севера» (Y Hen Ogledd).

В период «сорока лет страха» воинственные потомки Коэла двинулись на юг, захватывая себе новые владения и в меру сил защищая их от набегов, хотя цивилизованным горожанам эти «полевые командиры» и их воины с раскрашенными лицами представлялись, должно быть, такими же дикарями, как саксы. Внук Кенеу Артвис ап Мор занял отроги Пеннинских гор в графствах Йоркшир и Дербишир. Его сын Пабо, носивший гордое прозвище Опора Британии (Post Prydein), стойко отражал набеги англов и в то же время не ссорился с соседями-бриттами, что было редкостью в те времена. После его смерти около 530 года королевство Пеннин разделилось на северную и южную части, ставшие вскоре добычей завоевателей. Брат Пабо Кинвелин откочевал еще дальше к югу, создав между Темзой и Эйвоном, возле Чилтернских меловых холмов, королевство Калхвинедд. Младший сын Кенеу Гуруст, несмотря на уничижительную кличку Ледлум (Оборванец), создал самое сильное бриттское государство Севера Регед, занимавшее графства Ланкашир и Камберленд. Его столица находилась в городе Каэр-Лигвалид, ныне Карлайл. При сыне Гуруста Мейрхионе, внуком которого был великий король Уриен, Регед разделился пополам: последним правителем южной части был уже упомянутый знаменитый бард Лливарх Хен, проживший почти сто лет и оплакавший смерть всех своих 32 (!) детей. Еще один внук Кенеу, Масгвид Глоф (Ягненок), основал в Южном Йоркшире и Ноттингемшире королевство Элмет, столицей которого был Лойдис – нынешний Лидс. Его сын Лленог и внук Гваллог были прославленными воинами: последний носил знаменательное прозвище Мархог Трин, означающее всадника, одетого в доспехи: из этого следует, что такие всадники были тогда редкостью – во всяком случае, на севере Англии.

Владения потомков Коэла граничили с двумя бриттскими государствами Южной Шотландии. Первым был уже упомянутый Гододдин (Лотиан), резиденция правителей которого размещалась на укрепленном холме Трапрейн-Лo в окрестностях Эдинбурга. Здесь, по легенде, правил король Лот, давший имя Лотиану и женившийся на сводной сестре Артура Моргаузе. На самом деле название области происходит от бриттского llydan (обширный), а правившего здесь короля валлийские родословные именуют Ллеу или Ллеудон. Он был достаточно богат и влиятелен, о чем говорят раскопки Трапрейн-Ло в 1915 году, открывшие большое количество украшений и привозной позднеримской керамики. К западу от Гододдина находилось королевство Камбрия или Истрад Клут (Стрэтклайд), основанное около 420 года «вледигом» Керетиком – вероятно, потомком римских магистратов, управлявших районом Антонинова вала. Его столица Алклуйт находилась далеко на севере, в устье Клайда: современное название этого города Думбартон происходит от Dun Bretainn (крепость бриттов). Святой Патрик в одном из писем сурово обличал Керетика, который, будучи христианином, разорял селения новообращенных ирландцев и продавал их в рабство – похоже, в суровых шотландских скалах это был единственный источник дохода. Влияние Камбрии постепенно росло и достигло апогея в середине VI века при Риддерхе Щедром, которому подчинились области Селговия (Селкирк) и Галвегия (Голуэй) со смешанным пикто-бриттским населением.

Пикты или круитни в годы упадка римского владычества прорвались на юг Шотландии, где возникла область Фортриу – одно из семи пиктских королевств, лишь формально объединенных общей властью. Столицей Пиктавии был Инвернесс в северном графстве Морей, откуда короли вересковых пустошей и заснеженных гор совершали набеги на плодородный юг. В конце V века и на них нашлась напасть – созданное беглецами из Ирландии на западных островах королевство Далриада начало натиск на восток, завершившийся в IX веке полным разгромом пиктов и их ассимиляцией. А пока что столица Далриады, крепость Дунадд, размещалась на голой, полностью неприступной скале среди болот, откуда король и его подданные спускались по единственной потайной тропинке.

Уэльс, где кельтские традиции так и не уступили влиянию Рима, в V веке оказался разделен между потомками четырех династий разного происхождения. К первой принадлежали подлинные или мнимые наследники Максима Магна, а точнее, его сыновей Оуэна (Евгения) и Ануна (Антония). Первый был убит ирландцами, но оставил маленькое королевство Гливисинг в Южном Уэльсе своим наследникам, среди которых были святой Кадок и – по некоторым родословным – Горлойс из Тинтагела, первый муж матери Артура Игрейны. Потомки Ануна, генеалогия которых чрезвычайно туманна, правили Диведом и Гвентом. В первом королевстве на юго-западе Уэльса их династия угасла около 440 года, когда правнучка Ануна Гуледир вышла замуж за ирландца с римским именем Триффин (Трибун), который основал новую династию Диведа, правившую до X века. В Гвенте, древней области силуров на юго-востоке Уэльса, потомок Ануна Инир около 480 года уступил место Карадоку Сильная Рука (Caradauc Freichfras). Об этом примечательном историческом персонаже мы еще вспомним, пока же скажем лишь, что генеалогии считают его сыном Инира, но это маловероятно – больше похоже, что он был чужаком, каким-то образом связанным с саксами. Основанная им династия правила в Гвенте и Гливисинге до XI века, когда эти области были захвачены англо-нормандскими феодалами.

Третья из валлийских династий восходила к Вортигерну: потомки его сына Катигерна правили в Поуисе. Сегодня этот регион занимает северо-восток Уэльса, но изначально он был гораздо обширнее, простираясь до графств Шропшир и Стаффордшир – позже они выделились в отдельное королевство Пенгверн. В конце V века столицей Поуиса был Каэр-Гурикон – римский Вироконий, ныне Роксетер. Проведенные там раскопки показали, что население города после ухода римлян заметно сократилось, но люди по-прежнему жили в старых домах и строили новые – например, впечатляющих размеров бревенчатый дворец, который мог быть резиденцией самого Вортигерна или его сына. Около 470–510 годов Поуисом правил Кинген Глодридд (Славный), при наследниках которого королевство, похоже, подпало под власть соседнего Гвинедда. Только около 550 года внук Кингена Брохфаэл Исгитрог (Клыкастый) окончательно восстановил независимость Поуиса, которая сохранялась вплоть до XIII века.

Гвинедд заметно усилился в правление внука Кунедды Кадваллона, справедливо прозванного Длинноруким – он прибрал к рукам не только остров Англси, но и мелкие владения своих родичей. Среди уцелевших были расположенные на побережье Кардиганского залива королевства Кередигион и Мерионидд. Правителем последнего в середине VI века был якобы Гвиддно Гаранхир, владения которого поглотило море, а сам он от горя превратился в цаплю (по-валлийски garan) и с тех пор тоскливо кричит по ночам. Это одна из многих историй о затонувших землях (cantref gwaelod), героями которых, помимо Гвиддно, являются короли Сейтеннин, Хелиг, Тейти Хен, Граллон. Их можно считать легендарными фигурами, хотя в Уэльсе сохранился ряд топонимов, связанных с именем Гвиддно: при этом все они находятся не на восточном, а на северном побережье, в устье реки Конвей.

При дворе Гвиддно началась карьера прославленного барда Талиесина, как о том повествует «Всемирная история» валлийского писателя XVI века Элиса Гриффида. Там же говорится о приключениях Талиесина и его патрона, принца Эльфина ап Гвиддно, при дворе короля Мэлгона Гвинедда, знаменитого не только умом и красотой, но и тиранством. Сын Кадваллона Мэлгон (Маглокун) пришел к власти около 517 года, для чего ему пришлось убить своего претендовавшего на трон дядю Оуэна Белозубого (Дантвина), правителя Роса. Это маленькое королевство на восточных рубежах Гвинедда перешло к сыну покойного Кунигласу, ставшему кровным врагом Мэлгона. Чтобы обезопасить себя, последний выстроил на неприступном утесе крепость Теганви, где и правил, активно вмешиваясь в дела соседей. Гильдас пишет, что он «изгнал многих тиранов не только из царства их, но даже из жизни». В валлийском фольклоре сохранилась история о том, как Мэлгон победил в споре правителей Уэльса за верховную власть – он оказался единственным, кто не сошел с трона, поставленного на взморье во время прилива. Говорили, что мудрый советник Мэлдаф приделал к его трону крылья, позволившие королю удержаться над водой.

Меньше всего нам известна история бриттских королевств Центральной Англии. Помочь здесь могут только данные археологии, согласно которым уже на рубеже V и VI веков к востоку от линии, соединяющей устья рек Трент и Тест, преобладало англосаксонское население. Жившие здесь прежде бритты бежали на запад или были низведены до положения рабов, постепенно забывавших свой язык и обычаи. При этом в укрепленных городах еще держались правители кельтских королевств. Одно из них, Калхвинедд, вероятно, находилось к северу от Темзы, между Кембриджем и Оксфордом (хотя есть и другие варианты его расположения). К северу от него размещалось королевство коританов с центром в Каэр-Лерионе, нынешнем Лестере. В Суррее еще правили оттесненные Эллой на север короли бриттов, чьи владения условно называются Регией. Не исключено, что и Каэр-Ллундейн (Лондон) имел своих правителей – саксы овладели им только в середине VI века. Все эти квазигосударства с трудом боролись за выживание и никак не влияли на общий ход событий на острове.

Нужно упомянуть и Арморику или «Малую Британию» (Britannia Minor), где в IV–V веках возникли несколько королевств-иммигрантов из «Большой Британии». Первое из них, возможно, было основано на юге области соратником Максима Магна Конаном Мериадоком. Его сыном или внуком был легендарный Граллон Великий (Grallon Mor), столица которого Каэр-Ис якобы затонула по вине его распутной дочери Дахут. Граллон, как и Гвиддно Гаранхир, владел волшебной плотиной: однажды принцесса по просьбе своего любовника открыла шлюз и впустила в город морские волны. Молитвами святого Гвенноле, предвидевшего бедствие, Всевышний спас короля, а злосчастную Дахут превратил в русалку – которой(?) она, вероятно, и была изначально.

Позже королевство Мериадока разделилось на восточную часть – Бро-Варох с центром в Ванне – и западную, Корнуай, столица которого находилась в Кемпере. По утверждению Гальфрида, правитель Корнуая Алдриен по просьбе бриттов отправил к ним своего брата Константина, основавшего династию королей Логрии. Сын Алдриена Будик, в валийском фольклоре прозванный Эмиром Ллидау, то есть «императором Арморики», был верным соратником Артура. На севере полуострова в конце IV века было основано королевство Домнония, до X века бывшее главным оплотом независимости бретонцев. История области в этот период заполнена практически непрерывной борьбой против французской агрессии, протекавшей с переменным успехом. Начавшиеся в IX веке набеги викингов подвигли бретонские княжества к сплочению. В 1084 году правители Корнуая стали герцогами Бретани, зависимыми от королей Франции: их наследники правили до 1532 года, когда последняя герцогиня Анна Бретонская стала женой Франциска I.

Арморика была малонаселенной областью, значительную часть которой покрывали ланды и скалы, а центр занимал громадный Броселианский лес – место действия множества легенд. Первоначально бритты населяли не только эту территорию, но и все побережье Галлии между устьями Сены и Луары, но в VI веке усилившееся Франкское королевство захватило эти земли и повело наступление на саму Арморику, безжалостно разоряя приграничные районы. В предыдущем столетии местным жителям угрожали также саксонские пираты, но усилия Амброзия, наладившего тесные контакты с «Малой Британией», свели их набеги на нет.

Пройдя кельтские земли с севера на юг, мы так и не нашли в них места для артуровской Логрии. Ее место занимает множество независимых королевств бриттов, ирландцев и англосаксов, в ряды правителей которых никак не вписывается могучий «император Британии». Но, может быть, один из этих правителей и был протипом исторического Артура? Поиски подходящего кандидата на эту роль ведутся давно, и многие историки выдвинули свои версии. Самая давняя отождествляет Артура с Аврелием Амброзием, который якобы и был победителем при Бадоне. Однако ни один источник не пишет об участии «последнего римлянина» в решающем сражении с саксами. К тому же Амброзий, сражавшийся в 437 году при Гволлопе, должен был прийти к Бадону как минимум восьмидесятилетним старцем. Предложенное «раздвоение» Амброзия на отца и сына ровно ничем не подтверждается, но даже если оно истинно, младшему тезке к моменту исторической битвы тоже было за шестьдесят.

Еще один претендент – уже известный нам Риотам, воевавший в 468 году с вестготами. Самый активный сторонник этой версии, историк Джеффри Эш, опирался на схожесть кампаний Артура и Риотама в Галлии и на то, что оба этих деятеля погибли (или исчезли) в месте под названием Авалон. Однако он не объяснил, как Артур мог вернуться в Британию, чтобы победить при Бадоне и вторично погибнуть при Камлане – уже в столетнем возрасте. Другие ученые пытаются отождествить Артура с рядом правителей V–VI веков, схожих с ним именем или деталями биографии. Наибольшее внимание в этой связи привлекает король Гвента и Гливисинга Атруис (Athrwys) ап Мейриг, живший между 620 и 655 годами. Правил он недолго, а возможно, вообще умер раньше отца, но отличился в войнах с саксами – правда, на очень небольшой территории Южного Уэльса. Это не помешало британским авторам Бараму Блэкетту и Алану Уилсону написать целых семь книг о тождестве храброго принца с Артуром. Они опирались не только на искаженное чтение его имени «Артвис», но и на два сенсационных артефакта. Первый, найденный в 1983 году в руинах церкви святого Петра в Гламоргане, был надгробием Атруиса с латинской надписью «Rex Artorius, Fili Mavricius». В 1990 году в том же месте был обнаружен небольшой крест из электрона (сплава золота и серебра) с надписью «Pro Anima Artorius» – «за упокой души Артура». Оба предмета специалисты сочли поддельными, тем более что Блэкетт с Уилсоном известны как грубыми ошибками в своих трудах, так и сомнительными хобби, наподобие поисков кельтских кладов не только в Британии, но даже в Америке. Все это не помешало Крису Барберу и Дэвиду Пикитту в своей книге 1993 года не только подхватить отождествление Артура с принцем Гвента, но и развить его. По их мнению, Артур-Атруис не погиб в сражении, а эмигрировал в Арморику, где стал известен как святой Армель или Артфаэл. Этот воинственный клирик отмечен в истории Бретани как строитель многих церквей и вдохновитель борьбы против тирана Куномора. Судя по житиям, он умер в 570 году, расходясь во времени не только с Артуром, но и с Атруисом Гвентским, с которыми связан лишь отдаленным сходством имен.

Историки давно высмеяли привычку объявлять королем Артуром каждого кельтского деятеля, в имени которого обнаруживается слог «арт» – а таких в V–VII веках набирается немало. Королевство бриттов в Пеннинских горах основал около 475 года король из династии Коэла по имени Артвис ап Мор. То же имя носил брат и соправитель воинственного Лленога, короля Элмета, живший около 500 года. Королем Диведа около 600 года был Артвир ап Педар, королем Кередигиона примерно в то же время – некий Артбодгу или Арт Удачливый. В шотландском Кинтайре в 624 году жил некий Артур ап Бикор, сразивший, если верить ирландским анналам, короля Монгана камнем из пращи. В соседней Далриаде король Айдан мак Габрайн, правивший в 574–608 годах, назвал своего сына Артуром. Сохранилось предание о том, как ирландский святой Колум Килле предсказал королю, что все трое его сыновей умрут раньше него. Так и случилось – Артур, в частности, погиб в битве с пиктами у реки Аллан около 582 года. Это позволило некоторым британским историкам отождествить его с королем Артуром, а заодно перенести на север все события артуровских легенд.

Столкнувшись с тем фактом, что юный принц не дожил даже до двадцати лет и ровно ничем не прославился, местные патриоты не смутились и объявили Артуром самого короля Айдана, приписав ему супругу по имени Гвиневера. Жена короля и правда имела бриттское происхождение, но имя ее неизвестно – как и то, каким образом стычки правителя Далриады с пиктами на далеком севере могли превратиться в сражения с саксами на юге. Еще одну теорию в 1992 году выдвинули историки Грэм Филлипс и Мартин Китмен в книге с давно уже не оригинальным названием «Король Артур: подлинная история». Они объявляют Артуром злополучного короля Роса Оуэна Белозубого на том простом основании, что тот, как и Артур, был убит своим племянником Мэлгоном, чье имя якобы похоже на имя Медрауда-Мордреда. Изменение имени самого Оуэна авторы объясняют просто – король мог взять себе прозвище Артур, то есть «медведь». Недаром же его сына Кунигласа называли «колесничим Медведя»!

Словом artos (по-валлийски arth) кельты в самом деле называли медведя. В послеримское время этот могучий зверь на юге Британии (но не в Шотландии) уже исчез и представлялся полумифическим символом силы и доблести наравне со львом и драконом. Тотемический культ животных был у кельтов широко распространен, и из глубокой древности до нас дошли имена богов-медведей – галльского Артея, которого римляне отождествляли с Меркурием, богинь Артио и Андарты. Правда, по мнению одного из первых исследователей артурианы Дж. Риса, имя Артея происходит не от медведя, а от индоевропейского корня ar – (плуг), а Артур является его воплощением – умирающим и воскресающим божеством земледелия.

Именно богом считают Артура некоторые ученые, в то время как другие предпочитают вариант полубога-героя. Артуровская легенда и правда включает немало архетипических элементов героического эпоса – чудесное зачатие, воспитание неузнанным в чужой семье, выполнение трудной задачи в доказательство права на власть, добывание волшебного меча, гибель из-за предательства женщины. Собственно, это и есть главные элементы легенды – все остальное, включая битвы с саксами, к ней не относится. Европейский эпос знает и героя-медведя: вспомним англосаксонского Беовульфа («пчелиного волка»), поэма о котором сложилась как раз во времена Артура. Можно вспомнить и героя «Саги о Вольсунгах» Сигмунда – как и Артур, он добывает чудесный меч (только не из камня, а из корней дерева), рождается вне брака и сам порождает внебрачного сына, которого случайно убивает.

Меч Артура привлекает особенно пристальное внимание исследователей. Богатыри европейских «темных веков», а потом и средневековые рыцари воспринимали свои мечи как боевых друзей или, скорее, подруг (учитывая, что «спата», длинный меч той эпохи – слово женского рода). Нередко им давали личные имена – Дюрандаль Роланда, Жуайез Карла Великого, Бальмунг Зигфрида. У Гальфрида меч Артура носил имя Калибурн, а нормандец Вас переименовал его в Экскалибур, что достаточно вольно трактовалось как «руби сталь». На самом деле имя меча происходит от валлийского слова «Каладвулх», в свою очередь связанного с ирландским Каладболгом – волшебным мечом Фергуса мак Ройга, название которого означает «Твердая зазубрина» (то есть молния) и связано с мечом-молнией языческого бога грома (По другой версии, название меча происходит от латинского слова chalibs, означающего особым образом закаленную сталь и идущего, в свою очередь, от кавказского племени халибов. – Прим. авт.). В одном из романов говорится, что Экскалибур излучал ослепительное сияние «ярче тридцати факелов». Валлийская повесть «Видение Ронабви» сообщает, что когда король обнажал клинок, два золотых змея на рукояти меча извергали пламя, на которое страшно было смотреть. Ненний упоминает среди Тринадцати сокровищ Британии меч Риддерха Щедрого Дирнвин (Белая рукоять), который моментально воспламенялся, если его вынимал из ножен кто-либо, кроме хозяина.

Как и подобает герою, Артур получил свое оружие от волшебницы – Озерной девы или Владычицы озера, – о чем говорится в рыцарских романах. Путешествуя с Мерлином, молодой король сломал свой меч в поединке с сэром Пелинором, и чародей отвел его к озеру, где прекрасная дама в обмен на некий дар вручила Артуру меч и ножны к нему:

«Едут они дальше – и видят озеро, широкое и чистое. А посреди озера, видит Артур, торчит из воды рука в рукаве богатого белого шелка и сжимает она в длани своей добрый меч.

– Глядите, – сказал Мерлин, – вон меч, о котором говорил я вам…

Стал разглядывать король Артур меч свой, и очень он ему пришелся по вкусу. А Мерлин спросил его:

– Что больше вам нравится – меч или ножны?

– Меч мне больше нравится, – отвечал Артур.

– Не угадали, – говорит Мерлин, – ибо ножны эти стоят десяти таких мечей: покуда будут они у вас на боку, вы не потеряете ни капли крови, как бы жестоко ни были вы изранены. Потому храните ножны и держите их всегда при себе».

Владычица озера – явно мифологический персонаж, а ее роль хранительницы меча восходит к отмеченному в источниках обычаю кельтов бросать в реки и озера оружие павших героев. В других источниках Владычица носит имя Вивианы, Нинианы или Нимуэ, и к ней мы еще вернемся.

Узнав о волшебных свойствах меча, ненавидевшая Артура фея Моргана выкрала Экскалибур, заменив его подделкой, и отдала настоящий меч своему любовнику сэру Акколону, которого заставила выйти на поединок с королем. В ходе боя Артур получил множество ран, и спасла его только подоспевшая Ниниана, которая колдовством заставила Экскалибур вернуться к настоящему владельцу. В другой раз Моргана сумела похитить ножны от меча и, спасаясь от погони, утопила их в озере. В третий и последний раз Экскалибур появился в легендарной истории Артура в момент последней битвы, когда умирающий король велел своему спутнику (Бедиверу или оруженосцу Гирфлету) вернуть клинок Владычице озера.

Многие путают Экскалибур с мечом, добытым юным Артуром из камня – о нем также упоминают рыцарские романы, начиная с «Мерлина» Робера де Борона. Позже этот меч незаметно исчез из легенды: согласно некоторым романам, король сломал его во время того же поединка с сэром Пелинором. Возможно, в утраченной части легенды обломки меча были брошены в озеро, где кузнецы-эльфы выковали из них новое оружие. По одной из версий, именно прежний меч назывался Калибурном, и потому новый получил имя Экскалибур – «из Калибурна». В аллитеративной «Смерти Артура» у короля постоянно имеются два меча – Кларис и Кларент, для войны и для турниров. В последнее время появилась версия, что обряд извлечения меча из камня восходит к реальному способу выплавки бронзового меча в каменной форме. Наковальня, из которой вынимался меч в ранних вариантах, также свидетельствует о том, что легенда имеет отношение к кузнечному ремеслу. Но более вероятно, что добывание меча из камня – альтернатива такому же чудесному добыванию его из воды, и легенда соединила оба варианта, не особенно заботясь об их совместимости.

Так что с богами Артур и правда связан, но довольно отдаленно – через атрибуты, прошедшие эпическое, а потом и литературное переосмысление. Кое-кто из исследователей (например, Артур Камминс) видит его прототипом не бога, а реального британского вождя, жившего около 2300 года до н. э. – в эпоху строительства Стоунхенджа. Эта шаткая догадка опирается только на ничем не подтвержденное свидетельство Гальфрида, что в Стоунхендже (Хороводе Великанов) были похоронены Амброзий и Утер (но не Артур). Еще одна теория отождествляет Артура с уже знакомым нам римским префектом Луцием Арторием Кастом. Главные пропагандисты этой версии – американские историки Скотт Литтлтон и Линда Малкор, вдохновившие своей книгой «От Скифии до Камелота» авторов недавнего голливудского боевика «Король Артур». По их мнению, римский префект и его всадники-сарматы своими победами над пиктами в конце II века так впечатлили бриттов, что те помнили их даже три столетия спустя.

Авторы находят в сарматской (точнее, алано-осетинской) мифологии истоки многих сюжетов артурианы. Герой нартского эпоса Батрадз магически связан со своим мечом, который вручает ему мать – полубогиня Шатана, живущая на дне озера. Раненный в последней битве Батрадз просит последнего выжившего товарища вернуть меч Шатане, тот дважды отказывается и только на третий раз выполняет поручение. Есть у нартов и богатырь Сослан, плащ которого сшит из бород побежденных им врагов – в артуровских легендах его место занимает великан Риенс или Рито. Обычай сарматов поклоняться богу войны в образе меча, воткнутого в землю, напоминает предание о Мече в камне, неразрывно связанное с Артуром. На нартских пирах появляется волшебная чаша Нартамонга, дающая каждому сидящему за столом его любимую еду: то же самое в рыцарских романах делает Святой Грааль. Само имя «Артур», по мнению авторов, означает по-ирански «солнечный огонь», а «Грааль» – «святой камень».

Литтлтон и Малкор предлагают следующую реконструкцию событий: сарматы продолжали службу на Стене вплоть до V века, а их ветеранская колония в Бреметеннаке (ныне Рибчестер в Ланкашире) стала центром распространения легенд об иранских богах и героях, к которым был приобщен и Артур-Арторий. В эпоху Великого переселения народов новые сарматские переселенцы – аланы – проникли в Галлию, и в Арморике их фольклор соединился с преданиями эмигрантов из Британии: «Аланские поселения были сконцентрированы вокруг территории, где авторы Вульгаты (Под Вульгатой здесь и далее имеется в виду обширный цикл романов об Артуре и его рыцарях, созданный во Франции в XIII веке. – Прим. авт.) и Кретьен де Труа создавали свои произведения, как и в Бретани (прежней Арморике), где обнаруживаются первые упоминания о Ланселоте». Имя Озерного рыцаря авторы трактуют как «Аланус-а-Лот», алан из Лота – области на юге Галлии. Они также возводят к аланам многочисленных носителей имени Алан или Ален, традиционно производящегося от бретонского корня alyn – «чистый» (по-валлийски ellain).

Сарматские всадники в сверкающих доспехах, с развевающимися стягами в виде дракона в самом деле похожи на рыцарей Круглого Стола. Но трудно предположить, что они могли три столетия сохранять в чужой стране свои обычаи, язык и мифологию – тем более что у древних сарматов все это явно не было точно таким же, как у современных осетин. К тому же Арторий Каст провел в Британии лишь несколько лет своей богатой событиями жизни, и вряд ли его потомки остались здесь, да еще и унаследовали военную должность отца. Хотя псевдоисторическая схема Гальфрида делает Артура потомком римлян, местная традиция никогда не считала его (в отличие от Амброзия) «мужем Ривайна». Его имя в латинизированном варианте действительно звучит как Artorius, но более вероятно его кельтское происхождение от Artwyr (человек-медведь) или Artwys (подобный медведю). Подобные имена или прозвища носили воины во многих странах Европы. Вспомним скандинавских берсерков («медвежья шкура») или латышского эпического героя Лачплесиса, чье имя означает «медвежеухий». Название другого хищника, волка, также было популярным имяобразующим компонентом как у бриттов (Bleidd), так и у англосаксов (Wulf).

Есть и еще один вариант происхождения имени короля – от ирландского art, что означает не только «медведь», но и «воин» (в переносном смысле) или «камень». Это имя в V–VIII веках носили многие короли Ирландии, включая Арта Одинокого, отца верховного правителя острова Ниалла Девяти Заложников. Ирландцы в тот период населяли многие области Британии, служили наемниками у местных королей и даже основали несколько правящих династий. Не мог ли принадлежать к ним и Артур? Теоретически такое возможно, однако вряд ли гордые короли бриттов подчинились бы чужаку и доверили ему верховное командование. Многие источники упоминают о войнах Артура с ирландцами, но ни один не говорит о его родстве с ними. К тому же военная тактика и вооружение ирландцев были традиционно кельтскими, в то время как Артур, похоже, внедрял в жизнь новые формы, заимствованные у римлян или романизированных кельтов Арморики.

Все это заставляет локализовать не только деятельность Артура, но и место его рождения на «культурном» юге Британии – точнее, на юго-западе, где в V веке еще сохранялась относительная стабильность, позволявшая потомку знатных бриттов получить хотя бы минимальное воспитание и занять должное место в обществе. Там и располагалась реальная или выдуманная Логрия, хотя Артур вовсе не обязательно был ее полновластным правителем. Существование этого относительно мирного и процветающего анклава доказывают материалы раскопок, согласно которым западные города (Бат, Глостер, Силчестер, Роксетер) на рубеже V и VI веков оставались населенными. Там, в отличие от пришедших в полный упадок городов юга и востока Британии, укреплялись стены, строились новые дома, кое-где даже продолжал работать римский водопровод: в Бате по-прежнему функционировали знаменитые купальни. После долгого перерыва возобновилась торговля с континентом. Все это было возможно только под защитой мощной и хорошо организованной военной силы, функционирование которой с высокой долей вероятности связано с именем Артура – если он действительно жил именно в этот период.

Главная отправная точка в определении времени жизни Артура – упоминание Гильдаса о том, что битва при Бадоне совпала с его рождением и состоялась за «сорок четыре года без одного месяца» до написания книги «О разорении Британии». «Анналы Камбрии» относят эту битву к 516 (или даже 518) году, и, значит, сочинение Гильдаса создано около 560 года. Это, однако, противоречит двум обстоятельствам – во-первых, по данным тех же анналов, король Мэлгон Гвинедд, о котором Гильдас пишет как о живом, умер от «желтой чумы» в 547 году. Во-вторых, автор отмечает, что вторжения чужеземцев в Британию прекратились и в стране царит относительный мир. Это не могло быть написано после 552 года, когда англосаксы возобновили натиск на ослабленных чумой и междоусобицами бриттов. Вывод один – дата битвы, отмеченная в «Анналах», ошибочна. Эта ошибка вызвана нередкой в источниках того времени путаницей пасхальных циклов, разница между которыми составляет 19 лет. Таким образом, битва при Бадоне на самом деле могла иметь место в 497 году: это довольно близко к 493 году, которым ее весьма произвольно датировал Беда Достопочтенный.

Более или менее точные и подробные записи в «Анналах Камбрии» начинают появляться с 537 года, которым датируется «стычка при Камлане» (gweit Camlann). Последняя дата, которую Гальфрид относит к 542 году, вполне может оказаться верной, обозначив конец жизни Артура. Начало определить труднее: тот же Гальфрид и последующие авторы отмечают, что при Бадоне Артур был очень молод, не достигнув даже шестнадцати лет. Это маловероятно, но вполне возможно, что он действительно запомнился современникам битвы своей молодостью. Сочинение Гильдаса, как будет показано далее, написано между 540 и 547 годами, поэтому знаменитая битва могла состояться не позже 503 года, но и не раньше предшествовавшего ей сражения при Ллонгборте, которое, вероятнее всего, произошло в 490-е годы.

Дата рождения Артура остается неясной, но если Бадон он встретил сравнительно молодым, то в начале VI века ему было около тридцати лет. С достаточной долей условности можно отнести его рождение к 472 году – это значит, что в момент гибели ему исполнилось шестьдесят пять лет: возраст по тем временам весьма почтенный, хоть и позволяющий вести армию в бой. Конечно, даты могут сдвигаться, но ясно, что деятельность Артура охватывает первую половину VI столетия – она не может относиться ни ко II веку, когда жил Арторий Каст, ни к V веку Вортигерна и Амброзия, ни к VII веку, времени жизни большинства кельтских «Артуров». Появление начиная с середины VI века не менее семи правителей с похожим именем может означать только одно – широкую популярность одноименного персонажа на территории от Шотландии до Бретани. Характерно, что впоследствии тезки короля в кельтских землях исчезли и появились вновь только в XII веке, в период возрождения популярности Артура.

За двести лет научного исследования артуровской проблемы имя и деяния легендарного полководца приписывались не менее чем двадцати разным людям, не считая богов и демонов. Возможно, кто-то из них (например, Амброзий или Атруис Гвентский) действительно мог повлиять на формирование образа Артура наравне со многими другими героями – Сигмундом и Карлом Великим, Финном мак Кумалом и, быть может, даже нартом Батрадзом. Однако из скудных данных, известных нам, можно заключить, что в основе этого образа лежит конкретный человек, и у нас нет никаких причин отнимать у него вошедшее в историю имя «Артур».

То, что знает о нем современная наука, сформулировал еще в 1950-е годы один из главных экспертов в области артуровских исследований Роджер Шерман Лумис: «В конце V века в Британии мог действовать талантливый полководец по имени Артур, хотя было бы ошибочно делать на основании этого имени какие-либо выводы о его происхождении. Маловероятно также, что он занимал в послеримском обществе какую-то определенную должность… Если признать его реальным лицом, можно предположить, что его врагами были англосаксы: не исключено, что он также воевал с пиктами и враждебными ему бриттами. При этом нет оснований считать, что район его деятельности целиком или хотя бы частично находился на севере: напротив, велика вероятность, что его величайшая победа была одержана в Уэссексе». Эти осторожные выводы можно дополнить словами другого видного историка, Джона Майрса: «Прибавляя что-либо к констатации того факта, что Артур существовал и сражался с саксами, мы неизбежно удаляемся от истории в область вымысла».

Подавляющее большинство книг об Артуре от средневековья до наших дней относится к той самой «области вымысла». Поиск в них крупиц исторической правды напоминает по сложности детективное расследование, а скорее – работу палеонтолога, восстанавливающего из разрозненных окаменелых костей скелет динозавра. В нашем случае «костями» являются скупые строчки хроник, искаженные до неузнаваемости свидетельства романов, географические названия, а также многочисленный, но с трудом поддающийся интерпретации археологический материал. Как ни странно, все это, вопреки приведенным выше мнениям ученых, позволяет создать достаточно убедительный образ Артура. Правда, образ этот будет отличаться от привычного нам так же сильно, как вымышленная Логрия, могучая и процветающая – от разоренной, истекающей кровью Британии «темных веков».

 

От Тинтагела к Авалону

Ограничив деятельность Артура юго-западом Британии, посмотрим, насколько это согласуется с данными артурианы, где упомянуты многие сотни географических названий. Сразу бросается в глаза, что большинство этих названий совершенно легендарны – авторы артуровских романов мало соотносят их с реальной географией острова. Они, к примеру, не замечают морской преграды между Британией и континентом: их герои сплошь и рядом покидают Камелот и, не ступив на борт корабля, оказываются во Франции, Италии или таинственных землях Востока. По пути они встречают Замок чудес, Реку слез, Огненный мост и другие волшебные топонимы, среди которых нет-нет да и мелькнут обыденные Оксфорд или Суассон. Это понятно – герои действуют в пространстве мифа, где Космос-Камелот окружен Хаосом чародейского «дикого леса», который они, герои, изо всех сил пытаются покорить и упорядочить.

Кельтские предания, в том числе упоминающие Артура, построены по иному принципу – они дотошно перечисляют приметы местности, подолгу объясняя, почему так названы холмы, овраги и ручьи. Целью обычно является обманная привязка артуровских сюжетов (как и любой другой истории) к той или иной области. Попавшие в эту ловушку историки легко «прописывают» легендарного короля в разных концах Британии, после чего в дело вступают туристические компании. В результате сегодня Уэльс и Корнуолл, Шотландия и Бретань имеют «свои» Камелоты, обросшие целым набором достопримечательностей.

Однако есть места, о расположении которых не спорят даже самые пылкие местные патриоты. В первую очередь это легендарное место рождения Артура – замок Тинтагел на западном побережье Корнуолла. Случившаяся там история описана во многих текстах, начиная с Гальфрида: на пиру по случаю своей коронации король Утер Пендрагон узрел красавицу Игрейну (Ингерну), жену герцога Горлойса Корнуэльского. «Когда король увидел ее между другими женщинами, он сразу возгорелся такой страстью к ней, что, позабыв об остальных, все свое внимание отдал ей одной. Только ей он беспрестанно отправлял всевозможные кушанья, посылал со своими друзьями-посредниками золотые кубки с вином. Многое множество раз он, смотря на нее, ей улыбался и, обращаясь к ней, то и дело шутил».

Горлойс, заметив неладное, увез жену с королевского праздника, после чего оскорбленный Утер пошел на Корнуолл войной и осадил герцога в крепости Димилиок (Мэлори называет ее Террабиль). Игрейна укрылась в соседнем замке Тинтагел – «эта твердыня расположена на море и со всех сторон омывается им: проникнуть в нее можно только узкой тропой на крутой скале». Однако чародей Мерлин придал королю облик Горлойса, а себе и королевскому другу Ульфину – обличье слуг герцога, Иордана и Бритаэля. Они без труда проникли в крепость, Утер провел ночь с Игрейной и «насытился желанною близостью». В ту же ночь Горлойс был убит в случайной стычке, и король взял его вдову в жены.

Крепость Тинтагел, расположенная неподалеку от одноименного городка (до XIX века он носил название Тревена), полностью соответствует описанию Гальфрида – она находится на узком скалистом мысу, отделенном от суши тонким перешейком. Отсюда и ее название, происходящее от бриттского Дин-Даголл – «крепость горла». Замок, руины которого сегодня показывают туристам, выстроен в 1233 году графом Ричардом Корнуэльским на месте более древнего замка середины XII века, который, возможно, и вдохновлял Гальфрида. В 1930-е годы раскопки, проведенные Артуром Рэли Рэдфордом, открыли здесь остатки укрепленного послеримского поселения, которое археолог счел монастырем. Дальнейшие исследования привели к иному выводу – на мысе располагалась королевская резиденция, возможно, идентичная упомянутой в «Равеннской космографии» (VII век) крепости Дурокорновий. Там найдены осколки дорогой импортной посуды, включая греческие амфоры для вина и масла, карфагенские блюда, стекло из Византии – свидетельство оживленных торговых связей с континентом.

В 1998 году в Тинтагеле была сделана еще одна важная находка – обломок сланцевой плиты с довольно безграмотной латинской надписью «PATER COLI AVI FICIT ARTOGNOU COL[I] FICIT». Открыватель надписи Чарльз Томас перевел ее так: «Артогну, отец потомка Кола, сделал это». Надпись была непонятна – зачем объявлять кого-то потомком его предка? – пока Гордон Макен не обнаружил после слова pater еле видную букву «n», что позволило прочитать надпись иначе: «Артогну сделал это для Кола, своего деда». В любом случае открытие было сенсацией – в предполагаемом месте рождения Артура нашли «автограф» человека с похожим именем, объявившего себя потомком Коэла Старого, самого знаменитого «вледига» бриттов. Стоит отметить, что Артур, по не слишком надежным данным генеалогий, действительно считался потомком Коэла, а именно праправнуком по материнской линии. Кстати, принц Элмета Артвис тоже был потомком Коэла – и тоже праправнуком, – равно как и ровесником Артура, родившимся около 475 года. Имя его, как и имя Артогну, может означать «подобный медведю». Правда, неясно, как он умудрился попасть в Тинтагел и занять там руководящее положение. К тому же лингвисты утверждают, что имя создателя «артуровской надписи» на самом деле читается как Артну, что не очень похоже ни на Артура, ни на Артвиса.

Как бы то ни было, интерес к Тинтагелу после находки возрос, и энтузиасты надеются отыскать там новые важные артефакты. Растет и приток туристов, которых привлекают развалины замка и Большие Артуровы залы, построенные в 1933 году на средства разбогатевшего кондитера Фредерика Томаса Гласскока. Он не только украсил здание витражами, картинами и барельефами на артуровские темы, но и основал Братство Круглого Стола для «распространения идеалов рыцарства и увековечения имени Артура». Братство, членами которого стали до 30 тысяч человек в Европе и Америке, перестало существовать после смерти Гласскока в 1934 году, но впоследствии возродилось. Оформление Больших Артуровых залов навеяно викторианским искусством и имеет мало отношения к реальной истории – впрочем, то же самое можно сказать обо всей современной «поп-артуриане».

О судьбе Артура после рождения источники говорят по-разному. Одни утверждают, что Мерлин, помогая королю овладеть Игрейной, попросил отдать ему на воспитание младенца, который родится от этой связи. Утер так и сделал, и Мерлин растил мальчика до семи лет. По одной версии, это происходило здесь же, в Тинтагеле, где в скале у подножия замка до сих пор сохранилась «пещера Мерлина». По другой – в лесной хижине в Уэльсе, где самого Мерлина некогда воспитал мудрый отшельник Блез. По третьей – вообще в Бретани, где легенды о Мерлине и Арзу (Артуре) издавна являются частью местного фольклора. После смерти Утера (а по другим данным – сразу после рождения малыша) чародей доверил воспитание Артура вассалу короля Эктору (в романах Вульгаты он носит имя Антор или Актор, а в «Королеве фей» Спенсера почему-то назван Тимоном). В обычае у кельтов, да и у многих других народов, было посылать знатных отпрысков в семьи подвластных вождей для укрепления союза с последними.

Сын Эктора Кей, молочный брат Артура, в будущем стал его вернейшим спутником и одним из первых рыцарей Круглого стола. В валлийской традиции Кей известен как Кай, сын Кинира Кейнварвога, правителя горного района Пенллин у озера Бала в Гвинедде. Если Артур в самом деле воспитывался там, его детство прошло в живописной местности в верховьях реки Ди, испокон веков называемой валлийцами Дивирдви – «воды богини». Кинир, чье прозвище означает «прекраснобородый», жил на рубеже V и VI веков: его резиденция Каэр-Кинир позже в честь его сына была переименована в Каэр-Кай, и место под таким названием существует в Уэльсе до сих пор. В написанной в XVII веке рукописи Ричарда Уинна из Гвидира говорится, что Кинир и его братья помогли королю Кадваллону изгнать ирландцев с острова Англси, за что получили владения в Гвинедде. Кинир (Конайре) сам почти наверняка был ирландцем, но это никого не смущало: выходцы с Зеленого острова давно жили в Британии, переняли местный язык и обычаи и считались умелыми и храбрыми воинами. Возможно, это было главным доводом при отправке Артура на воспитание к Киниру.

В «Житии святого Самсона» (VII век) содержится любопытная информация о том, что после смерти Кинира его вдова Анна вышла замуж за бретонского принца Амона Черного и родила от него будущего святого. Это случилось около 485 года, когда изгнанный со своей родины Амон командовал дружиной короля Диведа Агриколы и жил в имении Каэр-Гох (Красная крепость). Возможно, именно поэтому некоторые предания помещают вотчину Кинира и Кая в Дивед вместо Гвинедда. Есть и другая версия, по которой имение Анны помещалось в Гвенте, вотчине ее деда Вортимера. В житии Самсона, ставшего выдающимся деятелем бриттской церкви, ничего не сказано о его отношениях с Артуром, но Гальфрид упоминает его как соратника короля. Однако смерть приемного отца и новое замужество его вдовы наверняка стали для мальчика нелегким испытанием. Скорее всего, он вместе с Анной перебрался в Южный Уэльс, ближе к родным местам, что помогло ему вернуться позже к думнонскому двору. Кстати, в романах Вульгаты Антор-Эктор прожил еще много лет, помогая Артуру править Логрией.

Судя по тем же романам, будущий король жил в приемной семье до четырнадцати или пятнадцати лет, когда в Британии началась смута, связанная со смертью Утера. Мерлин поведал баронам о существовании законного наследника, но те не желали его слушать – каждый предлагал в правители себя. Тогда по Божьей воле на главной площади столицы появился большой камень, в который (или в укрепленную на нем стальную наковальню) был воткнут меч. Тот же Мерлин объявил, что законным королем станет тот, кто вытащит меч из камня, и все знатные люди острова начали стекаться в город. Явились и Эктор с Кеем и Артуром: как-то Кей, желая поучаствовать в устроенном для развлечения гостей рыцарском турнире, попросил молочного брата принести ему какой-нибудь меч. Тот увидел меч, торчащий из камня, выдернул его и принес Кею, но Эктор быстро доискался до истины и предъявил подлинного хозяина клинка собранию знати. Многие из тех, кто претендовал на трон, выражали недоверие, поэтому Артуру пришлось еще раз при всех вложить меч в камень и вынуть его оттуда, после чего он был избран королем.

Где могла случиться эта сказочная история? Одни источники называют Лондон, другие – Винчестер, а Гальфрид утверждает, что собрание британской знати произошло в Силчестере, хотя созвал его Дубриций, архиепископ Каэрллеона (Карлиона). Вполне возможно, что именно этот римский город стал местом утверждения власти Артура. Во всяком случае, в валлийском фольклоре именно его называют столицей «императора», отождествляя с легендарным Камелотом. Источник XV века, так называемый «Трактат о двадцати четырех могущественнейших королях», называет Каэрллеон «главной крепостью Острова Британии, где пребывали достоинство и богатство страны, и семь искусств, и Круглый Стол, и верховное архиепископство из трех, и Погибельное сиденье, и Тринадцать сокровищ Острова Британии. В то время он звался вторым Римом, потому что был прекрасным, приятным глазу, могущественным и богатым».

Этот город – ныне Карлион-он-Уск в графстве Гвент, – был прежде римской Иской, многолюдной штаб-квартирой Второго Августова легиона. В конце V века он, как и другие города, пришел в упадок, но отдельные здания еще использовались – вероятно, королями Гвента, хотя их постоянная столица находилась в соседнем Каэрвенте (Вента Силурум). На окраине Каэрллеона находится самый большой в Британии римский амфитеатр, который местные жители еще в средние века называли «Круглым Столом». Уже в наше время возникла версия, что именно здесь собрание британской знати избрало Артура королем. Это похоже на правду, хотя времена Амброзия к тому времени давно прошли, и даже угроза со стороны саксов не могла заставить вкусивших независимости бриттских правителей подчиниться какому-то чужаку, притом совсем юному.

Объяснение кроется в знаменитой, многократно разобранной цитате из Ненния: «В те дни сражался с ними (англосаксами – В. Э.) военачальник Артур совместно с королями бриттов. Он же был главою войска». В оригинале говорится «sed ipse erat dux bellorum» (но сам он был военным предводителем), и ключевым здесь является именно слово «но». Похоже, автор хочет сказать, что Артур командовал армиями бриттских королей (regibus Brittonum), но сам при этом королем не был. Звание dux bellorum по аналогии с предыдущим dux Britanniarum могло быть присвоено выборному главнокомандующему общих сил бриттов, сражавшихся против саксов. Почти наверняка это случилось незадолго до битвы при Бадоне, и таким главнокомандующим стал именно Артур.

Однако до этого ему пришлось пережить первую неудачу – битву при Ллонгборте, о которой мы знаем только из валлийской элегии, включенной в «Черную книгу Кармартена» – ее автором без особых на то оснований считался злополучный король Южного Регеда Лливарх Хен, а по языку она датируется периодом от VII до X века. В элегии говорится:

Возможно, это же событие отражено в записи «Англосаксонской хроники» за 501 год: «В Британию прибыл Порта с сыновьями Бидой и Мэглой на двух кораблях. Они высадились в месте под названием Портесмута и убили там юного бритта из очень знатного рода». Название места, означающее «порт в устье», принято отождествлять с нынешним Портсмутом в Хэмпшире, но он находится далеко за пределами Думнонии, на землях, захваченных англосаксами еще в V веке. Лэнгпорт в Сомерсете – тоже неудачная кандидатура: этот городок находится у Бристольского залива, где саксы в то время никак не могли высадиться. То же самое можно сказать о городе Ллампорт близ валлийского Кардигана, хотя когда-то он носил имя Дин-Герайнт, а рядом с ним находится место под названием Беддгерайнт – «Могила Герайнта».

Напрашивается мнение, что битва просто выдумана, как и многие события хроники, тем более что имя Порта явно произведено от Портесмуты. Однако сообщение о гибели «очень знатного» бритта привлекает внимание: судя по контексту, это мог быть только король, и скорее всего, король Думнонии. В таком случае Ллонгборт («корабельная гавань») находился где-то в его владениях – вероятнее всего, в нынешнем Портленде, расположенном недалеко от устья реки Уэй. Рядом с этим портом находился крупный римский город Дурноварий, ныне Дорчестер, откуда на север и запад шли дороги, облегчавшие путь завоевателям. Не исключено, правда, что Герайнт сам решил вторгнуться в земли, захваченные саксами, и погиб на вражеской территории. Но тогда остатки войска Дивнайнта (Думнонии) вместе с Артуром вряд ли смогли бы вернуться домой. Как бы то ни было, поражение самого сильного противника саксов на юге острова угрожало бриттам полным разгромом. В этих условиях предводителем мог стать только тот, кто решился бы взвалить на себя опасную, почти безнадежную задачу, и им оказался именно Артур – это было потруднее, чем вытащить меч из камня.

К тому времени он, по всей видимости, уже довольно давно состоял в королевской дружине – юношей принимали туда в 14–15 лет. Нетрудно заметить, что именно с этим возрастом в артуриане связано расставание героя с приемной семьей и начало его «взрослой» жизни. По имеющимся данным, юные дружинники (macwy) жили в общей казарме на территории королевской усадьбы. Подобно оруженосцам рыцарской эпохи, они прислуживали старшим и опытным воинам, которые обучали их искусству войны, причем чаще всего на практике – недостатка в сражениях Британия той эпохи явно не испытывала. К 25 годам Артур уже был полноправным членом дружины, а может быть, и занимал в ней командную должность. Тем легче было ему в последовавший за Ллонгбортом период «разброда и шатания» сосредоточить в своих руках военные силы вначале Думнонии, а потом и других бриттских королевств, признавших молодого полководца своим защитником.

Бадон стал следующей вехой на жизненном пути нашего героя, позволившей ему войти в историю – эта победа на полвека остановила неодолимый, казалось бы, вал саксонского нашествия. У Гильдаса битва названа «осадой Бадонской горы» (obsessio Badonici montis), поэтому историки локализуют ее в районе одного из хиллфортов Западной Англии. Главный претендент – город Бат в Сомерсете, римский курорт Акве-Сулис, где находились знаменитые горячие источники. После ухода римлян город, уже почти заброшенный, носил название Каэр-Баддон и входил, по всей видимости, в состав Думнонии. Находясь между истоком Темзы и морем, он вполне мог стать целью крупного завоевательного похода англосаксов. Правда, сам Бат расположен не на холме, а в болотистой низине, но в его окрестностях достаточно холмов, и вполне вероятно, что битва состоялась именно там. Чаще всего на роль Бадонской горы предлагаются холмы Баннердаун и Литтл-Солсбери, стоящие недалеко друг от друга к востоку от Бата: на вершине второго находился кельтский хиллфорт. Есть и другие претенденты – Бадбери-Рингс в Дорсетшире и Лиддингтон-Касл в Уилтшире, возле которых также обнаружены хиллфорты бронзового века. В обоих случаях рядом расположены деревни под названием Бадбери. Однако ни один источник не связывает эти городки с Бадоном, в то время как уже Гальфрид поместил место битвы в Сомерсете, близ Бата. Еще менее убедительны догадки ученых, переносящих битву в северный Думбартон, Боуден-Хилл в Шотландии, Минидд-Байдан в Гламоргане или Каэр-Ваддон в Гвенте.

В валлийской повести «Видение Ронабви» говорится, что войска Артура двигались к Бадону через брод Рид-и-Грос на реке Северн, у которого ныне находится деревня Баттингтон. Дальше они отправились к Кевин-Диголл – длинной горе к востоку от той же деревни, – и уже через полдня достигли Каэр-Баддона. Все перечисленные местности находятся в Северном Уэльсе, где в основном и сочинялись повести «Мабиногион»: постоянной практикой их составителей было отождествление (часто совершенно искусственное) памятных имен и названий с топонимами Гвинедда. Поверив такому отождествлению, патриотически настроенные валлийские историки ограничивают всю деятельность Артура севером Уэльса, чего в реальности быть не может – она никак не вписывается в узкие областные рамки.

Гальфрид подробно описывает ход битвы при Бадоне, хотя этому описанию вряд ли стоит верить. По его версии, саксы, которых возглавляли некие Хельдрик и Бальдульф, целый день сражались с бриттами, а к вечеру заняли «Бадонскую гору», надеясь отсидеться на ней. На следующее утро Артур и его воины попытались штурмовать вершину, но саксы, «сбегая сверху, с большей легкостью наносили раны, ведь на спуске их бег был стремительней, чем у бриттов, взбиравшихся наверх… По миновании значительной части дня Артур, раздосадованный, что его воины, достигнув стольких успехов, все еще не одержали победы, обнажает свой меч Калибурн и, воззвав к Деве Марии, врывается в густые ряды врагов. Кого бы он ни настиг, того, призывая Бога на помощь, он с одного удара поражал насмерть. И он не успокоился до тех пор, пока единолично не уничтожил мечом Калибурном четыреста семьдесят неприятельских воинов».

Эта информация отчасти повторяет более краткое сообщение Ненния, утверждающего, что в битве «от руки Артура пало в один день девятьсот шестьдесят вражеских воинов, и поразил их не кто иной, как единолично Артур». Очевидно, такое большое число показалось Гальфриду невероятным, и он уменьшил количество павших более чем вдвое. Не вызывает особого доверия и сообщение «Анналов Камбрии» о том, что при Бадоне «Артур три дня и три ночи носил крест Господа нашего Иисуса Христа на своих плечах, и бритты одержали победу». У Ненния то же самое сообщение относится к другой битве, у замка Гвиннион, только в ней Артур носит на плечах не крест, а изображение Девы Марии. Все это не слишком понятно – в битве полководец должен командовать, а не таскать на себе религиозные реликвии. Историки предполагают, что составители хроник перепутали валлийские слова «плечо» (scuid) и «щит» (scuit), и изображение то ли Христа, то ли Богоматери присутствовало на щите Артура. Хотя позднейшие жития святых объявляют Артура врагом церкви, чуть ли не язычником, вполне возможно, что на самом деле он хотя бы формально придерживался христианских догм. К тому же он, будучи прагматиком, мог использовать религиозную символику для воодушевления думнонцев-христиан, составлявших большую часть его войска.

Кто был осажден на Бадонской горе? Обычно считается, что это были бритты – небольшой отряд, удерживавший силы врага, пока не подоспел Артур со своей непобедимой конницей. Но, возможно, сведения Гальфрида все же отражают какую-то древнюю традицию, и тогда осажденной стороной выступают саксы. Очевидно, они вышли в поход двумя армиями: одна наступала с юга по суше, другая – на кораблях вверх по Темзе. Возможно, в походе участвовали и юты, уже завладевшие побережьем Хэмпшира. Кто возглавлял вторжение, остается неясным – «Англосаксонская хроника» молчит об этом, как и о битве в целом. Названные Гальфридом Хельдрик, Бальдульф и Колгрим, скорее всего, вымышлены (Имена Бальдульфа и Колгрима – скандинавские, а не англосаксонские. Имя Хельдрика, вероятнее всего, представляет собой искаженное «Кердик». – Прим. авт.). В валлийских источниках противником Артура выступает некий Осла Длинный нож (Osla Gyllelfawr). Возможно, это собирательный образ, но не исключено, что в нем соединились два реальных командира саксов. Первый – старый король Сассекса Элла, который в качестве бретвальды неминуемо должен был организовывать или лично возглавлять вторжение. Второй – Эсла или Элеса, руководивший, вероятно, высадкой саксов на побережье Дорсетшира и их действиями в победной битве при Ллонгборте. Поздние генеалогии называют его отцом первого короля западных саксов Кердика, но, как мы увидим дальше, это чистейшая фикция. Более вероятно, что Эсла был заместителем Эллы, который в силу возраста уже не мог лично вести саксов в бой под стягом-туфой.

Число сражавшихся не могло быть слишком уж большим. В походе саксов участвовало не более двух-трех тысяч человек, у бриттов было примерно столько же. Девятьсот шестьдесят якобы убитых Артуром воинов могли составлять общее количество саксонских потерь. Однако в их число входил главнокомандующий, бретвальда Элла, что неминуемо вызвало смятение во всем англосаксонском мире. Почти наверняка среди погибших были его сыновья и личная гвардия (хирд), для которой величайшим бесчестьем было оставлять командира или его тело в руках врага. Вдобавок оставшаяся часть армии вторжения была захвачена в плен: ведь битва состоялась в глубине территории бриттов, откуда саксам некуда было отступать.

После победы Артур пошел на неожиданный шаг – вместо того, чтобы перебить пленных или продать их в рабство, как наверняка сделали бы сами захватчики, он заключил с ними договор. Согласно ему, саксы могли поселиться в верхнем течении Темзы, откуда бритты все равно уже бежали, возделывать там землю, разводить скот и защищать эти стратегически важные позиции от вторжений своих соплеменников. Возможно, Артур договаривался с Эслой, поскольку в валлийском фольклоре враг бриттов Осла Длинный нож в дальнейшем предстает в роли их союзника. В хронике Джона Хардинга (XV век) партнером короля по переговорам назван «император саксов» Хельдрик, хотя Гальфрид пишет о гибели последнего в битве от рук Кадора Корнуэльского. Вероятно, многие осуждали полководца за мирное соглашение, доказывая, что саксы – дикари, язычники, что им нельзя верить. Однако Артур хорошо знал, что клятву, данную по всем правилам, эти «дикари» соблюдают свято.

Созданное в верховьях Темзы, в нынешнем графстве Уилтшир, саксонское королевство получило название Хвисса (Hwicce) – «связанные договором». Позже это слово в форме «гевиссеи» стало самоназванием жителей королевства Уэссекс, выросшего из Хвиссы. Первое время его столицей оставался Дорчестер на Темзе, и только в VII веке королевская резиденция переместилась южнее, в Винчестер. Правда, правящая династия Уэссекса предпочла забыть о породившем ее поражении при Бадоне и сочинила себе фиктивную генеалогию, по которой ее основал Кердик, сын Элесы. На самом деле Кердик – это исконно кельтское имя «Карадок», принадлежавшее наместнику, правящему саксами именем Артура. Эту версию мы рассмотрим позже, а пока скажем, что даже несколько веков спустя, когда Уэссекс стал сильным саксонским королевством, многие его жители носили бриттские имена – например, король Кэдвалла или монах Кэдмон, считающийся первым английским поэтом. Еще в 700 году, судя по законам короля Ине, англосаксы (englisc) и бритты (wilisc) жили в этой области чересполосно и вполне мирно. Археология и антропологические исследования также подтверждают, что в V–VII веках население Уэссекса коренным образом не изменилось. Здесь явно происходило не быстрое вытеснение кельтского населения, как на востоке Англии, а его постепенная ассимиляция. Возможно, она началась уже после Бадона, когда осевшие на новых землях саксы начали брать себе жен из местного населения.

В большинстве романов артурианы битва при Бадоне не упоминается – ее заменяют вымышленные заморские походы и сражения со сказочными чудовищами. Все оставшиеся годы жизни легендарного Артура связаны лишь с одним географическим пунктом – его столицей, которой является не Каэрллеон, как в валлийских преданиях, а Камелот или Камалот. Он изображался типичным рыцарским замком с высокими стенами, величественным донжоном и подъемным мостом. В пределах стен находились всевозможные строения, из которых романы упоминают дворец с королевскими покоями и комнатами для гостей, церковь святого мученика Стефана и оружейную, где рыцари оставляли оружие и доспехи – появляться во дворце вооруженным было запрещено. За стенами жили дворцовые слуги, находились мастерские, лавки, кузницы. Там же, на Королевском лугу, устраивались турниры и конные состязания, а дальше расстилался бескрайний лес. В большинстве романов рядом с замком протекает река, но море нигде не упоминается.

О местонахождении Камелота до сих пор идут жаркие споры. Гальфрид такого названия не знает – у него столица Артура все еще находится в Каэрллеоне (Urbs Legionum). Мэлори вслед за Лайамоном помещает ее в Винчестер, древнюю столицу англосаксонской Англии. В пользу этой версии говорил Круглый Стол, хранившийся в этом городе и ныне подвешенный на стене в Большом зале Винчестерского замка. Громадный стол диаметром более пяти метров сбит из дубовых досок и разделен на 24 сектора, подписанные именами рыцарей. Радиоуглеродные исследования доказали, что стол изготовлен в XIV столетии, когда Артур был весьма популярен у британских монархов и их приближенных. Вероятнее всего, автором идеи был Эдуард III Плантагенет, а Генрих VIII в 1516 году велел заново декорировать стол и украсить 25-й сектор, оставленный для короля, собственным изображением – явно желая представить себя новым Артуром.

Уже в те времена столицу Артура искали не только в Винчестере. Некоторые хроники считают ею Лондон, а средневековые английские романы переносят резиденцию короля в Карлайл – древний Каэр-Лигвалид, где раскопки открыли остатки бревенчатого дворца VI века, воздвигнутого рядом с заброшенными римскими строениями. Это была столица королей Регеда, где Артур при всем желании править не мог. Кретьен де Труа называет резиденциями короля Кардиган в Уэльсе и Кардуэл – возможно, тот же Карлайл. Однако именно этот автор в романе «Ланселот» впервые употребил название «Камелот», почти наверняка восходящее к Камулодуну (ныне Колчестер) – важному центру Римской Британии. Некоторые ученые, правда, связывают его с рекой Камел в Корнуолле и стоящим на ней городком Камелфорд. Авторы, помещающие Артура на севере Британии, считают Камелотом римский форт Колания на восточном участке стены Адриана. Свой Камелот есть и у сторонников отождествления Артура с гвентским принцем Атруисом. Барбер и Пикитт находят этот город в Каэрвенте, столице Гвента, или в расположенном неподалеку хиллфорте Каэр-Мелин (Желтая крепость) – по мнению авторов, в искаженном виде его название превратилось в «Камелот». Еще одну версию предложили Блэкетт и Уилсон, объявив Камелотом небольшой хиллфорт Крейг-Ллуйн в Гламоргане – когда-то он якобы тоже носил имя Каэр-Мелин, что, однако, ничем не подтверждается.

Во французском романе «Перлесво» появляются не один, а два Камелота, первый из которых принадлежал некоей «вдовой даме» и стоял «на самом краю самого дикого острова Уэльса, и ничего не было там, кроме крепости, и леса, и вод, что окружали их». Другой Камелот, столица Артура, находился «при входе в королевство Логрию». В свою очередь, валлийская триада 1 (Здесь и далее триады нумеруются по изданию: Trioedd Ynys Prydein. Cardiff, 1978. – Прим. авт.) перечисляет целых три резиденции Артура: «Три племенных престола (lleithiclwuth) Острова Британии. Артур как верховный правитель в Миниу, и Деви как верховный епископ, и Мэлгон Гвинедд как верховный старейшина. Артур как верховный правитель в Келливике в Корнуолле, и Бедвини как верховный епископ, и Карадок Сильная Рука как верховный старейшина. Артур как верховный правитель в Пен-Рионидд на севере, и Гуртмол Вледиг как верховный старейшина, и Киндейрн Гартвис как верховный епископ».

Миниу, нынешний Сент-Дэвидс в Диведе, в некоторых вариантах триады заменяется на более привычный Каэрллеон или на гвинеддскую столицу Аберфрау. Пен-Рионидд (он же Пенрин-Рианедд) обычно помещают на севере Британии, поскольку приписанный к нему Киндейрн идентичен святому Кентигерну, епископу Глазго. Правитель этой области Гуртмол вспоминается в триадах как могучий воин, а в «Могильных строфах» из «Черной книги Кармартена» он упомянут как «вождь Севера», похороненный почему-то в Южном Уэльсе. Его трудно отождествить с кем-либо из правителей Регеда или Истрад Клута, но стоит отметить, что Пен-Рионидд переводится как «Девичья вершина» и очень напоминает Девичью гору, расположенную возле Эдинбурга и считающуюся местом одного из сражений Артура.

В Келливике или Гелливиге ранние валлийские источники часто помещают двор Артура. Это название до сих пор носит ферма на полуострове Ллейн в Гвинедде, и валлийские барды XIV–XV веков считали, что Келливик «златоблещущего властителя Артура» находился именно здесь. Однако логичнее все-таки искать резиденцию «военного предводителя» в его родном Корнуолле (Керниу). Два основных претендента на звание Келливика – городок Коллингтон и хиллфорт Киллибери, где найдены осколки импортной керамики, говорящие о прежнем высоком статусе места. Правда, и король Карадок, и епископ Бедвини (Битвини), по данным источников, жили в Юго-Восточном Уэльсе, так что не исключено, что Келливик находился именно там – на полуострове, тоже носившем название Керниу.

Однако главным претендентом на звание Камелота в наши дни считается гигантский хиллфорт Сауз-Кэдбери в Восточном Сомерсете (рядом с ним, что характерно, находится деревня Уэст-Кэмел). Еще в 1542 году антиквар и путешественник Джон Лиланд писал: «Прямо к югу от церкви Сауз-Кэдбери стоит Камелот. Когда-то это был прославленный город или замок, стоявший на высоком холме и превосходно защищенный самою природой… При пахоте здесь в изобилии находили римские монеты из золота, серебра и меди, равно как и в полях у подножия холма, особенно с восточной его стороны. Найдено было и множество других древностей, включая серебряную подкову. Все, что могут поведать на сей счет местные жители, – это то, что в Камелоте часто пребывал Артур».

Как ни странно, раскопки Сауз-Кэдбери, которые возглавил известный археолог Лесли Олкок, начались только в 1966 году. Ученым удалось выяснить, что еще до нашей эры здесь находилась крепость бриттского племени дуротригов, разрушенная римлянами около 100 года. В V–VI веках крепость была перестроена и окружена массивной стеной из камня, привезенного из соседних римских городов. Когда-то стена имела высоту четыре метра и была укреплена каркасом из деревянных балок и земляной насыпью. По обеим сторонам крепости обнаружились остатки массивных деревянных башен с воротами, к которым вела выложенная щебенкой дорога. Кроме стен, Сауз-Кэдбери окружали четыре ряда рвов и невысоких валов – типичная для кельтских хиллфортов оборонительная структура. Необычны только громадные размеры крепости, площадь которой превышает семь гектаров. Олкок подсчитал, что в период расцвета здесь могли проживать три-четыре тысячи человек: сооружение этого уникального для тогдашней Британии укрепления явно требовало громадных затрат труда.

В центре хиллфорта, на возвышении, издавна называемом Дворцом Артура, были найдены остатки бревенчатого здания размерами 20 на 10 метров с несколькими очагами и множеством черепков привозной средиземноморской керамики. Такие же черепки отыскались в фундаменте сооружения к северу от дворца – возможно, кухни. Главное здание, как и подобает кельтскому дворцу, делилось перегородкой на зал и жилые покои: многочисленные столбы, от которых остались только ямы, поддерживали крышу из дранки или соломы, высота которой могла достигать 10 метров. Из-за размеров крепости археологам до сих пор удалось раскопать только центральную ее часть – не более 10 процентов общей площади. Там были найдены следы 10–12 строений разной величины, в том числе недостроенной саксонской церкви – доказательство использования хиллфорта в более поздние времена. Центральный дворец был, судя по всему, заброшен около 550 года, причем его не сожгли, а просто оставили в запустении. Так кельты нередко поступали с дворцами умерших правителей из страха, что душа покойного будет мстить тем, кто занял его место.

Кто же был владельцем Сауз-Кэдбери? Название крепости, часто производимое от бриттского cad (битва), на самом деле, скорее всего, связано с именем короля Думнонии Кадо или Кадора. По данным «Жития святого Карантока» (XI век) Артур и Кадо правили совместно, но не в Кэдбери, а в крепости Диндрайтоу в Западном Сомерсете. Как бы то ни было, раскопки хиллфорта помогают нам понять, как мог выглядеть легендарный Камелот – столица Артура. Конечно, там не было ни величественных башен из белого камня, ни подъемных мостов, ни роскошных палат с многочисленными слугами. Кельтские «дворцы» того времени представляли собой большие бревенчатые сараи, разделенные перегородками. Центром дворца был обширный центральный зал, где горел очаг, устраивались пиршества и пели барды, прославлявшие короля. В Британии времен Артура дворцы были прямоугольными и покрывались крышей: в Ирландии они имели круглую форму, и центральный зал у них был открытым – крыша над ним воздвигалась только зимой или в случае непогоды. Зима была единственным сезоном, когда король и его приближенные проводили во дворце значительную часть времени. В остальное время они воевали, охотились или объезжали свои владения, собирая подати и творя правосудие.

Судя по валлийским «Законам Хоуэла Доброго», двор короля (llys) постоянно кочевал из одного дворца в другой, и эта особенность двора Артура сохранилась в средневековых текстах. При дворе короля средней руки постоянно проживало 200–300 человек – воины, барды, слуги, повара, кузнецы, плотники. Жизнь этого пестрого сообщества регулировали три человека: командир дружины (penteulu), главный судья и управитель двора. Важную роль играл также глава бардовского «ансамбля» (pencerdd). Были и такие экзотические должности, как «держатель ног», обязанный не только массировать королю ноги перед сном, но и доставлять его в покои после чересчур обильных возлияний. Как ни странно, валлийские источники, перечисляя всевозможных «псов битвы» и «боевых быков» двора Артура, не упоминают ни его воеводу, ни главного барда – не потому ли, что сам Артур был воеводой, а не королем, и pencerdd не полагался ему по статусу?

Возникает вопрос – если «военный предводитель» действительно обладал немалой властью и авторитетом, что мешало ему официально объявить себя королем, как сплошь и рядом делали куда менее прославленные деятели? Вероятнее всего, Артур не принадлежал к королевскому роду (во всяком случае, по мужской линии) и по этой причине не мог претендовать на трон. Возможно, он компенсировал это одним из титулов, восходящих к римским временам – dux или protector (защитник), как бритты называли порой наемных военачальников. Быть может, он даже присвоил себе звание императора по совету какого-нибудь эрудита вроде Гильдаса, знавшего, что прежде это слово означало всего лишь выборного командира войска. А может, он просто отвергал чины и титулы, довольствуясь реальной властью, позволявшей ему делать то, чему он посвятил себя с юных лет – сражаться со своими врагами, которых он вполне искренне считал врагами Британии.

Все описания распорядка жизни героев артурианы, их одежды, пищи и развлечений относятся к эпохе классического феодализма (XII–XIII века), в то время как о быте реальных людей «темных веков» повествуют лишь разрозненные данные археологии да немногие эпические поэмы. Исторический Артур, скорее всего, брил бороду, но отращивал длинные усы, носил рубаху, штаны и шерстяной плащ яркой расцветки. Из обуви предпочитал высокие кожаные сапоги, удобные для верховой езды. Тот же Лесли Олкок так описывает его возможный наряд: «Во время парадных выходов (но не на поле битвы) Артур носил одеяние римского императора или высшего офицера: богато украшенную тунику до колен, брюки, кожаную куртку с металлическими полосками для защиты живота и плащ, заколотый у ворота драгоценной брошью». А вот какой предстает одежда знатного бритта в повести «Килух и Олвен»: «На нем был пурпурный четырехугольный плащ, на каждом конце которого красовалось по золотому яблоку ценой в сотню коров. И дороже трех сотен коров были его золоченые стремена и сапоги дивной работы, доходящие от низа бедра до края подошвы».

Пища короля и его придворных была самой простой: мясо, овощи, ячменные или овсяные лепешки, мед. Такие заморские деликатесы, как вино и сахар, стали к тому времени редкостью, хотя в Думнонию их привозили заезжие купцы. Вероятно, были здесь и пряности, которые в ту эпоху ценились на вес золота. В значительной мере рацион состоял из дичи: охота на оленей и кабанов была не только видом досуга, но и добычей пропитания. В пищу употреблялось и мясо домашних животных – коров, коз и свиней. Жители приморской Думнонии ели много рыбы и устриц, которые наверняка появлялись и на столе Артура. Из развлечений главными были пиры, во время которых правители принимали послов и просителей, слушали бардов, смотрели выступления бродячих шутов или акробатов. В ирландском юридическом трактате «Крит Габлах» (VIII век) сохранилось описание распорядка дня короля: «Воскресенье – для питья пива, ибо тот не истинный правитель, кто не дает своим людям пиво каждое воскресенье; понедельник – для судебных дел, для разрешения споров; вторник – для фидхелла (игра наподобие шашек, в Уэльсе называлась «гвидвилл». – В. Э. ); среда – для псовой охоты; четверг – для супружеского общения; пятница – для верховой езды; суббота – для беседы». Конечно, эта картина изрядно идеализирована, но главные занятия кельтского правителя в мирное время названы, по-видимому, верно.

Еще в античную эпоху кельты были настолько любопытны, что чуть ли не силой затаскивали к себе в дом любого проходящего мимо путника, чтобы выведать у него новости. Должно быть, гостеприимство проявлял и Артур – для правителя «темных веков» радушие к гостям было так же необходимо, как щедрость в отношении своих приближенных. В эпоху отсутствия денег жалованье придворным и дружинникам выплачивалось подарками (обычно взятыми из военной добычи), но главным образом едой и питьем – часть их выдавалась натурой, а прочее потреблялось на ежедневных пирах в королевском дворце. Талиесин воспевал своего покровителя Уриена Регедского, у которого «каждый день подают на стол пиво и хмельной мед». Могущество короля измерялось тем, сколько человек кормятся за его столом: это вполне оправданно, поскольку большинство едоков были его дружинниками. Как и в скандинавских сагах, короли у кельтов именовались «кольцедарителями» – точнее, «дарителями гривен». Золотая шейная гривна или торквес издавна была символом власти: возможно, ее носил и Артур в знак своего высокого статуса. У королей бриттов не было корон – их заменяли головные обручи из золота, иногда украшенные самоцветными камнями.

Королевское имущество состояло из запасов оружия, одежды, еды и напитков, которые хранились в подсобных помещениях дворца. Все это собиралось с подвластных общин путем периодического сбора дани, подобного древнерусскому «полюдью». В ирландских источниках скрупулезно перечислены подати, которые в безденежном кельтском обществе уплачивались исключительно натурой. Видимо, что-то подобное наблюдалось и в Британии. Но чем платили заморским купцам за вина и ткани, оружие и украшения? В Корнуолле по-прежнему добывали олово, но о его экспорте в тот период нет никаких данных. По-видимому, главным экспортным товаром были рабы – саксы или соплеменники-бритты, захваченные во время набегов. По мнению ученых, британские рабы в большом количестве поставлялись в Галлию и Италию до конца VI века, и одним из крупнейших их поставщиков наверняка был Артур. Это не слишком согласуется с представлением о его рыцарской натуре, но в те времена торговля людьми была обычным средством пополнения бюджета, хотя церковь уже начала ее порицать – не в этом ли одна из причин ее неприязненного отношения к нашему герою?

Последняя географическая точка на жизненном пути Артура – Камлан, где состоялась роковая для него битва. По данным Гальфрида, она произошла в Корнубии (то есть той же Думнонии), на реке Камлан или Камблан (flumen Cambula), которую большинство средневековых авторов отождествляли с реками Камел в Девоншире или Кам в Сомерсете: последняя протекает недалеко от Сауз-Кэдбери. В свою очередь, на первой из рек есть старинный каменный мост Слаутер-Бридж («мост резни»). Местные краеведы уверены, что это название относится к битве при Камлане, хотя большинство ученых относят его к стычке между саксами из Уэссекса и бриттами, случившейся в 823 году. Лайамон первым связал битву с городком Камелфорд на реке Камел, перенеся его, правда, по ошибке на реку Тамар. Предания, отождествляющие Камелфорд с Камланом, зафиксированы тем же Джоном Лиландом: «На этой реке Артур сражался в своей последней битве, и говорят, что при пахоте здесь находили кости и оружие». Мэлори делает местом битвы равнину к югу от Солсбери (графство Уилтшир), и в XIX веке археологи даже пытались проводить там раскопки – естественно, без всякого результата.

Сторонники теории «северного Артура» считают местом сражения римский форт Камбогланна на стене Адриана, ныне городок Каслстедс в графстве Камберленд. Они указывают, что неподалеку находился другой форт – Абаллава или Аваллана, то есть Авалон, – и что когда-то в этих местах стоял сарматский гарнизон генерала Артория Каста. Но этих совпадений мало для перенесения на север не только Артура, но и других участников «распри при Камлане», живших и похороненных в Уэльсе или Корнуолле. Само название Camlann означает «изогнутый берег» и встречается во многих местах Британии. Например, это имя когда-то носил берег Темзы в районе нынешнего Горинга в Беркшире; естественно, нашлись желающие поместить знаменитую битву именно здесь. Есть сторонники и у валлийской версии, благо в Уэльсе целых два подходящих места – долина Камлан в Мерионете и речка Гамлан в Росе. Однако наиболее вероятно, что битва все-таки состоялась в непосредственной близости от Сауз-Кэдбери, то есть в Сомерсете – со стороны врагов Артура логично было направить удар в самый центр его власти. Похоже, перед нами тот редкий случай, когда легенда соответствует истине и памятная резня произошла у берегов сонной речки Кам, текущей между двух холмов к густо заросшим травой валам Сауз-Кэдбери.

Недалеко от этой реки находится и место, которое традиция упорно связывает с захоронением Артура – бенедиктинское аббатство Гластонбери. С легкой руки средневековых хронистов его отождествили с островом Авалон, куда смертельно раненного короля отвезли на лодке волшебницы, возглавляемые феей Морганой. Долгое время считалось, что аббатство было основано в саксонский период, в VIII веке, однако раскопки 1964–1966 годов открыли здесь остатки более древних строений. Они, в частности, обнаружены на холме, где возвышается знаменитая башня Гластонбери-Тор – колокольня разрушенной в период Реформации церкви Святого Михаила. Там же были найдены захоронения, каменный курган и множество костей животных. Вероятно, когда-то здесь находилось языческое капище, на месте которого потом, как часто случалось, воздвигли христианский храм. В местных легендах Тор считался входом в Аннуин – кельтский потусторонний мир. Считалось, что под холмом живет зловещий владыка царства мертвых Гвин ап Нудд: однажды он заманил к себе святого отшельника Коллена и попытался накормить его колдовской пищей. Но проницательный святой угадал в аппетитных яствах червей и гнилушки, а в разодетых придворных – омерзительных бесов, после чего Гвину с его свитой пришлось с позором бежать.

Аббатство у подножия холма процветало при последних саксонских королях, но в нормандский период лишилось многих владений. Предприимчивые монахи решили поправить дела с помощью массового привлечения паломников, для чего была организована беспрецедентная фабрикация останков святых. В течение нескольких лет Гластонбери обзавелся мощами Патрика, Давида, Гильдаса и Дунстана, причем все эти знаменитые деятели церкви были похоронены в других местах. Это не смутило верующих, которые толпами потянулись в обитель. В рекламных целях монахи привлекли к написанию сочинений, прославляющих Гластонбери, известных историков – Уильяма Малмсберийского и Карадока Лланкарванского, труды которых появились почти одновременно, в 1120-х годах. И если первый в своей «Истории Гластонберийской церкви» ничего не говорил об Артуре (Уильям писал, что «могилы Артура нигде нет, и старинная басня гласит, что он еще вернется». – Прим. авт.), то «Житие Гильдаса» Карадока уверенно связывало короля с монастырем. Причиной этого могли стать как местные легенды, так и фантазия самого агиографа, в распоряжении которого вряд ли имелись какие-либо документы.

В мае 1184 года процветание Гластонбери было разрушено губительным пожаром: церковное убранство, книги, священные реликвии превратились в пепел. Для восстановления аббатства требовались большие средства, которые могла дать королевская власть, как раз в тот период заинтересовавшаяся Артуром. И король Генрих II, и его жена Алиенора Аквитанская принимали при своем дворе кельтских бардов, с удовольствием слушая их баллады. Но если интерес королевы был чисто эстетическим, то Генрих всерьез планировал воскресить не только память об Артуре, но и его мифическую империю. Первым шагом стало присвоение имени Артура внуку короля, родившемуся в 1187 году – будущему герцогу Бретани. Правда, сам Генрих вскоре умер, но братия Гластонбери во главе с аббатом Генри де Сюлли смотрела далеко в будущее. И вот в начале 1191 года двое монахов, копая могилу для умершего брата, якобы случайно наткнулись на глубине 16 футов (5 м) на древнее захоронение.

Историк XIII века Джон из Маргэма в своей хронике процитировал письмо, отправленное монахами Гластонбери в другие обители сразу после открытия гробницы. По его утверждению, было найдено целых три гроба, один над другим. В первом лежала женщина с хорошо сохранившимися белокурыми волосами, во втором – мужчина, а в третьем – еще один мужской скелет с костями впечатляющих размеров. На гробе гиганта был укреплен свинцовый крест с надписью: «Здесь покоится прославленный король Артур, погребенный на острове Авалон» (Hic iacet sepultus inclitus rex Arturus in insula Avellania). Джон сделал вывод, что «первый гроб заключал в себе тело Гвиневеры, жены Артура, во втором находились останки Мордреда, его племянника, в третьем же останки вышеуказанного принца». В дальнейшем Мордред куда-то исчез: все последующие авторы упоминали только один гроб. Ральф из Коггесхолла писал в своей «Английской хронике» (1220), что на гробе имелась надпись, которую не смогли прочитать из-за «грубости почерка и плохой сохранности». Что касается надписи на кресте, то ее Ральф прочел так же, как хронист из Маргэма, но слово «Авалон» было приведено им в форме Avallonіа, ставшей вскоре общепринятой.

Самое пространное сообщение о находке оставил известный писатель и политический деятель Гиральд Камбрийский, посетивший Гластонбери. В своем «Наставлении правителям» (De Princibis Instructione), написанном по свежим следам в 1192 году, он пишет: «Две трети гробницы были предназначены для останков короля, а одна треть, у его ног – для останков жены. Нашли также хорошо сохранившиеся светлые волосы, заплетенные в косу: они несомненно принадлежали женщине большой красоты. Один нетерпеливый монах схватил рукой эту косу, и она рассыпалась в прах. Было немало указаний на то, что тело короля покоится именно здесь: одни из таких указаний содержались в сохранившихся в монастыре рукописях, другие – в полустершихся от времени надписях на каменных пирамидах, иные – в чудесных видениях и предзнаменованиях, коих сподобились некоторые благочестивые миряне и клирики. Но главную роль сыграл в этом деле король Англии Генрих Второй, услышавший от какого-то исполнителя бриттских исторических песен одно старинное предание. Это Генрих дал монахам точное указание, что под землей, на глубине, по крайней мере, шестнадцати футов, они найдут тело, и не в каменной гробнице, а в выдолбленном стволе дуба. И тело оказалось лежащим именно там, зарытое как раз на такой глубине, чтобы его не могли отыскать саксы, захватившие остров после смерти Артура, который при жизни сражался с ними столь успешно, что почти всех их уничтожил».

Крест в этом случае был укреплен не на гробе, а на лежавшей рядом каменной плите, и надпись на нем была другой: «Здесь покоится прославленный король Артур вместе с Гвиневерой (Wenneveria), его второй женой, на острове Авалон». Гиральд лично осмотрел не только крест, но и предполагаемые останки короля: «Кости Артура, когда их обнаружили, были столь велики, будто сбывались слова поэта: «И богатырским костям подивится в могиле разрытой». Берцовая кость, поставленная на землю рядом с самым высоким из монахов… оказалась на три пальца больше всей его ноги. Череп был столь велик, что между глазницами легко помешалась ладонь. На черепе были заметны следы десяти или даже еще большего числа ранений. Все они зарубцевались, за исключением одной раны, большей, чем все остальные, и оставившей глубокую открытую трещину. Вероятно, эта рана и была смертельной». Остается только гадать, чьи останки монахи демонстрировали доверчивым гостям. Несомненно одно – яма глубиной 16 футов существовала, ее следы нашлись при раскопках в монастыре, проведенных в 1964 году. Эти раскопки подтвердили и дату эксгумации, поскольку на дне ямы были найдены обломки тех же камней, из которых в 1189 году выстроили стоявшую поблизости часовню Девы Марии: таким образом, яма была выкопана немногим позже этой даты, когда строительный мусор еще не убрали.

Гиральд Камбрийский, стремившийся развеять надежды бриттов на возвращение Артура, сделал все для рационализации легенды. По его мнению, Авалон был всего лишь прежним названием Гластонбери, а фея Моргана – римской матроной, которая заботилась о раненом короле перед его смертью. Настораживает, однако, упоминание о выдолбленном стволе – это был древний способ захоронения кельтских вождей, о котором монахи XII века вряд ли могли знать. Возможно, могила действительно была подлинной, но относилась к доримскому периоду: ее нашли случайно и тут же объявили местом упокоения Артура. Долгое время в околонаучных кругах бытовала и другая версия – могила действительно принадлежала Артуру, и информация о ней была давно известна узкому кругу посвященных. В этом случае дубовая колода, выдолбленная в форме лодки, объясняла возникновение легенды об отплытии короля на Авалон. В настоящее время эта теория утратила популярность – слишком трудно поверить в то, что саксонские монахи несколько веков свято хранили память о герое враждебных им бриттов.

После 1191 года найденные останки Артура и Гвиневеры были перенесены в еще не достроенную церковь и погребены на самом почетном месте – в центре хоров. В следующем столетии мифотворчество вокруг монастыря достигло апогея: появилось предание, что именно в Гластонбери ученик Христа Иосиф Аримафейский основал первую христианскую церковь не только в Британии, но и во всей Западной Европе. Это давало английской монархии неоспоримый приоритет перед соседями, и теперь она просто не могла не обратить благосклонного внимания на обитель с ее реликвиями. Это случилось в 1278 году, когда в Гластонбери встретили Пасху король Эдуард I и королева Элеонора Кастильская. По свидетельству историка Джона Гластонберийского, в присутствии монаршей четы могила Артура была вскрыта, и там обнаружились кости мужчины «удивительных размеров», а также «прекрасные и тонкие» женские кости. Король и королева лично завернули их в дорогие ткани и уложили обратно в гробницу. По приказу Эдуарда над могилой соорудили каменное надгробие с надписью: «Здесь покоится Артур, цвет королей, гордость державы, чьей памяти и делам мы воздаем вечную хвалу». Позже многие авторы видели это надгробие, как и укрепленный на нем крест с надписью, а власти монастыря регулярно платили за «очистку и обновление гробницы Артура» – очевидно, она пользовалась повышенным вниманием паломников, хотя не было и речи об объявлении короля святым.

Благодаря захоронению Артура и другим реликвиям Гластонбери превратился в самую почитаемую обитель Англии. По словам Джона Гластонберийского, знатные люди из других стран посылали за горстью земли из монастыря, чтобы положить ее в свою могилу, и недоумевали, почему английские пилигримы отправляются в Палестину, когда у них дома есть такая святыня. Для гостей аббатства была разработана целая экскурсионная программа, включавшая осмотр храма Богородицы, подземной часовни святого Иосифа Аримафейского и старого кладбища с ямой, откуда были извлечены гробы Артура и Гвиневеры. Далее следовали подъем на Тор и спуск по пологому склону холма Вэриолл («Утоми всех») – некогда Иосиф, взойдя на холм, сел отдохнуть, и из его посоха вырос куст терновника, который чудесным образом возрождался после высыхания и цвел даже зимой: он существует до сих пор, и его ветку каждое Рождество посылают британскому монарху.

После этого паломники отправлялись на Бекери, остров среди торфяников, к часовне святой Бригиты, где сама Дева Мария некогда вручила Артуру хрустальный крест. Пересказавший эту легенду Джон описал, как король по зову ангела явился в часовню и увидел там труп, окруженный свечами, и руки с мечами, угрожавшие непрошеным гостям. Не испугавшись, Артур вошел в часовню, где встретил Богоматерь, принес ей обет послушания и изменил в ее честь королевский герб – прежних трех красных львов сменили крест и Дева с Младенцем в бело-зеленом поле. Знаменательно то, что в рассказе Джона часовня носила имя Марии Магдалины (об этом мы еще вспомним), и только потом ее переименовали в честь ирландской святой, якобы жившей здесь в V веке: по той же причине весь остров до сих пор зовут «маленькой Ирландией». Покинув Бекери, гости переходили речку Бру по Опасному мосту (Понс-Перлиоз), миновали церковь Святого Гильдаса и у церкви Троицы поворачивали назад, чтобы вернуться в Гластонбери, к постоялым дворам и лавкам, где шла бойкая торговля святыми реликвиями и индульгенциями: посетителям монастыря гарантировалось освобождение от чистилища сроком на сто лет!

В 1533 году обитель навестил Джон Лиланд, тщательно переписавший все найденные в главном храме надписи и подержавший в руках пресловутый крест (длина его, как сообщает историк, была около фута). А в 1539 году Гластонбери вместе с другими английскими монастырями был закрыт волею короля Генриха VIII, жестокими мерами внедрявшего в стране новую протестантскую веру. Последний аббат Ричард Уайтинг и казначей Джон Артур (знаменательная фамилия!) пытались спрятать монастырские ценности, подлежащие конфискации, но их поймали и повесили. Остальные монахи были изгнаны, а обитель методично разграблена: разобрали даже свинцовую крышу храма. Что стало с предполагаемыми останками Артура, неизвестно: в XVII веке гробница посреди заброшенной церкви уже была пуста.

«Артуровский крест» между тем передали в храм Иоанна Крестителя в городке Гластонбери, где его увидел знаменитый антиквар Уильям Кэмден: рисунок креста был помещен в его книге «Британия», опубликованной в 1607 году. Надпись на кресте в целом соответствовала описанию монаха из Маргэма: «Hic iacet sepultus rex Arturius in insula Avalonia» (Здесь покоится король Артур, погребенный на острове Авалон). Начертание букв можно признать старинным, но монахи видели древние надгробия и вполне могли подделать почерк в подражание им. В годы Английской революции иконоборцы-пуритане разграбили и церковь в Гластонбери, после чего крест затерялся. В последний раз его – или похожую на него подделку – видели около 1720 года в коллекции священника-антиквара Уильяма Хьюза. Вскоре преподобного Хьюза не стало, его имущество было распродано, и с тех пор об артуровском кресте ничего не слышно. Тем не менее в наши дни Гластонбери ежегодно посещают сотни тысяч туристов, обслуживанием которых занята большая часть из 8800 жителей городка. Повторяя маршрут средневековых паломников, гости поднимаются на Тор, осматривают руины аббатства и благоговейно замирают перед огороженным местом, где когда-то находилась могила Короля прошлого и грядущего.

Фольклор настойчиво связывает с Артуром не только Гластонбери, но и всю окружающую местность. Одна из легенд связана с хиллфортом Брент-Нолл, расположенным недалеко от Бристольского залива в 20 километрах от монастыря. Уильям Малмсберийский, а за ним Джон из Гластонбери поведали, как однажды Артур посвятил в рыцари молодого Идера и послал его к Горе Пауков сражаться с тремя великанами. Юноша одолел врагов, но и сам получил смертельные раны, и Артур в печали попросил монахов Гластонбери молиться за упокой души храбреца, за что пожаловал им во владение место его гибели. Название этого места на латыни звучит как Mons Aranearum, но еще Уильям отметил, что оно похоже на Mons Ranarum – Гору Лягушек, как римляне называли Брент-Нолл. Тем самым монастырь пытался обосновать свое право на новое владение, сочинив с этой целью еще и фальшивую хартию уэссекского короля Ине, датированную 725 годом.

Нетрудно заметить, что традиция указывать на место захоронения Артура в Гластонбери или где-либо еще в корне противоречит убеждению, что король живым увезен на волшебный остров Авалон и когда-нибудь вернется оттуда. Тем не менее небескорыстные воспеватели Гластонбери приложили все силы, чтобы отождествить монастырь с Авалоном, хотя вначале никакой связи между ними не было. Ничего не пишет о ней и Гальфрид, у которого этот остров (Insula Avallonis или Insula Pomorum, что означает «остров яблок») описан как «обитель блаженных», место, где был выкован меч Артура и куда отправляется для исцеления сам король. В поэме «Жизнь Мерлина» чародей отправляет раненого Артура на Авалон, которым правит волшебница Морген (Моргана) – старшая из девяти сестер-волшебниц, сведущих во врачевании. Первым о связи Авалона и Гластонбери упомянул в 1216 году Гиральд Камбрийский, очевидно, опиравшийся на монастырские предания. В сочинении «Зерцало церкви» (Speculum ecclesiae) он писал: «После битвы при Камлане тело Артура, получившего смертельную рану, было увезено некоей благородной матроной по имени Морган, его кузиной, на остров Авалония, ныне зовущийся Гластонией».

В валлийских источниках слово «Авалон» принимает форму Ynys Avallach – не только «остров яблок», но и «остров Аваллаха». Это имя в генеалогиях носит прародитель бриттов, сын их первого короля Бели Великого – изначально солнечного бога Беленоса – и его жены, богини Ану, которую поздние генеалогии, прошедшие монашескую обработку, превратили в Анну, сестру того же Иосифа Аримафейского. Иногда Аваллаха ассоциируют с библейским Амалеком, но более вероятно, что это известный в мифологии многих народов первочеловек, ставший после смерти царем загробного мира. Характерно, что и Моргану, и других чародеек валлийская традиция считает дочерьми Аваллаха.

В ирландских сагах упоминается сказочный Эмайн Аблах (Яблочный остров), которым правит морской бог Мананнан мак Лир. В «Плавании Брана, сына Фебала» (VII век) говорится, что на этом острове, стоящем посреди моря на четырех «ногах» из бронзы, неведомы смерть, болезни и горести. Другие источники дают тому же острову имена Тир-нан-Ог (Земля вечной юности), Маг-Мелл (Равнина радости), Тирн-Айлл (Иной мир) и так далее. Все они имеют сходство с блаженным садом Гесперид греческой мифологии, где, как известно, тоже росли золотые яблоки, дающие вечную молодость.

Несмотря на явную легендарность Авалона, его на протяжении веков не раз пытались связать с реальными местностями. Самый известный претендент – Гластонбери, якобы называвшийся когда-то «Яблочным островом». Правда, сегодня яблонь там почти нет, да и торфяные болота, окружающие городок, при всем желании трудно счесть морем. Другой претендент – остров Бардси (Инис-Энлли) в Гвинедде, который валлийцы называли «островом святых». Здесь, по легенде, Мерлин хранил мифические Тринадцать сокровищ Острова Британии, а после уснул волшебным сном в потайной пещере в скалах. На острове до сих пор можно увидеть неимоверно старую, но еще плодоносящую яблоню – остаток давно исчезнувшего сада.

Бретонцы считают Авалоном остров Олерон или Иль-д’Аваль (Яблочный остров). Французы – город Авалон в Бургундии, связанный с именем Аврелия Амброзия. Англичане – форт Абаллава (ныне Берг-бай-Сэндс) в Камберленде. Шотландцы – остров Мей близ Эдинбурга, где, по мнению местных фольклористов, тоже обитали кельтские жрицы. Недавно появился еще один кандидат – заброшенный женский монастырь Инкайллох на острове посреди озера Лох-Ломонд, где в языческие времена жили девять колдуний во главе с уродливой Кайллех Бейр (Старухой из Берри). Зимой они, как Снежная королева, сковывали озеро льдом, а в остальное время развлекались тем, что топили рыбачьи лодки.

Вероятно, языческая традиция представляла девять дочерей Аваллаха чем-то вроде валькирий, переносящих на остров души павших героев. Описания Авалона до нас не дошли, но, судя по другим «островам блаженных» кельтского мира, это туманная страна, где привычные людям законы и формы искажены до неузнаваемости. Границы между ним и нашим миром достаточно прозрачны – их легко преодолеть в некоторые дни или при посредстве «проводников», принимающих облик людей или животных (особенно любимых кельтским фольклором белых красноухих псов). Времени в Авалоне нет, его жители не стареют, а человек, прожив там несколько дней, обнаруживает, что в его родных краях за это время прошли десятки или даже сотни лет (случается, впрочем, и обратное). Это вполне объясняет веру кельтов в долгую жизнь Артура и его будущее возвращение.

География перемещений Артура в пространстве символично простирается от вполне реальной крепости в Корнуолле до места целиком мифического. Таким же был маршрут короля во времени: начав свое существование реальным человеком «темных веков» со всеми достоинствами и недостатками, присущими его времени, он завершил его персонажем легенды, которой предстояло разрастаться долгие века, вовлекая в свою орбиту все новых действующих лиц.