17

Когда дедушка Джастина был еще жив, его кабинет был теплым и радушным – с камином, коврами земляного цвета и окнами, которые всегда были открыты нараспашку. Но когда кабинет заняла Августа Готорн, то камин заложили кирпичом, и ставни на окнах закрылись. Мягкие кожаные кресла заменили твердыми деревянными стульями, на которых Джастину приходилось сидеть с идеально ровной спиной, пока он смотрел на строгие фотографии, висящие позади стола.

Готорны были великолепными, ответственными, несчастными людьми, даже в черно-белом цвете. Хоть оттенок их кожи варьировался от светлого до темно-коричневого, прически и наряды охватывали дюжину разных трендов, все их лица твердили одно и то же: «нам лучше знать». Джастин задумался, появится ли когда-нибудь на этой стене его фотография, с которой он будет властно смотреть на своих потомков.

Если брать во внимание развитие событий, Августа скорее сожжет его фотографию, чем повесит ее где-либо.

Равноденствие прошло. Августа оставила Джастина с Мэй сидеть у себя в кабинете, пока заканчивала дела в полицейском участке. Джастин знал, что их наказывали этим ожиданием, но все равно не вставал с места.

– Как ты могла ей рассказать? – спросил он Мэй, сидевшую на соседнем стуле с идеально ровной спиной.

– А как ты мог не рассказать? – парировала сестра. – Зверь завладел ею, Джастин! Он открыл портал в Серость. Заставил Вайолет воскресить кого-то из мертвых. Нужно было что-то делать!

Другие вышли на Вайолет по той же причине, что и Джастин: они услышали крики. Но стоило им понять, кого они видят, и Мэй тут же раскололась, признавшись во всем матери, как только все вернулись в полицейский участок. Джастин был так поражен ее предательством, что мог лишь слабо возражать, пока сестра рассказывала всю историю последних нескольких недель, уточнив, что она с самого начала была против обмана. Джастин пытался не вспоминать тот голос, доносившийся из тела Вайолет. И как ее пальцы блекли.

– Ты знала, что мама сделает.

– Что? – спросила Мэй. – Все исправит?

Джастин подавил мерзкий смешок.

– Наша мать ничего не исправляет. Она просто забирает те части людских жизней, которые вызывают трудности. Ты сама это знаешь.

Августа не подпускала его к Вайолет с тех пор, как ее отнесли в медпункт. Но Джастин слишком часто видел действия своей матери и знал, чем все это закончится. Через пару часов Вайолет проснется, считая Четверку Дорог самым обычным городом. Ее разум самостоятельно восполнит пробелы.

Она забудет, что у нее когда-либо были силы, – прямо как Харпер.

– Подожди пару неделек, – сказала Мэй, опуская бледную ладонь на его колено. – И это перестанет иметь такое значение, вот увидишь.

– Зверь все еще там. Город все еще недоволен нами. – Джастин гадал, почему сестра не понимает, что она натворила. – А как же тот человек, которого воскресила Вайолет?

– Единственное доказательство его существования – слова Вайолет. Она наверняка соврала насчет него.

Джастин всегда знал, что Мэй хорошо умела игнорировать неприятные для нее части этого мира. Но когда ее лицо пренебрежительно скривилось, он ощутил неожиданный прилив боли.

– Он убил Дарью Сондерс.

– Или же это был несчастный случай. – Голос Мэй сочился холодным, высокомерным презрением.

– Ты поступаешь так же, как мама. Делаешь вид, будто проблемы не существует.

– Я хотя бы не пытаюсь решить проблемы, над которыми не властна. Тебе никогда не приходило в голову, что мы все чем-то жертвовали, чтобы достичь того, что имеем на сегодняшний день? Что, возможно, если тебе так трудно, то Четверка Дорог не нуждается в твоей помощи?

И в эту секунду Джастин понял, что все его поступки с провального ритуала были бесполезной, тщетной борьбой с неминуемым. Он потерял уважение семьи в тот день, когда боярышник ему не поклонился, и что бы он ни делал, этого никогда не будет достаточно, чтобы все исправить.

Юноша прижал алый медальон к подлокотнику.

– Я знаю, что могу помочь городу. И ты это знаешь. Ты видела колоду Предзнаменований.

Джастин ожидал сочувствия, хоть какой-то вспышки эмоции. Но лицо Мэй не изменилось. Он никогда ее такой не видел – острой, как стекло, и твердой, как сталь.

– Нет, не можешь, – отчеканила она каждое слово. – И пора тебе перестать воображать обратное. Потому что, когда ты собираешь вокруг себя сломленных людей, чтобы самоутвердиться, в конечном итоге это плохо заканчивается для всех.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь, черт возьми!

Ее руки впились в подлокотники, когда она наклонилась.

– Тебе нравилось разбираться с проблемами Харпер – до того, как мама взялась за нее, – потому что ты был ее героем. Тебя заводит, что Айзек относится к тебе так, будто ты ежедневно поднимаешь солнце на небо. И тебя не расстраивает, что мама сделает с Вайолет, – тебе просто нужна причина, чтобы остаться, а мама лишила тебя ее.

Со стенами в кабинете было что-то не так. Они начали выгибаться и сужаться. В груди Джастина мучительно закололо, словно кто-то засунул руку в его грудную клетку и начал давить на кости и плоть. В доме послышался лай, оповещая о возвращении Августы. Джастин сидел в шоке и тишине – перед ним разложили все его неудачи, словно колоду карт, которые он никогда не сможет истолковать.

Августа вошла в кабинет, как ворвался бы холодный шквальный ветер. Мэй съежилась на своем стуле, но Джастин заставил себя не реагировать. Он знал, что Августа ждала именно уважения.

– Я никогда не верила стереотипам о детях, которые считают нужным обманывать своих родителей. – Она сложила домиком свои руки в перчатках. – Бунтующим подросткам место в городах, где самая большая опасность – это пьяный водитель. Но вы росли с пониманием, чем мы ежедневно здесь рискуем. А значит, вы понимаете, как сильно обязаны передо мной извиниться.

– Прости, мама, – тут же выпалила Мэй, склонив голову. Ее волосы скользнули вниз и закрыли лицо, оголяя светлый пушок на шее. – Мне стоило сразу рассказать тебе о Вайолет.

– Прекрати, – резко перебила Августа. Мэй скривилась. – Я сказала извиниться, а не кланяться мне в ноги и скулить, как мои собаки. Тебя никогда не будут уважать, если ты не научишься брать на себя ответственность за свои действия.

– Извини! – лихорадочно сказала Мэй. – Я все сделаю. Это моя вина, теперь я понимаю, только не… – Она резко замолчала.

Августа посмотрела на нее с подозрением:

– Только что?

Мэй выкручивала руки на коленях.

– Не забирай воспоминания Айзека.

Джастин почти подскочил от неожиданности. Это никак не оправдывало все, что Мэй ему наговорила, – ее слова по-прежнему грохотали в остатках его грудной клетки. Но теперь он понял, что она была в ужасе. Айзек один из немногих, кто не просто терпел Мэй, а хотел с ней дружить.

– Я не собираюсь наказывать Айзека Салливана, – ласково произнесла Августа. – По крайней мере, не за это.

Было заметно, как тело Мэй расслабилось от облегчения.

– Спасибо.

Джастин и Мэй были невосприимчивы к силе Августы. Их связывало кровное родство, так что ее прикосновение не влияло на них, как на других жителей города. Только они знали, каким образом она сохраняла за собой должность шерифа. Только они знали, сколько жителей города ходили с провалами в памяти.

– Довольно, – сказала Августа, слегка скривившись. – Итак, Джастин? Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Ему было бы проще последовать примеру Мэй. Умолять о прощении. Но слова отказывались срываться с его языка. И дело было не только в Вайолет. Его мать никогда не просила прощения за Харпер. За угрозы Айзеку. За то, что отталкивала Джастина после его неудачного ритуала. И он не понимал, почему должен проявлять к ней уважение, которого она никогда не проявляла к нему.

– Я ни о чем не жалею.

Бледное лицо Августы исказилось в мерзкой улыбке.

– Я догадывалась, что ты это скажешь. Мэй, можешь идти. Пора нам с твоим братом серьезно поговорить.

Мэй юрко, как мышь, выбежала из кабинета. На подлокотнике стула Джастина был высечен миниатюрный символ основателей. Он зацарапал его ногтем, когда Августа заговорила:

– Значит, ты не считаешь, что должен просить у меня прощения.

Юноша покачал головой.

– Мне нужно перечислить все, что ты сделал неправильно?

– Ничего.

– О, Джастин, – вздохнула Августа. – Ты поставил этот город под невероятную угрозу ради девушки, которую знаешь меньше месяца. И солгал мне. Знаю, ты любишь строить из себя местного героя, но даже ты сам вряд ли считаешь свои действия оправданными.

– Я бы сделал это снова, – тихо ответил Джастин. – Чтобы уберечь ее от тебя.

Августа застонала и прижала пальцы к вискам.

– Я использую свои способности только по необходимости, и ты это знаешь. Это крайняя мера. Но городу будет безопаснее, если она потеряет силы. Особенно когда они напрямую связаны со Зверем.

В глубине души Джастин задумался, говорит ли она правду. Возможно, Харпер, Айзек и Вайолет действительно слишком опасны, чтобы жить в обществе. Возможно, будет лучше, если они проживут остаток жизни без своих способностей. Было бы легко пресмыкаться, как Мэй, пока все жители не забудут о случившемся, будто о страшном сне.

Но у них и без того осталось слишком мало потомков основателей. Город это заметил. И ополчился против них. Было бы куда логичнее развивать способности детей основателей, вместо того чтобы избавляться от них. Все, что Джастин видел перед собой, это ярость в глазах Харпер, когда та прижала меч к его горлу. Ярость, которую она не осознавала, потому что не знала, чего Августа ее лишила. Сил, которыми она не могла пользоваться.

Джастин так долго изнывал по всему, чего не мог получить. Но, по крайней мере, он знал, что терял. Харпер считала себя бессильной. Как и Вайолет. И он ничего не мог сделать, чтобы спасти их. Но Джастин знал, что сделали бы они, если бы сидели на его месте напротив Августы Готорн.

Они бы боролись.

И он должен был доказать, что хоть чему-то научился, прочувствовав их потери.

– Ты забрала память Харпер и Вайолет не потому, что они представляли опасность для города, – сказал юноша, поднимаясь на ноги. Их ярость передалась ему, заполняя провалы, оставшиеся после разрушительных слов Мэй. Это придало ему сил, и Джастин понял, что следует говорить. – Наш город отчаянно нуждается в сильных основателях. Они ставили твой авторитет под угрозу, а ты стерла им память. Айзек причинил больше ущерба, чем они обе вместе взятые, но ты не имеешь ничего против, потому что он прислушивается к тебе. Но Харпер и Вайолет ты контролировать не могла, и поэтому просто избавилась от них. А теперь пытаешься избавиться и от меня.

За очень долгое время Августе было нечего сказать, ее бледное лицо залилось легким румянцем, руки в перчатках замерли на висках. Они смотрели друг на друга – мать и сын, – пока Джастин медленно отходил от стола.

Следующие слова Августа произнесла тихим, исполненным ненависти шепотом:

– Быть основателем значит постоянно чем-то жертвовать. Если ты не можешь поставить безопасность других выше собственных эмоций, то нам повезло, что ты провалил свой ритуал. Ты непригоден для служения этому городу.

Джастин не произносил ни слова. Не моргал, не дышал. Просто нащупал дверную ручку, вышел в коридор и побежал прочь из дома. Он бежал дольше, чем когда-либо прежде, пока мир вокруг не стал более широким, размытым и странным, а тело не запылало от боли. И, остановившись спустя много часов, дней или лет, Джастин обнаружил себя перед дверью дома Айзека.

– Я не могу вернуться домой, – сказал, а затем прокричал он, стуча ладонью по треснутому, шелушащемуся дереву, словно это могло как-то помочь уменьшить боль от слов Августы. К тому моменту, как дверь приоткрылась, Джастин уже выбился из сил, дрожал и был готов упасть на колени.

– Я не могу вернуться домой, – повторил он, и губы Айзека расплылись так же, как в Закусочной, изобразив ту почти-грустную почти-улыбку, которую Джастин не мог понять.

– Так и не возвращайся, – хрипло ответил Айзек, открывая дверь шире, чтобы он мог завалиться внутрь.

Джастин привык, что обычно Айзек вился за ним следом, но сегодня пришел его черед плестись сзади, глядя на широкие плечи и темные кудряшки друга, пока тот вел его к дивану, где он наконец-то смог впасть в милосердный сон.

* * *

Харпер бесило, с какой легкостью от нее отделались. После того как на поляне появилась шериф, Митси и Сет отвели ее домой. Она попыталась обсудить с отцом произошедшее с Норой, но он заверял, что все это было случайностью. Харпер ему не верила, но доказательств у нее не было.

Следующие несколько дней прошли в спокойствии.

Джастин, Айзек, Мэй и Вайолет не показывались в школе. Вайолет не отвечала на звонки, а Харпер не могла себя заставить связаться с Джастином. Поэтому, когда спустя пару дней она вошла в класс и увидела Вайолет на ее привычном месте, выглядевшую отдохнувшей и умиротворенной, она была, мягко говоря, сбита с толку.

Харпер села в другой части кабинета и наблюдала, как Джастин с Айзеком идут к заднему ряду. Она ожидала чего-то, какого-то признания увиденных ими событий, монстра в Вайолет. Но ничего не произошло. Вайолет ни с кем не разговаривала, просто смотрела на миссис Лэнхэм с легкой улыбкой на лице.

То же самое повторилось на истории и биологии, так что когда перед обедом Харпер увидела Вайолет у шкафчиков, то подавила свою тревогу и промаршировала к ней. В конце концов, Вайолет назвала ее подругой в ночь равноденствия. Быть может, последние несколько дней она просто обдумывала все, что с ней произошло.

– Тебе нужна помощь со шкафчиком? – спросила Харпер.

– Никак не могу вспомнить комбинацию. – Вайолет нахмурилась. – Вот позорище, да?

– Я учусь здесь с первого класса и все равно иногда ее забываю.

Девушка хихикнула:

– Спасибо, теперь я уже не чувствую себя такой неадекватной. Как тебя зовут?

Сердце Харпер ухнуло в пятки:

– Что? Вайолет, это не смешно.

– Прости, мы уже встречались? – На ее лице по-прежнему расплывалась та странная полуулыбка. – У тебя и вправду знакомый вид. Ты Хэйли? Холли?

Харпер стало плохо от ее взгляда. Прямо как у Джастина три года назад – неопределенного, апатичного. И хоть она понимала, что что-то произошло, ведь Вайолет не могла просто ее забыть, в ней все равно начала подниматься паника.

– Мне нужно идти.

Харпер убежала в кабинет для занятий музыкой, где обычно обедала, и поджала колени к груди.

С Вайолет что-то случилось. Либо так, либо она намеренно решила игнорировать Харпер. Но нет. Это было бы слишком жестоко. Вайолет бы так не поступила, особенно после того, как Харпер рассказала ей о поступке Джастина. Она знала, должна была знать, что второй раз Харпер такого не перенесет.

Ее отец отправил Нору в лес. А Вайолет, единственный человек, с которым она могла это обсудить, больше не может ее выслушать. Харпер чувствовала себя потерянной, испуганной, грустной и более одинокой, чем когда-либо. Ее левую руку пронзила фантомная боль. Девушка дернулась и сжала культю.

Три года назад она позволила панике взять над собой верх. Покорилась воле Готорнов и стала человеком, которым они хотели ее видеть, – крошечным, испуганным и забытым. Но теперь Харпер знала, что она намного лучше этой невидимки.

Она заправила волосы за уши и вытерла глаза. Пульс приходил в норму, боль в руке убывала. Кто-то постучал в дверь кабинета.

– Простите! – крикнула она. – Тут занято!

– Харпер? Это ты?

Девушка подняла голову, по ней прокатилась волна адреналина.

– Джастин?

– Можно войти?

Харпер могла бы ему отказать. Но если она хочет разобраться в том, что случилось с Вайолет, ей нужна помощь. И она не в том положении, чтобы отказываться. Поэтому она встала и открыла дверь.

Джастин выглядел даже хуже, чем тогда в лощине. Лицо осунулось, во взгляде появилось что-то раненое, неприкрытое – что-то, чего не было в ночь равноденствия.

– Знаю, ты просила оставить тебя в покое, – сказал он. – Но ты не будешь возражать, если я тоже тут посижу? Не уверен, что мне хватит сил торчать на виду у всей школы.

Харпер настолько удивилась, что ответила простым кивком, наблюдая с крайним недоверием за тем, как Джастин вешает рюкзак на пюпитр и плюхается на стул. Дверь за ним закрылась. Харпер снова села, замечая, как мало места в этом кабинете. Хоть их спины прислонялись к противоположным стенам, их ноги почти соприкасались.

– Где Айзек? – поинтересовалась она.

Джастин провел рукой по копне своих светлых волос. В голове Харпер всплыл образ: она держит Джастина за затылок, его локоны блестят между ее пальцами, словно чистое золото. Девушка отмахнулась от этой фантазии, но пальцы дрогнули.

– Сидит с Мэй, – ответил Джастин. – Пытается сохранить мнимое перемирие.

– Мнимое перемирие? Не поняла.

– Меня выгнали из дома. Ну, не совсем. Я сбежал. Но, думаю, в противном случае меня бы официально попросили уйти.

– Что? Почему? – изумиласьХарпер.

– Я больше так не мог. Мама сказала, что городу повезло, что я провалил свой ритуал. И мне начинает казаться, что она права. Ведь это заставило меня увидеть, какой вред причиняет моя семья нашему городу, – он испустил глубокий, прерывистый вдох. – Никто не заслуживает того, как я обошелся с тобой.

Харпер так долго ждала от него этих слов. Но когда они пронеслись эхом по кабинету, осели в ее голове, она не почувствовала облегчения. Только пустоту.

– В определенный момент это перестает иметь значение, – медленно произнесла она, не сразу поняв, что говорит вслух. Но ей не хотелось останавливаться: – Ты не можешь оправдать этим три года плохого обращения. И не можешь приползать ко мне, когда тебе захочется.

– Знаю. Я не могу исправить свое жестокое поведение или то, что я тебя ранил. Просто хочу, чтобы ты знала, что теперь я это понимаю. Мне стоило вступиться за тебя перед семьей. Поддержать тебя. Все, что я сделал для Айзека и Вайолет, было сделано из-за того, что я не смог помочь тебе.

Харпер не знала, правдивы ли его слова, но, о, как же ей хотелось, чтобы они были искренними.

Она подавила всхлип:

– Я тебя не прощаю.

– Знаю.

– Я не могу тебя простить.

– Мне все равно.

Сердце Харпер сжалось, потому что она увидела того Джастина, которого когда-то знала – доброго, честного, преданного без остатка.

В ночь перед ее ритуалом они тайком пробрались к озеру и наблюдали за темными волнами, облизывающими грязный берег.

«Что, если я не выберусь?» – спросила Харпер, и тогда Джастин переплелся с ней пальцами, одаряя ее полной уверенности улыбкой.

В этой улыбке крылось обещание, как и в их соединенных ладонях.

«Выберешься».

А поскольку Харпер любила ту версию Джастина, она ему поверила.

Возможно, она по-прежнему его любила.

Но в чем она точно была уверена, так это в том, что любовь должна придавать сил, а не заставлять тебя гнить изнутри. Что бы между ними ни осталось, оно спуталось в узел из желания, злости и сожалений, который так долго отравлял ее организм, что Харпер уже не знала, кто она без него.

Она не могла избавиться от мысли, что Джастин игнорировал ее, когда она верила, что он силен. Он пользовался всеми возможностями, которые предоставляла ему фамилия Готорн: девушками, друзьями, беспрекословным уважением. Лишь достигнув дна, он вернулся к Харпер. И только потому, что она тоже опустилась на самый низ.

Харпер не спутает его отчаяние с теплыми чувствами. Потому, когда она снова заговорила, она не дала ему надежду на примирение. Она хотела получить ответы.

– Что-то не так с Вайолет, – сказала она.

Джастин даже не пытался выглядеть удивленно:

– Я знаю. Она попалась в руки моей матери.

– Попалась? Что ты имеешь в виду?

– Вот что делает Августа, – ответил Джастин. – Забирает воспоминания людей, когда считает их слишком опасными. Они больше не могут пользоваться своей силой, потому что не помнят о ее существовании.

Вероятно, эта новость должна была шокировать Харпер, но она не была лишена смысла. Само собой, Готорны имели преимущество, о котором предпочитали умалчивать.

Очередные секреты. Очередная ложь.

В горле Харпер вновь появился комок слез, когда она поняла. Вайолет не могла ее вспомнить. А значит, девушка, которую она знала, девушка, которая о ней заботилась, исчезла.

– Воспоминания? – повторила она. – И их уже не вернуть?

Голос Джастина стал хриплым и сдавленным, когда он ответил:

– Думаю, нет.

Вайолет действительно была для него важна, раз он поссорился из-за нее с Августой и ушел из дома.

– Я пришел сказать тебе, что нас ждет что-то поистине ужасное. Наверное, моя семья этого заслуживает. Но остальные жители – нет. Так что держись подальше от леса, ладно?

И внезапно Харпер увидела выход.

Годами она рассматривала свою жизнь как некую историю. Сказку о девушке, которая больше всего на свете хотела любви, могущества и семьи. Она провалила свое испытание на доблесть. Мерзкие злодеи Готорны приговорили ее к одинокому, несчастному существованию, используя свои чары, чтобы скрыть внутреннюю безобразность. Ее отец сыграл бы роль в легкой концовке этой сказки. Такую, благодаря которой они оба стали бы героями.

Но сейчас, глядя на Джастина Готорна, она понимала: ничто из этого не было правдой. Она подумала о героях и злодеях, легендах и монстрах. И решила, что могущественнее всех них тот, кто рассказывает эту историю. И рассказывает ее теперь Харпер.

Может, Вайолет и не могла вспомнить, что с ней сделали. Но Харпер все равно хотела ее спасти.

– Не думаю, что твоя семья единственная в этом городе, не такая хорошая, какой хочет казаться, – медленно ответила она, не веря в то, что собирается сделать. – Джастин… мне нужно кое-что тебе рассказать.

 

18

Вайолет посмотрела на клавиши под своими пальцами и вздохнула. Весь день она чувствовала себя как-то неправильно. Она думала, что игра на пианино поможет ей сосредоточиться, но каждый раз, когда ее руки прикасались к клавишам, в животе расцветал ужас. Что-то в инструменте ее пугало.

Делу также не помогало, что Орфей постоянно расхаживал туда-сюда и жалостливо мяукал, его вой эхом разносился по дому, напоминая рев двигателя. Вайолет понимала, что кот скучал по своей хозяйке. Но тети Дарьи больше не было. Орфей вновь мяукнул, и тогда сзади раздался новый шум – непрерывные, осторожные шаги.

Вайолет недоуменно обернулась. Ее мать ушла по делам. Но это оказалась не Джунипер. Вместо нее по центру музыкальной комнаты стояла высокая блондинка с гладкими прямыми волосами и невероятно симметричными чертами лица.

В ее приятной улыбке чувствовалась скрытая напряженность, щеки выглядели впалыми от худобы, и в целом от ее вида в груди Вайолет появился дискомфорт. Девушка смотрела на нее так же, как другая этим утром, – словно они делили между собой секрет, хотя Вайолет ее никогда не встречала.

В ее голове всплыло имя, однако она понятия не имела, откуда его знает.

– Ты Мэй, верно? – спросила Вайолет. Девушка кивнула. – Что ты тут делаешь?

Мэй пожала плечами; на ней была свободная футболка кремового цвета.

– Ты меня пригласила. Я стучала, но дверь оказалась открытой, так что я сама себя впустила. – Она показала на пианино. – Ты очень хорошо играешь.

– Не так хорошо, как раньше. – Вайолет нахмурилась. – Я не помню, чтобы приглашала тебя.

С другой стороны, она многое не помнила. Ее жизнь после смерти Роузи окуталась дымкой, и становилось лишь туманнее, когда Вайолет пыталась вспомнить свои первые недели в Четверке Дорог. К счастью, Мэй совершенно не смущала ее растерянность.

– Мы вместе готовим проект по местной истории, – сказала она, доставая деревянную шкатулку из сумки. – Ты попросила зайти к тебе после школы. Чтобы мы могли закончить исследование, помнишь?

Вайолет действительно смутно помнила, как проводила исследование по городу. А еще зал с металлическими шкафчиками и портретами на стенах. Казалось, будто это важно.

– Конечно, – кивнула она. – Верно. Мы исследуем… э-э…

– Вот их. – Мэй открыла шкатулку и достала крупную колоду карт. – Колоду Предзнаменований. Городской фольклор. Вариация карт Таро. – Ее губы снова изогнулись в напряженной улыбке. – Я пришла, чтобы погадать тебе. Для проекта. Да что с тобой такое сегодня?

Вайолет ощутила тревогу:

– Не знаю. Наверное, день выдался неудачный.

– Ну, мы всегда можем перенести на другой, если ты не в настроении.

Но Мэй уже пришла, и Вайолет не могла придумать достойной причины, чтобы ей отказать.

– Все нормально, – сказала она. – Давай просто покончим с этим.

Мэй настояла, чтобы они сели на пол. Вайолет всегда считала себя человеком, который не следует чужим приказам, не задав пары вопросов, но она слишком устала для возражений. Странность, которую она испытывала весь день, только усилилась при виде Мэй; когда она моргала, то могла поклясться, что видела какие-то щупальца за своими веками, похожие на извивающиеся ветви.

То, как они сидели, как Мэй легко перетасовывала колоду Предзнаменований, казалось поразительно знакомым. Вайолет мельком задумалась, делали ли они это раньше, но она наверняка бы такое запомнила.

С картами происходила какая-то оптическая иллюзия. Вайолет понимала, что Мэй просто ловко их тасовала, но она могла поклясться, что колода уменьшалась. Что тонкие деревянные пластинки исчезали одна за другой. Когда осталось всего несколько карт – куда подевались остальные? – Мэй подняла взгляд на Вайолет.

– Теперь мы должны взяться за руки, – сказала она, слегка ухмыльнувшись. – Странно, я знаю. Но это древняя примета.

У Вайолет вновь появилось чувство, что они делали это прежде.

– Я не уверена…

Но Мэй уже взяла ее за руки. Ее ладони были холодными и липкими, пальцы – на удивление сильными. И когда Вайолет попыталась вырваться, на изнанке сознания что-то взорвалось.

Будто в ее череп углублялсь корни – маленькие ростки сознания, которые изменяли все, к чему прикасались, и делали каждое воспоминание более четким и ярким. Как если бы кто-то реставрировал пейзаж с поблекшими красками. Вайолет ахнула от силы раскрывающейся перед ней истины, разум Мэй разорвал все путы, которыми ее связали. Девушка невольно отпрянула, вырываясь, и события последних нескольких недель вернулись к ней необузданным потоком.

Все, что она могла делать, – это с содроганием смотреть на девушку, сидящую напротив. Но вскоре ее лихорадочные мысли кристаллизировались в жестокую, яростную правду.

– Твоя мать, – прошипела Вайолет, и слова эхом раскатились по музыкальной комнате.

Мэй кивнула, ее бледное лицо выглядело предельно серьезно.

– Значит, ты вспомнила?

– Да.

– Ты злишься.

– Само собой, я злюсь! А чего еще ты ожидала?

Вот почему Готорны врали своей матери. Почему жители казались поглощенными ими – ведь они не знали о тех случаях, когда их любимая семейка ошибалась.

Неудивительно, что Джунипер ничего не помнила о Четверке Дорог. Неудивительно, что история Харпер с Готорнами была такой запутанной.

Это Августа. Все дело в ней.

Сколько еще людей пострадало, как Вайолет? Сколько всего забыл этот город?

– Так она забирает воспоминания людей, – сказала Вайолет, ее голос пульсировал от гнева. – И ты можешь их возвращать. Но не делаешь этого.

Тени на шее Мэй углубились, когда та опустила голову.

– Я прошла ритуал всего полгода назад, – тихо ответила она. – Я даже не знала, сработает ли это. Ты первая, кому я попробовала вернуть память.

– Ну, теперь ты знаешь наверняка, – сказала Вайолет. – И должна просто…

– Нет! – Так громко Мэй еще никогда не говорила. Все ее тело заполняла паника. Глаза расширились, одна рука потянулась к Вайолет, словно в мольбе. – Не могу. И если ты кому-то об этом расскажешь, я буду все отрицать.

– Почему? – тихо поинтересовалась Вайолет. Она по-прежнему злилась, но Мэй Готорн, несмотря на страх, несмотря ни на что, только что спасла ее от неведения. Ей не хотелось спугнуть ее.

Мэй сглотнула.

– Мама придет в ярость, если узнает, что я тебе помогла. Она никогда меня не простит.

– Тогда зачем ты это сделала?

Вайолет терпеливо ждала, пока Мэй ерзала, ее взгляд бегал в разные стороны. Девушка подняла руку к голове, и на ее коже заплясал солнечный свет. В ухе блеснула золотая сережка в виде крошечного листика.

– Я не знаю, – наконец ответила она. Вайолет слышала правду в ее голосе так же четко, как видела ее на лице Мэй. – Просто это было неправильно. То, что мама с тобой сделала.

В уголках ее глаз собрались слезы, но Вайолет не успела убедиться в их реальости: Мэй вскочила на ноги.

– Мне пора, – сказала она, прижимая колоду Предзнаменований к груди. – Я не могу тебя заставить, но, пожалуйста… не говори никому.

А затем она поспешила к двери, ее сандалии тихо застучали по деревянным половицам.

Вайолет быстро поднялась.

– Стой!

Она была уверена, что Мэй не послушается. Но та остановилась всего в паре сантиметров от двери.

Вайолет не знала, сердится она на нее или нет. И возможно ли в их ситуации подобрать правильные слова.

Но в конце концов она хрипло сказала:

– Спасибо.

Мэй быстро кивнула головой, как птичка. Через пару секунд входная дверь в поместье Сондерсов захлопнулась, и пораженная Вайолет осталась стоять одна в золотых лучах закатного солнца. Она не знала, что делать дальше. Ей хотелось позвонить Джастину и Айзеку, накричать на них за то, что врали ей. Но Мэй была так напугана. Вайолет не хотела предавать ее доверие. Но она нуждалась в ответах. А значит, ей просто придется найти их самой.

Наверняка она что-то упустила о своих провалах в памяти и ритуале.

Девушка побежала к себе в комнату и провела следующие несколько минут, суетливо собирая все имеющиеся сведения. Фотография Стивена, Дарьи и Джунипер. Фотография гравюры на телефоне из дома Готорнов. И наконец, дневник Стивена Сондерса – по крайней мере, половина, которую ей удалось найти.

Глядя на свой запас улик, Вайолет размышляла, как связать их между собой. Внезапно о лодыжку потерлось что-то мягкое и пушистое.

– Полагаю, ты тоже сойдешь за улику, – сказала она, почесав Орфея между ушами. Кот мяукнул, как бензопила, и ткнулся головой во что-то, прикрытое кардиганом на полу.

Пульс Вайолет ускорился, когда она узнала гладкий коричневый тубус, подаренный Дарьей.

– Может, ее убили из-за того, что она что-то знала, – тихо произнесла девушка, доставая цилиндр из-под кардигана и поднимаясь на ноги. Вайолет сняла крышку, и ее взгляд зацепился за что-то на боку футляра.

Темное дерево потускнело и было шероховатым. Вайолет поднесла тубус к свету и прищурилась, а затем улыбнулась, когда ее глаза разобрали едва видимый круг, вырезанный в дереве. Круг с четырьмя линиями, пронзающими его края, и кусочек дерева, слегка выпирающий над основной поверхностью.

Она прижала палец к центру символа основателей, и тот с щелчком погрузился внутрь. Как оказалось, цилиндр делился на два отсека.

Вайолет перевернула футляр, и на ее ладонь выпал тубус поменьше. Внутри него оказалась свернутая бумажка.

Еще одна страница с чертежом одной комнаты. В углу бумажки был поблекшими чернилами нарисован символ основателей, а под ним значилось одно-единственное слово: «шпиль».

* * *

– Ну, разумеется, тут есть жуткий чердак, – пожаловалась Вайолет Орфею, глядя на тонкий квадратик камня, встроенный в потолок. – Ведь с чего бы нашей семье хранить свои тайны в шкафу или чем-то подобном, как нормальные люди?

Поместье Сондерс имело три шпиля, но Вайолет сразу догадалась, о каком шла речь. О том, что был в центре, прямо над прихожей. О том, который она рассмотрела над верхушками деревьев, когда была заключена в ужасных объятиях Серости – единственный шпиль, который построили сто пятьдесят лет назад. И, естественно, она там обнаружила рыжевато-бурый камень, не сочетающийся с остальным потолком.

Люк.

Вайолет встала на стул, чтобы изучить его поближе. Джунипер сказала, что пойдет работать в ближайшую кофейню, так что Вайолет не пыталась вести себя тихо, пока разбиралась, как открыть люк. Он был на пружине – она чувствовала механизм с другой стороны, но его заклинило. Девушка поддела пальцами край камня и давила на него, пока тот не поддался; поржавевшие металлические петли заскрипели, и люк скользнул в сторону.

Перед ней предстал решетчатый металл, в котором Вайолет узнала нижнюю часть складной лестницы. Но она крепилась к потолку кодовым замком. Вайолет нахмурилась и дернула. Он выглядел грязным, но не очень старым. Такие же замки висели на шкафчиках в раздевалке ее старой школы.

Но хоть и сам навесной замок был крепким, дуга, на которой он держался, безнадежно проржавела. Девушка снова дернула за замок, тот не поддался. Вайолет сбегала за молотком из древнего набора инструментов, хранившегося в шкафчике в коридоре, и била им изо всех сил, пока дуга не треснула.

Замок с грохотом упал на пол, запачкав ржавой трухой ее черные джинсы, но люк можно было открывать. Вайолет засунула молоток в задний карман штанов – на случай, если ей потребуется что-нибудь ударить, и схватилась за металлические уголки лестницы, потянув на себя.

Лестница со скрежетом уступила, от него захотелось заткнуть уши. Она разложила ее, насколько было возможно, и закашлялась от потока затхлого воздуха с чердака.

Девушка попыталась всмотреться в комнату под крышей, но что бы ее там ни ждало, оно было окутано глубокой, кромешной чернотой. Вайолет включила фонарик на телефоне и осторожно подняла руку. Но на наклонном потолке не оказалось ничего зловещего, а проем был слишком узким, чтобы рассмотреть стены. Тогда она спрятала телефон и начала подниматься с быстро бьющимся сердцем.

Вайолет прекрасно понимала, что, если что-то пойдет не так, ее никто не спасет. Джастин, Айзек и Харпер думали, что ее память стерта. Мэй попросила сохранить все в тайне. Джунипер ничего не помнила. А Роузи… Роузи была мертва.

Внутри шпиль оказался больше, чем можно было представить, даже больше, чем ее гардеробная в Оссининге, с идеально круглыми стенами и сужающимся потолком. На одной из стен висели черные бархатные шторы. Вайолет заметила за ними оконную раму и направилась к ней, но внезапно в ее лодыжку впился зубами темный силуэт.

Вайолет попятилась, вскрикнув от неожиданности. Но это оказался всего лишь Орфей. Она посмотрела, на что он шипит, и увидела, что из пола вырвали каменную плитку и заменили ее идеальным кругом из дерева, очерченным белой краской. Вайолет попыталась обойти вздыбленного Орфея, но тот снова кинулся ей в ноги. Его хвост выгнулся, кончик задергался, а сияющие желтым глаза спутника пристально смотрели на нее.

Вайолет видела много ужастиков и знала, что, когда животное пытается тебе что-то сказать, лучше прислушаться. Кроме того, глядя на этот пыльный круг из дерева, она чувствовала пульсацию в глубине себя – такое же ощущение появилось у нее в равноденствие.

– Не заходить в круг. – Вайолет отшагнула от белой линии. – Поняла.

Больше здесь ничего такого не было, только стеллаж, на котором лежали разные безделушки: затупленный каменный меч крошечный сколотый колокольчик, пустая живописная деревянная шкатулка, напоминавшая ту, в которой Мэй хранила свои карты.

Вайолет начала терять надежду, как вдруг ее привлекло что-то на нижней полке. Из книги в кожаном переплете торчала стопка страниц. Вайолет открыла книгу: внутри томика стихов оказались небрежно спрятанные бумаги.

Стоило увидеть надписи, выведенные неаккуратным почерком, как Вайолет поняла, что нашла, что искала.

– Джекпот, – прошептала она.

Наконец-то отсутствующие страницы дневника Стивена Сондерса нашлись.

* * *

Перед Харпер простиралось озеро Карлайлов, напоминающее открытый рот. Джастин, стоявший рядом, выглядел слегка болезненно. Ему было явно не по себе с тех самых пор, как Харпер изложила свой план, но это ее не останавливало. Теперь ей ничто не помешает.

– Такое впечатление, будто оно впитывает солнечный свет, – тихо сказал юноша, глядя на илистую воду.

Харпер перевела взгляд с озера на его побледневшее лицо. Это правда, что свет тут казался тусклее, окуная каменных зверей позади них в тень. С их последнего разговора в этом месте прошло всего две недели, и все так изменилось.

Джастин врал ей о своих силах. Харпер врала ему о Церкви. Но в кабинете музыки она рассказала ему все. Что она стала частью новой фракции Церкви Четверки Богов, которая плела заговор по свержению семьи Готорн. И что они имеют какое-то отношение к случившемуся с Вайолет.

Харпер нуждалась в его помощи.

Джастин воспринял эту информацию вполне неплохо – даже слишком, но у Харпер не было времени беспокоиться, почему он отнесся к этому с пониманием, а не злостью. По крайней мере, они оба признались, и баланс сил между ними наконец-то восстановился.

Вместе они придумали план и пришли сюда после уроков, чтобы получить ответы. Чтобы разобраться, что в действительности происходило в этом городе. Харпер смотрела на сарай за садом статуй и готовилась исполнить обещание.

Митси и Сета не было дома. Мама Харпер поехала с малышом Олли к сестре, жившей недалеко от них, а Джастин согласился посидеть с Бреттом и Норой, утверждая, что прекрасно ладит с детьми. В обозримом будущем такой возможности поймать отца Харпер в одиночестве уже не представится.

– Я готова, – сказала она Джастину.

Когда он посмотрел на нее, Харпер вспомнила, как они стояли на берегу озера три года назад. Как их руки переплелись. Как он улыбнулся. И сказал, что верит в нее. Сейчас Джастин не улыбался. Не прикасался к ней. Но его голос был уверенным:

– Я знаю.

Харпер благодарно кивнула и пошла к отцовской мастерской.

Это – ее битва.

 

19

Первые слова на странице были написаны на следующий день после последней записи в дневнике. Но хоть их безусловно вывел Стивен, это сложно было назвать продолжением дневника.

Отредактированный устав Церкви Четверки Богов, 23 сентября 1984

Церковь Четверки Богов.

Вайолет уже слышала о ней. Так называлась религия, о которой рассказывал Джастин. Та, что поклонялась основателям. Она не знала, какое Церковь имела отношение к этому. Но все равно прочитала.

Клянусь не раскрывать никому, кроме самых верных моих последователей, содержимое этого устава. Клянусь своей семьей, честью и бессмертной душой.

Сто сорок лет назад жители Четверки Дорог создали Церковь Четверки Богов, чтобы выразить свою признательность основателям, которые, как они полагали, защищали город от монстра.

Но теперь я знаю, что они ошибались. Основатели не пытались никого защитить – они стремились надругаться над невинным существом и забрать себе его силы, а затем хладнокровно убить, чтобы скрыть улики.

Их план не удался. Существо пребывает в чудовищной изоляции, а город поклоняется его мучителям, не подозревая, что основатели сами обрекли себя на страдания своей алчностью и самонадеянностью.

Церковь Четверки Богов задумывалась как путь к спасению. Поэтому я беру на себя ее ношу и главную цель и применяю к истине. Я знаю, что сделал этот город, и мне показали путь к нашему искуплению.

Я свергну лжеоснователей.

Я исполню свое предназначение. И за это меня очень щедро вознаградят.

Ветви и камни, кинжалы и кости. Судный день стучится в гости.

* * *

Участок травы за мастерской полнился скульптурами. Отец Харпер покорно обеспечивал Августу Готорн стражами для городской границы и жителей, чтобы они вешали их над входными дверями. Но он также создавал и другие, странные, искаженные создания, слепленные из глины, которая доставалась со дна озера.

Харпер знала, что он пытался создать собственных хранителей. Но его статуи становились причудливее, а не сильнее. Лиса с хвостом из глазных яблок; приземистая, уродливая лягушка с человеческой рукой вместо языка; и много других неузнаваемых существ – не звери, не люди, а просто разрозненные части, кое-как соединенные воедино.

Унылый вид стражей вызвал у Харпер дискомфорт. Они не могли двигаться, но могли наблюдать. Она старалась не дрожать от взглядов этих деформированных глаз, следящих за каждым ее шагом, пока направлялась к сараю.

Морис Карлайл сидел за рабочим местом и что-то напевал себе под нос, обтесывая кусок глины. На стене позади него висело три стальных меча. Статуи и колокольчики глядели с затененных стен, висели на потолке и теснились на полках. Зрители их разговора.

– Харпер, – позвал отец, не отрываясь от работы. Его лоб прорезали морщины легкого раздражения. – Что такое? Ты что-то хотела?

– У меня вопрос. – Харпер не знала, к чему это приведет. Но если Джастин Готорн нашел в себе силы открыть ей правду, наверняка ее отец тоже на это способен. – Пап… чего на самом деле хочет Церковь Четверки Богов?

Морис Карлайл оторвался от глины.

– Лишить Готорнов власти, Харпер. Мы тебе уже говорили.

Но дело было не только в этом. Харпер не сомневалась. Она видела Зверя внутри Вайолет. Страх в глазах Норы. И знала, что в том, как ее попросили завоевать доверие Вайолет, не объясняя причины, было что-то неправильное. У нее заканчивались оправдания для своего отца.

– Может, ты пытаешься защитить меня, – сказала она. – Но я – твоя дочь. Пожалуйста, просто поверь, что я справлюсь с этим.

– Тут не с чем справляться, – ответил Морис Карлайл, на лице появилось напускное беспокойство. – Тебя снова тревожит рука? Этот спектакль здесь ни к чему; если тебе больно, мы можем отвезти тебя в больницу.

Ее рука. Какой низкий прием, чтобы заткнуть ее. Чтобы она почувствовала себя жалкой.

– Я вижу, когда ты врешь, пап, – тихо произнесла Харпер. – Но зачем ты это делаешь?

Лицо Мориса напряглось.

– Харпер, прошу, – начал он, поднимаясь со скамьи, в его голосе была слышна легкая паника. – Не дави на меня.

– Ты отвел меня на собрание. Заставил меня выманить Вайолет на улицу в равноденствие…

– Я клянусь тебе, – перебил он, – если ты будешь молчать и делать, что тебе говорят, то будешь в полной безопасности.

И тогда Харпер поняла, что ее использовали. Точно так же, как она предупреждала Вайолет, что ее будут использовать Готорны. Прошло столько времени, а она так и не запомнила, что никому нельзя доверять.

– По-твоему, это все, что меня заботит? – спросила Харпер. – Соблюдение инструкций? Безопасность? Ты действительно думал, что я буду слепо следовать вашим указаниям и не потребую объяснений?

Отец встретился с ней взглядом:

– Пока что тебя устраивали те ответы, которые ты хотела слышать. Я не врал насчет Готорнов. Только взгляни, как Августа с тобой обращается! Как обращается с любым, кто не обладает могуществом!

– Но, папа, у тебя есть сила.

– Недостаточно, – с горечью произнес он, разводя руками и показывая на мастерскую. – Наша семья ослабла, Харпер. И сколько бы я ни трудился, эти стражи никогда не сравнятся с хранителями моей матери.

В его глазах появилось что-то безумное; у Харпер скрутило желудок.

– Наши семьи совершили ужасную ошибку, заточив Зверя. Они обрекли нас на поколения раздора и смятения. Но я все исправлю.

* * *

Каждая следующая запись заканчивалась одной и той же строчкой. Желудок Вайолет сжимался каждый раз, когда она ее видела.

20 ноября 1985

Первое собрание прошло великолепно. Поначалу некоторые были настроены скептически, но, когда я изложил наш план, они задумались. Все, кто пришел, поклялись держать наши встречи в тайне. Если они нарушат клятву, то будут наказаны соответственно. Я об этом позабочусь.

Отец радуется, что в последнее время в лесу было спокойно. Жаль, я не могу ему рассказать, что причина во мне, что Зверю попросту нужно набраться сил – но он не должен знать. Пока нет.

Осталось всего четыре месяца до весеннего равноденствия. Впереди ждет серьезная подготовка, но я знаю, что конечный результат того стоит. Я полностью уверен в силе Церкви.

Ветви и камни, кинжалы и кости. Судный день стучится в гости.

* * *

– Папа, – медленно произнесла Харпер. – Что ты имеешь в виду под «все исправишь»?

Морис выдержал паузу.

– Лидер не разрешает нам говорить.

Девушка поняла, что, если она хочет добиться реальных ответов, ей придется врать. Поэтому она собрала всю ярость, кипевшую внутри, и позволила ей выйти на поверхность.

– Ты обратился ко мне потому, что я боец, – сказала Харпер. – Я хочу бороться во имя Церкви. Настоящей Церкви. Но не могу, если ты не скажешь, чем она по-настоящему занимается.

Слова прозвучали немного настойчивее, чем планировала Харпер. Но, похоже, это сработало. Страх в выражении ее отца полностью сменился лихорадочным ликованием.

– Ты уверена? – тихо поинтересовался он, глядя ей в глаза и беря ее за целую руку обеими ладонями. – Подумай, Харпер, ведь если я расскажу тебе правду, обратной дороги не будет. Миссия нашей Церкви чрезвычайно важна.

Харпер с трудом сглотнула. Подумала о Джастине, сидящем с ее братом и сестрой. Об испуганной Норе в лесу. О потерянной памяти Вайолет. О Дарье Сондерс.

– Я понимаю, – ответила она. – А теперь расскажи мне о миссии Церкви.

Тусклый свет мастерской растянул тень улыбки на лице отца.

– На самом деле все предельно просто, – сказал он. – Основатели заперли Зверя, поскольку хотели забрать его могущество. А мы его освободим.

Харпер потребовались все силы, чтобы ничего не отразилось на ее лице.

Зверь убивал людей. Основатели заперли его, потому что он был опасен, и это стоило им жизни. Все об этом знали. Так что слышать, как ее отец, основатель, настаивает на том, что жертва их предков была ошибкой, невозможно без ужаса. Это было богохульство.

– Освободить Зверя, – повторила Харпер. – Ясно. И как именно вы планируете это сделать?

Но ложь прозвучала уже не так складно, как раньше. В ее голосе появилась дрожь. Отец начал что-то подозревать. Его хватка на руке Харпер усилилась, и в ней впервые зародился искренний страх.

Она изучающе посмотрела на Мориса – не как на отца, а как на противника. Того, кто орудовал двумя руками и весил как минимум на сорок килограммов больше нее.

Он достаточно сильно верил в Церковь Четверки Богов, чтобы отправить Нору в лес. Харпер не знала, на что он способен. Да и вообще его не знала.

– Харпер, – произнес ее отец с какими-то мерзкими нотками в голосе, – ты сомневаешься в нашей миссии?

Она покачала головой:

– Нет, просто… я пытаюсь понять…

– Но если бы ты действительно верила, что основатели совершили ошибку, – медленно сказал он, – ты бы поняла.

– Я понимаю, – быстро ответила она. – Но это такая внезапная мысль. Наверняка у тебя тоже были сомнения поначалу? У меня по-прежнему столько вопросов…

– Разумеется. Прошу, позволь мне развеять твои опасения.

У Харпер пересохло во рту. Она должна была переубедить его, их действия не приведут ни к чему хорошему.

– Чего ты добьешься, папа? Когда Зверь освободится… чего ты надеешься достичь?

Его глаза остекленели.

– Он сказал нашему лидеру, что наградит нас, – прошептал Морис. – Силой – настоящей силой, о которой основатели даже мечтать не могли. Разве ты не хочешь этого, Харпер?

Девушка ощутила облегчение. Его подозрения ослабевали. И все могло бы закончиться хорошо – если бы в этот момент до мастерской не донесся громкий, сердитый голос Айзека Салливана.

– Тебе нужно подкрепление, – сказал он. – Ты не можешь просто сбегать без меня… – Внезапно его голос стал тише, но было слишком поздно.

– Ты пришла не для того, чтобы поклясться в верности, – выдохнул отец, его глаза гневно замерцали. Его рука сжала запястье Харпер до боли. – Ты предала нас.

Он освободил одну руку, и Харпер слишком поздно поняла, за чем он тянется, а потом увидела знакомый блеск стали. Кинжал.

– Папа. – Ее голос сломался от паники, пока она пыталась освободиться. – Папа, что ты делаешь?

– Я слишком многое тебе рассказал, – прошипел он с легкой одышкой. Лезвие кинжала зловеще блеснуло в свете лампы; рука Мориса дрожала, но он все равно наставил кончик клинка на Харпер. – Готорны… они не должны узнать. Особенно когда мы так близки к цели.

Изменение в его поведении пугало, будто кто-то чужой захватил его. Но это не было похоже на то, что произошло с Вайолет. Харпер узнавала его позу, язык тела, как он себя преподносил. Это определенно был ее отец. И он собирался сделать ей больно, возможно, даже убить.

Харпер вырвалась за секунду до того, как он набросился на нее. Девушка действовала исключительно инстинктивно, прыгнув к стене позади себя и сняв один из мечей, а затем развернулась к Морису Карлайлу. Длины ее сверкающего лезвия хватило, чтобы задержать его – по крайней мере, временно.

– Харпер, подумай, что ты делаешь, – сказал ее отец. – Это не игрушка.

Рука Харпер тряслась, ее переполняли в равной степени злость и страх. Левую руку пронзила боль.

– Как и твой кинжал.

Все это казалось нереальным: тенистый сарай, пристальные взгляды стражей, безобразная ярость, проступающая на лице Мориса.

– Пожалуйста, – прошептала Харпер. – Не подходи.

Он склонил голову набок.

– Ты серьезно мне угрожаешь?

А затем вновь накинулся на нее.

Тренировки Харпер не прошли даром. Она нырнула под руку отца, развернулась и замахнулась мечом в идеальном маневре, выбивая кинжал из его руки. Тот, блеснув серебром, заскользил по полу. Когда Морис попытался побежать за ним, Харпер наставила меч на его грудь, кончик лезвия затрепетал у рубашки. На краю клинка повис лоскуток ткани, обнажая кожу.

Харпер была так близка, чтобы на самом деле ему навредить. Она сделала глубокий, прерывистый вдох; ее затошнило.

– Какого черта?! – прошипел отец, с неверием прикоснувшись к своей рваной рубашке. – Ты понятия не имеешь, что творишь!

– Я защищаю себя. – Голос Харпер ломался. В ее глазах блестели слезы. – Спасаю друзей. Спасаю наш город. И если ты попытаешься навредить мне, клянусь, я снова воспользуюсь мечом. Так что рассказывай, как Церковь планирует освободить Зверя.

* * *

Декабрьские записи и последующих месяцев были туманными и однообразными. Отсутствие подробностей невероятно раздражало, но Вайолет все равно продолжала читать, выискивая подсказки и отчаянно пытаясь понять, что замышлял Стивен.

1 марта 1985

Сегодня я говорил с Джунипер. Она сказала, что в последнее время я странно себя веду, что я не тот брат, которого она знала. Я ответил, что взрослею. Крепчаю. Она сказала, что это хорошо. Нам нужны сильные основатели для борьбы.

Хотел бы я самостоятельно обеспечить Зверя тем, в чем он нуждается, но у меня даже спутника нет. Я не Джунипер. Это она – сильная.

Ветви и камни, кинжалы и кости. Судный день стучится в гости.

19 марта 1985

Два дня до того, как мир вернется на круги своя.

Поначалу я не хотел этого делать, но Зверь показал мне, что Джунипер – то, что нам действительно нужно. Когда он сольется с ней в священном единстве, весь мир преклонится перед ними.

Я подготовил круг из костей.

Время почти пришло.

Ветви и камни, кинжалы и кости. Судный день стучится в гости.

* * *

– Тело Зверя приковано к Серости, – сказал Морис Карлайл, прижимаясь спиной к стене сарая. – Но его сознание может освободиться, заняв новое тело.

Харпер по-прежнему трясло. Она пыталась не думать, какой будет ее жизнь после этого. Какую черту переступил Морис, напав на нее. Какую черту переступила она, защитив себя.

– Например, Вайолет? – поинтересовалась она, вспомнив посеревшие пальцы подруги.

Морис Карлайл равнодушно пожал плечами.

– Девчонка – временная мера. Она недостаточно сильна, чтобы долго продержаться. Нет, есть идеальный сосуд – тот, которого Зверь жаждал десятилетиями.

– Кто? – спросила Харпер.

Ее отец осклабился в жалком подобии улыбки:

– Джунипер Сондерс, разумеется. Ведь ее нельзя убить.

И с этими словами он рванул вперед, ударил Харпер по колену, и та упала на пол.

* * *

Вайолет с колотящимся сердцем перевернула последнюю страницу, но обратная сторона вырванного листа была пустой. Больше в дневнике не осталось записей.

Что случилось с ее матерью в ночь весеннего равноденствия? Тогда-то и умер Стивен? Она была нужна ему для чего-то. И что бы ни означало это «священное единство» со Зверем, оно не предвещало ничего хорошего.

Рассердившись, Вайолет опустила дневник на колени. Боковым зрением она заметила промелькнувшие бирюзовые волосы и повернула голову: Роузи сидела рядом с ней, в центре круга из белой краски. На этот раз Вайолет увидела, какими безжизненными были ее темные глаза. И все стало на свои места.

Зверь проник к ней в голову, как раньше в голову Стивена.

Девушка не понимала, почему не заметила этого раньше. Почему потребовалось столько времени, чтобы догадаться о причине, по которой ее втянули во все это. Она позволила Зверю – и Церкви – продолжить с того, на чем они остановились.

– Ты не моя сестра, – хрипло произнесла Вайолет.

Губы не-Роузи изогнулись в злобной ухмылке.

– Но я дал тебе силу, чтобы вернуть ее, – сказал Зверь. Он по-прежнему использовал голос Роузи. – Разве ты не этого хотела?

* * *

Морис навалился на Харпер всем весом. Они перекатывались по деревянным половицам мастерской, пытаясь завладеть оружием, зажатым посредине. Лезвие срезало выбившуюся прядь волос Харпер, а затем впилось ей в плечо, пронзая до крови, но отец не бросал попыток выдернуть меч из ее руки.

Он не был крупным, но все равно превосходил ее силой, и руки́ у него было две. Он уже стоял над ней на коленях, прижимая дочь к полу. Морис отшвырнул меч за спину. У Харпер дыхание перехватило от страха, когда она взглянула ему в лицо. Вокруг его скрюченных пальцев были намотаны клочки ее волос. В глазах Мориса читалась глубокая печаль, когда он сомкнул руки на шее Харпер.

– Я никогда этого не хотел, – сказал он, впиваясь пальцами в ее горло. – Поверь, Харпер, будь у меня другой выбор… Но Зверь требует соблюдения тайны; она превыше всего. И не важно, чем нам придется пожертвовать ради нее.

Харпер царапала его руки, но тщетно. Ей хотелось позвать на помощь, но она не могла выдавить ни слова. Легкие будто наполнились темной грязной водой, тело коченело и ослабевало, как если бы погружалось на дно озера. Ее взгляд сосредоточился на стражах, висящих на потолке, но перед глазами все плыло.

Дверь сарая стукнулась о стену.

– Отвали от нее! – взревел Джастин, а затем Мориса стащили с Харпер, и она стала жадно глотать воздух.

Девушка со стоном перевернулась, ее взгляд с трудом нашел нечеткий силуэт Джастина; он присел рядом.

– Харпер, – черты его лица исказились от страха, – черт, Харпер, пожалуйста, приди в себя! Скажи, что с тобой все хорошо!

Харпер закашлялась, упершись рукой в пол. Когда она села, под ее ладонью захрустели остатки красно-коричневого камня.

– Я в порядке, – просипела она.

Они с Джастином находились так близко, что она видела россыпь веснушек на его переносице. Слышала каждый лихорадочный вдох. Джастин протянул руку. Харпер была слишком шокирована, чтобы даже подумать остановить его, когда он коснулся пальцами нежной кожи ее шеи.

– Он… – На его скулах заходили желваки, но он продолжил: – Он пытался тебя убить?

Казалось вполне правильным, что он прикасался к той ее части, которая болела больше всего. Харпер попыталась ощутить хоть что-то: сожаление, отвращение, горечь. Но тщетно. Внутри нее зияла пустота, выскобленная и полая.

– Похоже на то.

Пальцы Джастина приятно холодили кожу. Но когда они встретились взглядами, он убрал руку. За его плечом Айзек спокойно и методично привязывал отца Харпер к скамье.

– Не сопротивляйся, – сказал юноша. – Ты знаешь, на что я способен. Нам обоим будет не до смеха, если ты попытаешься выкинуть какой-нибудь трюк.

– Ты не пошел сидеть с Бреттом и Норой, – произнесла Харпер без всяких эмоций. – Ты ждал снаружи. На всякий случай.

Это не было вопросом. Ей следовало бы расстроиться, что Джастин не считал ее достаточно сильной, чтобы справиться в одиночку. Но он оказался прав. Она не злилась, не боялась, не испытывала благодарности – вообще ничего. Она даже не чувствовала себя человеком.

Харпер встала на ноги, ее взгляд сосредоточился на мужчине, сидящем на скамье.

Он по-прежнему был мужчиной, который ее вырастил. Но уже не ее отцом. Морис пытался задушить ее. И почти удачно. От этого осознания ее пронзило унылое, тошнотворное чувство, из-за которого все тело налилось свинцом. В этом городе не было места для такой, как она – преданной и предательницы, ничьей дочери, ничьей подруги.

– Знаешь, – сказал Айзек, – это ведь покушение на убийство.

Харпер знала, что Айзек Салливан ее недолюбливал. Она видела это даже сейчас, в языке его тела. Он помог ей, но лишь потому, что она находилась в смертельной опасности. Он здесь только из-за того, что беспокоился о Джастине. Но в его взгляде появилось странное понимание. Сломленные люди притягивают себе подобных.

Айзек не ошибся в том, что сделал ее отец. Но в Четверке Дорог был только один закон: основатели сами разбирались со своими проблемами, а все остальные делали вид, что не замечали уродства, затаившегося в семьях, которые якобы их защищали.

Здесь она не добьется правосудия – разве что сама его устроит.

– Мне плевать, – прохрипела Харпер. – Я просто хочу, чтобы он закончил рассказывать о планах Церкви.

– Харпер, – Джастин поддержал ее рукой. Беспокойство на его лице усилилось, – ты уверена?

Она с трудом заставила себя сглотнуть, чтобы слово прозвучало четко:

– Уверена.

Она – Харпер Карлайл. Она пережила потерю руки, репутации, друзей, а теперь – и попытку убийства. Всю свою жизнь Харпер приглушала тьму, свернувшуюся в ее груди. Ярость, прячущуюся под кожей. И теперь она гадала, почему так отчаянно пыталась себя игнорировать. Почему много лет назад она решила, что злиться, когда люди причиняют тебе боль, неправильно.

– Расскажи, что вы задумали, – сказала девушка, встретившись взглядом с Морисом Карлайлом. Он выглядел потрясенным, явно не понимая, как он оказался связанным тремя подростками. – Расскажи, почему вам нужна именно Джунипер. Зачем Зверю нужна была Вайолет?

Его ответ звучал монотонно, как слова робота:

– Мы нуждались в ней, чтобы воскресить нашего лидера.

– Лидера? – спросила Харпер. – И кто он?

– Стивен Сондерс, – ответил ее отец. – Брат Джунипер.

* * *

Перед Вайолет стояла не-Роузи – с безжизненными глазами, неулыбчивая, мертвая. Навсегда мертвая. И хоть Вайолет знала, что она ненастоящая, вид сестры все равно ей напомнил, насколько проще было справляться с их проблемной семьей, когда Роузи была рядом. У них была своя своеобразная семья из двух человек; что бы ни случилось, они знали, что могут положиться друг на друга.

Сестра – единственная, кто мог бы понять ее ссору с Джунипер. А теперь ее призрак преследовал Вайолет – жестокое напоминание, что ей никогда не вернуть Роузи. Но она готова была смириться с этой извращенной версией, лишь бы не отпускать ее навсегда.

– Но я не могу вернуть тебя… ее… обратно, – прошипела Вайолет, прижимая дневник к груди. – И не хочу этого. Если ты был в моей голове, то знаешь, что я никогда бы не пошла на это.

– Какая неблагодарность. – В спокойном, высоком голоске не-Роузи чувствовалось раздражение. – Ты приехала в этот город с широко открытым сознанием, полным огромного, нереализованного потенциала, и я превратил тебя в нечто прекрасное.

– Ты использовал меня. – Вайолет набросилась на не-Роузи, но та со смешком материализовалась за ее спиной.

– Ты сама позволила себя использовать. Каждый шаг был проделан тобой. Мне лишь потребовалось показать тебе то, что ты хотела увидеть.

Вайолет подумала о каждом разе, когда она мечтала, чтобы Роузи вернулась. Как она жаждала компании своей сестры. Как чувствовала себя, когда Роузи впервые возникла перед ней – ее голова пошла кругом от радости. Вайолет попросту не посещала мысль, что из нее вытягивали энергию. Она сама шла прямо в лапы Зверя, и теперь за это поплатится весь город.

Орфей зашипел на тварь, принявшую облик ее сестры. Не-Роузи закатила свои безжизненные глаза.

– Ой, хватит ныть, – сказал Зверь коту. – Я единственная причина, по которой ты вообще существуешь. Ты знаешь, что без спутника твои силы не работали бы должным образом? Я уже совершал эту ошибку со Стивеном.

По горлу Вайолет поднялась желчь, когда она вспомнила, как Орфея оставили ей, словно подарок. Зверь убил его, чтобы она могла использовать свои способности. Чтобы те окрепли.

– Убирайся прочь из моего разума!

Должен был быть хоть какой-то способ все исправить. Побороть монстра.

Не-Роузи склонила голову набок:

– Слишком поздно.

Орфей зашипел. Вайолет опустила взгляд.

Ее рука пересекла белую линию круга.

Последнее, что она увидела, прежде чем комната почернела, – это темные, безжизненные глаза Роузи.

 

20

Вайолет медленно приходила в себя, ее мысли лениво и бесцельно плавали в голове, как листья на поверхности пруда. Череп раскалывался. Она попыталась пошевелить головой, но это принесло слишком много боли.

Руки девушки были связаны за спиной, упиравшейся во что-то твердое, но сидела она на мягкой суглинистой почве. Ее глаза открылись и сонно заморгали, пока она старалась понять, где находится.

Вайолет была в лесу и искала Нору. Но нет. Она была с Мэй, возвращала свои воспоминания. И снова нет. Она была на чердаке, читала дневник Стивена. Но нет. Вайолет что-то упускала, поскольку она понятия не имела, как сюда попала. Где бы она ни находилась, тут было удушающе, невыносимо темно. Вайолет передернуло, она поняла, почему все выглядело так единообразно, а мир слабо отдавал плесенью и потом. На ее голову надели какой-то мешок. Ее пронзил страх, но, по крайней мере, он принадлежал ей. Радовало хотя бы то, что та тварь – Зверь – не присутствовала в ее голове. Пока.

Вайолет вздрогнула, подумав обо всем, что Зверь мог заставить ее сделать. Что она уже сделала.

– Она очнулась.

К Вайолет приблизился хор голосов, пока она ерзала на месте.

– Может, снимем капюшон?

– Не раньше, чем начнется церемония.

– Но вдруг она не может дышать?

– Тем лучше, не будет нас донимать.

– Наверняка она слишком умна, чтобы говорить.

– Она ходила к Готорнам. Девчонка и так слишком много разболтала.

Вайолет верила, что из этой ситуации должен быть выход, нужно только сосредоточиться. Голова ныла, руки затекли, а паника металась в грудной клетке.

Ей вспомнилось предсказание тети: «Ты умрешь в шляпе». Капюшон считается?

– Довольно.

Новый голос был ласковым и приторным. Сразу представлялась пухленькая милая бабуля, держащая стаканчик холодного чая, подкрепленного алкоголем. Вайолет понимала, что ее мозг плохо соображал – от Зверя или же от недостатка воздуха. Капюшон сдернули с ее головы, и она жадно втянула воздух. В поле зрения появилась миссис Мур – женщина, с которой она познакомилась в своей гостиной.

– Вот так-то, милая. – Ее улыбка больше подходила для пикника, чем для похищения. – Лучше?

Вайолет окинула взглядом местность вокруг себя. Они находились в чаще леса, над головой переплетались ветви, напоминая прутья клетки. Казалось несправедливым, что в такую ночь небо было идеальным – бархатно-черным, усыпанным звездами.

На деревьях висели колокольчики, как те, что Вайолет видела на карнизах домов в свой первый день в городе; как те, что она видела в башне над ратушей. Но люди в робах, суетящиеся вокруг нее, быстро снимали их с веток.

– Вы – Церковь Четверки Богов, – прошептала Вайолет. – Верно?

Миссис Мур улыбнулась:

– Во плоти.

Вайолет закричала.

Лицо женщины сморщилось от разочарования:

– О, милая, теперь нам придется закрыть тебе рот.

В ее накрашенных пальцах блеснул рулон скотча. Она оторвала кусочек и заклеила им рот брыкающейся Вайолет.

Поскольку говорить она не могла, девушка принялась изучать лица членов Церкви и пыталась запомнить их. В основном все были взрослыми, но Вайолет узнала нескольких своих одноклассников. Судя по всему, Церковь Четверки Богов нуждалась в свежей крови.

– Он идет! – крикнул басом какой-то мужчина. Люди в робах лихорадочно закопошились, и тогда из тени деревьев вышел тот же человек, который стоял над Дарьей у лестницы.

Роба с капюшоном и перчатки по большей части скрывали его тело, но не тошнотворно-сладкий запах, который он источал, пока шел по поляне.

Люди инстинктивно расступались перед ним, но Вайолет не знала, от страха или уважения. Она вжалась в ствол дерева, давясь от вони, когда он заковылял к ней.

– Верно, – сказал человек в робе, идущий рядом с ожившим трупом, как помощник. – Мы схватили девчонку.

Он остановился всего в паре шагов от Вайолет. А затем намеренно медленно поднял руки к капюшону и откинул его.

Глазницы разложились, половина лба отсутствовала, темные волнистые пряди местами липли к черепу.

Это не имело значения. Вайолет сразу же узнала его лицо. Это безумная зеркальная версия юноши с фотографии. Владельца дневника. Юноши, который умер со Зверем внутри себя.

Стивен Сондерс.

Труп с худощавым телосложением и полусгнившим лицом вечно шестнадцатилетнего юноши выглядел тревожно молодо. Когда он наклонился и снял перчатку, с него посыпались крошечные кусочки сохранившейся плоти.

Вайолет всхлипнула, не имея возможности закричать, и он провел своим скелетообразным пальцем по ее щеке. В ноздри ударил смрад разложения. По горлу поднялась желчь; все инстинкты молили ее бежать.

Между ними вновь возникла связь, как та, что она ощущала между собой и Орфеем. Но если энергия, переходившая от Вайолет к ее спутнику, была тоненькой и теплой, то эта отличалась. Из ее груди вытягивали что-то силой, из-за чего девушка испытывала головокружение и недостаток воздуха.

Она пыталась бороться, разорвать связь. Но и без того затекшие руки и ноги начали неметь. Ветки вокруг становились нечеткими. Когда в ее глазах потемнело, Стивен резко убрал руку и медленно встал, Вайолет с облегчением прислонилась к дереву.

Через какое-то время в глазах прояснилось, и она снова принялась наблюдать за Церковью – ее члены казались несколько растерянными. Некоторые шептались между собой, пока наконец один из них не подошел к миссис Мур. До Вайолет доносились обрывки диалога.

– …опаздывает?

– Должен был…

– Начнем без?..

– Больше откладывать нельзя. – Голос миссис Мур привлек внимание остальных церковников. – Пора начинать.

Все колокольчики уже сняли и бросили в кучку на краю поляны. Члены Церкви выстроились в круг перед городской границей. Вайолет заметила на земле символ основателей, сделанный из костей, которые сияли белизной на фоне грязи. Они были слишком маленькими для человеческих – мизерное утешение. Раньше их там не было, так что, должно быть, церковники выложили символ в качестве отвратительной дани уважения Зверю.

Из-за деревьев вышли два человека в капюшонах, несущих в руках неподвижную Джунипер. Вид ее матери, такой беспомощной, пугал куда больше, чем труп Стивена. Вайолет попыталась закричать, но скотч заглушал все звуки. Никто из церковников даже не обернулся.

Они положили Джунипер в центр круга по диагонали между линиями костей. Через секунду к ней присоединился брат. Когда он поднял руки к небу, люди в робах запели.

Выглядели они пугающе, темные капюшоны сползли; их лица были полны благоговения. Они призывали монстра. Призывали его, чтобы забрать маму Вайолет. Воздух вокруг церковников затрещал, а линия между Четверкой Дорог и Серостью начала ломаться.

Вайолет поняла, что умрет. И Джунипер тоже. Ее слезы покатились быстрее, когда она вспомнила, что так и не извинилась перед ней.

Серость постепенно проникала в мир, густые белые облака просачивались сквозь крошечное отверстие на ночное небо. Деревья стали скрюченными и темными, кора на стволах пульсировала в ритм песни Церкви.

Вдруг веревки на ее теле ослабли и упали к талии. Вайолет осторожно пошевелила пальцами, косясь в сторону. Из-за дерева по соседству торчала знакомая светловолосая голова. Возле нее показалась темная копна кудрявых волос и беспокойно нахмуренные брови. Теперь Вайолет плакала от радости. Айзек и Джастин пришли ей на помощь. Что почти искупало их вранье об Августе Готорн.

– Не шевели руками, – прошептал Айзек. – Делай вид, что все еще связана.

– И не психуй, – добавил Джастин. – Мы твои друзья. Правда, не уверен, что ты это помнишь.

Вайолет проигнорировала Айзека и сорвала скотч с губ.

– Что я только что сказал?! – прошипел Айзек.

– Я знаю, кто вы. – Вайолет слизала кровь с изувеченных губ. Она сохранит тайну Мэй. Но она не могла притворяться, будто не понимает, что происходит; не тогда, когда от этого зависела жизнь ее матери. – Ко мне вернулись воспоминания.

Лицо Айзека выражало такое неподдельное счастье, что Вайолет пришлось очень постараться, чтобы не улыбнуться. Время еще будет, чтобы обсудить их обман. Сейчас у нее были проблемы поважнее.

– Там моя мама. – Вайолет кивнула головой на круг церковников, чье пение достигло апогея.

– Мы знаем, – кивнул Джастин. – Все идет по плану.

– Вы обе уйдете отсюда живыми. – Айзек встретился взглядом с Вайолет. – Обещаю тебе. Мы освободим ее.

Вайолет ему поверила – во всяком случае, в груди разлилось тепло. Но их было трое против пятнадцати. Их шансы – ничтожно малы. А затем у одного из людей в робе сверкнуло что-то серебряное в рукаве. Меч. Тут же церковник, стоявший рядом, взвыл от боли и попятился обратно в лес. Капюшон упал, обнажив спутанную кудрявую шевелюру и лицо, преисполненное убийственной ярости.

Вайолет широко улыбнулась.

Харпер.

Не важно, что она терпеть не могла Готорнов и Айзека. Они объединились – чтобы спасти ее. И если Вайолет была настолько дорога этим людям, что Мэй шла против семьи и вернула ей память, что Харпер, Джастин и Айзек забыли о многолетних обидах и пришли ей на помощь, значит, она была не одна. Уже нет.

Круг беспокойно зашевелился, пение начало затихать. Айзек воспользовался моментом, чтобы выйти вперед, его ладони замерцали.

– Эй, придурки! – крикнул он. – Попробуйте меня схватить!

Вайолет выпуталась из веревок.

– Зверю нужно что-то от моей мамы, – пробормотала она Джастину.

– Знаю. – Он помог ей подняться. Вайолет едва стояла на ногах. – Он хочет навеки завладеть ее телом, чтобы сбежать из Серости.

Эта мысль приводила в ужас:

– Как завладевал мной?

Джастин кивнул:

– Значит, ты обо всем догадалась.

– Да.

Позади них раздался крик – Айзеку удалось отвлечь церковников. Серебряный меч Харпер сверкнул в другой части поляны, и два человека в робах упали, взвыв от боли.

Пение полностью оборвалось; все погрузилось в хаос и крик. Но круг из костей оставался целым, Стивен и Джунипер по-прежнему лежали в центре.

И это все, что имело значение.

Вайолет заметила вспышку стали за плечом Джастина.

– Берегись!

Джастин уклонился от удара и отшатнулся, когда перед ними возник мальчик с ножом. Вайолет его не узнала, а вот Джастин, похоже, узнал.

– Джастин Готорн, – злобно прошипел мальчишка. – Я надеялся, что ты появишься.

– Брайан Уитли, – произнес Джастин со смирением в голосе. – Местью ты ничего не добьешься.

Вайолет понятия не имела, откуда они друг друга знали, но, когда мальчишка замахнулся ножом, на лице Джастина ясно читалось изумление.

– Оставь их в покое! – донесся голос с другой части поляны. Рядом с ними возникла Харпер Карлайл, ее меч сверкал в лунном свете. Брайан Уитли быстро побежал к деревьям.

– Предательница! – крикнул он, прежде чем скрыться в лесу.

– Предательница? – спросила Вайолет.

Харпер с Джастином переглянулись.

– Позже объясню, – тихо сказала девушка. – Тебе нужно поспешить к маме.

Вайолет посмотрела на круг. Стивен стоял на коленях и нависал над Джунипер. Вайолет затопила паника, но она не могла позволить той взять над собой верх. Поплакать можно и позже. Пришло время действовать.

Джастин толкнул ее локтем:

– Возможно, тебе и не придется.

Он кивнул на Айзека, который мчал к кругу из костей. Вайолет вздрогнула от облегчения, когда юноша начал переступать линию… но что-то искрой взлетело вверх, как фейерверк, и он попятился.

– Я не могу войти! – крикнул он, каждое слово сочилось страхом.

Руки Стивена Сондерса скользнули в робу. А затем он вытащил кинжал из выбеленной кости.

Весь мир Вайолет сузился до этого клинка, когда Стивен опустил его к шее Джунипер.

Серость никого не впускала. А значит, им никак не остановить его. Никак, разумеется, если не вспомнить, что разум одного из них связан с монстром, живущим внутри. Вайолет кинулась к кругу, отталкивая человека с ножом, вставшего у нее на пути. Джастин и Айзек что-то отчаянно кричали ей в спину, но ей было все равно. Джунипер – ее мать. И она пойдет на все, на все, чтобы спасти ее.

Вайолет перепрыгнула через линию из костей. И в точности как она предполагала, в точности как она боялась, ей позволили попасть внутрь.

* * *

Вайолет приземлилась в Серости.

Согнутые деревья с пепельными, пульсирующими стволами. Унылое, неподвижное небо. Статичное ощущение в груди. Она уже чувствовала, будто не может дышать. Церковь и ее друзья исчезли. Джунипер по-прежнему лежала на земле в окружении костей. Над ней нависал Стивен Сондерс. Костяной клинок в его руке выглядел так же зловеще и бесцветно, как и весь мир вокруг.

Вайолет прыгнула к кинжалу и без какого-либо сопротивления вырвала его из рук дяди. Ее передернуло от прикосновения к скелету. Она присела рядом с Джунипер и прижала два пальца к ее шее. Почувствовав слабый, нестабильный пульс, она испытала почти самое большое счастье в своей жизни.

Вайолет подняла взгляд на Стивена, наставив кинжал, который он держал всего пару мгновений на него.

– Отойди от нас!

Слова раскатились по тусклому пейзажу с секундным запозданием, и девушка вздрогнула. Она вновь ощутила связь между ними, но проигнорировала ее и взяла Джунипер под мышки. А затем начала вытаскивать ее из круга.

Стивен не пытался напасть. Он вообще не шевелился.

– Ничего не выйдет, – раздался голос Роузи.

Зверь рвался к ней в сознание и будто обволакивал череп вторым слоем кожи. Вайолет замерла, под ботинком хрустнула кость. Куда ей идти? Это тюрьма Зверя. Здесь они в его власти.

– Так ты ее не вытащишь.

Голос не-Роузи был томным, чуть ли не ленивым. Спустя секунду она появилась. Ее тело уже не выглядело полупрозрачным, тень закралась в круг, извиваясь и расширяясь, как ветви вокруг. Она казалась почти реальной, если не обращать внимания на полное отсутствие сопереживания на лице. Вайолет вцепилась в Джунипер мертвой хваткой. По крайней мере, ее матери посчастливилось этого не видеть.

– Я не позволю тебе отобрать ее у меня.

Джунипер не была идеальной. Но была ее единственной семьей. Она не хотела, чтобы их последнее воспоминание друг о друге было связано с ссорой. И не позволит их отношениям закончиться так.

– Она никуда не исчезнет, – беспристрастно ответил Зверь. – Просто умрет. А я… – Губы не-Роузи расплылись в широкой безумной улыбке, которая была совсем несвойственна ее сестре. – Я буду свободен, а жадность твоих предков обернется их гибелью.

– Жадность? – с трудом выдавила Вайолет.

– О дитя. Ты действительно думаешь, что меня заточили сюда из альтруизма? Они хотели получить мою силу – и получили. Но использовать ее можно только рядом со мной, поэтому они навсегда остались в этом жалком городишке. Тебя должна радовать моя свобода. Основатели никогда не понимали моих взглядов на мир. Но я понял, что Стивен другой, как только он впустил меня в свое сознание.

И Вайолет поняла, она ясно увидела то, что крутилось еще до равноденствия.

Она знала, почему появлялись провалы в памяти. Почему Зверь проникал в ее голову, почему Стивен оказался для него легкой мишенью. Семья Сондерс должна была доказать, что достойна своих сил. И лучший способ это продемонстрировать – впустить Зверя к себе в разум – и выгнать его прочь. Это укрепило бы связь. Это показало бы, что Сондерсы сильнее, чем монстр, с которым они связаны. Должно быть, это и был ритуал ее семьи. А значит, у нее по-прежнему имелся шанс все исправить.

Вайолет опустила мать на землю и встала на дрожащих ногах.

– Как тебе такое предложение? – спросила она, и не-Роузи склонила голову набок. – Почему бы тебе не сделать это снова? Я знаю, что тебе нравится торчать в моей голове.

– Ты и близко не так могущественна, – с презрением ответил Зверь.

– Но я готова сделать это добровольно, – возразила Вайолет. – Со Стивеном было иначе, верно? Что-то мне подсказывает, что ты промыл ему мозги, чтобы он согласился. Сомневаюсь, что он сам впустил тебя в свое сознание.

– Стивен был слабым. – Слово повисло в воздухе, раскатываясь эхом между деревьями. – Как и ты. Ослабленная горем, любовью и печалью. Ты взывала ко мне с того дня, как приехала в город, с той секунды, как села за пианино. Только сила твоей матери сможет меня выдержать.

– Я догадывалась, что ты так ответишь. – Вайолет морально приготовилась к тому, что собиралась сделать. План ужасный. Но другого у нее не было. – Думаю, с моей стороны было наивно ожидать от тебя сотрудничества.

Вайолет накинулась на не-Роузи и схватила сестру за запястья. Они были реальными, потому что она этого хотела, и когда Вайолет встала нос к носу с образом своей сестры, в ее темных глазах что-то промелькнуло. Голод.

– Прекрати, – прошипел Зверь.

Очертание Роузи замерцало.

– Перестань! – заныл Зверь. – Если перестанешь, я позволю тебе ее вернуть. По-настоящему. Ты же этого хочешь, не так ли?

И внезапно Роузи стала выглядеть даже более плотной, чем раньше. Ее кожа сияла жизнью и здоровьем; бирюзовые волосы ярко блестели в слабой имитации света Серости. Ее губы изогнулись в улыбке.

– Ты знаешь, что способна на это. Ты вернула Орфея. Почему бы не вернуть и меня?

Вайолет увидела картину этого будущего у себя в голове. Увидела, как сдается. Как позволяет Зверю захватить Джунипер, и он наделяет ее такой силой, чтобы покинуть город и не просто воскресить тело Роузи, но и исцелить его. Обмен монстра на сестру. Жизнь на жизнь.

– Я все, что у тебя было, – прошептала Роузи. – Я единственный человек, который любил тебя. Ты действительно готова меня отпустить?

Это был самый трудный поступок в жизни Вайолет – но она отвернулась от лица сестры.

И посмотрела на Джунипер, лежащую на земле, выглядевшую одновременно моложе и старше, чем когда-либо прежде.

– Ты действительно считаешь, – сказала она, снова смотря на Зверя, поскольку, как бы тот ни выглядел, это все равно был Зверь, – что я позволю тебе убить мою мать? Ты здесь монстр, а не я.

Не-Роузи недовольно зашипела.

– Значит, ты сама меня приговорила, – рявкнула сестра, и внезапно ее кожа начала сморщиваться на черепе, глаза почернели от гниения, руки старели в ладонях Вайолет, пока от них не остались только отслаивающаяся кожа да пожелтевшие кости.

В пустых глазницах Роузи извивались личинки, а разложившийся рот открылся в ухмылке – или же в безмолвном крике.

– Ты ненастоящая, – всхлипнула Вайолет, закрывая глаза, но она чувствовала мертвые руки Роузи в своих.

И приторный, мускусный запах гниения. Вайолет подавилась и схватилась крепче. В ее затылок вонзались ножи, пока голос Зверя – его настоящий голос – раскатывался в сознании, шипя на незнакомом языке.

Впускать его в свою голову противоречило всем ее инстинктам. Но Вайолет подавила панику, притянула его ближе и заставила себя не отступать. В ее разум вцепились холодные руки, и девушка невольно вздрогнула, когда ее ноги, щиколотки и пальцы онемели.

Ее глаза открылись от слез, бегущих зловещими линиями по щекам, но они были слишком густыми, чтобы состоять из воды. Серость поднялась по внутренней части ее запястий и распространилась в плечи, грудь, сердце. Вайолет чувствовала себя так, будто тонула в вязком черном озере. Она задержала дыхание, но вскоре ей придется открыть рот и вдохнуть эту густую жижу. Зверь был внутри нее. Захватывал контроль над телом, прямо как в равноденствие.

Вайолет не могла вспомнить, почему думала, что сможет его одолеть. Почему впустила его. Но это больше не имело значения – как и все остальное.

Все, что ей оставалось, это сдаться. Так будет легче.

И когда Вайолет взглянула на мрачный, бесцветный мир Серости, отпуская последние крупицы своего сознания, то увидела Роузи.

Поначалу она думала, что это очередной жестокий фокус Зверя. Но карие глаза Роузи сияли, обведенные золотой подводкой. И на ней не было одежды, в которой она умерла. Вместо этого она стояла в платье, которое купила на выпускной, струящаяся черная ткань идеально балансировала между классикой и современным стилем, а шею украшало броское, крупное, золотое ожерелье.

Ей так и не довелось покрасоваться в нем где-то кроме примерочной.

– Черта с два я бы выбрала другой наряд, чтобы коротать вечность! – Роузи хмуро на нее посмотрела. – Я так и чувствую твое осуждение. Кто бы сомневался, что ты скорее потеряешь контроль над моторными функциями, чем приструнишь свой норов.

– Роузи? – Вайолет и сама не знала, произнесла ли она имя вслух или мысленно. Но это не та Роузи, которую показал ей Зверь. В этой Роузи узнавалась ее сестра, прямо как в картине – авторский стиль. – Ты настоящая?

Даже Серость зарябила, когда Зверь зарылся глубже в ее сознание. Перед глазами поплыли черные пятна.

– Настоящая или нет, ты и так знаешь, что бы я сказала, – ответила Роузи. – Я люблю тебя, но в компании не нуждаюсь. Не в ближайшем будущем.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала Вайолет.

Роузи одарила ее улыбкой с намеком на грусть.

– Прости, что покинула тебя.

А затем она исчезла, и осталась лишь чернота.

В день, когда Роузи умерла, внутри Вайолет что-то сломалось. В ее груди рос нарыв, в затылке – зияющая дыра. Ее тело – идеальное место для проникновения зла.

Ее горе позволило Зверю пробраться к ней в голову. Но ее горе также служило ей привязкой к реальности.

Вайолет могла использовать эту часть себя, чтобы прогнать Зверя. Она позволила месяцам боли и грусти охватить себя и вцепилась в свое сознание. Это боль, которую ему никогда не понять. Это боль, порожденная любовью. И, погрузившись в свою печаль, вобрав осколки, Вайолет сделала своего давнего врага своим спасителем.

– Ты не вернешься, – сказала она Роузи, себе, девушке, которой была раньше.

Теперь она изменилась – то, что было сломлено, восстановилось. Внутри нее всегда будет жить горе. Но это нормально – оно часть того, кем она стала. И когда хватка Зверя на ее сознании треснула, словно кость, Вайолет поняла, что он тоже никогда не покинет ее разум. Не до конца. Такова цена, которую семья Сондерс платила за свое могущество.

Вайолет открыла глаза.

Серость исчезла. Она вернулась обратно на поляну, окруженную лесом, сквозь круг из костей постепенно проникал шум.

Ее кожа снова наполнилась цветом, прогоняя серость из запястий и кончиков пальцев – которые неосознанно сжались на серебряном браслете.

У края круга стоял Стивен Сондерс. Возможно, у Вайолет разыгралось воображение, но его прогнившие глазницы чуть ли не блестели от страха.

Она сделала глубокий вдох. Легкие наполнились прохладным ночным воздухом с ароматом земли и леса. А затем пересекла круг, раздавив кости животных, пока не оказалась в шаге от Стивена, нос к черепу.

Между ними вновь возникла связь – ужасная, тошнотворная.

Вайолет вспомнила юношу из дневника. Он не заслуживал такой кончины – в виде кучки тряпья и рассыпающихся костей, поддерживаемых магией. Он заслуживал покоя.

Вайолет протянула руку и прикоснулась окровавленным пальцем к его разлагающейся щеке, зеркально повторив его действие в начале вечера.

– Мы оба знаем, что тебя не должно здесь быть, – прошептала она. – Надеюсь, ты попадешь в хорошее место. Возможно, однажды мы там встретимся.

Вайолет использовала ту же часть себя, которая вырвала ее сознание из хватки Зверя. Внутри нее бушевала сила – необузданная, замечательная и наконец-то всецело ее. Что-то на этом гниющем лице дрогнуло в подобии на облегчение. И когда связь между ними порвалась, Стивен Сондерс упал под ее рукой. Вайолет с содроганием отошла от него и вытерла пальцы о джинсы.

К ее удивлению, теперь с церковниками разбиралось куда больше трех человек. Они были старше и лучше обучены, что означало лишь одно: шериф прибыла.

Вайолет потащила Джунипер за барьер, с каждым шагом под ее ногами хрустели кости. Затем она присела рядом с матерью и убрала волнистую прядь с ее расслабленного лица.

– Очнись, – тихо произнесла девушка. – Давай же, мама. Все кончено.

Рядом с ней согнулась светловолосая женщина, будто вырезанная из мрамора.

– Она цела? – спросила Августа Готорн, в ее словах отчетливо слышалась паника.

Вайолет отпрянула:

– Даже не пытайтесь провернуть свои штучки.

Августа подняла руки в перчатках:

– Не буду.

Вайолет удивилась тому, как страх в голосе шерифа совпадал со страхом, пульсирующим внутри нее, пока она смотрела на вялое тело Джунипер. Позади нее людей в коричневых робах сковывали наручниками и вели к полицейским машинам. Некоторые офицеры собрались у круга костей и засовывали их в пластиковые пакетики для улик.

– Вайолет?

Она повернулась на звук своего имени. Джастин и Айзек выбрались из толпы, Харпер шла следом. И если ее глаза слегка защипало при звуке знакомого голоса Джастина, что ж, было темно, и никто ничего не заметил, так что это не в счет.

– Твое лицо, – тихо произнес Айзек. – На нем кровь…

– Я в порядке, – ответила Вайолет. – Это Джунипер нужна помощь.

– Нужно отвезти ее к врачу, – вмешалась Августа. – Возможно, у нее сотрясение. Ее могли напичкать наркотиками. В участке есть медпункт.

– Только если мне позволят все время быть с ней, – твердо заявила Вайолет. – И только если вы не будете снимать перчатки.

Августа замешкалась, ее лицо сморщилось от тревоги:

– Ты помнишь.

Вайолет улыбнулась:

– Еще как. И если вы хоть пальцем прикоснетесь к любой из нас, я найду способ натравить на вас армию мертвецов.

При этой угрозе Августа вздернула бровь, но, должно быть, угроза сработала: женщина ушла.

Когда Джунипер подняли на носилки, Джастин, Харпер и Айзек встали по бокам от Вайолет.

– Вы не обязаны были этого делать, – пробормотала она. Ее взгляд метался с испачканных грязью волос Джастина на забрызганную кровью книгу, торчащую из кармана Айзека, и на меч, сверкающий в руке Харпер.

– Что делать? – спросил Джастин.

– Да ладно. Ты все понял.

– Я хочу, чтобы ты произнесла это вслух.

Вайолет театрально подняла руки к небу, браслет Роузи зазвенел на ее запястье.

– Спасать меня! – Произнести эти слова было действительно трудно, потому что они шли из глубины ее сердца. – Но вы все равно это сделали. Так что спасибо.

Харпер пригнула голову и закинула меч на плечо. Губы Айзека дрогнули, пока он вытирал грязь с носа.

– Я бы оценил это на четверочку по десятибалльной шкале, – протянул он.

– Я непременно учту твое мнение в следующий раз, когда буду заперта в другом измерении вместе с монстром, который захватил мое тело.

Его глаза щурились от веселья, и внезапно Вайолет стало немного труднее держаться на ногах.

– С тобой все будет хорошо? – спросил Джастин.

– Думаю, да, – кивнула девушка. – Я прошла ритуал.

Джастин улыбнулся. Вайолет не знала, как он мог по-прежнему выглядеть таким жизнерадостным, но была ему благодарна. Всем им. И видела по их лицам, что они это знают. Среди их четверки присутствовало чувство обоюдного облегчения. Они были живы и в безопасности.

– Откуда вы знали, где меня искать? – спросила Вайолет у Харпер, когда они пошли прочь от поляны. Деревья вокруг них мерцали красно-синими пятнами от полицейских машин.

– Отец сказал, – нерешительно ответила Харпер. – Вайолет… ты должна кое-что знать. Теперь, когда к тебе вернулась память. – На шею Харпер попал луч от офицерского фонарика, освещая синяки на ее коже. Синяки, которые по форме сильно напоминали пальцы.

Вайолет вдруг вспомнила, что ее подруга тоже была в робе.

– Что произошло?

Харпер осторожно покосилась на Августу Готорн:

– Позже объясню.

Ее голос звучал иначе. Тверже. Увереннее. У Вайолет накопилось множество вопросов ко всем ним, но сейчас ей было важнее сесть в машину к матери. Она заслужила свой второй шанс с Джунипер и не упустит его. Пришло время учиться прощать.

 

21

В полицейском участке Четверки Дорог было холодно и чисто. Джастин подозревал, что Августа Готорн изо всех сил пыталась создать хоть какую-то альтернативу морю каштановых дубов снаружи. После того как Вайолет и ее мама прибыли в медпункт, он провел целый час в зоне ожидания, глядя на белую плитку и флуоресцентные светильники.

Когда они только вошли, медики настояли, что нужно немедленно обработать незначительные травмы Вайолет. Джастин наблюдал, как медсестра спешно уводит ее, крепко держа девушку за предплечье, словно она ребенок, который вот-вот попытается сбежать.

Дойдя до двери, Вайолет оглянулась и стрельнула крошечной коварной улыбкой на своем запачканном грязью и кровью лице. Теперь они стали настоящими друзьями. Джастин видел, что ей это в новинку.

Если честно, ему тоже было в новинку просто дружить с девушкой, которая не была связана с ним родством.

Он понятия не имел, как Вайолет вернула свои воспоминания. Часть его боялась спросить, ведь это значило, что существует решение. Лекарство. И тогда он в очередной раз подвел Харпер. Джастин вспомнил ту ночь у озера. Как Харпер кричала, когда его мать надвигалась на нее со своими мастифами.

В мастерской Мориса Карлайла он не смог удержаться и прикоснулся к ней. Ему потребовались все силы, чтобы не скользнуть пальцами выше по шее, к ее щеке. Он хотел поцеловать ее. Но Джастин знал, что этого делать нельзя. Они вдвоем были основателями, с силами или без.

Харпер лгала ему. Он лгал ей.

Но они не были в равных условиях.

Все, что она думала о нем, было последствием незнания того, что с ней произошло. С его стороны было бы эгоистично пытаться сблизиться, когда она не знала правды. Либо Джастин отпустит Харпер, либо найдет способ показать ей, что произошло на самом деле в ту ночь, когда она потеряла руку.

Он отбросил воспоминания и обнаружил перед собой Мэй. Ее белая блузка с рюшами была завязана в аккуратный бантик на шее, юбка, расходящаяся от талии к коленям, ложилась идеальными складками. Но Джастин давно научился находить маленькие признаки беспокойства сестры. Ее глаза покраснели. Кусочки лака на ногтях были сгрызены. Она была расстроена. Вот и славно.

– Мама хочет с тобой поговорить. – Ее пальцы извивались перед юбкой, как бледные цепкие корни. – Но она сказала, что это необязательно, если ты не хочешь.

– Как щедро с ее стороны, да?

Мэй сосредоточила взгляд своих ясно-голубых глаз на поцарапанном линолеуме:

– Прости. То, что я тебе наговорила, было жестоко и необоснованно.

И в этот момент Джастин увидел, что силы Мэй больше навредили ей, чем принесли пользу. Она получила все, о чем когда-либо мечтала, – а это значило, что у нее не было причин сомневаться в действиях Августы.

Джастин ожидал, что будет злиться на нее в следующий раз, но он испытывал только жалость. Он был самым рьяным защитником Мэй, когда Августа избрала его своим любимчиком. Но, обретя силу, сестра разорвала их связь. И впервые в жизни его не интересовала работа над тем, чтобы восстановить разрушенное.

– Тебе было плевать, что твои слова могут прозвучать жестоко, – ответил Джастин. – Ты хотела меня задеть.

На ее лице промелькнуло нечитаемое выражение:

– Неправда.

– Неужели? – спросил юноша. – Вайолет могла умереть. Надеюсь, ты счастлива.

С этими словами он пошел к кабинету матери. Джастин услышал шаги позади себя, но не обернулся.

Вокруг стола Августы собралось несколько офицеров, но, когда Джастин открыл дверь, она выпроводила их взмахом руки.

– Джастин. – Голос Августы был ласковым и чрезмерно мягким, словно она подбирала каждое слово с максимальной осторожностью. – Ты все же решил ко мне зайти.

– Я решил тебя выслушать. – Джастин захлопнул дверь прежде, чем Мэй успела войти. Этот разговор касался только их с матерью. – Я не такой, как ты. Я не принимаю решение о никчемности людей прежде, чем они успеют извиниться.

Широкие плечи Августы дрогнули:

– Я знаю, что была груба с тобой. Мне стоило прислушаться к твоим опасениям, что город планирует захват власти.

– Что насчет Вайолет? – спросил Джастин. – Ты будешь извиняться за то, что сделала с ней?

Он знал, что спрашивать о Харпер – гиблое дело, как и о любом другом человеке, чью жизнь Августа мимолетно изменила.

Тем не менее он не мог просто выйти за дверь.

Джастин не умел отказываться от заблудших и безнадежных. Особенно когда те нуждались в нем.

– Я сделала то, что сочла необходимым в тех обстоятельствах, – ответила Августа. – Возможно, если бы ты признался мне во всем раньше, я отнеслась бы с бо́льшим пониманием. Но ты недостаточно доверял мне, чтобы рассказать правду.

– Разве можно меня в этом винить? – вздернул бровь Джастин.

Уголки губ его матери опустились:

– Нет. Но у меня есть кое-что для тебя, что может помочь забыть о старых обидах. Это Мэй предложила.

Она достала сверток бумаг из ящика стола и протянула их Джастину.

Развернув их, он обнаружил заявления на поступление в гуманитарные вузы, которые находились в тридцати минутах езды от Четверки Дорог, а также информацию о местном общественном колледже.

– Ты хочешь, чтобы я остался.

Августа встретилась с ним взглядом:

– Я думаю, ты доказал, что можешь быть полезен Четверке Дорог больше, чем я предполагала. Пожалуй, моя решимость заставить тебя уехать из города была неоправданной. Так что да, я хочу, чтобы ты остался.

И это все, чего хотел Джастин. Но эта версия его возвращения домой значила игнорирование правды о наследии их семьи. Значила, что он подчинится. Джастин подумал о картах, которые разложила перед ним Мэй. Это его шанс изменить порядок вещей.

Провал ритуала поставил его в уникальное положение. У него не было сил, зато он прожил всю жизнь с основателями. Возможно, он единственный человек, который действительно понимает обе стороны проблемы Четверки Дорог. И это не то будущее, которое он планировал. Но это будущее, которое он проведет там, где ему и место: дома.

Джастин положил бумаги на стол. Затем развязал медальон на запястье и опустил тонкий стеклянный диск на ладонь.

– Если я вернусь домой, – сказал он, – то не буду и дальше скрываться. Я расскажу жителям правду о своих силах. И не позволю тебе стереть ее.

Лицо Августы стало белее белого:

– Ты потеряешь их уважение.

– Может, и так. Но зато я больше не буду врать. – Джастин выпустил медальон, и тот упал на стол. Алое стекло замерцало, как закатное солнце. – И еще кое-что. Я хочу, чтобы ты пообещала, что перестанешь использовать свои способности на людях.

Августа хмыкнула:

– Категорически нет.

Но Джастин был готов к этому:

– Тогда я перекрою тебе доступ к Айзеку Салливану. А после того что ты сделала с Вайолет Сондерс, она ни за что не станет тебе подчиняться – ты это знаешь. Из этого получается, что у тебя почти не останется основателей на патрулирование.

Августа была раздражена. Джастин видел, что ударил по больному.

– Мои силы – необходимое условие защиты этого города, – сказала она. – Сейчас у нас под арестом четырнадцать членов Церкви Четверки Богов. Ты бы предпочел, чтобы я отправила их в ближайший город, где их будут судить за попытку убийства, или стерла им память и позволила жить в мире? Это нейтрализовало бы их как угрозу. Это эффективно. И по-человечески.

Джастин выдержал паузу. Как бы ему ни хотелось это признавать, Августа была права. Но наверняка был какой-то способ найти баланс между людьми, как Вайолет, и Церковью Четверки Богов.

– Предоставь им выбор, – наконец ответил он. – Спроси, что они выберут: отправиться в тюрьму или лишиться воспоминаний. И пообещай мне, что больше никогда не прикоснешься к наследнику основателей.

На секунду в кабинете воцарилась тишина, лицо Августы выглядело задумчиво. Затем она протянула руку в перчатке.

– Ты вернешься домой? – спросила она с тихим уважением в голосе.

Это стоило того, чтобы подчиниться ей. Ради возможности изменить город. Сделать его таким местом, где фамилия Готорн будет внушать что-то больше, чем страх.

Он взял руку Августы и пожал ее.

* * *

Медсестры переодели Вайолет в отвратительный больничный халат и заставили ее сидеть спокойно, пока перевязывали каждую царапину и рану. Единственное, что ей удалось оставить при себе, это браслет Роузи, который лежал в пластиковом пакетике на ее коленях, серебро очистили спиртом, и теперь оно ярко сверкало. Вайолет наблюдала, как медики суетятся вокруг ее матери, лежащей без сознания на соседней койке.

Из разговоров она поняла, Церковь напичкала Джунипер какими-то препаратами. В остальном она была в порядке, но вид ее обмякшего тела по-прежнему причинял боль.

Вайолет как раз спорила со стажером насчет своего мобильного телефона, когда в медпункт ворвалась Августа Готорн. На девушку она не обратила никакого внимания, просто пошла прямиком к Джунипер, попутно закидывая медсестру вопросами.

– С ней все будет хорошо, – ответила та. – Да, ее организм сам должен очиститься. Нет, долгосрочного ущерба не будет.

– Но прошло уже столько времени! – Лоб Августы сморщился. – Она уже должна была очнуться.

– Она очнется, шериф Готорн. – Медсестра нерешительно похлопала ее по руке. – Дайте ей время.

– В чем дело? – громко и резко поинтересовалась Вайолет. – Вы пришли, чтобы забрать ее воспоминания – просто на всякий случай?

Августа отвернулась от Джунипер, ее руки скрестились на груди. Вайолет чувствовала себя голой и неуклюжей в больничном халате, но отказывалась сжиматься под взглядом женщины.

– Я знаю, что вы сделали, – продолжила она. – Когда она попыталась покинуть город, вы стерли ей память о Четверке Дорог. Настоящей Четверке Дорог. Кто знает, может, вы и Дарью лишили воспоминаний.

– Я никогда и пальцем не тронула Дарью, – тихо ответила Августа. – Что же касается твоей матери… это сложно.

Вайолет вцепилась пальцами в койку:

– Я знаю о Стивене. Тридцать лет назад он пытался убить мою маму, но у него не вышло, и внезапно городом стала управлять ваша семья, а не моя. Что произошло на самом деле? Что вы скрываете?

Медики затихли, их взгляды бегали от Августы к Вайолет, словно они смотрели теннисный матч.

– Выйдите, пожалуйста, – обратилась к ним Августа. – Нам с мисс Сондерс нужно поговорить.

Медсестра сглотнула:

– Но мы должны оставаться с пациенткой.

– Вы только что сказали, что в конечном итоге она очнется, – ответила Августа. – Вы не занимаетесь ничем важным. Уходите.

Медики быстро ретировались, хотя Вайолет не сомневалась, что следующие несколько минут они изо всех сил будут пытаться подслушать под дверью.

– Значит ли это, что вы ответите на мои вопросы? – Ее нервы были на пределе – теперь Вайолет контролировала свои силы, но воскрешение мертвых ей не поможет, если Августа решит напасть. – Или вы здесь для того, чтобы снова стереть мне память?

Но Августа даже не пыталась снять перчатки.

– Ты прошла ритуал, а значит, больше не представляешь угрозы для Четверки Дорог. Я не буду тебя устранять. Однако мне любопытно, как ты вернула свои воспоминания.

Вайолет попыталась замаскировать свое облегчение:

– Так я вам и рассказала.

– Может, устроим обмен? – предложила Августа ледяным тоном. – Я расскажу тебе о весеннем равноденствии восемьдесят пятого, а ты – как восстановила память.

Вайолет задумалась. Августа Готорн – ее лучшая возможность узнать правду. Но мысль о том, чтобы выдать Мэй женщине, которая чуть не привела ее к смерти, вызывала у нее тошноту.

– Да ладно вам, – ответила она. – Вы ни за что не назовете мне реальную причину, почему забрали воспоминания моей матери.

С соседней койки раздался резкий и напряженный голос.

– Вообще-то на этот вопрос легко ответить, – сказала Джунипер Сондерс. – Она стерла мне память, потому что я ее попросила.

Августа быстро развернулась к койке, а Вайолет соскочила со своей, наплевав на то, что ее тоненький халат оголил некоторые части тела, и подбежала к матери. Джунипер по-прежнему лежала, но ее глаза были широко открыты.

– Мама? – позвала Вайолет, но Джунипер смотрела не на нее, а на шерифа.

Внезапно атмосфера в помещении накалилась. Язык их тел выдавал правду. О боли. О совместной истории.

– Август? – прошептала мама Вайолет.

– Июнь? – ответила Августа. – Это… Ты…

Джунипер кивнула, и Августа заключила ее в объятия, не обращая внимания на больничный халат. В таком положении мама Вайолет выглядела крошечной, почти как куколка на фоне широкой Августы.

Джунипер говорила, что они были лучшими подругами. Но Вайолет видела между ними нежность, говорящую о чем-то гораздо большем. Они смотрели друг на друга так же, как Джастин с Харпер.

И в эту секунду Вайолет осознала, что, несмотря на то, сколько всего они с матерью знали друг о друге, между ними по-прежнему находилась неизведанная территория. Впервые в жизни ей захотелось преодолеть это расстояние. Будет нелегко. Но она подумала о своих новых друзьях, которые рисковали жизнью, чтобы спасти ее семью, и пообещала себе, что хотя бы попытается.

– Как? – прошептала шериф, когда Джунипер отстранилась и вновь легла на подушку, ее каштановые кудрявые волосы торчали во все стороны.

– Это было частью ритуала Вайолет, – ответила она. – Полагаю, нет ничего удивительного, что он также очищает, особенно если учитывать, что он напрямую связан с нашим разумом. Вайолет… – Улыбка ее матери была искренней и открывала вид на кривоватые коренные зубы. – Спасибо. И прости, что тебе пришлось разбираться со всем в одиночку.

– Так ты знаешь? – В горле Вайолет встал комок. – О нашей семье? О наших силах?

Джунипер кивнула:

– Моя память вернулась.

Вайолет с трудом сглотнула:

– Можешь рассказать, что произошло со Стивеном?

Лицо Джунипер напряглось. Она нерешительно подняла руку к волосам и заправила их за ухо.

– Необязательно говорить об этом сейчас, – вмешалась Августа, ее голос по-прежнему дрожал.

– Нет, Август, – возразила Джунипер. – Она и так долго ждала. Вайолет заслуживает услышать эту историю от меня.

В груди девушки что-то екнуло от знакомой решимости в лице матери.

Джунипер сложила руки на коленях и начала:

– Стивен был младшим в семье. Когда ему исполнилось четырнадцать, мы с Дарьей уже прошли свои ритуалы. – Ее взгляд метнулся к шерифу. – Сейчас я буду говорить о ритуале. Август, ты знаешь правила.

Шериф вздохнула, но кивнула, поворачиваясь к ним спиной, а Джунипер подозвала Вайолет поближе к себе.

– Это немного глупо, – прошептала она на ухо дочери. – Но мы храним подробности ритуалов в тайне друг от друга. На шестнадцатый день рождения Сондерсы идут в ритуальную комнату, спрятанную в шпиле, становятся на символ основателей, нарисованный на полу, и позволяют Зверю проникнуть в их головы. Мы переносимся в Серость и боремся с ним. Чтобы понимать смерть, нужно максимально к ней приблизиться. Когда ты попала в Серость и выгнала Зверя из своего сознания, то прошла свой ритуал – хоть и в куда более опасных условиях. К сожалению, ритуал Стивена прошел не гладко. Зверь проник в его разум, как обычно, но Стивен не справился с ним, прежде чем выйти из Серости. Со временем это повлияло на его мышление, настроение, а в конечном итоге и на действия. Но Стивен всегда был немного непредсказуемым, и Зверь пользовался этим, чтобы сохранить реформацию Церкви – откровенно говоря, я бы назвала это осквернением Церкви – в секрете.

– Значит, никто из вас не знал, что его разум захвачен Зверем? – спросила Вайолет.

Губы Джунипер сложились в грустную улыбку, и она отстранилась от дочери:

– Я понятия не имела.

Августа повернулась:

– Полагаю, вы закончили обсуждать семейные тайны?

Мама Вайолет улыбнулась:

– Ты никогда не умела скрывать свое раздражение.

Шериф фыркнула, но промолчала и подошла к ним.

– Как я говорила, – продолжила Джунипер, – я не знала, что происходило с моим братом. Во всяком случае, вплоть до равноденствия. Стивен вытащил меня из кровати и повел в лес, угрожая кинжалом. Он собирался позволить Зверю захватить меня, чтобы у него появилась телесная форма и возможность выйти из тюрьмы. Стивен отдал бы свое тело, но ему недоставало сил. Мои же способности… уникально подходили для нужд Зверя. Но он не… – Ее рука дернулась к лицу и с дрожью остановилась на уровне плеча. – Он не знал…

А затем Джунипер расплакалась. Она не плакала по мужу, не плакала по Дарье, не плакала по Роузи. Но вот над ее веками заблестели слезы, готовые скатиться по щекам.

– Июнь, – повторила Августа. – Ты не обязана об этом рассказывать.

– Обязана, – возразила Джунипер ломающимся голосом. – Стивен не знал, в чем заключалась моя сила. Мы хранили ее в тайне, поскольку ее слишком сложно доказать. Но каждый член семьи Сондерс так или иначе связан со смертью. Дарья ее видела. Стивен воскрешал. – Ее рука замерла, а затем медленно опустилась на колени. – А я, можно сказать, ее приручила.

Вайолет уставилась на свою мать:

– Приручила? В каком смысле? Ты не можешь умереть?

– О нет, я не бессмертна, – ответила она и по какой-то причине напряглась. – Я все равно старею. Как видишь, меня можно накачать наркотиками. Но в остальном я практически неуязвима – спустя пару недель после ритуала я упала с крыши поместья и встала без единой царапинки. Я не болею. И когда кто-то пытается причинить мне вред, он оборачивается против обидчиков. Поэтому Зверь и стремился меня заполучить. В моем теле его было бы невозможно уничтожить – по крайней мере, некоторое время.

Вайолет передернуло от этой мысли:

– Значит, вот почему ты была для него идеальным сосудом.

Джунипер кивнула:

– Именно. Но когда Стивен попытался заколоть меня…

В продолжении не было необходимости. Вайолет охватила тошнота, когда она поняла, что в точности произошло. А Церковь хотела оживить Стивена, потому что способности Джунипер не могли повлиять на мертвого человека.

Джунипер взяла салфетку с тумбочки и промокнула глаза:

– После смерти Стивена его тело пропало. Его склеп в мавзолее пуст. Но семья Сондерс сохранила всю эту трагедию в секрете, и в конечном итоге мне стало слишком тяжело от чувства вины и позора. Поэтому я попросила Августу забрать их. Я думала, что, если забуду о своем горе, мне будет легче жить дальше. Но это был слабый поступок. После моего отъезда семья развалилась. И хоть я безумно благодарна судьбе, что повстречала твоего отца и появились вы с Роузи. – Она улыбнулась со слезами на глазах. – Но это не та жизнь, которая была мне предназначена. Я всегда чувствовала, словно бегу от чего-то. В конце концов, оно меня настигло. Полагаю, так всегда происходит.

Вайолет подавила собственные слезы.

Впервые в жизни она понимала свою мать. Джунипер не была бесчувственной или невежественной. Она пережила ужасную потерю – даже более ужасную, чем Вайолет могла себе представить.

Да, ей не хватило сил, чтобы справиться со своими эмоциями самостоятельно. Из-за этого она причиняла людям боль – даже тем, кого любила. Вайолет это тоже могла понять.

– Прости, – сказала она Джунипер. – За то, что я наговорила о тебе и Роузи.

Джунипер приподнялась и взяла руку Вайолет:

– Я тоже хочу извиниться. Не представляю, как тебе было страшно разбираться со всем в одиночку. Я столько всего хочу тебе показать. Столькому хочу тебя обучить.

– О Четверке Дорог? – спросила Вайолет.

Джунипер улыбнулась:

– И о городе тоже. Но то, что ты сказала о семье своего отца… ты была права. Ты заслуживаешь познакомиться с ними, и они заслуживают узнать тебя, если ты этого хочешь. Больше никаких секретов. Никакой лжи.

И когда она наклонилась, Вайолет позволила себя обнять.

* * *

Прихожая дома Готорнов ничуть не изменилась. Джастин провел рукой по каменной стене, ощутил знакомый прохладный, гнетущий воздух на своей коже. К окну прижималась извилистая ветка боярышника, словно рука, манящая его внутрь.

По городу уже распространялась правда о его неудачном ритуале. Надеть в школу каменный кулон вместо медальона было легко. Трудности только начинались: шепот в коридорах. Презрительные взгляды на занятиях. Замкнутые лица людей, встречающихся на главной улице, хотя раньше они были открытыми и дружелюбными. О, какую же это приносило боль.

Но боль приятную, как крепатура после долгой пробежки.

– Спасибо, что приютил меня, – сказал Джастин Айзеку, задержавшемуся в прихожей.

Айзек провел пальцем по краю живописной рамки с фотографией. Его лицо выглядело омраченным, озабоченным. Джастин знал, что он работал над восстановлением Закусочной, хотя Августа уже заплатила за ущерб. Казалось, будто это случилось много лет назад, но прошла всего неделя. И все же, за это короткое время многое успело измениться.

Айзек посмотрел на него, и в голове Джастина пронеслись все странности, которые он заметил в поведении друга за последние недели. Айзек занял боевую стойку, плечи выпирали вперед, словно он собирался на битву с врагом. Но они с Джастином были единственными людьми в комнате.

– Раз уж ты вернулся домой, я должен тебе кое-что сказать, – его голос был очень осторожным. – Джастин, с меня хватит.

Юноша подумал, что ему послышалось:

– Что? С тебя хватит?

Айзек твердо смотрел на что-то над головой Джастина.

– Ты когда-нибудь замечал, что я всегда рядом? Ты просишь меня оказать тебе поддержку. Помочь Вайолет. Помочь Харпер. – Имя Харпер он произнес с очевидной неприязнью. – Я всегда соглашаюсь. Но больше я так не могу.

Джастин думал, что пережил свой самый страшный кошмар, когда провалил ритуал. Но появляющееся в груди чувство было даже хуже.

– Я не понимаю. Ты злишься на меня?

Лицо Айзека скривилось от страдания.

– Я никогда на тебя не злюсь. В этом и проблема.

В его голосе слышалось что-то странное. Нежность, не сопоставимая с обидой на его лице.

И вдруг Джастина охватила быстрая, неприятная волна понимания, словно его голову окунули в ледяную воду.

Он вспомнил, как Айзек взял его за руку на вечеринке в амбаре. Как он поднялся из пепла Закусочной, но не для того, чтобы спасти себя, а чтобы защитить Джастина. Как Айзек недолюбливал Харпер. Та полуулыбка, которая появлялась на его лице только при появлении Джастина – полуулыбка, которую он никак не мог разгадать.

Он знал, что Айзек бисексуал. Что формально такой вариант был реальным.

– Значит, – хрипло произнес Джастин. – Вот оно как.

Руки Айзека сжались в кулаки, но воздух вокруг них не мерцал.

– Да.

– И как давно это так?

Губы Айзека дрогнули:

– А ты как думаешь?

В животе Джастина похолодело от осознания:

– Полагаю, я должен был заметить.

Он просто отказывался в это верить. Поскольку эти чувства были для него невозможными, и Айзек тоже об этом знал.

– Наверное, ты не хотел этого замечать. А я думал, что, возможно, со временем все пройдет, и нам никогда не придется говорить об этом. – Айзек замолчал, на его скулах заходили желваки. – Я знаю, что ты не… Я и не ожидал ничего такого. Черт, я не хотел, чтобы этот разговор вышел странным, но, похоже, у меня нет выбора.

– В этом нет ничего странного. – Но слова прозвучали неубедительно даже для самого Джастина.

Он заставил себя посмотреть в глаза другу, но в них не было боли, которой он боялся. Вместо нее он увидел смирение, и это было даже хуже.

До чего жестоко и безнадежно несправедливо.

– Раньше ты мне не врал, – сказал Айзек.

– Ладно, это немного странно. – Голос Джастина охрип от отчаяния. – Но это не значит, что мы должны перестать общаться.

– Значит, – голос Айзека был полон решимости, – ты в долгу передо мной, Джастин, даже если сам никогда этого не понимал. Я делаю все, что ты захочешь, потому что твое счастье важнее моих страданий. Так что мы не можем оставаться друзьями. Я должен заботиться и о себе. И после всего, что я для тебя сделал, ты не имеешь права пытаться меня остановить.

Айзек был рядом, когда семья Джастина ополчилась против него. Его непоколебимая преданность придала Джастину храбрости, чтобы противостоять Августе и рассказать Четверке Дорог правду. Он нуждался в Айзеке – но впервые в жизни этого было недостаточно, чтобы заставить его остаться.

От мысли о том, как ему будет больно, у него скрутило желудок; ярость опаляла юношу изнутри. Но с его стороны было бы невероятно эгоистично возражать.

Айзек принял решение. Джастин был обязан к нему прислушаться. Поэтому он не промолвил ни слова, когда его лучший друг спокойно и целенаправленно вышел за дверь.

 

22

Страница с музыкальными нотами над пианино была далека от идеала. Вайолет перечеркнула половину придуманного. Повсюду были написаны потенциальные варианты фразировок. Вайолет медленно сыграла кусок, а затем сделала паузу, чтобы добавить новые ноты, новые возможности.

Ей было страшно начинать писать музыку. Чистый лист пугал ее с первой минуты, как только она села за инструмент, ее разум мгновенно опустел. Но стоило преодолеть первую волну сомнений, как ее было не остановить. Разумеется, она будет играть и чужие композиции. Но в создании чего-то нового была особая радость.

Произведение, которое написала Вайолет, было простым и неуклюжим. Она не могла сделать так, чтобы диссонантные аккорды переплетались друг с другом. Но однажды, быть может, у нее получится написать то, что захотят сыграть другие люди.

Вайолет делала это не для Роузи. Но она знала, что сестра все равно бы ею гордилась.

Джунипер постепенно разговорилась. Не только о Четверке Дорог, но и о семье мужа. Вайолет чуть не расплакалась, когда мать дала ей контактные номера ее двоюродных братьев и сестер Колфилд. Они все добавились к ней в социальных сетях, но девушка пока не набралась храбрости, чтобы написать им.

Большинство бесед с Джунипер проходили тяжело, с неловкими моментами и долгим подбиранием слов. Но это только начало. Вайолет чувствовала, как они учатся работать вместе, словно две спицы для вязания, запутавшиеся в клубке багряной пряжи.

У Вайолет завибрировал телефон, отвлекая ее от размышлений. Глянув на экран, она улыбнулась и убрала ноты. Орфей побежал с ней к входной двери. За ней ждал Джастин с руками в карманах куртки. Осень нагрянула в Четверку Дорог внезапным порывом оранжевых листьев и мороза.

– Ты хотела меня видеть? – спросил юноша.

Вайолет знала, что он удивлен, что она пригласила только его. Но ей хотелось обсудить эту тему один на один.

– У меня есть вопросы, – мягко начала она, когда он вошел в прихожую.

– Вопросы?

– О Харпер.

Внезапно свет в залитом солнцем помещении показался слишком ярким, воздух вокруг них – нестерпимо душным и жарким. Рука Джастина замерла на «молнии» куртки.

– Это не твоя история.

Вайолет встретилась с ним взглядом:

– Ты неплохой человек, Джастин. Более того, я только и видела, как ты защищаешь людей, которые этого не заслуживают. Включая меня. Так что, черт возьми, заставило тебя отвернуться от Харпер Карлайл?

Харпер рассказала ей о Церкви Четверки Богов. После этого Вайолет решила, что подруга и так достаточно натерпелась, учитывая ситуацию с отцом. Злиться на нее не было смысла. Было легко прощать человека, который принял правильное решение до того, как стало слишком поздно.

– Это не твое дело, – угрюмо сказал Джастин.

– Нет, мое, – возразила Вайолет. – Если ты хочешь, чтобы я тебе доверяла, я должна понять, почему ты предал ее.

Джастин медленно и напряженно опустил голову, словно робот, чьи детали нуждались в починке.

– Ладно, – беззаботность и легкость, которые присутствовали между ними, когда Вайолет открыла дверь, бесследно исчезли. – Я расскажу тебе.

Они направились к ней в комнату. Вайолет невольно вспомнила, как Айзек маячил за ее окном. Она бы предпочла, чтобы это он сидел на ее кровати, а не Джастин, по-прежнему не снявший куртку.

– Правда заключается в том, – он помедлил, – в том, что Харпер – самый могущественный человек в Четверке Дорог.

Вайолет чуть не подпрыгнула от удивления.

– Что? – Она подозревала, что Августа забрала воспоминания Харпер. Но никогда не представляла, что по такой причине. – Значит, она не провалила свой ритуал.

– Нет. Ты наверняка уже заметила, что наши силы работают посредством прикосновения. Твое – воскрешает мертвых. Августы – стирает память. Поэтому она носит перчатки – чтобы избежать случайностей.

Вайолет кивнула:

– И что же делает прикосновение Харпер?

На лице Джастина одновременно отразились боль и желание:

– Прикосновение Харпер обращает в камень. И позволяет ей контролировать его.

Вайолет вспомнила статуи, которыми был усеян сад Карлайлов. Колокольчики, мечи, стражи.

– Контролировать? – прошептала она.

– Основатель семьи Карлайл превращал зверей в камень и управлял ими, как своей каменной армией, – ответил Джастин, нахмурив лоб. – Жители звали их хранителями.

– И Харпер тоже на это способна.

Джастин кивнул.

– Вот черт! – выдохнула Вайолет. – Это ужасает.

– Вот и моя мама так подумала, – сухо прокомментировал Джастин. – Карлайлы проходят ритуал в одиночку и возвращаются к семье, как только разберутся в своих способностях. Они этого не знают, но сколько я себя помню, моя мама следила за каждым Карлайлом, достигшим ритуального возраста, чтобы убедиться, что их сила не таит угрозы. В ночь ритуала Августа была поблизости. Когда Харпер зашла в озеро. И когда вышла. – Юноша ненадолго замолчал. – Я знаю это, потому что последовал за ней.

– Наверное, это плохо кончилось.

– Так и есть, – кивнул Джастин. – Когда она заметила меня, то заставила стоять рядом и сказала, что раз я буду наследником Готорнов, то должен научиться принимать сложные решения. Поэтому мы встретили Харпер у воды, и Августа потребовала продемонстрировать ей свои новые способности. Харпер была так напугана. Мама загнала ее в угол. А когда Харпер напугана, она паникует. Она взяла Августу за руку. Я увидел… – Он покачал головой. – Я увидел, как та начала превращаться в камень. И понял, что на Харпер слишком надавили. Она не могла остановиться.

– Что ты сделал?

Голос Джастина стал тихим и преисполненным таким стыдом, что Вайолет едва его слышала:

– Я не мог позволить Харпер убить мою мать, поэтому я оттолкнул ее. В озеро. Я думал, что с ней все будет нормально, просто хотел, чтобы она остановилась, но я не… – Джастин оборвал себя.

– Что произошло дальше? – ласково поинтересовалась Вайолет.

Юноша встряхнул головой, глядя на ветки, сплетавшиеся за окном. Вайолет сделала вид, что не заметила, как он смущенно потер глаза, прежде чем продолжить:

– Ее поглотила Серость. Она пробыла там много дней, а когда вышла, половина ее руки отсутствовала. В больнице Августа стерла ее воспоминания прежде, чем семья Харпер смогла узнать правду.

Такое редко случалось, чтобы Вайолет открывала рот и не могла подобрать слов. Но чувство вины Джастина было вполне оправданно. Он совершил ошибку, которую не мог исправить.

– Теперь ты понимаешь? – спросил он. – Она не помнит, что я предал ее. Она не помнит, что была опасной.

И тогда Вайолет поняла, что знает, что нужно делать и что сказать.

– Ты бы вернул ей эти воспоминания? Если бы мог?

Джастин отвернулся от окна. Его лицо побледнело.

– Определенно.

Вайолет видела, что под этой историей таились его чувства к Харпер. Те, в которых он мог с тем же успехом признаться вслух.

Она могла решить эту проблему в одиночку. Но после всего, что Джастин сделал, чтобы помочь ей, после того, как прожил столько лет с чувством вины, он заслуживал возможности все исправить. А если он ею не воспользуется – что ж, Вайолет сама поможет Харпер. И тогда узнает, что та не соврала о Готорнах: они всегда будут ставить свою семью превыше всего.

Вайолет не рассказала ему правду о Мэй. Но рассказала достаточно.

* * *

После того как Джастин ушел, Вайолет пошла к окраине города и встала перед табличкой «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЧЕТВЕРКУ ДОРОГ».

Месяц назад они с Джунипер приехали в этот город. Теперь под ее ботинками хрустел гравий, когда она переступала городскую черту. Вайолет ожидала, что ощутит что-нибудь – упадок сил, возможно, даже жестокие объятия Серости, – но ничего не произошло.

Табличка раскачивалась позади нее.

Она вышла наружу.

Вайолет повернулась спиной к городу и посмотрела на дорогу, извивающуюся впереди. Она вернулась в мир без ритуалов, основателей и магических способностей.

Девушка развернулась.

Подумала о Харпер, Джастине, Айзеке и Мэй. Она устроила столько проблем, но тем не менее каждый из них решил, что она достойна, чтобы за нее бороться. Пришло время побороться за них. За всех них.

Вайолет шагнула обратно в лиственные объятия высоких каштановых дубов, теснящихся у края дороги и тянущихся к ней в приветствии, в узнавании. Ее охватила решимость, вибрирующая в груди, подобно второму сердцу, а над головой раскачивалась табличка «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЧЕТВЕРКУ ДОРОГ».

Вайолет раз и навсегда восстановит справедливость в этом городе. И она знала, с чего начнет.

Внутри Закусочная напоминала поле битвы. Флуоресцентные светильники разбились, их пластиковые оболочки смешивались с керамикой и стеклом на затененном полу. Вайолет ожидала возражений, когда заходила внутрь, но в заведении оказалось пусто, словно его выпотрошили.

Пусто, если не считать Айзека, который сметал мусор в большую кучу в углу. Джастин сказал, что, несмотря на увольнение, Айзек настоял на том, чтобы помочь восстановить закусочную. Перевернутые столы вокруг него выглядели как брошенные игрушки великана; табличка «Открыто» над головой жестоко насмехалась над нынешним состоянием заведения.

Вайолет смотрела на свет, проникающий сквозь треснутые окна Закусочной и откидывающий причудливые тени на шею и плечи Айзека. Теперь он даже не пытался скрывать свой шрам. Это она заметила еще в школе. Вайолет гордилась тем, как он почти не реагировал на чужие взгляды.

Когда юноша повернулся, луч упал ему на лицо, проводя идеальную диагональную линию от левой брови к губам и шее.

– Что ты тут делаешь? – спросил Айзек.

– Тебя ищу.

Он нахмурился:

– Откуда ты?..

Вайолет пожала плечами:

– Ты похож на человека, который предпочитает убирать за собой.

Губы Айзека изогнулись в ироничной ухмылке:

– Ну, в этом у меня большой опыт.

У стены за ним аккуратно выстроились черные мешки с мусором. Доказательство многих часов, проведенных за возмещением ущерба. Вайолет не знала подробностей ритуала Айзека. Но она знала достаточно, чтобы понимать, что с ним произошло что-то ужасное. Зверь сломал его, как сломал ее семью. Как сломал Харпер.

– Я много думала, – начала Вайолет. – О том, чем мы в действительности здесь занимаемся. Почему на самом деле основатели заперли Зверя.

– Потому что он опасен. – Ответ Айзека прозвучал заученно.

Но Вайолет не могла забыть то, что сказал ей Зверь в Серости; те слова, которые он злобно прорычал ртом Роузи.

«Ты действительно думаешь, что меня заточили сюда из альтруизма? Они хотели получить мою силу – это и произошло».

– Но, Айзек, взгляни на нас, – возразила она. – Мы тоже опасны.

Вайолет впервые назвала его по имени. Ей нравилось, как оно звучало. Нравилось, как его глаза слегка округлились, будто он тоже это заметил. Будто он слушал.

Девушка сглотнула и продолжила:

– Из-за того, что я новенькая, мне многое неизвестно. Это неведение чуть меня не убило. Но оно также значит, что я могу смотреть на ситуацию с точки зрения чужака. Праздники, церемонии, патрулирование. Я вижу, как сильно этот город нам навредил. Наши предки связали свои семьи с чем-то ужасным и заперли нас вместе с монстром. Это действительно та жизнь, которой ты хочешь?

Тело Айзека застыло.

– Ты ведь можешь уехать? Ты больше не заперта.

– Это не отвечает на мой вопрос.

Его взгляд опустился на метлу в своих руках, на перевернутые столики:

– Нет. Это не то, чего я хочу.

Вайолет медленно выдохнула:

– Хорошо. Потому что я найду способ убить эту тварь в Серости. Тварь в моей голове. Я могла бы попытаться сделать это в одиночку, но мне нужен человек, который знает, на что по-настоящему способен Зверь. И это ты.

Он снова уклонился от вопроса:

– А почему не Харпер?

Вайолет грустно улыбнулась:

– Ее воспоминания стерты. Джастин рассказал мне. И мне нужно время, прежде чем я снова смогу с ней встретиться, зная то, что я знаю. – Она помолчала. – Он любит ее, не так ли?

Слова прозвучали в пустой Закусочной громче, чем она планировала. На лице Айзека отразилось что-то ужасное, и Вайолет поняла, что она права. Но это выражение рассказало ей еще кое-что. Соединило все мелочи в его поведении, когда Джастин был рядом, в цельную картину. Эта догадка о его чувствах и о том, к кому он их испытывал, вызвала тошноту. Вайолет дала себе минуту на выяснение того, почему она вообще расстроена. Позволила собственной невысказанной правде расцвести, словно бутон, – а затем раздавила ее.

Она не позволит этому потревожить себя. И не будет думать о том, как сильно эти чувства изначально повлияли на ее решение подойти к Айзеку.

– Ты хочешь убить Зверя? – хрипло произнес юноша. – Я в деле.

Вайолет кивнула. Но прилив ликования, который она должна была испытать, омрачился разочарованием. Она вышла из Закусочной и пошла по главной улице, пока не осталась наедине с красновато-золотыми листьями над головой.

* * *

Харпер не знала, откуда взялась эта записка. Она просто вывалилась из кармана, когда девушка снимала куртку в гостиной. Бумажка с трепетом упала на пол, словно птенец, который слишком рано покинул гнездо.

Слова, написанные на ней, не имели ни малейшего смысла.

Должно быть, это была чья-то жестокая шутка.

Но они весь вечер не выходили у Харпер из головы.

Они молоточками били в ее черепушке, пока она укладывала Нору в кровать и рассаживала вокруг нее любимых игрушечных зверей. Пока желала спокойной ночи отцу, которому больше не могла смотреть в глаза, хоть он и не помнил, что сделал.

И, лишь оказавшись в ванной и переодевшись в кружевную сорочку, она позволила себе мысленно развернуть ту бумажку.

«Пройди свой ритуал еще раз».

Харпер уставилась в зеркало. Ее шея была обмотана бинтом, напоминая детский наряд для Хеллоуина. Она помнила сказку, которую читала в детстве, о девочке с красной лентой на шее, которая удерживала ее голову на месте. Харпер передернуло. Вайолет и ее мама предложили ей пожить в поместье Сондерсов столько, сколько она пожелает, но Харпер пока не приняла решение.

Коттедж Карлайлов всегда был ее домом, и ей не хотелось оставлять Бретта с Норой. Тем не менее она не могла отрицать, что больше не чувствовала себя здесь в безопасности. Харпер оттянула повязку и посмотрела на фиолетовые отметины от пальцев на своей шее. Три года назад она провалила свой ритуал. Озеро сочло ее слишком слабой. Серость поглотила ее целиком.

Этого никак не изменить.

«Пройди свой ритуал еще раз».

В ней зародилось неконтролируемое желание кричать, петь, размахивать мечом.

«Пройди свой ритуал еще раз».

Харпер вышла из ванной и пошла по коридору. У двери в свою спальню она остановилась, посмотрела на лицо спящей Митси в лунном свете, льющемся через окно. Но слова больше не казались шуткой.

Они казались правильными. И Харпер уже мчалась к задней двери.

Она прошла по склону на заднем дворике, ее белая сорочка сияла в свете луны. Ночи становились холоднее, но Харпер было плевать на прохладу – она, наоборот, бодрила. Ее босые ноги бесшумно шагали по палым листьям, и хоть девушка не сводила глаз с протоптанной тропинки перед собой, она вполне могла бы пройти по ней, не глядя.

У края озера Харпер застыла и посмотрела на черную воду, втягивающую лунное сияние в себя, вместо того чтобы отражать его. Она и Харпер хотела затянуть. Девушка чувствовала притяжение волн, они будто ее манили. Она вспомнила, как грязная вода сомкнулась над ее головой. Красновато-коричневую руку, утерянную на дне озера.

И шагнула в воду.

Ее пальцы погрязли в иле, край сорочки намок. Ступни царапали маленькие осколки камня, но Харпер не останавливалась. Вода казалась бархатной на ее коже, прохладной и приятной. Вскоре озеро доставало ей до подбородка. Волосы плавали вокруг нее, словно водоросли. Харпер откинула голову. Луну окружали звезды – яркие пятнышки, вращающиеся вокруг полузакрытого глаза.

Она вдохнула, закрыла глаза и погрузилась в воду.

Под поверхностью озера не было света. Мир вокруг Харпер выглядел как чрево, его темные объятия, пусть это и казалось невероятным, уговаривали ее спуститься ниже. Она обхватила колени целой рукой и позволила течению нести себя ко дну озера.

Ее плечо царапнули камни, и Харпер выпрямилась. Ее тело распласталось на середине озера, и она выпустила поток воздуха, невидимые воздушные пузырьки поплыли обратно к поверхности.

Рука девушки потянулась вперед, пальцы зажали глину в горсти. Ее ноги погрузились в вязкое дно. Харпер потихоньку начала подниматься в вертикальное положение, а затем замерла. Ее волосы струились вокруг плеч и талии, путаясь в кружеве сорочки. Впервые за много лет Харпер чувствовала абсолютное спокойствие.

Она ждала.

Что-то высвободилось из ее сознания, а вода взревела вокруг, резким потоком открывая дверь, о существовании которой она и не подозревала.

Харпер вспомнила. Вспомнила все.

Она оттолкнулась и поплыла вверх, глина струйкой, похожей на паутину, выскальзывала из ее пальцев. Девушка вынырнула, посылая рябь по воде, и сделала щедрый глоток воздуха.

Харпер подняла голову подмигивающей луне и издала длинную, низкую ноту ярости.

* * *

На голове Джастина была медная корона из листьев. Деревья начали менять цвет, и каждый раз, возвращаясь с тренировки, юноша прихватывал кусочек леса с собой. Он как раз доставал листья из волос, когда вдруг за дверью в спальню раздался голос Мэй.

– Выходи, – попросила она. – Джастин, пожалуйста! Мне нужно показать тебе что-то важное.

Он проигнорировал ее. Да, Джастин вернулся домой. Но пройдет еще много времени, прежде чем слова сестры перестанут звучать в его голове. Он гадал, наступит ли однажды день, когда он хоть немного перестанет в них верить. В голосе Мэй появились панические нотки:

– Мама уже видела. Ты должен на это посмотреть – сейчас же.

Джастин невольно ощутил любопытство.

Но он устал защищать Мэй, когда она очень четко дала понять, что лично ее не интересует его защита. Он перестал быть этим человеком, как только сдал свой медальон основателя.

Голос Мэй стал визгливее, чем обычно; даже визгливее, чем был в кабинете их матери:

– Хотя бы открой окно!

Несмотря на доводы рассудка, Джастин поднял заиндевевшее окно вверх и посмотрел на темное, разрастающееся очертание боярышника.

А затем ахнул.

Их фамильное дерево от корня и до самой вершины превратилось в рыжевато-бурый камень.

Окаменевшие ветки спиралью поднимались от безжизненного ствола. Среди листьев сидели недоуменные птички, которые уже никогда не слетят на землю, низко и испуганно чирикая.

Он смотрел на доказательство, что Харпер получила его записку, что она поверила ему и прислушалась, и улыбался.