Ввиду серьезности событий, о которых нам предстоит рассказать, мы намерены прежде всего представить документы.
5 июля 1940 г. генерал-майор Энрикэ, комендант города Лиона, вызвал нас в комендатуру, меня и четырех лионцев, и, не предложив нам сесть, сообщил, что комиссия по перемирию в Висбадене выделила нас в качестве заложников для обеспечения безопасности граждан германской расы. Он зачитал нам документ следующего содержания:
Генерал комендант отдел III К/А Лион, 5 июля 1940 г.
ПРОТОКОЛ
Присутствовали:
Генерал-майор Энрикэ, комендант города Лиона,
Лейтенант Кюстер.
Кроме них, на совещании присутствовали:
Г-н Анри Г. Робатель, королевский консул Швеции в Лионе, проживающий по адресу: улица Барабан, д. 65, уполномоченный по охране германских интересов.
Были вызваны следующие лица:
1. Эдуард Эррио, председатель Палаты депутатов, мэр города Лиона, родился 5.7.1872 г. в Труа (департамент Об), проживает Д9 адресу: г. Лион, бульнар Эрбувиль, 1.
2. Эмиль Боллаэрт, префект департамента Роны, родился 13.11.1890 г. в Дюнкерке (департамент Нор), проживает по адресу: префектура Лиона.
3. Поль Шарбэн, председатель торговой палаты Лиона, родился 10.9.1877 г. в Сент-Фуа-ле-Лионе, проживает в Сент-Фуа-ле-Лионе.
4. Марнус Вивье-Мерль, секретарь Объединенного профсоюза рабочих, родился 18.7.1890 г. в Ленье (департамент Рона), проживает по адресу: Лион, бульвар Виттон, 47.
5. Морис Виктор Викэр, помощник мэра, секретарь Объединения ветеранов войны, родился 4.12.1899 г. в Сент-Супа (департамент Нор), проживает в Лионе, по улице Робэр, д. 30.
Участники ознакомились с полным текстом инструкций немецкого коменданта города Лиона от 3.7.1940 г. относительно обеспечения безопасности граждан германской расы (эльзасцев, лотарингцев, люксембуржцев, бельгийских фламандцев и голландцев).
Затем комендант сообщил, что присутствующему. здесь королевскому консулу Швеции г-ну А.Г. Робателю поручено проследить за выполнением и соблюдением этих указаний и информировать германское правительство.
Комендант подчеркнул, что за точное и полное выполнение этих указаний поименованные выше будут отвечать своей личной свободой и жизнью, так как они выделены в качестве заложников комиссией по перемирию в Висбадене в целях обеспечения безопасности граждан германской расы.
При любом нарушении данных приказов эти лица будут привлечены к ответу и в отношении их будут применены самые суровые меры.
Ознакомился: подпись: Робатель, Королевский консул Швеции. Утверждаю:
Комендант – подпись: Энрикэ генерал-майор.
С подлинным верно: лейтенант.
Вслед за этим генерал сообщил мне, что он возлагает на меня также ответственность за безопасность итальянцев.
* * *
От председателя сената Жанненэ я узнал о созыве Национального собрания. Таким образом, 9 июля я оказался в Виши, чтобы возглавить подготовительное совещание палаты. На нем я произнес следующую речь:
– Дорогие коллеги (депутаты встают), после того как состоялось наше последнее заседание, огромное несчастье обрушилось на нашу родину. Каждый из нас испытал горе, какого французам никогда не приходилось переживать. Мы хотим сохранить достоинство, но это не мешает нам сказать вслух о том, как глубоко наше страдание.
Палате депутатов пришлось перенести горечь утраты своих товарищей. 13 мая на поле чести пал наш коллега капитан Феликс Грат, депутат от Майенны. На заседаниях нашего Собрания нам часто приходилось наблюдать, с каким жаром он высказывал свои убеждения. Занятый педагогической деятельностью в Сорбонне, увлеченный самыми смелыми исследованиями в области истории, этот человек был горячим защитником общественного блага. Он пошел на войну с пылкой верой. Когда он отличился в боях, вы его поздравили, а на следующий день мне довелось его увидеть глубоко озабоченным судьбой своих солдат, своих «парнишек», как он говорил, которых он увлекал за собой, выполняя самые опасные поручения. Тогда уже было ясно, что этот человек великолепного мужества подвергается худшим опасностям. Он сам обрек себя на эту жертву. Капитан пал смертью героя. Об этом ярко свидетельствуют все дошедшие до нас рассказы очевидцев (Продолжительные аплодисменты).
Младший лейтенант Поль Сен-Мартэн, депутат от департамента Жер, убит 15 июня в Тулузе. Он был мобилизован в воздушные силы, добровольно пошел в летный состав и, после прохождения практики в Виллакубле, получил диплом летчика-наблюдателя. Он был направлен в летный центр бомбардировочной авиации в Тулузе. Накануне вылета вместе с эскадрильей самолет, на котором он совершал свой последний учебный полет, упал и разбился.
Эмиль Лоран, депутат от департамента Луар и Шер, был ранен 16 июня в Блуа. Оставшись почти один в эвакуированном городе, он выполнял обязанности мэра. Его доставили на пункт первой помощи, и там он скончался в полном сознании, до последнего момента беспокоясь о своих раненых земляках.
Какая трагическая подробность: оказывавший ему помощь врач сам вынужден был вырыть ему могилу – всего несколько сантиметров земли покрывают тело Лорана. Рядом с ним была убита мать нашего коллеги Трибаллэ.
Мы понесли утраты, пока еще не подсчитанные, которые мы также горько оплакиваем.
Нас, вероятно, подстерегают и другие утраты, мои дорогие коллеги. Мы еще не знаем, кто пропал без вести и кто оказался в плену. Траурная вуаль протянулась над нашим Собранием и она, возможно, скрывает от нас немало утрат.
К этой скорби надо присовокупить скорбь наших коллег, оплакивающих потерю своих близких. Мы просим их позволить нам разделить с ними это горе.
Я уверен, что палата захочет воздать дань уважения всем павшим солдатам; она приветствует мужество наших армий, перед которым склонились даже наши соперники.
Мои дорогие коллеги, если призадуматься над подобными жертвами, то какими мелкими покажутся внутри-парламентские страсти. Погибший на войне отдал свою жизнь за нас всех. Мы бы проявили к нему неуважение, если бы на его еще свежей могиле стали осыпать друг друга упреками, заводить споры, могущие расколоть французскую семью, за которую он пролил свою кровь. Разве можем мы в то время, когда французская земля не-свободна, не установить для себя самую суровую дисциплину?
После великого бедствия ищут причины, вызвавшие его. Эти причины различного характера, и они станут известны. Придет час правосудия. Франция потребует, чтобы оно было суровое, точное, беспристрастное. Но сейчас не время правосудия, сейчас время скорби и печали, сейчас время раздумий и настороженности.
Сплоченная вокруг маршала, с чувством благоговения, которое его имя внушает всем, наша нация объединилась в своем горе. Не будем нарушать того согласия, которое установилось под сенью его авторитета.
Нам придется реформировать себя, сделать более суровой нашу Республику, которую мы сделали слишком мягкой, но ее принципы сохраняют всю свою силу. Судьба этого предприятия зависит от мудрости, пример которой мы подадим.
Наша страна, наша великая страна, наша дорогая страна возродится, всей душой я верю в это. Господа, да здравствует Франция! (Бурные продолжительные аплодисменты на всех скамьях).
Меня не раз упрекали за вписанную мной в эту речь фразу о маршале Петэне. Почему я так поступил, объяснить не составляет никакого труда. Как об этом неопровержимо свидетельствуют документы, я боролся против перемирия и требовал отъезда президента республики, правительства и парламента. Но в это утро 9 июля, накануне знаменитого заседания, я никак не мог подозревать, что маршал злоупотребит доверием, что он замышляет государственный переворот.
Вечером того же дня Лаваль приехал ко мне домой. Он привез документ, который собирался на следующий день внести на рассмотрение Национального собрания. Привожу его содержание:
Проект конституционного закона
Президент Французской Республики На основании статьи 8 конституционного закона от 25 февраля 1875 г.,
На основании решений, принятых Сенатом и Палатой депутатов,
Постановляет:
Поручить маршалу Франции, председателю Совета министров, передать на рассмотрение Национального собрания проект конституционного закона, текст которого приводится ниже.
Статья единственная. Национальное собрание дает все полномочия Правительству Республики под руководством и за подписью Маршала Петэна обнародовать новую конституцию Французского государства путем издания одного или нескольких актов. Эта конституция должна гарантировать права Труда, Семьи и Родины. Она должна быть ратифицирована созданными ею Собраниями.
Составлено в Виши 9 июля 1940 г. подписи: Альбер Лебрен Президент Республики.
Маршал Франции, Председатель Совета министров Ф. Петэн.
Мы с Лавалем долго обсуждали этот текст. Я знал, что ряд сенаторов – ветеранов войны (об этом очень подробно рассказывает в своих мемуарах Поль-Бонкур), уже обратили его внимание на опасность ратификации конституции Собранием, созданным ею же. Я полагал, что самое главное заключалось в том, чтобы избежать этой процедуры и потребовать ее ратификации самим французским народом. После обсуждения, длившегося свыше двух часов, Лаваль пообещал подумать об этом и сообщить мне о своем решении.
Утром в среду, 10 июля, на пленарном заседании Национального собрания я узнал, что Лаваль согласился изменить свой текст. Торэн изложил резолюцию ветеранов войны от 5 июля. В ней выражалось доверие маршалу Петэну в рамках республиканской законности. Говорят, что эта резолюция была вручена маршалу специальной депутацией, и маршал поблагодарил ветеранов за протянутую ему руку помощи.
– Я не хочу стать ни диктатором, ни Цезарем, – сказал он. Петэн якобы попросил текст врученных ему ветеранами войны в воскресенье вечером документов, согласно которым действие конституционных законов вплоть до заключения мира приостанавливалось, Петэну предоставлялись необходимые полномочия для подготовки новой конституции, которая должна была быть затем передана на утверждение нации.
Выступил Дорман. Он изложил причины, вдохновившие сенаторов – ветеранов войны. С волнением говорил он о захваченных районах, напомнил, что ветераны войны уже требовали пересмотра конституции, и согласился с изложенными правительством, мотивами, настаивая лишь на том, чтобы Франция сохранила свое республиканское лицо и чтобы ратификация конституции была произведена народом.
Лаваль, не вставая, зачитал своим протяжным и насмешливым голосом письмо, в котором маршал Петэн просил Лаваля представлять его на заседаниях Национального собрания. Затем он подробно проанализировал прения, рассказал о повседневных задачах правительства и трудностях, с которыми ему приходится сталкиваться. Лаваль пытался заверить присутствующих, будто положение в Висбадене улучшилось и можно надеяться на перевод правительства в Версаль и на свободу коммуникаций. Ловкий, изворотливый, вкрадчивый, он расходился постепенно – и вот, наконец, добрался до своего врага, Англии.
Объявление войны было преступлением (большое движение в зале, отдельные одобрительные возгласы).
Один из членов Собрания воскликнул, стараясь перекричать голоса протеста:
– Мы сражались для Англии!
Лаваль заговорил о недостатках Версальского договора, о демократическом характере войны. По его словам, уступки, которых удалось добиться от Германии, вызваны изменением обстановки.
– Мы не намерены объявлять войну Англии (смех в зале), но ответим ударом на удар. Лондон обращался с нами, как с наемниками.
Лаваль утверждал, будто его проект осуждает не парламентский строй, а все то, что является нежизнеспособным. Он стал упрекать Даладье за его нежелание сблизиться с Франко и препятствование его политике сближения с Италией, что привело бы к созданию союза всех стран Центральной и Восточной Европы. Когда Лаваль напомнил, что Даладье смог принять Шушнига только в помещении пригородной станции, в зале раздались аплодисменты.
Лаваль говорил долго, и речь его была полна самовосхваления и нападок на Англию. Он признал, что просил маршала помешать отъезду правительства из Франции, что Муссолини хотел сотрудничать с нами, однако наша политика основывалась на антифашизме. Как-то Муссолини, говоря о Помпее, сказал, что цивилизации гибнут от избытка комфорта. Мы это забыли. Французская школа упразднила понятие «родина». В зале в это время раздались упреки по адресу Лаваля за то, что он хочет расколоть страну. Началось волнение. Однако Лаваль заявил, что новая конституция будто бы не будет реакционной, что банкам, страховым компаниям, капиталу никогда так хорошо не жилось, как в период демократии, и что нужно возродить семью и мораль.
Фланден, взявший слово после Лаваля, отказался начать дискуссию, которая ослабила бы позиции правительства. Он выразил доверие маршалу, согласился с необходимостью пересмотра конституции, но утверждал, что ее реформа будет недостаточна, поскольку всюду царит упадок и всевластие бюрократии, суверенитет народа более не соблюдается. Деньги развратили всех. В конце своего выступления Фланден сказал, что присоединяется к проекту.
В 11 час. 45 мин. прения прекратились.
После перерыва мне предложили выступить по делу «Массилии». В своих «Мемуарах» Поль-Бонкур пишет (т. III, стр. 242): «В обстановке завывания каннибалов, которые не хотели, чтобы от них ускользнула добыча, мужественный Эррио поставил все на свое место».
Привожу выдержки из протокола заседания.
Председательствующий: Я получил от гг. Поля Бастида, Брута, Кампинчи, Каталана, Делатра, Дельбоса, Денэ, Андрэ Дюпона, Дюпрэ, Чаланду-Диуфа, де ла Грондьера, Грюмбаха, Манделя, Андрэ Ле Трокэ, Леви-Альфандери, Лазюриха, Перфетти, Дамми-Шмидта, Ж.М. Тома, Тони-Ревийона телеграмму, датированную: Алжир, 9 июля, двенадцать часов тридцать минут.
В ней говорится:
«Направляем вам следующий протест, который просим зачитать на открытом заседании. Прибыв Северную Африку вместе канцелярией, квестурой и военным комендантом Бурбонского дворца по решению председателей Сената и палаты, согласия Правительства, чтобы присоединиться последнему, тщетно пытаемся с 24 июня вернуться, чтобы сотрудничать деле восстановления родины (реплики в зале). В целом удивлены, тем более, что Правительство сообщило прессе и радио о принятии необходимых мер, чтобы обеспечить возвращение депутатов парламента. Однако в то время как наши алжирские коллеги могут вернуться, генерал-губернатор сообщил нам, что им не получено каких-либо инструкций нашем возвращении. Выступаем против препятствий пути осуществления нашего мандата и выражаем сожаление, что не можем участвовать прениях и голосовании. Просим вас – пусть наши коллеги станут судьями положения, котором мы оказались.
Примите заверения и проч.».
Эдуард Эррио: Прошу слова.
Председательствующий: Слово предоставляется г-ну Эдуарду Эррио.
Эдуард Эррио (аплодисменты на различных скамьях): Прошу Собрание соблаговолить спокойно выслушать меня несколько секунд. Я хотел бы помешать совершить несправедливость. У меня не хватило бы мужества молчать и никто бы не стал меня уважать, если бы я не выступил здесь й не подтвердил то, на что имеют право коллеги, имена которых только что назывались.
Клянусь своей честью и готов доказать это при помощи самых очевидных и неоспоримых документов, что наши коллеги на основании официальных инструкций правительства…
Жорж Скапини, вице-председатель совета министров: Я тоже прошу слова.
Эдуард Эррио: …инструкций, которые им были вручены мною и текст которых хранится у меня…
- Жорж Кузен: Но мы, мы же не дали своего согласия.
Эдуард Эррио: Они были снабжены официальными посадочными талонами. Впрочем, достаточно обладать здравым смыслом, чтобы доказать, что если они отправились в путь на таком крупном судне, как «Массилия», то это значит, что оно было снаряжено и предоставлено в их распоряжение правительством.
Мною были предприняты все возможные меры, чтобы позволить им присоединиться к нам. Мне это не удалось, и я приношу им свои извинения по этому поводу. Однако я нахожусь там, где и был, на посту председателя палаты депутатов, и, чтобы ни случилось, до конца выполню свой долг, предпочитая сказать об этом прямо, а не хитрить и хранить молчание (Аплодисменты на различных скамьях).
Председательствующий: Я хочу полностью подтвердить слова г-на председателя палаты депутатов в отношении условий отъезда единственного сенатора, находящегося в настоящее время в Алжире, моего коллеги г-на Тони-Ревийона.
После этих выступлений Лаваль заявил, что по существу вопроса он не оспаривает ни одного слова председателей Собрания.
Во второй половине дня Национальное собрание приняло следующий закон:
Статья единственная. Национальное собрание дает все полномочия Правительству Республики под руководством и за подписью маршала Петэна для обнародования новой Конституции Французского государства путем издания одного или нескольких актов. Эта Конституция должна гарантировать права Труда, Семьи и Родины. Она будет ратифицирована Нацией и применяться созданными ею Собраниями. Настоящий Конституционный закон, обсужденный и принятый Национальным собранием, будет осуществляться как закон Государства.
Для рассказа о голосовании этого документа я передаю слово моему другу М. Поль-Бонкуру, с которым в этот день, как обычно, я поддерживал контакт, проникнутый самым большим доверием («Мемуары», т. III, стр. 90).
«Собрание, не дожидаясь, перешло бы к голосованию, если бы Буиссон, почувствовав прилив энергии, не попытался сманеврировать и нагнать страху на депутатов, которые хотели воздержаться и тем самым укрыться от голосования. Буиссон потребовал опубликовать имена этих депутатов с тем, чтобы не смешать их с множеством депутатов, не присутствующих на заседании. Пусть все знают, что они не голосовали за этот документ, хотя и находились в зале. Председатель заметил, что у Собрания нет списка присутствующих, и, чтобы удовлетворить Буиссона, предложил воздержавшимся добровольно выступать с заявлениями, которые будут опубликованы в «Журналь офисьель». Этим предложением воспользовались немногие – 17 человек, и я думаю, что если их причислить к 80 депутатам, голосовавшим против, то можно не останавливаться на мотивах, которыми они руководствовались. Уверен я, по крайней мере, в одном – в Эррио, так как не переставал поддерживать с ним контакт во время заседания, и знаю, что на него неоднократно, но тщетно пытались оказать давление. Инициатива председателя Жанненэ придала предложению Буиссона смысл весьма отличный от того, который хотел вложить в него его автор. Это дало возможность Эррио как председателю Палаты депутатов воздержаться при голосовании и открыто высказать свое мнение».