28 августа 1429 года Жанна смотрела на Париж с вершины холма Мучеников Монмартра. Герцог Аланонский, стоявший рядом, рассказывал ей про огромный город, какого она не видела никогда в жизни. Париж, римская Лютеция, уже почти тысячу лет был столицей Французского королевства. Когда-то маленький и тесный, за последние полтора века он сильно разросся вместе с королевскими владениями. В центре, посреди Сены, располагалось сердце города — остров Сите с высокими шпилями Нотр-Дама и Сент-Шапели, — а по обоим берегам теснились храмы, дворцы, бесчисленные дома и лавки. Столицу защищали крепкие стены времен Филиппа-Августа, перестроенные при Карле V. На эти стены и ворота в них Жанна смотрела взглядом опытного военачальника. Прямо перед ней были ворота Монмартр, слева — Сен-Дени, справа — Сент-Оноре. Последние казались самыми удобными для штурма: подходы к ним были густо застроены домами, значит, стрелять по нападающим будет трудно. Но ворота были защищены башнями со множеством бойниц и двумя глубокими рвами с подъемными мостами. Взять их непросто — пожалуй, лучше будет перебраться через стену подальше от башен и их смертоносного огня. А пока не подошли главным силы, будет не лишним потрепать нервы противнику.

Жанна д'Арк осаждает Париж. Средневековая миниатюра

Следующие несколько дней пушки герцога Алансонского обстреливали стены города с высот Монмартра, а сам герцог без устали ездил в Санлис, где обосновался король, и обратно. Он передавал Карлу все более настоятельные просьбы Девы: "Я введу вас в Париж, Ваше величество, только не медлите!" Но Его величество продолжал тянуть время — принимал просителей, охотился, посещал храмы и святые места… Ему казалось, что Париж и так перейдет к нему после неизбежного мира с бургундцами. Зачем торопиться и тратить силы на штурм хорошо укрепленного города? Невольно в нем поднималось раздражение против Жанны — девушка хорошо поработала, но теперь становится помехой. Она думает, что может решать за короля, какие города брать, с кем воевать, а с кем договариваться. Какое самомнение со стороны неграмотной крестьянки! Народ любит ее, но прежде всего он предан своему монарху. Деве нужно указать ее место, а если она не согласится… тогда…

Дальше король предпочитал не загадывать — нужно было как-то разобраться осадой Парижа, в которую он был втянут помимо воли. Когда оттягивать дальше стало уже просто неприлично, войско двинулось в поход и за три дня добралось до стен Пранжа — это было 7 сентября. На следующий день был назначен штурм. Шеститысячной королевской армии противостояли 4000 солдат врага и местных ополченцев. Натиск на стену между воротами Сент-Оноре и Сен-Дени возглавили сама Жанна, Жиль де Ре и Рауль де Гокур.

Секретарь Парижского парламента Клеман де Фокомбер, тот самый, что нарисовал портрет Жанны, вечером этого тревожного дня записывал в дневник: "Четверг, 8-й день сентября. Праздник Рождества Богородицы. Солдаты мессира Карла де Валуа, собравшиеся в большом числе пред стенами Парижа у ворог Сент-Оноре в надежде захватить город и нанести вред жителям Парижа в большей степени внезапностью нападения, чем мощью и силой оружия, около двух часов пополудни начали делать вид, что хотят осадить названный город Париж… И в этот час были в Париже поддавшиеся панике или подкупленные люди, поднявшие голос во всех частях города и с той и с другой стороны мосгов, которые кричали, что все потеряно, что враг вошел в Париж и что всем нужно бежать и стараться спастись".

Скорее всего, эти паникеры были сторонниками арма-ньяков, но за оружие они так и не взялись. Париж не поддержал своих освободителей, которые без устали лезли на стену, приставляя к ней лестницы и падая вниз под градом стрел и ливнем горячей смолы. Еще один очеиидец событий, французский офицер Персиваль де Кани, вспоминал: "Дева взяла в руки свое знамя и среди первых вошла в ров со стороны Свиного рынка. Штурм шел трудно и долго, и было отрадно слышать весь этот шум и грохот выстрелов пушек и кулеврин, из которых обстреливали нападающих, и летели во множестве стрелы, дротики и копья… Штурм продолжался примерно с часу после полудня до часа наступления сумерок; после захода солнца Дева была ранена стрелой из арбалета в бедро, а после ранения она изо всех сил кричала, чтобы каждый приблизился к стенам и что город будет взят; но, поскольку наступила ночь и она была ранена, а солдаты устали от долгого штурма, который они предприняли, сир де Гокур и другие пришли за Девой и против ее воли вынесли ее из рва, и так закончился штурм".

Можно только удивляться силе духа девушки, которая после серьезного ранения отказывалась покидать иоле боя, а в лагере Ла-Шапель не забылась сном, а молилась чуть не до рассвета за победу французов. На следующий день она уже собиралась ехать на место боя вместе с герцогом Алансонским, но пришедшие к ним герцог Бар и граф Клермон передали приказ короля — прекратить наступление. Другим приказом было велено разрушить построенный накануне дощатый настил через ров. Войска отступили в Сен-Дени, где 10 сентября Карл VII распорядился "вернуться к реке Луаре". Жанна пыталась возражать: как можно отступать теперь, когда до победы осталось совсем немного? Но на сей раз ей мало кто верил, да и сама она, казалось, не верила себе. Быстрое взятие Парижа было невозможно, как и долгая осада в условиях, когда к городу двигались новые силы англичан. В глубине души Жанна понимала это, но она оказалась заложницей своих побед. Первое поражение не разрушило веру народа в нее оно подорвало ее веру в себя. Может быть, поэтому она перед отъездом пожертвовала базилике Сен-Дени свои доспехи, будто чувствуя, что скоро ее ратная служба подойдет к концу.

Путь от Парижа солдаты прошли куда быстрее, чем к нему — все устали и хотели поскорее вернуться к мирным занятиям. Вернувшись 21 сентября в Жьен, король своим указом распустил армию, которая и так уже наполовину разошлась по домам. Он был полон надежд посол герцога Бургундского Пьер де Бофремон пообещал ему, что он получит Париж "в должное время". Одновременно герцог продолжал двойную игру: встретившись с Бедфордом, получил от него новые деньги и новые области, и союз их, как сообщают хронисты, "стал крепче, чем когда-либо прежде". Узнав об этом, Карл не очень расстроился — он и не думал, что кузен будет соблюдать какие-то договоренности. Но его следовало наказать — к примеру, отобрать у бургундцев захваченные ими крепости в верховьях Луары. Эту не слишком значительную кампанию король решил доверить Деве: пусть развеется после неудачи под Парижем.

В конце сентября в Бурже начало собираться новое войско, но денег на его снаряжение было мало, а призыв к патриотизму в этот раз не помог — ведь воевать предстояло не с англичанами, а с бургундцами, теми же французами.

В итоге удалось набрать от силы тысячу солдат. Жанну покинули старые соратники — герцог Алансонский уехал в свои владения, Жиль де Ре остался при дворе, Бастард Орлеанский защищал от англичан низовья Луары. Они, как и она, не видели смысла в будущей кампании, но она поклялась служить королю и продолжала делать это теперь, когда поставленная ею перед собой задача была выполнена. Продвигаясь со своей армией вдоль реки, она брала один городок за другим. Неожиданно сильное сопротивление оказала крепость Сен-Пьер-ле-Мутье, штурм которой начался 4 ноября. Защитники метко обстреливали атакующих из луков и поливали горячей смолой, французы начали отступать. У стены осталась одна Жанна, и верный д’Олон поспешил к ней, чтобы увести прочь. Но девушка отказалась уходить:

— Я не одна, за мной многие тысячи! Мы не отступим, пока не возьмем эту крепость!

Увидев ее решимость, солдаты вернулись, и крепость была взята. Движение вперед все больше замедлялось: бургундцы забирали с собой или уничтожали все припасы, промозглая осенняя погода выматывала последние силы из голодных людей. В конце ноября надолго застряли у сильной крепости Ла-Шарите, куда на помощь Жанне пришел граф Людовик де Бурбон со своим отрядом. Крепость защищали 300 человек под командованием наемника Перрине Грессара — в свое время он взял в плен де ла Тремуя, стребовал с него огромный выкуп и знал, что мстительный камергер не помилует его, поэтому держался до последнего. Осада длилась целый месяц; люди Грессара не только не сдавались, но и смело контратаковали, захватив у противника огромную бомбарду по прозвищу "Пастушка", привезенную из Орлеана. Теперь это чугунное чудовище обстреливало со стен французов, наводя ужас. Армия таяла, одни погибали под градом пуль и ядер, другие просто разбегались. В конец декабря Жанне пришлось снять осаду и ни с чем вернуться в Жаржо. Это было второе ее поражение после Парижа.

Зиму она провела при королевском дворе в Бурже, а на севере между тем возникла новая угроза. "Три месяца чудес" отдали королю Карлу земли на северо-востоке Франции, в Шампани и Пикардии. Ему присягнули Труа, Шалон, Санлис, Суассон, Компьен. Это ставило прегражу честолюбивым планам герцога Бургундского, который мечтал о великой державе от Северного моря до Прованса. При его отце Жане Бесстрашном эти планы начали осуществляться — были присоединены Нидерланды, к Бургундии отошли обширные районы Восточной Франции, герцог Савойский заключил с ней союз. Теперь Бедфорд пообещал Филиппу Шампань, но присутствие там французских войск портило все дело, разрывая "Бургундскую империю" пополам. Герцог надеялся вернуть себе шампанские города, подкупив их власти и запугав жителей. Кое-где это удалось, но Компьен оставался непреклонным, его население было настроено резко против бургундцев. Между тем этот город находился на перекрестке главных дорог Северной Франции, и обладание им было чрезвычайно важно.

Перемирие 28 августа отдавало город бургундцам, но его жители не желали мириться с этим. Отказались они и принять королевский гарнизон, не без оснований считая, что он может предать их врагу. Капитану Гийому де Флави пришлось согласиться с мнением горожан. Тогда уполномоченный короля граф Клермон предложил герцогу Филиппу самому "урегулировать" ситуацию в Компьене, то есть захватить его. С наступлением весны к городу стали стягиваться бургундские отряды. Оборона Компьеиа была не такой важной для исхода Столетней войны, как оборона Орлеана, но она много значила для отношений между Францией и Бургундией и готовности последней к соглашению с королем. Понимая это, Жанна жаждала принять участие в этой кампании, которой предстояло стать для нее последней. Она знала, что король будет чинить ей препятствия, поэтому взяла с собой только добровольцев, преданных лично ей — несколько сотен солдат. Из капитанов с ней пошли Амбруаз Лоре и Потон де Сентрай, его неразлучный спутник Ла Гир воевал в это время в Нормандии.

В конце марта отряд Жанны добрался до города Ланьи, в окрестностях которого уже давно орудовала интернациональная банда английских и французских дезертиров, не дававшая покоя жителям. По их просьбе Дева напала на грабителей и легко рассеяла их; главарь шайки Франке из Арраса был схвачен и отдан горожанам для справедливого суда. Выслушав рассказы о злодениях наемника, Жанна не стала проявлять обычное милосердие и согласилась со смертным приговором. За это руанский трибунал после обвинил ее в убийстве, хотя такие негодяи, как Франке, находились вне закона, и с ними при поимке мог расправиться любой. Там же, в Ланьи, она совершила настоящее чудо, о чем мы знаем из материалов того же трибунала: "Спрошенная о возрасте ребенка, коего она оживила в Ланьи, она ответила, что ребенок был трех дней от роду; и его поднесли к образу Богоматери в Ланьи, и Жанне сказали, что юные горожанки пребывали подле сего образа и чтобы она изволила пойти туда и молить Бога и Богоматерь, дабы они даровали ребенку жизнь. Тогда она пошла вместе с другими девушками и молилась, и наконец жизнь появилась в ребенке, каковой трижды зевнул и был окрещен. Затем он сразу же умер и был погребен в освященной земле. Как говорили, он уже три дня не подавал признаков жизни и был черен, как туника названной Жанны".

Как ни толкуй этот эпизод, он свидетельствует о стихийно возникшем в народе культе Девы, которой приписывались самые невероятные способности. Чудесное оживление и расправа над бандитами привели к тому, что местные жители стали массово вступать в войско французов, которое достигло почти 2000 человек. Это вызвало тревогу не только бургундцев, но и англичан, которые как раз готовились к "альтернативной" коронации: 23 апреля малолетний Генрих VI с большой армией высадился в Кале, чтобы торжественно короноваться в Париже. Но появление Жанны на севере мешало этим планам — вдруг она снова решит штурмовать столицу? К тому же в Нормандии партизаны действовали все смелее, и гарантировать монархубезопасный проезд не мог никто.

Оставалось ждать и надеяться, что французы потерпят поражение под Компьеном и город перейдет в руки бургундцев. На помощь последним англичане выслали небольшой отряд лучников. В апреле к городу подпушил бургундский авангард под командованием одноглазого Жана Люксембургского, графа Линьи. Сам герцог Филипп с основными силами подтягивался с севера, не особенно торопясь — осада обещала быть долгой. 14 мая Жанна со своим отрядом прорвалась в осажденный город Оказалось, что там уже находится архиепископ Реньо де Шартр, прибывший по приказу короля с какой-то миссией, суть которой он ей не открыл. Возможно, речь шла об очередных переговорах с бургундцами, но в присутствии Жанны они вряд ли могли бы состояться. Впрочем, она не сидела в городских стенах, а сразу бросилась в соседние крепости искать помощи. Ее ждало разочарование: сильнейший в окрестностях гарнизон Суассона, прежде подчинявшийся королю, перешел на сторону герцога. Тем временем Филипп подошел к Компьену и внезапным ударом захватил одно из укреплений.

Жанна поспешила обратно, и 23 мая ее отряд вновь прорвался в Компьен. Архиепископа уже не было — вероятно, его загадочная миссия была выполнена. Капитан Гийом де Флави рассказал ей, что враги расположились на противоположном, северном берегу Уазы. Слабое место их позиций — укрепление Марии к северо-западу от города, где стоял отряд бургундских наемников, возглавляемый капитаном Нуалем. Они не горели желанием сражаться, поэтому решительный удар мог заставить их отступить. Тогда расположившиеся рядом англичане оказались бы зажаты между отрядом Жанны, городскими стенами и рекой. Их разгром мог разрушить всю оборону противника.

Флави одобрил план Жанны, но попросил времени на подготовку. Вылазку назначили на пять часов пополудни, а пока она отдала своим людям распоряжения и отправилась помолиться в приходскую церковь Сен-Жак. Находившиеся там люди обратили внимание на ее грустный вид и после службы подошли, чтобы спросить, что с ней случилось. С трудом подыскивая слова, она ответила:

— Друзья мои, я уверена, что сегодня меня предадут и продадут, и я знаю людей, замысливших это. Скоро я не смогу больше служить моей милой Франции, ибо буду отдана в руки смерти.

После событий того злосчастного дня эти слова передавал и из уст в уста, воспринимая их как пророчество, хотя подобное Жанна говорила уже не в первый раз. Пророческим можно назвать все ее поведение в предыдущие месяцы — она будто чувствовала, что ее миссия подходит к концу и разрывалась между покорным принятием своей участи и жаждой жить, вполне естественной для юной девушки. Спокойная сосредоточенность перемежалась у нее с периодами уныния, плохого самочувствия и покаянных настроений. По-видимому, в этот период она снова начала слышать голоса, хотя определенно начала говорить об этом только в плену.

Ровно в пять часов Жанна во главе своего отряда из шестисот бойцов выехала из городских ворот и направилась к Марии, миновав подъемный мост. Впереди скакала Жанна в своих белых доспехах на сером в яблоках коне, за ней — ее брат Пьер, д’Олон, капитан де Флави и командир взвода итальянских наемников Баретта. Увидев их приближение, бургундцы начали поспешно отступать. Все шло по плану, и вдруг с правой стороны появился большой вражеский отряд. План вылазки явно срывался, и французы могли сами оказаться в ловушке, которую они готовили неприятелю. Увидев это, Флави повернул коня и помчался назад к крепости, его воины последовали за ним, бросив отряд Жанны. Ей осталось только сдерживать натиск врагов, чтобы ее люди успели добраться до моста. Поняв ее замысел, к ней присоединились брат и еще несколько человек. Орудуя мечами, они сумели задержать нападавших, и солдаты уже достигли моста. Пора было следовать за ними. И тут случилось такое, что ни она, ни ее соратники не поверили своим глазам. Добравшийся до городских ворот капитан торопливо махнул рукой, и мост начал медленно подниматься на цепях. Успевшие добежать воины цеплялись за него, некоторые падали в воду и камнем шли ко дну.

Жанну окружили со всех сторон, кто-то вцепился ей в ногу, потянул с коня. Уже падая, она замахнулась мечом, но его вырвали из рук. Пленивший ее воин ликующе закричал:

— Это Дева! Я поймал Деву!

Причины того, что случилось 23 мая, до сих пор остаются предметом споров. Многие поклонники Жанны д’Арк считают, что против нее был устроен заговор, нити которого вели в Париж, а непосредственным организатором был Гийом де Флави. Будто бы для этого к нему и приезжал архиепископ, пообещавший королевскую милость за помощь в сдаче Девы врагу. Не исключено, что план вылазки в Марни внушил ей именно Флави, и он же в решающий момент оставил ее без поддержки под предлогом нападения бургундце", которого, возможно, и не было (описания средневековых сражений, как правило, очень ненадежны). А уж решение поднять мост, когда его не перешли еще все воины, однозначно говорит о предательстве.

Захват Жанны д’Арк. Художник А.-А.Дилленс

Но посмотрим на события другими глазами; капитан был храбрым и опытным солдатом, дорожившим своей честью. После пленения Жанны он продолжал защищать Комиьен до подхода королевской армии в октябре, не раз рискуя жизнью. Тем не менее до конца дней cm преследовали обвинения в сдаче Девы врагу, что заставило его оставить военную карьеру и запереться в своей усадьбе. Если допустить, что отряд бургундцев и правда напал на людей Флави, его действия выглядят вполне оправданными — поднять мост, чтобы враги на плечах отступающих не ворвались в город. Так делалось не раз, но в других ситуациях никаких подозрений не вызывало. Не исключено, что Жанне просто не повезло, хотя она сама определенно говорила о предательстве. Действия — точнее, бездействие — короля и его приближенных после ее пленения говорят в пользу именно этой версии. Узнав об этом, Карл VII предложил было собрать деньги для выкупа, но де ла Тремуй сразу заявил, что денег в казне нет.

С просьбой о выкупе Девы к королю обратился весьма уважаемый архиепископ Амбренский Жан Желю: "Я советую вам ничего не жалеть для выкупа Девы, чтоб не заслужить упрека в неблагодарности". Однако придворные придерживались иного мнения. Канцлер Реньо де Шартр снова обвинил Жанну в гордыне: "Дева взята была в плел за то, что она возгордилась… и не исполняла воли Божьей, но делала все по-своему". Он уверял Карла, что лучше бросить ее на произвол судьбы, заменив найденным им, канцлером, пастушком из Жеводана, который тоже собирается воевать с англичанами и, без сомнения, сделает это не хуже Жанны… В первом же сражении пастушок был взят в плен, проведен по улицам Руана и казнен, но Реньо это мало огорчило.

Конечно, у французов имелись знатные английские и бургундские пленники, которых можно было обменять на Деву, но об этом почему-то никто не подумал. Оставалась еще возможность организовать ее бегство, но не случилось и этого. Когда Жанну уже перевезли в Руан (почему не раньше?), король будто бы послал на ее освобождение отряд смельчаков во главе со старым Ла Гиром, но Деву охраняли слишком уж тщательно. Но и это легенда — за весь оставшийся ей год жизни никто из друзей и почитателей не пришел к ней на помощь.

Да она и не ждала помощи с того самого момента, когда бургундский солдат грубо бросил ее на землю и навалился сверху, чтобы она не вырвалась. Но она уже не вырывалась, смирилась, как будто давно уже знала свою судьбу. Как полагалось, солдат отдал ценную добычу своему командиру Лионелю, бастарду графа Вандомского, а тот уступил ее главному начальнику — графу Жану Люксембургскому. Вообще-то девушка должна была достаться сюзерену последнего Филиппу Бургундскому, но тот "великодушно" оставил ее своему вассалу, по привычке ожидая дальнейшего развития событий. Однако герцог не сдержался и в тот же день отправился к Жану в Марии, чтобы взглянуть на знаменитую пленницу. Их встреча состоялась в большом зале замка Клеру а; Жанна увидела еще нестарого (33 года), но совершенно лысого мужчину, одетого во все черное — он до сих пор носил траур по отцу, убитому на мосту Монтеро много лет назад. Прозвищем "Добрый" (Le Bon) он был обязан не доброте, которой отнюдь не обладал, а доблести на поле боя и в постели — герцог был трижды женат и имел множество любовниц. По привычке он пытался смотреть на Жанну как на женщину, но тщетно — ее мужская одежда и угловатые полудетские черты не внушали никакого желания.

О чем они говорили, осталось неизвестным, хотя в зале присутствовало немало придворных, включая придворного историографа Ангеррана де Монстреле. Конечно, герцог хотел увидеть пленницу униженной, испуганней, молящей о пощаде, но этого не случилось. Даже в состоянии глубокой депрессии, в котором она находилась, она наверняка смогла парой фраз поставить на место спесивого бургундца, и его приближенные, боясь гнева господина, постарались поскорее об этом забыть.

Верный себе, Филипп не собирался мстить дерзкой девчонке. Она была ценным товаром для торга сразу с несколькими покупателями. Главными из них, конечно, были англичане, хотя они предпочли действовать через посредников. Уже на следующий день после пленения Жанны на нее как на предполагаемую еретичку предъявил права главный инквизитор Руана. Очень скоро с такой же просьбой к герцогу обратились Парижский университет и епископ Кошон, сославшийся на то, что девушку схватили в пределах его епископства. Помимо желания услужить англичанам, у церковников были свои резоны. В католическом мире в то время назревала великая смута. Папство, прежде твердой рукой державшее идеологические вожжи, уже много лет оставалось расколотым. Претенденты на престол святого Петра, опиравшиеся на поддержку разных государей, проклинали и травили друг друга. Глядя на это, практичные коммерсанты и цеховые старшины спрашивали себя — зачем им такая церковь? В разных концах Европы возникали новые ереси, привлекавшие тысячи сторонников. В Чехии после сожжения на костре национального героя Яна Гуса дело дошло до всеобщего восстания против папской власти. В этих условиях церковные власти проявляли повышенную подозрительность, повсюду видя еретиков и врагов веры.

Появление Жанны было изначально встречено ими с подозрением, как показывали суд в Пуатье и высказывания авторитетных богословов. Уже упомянутый Жан Желю в письме дофину убеждал, что Жанна может завлечь его "в сатанинскую ловушку". Смирившись по необходимости с ее словами и действиями, церковники продолжали следить за ней, терпеливо подмечая все, что, по их мнению, противоречило истинной вере. Таких вещей набралось немало, и главными из них были три. Во-первых, Жанна носила мужскую одежду и занималась мужским делом, дерзко нарушая Божий промысел относительно женщин. Во-вторых, она подрывала авторитет церкви, заявляя, что действует от лица Бога и Его святых и не нуждается в посредниках. В-третьих, она заявляет, что действует по указанию голосов, которые есть не что иное, как дьявольское наваждение. И значит, она — служанка дьявола, ведьма. Для тех служителей церкви, что подчинялись англичанам и бургундцам — а их в то время было большинство, — за этими тремя пунктами, стоял четвертый, главный: Дева боролась против их хозяев и причинила им тяжелый урон, за что уже заслуживала самого сурового наказания.

Герцог Филипп наблюдал за спорами святых отцов, ничего не предпринимая. Он терпеливо ждал, когда на пленницу предъявит претензии реальный партнер — английское правительство в лице герцога Бедфорда и кардинала Винчестера. А пока предложил судить Жанну специальным церковным судом, в который войдут представители и инквизиции, и Парижского университета, и монашеских орденов. Председателем суда он предложил сделать Кошона, с которым был тесно связан — епископ осуществлял связь между герцогским двором и Парижем. В августе именно он привез Филиппу предложение кардинала Винчестерского — выдать Деву англичанам за шесть тысяч золотых ливров, что было весьма значительной суммой. Герцог не уступал, запросив десять тысяч плюс немедленное утверждение его наместником Шампани и Иль-де-Франса. Подумав, англичане согласились — Дева была для них важнее любой суммы денег, — но герцог по-прежнему медлил с ответом.

Порой утверждается, что епископ Винчестерский, выкупивший Жанну для суда над ней, искренне считал ее могущественной колдуньей, способной погубить малолетнего короля Генриха VI и всю Англию. Но все действия этого политика в рясе доказывают, что он был отнюдь не суеверен. Не боялся он и полководческих талантов Девы: даже если бы она вдруг вырвалась из плена, набравший силу французский король уже не доверит ей командование. Вряд ли его пугала и ее народная поддержка — как все тогдашние правители, он относился к простому народу презрительно, не считая его способным на осознанные действия. Суд и расправа над Жанной должны были достигнуть одной главной цели: доказательства, что недавние победы французов, как и коронация Карла VII, достигнуты при помощи колдовства, а значит, недействительны. Это давало возможность не только оспорить их законность, но и натравить на короля католических фанатиков всей Европы, в том числе и самой Франции. Конечно, была и другая цель — отомстить Жанне за оскорбление, нанесенное английским вельможам, за страх, который они испытали. Но епископ, повторим, был политиком и очень редко позволял чувствам одержать верх над разумом.

Между тем Жанна продолжала свой крестный путь по тюрьмам. Просидев несколько дней в сыром подвале замка Клеруа, она была переведена в Болье-ле-Фонтен, которым владел пленивший ее Лионель де Вандом. По дороге ей позволили заехать в монастырь Святой Маргариты в деревушке Элинкур, чтобы преклонить колени перед статуей той, кому, по ее убеждению, принадлежал один из ее возлюбленных голосов. В Болье ее вместе с другими пленниками — братом Пьером и Жаном д’Олоном — заключили в мрачное подземелье, откуда скоро вывели для поездки в город Нойон, куда приехал герцог Бургундский. На сей раз встретиться с ней пожелала его молодая жена Изабелла Португальская; она готовилась родить герцогу наследника, и он счел возможным выполнить ее просьбу и показать ей знаменитую Деву. По мнению Р. Перну, благодаря ее заступничеству Жанна была переведена в более комфортное место. Но, скорее всего, перевод Жанны из Болье был вызван попыткой побега. Однажды солдат, стороживший камеру девушки, куда-то отлучился, и она сумела выйти из башни, но во дворе замка ее заметили и схватили. Позже на суде она рассказала: "Я заперла бы моих сторожей в башне, если бы не привратник, который повстречался на моем пути и увидал меня". Возможно, она смогла бы спастись, если бы не задержалась, чтобы разыскать своих товарищей — Жанна всегда думала о других больше, чем о себе.

В середине июня граф Жан велел перевезти ее в свою постоянную резиденцию — замок Боревуар на нынешней франко-бельгийской границе. Путь туда длиной 60 километров Дева и двое других узников проделали за пять дней, сделав остановку в замке Гам, где века спустя был заключен другой знаменитый пленник — император Наполеон III. От замка Боревуар время оставило только одинокую башню и основание стены, но в XV веке это была грозная крепость, которой владел род Люксембургов — владельцев одноименного герцогства, до сих пор остающегося суверенным государством. Боревуар принадлежал побочной ветви рода, владевшей графством Линьи. В центре замка высился мощный донжон в три этажа на верхнем из которых находилась камера пленницы. На остальных жили домочадцы Люксембурга, три тезки Жанны — жена графа Жанна де Бетюн, ее дочь от первого брака Жанна де Бар и старая тетка, бывшая фрейлина Изабеллы Баварской. Все они недолюбливали англичан и тайно сочувствовали арманьякам, поэтому Дева встретила с их стороны самое теплое отношение. Впервые за время плена у нее появились мягкая постель и приличная еда, ей позволили даже принимать гостей, одним из которых был живший неподалеку молодой рыцарь Эймон де Маси. Он был очарован девушкой и дал понять, что может помочь ей бежать. Но в обмен ему требовалось то, с чем Жанна никак не соглашалась расстаться. После неприятного объяснения сир Эймон в синяках и ссадинах выскочил из башни и больше не появлялся.

Оставалась надежда, что супруга графа уговорит мужа взять у французского короля выкуп за пленницу. Она старалась как могла, и Жан уже начал соглашаться с ее доводами, но тут прибыли посланцы от герцога Бургундского, и его позиция резко изменилась. С тех пор дамы уже не были так откровенны с Жанной, и она чувствовала, что в ее судьбе скоро произойдут совсем не добрые перемены. Однажды, глядя в окно, она увидела, что часть стены замка разобрана для починки — и решилась на побег. Связав простыни, ночью вылезла в окно, но веревка оборвалась. Утром ее, еле живую, нашли на камнях у подножия башни. Долго выхаживали, а потом заперли в камере, охраняя день и ночь.

Она не знала, что происходит за стенами замка. Не знала, что Компьен, героически отбивавший атаки бургундцев, выстоял и 26 октября был освобожден от осады королевской армией. В тот же день герцог Бургундский потребовал у Люксембурга передать ему пленницу. До этого он еще подумывал обменять Жанну на Компьен и другие северные крепости, но теперь победивший Карл VII наверняка не пошел бы на подобный обмен. Это решило судьбу Девы: "добрый" герцог решился продать ее англичанам. К тому времени те как раз сумели набрать нужную сумму — 10 тысяч ливров, которые были перевезены во Францию и вручены казначею Жана Люксембургского Жану Брюизу. Сделка совершилась в строгой тайне, но о ней тут же узнали осведомленные лица по всей Европе. 24 ноября информатор уже знакомого нам Никколо Морозини написал ему из Брюгге: "Достоверно, что Дева отправлена в Руан к английскому королю и по этому случаю мессир Жан Люксембургский, взявший ее в плен, получил 10 тысяч за то, что выдал ее англичанам". Получив письмо, Морозини доложил правительству Венецианской республики: "Сначала мы слышали, что девушка находится в руках герцога Бургундского, и многие говорили, что за деньги англичане получат ее. Узнав об этом, дофин потребовал к себе их посольство, дабы сказать им, что ни при каких условиях он не сможет согласиться на подобное дето и что он так же поступит с теми из их людей, кто находится в его руках".

Еще в конце октября Жанну под строгой охраной отвезли из Боревуара в Аррас, северную резиденцию герцога, а оттуда в замок Ле-Kpoтya на берегу моря, где передали в руки английских посланцев, возглавляемых епископом Кошоном. Начался ее скорбный двухнедельный путь в Руан — самый безопасный для англичан город Северной Франции, выбранный местом суда. Жанну, закованную в цепи, везли в телеге, подкармливая дважды в день черствым хлебом и солониной. Английские солдаты смотрели на нее с откровенной ненавистью, иные даже предлагали бросить ее в речку и проверить, правда ли, что ведьмы не тонут. Кошон с трудом защитил ее, пугая служивых гневом начальства. 23 декабря телега въехала в Руан и по безлюдным улицам когда-то оживленного города добралась до мрачных стен Буврейского замка, построенного в 1204 году Филиппом-Августом. В его башне Орлеанской Деве предстояло провести последние и самые тягостные пять месяцев своей недолгой жизни.