Раннехристианские адопционисты

Нам известен ряд христианских сект II‑III веков, придерживавшихся адопционистских представлений о Христе. Они получили такое название потому, что их сторонники утверждали: Иисус не имел Божественной природы, он был человеком из плоти и крови, которого Бог «усыновил» (лат. adopto) — как считалось, при крещении.

Одной из наиболее известных раннехристианских сект, придерживавшихся адопционистских взглядов, была секта иудействующих христиан евионитов (эбионитов). Мы не знаем точно, почему им дали такое название. Возможно, это самоназвание, происходящее от еврейского слова «эбион» — «бедный». Эти последователи Иисуса могли подражать его первым ученикам, оставить все, кроме своей веры, и ради спасения людей обречь себя на добровольную бедность.

Но какими бы ни были корни названия, воззрения членов секты ясно отражены в наших ранних источниках, особенно написанных противниками евионитов, считающими их еретиками. Эти последователи Иисуса были, подобно ему, иудеями, и отличались от других христиан тем, что непоколебимо верили: чтобы следовать примеру Иисуса, необходимо быть иудеем. Для мужчин это означало обрезание, для мужчин и женщин — соблюдение закона Моисеева, в том числе кошера, субботы и иудейских религиозных праздников.

От других христиан их отличала, в частности, убежденность в том, что Иисус — иудейский мессия. Но ввиду строго монотеистичных взглядов — веры в единого Бога — они утверждали, что сам Иисус не обладает Божественностью, что он человек, по «природе» ничем не отличающийся от остальных людей. Он родился от плотского союза его родителей, Иосифа и Марии, как рождается любой другой человек (его мать не была непорочной девой), и вырос в семье иудеев. От других людей Иисус отличался праведностью, строгим соблюдением иудейских законов, и за эту великую праведность Бог при крещении сделал его Своим Сыном: с небес раздался голос, возвещающий, что Иисус — Сын Божий. С этого момента Иисус чувствовал себя призванным исполнить миссию, предназначенную для него Богом — умереть на кресте, стать праведной жертвой за чужие грехи. И он исполнил свое предназначение, а Бог восславил эту жертву — воскресил Иисуса из мертвых и вознес его на небеса, где с тех пор он ждет, когда вернется на землю как судия.

По мнению евионитов, до своего появления на земле Иисус не существовал, не был рожден непорочной девой и не обладал Божественностью. Он был выделяющимся среди всех людей праведником, которого Бог избрал и поддерживал с ним особые отношения.

В ответ на эти адопционистские взгляды протоортодоксальные христиане утверждали, что Иисус был не «простым» человеком, а наделенным Божественностью, в некотором смысле был самим Богом. Он родился от непорочной девы, праведностью превосходил всех, так как имел иную природу, и при крещении Бог не сделал его Своим Сыном (путем усыновления), а просто подтвердил, что Иисус — Его Сын и был таковым всегда.

Каким образом эти споры повлияли на тексты Писания, бывшие в обращении во II‑III веках — тексты, которые переписывали писцы — непрофессионалы, сами в большей или меньшей степени вовлеченные в подобную полемику? Если и существуют чтения, которые выглядят как дело рук писцов, придерживавшихся адопционистских взглядов, то их очень мало. Причина этой нехватки свидетельств неудивительна. Если адопционисты вносили свои представления в тексты Писания, наверняка их исправили переписчики последующих периодов, приводя в соответствие со своими более ортодоксальными убеждениями. Однако мы находим примеры текста, исправленного таким образом, чтобы он мог подтверждать ортодоксальные взгляды в спорах с адопционистами. В этих изменениях упор сделан на то, что Иисус родился от непорочной девы, а не был усыновлен при крещении и что сам он был Богом.

 

Антиадопционистские изменения текста

Мы уже видели одно разночтение, относящееся к этим христологическим спорам, когда рассматривали в четвертой главе исследование текста, предпринятое Веттштейном. Изучив Александрийский кодекс, ныне хранящийся в Британской библиотеке, Веттштейн определил, что в 1 Тим 3:16, где в большинстве поздних манускриптов сказано о Христе как о «Боге, явившемся во плоти», в этом раннем манускрипте говорится о Христе, «кто явлен во плоти». На греческом языке это незначительное расхождение: оно заключается в разнице между очень похожими буквами — тэтой и омикроном (ʘΣ и ΟΣ). Поздний переписчик изменил оригинальное чтение, в результате вместо «кто» появилось слово «Бог» (явлен во плоти). Иначе говоря, текст был отредактирован так, чтобы он подчеркивал Божественность Христа. Поразительно, но то же самое исправление встречается в четырех из прочих ранних манускриптов 1 Тим: во всех переписчики изменили текст одинаково, поэтому он теперь недвусмысленно называет Иисуса «Богом». Такой вид этот фрагмент текста имел в подавляющем большинстве поздних византийских (то есть средневековых) манускриптов, в этом же виде он использовался для большинства современных переводов.

Но в самых ранних и качественных манускриптах говорится о Христе как о том, «кто» был явлен во плоти, Иисуса не называют Богом напрямую. Данное изменение стало преобладающим в средневековых манускриптах, в которые его вводили, чтобы подчеркнуть Божественность Иисуса в тексте, прежде свидетельствовавшем о ней в лучшем случае неопределенно. Это и есть пример антиадсшционистского изменения — правки текста, который должен был служить доказательством против убеждения в человеческой, а не Божественной природе Иисуса.

Еще одно антиадопционистское изменение было внесено в текст Евангелия от Луки, где говорится о ранних годах жизни Христа. В одном фрагменте нам сообщают, что, когда Иосиф и Мария взяли Иисуса в Храм и святой Симеон благословил его, «его отец и мать дивились сказанному о Нем» (Лк 2:33). Его отец? Но как мог текст назвать Иосифа отцом, если Иисус родился от непорочной девы? Неудивительно, что многие переписчики меняли текст во избежание возможных проблем: «Иосиф же и Матерь Его дивились сказанному о Нем». На текст в таком виде уже не могли ссылаться адопционисты, утверждая, что Иосиф был отцом Иисуса.

Подобное явление наблюдается несколькими стихами позднее, где сказано о визите двенадцатилетнего Иисуса в Храм. Сюжет известен: Иосиф, Мария и Иисус прибыли в Иерусалим на праздник, но когда вся семья уже возвращалась с караваном, не сразу обнаружилось, что Иисус остался в городе. Как гласит текст, «и не заметили того родители Его». Почему речь идет о родителях, если Иосиф не отец Иисуса? В ряде источников проблема «устранена»: после исправления текст выглядит как «и не заметили того Иосиф и Матерь Его». И опять через несколько стихов, когда они возвращаются в Иерусалим и повсюду ищут Иисуса, Мария спустя три дня находит его в Храме. Она упрекает: «Отец Твой и Я с великой скорбью искали Тебя». Некоторые писцы разрешили и эту проблему — на сей раз просто написав «мы с великой скорбью искали Тебя».

Одно из наиболее интригующих антиадопционистских разночтений в наших манускриптах содержится там, где его меньше всего ожидаешь увидеть — в рассказе о том, как Иоанн крестил Иисуса: многие адопционисты утверждали, что именно в этот момент Бог избрал Иисуса Своим приемным Сыном. В Евангелиях от Луки и Марка при крещении Иисуса разверзаются небеса и Дух в виде голубя нисходит на Иисуса, а с небес слышится глас. Но в манускриптах Евангелия от Луки даны разные указания насчет того, чей это был глас. Согласно большинству наших источников, он произносит те же слова, что и в Евангелии от Марка: «Ты Сын Мой возлюбленный; в Тебе Мое благоволение!» (Мк 1:11; Лк 3:22). Но в одном раннем греческом манускрипте и в нескольких латинских глас говорит нечто совсем иное: «Ты Сын Мой, сегодня Я родил тебя». Сегодня Я родил тебя! Разве не значит это, что день крещения и был днем, когда Иисус стал Сыном Божьим? Разве не могли адопционисты воспользоваться этим текстом, указывая, в какой момент Бог признал Иисуса Своим Сыном? Это разночтение представляет такой интерес, что мы рассмотрим его подробнее — как иллюстрацию к трудностям, с которыми сталкиваются текстологи.

Первый из вопросов, на которые предстоит дать ответ, звучит так: какая из двух форм текста является первоначальной, а какая — более поздним изменением? В подавляющем большинстве греческих манускриптов содержится первое чтение («Ты Сын Мой возлюбленный; в Тебе Мое благоволение!»), следовательно, возникает искушение признать второй вариант изменением. Проблему в данном случае представляет то, что этот стих процитирован множеством ранних отцов церкви, причем это было сделано раньше, чем переписаны упомянутые манускрипты. В II‑III веках этот текст цитировали повсюду — в Риме, Александрии, Северной Африке, Палестине, Галлии, Испании. И почти во всех этих случаях приводится другая форма текста — «Ты Сын Мой, сегодня Я родил тебя».

Более того, в параллельном отрывке Евангелия от Марка содержится менее вероятный вариант текста. Как мы уже видели, обычно переписчики старались согласовать тексты, а не уничтожить эту согласованность; следовательно, отличающаяся форма текста из Евангелия от Марка с большей вероятностью является оригиналом Евангелия от Луки. Эти доводы позволяют предположить, что реже встречающееся чтение — «Ты Сын Мой, сегодня Я родил тебя» — на самом деле присутствовало в оригинале и что его изменили переписчики, настороженные его адопционистским характером.

Но некоторые ученые пришли к противоположному выводу, утверждая, что в сцене крещения у Луки глас не мог произносить «Ты Сын Мой, сегодня Я родил тебя», поскольку к этому моменту повествования в Евангелии от Луки уже стало ясно, что Иисус — Сын Божий. Так, в Лк 1:35 еще до рождения Иисуса ангел Гавриил объявляет матери Иисуса, что «Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим». Иначе говоря, для самого Луки Иисус был Сыном Божьим уже при рождении. Этот довод опровергал утверждение, согласно которому Иисус стал Сыном Божьим при крещении — следовательно, более распространенное чтение «Ты Сын Мой возлюбленный; в Тебе Мое благоволение!» является, вероятно, оригинальным.

Эта цепочка рассуждений, на первый взгляд столь убедительная, представляет лишь одно затруднение: в ней упущено типичное для Луки (не только в евангелии, но и во втором томе его трудов, в Деяниях) упоминание о предназначении Иисуса. Вспомним, например, что Лука говорит об Иисусе как «мессии» (это слово на древнееврейском соответствует греческому термину «Христос»). Согласно Лк 2:11, Иисус родился как Христос, но в одном из отрывков Деяний сказано, что Иисус должен стать Христом при крещении (Деян 10:37–38); в другом отрывке Лука утверждает, что Иисус стал Христом, когда воскрес (Деян 2:38). Как могут быть верными все эти утверждения? По — видимому, Луке было важно подчеркнуть ключевые моменты жизни Иисуса, и эти акценты имели чрезвычайно большое значение для отождествления Иисуса (то есть как Христа). То же самое справедливо для представлений Луки об Иисусе как о Господе. О нем говорится как о родившемся Господе в Лк 2:11; его при жизни называют Господом в Лк 10:1, но в Деян 2:38 указано, что он станет Господом, только когда воскреснет.

Для Луки отождествление Иисуса как Господа, Христа и Сына Божьего имеет большое значение. Но время, в которое оно происходило, явно не играет столь же важной роли. Иисус действительно является всем перечисленным в решающие моменты своей жизни — например, при рождении, крещении и воскресении.

Значит, можно сделать вывод, что первоначально в описанном Лукой крещении Иисуса глас с небес объявил: «Ты Сын Мой, сегодня Я родил тебя». Вероятно, Лука не предполагал адопционистского толкования этих слов, так как уже указал, что Иисуса родила непорочная дева (в главах 1–2). Но христиан последующих времен текст Лк 3:22 мог поразить возможным подтекстом, так как он выглядел пригодным для адопционистских толкований. Чтобы предотвратить подобное восприятие текста, ряд протоортодоксальных переписчиков внес в текст изменения, приводя его в полное соответствие с текстом Мк 1:11. Теперь глас уже не заявляет, что Иисус рожден Богом, а просто подтверждает: «Ты Сын Мой возлюбленный; в Тебе Мое благоволение!» Словом, мы имеем дело с еще одним антиадопционистским изменением текста

***

Эту часть дискуссии мы завершим рассмотрением третьего подобного случая правки. Как и 1 Тим 3:16, она связана с текстом, который переписчик изменил, чтобы недвусмысленно указать: Иисуса следует воспринимать как Бога. Этот отрывок содержится в Евангелии от Иоанна, которое в большей мере, чем другие евангелия, вошло в Новый Завет с уже имеющимся указанием на Божественную природу Иисуса (см., например, Ин 8:58; 10:30; 20:28). Это отождествление особо примечательным способом осуществлено в отрывке, оригинал которого вызвал бурные споры.

Первые восемнадцать стихов Евангелия от Иоанна иногда называют прологом. Именно здесь Иоанн упоминает о «Слове Божием», которое было «в начале у Бога» и «было Бог» (стихи 1–3). Этим Словом Бог создал все сущее. Более того, это Божественный способ поддержания связи с миром; с помощью Слова Бог являет себя людям. Нам объясняют, что однажды «Слово стало плотию и обитало с нами». Другими словами, собственное Слово Бога превратилось в человеческое существо (стих 14). И этим человеческим существом был «Иисус Христос» (стих 17). Следовательно, согласно таким представлениям, Иисус Христос — «воплощение» Слова Божьего, которое было у Бога в начале, само было Богом, и «все чрез Него начало быть».

Пролог заканчивается поразительными словами, известными нам в двух вариантах: «Бога не видел никто никогда; единородный Сеян (единый Бог), сущий в недре Отчем, Он явил» (стих 18).

Текстологическая проблема возникает при отождествлении этого «единородного». Как следует воспринимать его — как «единого Бога, сущего в недре Отчем», или как «единородного Сына, сущего в недре Отчем»? Надо отметить, что первое чтение содержится в самых ранних манускриптах, которые обычно считаются наилучшими и принадлежат к текстам александрийского типа. Странно другое: то, что это чтение редко встречается в манускриптах, никак не относящихся к Александрии. Могло ли это чтение быть созданным переписчиками в Александрии и популяризовано там? Если да, этим объяснилось бы содержание в подавляющем большинстве манускриптов другого чтения, в котором Иисус назван не «единым Богом», а «единородным Сыном».

Есть и другие причины полагать, что верным является это последнее чтение. Выражение «единородный Сын» (иногда его ошибочно переводят как «единственный рожденный Сын») встречается в Евангелии от Иоанна несколько раз (см. Ин 3:16, 18); но больше нигде о Христе не говорится как о «едином Боге». Более того, что могли подразумевать подобные слова о Христе? Греческое «единый» означает «единственный в своем роде», так можно назвать только то, чему нет равных. Выражение «единый Бог» должно относиться к самому Богу Отцу, в противном случае Он не будет единым. Но если оно относится к Отцу, каким образом оно может относиться к Сыну? Если принять во внимание то, что гораздо чаще в Евангелии от Иоанна встречается (и понятнее звучит) выражение «единородный Сын», по — видимому, этот текст и был первоначально записан как Ин 1:18. Сами по себе эти представления о Христе весьма возвышенны — он «единородный Сын, сущий в недре Отчем». Он тот, кто объясняет Бога всем и каждому.

Но очевидно, некоторые переписчики — скорее всего, в Александрии — остались недовольны даже этими возвышенными представлениями о Христе и подчеркнули их, изменив текст. Христос стал не просто единственным Сыном Бога, но и самим единым Богом! Следовательно, это еще одно антиадопционистское изменение, внесенное в текст протоортодоксальными переписчиками II века.

 

Раннехристианские докеты

Богословских взглядов, полностью противоположных взглядам иудействующих христиан евионитов, а также их адопционистской христологии, придерживались христианские секты докетов. Это название происходит от греческого слова DOKEO, означающего «казаться», «выглядеть». Докеты верили, что Иисус не был человеческим существом из плоти и крови — они считали его природу Божественной и только Божественной, он лишь «казался», или «выглядел», человеческим существом — чтобы ощущать голод, жажду и боль, истекать кровью и умирать. Поскольку Иисус был Богом, он не мог на самом деле быть человеком. Он просто сошел на землю в человеческом облике.

Вероятно, самым известным докетом в первые века христианства был философ и проповедник Маркион. Нам многое известно о нем, потому что отцы протоортодоксальной церкви, такие, как Ириней и Тертуллиан, считали его взгляды представляющими подлинную угрозу и поэтому пространно опровергали их. В частности, мы располагаем пятитомным трудом Тертуллиана «Против Маркиона», в котором подробно разбираются и подвергаются нападкам представления Маркиона о вере. Из этого полемического трактата можно сделать вывод об особенностях взглядов Маркиона.

Как мы уже видели, Маркион, по — видимому, развивает учение апостола Павла, которого считает истинным последователем Иисуса. В некоторых письмах Павел проводит различие между законом и евангелиями, утверждая, что человек оправдан пред Богом по вере Христовой, а не потому, что он соблюдает иудейские законы. С точки зрения Маркиона, это различие между Благой вестью Христа и Моисеевым законом было абсолютным настолько, что Бог, даровавший закон, никак не мог быть тем же, который даровал спасение во Христе. Иными словами, это два разных божества. Бог Ветхого Завета сотворил мир, сделал Израиль своим народом избранным и дал ему строгий закон. Когда люди нарушают закон (как делают они все), он карает их смертью. Иисус явился от высшего Бога, был послан, чтобы спасти народ от гнева Бога иудеев. Поскольку он не принадлежит этому Богу, сотворившему материальный мир, очевидно, Иисус не является частью материального мира. Следовательно, это означает, что он в действительности не мог родиться, не имел тела из плоти и крови, не мог истекать кровью и не мог по — настоящему умереть. Все это лишь видимость. Но поскольку Иисус выглядел умирающим — и казался идеальной жертвой, — Бог иудеев принял его смерть в уплату за грехи. Все, кто верит в нее, будут спасены от этого Бога.

Такие протоортодоксальные авторы, как Тертуллиан, упорно выступали против подобных богословских выводов и утверждали, что если бы Христос не был человеком, он не мог бы спасти других людей; если бы он не пролил кровь, его кровь не принесла бы спасения, если бы он не умер по — настоящему, его «видимая» смерть была бы бесполезна. Тертуллиан и другие строго придерживаются убеждения, что Иисус — обладающий Божественной природой (вопреки словам евионитов и других адопционистов) — был тем не менее истинным человеком. Он имел плоть и кровь, мог чувствовать боль, истекал кровью, действительно умер и на самом деле телесно воскрес из мертвых, а затем вознесся в теле на небеса, где ждет, чтобы физически вернуться во славе.

 

Антидокетические изменения текста

Споры по поводу докетической христологии оказали влияние на переписчиков, которые копировали книги, со временем вошедшие в Новый Завет. В качестве примера я рассмотрю четыре текстовых разночтения в последних главах Евангелия от Луки: как мы знаем, оно было единственным, которое Маркион включил в состав канонических писаний.

Сначала обратимся к отрывку, который мы уже изучали в главе 5 — рассказу о «кровавом поте» Иисуса. Как мы видели, стихов, о которых идет речь, скорее всего не было в оригинале Евангелия от Луки. Вспомним, что в отрывке описаны события, произошедшие непосредственно перед взятием Иисуса под стражу, когда он оставляет учеников, чтобы помолиться, и просит пронести мимо него чашу страданий, но вместе с тем говорит, что на все воля Божья. Затем в некоторых манускриптах идут стихи, представляющие собой предмет спора: «Явился же Ему Ангел с небес и укреплял Его. И находясь в борении, прилежнее молился; и был пот Его, как капли крови, падающие на землю» (стихи 43–44).

В пятой главе я утверждал, что стихи 43–44 нарушают структуру этого отрывка Евангелия от Луки, которая без них представляет собой хиазм, приковывающий внимание к молитве Иисуса об исполнении воли Божьей. Кроме того, я указал, что эти стихи содержат богословские идеи, разительно отличающиеся от остальных, изложенных Лукой в рассказе о Страстях Господних. Повсюду в тексте Иисус спокоен, он владеет ситуацией. По сути дела, Лука изменил себе, исключив из повествования любые упоминания о муках Иисуса. Следовательно, эти стихи не просто исчезли из важных ранних источников — они идут вразрез с изображением встречающего смерть Иисуса, характерным для других отрывков Евангелия от Луки.

Но зачем же тогда переписчики добавили их? Мы в состоянии ответить на этот вопрос. Примечательно, что на эти стихи трижды ссылаются протоортодоксальные авторы середины — конца II века (Иустин Мученик, Ириней из Галлии, Ипполит Римский), и еще более интригующим выглядит тот факт, что каждый раз эти упоминания делались в стремлении опровергнуть домыслы об Иисусе как ненастоящем человеке. То есть глубокие страдания, которые испытывает Иисус согласно этим строкам, были предъявлены как доказательство его человеческой природы, его способности мучиться, подобно остальным людям. Так, например, раннехристианский апологет Иустин после замечания, что «пока он молился, его пот падал на землю, словно капли крови», утверждает: это доказательство того, «что Отец повелел, чтобы его Сын претерпел такие муки ради нашего спасения», поэтому нам «не следует считать, что он, будучи Сыном Божиим, не чувствовал, что происходит с ним и какие страдания ему причиняют».

Иными словами, Иустин и его протоортодоксальные сторонники понимали, что эти строки служат ярким, наглядным свидетельством тому, что Иисус не просто «казался» человеком: он действительно был человеком во всех смыслах этого слова. Следовательно, вполне вероятно такое объяснение: если, как мы уже видели, эти стихи не входили в оригинал Евангелия от Луки, их добавили с антидокетическими целями, так как они прекрасно изображали истинную человеческую природу Иисуса.

***

Протоортодоксальным христианам было важно подчеркнуть, что Христос был настоящим человеком из плоти и крови, поскольку именно принесение в жертву его плоти и пролитие его крови обеспечило спасение — не видимое, а подлинное. Еще одно разночтение в повествовании Луки о последних часах жизни Иисуса делает акцент на этой подлинности. Оно содержится в тексте о Тайной вечере Иисуса с учениками. В одном из самых ранних греческих манускриптов и в нескольких латинских источниках мы читаем:

И взяв чашу и благодарив, сказал: примите ее и разделите между собою; ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не придет Царствие Божие. И взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть Тело Мое. И вот, рука предающего Меня со Мною за столом (Лк 22:17–19).

Но в большинстве манускриптов есть дополнение к тексту, которое прозвучит знакомо для многих читателей Библии, поскольку оно вошло почти во все современные переводы. Иисус говорит «сие есть Тело Мое» и продолжает «которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание», а про чашу после вечери добавляет «сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается».

Это знакомые слова «установления» вечери Господней, в очень похожем виде известные по Первому посланию к Коринфянам (1 Кор 11:23–25). Несмотря на всю их известность, есть веские основания считать, что они не входили в оригинал Евангелия от Луки, а были вставлены в него, чтобы подчеркнуть, что «ломимое» тело Иисуса и пролитая кровь были преданы «за вас» и принесли спасение. Прежде всего, трудно объяснить, зачем переписчикам понадобилось опускать эти стихи, если они входили в оригинал Луки (к тому же здесь нет, к примеру, гомеотелевтона, которым можно было бы объяснить упущение), тем более потому, что именно они поясняют текст и придают ему гладкость. После исключения этих стихов большинству читателей текст представляется несколько усеченным. Возможно, непривычный усеченный вариант (без данных строк) побудил переписчиков добавить эти стихи.

Более того, следует отметить, что стихи не отражают представления самого Луки о смерти Иисуса. Поразительная — и поначалу способная показаться странной — особенность описания смерти Иисуса, сделанного Лукой, заключается в том, что он нигде и никогда не указывает, что сама смерть принесет спасение от грехов. Нигде во всем двухтомном труде Луки (Евангелии и Деяниях) не сказано, что Иисус умер «за вас». В тех двух случаях, когда в источнике, которым пользовался Лука (Евангелии от Марка), указано, что спасение принесла смерть Иисуса (Мк 10:45; 15:39), Лука изменил вид текста (или сократил его). Иначе говоря, Лука придерживался других представлений о том, каким именно образом смерть Иисуса приводит к спасению, нежели Марк (и Павел, и другие раннехристианские авторы).

Взгляды Луки легче понять, если изучить его слова в Книге Деяний, где апостолы произносят речи, чтобы обратить слушателей в веру. Но ни в одной из этих речей апостолы не указывают, что смерть Иисуса служит искуплением грехов (см., например, главы 3, 4, 13). Это не значит, что смерть Иисуса не имеет значения. Она чрезвычайно важна для Луки — но не в качестве искупления. Смерть Иисуса — вот что заставляет людей осознать свою вину перед Богом (так как он умер, несмотря на безвинность). Признав свою вину, люди обращаются к Богу с покаянием, и тогда Он прощает им грехи.

Иначе говоря, смерть Иисуса, с точки зрения Луки, побуждает к покаянию, а уже это покаяние приносит спасение. Но только не в спорных стихах, отсутствующих в некоторых ранних источниках: в них смерть Иисуса изображена как искупление «за вас».

По — видимому, этих стихов не было в оригинальном тексте Евангелия от Луки. Тогда почему же их добавили? В поздних спорах с Маркионом Тертуллиан подчеркивает:

Иисус достаточно ясно заявил, что он подразумевает под хлебом, когда назвал этот хлеб своим телом. Подобно этому, упоминая о чаше и заключая новый завет, скрепленный его кровью, он подтверждает подлинность существования своего тела. Ибо кровь не может принадлежать телу, которое не является телом из плоти. Таким образом, из свидетельства плоти следует доказательство тела, а доказательством плоти служит свидетельство крови ( Против Маркиона , 4, 40).

Похоже, эти стихи были добавлены для того, чтобы подчеркнуть, что Иисус обладал настоящим телом и плотью, которые принес в жертву ради людей. Если этот акцент сделан не самим Лукой, то наверняка протоортодоксальными переписчиками, которые изменили текст Евангелия от Луки, чтобы опровергать положения христологии докетов — например, выдвинутые Маркионом.

***

Еще один стих, который выглядит вставленным в Евангелие от Луки протоортодоксальными переписчиками, — Лк 24:12, события которого происходят вскоре после воскресения Иисуса из мертвых. Несколько последовательниц Христа отправились к гробу, обнаружили, что Христа в нем нет, и узнали, что он воскрес. Женщины вернулись, рассказали о случившемся ученикам, но те не поверили их «пустым словам». Далее во многих манускриптах следует отрывок 24:12:

Но Петр встав побежал ко гробу, и наклонившись увидел только пелены лежащие, и пошел назад, дивясь сам в себе происшедшему.

Есть весьма весомые основания полагать, что этот стих не входил в оригинал Евангелия от Луки. В нем содержится множество стилистических особенностей, которых нет больше нигде у Луки, в том числе большинство значимых слов текста — например, «наклонившись» и «пелены» (ранее для описания погребального одеяния Иисуса используется другое слово). Более того, трудно понять, кому могло понадобиться исключать этот стих, если он с самого начала входил в евангелие (здесь, как и в предыдущем случае, нет гомеотелевтона и т. п., чтобы объяснить им случайное упущение). Как заметили многие читатели, этот стих очень похож на вывод из фрагмента Евангелия от Иоанна (20:3-10), где Петр и «другой ученик» поспешили к гробу и обнаружили, что он пуст. Могло ли случиться так, что кто‑то добавил подобное упоминание в Евангелие от Луки, только в сжатой форме?

Если да, это удивительное дополнение, поскольку оно замечательно подкрепляет протоортодоксальное положение, что Иисус был не просто подобием иллюзии, а имел настоящее материальное тело. Более того, это признано самим старшим апостолом Петром. Таким образом, вместо того чтобы представить рассказ о пустом гробе в виде «пустых слов» не заслуживающих доверия женщин, текст показывает, что случившееся не просто правдоподобно — это чистая правда, подтвержденная не кем иным, как Петром (он не просто заслуживает доверия — он мужчина). Еще важнее то, что стих подчеркивает физический характер воскресения, так как в гробе осталось материальное доказательство этого воскресения: пелены, в которые было завернуто тело Иисуса. Произошло телесное воскресение настоящего человека. Важность этого момента опять‑таки подчеркивается у Тертуллиана:

Итак, если отрицать смерть [Христа] из‑за отрицания у него плоти, значит, нет никакой уверенности в его воскресении. Ибо он не воскресал по той же причине, по которой не умирал, поскольку не имел настоящей плоти, с которой происходит как смерть, так и воскресение. Подобно этому, если отрицается воскресение Христа, значит, уничтожено и наше («Против Маркиона», 3, 8).

Христос должен был иметь настоящее тело из плоти, которое могло по — настоящему, физически воскреснуть из мертвых.

¶***

Иисус не только претерпел физические страдания и смерть, а затем — телесное воскресение: с точки зрения протоортодоксов, он также был физически вознесен на небеса. Последнее из разночтений, которое мы рассмотрим, содержится в конце Евангелия от Луки, после описания воскресения, но относится к тому же дню. Иисус в последний раз беседует со своими последователями, а затем начинает отдаляться от них:

И когда благословлял их, стал отдаляться от них. Они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с великой радостью (Лк 24:51–52).

Но интересно отметить, что в некоторых самых ранних источниках — в том числе в Синайском кодексе, манускрипте александрийского типа — у этого текста есть дополнение. После слов «стал отдаляться от них» в этих манускриптах добавлено «и возноситься на небо». Это существенное дополнение, поскольку оно подчеркивает телесность Иисуса в момент вознесения (в отличие от туманного «стал отдаляться»). В частности, этот вариант занимателен тем, что тот же автор, Лука, в Книге Деяний вновь рассказывает о вознесении Иисуса на небеса, но напрямую указывает, что оно произошло через «сорок дней» после воскресения (Деян 1:1-11).

Именно поэтому трудно поверить, что Лука написал фразу из Лк 24:51, о которой идет речь — поскольку он никак не мог считать, что Иисус вознесся на небеса уже в день воскресения, если в начале второй книги Лука сам указывает, что вознесение произошло через сорок дней. Обратим также внимание на то, что ключевое слово, переведенное как «стал возноситься», больше не встречается нигде в Евангелии от Луки или в Деяниях.

Зачем кому‑то могло понадобиться добавлять к тексту эти слова? Нам известно, что протоортодоксальные христиане стремились подчеркнуть реальный, физический характер отдаления Иисуса от земли: Иисус покинул ее телесно и телесно же вернется, принеся с собой телесное спасение. Этот аргумент они выдвигали в спорах против докетов, считающих все перечисленное только видимостью. Возможно, переписчик, участвовавший в этой полемике, изменил текст, чтобы подкрепить свою точку зрения.

 

Раннехристианские сепарационисты

Третьим источником волнений для протоортодоксальных христиан II‑III веков были христианские секты, которые считали Христа не только человеком (подобно адопционистам) и не только божеством (подобно докетам), а сразу двумя существами — полностью человеческим и абсолютно Божественным. Такую христологию можно назвать «сепарационистской», так как ее сторонники делили Иисуса Христа на человека Иисуса (самого настоящего человека) и Божественного Христа (обладателя настоящей Божественности). Согласно большинству сторонников этих взглядов, в человека Иисуса временно вселилось Божественное существо Христос, благодаря которому человек совершал чудеса и распространял свое учение, но перед смертью Христос покинул Иисуса, поэтому распятие он претерпел в одиночестве.

Эта сепарационистская христология наиболее распространена среди христиан, которых принято называть гностиками. Термин «гностицизм» происходит от греческого слова «гнозис» (знание). Он применяется к самым разным раннехристианским сектам, которые считали, что для спасения особенно важны тайные знания. Согласно взглядам большинства этих групп, материальный мир, в котором мы живем, не был создан единым истинным Богом. Он возник в результате катаклизма в Божественных владениях, при котором одно из множества Божественных существ было по какой‑то таинственной причине изгнано из небесных сфер; при его падении возник материальный мир, созданный низшим божеством, которое захватило высшее божество и заточило его в человеческих телах на земле. Таким образом, в некоторых людях заключена Божественная искра, им необходимо знать правду, кто они, откуда пришли, как попали сюда и как могут вернуться. Постижение этой истины приведет их к спасению.

Эта истина состоит из тайных учений, таинственных «знаний» («гнозис»), которые может передать только Божественное существо из высших сфер. Для христиан — гностиков Христос — Божественный вестник истины о спасении; во многих гностических учениях Христос вошел в человека Иисуса при крещении, дал ему силу для служения, а в конце этого служения покинул Иисуса и оставил его умирать на кресте. Вот почему Иисус воскликнул: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» Для гностиков Христос в буквальном смысле слова оставил Иисуса, покинул его. Но после смерти Иисус был воскрешен из мертвых в награду за преданность и продолжал служить орудием для передачи ученикам тайных истин, способных привести к спасению.

Протоортодоксальные христиане считали подобные учения оскорбительными почти во всем. Для них материальный мир был не средоточием зла, возникшим в результате космического катаклизма, а благим творением единого истинного Бога. Для них путь к спасению — вера в смерть и воскресение Христа, а не изучение тайного гнозиса, объясняющего истинное положение человека. И что самое важное для наших нынешних целей, для них Иисус Христос был не двумя существами, а одним, наделенным и Божественной, и человеческой природой одновременно.