Когда Лукас проснулся, он первым делом посмотрел в окно. Небо было ярко-синего цвета, и на горизонте не виднелось ни одного облачка. Он распахнул окно, и струя свежего воздуха мгновенно проникла в комнату. Юноша закрыл глаза. Одетый только в пижамные брюки, с распущенными, растрепанными после сна волосами и разведенными в сторону руками, которыми он упирался в края оконной рамы, Лукас казался истинным краснокожим. Ему нравилось это ощущение свободы, которое давал холодный воздух, касающийся лица. В течение нескольких минут юноша неподвижно стоял в одной позе. И только его волосы развевались в едином ритме с вольным ветерком, стремительно ворвавшимся в комнату. Лукасу необходимо было почувствовать на своей коже упругую силу, с которой свежий воздух обнимал его тело. Казалось, что юноша встретил старого друга, которого ему очень не хватало.
Из этого состояния особого экстаза Лукаса вывел голос отца, который, стоя за дверью, предложил сыну отвезти его в институт на машине. Если, конечно, Лукас хочет… Юноша быстро оделся и вышел из дома. Он выпил только стакан воды, когда принимал утренние таблетки, и даже не подошел к столу, чтобы позавтракать. Когда Лукас сел в машину, его ботинки были не зашнурованы, черная футболка не полностью заправлена в брюки, ремень болтался где-то на бедрах, выставляя на обозрение часть нижнего белья.
— Ты заметил, в каком ты виде? — спросил отец, как только сел в автомобиль. — Так нельзя идти на занятия. Будь любезен причесаться, подтянуть брюки и завязать шнурки. Ты похож на безбашенного.
— Ну, не настолько же… — ответил Лукас. — Тебе стоило бы посмотреть, в каком виде приходят на занятия некоторые мои товарищи. Ты бы подумал, что это галлюцинация.
— Мне не важно, как ходят остальные. Для меня важен только ты, мой сын. Пользуюсь случаем, чтобы сказать тебе о том, о чем мы с твоей матерью как-то говорили: мы считаем, что эти изменения в твоей манере одеваться и причесываться связаны с твоими новыми друзьями, — сказал отец, не обращая внимания на то, с каким выражением лица слушает его Лукас. — Нам не нравится, что ты так часто с ними видишься. Мы полагаем, что у них есть какая-то особая заинтересованность в тебе.
Несколько секунд Лукас колебался, не зная, стоит ли рассказывать отцу обо всем том, что с ним происходит. Юноша уже не чувствовал себя таким, каким был прежде. Он часто спрашивал себя о том, какой же мир действительно его. Ежедневно Лукас приобретал новый опыт и испытывал новые ощущения, не имевшие ничего общего с той жизнью, которой он жил раньше. Не было ничего удивительного в том, что окружающие видели его другим, порой он и сам удивлялся некоторым своим действиям. Иногда юноше казалось, что Кендаль хотел узурпировать его жизнь, используя новое тело для того, чтобы выполнить незавершенные дела. Поразмыслив, Лукас решил ничего не говорить. Узнав о новых видениях и ощущениях сына, отец стал бы волноваться еще больше.
— Я понимаю ваше беспокойство, но у него нет никаких оснований, — попытался он успокоить Хавьера. — Это необычные люди, и у них нет ничего против меня, совсем наоборот. Они хотят помочь мне, уверяю тебя.
— Мне не нравится, что ты собираешься отправиться с ними на столько дней… — Отец наконец сказал то, что не выходило у него из головы.
— Я иду не один. Лео тоже пойдет с нами, и, возможно еще кто-то из друзей захочет присоединиться к нам. Нет никакой проблемы. Напротив. Индейцы обещали рассказать нам о куче того, чего мы не знаем, ведь они живут в мире, не похожем на наш.
— Тебе не кажется, что это может быть опасно? Провести столько дней в горах… — настаивал на своем Хавьер.
— В это время года нет никакой опасности, — ответил сын, не дожидаясь момента, когда отец закончит свою фразу.
— Ты принимаешь лекарства, находишься в стадии выздоровления… В горах всегда что-то происходит. Если ты пропустишь один прием лекарств, это может привести к отторжению твоего нового органа. Ты ведь знаешь, что у тебя только что пересаженное сердце. С этим сердцем тебе предстоит прожить всю оставшуюся жизнь, поэтому следует его беречь. Ты согласен со мной?
— Конечно! Я все понимаю. Я же не сумасшедший, — сказал Лукас, глядя прямо в глаза отцу. — Я очень хочу жить и именно поэтому не забуду ни об одной из таблеток. Ну правда, успокойся! Этот поход — уникальная возможность для меня. Не могу же я остаться внизу, когда все мои друзья поднимутся наверх. Именно потому, что у меня новое сердце, я хочу испытать все, ведь неизвестно, сколько мне осталось жить… Но обещаю тебе быть осторожным и не перегружать себя.
— Да… И это начнется уже завтра с утра? Я имею в виду перегрузки, которые возможны при восхождении. Итак, ты полон решимости идти и разубеждать тебя в правильности этого решения — бессмысленно.
— Да, это мало что даст.
— Хорошо, хорошо… Можешь отправляться, если считаешь это столь важным для себя. Только пообещай мне беречься, — сказал отец, обнимая сына за плечи.
— Обещаю, — произнес Лукас и поднял правую руку так, как это делал Джозеф.
— Что ж, если друзья идут, ты не должен оставаться внизу. Лукас облегченно вздохнул. Он получил разрешение на самый будоражащий поход из всех, которые когда-либо были в его жизни. Ему предстояло совершить путешествие на вершину горы и вглубь самого себя. Юноша знал: это вызов — и с нетерпением ожидал момента, чтобы принять его.
Отец высадил Лукаса у дверей института. Юноша думал о том, сколько и каких лекарств ему нужно будет взять с собой, когда кто-то вдруг преградил ему путь. Хосе Мигель вошел вместе с Лукасом и теперь стоял перед ним, уставившись прямо в глаза.
— Как жизнь, праведник? Думаешь, что все пойдет так, будто бы ничего не случилось? Ошибаешься, я ничего не забываю. Я стану твоей тенью, твоей пыткой на все время, которое осталось до окончания учебы. Индеец!
Лукас впервые услышал это слово, произнесенное вслух как оскорбление. Вместо того чтобы возмутиться и обидеться, юноша растянул губы в улыбке.
— Не понимаю, что ты здесь делаешь, — улыбаясь, сказал Лукас. — До понедельника тебе запрещено посещать занятия. Судя по всему, ты вернулся с теми же намерениями, с которыми ушел. Почему ты не оставишь нас в покое и не отправишься поиграть в плохиша куда-нибудь в другое место, а? Назвав меня индейцем, ты сделал самое лучшее из всего, на что способен. — Лукас вытащил шнурок из своего ботинка и повязал его себе на лоб.
— Директор разрешил мне вернуться сегодня. Я и не подумаю оставлять тебя в покое, потому что для меня не имеет значения то, что тебя оперировали и что ты — больной. Ты никогда мне не нравился и хорошо это знаешь.
— А для меня не имеет значения то, что я тебе не нравлюсь. Более того, мне это совершенно безразлично. Я считаю несправедливым решение директора допустить тебя к занятиям раньше, чем Лео. Как тебе это удалось?
— Есть учащиеся первого и второго сорта. Неужели до тебя еще не дошло? — В голосе Хосе Мигеля звучала неприкрытая издевка. Он отвратительно рассмеялся.
Сердце Лукаса забилось чаще и сильнее обычного. Он был взбешен. Юноша сжал кулаки. На протяжении нескольких минут они смотрели друг другу в глаза. Казалось, что молодые люди ведут поединок глазами. Они внимательно наблюдали один за другим, как бы ожидая первого движения, на которое придется тут же ответить.
Хосе Мигель похлопал Лукаса по спине, положив конец этой безысходной ситуации. Почти одновременно с этим в здание вошла вся его банда. Дружки Хосе Мигеля окружили своего предводителя и почти заставили его как можно быстрее подняться по лестнице. Чуть замедлив шаг, Хосе Мигель обернулся и насмешливо посмотрел на Лукаса. Наблюдая за тем, как приятели Хосе Мигеля приветствуют своего кумира, Лукас, не раздумывая ни секунды, позвонил по мобильному телефону Лео.
— Немедленно приходи в институт! Хосе Мигель уже получил разрешение директора вернуться на занятия. Ты не должен отставать. Не теряй ни минуты. Бегом сюда!
До начала занятий Лукас пошел в учительскую в поисках дона Густаво, который отвечал за их учебную группу. Преподаватель готовился к занятиям, разложив книги на столе для совещаний.
— Можно войти, дон Густаво?
— Конечно! Проходи! Что случилось?
— Я хотел узнать, отменили ли отстранение от занятий Хосе Мигеля и Лео?
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— Я только что встретил Хосе Мигеля.
— Быть этого не может… — с недоумением произнес дон Густаво.
— Он уже, должно быть, в аудитории. Говорит, будто директор позволил ему посещать институт. Я позвонил Лео и сказал, чтобы он приходил… Будет несправедливо, если Хосе Мигель приступит к учебе раньше, чем Лео.
— Ты поступил правильно. Но никому не говори, что это сделал ты. Я скажу директору, что это я позвонил Лео. Не беспокойся. Нужно быть умнее, чем группа Хосе Мигеля. Не видеть, не слышать, не говорить… В этом случае они ничего не смогут сказать. Сейчас самое важное для вас — это учиться и окончить курс как можно успешнее.
— Дон Густаво, хочу воспользоваться моментом, чтобы предупредить вас о том, что завтра я не приду на занятия. Я связан обещанием. Прошу у вас разрешения. Мои родители в курсе.
— Что ты собираешься делать?
— Я собираюсь на гору Орла. Это нечто наподобие курса по выживанию. Обещаю вам, что больше не буду пропускать занятия.
— Ты не имеешь права расслабляться, Лукас. Скоро будут очень серьезные экзамены. Этот учебный год короткий, потому что предстоят вступительные испытания в университет. Для тебя это будет трудно во всех смыслах.
— После того, что со мной произошло, учеба для меня не слишком тяжела.
— Ну хорошо… Не опаздывай на занятия! Будь острожен с Хосе Мигелем.
— Не беспокойтесь. Я научился быть терпеливым, будьте уверены.
Лукас побежал вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Дверь в аудиторию только что закрыли. Он дважды постучал и вошел. Двумя минутами позже в аудитории появился Лео. Среди учащихся возник шум. Преподаватель математики, которая уже начала занятие, обрадовалась, увидев его. Она продолжала объяснение. Когда Лео проходил мимо Хосе Мигеля, он услышал:
— Тебе не позволено находиться здесь.
Оставаясь совершенно невозмутимым, Лео прошел вперед, где сидели его друзья. Они радостно приветствовали своего друга. Преподаватель попросила вести себя тихо и продолжила объяснение.
В это время в кабинете директора дон Густаво сообщил своему руководителю новость о возвращении Лео к учебе.
— Когда я увидел Хосе Мигеля, по отношению к которому было снято наказание, я позвонил Лео, чтобы сообщить ему эту радостную новость. Думаю, что вы поступили правильно.
— Я только… — перебил его директор.
— Не скромничайте, дон Бартоломе. Я вижу, что вас волнуют судьбы наших учащихся, особенно этот тяжелый курс. Вы поступили просто великолепно… — Дон Густаво не давал директору ничего сказать. Он боялся, что дон Бартоломе выскажется против возвращения Лео. — Извините, мне пора на занятия, — сказал преподаватель и поспешно покинул кабинет.
Лукас воспользовался перерывом и рассказал друзьям о том, что ему предстоит во время похода на гору. Он пригласил их принять участие в этом путешествии, и первой, кто согласился, оказалась Сильвия. За ней незамедлительно последовал Виктор. Джимми раздумывал немного дольше.
— А для нас это не будет опасно, правда? — поинтересовался он.
— Старик, ничего с тобой не случится. Мы просто будем сопровождать Лукаса. Это ему предстоит испытание, а не нам, — ответил ему Лео, причем гораздо спокойнее, чем он это делал всегда. Его слова подстегнули ипохондрика Джимми.
Сильвия сразу же потребовала от своего друга объяснений.
— Что ты имеешь в виду, говоря о том, что ему предстоит испытание? — спросила она.
— Что ты будешь делать на горе? — почти одновременно с ней произнес Виктор.
— Ничего особенного, — сказал Лукас. — Джозеф намерен подвергнуть меня испытанию… Не думаю, что это что-то очень важное.
— Да, ничего особенного. Пока мы все будем вместе, защищая друг друга от солнца днем и холода ночью, он будет один в их власти. К тому же обнаженный…
— Обнаженный! Почему? — поспешил осведомиться Джимми, во все глаза глядя на Лукаса.
— Да, обнаженный. Ну, то есть что-то на мне все же будет… уверен.
— Набедренная повязка, как у индейцев, — сказал Лео.
— Не хочешь немного помолчать, Лео? Нас могут услышать, чего мне бы очень не хотелось. Давайте больше не будем говорить на эту тему. У меня есть планы на сегодняшний вечер, но вы можете пойти к Джозефу и договориться с ним.
Друзья решили отправиться к Джозефу в пять часов вечера и предупредить его, что они пойдут на гору в пятницу вечером. Таким образом, Лукасу предстояло опередить их на двадцать четыре часа. Было ясно, что друзья не могли присоединиться к нему раньше, поскольку в этом случае они имели бы неприятности в институте.
— Брэд и Лео останутся на склоне горы. Они встретят вас, если вы позвоните им по мобильному телефону. На вершину я должен подняться в одиночестве. Думаю, что Джозеф будет за мной присматривать, но я его не увижу. Речь идет именно о том, чтобы в одиночку бороться со всеми трудностями, которые могут неожиданно возникнуть.
— Мне хотелось бы пойти с тобой уже завтра, — сказал Виктор.
— Мы не можем все вместе пропустить занятия в институте. Из-за этого наверняка возникнут какие-нибудь проблемы. Но я благодарен тебе за твое желание.
— А почему на гору? Почему бы им не придумать другой план и другое испытание для тебя? — спросил Джимми.
Лукас улыбнулся, и все рассмеялись.
— Не знаю, что тут смешного, — обиженно сказал Джимми.
— Определенно, это случай для психолога, — заявил Лео.
Рядом с друзьями оказался Хосе Мигель со своей группой, и разговор сразу же перешел в другое русло. Лукас сообщил своим друзьям, что утром Хосе Мигель, желая оскорбить, обозвал его индейцем, а он в ответ на это повязал на лоб шнурок. Не прошло и пяти секунд, как все четверо принялись расшнуровывать свои ботинки, вынимать шнурки, чтобы сделать то же самое.
— Оскорбляя тебя, он оскорбляет всех нас, — заявила Сильвия.
— Этот парень не понимает, что он делает. Думаю, теперь я всегда буду ходить со шнурком на голове, — добавил Виктор.
Друзья, согласно кивнув, поддержали его. Хосе Мигель громко обратился к ним:
— Посмотрите на них! Детишки играют в индейцев. — Он начал издавать странные звуки, двигая рукой у рта. Его дружки смеялись и, подражая Хосе Мигелю, имитировали выкрики индейцев.
Лукас жестом и взглядом дал понять своим друзьям, что они могут попасть в расставленную ловушку, и поэтому никто из них не ответил на провокацию. Они встали так, чтобы их видел дон Густаво. Лукас интуитивно чувствовал, что кто-то из преподавателей должен был стать свидетелем того, что происходит.
Прозвучал звонок, занятия возобновились. Лукас беспрерывно посматривал на часы. Оставалось все меньше времени до встречи с Орианой. Он постоянно думал о том, не забыла ли медсестра, что у них назначено свидание. Юноша не мог ей позвонить и волновался, хотя они заранее договорились о времени и месте встречи, когда он проходил обследование. Пока преподаватель математики объясняла урок, Лукас мысленно был далек от этого предмета. Он все время представлял себе зеленые глаза Орианы и испытывал непреодолимое желание поцеловать девушку. Вскоре у Лукаса заурчало в животе, что было явным признаком голода. Юноша вспомнил о том, что утром не завтракал, а всего лишь выпил стакан воды, и теперь, похоже, желудок начал выражать свой протест. Лукас также вспомнил слова Джозефа, который велел ему поститься и сказал, что он может только пить воду и есть хлеб. Лукас моментально перестал думать об Ориане; мысли о ней были вытеснены чем-то более примитивным — желанием поесть. Он представлял себе хлеб — маленький, большой, круглый, длинный… Юноша был голоден! Он вспомнил вкус свежеиспеченного хлеба с хрустящей корочкой. Желудок снова заурчал.
— Черт возьми, Лукас! Да у тебя там сегодня целый оркестр, — заметил Джимми.
— Не знаю, что нужно сделать, чтобы желудок так не протестовал, — ответил он.
— Поесть! — сказал Виктор, сидевший сзади.
Когда звонок известил об окончании занятий, Лукас пошел в туалет и выпил воды из крана, желая обмануть свой желудок. На протяжении некоторого времени он держал рот открытым под струей холодной воды. Таблетки, которые принимал юноша, вызывали сильную жажду, а отсутствие пищи с самого утра породило голод. Голод и жажда сочетались довольно плохо. Лукас почувствовал необходимость опять вернуться к крану и на этот раз смочил не только лицо, но и волосы. Казалось, он весь пропитался водой, и это чувство наполненности тела водой ему понравилось. Холодная вода стекала по лицу юноши, ища еще какой-нибудь сухой участок для того, чтобы затопить каждую его пору. На него обрушился вал ощущений. Юноша встряхнул волосами, как это делают четвероногие животные, когда чувствуют, что намокли, и все, что его окружало, покрылось тысячами капель воды. Наконец, Лукас отжал волосы руками. Казалось, что он только что вышел из душа. Лукас уже собирался выйти из туалета, когда, открыв дверь, столкнулся на пороге с Хосе Мигелем. Он подумал о том, что эта встреча была далеко не случайной.
— Ты что, не видишь, куда идешь? — сказал Хосе Мигель и, пытаясь остановить Лукаса, схватил его за руку.
В тот же момент Лукас почувствовал, что у него начинаются конвульсии. Он не был готов к этому, потому что все произошло слишком неожиданно. В следующее мгновение его начало трясти. Хосе Мигель с любопытством наблюдал, как Лукас дрожит всем телом.
Лукас же ясно увидел сцену разговора Хосе Мигеля с доном Бартоломе в директорском кабинете.
— Вам известно, что Лео вернулся на занятия?
— Да, это оплошность руководителя вашей группы дона Густаво.
— Несправедливо, что у него такие же права, как и у меня, учитывая то, кем является мой отец. Не говоря уже о том, что ваша жена тоже работает на него. Ее вот-вот могут повысить в должности.
— Да, я знаю, знаю… и очень благодарен твоему отцу. Я постараюсь что-нибудь придумать, чтобы выгнать этого парня из института. Верь мне. Рано или поздно его исключат. Это возмутительно, что педагогический совет не видит всего так ясно, как я.
— Именно это я и ожидал услышать.
Хосе Мигель отпустил руку Лукаса, и конвульсии прекратились. Вместе с ними исчезло и видение. Лукас чувствовал себя измотанным, он схватился за косяк двери, ведущей в туалет. Постепенно юноше удалось нормализовать дыхание. Он смотрел на Хосе Мигеля, пребывая под впечатлением беседы, которую он только что видел и слышал.
— Старик, ну ты совсем превратился в дерьмо… — с полуулыбкой на лице сказал Хосе Мигель.
— Возможно, я и поступлю дерьмово по отношению к тебе, но ты ведь и есть дерьмо. В этом разница между мной и тобой. Как ты можешь предавать товарища по учебе? Ты трус и плохой человек.
— Что ты говоришь? Я не понимаю, о чем речь, — произнес Хосе Мигель, краснея.
— Мне хорошо известны твои планы, и тебе не удастся добиться их осуществления. Меня не обманешь.
— Что происходит? Ты следишь за людьми? Это преступление.
— Я не такой, как ты… Ты — ничтожество.
Они снова приблизились друг к другу. И снова начался поединок взглядов. Каждый ждал реакции соперника. Никто не делал первого шага, но, казалось, искра вот-вот вылетит. Вокруг них собралась группа учащихся, которые шли по коридору. Сильвия и Виктор тоже решили посмотреть, что происходит, и стали пробираться через кольцо любопытных. Вскоре они услышали словесную перепалку их друга и Хосе Мигеля. Не раздумывая ни секунды, они вмешались, опасаясь, что ситуация может принять более опасный оборот.
— Лукас, идем, тебя ждет дон Густаво, — позвала его Сильвия.
— Ну, убегай же скорее, трус, — произнес Хосе Мигель.
— Я хочу завершить свое образование. Скажи мне то же самое в день, когда мы окончим институт. Возможно, ты сумеешь меня найти, — ответил Лукас, удаляясь от своего противника, но не теряя его из виду.
Сильвия внимательно следила за передвижением Хосе Мигеля. Виктор, не в силах молчать, спросил:
— Почему ты не уйдешь отсюда и не оставишь в покое тех, кто хочет учиться?
— Заткнись, слепец! — пренебрежительно сказал Хосе Мигель.
Виктор был уже готов схватить обидчика за рубашку, но сделать это помешала рука Сильвии, остановившая его на полпути.
— Именно этого он и добивается. Не попадись в его ловушку.
— Незачем оставаться здесь. Пошли! — позвал Лукас.
Лео и Джимми появились уже в конце, как и большая часть группы Хосе Мигеля.
— Что здесь происходит? — громко спросил Лео.
— Ничего, — ответил Лукас. — Слушайте меня. Пожалуйста, пойдемте со мной. — Он посмотрел на своих друзей.
Они так и сделали, оставив Хосе Мигеля и его дружков в окружении всех любопытных, которые обсуждали происходящее. Лукас и его товарищи быстро спустились по лестнице. Когда они уже были у выхода из института, Лукас остановил их, чтобы поговорить.
— Не знаю, как мы это сделаем, но нам необходимо помешать Хосе Мигелю и директору, которые будут всячески затягивать Лео в ловушку, чтобы впоследствии исключить его из института.
— И директор? А какое отношение имеет дон Бартоломе к тому, что происходит? — спросил Лукаса всегда недоверчивый Лео.
— Прислушайся к тому, что я говорю. Они идут против тебя, а значит, против всех нас. Нам следует быть предельно осторожными, если мы хотим окончить курс. Намерение Хосе Мигеля — с согласия директора — состоит в том, чтобы исключить тебя из института.
— Но что я им сделал? — громко сказал Лео, на которого внимательно смотрели все друзья.
— Таким, как Хосе Мигель, не требуется повод для подлости. Он готов пойти на что угодно, лишь бы насолить тебе. Если повод не найдется, он со своими дружками придумает причину, оправдывающую их действия. Очевидно, только чрезвычайный педсовет не позволил им уже сейчас исключить тебя совсем. Директор в долгу перед отцом Хосе Мигеля. У него есть деньги… Каких еще объяснений ты ждешь? Ты не представляешь для них никакой опасности. Поэтому они могут делать с тобой и с нами все, что захотят. Они уважают только тех, кого боятся.
— Я сделаю так, что они будут бояться меня! — в ярости произнес Лео.
— И каким образом ты намерен поступить? Начать сражаться их же оружием? Нельзя вступать на путь насилия. Будь умнее их. Мы должны защитить тебя и в то же время защититься сами. Начнем с того, что не будем никуда ходить поодиночке. Даже в туалет. Понимаешь? Вместе мы — сила.
— Лукас прав. Они попытаются поймать тебя одного, они захотят найти какую-нибудь причину, чтобы обосновать карательные меры по отношению к тебе или же ко всем нам, — сказал Виктор, озабоченный свалившейся на друзей проблемой.
— Мы должны быть умнее, чем они. Обдумывать все хладнокровно, — вставила Сильвия.
— Возможно, мне стоит перейти в другой институт… Так я избавлю вас от всей этой истории, — задумчиво произнес Лео, опустив голову.
— И не думай! Почему ты должен уйти, если ты ни в чем не виноват? Поднять белый флаг — удел трусов, Лео, а ты не принадлежишь к их числу, — заявил Лукас. — Мы будем рядом с тобой. Если станем держаться вместе, то им с нами не справиться. Наша сила в том, что мы — команда. — Он вытянул руку ладонью вверх, и все остальные сделали то же самое, соединив руки и повторяя при этом девиз:
— Никогда не сдаваться, не смотреть назад… Мы окончим этот курс и поступим в университет.
— Пора уходить отсюда. Вот-вот появится Хосе Мигель со своими приспешниками, — сказала Сильвия, которая наблюдала за учащимися, спускающимися по лестнице.
— Хорошо. Лео, ты и я увидимся завтра. Ты зайдешь за мной?
— Договорились, — ответил Лео.
— А вас я увижу, когда сойду с вершины.
— Будь осторожен! — сказала ему Сильвия. Все остальные поддержали девушку, дружно кивнув в ответ на ее слова.
— Не беспокойтесь. Со мной ничего плохого не случится. Увидимся! — Лукас поднял руку и побежал домой.
По дороге к дому юноша включил свой мобильный телефон и позвонил Ориане. Волнуясь, он с нетерпением ждал ответа.
— Лукас! — произнесла она довольно тихо.
— Как дела, Ориана? На сегодня все остается в силе?
— Да, конечно. Я взяла машину. Заехать за тобой?
— Нет, спасибо. Мы с Луисом подойдем к дверям больницы.
— Очень хорошо. — Она была немногословна.
— Тебе неудобно разговаривать? — спросил Лукас.
— Ну… ты же знаешь, что я в больнице и не могу много разговаривать, это правда.
— Хорошо. Только сообщи мне время.
— В четыре часа подойдет?
— Ну конечно! Мы придем.
— До встречи! — сказала Ориана и закончила разговор.
В течение нескольких секунд Лукас смотрел на телефон. Ему показалось, что Ориана разговаривала с ним слишком сухо. Затем он медленно пошел в сторону дома. Пустота в желудке все сильнее давала о себе знать. Юноша не понимал, было ли это связано с Орианой или чувством голода, которое не покидало его. Он повернул за угол, вышел на свою улицу и чуть не столкнулся с Иктоми, который сопровождал свою сестру. На какое-то время их взгляды встретились. Лукас вел себя так, будто бы не заметил Винону и вообще никогда раньше ее не видел, и попытался продолжить свой путь. Давление крови у юноши увеличилось, сердце забилось сильнее и чаще. Он приготовился к любой неожиданности. И действительно, когда Лукас поравнялся с ними и намеревался пройти мимо, его чуть не остановил голос Иктоми, но он приказал себе: «Иди! Иди!»
— Кендаль, kalatchiidappee… — произнес индеец.
Лукас прекрасно понял сказанное, оно означало: «Умрешь дважды», — но продолжил идти как ни в чем не бывало. Лукас не ускорил шаг и не отошел в сторону. Иктоми, недовольный тем, что юноша не обернулся и никак не отреагировал, вынудил свою сестру остановить Лукаса. Несколько минут назад Иктоми сказал ей, что если она не спросит у юноши о чем-нибудь, то он без всякого сожаления убьет его прямо на этом месте. Поэтому Винона была вынуждена подчиниться брату.
— Простите, не скажете ли, который час?
Лукас продолжал идти. Он не знал, что делать. Голос Виноны звучал позади него, девушка прилагала все усилия к тому, чтобы задать вопрос на языке, которым она не владела.
Лукас остановился и очень медленно повернулся.
— Что вы хотели… — произнес он, и на его лице не дрогнул ни один мускул.
— Пожалуйста, скажите, который час. — Глаза Виноны были полны слез. Ее голос дрожал. Она не хотела этого делать, но, если бы не сделала, брат убил бы Лукаса, выполнив свою угрозу.
Ее маленькая, тонкая смуглая рука постепенно приближалась к Лукасу, чтобы дотронуться до него. Ну лбу Виноны выступили капли пота, когда она смотрела в глаза юноши.
Она знала, что Кендаль умел читать мысли. Девушка начала думать о том, что сделает ее брат, если она не дотронется до Лукаса. «Я должна дотронуться до тебя, приготовься, — мысленно произнесла Винона. — Если я не сделаю этого, он убьет тебя. Diiawuushiishiik, ahkiikshe». Последние слова она сказала на своем языке, это была фраза, которую так часто говорил ей Кендаль: «Люблю тебя, любовь моя…» У Виноны все же оставались сомнения в том, что Лукас сумеет прочитать ее мысли. Но ей было необходимо дотронуться до него.
Лукас принял ее послание так же четко, как если бы оно было произнесено вслух. Он напрягся, приготовившись к прикосновению Виноны.
— У вас очень красивые часы, — сказала девушка, и ее ладонь на протяжении нескольких секунд оставалась на руке Лукаса.
Иктоми не упускал из виду ни одного движения сестры. У Лукаса было такое ощущение, будто ему раздирают внутренности. Сильнейший удар, который он почувствовал в области желудка, казалось, повалит юношу на землю. «Держись, Лукас!» — сказал ему внутренний голос, удержав от падения. Одновременно у него появились видения. Он увидел Иктоми, который бил Винону за то, что сестра отказывалась помогать ему. Индеец хватал девушку за руки и требовал, чтобы она исполнила то, что он ей говорил. Вероятно, это произошло непосредственно перед встречей.
Лукас помедлил с ответом, но, сумев привлечь свои внутренние силы, спокойно произнес:
— Большое спасибо. Очень любезно с твоей стороны, но это недорогие часы. Ты спрашивала меня о времени, сейчас два часа дня.
Он почувствовал, что ноги вот-вот откажут ему.
— Большое спасиба, — сказала Винона и направилась к своему брату. Тот поблагодарил кивком головы.
Лукас тоже кивнул ему и отвернулся. Несмотря на то что все завершилось благополучно, ноги, казалось, были налиты свинцом и каждый шаг давался ему с неимоверным трудом. Тем не менее юноша продолжил свой путь. Наконец Лукас дошел до двери своего дома. Он открыл ее и вошел внутрь подъезда. Лукас знал, что Иктоми наблюдает за ним с безопасного расстояния. Закрыв за собой дверь, Лукас в изнеможении прислонился к стене. Он почти не мог дышать. Несколько минут потребовалось юноше на то, чтобы восстановить дыхание и прийти в себя после испытания, которому его только что подверг враг Кендаля. Лукас закашлялся. Он все еще не мог понять, как ему удалось устоять на ногах. Этому способствовала какая-то внутренняя сила, хотя конвульсии были очень мощными. Опасность была максимальной. По-прежнему кашляя, Лукас начал медленно подниматься по лестнице. Затем он подождал несколько минут, пока кашель не прекратился: ему вовсе не хотелось, чтобы родители увидели его в таком состоянии. Постепенно юноша пришел в себя и решил, что не стоит больше так беспечно разгуливать по улицам. Если бы он встретился с ними на углу, не подготовившись, то вряд ли ему удалось бы совладать с конвульсиями. Лукас спросил себя о том, что сделал бы Иктоми, если бы обнаружил, что Кендаль продолжает жить в Лукасе. Винона сообщила ему о намерении своего брата совершить повторное убийство. Лукас находился в тупике, выход из которого было трудно найти. Когда он поднялся на лестничную площадку, кашель наконец прекратился.
Два часа спустя Лукас вместе со своим братом шел в больницу. Он съел только два небольших куска хлеба и выпил достаточное количество воды, чтобы наполнить голодный желудок. Родителям Лукас сказал, что предпочитает съесть бутерброд до того, как сесть за стол. Между двумя ломтиками хлеба вместо желанного кусочка ветчины был только воздух. И ничего больше, хотя воображение рисовало ему аппетитный бутерброд. Голодный желудок требовал пищи.
От мыслей о еде Лукаса отвлекли размышления о предстоящей встрече с девушкой. У нее были самые красивые и будоражащие глаза из всех, которые ему когда-либо доводилось видеть. Юноша переоделся, сменив футболку на белую рубашку и надев синие джинсы и спортивные туфли. Он вынул один из шнурков и повязал его себе на лоб. Брат удивленно посмотрел на это.
— Ты похож на индейца… — сказал Луис, поправляя сползающие очки.
— Не похож, я и есть индеец, — ответил старший брат очень серьезно. — Я кушать детей-всезнаек… — сказал он и сделал вид, будто собирается укусить мальчика.
Луис бегом спустился по лестнице. Так они и вышли из подъезда: один за другим.
Когда Лукас догнал Луиса и дотронулся до него, то не ощутил ничего странного. Его не посещали видения, связанные с членами семьи. Так что хотя бы тут не было проблем. Он облегченно вздохнул.
Братья пришли в больницу почти бегом. Ориана ждала их, уже сидя в автомобиле. Она посигналила им и жестом показала, чтобы они быстрее садились в машину.
— Ты вышла раньше, чем намечала? — спросил Лукас.
— Да, хорошо, что вы тоже пришли раньше времени. Ну, как ты, Луис? Не хочешь меня поцеловать?
— Прости, у него сильно болит живот. Ничего серьезного… Вздутие!
Луис, несмотря на не очень хорошее самочувствие, поцеловал Ориану. Девушка была очень красива. В блузке с голубыми цветами, три пуговицы которой были расстегнуты, она выглядела просто замечательно. Губы блестели, а глаза она накрасила сильнее, чем обычно.
— Сегодня ты очень красивая, — сказал Лукас, целуя Ориану в щеку.
— Большое спасибо. — Она почувствовала его запах, который подобно порыву свежего воздуха заполнил все пространство внутри машины. Пахло лавандой с оттенком корицы. Это был необычный одеколон.
— Думаю, что ты проведешь с нами отличную экскурсию в качестве гида по историческим местам, которые мы будем проезжать, — пошутил Лукас.
— Нет, у меня не получится. Это моя мать знает все легенды. Мне, как и тебе, только предстоит открыть все это для себя.
Ориана очень уверенно вела машину. Лукас не сводил с нее глаз, вместо того чтобы смотреть вперед. Длинные черные волосы, струящиеся по спине девушки, приковывали к себе его внимание. Ее красные губы, покрытые блеском, казались еще больше. Нижняя губа была чуть более округлой, чем верхняя.
— Что тебе хотелось бы посмотреть в музее? — спросила Ориана, уводя его от этих мыслей. — Я спрашиваю тебя потому, что там много залов и в один вечер нам не удастся все посмотреть.
— Меня, признаться, интересует все, что связано с островом Салтес. С остальным мы можем ознакомиться как-нибудь в другой раз.
— Ну, как хочешь… Тогда пойдем в залы археологии.
— А я хочу посмотреть все, — вступил в разговор Луис.
— Нет, тебе станет скучно. Послушай меня, будем смотреть по частям. К тому же так у нас появится прекрасный повод для того, чтобы поехать с Орианой как-нибудь еще, — сказал Лукас.
Девушка рассмеялась, и Луис согласился, решив, что будет очень здорово, если они вновь встретятся с медсестрой, которая понравилась мальчику с первого момента их знакомства.
Довольно быстро они доехали до Уэльвы. Они и сами не заметили, как оказались на испанской части побережья. Город Солнца представлял собой как бы испанско-португальский бутерброд. Требовалось совсем немного времени, чтобы попасть из него как в одну, так и в другую страну. В действительности одна часть Города Солнца располагалась в Португалии, а другая — в Испании, и в каждой из них были свои обычаи и своя история. Тем не менее жители имели особый менталитет и жили с ощущением, что они, как и город, уникальны.