Annotation

Я никогда не мечтала о начальнике-тиране. Что же я, сама себе враг? Но жизнь вносит свои коррективы не только в наши планы, но и в мечты.

А может быть, мой начальник с жуткой фамилией Черный — не такой уж и тиран, как я думаю? Ох, боюсь, мне придется испытать на себе все грани его замечательного характера…

Тиран моей мечты

 

Тиран моей мечты

Эви Эрос

#_1.jpg

Конечно, грех желать зла живому существу, даже если это существо — сволочь, тиран и деспот до мозга костей. Но не могу я не желать! — Ты чего зубами скрипишь, Тин? — поинтересовалась у меня Таня Войнова. Мы с ней ближе всех сидели к кабинету нашего начальника и узурпатора по совместительству.

— Да как тут не скрипеть, — прошипела я, кивая на монитор. — Смотри, что ОН мне прислал! Пояснять, кто этот таинственный ОН, было не надо. Таня сочувственно посмотрела на меня, а потом на экран.

«Кристина! — гласило письмо. — Заявки на договоры из этого архива должны быть переделаны в собственно договоры до конца рабочего дня».

И ладно, если бы это было все! Но под этим текстом горделиво красовалась ссылка на ютуб, и я, конечно, кликнула по ней. Там оказалось видео, которое, по-видимому, наш тиран считал забавным и мотивирующим.

Называлось это видео «Хули ты жалуешься?!» Молодой парень, проникновенно сверкая на меня лукавыми глазками, пел что-то типа: «Где-то в Китае дети собирают планшеты и телефоны, чтобы ты тут был весь из себя понтовый. Где-то люди пьют воду из лужи, не опуская заряженного оружия. Так хули ты жалуешься?!» Придурок.

— Очень смешно, — вздохнула Войнова, плюхаясь обратно за свой стол. — Особенно если учесть, что до конца рабочего дня остался час.

— Угу, — буркнула я, открывая архив. Чтоб ему икалось и пукалось, сволочу.

Зам генерального юридической фильмы «Юркон» терпеть не могли все без исключения сотрудники. Кажется, его собственная секретарша готова была в любой момент подсыпать яда ему в чай, и останавливала ее только перспектива сесть в тюрьму. Да и все остальные работники не горели желанием играть в «Убийство в Восточном экспрессе» и совершать массовую казнь над тираном.

Но в мечтах Назара Миролюбовича Черного каждый из нас убил уже не единожды. Я так вообще укокошивала его три раза в день. Обычно сразу после прихода на работу, затем ближе к обеду, и в последний раз — перед уходом. Его, конечно, не моим.

Относился он ко мне хуже, чем к остальным, и это было не удивительно. Другие сотрудники давно и прочно получили высшее образование, я же, увы, нет. За моими плечами были только три курса юридического факультета, чего, конечно, мало для получения высокооплачиваемой должности и уважения такого человека, каким был Черный. И у меня ожидаемо не было ни того, ни другого.

Меня сюда устроил родной дядя, брат мамы. Она нажаловалась ему, что мы с ней и Юлькой, моей дочерью, скоро сдохнем с голоду. И дядя каким-то невозможным образом умудрился надавить на генерального «Юркона», который по сути владелец фирмы и начальник над Черным, и уговорил его взять меня на работу. Не представляю, как Жуков умудрился уломать Черного, но факт остается фактом — меня взяли.

Кем — другой вопрос. Официально в трудовой книжке я называлась «Помощник юриста», и зарплата была не сказать, чтобы очень маленькая. Для такого «специалиста», каким я была, точнее, не была, — большая. Но чувствовала я себя при этом преотвратно.

Я была здесь из милости, и Черный, кажется, спал и видел, чтобы меня уволить. Он всегда терпеть не мог блат и семейственность, и мое пребывание в «Юрконе» было для него как кость в горле. Вот и гнобил, и грузил так, что я уже четвертый месяц света белого не видела. Хотя, надо отдать ему должное, он никогда не давал мне заданий, которых я не могла бы сделать, не грузил сверх обязанностей. Договоры по шаблонам — это и обезьяна сделает. А если уж меня просили составить договор, то проверял его потом лично Назар Миролюбович. И так отчитывал, когда находил ошибку, что мне сквозь землю хотелось провалиться.

Лучше бы я устроилась продавщицей в магазин возле дома, как и собиралась. Зря мама дяде пожаловалась. Впрочем, я ее понимала. Маме всегда было обидно, что ее любимая дочка, умница и отличница, умудрилась залететь в двадцать лет, не закончив институт. На что я всегда с иронией отвечала: «Не такая уж я и умница, как оказалось».

Но я все равно не жалела. Никогда в жизни не согласилась бы променять мою Юльку на законченный институт и прочие блага.

Говорю же — дура.

— Алло. Мам… — Что, опять? — она тяжело вздохнула. — Ладно, Тин. Юльку я из сада забрала, сейчас ужинать будем. Когда придешь-то? — К восьми надеюсь управиться. Значит, к девяти ждите.

— Ну, может, хоть успеешь ее спать уложить, — вновь вздохнула мама. Я усмехнулась. Хотелось бы верить, что успею. Последние два дня домой я приходила, когда дочка уже спала.

Офис постепенно пустел. Ушла даже Нина Лунгина, начальница судебного отдела — она-то, в отличие от меня, любила задерживаться на работе, но и приходила к двенадцати дня дай бог. Неисправимая сова и любительница кофе. Ни разу не видела ее без чашки с этим напитком за рабочим столом.

Вот уж у кого бы мне поучиться. Черный на Нину ни разу голос не повышал, обращался к ней всегда спокойно, вежливо.

Хотя он и на меня не орал в прямом смысле этого слова, но… Разговаривал так, что сразу становилось понятно, кем он меня считает.

Я как раз приступила к предпоследнему договору, когда Назар Миролюбович вышел из своей приемной, прижимая к уху телефон.

— Да, Марин. Нет, я же сказал. — Голос его был весьма раздраженным. — Не могу я сегодня. Ну договаривались, и что? Молчание.

— И что прикажешь делать? Опять молчание. Может, мне под стол залезть? Заметит же сейчас.

— Нет. Послушай, у меня нет времени выслушивать твои претензии. Звони, как успокоишься.

Положил трубку, пробормотав что-то вроде «пошла ты…» Я сглотнула, и, наверное, слишком громко — Черный поднял глаза от своего страшно дорогого мобильника-лопаты и уставился прямо на меня.

Меня даже затошнило. Ладно бы, просто разговор, но он явно только что говорил со своей бабой. И я все это слышала! Интересно, уже надо начинать молиться, или пока подождать? — Добрый вечер, — решила я прервать молчание первой.

Черный сузил глаза.

— Что вы здесь делаете, Кристина? Кино смотрю, блин. Эротическое.

— Ваше задание, — ответила я голосом смиренной овцы.

— Задание? Видимо, он забыл.

— Да. Вы прислали мне архив с шаблонами и заявки. И написали — сделать до конца рабочего дня.

Несколько секунд Черный молчал, глядя на меня с холодным равнодушием. Потом перевел взгляд на часы, висевшие над выходом.

— Скажите, Кристина. Вы умеете читать? А сколько презрения в голосе. Что я опять сделала неправильно?! — Умею.

— Неужели? Мне так не кажется. Я написал «до конца рабочего дня». Ваш рабочий день заканчивается в шесть часов вечера. Вы не сделали, следовательно, не справились. И в сущности, неважно, когда вы будете доделывать эту работу — сейчас или завтра утром. Вы не справились.

Я не могла дышать от злости и возмущения.

— С такими успехами, как у вас, Кристина, до конца испытательного срока вы не продержитесь, — продолжал Черный совершенно спокойно. — Он ведь у вас полгода, верно я помню? — Верно, — процедила я, с трудом удержавшись от желания метнуть в этого узурпатора чашку из-под чая.

— Очень рад, что так. Значит, мне осталось потерпеть всего пару месяцев, — заключил он, развернулся и пошел по направлению к выходу, даже не удосужившись попрощаться.

Впрочем, зачем Назару Миролюбовичу со мной прощаться? Вы же не прощаетесь с тараканами, правда? Юля еще не спала. Так что я успела и обнять дочку, и даже почитать ей на ночь сказку про Белоснежку.

— Мамуся, ты завтра опять поздно придешь? — спросила Юля с грустью, моргая сонными глазами. Несмотря на то, что дочке всего три года, говорит она прекрасно, ни с одной буквой проблем нет. У меня было точно так же, по рассказам мамы. И Юля, как и я, уже потихоньку начинает читать.

«В нашу породу пошла, — говорит мама с гордостью. — Такая же умненькая!» Я даже не знаю, радоваться мне по этому поводу или огорчаться. Что мама, что я — матери- одиночки. Только она еще замуж успела выскочить за моего отца, а я даже не собиралась выходить за Олега. К тому моменту, как я узнала о своей беременности, я успела целиком и полностью разочароваться в нем. Олег был совершеннейшим прожигателем жизни.

Почему «был»? Разбился на своем мотоцикле через три месяца после рождения Юли, аккурат 1 января. Пьяный за руль сел и не вписался в поворот.

У дочки тогда часто болел живот, поэтому я даже не сразу осознала, что именно говорит мне мама. Когда несколько месяцев подряд почти не спишь, мозг становится вязким и вялым, вот и я… осознала, что Олега больше нет, только где-то через сутки.

Конечно, к тому времени я уже не была в него безумно влюблена, как когда-то, но мне все равно было очень плохо и грустно. Олег не был плохим — просто безответственным.

Безответственно сделал мне ребенка — впрочем, я виновата не меньше, — безответственно бросил институт, безответственно сел за руль после новогодних возлияний.

И все равно жаль. Трехмесячная Юля лишилась отца. Пусть беспечного дурака, но все же отца.

Я своего тоже лишилась, но не в столь крохтоном возрасте.

Мне было шесть, когда мама с папой развелись, и он окончательно и бесповоротно ушел к своей любовнице. Потом эмигрировал в Европу — и пропал. Последний раз он звонил мне по телефону, поздравляя с десятилетием, но с тех пор мы с мамой больше ничего о нем не слышали.

Так что… видимо, ум — это одно, а личное счастье — совсем другое. Мама, увы, так и не нашла своего мужчину, да и мне это вряд ли светит. Кому нужен чужой ребенок? Даже такой умненький.

— Я постараюсь пораньше, Юльчонок, — ответила я, ласково поглаживая дочку по голове. Малышка зевнула, показав жемчужно-белые зубки, и прошептала: — Постарайся, мамуся. Бабушка… Что «бабушка», я уже не узнала. Юля склонила голову и сладко засопела.

Я осторожно чмокнула дочку в щеку, получше подоткнула одеяло — чтобы нигде, не дай бог, не задувало, — и вышла из детской.

Как хорошо, что завтра четверг. Осталось всего два дня до выходных… Главное — дожить.

Мама пила на кухне чай с пряниками, а рядом на табуретке сидел Троглодит и смотрел на нее жадными глазами.

Троглодит — это наш кот. Черный, лохматый, с огромными зелеными глазами и порванными в боях ушами. Я притащила его домой десять лет назад, еще будучи подростком — спасла от двух бродячих собак, которые хотели им то ли пообедать, то ли просто перекусить. Ух, как мама вопила… Еще бы — совершенно черный, жутко грязный и блохастый кот у нас дома. Она хотела его выбросить, но я закатила истерику.

Троглодит же, будучи на редкость умной сволочью, забился под диван в самый угол, и сидел там до тех пор, пока мама не передумала.

О своем решении она, кстати, не пожалела. Кот наш действительно очень умный, умнее некоторых людей.

Единственный его недостаток — собственно троглодитость.

Сожрать наш домашний питомец может, наверное, даже целого слона — только дай. Но мы, конечно, не даем, следим за рационом. Поэтому он вечно голодный.

Вот и сейчас Троглодит, заслышав мои шаги, повернул голову, сверкнул зелеными глазищами и громко сказал: — Мяу! — Ты ему не верь, — меланхолично отозвалась мама, отхлебнув чаю из кружки. — Он полчаса назад ел.

— М-р-ряу! — возмутился Троглодит, но маму на «мряу» не возьмешь.

— Ел-ел, не притворяйся. Следующая порция только в шесть утра. Ночью есть вредно.

— Мыр, — уныло буркнул кот, косясь на пакет с пряниками.

Мол, а сама-то! — Согласна, — подтвердила мама. — Я козявка. Тин, ты чего застыла? Садись, поужинаешь.

— Да не хочу как-то, — вздохнула я, аккуратно садясь на табуретку так, чтобы не потревожить Троглодита. Он любит сидеть между ног или на коленках человека, который ест. Если повезет, ему тоже что-нибудь перепадает, но это бывает редко.

— Аппетита нет.

— Я тебе дам — нет аппетита, — нахмурилась мама. — Ешь, говорю! Там в сковородке картошка и две котлеты. Все чтобы съела.

Я вздохнула и погладила Троглодита по голове. Он эту самую голову поднял и посмотрел на меня с надеждой. Во взгляде его читалось: «Может, отдашь мне котлеты? Раз сама не хочешь!» Я не хотела, но мама права — надо поужинать. Вдруг на сытый желудок будет не настолько тошно? — Ладно, Тин, — сказала мама, явно пытаясь меня утешить, — скоро твой тиран тебя оценит. Вот увидишь.

Я даже хмыкать не стала. Чтобы Черный смог меня оценить, я должна делать что-нибудь ценное. Я же выполняю работу, для которой юридическое образование не обязательно, достаточно просто иметь на плечах голову с небольшим количеством мозга.

Увы, подобными достижениями Назара Миролюбовича не впечатлить.

— А ты не хочешь попробовать… м-м-м… одеться пособлазнительнее? — протянула вдруг мама, и я подавилась котлетой.

— Мам! — Ну а что? — она сделала невинные глаза. Прям как Троглодит, украдкой сожравший что-нибудь непозволительное.

— Ты у нас девушка симпатичная, свободная, а он мужчина молодой и неженатый.

Я запила котлету чаем и ответила: — Насчет молодого ты погорячилась. Ему тридцать… шесть, кажется. А «неженатый» и «свободный» при нынешних свободных нравах — не одно и то же.

— Ерунда, — отмахнулась мама. — Современная молодежь недооценивает штамп в паспорте.

Я улыбнулась. Да уж, только нам с мамой и рассуждать о роли штампа в паспорте среди современной молодежи. С нашим-то опытом семейной жизни.

— Надень завтра не костюм, а платье, — продолжала мечтать родительница. — Голубенькое то. Оно к твоим глазам подходит.

— Мама, — я не выдержала, — это платьице надо носить, когда на улице плюс двадцать, а еще лучше — тридцать градусов. А сейчас — плюс восемь.

— Красота требует жертв! — припечатала мама, и я решила не спорить. Спорить с ней бесполезно, только нервы себе трепать.

Я-то знаю, что Черный — не из тех мужиков, которые клюют на женские прелести. Правда, мама на подобное возражение заявила бы, что таких мужиков не бывает.

Бывает, еще как. И вообще он не мужик, а тиран.

Возможно, даже тираннозавр.

Утром следующего дня я еще успела немного потискать Юльку, а потом убежала на работу.

По моему скромному мнению, на работу надо ходить если не с удовольствием, то хотя бы без ненависти. Я же… буквально заставляла себя вставать с постели, одеваться, завтракать и тащиться в офис.

И я не уверена, что дело только в Черном. Он, конечно, тиран и деспот, но я ведь не все восемь часов с ним общаюсь. Бывали дни, когда я его вовсе не видела, а работу свою при этом ненавидела не меньше.

Увы, еще на втором курсе я поняла, что ошиблась с выбранной профессией. Под впечатлением от книжки «Гнев ангелов» Сидни Шелдона я, семнадцатилетняя дурочка- одиннадцатиклассница, решила стать юристом, а лучше даже адвокатом. В то время я еще не ведала, что книжки — это одно, а жизнь — совершенно другое. Мама меня, конечно, предупреждала, но упрямством я пошла в нее, поэтому не послушалась.

Училась я все равно хорошо, несмотря на общее разочарование, но вот работать по специальности больше не хотела. Наверное, многие вчерашние выпускники так — не зная, куда податься, или поддавшись очарованию мечты, поступают в институт, а потом думают: «Нет, это же совсем не мое!» Маме я так и не призналась. Сначала побоялась, а после было уже не до признаний. Она и без этого схватилась за голову, когда ее двадцатилетняя дочурка принесла в подоле.

— Такая же дура, как я, — вздохнула мама тогда. Но, к ее чести и моему облегчению, про аборт даже не заикнулась. Я бы на нее смертельно обиделась.

Впервые значение слова «аборт» я узнала лет в двенадцать и ужаснулась — как же можно убить своего ребенка! Всю ночь проплакала, представляя, как маленькую козявочку выскребают из женщины, и поклялась, что никогда не совершу подобного поступка.

Теперь, конечно, я уже не столь категорична, как в двенадцать — да и в двадцать — лет. Знаю, что аборт бывает и по медицинским показаниям, да и не только. Ну и в целом — не нужно никого осуждать. И пусть сама я никогда не решилась бы на такое, других я за это уже не презираю. Видимо, выросла.

Зазвонил стационарный телефон, и я вздрогнула. Кто может звонить мне пол-одиннадцатого? Скорее всего, Назар Миролюбович. Остальные еще пьют кофе и продирают глаза, а он, как всегда, возмутительно бодр.

Вот, кстати, еще одна его отличительная черта — кофе он не пьет. Зато пьет совершенно не сладкий черный чай. Как шутит его секретарь: «Черный пьет только черный».

— Алло.

— Кристина, зайдите ко мне.

И бросил трубку.

— И вам здравствуйте, — пробурчала я, вставая с места. Таня Войнова, потерев глаза и зевнув, негромко поинтересовалась: — Черный вызывает? — Угу. Интересно, зачем. Вчерашнее задание я отправила еще… вчера.

— Щас узнаешь, — хмыкнула Таня, и я, одернув пиджак, поспешила в кабинет Назара Миролюбовича.

По пути посмотрелась в зеркало и улыбнулась, вспомнив мамину сентенцию по поводу «одеться пособлазнительнее».

Видела бы она, с каким лицом Черный на меня смотрит. Об такое лицо можно разбивать кирпичи.

— Доброе утро, — произнесла я вежливо, заходя в кабинет. Что меня всегда поражало в Назаре Миролюбовиче — так это его полнейшая организованность. Все на своих местах, подписано, на столе ничего не валяется. Вот у Жукова — нашего генерального — в этом плане совсем иначе. Я не представляю, как он сам что-то находит в подобном хаосе.

Черный посмотрел на меня совершенно бесстрастно, кивнул на стул.

— Садитесь.

Я села, разгладила юбку, стараясь не дрожать и не сжимать кулаки. Только в животе что-то бурлило и переворачивалось.

— Вот вам документы, — Назар Миролюбович протянул мне какой-то конверт. — Отвезете их по адресу, который здесь указан. Потом вернетесь на работу. Вопросы? Я посмотрела на конверт. Другой конец города… Он с ума, что ли, сошел? У нас же курьер есть! Он, может, и сошел, но я-то нет. И поэтому я промолчала.

— Нет вопросов, Назар Миролюбович.

— Прекрасно. Идите. — Кивнул и потерял ко мне интерес, уткнувшись в монитор.

Секунды две я еще сидела на стуле перед начальством, ощущая почти непреодолимое желание ударить его этим самым конвертом по лбу или носу, но в конце концов встала и на дрожащих ногах направилась к выходу.

Действительно, какая разница — я или курьер? Если есть место «ниже плинтуса», то Черный сейчас прекрасно указал мне на то, что я именно там.

На улице шел проливной дождь. В сочетании с сырой промозглой осенней погодой это было очень неприятно, если не сказать хуже. Но меня больше беспокоила не сохранность собственного бренного тела, а промокаемость документов. Я прекрасно понимала, что со мной сделает Черный, если я хоть капельку намочу — или помну, что тоже ужасно — его драгоценный конверт. Так что бумажная ценность была предварительно заключена в файл, затем в пластиковую папку- уголок, а после еще в два пакета. Я искренне надеялась, что этого хватит.

Полтора часа я добиралась до цели, и за это время продрогла так, что руки дрожали. В самом же месте назначения я пробыла не дольше минуты — зашла, улыбнулась секретарю синими губами и оставила ей конверт.

— Да-да, — девушка закивала, окидывая меня удивленным взглядом. — Мы предупреждены, ждем. Спасибо. — И, поколебавшись, добавила: — А что, на улице настолько холодно? Улыбка моя стала слегка истеричной.

Может, мне было бы не так холодно, если бы я была готова к подобным поездкам. Но рассчитывая на то, что весь день проведу в офисе — а до метро мне от дома идти пару минут, и от метро до работы — отже, — я не стала слишком уж утепляться.

И теперь пожинала плоды своей глупости.

Точнее, самодурства Назара Миролюбовича.

— Терпимо.

Во взгляде девушки отразилось сомнение, но объяснять мне ничего не хотелось. Я попрощалась и вышла на улицу. Вновь под проливной дождь.

В конечном итоге, перешагивая еще через полтора часа порог нашего офиса, я выглядела хуже, чем кикимора болотная.

Сине-зеленая, с мокрыми каштановыми волосами, облепившими голову, словно шапочка для бассейна, постоянно чихающая и шмыгающая носом. Про хлюпанье в туфлях я молчу. Как и про состояние моего темно-синего пальто.

Может быть, мой вид не был бы настолько плачевным, если бы на обратном пути зонт не вывернуло наизнанку сильнейшим порывом ветра. К сожалению, еще и спицы поломало, так что пришлось выбрасывать бесполезную вещь. В ближайших магазинах зонтов не оказалось, из метро с некоторых пор убрали всяческие палатки — убить мало тех, кто это придумал, — и мне ничего не оставалось, кроме как бежать к офису под дождем, сцепив зубы и пытаясь не проклинать Назара Миролюбовича.

— Ничего себе, — почти присвистнула Таня, увидев меня. — Красивая, слов нет.

— Угу. Среди кикимор я точно завоевала бы первое место. — Я повесила пальто в шкаф, передернув плечами — представила, как буду надевать его вновь через три часа. — Пойду умоюсь и налью себе чаю. Так замерзла, что чувствую каждую косточку.

— У меня бальзам есть, — шепнула Войнова, округлив глаза.

Да, я прекрасно помнила о том, что коллега хранит рижский черносмородиновый бальзам в нижнем ящике тумбочки, прикрыв важными и не очень документами. Она, правда, называла его не «рижский», а «бальзам SOS». Для экстренных случаев, с повышенным коэффициентом опасности для нервных клеток.

— Это хорошо. Пригодится, — кивнула я и поспешила в туалет.

Приводить себя в порядок было в общем-то бесполезно, но я постаралась хотя бы немного прихорошиться, чтобы перестать быть похожей на труп. Умылась, чуть попудрила лицо, тронула помадой губы, а тушью ресницы. Волосы отжала, расчесала и убрала в пучок. Не красавица, но, что называется, с пивом потянет. Или с бальзамом.

Возле туалета у нас стоит кулер с водой, рядом — тумбочка с чаем, сахаром, кофе и прочими полезными штучками.

Исключительно для «работяг» — у Черного и генерального свои запасы.

Идти за чашкой мне было лень, и, как в дальнейшем оказалось, зря. Я налила в одноразовый стаканчик кипятка, сунула туда чайный пакетик. Поколебавшись, кинула один кусочек сахара, отговорившись тем, что мозгу полезно. И направилась обратно к своему рабочему месту.

Возле него уже стоял Назар Миролюбович и о чем-то тихо беседовал с Таней. И то ли он почувствовал мое приближение, то ли я так громко топала, что Черный услышал — так или иначе, но он обернулся и смерил меня своим фирменным бесстрастным взглядом.

А потом сказал: — Надеюсь, документы вы довезли в менее влажном состоянии, чем вернулись сами.

Стаканчик в моей руке оказался безжалостно смят со злости.

Секундой спустя я завопила и затрясла обожженной рукой, подпрыгивая на месте от боли.

Что творилось вокруг меня следующую минуту — не знаю. От резкой обжигающей боли на глазах выступили слезы, поэтому я ничего не видела и толком ничего не слышала — только собственные всхлипы и причитания Таньки Войновой.

Неожиданно меня силой усадили на стул и хорошенько так дали по лицу. До звона в ушах.

Я моментально перестала плакать.

— Наконец-то, — ворчливо произнесли над головой в удивительной полнейшей тишине, неожиданно воцарившейся в помещении. А следом в ту ладонь, что не болела, легло нечто прохладное. — Вот вам мазь. И хватит уже рыдать. Это не смертельно.

Я попыталась разлепить глаза — ресницы склеились от слез — и сказать спасибо, но не успела. Черный уже ушел, оставив в моей руке тюбик «Пантенола».

Печатать одной рукой — вторая была вся в мази — когда в обычном режиме ты делаешь это вслепую… да, занятие не из приятных. Я чертыхалась и ненавидела саму себя, но делала это — на почте оказалось несколько важных заданий от Назара Миролюбовича.

Он сам позвонил мне по телефону через час.

— Кристина, зайдите, — буркнул в трубку, даже не дождавшись моего «алло». Я только вздохнула. Ничего удивительного, что у этого гада нет жены — с таким-то характером! Черный сидел за своим столом, как несколько часов назад, и глядел в монитор. На секунду оторвал взгляд от несомненно чего-то очень важного, осмотрел меня с ног до головы, задержавшись на поврежденной руке, и приказал: — Садитесь.

Я бы лучше постояла. А еще лучше — ушла бы. Но раз начальство требует… Села.

— Я надеюсь, вы успокоились, и теперь можете меня выслушать, — продолжал Черный, вновь глядя на меня своим фирменным взглядом, которым вполне можно замораживать овощи, фрукты и прочие продукты. И людей, да. — Кристина, юристу, коим вы мечтаете стать, необходимо уметь контролировать свои эмоции. Тем более, негативные. Когда вы так явно показываете свою неприязнь тому, от кого зависит ваша зарплата и дальнейшая трудовая деятельность, это по меньшей мере глупо, а по большей — непрофессионально. Вы понимаете меня? — Разумеется, — ответила я, пытаясь сделать свой голос таким же бесстрастным, как у него. Но мой, увы, дрогнул.

— Я попрошу вас впредь стараться держать себя в руках. Для эмоций место дома, а не на работе.

— Хорошо, Назар Миролюбович.

Он поджал губы. Наверное, думал, что я спорить буду или истерить. Ну уж нет, фиг я позволю тебе меня уволить.

— Свободны. Можете идти домой. Все равно вы сейчас не особенно трудоспособны.

«Не особенно». Прекрасно выразился.

— Спасибо, Назар Миролюбович, — ответила я почти с искренней благодарностью, встала и вышла из кабинета. С трудом удержалась от того, чтобы не поклониться.

Черному бы к рабам на галеры. Из него получился бы прекрасный надзиратель.

Кабинет Назара Миролюбовича находится рядом с кабинетом Жукова, а между ними стоит секретарская стойка, за которой восемь часов в сутки сидит Лера — официально она секретарь генерального, но на деле больше Черного. Ну и наш общий, конечно.

Увидев меня, Лера сочувственно улыбнулась, кивнув на поврежденную руку.

— Ты как? — Живая, — я подошла ближе. — Как выяснилось, ожог не такой уж и сильный. Просто обширный… И испугалась от неожиданности.

— Ясно. Ну ничего, до свадьбы заживет.

Я рассмеялась.

— До чьей? — До твоей, конечно, — Лера подмигнула, перебирая какие-то бумаги. — Девчонка ты красивая, молодая. Выскочишь в ближайшее время, я думаю.

Я только хмыкнула. И в этот момент у Леры зазвонил стационарный телефон.

— Да, Назар Миролюбович.

— Лера. — Динамик в трубке был отличный, поэтому я прекрасно слышала, что и каким тоном говорит Черный. — Сделайте мне чаю, пожалуйста. И скажите Кристине, чтобы шла домой и не отвлекала вас от работы.

Гудки. Лера положила трубку на место и тихонько рассмеялась.

— Ничего смешного, — шепнула я, бросая опасливый взгляд на дверь в кабинет Назара Миролюбовича. — И за что он меня так не любит, не пойму… Секретарь перестала смеяться, кашлянула и тоже негромко сказала: — Дурочка ты, Тин. Сразу видно — молодость, жизни не знаешь. Да если бы Черный тебя так не любил, как ты думаешь, ты бы отсюда вылетела еще в первый месяц работы.

Я нахмурилась. Да, эта мысль приходила мне в голову.

— Ты же работаешь, и более того… — Лера тоже покосилась на дверь. — Я сейчас дам тебе кое-что посмотреть. Так, для сведения. Проболтаешься — собственным канцелярским ножом зарежу! — Может, не надо? — я даже слегка испугалась.

— Надо-надо, — отмахнулась Лера. — А то ты Черного так и будешь гадом считать, что несправедливо. Вот. — Она достала из папки какой-то листочек. — Гляди. Это список сотрудников, который я подписывала у Назара сегодня утром. На премирование. Не делай такие глаза, юбилей у нас скоро, десять лет фирме, вот Жуков и распорядился. А я лоханулась — распечатала прошлогодний, не глядя, забыла, что ты у нас недавно. Короче, смотри, а я пока чай сделаю. Иначе он сейчас опять позвонит… Лера отошла к шкафу с чаем, включила чайник, который стоял рядом на тумбочке. Черный кулеров не признавал, заставлял кипятить воду, причем эту самую воду для него покупали отдельно. Жуков ею, конечно, тоже не брезговал, но он чаще пил кофе из кофемашины и не возражал, если Лера заливала туда кулерную воду.

Пока секретарь гремела приборами и наливала заварку из аккуратного керамического чайника — да, пакетики шеф тоже не признавал, — я изучала список сотрудников. Надо признаться — с открытым ртом.

Внизу, под всеми остальными фамилиями, рукой Черного было выведено — Попова Кристина, премия 50 % от оклада. У других было больше — 70 и 100 %. Но они тут явно дольше, чем я. У меня ведь испытательный срок еще не кончился, какая премия… Кажется, мой мир разваливается на части.

— Ну, чего? — подошедшая Лера взяла листок из моих ослабевших пальцев и усмехнулась, взглянув в мое ошарашенное лицо. — Что думаешь? — Я пока не могу думать, — призналась я. Черный… своей рукой написал! Ладно бы просто приказ подмахнуть. Но он обо мне вообще вспомнил! С ума сойти.

— Назар строгий, конечно, и характер у него тяжелый, — сказала Лера серьезно. — Но он не будет специально топить и увольнять того, кто действительно старается и цепляется за работу. Выдержишь прессинг — еще и похвалит. Главное — не воспринимай все на свой личный счет, поняла? И только я собралась ответить, как из кабинета раздалось громкое и раздраженное: — ЛЕРА! — Иду! — крикнула она, подмигнула мне и поспешила к Черному, чуть звеня подпрыгивающей на блюдце чашечкой.

По пути домой я позвонила маме, предупредила, что меня пораньше отпустили с работы и я зайду за Юлькой в садик.

Дочка была в восторге от того, что я пришла за ней, да еще и раньше, чем ее обычно забирала бабушка. Всю дорогу прыгала и тараторила, рассказывая обо всем на свете, а я слушала и улыбалась, ощущая, как светлеет на душе.

Внешне Юля была совершенно не похожа на Олега — только на меня. У нее были такие же прямые волосы, темные и блестящие, почти черные. Большие голубые глаза, светлая кожа, четкие брови — цыгане обзавидуются — и ровный прямой нос. Красавица моя! Мы все похожи — я, мама, Юлька. Именно поэтому я и опасаюсь, что на ней тоже будет этот «венец безбрачия». Но в любом случае загадывать пока рано.

Дома кроме мамы обнаружился еще дядя Сережа — мамин брат, тот самый человек, благодаря которому меня взяли в «Юркон».

— А вот и мои племяшки! — он широко улыбнулся, подхватывая Юльку на руки. — Ух! Давай-ка с тобой полетаем, Юляшка! Дочка заливалась хохотом, пока я снимала пальто и переобувалась в домашние тапочки. Сразу же захотелось выпить чаю и лечь спать — настолько уставшей я себя чувствовала.

— Иди, посиди немножко на кухне, Тин, — сказала мама, погладив меня по спине. — Бледная ты какая-то.

Да, я вся была бледная — ну, кроме обожженной руки, которую я старательно прятала от цепких маминых глаз.

— Надо Юльку умыть и переодеть.

— Я сама. А вы с Сережей идите на кухню. Скоро будем ужинать.

Я попыталась возразить, но дядя, обладавший не меньшим упрямством, чем мы с мамой, уже тянул меня на кухню, и сопротивляться было совершенно бесполезно. Иначе он, чего доброго, сломал бы мне руку.

— Ну рассказывай, — хмыкнул дядя Сережа, усаживаясь на табуретку сам и усаживая на соседнюю меня. — Как тебе на новой работе? «На новой». Можно подумать, у меня была «старая» работа.

«Юркон» ведь мое первое место трудоустройства.

— Нормально, — ответила я, но голос мой дрогнул, и дядя Сережа сразу распознал подвох.

— Понятно. Тяжело, да? Жуков говорил, что у его партнера, с которым тебе придется больше всего контактировать, сложный характер. Неужели настолько? — Угу, — я иронично улыбнулась, вспомнив Черного. Почему же он выписал мне премию?.. Здорово было бы узнать, но представляю, что будет, если я спрошу нечто подобное.

— Слушай, Тин, — дядя Сережа вдруг пересел чуть ближе и понизил голос. — Прими добрый совет. Сила женщины — не в силе, извини за тавтологию, а в слабости.

— Можно подумать, я с ним на ринге борюсь… — пробормотала я.

— Не на ринге. На ринге женщины с мужиками не сражаются, Тин. Там-то как раз все решает сила. А вот по жизни… Дядя Сережа многозначительно замолчал, и я иронично улыбнулась.

— Ты тоже, как мама, считаешь, что мне надо надеть платье с декольте поглубже? — Можно и так, — он подмигнул. — Но лучше просто будь помягче. Ты же у нас как стена бетонная, Тинка. Любой мужик отскочит, как мячик. Будь поласковее, поделикатнее, улыбайся почаще… глазками моргай. А потом можно и… платье.

Угу. Улыбайся, глазками моргай… Да Черный меня за подобное… Хотя… Вот Нина ему улыбается вроде. Не сказала бы, что она моргает глазками, но ведет себя с шефом вполне мило. Не напрягается, как я.

А я вот каждый раз каменею, словно он не Назар Миролюбович, а как минимум Змей Горыныч.

— У любого из нас, — продолжал между тем дядя Сережа, — каким бы специалистом он ни был, часть мозга находится… на кончике сама знаешь чего. Это наша слабость, а для женщин — их сила. Ну, Тинка. Поняла? — Поняла, — вздохнула я, потянувшись за зефиром. Испорчу аппетит перед ужином… ну и плевать.

Мне нужно было срочно заесть собственные фантазии. Когда дядя Сережа сказал про кончик сама знаешь чего, я резко представила шефа… без штанов.

Наверное, я сегодня простыла, пока с этими документами по городу бегала… Юлька выбежала из ванной с визгом, следом за ней несся слегка влажный Троглодит, за которым, ворча, шла мама.

Троглодит вспрыгнул на колени дяде Сереже, а Юлька повисла на мне. И мне даже не надо было спрашивать, в чем дело: я прекрасно знала, как наш кот любит прогуливаться по бортику ванной, а дочка брызгать на него водой. Он в это время недовольно фыркал или даже чихал, и Юлька заливалась счастливым хохотом. Она-то в силу возраста не понимала, что Троглодит смотрит на нее со снисхождением, как большой мужчина на маленькую девочку. У него мозгов пока намного больше, чем у Юльки.

— Что случилось? — спросил дядя Сережа, почесав Троглодита за ухом. Кот с интересом косился на стол: нет ли там чего вкусненького? Увы, на столе лежал только зефир, а зефир был как раз одним из тех немногих продуктов, переварить которые Троглодит не мог.

— Безобразники, — вздохнула мама, но расплылась в улыбке, глядя на счастливую Юльку. — С трудом умыла. Пришлось и Троглодита умывать, а то она без него отказывалась.

— Ма-а-а-ама-а-а! — между тем восторженно вздыхала дочка мне на ухо. — А мы будем кушать? Кот заинтересованно дернул ухом.

— Будем, — я усадила Юльку на колени поудобнее и обняла. — И даже вот так.

Она радостно пискнула. Дочь обожала обедать или ужинать, сидя у меня на коленях, но позволяла я ей это очень редко, в последнее время не чаще раза в пару недель.

— Тина, — мама укоризненно покачала головой.

— Да ладно, — махнул рукой дядя Сережа. — Дай девочкам расслабиться. Особенно Тинке. Вон какая замученная.

Накладывай лучше… что там у тебя? — Плов. Только предупреждаю: Троглодиту ничего не давать! Он сыт.

Кот возмущенно посмотрел на маму и протестующе мяукнул.

— Да, сыт! — подтвердила она. — Ты понял, Сереж? — Понял, — ответил дядя безмятежно. И он, и я, и уж тем более мама знали: дядя Сережа не удержится и обязательно скормит Троглодиту хотя бы кусочек мяса из плова.

Они вообще были родственными душами, и во многом благодаря дяде мама когда-то разрешила оставить кота насовсем.

Да и в принципе много хорошего произошло в нашей семье благодаря дяде Сереже. Он был старше мамы на десять лет, но несмотря на это всегда ее поддерживал, очень любил и с удовольствием общался со мной. Своих детей у него не было, хотя он жил в браке с одной-единственной женой уже больше двадцати лет. Но вот — не сложилось.

Наверное, по этой причине дядя Сережа и тетя Даша так активно участвовали в моем, а после Юлькином, воспитании.

Помогали, поддерживали финансово. Когда контора, в которой мама работала последние пятнадцать лет, закрылась — это было примерно полгода назад — если бы не помощь дяди Сережи, не знаю, что бы мы делали.

И мне на самом деле грех на него жаловаться за «Юркон».

Он же не знает, что я давно расхотела быть юристом. Зато он знает, что я всегда очень мучилась, когда он давал нам с мамой деньги, и хотел как лучше.

Иногда я не понимаю, почему настолько глупым и безответственным людям, как я, даются дети, а кому-то вроде ответственных и мудрых тети Даши и дяди Сережи — нет.

Несправедливо.

Я спросила у него это однажды. Мол, как думаешь, почему так. Он пожал плечами.

— Значит, так надо. Да ладно тебе думать об этом, Тинка. Мы с Дашей счастливы.

Я только вздохнула.

Юлька между тем, получив нашу с ней совместную порцию плова на большой тарелке, нетерпеливо схватила свою ложку, а дядя Сережа, оглядываясь на маму, которая в эту секунду накладывала уже себе, украдкой пихал Троглодиту кусочек курицы. Кот, не будь дурак, быстро все схомячил и сделал невинные глаза.

Так что, когда мама обернулась и с подозрением оглядела притихших нас, у всех присутствующих за столом были абсолютно безмятежные лица.

— Ясно, — хмыкнула мама, садясь по правую руку от дяди Сережи. — Шкода.

— Октавия? — тут же спросила Юлька, и я вздрогнула от неожиданности. Только через секунду поняла: нет, это не матерное слово. Марка машины.

— Это ты где услышала? — поинтересовался дядя Сережа.

— В детском саду, — ответила дочка важно. — Воспитательница сказала, что все мы тут шкоды октавии. Я только не поняла, что это. Ты знаешь, дядь Сереж? Я нервно рассмеялась. Видимо, воспитательница в этот день была в плохом настроении. Она у нас вообще хорошая, с отличным чувством юмора и громким командирским голосом.

По-другому с группой этих… шкод октавий невозможно.

— Это такие машинки, Юльчонок. Небольшие, но быстрые.

— А-а-а, — протянула дочка и задумалась.

Я решила отвлечь ее от рассуждений о машинках и предложила начать ужин. Мама с дядей Сережей эту идею радостно поддержали, а уж Троглодит — тем более.

Так что через пару минут все шкоды октавии были Юлькой позабыты. Не знаю уж, надолго ли, но больше в этот вечер она ничего подобного не вспоминала.

Утром я рассматривала содержимое своего шкафа, немного стесняясь. И даже чуть краснея. Честно говоря, стоило подумать о Черном как о мужчине — и меня накрывало таким смущением, что хотелось, как страус, спрятать голову в песок и не высовываться.

Стесняшкой я никогда не была, просто… неправильно это как-то. Он все-таки мой начальник. И действовать на его… нижний мозг… нехорошо.

Пыхтя, как сломанный паровоз, я все же выбрала платье, но вполне приличное, темно-серое, до колена, с рукавами- колокольчиками и небольшим декольте. Грудь оттуда выглядывала, но не сильно.

Когда я вышла из комнаты, мама поглядела на меня с явным одобрением.

— Уже лучше. Скучновато, конечно… но пойдет. Ты только наклоняйся почаще. Когда ты в этом платье наклоняешься, край лифчика видно.

У меня свело челюсть.

— Хорошо, что не край трусов.

Мама фыркнула.

— Трусы — это пошло. А вот чулки… Купи себе чулочки, Тин.

Знаешь, как это мужиков заводит? — Понятия не имею, — огрызнулась я, кидая в сумку мобильный телефон. Он страдальчески обо что-то стукнулся и возмущенно завибрировал. Черт, не дай бог сломается. Терпеть не могу менять мобильные телефоны. Надо следить за своими эмоциями.

На улице было прохладно, моросил дождь, и я расчихалась — видимо, все же простыла. Только выйдя из дома, почувствовала небольшую боль в горле, да и в целом мне было слегка зябко.

Добегалась… Хорошо хоть рука почти не болит — помогла мазь.

Вспомнив, как Назар Миролюбович усадил меня на стул, дал пощечину, а потом удалился, всучив мазь, я чуть не полетела в лужу. С одной стороны, мне надо бы сердиться — пощечина была неслабой, хотя и не до синяка. Так, шоковая терапия. А с другой — он же принес мазь. Пока я истерила, сходил, нашел где-то — и принес. Еще и вспомнил, как именно называется! Может, у него дети есть? Ага. И внуки.

Хватит рассуждать, принес и принес. А то ты сейчас дорассуждаешься до того, что влюбишься без памяти. А что? Красивый, успешный, да еще и мазь принес. Романтика! Только Черный меня ни в грош не ставит, и это автоматически превращает его достоинства в недостатки.

Перед входом в «Юркон» я столкнулась собственно с тем персонажем, о котором думала все утро. И кажется, покраснела так, что любой баклажан рядом со мной смотрелся бы скромной белой розой.

Назар Миролюбович оглядел мою персону с ног до головы, на секунду задержавшись на торчавших из-под пальто ногах, и открыл дверь, пропуская меня внутрь.

— Доброе утро, — сказала я вежливо, проходя мимо него и… запнулась о порожек. Черный аккуратно придержал меня, обхватив рукой за талию, и мне вдруг стало жарко. Все, точно заболела.

— Доброе, Кристина. Осторожнее, — произнес Назар Миролюбович, тут же выпуская меня из этих невольных секундных объятий.

— Постараюсь, — пробормотала я, проходя дальше.

Шла по коридору и спиной чувствовала его взгляд. А может, мне кажется, и нет там никакого взгляда? Точнее, взгляд есть, но направлен он не на меня.

И вот… зачем я обернулась?! Черный действительно шел следом и смотрел на мой… зад.

Мама и дядя Сережа, будьте вы прокляты! Если бы не вы со своими рассуждениями, я бы и не подумала оборачиваться. И не видела бы ничего, и не краснела бы опять, чувствуя, как сердце бьется где-то в глотке.

Заметив мой взгляд, Назар Миролюбович поднял глаза — невозмутимые, спокойные темно-карие глаза. На миг в них промелькнуло нечто насмешливое, но почти сразу исчезло.

Я поспешно отвернулась и пошла быстрее. В конце концов, подумаешь! Ну посмотрел он на твою задницу, Тинка, мужик все-таки, не робот. Задница у тебя красивая, чего бы не посмотреть? Все, заканчивай рассуждать. А то от смущения сейчас и правда начнешь биться головой о пол, строя из себя страуса.

Но я смогла вздохнуть спокойно только после того, как Черный прошел в свою приемную, гулко хлопнув дверью.

Нет, все! Больше никаких платьев.

Я наивно полагала, что мне удастся успокоиться, погрузившись в работу, но погрузиться не получилось — минут через десять из приемной Назара Миролюбовича раздались дикие крики. Суть через стенку до нас не долетала, но мы с Таней дружно вжали голову в плечи: ТАК орал Черный редко.

Что же там случилось?..

Еще через какое-то время дверь, ведущая в приемную, распахнулась, и начальство обвело притихших сотрудников бешеным взглядом.

— Попова! — рявкнул Черный, и я подпрыгнула. — Перемещайтесь на компьютер Леры. Будете отвечать на звонки, все записывайте, что говорят. Если спросят меня — просите перезвонить в конце дня. Быстро! И так он это все сказал, что я и не подумала спрашивать — а почему, собственно, я? Я ведь не секретарь. Но думаю, если бы я издала хоть звук, то огребла бы по полной. Видок у Назара Миролюбовича был очень… угрожающий.

Поэтому я, захватив с собой сумку со своими вещами, послушно пошла в приемную. Я думала, Черный пойдет следом, но он, кажется, и не собирался — вообще вышел прочь из офиса.

А минут через пять, когда я, растерянная, пыталась понять, чем мне заняться, в приемную заглянула Таня.

— Там Лера в аварию попала, — заявила она с порога, и я, ужаснувшись, вытаращила глаза. — Ага. Вообще не понятно, жива или нет. Фигня какая-то. Когда увозили, вроде была в сознании, даже телефон свой отдала мужику какому-то, чтобы на работу позвонил, предупредил. А тот ни бэ, ни мэ, ничего толком не знает.

— А ты-то откуда знаешь? — удивилась я, и Таня пояснила: — Черный по дороге Нине позвонил, объяснил.

Ну да. А мне объяснять не надо — посадил вместо Леры, и все.

Черт. Вместо Леры?! Это что же… Мне придется быть секретарем вместо нее?! Нет. Нет-нет-нет… — Он сейчас, как я поняла, пытается вызнать, где Лера, чтобы ее матери сообщить и сыну.

— Сердобольный, — съязвила я, переживая настоящий приступ паники.

— Ну они ведь уже десять лет вместе работают, с самого первого дня. Черный Лере и с разводом помогал. Муж ее бывший — та еще козлина, а Назар Миролюбович так сделал, чтобы он к ребенку без разрешения не приближался.

— Святой, — пробурчала я, нервно разглаживая платье на коленях. Ладони вспотели, да и не только они. Лоб тоже покрылся панической испариной.

— Не святой, — хмыкнула Таня. — И характер у него не нордический. Просто если ценит — все сделает.

«А меня не ценит», — подумала я, но вслух не сказала. И вообще нехорошо это — о себе думать, когда там с Лерой непонятно что.

В этот момент зазвонил телефон, я шикнула на Таньку и сняла трубку.

— Кристина, вы слышите меня? Голос у Назара Миролюбовича был спокойный, но по шуму на заднем плане было понятно — начальство в дороге.

— Слышу.

— У Леры в компьютере должна быть телефонная книжка.

Контакты. Скорее всего, в почте, но я не уверен. Найдите ее и скиньте мне телефон Бориса Вельяминова.

— Хорошо.

А вот мой голос дрогнул. Не могу сказать, что я гений компьютерного сыска… — Кристина, — Черный заговорил с нажимом, — запишите.

Борис Вельяминов. Записали? Точно. И правда же — не дай бог забуду… — Да.

— Тогда дальше. Посмотрите почту, рассортируйте пришедшие письма и отправьте их тем, кому они предназначаются. Если не разберетесь — оставьте до моего приезда.

— Хорошо.

Наш диалог продолжался еще минут пять, и когда Черный наконец положил трубку, перед глазами у меня уже туман стелился.

Найти, отнести, передать, позвонить, сказать. Я же не секретарь! Господи, да я даже не юрист! Я ведь не умею. А вдруг перепутаю? Он же меня сожрет.

— Ладно, Тинка, — сказала я себе, вздохнув. — Паникуй-не паникуй, а все равно работать придется. Не справишься — уволит, дело-то житейское.

Но как же не хочется не справиться! Вроде казалось бы — ерунда, подумаешь. Но вот… не хочется.

Хочется, чтобы этот тиран меня похвалил.

Мечты, мечты… Каждое задание, надиктованное Черным, оказалось не то, чтобы сложным… трудновыполнимым. Только пароль от компьютера я искала почти час, почти рыдая от невозможности позвонить Лере. И честно говоря, после подобных поисков я оказалась совершенно деморализована.

Назар Миролюбович вошел в приемную ближе к вечеру, когда за окном уже стемнело, и к тому времени я не сделала даже половину списка. Единственное, что я в полной мере успела — это смириться со своим увольнением.

Вот этот пункт из моего собственного списка удался на славу. Остальное же… — Кристина, сделайте мне чаю, — буркнул Черный, даже не посмотрев на меня, и скрылся в своем кабинете.

Чаю. Черный пьет только черный — это я помню. И без сахара.

В заварочном чайнике, слава богу, заварка еще была — надеюсь, вчерашняя его устроит. Я быстро вскипятила воду, налила чай в небольшую чашечку, как до этого при мне делала Лера, и пошла в кабинет к Назару Миролюбовичу.

Он, выглядевший сейчас не менее черным, чем его фамилия, перебирал документы, которые я пару часов назад свалила на его стол без всякой сортировки. Мне даже стыдно стало.

Но он ничего не сказал, только расчистил место под чашку и кивнул.

— Ставьте.

Как она звенела! Я ужасно боялась разлить этот чертов чай, руки мои тряслись, и пара капель все-таки оказались на блюдце.

Спасибо тому, кто придумал блюдца. Никогда не понимала, зачем они нужны, и только теперь осознала в полной мере.

Черный сразу сделал глоток и тяжело, устало вздохнул.

— В шкафу большая кружка есть, Кристина. Можете в нее еще чаю налить? И там вазочка с печеньем стоит, тоже принесите.

Я моргнула. Печенье из той вазочки я на нервной почве хомячила целый день, и сейчас там остались только крошки. Но я же не знала, что это ЕГО печенье! Я думала, оно Леры! — Извините, Назар Миролюбович, — прошелестела я сухим листочком, — печенья нет.

Он чуть нахмурился.

— Как это — нет? А куда оно делось? — Я съела… Уголки губ Черного дрогнули, и мне показалось, что он собирается улыбнуться. Нет, показалось.

— Тогда несите просто чай, — сказал в конце концов бесстрастно, и я, вся одеревенев, развернулась и вышла из кабинета.

Налила в большую кружку горячего напитка, почувствовав легкую панику из-за того, что заварка кончилась, а я без понятия, в каких пропорциях Лера ее насыпает. Сделаю еще слишком слабой или, наоборот, сильной… Вот я дура. У меня там половина списка не сделана, а я тут про чай рассуждаю.

А Назар Миролюбович между тем уже допил первую чашку и чуть ли не выхватил у меня вторую.

— Как там Лера? — спросила я тихо, сама поражаясь своей смелости.

— Черепно-мозговая, сломаны рука и нога, — ответил Черный так спокойно, будто протокол зачитывал. — Пока непонятно, когда сможет вернуться к работе.

И замолчал. Я нервно переступила с ноги на ногу.

— Назар Миролюбович… — Он поднял на меня взгляд. — А я… теперь буду работать… тут? Что же я так мямлю-то, прости господи.

Начальство вздохнуло, кивнуло на стул перед своим столом.

— Сядьте, Кристина.

Я послушно села, расправила платье.

— У вас есть несколько вариантов. Вариант первый — поработать на месте Леры неделю, пока мы не найдем временного секретаря. Может, справимся быстрее. Вариант второй — совмещать. Зарплата, соответственно, будет больше.

Но, говоря откровенно, я не уверен, что вы справитесь.

Я тоже.

— Поэтому предлагаю попробовать первый вариант. Хотя меня лично больше устроил бы второй. Привыкнуть к вам в роли секретаря мне будет проще, чем к новой девице. Да и вы все же в курсе хотя бы некоторых дел.

В курсе я была весьма слабо и вообще не представляла, как буду работать с Черным пять дней в неделю по восемь часов в сутки. Я же умру.

— Ну? Что скажете? «Ничего не скажу. Завешу ковром, она и не увидит», — подумала я словами Шерлока Холмса, стреляющего в стену своей квартирной хозяйки миссис Хадсон из револьвера.

Но Назар Миролюбович — не миссис Хадсон. С ним никакие ковры не сработают.

— Я не знаю, — призналась я, вновь разглаживая платье на коленях. — Я не уверена, что… — Кристина, вы не могли бы прекратить? От неожиданности и удивления я подняла глаза и посмотрела прямо на Черного. Он тоже смотрел на меня, и с явным таким раздражением.

— Прекратить… что? — Во-первых, мямлить. А во-вторых, гладить себя. С тех пор, как вы сели на стул, вы все строите из себя утюг. Хватит. Вы меня раздражаете.

«Вы меня тоже».

— Я… постараюсь, — ответила я сквозь зубы, усилием воли заставляя свои руки не двигаться и застыть на коленях.

— Прекрасно. А теперь подумайте несколько секунд и скажите мне, какой вариант предпочитаете.

Может, лучше сразу уволиться? Никакой я вариант не предпочитаю.

— Первый, — выдохнула я, кажется, залившись краской. Ну конечно — Черный ведь отлично понял, что я струсила. Я видела это по его глазам и появившейся на губах ироничной усмешке.

— Хорошо, Кристина, — голос Назара Миролюбовича, несмотря на это, был совершенно бесстрастным. — Я постараюсь найти замену за неделю. А пока расскажите мне, что вы сделали из того списка дел, который я надиктовал вам по телефону.

Вот и смерть моя пришла… Смерть все же прошла стороной, помахав мне ручкой. Хотя слушал меня Черный с постепенно мрачнеющим лицом, убивать не спешил. И орать тоже не стал. И только после того, как я сказала, что понятия не имею, по какому принципу сортировать почту по адресатам, спокойно произнес: — Пойдемте, посмотрим, что там у вас, — и встал из-за стола.

Я тоже встала и пошла следом за Назаром Миролюбовичем.

Возле рабочего места Леры он притормозил, пропустил меня вперед, и я села за компьютер. Чуть напряглась, когда Черный разместился сзади и сказал: — Показывайте.

Прозвучало это примерно как приказ раздеваться. Боже, о чем я?..

Я нервно щелкнула мышкой по первому же письму. И задержала дыхание: Назар Миролюбович наклонился надо мной, чтобы видеть лучше, и его голова оказалась рядом с моей правой щекой.

Приятный запах мужского парфюма пощекотал ноздри, как только я вновь смогла вдохнуть. Нестерпимо захотелось повернуться и посмотреть на Черного. Зачем? Понятия не имею.

— Так, дайте-ка я погляжу. — Его рука отодвинула в сторону мою, берясь за мышку. — Ясно. Это в гражданский надо переслать, Вадиму. Видите, скан договора на обслуживание? Кристина, я думал, вы уже разобрались с нашей структурой.

Судебный отдел занимается любыми судами, от бракоразводных процессов до авторского права, гражданский — обслуживанием клиентов.

Черный чихвостил меня и мой интеллект, а я… Давно я не ощущала ничего подобного. Какое-то нечеловеческое волнение, и сердце колотилось, словно я только что после пробежки. А внизу живота порхали те самые бабочки, вызывая дрожь во всем теле.

— Кристина? Вы меня слышите вообще? — Слышу, — ответила я глухо. Назар Миролюбович вдруг развернул кресло, в котором я сидела — и меня вместе с ним — к себе лицом и, нахмурившись, посмотрел мне в глаза.

— Сомневаюсь, — пробормотал он, дотрагиваясь ладонью сначала до моих щек, а потом до лба. — Вы в курсе, что у вас температура? — Нет.

Я действительно была не в курсе. Когда думать о себе, если весь день на нервах? — И сильная причем. Собирайтесь и идите домой, в понедельник все обсудим, если не разболеетесь. — Он еще раз прикоснулся к моему лбу и покачал головой. — Вы потрясающе безответственны.

— Спасибо, — не удержалась от шпильки, но, к своей чести, сказала я это абсолютно спокойным голосом. Черный посмотрел на меня немного удивленно, но никак не прокомментировал этот выпад. Выпрямился, перестав наконец нависать надо мной, и заявил: — Я вызову вам такси. У вас точно хватит ума больной в метро разъезжать, а если еще и вы заболеете, это будет катастрофа.

Я чуть усмехнулась. Ну да, я прям такой ценный кадр… Если бы не авария и временная недееспособность Леры, хрен бы Назар Миролюбович обратил внимание на мою температуру.

— Спасибо, — еще раз поблагодарила я… и закашлялась.

Черный нахмурился сильнее.

— Кристина, я надеюсь, вы вызовете врача? Не станете заниматься самолечением? — Пока не определилась, — ответила я, и Назар Миролюбович вдруг так рявкнул, что я подпрыгнула: — Чтобы вызвали! Научитесь уже думать головой, в конце концов! Вам она дана не только для того, чтобы чужое печенье в нее засовывать.

Сволочь. Должна же я была что-то есть! И вообще — нашел, чего жалеть! Какие-то печеньки! — Я вам новое куплю, — буркнула я, надувшись, как обожравшийся печенек хомяк.

— Что? — не понял Черный.

— Печенье куплю. В понедельник принесу.

— Ерунду не говорите, — поморщилось начальство. — Сами лучше приходите, а печеньем я себя могу обеспечить. Все, Кристина. Быстро одевайтесь, я сейчас такси вызову.

Черный развернулся и ушел. А через пять минут, когда я уже наматывала на шею шарф, выглянул из своего кабинета и сообщил, что такси ждет меня внизу — белая шкода октавия.

Я улыбнулась и поблагодарила уже искренне: — Спасибо.

— Не за что, — ответил он раздраженно и хлопнул дверью.

Оказалось, что Назар Миролюбович заранее заплатил за такси. Этот факт меня настолько поразил, что я всю дорогу озадаченно молчала, а потом не сразу вспомнила код от подъезда.

Прийти домой пораньше — конечно, блаженство, но не когда у тебя температура переваливает за тридцать восемь градусов.

И чем ближе была ночь, тем хуже я себя чувствовала.

Мама сразу увела Юльку — не хватает еще, чтобы и она заболела. Дочка не капризничала — она прекрасно знает, что находиться рядом с заболевшим членом семьи не стоит.

Зато рядом со мной был Троглодит. Лег в ноги, посмотрел с укоризной и сказал: — Мяу.

— Согласна, — подтвердила я. — Дура. Еще какая.

Кот второй раз мяукнул, устроился поудобнее и задремал. И я, выпив на ночь лекарство от простуды, последовала его примеру.

В результате я отлеживалась все выходные. Усиленно лечилась — пила фервексы-колдрексы, чай с медом и лимоном, полоскала горло, капала в нос и спала. Не могу сказать, что выздоровела, но к вечеру воскресенья чувствовала себя гораздо лучше.

— Может, отпросишься еще хотя бы на денек? — спросила мама, когда я лежала в кровати и пила очередную порцию волшебного зелья от простуды перед сном.

— Нет, — покачала головой я, глядя на градусник. Отлично. — Температуры нет, потопаю на работу. Не хочу подводить.

Найдут замену Лере — тогда поболею.

— Главное — до этого не скопытиться, — вздохнула мама. — Оденься завтра потеплее. И никаких платьев.

— Неужели? — усмехнулась я и закашлялась.

— А смысл? Красный сопливый нос — это совершенно не сексуально. Если только этот твой Назар не какой-нибудь извращенец.

— Он не мой.

— Твой. Начальник твой. А все остальное уже от тебя зависит.

— Ты же сама только что сказала про красный сопливый нос.

— Краснота когда-нибудь сойдет… — Угу. И сопли прекратятся.

— И сопли, — согласилась мама. — И вообще. Испеки ему что- нибудь.

— Испечь? — протянула я удивленно. Про печенье я ей не рассказывала — как-то неловко было… — Да, испеки. Путь к сердцу мужчины, сама знаешь… Только не сейчас! Потом, когда болеть перестанешь. Печенье или пирожки, платье… — И полный пипец, — заключила я, рассмеявшись. Но веселье мое продолжалось недолго — я аж поперхнулась смехом, когда мама сказала: — И четвертое пэ — презервативы.

Нет, это уже не пипец. Это п**дец! — Что ты на меня так смотришь, Тинка? Второй раз залететь хочешь? Носи с собой в сумке всегда. Мало ли.

— Мало ли что? — прохрипела я, шаря рукой по тумбочке. Где тут… что-нибудь… Чем бы в нее швырнуть?! — Сама знаешь. Или ты уже забыла, как это бывает, когда от страсти крышу срывает? — Мама!! — Тихо. Юльку разбудишь.

— Изыди!! — Ушла, ушла, — хихикнула эта… провокаторша и скрылась за дверью.

Страсть… Презерватив… Да мне вообще нельзя о таком думать применимо к Назару Миролюбовичу! Нельзя. Нельзя, я сказала!!! На работу я пришла чуть раньше Черного. И не в платье, а в костюме, строгом и застегнутом на все пуговицы, с убранными в тугой узел волосами. Лицо у меня было слишком бледное, но я старательно запудрила его еще дома, чуть подвела губы и подкрасила глаза. Даже красный нос загримировала, правда, стоило только один раз высморкаться — и он вновь становился красным.

Почти как пятно крови в замке с Кентервильским привидением.

Я успела включить компьютер и теперь напряженно размышляла на тему, какой чай и сколько закидывать в заварочный чайник, когда у меня вдруг зазвонил стационарный телефон.

— Алло, — произнесла я в трубку с опаской. Неужели Черный проверяет, на месте ли я? Но это была Лера.

— Привет, Тина! — сказала она вполне жизнерадостно, хотя и хрипловато. — Меня Назар Миролюбович попросил тебя немножко проинструктировать.

— Изверг, — вырвалось у меня.

— Да ладно, — хмыкнула Лера. — Я быстро. В верхнем ящике тумбочки ежедневник мой лежит, в нем на первой же странице — все пароли от моего компа, почты и компьютеров всех сотрудников, исключая Черного и Жукова.

— Нашла в пятницу… — Молодец. Почту проверь. Я послала тебе архивчик с инструкциями. Изучи, там немного. Файл по почте, по служебным документам и договорам, по звонкам и встречам, а еще — по личным пристрастиям Назара.

— О! — я обрадовалась. — И про чай там есть, да? — И про чай есть. Короче, все, что есть — все твое. Звони, если будут вопросы, ладно? Одна рука у меня рабочая, да и голос есть, подскажу, если что.

Мы поговорили еще минут пять о ее здоровье, а затем я положила трубку. И как раз вовремя — в приемную уже заходил Черный.

В темно-синем костюме, белой рубашке и сером галстуке, с бесстрастным, но хищным лицом, он выглядел просто отлично.

И никаких красных носов… — Доброе утро, Назар Миролюбович, — сказала я, непроизвольно поднимаясь со своего места и начиная разглаживать пиджак. Секунд через пять, поймав недовольный взгляд Черного, дернулась и опустила руки.

— Доброе, Кристина. Лера вам уже звонила? Начальство подошло к шкафу, достало из дипломата упаковку с печеньем, открыло ее, высыпало печенье в вазочку и вновь посмотрело на оторопевшую меня.

— Кристина? — Голос стал раздраженнее. — Я задал вам вопрос, потрудитесь ответить.

Я отмерла.

— Звонила, Назар Миролюбович.

— Хорошо, — он сразу потерял интерес к этой теме и зашагал к своему кабинету. — Сделайте мне чаю, пожалуйста.

— Да, сейчас, — ответила я и вздрогнула от громкого хлопка закрывшейся двери.

Даже не спросил, как я себя чувствую, сволочь… Минут через пятнадцать, как только чай более-менее заварился, я постучалась в кабинет Черного и, услышав краткое «да», вошла внутрь. Поставила перед ним на девственно чистый стол чашку и уже собиралась уходить, когда Назар Миролюбович попросил: — Принесите печенье, пожалуйста. Вы ведь не успели его съесть? — Не успела, — я даже обиделась. — Не волнуйтесь, я больше не буду есть ваше печенье.

— Да ешьте на здоровье, — ответил он спокойно, поднимая чашку к губам и делая глоток. Абсолютно бесшумно. — Я еще принесу.

Я промолчала, твердо решив: нет, печенье Черного я трогать не буду. Лучше голод, чем вражеская еда.

Сходила за вазочкой, поставила ее на стол перед начальником. Он тут же захапал печенюшку и поинтересовался, бросив на меня краткий внимательный взгляд: — Как вы себя чувствуете, Кристина? Сердце забилось чаще.

— Сносно, Назар Миролюбович.

— Хорошо, — он не стал развивать эту тему, кивнул мне на стул. — Садитесь, берите ручку и бумагу. Записывайте.

Минуты две Черный диктовал мне задания на день, делая длинные паузы и по три раза объясняя одно и то же, из-за чего я почувствовала себя идиоткой. Но все равно была ему благодарна: благодаря этим паузам и объяснениям я ощущала себя более уверенной и не запаниковала, даже когда вышла из кабинета.

Начала я с разбора писем на почте, и в самый разгар этой работы зазвонил стационарный телефон.

— Компания «Юркон», добрый день, — вовремя опомнилась я и задвинула назад привычное «алло».

— Добрый, — сказала трубка гнусавым мужским голосом, — это ресторан «Манго», насчет вашего заказа.

И только я хотела возмутиться — ничего же не заказывали! — как вспомнила, что Черному каждый день на обед привозят еду из ресторана. И в пятницу тоже привозили, я поставила ее на столик возле дивана в его кабинете, и на этом забыла о ней.

Даже не знаю, куда она потом делась — наверное, Назар Миролюбович либо все съел, либо выбросил.

— Да? — Овощного супа-пюре сегодня нет, зато есть борщ.

Заменить? Я задумалась. Честно говоря, не видела ни одного мужика в этой жизни, который не любил бы борщ. Удивляет скорее овощной суп-пюре… Но, может, у Черного по понедельникам диета? — Хорошо. Заменяйте.

Гнусавый мужик что-то пробормотал и отключился. А я и думать забыла про этот случай почти сразу — настолько погрузилась в текущие дела.

Через час к Назару Миролюбовичу пришли первые посетители, потом еще одни. Затем явился генеральный, которому тут же понадобился кофе, а после они с Черным вдвоем засели в кабинете Жукова, и вышел Назар Миролюбович оттуда как раз когда привезли обед. Схватил свои коробочки, кивнул мне: — Кристина, вы тоже можете пообедать.

Да какой уж тут обед? Лерину-то работу я всю переделала, а свою? У меня там еще с четверга завал на завале.

— Постараюсь, — ответила я дипломатично, но Черный, кажется, даже не расслышал — ушел к себе обедать.

Минуты две я относительно спокойно работала, а потом дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник злой-презлой Назар Миролюбович.

Я сглотнула. Ну что там может быть не так? Котлета пригорела? Но при чем тут я? Не я же жарила! — Кристина, зайдите, — процедил Черный, дождался, пока я встану со своего места, развернулся и ушел обратно в кабинет.

Когда я зашла, Назар Миролюбович стоял над своим деревянным обеденным столиком и мрачно смотрел на собственный обед. Я закрыла дверь, подошла, встала рядом.

— Что это, Кристина? Я оглядела одну коробку, другую. Салат какой-то, борщ и нечто вроде лазаньи. Никаких пригоревших котлет.

— Обед.

Черный вздохнул.

— Кристина. Вы издеваетесь? Вы хотите, что бы я умер? Я захлопала глазами.

— Нет. Конечно, нет. Но… — Тогда почему вы пытаетесь меня отравить?! — рявкнул он так, что я пошатнулась.

Отравить?.. Но я к этим коробкам даже не притрагивалась! — Назар Миролюбович, я не понимаю… — пробормотала я, глядя на рассерженного шефа с растерянностью. — Что не так? Он вновь вздохнул, затрепетав ноздрями.

— Вы вообще читали то, что прислала вам Лера? — Ну… да.

Не все, конечно, все я пока не успела. Но то, что касается его личных вкусов — да! Я же должна была знать, как ему чай заваривать.

— Врете, — заключил Черный, и мне захотелось по- детски разрыдаться. — И не стройте из себя обиженную. Если бы вы читали то, что прислала Лера, то знали бы, что я вегетарианец.

— Кто? — пискнула я.

— Вегетарианец! — рявкнул Назар Миролюбович. — Я не ем мясо уже пятнадцать лет. А этот борщ — с мясом! И начальство указало на упомянутый борщ перстом. Если бы борщ мог, он бы покраснел еще сильнее от собственной неловкости, что был сварен на мясном бульоне.

— Вы хотите, чтобы я в больницу попал? — продолжал возмущаться Черный. — Что это за диверсии, Кристина?! Что я могла сказать? Что Лера ничего не писала про вегетарианство? Не поверит. Поэтому остается одно.

— Простите, пожалуйста, — повинилась я, — больше не повторится. Я все учту, честное слово.

— Надеюсь, — процедил Назар Миролюбович. — Заберите эту гадость. Я от одного запаха чуть не скончался. Представляю, что со мной было бы, если бы я хоть ложку съел.

Он бы не съел, конечно. Одна из моих однокурсниц была вегетарианкой, она говорила, что после года «воздержания» чувствуешь мясо всюду, и от этого запаха сразу начинает тошнить. Но… надо же покричать.

— Извините.

— Кристина, — произнес Черный по- прежнему раздраженно, — давайте так: раз вы не умеете читать, я вам сейчас все расскажу сам. Может, вы так лучше запомните. Я не ем мясо, пью только черный чай без сахара. Люблю сладкое, особенно печенье, но на шоколад у меня аллергия. Терпеть не могу навязчивые запахи, особенно — запах роз. Вроде бы немного информации.

Вы сможете запомнить? Было так обидно. Просто ужасно.

— Смогу, — уронила я, чувствуя, как дрожат губы.

— Идите, — процедил Назар Миролюбович, глядя на меня без всякого сочувствия. — И не вздумайте плакать. У меня клиенты через сорок минут, нечего им красными глазами отсвечивать.

Дома порыдаете.

Сказочная сволочь.

Вернувшись на рабочее место, я решила проверить себя и на всякий случай открыла файл, который прислала Лера.

Инструкция по завариванию чая там была, но больше ничего.

Я даже еще раз скачала файл с почты, проверяя — может, битый? — но нет: пусто.

Значит, я все-таки не такая идиотка, как Черный думает.

Утешает ли это меня? Не очень.

Я была страшно деморализована после случившегося. Рыдать не стала, несмотря на то, что очень хотелось. Постаралась взять себя в руки и продолжила работать.

Только последствия стресса не заставили себя ждать — у меня дико разболелась голова и, кажется, поднялась температура. Я заварила себе порцию чудо-зелья от простуды, выпила, но легче не стало. Зато спать захотелось так, что я зевала каждые пять минут.

Один из таких зевков и увидел Черный, выходя из кабинета в сопровождении клиентов — двоих мужчин пенсионного возраста. Увидел, нахмурился — и я поперхнулась. Сон как рукой сняло.

— Кристина, — обратился ко мне Назар Миролюбович, когда клиенты ушли, — некоторые вещи нужно делать не столь демонстративно. Например, зевать. Покажите-ка мне свои руки.

Я послушно подняла ладони.

— Видите, они у вас есть. Целых две. Одной вы вполне можете закрыть себе рот во время зевания, а еще наклонить голову, что бы никто не увидел. Или подобные манипуляции для вас слишком сложные? Господи, как я его ненавижу.

— Нет, не слишком. Я постараюсь.

— Будьте добры, — рявкнул он напоследок и вновь прошел к себе.

Ближе к вечеру у меня перед глазами уже кружились черные мушки. От усталости дрожали руки, от голода свело желудок, и мыслей не было никаких. Даже желания поскорее уйти с работы тоже не было. Ничего не было.

В пять часов я по просьбе Черного послала одному важному клиенту составленный самим Назаром Миролюбовичем договор, и через десять минут зазвонил стационарный телефон.

— Кристина, вы послали договор? — В голосе было вселенское раздражение.

— Да.

— Тогда почему там его не получили? — Не знаю. Я послала.

— Проверьте. И перезвоните.

Бросил трубку. Я послушно открыла отправленные письма, проверила.

Поначалу мне показалось, что все в порядке. Я должна была послать договор Анастасии Титовой, но вместо нее в адресатах значилась Александра Титова.

Переживать не было сил, я просто осознала — собственно, все. Можно собирать вещи. Послать конфиденциальную информацию по почте другому человеку! Непростительно.

— Назар Миролюбович, я могу зайти? Я решила, что говорить подобное надо в лицо. Чтобы не перестать уважать себя.

Хотя… глупо. Черный меня вообще презирает.

— Заходите.

И бац трубку.

Клянусь, я даже не волновалась. Только перед глазами темнело все сильнее и сильнее… И я почти не видела ни своего начальника, ни его кабинет, лишь какие-то цветные мерцающие пятна. И тошнота подходила к горлу… — Я ошиблась, Назар Миролюбович, — сказала я, не садясь. К чему садиться, если тебя сейчас прогонят. — Послала договор не Анастасии, а Александре Титовой.

Секундное молчание. А потом… — Да вы!.. — взревел Черный, и я провалилась в темноту.

Ох, как же тошнит. Кажется, сейчас вырвет.

Нет, не вырвет. Нечем.

Лица коснулось что-то прохладное, и стало легче.

— Кристина, вы слышите меня? Я простонала нечто невнятное, и мне в губы ткнулся стакан, а в нос ударил резкий запах.

— Выпейте.

Я усилием воли открыла глаза. Лицо Черного было так близко, что я могла рассмотреть каждую его черточку, каждую морщинку.

Красивый… был бы. Если бы не был такой сволочью.

— Не… надо… — прошептала я, пытаясь отодвинуться от стакана, в котором явно плескалась водка. — Я… не ела… Хуже… будет… Назар Миролюбович нахмурился, поставил стакан на столик.

Только сейчас я осознала, что лежу на его диване, а он сидит рядом, практически обнимая меня одной рукой и склонившись над моим лицом.

— Почему вы не ели, Кристина? Надо же, не орет. И спросил спокойно, даже без раздражения.

Я пожала плечами. Разве объяснишь в двух словах? А на большее я не была способна.

— Понятно. Я вызвал скорую, сейчас приедут, посмотрят на вас, скажут, в чем дело.

— Не надо, — попросила я тихо. — Отмените. Я просто… переволновалась. И не ела… И простуда не до конца ушла… Сама виновата.

— Я все же предпочту послушать, что скажут врачи, — ответил Черный спокойно и вновь провел смоченным в воде платком мне по лицу, а затем дотронулся ладонью до щеки. — Температура у вас точно есть, и большая. Что же вы молчали? Надо было отпроситься.

Я посмотрела на него с удивлением.

— Понятно. Боитесь меня, да? Я сглотнула, и он чуть заметно усмехнулся.

— Боитесь, вижу.

— А я вас бешу, — прошептала я, ощущая, как к щекам приливает жар. — Можно сказать, квиты.

— Бесите? — повторил Назар Миролюбович задумчиво, вглядываясь в мое лицо. — Да нет. Не больше, чем другие молодые глупые девушки.

— Спасибо. Я уже поняла, что вы обо мне думаете. Не обязательно повторять.

— Нет, вы не поняли. Вы не глупы, Кристина. Если бы вы были глупы, не выдержали бы здесь и месяца. Вам не хватает профессиональных знаний, уверенности в себе, стрессоустойчивости. Но это можно наработать.

Я сплю, наверное. Сейчас Черный был не слишком похож на себя — говорил со мной мягко, совсем не как обычно. А еще одна из его рук — та, в которой был влажный платок, — лежала на моем плече, и Назар Миролюбович иногда задумчиво его поглаживал.

На пятом таком движении я ощутила странную тяжесть в груди, а от самых пяток до плеча побежали мурашки. Я прерывисто вздохнула, на секунду прикрыла глаза… а когда открыла их, лицо Черного оказалось ближе, и смотрел он на мои губы.

— Хотите честно? — он вдруг поднял руку, оставив платок лежать на плече, и двумя пальцами коснулся моих губ. — Я поначалу думал, что вы любовница Жукова.

От возмущения я открыла рот, и пальцы Назара Миролюбовича проникли чуть глубже. Внизу живота затянуло, закрутило… давно я ничего подобного не ощущала… Но я не должна. Не должна! — Не зря же он так вас продвигал… Но я быстро понял, что ошибся. Я до сих пор не знаю, кто вы ему, но точно не любовница. Я прав? Я кивнула, и Черный наконец убрал ладонь с моих губ. Ну как, убрал… Он положил ее мне на живот. Ничего не делал, просто положил, но кожа в этом месте будто загорелась.

— Кристина, вы молодец. Вы делали ошибки, много ошибок, но они неизбежны. Так всегда в начале карьеры. Да и у меня характер не сахар, сегодня вы это особенно хорошо поняли, правда? — Правда, — ответила я хрипло. Что происходит? Неужели он… хвалит меня? Но Назар Миролюбович замолчал, задумчиво глядя мне в глаза, и я решила спросить сама: — Вы… уволите меня? За эту… Титову? Он вздохнул.

— Нет.

— Правда?! — я так обрадовалась, что не заметила, как подалась вперед и положила обе руки ему на грудь. — Я… ох… Вспышка смущения — и я попыталась отнять руки, но Назар Миролюбович не дал. Перехватил их, прижимая к себе крепче, и ответил практически мне в губы: — Правда.

Внизу живота уже целый узел скрутился… Что же это… Нет, я знаю, что… Но что с этим делать? Его дыхание щекотало губы и щеку, сильные ладони сжимали мои руки, и все, чего мне хотелось — закрыть глаза и прижаться к этому человеку еще крепче. Невероятно приятно… — Тина… ложитесь, — прошептал Назар Миролюбович, опуская меня обратно на диван, и иллюзия рассеялась. — Скоро уже врачи приедут. И не волнуйтесь, не уволю я вас. Просто в следующий раз, во-первых, обедайте, а во-вторых, перепроверяйте все. Договорились? — Да, - ответила я, вздыхая. — Я буду очень стараться. Честно.

— Я знаю. Вы старались все эти месяцы.

— Вы… заметили? — Конечно.

— Поэтому выписали мне премию? — А, - едва заметная усмешка, — Лера донесла? Ну да, кто же еще… Да, Тина, именно поэтому я выписал вам премию.

— Спасибо, — поблагодарила я тихо, закрывая глаза — голова кружилась.

Как жаль, что Черный такой хороший только сейчас, после моего обморока. А завтра вновь превратится в тирана и сволоча… Но я постараюсь запомнить его таким.

Может быть, тогда мне будет легче смириться с ним — тираном? Скорая приехала минут через пять, я как раз успела задремать на этом диване. Меня посмотрели-пощупали, померяли давление и сказали ровно то же самое, что я говорила Назару Миролюбовичу: не долеченная простуда, усталость, нервный стресс. Так что «лекарство» простое — простуду долечить, отдохнуть, не нервничать. Даже смешно, и как я это буду осуществлять? Потом скорая уехала, и Черный, вновь присев рядом со мной на диван, заявил: — Выбирайте. Либо сначала вы ужинаете, а потом я вас отвожу домой, либо я сейчас вас отвожу, и вы ужинаете дома сами.

Я испуганно заморгала.

— Ужинать?.. Я дома, конечно. И не надо отвозить, я сама! — В метро после обморока? Отличная идея, Кристина. Я бы даже сказал — гениальная.

Да, он уже начинает превращаться обратно в знакомого мне тирана.

— Я могу на такси доехать. Только платить сама буду, а не как в прошлый раз.

— Кристина! — проревел Черный, я вздрогнула, и он понизил голос. — Я не собираюсь с вами спорить. Я вас отвезу. И это не обсуждается.

Ну да, тиран и диктатор.

И проще согласиться, чем спорить с этим бараном.

— Хорошо. Тогда ужинать буду дома.

— Бога ради. Вставайте, одевайтесь, поедем, а то рабочий день уже закончен.

Я похолодела. Черт! Надо немедленно позвонить маме! Я резко вскочила с дивана, пошатнулась… и непременно повалилась бы в лучшем случае обратно на диван, а в худшем — на пол, но мне не дали. Назар Миролюбович бросился вперед и подхватил меня, не дав упасть. Прижал к себе и, заглянув мне в глаза, процедил: — Кристина, вы способны сначала думать, а потом делать? Я сказал «вставайте», а не «вскакивайте». Это большая разница! — Извините, — прошептала я, не в силах отвести взгляд. Какой же он… крепкий, горячий, уверенный в себе. И руки на моей талии… Хотелось, что бы он сжал их сильнее, прижал к себе крепче, чтобы коснуться грудью груди.

Сумасшедшая.

— Да при чем тут «извините»! — возмутился Черный. — Вы так себя угробите за неделю! Прекращайте уже. Не съем я вас.

Завтра дома побудете, если станет легче — в среду выйдете.

Нет — вызовите врача. Хватит геройствовать! Назар Миролюбович говорил, а я рассматривала его губы.

Тонкие, но решительные, и под нижней — небольшая морщинка, которая становилась четче и резче каждый раз, когда он сердился, делая его лицо еще недовольнее.

И эта ямочка на подбородке… Так и хотелось поднять руку и нажать на нее пальцем.

А щетина на щеках, наверное, колется.

Тина… ты точно свихнулась.

— Кристина! — Черный чуть тряхнул меня, возвращая с небес на землю. — Что с вами? Я хотела сказать «вами любуюсь», но прикусила язык.

— Простите, задумалась.

— Идите, одевайтесь, — вздохнул он так, словно мечтал придушить меня вместо того, чтобы отвозить домой. — Только осторожнее, пожалуйста. Если будет нужна помощь — зовите.

Назар Миролюбович выпустил меня из объятий, и я послушно посеменила в приемную.

Минут через пять, когда Черный вышел из кабинета, уже одетый в свое дорогущее черное пальто, я по- прежнему сидела в Лерином кресле и с грустью глядела в пространство.

— Кристина? Вы еще не готовы? — Нет, — вздохнула я и честно призналась: — Я никак не могу надеть сапог. Один надела, а второй… — Ясно.

Назар Миролюбович обогнул секретарскую стойку, встал передо мной на колени — я испуганно вытаращила глаза — взял одной рукой мою ногу, другой — сапог, и нацепил сапог мне на ногу.

Пальцы пробежались по щиколотке, и меня так сильно бросило в жар, что показалось — сейчас макушка задымится.

А Черный между тем как — от чертовски медленно застегивал молнию… — Знаете, Кристина, — сказал он вдруг, усмехнувшись, — при вашей стеснительности я удивляюсь, как у вас вообще ребенок появился.

Удивление от того, что начальник знает про Юльку, погасило возмущением от сказанного про стеснительность.

Много он понимает! Никогда я так не стеснялась, когда со сверстниками в институте общалась. Но сейчас же совсем другая ситуация! И сидящий передо мной на коленях Назар Миролюбович никак не вписывался в мои понятия о том, что есть «нормально».

— Я сама удивляюсь, — ответила я тихо, вкладывая в эти слова совершенно другой смысл, а не тот, который уловил там Черный. Удивляюсь, как я решилась рожать Юльку, удивляюсь, как до сих пор не уволилась отсюда. Удивляюсь, что вы, Назар Миролюбович, стоите тут передо мной на коленях. И уже не занимаетесь сапогом — он давно надет. Вы гладите мою ногу… Все выше и выше… Спасибо, что я в брюках.

Но от дрожи это не спасало.

— Вам, кстати, очень идут платья. Вы были очень женственны в пятницу, Кристина. Зря опять переключились на костюмы.

Ответить я не успела — Черный наконец отпустил мою ногу, встал и протянул мне ладонь.

— Поднимайтесь. Сейчас я принесу ваше пальто. Пора уже заканчивать этот ужасный день, правда? — Разве он был ужасным… для вас? — удивилась я, послушно принимая его руку и поднимаясь.

— Был, — тяжело уронил Назар Миролюбович, поворачиваясь к шкафу с одеждой. — И еще неизвестно, чей день был ужаснее: мой или ваш.

Я улыбнулась, опуская голову.

С учетом того, что мой день был ужасен из-за вас, начальник, то да, конечно… Ваши страдания не могут быть соизмеримы с моими. Ни при каких условиях.

Мне всегда нравились джипы, с детства. У дяди Сережи как раз джип, черный такой. А у Черного, наоборот, темно-синий.

Но красивый все равно, и чистый, разумеется.

А еще внутри легко и приятно пахло туалетной водой — или что у него там? — Назара Миролюбовича. Очень ненавязчиво, едва уловимо, но я все равно почувствовала — и затрепетала ноздрями от удовольствия.

Юльке было полтора года, когда со мной на улице познакомился симпатичный мужчина по имени Вадим. Мы начали встречаться. И пока просто гуляли и разговаривали, все было нормально, но стоило только зайти в помещение или сесть к Вадиму в машину, как меня начинал душить запах его туалетной воды. И я ужасно стеснялась в этом признаться. В конце концов, кто я такая, что бы просить его поменять парфюм? Не жена, не невеста.

Дело постепенно шло к интиму… и тут я сказала Вадиму про Юльку. Решила быть честной. Что ж, эта честность в итоге стоила мне отношений — Вадим просто перестал звонить.

С тех пор я говорила про дочку сразу, ненавязчиво так упоминая, что она у меня есть. Количество желающих познакомиться поближе поклонников резко сократилось до нуля. Симпатичная девушка — это хорошо, но симпатичная девушка с маленькой дочерью — совсем другое дело.

— Пристегнитесь, — буркнул Черный, садясь за руль. Я послушно щелкнула ремнем и откинулась на спинку сиденья, прикрывая глаза — от света их немного резало.

Водил Назар Миролюбович отлично, впрочем, что он делает не отлично? Даже интересно. Может, он плохо готовит? Или храпит? Не удивлюсь, если и это тоже без изъянов.

У начальства зазвонил телефон, и я приоткрыла глаза. Почти приехали… — Алло. Да, я слушаю, Екатерина Игоревна. Через… час, да.

Ярик поужинал? Хорошо. Зевает? Ну, не ждите тогда меня, укладывайтесь. Хорошо, спасибо.

Черный положил трубку, а я крутила-вертела в памяти прошедший разговор. Ярик?..

— Назар Миролюбович… — Да? — Простите… А Ярик — это ваш сын? Боже, Тинка, ты окончательно свихнулась. Нашла кому вопросы задавать.

Но Черный не возмутился, спокойно ответил: — Да, сын.

И тут я ляпнула глупость.

— А я думала, вы не женаты… Он покосился на меня с раздражением, но быстро перевел взгляд обратно на дорогу.

— Кристина, вы тоже не замужем, однако дочь имеете. Этот факт вас не удивляет? — Я женщина, — возразила я. — Для женщин это более типичная ситуация.

— Согласен. Но это не значит, что нетипичной ситуации вообще не может быть.

Тут уже пришлось признать мне: — Согласна.

Я думала, Черный продолжит, но он молчал. Партизан… А мне ведь интересно! — Ярик — это Ярослав? Кажется, он скрипнул зубами.

— Да.

Ярослав Назарович Черный. Жуть! С другой стороны, Назар Миролюбович Черный — еще хуже.

Задать еще один вопрос я не успела — начальство притормозило возле моего подъезда. Вышло со своей стороны, обошло машину, открыло дверцу и помогло мне выбраться наружу.

— Я повторю на всякий случай, — отчеканил Назар Миролюбович, сурово глядя мне в глаза. — Завтра дома. Если станет легче — в среду придете на работу, если не станет — вызываете врача и берете больничный. Все поняли? — Поняла, — кивнула я… и вдруг улыбнулась. Сама не поняла, почему.

И удивительно — лицо Черного чуть смягчилось.

— Тогда хорошего вечера, — произнес он уже вполне доброжелательно, поколебался пару секунд — и полез обратно в машину. А я поспешила к себе домой, надеясь, что мне повезет, и Юлька еще не спит.

Дочка не спала, но заснула у меня на коленках, пока я ужинала. И как только я поела, стало легче. Хотя, наверное, дело не в одной еде — дома и стены помогают. А еще Юлька.

Мне всегда становилось легче, когда я брала ее на руки.

Утром следующего дня, не успела я продрать глаза и умыться, как зазвонил мобильный телефон.

Это была Лера.

— Привет, Тинка, — вздохнула она мне в ухо. — Я звоню, что бы извиниться.

— Извиниться? — изумилась я.

— Ага. Черный меня вчера отчитал, что забыла тебе про вегетарианство его написать.

У меня дернулся глаз.

— Ты извини. Вообще из головы вылетело… — Лера! — возмутилась я. — У тебя черепно-мозговая травма! Да как он… да как ему не стыдно! — Назару — от? — хмыкнула Лера. — Не стыдно, уж можешь мне поверить. Знаешь, как он считает? Взялся — выполняй.

Единственное оправдание — смерть. А черепно-мозговая травма точно не оправдание.

— Сволочь он, — буркнула я, хмурясь. — Иногда прибить хочется.

— Аналогично, — засмеялась Лера. — Причем с особой жестокостью. Сейчас — от я уже более-менее привыкла, хотя иногда все равно накрывает, а вот десять лет назад… — А он тогда тоже такой был? — Получше чуть, но не сильно. Дурной характер даже палкой не выбьешь. Так что терпи, Тин.

— Да мне недолго терпеть… — пробормотала я с неловкостью.

— Черный обещал за неделю замену тебе найти временную. А завтра уже среда.

— Обещать не значит жениться, — философски заметила Лера, хихикнула, попрощалась и отключилась.

Жениться на мне он и не обещал, обещал только секретаря найти. Уж секретаря-то можно осилить! И все же — гад. Получается, понял, что я не виновата в этой ошибке с борщом — видимо, заглянул на почту, он ведь был в копии письма, — позвонил Лере, отчихвостил, заставил извиниться. А сам извиняться не стал! Сказочная сволочь, да.

Но с другой стороны, Назар Миролюбович вчера мне лицо мокрым платочком протирал, похвалил, домой отвез и, кажется, даже хотел накормить. Это очень похоже на извинения. Правда, похоже. Пусть не словами, но действиями.

И разрешил денек дома отлежаться… В общем, я его простила. А к вечеру, когда мне стало намного легче, даже решила побаловать и испекла миндальное печенье.

Надеюсь, Черный такое ест… Впрочем, если не ест, мне же лучше — больше достанется.

А в среду утром я надела платье. И краснела, и бледнела, и злилась на саму себя, но надела. Черно-белое, чуть выше колена, но зато без декольте, с воротником под горло, широким таким, как шарф. С моим не до конца прошедшим горлом это было очень кстати.

Явившись на работу, я с замирающим сердцем ждала своего начальника. Высыпала печенье в вазочку — и ждала. Но часы тикали, а Черный не появлялся.

В десять ко мне в приемную заглянула Таня Войнова.

— Тиран наш сегодня в суде, — возвестила она с порога свою благую весть. Или не благую? Черт разберет… — К двенадцати в лучшем случае явится. Так что пока расслабься, Тин. Довел он тебя в понедельник, да? Понятия не имею, почему, но вместо того, что бы начать ругать Назара Миролюбовича, я возразила: — Да я сама виновата, не ела целый день, вот в обморок и брякнулась. — Смутилась и решила поскорее сменить тему: — Слушай, а у него сын, оказывается, есть… Ты знала? — Конечно, — удивилась Таня. — А ты нет? Ярослав, шесть лет ему сейчас вроде.

— А… — Я хотела сказать «жена», но вместо этого спросила: — А мать? — Мать! — Войнова скептически фыркнула. — Помнишь «Служебный роман»? «Мать у них был Новосельцев». Вот это про Черного в нашем случае. Подробности, конечно, я не знаю.

Но слышала, что жена его бывшая здесь работала, соблазнила, забеременела, что бы женить на себе. А когда поняла, что ребенок — это навсегда, быстренько свалила, оставив Ярика Назару Миролюбовичу.

Я слушала Таню, открыв рот и вытаращив глаза.

Здесь работала, соблазнила и забеременела?! Боже, неужели это про Черного? Он клюнул на какую-то бабу?! С ума сойти.

А я думала, он кремень.

Ага, кремень… Вспомни, как он на задницу твою смотрел и ногу оглаживал! Нет, лучше не вспоминай.

— Так что он у нас одинокий папаша, — продолжала между тем Таня. — Ну как, одинокий… Баба есть, я думаю, не может не быть. Но жены нет. А что? — Войнова улыбнулась. — Нравится? — Кто? — я даже испугалась.

— Черный, кто же еще.

— Нет, — я энергично замотала головой. — Ты что! Как он может нравиться?! Он же… — Тиран, — услужливо подсказала Таня.

— Да.

— Деспот.

— Вот! — Гад и сволочь.

— Именно! — Любовь зла, — заключила коллега. — Никогда не говори никогда, и так далее.

Я поморщилась.

— Иди лучше… работай! — Иду. А ты поесть не забудь! В понедельник Миролюбыча напугала до трясущихся рук. Мы даже подумали, что он тебя в горячке убил. Потом присмотрелись — нет, кровь отсутствует, — и успокоились.

— Может, он меня придушил.

Таня задумалась.

— Да, этот вариант мы упустили… Назар Миролюбович пришел на работу ближе к часу дня.

Кивнул, бросив на меня один краткий взгляд, и пробурчал: — Кристина, чаю мне.

Ура! Вот и печеньки пригодятся.

И почему меня это так радует? Я налила Черному полную чашку чая — сразу большую, — захватила с собой вазочку с печеньем и пошла к начальству в кабинет.

Начальство разбирало на столе какие-то бумаги и хмурилось.

— Спасибо, — буркнуло, не поднимая взгляда. Ну нет! Я так не играю.

— Я вам печенье принесла, — сказала я громко, поставив на стол и чашку, и вазочку. — Сама испекла. Угощайтесь, пожалуйста.

Наконец-то поднял глаза, посмотрел удивленно сначала на меня, потом на печенье. Затем снова на меня.

И мне вдруг стало до ужаса жарко, даже захотелось помахать на себя руками, чтобы чуть охладить кожу.

— Вы в платье, — произнес Назар Миролюбович с таким явным удовольствием, что я окончательно смутилась. И кажется, залилась краской с ног до головы. Надеюсь, хоть волосы остались темными и не порыжели… — Ну… да.

— Молодец, — похвалил Черный и вновь обратил внимание на вазочку. — А что за печенье? — Миндальное.

Он чуть заметно улыбнулся.

— Спасибо. Я люблю миндальное.

— Я хотела сначала творожное, — почти прошептала я, переминаясь с ноги на ногу. — Но потом вспомнила про ваше вегетарианство… Вы все-все не едите, что к животным… относится? — Нет, только мясо и рыбу. А молоко и яйца ем.

— Буду знать. А то я и яйца тут не использовала на всякий случай… Но вроде вкусно получилось.

— Сейчас попробую, — Назар Миролюбович улыбнулся шире, и лицо у него настолько преобразилось, став до трогательности милым, что у меня заныло в груди.

И продолжало ныть, пока он протягивал руку, брал печенье и откусывал кусочек.

— Очень вкусно, Кристина, — сказал совершенно искренне, глядя мне в глаза. — Оставляйте. Я все съем и ни с кем не поделюсь.

Я рассмеялась. Словно камень с души упал! — И не надо делиться! Я только вам испекла.

— Только мне? — Ага.

В его глазах мелькнуло что-то очень странное, из-за чего у меня вдруг заныло не только в груди, но и внизу живота. Я резко выдохнула, пытаясь избавиться от этого чувства, и поспешно сказала: — Приятного аппетита. А я пойду… работать.

— Идите, Кристина. И не забудьте пообедать. Нам ведь больше не нужны обмороки, верно? — Верно, — ответила я тихо, улыбнулась и вышла из кабинета.

А когда я зашла к Назару Миролюбовичу спустя час, печенья в вазочке уже не было. Ни одного! Тиран наш, оказывается, тоже троглодит.

После этого работать стало веселее. Хотя у меня не было иллюзий по поводу того, что Назар Миролюбович будет общаться со мной как — от иначе, съев мое печенье, сдерживать себя и не чихвостить. Но мне самой стало легче.

И пообедать я не забыла. А когда вернулась из столовой, обнаружила начальника возле секретарской стойки — он рассматривал какое — от письмо. Видимо, курьер приходил, пока я обедала.

Услышав мои шаги, Черный поднял голову от корреспонденции, смерил меня внимательным взглядом.

Взгляд этот задержался на ногах, скользнул выше, коснувшись груди… и соски закололо. Хорошо, что платье плотное, не видно… ну, я надеюсь, что не видно.

Нервно разгладила это самое платье… и вздрогнула, когда Назар Миролюбович сделал шаг вперед и тихо спросил: — Как вы себя чувствуете, Кристина? Что — от вы красная.

Температуры нет? Будешь тут красной… когда на тебя так смотрят. Словно он меня съесть хочет, как то самое печенье.

— Все в порядке. Жарко просто.

Несколько секунд Черный, прищурившись, еще смотрел на меня, а затем потерял интерес и вновь вернулся к разглядыванию письма.

— Почту проверьте, — проинформировал меня он, нахмурившись. — Я послал вам три резюме временных секретарей. Всем надо отзвониться, назначить встречи на завтра. Диапазон — с десяти до четырех. Лучше поставьте их подряд, чтобы не распыляться. По полчаса на одно собеседование.

— Хорошо, Назар Миролюбович.

— Надеюсь, среди этих трех найдется подходящая кандидатура… — пробормотал начальник, вновь поднимая глаза от документов. — И сделайте мне чаю, пожалуйста.

Печенья больше нет? — Нет, — я помотала головой и улыбнулась.

— Жаль. Если надумаете вдруг еще печь — знайте, что я только за. Очень вкусно.

Сладкоежка. Тиран — и сладкоежка.

Все три женщины оказались разного возраста. Одна была совсем молоденькой — только из института — другая лет тридцати пяти, третья за пятьдесят. Первое собеседование я назначила на полдень, последнее — на половину второго.

Черный остался доволен.

 

Время до конца рабочего дня прошло без эксцессов. Я даже умудрилась сделать все задания по своей основной работе, хотя их там накопилось уже немало. И не накосячила.

В итоге Назар Миролюбович меня похвалил и отпустил домой.

А дома я с трудом удержалась от того, что бы опять что- нибудь не испечь. Нет уж, хватит пока! А то еще подумает… неприличное.

И мы с Юлькой провели хороший вечер, собирая пазл.

Троглодит сидел рядом и старательно помогал, точнее, мешал, то двигая лапой детальки, то плюхаясь на них своей толстой попой. А мама в это время дремала в кресле с любовным романчиком в руках.

Люблю такие вечера. И вообще ничего мне не нужно — только бы в семье был мир и покой. Назару Миролюбовичу, наверное, необходимо это — ходить на работу, получать признание, уважение клиентов. А мне хочется только… Впрочем, не буду. Все равно не сбудется.

Зато у меня есть Юлька.

На следующий день я тоже надела платье. Темно-зеленое, с длинными рукавами, юбкой в пол и соблазнительным, но вполне скромным декольте. Оно открывало только верхнюю часть груди и ложбинку, в которую я поместила кокетливый такой кулончик. Он то исчезал в недрах этой самой ложбинки, то выскакивал наружу, сверкая зеркальной поверхностью.

— Секси, — вынесла вердикт мама, и я мучительно покраснела.

— Взялась за ум наконец — от. Хвалю.

Я решила промолчать. Целее буду.

Назар Миролюбович пришел через час после меня. Как обычно, даже не посмотрел, только буркнул: — Кристина, чаю, — и скрылся в кабинете.

Зато когда я вошла в кабинет и поставила перед ним чашку, мои старания были вознаграждены довольным взглядом.

Который тут же превратился в недовольный, как только Черный опустил глаза вниз и понял, что юбка сегодня ничего не обнажает.

Мне даже смешно стало. Права мама — мужчины иногда как дети.

— Кто там у нас первый, напомните-ка? — поинтересовался Назар Миролюбович, поднимая голову и с удовольствием изучая теперь уже декольте.

— Анна Викторовна Мошкова, — отчеканила я. Специально заучила, как кого зовут и основную информацию из резюме: почему — от подумала, что Черный будет спрашивать. — Двадцать два года, выпускница юрфака. Не замужем, детей нет. Владеет… — Хватит, — махнул рукой начальник, поморщившись. — Не обязательно мне тут стихи наизусть рассказывать, как в третьем классе.

Ну вот. Опять все не так.

— Напомнили — и достаточно. А теперь идите и позвоните Юрию Михайловичу Николаеву, напомните и ему о том, что он обещал мне до двенадцати прислать документы для суда. Все, Кристина.

— Да, Назар Миролюбович, — кивнула я послушно и пошла звонить.

А еще через час пришла эта самая Анна Викторовна.

Поглядев на нее, я сразу подумала: такую не в секретари надо, а… лучше сразу в личные помощники. Очень-очень личные.

Личнее не бывает.

Длинноволосая блондинка, высокая — почти с Назара Миролюбовича ростом. Я тоже не метр с кепкой, но и не такая каланча. Грудь колесом, бедра крутые, попка аппетитная, глаза большие, голубые и… глупые-е-е. Неужели она с такими глазами юрфак закончила?..

Так или иначе — я запустила эту коровку к Черному и ушла обратно в работу.

Коровка вышла минут через пятнадцать со слегка недовольным видом. Тряхнула волосами, фыркнула и удалилась.

А меня такое любопытство пробило — просто ужас. Я все косилась на кабинет Назара Миролюбовича, но стучаться и спрашивать не смела. Представляю, как он на подобные вольности отреагирует… После Анны Викторовны Мошковой пришла Наталья Ивановна Зинина, и вот она мне понравилась. Очень милая женщина лет тридцати пяти, с иголочки одетая, явно умная, и с приятной улыбкой. Она собеседовалась чуть дольше, почти полчаса, но потом ушла с той же приятной улыбкой, ничего не сказав.

Оксана Сергеевна Рудова опоздала на целых двадцать минут, и это, несомненно, изрядно подкосило ее шансы устроиться секретарем к Черному. Долго она и не собеседовалась — пять минут и выскочила из кабинета Назара Миролюбовича, почти такая же недовольная, как и первая кандидатка.

И как раз когда я собиралась пойти пообедать, из кабинета вышел начальник собственной персоной. Тоже очень недовольный.

— Кристина, — процедил Черный, — вы куда собираетесь? Он так на меня смотрел, будто я в кино посреди рабочего дня намылилась. Я даже немножко струхнула… — На обед, — ответила тем не менее твердо, стараясь не отводить взгляд. Привыкаю, наверное.

— Ах, на обед, — выражение лица нашего тирана смягчилось. — Совсем забыл. Мне ведь тоже скоро привезут. Я вам отправил на почту три новых резюме, как пообедаете, отзвонитесь этим… персонажам.

Вот и повод полюбопытствовать.

— Не подошли вам сегодняшние? — Нет, — он скривился. — Если только их втроем сажать сюда.

Первую — для услаждения взгляда, вторую — секретарем, а третью — чтобы замещала вторую, пока у нее ребенок будет болеть. Она меня сразу предупредила, что ее детсадовец постоянно заболевает.

— Зато честно.

— Честно, — почти выплюнул Назар Миролюбович. — Лучше бы в резюме это написала! Потратили только время.

— А… — я сглотнула, набираясь смелости. — А третья чем плоха? Черный посмотрел на меня с презрением павлина перед гадким утенком.

— Она опоздала, Кристина! Ну да, это же смертный грех.

— Кроме того, у нее плохо с компьютером. Настолько плохо, что на вопрос, умеет ли она делать таблицы в пэинте, эта дамочка ответила «да».

Я не сдержалась и фыркнула.

— Насколько глупой курицей надо быть, чтобы так откровенно врать на собеседовании? — продолжал возмущаться Назар Миролюбович. — Все равно же вскроется потом, и вылетит до окончания испытательного срока за служебное несоответствие.

— Ну, может, она надеялась, что научится… — пробормотала я примирительно, но успокаивать Черного — все равно что пытаться остановить мчащийся на тебя поезд, брызнув на него валерьянкой.

— В таком возрасте? — начальство подняло брови. — Кристина, вы возмутительно наивны. Взрослые люди крайне редко хотят чему-то учиться, особенно не сами, а когда их учат. А уж если хотят, то они не будут врать. Чем плох ответ: «Не умею, но быстро научусь, если надо»? — Вы правы, как всегда, Назар Миролюбович, — ответила я смиренно, и он замолчал. Посмотрел на меня с внимательным прищуром и вынес вердикт: — Издеваетесь.

— Нет, — я испуганно попятилась и уткнулась спиной в секретарскую стойку. — Нет, что вы. Конечно, нет.

Черный усмехнулся и шагнул вперед, практически прижав меня к стойке. Поднял руку и… за цепочку вытянул наружу мой кулон. Провел по нему ладонью — и меня бросило в дрожь.

— Кристина, — сказал почти ласково, но взгляд ласковым не был, — вы кто Жукову? Скажите честно.

Назар Миролюбович все поглаживал кулон, а мне казалось, что он поглаживает мою грудь… Впрочем, до нее там было недалеко.

— Никто, — я сглотнула. — Абсолютно никто. Честно.

— Тогда почему он так настаивал, чтобы вы у нас работали? — Черный сжал кулон в кулаке и чуть потянул за цепочку, заставляя меня подаваться вперед, навстречу. — Если вы ему никто? — Мой дядя… Он знает Жукова. Они вместе в школе учились, кажется… Или в институте, я не помню.

Назар Миролюбович потянул еще, и я практически ткнулась грудью ему в запястье. Вспыхнула и попыталась отстраниться, но не вышло.

— Как зовут вашего дядю? — Сергей Попов.

— Отчество? — Николаевич. Назар Миролюбович, — почти взмолилась я, — ну отпустите, пожалуйста! Он отпустил и даже сделал шаг назад. А потом вдруг сказал: — А вот вы, Кристина, врать совершенно не умеете, — и ушел в свой кабинет.

И что? Плохо это? Или, наоборот, хорошо? Поди пойми этого тирана.

На обеде я напряженно думала о том, что случилось, и о словах Черного. Врать я, значит, не умею… Может, спросить, что он имел в виду? Я же так свихнусь, размышляя и пытаясь уловить смысл сказанного. Не поверил он мне, что ли? Но почему? Или наоборот — поверил и посетовал, что я не соврала ему чего-нибудь? Не знаю, не знаю… Но спросить я не успела — почти сразу после обеда Назар Миролюбович куда-то сорвался, и я осталась без начальника.

Дождалась конца рабочего дня и потопала домой.

А дома у нас в гостях вновь обнаружился дядя Сережа. Сидел на кухне и пытался под шумок скормить Троглодиту кусочек говядины из маминого борща.

Я, увидев это безобразие, сразу вспомнила Назара Миролюбовича и его вегетарианство. Интересно, как он до этого дошел, почему решил перестать есть мясо? Вот бы спросить.

Ага, и получить по макушке.

Напоить его, что ли? Хотя он, наверное, не пьет… — Привет, Тинка, — помахал мне дядя Сережа, широко улыбаясь. — А я вот решил заглянуть к вам, узнать, как у тебя дела с начальником. Вижу, платьица носишь, молодец.

— Почему вы о нем говорите во множественном числе? — хмыкнула я. — Платье на мне все же одно пока.

— А что за начальник? — с любопытством спросила Юлька — она в этот момент прижималась к моей ноге. Я взяла ее на руки и, сразу почувствовав себя счастливой, сказала: — Включи чайник! Дочка засмеялась, да и я хихикнула, вспомнив Назара Миролюбовича. Немного нервно хихикнула, правда. Ох, если бы «включи чайник»… Вот дядя Сережа — отже начальник, но совсем другого типа.

И не «включи чайник», и не как Черный. Он — менеджер ресторана. Работает посменно, поэтому у него иногда бывают выходные в будни, вот как сегодня.

Была у меня мысль устроиться в его ресторан официанткой, была. Однако… быть официанткой я хочу еще меньше, чем юристом.

Я уже давно поняла, кем хочу быть, но… Некоторым мечтам не суждено сбываться.

Разговор про начальника дядя Сережа продолжил уже после ужина, когда я вызвалась мыть посуду, а мама с Юлей ушли в комнату смотреть мультик. Я пообещала, что скоро приду, и схватилась за тарелки.

— Черный-то твой подобрел после того, как ты платья стала надевать? — поинтересовался дядя Сережа, глядя на меня с внимательным прищуром.

— Да что — от не заметила, — проворчала я.

— Неужели? А мама твоя сказала, что ты ему еще и печенье пекла… К щекам прилила кровь.

— Почему ему? Я себе пекла.

Нехорошо врать, Тинка… Вот и дядя Сережа так сказал: — А врать нехорошо! — И пальцем погрозил. — Очень нехорошо, племяшка! — Да и не умею я врать, — я вздохнула. — Он мне сегодня как раз это и сказал.

— Кто — он? — не понял дядя Сережа.

— Начальник мой. Сказал, что я не умею врать, и я теперь все думаю — это хорошо или плохо? Дядя хмыкнул.

— Тинка, это не хорошо и не плохо, это просто факт. Ты у нас действительно всегда была искренней девочкой. Если любила, то беззаветно, а если ненавидела, то до трясучки. И все у тебя на лбу было написано, все мысли твои.

— Мне кажется, это скорее плохо.

— А смотря для чего, Тин. Если для жизни с любимым человеком, то хорошо. А если для того, чтобы народ обманывать, то плохо. Обманщик из тебя никакой. Но! — Дядя Сережа поднял палец вверх. — Лучшая манипуляция: не ложь, а полуправда. И вот с ее помощью люди с твоим лицом могут горы свернуть и полмира завоевать.

— Это как же? — поинтересовалась я, забыв про тарелки.

— Да элементарно. Говоришь своему начальнику, как его там… — Назар Миролюбович.

— Серьезно? Прелесть какая, не повезло человеку. Так вот, говоришь: «Назар Миролюбович, вы такой умный!» И не надо уточнять, что он умная сволочь, ни к чему это.

Я хихикнула.

— Или спрашивает он тебя: «Кристина вы сделали такую — от работу?». А ты ему: «Назар Миролюбович, в самое ближайшее время все будет!» Дядя Сережа так забавно изобразил тонкий женский голос, что я не выдержала и расхохоталась.

— А ближайшее время, как известно, понятие растяжимое.

Вспомнит в следующий раз, скажешь: «Да-да, совсем скоро все будет готово!» — Не думаю, что это сработает в случае с моим начальником, — я покачала головой, все еще смеясь. — Он же… Черный.

— А потому что в комплексе надо, Тинка, в комплексе.

Платья, печеньки… «Презервативы», — вспомнила я мамин совет и вздрогнула.

— … и лесть. Мы, мужики, любим, когда нам льстят. И этот твой — не исключение. Так что — флаг тебе в руки и перец в попу. Смотри на него, как на чудо чудесное, слушай, и говори, какой умный. А еще, — дядя Сережа совсем развеселился, — переключай его, как Юльчонку. Начинает орать — задавай какой-нибудь вопрос или говори что-то отвлеченное.

— Например? — Ну… «Назар Миролюбович, вам так идет этот галстук!» Я крякнула. Боже, если я так скажу, он меня этим галстуком потом сам придушит.

И вообще — почему я все это слушаю?! — Постараюсь, — вздохнула я, вновь поворачиваясь к раковине.

— А сейчас давай вернемся к посуде. Ей вот совершенно не идет быть грязной.

— Давай, — кивнул дядя Сережа, и мы наконец оставили моего начальника в покое. Вместе с его галстуками.

Утром следующего дня я неожиданно осознала, что у меня, как у мамы из Простоквашино, скоро всего одно платье останется. Придется носить по очереди то, что уже носила.

Нет, конечно, в шкафу висят еще платья, но они не осенние.

Хотя… про юбки я совсем забыла.

Так что сегодня я решила остановить свой выбор на юбке и блузке. Юбка черная, блузка кремовая, с маленькими пуговками. Волосы оставила распущенными, часть только закрепила на затылке заколкой, что бы не лезли в глаза. И накрасилась, конечно.

Юля, проснувшаяся чуть раньше, чем обычно, и увидевшая меня в этом наряде, искренне по-детски восхитилась: — Мамуся, какая ты красивая! Мне сразу стало так хорошо, словами не передать. Хоть кто- то меня любит и ценит.

Я поцеловала дочку, попрощалась с мамой, надела сапоги, пальто и перчатки, и вышла в промозглую осень.

А на работе меня ожидал сюрприз, и был он настолько удивительным, что я остолбенела на пороге приемной, не в силах поверить своим глазам.

Назар Миролюбович, одетый в джинсы и простой черный свитер, дико похожий на Стива Джобса в подобном прикиде (только без очков), стоял посреди помещения, раскачиваясь с пятки на мысок, и что-то насвистывал.

Всегда считала выражение «отвалилась челюсть» фигуральным. Но она у меня действительно отвалилась… и упала на грудь.

— Доброе утро, — сказал этот… незнакомый мне Черный, обворожительно улыбнувшись. Нет, погодите! Это не Назар Миролюбович! Мой начальник так не улыбается! Челюсть встала на место, и зубы громко клацнули.

— Доброе, — ответила я сипло. — Прошу прощения, а вы кто? Он улыбнулся шире, и наваждение окончательно рассеялось.

Этот мужчина был моложе, или казался моложе, чуть загорелее, и зубы у него были выбеленные, как у телезвезды. Да и эти ямочки на щеках… как у ребенка. Очень мило, но у Назара Миролюбовича таких нет. Или есть? Он же при мне никогда не улыбался настолько широко.

— Я ваш начальник, — ответил мужчина. Да, и голос совсем другой. Мягче, вкрадчивее. И нет той хриплости, что есть у Черного. — Назар Миролюбович. Не узнаете? — Извините, — возразила я, — но вы не он.

Мужчина рассмеялся.

— Раскусили, значит. Ну да, нас редко путают… Только первые несколько секунд. Я Вячеслав, брат-близнец вашего начальника.

Брат-близнец! Вот это новость. А я и не знала, что у него есть брат, тем более — близнец.

Да что я вообще про него знаю? Ничего, вот именно.

Вячеслав Миролюбович… Даже не знаю, кому из них повезло меньше.

— Приятно познакомиться, — проговорила я, наконец проходя дальше и начиная снимать пальто, — а я Кристина, временный секретарь Назара Миролюбовича.

— Секретарь? Временный? — мужчина удивился. — А где Лера? В отпуске? Черт. Вот фиг знает, можно ли ему рассказывать про то, где Лера? Откуда я знаю, какие у них с моим начальником отношения? Черт бы тебя побрал, Черный, со своими семейными тайнами.

— Нет, не в отпуске. Но вы лучше узнайте об этом у Назара Миролюбовича, — ответила я все же, вешая пальто в шкаф для одежды. Обернулась — и чуть не упала, наткнувшись на изучающий взгляд. И взгляд этот был намного более откровенным, чем у его брата. Назар Миролюбович всегда просто смотрел, любовался, но никогда не раздевал меня взглядом. Этот же… Вячеслав… кажется, мысленно снял с меня блузку.

— У моего брата, оказывается, очень красивый временный секретарь, — заметил мужчина мягко, и мне почудилось, что он хочет подойти ближе, но тут от двери раздалось ледяное: — Неужели? Я аж подпрыгнула.

— Назар! — Вячеслав быстро обернулся, широко улыбаясь. — Рад тебя видеть! Судя по лицу Черного-старшего — думаю, он все же старший… хотя кто их там знает… — он был как раз не очень рад.

Теперь, когда они стояли рядом, я поняла, насколько эти двое, наоборот, не похожи. Вячеслав был чуть ниже ростом, пухлее и мягкотелее, да и в целом мягче. Эдакий положительный герой, принц на белом коне. А Назар Миролюбович — высокий, жилистый, с короткими темными волосами и резким, даже немного хищным выражением лица, — он скорее Кощей Бессмертный, нежели принц, и с удовольствием этого самого принца размазал бы по стеночке.

Удивительно — с одной стороны, такие похожие, а с другой — совсем-совсем разные… — Пойдем, — Назар Миролюбович кивнул брату на дверь в свой кабинет, а затем обратился ко мне: — Кристина, сделайте, пожалуйста, чаю.

— Обоим? — уточнила я.

— Нет, — отрезал Черный и добавил, не интересуясь мнением Вячеслава: — Ему кофе со сливками. И сахаром.

Вот так. И пьют они разное. Интересно, хоть в чем-нибудь эти двое похожи? Дверь захлопнулась, скрывая за собой моего начальника и его визитера, и я, покачав головой, пошла заваривать чай и делать кофе. Порассуждать можно и потом, когда будет свободное время.

Ха-ха. Очень смешно. Свободное время — оно же как мед в горшочке у Винни Пуха. Если есть, то его сразу нет… Занося в кабинет Черного чашки с чаем и кофе, краем уха я услышала разговор начальника с братом. Разговор велся на повышенных тонах со стороны Вячеслава, а вот со стороны Назара Миролюбовича, наоборот, веяло ледяным спокойствием. Я не раз наблюдала эту его особенность замораживаться для эмоций, когда он общался с клиентами, и восхищалась. Черный мог быть каким угодно гадом в обычной жизни, но профессионалом он был первоклассным. Это знали все без исключения, даже такая юридическая наивность, как я, прекрасно это понимала.

Вот и сейчас Назар Миролюбович был вежлив, но холоден, а Вячеслав кипятился. Говорил что-то про какой-то не заключенный договор, невыполненные обязательства и кучу прибыли, которую он потерял. Последней фразой, которую я услышала, было: — Ну как ты не поймешь, что я бы никогда не пошел на это, если бы знал, что все так закончится! Любопытство распирало — жуть. Но вряд ли я когда-нибудь узнаю, в чем там дело, и на что Вячеслав не пошел бы, если бы предполагал, чем все закончится.

Забавно, но я, несмотря на то, что Черный и его характер — это совсем не сладкий кофе со сливками и молоком, — не жалела, что пошла работать в «Юркон». Нет, вовсе не потому, что вновь очаровалась профессией юриста. Мне было полезно познакомиться с Назаром Миролюбовичем… чтобы понять: можно одновременно ненавидеть человека и безгранично уважать его. Наверное, в этом и состоит часть профессионализма — не смешивать личное отношение с работой.

И я старалась не смешивать изо всех сил.

Вячеслав ушел минут через сорок примерно такой же недовольный, как и вчерашние кандидатки в секретари.

Буркнул «До свидания, Кристина» — и выскочил из приемной.

А через пару секунд у меня зазвонил стационарный телефон.

— Кристина, зайдите, — процедил Назар Миролюбович и по своему обыкновению тут же бросил трубку.

Я зашла, изо всех стараясь не трусить. Вряд ли после подобных бесед Черный в благодушном настроении. И точно — начальство метало глазами громы и молнии.

— Садитесь, — Назар Миролюбович указал на стул перед своим столом, где несколько минут назад сидел Вячеслав. — Хочу кое-что с вами обсудить.

Я села и сложила руки на коленях, пытаясь ничего на себе не гладить и не теребить.

— Это к вопросу о чае, — продолжал Черный, и я удивилась. — Я уточню маленькую деталь, забытую Лерой и, видимо, неизвестную вам, раз вы подаете мне вчерашний чай. Чай, который постоял сутки, китайцы считают ядом.

«Так вы же не китаец», — подумала я, но естественно, благоразумно промолчала.

— И абсолютно справедливо считают, смею заметить. За сутки там чего только не заводится. Так что давайте с вами договоримся — вы каждый день будете заваривать новый чай.

Ну хоть не орет — и на том спасибо. Разговаривает, конечно, холодно, отстраненно и презрительно, но не орет.

— Вас брат рассердил, да? — спросила вдруг я и чуть не зажала себе рот в испуге. Что я спрашиваю и у кого?! Совсем свихнулась! Кажется, Назар Миролюбович решил так же — брови его поползли вверх.

— Кристина, вы слышали, что я вам говорил? Или вы витаете в собственных фантазиях о моем брате? — Голос стал раздраженнее и насмешливее. — Я понимаю, Вячеслав персонаж гораздо более приятный, чем я, но хочу вам напомнить: в этом кабинете, да и вообще в этом здании, я — главный герой вашего романа. Вне этого здания занимайтесь чем хотите, но здесь будьте добры выполнять мои указания и слушать, что я говорю! Я сглотнула… и вспомнила дядю Сережу.

— Назар Миролюбович… вам так идет этот галстук! — выдохнула я, офигевая от собственной глупости. — Только он чуть… покосился… Я сейчас поправлю! Галстук покосился… Что я несу? Я протянула руки и начала поправлять начальнику галстук, который, конечно, совершенно не косил. Подняла взгляд — правый от меня глаз Назара Миролюбовича как-то странно дергался. И уголки губ — отже.

— Кристина… выйдите, пожалуйста, — почти прорычал Черный, перехватывая мои руки. Ладони его были горячими, сухими и чуть шершавыми, приятными до невероятности. — Выйдите. Иначе я за себя не ручаюсь. Сначала брат, теперь вы.

Вы сговорились, что ли? Это такой флешмоб под названием «доведи Назара до белого каления»? — Извините, — совершенно искренне повинилась я. — Я просто хотела вас переключить. Я все поняла про чай, честное слово.

И… — Все, — он поморщился, отпуская мои руки, — хватит.

Невозможная женщина. Идите уже, идите! И не попадайтесь мне на глаза еще часа полтора.

— У вас собеседование через час и… — ТИНА! — взревел Назар Миролюбович. — ВОН! На этот раз я решила послушаться. И долго потом сидела за своим рабочим столом и тряслась — от ли от беззвучного смеха, то ли от страха, то ли от… чего-то еще.

Первой из сегодняшних кандидаток вновь была молодая девушка. И, увидев ее, я сразу поняла — сейчас у Назара Миролюбовича настроение испортится еще больше.

Потому что она была с пузом. Небольшим, правда — месяц четвертый-пятый — но с пузом же! Не думаю, что Черный решит доверить свои драгоценные дела девушке с пузом, которую, к тому же, надо оберегать от стрессов. А работа в «Юрконе» априори стресс.

Если честно, я даже хотела сказать ей — беги ты отсюда подальше, и побыстрее. Но решила не вмешиваться. И правильно сделала — кандидатка вылетела из кабинета Назара Миролюбовича пулей спустя пару минут, недовольно поджимая губы. Следом за ней вылетел и Черный.

Подошел к секретарской стойке. Я вжалась в кресло, как при взлете самолета.

— Тина, — процедил начальник, облокачиваясь на стойку и смотря на меня не слишком радостным взглядом, — в следующий раз, если вы увидите вместо кандидата беременную женщину, не пускайте ее ко мне на собеседование.

— У вас на беременных аллергия? — поинтересовалась я и закусила губу. Что со мной сегодня?..

Назар Миролюбович прищурился. Я думала — все, сейчас орать начнет. Тем более что заявленные полтора часа еще не вышли. Но нет.

— У вас ведь есть ребенок, Тина. Вы должны знать, что такое беременная женщина. Там вообще неизвестно, что будет завтра. А мне здесь нужен человек, который сможет заменить Леру. Два месяца — на самом деле это приличный срок, и я не готов брать на работу женщину, которая на следующий день ляжет в больницу, например, с угрозой выкидыша.

— Не каркайте, — вырвалось у меня, и взгляд начальника стал по-настоящему свирепым.

— Я не ворона, чтобы каркать, — проговорил он почти по слогам. — Ничего с этой девушкой не случится, не переживайте.

Но больше никаких беременных! Вы поняли меня, Тина? — Поняла, — кивнула я.

Через полчаса пришла вторая кандидатка во временные секретари — приятная невысокая блондинка в очках. Я даже обрадовалась: пуза нет, резюме отличное, детей и мужей не имеется, но тут она открыла рот… — Здравствуйте-я-правильно-попала-не ошиблась-мне-нужен- кабинет-Назара-Миролюбовича-Черного, — протараторила она на одном дыхании. И сразу продолжила — я не успела даже моргнуть: — Меня-зовут-Елена-Леонидовна-Крюкова-я-на- собеседование-на-должность-временного-секретаря.

Я чуть тряхнула головой. Захотелось прочистить уши. Мало того, что эта… Елена Леонидовна как из пулемета шпарила, так еще и голос у нее был — словно электропила. Тонкий и звонкий. И что-то мне подсказывало — не понравится это Назару Миролюбовичу, ой, не понравится… Я оказалась права. Пятнадцать минут — как он выдержал настолько долго? — и Елена Леонидовна отправилась восвояси, а из кабинета Черного раздался истошный вопль: — ТИНА! ЧАЮ! Да как бы лучше чего-нибудь покрепче… Но чаю так чаю.

Я вскипятила чайник, налила чай в чашку, зашла в кабинет.

Назар Миролюбович стоял у окна и с тоской пялился во двор.

Бедолага.

— Хотите, я что-нибудь испеку вечером, принесу завтра? — предложила я, искренне ему посочувствовав. — Хотите? Он чуть встрепенулся, повернувшись ко мне лицом.

— Испеките. А что будете печь? — Не знаю, — ответила я, поставив чашку на стол. — Потом придумаю.

— А ватрушек сможете испечь? С творогом.

Я посмотрела на Черного с удивлением. Вроде не шутит, лицо серьезное… — Л-ладно, — кивнула, чуть запнувшись. — Испеку ватрушек.

А… — Я нерешительно переступила с ноги на ногу. — Скажите… Вы не пьете? — Что? — он явно удивился, но не рассердился и орать не стал.

— Не понял. Как это связано с ватрушками? — Никак. Просто… у вас же стресс. А у Тани Войновой есть бальзам. Черносмородиновый. От стресса. Может, вам принести? В чай добавите ложечку.

Несколько секунд Назар Миролюбович просто смотрел на меня, вытаращив глаза, а потом вдруг расхохотался.

Реально расхохотался. Я никогда не видела, чтобы он так смеялся. Да и вообще он при мне ни разу не смеялся.

Усмехался — бывало. Но смех его я слышала впервые.

И он оказался очень приятным, слегка хрипловатым, словно Назар Миролюбович не привык так смеяться.

— Тина, — сказал он, отсмеявшись, — вы бываете иногда потрясающе глупы. Вы сейчас сдали непосредственному начальнику свою подругу, которая держит на работе алкоголь, и сами предложили мне выпить. Замечательно.

И тут я обиделась. И так, как давно уже ни на кого не обижалась — грудь сдавило, дыхание перехватило, губы задрожали, на глаза навернулись горячие и злые слезы. И я, всхлипнув, развернулась и почти побежала к выходу из кабинета.

Не добежала. Назар Миролюбович схватил меня в охапку у самой двери и развернул лицом к себе. Я попыталась отвернуться — не хотела, что бы он видел, как я плачу, по щекам уже вовсю слезы катились, — но отвернуться он мне не дал. Одной рукой придержал подбородок, заставляя смотреть на себя.

Впрочем, видела я мало — из-за слез все было словно в тумане.

— Тина, прекратите. Я никогда не умел успокаивать плачущих женщин.

— Я… — выдохнула я, скривившись от усилий — пыталась сдержать слезы. — Я сейчас… перестану. Извините. Я… — Прекратите, я сказал. — Назар Миролюбович вдруг прижал меня к своей груди и погладил по волосам, словно утешая. И прошептал с досадой: — Какой же вы еще ребенок.

— Я не ребенок, — возразила я, и он, кажется, усмехнулся.

— В некоторых местах да. Не ребенок. Но психологически… Отращивайте себе шкурку потолще, иначе так и будете дергаться из-за ерунды.

— Я стараюсь, Назар Миролюбович. Очень стараюсь.

— Я знаю, — он вновь погладил меня по голове. — Ну, прекратили плакать? А я ведь действительно прекратила плакать. Но осознав это, я осознала и другое — что стою, прижимаясь щекой к груди Назара Миролюбовича, а еще — обхватив его за талию двумя руками. Впрочем, Черный от меня не отставал и даже обгонял.

Его ладонь лежала почти на моей попе. Еще чуть-чуть — и будет неприлично.

Меня бросило в жар.

— Прекратила… — Замечательно. — Ладонь задвигалась, лаская поясницу и ниже. — Просто отлично.

Я замерла испуганным котенком, не зная, что делать — от ли не двигаться, то ли бежать, то ли царапаться. И выбрала первый вариант.

Стояла и млела от прикосновений. Правда, неприличных так и не дождалась. И в итоге Назар Миролюбович выпустил меня из объятий, сказав напоследок вновь не очень приятное: — Идите, умойтесь. Мордочка красная.

Я нахмурилась и выпалила: — Вот не буду вам ватрушки печь! Он улыбнулся.

— Ну, что же делать. Придется мне как-то с этим смириться.

Тина, идите. А то сейчас очередная… кандидатка придет.

Интересно, что он чуть было не сказал вместо «кандидатка»?..

Она пришла через полчаса, когда посвежевшая я уже была способна сверкать гостеприимной улыбкой. И, увидев это чудо, я подумала: скорее всего, она и есть наш будущий временный секретарь.

Представительная девушка лет тридцати, высокая, в строгом костюме — хотя он не скрывал внушительного бюста и крепких бедер — с черными волосами, большими губами, накрашенными ярко-красной помадой, и в очках. Такая… колоритная личность.

Пару минут я общалась с ней на отвлеченные темы — слегка высокомерная, но в целом адекватная девушка. Должна подойти Назару Миролюбовичу.

Собеседовалась она почти сорок минут и вышла вполне довольная и собой, и Черным. Покровительственно кивнула мне и удалилась. А я, закусив губу, смотрела на кабинет начальника. Эх, интересно… Подошла или нет? Но идти и спрашивать я не хотела. И вообще я на Назара Миролюбовича до сих пор немного обижалась. Я ведь ему действительно сочувствовала в тот момент, а он… «Вы бываете иногда потрясающе глупы».

Кто из нас не бывает иногда потрясающе глуп? Если только сам Черный, он же непогрешимый идеал. Только тиран, гад и сволочь, а так — идеал.

Но через час я не выдержала. Назар Миролюбович вновь прислал мне на почту три резюме, и я, заскрипев зубами, пошла к нему в кабинет даже без предварительного звонка.

Хоть постучаться не забыла.

— Тина, хорошо, что вы зашли, — огорошил меня Черный с порога. — Сделайте мне чаю.

Чаехлеб просто какой-то… Сделала, принесла, поставила. Назар Миролюбович, покосившись на часы в углу монитора, заметил: — Можете пообедать.

Он после того обморока мне про обед каждый день будет напоминать? — А вы кофе не любите или по другим причинам не пьете? — спросила я вдруг и сразу чертыхнулась про себя. Сейчас опять наедет, а я потом буду переживать. И зачем спросила? Но Назар Миролюбович наезжать не стал. Сделал глоток чаю, поставил чашку обратно на блюдечко и сказал: — Не люблю. Мне от него пить постоянно потом хочется. А несладкий чай хорошо жажду утоляет.

Я обалдела. Нет, не от ответа — от того, что он вообще ответил, а не послал меня куда подальше. То есть, на свое рабочее место.

Я хотела сказать, что сама не очень люблю кофе, но сдержалась. Терпение у тираннозавра не может быть безграничным.

— Эта кандидатка вам тоже не подошла, Назар Миролюбович? Начальник едва заметно усмехнулся.

— Как вы догадались, Тина? Говорил он пока без раздражения, но уже с насмешкой.

— Вы прислали мне еще три резюме. Просто я думала, что она подходит… Мне так показалось.

— Мне тоже так показалось поначалу.

И замолчал. Да что же это такое! — Назар Миролюбович, а… можно подробнее? Вот теперь и во взгляде, и в голосе появилось раздражение.

— Зачем вам это, Тина? И что тут скажешь? Тем более — когда врать не умеешь.

— Интересно.

Удивительно, но его лицо смягчилось.

— Больше всего на свете я не люблю две вещи, Тина. Первая — непрофессионализм.

Я покраснела.

— Вторая — личный интерес на работе. Работа — это работа, здесь не должно быть симпатий, привязанностей, сватов и братов, жен и мужей. И если мой предполагаемый секретарь явно видит во мне не начальника, а привлекательного мужчину, это ненормально.

Я покраснела еще больше.

— А как вы поняли, что она в вас… его увидела? Назар Миролюбович иронично улыбнулся.

— Тина, я не столь наивен, как вы.

— Спасибо, — я нахмурилась, и он добавил: — Это элементарно. Не высшая математика и даже не таблица умножения. Один раз в жизни я сделал ошибку, оставив на работе женщину, которой был небезразличен, и больше я этой ошибки не совершу.

Кажется, я сейчас взорвусь от смущения. Щеки горели так, словно их наждачной бумагой потерли.

— Извините, Назар Миролюбович, но вы не правы, — пробормотала я, пытаясь опустить голову, что бы он не заметил. — Допустим, вы кажетесь ей привлекательным мужчиной сейчас. Но это не значит, что она сохранит эти свои… чувства, когда начнет с вами работать.

Черный молчал, глядя на меня, а я вот на него не смотрела.

Не могла, слишком смущалась.

— А вы что думаете, Тина? — спросил он вдруг вкрадчиво. — Я кажусь вам привлекательным мужчиной? Или я — просто страшный тиран и деспот, который кушает на завтрак, обед и ужин маленьких девочек? — Вы вегетарианец, — буркнула я, испуганно делая шаг назад, словно собираясь убежать.

— Точно, как я мог забыть, — Назар Миролюбович насмешливо хмыкнул. — Ну, а в остальном? Что скажете, Тина? — Ничего не скажу. Тут как ни скажи — все плохо. Так что я буду молчать.

Начальник засмеялся.

— Ну да, вы правы. Как ни скажи — все плохо. Ладно, Тина, идите и не забудьте отзвониться нашим очередным кандидаткам. Надеюсь, завтра я найду наконец то, что меня устроит.

Увы, экстрасенсом Черный не был. Поэтому и не мог знать, что завтра никаких собеседований у нас с ним не будет… Вечером я все же испекла ватрушки. Сделала вид, что это нам с мамой и Юлькой, а утром на работу под шумок утащила три штуки. Наверное, мало, но нечего его слишком уж баловать.

Назар Миролюбович опоздал больше чем на час. Я немного недоумевала: никаких встреч с утра у него не планировалось.

В пробке застрял, что ли? Можно было бы позвонить, но я решила, что не буду, пока не пройдет два часа. Ничего ведь срочного не случилось, никто его не искал, поэтому — пусть. Еще не хватает, чтобы он на меня по телефону наорал за излишнее любопытство.

Начальство же не опаздывает, оно задерживается! А потом дверь открылась, и в кабинет зашел… маленький Назар Миролюбович. И у меня второй раз в жизни отвалилась челюсть.

— Здравствуйте, — сказало это чудо вежливо, заметив меня, выглядывающую из-за секретарской стойки с вытаращенными глазами, — я Ярослав. А вы — Тина? Да, это действительно был сын Черного, похожий на него как две капли воды, только маленький. Волосы темные, короткие, широкий лоб — только пока без двух горизонтальных морщин на нем — чуть длинноватый «птичий» нос, тонкие губы и упрямая ямочка на подбородке. Но у Ярика, конечно, все эти черты были гораздо более умилительными.

— Да, — кивнула я, вставая с места. — Я Тина. А где твой папа? — Сейчас придет, — сообщил Ярослав, оглядываясь по сторонам. — Он просил передать вам, чтобы вы сделали ему чаю.

Боже, какой вежливый ребенок. С таким несдержанным отцом это удивительно.

Хотя… с чего я взяла, что Назар Миролюбович несдержан с сыном? — А ты будешь чай? Мальчик задумался.

— А какао нет? Я улыбнулась.

— Нет. Зато… зато у меня есть ватрушка.

— Ватрушка-а-а? — протянул Ярик, и глаза его загорелись. — Это я люблю.

— Значит, будешь ватрушку с чаем? — Буду.

И только я собиралась заняться заваркой, как в приемную вошел собственно Назар Миролюбович. Мрачный, но спокойный, и как всегда красивый до безобразия.

— Доброе утро, Тина, — поздоровался со мной, а потом нашел глазами Ярика — мальчик стоял возле шкафа с документами и с интересом рассматривал ряды из папок. — Так, ребенок. Иди-ка сюда.

Ребенок обернулся и подошел к отцу.

— Садись на диван, — Назар Миролюбович подвел Ярослава к нашему кожаному дивану в приемной и усадил на него сына, а затем начал выкладывать на журнальный столик разные «артефакты». — Вот планшет, наушники, книжка, вода, печенье.

Но не злоупотребляй. Тине не надоедай, ей работать надо. Все понял? — Ага, — ответил Ярик, сразу хватаясь за планшет.

Современный ребенок. — А она мне ватрушку обещала.

— Ватрушку? — Назар Миролюбович удивленно посмотрел на меня, и я, кажется, начала краснеть. — Но… Хм. Да, ватрушку можно. Только не объедайся. — Начальство дождалось кивка сына и обратилось уже ко мне: — Тина, пойдемте… на два слова.

Я послушно поспешила за Черным, и уже в кабинете, прикрыв дверь (но неплотно — Назар Миролюбович явно прислушивался к звукам из приемной), начальник сказал: — Приглядите за ним, хорошо? Мне не с кем больше его оставить. Няня у нас заболела очень неожиданно, а моя мама сейчас на Кипре отдыхает.

— А брат? — спросила я, и Назар Миролюбович чуть поморщился.

— Нет, — отрезал решительно, как приговор зачитывал. — Только учтите, Ярик — тот еще жук. Он вроде такой послушный, кивает, понимает все. А отвернетесь — и полезет куда-нибудь, куда не надо. Периодически смотрите на него, и я тоже буду выходить, проверять.

— Не волнуйтесь, — сказала я совершенно искренне. — Все будет в порядке.

— Надеюсь. А… — Назар Миролюбович вдруг чуть улыбнулся.

— Вы только что упоминали ватрушку. У вас еще одной нет? — Есть, — я кивнула и тоже улыбнулась. — Две.

— Прекрасно. Несите обе.

— А вы не лопнете? — Нет. Я крепкий. И… … И в этот момент в приемной что-то разбилось.

— Черт. Ярик! — взревел Черный, бросаясь обратно в соседнее помещение. Следом бросилась и я, а увидев, что именно разбилось, чуть не зарыдала от ужаса: заварочный чайник! Лучше бы он мою кружку разбил… — Ребенок! Кто тебя просил это трогать? — строго спросил Назар Миролюбович, доставая веник и совок из-за шкафа.

— Прости, пап, — повинился Ярик, сверкая лукавыми карими глазами. Действительно — жук! — Не прощу, пока убраться не поможешь. Сам напортачил — сам и убирай. И кстати, теперь никаких ватрушек. А если еще что-нибудь разобьешь, и без печенья останешься.

Ярослав обиженно засопел, но ничего не сказал — понимал справедливость взыскания. И взялся за веник.

За две минуты останки чайника и остатки чая были убраны с пола, и Назар Миролюбович нас покинул, попросив все же заварить ему любимый напиток прямо в чашке. И принести обещанное, но в количестве трех штук — раз Ярику не достанется.

Ребенок очень расстроился, и я, чтобы его утешить, сказала, когда Назар Миролюбович скрылся в своем кабинете: — Не переживай. Я в понедельник еще испеку, передам тебе с папой.

— Обещаешь? — он встрепенулся и перешел на «ты». Видимо, под впечатлением забыл свое желание казаться вежливым маленьким жуком.

— Обещаю.

Естественно, мне пришлось отменить все собеседования — какие собеседования с шестилетним ребенком в приемной? Это будет дурдом, а не собеседования.

Сидел спокойно Ярик примерно час. Потом начал ерзать на диване, сопеть, вздыхать. Дитю явно было скучно, и даже мультики не помогали.

Как я его понимаю! — Слушай, Ярик, — улыбнулась я, высовываясь из-за стойки. — А ты буквы знаешь? — Знаю, — ответил ребенок гордо.

— А читать умеешь? — Конечно.

— Хорошо читаешь? — Ага.

— А давай проверим? Я тебе фразу напишу, и если сможешь ее прочитать, получишь шоколадную конфету.

Я как раз недавно обнаружила наполовину съеденную коробку конфет в Лерином столе, а так как меня периодически тянуло на сладкое, позвонила ей и спросила, можно ли съесть эти конфеты. И, получив добро на поедание, постепенно методично уничтожала.

— Если, конечно, у тебя нет аллергии на шоколад, как у твоего папы.

— Неа, — ребенок радостно помотал головой. — У меня нет.

— Тогда я сейчас кое-что напишу, и если прочитаешь, будет тебе приз.

Я вытащила листок из принтера и сначала написала на нем фразу: «Мой папа очень важный начальник и не любит, когда с ним спорят», а затем переделала ее, переставив буквы в обратном порядке.

Получилось «Йом апап ьнечо йынжав киньлачан и ен тибюл, адгок с мин тяропс». Я переписала это на другой листок, усмехнулась и пошла с ним к Ярославу. Ну, отпрыск гениальности, сейчас посмотрим, унаследовал ли ты эту самую гениальность у своего отца. И не только гениальность, но и упорство с упрямством.

Конечно, это задание — слишком сложное для его возраста, но вдруг? Надоест — дам другое. Я в шесть лет обожала такие вот перевернутые фразочки больше обычных книг.

Чем дольше Ярик смотрел на выведенные мной буквы, тем сильнее у него открывался рот и таращились глаза.

— Что это?! — Это шифр. Сначала надо разгадать, а когда разгадаешь, сможешь прочитать.

Мальчишка нахмурился.

— Так нечестно! — Почему? — подмигнула ему я. — Все честно. Если прочитаешь, получишь конфету. Ну, будешь пытаться или сразу сдашься? Конечно, не мог он сдаться после подобных заявлений. Весь в отца.

— Я прочитаю! — Хорошо, — кивнула я и вернулась за свой стол. Даже интересно, справится ли он с этим заданием? И если да, то как быстро? Минут двадцать ребенок пыхтел над листочком, а потом из кабинета вышел Назар Миролюбович.

— У вас тут какая-то подозрительная тишина, — пробормотал он, оглядывая приемную.

— Я Ярику задание дала.

— Да? — Черный подошел к сыну, поизучал листочек. — Киньлачан… Это что за язык такой, Тина? — Оборотный это язык, — ответила я весело. — Язык-наоборот.

Вы тоже можете попробовать прочитать, Назар Миролюбович.

— Да я уже прочитал, — хмыкнул начальник, и я вздохнула.

Гений он и в Африке гений. — А вы, Тина, молодец.

И ушел обратно к себе. А я еще долго сидела и глупо улыбалась: он меня похвалил! Ярик, кстати, расшифровал мое послание примерно через полчаса. Получил от меня заветную конфету и тут же потребовал второе задание, но посложнее. Я зашифровала ему фразу «Четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж» и пообещала за расшифровку две конфеты.

Тишина в приемной стояла почти два часа. Ярик читал, но временами его отвлекали вопросами и умилительными возгласами посетители Назара Миролюбовича, из-за чего мальчик сбивался и потом еще несколько минут дулся, как боевой хомяк.

Последний раз он так сбился перед приходом на работу генерального директора, который с удовольствием потискал сына своего зама, попросил меня сделать ему кофе и ушел к себе.

А когда я все сделала и вернулась обратно в приемную, Ярик был счастлив, словно котенок, которому обещали дать сливок.

— Я прочитал, Тина! И выдал мне зашифрованную фразу. Я улыбнулась.

— Молодец. Когда в школу пойдешь? На будущий год? — Ага.

— А уже сейчас можешь, сообразительный ты наш.

Я подпрыгнула, вдруг услышав голос Назара Миролюбовича за своей спиной.

— Хочу продлить ему детство.

Обернулась — Черный стоял в метре от нас с Яриком и смотрел на меня с удивительной теплотой во взгляде.

Я даже смутилась.

— Вы правильно делаете, Назар Миролюбович, — сказала тихо.

— Ни к чему детей слишком рано отдавать в школу. Семь лет — нормальный срок.

— Тина, — Ярослав дернул меня за рукав, — а ты мне конфеты обещала! И вот тут я испугалась. Мало ли, вдруг Черный принципиально против конфет?..

Посмотрела на начальника взглядом затравленного зайца, и Назар Миролюбович почему-то нахмурился.

— Выполняйте свое обещание, Тина, — буркнул он, развернулся и ушел к себе.

Воистину, вряд ли я когда-нибудь смогу по-настоящему понять этого человека.

На обед из ресторана привезли в три раза больше коробок. Я удивилась: неужели Черный думает, что его сын столько съест? Или… — Ярик, пойдем пообедаем. И вы идите сюда, Тина, — подтвердил мои подозрения Назар Миролюбович, выглядывая из кабинета. — Я сегодня попросил привезти обед и на вашу долю.

Видимо, начальство хочет так меня отблагодарить за помощь.

Можно было просто сказать «спасибо» и не заморачиваться.

— Стоп машина, — я схватила Ярослава за плечо. — А руки мыть? Сначала руки, потом обед.

— Да, это верно, — Назар Миролюбович кивнул. — Все идем мыть руки.

Возражать я не стала и тоже отправилась в туалет. И позже, когда мы вернулись и сели за стол в кабинете Черного, я тоже не возникала, хотя мне было немного неловко. Хорошо хоть Ярика Назар Миролюбович посадил между нами, а не с краю, иначе я вряд ли смогла бы есть.

— А ты тоже мясо не ешь? — спросила я мальчика, когда начальник начал открывать коробки с обедом. Ярослав энергично помотал головой.

— Не-е-е. Папа говорит, что я сам решу, когда вырасту.

Я подняла голову и наткнулась на внимательный взгляд Назара Миролюбовича.

— Я считаю, что не нужно навязывать детям свои вкусы и мировоззрение, — сказал он спокойно. — Детей необходимо направлять, но при этом давать им возможность выбора и учить выбирать.

Мне хотелось спросить, так ли его воспитывали собственные родители, но я не решилась.

После обеда Ярик уснул на диване в приемной, и чтобы ему было слаще спать, я сходила в офис к остальным сотрудникам и попросила не шуметь, не ходить и не дышать. Народ, явно испытывающий к Ярославу симпатию гораздо большую, нежели к Назару Миролюбовичу, согласно закивал и послушался, а я вернулась в приемную.

И обнаружила там начальника. Он стоял возле дивана и задумчиво рассматривал собственного сына.

Я округлила глаза и прижала палец к губам. Черный понимающе наклонил голову и указал мне на дверь в свой кабинет. Пройдемте, мол.

А там… аккуратно взял под руку, отвел к дивану и усадил на него. Я непроизвольно сжалась — Назар Миролюбович сел рядом, не вплотную, но близко, и меня бросило в жар.

— Я хотел поговорить с вами, Тина, — произнес Черный тихо, рассматривая мои покрасневшие щеки. — Насчет нашего временного секретаря.

— Я всех перенесла на понедельник и… — Подождите, — перебил он меня раздраженно, потом вздохнул и продолжил уже спокойнее: — Выслушайте. Я понимаю, это очень трудно, но предлагаю вам все же совмещать две должности — помощника юриста и секретаря генерального директора. Пока Лера не вернется.

Я непроизвольно начала разглаживать юбку на коленях.

— За прошедшую неделю я привык к вам, Тина. Вы устраиваете меня в этой должности. Что скажете? Я нервно закусила губу.

— Я… Назар Миролюбович… дело в том… Он нахмурился и вдруг, подавшись вперед, схватил меня за руки, из-за чего я вздрогнула.

— Тина! — сказал шепотом, но очень грозно. — Перестаньте гладить себя. Это невыносимо. И прекратите меня бояться.

— Я вас не боюсь, — возразила я, и Черный чуть сжал мои ладони.

— Может, и не боитесь, но опасаетесь. Я понимаю ваши чувства, Тина… Ой, вряд ли.

— … но все же прошу подумать. До понедельника, например.

А с утра скажете мне, что решили.

Я усмехнулась.

— Назар Миролюбович… а если я отвечу «нет»? Вы меня… уволите? Происходило что-то странное. Одной рукой он по-прежнему держал мои ладони, а вот вторая… вторая скользила поверх юбки по бедру, оглаживая его.

Я словно вся в огне горела. Особенно щеки.

— Не уволю, — сказал Черный, чуть усмехнувшись. — Вы всегда можете сказать мне «нет», Тина.

Мне почудился этот намек? Или не почудился?! Боже, как страшно-то! Я сглотнула.

— Хорошо, я поняла. Я… пойду? — Пока нет, — он вновь усмехнулся, а я опять сглотнула. — Еще один вопрос. Как вы поняли, что Ярик любит такие вот задания, как вы ему дали? Вопрос совершенно не вязался с действиями Назара Миролюбовича. Ладонь его скользила вниз по бедру, словно желая приподнять мне юбку.

Что же это! Надо остановить его. Но я не могла говорить. По крайней мере на эту тему.

— Я… дело в том, что я люблю детей… и… — Я задохнулась: рука Черного достигла подола и не остановилась на этом — пальцы проникли под юбку и погладили уже там. — Я просто предположила… Все. Голос сел. Грудь потяжелела, а внизу живота сладко, требовательно заныло, и стук сердца отдавался в лоне, вызывая дрожь по всему телу.

— Что вы предположили, Тина? — спросил Назар Миролюбович слегка изменившимся голосом: в нем появилась чувственная хрипотца, из-за которой я непроизвольно облизнула губы.

О чем он вообще меня спрашивает?..

Как можно отвечать на вопросы, когда его ладонь проникает все дальше и дальше под юбку?..

И тут я услышала стон. Свой стон.

И Назар Миролюбович тоже его услышал, судя по усмешке.

— Вы предположили, что мой сын должен быть похож на меня, да, Тина? И решили проверить? — Д-да… — Похож, очень похож. Он так же, как и я, знает, чего хочет.

Целеустремленный и упрямый. Не сдастся, пока не победит.

Ладонь Черного переместилась с бедра на коленку, словно желая дать мне передышку, и я постаралась собраться с мыслями.

— Н-назар М-мирол-любович… Н-не надо… Получилось так жалобно, что я сама чуть не заплакала.

Но все действительно прекратилось, и моментально. Он даже отодвинулся от меня — демонстративно, словно желая что-то показать.

— Идите, Тина. Ответите мне в понедельник. А пока возвращайтесь к работе, — сказал Назар Миролюбович спокойно и бесстрастно, но вот глаза у него сверкали раза в два больше, чем обычно. — И сделайте мне чаю.

Я кивнула и на дрожащих ногах поднялась с дивана.

Оставшийся день прошел как в тумане. Проснувшийся Ярик, явно уставший от безделья и набравшийся сил, попытался начать шкодить, но я к тому времени нашла в интернете электронную книгу с заданиями в стиле «найди и покажи», загрузила ее на планшет, и до конца рабочего дня ребенок занялся розысками различных животных, предметов и людей.

Иногда только прерывался на чай с печеньем, туалет или отвлекался на периодически выходящего из своего кабинета Назара Миролюбовича.

И если Ярик улыбался отцу, то я, наоборот, вжималась в кресло, завидев Черного. И страшно хотела, чтобы этот день наконец закончился.

— Тина, вас подвезти? — спросил вдруг Назар Миролюбович, когда я, дождавшись шести, поспешно одевалась. Я шарахнулась от этого предложения и чуть не задушила себя собственным шейным платком. Начальство поджало губы и раздраженно продолжило: — Ладно, я понял. Пойдем, Ярик, нам пора. Попрощайся с Тиной.

— Пока! — помахал мне рукой мальчик, и я, слабо улыбнувшись, кивнула.

— До понедельника, — процедил Назар Миролюбович и покинул приемную, хлопнув дверью сильнее, чем обычно. Я дождалась, пока их с Яриком шаги стихнут, и уже потом поспешила домой.

И только дома, обняв Юльку и вдохнув запах ее волос, я успокоилась.

Пошло все… к чертовой матери.

В субботу утром к нам в гости пришел дядя Сережа, и мы, захватив с собой Юльку, отправились гулять в парк.

— Что-то ты бледновата, Тинка, — посетовал дядя, внимательно глядя мне в лицо. — Что случилось? Начальник слишком много крови выпил? — Ага, — я кивнула и улыбнулась. — Устала просто за неделю. И вроде один день дома была… — Дело не в количестве дней, а в их насыщенности и загруженности. А с твоим… как его? Назар Любодорогович? Я прыснула.

— Миролюбович.

— М-да. Вот он тебе и то, и другое обеспечивает в полной мере. Секретаря-то нашли уже на замену? — Нет, — я поколебалась и добавила: — Черный мне в пятницу предложил доработать на этой должности, пока Лера не вернется.

Кровь резко прилила к щекам, и я отвернула голову, чтобы дядя ничего не заметил. И улыбнулась — Юлька в это время с визгом съезжала с горки.

— Что ты решила? — Пока ничего. Буду думать до понедельника.

«Чего тут думать? Валить надо…» — Хочешь совет? Соглашайся, Тинка.

— Почему? — я поглядела на дядю с удивлением.

— Потому что это отличная возможность познакомиться с профессией юриста поближе. Не понимаешь? Черный у тебя на виду, ты можешь увидеть, над чем он сейчас работает, спросить его о чем-либо. Пусть делится опытом с подрастающим поколением.

«А так ли я хочу знакомиться с профессией?..» — Думаешь, он будет со мной делиться? Он меня не особенно жалует.

— Тинка… — дядя закатил глаза. — Тогда с чего он предложил тебе быть его секретарем? «Вот именно».

— Ему проще привыкнуть ко мне, чем к какой-то незнакомой девице.

— Ну… хоть бы и так. Привычка — вторая натура, и попытка не пытка. В общем, ты поняла.

Поняла? Может быть.

Но понимание иногда не прибавляет нам ни смелости, ни ответственности.

Вечером в воскресенье на меня накатило. Как он говорил… «Вам не хватает стрессоустойчивости». Да, наверное.

Я боюсь. Его самого и этих намеков. Они неправильны. Не должно так быть. Нельзя… И в то же время — я хочу. Не умом — телом. Оно тянется к Назару Миролюбовичу, и у меня никак не получается убить в себе это чувство. Как так? С одной стороны — страх, опасение, иногда даже ненависть, а с другой — желание. Разве это может сочетаться? Видимо, да.

Ну или я мазохистка.

А может, мне почудилось, и не было никаких намеков? Ну да, конечно. И под юбку ладонью Черный мне тоже не залезал.

С секретарями так себя не ведут.

Он ведь говорил, что на работе не должно быть личных интересов и симпатий. А это тогда что? Сам себе противоречит.

— Мам… — пробормотала вдруг Юля полусонно, и я опустила глаза. Дочка почти уснула — сказка про Спящую красавицу сморила — но теперь смотрела на меня с любопытством.

Видимо, что-то вспомнила.

— Да, Юльчонок? — Как ты думаешь… Злодеи, наверное, очень-очень несчастные, да? Я удивилась.

— Что?.. Почему ты так решила? — Ну, они злые, потому что несчастные. Их никто не любит — вот они и злятся.

— А может, наоборот? — я улыбнулась и погладила дочку по голове. — Они злятся, и никто их не любит.

— Не-е-ет, — протянула Юлька. — Так не бывает. Все злодеи сначала хорошие, а потом становятся плохими, потому что их не любят. И я думаю… Мам, как считаешь, а можно полюбить злодея? Я задумалась, а дочка уже задавала следующий вопрос: — И если полюбить злодея, он станет хорошим, да? Исправится? Ну да. «Это я раньше почему такой злой был? Потому что у меня велосипеда не было».

Купить Назару Миролюбовичу, что ли, велосипед?..

— Юльчонок… Любить человека надо за то, какой он есть. И если этот человек — злодей, то любить в нем надо злодея. А возможно ли это вообще… Наверное, да.

— Я тоже думаю, да, — прошептала Юлька, закрывая глаза и зевая. — Просто это сложнее. Да, мам? — Конечно, — ответила я, вспомнив своего «злодея».

Дождалась, пока дочка засопит, и тихо сказала: — Любить вообще непросто, Юльчонок.

Иногда на работу идешь, как на казнь. В понедельник я туда именно так и шла. Причем вновь надела строгий костюм и блузку. Специально? Да.

Назар Миролюбович пришел на работу вовремя, кивнул мне и чуть нахмурился, оглядывая меня с ног до головы недовольным взором — я в этот момент как раз заваривала чай.

— Доброе утро, Тина.

Я подобралась, построжела.

— Доброе, Назар Миролюбович.

— Как сделаете чай, зайдите ко мне.

— Хорошо.

Еще бы сделать так, чтобы руки не дрожали… Но это уже фантастика.

Когда я вошла с чашкой в руках, Черный сидел за столом и рассматривал очередные документы. Сказал, не поднимая от них глаз: — Я в пятницу не поблагодарил вас за ватрушки, Тина. Очень вкусно было. И одну я все же не осилил, забрал домой и отдал Ярику вечером. Ему тоже понравилось.

Ватрушки… Точно. Я ведь обещала испечь и передать Ярику парочку в понедельник. Совсем забыла с этими переживаниями! — Спасибо, — ответила я вежливо, поставив перед Назаром Миролюбовичем чашку. — Я рада.

— Садитесь, Тина.

Я послушно опустилась на стул и сцепила руки на коленях.

— Вы подумали над моим предложением? И взгляд такой — цепкий, холодный… как у змеи. Даже не верится, что этот человек в пятницу мне под юбку залезал.

— Подумала. Я согласна быть вашим секретарем до возвращения Леры. — Голос все же дрогнул. — Но только секретарем.

Назар Миролюбович наклонил голову и с издевкой поинтересовался: — То есть, помощником юриста вы быть не хотите? Я сглотнула.

— Хочу. Я про другое.

— Про что же? Вот… и как говорить, когда на тебя так смотрят? — Вы знаете, — пробормотала я, опуская голову и, кажется, вновь заливаясь краской с головы до ног.

Черный хмыкнул.

— Ну допустим. Ладно, Тина, принимается. Уже за одно то, что котенок сегодня наконец чуть-чуть выпустил коготки, вы заслуживаете поощрения.

— Коготки?.. — Я с удивлением посмотрела на начальника.

— Да, а разве нет? В строгом костюме, с суровым лицом.

Прям боевой котенок на задании, — съязвил Черный. — Только вы забыли, что заказчик здесь я, а вы — исполнитель. Больше никаких костюмов, Тина. Платья или юбки с блузками.

Считайте это своим дресс-кодом.

— Но… — Никаких «но», — отрезал Назар Миролюбович. — Я же не прошу вас являться на работу без трусов и в чулках? Мне стало жарко.

— Я всего лишь хочу, чтобы мне было приятно смотреть на своего секретаря. У меня и так много причин для раздражения, и я желаю, чтобы вы вызывали у меня положительные эмоции. Точнее, не вы, а ваш внешний вид. Вы поняли, Тина? — Поняла, — пробурчала я, вздохнув. — Да, хорошо, Назар Миролюбович.

— Ну вот и договорились, — он кивнул и глотнул чаю. — Все, идите, работайте. Там важные документы должны были по почте прислать. Зарегистрируйте и перешлите мне.

Кажется, Черный не особенно расстроился, что я отказала ему в интимных услугах.

Или он не предлагал? Весь этот день я напрягалась, ожидая продолжения несанкционированных залезаний под юбку, но их не последовало. Назар Миролюбович был вежлив и корректен, хотя иногда, конечно, порыкивал, но не сильно. Терпимо. И бывало, я даже замечала, что он старательно сдерживается.

На следующий день было то же самое. С утра только Черный довольно кивнул, увидев, что я вновь в платье, но больше ничего не сказал.

В общем, к среде я окончательно уверилась в том, что начальник меня так проверял. В чем, зачем и почему — бог его знает, но я больше совершенно не сомневалась, что не могла его заинтересовать. Да и даже если бы заинтересовала… Думаю, любовницу Назар Миролюбович предпочтет иметь не на работе. У него же и есть какая-то… Марина, кажется.

Да, точно. Я ведь однажды подслушала его диалог с ней по телефону. Черный еще тогда сказал, что я не умею читать.

В эти дни он ничего подобного не говорил. И я была ему так благодарна, что в среду даже принесла собственноручно испеченное творожное печенье.

А в приемной меня ждал сюрприз в виде брата Назара Миролюбовича. Он широко улыбнулся, кивнул мне и сказал теплым и каким-то обволакивающим голосом: — Доброе утро, Кристина. Надеюсь, вы меня не забыли? Мои губы непроизвольно разъехались в улыбке. Обаятельный он, конечно… — Забудешь тут, когда весь день мимо ходит ваша копия.

Я приблизилась к шкафу с одеждой, сняла пальто, оставшись в черной юбке и блузке изумрудного цвета.

— Да, мы очень похожи, — произнес Вячеслав вкрадчиво. — Но все же мой брат несколько более… строг, вы не находите? — Пожалуй, — ответила я, отходя от шкафа и начиная заниматься заваркой на сегодняшний день. — А кто из вас старший? — Назар. На двадцать минут.

Да, можно было и не спрашивать.

И вот вроде ерунда — всего-то двадцать минут — а такая колоссальная разница между двумя братьями… Невероятная просто. Почему же они настолько не похожи друг на друга? Или это только кажется, что не похожи? Я ведь плохо знаю и того, и другого.

— А вы тоже юрист? Вячеслав засмеялся.

— Разве я похож на юриста, Кристина? Нет, разумеется. Я художник.

— О-о-о, — я посмотрела на него с уважением. Зарабатывать деньги, рисуя картинки — это нужно обладать недюжинным талантом, терпением, силой воли и уметь общаться с заказчиками. — Надо же. И что вы рисуете? — Разное. В основном арты для компьютерных и настольных игр, но не только. Хотите, вас нарисую? Я даже растерялась.

— Сейчас? — Ну почему сейчас? — Вячеслав подмигнул. — Сейчас придет Назар, всех построит и не даст вам расслабиться. Я вам свой телефон напишу, вы позвоните, и мы договоримся о встрече.

Не захотите ко мне в мастерскую — пойдем просто в парк или в кафе. Рисовать можно не только дома.

— М-м-м… — я нерешительно посмотрела на брата собственного начальника. — Не уверена, что это правильно и возможно. Извините.

— Ничего, — Вячеслав настолько обворожительно улыбнулся, что я даже засмотрелась. Ну почему Назар Миролюбович так не умеет?! — Но телефон вы все-таки возьмите. Вдруг передумаете.

Ответить я не успела — дверь приемной распахнулась, и в помещение влетел наш местный тиран и деспот.

— Тина, здра… Слава, что ты здесь делаешь? — Спокойное приветствие поперхнулось, сменившись раздраженным вопросом.

— К тебе пришел, — развел руками Вячеслав. — Хочу кое-что показать.

— Мы в прошлый раз все обсудили. И у меня клиенты через полчаса.

— Да ладно тебе, Назар. Я ненадолго.

Черный чуть слышно вздохнул, кивая на свой кабинет.

— Иди. Тина, сделайте мне чаю, а ему — кофе, как в прошлый раз.

Печенье я пока решила не предлагать. Вот уйдет гость, тогда и принесу. Авось, Назар Миролюбович подобреет.

Возле двери я остановилась, чтобы сдуть с глаз волосы, и непроизвольно прислушалась к разговору в кабинете Черного.

— Я поражен, что ты, неисправимая сова, второй раз приезжаешь сюда к десяти утра.

— Я просто знаю, что тебя можно поймать только утром, а потом суды, клиенты и прочие дела.

— Ясно. Ну, выкладывай, что там у тебя.

Ладно, Тина, хватит подслушивать. Я постучалась и, дождавшись громкого «да» Назара Миролюбовича, вошла в кабинет.

Я думала, на то время, что я буду составлять чашки с подноса на стол, братья замолчат, но Вячеслава, видимо, мое присутствие нисколько не смущало.

— Я тебе в прошлый раз на словах все объяснял, а теперь хочу на пальцах. Вот, смотри, — он что-то бацнул на стол, — это распечатка дизайна сайта, здесь видно использование моей картинки. Вот это — рекламный баннер на сайтах партнеров, здесь — пакеты из фирменного магазина. Видишь, какой размах?! — Слава, — голос у начальника был холодным, словно арктические льды, — я уже говорил, что не возьмусь.

— Но это же беспроигрышное дело, Зар! Больше я ничего не слышала — вышла из кабинета и прикрыла дверь.

Зар… Интересное сокращение. Но мне не нравится.

Вячеслав выскочил из кабинета своего брата минут через десять и, судя по лицу, ничем хорошим для него разговор не закончился. Буркнул мне «до свидания» и убежал, забыв про обещанный номер телефона. Ну и хорошо, лучше не надо.

Я взяла свое творожное печенье, высыпала его в вазочку и поспешила к начальнику в кабинет. Вновь постучалась, дождалась раздраженного ответа и вошла внутрь.

— Тина, — скривился Назар Миролюбович, даже не повернув голову от монитора, — я сейчас очень злой и могу наговорить гадостей. Лучше выйдете. Ничего же срочного? — Ничего, — подтвердила я, поставив на стол вазочку с печеньем. — Вот. Это вам для успокоения.

Тут он, конечно, оторвался от компьютера, посмотрел на вазочку, потом на меня. Я смущенно улыбнулась, сцепляя руки перед собой.

— Творожное. Сама пекла, — сказала нервно, замечая, как разглаживаются морщины на лбу начальника. — Приятного аппетита.

— Спасибо, Тина, — поблагодарил он искренне. — А еще чаю сделаете? А то я все выпил, пока Славка тут выступал.

Я не стала уточнять, почему он не хочет поддержать брата — только злить. Кивнула и вышла из кабинета, чтобы приготовить очередную порцию чая этому чаехлебу.

А после обеда к Черному пришел один известный писатель- фантаст — Андрей Мельников. Мужчина лет пятидесяти, с большим пивным животиком, лысиной, одышкой и совершенно очаровательной доброй улыбкой. Чем-то он напомнил мне дядю Сережу — и вроде бы обычный человек, а такой приятный и милый… Проговорили они с Назаром Миролюбовичем почти два часа, и когда Мельников ушел, а Черный вновь попросил чаю, я не удержалась от вопроса: — А зачем Андрей Николаевич к вам приходил? Начальник хмыкнул. Прямо перед ним на столе лежали бумаги в диком количестве, и он увлеченно их перебирал.

— Любопытно, Тина? В голосе насмешка, даже ехидство.

— Любопытно, — не стала скрывать я, пожав плечами. — Хотя бы вкратце скажите. Не обязательно же во всех подробностях… — Угу, — буркнул Черный, мрачнея, и выразительно так посмотрел на опустевшую вазочку. — Если завтра еще печенья принесете, расскажу.

Я обалдела. Несколько секунд стояла, хлопала глазами, не в силах понять — он действительно мне это сказал или почудилось? — А… м-м-м… — выдавила из себя наконец какие-то невнятные звуки. — Хм-м-м… А расскажете завтра или сейчас? — Могу сейчас, — Назар Миролюбович откинулся на стуле и сложил руки на груди. — Ну, что? Получу я печенье или нет? — Это шантаж, — я возмутилась.

— Нет. Это договор обмена услугами. Вы мне — печенье, я вам — удовлетворенное любопытство. Все честно. Если хотите, можем даже письменно оформить.

Вот же юрист! — Ладно, договорились. Я принесу завтра печенье. А какое вам испечь? Черный задумался.

— Овсяное умеете? — Конечно.

— Тогда овсяное. А теперь садитесь, — начальник кивнул мне на стул перед своим столом, — и слушайте. Вы помните, что такое плагиат, Тина? Я, опустившись на стул, заметила с некоторой неловкостью: — Да как-то не очень уже… В общих чертах только, а официальную формулировку нет… Я думала, он будет ругаться, но Черный только чуть поморщился.

— Ладно, тогда вкратце. Плагиат — это присвоение авторства.

Когда один человек что-то, допустим, написал, а другой это опубликовал под своим именем. Все произведение или его часть — это уже детали. Понятно? — Да.

— Я очень рад, что вам понятно, — хмыкнул Назар Миролюбович. — Но это вы лукавите. На самом деле в случае с плагиатом ничего и никому не может быть понятно до конца, потому что творческий процесс — это вам не строящийся дом, где вы можете по смете проверить, сколько стоили кирпичи и кто именно их купил. И вот наш Андрей Мельников написал очень любопытный роман в жанре фэнтези. А потом некий Вася Пупкин написал свой собственный роман, очень похожий на роман Андрея Николаевича. Очень, но не абсолютно. И все бы ничего, но Вася стал утверждать, что это не он стащил у Мельникова идею, а Мельников у него. Вот Андрей Николаевич и возмутился. Тут вам и клевета, и плагиат… полный набор сложнодоказуемой прелести.

— Возьметесь? — поинтересовалась я тихо, пытаясь рассмотреть документы, лежавшие у Черного на столе.

Кажется, это был результат лингвистической экспертизы.

— Скорее всего, — кивнул Назар Миролюбович. — Хотя это будет непросто.

— Ну… — протянула я. — Непросто — это же не невозможно… Таню Гртотер ведь признали плагиатом в итоге… — Кто это вам сказал? — спросил Черный резко, подняв брови.

Он явно выглядел недовольным, словно я брякнула глупость.

— Кажется, я это читала… Не помню.

— Читали, — он презрительно скривился. — Ну да, наши журналисты ни в чем не разбираются, а туда же — статьи, заголовки, сенсации. Не было там слова «плагиат», Тина. Суд в Нидерландах запретил эту книгу к изданию в Голландии, но без подобной формулировки. История там была такая.

Несколько профессоров-консультантов разных национальностей зачитали обе книги до дыр и в итоге пришли к выводу, что российский автор копирует сюжетные линии Роулинг. Однако копирование сюжетных линий — это не плагиат. Я, конечно, не литературовед, но я назвал бы это литературным паразитированием. В общем, если следовать букве закона, никто так и не написал слова «плагиат» по отношению к Тане Гртотер.

Я слушала Черного с открытым ртом.

— А почему же тогда запретили?..

— Потому что Голландия — не Россия, — отрезал Назар Миролюбович. — Если у нас в законе написано, что от сих до сих тридцать два пельменя, так суд и постановит — да, тридцать два, и не пельменем меньше.

Я хихикнула от этой забавной аналогии.

— В общем, я не уверен, что мы с Мельниковым чего-либо добьемся. Но попробовать можно. Я, знаете ли, — тут Черный посмотрел на меня как-то странно, — люблю сложные задачи.

Этот договор об обмене услугами Назар Миролюбович в итоге довел до абсурда. Я иногда спрашивала его о чем- нибудь, что в общем-то формально не относилось к моим обязанностям, и в ответ получала: «А завтра будут печеньки?» И в один прекрасный день — примерно через неделю после того как мы говорили про Мельникова и плагиат — я принесла печенье сама по себе, без всякого напоминания накануне.

Черный был этим фактом очень доволен.

Я, кстати, уже научилась понимать, когда он доволен, а когда нет, хотя его лицо не всегда значительно менялось, по большей части оставаясь обычной холодной и высокомерной маской. По крайней мере мне так казалось поначалу, но потом я смогла увидеть разницу. Разница эта была невелика, но она была. И я даже не знаю, в чем… То ли морщины на лбу разглаживались, то ли уголки губ приподнимались. А может, все сразу.

Однажды вечером меня неожиданно поймал возле выхода из офиса Вячеслав. Красивый такой, не в костюме только, а в джинсах и кожаной куртке — резкий контраст с его братом.

Назар Миролюбович ходил осенью по улице в черном кашемировом пальто.

И я бы подумала, что Вячеслав пришел к брату, но… небольшой составной букет в его руке не мог быть предназначен Черному-старшему.

— Добрый вечер, Тина, — обворожительно улыбнулся Вячеслав.

— Добрый, — ответила я осторожно, попой ощущая неприятности. И они не замедлили последовать.

— Позвольте пригласить вас в ресторан, — сказал мужчина, делая шаг вперед и протягивая мне цветы. — Я знаю неплохое местечко неподалеку отсюда. Поужинаем вместе? Нет уж. Встречаться с братом своего начальника — плохая идея.

— Прошу прощения, — проговорила я вежливо, — но я не могу.

Очень тороплюсь домой.

— Да ладно вам, Тина, — продолжала улыбаться эта обаятельная копия Назара Миролюбовича. — Это не займет много времени. Проведите со мной час, а потом я отвезу вас домой.

Честно говоря, мой опыт по отшиванию мужчин был весьма скуден. И я решила прибегнуть к самому верному способу.

— Я не могу, Вячеслав. Мне нужно ехать к дочери.

Улыбка Черного-младшего чуть дрогнула, но не растаяла окончательно.

— У вас есть дочь, Тина? — Есть, — охотно кивнула я. — Юля. Ей три года.

И тут он улыбнулся еще шире.

— А хотите, я ее нарисую? Я онемела. Реально онемела. Стояла, хлопала глазами и не могла открыть рот.

И тут открылась входная дверь, выпуская на улицу Назара Миролюбовича.

Брови начальника поползли вверх, когда он увидел меня и Вячеслава, в руках у которого до сих пор красовался букет цветов.

— Кристина? Да, давненько он меня Кристиной не называл. Чую, завтра полетят клочки по закоулочкам. А может, даже и сегодня… — Слава? Что это значит? — Это значит только то, что я считаю твоего секретаря очень привлекательной женщиной и собираюсь пригласить на ужин, — отчеканил Вячеслав, становясь на пару секунд похожим на своего старшего брата. — Ее рабочее время окончено, и она вольна делать, что хочет.

— Н-да? — Назар Миролюбович перевел взгляд на меня. — И чего же вы хотите, Кристина? Голос был полон насмешки. Этого еще не хватало! Вячеславу развлечение, а мне с Черным-старшим работать! — Я хочу домой, — ответила я твердо. — К дочери. Хорошего вечера, Вячеслав. До завтра, Назар Миролюбович.

Развернулась и почти побежала к метро, оставив братьев разбираться друг с другом.

На следующий день я ожидала взбучки, и утешало меня только то, что это была пятница. Взбучки в пятницу переносятся как-то легче, чем в остальные дни недели.

Поэтому я заранее приготовила «тяжелую артиллерию» — вечером испекла медовик. Добавлю, так сказать, в бочку дегтя Назара Миролюбовича кусочек медовика — может, он подобрее будет?..

Черный был чернее тучи, когда входил в офис. Впрочем, он никогда не летал, словно облако, но вот настолько черным я его давненько не видела… — Кристина, чаю.

Традиционная фраза, только последнее время она трансформировалась в «Тина, чаю». Ну ладно, сейчас поглядим, как ты супротив моего медовика будешь выеживаться… Отрезала кусочек, заварила и налила чай, а потом поплыла в кабинет начальника. С подносом, ибо донести тарелку с тортом, чашку с чаем и одновременно открывать дверь кабинета я была не в силах.

Назар Миролюбович сразу поднял глаза от документов и посмотрел на меня. Точнее, не на меня, а на поднос.

— Кристина? Что это? — спросил он слегка удивленно, и я пояснила: — Ваш чай. И медовик.

Несколько секунд, пока я выгружала свое подношение начальству на стол, Черный молчал. А после, когда я уже собиралась уходить с пустым подносом, вдруг сказал: — Сядьте.

Я напряглась, но села.

Назар Миролюбович оглядел сначала меня, потом чай и кусок торта, чуть ухмыльнулся и произнес: — Тина, вы подлиза.

Уже «Тина». Неплохо.

— Вы еще не пробовали. Вдруг вам не понравится.

— Это маловероятно. И в честь чего такой праздник? День рождения у меня еще не скоро.

— Просто так, — я постаралась, чтобы мой голос звучал ровно, но он все равно дрогнул. — Дочке пекла вчера и вам захватила.

— Ну-ну, — фыркнул Назар Миролюбович. — Вы совершенно не умеете врать, Тина, поэтому лучше даже не пытайтесь.

Я схватилась за эту тему, как утопающий за соломинку.

— Вы однажды уже говорили мне нечто похожее. И я не поняла: это хорошо или плохо? — А смотря для кого. Для вас плохо. А для того, кого вы пытаетесь обмануть — хорошо.

— Я не пыталась вас обмануть тогда, — возразила я. — Вы в тот момент спрашивали, кто я Жукову, и я ответила правду.

— Я в курсе, — кивнул Черный, придвигая к себе чашку с чаем.

— Вы совершенно не пытались увильнуть от ответа. Не кокетничали и не переводили стрелки. Именно поэтому я и сказал, что вы не умеете врать.

Откровенность Назара Миролюбовича удивляла, и он, кажется, понял это.

— Это вам за медовик, Тина. Обмен услугами. Вы мне — отрт, я вам — информацию. Кстати. Шарлотку печь умеете? Я слегка оторопела.

— Я… да, умею.

— Прекрасно. Я и не сомневался. Имейте в виду, я очень люблю.

— А что вы не любите? — выпалила я и сразу подумала: зря.

Сейчас еще разозлится… Но Черный не разозлился. Глотнул чаю и взялся за ложку, отломил кусочек медовика.

— Больше всего на свете, Тина, я не люблю, когда мне перечат.

Я не удержалась от улыбки.

— Поэтому сейчас вы молча встанете и пойдете работать, оставив меня в одиночестве наслаждаться вашим кулинарным шедевром. Все, идите.

Я кивнула и сделала так, как он сказал.

Кажется, взбучки я все же избежала.

Ха-ха три раза, как оказалось.

Иногда взбучки приходят к нам сами… Вот и Вячеслав пришел сам. И когда я в начале седьмого вышла из офиса, то вновь обнаружила на улице брата своего начальника с букетом цветов. На сей раз это были розы.

Интересно, куда он дел предыдущий букет? Выбросил или передарил? — Добрый вечер, Тина, — мужчина улыбнулся совершенно обезоруживающей, сногсшибательной улыбкой. — А я вновь к вам.

— Я вижу, — вздохнула я обреченно. — А я… Я хотела сказать «А я вновь — от вас», но мне не дали. Позади тихонько скрипнула входная дверь, а следом раздался насмешливый голос Назара Миролюбовича: — Так я и знал.

Улыбка буквально стекла с лица Вячеслава. Более того — он явно разозлился, но сказать ничего не успел. Черный-старший аккуратно подхватил меня под локоть и с ехидцей проговорил: — Пойдемте, Кристина, я вас подвезу. Вы же к дочери торопитесь.

Я бы предпочла на метро, конечно. Но Назар Миролюбович ведь не любит, когда ему перечат… — Да, конечно. Хорошего вечера, Вячеслав.

Спорить Черный-младший не стал. И, судя по звуку, бросил букет в урну возле входа… Жалко. Цветы-то не виноваты.

— Садитесь. — Начальник открыл передо мной переднюю дверцу своего автомобиля и кивнул на сиденье. Я послушно опустилась на предложенное место, а когда Назар Миролюбович сел за руль, буркнула: — Клянусь, я здесь ни при чем.

— Не виноватая я, он сам пришел? — хмыкнул Черный, заводя машину. — Я понял, Тина. Не напрягайтесь.

Что-то он какой-то подозрительно благодушный. Медовик повлиял? Надо чаще печь… Хотя куда уж чаще? — Напомните-ка мне свой адрес, Тина.

— Да высадите меня возле метро. От вашего брата я сбежала и… — И теперь вы хотите сбежать от меня? Размечтались. Учтите, если вы не скажете адрес, я повезу вас к себе домой. Отличное решение для вечера пятницы, не находите? Я открыла рот и вытаращила глаза, а Назар Миролюбович с невозмутимым лицом продолжал смотреть на дорогу. И как я должна реагировать?..

— Ну же, Тина, — продолжал он с некоторой издевкой в голосе, — скажите мне что-нибудь. Или вы так и будете молчать? Давайте. У вас ведь есть мозги. Тренируйте их. И заодно свою уверенность в себе.

Невыносимый человек.

Я вздохнула, унимая раздражение, и все-таки назвала адрес по возможности ровным голосом. Черный скептически хмыкнул, не комментируя мое нежелание отвечать на его выпад, и вдруг поинтересовался: — Сколько лет вашей дочери, Тина? — Три года, — ответила я удивленно.

— А вам? — Двадцать три, — еще удивленнее.

— Вы были замужем и развелись или… — Или, — теперь я отвечала уже раздраженно. — Назар Миролюбович, а вам это зачем? — Ну как же, — он хмыкнул, — должен же я знать подробности о девушке, за которой ухаживает мой брат.

Я совершенно искренне ужаснулась.

— Я вам клянусь, у меня с ним ничего не будет! — Это еще почему? И опять этот скептицизм.

— Именно потому что Вячеслав ваш брат. Это нехорошо с моей стороны.

— И почему это нехорошо? Я вновь на секунду впала в ступор.

— А вы не понимаете? — Нет, — отрезал Черный. — Нехорошо обманывать. А вы, Кристина, уж извините, не смогли бы обмануть даже таракана.

И тут я обиделась. Ну сколько можно!!! — Остановите машину.

— Что? — начальник удивился.

— Остановите! — потребовала я, ощущая, как глаза режет из-за сдерживаемых слез. — Хватит! Я сама доеду! — С чего вдруг? — Я не хочу… С вами! — Кажется, слезы я все-таки не удержала. Ну и пусть. — Я честно пытаюсь с вами по-хорошему! Но вы… Сколько можно меня оскорблять?! Черный мрачно на меня посмотрел, но, к моему удивлению, послушался и съехал на обочину. Я сразу попыталась выйти из машины, но дверь оказалась заблокирована.

— Откройте! — потребовала я, зло и совершенно по- детски вытирая щеки ладонями. Как же обидно вновь позориться перед ним… — Не открою, пока вы не успокоитесь, — процедил Назар Миролюбович, поворачиваясь ко мне лицом. — Хватит плакать, Тина.

— Я стараюсь! — всхлипнула я. — Но… вы же постоянно… обижаете! Я хотела отвернуться, но он не дал. Взял в ладони мое лицо и сказал практически в губы: — Я не собирался вас обижать. Просто я такой человек.

«Злодей», — вспомнились мне неожиданно Юлькины рассуждения, а в следующую секунду я застыла, как громом пораженная, потому что твердые и жесткие губы Назара Миролюбовича прижались к моим губам.

От удивления я сделала то ли выдох, то ли вдох — сама не поняла. Но рот приоткрыла, и Черный этим сразу же воспользовался, приоткрывая его еще шире и лаская языком.

Я хотела отодвинуться. Честно, хотела. Но вместо этого почему-то обняла за шею и прижалась крепче, забыв про то, что мы находимся в машине. Выгнулась от удовольствия, ощутив руку Назара Миролюбовича на своей груди, простонала что-то невнятное… и неожиданно услышала тихое: — Ко мне поедем.

Меня будто ледяной водой окатило.

— Нет! — я попыталась отстраниться, но он не дал. Властным и жестким движением взял меня за волосы на затылке, запрокидывая голову, и прошептал: — Что, одну ночь без тебя не переживут? Я кивнула, хотя это далось мне с трудом, и Назар Миролюбович усмехнулся.

— Не говори ерунды, Тина. Впрочем… ладно. Хочешь, я через пару часов отвезу тебя домой? — Через пару часов после чего? Я затупила по полной программе, да.

— Ты знаешь, — ответил Черный вкрадчиво. — И прекрати упрямиться, детка. Все равно этим закончится.

Ненавижу, когда меня называют деткой.

— С чего вы взяли! — я с силой толкнула Назара Миролюбовича в грудь. — Вы сами говорили, что я могу сказать вам «нет»! И я говорю. Мне надо домой! Он вновь усмехнулся, дотронувшись большим пальцем до моей нижней губы.

— Перечим? — шепнул провокационно, искушающе. — Спорим? Сопротивляемся? Ладно, Тина. Ладно. Так даже интереснее.

И отпустил. И даже дверь открыл.

— Иди, если так хочешь. Но в понедельник опаздывать не вздумай, поняла? Чтобы была на рабочем месте в девять, как и положено.

Изверг и тиран. Ненавижу.

— Поняла, — буркнула я, практически вываливаясь наружу, в холод и слякоть конца октября.

В глубине души я, как типичная романтичная дура, надеялась, что Назар Миролюбович рванет за мной. Но он ведь действительно тиран, деспот и сволочь… так что он преспокойно уехал, а я поковыляла к метро, шмыгая носом и злясь и на себя, и на него.

«Все равно этим закончится».

Размечтался, гад.

Весь вечер я психовала, роняя различные вещи и столовые приборы. Ловила мамины удивленные взгляды и отговаривалась проблемами на работе. Да уж, знала бы она, что это за «проблема»… Я совершенно не хотела быть временным развлечением для собственного начальника. Одно дело — чуть его задобрить, надев платье или притащив вкусное печенье, и совсем другое — ноги раздвигать. Не хочу! И потом, он сам говорил про личный интерес на работе. И с чего вдруг решил его проявить? Он же этого не любит вроде.

Конечно, из любых правил бывают исключения, но… не после же того, как он неудачно женился на своем «служебном романе». Если та история — правда, конечно. А то мало ли, что народ в коллективе болтает.

В общем и целом — неважно, какие именно мотивы двигают Назаром Миролюбовичем, а важно то, что я не хочу подобного «сближения». Значит, надо сопротивляться! В результате в понедельник я вновь отправилась на работу в брючном костюме и без печенья. Что называется: война так война.

Не знаю, чего я ожидала, но я все-таки думала, что поведение Черного изменится после случившегося. Глупая и наивная Кристина… Не зря он так издевается над твоими умственными способностями.

— Тина, чаю, — буркнул начальник, залетая в кабинет, даже не посмотрев на меня. И как тут повоюешь, если твои демарши игнорируют? Когда я пришла к Назару Миролюбовичу вместе с чаем, он сидел за столом и ругался с кем-то по телефону. Разговор был на повышенных тонах, но к сути я не прислушивалась — была погружена в себя и свои проблемы.

Теперь Черный на меня посмотрел… и взгляд его сразу наполнился насмешкой. И такой издевательской, что мне захотелось швырнуть чашку ему в лицо.

Я уже собиралась разворачиваться и уходить, но Назар Миролюбович шепнул: — Подожди.

И пришлось застыть возле стола. Черный кивнул на стул, и я, еле слышно вздохнув, села, ожидая окончания разговора с клиентом.

Минут через пять Назар Миролюбович положил трубку и раздраженно сказал: — Дебил. Ладно, фиг с тобой, золотая рыбка… Теперь про тебя, Тина.

Я напряглась и сжала руки на коленях. Сейчас начнется… Дыши, дыши… И не вздумай реветь.

— Я не собираюсь тратить время на твои подростковые проблемы, — произнес Черный жестко. — Если ты хочешь поводить меня за нос, бога ради, но давай не будем вмешивать сюда работу. Ты ходишь в офис в юбках или платьях, мы договаривались. Поняла? И как тут повоюешь. Он же меня убил одним выстрелом.

— Я могу ответить «нет»? — спросила я глухо и вздрогнула, когда Назар Миролюбович рявкнул: — Нет, не можешь! Так же, как я не могу не платить тебе зарплату. Лишить премии могу, а не платить зарплату — нет.

Поняла, детка? — Не нужно меня так называть, — процедила я, съеживаясь на стуле. Ненавижу гада! — Я терпеть не могу это дурацкое слово.

— Хорошо, — к моему удивлению, Черный спорить не стал, просто пожал плечами. — Договорились. И если ты все осознала про свой внешний вид, то иди, работай.

Так… и больше ничего?..

— А… — начала я, и Назар Миролюбович гаркнул: — Тина! Иди! У меня работы вагон и маленькая тележка. Я совершенно не желаю выяснять отношения еще и с тобой.

Потом! — Потом суп с котом, — пробурчала я едва слышно, вставая со стула, но начальство расслышало и подняло брови.

— Что ты там шепчешь, Тина? — Ничего, — я насупилась. — Вспомнила, что еду коту надо купить. Вкусную.

— Коту? — Назар Миролюбович усмехнулся. — И как зовут твоего кота? — Троглодит.

Брови поднялись еще выше.

— Как-как? — Троглодит! — почти крикнула я. — И вы с ним очень похожи.

Оба черные, вечно голодные и… наглые! Предчувствуя угрозу — судя по потемневшему лицу Назара Миролюбовича — я метнулась к двери, но добежать не успела.

Точнее, успела — и оказалась прижатой к этой самой двери, а начальник тем временем сжимал ладонями мои ягодицы… — Между прочим, это сексуальное домогательство! — пискнула я, застывая на месте. По телу от попы проходили горячие волны возбуждения, а между ног все напряглось и требовательно заныло.

— Неужели? — шепнул Назар Миролюбович мне на ухо, а потом ласково прикусил мочку. — И как ты собираешься это доказывать, кошечка моя? — Почему кошечка? — спросила я удивленно, попытавшись вырваться, но вместо этого только потерлась бедрами о пах начальника. Черт, ненавижу ведь, а приятно… — Тебе ведь «детка» не нравится. Значит, будешь кошечкой.

Даже котеночком. Маленькая, глупенькая, но иногда кусается и царапается. Очень мило, Тина.

— А вы! — я возмутилась, дернулась сильнее. — Назар Ми… Сопротивление захлебнулось, когда Черный перевернул меня лицом к себе и поцеловал, сжав пальцы на бедрах. В голове у меня моментально помутилось, но стоило только чуть расслабиться, как Назар Миролюбович прервал поцелуй и, хмыкнув, сказал: — Все, Тина. Хорошего понемножку. Иди работать.

Он выглядел настолько самодовольным, что я решила сообщить: — А я все равно… — Да-да, — отмахнулся начальник. — Я понял. Ты говоришь мне твердое «нет» и так далее. Иди, говорю. Некогда мне глупости обсуждать.

И буквально вытолкнул за дверь.

Кажется, я проиграла эту войну, даже не успев начать… Через час я решила, что одна проигранная битва (ну, или две…) — это еще не вся война, и я буду сопротивляться до последнего.

При этом изнутри меня грызли одновременно два червяка.

Один шептал «Предлагаю сдаться», а другой вопил что есть мочи «Немедленно пиши заявление об уходе!!!» Ну да. Нет начальника — нет проблем, разве не так? Вот только капитуляция — не мой метод. И бегство от неприятностей — отже. Я никогда так не делала, полностью принимая все, что со мной случалось.

И я не хочу бежать, до конца не определившись, смогу я быть юристом или нет. Конечно, не таким, как Черный… просто юристом. Средненьким, но юристом.

Плюс мне совершенно не хотелось расстраивать маму и дядю Сережу. Если я проработаю в «Юрконе» хотя бы год, а потом уволюсь — это одно, а если я напишу заявление сейчас… Они ведь будут переживать. А я очень не хочу, чтобы они переживали. Особенно дядя Сережа, он ведь столько сделал для нас с мамой.

Больше в тот день Назар Миролюбович ничем не напоминал мне о своих притязаниях, а просто работал, как проклятый.

Вечером же я со сверхскоростью сбежала из офиса, улучив момент, когда начальник говорил по телефону. Сбежала, выбежала на улицу и вздохнула с облегчением — Вячеслава видно не было. Ура! Оказалось, рано я радовалась. Брат Назара Миролюбовича поймал меня возле метро буквально за локоть.

— На этот раз я решил быть умнее, — засмеялся он, наблюдая за моим вытянувшимся лицом. — Добрый вечер, Кристина.

М-да. Как говорит одна из моих институтских подруг — убиться веником.

— Не уверена, что он добрый, — сказала я, косясь на очередной… да, веник в его руках. Красивый… Белые и красные розы. Романтика и страсть. Когда мне последний раз дарили цветы?..

— А я уверен, — хмыкнул Вячеслав. — Пойдемте, я вас домой отвезу. Не буду настаивать на ресторане, понял уже, что вы откажетесь. Но букет возьмите, пожалуйста. Мне будет очень приятно.

По правде говоря, мне тоже было приятно. Где-то в глубине души. И что он цветы принес, и что не отступился так легко… Только вот непонятно, зачем? Может, брату насолить хочет? Нет, глупости, я ведь не жена и не любовница, просто секретарь.

Машина у Вячеслава оказалась совсем не такой, как у брата.

Белый мерседес. Настолько же пафосный, насколько и белый — ну просто ни потека грязи. Где это видано осенью-то? Помыл он свою машину, что ли, полчаса назад?..

— Садитесь, Тина.

Мне галантно распахнули дверь, помогли сесть, закрыли дверь. Да, иногда приятно почувствовать себя женщиной.

Вячеслав сел на водительское место и завел машину, спросил у меня адрес. Я назвала, он кивнул и вырулил на дорогу.

— Какую музыку предпочитаете? — поинтересовался, бросив на меня быстрый лукавый взгляд и улыбаясь мягко и обаятельно. Да уж, их с Назаром Миролюбовичем захочешь — не перепутаешь.

— Спокойную, — ответила я, прижимая к себе букет, как защиту от внешнего мира. — И желательно, не отечественную.

Не впечатляют меня наши эстрадные исполнители.

— И зря. Я вот бардовскую песню люблю очень, и фолк тоже.

Я промолчала, чтобы не показаться дурой. Я в последнее время слушала в основном песенки из детских фильмов и мультиков. «Мы теперь утята, и так прекрасно на свете жить», «От улыбки станет всем светлей», «Новогодние игрушки, свечи и хлопушки» и так далее. Я плохо представляла себе, что такое фолк, зато я могла сходу спеть песенку про тридцать три коровы или прекрасное далеко.

Вячеслав включил что-то ненавязчивое, без слов, просто музыку, и спросил: — Как вам работается с моим братом, Тина? У меня дернулся глаз.

— Нормально.

Мужчина усмехнулся.

— Ой, обманываете. С Назаром очень непросто бывает… — Бывает, — не стала отрицать я. — Но мало ли, что и у кого там бывает. В целом — нормально. Ваш брат — прекрасный специалист, и уже только за это ему можно многое простить.

— Можно, — фыркнул Вячеслав. — И я этим всю жизнь занимаюсь. Прощаю ему его сложный характер и пытаюсь найти общий язык. В детстве это было проще, а потом отец ушел от мамы, и Назар очень изменился. Появилась эта резкость, непримиримость, жестокость даже. Ну, вы понимаете.

— Угу, — буркнула я, отворачиваясь, чтобы он не заметил моих эмоций. Как-то нехорошо так про брата… — Вот и сейчас. Пришел я к нему за родственной помощью, а мне — фиг с маслом. На других клиентов у него время есть, а на собственного брата… Честно говоря, я сомневалась в том, что Назар Миролюбович мог отправить Вячеслава восвояси исключительно по этой причине.

— А что у вас случилось? — Иллюстрацию у меня стащили, — вздохнул брат начальника.

— Стащили и используют теперь повсюду. На сайте, на пакетах, на рекламных буклетах — везде. А денег мне не платят.

Что-то здесь было нечисто, но я промолчала.

— А Назар мне помочь не хочет. Не интересно ему, когда дело слишком простое, и времени на меня нет. Вот они какие — родственные чувства.

Я по- прежнему не знала, что сказать, поэтому пробубнила нечто неразборчивое. Но Вячеславу, кажется, и не требовался мой ответ.

— Ладно, Тина, что я все о себе да о себе… — Он вновь обворожительно улыбнулся, показав идеально ровные и белые зубы. — Лучше скажите мне, что вы делаете в субботу? — В субботу? Занимаюсь с дочерью. Я очень мало вижу ее на неделе, поэтому все выходные провожу с ней, извините.

— Ну и отлично, — огорошил меня Вячеслав. — Приходите ко мне вместе с дочерью. У меня мастерская, ей там будет интересно. Заодно я ее нарисую и вам портрет подарю.

Придете? Я закусила губу.

 

— Понимаете… — Да ладно вам, Тина, — засмеялся мужчина. — Что я вас, съем? Тем более, с дочерью. Соглашайтесь. Уверен, вы никогда не были в мастерской художника.

— Дело не в этом, — вздохнула я. — Просто вы брат моего начальника… — Ну так брат же, — подмигнул мне Вячеслав, — а не сам начальник. Как там говорил Карлсон… я же лучше собаки, правда? Я улыбнулась.

— Даже не знаю… — Соглашайтесь, Тина, — сказал он уже серьезно. — Я обещаю — Назар ничего не узнает. И вы хорошо проведете время с дочкой. Ну? Уговорил я вас? Я точно пожалею об этом. Точно пожалею.

— Уговорили… Впрочем, до субботы еще нужно было дожить, а это не так просто, учитывая обстоятельства. Или одно обстоятельство? Моего начальника.

Во вторник я надела платье из виденных им ранее и потопала на работу без печенья. Теперь никакого печенья, хватит.

Переборщила я… Все не задалось с самого утра. Назар Миролюбович пришел в офис в ужасном настроении — впрочем, когда оно у него было хорошим? — буркнул мне традиционное «Чаю!», скрылся в кабинете и сразу начал с кем-то ругаться по телефону. Я сделала чай, налила его в чашку и направилась к начальнику.

И как только я подошла ко входу в кабинет, дверь резко открылась и прилетела мне прямо в лоб. Но если бы дело было лишь в этом… Чай я, естественно, не удержала. Повезло, что уронила не на себя, а на пол, только запястье ошпарила. Лбу досталось куда сильнее.

— Ай! — пискнула я, хватаясь за ушибленное место. Слезы брызнули из глаз, как из брандспойта, и я чуть не осела на пол.

Меня вовремя подхватили под локоть.

— Тина! — рявкнул Назар Миролюбович где-то над моей головой. — Угораздило же тебя! Я бы поспорила с этим утверждением. Угораздило же его так резко распахнуть дверь! В конце концов, он сам звал меня вместе с чаем к себе в кабинет! Но спорить, когда у тебя голова на части раскалывается и запястье горит, словно огнем опаленное, занятие неблагодарное, ненужное и бесполезное. Поэтому я промолчала, только провыла что-то бессвязное.

А Черный взял и схватил меня за поврежденную руку… — Блин! — завопила я, вырывая ладонь и подпрыгивая чуть ли не до потолка. — Больно! — Да прекрати ты трястись! — возмутился Назар Миролюбович, вновь хватая меня за локоть и затаскивая в свой кабинет. — Мне надо посмотреть! — Зачем?! — простонала я, но он не ответил. Молча усадил на диван, а потом я ощутила, как Черный пытается отнять мою руку от ушибленного лба, и опустила ее сама. Все равно ведь не отстанет, а я не хочу, чтобы он мне еще и пальцы переломал.

— Ну вот, — сказал Назар Миролюбович, наклоняясь над моим лицом. Я открыла глаза и сглотнула, столкнувшись взглядом с глазами начальника. И глаза эти смеялись. — Шишки толком нет. Что же ты так кричала, Тина? Сейчас я «Троксевазин» найду, помажем.

— Не надо! — возразила я, поморщившись. — Не хочу ходить с желтым лбом! — А с синяком, значит, ходить хочешь? — фыркнул Черный.

— Да! Буду всем говорить, что это вы мне дали в лоб за несообразительность.

Назар Миролюбович секунду помолчал, а потом расхохотался.

— Замечательная идея, Тина! Только я тебе напомню кое-что.

Статья 128.1 «Клевета» гласит, что распространение заведомо ложных сведений наказывается штрафом до пятисот тысяч рублей. Как тебе перспектива? Я надулась.

— Это еще надо доказать! — Сомневаешься, что я смогу? — протянул Черный. — Можем попробовать, если хочешь.

— Не хочу, — буркнула я, и начальник усмехнулся.

— Трусиха. Ладно, раз не хочешь мазь, значит, воспользуемся рецептом моей мамы.

— Каким еще ре… Я не договорила, потому что Назар Миролюбович наклонился и поцеловал меня в лоб.

Ну да, точно. Мамин рецепт.

— Легче? — протянул издевательски. Сволочь… первостатейная.

— Нет! — заявила я, нахмурившись. — И… Еще один поцелуй, но теперь уже в нос.

— А так? И взгляд такой… хитрый и наглый.

— Нос вы мне не ушибли.

— А это профилактика. От ушибов. И вот еще… Назар Миролюбович попытался поцеловать меня в губы, но я увернулась. Он хмыкнул, взял меня за подбородок, чтобы не могла увернуться — и поцеловал.

Типично по- тирански так — жестко и непримиримо.

Я попыталась его оттолкнуть, но вместо этого только заскользила ладонями по мужской груди, наслаждаясь ее твердостью. Тина, давай, опомнись… Опомниться я не успела. Черный отпустил меня сам, провел пальцем по нижней губе, самодовольно улыбнулся и сказал: — Сейчас я тебе дам две мази. И от ушибов, и от ожогов. Сама решишь, что будешь мазать, а что нет.

— У вас тут целая аптечка? — пробурчала я, вновь пытаясь отстраниться, и опять потерпела неудачу.

— Не целая, но кое-что есть. У нас с братом отец врачом был, приучил, что все самое необходимое должно быть под рукой на всякий случай. А уж на работе — тем более, я тут столько времени провожу. Все, Тина, иди на место. Я сейчас принесу мази, а ты сделай мне пока чаю.

Я продолжала сидеть и мрачно глядеть на Назара Миролюбовича.

— Что? — фыркнул он, проведя ладонью по моей щеке. — Не заслужил я чай, да? Придушить бы его… — Вы мой начальник, — сказала я спокойно. — Вы всегда заслуживаете чай.

— Мне нравится этот ответ, — похвалил меня этот деспот. — Ты молодец, Тина. Иногда бываешь умницей.

— Спасибо, — съязвила я. — Рада, что все же бываю хотя бы иногда.

— О да, бываешь. Особенно когда приносишь печенье… Я сделала вид, что не поняла намек. Молча встала с дивана и удалилась из кабинета.

И могу поклясться — вслед мне раздался тихий смешок.

Такой… типичный смешок тирана и деспота.

Придушила бы, честно! Сначала расцеловала, а потом придушила. Или наоборот. Как повезет.

После этого практически весь вторник я Назара Миролюбовича не видела. То к нему клиенты приходили, в том числе писатель Мельников, то он сам уехал в суд. Я даже расслабилась — думала, все, сегодня я уже начальника не увижу. Рано радовалась… Без десяти шесть мой личный тиран зашел в офис. Посмотрел на меня внимательно и пристально, а затем сказал: — Тина, собирайся. Отвезу тебя домой.

Это был не вопрос, нет. Констатация факта.

— Спасибо, я сама справлюсь, — ответила я твердо, и Назар Миролюбович не менее хладнокровно добавил: — Если ты хочешь, чтобы я пронес тебя через весь офис на плече — тогда пожалуйста, спорь дальше. Считаю до десяти — и просто выношу тебя отсюда. Раз… Я опомнилась на счет «четыре».

— Назар Миролюбович, вы что, с ума сошли? — вскочила с кресла и уставилась на начальника с возмущением. — Вы представляете, что после этого люди скажут? — Конечно. Что ты напиваешься на работе, например. Пять.

Кажется, у меня задергался глаз.

— Назар Миролюбович! — взмолилась я. — Пожалуйста, не надо! — Ну ты одевайся, и тогда все будет хорошо. Шесть.

Я злобно зарычала и полезла под стол — за сапогами.

— Умница.

Ненавижу. Ненавижу, блин!!! Как я семенила за Черным по офису — история отдельная.

Сделала мордочку кирпичом и шагала быстро-быстро, не глядя по сторонам, чтобы не спотыкаться об удивленные взгляды.

Остальные сотрудники тоже постепенно расходились по домам, но все равно наверняка заметили, что я иду к выходу вместе с Назаром Миролюбовичем.

Ну и пусть заметили. Мало ли, зачем я могу с ним идти? Может, мне… Тьфу, у самой даже ничего придумать не получается. Не зря он говорит, что я врать не умею.

Уже посадив меня в машину, Черный с иронией заглянул мне в лицо и сказал: — Смотрю, ты как-то умудрилась обойтись без фингала.

— А вы хотели, чтобы у меня во лбу горела звезда? — буркнула я, нахмурившись. — Я просто холодное приложила. И запудрила.

А так там все есть, не видно только.

— Ясно. Загримировала, в общем. Умница, Тина.

Сволочь. Как бы его переключить с моей персоны на что- нибудь другое?..

Про работу. Точно. Надо заговорить про работу.

— Вы все-таки решили взяться за дело Мельникова? Он вроде довольный сегодня ушел… — Решил, — кивнул Назар Миролюбович. — Я говорил — люблю сложные задачи. Попробуем побороться.

— А за дело вашего брата почему не хотите взяться? Черный покосился на меня с откровенным раздражением.

— Что, Вячеслав тебе уже нажаловался? А ты и уши развесила, как я посмотрю.

— Ничего я не развесила, — огрызнулась я. — Наоборот, я усомнилась в правдивости этого рассказа.

— Неужели? — кажется, начальник искренне удивился. — С чего бы это? — А с чего бы мне развешивать уши, как вы выразились? — я скрестила руки на груди и пожала плечами. — Я же знаю, что вы — профессионал своего дела. И не стали бы отказывать человеку, и неважно, брат он или нет, если бы это самое дело того стоило. А раз отказали — значит, не стоит.

Назар Миролюбович молчал несколько секунд. Потом выдал: — Не ожидал, Тина.

Мне захотелось в него плюнуть. Но я сдержалась.

— Ты иногда проявляешь чудеса проницательности. Что ж… раз так, я объясню. Или оставить все при себе? — Нет уж. Объясняйте.

Черный хмыкнул.

— Любопытство сгубило кошку, ты в курсе, Тина? Я внимательно посмотрела на начальника и спокойно заметила: — У кошки девять жизней, Назар Миролюбович.

Он проигнорировал этот мой выпад. Наверное, не верил в девять кошачьих жизней. А зря… — Если вкратце… Вячеслав, в отличие от меня, художник.

Многие из них без царя в голове. Не могу сказать того же про брата, но способность анализировать свои поступки у него пониженная. Итак, некоторое время назад Слава согласился нарисовать своему знакомому картинку для сайта. Знакомый этот затевал сеть литературных кафе, и Славка предполагал, что тот прогорит. Написал ему нечто вроде расписки — мол, рисую картинку, передаю ее гражданину такому-то. Фигня на постном масле, а не договор, но Славка и документы — вещи несовместимые… Знакомый этот раскрутился, начал повсюду пихать картинку брата, вот он и возмутился. Ему-то за нее только сто долларов были заплачены, а теперь что? А теперь прибыль проходит мимо Славки.

— Вы сможете выиграть это дело… — протянула я, и Назар Миролюбович кивнул.

— Разумеется. Тут даже напрягаться особенно не придется.

Но, Тина… Славка сам дурак. Сначала согласился на сто долларов, договор не оформил нормально, а теперь хочет урвать свой кусок хлеба. Владелец этих кафе, кстати, уже убрал его картинку отовсюду, пошел навстречу, но платить отказывается. Точнее, — Черный иронично усмехнулся, — отказывается платить ту сумму, которую у него Славка затребовал. По суду-то можно выбить, но мараться мне не хочется. Я лучше, вон, Мельниковым займусь.

Теперь я все поняла. Получается, Назару Миролюбовичу просто не хочется вести дело, где истец желает нагреться на чужом бизнесе, который поначалу считал провальным.

Действительно — это все попахивает весьма и весьма гадостно.

— Я удовлетворил твое любопытство, Тина? Да что же он за человек такой. Только я переполнилась к нему симпатией, как он бац — и все перечеркивает очередной своей издевательской фразочкой.

— Угу, — пробурчала я и нахохлилась.

Начальник промолчал, улыбнулся только. А минуты через две мы подъехали к моему дому.

— До завтра, Тина, — сказал Назар Миролюбович, поворачиваясь ко мне… а я уже испуганно вываливалась из машины под его веселый смех.

— До завтра! — крикнула и побежала к подъезду.

Нет уж. Никаких поцелуев! Сегодня тираннозавры на диете.

Мама дооооолго пялилась на мой замазанный тональником и запудренный лоб, а потом заявила: — Это кто же мою дочь так стукнул? — Начальник, — призналась я откровенно и мстительно улыбнулась, заметив, как расширились мамины глаза. — Кружкой прям по лбу дал. Чтобы не тупила.

— Вот паразит, — возмутилась родительница. — Ты ему ватрушки-печенюшки, а он тебе кружкой по лбу.

— Точно, — кивнула я, подхватывая на руки дочку и целуя ее в мягкую щеку. — А ты меня еще и сватаешь этому паразиту! Мама вздохнула.

— Так я не то чтобы именно ему, Тинка… Я думала, начнешь носить платьица, расслабишься, глядишь — и появится кто- нибудь… — У меня есть Юльчонок. И вы с дядей Сережей и тетей Дашей. А больше мне никто не нужен, — ответила я твердо… и вспомнила Вячеслава.

Вот зря я согласилась с ним встретиться в субботу. Нет, не так. Зря я согласилась с ним встретиться вообще, а не только в субботу.

Тиран Миролюбович узнает — всю плешь мне проест… В среду с утра я очень тщательно замазывала свой синяк на лбу, который стал чуть ярче, чем накануне — но, как оказалось, зря. Черный весь день был в разъездах и не приехал даже к вечеру. Отзвонился только, заданий надавал по самую макушку.

А в четверг я сразу почувствовала себя в безопасности, потому что Назар Миролюбович приехал не один, а с Яриком.

Значит, начальство будет вести себя прилично… ну, по крайней мере я на это надеялась.

Ярик страшно обрадовался, что я вновь буду с ним сидеть, и на радостях не удержал чашку с чаем. Хорошо, что не ошпарился… — Папа говорит — посуда бьется к счастью, — проговорил мальчик, когда я, пыхтя, встала с коленей, вытерев лужу и убрав осколки.

— К счастью — это когда что-нибудь одно, — сказала я наставительно. — А если больше, то это уже к несчастью.

— Не бойся, Тина, — заметил Ярик важно. — Я больше ничего бить не буду. Честное слово.

Весь в отца… Примерно через два часа после начала рабочего дня — к Назару Миролюбовичу в это время как раз пришли клиенты — я осознала: в приемной слишком тихо. Поглядела на Ярика — мальчик уснул над книжкой.

И вот… подумаешь, уснул. Но что-то меня кольнуло. И я, тихонько встав со своего места, подошла к ребенку и осторожно дотронулась до его лба.

Та-а-ак… Может, другая женщина и не ощутила бы разницы, но я все- таки не просто женщина — я мама. И я прекрасно знаю, каким должен быть лоб здорового ребенка. Теплым, но не горячим, и сухим. У Ярика же явно была температура.

Я нервно покосилась на кабинет Черного. Клиенты важные, но что важнее — сын или клиенты? Вот и проверим. Не сожрет же он меня за своеволие.

Я вздохнула, поправила юбку и блузку, поглядела на свое отражение в стекле шкафа. Ничего так… Только глаза блестят, как у безумной. Страшно! Решительно прошагала до двери в кабинет, распахнула ее, чуть запнулась на пороге, заметив крайне удивленный взгляд начальника, кашлянула и заявила: — Назар Миролюбович, извините! У нас чэпэ! Простите, Виктор Игоревич, Станислав Николаевич, — я вовремя вспомнила имена клиентов. — Но встречу придется перенести.

— Тина… — в голосе Черного звенела угроза, и я поспешила добавить: — Простите за неудобства, но непредвиденные обстоятельства… Я позвоню вам в ближайшее время и назначу новую встречу с Назаром Миролюбовичем.

Один из мужчин — кажется, это был Виктор Игоревич — весело хмыкнул.

— Решительная у вас помощница. Не пожар, надеюсь, случился? — Нет, — я помотала головой.

— Ну, тогда не страшно. Справитесь. Ладно, мы пойдем.

Вставай, Стас, видишь, чэпэ у них.

Я какое-то время еще рассыпалась в извинениях, потом проводила клиентов до выхода, а вернувшись в кабинет начальника, застала его практически извергающим огонь ноздрями.

— Тина, — процедил Черный, прищуриваясь, — надеюсь, ты найдешь уважительную причину для подобного вмешательства.

Тебе колоссально повезло, что сегодня у меня в кабинете сидели именно эти двое. Большинство моих клиентов не потерпели бы такого хамства.

Да. Я была в курсе.

И решила не тратить драгоценное время на объяснения.

— Назар Миролюбович… Ярик заболел.

Начальство изменилось в лице.

— Заболел? — Да. Он уснул, я подошла, потрогала лоб… Слишком горячий. Я просто знаю, каким он должен быть, понимаете… — Понимаю, — отмахнулся Черный. — Пойдем, сам пощупаю.

Ярослав по- прежнему продолжал спать, сидя на диване, и дыхание его было тяжелым, больным. Назар Миролюбович аккуратно дотронулся ладонью до лба сына и сразу покачал головой — видимо, ему тоже не понравилось то, что он ощутил.

— Тина, — сказал начальник негромко, — у меня к тебе огромная просьба. Сегодня ты останешься в офисе, а я поеду домой с Яриком. Завтра же я попрошу тебя посидеть с ним у нас дома, а сам буду в офисе. Сможешь? — Да, - ответила я нерешительно. — А… у вас вроде няня… — Екатерины Игоревны не будет до понедельника. У нее умерла сестра, она на похороны уехала.

— Ох… — Да уж. Все, Тина, — Назар Миролюбович подхватил Ярика на руки и кивнул мне. — Я поехал. Всех, кто будет меня разыскивать, проси перезвонить завтра.

— Хорошо, — кивнула я и зачем-то добавила: — Не волнуйтесь, я справлюсь.

— Я знаю, что ты справишься, — почти огрызнулся Черный, выходя из офиса.

И надо же — он вроде бы послал меня сейчас. А я так обрадовалась! «Я знаю, что ты справишься» — это ведь на самом деле комплимент. И неважно, что сказан он был очень раздраженным тоном. Все равно комплимент.

Эх. Люблю, когда он меня хвалит. Жаль, что это бывает очень редко.

До конца рабочего дня от Назара Миролюбовича не было ни слуху, ни духу. И сама я его тоже не беспокоила, хотя мне иногда хотелось позвонить и спросить, как дела у них с Яриком.

Я волновалась. Глупо, наверное, но… как можно не волноваться за такого прекрасного ребенка? Хитрый маленький жук, но прелестный. Жаль, что растет без мамы.

Без десяти шесть раздался звонок на мой мобильный телефон. Звонил Черный, и кто бы объяснил мне, почему сердце несколько раз подпрыгнуло в грудной клетке? — Тина, алло.

— Да, Назар Миролюбович. Как там Ярик? — Спит. — Голос начальника был глухим и явно уставшим. — Врач только что ушел. Я уж думал, вообще не явится… Ладно.

Тина, мне нужно, чтобы ты была завтра у меня дома к восьми часам утра. Сможешь? — Конечно. А… — Адрес запиши. И захвати на всякий случай маску, чтобы не заразиться.

— А что у него? Грипп? — Нет, слава богу. Простуда. Капризничает страшным образом, так что готовь свои нервы.

— Они у меня всегда готовы, — сказала я с улыбкой, и на том конце провода хмыкнули.

Надо же, понял и не обиделся.

— Это точно. Все, Тина, отбой. Иди домой. Хорошего вечера.

— И вам, Назар Миролюбович.

Я положила трубку, по- прежнему улыбаясь, как полоумная.

И кто бы объяснил, почему мне так хорошо?..

Дома мы с Юлькой устроили вечер безумия. Она скакала по кровати, а я пыталась ее поймать. Поддавалась, естественно.

Троглодит в это время сидел на письменном столе и сверкал лукавыми зелеными глазами, глядя на нас, как на неразумных котят.

— Девочки, помните, что у нас в воскресенье? — спросила мама строго, заглядывая в комнату, но тут же расплылась в улыбке, заметив хохочущую Юльку. Да уж, дети — оружие массового поражения в самое сердце.

— Помним, — кивнула я. — День рождения у дяди Сережи. И мы идем в гости! — Ура! — крикнула дочка, особенно восторженно подпрыгнула и свалилась на кровать пузом вниз. Я навалилась сверху и принялась ее щекотать.

— И мы… приготовили… дяде Сереже… большой подарок! — Какой еще подарок? — мама даже испугалась. Она собиралась печь торт — и больше ничего. Дядя Сережа просил так делать уже несколько лет, не желая, чтобы мы тратили лишние деньги.

— Ну как — какой? — притворно возмутилась я, хватая Юльку за аппетитные бока.

— Вот он лежит. Упакуем, перевяжем ленточкой и подарим. А он зажарит и съест! — А-а-ай. Мамуся! — от ли выла, то ли хихикала дочка.

— Вре- е-ешь. Дядя Сережа не будет меня е-е-есть! — Это еще почему? Ты же такая вкусная! — заявила я, впиваясь зубами Юльке в попу. Не больно, конечно. Зато смешно — моя малышка зашлась хохотом, пытаясь перевернуться и освободиться от коварного жопокуса.

На самом деле я действительно придумала подарок для дяди Сережи. Но маме решила не говорить. Пусть будет сюрприз.

На следующий день я была возле квартиры Назара Миролюбовича, как и договаривались, к восьми.

Ночью сильно похолодало, и утром оказалось, что все улицы завалило снегом по самую макушку. К сожалению, он уже начинал таять, совсем не аппетитно причавкивая при ходьбе, и отовсюду раздавались звуки не слишком веселой и совершенно не весенней капели.

Жаль. Я бы предпочла сразу мороз. Не люблю слякоть.

Назар Миролюбович жил практически в центре города, в новостройке. Естественно, в элитной, но не помпезной. Как-то здесь все оказалось без выпендрежа. Впрочем, ожидаемо — мне кажется, Черный вообще не очень любит выпендреж.

Открыл начальник сразу, как я позвонила в дверь. Оглядел меня с ног до головы, остановившись в конце концов на красном от холода кончике носа, и сказал: — Доброе утро, Тина. Ты завтракала? Я чуть не упала прямо на пороге.

А Назар Миролюбович между тем затащил меня в коридор, стянул с головы шапку и, посмотрев на мое ошеломленное лицо, повторил почти по слогам: — Ты завтракала? — Д-да… — пробормотала я, силой мысли пытаясь отогнать от себя чудесное видение: как мы с Черным сидим на кухне и поедаем яичницу.

— Хорошо. Тогда раздевайся, проходи. А я должен бежать, мне сегодня в суд с утра. Звони, если что.

Я кивнула, а Назар Миролюбович продолжал: — Ярик еще спит. Походи пока по квартире, чтобы сориентироваться, где тут что. Как проснется — разогрей ему завтрак, я на плите оставил. Там и на твою долю есть, если захочешь, тоже поешь. На кухонном столе бумажка с предписаниями врача, не потеряй. Выполнять неукоснительно! Там несложно — таблетка после еды, полоскание каждые три часа, сосалки для горла. Будет капризить — шантажируй его гематогеном. Он любит.

— А вы? — поинтересовалась я и даже не смутилась, когда Черный окинул меня недовольным взглядом.

— И я. Еще дурацкие вопросы будут? Я помотала головой.

— Прекрасно. Если повезет, к четырем я приеду, и твой рабочий день закончится. Да, кстати, чуть не забыл — обед в холодильнике. В кастрюльке суп, в сковородке макароны по- флотски.

— Это вы тоже любите? И еще один недовольный взгляд.

— Да, Тина, и это я тоже люблю. Как пользоваться микроволновкой, я надеюсь, ты знаешь, но если что, Ярик подскажет.

Кивнул мне напоследок и ушел, захватив портфель. А я, сняв сапоги — пальто чуть ранее с меня стянул сам Назар Миролюбович — нерешительно огляделась по сторонам и задумчиво направилась вглубь квартиры.

Почти как Тесей в Лабиринт Минотавра. Единственное отличие — Минотавр ушел в суд и точно не сможет меня сегодня сожрать.

Хотя… он же вернется.

Первым сюрпризом была здоровенная рыжая кошка, сидевшая посреди белоснежного ковра в гостиной. Обычная кошка, не породистая, просто рыжая, пушистая и большая. И она сверкала на меня зелеными глазищами, похожими на глазища Троглодита.

— Ну вот, — расстроилась я, — а твой хозяин не сказал, как тебя зовут.

Кошка возмущенно дернула хвостом.

— Маркиза, — раздалось вдруг хриплое откуда-то слева, и я резко развернулась.

Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, и в щели торчала взъерошенная голова Ярика.

— Можно Маркиса, — продолжал мальчик, окончательно заходя в гостиную. — Папа Маречкой еще называет.

Удивление от того, что Назар Миролюбович может называть кого-то — даже кошку! — Маречкой — сменилось на возмущение от того, что ребенок стоял на полу босиком.

— Так, — я поставила руки в боки, — ты чего это без тапочек? А ну-ка, вернись и надень.

— Я их не нашел, — шмыгнул носом Ярик, и я была вынуждена пойти с ним в его комнату искать тапочки.

Тапочки оказались под кроватью, в самом дальнем углу.

— У вас, наверное, домовой водится, — пробурчала я, ложась на пол и пытаясь вытянуть наружу искомое. — По ночам встает, ворует тапочки и затаскивает их под кровать.

— Ага, — ответил Ярослав печально. — Папа тоже так говорит.

Только не про тапочки, а про свои носки.

Боже! Я так расхохоталась, что наглоталась подкроватной пыли и начала чихать, как безумная. Надо было маску надеть перед тем, как сюда лезть… Голова дырявая.

В конце концов я все-таки достала эти несчастные тапочки, вылезла и с гордым видом вручила их Ярику.

— Спасибо, — поблагодарил меня мальчик и вновь шмыгнул носом.

— Что с носом? Не дышит? — Ну, так… Чуть-чуть… Знаю я это «чуть-чуть».

— Где капли? Еще несколько минут ушли на то, чтобы закапать Ярославу в нос, а потом мы наконец пошли на кухню завтракать.

И в пути меня осенило… — Ярик… А твой папа сказал, что у вас в холодильнике макароны по-флотски… — Ага, — кивнул ребенок. — Он вчера сделал на ужин.

— А… — я нерешительно закусила губу. — Так он ведь не ест мясо? Ярослав засмеялся — слишком хрипло, нехорошо. После завтрака будем полоскать горло.

— Папа так макароны с сыром и болгарским перцем называет.

Перец — это типа «мясо», а сыр — «лук».

Я фыркнула.

— А обычные макароны по-флотски ты пробовал? С настоящим мясом и луком.

— Пробовал. — Ярик замялся и добавил: — Мне не очень понравилось. И вообще я хочу быть как папа.

— А как же сосиски и колбаса? — лукаво улыбнулась я. Ну какой мальчик не любит это дело? — Вот поэтому я до сих пор и не как папа, — вздохнул Ярик. — Он как сварит сосиску… так я сразу теряю волю.

Я рассмеялась.

— Не переживай. Вот вырастешь — и будешь круче папы. Воли ведь тоже прибавится! — Надеюсь, — заявил ребенок серьезно, безумно напомнив мне в этот момент Назара Миролюбовича.

Даже обнять захотелось. Только вот с начальником я бы никогда в жизни не решилась на подобное, а Ярика обязательно обниму… как только выздоровеет.

На плите обнаружилась сковородка с пышным и безумно красивым омлетом. С помидорами, укропом и сыром. Даже не верилось, что такой омлет мог приготовить Назар Миролюбович. Хотя… почему не верилось? Он ведь идеальный. Вот — и омлет у него идеальный до невозможности.

К омлету Ярик захотел еще сыра, йогурт и какао. Неплохой аппетит у мальчика… У Юльки хуже. Правда, ей и не шесть лет.

А я, понюхав этот самый омлет, решила, что тоже хочу есть.

Бутерброда на завтрак мне вдруг оказалось мало… да и тут такие запахи! — Вкусно твой папа готовит, — сказала я, когда мы с Яриком сидели за столом и уплетали за обе щеки каждый свою порцию.

— Да, — кивнул ребенок. — Очень. Даже лучше тети Кати.

— Тети Кати?..

— Угу. Это няня моя. Хорошая.

Интересно, а у Назара Миролюбовича нет с ней… отношений? И почему это меня волнует? И почему при слове «няня» мне представляется не Мэри Поппинс, а горничная в передничке и мини-юбке?..

— Ярик… а ты в сад не ходишь? Мальчик вдруг надулся.

— Нет. — Ковырнул вилкой омлет как-то нервно и добавил: — Мне там не нравится.

Я решила не развивать эту тему — поняла, что она для него болезненная. Потом у Назара Миролюбовича спрошу… если решусь.

В этот момент на соседний стул вспрыгнула Маркиза, и Ярик сразу забыл обо всех своих бедах. Заулыбался, глядя, как кошка принюхивается к тому, что стоит на столе. И она так напомнила мне этим Троглодита, что я тоже поневоле заулыбалась.

— Красивая. А как она у вас появилась, ты помнишь? Мне было интересно, каким образом Назар Миролюбович завел себе кошку. Никогда бы не подумала, что он может любить домашних животных. Он ведь обожает порядок, а кошки и собаки — это перманентный бардак. Сожранные комнатные растения, растерзанные обои и диваны, сгрызенные тапочки, постоянно сбрасываемые со столов мелкие предметы… Список можно дополнять бесконечно. Как Назар Миролюбович решился? — Помню. Это год назад было, в конце декабря. Мы с папой шли из магазина, а Маркиза сидела на лавочке у подъезда. Снег шел, а она сидела, не шевелилась, и мне ее очень жалко стало.

Я спросил у папы, почему киса здесь сидит. Он сказал, что она кого-то ждет.

На следующий день она опять сидела на лавочке, и снова шел снег. И я тогда подумал: а может, она ждет нас? Я улыбнулась. Конечно, кого же еще она могла ждать? Только тебя, маленького мальчика с добрым сердцем.

— Я спросил у папы, не может ли киса ждать нас. Он сказал — нет, не может. Я расстроился очень, а вечером открыл входную дверь, спустился вниз и забрал Маркизу с лавочки к нам домой.

Вот.

Да, повезло, что она к тому времени не ушла. И не умерла от голода и холода.

— Папа кричал? — Ну… немножко, — Ярик смущенно улыбнулся. — Но я сказал, что уверен: она ждала именно нас. И я это понял, потому что я маленький, и до меня быстрее доходит. А он вот не сообразил.

Я фыркнула.

— Твоему папе, наверное, очень понравился этот довод.

— Наверное… Он сказал, что я хитрый жук. И поставил условие: Маркиза живет с нами до тех пор, пока куда-нибудь несунк… несан… ци… — Несанкционированно, — подсказала я мальчику сложное «взрослое» слово.

— Да. Не-сан-цио-ни-ро-ванно. Не надует.

— И что, — я рассмеялась и, протянув руку, осторожно погладила кошку между ушек, — не надула? — Нет, — заявил Ярик гордо. — Она же не дура! Маркиза умная.

Она только в лоток ходит! И не дерет ничего.

— Кошка без недостатков.

— Нет, — мальчик чуть поник. — С недостатком. Она любит спать на папиной подушке. Даже когда он сам там спит — Маркиза ложится сверху, прям ему на голову.

Я расхохоталась, представив себе Назара Миролюбовича с кошкой на голове. Какая прелесть! Я хочу это увидеть! Подумала — и покраснела от смущения.

— Но он все-таки смирился, — вздохнул Ярик почти совсем по- взрослому. — Сказал… Как же… А! «Маркиза — единственная женщина, способная терпеть мой дурной характер. Поэтому, так уж и быть, пусть спит где хочет».

— Значит, она уже не Маркиза, — я улыбнулась, забирая у Ярослава пустую тарелку.

— А кто? — Королева как минимум.

Рыжая королева подняла голову и заинтересованно дернула ухом.

Кошка, спасенная маленьким мальчиком с заснеженной лавочки, просто обязана быть королевой. Потому что это — поистине королевское везение.

После завтрака мы с Яриком занимались его здоровьем — пили таблетки, полоскали горло, а потом я уложила ребенка спать, напоив перед этим чаем с медом, чтобы потел.

Температура у него была еще повышенная, хотя и не настолько, как вчера.

— «Хроники Нарнии» читал? — спросила я, и Ярик помотал головой.

— Не. А что это? — Сейчас узнаешь.

Я читала почти час, а Ярик, как и я когда-то в таком же возрасте, слушал, затаив дыхание. Он даже пытался бороться со сном, но сон его в конце концов победил. И я, услышав сопение мальчика — хорошее сопение, почти как у здорового ребенка — отложила книжку в сторону, встала с кровати и ушла в гостиную, прикрыв за собой дверь.

«Хроники Нарнии» были моей любимой историей в детстве.

Потом их место занял «Гарри Потер», вслед за которым пришло увлечение «Властелином колец». Так мы с Олегом, отцом Юли, и сошлись — у нас с ним оказались одинаковые литературные вкусы. Мы обожали читать книги параллельно и обсуждать их друг с другом.

Ну вот, вспомнила Олега и расстроилась. Я по нему иногда скучала. Он был неисправимый мечтатель… не от мира сего. И в юристы пошел, просто потому что надо было куда-то пойти.

Назар Миролюбович совсем другой. И зачем я сейчас их сравниваю?..

Пока Ярик спал, я сидела в кресле в гостиной и читала книжку. Маркиза пристроилась у меня на коленях, оглушительно мурча и жмурясь, а я изо всех сил пыталась перебороть искушение войти в спальню начальника. Дверь туда была как раз напротив моего кресла, и я периодически поднимала взгляд и поджимала губы, понимая: ой, как хочется войти и посмотреть, что там… Но мне ведь не шесть лет. Поэтому я держалась.

Часа через три с половиной проснулся Ярик. Сразу побежал в туалет, а я — на кухню, разогревать обед.

— Я не хочу-у-у, — прогудел из ванной мальчик, и я вспомнила совет Назара Миролюбовича.

— А гематоген хочешь? Молчание, а потом: — Ага-а-а-а.

— Вот. Сначала обед, а после гематоген. Договорились? Фырканье.

— Тина, ты как папа. Он тоже так делает.

— А это он меня научил.

«Плохому».

— А-а-а. Ну… а ты мне еще почитаешь? — Почитаю.

Читать вслух я могла просто бесконечно. И как хорошо, что Юлька и Ярик — из тех детей, что любят слушать книжки! Суп оказался сырным, а макароны «по- флотски» — действительно макаронами с сыром и болгарским перцем. И мы с Ярославом — вопреки его словам о том, что он не хочет обедать — уплетали за обе щеки. Я так, пожалуй, поправлюсь… — А суп тоже папа готовил? — Не. Тетя Катя.

Тетя Катя, значит… Ну ничего. Я сырный суп лучше варю.

После обеда и дольки гематогена мы вновь полоскали горло, а затем отправились в кровать — слушать продолжение «Хроник Нарнии».

Поначалу Ярик любопытно сверкал глазами, но минут через сорок стал клевать носом. Он все же был еще очень слаб, только хорохорился. И впереди у него явно кашель — пока мальчик лишь хрипел, но слизь из горла не выходила. А значит, инфекция его покидать не спешила.

Я только и успела, что закрыть книжку и тихонько выскользнуть из комнаты, как услышала звук от поворачиваемого во входной двери ключа. Посмотрела на часы — четыре часа дня. Значит, Назару Миролюбовичу сегодня повезло, и он смог закруглиться к четырем, как и говорил мне.

Сердце почему-то замерло, когда я вышла в коридор и стала наблюдать за Черным. Он положил свой дипломат на банкетку, снял пальто, убрал его в шкаф, а затем начал разуваться.

— Как прошел день, Тина? — спросил спокойно, кинув на меня короткий взгляд.

— Нормально. Ярик не сильно капризничал. Сейчас спит.

— Хорошо, — кивнул Назар Миролюбович, по-прежнему занимаясь ботинком. — Уже лучше себя чувствует. Он сильно капризничает, когда болеет. Значит, выздоравливает.

В этот момент начальник поднял голову — и буквально обжег меня взглядом.

— Тина… опять ты за свое. Хватит гладить себя.

Точно. А я и не заметила.

Отдернула руки и спрятала их за спину.

— Извините. Я… могу идти? Назар Миролюбович нахмурился, надевая тапочки.

— Идти? — Да. Домой. Вы говорили, что когда вернетесь, я смогу… Он сделал шаг вперед, ко мне, и я запнулась.

Сглотнула.

— Ну? Что ты там сможешь, Тина? И взгляд такой насмешливый.

— Смогу… Назар Миролюбович поднял руку и дотронулся до моей щеки.

Пальцы его были прохладными после улицы, но все равно очень приятными.

— Сможешь.

Последний разделяющий нас метр — и я всхлипнула, почувствовав его губы на своих губах, и его руки — на своих щеках. Назар Миролюбович обхватил ладонями мою голову так, что я не могла пошевелиться, и теперь терзал мои губы.

Властно, но нежно, и так сладко… Я даже не заметила, как сама обняла его, и прижалась крепко- крепко, стремясь быть как можно ближе. Мысли уплыли, утонули, как бумажный кораблик в ручье, и если бы меня в ту секунду спросили, как мое имя, я не смогла бы вспомнить. Я превратилась в комок невыносимо приятных ощущений.

Нежность, желание, страсть… и немного страха.

Слишком мало, чтобы остановить меня.

Остановило другое. В тот миг, когда Назар Миролюбович начал расстегивать верхние пуговицы на моем платье, я вспомнила о спящем Ярике. И перехватила руку начальника.

— Нет.

Черный посмотрел на меня раздраженно.

— Ну что опять? — А если Ярик проснется? Ладонь Назара Миролюбовича легла мне на грудь, сжала, погладила напрягшийся сосок. Ох… между ног все заныло, требуя забыть свои глупые доводы и поскорее заняться делом.

— Это аргумент, Тина. — Сосок тоже был сжат, и я всхлипнула.

— Хороший аргумент. Ты молодец.

— А… Вторая рука скользнула вниз, развела мне ноги и легла на лобок. Сейчас опять имя свое забуду… — Что, киска моя? Назар Миролюбович провел пальцем вдоль клитора, и я задрожала.

— Это пошло… — Что именно? — Киска.

— Ах, это. Хорошо, тогда кошечка. Так лучше? Тягучие, медленные круговые движения, ласкающие мой бугорок… Изверг.

— Лучше. Но… Назар Миролюбович… мне нужно… дом… ой… ох… Как приятно. Все тело в истоме, внизу живота горячо, ноги не держат. И все мысли — об одном… — Нам с тобой сейчас другое нужно, — жаркий шепот возле уха. — Пойдем, Тина. Я запру дверь.

Как мы шли в его спальню — не помню. И что там была за обстановка — отже не помню.

Помню только, как упали на постель, и я запуталась в его руках, которые то расстегивали платье на груди, то задирали юбку, то снимали с меня колготки вместе с трусами, то ласкали пульсирующее от желания лоно. Я запуталась в его губах, которые то накрывали мои губы, то покусывали соски, то целовали шею. Единственным, в чем я не запуталась, были его глаза. Они все время смотрели в мои и сверкали так, будто у Назара Миролюбовича была температура.

Он вошел в меня одним резким движением, стремительно и непримиримо, не оставляя мне даже шанса передумать. Я вскрикнула, обхватывая руками его плечи, ловя губами губы и слыша, как Назар Миролюбович шепчет: — Наконец-то… Я хотела спросить, почему, но не успела — он задвигался, пронзая мою плоть, и каждое движение было настолько ярким и острым, что я с трудом удерживалась от слишком громких звуков. Вместо этого сжимала ладони на плечах Назара Миролюбовича, почти как настоящая кошечка запуская когти в ткань пиджака, который он так и не снял, и жалобно всхлипывала в его жесткие и требовательные губы.

Никогда и ни с кем я не получала такого удовольствия. Мне показалось, оно переполняет меня изнутри, а потом взрывается, выгибая тело дугой и превращая кровь в лаву, а меня саму — в пепел… Назар Миролюбович что-то прохрипел и последовал за мной, сжимая пальцы на моих обнаженных бедрах.

Не знаю, сколько мы так пролежали — молча и тяжело дыша, глядя друг другу в глаза. Не знаю, как у начальника, а у меня не было ни одной внятной мысли.

Мысли пришли позже. Когда Назар Миролюбович уже вышел из меня и, почему-то странно нахмурившись, хотел что-то сказать, но не успел. В гостиной раздался топот явно босых пяток Ярика. Проснулся… и побежал в туалет.

— Я сейчас вернусь, — буркнул Черный, быстро натягивая штаны с трусами обратно. — Ты пока одевайся, Тина.

И как только он выскользнул из спальни, я и опомнилась.

И запаниковала.

И пришла в ужас.

Что я сделала?! Как одевалась, тоже не помню. Помню только, как дрожали руки, когда я выходила в гостиную и прислушивалась к звукам в квартире.

Назар Миролюбович и Ярик были в ванной. Слава богу. Я максимально быстро и тихо промчалась в коридор, обулась, накинула пальто и, схватив сумку, выбежала из квартиры, даже не застегнувшись.

Шапку и шарф забыла. Плевать.

Мне просто было нужно поскорее сбежать оттуда и не видеть глаз своего начальника, в которые я пялилась во время секса, практически не отрываясь.

Боже. Что я сделала?! Нет, не так. Что теперь-то делать?! Никогда в жизни я не пребывала в подобной панике, даже когда узнала, что беременна. Тогда я даже обрадовалась. Я ведь всегда любила детей, ну и в то время я все же была слишком беспечна, чтобы осознать в полной мере весь масштаб катастрофы. Быть матерью-одиночкой не очень-то просто, но тогда я об этом еще не подозревала.

А что теперь? Как я вообще дошла до этого? Ведь зарекалась, изо всех сил гнала от себя все чувства, и вот — пожалуйста. И зачем мне это надо, бесплатной дыркой быть? Тьфу, отвратительно. И дело тут не в бесплатности, а в том, что для Назара Миролюбовича это все просто приятное развлечение. Я только не понимаю, почему я? Он ведь сам говорил, что на работе никаких привязанностей… Впрочем… Дура я, наверное. Разве он ко мне привязан? Поимел и забыл. Это у меня какие-то заморочки, а у Черного все просто. Тем более что он наверняка понимает — я в «Юрконе» долго не продержусь.

Весьма противно ощущать себя вещью, которой попользовались, а теперь выкинут при ближайшей возможности. И нечего ныть — сама виновата.

Он хоть предохранялся?.. Я напряглась. Вроде бы я слышала шуршание от разрываемой упаковки презерватива, но до конца уверенной быть нельзя — в таком неадекватном состоянии мне что угодно могло померещиться, от шуршания упаковки до нимба над головой Назара Миролюбовича.

А ведь завтра еще с Вячеславом встречаться… Ох, как не хочется. Может, сказаться больной? А как же подарок для дяди Сережи?..

В сумке зазвонил мобильный телефон, и я вздрогнула.

Дрожащими руками достала трубку и чуть не уронила ее на асфальт. Звонил, естественно, Черный. А я — опять же естественно — не приняла вызов.

Телефон заходился еще раз десять, и звонок казался мне особенно истошным. Мобильник был в истерике, и я вместе с ним.

Но трубку я так и не взяла. Зачем? Не знаю, что нужно Назару Миролюбовичу, но вряд ли мне сейчас нужно то же самое.

Скрывать от мамы, что ты в панике и отчаянии, сложно, но можно. Тем более что она не знала о моей сегодняшней работе няней и по совместительству сиделкой, и думала, что я была в офисе, как обычно.

Поэтому я лишь сказала: — У Назара Миролюбовича дурное настроение, весь день орал на всех, и на меня в том числе. Еще не отошла просто.

Маму это объяснение устроило, и она оставила нас с Юлькой в покое.

Звонок я, кстати, выключила, и то, что я заметила вызов от Вячеслава в девять часов вечера, уже после того, как дочка сладко засопела, можно считать чудом.

— Алло, Тина. Здравствуйте. Я хотел узнать, все ли в силе.

Мне очень хотелось отказаться. Диарея, головная боль, отравление, простуда, да хоть сифилис — что угодно, только бы не ходить на встречу с братом Назара Миролюбовича. Но… Моя любовь к дяде Сереже была сильнее этого желания.

— Да, Вячеслав. Мы с Юлей приедем к вам в гости.

— Не надо ехать, я за вами сам приеду. К одиннадцати будет нормально? Я вздохнула. Ну, сам так сам. Хуже уже не будет.

— Да. Приезжайте к одиннадцати.

— Отлично, Тина. Тогда до завтра.

— До завтра.

Я думала, что хуже не будет? О, наивная.

Нет пределов совершенству, особенно — совершенству в плане «хуже».

Я не спала почти всю ночь. Паниковала, потела, как спортсмен во время забега, злилась, нервничала и бог знает что еще. Вертелась с боку на бок, даже ходила на кухню пить чай, но этим сделала только хуже. Потом начала бегать в туалет, как оголтелая.

В результате утром у меня были красивейшие синяки под глазами и ужасное настроение.

Синяки я замазала, а вот настроение исправить не получилось. Немного помогла Юлька — в новом платье и с бантиком в косичке дочка была настоящим загляденьем. Кукла с глазками. Я смотрела на нее и радовалась. Что бы ни случилось, у меня будет Юлька.

Без пяти одиннадцать раздался звонок. Я вздрогнула, сразу подумав, что это Назар Миролюбович опять трезвонит. Только я расслабилась: последний его звонок был в десять вечера… Но это оказался Вячеслав.

— Тина, я жду вас внизу, — проговорил он в трубку голосом, полным патоки, и меня даже слегка передернуло.

— Мы идем, — вздохнула я и отключилась. Закинула телефон в сумку, оглядела важную Юльку, уже одетую в пальто и модную шляпку, и сказала серьезно: — Так, Юльчонок. Вести себя хорошо, не капризничать и ничего не канючить. Справишься — вечером получишь конфету.

— Какую? — Глаза у дочки сразу загорелись.

— Секрет, — я улыбнулась, крикнула плескающейся в ванне маме «Мы пошли», открыла дверь, взяла Юльку за руку и выскользнула на лестничную площадку.

Я действительно, на самом деле считала, что хуже, чем вчера, уже не будет. Увы, я ошиблась. И поняла это, как только обнаружила во дворе хорошо знакомую мне машину Назара Миролюбовича, и его самого рядом с ней.

Начальника я увидела первым, раньше, чем Вячеслава.

Пошатнулась, и если бы не Юлька, которую я держала за руку, точно бы упала в ближайшую схваченную морозцем лужу.

Черный мрачно смотрел на меня, скрестив руки на груди.

Затем опустил взгляд вниз, на Юлю — и лицо его смягчилось, как бывало всегда, когда он видел сына. Кажется, начальник собирался что-то сказать… Но ему не дали.

— Тина! — раздался откуда-то справа голос Вячеслава.

Черт. Даже тысяча чертей, я бы сказала.

И зачем он приехал?! Не Вячеслав, конечно — Назар Миролюбович. Мог бы и понедельника дождаться. Обиделся, что я убежала? А кто бы на моем месте не убежал?! Между тем Вячеслав с улыбкой подходил ко мне, а вот Назар Миролюбович, наоборот, без улыбки стоял на месте и просто прожигал меня взглядом. И не только меня.

— Назар? — наконец заметил брата Черный-младший. — А ты что здесь делаешь? Губы начальника искривились в презрительной усмешке.

— Ничего, — бросил коротко, распахнул дверцу своей машины, сел в салон и через пару секунд рванул с места.

— Тина? — протянул Вячеслав, глядя вслед брату, и на этот раз в его голосе был вопрос. Вопрос, на который я все равно не смогла бы ответить.

Поэтому я поступила с этим мужчиной так же, как всегда поступала с Юлькой — я решила его отвлечь.

— Познакомься, дочка, — я подхватила свою девочку на руки и улыбнулась, — это дядя Слава. Дядя Слава, вы тоже знакомьтесь — это Юля, моя маленькая принцесса.

«Принцесса» смущенно хихикнула, а Вячеслав, в последний раз посмотрев на меня удивленно-вопросительно, принялся пожимать дочкину ладошку и умилительно сюсюкать. Как будто Юле не три года, а три месяца.

Назар Миролюбович вел бы себя по-другому… В горле что-то сжалось, и я поспешила спросить: — Ну, отправляемся в большое путешествие? Вячеслав согласно кивнул и открыл перед нами дверцу машины.

Это был ужасный день.

Нет, надо отдать должное Черному-младшему — он тут совершенно ни при чем, он старался изо всех сил. И по дороге в свою мастерскую, а по совместительству квартиру, и позже, когда мы туда приехали. Просто мыслями я была совсем в другом месте. Наверное, там, куда уехал Назар Миролюбович.

Я все время прокручивала в голове то, что случилось накануне, и нашу утреннюю встречу тоже. Вспоминала выражение глаз, ухмылку, резкие и рваные движения.

Чего он от меня хочет? Зачем приехал? Чем это все закончится? Почти гадание. Точно не на ромашке, скорее, на кофейной гуще. Любит-не любит тут абсолютно не в кассу.

А Вячеслав между тем развлекал Юльку. Меня тоже пытался, и я старалась улыбаться, отвечать на вопросы. Даже что-то шутила — банальное до зубовного скрежета, но тем не менее.

Конечно, спасала положение Юля — минут через десять нашей поездки на автомобиле дочка перестала стесняться и начала лопотать. Она у меня вообще существо общительное, когда не смущается.

В Вячеславе чувствовалось небольшое напряжение, которое всегда ощущается, когда человек, не привыкший к общению с детьми, разговаривает с ребенком. Некая опаска, будто этот самый ребенок может вдруг начать кусаться или швыряться предметами. Или, как поется в детской песенке, взорвется — «трах-бабах, и нет его». Юлька эту песенку обожает.

И я в который раз поймала себя на мысли, насколько разные эти братья Черные. Причем, на мою беду, разные не в пользу Вячеслава. Хотя, если так подумать, почему? Он не менее симпатичный физически, чем Назар Миролюбович, вежливый, обходительный, веселый, обаятельный. Мужчина-клад. А я почему-то думаю о его старшем брате.

Любовь зла, да? Ну уж нет, Тина. Никакой любви! — О чем задумались? — спросил Вячеслав, пока Юлька с открытым ртом рассматривала в окно какой-то большой торговый центр.

— Да так, — я улыбнулась, но кажется, кривовато. — Ни о чем.

Глаза мужчины в зеркале заднего вида показались мне обеспокоенными.

— Тина… зачем к вам приезжал мой брат? Хотела бы я знать ответ на этот вопрос.

— Понятия не имею.

И ведь даже не соврала.

— Будьте осторожны, — сказал вдруг Вячеслав. — Назар… он тяжелый человек и умеет быть жестоким.

Я молчала, и он добавил: — Если что, вы можете на меня рассчитывать.

На этот раз от ответа меня избавила Юлька, начав задавать вопросы про усы на троллейбусе, и я с радостью переключилась на дочку.

Нужно заканчивать рефлексировать и попытаться насладиться этим выходным хотя бы немного.

Мастерская Вячеслава действительно оказалась квартирой, но не совсем обычной — это была студия. Не могу сказать, что понимаю это странное пространство, поделенное на зоны, с кухней в центре квартиры. Но мне здесь не жить, так что — пусть будет. В гости наведаться любопытно, а вот существовать я бы предпочла в чем-то более классическом. Квартира Назара Миролюбовича мне больше понравилась.

Тьфу, опять про него думаю.

Зато окна тут были громадные — оно и понятно, художникам свет нужен — и вокруг чудовищный бардак. С учетом общей строгости интерьера — прямые линии, черно-бело-красные цвета, — смотрелось это странновато. Словно в музей современного искусства вдруг решил заглянуть художник из века девятнадцатого и набросал там повсюду своих кисточек. И не только кисточек.

Бумага, краски, карандаши, холсты — все это было повсюду.

Благо, что не на полу. Но на остальных поверхностях точно.

Подойдешь к журнальному столику — а там среди забытых чашек с кофе валяется блокнот с эскизами. Отвернешься — а на телевизоре лежит неведомо откуда взявшаяся там кисточка с засохшей краской.

Даже в туалете я обнаружила ластик. Представила, как Вячеслав рисует, сидя на унитазе, хихикнула и пожалела его уборщицу.

— Вы абсолютно правы, Тина, — закивал Черный-младший, когда я высказала свое сочувствие вслух, — домоправительницы от меня сбегают через месяц, максимум три, стабильно. Не выдерживают. Я уж и доплачивал, и все равно — полгода, а затем увольнение. Хотя, казалось бы, подумаешь… Я с трудом удержалась от фырканья. Я понимала, что так раздражает уборщиц Вячеслава — все это страшно напомнило мне разбросанные Юлькины игрушки в детской. Только вот дети вырастают, а взрослые мужики — уже нет.

Слово свое он сдержал, кстати, и на самом деле нарисовал дочку. На одном из своих диванов, увлеченно мазюкающую пальчиковой краской — видимо, купил перед нашим приездом — лист ватмана. С заходом на диван, конечно. Каждый раз морщился, когда Юлька нарушала границы, но молчал. А я, поправляя дочку, с досадой в очередной раз сравнила их с Назаром Миролюбовичем. Вячеслав, в отличие от своего брата, судя по всему, не знал, что маленькие дети не видят и не понимают этих самых границ листа. Рисуют, как рисуется, с чувством, толком и размахом.

Впрочем, с чего я взяла, что Назар Миролюбович это знает? Может, я чересчур его идеализирую? Ага, ну да. Я идеализирую тирана. До чего дошла. Кошмар какой-то.

От самой себя на небольшом листке бумаги, нарисованной обычным карандашом, Юлька пришла в бешеный восторг и запрыгала по мастерской, сшибая углы и роняя на пол все, что можно было уронить. Вячеслав остался доволен ее реакцией и спросил, не хочу ли я сама получить свой портрет. При этом он так сверкал глазами, что я попой почуяла неладное.

— В следующий раз, — ответила дипломатично, пообещав мысленно, что никакого следующего раза не допущу. — А пока… Скажите, вы продаете свои картины? — Да, - протянул Вячеслав удивленно. — А что такое? — Я хочу купить одну.

В этом и состояла моя задумка насчет подарка на день рождения дяди Сережи. Была у него маленькая слабость — картины. Не обязательно холст и масло, ему нравились разные техники, главным всегда оставалось настроение. Мой дядя, будучи человеком добродушным, и картины предпочитал такие — добрые, радостные, солнечные.

— Купить? — Вячеслав поднял брови. — Тина… Я не уверен, что у вас… — Он запнулся, а я мысленно продолжила: «хватит денег». — Но ладно. А какую вы хотите? — Какую-нибудь… добрую. Чтобы когда смотришь на нее, настроение поднималось. Юльчонок, поможешь мне выбрать подарок для дяди Сережи? — Пода-а-арок?! — дочка тут же восторженно вытаращив глаза.

— Да-а-а! Да-да-да! Что еще для счастье детке надо? Если только конфет.

Часть картин у Вячеслава висели на стенах, но все они мне не нравились. Это было нечто такое авангардно-примитивное — не поймешь, то ли лошадь, то ли бык, то ли баба, то ль мужик. Дядя Сережа подобное не понимает.

А вот в углу, друг на друге, лежали совсем иные картины. С городскими пейзажами, лесом, морем, реками и пустынями… И я наконец поняла: а Вячеслав-то действительно талантлив. И на этот раз я даже не сравнивала его с братом.

Впоследствии оказалось, что зря.

— Сколько это стоит? — спросила я осторожно, ткнув пальцем в одну из картин с солнечным лесом и сверкающей голубизной речкой. Вячеслав назвал цену, и я чуть не села. Мама мия! — Краси-и-и-во! — протянула Юлька. — Возьмем, да? Я нервно улыбнулась. Две мои месячные зарплаты… И как потом жить? На паперть идти? — А хотите, я вам скидку сделаю? — предложил Вячеслав, вновь лукаво сверкая глазами. — Вы через недельку-другую придете ко мне, чтобы я ваш портрет нарисовал, а я вам сейчас сделаю скидку.

Будь я одна, я бы отказалась. Но… — Ма-а-ам! — возопила Юлька. — Я хочу-у-у твой портрет! Застрелите меня кто-нибудь. Можно даже из кисточки.

— Хорошо, — согласилась я обреченно. — И сколько будет… со скидкой? — Тысяча, — расплылся в улыбке Вячеслав. Я подумала пару секунд и предположила: — Долларов? Он, кажется, обиделся.

— Нет, что вы. Мы же в России живем. Рублей.

Я шмыгнула носом.

— Это называется не «скидка», а «распродажа по бросовой цене».

Я была не совсем точна, и Юлька, сама не зная, насколько права, решила меня поправить, вспомнив один из своих любимых мультиков.

— Безвозмездно, то есть дадом! — Дадом-дадом, — рассмеялся Вячеслав, пока я кисло улыбалась восторженной дочери. — Ну, договорились? Я точно пожалею об этом. Может… — Ма-а-ам!!! Эх.

— Хорошо. Договорились.

Ладно уж. Зато дядя Сережа будет рад. Это главное.

Вячеслав довез довольную Юльку и слегка надутую меня до дома, по пути даже остановился и купил букетик цветов, отчего я перестала дуться, а дочка совсем расцвела. Проводил нас до квартиры, чмокнул обеих в щечки и удалился.

Образцовый кавалер.

Придя домой, первым делом посмотрела на экран мобильного телефона, но там было до тоскливости пусто.

Странные мы существа — женщины. Звонит — плохо, не звонит — отже плохо.

И вообще, Тина, хватит уже мечтать об этом тиране. Ничего не будет, ты же знаешь. Точнее, будет, но ничего хорошего.

— Это что? — спросила мама, с подозрением косясь на пакет с картиной. Троглодит в это время увлеченно его обнюхивал, но быстро сообразил, что внутри нет ничего вкусненького, недовольно распушил хвост и удалился на кухню. Туда, где всегда есть вкусненькое.

— Подарок дяде Сереже! — возвестила Юлька радостно. — Картина! Ба, такая красивая! Я не просила дочку держать все в тайне — понимала прекрасно, что она не удержится, так смысл воздух сотрясать? — Картина? — мама покосилась на пакет еще подозрительнее.

— Тина, откуда? — К знакомому в гости ездили, — ответила я, стараясь сделать глаза почестнее. — Он художник. Купили у него картину для дяди Сережи.

— Купили, значит… — Недорого, — я махнула рукой и поспешила отвлечь Юльку, пока она не выдала очередную страшную тайну: — Юльчонок, хочешь… м-м-м… гематоген? — Да! — моя маленькая принцесса подпрыгнула. — А есть? — Есть-есть. И надо его съесть.

Уже на кухне, после того, как дочка выяснила, что к гематогену полноценный ужин прилагается, она спросила меня, ковыряя ложкой картофельное пюре: — Мамуся, а дядя Слава может быть моим папой? — Кх-х-хкхм! — мама поперхнулась чаем, а Троглодит удивленно дернул ухом. Как будто мух отпугивал.

Я же просто уронила крышку от сковородки. Хорошо хоть, не разбила… Один раз Юля спрашивала, где ее папа. Я тогда честно ответила, что он на небе, и больше мы к этой теме не возвращались.

— Папой?.. — рассеянно переспросила я, поднимая крышку с пола.

— Ага. Папой.

— Но у тебя есть папа, Юльчонок. И он на небе. Помнишь? — Помню, — дочка кивнула. И добавила, совсем как взрослая: — Это понятно. Но если ты женишься… — Выйдешь замуж, — автоматически поправила ее мама, несмотря на явное состояние офигения.

— Да, — подтвердила Юля. — Если мамуся выйдет замуж, то ее новый муж станет моим новым папой. Марине так ее мама сказала. Правильно? Кажется, она это у меня спрашивает.

— Угу, — я нервно плюхнула в тарелку порцию картофельного пюре уже для себя. — Только я замуж не собираюсь, Юльчонок.

— Почему? — Замуж надо выходить по любви. Дядя Слава хороший, но я его не люблю. — Я подумала и добавила для полной ясности: — Он друг.

— А-а-а… — дочка вздохнула. — Жалко… — Тина, — мама наконец отмерла, — я чего-то не знаю? Сплошные проблемы со всех сторон.

— Потом расскажу.

— Ну-ну… С другой стороны, Вячеслав — хороший способ отвлечь маму от моей самой главной проблемы. От Назара Миролюбовича.

Надеюсь, она никогда не узнает о том, что между нами было у него дома… Наверное, если бы в тот момент кто-то рассказал мне о том, что будет дальше, я бы выбросилась из окна от ужаса и смущения. Но такого «провидца» рядом не имелось, и я продолжила ужинать. И даже поделилась с Троглодитом кусочком котлеты.

Иногда не знать будущее — лучший вариант настоящего.

Перед сном я долго пялилась на экран и думала.

Может, самой написать? Спросить что-нибудь нейтральное? Например, как здоровье Ярика.

Ага. Я представила выражение лица Назара Миролюбовича, когда он увидит этот вопрос от меня на экране своего мобильного телефона, и сразу раздумала спрашивать. Слишком глупо и очевидно. Короче говоря, нет во мне хитрожопости, нет.

Но все же… Зачем он приезжал? И сколько можно об этом думать, а?! Я всегда любила день рождения дяди Сережи. Он по обыкновению искрометно шутил, а тетя Даша готовила кучу вкусностей. Кроме нас с мамой и Юлькой в гости приходили еще дядины институтские друзья, которых он называл «Тарапунька и Штепсель» — а для меня они были «дядя Тарас» и «дядя Саша». В этом году они пришли с женами, и было совсем весело.

А ближе к вечеру, когда все самое вкусное было почти съедено, мы с дядей Сережей ушли за чаем и тортом.

— Спасибо за картину, Тинка, — сказал он, глядя на меня внимательно и серьезно. Я улыбнулась.

Момент, когда мы с мамой и Юлей дарили дяде Сереже картину, я запомню навсегда. Он очень удивился, но и обрадовался тоже.

Как это приятно — дарить подарки тому, кого любишь и ценишь. А я мечтала порадовать дядю Сережу с тех самых пор, как он дул на мои разбитые коленки и прикладывал к ним подорожник.

— Не за что.

— Я хотел сказать тебе, Тинка, — продолжал дядя. — Пока только тебе. Маме потом скажу… Когда определимся с Дашей окончательно.

Он достал торт из холодильника, откинул со лба прядь волос и посмотрел на меня как-то неуверенно.

— Мы долго думали… и до сих пор думаем, если честно… Хотим, в общем, взять ребенка из детского дома.

Я чуть не уронила кружку. А дядя Сережа, кажется, немного испугавшись мой реакции, быстро-быстро заговорил: — Не сложилось у нас с детьми, не нажили. А хочется… своих. Я еще ладно, а Даша переживает очень. Всегда переживала. Я и раньше ей предлагал… приемного, но она сомневалась, что мы сможем его принять. А сейчас нам кажется, что сможем. Ты не думай, мы тебя и Юльку все равно будем любить и навещать, просто… — Дядя! — я поставила кружку на стол и всплеснула руками. — Да что ты говоришь-то! Как я могу такое думать! Я бросилась вперед и обняла его крепко-крепко. Прижалась к теплому и родному телу, всхлипнула и призналась: — Я вам сама думала предложить, но боялась, что вы обидитесь.

Дядя растерянно погладил меня по голове.

— Тинка… А ты думаешь, мы сможем? — Конечно! — я энергично закивала. — Вы же меня так любите.

И Юльку! — Это другое. Вы наши племяшки. Родная кровь.

— А представь, что меня в роддоме подменили, — я подняла голову и прищурилась. — И ты сейчас об этом узнал. Что, разлюбил бы? — Тина! — дядя засмеялся. — Что за бразильский сериал! — Да какой сериал. Дети — они и есть дети, какая разница, чьи? — Я закусила губу и призналась: — Знаешь, мне всегда казалось, что кровь — это такая глупость. Разве ее видно? Течет себе в жилах, и течет. А когда ты ребенка воспитываешь и видишь результат своего воспитания — вот что по-настоящему важно и ценно… И если бы у меня был второй шанс… Я запнулась.

— Второй шанс? — дядя нахмурился. — Тинка, ты о чем? — О профессии. Я бы хотела быть воспитателем в детском саду или учителем в школе… Я так люблю это, дядя Сережа! Он обалдел. Впрочем, я и сама от себя обалдела. Я ведь никому не рассказывала о том, что поняла про себя после рождения Юльки.

Больше всего на свете я любила возиться с детьми, и мне казались абсолютно дикими рассуждения про родную и чужую кровь. Дети — это же так интересно! И высшее счастье — видеть, как в ребенке прорастает твое воспитание, твои слова, твои знания. При чем тут вообще кровь? — Берите, — прошептала я со всей страстью, — берите! Вы с тетей Дашей все сможете, я знаю и верю. Вы умеете воспитывать детей — это главное. А любовь появится потом, со временем.

Дядя вдруг улыбнулся, и я заметила, что глаза его полны слез.

— Надо же, Тина… Какой ты у нас выросла… — Какой? — я тоже улыбнулась.

— Человеком, — ответил дядя серьезно и погладил меня по голове. — Ты выросла настоящим человеком, племяшка. Я тобой горжусь.

Я промолчала. Мне казалось, что в моем случае гордиться пока нечем. Правильные слова — это еще не все, нужны и правильные, сильные поступки. И вот на них моя жизнь была не богата.

— Пойдем пить чай, дядя? А то там гости заждались.

— Пойдем, Тинка.

Трясти меня начало еще вечером в воскресенье. Причем до такой степени, что я даже направилась на кухню за успокоительным.

Туда тут же пришел Троглодит. Понятное дело, унюхал валерьянку и обрадовался — вдруг дадут.

— Фиг, — я показала коту упомянутый фиг и грозно нахмурилась. — Тебе нельзя. Ты не пьешь.

Судя по скептическому взгляду Троглодита, он очень в этом сомневался.

— А я вот пью, — пробормотала я и сунула в рот ложечку с лекарством. — И даже не закусываю… В коридоре послышались мамины шаги, и я чуть не уронила и ложечку, и пузырек.

На ловца и зверь бежит… Хотя это скорее я зверь, а мама — ловец.

— Так-так, — прищурилась мама, заходя на кухню, — что это ты тут делаешь? Троглодит посмотрел на меня с интересом. Мол, и как выкручиваться будешь? — Хотела Троглодиту чуть валерьянки налить, — ответила я нагло. — В честь день рождения дяди Сережи.

Мама вытаращила глаза, а кот просто возмущенно заявил: — Мр-р-ряу! Ну да, наглый поклеп. А что делать? — Совсем ты завралась, Тинка, — заключила мама. — Даже Троглодита приплела. Не стыдно? Я задумалась.

— Немножко.

— Не расскажешь? — Нет.

И под дулом пистолета не расскажу.

— Ну и ладно, — фыркнула мама. — Все тайное когда-нибудь становится явным, ты же помнишь. Я подожду.

Я поморщилась.

Буду надеяться на то, что «когда-нибудь» — понятие растяжимое… С утра я даже не смогла позавтракать. И чаю тоже выпить не смогла — смотрела в чашку и вспоминала своего начальника- чаехлеба.

Может, не ходить? Типа, заболела… Или уехала. Или умерла.

Что еще можно придумать?..

Телефон громко пиликнул, и в открытом окне сообщений я прочитала: «Тина! Я надеюсь, ты не забыла, что у тебя сегодня рабочий день».

Сердце нервно вздрогнуло, и я вместе с ним. Назар Миролюбович… Зараза.

«Не забыла».

«Прекрасно. Не опаздывай».

Как он может быть… таким?! И почему он все равно мне нравится?! Почему?! «Все очень просто, — ответила я себе мысленно. — У Назара Миролюбовича есть то, чего никогда не было у тебя. Сила духа, уверенность в себе, любимое дело. Он — твоя противоположность, Тина. Ты им восхищаешься. Ты ненавидишь его. Ты любишь его».

— Не люблю! Не люблю! — прошептала я зло, сжимая чашку до боли в пальцах.

— Кого ты там не любишь? — поинтересовалась мама, отвлекаясь от своего бутерброда с колбасой. Этим тут же воспользовался Троглодит, попытавшись стянуть колбасу, за что был хлопнут ладонью по носу.

Юлька тоже с любопытством сверкнула на меня голубыми глазенками, и я поспешила… да, соврать: — Погоду я такую не люблю. Грязь и слякоть. Когда там снег обещают? Мама хмыкнула.

— В ближайшие дни не предвидится.

— Снег? — Юльчонок встрепенулась. — А потом Дедушка Мороз придет, да? — Да, - я кивнула и встала из-за стола. — Но это потом. А пока нас ждет только дедушка Дождь и бабушка Грязь. Пойдем одеваться.

— Пойдем! Я быстренько одела Юльку, усадила ее смотреть мультики и оделась сама, а потом мы по лужам побежали в детский сад, откуда я, сдав дочку на руки воспитательнице, поспешила на работу.

Ибо «не опаздывай»! Не опоздала, пришла раньше Назара Миролюбовича, как обычно. И даже почти справилась с волнением. Смогла и чай заварить, не расплескав воду, и почту рассортировать, не перепутав адресатов. Ну прям герой! Хотя скорее, мои нервные клетки просто устали нервничать и скончались, не приходя в сознание.

Но потом пришел начальник, и все они резко воскресли.

И захотели залезть под стол.

— Тина, чаю.

Ну да. Что он еще мог сказать? Буркнул и скрылся в своем кабинете, как ни в чем не бывало. А я тут сиди и нервничай.

Неужели будет делать вид, что все в порядке и между нами ничего не произошло? Нет, это абсолютно не в его характере.

Черт, с каких пор я разбираюсь в его характере… — ТИНА! Ну да, замешкалась. А кто бы на моем месте не замешкался? Хотя можно и иначе сказать. Кто на моем месте не написал бы заявление об уходе? Впрочем, я пока не была уверена, что я в итоге его не напишу.

Когда я вошла, Назар Миролюбович, вопреки своему обычному поведению, сидел не за столом, а стоял возле окна, рассматривая какие-то листочки. Кинул на меня быстрый и колючий взгляд, кивнул на стол и сказал: — Ставь чашку и иди сюда.

Начинается… Я все же подошла. Встала напротив, не слишком близко, но и не далеко, и застыла, сложив руки на груди.

Как он там говорил? Боевой котенок?..

— Я послал тебе список дел по электронной почте, которые необходимо завершить до корпоратива, — продолжал Назар Миролюбович, не отрывая взгляда от своих листочков. — Ты ведь помнишь, что он у нас через две недели? — Помню.

— Я думаю, Лера вернется к нам примерно в то же время, и ты будешь наконец освобождена от должности секретаря. К нашему взаимному облегчению.

Я промолчала, только голову опустила, стараясь не заплакать.

Как бы мне хотелось услышать от него хоть что-нибудь хорошее! Хотя бы раз. Хотя бы один гребаный раз!!! — Ты рада, Тина? И в голосе насмешка. Ехидная такая, даже злая.

— Нет.

Я наконец подняла голову и посмотрела на Назара Миролюбовича с вызовом… правда, глаза мои были полны слез.

— Разве у меня есть причина для радости? Вы своего добились, теперь даете мне отставку. Сейчас дадите или две недели еще хотите со мной… спать? Назар Миролюбович хмыкнул.

— Можно подумать, даже если я хочу, ты согласишься.

Он меня так удивил этим ответом, что я не сразу сообразила, как отвечать самой.

И в итоге не нашла ничего лучше, чем буркнуть: — Зачем вы приезжали в субботу? Назар Миролюбович криво улыбнулся.

— Хотел сказать тебе кое-что. Но увидел Вячеслава, разозлился и психанул. А теперь уже… не актуально.

— У меня ничего нет с вашим братом, — сказала я быстро, сама толком не понимая, зачем. — Честное слово, нет.

— Я знаю.

— Что? — я удивленно шмыгнула носом. — Вы спрашивали у Вячеслава?..

— Я похож на подростка? — Назар Миролюбович поднял брови. — Спрашивать… придумала тоже. Нет, Тина. Просто я достаточно хорошо разбираюсь в женщинах, а в тебе и разбираться нечего. Ты элементарна, как Конституция Российской Федерации.

Юрист чертов.

— Спасибо.

— Не за что, — начальство пожало плечами. — Если хочешь знать, я вовсе не собираюсь тебя ни к чему принуждать. Я ведь уже говорил: работа — отдельно, личная жизнь — отдельно. Так что давай не будем их смешивать.

— Вы уже смешали.

— Ерунда, — Назар Миролюбович поморщился. — Личная жизнь не должна влиять на принятие решений, а ты на мои решения совершенно не влияешь, Тина.

Прекрасно.

— Я хочу уволиться.

— Бога ради, — Черный усмехнулся. — Две недели отработаешь только, как положено.

Ну да, а там и Лера вернется. Хорошо устроился… — В общем, пиши заявление, если у тебя есть такое желание.

Я подпишу. А теперь иди, мне нужно сделать важный звонок.

Я опустила руки и сжала кулаки. Как хочется треснуть по его наглой роже… Но он же меня засудит.

— Удачного телефонного разговора, — процедила я, развернулась и быстро вышла из кабинета.

Никаких печенек больше ему печь не буду! Жаль, что плохо от этого в первую очередь мне.

Написать заявление в этот день я так и не решилась, и оттого чувствовала себя еще более никчемной, чем обычно.

Что скажет мама? Что подумает дядя Сережа? И в конце концов — чем я буду зарабатывать себе, маме и Юльке на жизнь? Продавцом-консультантом идти? Официанткой? Уборщицей? От всего тошно.

Еще и Черный работы мне столько навалил, что я весь день головы не поднимала. А когда подняла, оказалось, что рабочий день уже закончился, и Назар Миролюбович стоит прямо перед моим столом.

— Одевайся, Тина. Домой тебя отвезу.

— Я задержусь, — соврала я, опуская глаза. Не могла на него смотреть — до сих пор обидно было.

— Тина, я тебе много раз говорил, что врать ты не умеешь, — припечатал Назар Миролюбович. — Так что прекрати тут строить из себя страдалицу и одевайся.

— Я не строю.

— Одевайся, говорю.

Я не стала дожидаться, пока этот изверг начнет угрожать вынести меня на себе и полезла под стол за сапогами. Хотя гораздо больше, чем надеть сапоги, мне хотелось зашвырнуть их в начальника.

До машины шли молча, так же молча сели внутрь. И тут я подумала, что нужно срочно отвлечь Назара Миролюбовича от его собственных мыслей… Поэтому быстро спросила: — Как здоровье Ярика? — Гораздо лучше, — ответил начальник, поворачивая ключ зажигания. — Температура прошла и сопли загустели.

Типичный разговор двух «мамочек». А ведь раньше я не представляла, что буду вести подобные с Назаром Миролюбовичем… Но нужно отвлекать его и дальше.

— А почему Ярик не ходит в детский сад? Я его спросила, но он ничего толком не сказал.

На секунду мне показалось, что Черный сейчас ответит что- нибудь резкое. Но он только вздохнул тяжело, а потом вдруг начал терпеливо объяснять: — У него проблемы с общением. Причем когда сын разговаривает со взрослыми, это не заметно, но стоит только прийти туда, где полно детей… Замыкается в себе, молчит и дуется.

Я закусила губу. Чуть не ляпнула, что это явные аутистические черты, но хорошо, что промолчала. Не хватает еще разозлить Назара Миролюбовича. Он и так добротой не отличается.

— И… как вы боретесь? — Ярик чувствует себя лучше и комфортнее, если рядом взрослый, поэтому пока так и боремся. Ходим на занятия в детский центр, стараемся приобщить его к общению не только со взрослыми, но и со сверстниками. Прогресс есть, но в школу ему рановато. Помимо того, что я хочу продлить Ярику детство, я не желаю, чтобы он испытывал во время учебы сильный дискомфорт.

— Понятно, — пробормотала я, опуская глаза и начиная нервно теребить сумку на коленях. В такие моменты, когда Назар Миролюбович с теплотой в голосе говорил про своего сына, у меня почти получалось просто любить его. Без примеси каких- то других чувств вроде обиды, раздражения или ненависти.

Но задать следующий вопрос я не успела — этот… изверг уже искривил губы в насмешливой улыбке и поинтересовался: — Что там насчет заявления об уходе? Передумала? Невозможный, невыносимый человек.

— А вы мечтаете, чтобы я его написала, да? И тут он меня огорошил.

— Нет.

Я нахмурилась.

— Что значит — нет? — То и значит — нет, — Назар Миролюбович перестроил машину в другой ряд и пояснил: — Это нужно в первую очередь тебе, а не мне. Лера возвращается через две недели, так что я вернусь в привычную обстановку. Да и ты, честно говоря, неплохо справляешься с ее обязанностями. Поначалу тупила, конечно, но это вполне объяснимо.

Теперь я действительно обалдела. Это он… типа похвалил, или мне показалось? Но радовалась я рано.

— Что же касается твоей основной должности — помощник юриста — ты меня на ней тоже устраиваешь, так как навредить компании практически никак не можешь. А выше ты не поднимешься. Если уж говорить откровенно, а ты ведь этого хотела, да? Я хотела? Неужели? — Эм… - Юриспруденция — это не твое, Тина. Я не знаю, что твое, но точно не это. Ты, конечно, можешь оставаться в «Юрконе» еще какое-то время, но рано или поздно не выдержишь.

Назар Миролюбович был прав, как обычно, но признаться в собственном фиаско вслух гораздо сложнее, нежели в мыслях.

Там-то я уже давно поняла: нет, я не смогу. И расстроилась.

Как ни крути, а мне хотелось быть такой, как мой начальник.

Ну или хотя бы такой, как коллеги по работе. Только вот… мечты так и останутся мечтами, потому что способностей не имеется. Да и настоящего, страстного желания — отже.

Это именно мечта. Мечта маленькой девочки носить такие же красивые туфли, как мама, и неважно, что они на десять размеров больше — она все равно их напялит и попытается ходить… спотыкаясь на каждом шагу.

И мне, как той самой маленькой девочке, было обидно.

Наверное, именно поэтому я выпалила: — Вы как нельзя хорошо умеете давить своих собеседников словом, Назар Миролюбович.

— Работа такая, — он пожал плечами, ничуть не смутившись. — А тебе пора уже перестать обижаться на меня за правду, высказанную не самым приятным образом. Я тебе добра желаю.

— Неужели? — огрызнулась я. — И поэтому вы меня… Я хотела сказать «трахнули», но не смогла выговорить.

Однако Назар Миролюбович понял все и без этого слова.

— Нет, не поэтому, — он усмехнулся. — В тот момент я вообще не думал о тебе, только о себе. Захотел — и взял.

— Спасибо за честность, — буркнула я и отвернулась к окну. В глазах защипало. Что же у меня все так криво и неправильно? У других красивые слова, цветочки, конфеты. А у меня «Захотел — и взял». Тошно.

— Не за что, Тина. — А сколько иронии в голосе! Изверг. — Выходи, приехали. Хорошего вечера.

Хоть с поцелуями не полез — и на том спасибо. Наверное, после пятничных событий Назару Миролюбовичу уже не нужны от меня поцелуи… Ну вот. Я все-таки заплакала.

Когда люди расстраиваются, они заболевают. По крайней мере у нас с мамой всегда было так.

И в этот раз я, встав на следующий день с постели, могла бы сказать — добро пожаловать, осенний простудифилис. Насморк в наличии, саднящее горло в наличии, но температуры пока не было, поэтому я все же решила пойти на работу.

А еще я подленько и совершенно по-детски мечтала заразить Назара Миролюбовича. Ага, как же. Зараза к заразе не пристает. А уж он зараза знатная… Но в чашку я ему все-таки чихнула. Смачно так, что называется — с чувством, с толком, с расстановкой. Случайно, конечно.

— Тина, — Назар Миролюбович скривился, поднимая голову от своих любимых бумаг, — тебя никто не учил отворачиваться, когда чихаешь, раз уж руки заняты? — Простите, — сказала я абсолютно неискренне, шмыгнув носом. Начальник нахмурился, поднялся, взял чашку из моих рук и кивнул на стул перед своим столом: — Садись.

Я села. А Назар Миролюбович, опустив чашку на свои драгоценные бумаги, обошел стол, встал передо мной и дотронулся ладонью до моего лба.

— Температуры нет, — поспешила сказать я. — Я так, слегка простыла. Ничего страшного.

— Ладно, — он убрал руку, но хмуриться не перестал. — Если станет хуже, пойдешь домой. Не доводи себя до обморока.

Поняла? — Поняла, — я опять шмыгнула носом. — Не тупая. Хотя вы думаете обо мне именно так.

К моему удивлению, Назар Миролюбович вдруг закатил глаза и пробормотал: «Женщины!» К чему это он? Но сказать что-то еще начальник не успел — у него зазвонил мобильный телефон. И Назар Миролюбович, махнув мне рукой на дверь, поспешил ответить на звонок.

А я поспешила убраться на свое рабочее место.

К обеду мне стало чуть хуже, и я всерьез начала задумываться о том, чтобы отпроситься у Черного. Решила дождаться, пока выйдут очередные его клиенты — не хотела прерывать важную встречу.

Клиенты вышли вместе с Назаром Миролюбовичем.

Начальник кивнул на прощание двоим привлекательным молодым женщинам, улыбнулся, а после перевел взгляд на меня — и улыбка его тут же исчезла. И как только клиентки вышли из приемной, он подошел ближе к моей секретарской стойке и негромко сказал: — Знаешь, в чем твоя основная проблема, Тина? Почему ты никогда в жизни не сможешь стать хорошим юристом? Я страшно удивилась. К чему это он?.. Я думала, Назар Миролюбович будет сейчас меня чихвостить за то, что я до сих пор не отпросилась, а он вдруг заговорил совершенно про другое.

— В чем? — Ты не умеешь проигрывать.

Я удивилась еще больше.

— Что?..

— Так говорил мне мой наставник и учитель, когда я только начинал свой путь, — продолжал Назар Миролюбович, глядя на меня внимательно и серьезно. — «Хороший врач должен понимать, что не всех больных можно вылечить. Хороший юрист должен понимать, что не всякое дело можно выиграть».

Он учил меня принимать не только свои победы, но и поражения. Да, победа приносит радость, тогда как поражение — досаду, но учит больше поражение. Ты не умеешь проигрывать, Тина. Ты будешь биться о тупиковую ситуацию, как рыба об лед, ты будешь умирать от собственных усилий, но не признаешься в том, что проиграла.

Я молчала. Он сейчас о том, что я до сих пор не отпросилась, или?..

— Упорство — это не всегда хорошо. Нужно уметь отпускать ситуацию. Тебе нужно учиться этому, иначе ты никогда не сможешь разобраться в себе.

Я по-прежнему молчала. И Назар Миролюбович тоже молчал.

В конце концов я выдавила из себя: — Эм… Он усмехнулся.

— Одевайся. Я отвезу тебя домой.

Развернулся и пошел обратно в свой кабинет, а я, вздохнув, нырнула под стол за сапогами.

Наверное, он прав. Нет, не так — он точно прав. Но делать-то с этим что? Даже если я признаю поражение — отпрошусь, напишу заявление об уходе или что он там имел в виду, — дальше как действовать? Я умею и люблю только одно: возиться с детьми.

Именно «возиться». Я не могу сказать «воспитывать» или «заниматься», потому что у меня нет образования. Кто доверит двадцатитрехлетней девчонке без диплома, рода и племени своего ребенка?! «Назар Миролюбович доверил», — мелькнула вдруг ясная и четкая мысль, и я замерла, покосившись на начальника, который спокойно и размеренно вел в этот момент машину.

Да, доверил. Назар Миролюбович уже несколько раз доверял мне самое главное свое сокровище… Брату не доверил. А мне — да.

— Назар Миролюбович… Он кинул на меня быстрый взгляд, и в его глазах мелькнула хорошо знакомая мне насмешка.

— Ну? — Вы ведь имели в виду не то, что я не отпросилась, правда? Вы… про работу? — Не совсем. Скорее, про жизнь. Но если тебе так проще — да, в первую очередь я говорил про работу, которую ты не любишь и от которой мучаешься.

— Мне некуда идти, — я покачала головой. — Уборщицей и официанткой я быть не хочу. Кому я нужна… Он усмехнулся, глядя не на меня — на дорогу.

— Что ты любишь больше всего, Тина? Ответила я не сразу. Все же это было слишком личное… Я ведь даже дяде Сереже призналась совсем недавно.

— Не что, а кого. Детей.

Назар Миролюбович, к моему удивлению, кивнул.

— Я так и понял.

— Поняли? — Разумеется. На твоем рабочем столе сейчас лежит книга Бенджамина Спока, после работы ты сразу бежишь к дочери, а не ищешь себе мужа, ну и наконец — с Яриком ты поладила не хуже Екатерины Игоревны, его няни. А у нее, между прочим, тридцать лет преподавательского стажа.

— Сколько?! — просипела я, вытаращив глаза. Я ведь представляла эту «тетю Катю» молодой и красивой! — Тридцать. Или даже тридцать пять, не помню точно, — улыбка Назара Миролюбовича на этот раз была какой-то уж слишком понимающей. Неужели догадался, что я ревновала? — В общем, как видишь, это очевидно.

— А толку от этой очевидности? У меня-то нет тридцати лет преподавательского стажа.

— Это бесспорно, Тина. Но факт в том, что мои знакомые сейчас как раз ищут няню для девочки четырех лет. Я могу посоветовать им тебя.

Я сглотнула.

— Это рискованно с вашей стороны… Назар Миролюбович хмыкнул.

— И это тоже бесспорно. Я бы, конечно, предпочел, чтобы ты пошла к нам с Яриком, но ты ведь не захочешь… — А?.. А как же Екатерина Игоревна? — Она увольняется по семейным обстоятельствам. Помнишь, я говорил, что у нее умерла сестра? У сестры дочь подросткового возраста, и Екатерина Игоревна хочет быть рядом с ней.

— Понятно… То есть… А с кем сейчас Ярик? — Пока с Екатериной Игоревной, но через неделю она уедет.

После мне обещала помочь моя мама, но это ненадолго. Няня нам все равно нужна. Хочешь? Ярик будет рад.

В жизни не испытывала подобного смятения. Да, я очень хотела, мне безумно нравился сын Назара Миролюбовича, но… — Пожалуйста, — прошептала я, опуская глаза, — обещайте, что не будете… приставать ко мне. Я очень хочу, но… — Я понял.

Назар Миролюбович вдруг остановил машину, и я поняла, что мы приехали. А он между тем продолжал говорить, повернувшись ко мне лицом и, кажется, пытаясь поймать мой взгляд: — Я обещаю, Тина. Я понимаю, чего ты боишься, и обещаю — ничего из этого не случится.

Честно говоря, верилось мне с трудом. Поэтому я молчала.

— Подумай до конца недели над моим предложением. Если решишься, скажи, и я перестану искать другую няню для сына.

Договорились? — Да. Договорились.

Мое нервное состояние мама вечером списала на болезнь, но на самом деле мне под влиянием эмоций из-за разговора с Назаром Миролюбовичем было не до каких-то там простуд.

Даже насморк куда-то делся, а боль в горле я вообще не замечала.

Наверное, примерно такое состояние называют «и хочется, и колется». Очень хочется, но… очень колется. Потому что я действительно не верила своему начальнику. Ну какой мужик откажется от возможности пощупать симпатичную девчонку, которой и противопоставить ему толком нечего? Да никакой.

Может, с месяц по сдерживается, а потом точно пустится во все тяжкие. И буду я не только няней, но и любовницей.

Подобной судьбы для себя совсем не хотелось, даже с учетом моего к Назару Миролюбовичу странного чувства. Но стоило признать уже сейчас — я эту войну проиграю. Я не смогу сопротивляться.

Поэтому я и не представляла, что делать.

И после одиннадцати вечера, когда мама легла спать, я решила позвонить дяде Сереже. Мне нужен был не только его мозг, но и его оптимизм.

— Тинка? Ты чего так поздно? Случилось что-то? — в дядином голосе звенела тревога, и я поспешила сказать: — Нет-нет, все нормально. Мы живы, здоровы. Я просто… посоветоваться хочу.

— А, — дядя Сережа выдохнул, — отлично. О чем посоветоваться? Конечно, рассказывать совсем все я не собиралась. Про секс уж точно не скажу. Но в остальном… И я вкратце описала предложение Назара Миролюбовича.

— Ну, Тинка, — протянул дядя Сережа, — а чего тут советоваться? Отличная возможность. Раз уж ты решила, что юристом быть не хочешь… Заодно, может, и в институт на будущий год поступишь, выучишься, на кого ты там хочешь… А если у тебя все получится, Черный твой и рекомендации может дать отличные.

Назар Миролюбович? Мне? Отличные рекомендации? Ой, не знаю… — Не все так просто, дядя… Я закусила губу. Как же сложно признаться! — Понимаешь… я не могу относиться к Назару Миролюбовичу только как к начальнику. И я боюсь, что это помешает.

Дядя Сережа как-то странно крякнул, а потом глубокомысленно замолчал.

— Дядя?..

— То есть, — его голос вдруг наполнился иронией, — ты хочешь сказать, что тебе нравится этот… деспот и тиран? На этот раз глубокомысленно промолчала я.

— Ладно, я понял. Точнее, я ни хрена не понимаю… но ладно.

Тинка… раз так… Иди лучше к чужой девочке. Если бы не было этих… хм… чувств… Но с ними ты себе только хуже сделаешь, причем независимо от результата. Страдание тут неизбежно, а я не хочу, чтобы ты страдала. Давай уж… без всяких там Черных. Найди себе лучше какого-нибудь Белого.

Я улыбнулась. Правда, с горечью.

— Сашу Белого, дядь Сереж? — Нет, упаси боже, — он засмеялся. — Нормального Белого. Ну, ты поняла.

— Поняла, конечно.

Я положила трубку и еще долго стояла возле окна, думая о том, что найти и полюбить — совсем разные вещи… Утром я проснулась от пришедшего смс-сообщения. Долго пялилась на текст, не в силах осознать соответствие слов и имени отправителя, но потом проморгалась и чуть не свалилась с кровати.

«Как ты себя чувствуешь?» Смогу ли я когда-нибудь по-настоящему понять этого человека?..

И когда я наконец перестану задавать себе этот вопрос?..

Но действительно. Как там сказал дядя Сережа? Я ни хрена не понимаю? Я тоже.

Я думала, Назар Миролюбович меня презирает за глупость и необразованность. Но стал бы он доверять мне собственного сына в таком случае? Вряд ли.

Я думала, ему плевать на меня с высокой колокольни. Тогда почему он иногда заботится обо мне? Отвозит домой, вызывает такси, спрашивает, как я себя чувствую? Что это? Какой-то коварный план, тонкий расчет, притворство? Нет, я не вижу в этом смысла. Но он должен быть, должен! Назар Миролюбович ничего не делает просто так.

«Лучше. Я приду на работу».

«Давай без геройств. Оставайся дома, если все будет хорошо, выходи завтра. Нет — вызывай врача».

Я скрипнула зубами.

«Это вроде как ц.у. подчиненному от начальника?» «Именно».

Я вздохнула, отложила телефон в сторону, встала с кровати и направилась в комнату дочки. Не дело, конечно, заражу еще… Но я так хотела ее увидеть. Мне было необходимо перестать переживать и нервничать, и помочь могла только Юлька.

— Юльчонок, — шепнула я, погладив ее по голове. Дочка еще спала, и будильник, стоявший над ее головой, показывал, что до побудки десять минут, — я сегодня не пойду на работу.

— Мамуся, ты разболелась? — спросила Юля с тревогой, открывая глазки. — Плохо! — Я буду лечиться и быстро выздоровею.

— Смотри у меня! — дочка погрозила мне пальцем, и я улыбнулась. — А картошкой дышать будешь? — Буду.

— Я тоже хочу! — Тогда и тебя с собой возьму. Для профилактики.

— Профи… — Юлька задумалась. — А что это за актика такая? — Про-фи-лак-ти-ка. Это чтобы ты тоже не заболела.

— Ага. Значит, и бабушка должна дышать.

Я хихикнула. Бедная мама! Юлька теперь всех заставит дышать картошкой.

— Получается, я не пойду в детский сад? — Ребенок окончательно проснулся. — Ура! — Неужели там так плохо, Юльчонок? — Не-е-е, — она помотала головой. — Не плохо. Но с мамой лучше! Вот если бы ты могла ходить со мной в детский сад… Я хмыкнула.

— Я тоже с удовольствием походила бы с тобой в детский сад, Юльчонок. Но он на то и детский, что для детей.

— А взрослый сад есть?..

… Хорошо. Господи, спасибо тебе за нее.

Как можно не любить детей? Как можно избавляться от них, убивая в утробе или отдавая в детские дома? Ведь дети — это самое лучшее и самое главное, что у нас есть.

Они глядят на нас чистыми, безгрешными глазами, и только от нас зависит, что в них отразится в будущем.

На следующий день с самого утра я дрожащей рукой написала заявление об уходе. В этом вопросе — увольняться или не увольняться — последнюю точку поставила именно Юлька.

Проведя вчерашний день вместе с дочерью, я в очередной раз со всей очевидностью поняла, что не хочу быть юристом.

Только теперь не только «не хочу», но и «не могу».

И когда Назар Миролюбович пришел на работу и позвал меня к себе с традиционной чашкой чая, я решительно положила свое заявление ему на стол.

Он многозначительно покосился на бумажку, исписанную моим корявым почерком, хмыкнул и иронично протянул: — Решилась все-таки? Ты молодец, Тина.

Я так нервничала, что выпалила: — Говорили бы вы это почаще… Черный поднял брови.

— Я в курсе, что женщины любят ушами, но это все же слишком нагло, Тина.

Я покраснела и опустила голову. «Любят»… Не в бровь, а в глаз.

Невозможный, невыносимый человек.

— Ты и насчет моего предложения решила? — уточнил Назар Миролюбович, словно не замечая, как я смутилась. — Или пока думаешь? Я вздохнула и призналась, не поднимая головы: — С этим сложнее. Так что… пока думаю.

— Ладно, — ответил он легко и махнул рукой, — иди. Заявление я подпишу, но с решением не медли. А то останешься, как та старуха, у разбитого корыта и несолоно хлебавши. И вообще учись принимать взвешенные, но быстрые решения. Тебе очень не хватает уверенности в себе.

Я сцепила руки перед собой от злости и пробормотала: — Интересно, а чего мне хватает… Честно говоря, я не ожидала, что Назар Миролюбович ответит. Я даже не ожидала, что он услышит. Но он услышал… и ответил: — Многого, Тина. Ты красивая девушка с хорошим вкусом, приятная в общении, умная, аккуратная. Прекрасно готовишь, любишь дочку, интересуешься педагогикой. Ты цельный и вполне самодостаточный человек. И все, чего тебе не хватает, ты со временем наработаешь. В конце концов, никто не рождается с этими умениями. Согласна? Я чуть не села прямо на пол.

Я сплю и вижу сон, что ли?..

— Ладно, иди, не буду тебя больше смущать. — Кажется, Назар Миролюбович смеялся надо мной. Я подняла голову и посмотрела на него вытаращенными от удивления глазами. — Иди-иди. В конце концов, тебе еще две недели отрабатывать.

Не расслабляйся. Солнце еще высоко.

Я вспомнила видео с прекрасным названием «Хули ты жалуешься», которое когда-то прислал мне Назар Миролюбович, вздохнула — мир и привычный начальник возвращались на свои места — и вышла из кабинета.

Вечером в тот же день мне начал названивать Вячеслав, но от встречи я отказалась, отговариваясь тем, что еще не совсем выздоровела. Он пообещал — точнее, пригрозил, — что перезвонит завтра, и отключился.

А я обрадовалась — до завтра я еще что-нибудь придумаю.

Утром следующего дня меня ожидал сюрприз в виде начальника, пришедшего на работу вместе с Яриком. Видимо, у няни опять что-то случилось.

— Привет, Тина! — ребенок помахал мне ручкой и широко улыбнулся. А я тут же смекнула: возможно, ничего не случилось, а просто этот хитрож… то есть, хитрющий Назар Миролюбович хочет таким образом меня склонить в пользу одного конкретного решения. Вполне в его стиле.

 

— Здравствуй, Ярик, — сказала строго, но не выдержала и все- таки улыбнулась. Плевать, даже если это эмоциональный шантаж. Выдержу. Наверное.

— Вот, Тина, — проговорил Назар Миролюбович, заходя в приемную следом за сыном, — вручаю тебе своего бандита.

— Я не бандит, — Ярослав обиженно надул губу.

— Значит, пират, — пожал плечами Черный-старший, — разница невелика. Возьмешь его на абордаж, Тина.

— Абордаж? — с интересом протянул ребенок, и я поспешила добавить: — Я расскажу. Назар Миролюбович… а Ярик выдержит здесь рабочий день? Он же болел недавно.

— Мы уйдем после обеда, — махнуло рукой начальство. — Так что ему недолго терпеть. Сделаешь мне чаю? Я кивнула, Назар Миролюбович скрылся в своем кабинете, а Ярик тут же вопросил: — А мне? А ватрушек нет? Весь в отца. С головы до ног. Даже желудок — и тот в отца.

— Нет, — я улыбнулась. — Зато есть печенье с корицей. Правда, оно из магазина, но тоже очень вкусное. Будешь? — Ага! — обрадовался ребенок, а из кабинета (дверь Назар Миролюбович не закрыл) раздалось громкое: — Я тоже буду! Ну я же говорю — весь в отца.

Спустя какое-то время, когда почти все печенюшки были съедены двумя Черными-троглодитами, Ярику, по-видимому, надоело сидеть в тишине, и он решил, что хочет со мной поговорить. Причем подошел к делу с мастерством отца — волоком притащил стул к моему столу, сел на него и спросил: — А почему ты не хочешь быть моей няней? Я так опешила, что уронила на пол папку с договорами.

Да уж, началось в колхозе утро. И как тут ответить? Подняла с пола папку, положила ее на стол, плюхнулась на свое рабочее место и начала осторожно объяснять: — Хочу, Ярик, очень хочу. Но не могу.

— Почему? В эту секунду мальчик походил не на своего отца, нет. На мою Юльку. Она такая же почемучка.

— У нас с твоим папой сложные… отношения. — Я почти прошептала эту прекрасную фразу. — И нам с ним вместе будет… непросто.

Нет, никогда из меня не выйдет юрист. А вот из Ярика — вполне возможно.

— Так ты уже с ним вместе, — припечатал этот маленький юрист. Юристик. И садистик. — И ничего.

«Ничего хорошего».

— Это немного другое «вместе».

— Это как? — Ярик! — послышался из кабинета голос Назара Миролюбовича, в котором мне почудилась насмешка. — Не отвлекай Тину! — Ла-аадно, — протянул ребенок, тяжко вздохнул, но далеко не ушел — так и остался сидеть рядом со мной, только уткнулся в планшет, где включил себе одну из серий «Смешариков».

Юлька эти мультики тоже любит.

А все же интересно, где бывшая жена Назара Миролюбовича? Навещает ли Ярика? И вообще почему она бросила сына, почему не забрала его с собой? Впрочем, это глупый вопрос, с учетом профессии моего начальника.

Я виновато покосилась на кабинет. Нехорошо думать, что Черный мог отобрать у своей жены сына по суду, но… как еще? Неужели сама оставила? Бывают, конечно, такие женщины, но… Интересно. Но вряд ли я когда-нибудь это узнаю.

Больше в тот день Ярик мне провокационных вопросов не задавал. Да и они с Назаром Миролюбовичем ушли сразу после обеда, от души натрескавшись каких-то вегетарианских макарон.

А Екатерина Игоревна, как оказалось, уехала с концами — ее племянница, переживая после смерти матери, попала в больницу с тяжелым нервным расстройством. Вот так Ярик остался без няни.

— Я завтра тоже с ним приду, — сказал мне Назар Миролюбович перед уходом. — И опять до обеда только будем.

Я кивнула и радостно улыбнулась. Ярик мне совершенно не мешал, даже наоборот — скрашивал мой нудный рабочий день.

Такова уж моя натура — мне скорее будет мешать громкая навязчивая музыка или включенный телевизор, нежели ребенок.

А дома, читая Юльке сказку на ночь, я задумалась.

Уж не потому ли в этих самых сказках злодеи — читай, тираны, — выбирают себе в любимые добрых, умных и славных девушек, что каждому такому злодею хочется, чтобы его любил кто-то хороший и добрый? И вообще… нам всем этого хочется, когда мы встречаем человека, которого считаем лучше себя. Если тебя любит тот, кто лучше, это возвышает.

И пусть я совсем не тиран, но мне хотелось, чтобы мой злодей меня любил. Именно потому что он во многом лучше меня. Решительнее, умнее, компетентнее. А вот злодею любить какую-то там Тинку Попову совершенно нет резона. И соответственно, Тинка Попова в свою очередь не хочет любить злодеев… И тиранов тоже, да.

Нет, няней Ярика мне точно быть нельзя. Лучше уж, как сказал дядя Сережа, незнакомые девочки… А на следующий день Ярик все-таки завел прежнюю шарманку. Только сменил тактику.

— Ти-и-и-инка… А, Ти-и-и-инка? — Угу? — я подняла глаза и улыбнулась мальчику. Сегодня Назар Миролюбович притащил из дома какую-то головоломку, и Ярик все утро пытался ее распутать.

— Давай заключим с тобой сделку.

Я умилилась. Юристик ты мой! — Какую? — Ты станешь моей няней, а я… я… — Ярик понизил голос. — Я тебе покажу папину тайну. Очень-очень важную тайну.

Ого. От любопытства я едва не надулась, как хомяк.

— Тайну? Ярик, но это же нехорошо, — попыталась состроить из себя взрослую, умную и ответственную. А в голове уже вертелось: «Что это за тайна такая?» — Нехорошо оставлять ребенка без няни, — заявил собственно ребенок. — Тем более что я хочу не просто няню, а няню конк… конкр… — Конкретную, — подсказала я очередное сложное слово.

— Да. Тебя.

Ага. «Ларису Ивановну хочу».

— Ну, договорились? — Ярик сдвинул брови и гордо поднял голову. И только я хотела отказаться, как в ход пошла тяжелая артиллерия. — Ну пожаааалуйста, Тина! Ты такая хорошая, я тебя очень люблю! — И я тебя люблю, но… — Ну пожааааалуйста! Я тебя всегда-всегда слушаться буду, честное слово! — Врешь.

— Нет, правда! — Ты не выдержишь.

— Выдержу! Ну, Тинааааа… — Да ну, не верю.

— Честное слово! — Спорим? И тут я поняла свою ошибку — Ярик расцвел.

— Так ты согласна?! Черт. Весь в отца.

— Будешь моей няней? Это ж надо было так меня развести!!! — Тина-а-а?! Будешь? Я вздохнула.

— С условием, что ты будешь меня безоговорочно слушаться.

Как только ослушаешься — все, уйду. Договорились? — Да! А вот теперь и правда расцвел. Я даже улыбнулась. Надо же, удивительно, он ведь меня совсем не знает… И тут от двери кабинета Назара Миролюбовича послышалось полное довольства: — Прекрасно.

Я отреагировать не успела — начальник прошел дальше, остановился возле секретарской стойки, погладил сына по голове и продолжил: — Умница, Ярик. Горжусь. Пойдем-ка обедать. Тина, ты с нами.

Поймав мой мрачный взгляд, Назар Миролюбович хмыкнул.

— Посмотри на это с другой стороны — ты из Ярика такое шикарное обещание выбила. А он у меня всегда обещания выполняет.

— Ага, — подтвердил ребенок, и я вновь вздохнула.

Действительно, яблочко от яблони… Вечером, уже после того, как Назар Миролюбович с Яриком ушли домой, мне позвонил Вячеслав.

Поначалу я не хотела брать трубку, но поняла, к чему это может привести — Черный-младший просто приедет сюда и поймает меня на выходе с работы. Так что пришлось брать.

— Алло.

— Добрый вечер, Тина. Вы решили насчет завтра? Будем ваш портрет рисовать? Я закусила губу.

— Давайте в следующий выходной? Интересно, почему мне так отчаянно не хочется встречаться с этим человеком? Он ведь, кажется, действительно решил ухаживать, только непонятно, серьезно ли. И толку в смысле романтики от него точно будет больше, чем от Назара Миролюбовича. Намного больше.

А мне все равно не хочется его видеть.

Сердце, ну почему ты такое глупое? — Хорошо, Тина. А в эту субботу не хотите ли просто погулять? Я могу отвезти вас с дочерью в одно интересное место… — Спасибо, но у нас дела.

Почти правда: нам нужно было на рынок, прикупить Юльке кое-какую одежду. Это, конечно, не на весь день, погулять мы в любом случае успеем. Но без Вячеслава.

— Ладно, — мужчина вздохнул, как мне показалось, с нарочитым огорчением. — Тогда я позвоню вам на следующей неделе.

— Хорошо.

Плохо. Но будем решать проблемы по мере их поступления.

Иногда так бывает — ты из-за чего-то очень долго мучаешься, не можешь принять решение, а потом, когда принимаешь, будто гора с плеч сваливается. И хоть я и досадовала на себя за то, что поддалась этим двум юристам — маленькому и большому — мне все равно было радостно и легко. Словно что- то внутри меня понимало — все правильно. Интересно, с чего бы? Ведь на самом деле нет в этом ничего правильного. И чем скорее я уволюсь и перестану постоянно лицезреть Назара Миролюбовича, тем лучше. А я вместо этого перехожу работать в его дом, к его сыну. И что в этом правильного? Наверное, когда всем людям выдавали мозги, я стояла в какой- то другой очереди.

Выходные прошли хорошо, хоть и быстро. Впрочем, как и любые выходные. Мы с Юлькой съездили на рынок, затоварились новой одеждой, погуляли в парке, встретились с дядей Сережей и посмотрели вечером два хороших новых мультика. Благодаря одному из них дочка все воскресенье заставляла меня петь «Отпусти и забудь, что прошло, уже не вернуть»* (*песня из мультфильма «Холодное сердце). И эта песня так засела в моем мозгу, что я продолжала петь ее еще половину понедельника.

Отпустить и забыть, значит? Жаль, инструкции не прилагается.

В первый рабочий день на следующей неделе к моему столу началось настоящее паломничество. Народ, откуда-то выяснивший про мое увольнение, решил узнать, с чего вдруг я решила уйти. И, конечно, не обошлось без косых взглядов в сторону кабинета Назара Миролюбовича. В каждом из таких взглядов читалось «довел девку», и я очень старалась объяснить, что все совсем не так. Ну, точнее, не совсем, но все же не так. Судя по скептическому хмыканью, верили мне мало.

Точнее, не верили вообще.

Я бы тоже себе не поверила, если бы не знала точно.

А Назару Миролюбовичу на мнение других сотрудников было плевать. Он продолжал работать, как конь, только каждые два часа звонил своей матери — проверял, как там Ярик. И где-то в среду, став случайной свидетельницей одного из таких разговоров, я рискнула спросить: — Назар Миролюбович, а… почему вы так беспокоитесь? Это же ваша мама все-таки… — Именно поэтому и беспокоюсь, — ответил он спокойно и холодно, бросив на меня беглый взгляд исподлобья. — Я хорошо знаю свою мать.

Нет, ну это логично, но… — Но она же вас вырастила… — Ты уверена? — Черный фыркнул. — Меня растила бабушка.

Вот Вячеслава — мама в основном. Заметила разницу? Я похлопала глазами.

— Как так?..

— Тина, тебе нечего делать? — Назар Миролюбович все-таки не выдержал. — Хватит. Здесь у меня не кабинет психотерапевта.

— А жаль, — буркнула я и удалилась под тихое хмыканье начальника.

В четверг вечером Вячеслав меня окончательно дожал насчет субботы — неловко уже было отказываться, я ведь обещала.

Значит, в пятницу на корпоративе надо будет поменьше выпить, иначе в субботу проснусь с головной болью. Так обычно всегда и бывает — сначала праздник, а потом головная боль, если переборщить с шампанским.

Впрочем, наверное, лучше вообще не пить. Мало ли, что может прийти в нетрезвую голову? А еще я до сих пор немного верила в возможность сохранить независимость и не быть любовницей Назара Миролюбовича. В конце концов, свой «трофей» он уже получил.

Лера, как оказалось, действительно выходит в понедельник, и всю рабочую неделю я не могла отделаться от мысли, что Назар Миролюбович про себя ликует по этому поводу.

А потом настала пятница — мой последний рабочий день в «Юрконе», который по иронии судьбы совпадал с корпоративом в честь десятилетия фирмы. Накануне я решила спросить у Черного, можно ли мне не идти, но он так на меня посмотрел, что я сразу поняла — нельзя.

— Тина, — голос его как ледяными иголками кололся, — я понимаю, что для тебя закон и порядок ничего не стоят, но все же, будь добра, вспомни, что твоя рабочая неделя заканчивается только завтра в шесть часов вечера.

— Корпоратив до восьми, — пробурчала я, и начальник поморщился.

— Можешь уйти в шесть, если тебе так принципиально. И не отвлекай меня больше.

Гад. Но я поймала его на слове и действительно решила уйти в шесть.

Начальство сказало «можно» — значит, можно.

Мне, как любой женщине, хотелось быть красивой даже несмотря на то, что этот корпоратив мне по большому счету не был нужен. И с утра в пятницу я облачилась в новое светло- голубое платье в тон к глазам, уложила волосы и накрасилась чуть ярче, чем обычно.

— Домой сегодня можешь не возвращаться, — шепнула мама, подмигнув мне, когда я уже застегивала сапоги.

— Мам, — я поморщилась, — перестань. Это весьма двусмысленно звучит. Домой можно не вернуться по самым разным причинам.

— Ты поняла, какую причину я имею в виду.

— Угу.

Нет уж. Домой, и только домой.

Маме я собиралась сказать, что уволилась из «Юркона» и работаю теперь в другом месте, где-то спустя неделю. Ни к чему ей лишние стрессы. Она и так начала переживать из-за дяди Сережи с тетей Дашей и их решения взять приемного ребенка. Если еще и за меня переживать будет — точно поседеет.

Рабочий день в эту пятницу длился до трех, а потом весь коллектив погрузили в автобус и в добровольно- принудительном режиме повезли в ресторан. Кто мог — поехал на собственном транспорте, и Назар Миролюбович даже предлагал составить ему компанию, но я умудрилась отбрехаться, сославшись на то, что хочу перед увольнением провести побольше времени с коллективом. Врала безбожно.

И настроение у меня постепенно катилось к отметке «ниже плинтуса». Все были веселые, счастливые, ждали премий, а я… Ну да, премию я получу, но мне даже стыдно, что я ее получу.

И впереди у меня вновь неизвестность, которая неизвестно чем закончится.

А больше всего я была огорчена из-за того, что Назар Миролюбович ничего не сказал по поводу моего нового платья и в целом внешнего вида. Я ведь старалась! А он весь день то ли не замечал, что я красивее, чем обычно, то ли притворялся, что не замечает, то ли… то ли я не была красивее, чем обычно.

В общем, в результате я, дождавшись вручения конвертиков и подняв первый тост за процветание фирмы, тихонько встала с места и выскользнула из зала ресторана, словно бы в туалет.

Назар Миролюбович в это время разговаривал с Жуковым, видеть меня не мог, да даже если бы и видел: на часах было ровно шесть вечера.

Я быстро оделась и, оглянувшись на зал, откуда уже доносилась веселая музыка, вышла из ресторана, провожаемая удивленным взглядом гардеробщицы.

А на улице шел снег, и мне вдруг резко полегчало, когда я увидела, что все слегка присыпано белой снежной пудрой, словно сахаром.

Ничего, я справлюсь. Со всем справлюсь. Даже с Назаром Миролюбовичем. Не позволю ему ни унижать себя, ни трогать, ни… владеть. Не позволю! Боевой котенок, если его разозлить, тоже может выцарапать глаза. Ведь и у него есть когти. Пусть маленькие, но все же когти… К одиннадцати утра на следующий день мы с Юлькой были готовы. Она — в новом шерстяном костюме, я — отже в шерстяном костюме, но в старом. Очень похожие друг на друга, только она — маленькая, а я — большая.

Примерно так и сказал Вячеслав, когда увидел нас обеих. И подарил по букетику цветов. Мне побольше, Юльке поменьше.

Дочь тут же выдала: — А конфет нету? Я фыркнула, а Вячеслав просто опешил.

— Нет, Юльчонок. От конфет у тебя будут болеть зубки.

— А вдруг не будут? — Будут. Я точно знаю.

Юлька вздохнула и прижала к себе маленький, словно кукольный, букетик. Я погладила дочку по плечу и украдкой покосилась на Вячеслава — он сидел на переднем сиденье и вел свой белый мерседес плавно и величественно, словно тот был правительственным кортежем.

Всем хорош мужик — и красивый, и умный, и заботливый, и букетики покупает. Так в чем же проблема? «В тебе».

Ну… да.

— Вы какой портрет… Кстати, Тина. А давайте на «ты»? — Давайте, — сказала я уныло. Помирать, так с музыкой.

— Ты какой портрет хочешь? Карандашами, акрилом, маслом? «А какой быстрее?» — чуть было не буркнула, но сдержалась.

Вячеслав не виноват, что не привлекает меня.

Интересно, а кто тогда виноват? Назар Миролюбович? А что, это удобно. Во всем виноват Черный-старший. Почти как Путин.

— Давайте карандашный.

— В полный рост или только личико? «Личико». Носик, глазки, ротик… противненько.

— Давайте до пояса.

— Дядя Слава! — судя по тому, как Юлька подпрыгнула на сиденье машины, ей в голову пришла по-детски гениальная идея. — А нарисуй маму принцессой! — Принцессой? — «дядя Слава» поднял брови, пока дочка заливалась хохотом, прижимаясь к моему боку. — А какой принцессой? — Белоснежкой! — воскликнула Юлька, и я ужаснулась. Зря мы с ней накануне эту сказку перечитывали! — Нет, не надо меня в гробу рисовать. Пусть будет… просто какая-нибудь принцесса. Хоть на горошине.

— На горошине, говоришь… — протянул Вячеслав, и на его губах вдруг появилась усмешка, страшным образом напомнившая мне усмешку Назара Миролюбовича. Задумал что-то, как пить дать. — Ладно.

И странно, но я даже не встревожилась. Раздеваться я не буду, а все остальное выдержу как-нибудь. В конце концов, Черный-старший неплохо так меня уже выдрессировал за это время… Проблема появилась, когда мы приехали в мастерскую Вячеслава, и он решил начать рисовать практически сразу.

Чем занять Юльку? Два требуемых часа на одном месте она не усидит, а носиться за ней по всему дому я не могу — позирую же. Поэтому Вячеславу пришлось тащить свой планшет и включать на нем мультик. Как я так не подумала?.. Совсем уже головой стала плохая. Впрочем, даже если бы подумала — я бы не поехала в мастерскую без дочери. Не хватает только, чтобы и этот Черный меня домогаться начал. Нет уж, Юлька — мой живой щит.

И теперь этот щит сидел на диване и смотрел мультфильм, а мы с Вячеславом негромко разговаривали.

— А ты не умеешь рисовать, Тина? — Как ты — нет. Я могу примитив какой-нибудь изобразить для дочки. Палка, палка, огуречик, получился человечек — типа того. А… — Я вдруг кое-что вспомнила и решила воспользоваться ситуацией. — Назар Миролюбович тут упоминал, что его растила бабушка, а тебя — мама. Это как? — Ну, - Вячеслав поморщился, — он утрирует, на самом деле.

Нас обоих растили и мама, и отец, и бабушки, и дедушки.

Просто папины родители приезжали редко, пару раз в год где- то, а потом отец ушел к другой женщине, и они стали приезжать еще реже. Бабушка по маминой линии просто любила Назара больше, чем меня. Но воспитывала она нас обоих. Так же, как и мама.

— А мама кого больше любила? — вырвалось у меня, но ответ мне и не требовался: я уже его знала.

— Меня, — Вячеслав усмехнулся. — Назар с детства был мальчиком в себе, иногда даже откровенно угрюмым. А наша мама — человек легкий, веселый, беззаботный даже.

«Именно поэтому и беспокоюсь. Я хорошо знаю свою мать».

— Получается, ты больше похож на маму, а Назар?..

— Точно, — Черный-младший кивнул. — Ты все правильно поняла. Брат — вылитый наш папаша. Только тот не юристом был, а врачом. Он был на медицине повернут, целыми днями пропадал в больнице, медицинские журналы читал и очень любил порядок. А какой с нашей матерью порядок? Вот он и нашел себе другую женщину. Ушел, когда нам с братом по девять лет было. Назар потом очень долго не хотел с ним даже по телефону разговаривать, избегал всеми силами — обижался.

Помирился только после того, как мы школу закончили.

В голове будто что-то щелкало.

Значит, вот оно как. Нелюдимый, но привязчивый мальчик, предательство отца, мать, которая больше любила брата. И… — А бабушка?..

— О, бабушка. Она в школе математику преподавала. Не женщина — теорема ходячая. Как умудрилась такую дочь вырастить, сама не понимала. И в их с отцом разрыве она целиком и полностью маму обвиняла. Не безосновательно, конечно… Папа с его четким характером еще умудрился десять лет с ней прожить, постоянно страдая от вечного бардака в квартире.

Ну да, конечно. Страдалец. Зачем тогда женился? Мужчины… — И вот бабушка Назара даже не воспитывала — дрессировала.

Меня поменьше. На меня она махала рукой и говорила: «Ты в мать. Хорошо, что мальчик».

— А где она сейчас? — Умерла. Инфаркт. Лет десять назад. И отец в тот же год ушел. У него, кстати, во втором браке дочка родилась, ей сейчас двадцать с хвостиком. Они с Назаром — два сапога пара.

Ольга такая же повернутая, только на медицине, как отец.

— Вы общаетесь? — Практически нет. Разница в возрасте сказывается все-таки.

Хотя Назару с ней проще, чем мне. Знаешь, это забавно, — Вячеслав усмехнулся. — Брат ведь лет до восемнадцати знать не хотел папину новую жену. А после его смерти начал ездить, помогал деньгами, Ольге мозги вправлял, когда она в подростковом возрасте дурить стала. Я как-то не лез, у меня и своих проблем хватает. А Назар даже какому-то ее парню табло чистил, насколько я помню.

Кажется, я расплылась в глупой улыбке… Быстро погасила и спросила, пока у Вячеслава не кончился словесный понос: — А жена Назара Миролюбовича действительно с ним работала? — Действительно, — охотно ответил Черный-младший. — Та еще была вертихвостка… Да ну ее, Тин. Не хочу, неприятная тема.

Жаль. Только мое любопытство разыгралось и изо всех сил раскрыло рот, глотая слюни, как его обломали.

Ну ладно. Не все сразу.

Через два часа Вячеслав наконец закончил, и я смогла наконец встать со стула, а Юлька — с дивана. Дочка уже зевала — еще бы, два часа пялиться в планшет! — и явно хотела есть.

Так что я собиралась свинтить домой как можно скорее.

— А вот и наша принцесса! — провозгласил Вячеслав, протягивая мне законченный портрет. — Похожа? — Мам, дай посмотрю! — подпрыгнула на месте Юлька, разом проснувшись. Но отдавать этот «портрет» дочери я не спешила.

Теперь понятно — что-то общее у братьев есть. Подобного поступка я могла бы ожидать от Назара Миролюбовича, но никак не от Вячеслава.

На портрете были изображены мы с ним в образе принцессы и свинопаса из сказки Андерсена. Я — с надменным лицом, в шикарном платье, с короной на голове, а он — грязный оборванец, протягивающий мне розу и птичку в клетке.

Не смешно. Нет, если бы не Юлька, я бы даже улыбнулась — получилось у Вячеслава забавно. Но дочка прекрасно знает содержание этой сказки! Она вообще любит сказки Андерсена, несмотря на то, что они в основном очень грустные. И сейчас наверняка решит, что ее маму обижают.

— Спасибо, — я изобразила на лице счастливую улыбку. — Очень… мило.

— Мам, ну дай! Поняв, что от дочери не отделаешься, я все-таки отдала ей портрет.

— Ой! Дядя Слава, а ты чего такой грязный? Мамусь, а ты красивая… с короной! — А я просто в лужу упал, — хмыкнул Черный-младший. — Но твоя мама не даст меня обидеть, Юль.

Угу. Не дам. Ничего не дам! — Точно. Мы дядю Славу отмоем, Юльчонок… А теперь пойдем. Нам пора домой обедать.

— А может, лучше в «Макдональдс» сходим? — предложил Вячеслав, и я кинула на него возмущенный взгляд. — А что? Здесь недалеко.

В «Макдональдс» я Юльку еще не водила, и пока не собиралась. Чем позже ребенок узнает об этом адском местечке, тем лучше. Желудок себе испортить она всегда успеет.

— Нет, мы домой. Вы… ты нас отвезешь? Кажется, Вячеслав был не слишком доволен тем, что рыбки сорвались с крючка, но спорить не стал.

Все. Отмучилась. Больше я в его мастерскую ни ногой! Про сказку Андерсена Юлька вспомнила только поздно вечером. Мы по приезду отнесли портрет в ее комнату, и перед сном дочка начала вновь его рассматривать.

— Мамуся, — протянула она вдруг, — а это похоже на ту сказку… Ну, про злую принцессу… Ты разве такая? Дядя Слава не прав.

К тому времени я уже окончательно остыла и перестала сердиться. Ну нарисовал и нарисовал, смешно и забавно. Он же не знает, что дети воспринимают все буквально, и теперь мне придется объяснять, почему в сознании дяди Славы я стала вредной и капризной принцессой.

— Юльчонок, — я села рядом с дочерью и погладила ее по голове, — дядя пошутил. Это просто рисунок. Ты ведь знаешь, я совсем не принцесса, и он не свинопас, правда же? Принцесса у нас ты.

Юлька заулыбалась.

— Да-а-а! Но все равно. Ты не злая, ты хорошая.

— Конечно, хорошая.

— Тогда надо еще один портрет! — заявил мне мой собственный ребенок. — Где ты — добрая принцесса.

«Погода была прекрасная, принцесса была ужасная…» За что мне это? — В следующий раз, — сказала я мягко. — А сейчас — спать.

«Русалочку» читать будем? — Ага! Люблю детей. Если бы можно было так переключить взрослого человека… Назара Миролюбовича, например. Или его брата. А то ведь как упрутся рогом… И никакие «Русалочки» не помогут.

В понедельник я должна была прийти домой к Назару Миролюбовичу не позже восьми часов утра. «А лучше — к половине восьмого», — сообщил он мне в смс-сообщении, и я написала, что постараюсь. Логично — должен же он меня хорошенько проинструктировать. Это тогда Ярик болел, а теперь-то он здоров.

Так что я действительно постаралась и ровно половина восьмого уже звонила в знакомую дверь.

Волновалась ли я? Не то слово. У меня не только руки дрожали — у меня дрожал весь организм.

— Тина, ты трусиха, — сказала я себе, и в этот момент дверь открылась.

— Не совсем справедливое утверждение, — произнес Назар Миролюбович бесстрастно, кивая мне. — Доброе утро. Заходи.

— Доброе, Назар Ми… — Просто Назар теперь можно.

Я запнулась на полуслове и застыла возле входной двери. Что он сказал?..

— Тина. Отомри. Это в офисе ко мне все по имени-отчеству, а здесь перед кем тебе официоз разводить? Перед Яриком и тарелками? Просто Назар. Можно на «ты».

Я так растерялась, что даже ответить ничего не смогла.

— Ладно, — Назар Миролюбович покровительственно похлопал меня по плечу, — может, потом привыкнешь. Я, знаешь ли, такой же человек, как и все остальные. Я и в туалет хожу, представляешь? Он начал издеваться, и я отмерла.

— Представляю! Но это не причина… — Да-да, конечно. Раздевайся давай, в комнату проходи. Пять минут уже мне тут порог обиваешь.

Я поджала губы, но решила промолчать. Мне стало жалко коллег по работе. Я Назару Миролюбовичу сейчас отвечу, а им потом с ним весь день работать! В комнате на диване сидел Ярик, рядом с ним примостилась величественная Маркиза. Увидев меня, мальчик помахал рукой.

— Привет, Тина! Тут «Тайна третьей планеты» идет. Будешь со мной смотреть? — Сейчас я Тине два слова скажу, а потом она с тобой сядет смотреть про третью планету, — строго заметил Назар Миролюбович. — Потерпи чуть-чуть.

Ярик кивнул, ничуть не огорчившись, и крепче прижал к себе довольную Маркизу.

— Итак, — начальство повернулось ко мне, — запоминай. Если что, я на кухне еще бумажку с расписанием оставил, но в случае дополнительных вопросов звони. Поняла? — Разумеется.

Не такая уж я и тупая, как ему кажется… — Встаем мы обычно в семь, а в восемь, после того как я ухожу, у нас завтрак. Сегодня я Ярика сам покормил, чтобы тебе попроще было, но с завтрашнего дня будь добра.

Спрашивай, что он хочет, и готовь, но слишком уж не балуй.

Арахисовую пасту просить будет — не давай. Она у нас по субботам.

Я улыбнулась. А Юлька арахисовую пасту пока не пробовала.

Ее любимым и вечно вопрошаемым лакомством было печенье.

— После завтрака мы гуляем. Два часа как минимум, а лучше три. Потом обед. Суп и второе в холодильнике, чай сама заваришь. Затем два часа — занятия, Ярик тебе покажет, чем он занимается. Полдник и вторая прогулка. После можно включить ему мультфильм или книжку почитать, что захочет.

Ужином я его сам кормлю, когда приезжаю. Сегодня постараюсь быть пораньше, чтобы тебя в первый день сильно не загружать. Все запомнила? — Да, - я кивнула и, поколебавшись, спросила почти шепотом: — Может, мне что-то следует знать… особенное? — Да нет, — Назар Миролюбович пожал плечами. — Главное — не спи на рабочем месте. А с остальным ты сама разберешься.

— Разве я когда-нибудь спала… — Не спала. Именно поэтому ты здесь.

Меня вновь покровительственно похлопали по плечу, а потом удалились в коридор — одеваться и обуваться.

Да… день наверняка будет веселый.

Я ошиблась. Я все время ошибаюсь. День не был веселым — он был самым обычным днем, и оказалось, что я зря так нервничала. По крайней мере пока нервничать причин не было.

Ярик действительно слушался меня, как и обещал. И мы отлично провели время, а потом пришел Назар Миролюбович, и я почти сразу ушла домой, быстренько отчитавшись ему обо всем случившемся (точнее, о не случившемся).

Так продолжалось неделю — до самой пятницы. Черного- старшего я видела минут двадцать от силы — утром он уже одевался и убегал, а вечером раздевался, выслушивал мой отчет и отпускал с миром, нисколько не претендуя на «доступ к телу».

Порой он подтрунивал надо мной, особенно когда я называла его по имени-отчеству, но в целом особенно не тиранил. Да и времени не было — двадцать минут в день маловато на тиранию.

Все немного изменилось в пятницу… — А помнишь, я тебе обещал показать папину страшную тайну? — спросил меня Ярик ближе к вечеру, когда мы с ним вместе лепили из пластилина.

Конечно, я помнила. Только мне было стыдно напоминать о таком. Назар Миролюбович, конечно, не Синяя Борода, но мало ли, какие у него имеются страшные тайны? — Угу.

— Показать? — Ярик… — Да ладно! Это интересно. Пойдем! Мальчишка схватил меня за руку, как клещами, и потащил прочь из-за стола в гостиной. Я даже опомниться не успела, как мы оказались перед дверью в кабинет Черного-старшего.

Комнат в квартире было четыре — гостиная, детская, спальня Назара Миролюбовича и его же кабинет. Кабинет не запирался, в отличие от секретной комнаты Синей Бороды, но мне и в голову не приходило туда входить. Ничего особенно интересного там не было — книжные шкафы, компьютерный стол, диван да журнальный столик.

Значит, где-то здесь Назар Миролюбович хранит страшную тайну? Я оглядела книжные шкафы. И в каком из них помещается скелет? Но, как оказалось, скелет помещался совсем не в книжном шкафу, а в компьютерном столе. Ярик выдвинул один из ящиков и достал оттуда какую-то большую тетрадку, больше всего похожую на альбом для рисования.

— Вот! — произнес мальчишка важно и вручил тетрадку мне. — Открывай! Я, решительно ничего не понимая, послушно открыла врученное. Не знаю, что я ожидала там увидеть… Но совершенно точно совсем не то, что увидела.

С первой страницы на меня смотрела я сама. Быстрый карандашный эскиз, нарисованный уверенной рукой — только лицо и немного шеи, но какое это было лицо! Неужели я действительно такая?..

Я неуверенно прикоснулась кончиками пальцев к знакомым до боли чертам, которые каждый день видела в зеркале. Но там я никогда замечала у себя такой мягкой улыбки, лукаво блестящих глаз, и эти ямочки на щеках… — Дальше смотри, дальше! — поторопил меня Ярик, и я быстро перевернула страницу.

На этот раз на листе бумаги оказался изображен сам Ярослав.

Взъерошенный, нахохлившийся, словно воробей — явно только встал с кровати. Я хихикнула.

— Здорово, да? — в голосе Ярика чувствовалась гордость. — Дальше давай! И снова я. В профиль, с немного печальным лицом. Потом смеющийся Ярик. Чуть надменный Вячеслав. Веселая женщина лет шестидесяти с очаровательной улыбкой… — Это бабушка. Дальше! Молодая девушка в хирургической шапочке с глазами, страшно похожими на глаза Назара Миролюбовича.

— Тетя Оля, папина сестра.

И снова я. Мокрая и недовольная, с укоризненным взглядом.

Значит, вот как я выглядела, когда промокла до нитки в той поездке с документами… И тут из коридора послышался совершенно определенный звук, характерный для отпираемой ключом входной двери.

— Шухер! — Ярик округлил глаза, и я тоже. Откуда он такие слова знает?! — Папа вернулся! Клади альбом обратно и бежим! А то он нас съест! Я быстро кинула тетрадку, действительно оказавшуюся альбомом для рисования, внутрь стола на прежнее место, захлопнула ящик и поспешила прочь из кабинета, изо всех сил стараясь не думать об увиденном.

Страшная тайна, да. Очень страшная.

И от нее у меня теперь почему-то так печет в груди, что отчаянно хочется плакать… Увидев наши невинные лица, Назар Миролюбович сразу понял — что-то не так. Еще бы! Я старательно улыбалась, а Ярик настолько тщательно пытался скатать колбаску из пластилина — тут и идиот бы догадался. А Черный-старший кто угодно, только не идиот.

— И что вы сломали? — спросил он, поднимая брови.

— Ничего, — ответила я, ощущая, как ноют улыбательные мышцы лица.

— Честное слово! — кивнул Ярик, и брови Назара Миролюбовича взлетели еще выше.

— Ясно. Не сломали, но где-то нашкодили. Причем вдвоем.

Да, интересно… Тина, пошли на кухню, отчитаешься.

Вот теперь точно — смерть моя пришла. Черная и очень страшная.

На кухне Назар Миролюбович кивнул мне на один из стульев, сел на другой и, сложив руки на груди, иронично протянул: — Ну? — Что? — Рассказывай.

— Ага. После того как вы ушли мы позавтракали… — Тина! Я не про завтрак. Меня сейчас интересует, что случилось. Почему вы с Яриком на меня так смотрели? Вы что- то сожгли, утопили, потеряли? И хватит молчать уже, не съем я тебя. Не тираннозавр.

Я удивленно вытаращилась на Назара Миролюбовича. Откуда он знает, как я его называю?..

Нет, кажется, не знает. Просто ляпнул, попав пальцем в небо.

Выдавать Черному-старшему, что я теперь в курсе его «страшной тайны», не хотелось, но врать ему хотелось еще меньше. Так что… будь что будет. В конце концов, подумаешь, рисунки… Не трупы же бывших жен.

И я решилась.

— Вы хорошо рисуете, Назар Миролюбович… К моему удивлению, он сразу расслабился.

— А-а-а, вот оно что. Ярик просветил? Хотя глупый вопрос, не сама же ты полезла. Ладно, понятно все. Хорошо, говоришь, рисую? — он хмыкнул. — Вячеслав лучше. Ты просто не видела.

— Видела, — ляпнула я, и тут же пожалела об этом: Назар Миролюбович напрягся и посуровел.

— Когда это ты видела? — Ну… я ездила к нему в мастерскую. С Юлькой. Он ее портрет рисовал… И мой.

— Ясно. — Лицо Черного-старшего будто окаменело. — И что, хочешь сказать, я лучше рисую? Неужели? Теперь он говорил с откровенной насмешкой, и я внезапно разозлилась.

— Я ничего не хочу сказать! — почти рявкнула. — Я не специалист, чтобы судить! Просто мне ваши рисунки больше понравились, вот и все! — Котенок, не царапайся, — усмехнулся Назар Миролюбович, и я действительно едва не кинулась на него, выпустив когти.

Точнее, ногти. — Я понял. На самом деле Славка рисует в разы лучше, он ведь этому учился, а я — нет. Так, балуюсь иногда, чтобы стресс снять. Никогда не хотел сделать рисование своей профессией… Знаешь, это неправильно: выбирать делом своей жизни любимое хобби. Потом от него в результате начнет тошнить. Я слишком люблю рисовать, так что решил оставить это просто увлечением. Да и меня никогда не привлекали холст и масло, я люблю только одно — простой карандаш. Ну, ты видела. Как тебе твой портрет? Он хитро улыбнулся, и я внезапно осознала, что все это время сидела, глупо приоткрыв рот. Это чего такое было?! Назар Миролюбович со мной откровенничает? Про то, что любит рисовать?! Он! Любит! Рисовать! Боже, я бы меньше удивилась, если бы он сказал мне, что носит разноцветные носки и тапочки с помпонами.

— Пон… понравился… — Я рад.

Он… что?..

— Хочешь, обнаженной тебя нарисую? В ванной, например. И струи воды будут так соблазнительно… Ф-фух. Знакомый язвительный тиран и деспот возвращался, и я наконец отмерла.

— Нет! — Зачем же так сразу? — засмеялся Назар Миролюбович. — Я бы на твоем месте подумал… — Вы не на моем месте! Поэтому — нет! — А я все равно нарисую, — он прищурился. — Я хорошо помню, какая ты, Тина… — Хватит издеваться! — зашипела я, вскакивая со стула, и Назар Миролюбович поднялся следом, по-прежнему смеясь.

— Не шипи, котенок. Пошли к Ярику, а то он уже, наверное, заскучал.

— Нет! — громко ответили за кухонной дверью. Я подпрыгнула от неожиданности.

— Ярик, ты подслушивал?! — Нет! — возвестили во второй раз. — Я мимо проходил.

— Мимо, значит, — протянул Назар Миролюбович, хмыкая.

Оно и понятно: куда можно ходить мимо кухни? Она в этой квартире крайняя. Только если из окна выпрыгивать. — И куда это ты собирался… мимо? — К холодильнику.

Мы с Черным-старшим синхронно посмотрели на холодильник за нашими спинами. Ну да… мимо.

— Ладно, ребенок. Засчитано. Но больше чтобы не слушал взрослые разговоры.

— Договорились, — ответил Ярик таким лукавым голосом, что я сразу поняла: врет. О чем и сообщила Назару Миролюбовичу: — Он весь в вас.

— Я знаю, — ответил начальник, усмехнувшись.

Утром в субботу я проснулась от пришедшего сообщения.

Продрала глаза, загрузила присланное… и замерла.

С экрана на меня смотрела я сама. Голая, но целомудренно повернувшаяся боком, моющаяся под струями воды. Мокрые волосы, рука, прикрывающая грудь, открытый взгляд.

Сволочь.

Надо же, а я и не представляла, что можно одновременно и злиться, и смеяться. Назар Миролюбович, вы открываете во мне новые таланты.

Телефон пиликнул.

«Нравится?» Гад.

«Между прочим, вы обещали».

«Не рисовать тебя я не обещал. Это просто рисунок, Тина».

Ну да, конечно. Просто рисунок. Хорошо хоть без обнаженной груди обошлись, и на том спасибо.

Я решила промолчать, и минут через двадцать, когда я уже встала с кровати и одевалась, пришло второе сообщение. На этот раз на рисунке оказался… котенок. Мокрый, взъерошенный и сердитый.

«Ярик сказал, что похожа».

Гады.

«Жаль, что я рисовать не умею. Я бы вас нарисовала».

«Кем?» Я подумала и честно ответила: «Тираннозавром».

Телефон промолчал, и я думала, что все. Но еще через полчаса я вышла из ванной и обнаружила на экране очередное сообщение… с нарисованным тираннозавром. В костюме и за столом. С чашкой чая и веточкой укропа во рту — как символ вегетарианства, наверное.

На этот раз я не удержалась от хохота, и хохотала минуты две, плюхнувшись прямо на пол. Куда там Вячеславу с его принцессой и свинопасом! «Вылитый вы, Назар Миролюбович. Повесьте у себя в офисе, дабы клиентов стращать».

«Я лучше твой портрет повешу. Тот, который последний.

Дабы клиентов… расслаблять».

Ну да, так я и поверила.

«Не повесите».

«Почему ты так решила?» «Все тираннозавры — жадины».

«Скорее, собственники. То, что мы считаем своим, никому не отдадим».

Я скрипнула зубами.

«Я не ваша!» «Разумеется».

Деспот. Но я решила не отвечать. Хватит с меня словесных перепалок. Пойду лучше завтрак готовить. И пусть думает что хочет.

Я не хочу любить тираннозавра. Не хочу и не буду. Да! В первый же мой рабочий день на новом месте Назар Миролюбович попросил меня одеваться по-прежнему в юбки и платья, заработав при этом укоризненный взгляд. Но от своего не отступил. Так что я продолжала одеваться, как раньше. И заваривать ему чай. Только что за секретарской стойкой не сидела и работу помощника юриста не выполняла — а в остальном примерно то же самое. Даже зарплата одинаковая.

Моя вторая рабочая неделя началась очень интересно. С самого утра, как только я вошла в квартиру, Назар Миролюбович заявил: — Тина, ты говорила, твоей дочери три года? Она ходит в детский сад? — Угу, — кивнула я, расстегивая куртку. К чему это он? — Ты приведи ее как-нибудь с собой, пусть с Яриком пообщаются. И ты с дочерью день проведешь, и сыну моему полезно будет.

Я кивнула, слегка шокированная предложением Назара Миролюбовича. Теперь я, конечно, знала о проблемах Ярослава больше, чем месяц назад, тем более что мы с ним уже несколько раз ездили на занятия в детский центр, и я видела, как они проходят. Но все же… — Вы уверены? — Разумеется, я уверен, — ответил Назар Миролюбович немного раздраженно. — Я никогда не говорю того, в чем не уверен.

Я думала, он скажет: «В отличие от тебя, Тина», но нет — промолчал.

В результате я на следующий день действительно привела Юльку с собой. Мама к тому времени уже была в курсе моей новой работы, но на удивление практически никак не прокомментировала, только кивнула. Даже Троглодит выдал гораздо более сильную реакцию, широко зевнув и начав чесать когти о шкаф.

Накануне я рассказала Ярику о своей дочери, и ей тоже поведала о мальчике, у которого работаю няней. После этого и Ярослав, и Юлька начали гореть желанием поскорее познакомиться. Ну Юлька еще ладно, у нее с коммуникацией все нормально, а вот от Ярослава я такого не ожидала.

— А вдруг она тебе не понравится? — поинтересовалась я с улыбкой, но ребенок только фыркнул.

— Ты что. Она же твоя дочка! Ага. Логично.

Но в итоге момент знакомства прошел прекрасно, хотя Ярик все же зажимался и нервничал. Молчал, иногда хмурился и почти не улыбался.

А потом пришла Маркиза.

— О-о-а-а! — всплеснула руками Юлька. — Ки-и-исонька! И бросилась вперед. Сама же Маркиза, завидев незнакомую мелкую девчонку, не убежала прочь, как я ожидала, а упала на спину и подставила под Юлькины ручки свое пузико, покрытое светло-бежевой мягкой шерстью.

— К-а-акая ки-и-исонька! — пищала дочка, наглаживая кошку обеими ладонями.

— Осторожнее! — забеспокоился Ярик. — Ты ей больно сделаешь! — Нет! — помотала головой Юлька. — У нас дома живет кот.

Его зовут Троглодит! — Ка-аак? — протянул мальчишка, и через тридцать секунд он уже полностью забыл о своей неловкости, вслушиваясь в рассказы о Троглодите и хохоча над ними.

А вечером, когда я поведала обо всем этом Назару Миролюбовичу, он усмехнулся и сказал: — Прекрасно. Я всегда знал, что кошки умиротворяют.

Я так удивилась подобному заявлению, что сразу растеряла все мысли.

Собрала секунд через тридцать, когда начальник уже налил себе чаю и, сделав глоток из кружки, блаженно прищурился.

Вот ведь чаехлеб! — Вы же были против Маркизы.

— Ты как маленькая, Тина, — усмехнулся этот тиран и деспот.

— Не всегда то, чего мы хотим, лежит на поверхности, иногда нужно копнуть глубже.

— Вы о чем? Назар Миролюбович закатил глаза. Но на меня это уже давно не действовало.

— О том, что если бы я действительно был против Маркизы, ее бы здесь не было. Я бы нашел способ избавиться от кошки.

А раз она здесь — значит, я не против.

— Но были же! — Был, — пожал плечами Черный-старший. — Секунд пятнадцать. А потом подумал, что Ярику кошка пойдет на пользу, с его-то проблемами. Так и случилось. — Назар Миролюбович вдруг усмехнулся, сверкнув темно-карими глазами. — Знаешь, когда я в детстве притащил с улицы щенка, отец орал больше и громче всех. А потом прошло время, и именно он стал гулять с Джуной по утрам и вечерам. Да и слушалась она только его… Назар Миролюбович запнулся и чуть помрачнел.

— Он ее забрал с собой? — предположила я осторожно.

— Что?.. — начальник удивленно поднял брови, а потом рассмеялся. — Ясно, Вячеслав тебе рассказал. Да, Тина, отец забрал Джуну с собой, и я обиделся на него в том числе и за это. Позже понял, что он был прав. Не в том, что ушел, конечно, — тут можно быть правым и виноватым одновременно, — а в том, что забрал. Джуна была его собакой.

Несмотря на то, что он поначалу вроде бы ее не хотел.

— Секунд пятнадцать? — я улыбнулась.

— Нет. Дня три. В общем… не все так, как кажется нам на первый взгляд.

Я кивнула, подумав о том, что однажды сказала мне Лера.

«Если бы Черный тебя так не любил, как ты думаешь, ты бы отсюда вылетела еще в первый месяц работы».

Теперь-то я понимала, что не так уж и сильно Назар Миролюбович меня не любил… но тем не менее я еще не разобралась с тем, как он на самом деле ко мне относится.

И в который раз усомнилась в том, что когда-нибудь разберусь.

А на следующий день я взбунтовалась.

Декабрь потихоньку начинал клониться к своей середине, и если до этого на улице было выше нуля, то со среды вдруг резко похолодало. А с учетом того, что мне приходилось гулять с Яриком — и с Юлькой, кстати, тоже, — по несколько часов в день, попа мерзла у меня неслабо. Да и эти двое шкод октавий и дома не давали мне покоя, заставляя, например, играть в партизанов и ползать по полу в кепке со звездой.

Короче говоря, вечером в среду, как только Назар Миролюбович пришел домой и позвал меня на кухню отчитываться, я заявила: — Я не буду больше ходить в платьях и юбках! Брови, как обычно, поползли вверх, но я была проворнее.

— Мне в них холодно. Попробуйте сами три часа гулять в юбке в мороз — тогда узнаете! Брови остановились на секунду, но потом опять поползли.

— Поддевай теплые колготки.

Изверг.

— Может, мне еще и рейтузы поддевать? Тиран пожал плечами.

— Хорошая мысль.

— Назар Миролюбович! Брови неожиданно упали вниз.

— А давай меняться? — В смысле? — Мои брови, наоборот, поползли вверх. — Менять мои колготки на ваши рейтузы? Назар Миролюбович фыркнул.

— Нет. У меня и нет рейтузов… тьфу, рейтуз. В общем, давай так. Ты носишь что хочешь, но за это будешь называть меня по имени и на «ты».

Теперь у меня кое-что упало вниз. Челюсть.

— Назар Ми… — Ты слышала, что я сказал? — начальник иронично усмехнулся. — По-моему, хороший договор обмена. Подумай, это же совсем просто. Можешь даже до завтра подумать, я разрешаю.

Он разрешает! Вы только посмотрите на него! — Да вы!..

— Я, я. — Тиран и деспот заглянул в чайник. — А где заварка? Вы с Яриком все выпили, что ли? Я недовольно запыхтела.

— Еще Юлька.

— Понятно. Значит, надо купить чайник побольше. Ну, что ты стоишь? Завари мне новый чай.

— А у меня рабочий день закончился! — заявила я мстительно, развернулась и вышла с кухни.

А этот гад еще и смеялся мне вслед! У-у-у. Ненавижу! В итоге на следующий день я вновь пришла с Юлькой. И в штанах.

— Здравствуйте, — поздоровалась и застыла, заметив выразительно приподнятые брови начальника. Да чтоб тебя! — Здравствуй… да.

— М-да, — хмыкнул Назар Миролюбович. — Ну здравствуй, Тина. Доброе утро, Юля.

— Доброе, дядя Назар! — звонко крикнула дочка и тут же улыбнулась до ушей.

Некоторое время назад я страшно беспокоилась, как Юлька отнесется к «дяде Назару», и наоборот. Однако все прошло совершенно безболезненно. Утром, когда я впервые привела дочку, Назар Миролюбович сразу убежал, только кивнув моей девочке, а вечером Юлька уже так наигралась и наболталась с Яриком, что была абсолютно счастлива. И раз ей полюбился Ярик, то его папу она тоже вполне полюбила. Кроме того, Назар Миролюбович действительно умел обращаться с детьми, в отличие от своего брата. Хотя не сказать, что Вячеслав совсем уж ударяет в грязь лицом, но… никакого сравнения.

У Черного-старшего это получалось без напряга, а дети ведь всегда чувствуют напряжение и реагируют соответственно — напрягаются сами. А Назар Миролюбович, придя с работы домой в день знакомства Юльки с Яриком, вдруг подхватил мою дочь на руки, улыбнулся и спросил: — Ну, как прошел твой день, принцесса? Принцесса заболтала ногами от восторга и тут же начала рассказывать. А я стояла, смотрела на это все, и думала — как жаль, что у тебя, моя маленькая девочка, нет папы… Вот и теперь Назар Миролюбович сел на корточки, расстегнул Юльке сапожки, помог стянуть варежки и шапку с шарфом, а затем сказал: — За принцессами надо ухаживать, правда? — Конечно! — подтвердила Юльчонок, а я, засмеявшись, заметила: — Вы мне ее избалуете, Назар… И запнулась.

— Уже лучше, — кивнул этот тиран и деспот. — Глядишь, лет через десять и на «ты» перейдем.

— Думаете… думаешь, это так легко? — пробурчала я, скидывая сапоги, в отличие от дочки, самостоятельно.

Назар Миролюбович выпрямился, поглядел на меня с откровенной иронией и протянул: — Нелегко, Тина. Но терпение и труд все перетрут.

Ага, ну конечно. Вот уж чего у меня достаточно, так это и того, и другого! Однажды вечером я набралась смелости и спросила, почему он решил стать вегетарианцем.

Даже не знаю, как я умудрилась спросить. Наверное, я немного расслабилась к тому времени… Но тут же напряглась — Назар Миролюбович так на меня посмотрел, словно я заявила, что собираюсь накормить его говяжьими котлетами.

— Я терпеть не могу этот вопрос.

Ну, это я уже поняла.

— Но тебе простительно.

Хм. С чего бы это? — Только больше эту тему не поднимай.

Да ни за что.

— Когда я много лет назад решил отказаться от мяса, меня о причинах спрашивала каждая собака. И поначалу я отвечал правду. Потом понял — люди спрашивают не для того, чтобы узнать истину, а чтобы со мной поспорить. Доказать, что я не прав. Почему-то очень многие воспринимают отказ другого человека от мяса как личное оскорбление. Словно я свой образ жизни ставлю им в упрек. Меня это бесит.

Меня бы тоже бесило. Поэтому я осторожно заметила: — Я не считаю, что… — Я знаю. Так вот, о причинах. У меня всю жизнь были проблемы с пищеварением, врачи разводили руками — мол, ничего не знаем, анализы прекрасные. И как-то раз мне повезло. Один из них посоветовал мне попробовать отказаться от мяса. Поначалу я воспринял эту идею, как дикость, но стоило мне прожить неделю без котлет — и я почувствовал себя гораздо лучше. А со временем совсем отвык. Итог — проблем с пищеварением нет уже лет десять с лишним, организм как часы работает. Вот и все. Твое любопытство удовлетворено? Я кивнула. И решила рискнуть — пошутила: — А я думала, вам животных жалко.

Назар Миролюбович чуть заметно усмехнулся.

— Жалко. А кому их не жалко? Только если живодерам или совсем уж бессердечным людям. Но отказываться от чего-то из-за жалости глупо. Знаешь, моему отцу тоже было частенько жалко своих пациентов, но он тем не менее их резал.

— Ну не ел же.

— Само собой. Но не всегда операции были успешными, сама понимаешь.

— Вы были бы хорошим врачом, — вырвалось у меня вдруг.

Назар Миролюбович улыбнулся — и я почему-то подумала, что он вспомнил своего отца.

— Может быть.

Наверное, моя жизнь продолжала бы оставаться такой же, как все эти дни — наполненной общением с детьми и вполне себе безобидными перепалками с Назаром Миролюбовичем.

Но кое-что случилось.

Вечером в четверг я осознала — чтобы мне было проще, нужно избегать имени начальника в разговоре. Хотя «ты» тоже было нелегко пережить, но назвать Черного просто «Назар» было пока не в моих силах.

Он это, конечно, заметил, но ничего не сказал. Улыбался только, как он умеет улыбаться — ехидно и язвительно.

В пятницу я пришла без Юльки. Во-первых, Ярику было нужно на занятия в центр, а во-вторых, моей дочери все же необходимо ходить в детский сад.

Мы с Яриком как раз возвращались из центра домой, когда я обнаружила, что возле входной двери стоит какая-то женщина и упорно жмет в звонок, уже разрывающийся от пронзительных трелей.

— Здравствуйте! — сказала я громко, подходя ближе и на всякий случай сжимая ладошку Ярика в своей руке. — Вам кого? Женщина обернулась. Она была очень красивой эффектной блондинкой лет тридцати, с большой грудью и не менее большими губами. Но блондинка она наверняка не натуральная — глаза карие, да и корни чуть темноваты.

Большие губы растянулись в любезной, но фальшивой улыбке.

— Здравствуйте. Мне бы Назара… — Она опустила голову и посмотрела на Ярика. — О! Ты, наверное, его сынишка? Похож на папу.

«Сынишка». Напрашивалась дурацкая рифма про «писаюсь в штанишки», но я промолчала. Сам же Ярик надулся, как объевшийся хомяк, сжимая мою руку. Видимо, новая знакомая ему не нравилась.

— Назара Миролюбовича пока нет, — ответила я спокойно. — Он где-то через… час придет.

— Я могу подождать? — блондинка в очередной раз сверкнула улыбкой. С Вячеславом ее надо скрестить — красивые дети получатся. Зубастые.

Честно говоря, я не знала, что ответить. Назар Миролюбович не давал мне никаких инструкций по поводу возможных посетителей, и у меня уже сложилось впечатление, что к нему никто и не может прийти. И тут вдруг это… Ладно. Была не была.

— Нет, извините, — рискнула я ответить нелюбезностью на ее белозубую улыбку. — Я всего лишь няня, я не имею права запускать гостей без ведома моего непосредственного начальника. Подождите… ну, здесь, например. Или во дворе.

Улыбка сменилась оскалом.

— Во дворе? Там, между прочим, минус десять градусов! — Ага, — кивнула я. — Теплая зима нынче.

Да. Кажется, я заразилась у Назара Миролюбовича.

— Он будет рад меня видеть! — заявила гостья, вздергивая нос к потолку. Ну конечно, рад… Именно поэтому он ничего не знает о ее приезде. Видимо, она собирается сделать ему сюрприз.

— Не сомневаюсь, — сказала я дипломатично. — Но все же, пока нет инструкций, я ничем вам помочь не могу. И отойдите от двери, нам надо войти в квартиру.

Честно говоря, мне показалось, блондинка сейчас на нас кинется, выпустив когти, словно тигрица. Но пронесло — она действительно отошла в сторону и громко, с раздражением затопала каблуками по направлению к лифтам.

Уже в квартире Ярик, хмурясь, сказал: — Бяка.

Я чуть не засмеялась. У Юльки подхватил ее любимое словечко. Правда, дочка говорит так о еде, а не о живых людях… — Ярик! Нехорошо так говорить про знакомую твоего папы.

— Она мне не понравилась.

Детская логика. Не понравилась — значит, бяка.

— Все равно не нужно так говорить. Вдруг твоему папе она нравится? Сказала это — и замерла. Черт, а может, действительно?..

И тут Ярик выдал: — Папе нравишься ты! Я с почти неприличным «пфффф» плюхнулась на пуф в коридоре.

— С чего ты взял? — Так, — пожал плечами мальчишка и затих. Я сглотнула, обдумывая ответ.

— Ну… может, ему и эта тетя нравится? А… — Нет! — отрезал Ярик. — Только ты! Голова закружилась, и я решила сменить тему.

— Так, все. Раздевайся, мой руки и будем потихоньку готовиться к приезду папы. Нам еще чай надо заварить, а то кончился.

Ярик побежал в ванную, а я, покачиваясь, начала стягивать с себя шарф.

Только я нравлюсь, значит.

Не верю. Не может быть.

А сердце-то колотится… Назар Миролюбович пришел не через час, как обычно, а через полтора. Злой и мрачный, словно Кощей Бессмертный, у которого утащили все его золото.

Увидев отца, Ярик сделал то, что сделал бы любой нормальный человек, обладающий инстинктом самосохранения. Он убежал из кухни в комнату, напоследок буркнув: — Я пойду мультик посмотрю. Там «Короля Льва» показывают.

Я дернулась за ним, но Черный-старший остановил меня резким: — Тина, погоди.

— А у меня рабочий день закончился, — попыталась возразить я, но, наткнувшись на по-настоящему черный взгляд мужчины, благоразумно заткнулась.

— Рассказывай, как день прошел. Это недолго. А потом можешь идти домой.

Я вздохнула, опустила голову, чтобы не смотреть на мрачное начальство, и начала вещать. И вещала в полной тишине минуты три, до тех пор, пока не сказала: — А потом мы подошли к входной двери и встретили… женщину. Она вас… тебя. Дождалась внизу? Молчание. Пришлось поднять голову. Правда, мне тут же захотелось опустить ее обратно — Назар Миролюбович смотрел на меня со знакомой ехидной иронией. Только на этот раз к ней примешивалось что-то… странное.

— Дождалась. К сожалению.

— Почему «к сожалению»? — я сделала вид, что удивилась. — Она… симпатичная… Назар Миролюбович чуть слышно фыркнул, делая шаг вперед и поднимая ладонь, чтобы дотронуться до моей щеки.

— Ревнуешь, Тина? — Нет, — ответила я быстро. Слишком быстро.

— Врешь ты по-прежнему плохо, — сделал вывод Назар Миролюбович, улыбаясь, заключил мое лицо в ладони, наклонился и поцеловал.

И совсем даже не по-тирански. Просто поцеловал, мягко раздвинув губы и нежно лаская их.

— Вы обещали, — шепнула я и услышала в ответ: — Оставайся.

— Вы обещали! — повторила я, пытаясь отстраниться — и он, к моему удивлению, позволил это.

— Обещал, — усмехнулся и сделал шаг назад. — Но прежде чем ты уйдешь, я скажу кое-что.

Я нервно сглотнула.

— Эта женщина мне никто, Тина.

Ну да, конечно.

— Тогда почему она пришла к вам домой? — Именно поэтому. Точнее, потому что не захотела смириться со своей… участью.

Ясно. Ну, у нас с ней есть кое-что общее. Я тоже не хочу смиряться со своей участью.

— Я поняла. Спасибо за разъяснения, я пойду.

— Иди, — кивнул Назар Миролюбович. Я кинула на него злой взгляд исподлобья, резко развернулась и вышла из кухни.

Потом, гораздо позже, я думала — а если бы он тогда не побежал за мной? Если бы не остановил меня, дующуюся на весь свет и толком не успевшую отойти от подъезда, если бы не поцеловал до потери пульса? Не знаю. Наверное, так просто не могло быть.

На улице валил снег. Он действительно валил — заваливал все вокруг совершенно безжалостно, и даже нас. Росой оседал на волосах и ресницах, запутывался в пальцах, холодил щеки. Но я ничего толком не замечала.

Я и не представляла раньше, что так бывает, что так может быть. Когда тебе нет дела ни до чего, что происходит вокруг тебя, и важно только одно — человек, который находится здесь, с тобой, смотрит на тебя, целует тебя, держит тебя.

Пусть держит. Пусть смотрит. Пусть целует.

Ты же не хотела, Тина? Неправда. Хотела. И хочу. Больше всего в жизни.

И какая разница, проиграла я или выиграла? В конце концов, жизнь и любовь — это не то же самое, что игра в карты, а гораздо, гораздо больше.

Больше, чем я или он. Больше, чем мы оба. Больше, чем этот снег и это небо, что смотрело на нас сейчас свинцово-серыми глазами.

— Останешься? — Нет, — ответила я упрямо, когда смогла соображать. А смогла я нескоро… — Вредина, — Назар улыбнулся, стряхивая снег с моих волос. — Ладно, иди. Я же обещал.

— И ты не будешь настаивать? Я впервые назвала его на «ты», не запнувшись.

— Не буду.

— Почему? — Потому что ты все равно моя.

Я надулась.

— Вот еще! Он даже не ответил, просто засмеялся.

Деспот.

Дома мама сказала, как только я вошла в квартиру: — Елки-палки, какие у тебя счастливые глаза. Что случилось? В том-то и дело, что ничего… — Там… снег идет.

— Неужели? — мама иронично усмехнулась. — И поэтому моя дочь выглядит так, будто ей подарили звезду с неба? — Не, - ответила я рассеянно и блаженно, прислоняясь спиной к шкафу так резко, что тот задрожал и закачался. — Никаких звезд. Только снег.

— И как его зовут? Я уже открыла рот, чтобы ответить — но все-таки оказалось, что мозги я не окончательно растеряла.

Захлопнула. И вновь открыла, чтобы выдать фразу из любимого сериала дяди Сережи: — Ничего ты не знаешь, Джон Сноу*, - и пройти в комнату под мамин дикий хохот.

(*Фраза из «Игры престолов» Дж. Мартина.) Ближе к ночи эйфория схлынула, оставив после себя какую- то странную пустоту.

«Ты все равно моя».

Как так можно? С одной стороны, радоваться и млеть от поцелуев, а с другой — испытывать страх и нежелание перед тем, что ждет меня дальше.

А что ждет меня дальше? Поиграет, потрахает, а потом бросит. И придется мне смиряться со своей участью.

Что же это за эмоциональные качели такие! То вниз, то вверх… Я вспоминала, как Назар целовал меня сегодня — и взлетала в самое небо. Потом думала о том, что будет дальше — и падала вниз.

А может быть… Может быть, я все-таки ему больше, чем нравлюсь? Нет, не может быть. По какой причине я могу ему больше, чем нравиться? Назару… Назару Миролюбовичу нужна сильная и смелая женщина, специалист в своем деле — да и вообще, обладающая этим самым любимым делом. Я же… не более чем просто милая девочка. Я надоем ему так же быстро, как мне надоедают конфеты, если есть их каждый день.

Не сдавайся, Тина! Ты не «все равно его», ты своя собственная. И не нужны тебе никакие тираны.

Утром в субботу я проснулась в состоянии, близком к панике.

Минуты две лежала с бешено колотящимся сердцем, а потом поняла, в чем дело. Видимо, во сне я это почувствовала и испугалась.

У меня тянуло внизу живота. Точно так же, как в первую беременность. Абсолютно так же.

Нет-нет, не может быть. Он же предохранялся. Вроде. Это просто совпадение.

Но где-то в глубине души я уже поняла — нет, не совпадение.

Сердцем почувствовала. И вот вроде бы бред, там же еще все совсем крошечное… но я чувствовала, что оно — точнее, он или она — есть. И как женщины аборты делают? Неужели не чувствуют? Я положила руку на живот и расплылась в улыбке. Видимо, гормональные скачки настроения уже начинаются — от я в панике, то радуюсь, что во мне зародилась жизнь. И не просто жизнь. Это ведь ребенок человека, которого я люблю.

Тина, ты дура. Впрочем, ты всегда это знала.

Маме я, конечно, ничего не стала говорить. Да и говорить пока нечего, я ведь ничего точно не знала, только догадывалась. Нужно было дойти до лаборатории, сделать тест на беременность, но вырваться туда в выходной день незамеченной невозможно. Так что я решила подождать до понедельника.

До Нового года оставались две с небольшим недели, и вечером, когда Юлька уже легла спать, а мы с мамой сели пить чай, родительница спросила: — Что будем дарить нашей принцессе? И вообще, какие планы на Новый год? Не было у меня никаких планов. Но ответить что-то было нужно.

— Я хотела пригласить дядю Сережу и тетю Дашу к нам. А дарить… Думаю купить ей «Лего».

Мама расцвела.

— О, отлично. Мне так нравилось собирать его с тобой, когда ты была маленькой! Я иронично улыбнулась.

— То есть, собирать будешь больше ты, а не Юлька.

— Мы обе.

Ну да, я до сих пор помню, что от кукол и конструкторов мама всегда фанатела больше, чем я сама. Я больше любила книжки и машинки.

— И Ярику, я думаю, тоже будет полезно пособирать «Лего» вместе с Юлькой… — протянула я задумчиво, отхлебывая чай, и прежде, чем мама опустила голову, успела заметить ее хитро- лукавую улыбку.

И что это значит, интересно?..

Утром в воскресенье позвонил Вячеслав, зазывал нас с Юлькой на каток, но я, естественно, не пошла. Теперь, когда я, вероятнее всего, беременна от его брата, это становится уж совсем неприлично. Это ведь жизнь, а не бразильский сериал.

В понедельник я вышла из дома чуть пораньше, чтобы успеть в лабораторию и сдать тест на беременность. В принципе, можно было и подождать недельку до месячных, но ждать мне, как и любой женщине, не хотелось.

Осталось только каким-то образом дожить до завтра.

Когда я вошла в квартиру и увидела Назара… Назара Миролюбовича… как бы теперь обратно переключиться?.. в общем, я страшно смутилась, покраснела и опустила голову.

Он, конечно, подумал, что это из-за поцелуя в пятницу. Но я- то знаю, что нет. Точнее, не только из-за него.

— Доброе утро, Тина, — сказал Назар мягким, но все равно очень самодовольным голосом. Тиран, что с него взять.

— Доброе утро.

Ненавязчивое прикосновение к подбородку, чтобы я все-таки взглянула на него. Взглянула — и застыла, как кролик перед удавом, не в силах больше отвести взгляд.

Люблю эти резкие, будто бы нарисованные грубым карандашом, черты лица. И нос, чуть длинноватый, и тонкие, жесткие губы, и волевые скулы, и темно-карие глаза. Словно крепкий черный кофе… хотя в его случае — скорее, чай.

— Люблю, когда ты так смотришь на меня, — протянул Назар, этим сразу разрушив все очарование.

— Я рада, — нахмурилась я, делая шаг назад. — Но ты… вы… ты обещал.

Глаза, которыми я любовалась секунду назад, поднялись к потолку.

— Ты не даешь мне это забыть. Не волнуйся, я помню.

Погуляй сегодня с Яриком подольше, ладно? Погода хорошая, снега нападало много.

— Ага, — я с готовностью сменила тему. — Снеговика слепим.

— Если слепите — пришли мне фотографию. Только морковку не забудьте прилепить.

Я фыркнула. Учитывая, что мы с Юлькой слепили уже миллион снеговиков за недолгие годы ее жизни — уж морковку- то я никогда не забуду! — А ты веришь в Деда Мороза, Ярик? — спросила я чуть позже, когда мы с мальчиком занимались как раз тем, что я обещала — лепили снеговика. Правда, пока это был не он, а какое-то непонятное нечто.

Я думала, Ярослав скажет, что не верит, он ведь у нас такой серьезный товарищ. Но, к моему удивлению, ребенок важно и даже наставительно произнес: — Конечно.

Мне было неловко спрашивать, почему, раз он верит, но Ярик ответил и сам: — Если в него не верить, он к тебе не придет и подарков не принесет.

Ну да, логично.

— Вот взрослые не верят, и поэтому он к ним не ходит.

— Да, — я кивнула, прилепляя снеговику голову и пытаясь сформировать что-нибудь, похожее на щекастенькое лицо. — Это вечная проблема взрослых. Ни во что они не верят.

— Папа тоже так говорит. Поэтому я иногда не очень хочу становиться взрослым.

«А придется», — подумала я, но промолчала.

— Тина… А Юля сказала, у нее нет папы.

От неожиданности голова снеговика была едва не снесена напрочь.

— Папа есть. Просто он умер.

— Моя мама тоже умерла.

На этот раз голову снеговику я действительно снесла, а после плюхнулась в снег, вытаращив глаза.

— Что?..

— Умерла, — повторил Ярик. — И я подумал… Раз так. Может, давай… Ты будешь моей мамой? А мой папа — Юлькиным папой.

— Угу, — буркнула я, до сих пор не отойдя от шока. Как это — умерла?! — То есть… Ярик, мы же с твоим папой взрослые. А ты знаешь, у взрослых все легко и просто не бывает.

— Ну да, — грустно вздохнул мальчишка. — Вам сначала надо помучиться. А зачем? Все же так хорошо.

Я нервно хихикнула.

— А папу своего ты спрашивал? Господи, что я несу! — То есть, конечно, не нужно его спрашивать… Оставь нам наши скучные взрослые дела, Ярик. Мы сами разберемся.

Ребенок вновь вздохнул, пробурчав нечто вроде «знаю я, как вы разберетесь». А я наконец вспомнила, что сижу в сугробе, встала из него, отряхнулась и продолжила возводить снеговика, изо всех сил пытаясь не думать.

Умерла. Может, Назар это выдумал, чтобы оправдать предательство? Нет, бред. Не мог он так поступить. Значит, действительно умерла.

И даже Вячеслав с его колоссальной болтливостью ничего мне не сказал! Вечером Назар понял все по моему лицу, как только вошел в квартиру. Точнее, конечно, он понял не все, а лишь то, что я из-за чего-то мучаюсь.

— Что-то случилось, Тина? Ага, так щас прям и скажу. «А у тебя бывшая жена умерла?» Ага, щас.

— Да так, ничего.

— Ну пошли, расскажешь, — он махнул рукой в сторону кухни, и я послушно посеменила следом.

На кухне Назар сразу, как обычно, налил себе чаю и, сделав глоток, кивнул мне.

— Ну? И я все-таки решилась. Любопытство оказалось сильнее страха и чувства такта.

— Да ничего… Просто Ярик кое-что сказал про… твою жену.

Кружка была с глухим стуком возвращена на стол.

— Ясно, — хмыкнул Назар, складывая руки на груди. — И ты уже придумала себе кровавую драму? — Почему сразу кровавую? — я отвела глаза. Воображение у меня всегда было хорошим. — Просто… драму.

— В чем-то это и правда была драма, — Черный-старший пожал плечами. — Которая закончилась трагедией, но это случилось после развода. Вика — так звали мою жену — попала в автокатастрофу и разбилась. Это было… да, год назад. Но мы не жили вместе до этого уже года три.

— Она… — Я помялась. — Бросила вас с Яриком? Назар задумчиво почесал подбородок.

— Тина… Начнем с того, что Вика просто хотела выйти замуж. Я нравился ей, мы работали вместе, и однажды она меня все-таки соблазнила. Я не собирался заводить постоянных отношений, но через месяц Вика призналась, что беременна, и я, как честный человек, — он хмыкнул, — женился. Уже после того, как она родила, я заметил, что жена у меня к сыну странно равнодушна, более того — воспринимает его словно досадную помеху. Нужную для дела, но досадную. Сначала я это списывал на послеродовую депрессию, но потом осознал, что все гораздо проще. И мы развелись. Я отвалил ей денег, себе оставил Ярика — в общем, все остались довольны и счастливы. Вика его даже навещала изредка.

— Как тебя угораздило… — пробормотала я, и он засмеялся.

Легко так, свободно.

— Я не идеален, Тина, и тоже ошибаюсь. Поначалу увлекся, после поступил так, как считал обязанным себя поступить, затем надеялся, что все наладится. Думаешь, развод — это легко? Человеческие отношения — не лист бумаги, их непросто разорвать. Особенно когда есть ребенок.

— Я понимаю… И… Я хотела рассказать. Он… тоже погиб.

— Кто? Не понял. Я уточнила: — Отец Юльки. Я никогда не была замужем, мы вместе учились в институте. Он был хорошим человеком, только беспечным немного. И разбился… в новогоднюю ночь.

Назар изменился в лице.

— Боже, Тина.

— Ничего, ничего, — затараторила я, словно боясь этой откровенности. — Мы к тому времени уже расстались. Мне все равно было плохо, конечно. Но это было давно.

— Боль не имеет срока давности.

Он сделал несколько шагов вперед, ко мне, и положил ладонь мне на плечо.

— Придете к нам на Новый год, Тина? Я опешила.

— Я… ну, я вообще хотела с мамой, Юлькой, дядей Сережей и тетей Дашей встречать… — Всех приводи, — сказал Назар беспечно. — Я с удовольствием познакомлюсь.

— Не знаю… — Подумай, — меня осторожно погладили по плечу и почти сразу отступили назад. — А теперь рассказывай, как прошел ваш с Яриком день.

Я рассказывала, а сама думала о том, что услышала пару минут назад.

«Поначалу увлекся, после поступил так, как считал обязанным себя поступить».

Если я скажу Назару о ребенке, он будет считать, что наступил на те же грабли. Да я и сама так считаю. И не хочу, чтобы он поступал так, как считает обязанным себя поступить, и женился на женщине, которой всего лишь увлекся.

Больно. Но нужно уметь проигрывать.

И отступать, признавая свое полнейшее и окончательное поражение.

Результаты теста пришли рано утром, и я даже не особенно волновалась, открывая письмо, пришедшее на почту.

Тест оказался положительным. Все, теперь нужно только дождаться дня задержки и идти к врачу — убеждаться, что беременность протекает нормально, и что она вообще есть.

А пока я затаилась. Занималась с Яриком и Юлькой, разговаривала с Назаром, стараясь пресекать его попытки сблизиться, и ждала дня икс.

Но не дождалась.

Возвращаясь с работы домой вечером в четверг, я обнаружила возле своего подъезда Вячеслава с цветами.

— Если гора не идет к Магомету, Магомет купит цветы и потопает к горе сам, — засмеялся мужчина, заметив остановившуюся неподалеку меня. Я в роли горы пыталась лихорадочно сообразить, как бы отделаться от этого Магомета… но соображалось мне плохо. Я неважно себя чувствовала.

— Добрый вечер, — вздохнула я, покосившись на цветы. Белые тюльпаны. Красивые-е-е… Но цветы не от того мужчины теряют часть своего очарования.

— Хотел пригласить тебя в ресторан с живой музыкой, — продолжал Вячеслав, улыбаясь, как обычно, душераздирающе очаровательно. — Там очень красиво и вкусно. Это недалеко. Я не отниму много твоего времени, Тина.

Я бы отказалась, но… пора наконец расставить все точки по своим местам. Это уже не смешно.

— Хорошо. Я согласна.

Я никогда в жизни не делала ничего подобного. Ни разу я не давала понять мужчине, что его внимание для меня нежелательно. Не довелось. С Олегом мы расстались по взаимному согласию, а Вадим, мой недолгий ухажер, сам меня бросил.

Что ж, все когда-нибудь бывает впервые.

Ресторан действительно оказался замечательный, шикарный даже. А уж музыка… Девушка с совершенно восхитительным и будто бы хрустальным голосом и пять парней, играющих на разных музыкальных инструментах. И все это в сочетании с очень вкусной едой вызывало у меня ощущение сказки. Сказки, в которой мне почему-то совсем не хотелось оставаться.

— Я должна с тобой поговорить, — сказала я с неловкостью, когда Вячеслав наконец доел свой салат. До этого я слушала, как он болтал ни о чем, и делала вид, что мне интересно. А сама продумывала, что и как нужно сказать, чтобы он понял и не обиделся.

— Та-а-ак, — Черный-младший засмеялся, но я все равно заметила, что он напрягся. — Я знаю, когда женщина подобным образом начинает разговор — значит, она хочет сообщить мужчине нечто неприятное. Я внимательно тебя слушаю.

— Понимаешь… — протянула я и нервно встряхнула бокалом с заказанным безалкогольным коктейлем. — Ты хороший и вообще просто замечательный. Но не нужно за мной ухаживать. Я не смогу ответить взаимностью.

— Ясно. — Вячеслав скрестил руки на груди, безумно напоминая мне в эти секунды своего старшего брата. — Кто-то меня опередил. И кажется, я даже знаю, кто.

Я промолчала. Рассказывать все до последнего я не собиралась.

— Как тебе, кстати, работается у Назара няней? — поинтересовался Вячеслав немного насмешливо. — Не обижает он тебя? — Нет.

Я глотнула коктейля, а Вячеслав продолжал: — Ты вот в прошлый раз спрашивала про его бывшую жену… — Да я уже все знаю. Знаю, что она умерла.

— Даже так, — Черный-младший хмыкнул. — Ясно. А ты знаешь, что ты на нее похожа? Хорошо, что коктейль я успела проглотить… — Что?..

— Что слышала, Тина. Похожа ты на нее очень. Фотографий у меня нет, показать не могу, так что попроси у Ярика. В общем… имей в виду.

Мыслей не было. Ни одной.

— Да. Ладно. Хорошо. Буду иметь.

Я какое-то время молчала, пытаясь собрать себя по частям. А Вячеслав что-то говорил… И не сразу я смогла его услышать.

— … я понимаю, Назар мужчина привлекательный, но все равно будь осторожнее. Я не могу сказать, чтобы брат так уж сильно жену любил, но увлечен был. Я считаю, ты должна знать.

— Угу.

Должна? Да, наверное, должна.

А я ведь когда-то думала, что хуже просто не может быть… Я так переживала, что к утру впервые за эту недолгую беременность почувствовала тошноту. Нельзя нервничать, нельзя… Но я не могла.

Мне было противно и плохо. Если то, что сказал Вячеслав, правда — а я в этом не сомневалась — от Назар, получается, «запал» на меня из-за того, что я похожа на его бывшую жену.

Мерзко.

Настолько мерзко, что утром я даже не смогла нормально позавтракать — только выпила чай. Отвела Юльку в детский сад и поспешила к Ярику.

Надо было, наверное, отпроситься, чтобы подумать, прийти в себя и вообще отлежаться. Но мне это и в голову не пришло. И в результате к тому времени, когда я позвонила в дверь квартиры Назара, меня колоссально мутило.

«Зря выпила чай», — успела подумать я, прежде чем меня вырвало прямо на пол, как только я шагнула в прихожую.

Назар придержал меня за талию, второй рукой приподнимая мне волосы.

— Тина, что с тобой? — Отравилась, — выдохнула я единственно возможный, но совершенно не логичный ответ. — Прости, я… сейчас уберу.

Назар помог мне выпрямиться и, заглянув в лицо, протянул: — Отравилась, значит? Чем, чаем? Судя по цвету, тебя им и вырвало. Тина, я ведь говорил, что врать ты совсем не умеешь.

— Я отравилась, — повторила я твердо. — Это так… остаточные явления.

Он хмурился, по-прежнему глядя мне в глаза. Губы его шевелились, словно Назар пытался что-то посчитать.

— Какой у тебя день цикла? Совсем сдурел.

— Третий! — в очередной раз соврала я. — Я не беременна, если ты об этом! — Ну да, — он чуть усмехнулся. — Пошли-ка в туалет.

— Зачем? — Прокладку покажешь. Раз не беременна и третий день цикла.

На этот раз выражение «совсем сдурел» я озвучила. Ударила Назара рукой поперек груди, попытавшись вырваться, но он даже не вздрогнул.

— Прекрати. Все со мной нормально! Просто надо угля выпить.

— Хватит врать уже, — он поморщился. — Иди, умойся и выпей воды, а потом поговорим.

— Умоюсь, — буркнула я недовольно. — Когда ты на работу уйдешь.

— А я не уйду.

Я посмотрела в его лицо, показавшееся мне до ужаса самодовольным, нахмурилась и заявила: — Это не твой ребенок! Сама от себя не ожидала. Но чего только не скажешь в пылу ссоры… — Неужели? — брови Назара поползли вверх. — А чей тогда? — Вячеслава! Это имя вырвалось у меня абсолютно случайно. Я даже сама не поняла, как… И сразу пожалела.

Что я несу! Нельзя так… — Чей-чей? — переспросил Назар, и брови продолжили свой путь наверх.

Повторять я была не в силах, поэтому огрызнулась: — Чей слышал! И вообще, отпусти меня. Я пойду домой.

Возьму больничный! — Нет уж, — процедил Назар, сжимая меня чуть крепче. — Нам нужно поговорить.

— Не хочу я с тобой разговаривать. Я все сказала. Не твой ребенок! — Тина! Все беременные женщины немного неадекватны, и я — не исключение. Видимо, я так брыкалась в его объятиях, что Назар решил меня все-таки отпустить. И именно в этот момент от двери в гостиную послышался испуганный голос Ярика.

— Что случилось? Тина? Папа? Я шмыгнула носом. И сразу осознала, что плачу. Причем, судя по влажности щек, давно.

— Иди в комнату. Мы разберемся, — сказал Назар, но я покачала головой.

— Нет. Это я пойду. Ярик, прости… Я больше не могу быть твоей няней.

Всхлипнула, затряслась и, развернувшись, выскочила за дверь. Побежала вниз по лестнице, забыв про лифт, размазывая сопли по щекам и чувствуя себя абсолютно несчастной.

Я хотела бы, чтобы все было иначе. Я хотела бы встретить мужчину, который любил бы меня, а не мою внешность, напоминающую ему внешность бывшей жены. И я хотела бы, чтобы этому мужчине вообще было, за что меня любить.

Но… не судьба.

На улице вновь шел снег.

Назар догнал меня еще во дворе и оттащил к своей машине, не слушая никаких возражений. Усадил на заднее сиденье, уселся рядом и протянул мне бутылку с водой.

— На. Выпей.

— Отпусти, — попросила я, но бутылку взяла. Сделала глоток и услышала: — Я теперь тебя никуда и никогда не отпущу.

Поперхнулась. А Назар продолжал: — Знаешь, я всегда мог легко тебя прочитать, но не до такой степени, чтобы знать каждую твою мысль. Из-за чего ты расстроилась, Тина? Объясни. Я бы понял, если бы ты уже мне сказала про свою беременность и я воспринял бы это отрицательно, но ты ведь молчала. Или ты считаешь, что я буду против? — Нет, — пробурчала я, отворачиваясь от него. — Я знаю, что ты любишь детей.

— Люблю. И чего тогда расстраиваться? — Это не твой ребенок! — повторила я упрямо и замерла, когда Назар чуть слышно рассмеялся.

— Тина, ну перестань.

— Почему ты мне не веришь? — возмутилась я, вновь поворачиваясь к нему лицом. — Почему?! — Я знаю тебя, — ответил Назар, и в его глазах мелькнуло что- то странное. Это было похоже на нежность. — Знаю, что ты честная. Знаю, что ты не умеешь врать. И знаю, что ты не стала бы этого делать, но тебя что-то расстроило. Что, Тина? Объясни.

— А я и не вру.

Он усмехнулся.

— А еще ты упрямая.

Бесит.

— Нет! — Да.

— Ну перестань! — Перестану, когда ты объяснишь.

И я не выдержала.

— Я похожа на твою бывшую жену! И тут Назар меня удивил. Он удивился.

— Что? Чем это ты на нее похожа? — Внешностью.

Он нахмурился, рассматривая мое лицо.

— Славка, что ли, тебе этот бред сказал? — Угу.

— Тина! — Черный-старший, как водится, возвел глаза к небу.

Точнее, к крыше машины. — Ну ты же взрослый человек. Что ты в какие-то глупости веришь! — Это не глупости! — Неужели? — Он, кажется, рассердился. — Тогда ответь мне на один вопрос. И клянусь, если ты сможешь на него ответить, я тебя отпущу, и иди куда хочешь. Какого… — Назар выдохнул, пытаясь успокоиться. — Какого черта ты любишь именно меня, а не моего брата, Тина?! У нас одинаковая внешность! И тут я зависла.

Окончательно и бесповоротно.

А потом начала смеяться. Я хохотала до икоты, до дрожи на кончиках пальцев, до боли в ушах… Господи. Я же беспросветная дура! Конечно, когда я успокоилась, то обнаружила себя в объятиях Назара. Он, улыбаясь, поглаживал меня по голове и спине, при этом периодически еще и целовал в висок.

— Как ты вообще со мной общаешься? — простонала я ему в ухо. — Я же тупая! — Острая.

— Назар! Это не смешно! — А мне смешно. Тупую я не смог бы полюбить.

Я застыла.

— Чего?..

— Того, — буркнул и замолчал. Я попыталась отстраниться, чтобы посмотреть ему в лицо, но он не дал — только обнял крепче.

И тогда я сама заявила: — Не может быть! — Неужели? А сколько иронии в голосе! — Тебе кажется, я опять говорю глупости? — Нет. Ты просто не уверена в себе. А зря.

И опять замолчал. Сволочь! Я же хочу, чтобы он мне нормально в любви признался!! — Ну скажи уже! — Что сказать? — Я не понимаю, почему ты меня любишь. Или ты врешь? — Стал бы я тут сидеть, если бы врал… Тина, ну хватит. Что ты хочешь услышать? Я ведь тысячу раз тебе это говорил.

ЧТО ОН ДЕЛАЛ?! — Когда?! — Женщина, ты меня с ума сведешь, — Назар засмеялся, задышав мне в шею. Стало щекотно, и я улыбнулась. — Да тысячу раз я говорил, что ты красивая и обаятельная. Что ты цельный и самодостаточный человек. Не без недостатков, конечно… — Вот не надо про недостатки. Не надо! Про них ты уже достаточно распространялся.

— А я и их люблю.

Я расплылась в улыбке.

— Правда? — Конечно. Ты ведь мои недостатки тоже любишь. Чем это я хуже? — Ага… — Я думал, ты скажешь, что у меня нет недостатков.

— Вот еще. Ты тиран и деспот.

— Точно.

И тут он наконец меня поцеловал.

Когда я вновь пришла в себя, кое-кто уже усадил меня верхом на себя и совсем не целомудренно поглаживал по попе.

— То есть, ты не предохранялся? — вдруг вспомнила я, и Назар чуть поморщился.

— Предохранялся.

— Как это? Я в очередной раз за сегодняшний день зависла.

— Презерватив порвался. Перестарались мы с тобой. Я тебе тогда звонил много раз, помнишь? Хотел предупредить, а ты трубку не брала.

А-а-а, вот оно что… — И на следующий день ты приезжал… — Да, именно. Увидел тебя с Вячеславом, разозлился и плюнул на все. Подумал — пошло все в задний проход.

Забеременеешь — так тому и быть. Тем более что я тогда уже принял решение.

— Какое решение? — не поняла я.

— Что я на тебе все равно рано или поздно женюсь.

Я открыла рот от удивления.

— Да-а-а?! — Что «да-а-а?» — передразнил меня Назар. — Да, принял? Или да, женюсь? — Все сразу… — Сразу не получится. Тина, ты с самого начала была мне симпатична, как женщина, но я не обращал на это внимания. А после, когда мы стали работать вплотную, не обращать внимания уже не получалось. А потом я привел в офис Ярика, увидел, как хорошо ты с ним общаешься, и совсем пропал.

— И все равно тиранил, — покачала головой я, вспоминая те времена. Я бы в жизни не догадалась, что он может испытывать ко мне какие-то чувства! Да я и сейчас с трудом верила.

— Тиранил. И буду тиранить дальше. Ты же знаешь мой характер.

— А Вячеслав как-то говорил, что он у тебя изменился после ухода отца… — Болтун. Да, изменился, и как раз в то же время мы с ним сильно друг от друга отдалились. Ты, кстати, на него не сердись за этот пассаж с внешностью бывшей жены. Ты Славке просто очень понравилась. Я только не знаю, сама по себе, или это так, наше извечное соперничество… Вот он и нагадил напоследок.

— А я действительно… — Тина! — Назар вновь закатил глаза. — Ну хочешь, я тебе потом ее фотографию покажу, убедишься, что это ерунда. Вы женщины одного типа — темноволосые, белокожие и голубоглазые — но ты ведь знаешь, сколько таких женщин по улицам ходит. Мне на всех, что ли, кидаться? — Попробуй только, — я в шутку нахмурилась, и он засмеялся.

— Знаешь, что я вспомнила… — Что? — Та песня, которую ты мне прислал… — Какая еще песня? — Ну… Про «хули ты жалуешься»… Ты это зачем сделал? Я ведь не жаловалась никогда… — А-а-а, — Назар хмыкнул. — Ты очень злилась, да? А я, между прочим, случайно. То видео Славке предназначалось. Так что не только ты отправляешь важные письма не тем адресатам… Случайно! С ума сойти.

— Очень. Очень злилась.

— Позлись на меня сегодня вечером, — прошептал Назар с лукавой улыбкой, опуская ладонь на бедро и начиная нежно его поглаживать. — Останься.

— Я постараюсь.

На самом деле я уже знала, что останусь. Только не на один вечер.

Навсегда.

Когда мы вернулись, Ярик сидел в прихожей на полу. Но сразу вскочил, всматриваясь в наши лица.

— Ты с ума сошел, ребенок? — возмутился Назар. — Попу отморозишь и заболеешь! Ярослав пропустил замечание мимо ушей.

— У вас все в порядке? — Да, - ответила я. — Как видишь, я твоего папу не убила. А еще… у тебя будет братик или сестричка.

Наверное, рановато я ему сказала. Но мне так хотелось поделиться! — Здорово! — Ярик заулыбался. — А Юлька? — И Юлька тоже будет твоей сестричкой, — вместо меня ответил Назар. — Рад? — Да! — мальчишка даже подпрыгнул. — Пап, а давай ты на работу не пойдешь? Нахал. Весь в отца.

— Не пойду, — к моему удивлению, Черный-старший кивнул. — Мы сейчас погуляем, а вечером… вечером поедем за Юлькой.

И за тортом.

Точно. Торт и Юлька созданы друг для друга.

И надо будет еще маме все рассказать… Вот уж, кто, наверное, удивится.

Но мама не удивилась, даже наоборот. У меня сложилось впечатление, что она ждала нечто подобное. И теперь радовалась… но и грустила тоже.

— Никогда я одна не жила. Надо будет приспосабливаться.

Назар умудрился это услышать и тут же сообщил: — У нас в доме квартира продается этажом ниже. Я сегодня позвоню в отдел продаж, завтра сходим, посмотрим, что за квартира.

Я молча кивнула, а мама, покосившись на своего будущего зятя, хмыкнула и заметила: — Действительно — тиран.

Я взглянула на Назара, в эту секунду увлеченно поглаживающего Троглодита между ушей, и очень тихо сказала: — Совсем даже нет. Но ты ему не говори. Пусть считает себя тираном.

И мы с мамой заговорщицки переглянулись.

 

* * *

 На Новый год в нашей с Назаром квартире было настоящее столпотворение. Еще бы — столько народу. Пришли и его мама, и сестра, и даже Вячеслав. Он, кстати, извинился передо мной буквально накануне.

Были и дядя Сережа с тетей Дашей, которые наконец-то познакомились с Яриком и затискали его с ног до головы.

Порция ласки досталась и Троглодиту, и Маркизе. К концу старого года животные уже не знали, в каких углах лучше прятаться. Они вообще прекрасно поладили друг с другом с самого начала, к нашему с Назаром удивлению.

Ближе к двум часам ночи я ушла на кухню убираться, и дядя Сережа шмыгнул за мной. Я прекрасно понимала, что он хочет поговорить, поэтому улыбнулась и кивнула Назару, чтобы не шел с нами.

— Вот, Тинка, — сказал дядя, доставая мобильный телефон.

— Гляди.

С экрана на меня смотрели двое детей лет семи-восьми.

Мальчишки с грустными глазами.

— Здорово, дядь Сереж. Обоих? — Ну, они братья. Зачем разлучать? Вдвоем им веселее будет.

— А вам — труднее.

— Я улыбнулась и погладила его по плечу.

— Но вы справитесь, я уверена.

Дядя перехватил мою руку и сжал пальцы.

— Спасибо, Тинка. Я тебе рассказать хотел… А то совесть замучила.

— Что? — я удивленно приподняла брови.

— Понимаешь… Ванька Жуков, начальник твоего Назара — друг ведь мой хороший.

— Это я помню.

— Ну и мы с ним как-то пили… — Ясно.

— Так, чуть-чуть. И он рассказал про своего зама, про Назара твоего. Сказал, что хороший мужик, правда, с характером, но надежный, детей любит, а вот — не женат, и в личной жизни не везет. И я тогда подумал — а вдруг? И попросил Жукова тебя в «Юркон» устроить.

Я так и села.

— Ну ты… даешь, дядь.

— Да ладно тебе, — дядя Сережа весело улыбнулся.

— Я решил, что хуже не будет. Если не получится с замужеством, то хоть с работой… — А вышло наоборот, — протянула я иронично.

— Хотя тут я не права. С работой тоже все получилось. Я поняла, чего хочу.

— Поступать будешь? — Ага. Пока на заочное, а там посмотрим. У Ярика по коммуникации огромный скачок из-за Юльки, так что, я надеюсь, со школой проблем не будет. По крайней мере по этой части. Да и мама поможет, если что.

— Сильная ты у нас, Тинка, — сказал дядя.

— Хотя кажешься хрупкой, а на деле… очень сильная. Вон, какого тирана и деспота всей душой полюбила. Это же все равно что Кощея Бессмертного или Змея Горыныча полюбить! Я засмеялась, вспомнив Юлькин вопрос про «полюбить злодея».

Назар, конечно, совсем не злодей, да и не Кощей Бессмертный. И когда-то я совершенно не хотела его любить.

Теперь же… Рядом с ним я начинала ощущать себя более уверенной в себе. Словно то, что он меня полюбил, дало мне веру в себя.

Словно он сам делал меня другой, чуть лучше, чуть смелее, чуть увереннее. При этом не пытаясь сломать.

И я тоже не пыталась его изменить. Если уж любить тирана, то и за его тиранство.

Удивительно. Я никогда не мечтала о тиране, но теперь я не могу без него жить.

— В том-то и дело, дядь Сереж! — отшутилась я, не собираясь все это объяснять. Слишком личное.

— Если любить — от Кощея Бессмертного или Змея Горыныча. Не меньше! — Точно. И пусть нам кажется, что жизнь не сказка, но иногда в ней случаются настоящие чудеса. Правда, Тинка? Я улыбнулась и положила руку на живот.

— Правда.

КОНЕЦ