Среди царящего хаоса вскоре разразилась новая трагедия – бельгийская. Чтобы ее понять, надо проследить за событиями, которые ей предшествовали. О них германские коммюнике сообщали в откровенно циничных выражениях, а французские – в туманных; жестокая уверенность чередовалась с хрупкой надеждой. Прорвав нашу оборону (14 мая), германские вооруженные силы раскололи, как уже говорилось выше, наши армии на две группы. На юге французские дивизии удерживали фронт, идущий вдоль Соммы и Эны. На севере бельгийцы, англичане и несколько французских дивизий сражались под командованием генерала Бланшара, обороняя Дюнкерк. В газете «Стампа» итальянский журналист Чидо Тонелла сообщал из Турне, что немцы с самого начала поставили себе задачу выйти к берегам Ла-Манша и подвести войска к Парижу по долинам Уазы и Марны.

Во французском коммюнике, опубликованном в четверг, 23 мая (10.40), сообщалось, что на севере продолжаются ожесточенные бои, однако наши части продвинулись и вышли к подступам города Камбре. Общее настроение улучшилось. На бирже цены на акции стремительно взлетели. К несчастью, мы потеряли подводную лодку «Дорис», эскадренный миноносец «Адруа», плавучую базу «Нигер».

В 18 часов я отправился к Манделю. Он сообщил мне, что мы отбили Амьен, что наши войска уже в предместьях Перонна и что Северная группа армий производит на генерала Вейгана хорошее впечатление. Я был обрадован и удивлен; тогда Мандель в моем присутствии позвонил Бодуэну, получившему эти сообщения из генерального штаба, и попросил подтвердить их, что тот и сделал. Однако вскоре стало известно, что отдельные танковые соединения неприятеля обошли наши армии с запада. В тот же день, 23 мая, немцы сообщили о продвижении своих войск к берегам Шельды и в направлении Кале, а также о капитуляции второй группы сооруженных по последнему слову техники укреплений Льежской крепости. Англичане признали, что возле Оденарда образовался проход и что немецкие бронетанковые соединения приближаются к побережью. По-прежнему царит смятение.

В течение того же дня, 23 мая, немцы бомбили Этрепилли департамента Сена и Марна; Розеротт и Рэмонкур в департаменте Вогезы; Тури (Эр и Луар); Шато-Тьерри (4 убитых), где английские летчики не дали немцам возможности пикировать на город; Олнэй, Фэр-Шампенуаз и Коннантр (2 убитых) в департаменте Марна; вокзал в Моменхейме (Нижний Рейн), где они обстреляли из пулеметов четыре паровоза у товарных составов; вокзалы в Саверне, Руксвиллере и Лимерсхейме (1 убитый); вокзал в Монтеро (2 убитых) и эшелон с войсками, направлявшийся из Лонвиля в Провэн. В Монтеро один немецкий самолет летал с французскими опознавательными знаками: он сбросил шесть бомб и несколько парашютистов (доклад дивизионного комиссара при комендатуре Парижа). Утром в пятницу, 24 мая, новости оказались неприятными, вопреки полученным мною накануне официальным сообщениям, переданным мне в министерстве внутренних дел. Как и г-н Рейно в сенате, Уинстон Черчилль выступил в палате общин с заявлением о падении Аббвиля и о тяжелых боях у Булони. Мандель, которому я позвонил в 9.30, настаивал на своих вчерашних данных. Генерал Вейган, сказал мне Мандель, хочет, чтобы в течение нескольких дней коммюнике носили туманный характер. Очевидно, положение по-прежнему очень серьезное и сложное. В газете «Журналь» генерал Дюваль писал, что местные бои в Булони или где-нибудь в другом пункте имеют во много раз меньшее значение, нежели основные операции. По мнению Кериллиса, вчерашний день ознаменовался восстановлением морального духа французских войск. Он написал о росте напряженности в отношениях между Советским Союзом и Германией.

Меня посетил председатель муниципального совета Парижа Пэш, которого попросили занять этот пост, несмотря на его преклонный возраст – ему был 81 год. Его тревожили некоторые слухи, разговоры о предательстве. Пэш сетовал на то, что постоянные комиссии муниципалитета не привлекаются к сотрудничеству с правительством. Проблема газа также внушала ему опасения.

В 12.10 Мандель заявил мне, что оптимистические настроения не исчезли. Англичане оставили Булонь, где обосновались мы, и эвакуируют свою базу в Руане. Мы удерживаем линию фронта на Сомме и даже перешли ее в двух пунктах – Корби и Брее. Северная группа армий производит хорошее впечатление. Однако Дотри, хотя и держится мужественно, явно чем-то озабочен. Он занялся подсчетом понесенных нами потерь – вооружения, заводов и фабрик. По мнению Дотри, теперь надеяться можно главным образом на Америку.

Согласно немецкому коммюнике от 24 мая, союзные войска окружены на севере Франции и в Бельгии. Турне, столь пострадавший в начале и в конце первой мировой войны, а также и Мобёж, город, с которым связаны воспоминания о героизме майора Шарлие, в руках неприятеля. Итальянский журналист, описывающий наши беды в газете «Стампа», наблюдал бои за Турне, сражение в окрестностях Леза, на высотах близ Рене. Германские 75- и 100-мм орудия, обстреливающие берега Шельды и создающие заслон для наведения понтонных переправ, расположились под сенью высоких деревьев, среди кустов цветущей азалии. Немецкая артиллерия крушит не только все видимое, но и все невидимое: памятники времен Людовика XIV и Вобана, монументы из голубого камня, ряды домов с широкими окнами, великолепные ансамбли XVIII века. Эту печальную картину завершают башни собора, на который нельзя смотреть без волнения. Создается впечатление, будто Германия обрушила свою ярость на прошлое, на тени двух французских батальонов, которые в 1914 году обороняли Турне от целого германского корпуса. Одновременно немцы стали быстро продвигаться к французским портам на Ла-Манше.

Суббота, 25 мая. Согласно французскому коммюнике, опубликованному вчера вечером и повторенному сегодня утром, восстановить линию нашего фронта на севере пока еще не удалось. Впрочем, новости сознательно излагаются в очень лаконичной форме. Британская общественность демонстрирует достойную восхищения твердость. Она выразилась в послании короля, обратившегося с призывом использовать все ресурсы империи.

Во Франции, в особенности в Париже, производит большое впечатление царящее спокойствие. Королева Вильгельмина подтвердила свою решимость продолжать борьбу.

В статье, опубликованной сегодня утром в «Пти паризьен», Шарль Морис пишет: «Продвижение немцев почти повсюду приостановлено… Тем не менее мы еще далеки от того, чтобы считать положение выправленным… Все должны понять значение и масштабы усилий, предпринятых после 15 мая – ужасного дня, – чтобы сузить уязвимые участки фронта. Мы удерживаем наши позиции во Фландрии, где идут ожесточенные бои. Завоеванные позиции на реке Сомме удерживаются. Сюда подтягиваются новые части и возводятся укрепления. Линия фронта от Эны до Аргонна основательно насыщена войсками и техникой. Однако пробитая в Артуа брешь шириной в 40 км остается открытой».

Согласно сообщениям немцев, союзные войска оказались в кольце. Куртре и Гент в руках германской армии. Эти бельгийские города, которые нам так же дороги, как и французские, ибо они связаны с нашей собственной историей, пали один за другим. Куртре, с его тонкими полотнами, вызывает в памяти битву золотых шпор; Гент хранит воспоминания о стрелках морской пехоты адмирала Ронарха.

25 мая 16 часов. Мой коллега Баскэн, депутат от Перонна, пришел просить меня возглавить организационный комитет по устройству беженцев его округа. Он рассказал мне о беспорядках в армии, которые он наблюдал в Перонне. Тем не менее, по словам Баскэна, его земляки не пали духом.

26 мая. Газеты опубликовали отчет о положении на фронтах, к несчастью, ставшем предельно ясным. Немцы прорвали участок фронта между Перонном и Бапомом. Северные армии оказались в мешке.

В 11 часов меня вызвали к президенту республики. У него я застал председателя сената. Наше совещание длилось до часу дня. Из этой беседы мне особенно запомнились слова г-на Лебрена о генерале Вейгане. Он рассказал мне о своей поездке на фронт, предпринятой для того; чтобы навестить генерала Бланшара и бельгийского короля. Отправился Лебрен на самолете, обратно же он вернулся с трудом. Под бомбежкой он добрался на пароходе до Дувра, оттуда до Гавра и на автодрезине доехал до вокзала Сен-Лазар.

В субботу, 25 мая, вечером Вейган изложил свои планы военному комитету: сделать вначале попытку вызволить окруженные дивизии бельгийцев, англичан и французов, затем занять оборону на Сомме. В случае необходимости отойти на прикрывающую Париж линию, идущую вдоль нижней Сены и смыкающуюся с Марной. Но, к несчастью, мы располагали ограниченным числом войск и боевой техники, и если бы мы потеряли наши дивизии на севере, численность наших войск составила бы лишь половину численности немецких армий. Было условлено, что председатель сената и я постараемся как можно скорее повидать г-на Рейно, не присутствовавшего на этом заседании (он был в Лондоне). Неприятные сообщения об Италии: Япония будто бы обещала ей оказать помощь в Абиссинии.

Германское коммюнике от 26-го уточнило, что во Фландрии и в Артуа наступление против союзников продолжается, причем поле действия немецких войск постоянно сужается. Многочисленные аэродромы на востоке и на юго-востоке Англии подверглись воздушным налетам.

26 мая в 19.30 французское радио сообщило, что германская армия получила новые подкрепления. Приостановлено наступление немцев в направлении Куртре; в образовавшийся в Бапоме прорыв устремились новые немецкие соединения, наступающие в направлении побережья Ла-Манша. Есть основания полагать, что между Аррасом и Соммой действуют лишь бронетанковые части. Положение, разумеется, по-прежнему остается весьма серьезным, однако настроение уверенное: приняты будто бы необходимые меры, которые находятся в процессе осуществления. В целом, передавало французское радио, наша оборона удерживается, моральное состояние войск превосходное.

Аналогичные сведения содержались в сводке агентства Телефранс, где отмечалось, что противник ведет наступление на оборонительные позиции союзников главным образом на восточном участке, то. есть в долине Лиса и верхней Шельды. На западном участке, то есть там, где нет сплошной линии фронта, в районах Камбре, Арраса, Сен-Пола и Булони, немцы сколько-нибудь значительных операций не предпринимали. Однако через Бапомский прорыв они вводят все новые бронетанковые части, которые по-прежнему продвигаются в северо-западном направлении к крупным портам на побережье Ла-Манша. Часть порта Булонь уже занята. «В делом мы удерживаем линию фронта», – говорится в заключение в сводке Телефранса.

Председатель совета министров, вернувшись из Лондона, позвонил мне: он говорил нарочито сдержанно и туманно. Рейно все еще не терял надежды, даже в отношении Фландрии, но положение на фронтах его по-прежнему очень тревожило. Завтра премьер-министр отправится на фронт.

Понедельник, 27 мая. Утром французское коммюнике сообщило о яростных атаках на севере и об отходе наших войск за Валансьенн. Зашел офицер из Второго бюро, чтобы проинформировать меня. Во Фландрии кольцо вокруг наших армий сужается. На Сомме немцы удерживают ряд плацдармов, в частности в Пикиньи и в Амьене. На всех остальных участках нашего фронта положение нормальное. Впрочем, надежды на то, что наша армия сможет прийти на выручку окруженным на севере войскам, уже нет. Немцы бросили в бой почти всю свою армию: 50 дивизий, в том числе 15 моторизованных и бронетанковых. Они сняли войска с линии Зигфрида и со швейцарской границы. Немцы для осуществления этой операции намереваются применить доктрину Шлиффена, в основе которой лежит тактика сражения под Каннами. Был затронут вопрос и об обеспечении немцев горючим. Его запасы к началу боев оценивались в 3-4 миллиона тонн. Ежедневный расход горючего у них, по приблизительной оценке, составляет 15-20 тысяч тонн. Здесь еще можно на что-то надеяться, сказал в заключение мой собеседник и добавил, что генерал Вейган начал контрнаступление, но где именно – неизвестно, и что все большее беспокойство внушает Италия.

В Англии произошли значительные изменения в составе военного командования. В Вашингтоне президент Рузвельт выступил с большой и взволнованной речью.

27 мая в 18 часов меня посетил г-н Франс Ван Ковелаерт, государственный министр, председатель палаты депутатов Бельгии. Он участвовал в расширенном заседании совета министров и пришел передать заверения в верности бельгийского правительства союзникам. Вместе с тем он сказал мне, что бельгийская армия в ближайшем будущем вынуждена будет сложить оружие и что король намеревается сдаться в плен вместе со своими войсками. Ошеломленный, растерянный, я стал говорить ему об опасностях, которыми чреват подобный шаг.

Во время нашей беседы г-н Ван Ковелаерт рассказал, как немцам удалось перейти через два моста: Вроенховенский, на окраине бельгийского Лимбурга, возле Маастрихта, и еще через один, название которого он забыл. «Солдаты, – сказал Ковелаерт, – были хорошо подготовлены к отпору, но ведь все началось так неожиданно. Налетела целая туча самолетов, и первой же бомбой был убит майор, командовавший обороной моста. К тому же немцы хорошо знали аванпост Льежской крепости, так как (мне говорил об этом Винк) в этом форте работали и немцы. Сброшенные парашютисты быстро вывели из строя ряд очень важных крепостных сооружений».

Мы страдаем от нехватки авиации и не сумеем выиграть войну, если у нас не будет превосходства в этой области – такова была основная мысль г-на Ван Ковелаерта.

Он рассказал мне также, как действовали немцы, чтобы захватить Голландию, как они напали на Роттердам, Гаагу и Дордрехт. Пользуясь некоторыми таможенными привилегиями, они забросили в Дордрехт запечатанные и не подвергавшиеся таможенному досмотру контейнеры. Из них вылезло свыше тысячи солдат, которые, впрочем, были все до одного перебиты. В Роттердаме с помощью самолетов немцы заняли центральный аэродром. Проживающие в этом городе немцы открыли стрельбу по населению. В Гааге, свидетелем нападения на которую был сын г-на Ван Ковелаерта, они действовали точно так же.

Живущие в Гааге немцы объединились и захватили один из кинотеатров. Начались уличные бои, которые длились два дня. Сын Ван Ковелаерта видел, как самолеты сбрасывали парашютистов на поля. Ковелаерт спасся на французском автобусе, доставившем его на борт корабля «Сирокко».

Немцы приказали голландской армии сложить оружие, угрожая в противном случае уничтожить Роттердам, Утрехт и Амстердам. В доказательство своих намерений они начали бомбить Роттердам; две эскадрильи проложили «трассу» в главных районах города: на территории шириной в 550 метров и длиной в 3 километра были полностью уничтожены все постройки.

В конце беседы я вновь подчеркнул опасность, которая возникнет в случае принятия королем подобного решения. Г-н Франс Ван Ковелаерт ответил мне, что любые полномочия суверена определяются конституцией и что если он утратит независимость, то не сможет говорить от имени Бельгии. Ван Ковелаерт заверил меня, что бельгийское правительство единодушно выражает свое неодобрение королю. Я ему заявил, что этого, возможно, окажется недостаточным для того, чтобы успокоить французский народ, у которого подобный поступок вызовет чувство крайнего и справедливого негодования. Король, сказал мне на это г-н Ван Ковелаерт, поклялся защищать независимость Бельгии. Таким образом, он связан присягой.

Председатель палаты депутатов Бельгии надеется, что король возьмет себя в руки.

Как только г-н Ван Ковелаерт ушел, я сообщил по телефону содержание беседы президенту республики и попросил его предупредить Поля Рейно. Последний как раз в это время вел переговоры с г-ном Пиерло, маршалом Петэном, генералом Вейганом и бельгийским военным министром.

Около 20.30 позвонил Поль Рейно. Первые же его слова ошеломили: «Бельгийский король нас предал… Меня об этом еще вчера предупреждал прилетевший вместе со мной г-н Спаак». Рейно сообщил, что заседание совета министров состоится в 22 часа.

28 мая в 8.30 Поль Рейно выступил с новым заявлением по французскому радио:

– Я должен сообщить французскому народу о серьезном событии. Произошло оно этой ночью. Франция больше не может рассчитывать на помощь бельгийской армии. Начиная с 4 часов утра с врагом на севере сражаются только французская и британская армии.

Вы знаете, каково было положение. В результате прорыва нашего фронта 14 мая германская армия вклинилась между нашими армиями, которые оказались расколотыми на две группировки: северную и южную.

На юге французские дивизии удерживают новую линию фронта: она идет вдоль берегов Соммы и Эны, смыкаясь с линией Мажино, которая совершенно не пострадала.

На севере группировка состояла из трех союзных армий: бельгийской армии, британского экспедиционного корпуса и нескольких французских дивизий. В их рядах многие из нас имеют своих родных и близких. Эта группировка находилась под командованием генерала Бланшара. Снабжение ее осуществлялось через Дюнкерк. Французская и английская армии обороняли этот порт на юге и на западе, бельгийская армия – на севере. И вот в разгар кампании бельгийская армия внезапно, без всяких условий, даже не поставив в известность своих французских и английских боевых товарищей, капитулировала по приказу своего короля, открыв немецким дивизиям дорогу на Дюнкерк.

Восемнадцать дней назад этот самый король, который до того делал вид, что относится к словам Германии с тем же доверием, что и к словам союзников, обратился к нам с призывом о помощи. Мы ответили на его призыв в соответствии с планом, разработанным союзными генеральными штабами в декабре прошлого года. И вот теперь, в разгар сражений, не предупредив генерала Бланшара, не сказав ни слова и не оглянувшись в сторону французских и английских солдат, которые в ответ на тревожный призыв пришли на помощь его стране, король Бельгии Леопольд III сложил оружие.

Этот факт не имеет прецедента в истории.

Бельгийское правительство сообщило мне, что решение короля принято вопреки единодушному мнению ответственных министров и заявило далее, что оно полно решимости поставить на службу общему делу все силы, которыми оно еще может располагать, и что, в частности, оно хочет создать новую армию и сотрудничать в деле вооружения Франции.

Наши мысли обращены к нашим солдатам. Они, наши солдаты, могут сказать, что их честь не затронута. Они предпринимают колоссальные усилия на всем фронте. Каждый день, во все время этих восемнадцатидневных боев, они показывали тысячи примеров героизма. Уже покрыли себя славой молодые французские генералы, которые едва успели заменить бывалых военачальников.

Наши полководцы и солдаты едины, страна целиком и полностью доверяет им, и завтра они вызовут восхищение всего мира.

Мы знали, что мрачные дни придут. И они пришли. Франция десятки раз подвергалась вторжению, но никогда не была побеждена. Пусть об этом помнит наше мужественное население севера. Франция преодолеет ожидающие ее испытания и сумеет выковать в себе новый дух, который сделает ее великой, как никогда прежде.

Наша вера в победу остается незыблемой. Удесятерились силы каждого солдата, каждого француза, каждой француженки. Несчастье всегда возвеличивало Францию. Никогда еще она не была столь сплоченной, как сегодня. Мы выстоим на новой линии, установленной на Сомме и Эне нашим великим полководцем Вейганом в полном согласии с маршалом Петэном. И мы не только выстоим – мы победим.

28 мая в 10.45 специальное коммюнике фюрера сообщило о безоговорочной капитуляции бельгийского короля. В 11 часов появилось новое коммюнике, составленное в оскорбительных для бельгийского совета министров выражениях. О нем было сказано, что он продолжает служить своим англо-французским хозяевам.

Королю отвели в качестве резиденции бельгийский замок. Численность бельгийских войск, которых коснулась капитуляция, равняется, как полагают, почти 500 тысячам.

Немцы сообщали, что они стремительно продвигаются в глубь территории и находятся сейчас в десяти километрах от Брюгге и Туру. Они оставили позади себя Тиельт, бывшую немецкую штаб-квартиру во Фландрии в период первой мировой войны, и взяли Орши, Дуэ, Ла-Бассэ, Хазебрук. Немецкая авиация бомбит порты.

После полудня 28 мая ко мне пришел весь в слезах мой старый друг бельгийский министр Химане. Он не находил оправдания королю и безоговорочно считал его виновным. По его мнению, король теперь не может управлять страной.

В соответствии с бельгийской конституцией исполнительная власть отныне принадлежит совету министров. По словам Химанса, начальник штаба будто бы отказался подписать акт о капитуляции. Вот что сказал по этому поводу г-н Пиерло в своем выступлении по радио:

– Бельгийцы,

Игнорируя официальное и единодушное мнение правительства, король начал сепаратные переговоры с врагом.

Бельгия будет ошеломлена, но вина одного человека не может быть приписана целой нации.

Наша армия не заслужила участи, которую ей уготовили.

Оплакиваемый нами акт не имеет законной силы. Он не накладывает каких-либо обязательств на страну. Согласно бельгийской конституции, которую король поклялся соблюдать, все полномочия исходят от нации и осуществляются в установленном конституцией порядке.

Ни один акт короля не может иметь последствий, если он не скреплен подписью соответствующего министра. Этот абсолютный принцип является основным правилом деятельности наших институтов.

Король, порвав узы, связывающие его со своим народом, стал на сторону захватчиков.

С этого момента он уже не в состоянии управлять страной, ибо совершенно очевидно, что глава государства не может осуществлять свои функции под контролем иностранной державы.

Таким образом, офицеры и чиновники освобождаются от долга повиновения, к чему их обязывала присяга верности королю.

Вместе с тем бельгийская конституция устанавливает непрерывность власти. Ее положения предусматривают, в частности, и данную ситуацию, когда король оказался не в состоянии править страной. В подобном случае должен последовать созыв обеих палат парламента. В промежутках между сессиями, как известно, конституционные полномочия короля осуществляются от имени бельгийского народа советом министров.

Именно на этот принцип намерено опереться нынешнее правительство, единственное законно сформированное правительство, облеченное доверием палат, которые одобрили его волю защищать до конца, совместно с союзниками, независимость Бельгии и целостность ее территории от агрессии.

Правительство будет неуклонно выполнять свой долг.

Собравшись в Париже с согласия председателей обеих палат и государственных министров, которые могли быть опрошены, правительство, уверенное в том, что оно является выразителем национальной воли, полно решимости продолжать борьбу за освобождение страны.

Из числа молодежи, солдат бельгийских войск, находящихся во Франции и в Великобритании и ответивших на призыв правительства, будет создана новая армия. Она вступит в бой и будет сражаться бок о бок с армией союзников.

Бельгийцы, не пригодные к несению действительной военной службы, будут, с учетом их индивидуальных возможностей, направлены на службу гражданской мобилизации или на военное производство. Таким образом, все силы, которыми мы еще располагаем, мы поставили на службу делу, ставшему после нападения на нас Германии общим делом всех бельгийцев.

Начиная с сегодняшнего дня будут приняты необходимые меры для скорейшего осуществления вышеизложенных решений. Нужно дать немедленные и осязаемые подтверждения нашей солидарности с союзниками, уже давшими нам, в соответствии с принятыми обязательствами, свои гарантии.

Бельгийцы, нам выпали самые тяжелые испытания в нашей истории. Настало время вспомнить уроки доблести и чести, преподанные теми, кто сражался с 1914 по 1918 годы… Что бы ни случилось, мы будем достойными их.

«У королей тоже есть нервы», – писала одна немецкая газета.

28 мая Уинстон Черчилль информировал о создавшемся положении палату общин. О короле он говорил в очень умеренных выражениях. Черчилль призвал палату быть готовой к тяжелым и трудным дням. «Однако ничто, – сказал он далее, – не может освободить нас от нашего долга защиты дела всего мира, дела, которому мы служим». Сдержанный тон этой речи и высказываний английской прессы в отношении короля Леопольда вызывали удивление.

Среда, 29 мая. На завтраке у одного из своих друзей встретил Буллита. Он рассказал нам, что несколько дней назад король Леопольд обратился к нему с просьбой взять его детей под защиту Соединенных Штатов. Рузвельт согласился вызвать их в Вашингтон и обращаться с ними как с членами собственной семьи. Буллит сказал мне, что тон общественного мнения в Соединенных Штатах нарастает очень быстро. Америка шлет нам все, чем она располагает, у нее самой осталось лишь 150 истребителей и столько же бомбардировщиков. Она сейчас спешно строит их для нас. Президент США направил военные корабли в Лиссабон (возможно, для того, чтобы вывезти американских граждан, подумал я). Итальянский посол, по слухам, уже сжигает свои архивы. Муссолини отказался принять посла Соединенных Штатов. Г-н Сольвей, пришедший после окончания завтрака, подавлен «чудовищной позицией» бельгийского короля. Он не может найти ей объяснения.

Получил немецкое коммюнике от 29 мая. Судя по этому документу, судьба французских армий в Артуа предрешена. Их сопротивление в секторе к югу от Лилля сломлено. Английская армия зажата на участке между Диксмюдом, Армантьером, Байёлем и Бергом. Немцы прошли Брюгге и взяли Остенде. Взят также город Лилль. Единственная компенсация: союзники вступили в Нарвик. Представители предпринимательских и рабочих организаций подписали в присутствии министра Помарэ пакт о сотрудничестве.

Наступил печальный конец битвы на севере. Английский экспедиционный корпус отступает к морю и пытается добраться до судов, стоящих на якоре на рейде, который бомбит немецкая авиация. К югу от линии Поперинг-Кассель произошло соединение немецких армий (30 мая). Попал в плен генерал Приу, главнокомандующий первой французской армией. Несколько разрозненных и изолированных отрядов продолжают борьбу. Остатки английской армии на участке в несколько километров между Фюрном и Бергом отчаянно обороняются. По сути дела битва во Фландрии и Артуа закончилась.

И ко всему считают неизбежным в самое ближайшее время вступление в войну Италии.

* * *

В свете этих ужасных событий я перечитываю заявление маршала Петэна перед военной комиссией сената от 7 марта 1934 г.

«От Монмеди тянутся Арденнские леса; если там возвести специальные оборонительные сооружения – они станут непроходимыми. Следовательно, мы рассматриваем этот район как зону уничтожения. Само собой разумеется, что опушки леса со стороны вероятного нападения будут укреплены. Глубины у этого фронта не будет, поскольку неприятель не сможет углубиться в лес; если же он все-таки это сделает, то будет перебит при выходе из лесов. Таким образом, этот сектор не опасен».

28 мая 1932 г. на заседании верховного военного совета было решено отложить рассмотрение проекта, разработанного военным министром Пиетри и предусматривавшего ассигнование 240 миллионов на укрепление Мобёжа, Монмеди и в особенности Валана. 4 июня 1932 г. маршал Петэн вновь высказал свое резко отрицательное мнение, и верховный военный совет отклонил проект об ассигновании 240 миллионов. Если бельгийцы, заявил он, укрепят свою границу с Германией, французская армия должна направиться именно к этой границе. В противном случае оборона предпограничной зоны будет организована подвижными силами инженерно-технических войск.

Перед лицом разгрома не военных, а политических деятелей будут обвинять в непредусмотрительности и в некомпетентности.