I. Итальянский вопрос (8 ноября 1934 года – 21 февраля 1935 года)

В состав нового правительства вошли: Фланден – премьер министр; Перно – министр юстиции; Эррио и Марэн – государственные министры; Пьетри – министр военно-морского флота; Маршандо – министр торговли; Мандель – министр связи; Кассэ – министр сельского хозяйства; Денэн – министр авиации; Ренье – министр внутренних дел; Лаваль – министр иностранных дел; Жермен Мартен – министр финансов; Малларме – министр просвещения; Роллен – министр по делам колоний; Кей – министр здравоохранения; Вильям Бертран – министр торгового флота; Жакье – министр труда; Руа – министр общественных работ; генерал Морэн – военный министр; Перро-Прадье – товарищ министра.

Таким образом, с правительством Думерга было покончено, что вызвало дикое озлобление правых. 9-го утром Кериллис писал о моей «лицемерной маске». С каждым днем выяснялись все новые подробности и факты, убеждавшие меня в том, что я не ошибался, считая, что Думерг стал орудием в руках реакции. События подтвердили инстинктивные предчувствия республиканских масс. Бешеные вспышки уязвленного тщеславия Думерга, его призыв к гражданской войне под прикрытием призыва к спокойствию, его гнусная фраза о так называемом убийстве бывших фронтовиков – все это успокаивало мою совесть; единодушное одобрение демократического левого крыла парламента, поддержка парламентской группы радикалов, ликовавшей по поводу своего освобождения, говорили об опасности, порожденной этим человеком, который, выйдя из рядов нашей партии и поднявшись благодаря ей, с 1924 года стремился лишь к тому, чтобы продолжать и навязать нам свою политику соглашения с правыми, которым он был обязан своим успехом в Версале.

К счастью, не было пролито ни одной капли крови. Но то, что господствовало на протяжении всего кризиса, – это страх. Я отказался полемизировать и отвечать на бесконечные заявления Думерга. Восстанавливая правду о действительном ходе событий, я писал: «В одной из своих бесед со мною, 1 сентября, г-н Думерг с восхищением говорил мне о Мак-Магоне, ставя ему в упрек лишь то, что во время государственного переворота 16 мая Мак-Магон не обратил должного внимания на проблему денег, что заставило его позднее пойти на уступки. Как и все республиканцы, я охотно признаю, что г-н Думерг поступил умнее. При случае я докажу это с большими подробностями».

11 ноября я был в Лионе на праздновании годовщины перемирия. В городской ратуше мне был оказан весьма сдержанный прием членами Союза бывших фронтовиков. На площади Терро по моему адресу раздалось несколько свистков, а при выходе из Дворца Ярмарки я услышал брань. Общественное мнение было неспокойно, однако ничего тревожного не наблюдалось. В Париже происходили многочисленные манифестации против меня и в поддержку Думерга; двадцать тысяч человек прошло перед его домом. Вблизи моего отеля произошло несколько весьма живописных столкновений. Своими злобными заявлениями Думерг умело поддерживал беспорядок. В своем интервью газете «Фигаро» он поставил под сомнение способность депутатов выражать волю своих избирателей.

13 ноября правительство окончательно утвердило редакцию своей декларации: «Перемирие продолжается… Мы будем защищать республику от любых попыток революции или диктатуры… Республиканское государство не капитулирует перед мятежными группами». Правительство заявило о своем твердом стремлении к миру во внешней и внутренней политике. 13 ноября в палате депутатов Торез заявил, что отставка правительства Думерга – это первый результат борьбы с фашизмом. Марсель Деа произнес интересную речь о связи между защитой республики и плановой экономикой и против экономического либерализма. Он хотел бы дополнить политический суверенитет суверенитетом экономическим. Он высказался за выезд в Версаль. Социализм должен, по его мнению, согласиться действовать на благо нации, однако правительство должно принять минимум социализма. Леба рассказал о политике Рузвельта, направленной на защиту заработной платы и сокращение рабочего дня. Его резкое выступление против заговорщических лиг вызвало шум на скамьях правых. Председатель совета министров в весьма республиканских выражениях заявил, что необходимо найти выход из кризиса, а не дискутировать о теоретических проблемах, ибо речь идет о последнем испытании парламента. Рейно занял весьма ловкую позицию. Леон Блюм констатировал решающее изменение, явно преувеличивая свои заслуги в этом деле. Он указал на опасность, угрожающую нашим институтам и свободам, и призывал вернуться на путь законности и порядка. «Республика свободно вздохнула, – заявил он. – Это очень большое событие». Тем не менее он против экономического либерализма и перемирия и за смену правительства. Дельбос заверил правительство в поддержке радикалов, оговоренной рядом условий, но без каких бы то ни было задних мыслей. Из 541 депутата, принявшего участие в голосовании, 423 проголосовали за правительство и 118 – против.

14 ноября меня посетил посол Японии в Париже г-н Сигеру Иосида, пришедший ко мне вместе со своим сотрудником г-ном Т. Митани. Сославшись на мою книгу «Восток», он просил меня выступить посредником в деле сближения между Советским Союзом и Японией. Я ответил ему, что готов поддержать любое мирное усилие. Иосида намерен предложить создание демилитаризованной зоны на русско-японской границе. Он считает, что идея пакта о ненападении между Японией и Советским Союзом является преждевременной, в то время как предлагаемая им процедура позволит постепенно прийти к более существенным соглашениям как экономического, так и политического характера. Иосида уезжал в Лондон. Он обещал зайти ко мне по возвращении и просил меня продолжать переговоры с г-ном Сато.

15 ноября Лаваль информировал совет министров о своих инструкциях Шамбрену относительно франко-итальянского сближения. Вот их основные положения. Что касается перевооружения Германии, то не допускать нарушения договоров. 1) Оставление в силе принципа, согласно которому рейх не может односторонним актом отказаться от своих обязательств; 2) взаимная поддержка в случае эвентуального денонсирования; 3) солидарность в случае возобновления переговоров. Мы будем требовать тогда зоны безопасности; 4) зарезервировать вопрос о паритете военно-морских сил. Оба правительства могли бы совместно выработать специальную программу, если все державы не выработают общей программы; 5) независимость и целостность Австрии. Италия не хотела бы передавать эту проблему в Лигу наций. Мы же хотели бы добиться участия в ее урегулировании Югославии вопреки принятым в сентябре решениям. Во всяком случае, мы выступаем за общее соглашение о невмешательстве в дела Австрии; 6) противодействовать реставрации Габсбургов; 7) разработать экономический статут для Центральной Европы; 8) улучшить итало-югославские отношения. 11 ноября 1927 года был заключен франко-югославский договор, продленный в 1932 году, причем мы считали желательным, чтобы Италия присоединилась к нему. Поскольку эта возможность не была использована, мы добиваемся теперь параллельного договора путем заключения итало-югославского арбитражного договора, соответствующего Генеральному акту по арбитражу.

С другой стороны, мы предлагаем следующий проект решения африканских проблем: 1. Прежде всего исправление границы к югу от Триполитании. Итальянское правительство просит: 1) продлить на десять лет льготы, предоставленные в Тунисе итальянцам конвенцией 1896 года; 2) исправить границу кюгу от Киренаики;3)передать Италии нашу колонию на Сомалийском берегу, за исключением Джибути. Речь идет о предоставлении итальянцам в Тунисе режима наиболее благоприятствуемой нации. Урегулирование этого, вопроса является, по-видимому, основным условием всякого соглашения. Италия просила также треугольник Джадо. Похоже на то, что сейчас она откажется от этой просьбы и ограничится требованием исправления угла Туммо с передачей ей 110 тысяч кв. км. Это означало бы осуществление статьи 13 Лондонского договора 1915 года. Удовлетворив требования Италии, мы сохранили бы на Сомалийском берегу только Джибути и начало железнодорожной линии, что является совершенно неприемлемым с точки зрения безопасности Джибути и наших морских коммуникаций. В действительности Италия могла бы удовлетвориться меньшим. Она заинтересована главным образом в железнодорожной линии, относительно которой имеется Лондонское соглашение 1906 года. Возникающая теперь опасность связана с вопросом о независимости Эфиопии. Если бы удалось урегулировать эти дела, то можно было бы выработать и подписать франко-итальянскую декларацию о дружбе. Обе стороны могли бы взять на себя обязательство совместно защищать их общие интересы, не заключая, однако, договора о союзе.

В вопросе о Сааре Франция придерживается международного плана и своих обязательств. Очень серьезным является вопрос о нашем эвентуальном вмешательстве в случае возникновения беспорядков. Германия утверждает, что существующий ныне режим не ликвидировал ее суверенитета над Сааром. При этом она высказывается за проведение свободного плебисцита. Некоторые считают, что наше вступление в Саар явилось бы casus belli. Между тем в 1926 и 1927 годах мы имели на это санкцию Лиги наций. Лаваль намерен добиваться, чтобы Совет Лиги наций подтвердил эту санкцию. «Ни войны, ни унижения», – говорит он нам. В крайнем случае Германия согласилась бы на ввод нашей мобильной гвардии. Впрочем, мы уже излагали нашу точку зрения в памятной записке от 31 августа; у меня складывается впечатление, что Пьер Лаваль уже вполне примирился с возвращением Саара Германии и действует именно в этом духе. 15-го вечером меня посетил Макс Браун со своими друзьями. Я нахожу их слишком оптимистичными. Что-то с ними будет?

Палата благоразумно решила не принимать во время обсуждения бюджета никаких предложений об отсрочке или изъятии той или иной статьи бюджета, если только эти предложения не будут внесены правительством или финансовой комиссией. Сегодня утром Думерг уехал в Турнефей. Он продолжает неистовствовать и плакаться в жилетку журналистам. Курс ренты поднялся сегодня на один пункт. 15 ноября Фланден разослал министрам следующий циркуляр: «Восстановление авторитета государства предполагает, что государственные учреждения будут строго соблюдать существующие законы и постановления. Никакие индивидуальные и коллективные нарушения, никакое ослабление деятельности не должны в будущем мешать правильной работе учреждений и ведомств. В связи с этим я прошу вас: 1) следить за тем, чтобы в вашем министерстве не допускалось никаких нарушений и чтобы руководители отделов несли личную и служебную ответственность за каждый проступок; 2) ежемесячно составлять и направлять мне список проступков, совершенных в вашем министерстве, с указанием санкций, которые вы собираетесь применить». Правые продолжают разоблачать себя. 16 ноября в газете «Капиталь» была опубликована статья г-на Рене Пинона, которую он сам же резюмировал в следующих выражениях: «Последние события, по-видимому, показывают, что парламент упустил последнюю возможность самому преобразоваться. Отныне, если хотят организовать государственную власть, не отказываясь от свободы, необходимо вдохновляться примером Древнего Рима, в котором законодательные органы имели право назначать на ограниченный срок и для разрешения определенной задачи полномочного диктатора». По мнению г-на Пинона, «реформа Думерга была минимумом, но могла быть и началом». Началом чего? Отныне «в парламенте нет ни одного человека, обладающего необходимым авторитетом для проведения благоразумной, умеренной и эффективной реформы конституции… Когда настанет день, то выход придется искать вне обычных рамок парламентарного управления». Таким образом, мы предупреждены. Правые не отказались от своего намерения повторить неудавшуюся попытку 6 февраля. «Демократическая система, – продолжал г-н Пинон, – почти повсюду устарела и отброшена… В жизни народов бывают часы, когда только воля одного человека может обеспечить спасение всех».

Несмотря на эту кампанию против парламента и демократии, курс ренты продолжал повышаться. «Сегодняшнее заседание, – писала газета «Тан» 16 ноября, – было самым лучшим из тех, на которых нам когда-либо приходилось присутствовать на протяжении длительного периода». С большой ловкостью и коварством Думерг продолжал поддерживать возбуждение и публиковать длинные заявления с объяснением причин своего нежелания давать интервью. В журнале «1934 год» (в номере от 21 ноября) он исповедуется г-ну Пьеру Лафю, критикуя авторитетным тоном эксперта «посредственность парламентариев» и обвиняя молодежь в невежестве как в области искусства, так и в политике. «Если бы мне пришлось сегодня сформировать новое правительство в составе двадцати министров, я не смог бы этого сделать. Я не смог бы найти достаточно достойных людей, во всяком случае в парламенте… Никакого благородства мысли, никакой общей идеи». И затем г-н Думерг, этот глубокий ум и строгий судья, принимался хвалить свои выступления по радио. Куда девалась его улыбка коммерсанта, которая придавала ему такое обаяние. Теперь он скрежещет зубами.

Тем временем Жозеф Кайо – один из тех депутатов, на которых так резко обрушивался бывший лидер демократического левого крыла сената, – опубликовал в газете «Капиталь» статью о Конституции 1875 года. Он признавал необходимость оздоровления государственной системы, однако в рамках простых и гибких конституционных законов. Эти законы, писал он, «допускают любые желаемые реформы, которые могут быть проведены законодательным путем и даже простыми актами исполнительной власти, действующей или в рамках своих обычных функций, или уполномоченной заменить законодательную власть». «Можно с полным основанием утверждать, – заявил он, – что Конституция 1875 года исключает только личную власть». Члены правительств той эпохи панически боялись угрозы со стороны императорской власти. Ссылаясь на свои воспоминания и документы из личного архива, Жозеф Кайо доказывал, что больше всего они боялись союза между левыми экстремистами и партией Призыва к народу, то есть партией бонапартистов. Противники законов 1875 года, писал он в заключение, «должны понять, что никоим образом нельзя затрагивать сущность этих законов, что отнюдь не исключает возможности дополнять их законами и декретами, которые, восстановив правительственный авторитет, столь необходимый стране, и настойчиво требуемую ею парламентскую дисциплину, положив конец затянувшемуся царствованию бесстыдных бездельников, перестроив и создав прочную администрацию, огражденную от фаворитизма, позволили бы нации дышать, работать и жить». В конце г-н Кайо напомнил слова герцога Одиффре-Паскье о «гнусности личной власти».

* * *

Председатель совета министров назначил меня председателем межминистерского комитета по охране рабочей силы Франции. На сегодняшнее число в стране насчитывалось 350 тысяч безработных французов, получавших пособия, и 800 тысяч трудящихся иностранного происхождения. С одобрения совета министров комитет решил: 1) объединить ведомства сельскохозяйственных и промышленных рабочих; 2) усилить пограничный контроль; 3) более последовательно проводить в жизнь закон от 10 августа 1932 года с тем, чтобы сократить число иностранцев, занятых в торговле, промышленности и сельском хозяйстве. Министр юстиции был уполномочен внести законопроект о статуте иностранцев, проживающих во Франции. Министру внутренних дел было предложено представить в палату два законопроекта: один об импорте, производстве, торговле, продаже и хранении оружия, а другой об уличных демонстрациях и мерах против скоплений народа. Были начаты переговоры о заключении франко-германского торгового соглашения.

17 ноября посланник Китая предпринял демарш, дабы выразить мне горячее желание его страны иметь постоянное место в Лиге наций. Я дружески упрекнул его по поводу присутствия в Нанкине германской миссии фон Секта. Он смущенно объяснил мне, что немцам было оказано предпочтение: 1) потому что они не имеют в Китае консульской юрисдикции, которая могла бы помешать в случае возникновения затруднений; 2) потому что они соглашаются на ответственную работу за весьма скромное вознаграждение. Мне показалось, что на него довольно сильно подействовали мои замечания. С другой стороны, мне стало известно, что Зювик сделал важное заявление Фишу Армстронгу – редактору журнала «Форейн афферс», сообщив ему, что Италия не хочет сближения с Югославией и что она рассматривает хорватских сепаратистов и террористов как своих политических союзников. Белградское правительство весьма насторожено. Все это не вызывает у меня доверия к Италии Муссолини.

В Женеве Гендерсон, продолжая защищать принцип конференции по разоружению, удовольствовался разработкой ряда протоколов – о регламентации производства и торговли оружием, о гласности бюджетов, об образовании постоянной комиссии по разоружению. Литвинов по-прежнему выступает за создание постоянной конференции мира; он заявляет, что франко-советская дружба является краеугольным камнем стабильности в Европе. Я разделяю его точку зрения. Италия выступает против продолжения работы в Женеве. Обсуждая эти вопросы со многими иностранными представителями, я занимаю крайне осторожную позицию – во время дипломатических переговоров ни один шаг не должен быть так продуман, как отказ.

В четверг, 22 ноября, парламентская группа радикалов приняла по моему предложению резолюцию, напоминавшую о том, что «всем реакционным государственным переворотам или попыткам таковых предшествовала кампания за пересмотр конституции (государственный переворот 2 декабря 1851 года, попытка государственного переворота, предпринятая генералом Буланже)»; сославшись на мнение Пуанкаре, группа вновь заявила свой протест против предоставления прямого личного права роспуска парламента, что означало бы ликвидацию неответственности президента республики, а также вкратце изложила основные решения Нантского съезда. Я нанес визит председателю сената. Он выразил свое удивление по поводу поведения Думерга, который накануне парламентских каникул держался очень примирительно, ограничивая свои требования проектом избирательной реформы, но, когда парламент возобновил свою работу, вновь проявил полное нежелание идти на какие бы то ни было уступки по своим новым законопроектам. Председатель сената заявил ему тогда о своем несогласии с ним.

23 ноября. Литвинов обеспокоен тем, что франко-советские переговоры пока еще не достигли желаемого результата. Он предложил принять нечто вроде протокола, указывающего, что пока идут переговоры, правительства будут консультироваться друг с другом относительно всех предложений, которые могли бы быть сделаны другими державами. Муссолини, по-видимому, благосклонно относится к французским предложениям.

Заседание совета министров 24 ноября. Мы согласились на участие Германии в франко-советском пакте. Польша потребовала, чтобы ее соглашение с рейхом от 26 января 1934 года было оставлено в силе. Мы не возражали, поскольку речь шла о региональном пакте. Варшава сделала оговорки относительно Литвы и Чехословакии. Франция предложила решения, принимающие во внимание эти оговорки, однако потребовала от Польши ответа. Показательно, что Бек не участвовал на заседаниях в Женеве.

Лаваль заявил, что он имел «полезную и сердечную» беседу с Литвиновым, который хотел бы иметь гарантии против заключения франко-германского соглашения во время франко-советских переговоров о Восточном пакте. При этом он согласился бы даже на заключение секретного соглашения, подобно его соглашению 1932 года с Германией. Лаваль предложил ему обменяться письмами, гарантирующими взаимную информацию и запрещающими проведение сепаратных переговоров. Мы обещали России, что в период подготовки Восточного пакта мы не заключим никакого особого двустороннего соглашения с Германией. Англия будет в курсе дела. Лаваль сообщил нам об обострении отношений между Белградом и Будапештом из-за ноты Югославии Лиге наций. Он, на мой взгляд, преувеличивает результаты работы трех по Саару.

Думерг горячо благодарил Байльби. В воскресенье, 25 ноября, в Шато-Тьерри, члены партии радикалов встретили меня с трогательным радушием. Они прекрасно разобрались в событиях. На банкете присутствовали умеренные и социалисты.

В понедельник, 26 ноября, Ли Ю-ин посетил меня в Лионе и сообщил, что мое заявление посланнику Китая взволновало Нанкин, в связи с чем он был вызван на родину.

Заседание совета министров 27 ноября. В воскресенье вечером, по возвращении из Шато-Тьерри, я встретился с Розенбергом. Литвинов крайне недоволен опровержением, помещенным по поводу речи Аршембо о франко-советском союзе, медленным ходом Женевской конференции и нашим отказом облечь в форму протокола наше соглашение о взаимной информации. Лаваль согласился с мнением Литвинова, принял его предложения, и совет министров это одобрил. Об этом протоколе в соответствии со статьей 4 договора 1921 года мы должны были сообщить Польше. Варшава получила нашу ноту и попросила предоставить ей время на размышление. Бек хотел обсудить этот вопрос с Пилсудским. Маршандо сообщил нам о своем отъезде в Москву. Решено, что министерство сельского хозяйства также пошлет туда своего представителя. 25 ноября мы получили сообщение от нашего посла Альфана о том, что последние решения французского правительства упрочили его положение. Впервые советская цензура допустила в газетах намек на «союз» с Францией.

27 ноября. Обед на Кэ д'Орсе с Титулеску и Рюштю-беем. Продолжительный визит Титю, он стал теперь решительным сторонником франко-советского соглашения, против которого выступал в 1932 году. Он согласен со мной в том, что необходимо включить Турцию в нашу систему мирных соглашений, и сообщил мне в связи с этим ряд любопытных подробностей. Когда Турция присоединилась к Балканскому пакту, Мустафа Кемаль сообщил о содержании ряда секретных правительственных документов, в числе которых было соглашение, заключенное самим Титю с поляками. Кроме того, Титю узнал: 1) о странном соглашении между Турцией и Венгрией о взаимной защите своей независимости, к которому были приложены венгерские оговорки относительно договоров и границ; 2) о вербальном соглашении Мустафы Кемаля с королем Александром.

Фланден произнес большую речь по экономическим вопросам на банкете Конфедерации торговых и промышленных ассоциаций. Правительство, заявил он, «может не нравиться тем, кто любит смешивать авторитет с диктатурой. Однако оно обойдется без помощи этих людей, ибо оно хочет добиться единства для борьбы с нищетой… Реформа конституции является лишь незначительной составной частью целого комплекса мероприятий, которые необходимо провести для усовершенствования организации и улучшения работы государственного аппарата».

28 ноября. Визит Тевфика Рюштю. Он подтвердил дружественный характер отношений между Турцией и Югославией нее враждебность к Италии. Турция хотела бы, чтобы Франция нашла ей место в общей программе обеспечения мира.

В пятницу, 30 ноября, палата депутатов утвердила Законопроект о заслугах Луи Барту перед родиной, представленный Пьером Мортье. Пьер Лаваль зачитал декларацию об основных задачах своей политики: добиваться международного примирения; вести переговоры с Италией и добиваться ее сближения с Малой Антантой; обеспечить независимость Австрии; заключить для стран Восточной Европы пакт взаимопомощи, исключающий какую бы то ни было агрессивную направленность и основанный на уважении нынешних границ. «Россия, – заявил Пьер Лаваль, – полностью согласна с нами относительно концепции этого коллективного мероприятия, инициативу которого она разделила с нами. Во имя интересов всех стран и укрепления мира на Востоке Европы франко-советская солидарность должна осуществляться открыто. Германию уже приглашали и пригласят вновь на одинаковых с другими странами условиях присоединиться к этому пакту взаимопомощи, который предоставит ей те же гарантии, что и другим участникам пакта. Канцлер Гитлер заявлял, что он стремится к миру. Мы предлагаем ему претворить свои слова в жизнь, присоединившись к политике, которую мы проводим в Восточной Европе». Затем Лаваль выступил в защиту системы коллективных договоров. Он напомнил о недавних дебатах в палате общин, в ходе которых Болдуин отметил беспокойство, вызванное в Англии интенсивным перевооружением Германии. «Мы никоим образом не собираемся, – уточнил Лаваль, – ни примириться с положением, которое создается для нас в результате перевооружения Германии, ни уклоняться от обязанностей, которые в связи с этим ложатся на нас. Однако нам хочется верить, что в час, когда Германия говорит о своем стремлении к миру, она поймет, что, отказываясь присоединиться к политике сотрудничества, к которой все призывают ее, она лишь усугубляет свою моральную ответственность перед другими нациями». В заключение Лаваль дал торжественное обязательство. «Мы рассматриваем расширение Лиги наций, – сказал он, – как необходимое условие сохранения и укрепления мира. Мы хотим продолжать работу по реконструкции Европы только путем коллективных усилий и в рамках Устава Лиги наций… Я заверяю всех наших друзей и союзников, что мы будем участвовать в женевских переговорах с еще большей активностью и большей верой в успех, чем когда бы то ни было… Мы рады, что полное единство взглядов в этом вопросе позволяет двум великим западным демократиям проводить в трудных условиях, которые переживает мир, политику тесного сотрудничества, являющуюся основным залогом мира в Европе».

Дебаты, на которые намекал Пьер Лаваль, происходили в палате общин 28 ноября. Дискуссия была открыта Уинстоном Черчиллем, предложившим следующую поправку к тронной речи: «Учитывая условия, преобладающие в мире, оборонительная система Великобритании, и особенно сила ее военной авиации, недостаточны больше для обеспечения мира, безопасности и свободы граждан и подданных империи». В 1935 году, – заявил Черчилль, – германские военно-воздушные силы будут по меньшей мере равны нашим; к концу 1936 года они превысят наши силы на 50 процентов, а к концу 1937 года – на 100 процентов. «Тайна германских вооружений должна быть раскрыта. Продолжая политику проволочек хотя бы в течение еще нескольких месяцев, правительство добьется того, что страна никогда не сможет превысить уровень рейха». Болдуин не оспаривал активности Германии. Он признал, что были приняты меры по преобразованию профессиональной армии долгосрочной службы численностью в 100 тысяч человек в трехсоттысячную армию мирного времени с кратким сроком службы; по его подсчетам, военно-воздушные силы рейха насчитывали 800 самолетов, однако он оспаривал, что они могут в скором времени достигнуть уровня Великобритании. «К тому же правительство, – добавил он, – полно решимости не допускать отставания по сравнению с Германией, каким бы ни был уровень ее вооруженных сил в будущем».

Впервые за несколько месяцев с речью выступил Давид Ллойд Джордж. Он отрицал немецкую угрозу, но подчеркивал опасность со стороны Японии. Дебаты закончились выступлением сэра Джона Саймона, выразившего надежду, что разоружение еще возможно. В общем только Черчилль бил тревогу.

Среди всех этих забот мы по-прежнему продолжали подвергаться нападкам со стороны Думерга. Свою очередную декларацию он написал на этот раз для «Кандида», где она была опубликована 13 декабря. Мы имели счастье узнать, что он сидит в «звуконепроницаемой» библиотеке, окна которой выходят в живописный дворик с бассейном. Он снова кичился своими выступлениями по радио и своей программой. Считая, по-видимому, что такого рода декларации недостаточно, он снабдил ее многочисленными комментариями, обвинив, в частности, свою партию в том, что она ни разу «не сдержала своих предвыборных обещаний». Затем следовал ряд маловразумительных метафор. Я также удостоился пинка ногой. В этом океане общих идей, если можно так выразиться, содержалось, однако, одно недвусмысленное признание: «Я собирался через три дня распустить палату депутатов, однако меня опередили». Можно ли выразиться более ясно?

* * *

Заседание совета министров 20 декабря 1934 года. Две недели я был болен. За это время в Женеве Лаваль урегулировал саарский и югославский вопросы. Правительство утвердило бюджет и законы о хлебе и вине. Странная эпоха – когда урожай достигает 62 центнеров с гектара, то это считается несчастьем. Положение правительства в общем хорошее. Маршандо резюмировал результаты своей поездки в Россию; речь шла о том, чтобы финансировать заказы на сумму 1 миллиард франков, которые СССР хочет разместить во Франции в 1935 году.

Лаваль объяснил, каким образом ему удалось урегулировать югославский вопрос, добиться согласия Венгрии, а также не восстановить против себя Италию. Что касается Саара, то англичане внесли предложение о посылке туда войск при условии, что Франция и Германия не будут в этом участвовать. Лаваль согласился с этим, оговорив, что инициатива внесения этого предложения будет принадлежать Франции. Германия, проинформированная послом Роландом Кестером, также согласилась на это. Переговоры с Италией осложнились. Не столько из-за спорных колониальных проблем (Тунис, Сомали, Триполитания), сколько из-за югославского и австрийского вопросов. Муссолини отказался признать целостность Югославского государства и не пожелал выразить свое согласие на независимость Австрии. Лаваль заявил, что ему не нужны показные решения. Он поедет в Рим только в том случае, если будут достигнуты конкретные результаты. Еще более ухудшились отношения с Польшей, которая вела себя так, как будто она полностью зависела от Германии. Мне было поручено изыскать средства обеспечить жильем и работой тех жителей Саарской области, которые переедут во Францию.

Заседание совета министров 2 января 1935 года. Жерме Мартен изложил нам нужды казначейства (14 миллиардов франков в 1935 году, из которых 11 миллиардов – в первом квартале). Для подкрепления казначейства он хочет использовать золотой запас Французского банка, располагающего 81 миллиардом франков, и фонды «Кэсс де Депо». По его мнению, это лучшее средство установить правильную процентную ставку для краткосрочных и среднесрочных кредитов и избежать банковского кризиса. По примеру Англии он намерен организовать финансовый рынок, обеспечивающий обращение краткосрочных и среднесрочных ценных бумаг. У банков будут более широкие возможности финансировать предприятия. Жермен Мартен предлагает сместить управляющего Французским банком, заменив его Таннери. Максимальная сумма подписки на облигации была увеличена с 10 до 14 миллиардов.

Лаваль изложил нам результаты своих переговоров с Италией. 1 ноября состоялся первый обмен мнениями. Начиная с этого дня появились трудности, которые вызывало обсуждение австрийского вопроса и гарантии независимости Австрии, а также выработка конвенции о территориальной независимости стран Центральной Европы с заключением консультативного пакта. Италия, кажется, не намерена присоединиться к этому проекту. Австрия сама создает трудности; она не желает, чтобы ее безопасность обеспечивалась государствами-преемниками. Однако Лаваль выразил удовлетворение первыми достигнутыми результатами, считая, что впервые была гарантирована неприкосновенность границ в Центральной Европе. Все эти переговоры кажутся мне довольно туманными и ненадежными. Так как предполагавшуюся конвенцию еще не удалось заключить, то пока было решено в случае возникновения опасности проводить консультации между Францией, Италией и Австрией, с приглашением стран, согласных подписать конвенцию. Лаваль заявил, что он не хотел бы уезжать, пока не будет решен вопрос о протоколе. По колониальным вопросам соглашение еще не было достигнуто. Министр колоний заявил, что уступки, которые решено сделать в Триполитании, не представят никаких затруднений. Муссолини согласен отказаться через десять лет от итальянской ипотеки на Тунис; но подробности еще нужно уточнить.

Сразу после заседания совета министров Лаваль принимает решение о своем отъезде в Италию.

Заседание совета министров 8 января. Реорганизация министерства юстиции и министерства торговли. Мандель предложил создать ведомство почтовой авиации.

Заседание совета министров 10 января. Лаваль представил нам отчет о своей поездке и познакомил нас с предполагаемыми текстами: 1) Общей декларацией о франко-итальянском сотрудничестве; 2) Конвенцией о взаимном уважении территориальной целостности государств Центральной Европы; 3) Консультативным франко-итальянским пактом. Лаваль заверял нас, что с Малой Антантой, и в частности с Югославией, не существует никаких недоразумений, несмотря на досадный отказ Муссолини признать территориальную целостность Югославии. Впрочем, Муссолини обещал в ближайшее время сделать по этому поводу ряд позитивных заявлений. В Риме было решено, что Германия, как и всякая другая держава, не может односторонне принимать решение об изменении уровня своего вооружения. Если она потребует свободы перевооружения, то оба правительства будут консультироваться по этому вопросу! В случае возобновления работы конференции по разоружению оба государства постараются обеспечить себе необходимый уровень превосходства в вооруженных силах. По этому четвертому пункту соглашение является секретным, за исключением общей части, подлежащей опубликованию.

Лавалю и Муссолини удалось разрешить трудности колониального вопроса, было достигнуто согласие относительно исправления триполитанской границы и по тунисскому вопросу. Были определены статут и права итальянцев, проживающих в Тунисе. В Эритрее граница была установлена по линии Даиль-дикома – Дель Элуа. Соответствующие законы о гражданстве будут введены в Тунисе, как и во Франции, в 1965 году. Начиная с 1955 года итальянские школы будут приравнены к французским частным школам. Были оговорены права частных лиц. Лаваль считал, что урегулирование тунисского вопроса вызвало резкое недовольство Сувича. Мне кажется, что Малларме не особенно удовлетворен.

С другой стороны, Франция оставила Эфиопию на произвол судьбы, предоставив там Италии экономическое преобладание.

Мы продаем Италии 2500 акций железной дороги, в то время как общее число акций составляет 34 тысячи, из которых 19 тысяч – французские. Мы хорошо отдаем себе отчет, и Лаваль не отрицает этого, что это соглашение об Эфиопии может в будущем доставить много беспокойства. Лаваль квалифицировал достигнутое соглашение как «многообещающее»; кроме того, он очень доволен своей встречей с папой римским.

Вместе с Марэном я высказал серьезные сомнения по поводу наших уступок в Африке. В частности, мне казалось, что они угрожают безопасности прохождения наших кораблей через Баб-эль-Мандебский пролив. В палате депутатов Утре высказал мне аналогичные опасения.

10 числа в 19 часов вечера меня посетил германский посол. Он спрашивал, что он мог бы сделать после урегулирования вопроса о Сааре, чтобы добиться сближения. Он предложил мне совершить летом поездку в Германию и встретиться с Гитлером. Но у меня нет никакой охоты встречаться с убийцами.

12 января. Ознакомившись с телеграммами, я составил себе представление о возмущении Югославии и Турции; я опасаюсь маневра со стороны английского правительства, которое под давлением лейбористской партии может предложить нам отказаться от военных статей Версальского договора и пойти на уступки Германии. Мы бросили на произвол судьбы Эфиопию, после того как она по нашему приглашению вступила в Лигу наций; но с этим я не могу примириться. Среди своих заметок, составленных на заседании совета министров, я обнаружил следующее: «Мое впечатление о франко-итальянском соглашении: мы договорились на слове «si» (если), но по-итальянски это значит «да» и выражает реальность; а по-французски оно означает «может быть» и выражает надежду или иллюзию».

Заседание совета министров 18 января 1935 года. Пьетри сообщил мне содержание оптимистической, но показавшейся мне не совсем убедительной ноты о Баб-эль-Мандебском проливе.

Изучаются мероприятия, ставшие необходимыми в силу Саарского плебисцита. 17-го вечером прибыли 826 беженцев, 474 из которых прошли через приемные пункты.

Маневры пораженцев на бирже. Вымышленное интервью Гитлера. Ложное истолкование решений парламентской группы радикалов. Министр юстиции изложил свой проект изменения закона об акционерных обществах. Новые осложнения, связанные с делом Ставиского.

Утверждение чрезвычайных декретов, кажется, будет трудным делом. Для их рассмотрения парламентская группа радикалов предложила создать специальную комиссию из 44 депутатов, но, поскольку другие комиссии уже занимаются этим, эта процедура становится, по-видимому, невозможной. Министр финансов заявил, что он не сможет согласиться с новым усилением бремени пожизненного долга.

Было реорганизовано верховное командование. Генерал Вейган ушел со своего поста; он был заменен генералом Гамеленом, помощником которого на случай войны был назначен генерал Жорж, а в качестве начальника Генерального штаба армии – генерал Кольсон.

Жакье предложил отменить принцип сверхурочных часов в промышленности.

Вторник, 22 января. Заседание совета кабинета и совета министров. Бюджетные прорехи ощущались все сильнее. Дефицит возрастал, хотя начиная с 1932 го да-он заметно уменьшился. Положение железных дорог ухудшилось.

Лаваль представил отчет о ходе работы в Женеве. Венгеро-югославское дело временно урегулировано. Иден выступит с докладом, который завершит дискуссию. Лаваль хвастается Ефтичем. Будапештская пресса злобствовала. Тем не менее все еще надеялись, что Муссолини сделает благоприятное для югославов заявление.

Эфиопский вопрос осложнился. Барон Алоизи обещал избегать всяких инцидентов, но Эфиопия не желала вступать в прямые переговоры с Италией. Однако между обеими странами существовала конвенция об арбитраже, благодаря которой должно быть достигнуто соглашение.

По словам Лаваля, он выступал одновременно в защиту Восточного пакта и Дунайского пакта, успокоил Турцию, пообещав ей заключить Восточносредиземноморский пакт, достиг полного соглашения с Литвиновым и с Балканской Антантой и таким образом укрепил римские соглашения. Что касается Польши, то за внешней сердечностью скрываются действительные трудности. Оставаясь «союзником» Франции, Бек, однако, не желает подвергать опасности свой договор с Германией. Лаваль утверждает, что говорил с ним весьма резко. Польша присоединяется к Римскому договору, поскольку с ним согласна Венгрия, но отвергает Восточный пакт. Наш министр намерен и впредь проводить на Востоке ту же политику, вместе с Польшей или без нее – этот вопрос Польша должна решить сама.

Вопрос о Сааре урегулирован, несмотря на запоздалые требования нашего военного министерства, настаивавшего на уничтожении некоторых военных сооружений; генерал Морэн не упорствовал. Германия согласилась на демилитаризацию; она вступит во владение Сааром 1 марта.

Лаваль полагает, что мы не сможем вступить в переговоры о вооружении Германии, если она сама откажется участвовать в наших международных соглашениях (Дунайский пакт, Восточный пакт).

Крупный инцидент в Сомали. Представитель администрации Бернар убит; вместе с ним погибло около ста человек. Интересно, кто инициатор этого покушения?

29 января 1935 года. Заседание совета министров. Жакье представил свои проекты относительно безработицы: выдача премий предпринимателям, берущим на работу безработных сверх установленной нормы; сокращение продолжительности рабочего дня, поскольку половина французских рабочих и так уже работает меньше, чем установлено законом.

Министр юстиции полагает, что дело Ставиского будет слушаться в мае. Он предвидит, что суду присяжных будет задано около двух тысяч вопросов.

Фланден и Лаваль скоро отправятся в Лондон. По их словам, речь идет о визите в целях информации, чтобы изучить прежде всего вопросы денежного обращения, заявить о том, что Франция сохранит паритет франка, а затем выступить против кампании Поля Рейно и Патенотра. Что же касается конференции по разоружению, то Лаваль уточнил положение. Лондон предлагал заявить протест против одностороннего вооружения Германии и в случае согласия Германии на возвращение в Женеву аннулировать Версальский договор. Франция отказалась присоединиться к этой программе. В Лондоне она ограничится беседами и консультациями. Таким образом, между двумя правительствами существует полное несогласие. Английское предложение неприемлемо ни для нашего общественного мнения, ни для наших союзников.

Франко-британские переговоры состоялись с 1 по 3 февраля. В заключительном коммюнике говорилось, что «встреча имела целью способствовать укреплению мира во всем мире путем более тесного европейского сотрудничества в духе полного и дружественного доверия и положить конец тенденциям, которые, если им не воспрепятствовать, приведут к гонке вооружений и росту военной опасности». Министры обеих стран выразили благодарность Лиге наций и обязывались придерживаться и далее своей программы сотрудничества и примирения. Английские представители полностью одобрили франко-итальянские соглашения и выразили согласие действовать в духе этих соглашений. Правительство Его Величества «считает себя принадлежащим к числу тех держав, которые, согласно Римским соглашениям, должны будут консультироваться между собой, если независимости и целостности Австрии будет угрожать опасность». Французские и английские министры выражали надежду на прямое и эффективное сотрудничество Германии. «Они напоминают, что Германия, более чем какое-либо другое государство, размеры вооружений которого установлены мирным договором, не имеет права изменять свои обязательства путем одностороннего акта», однако выражают желание достигнуть путем свободных переговоров с Германией соглашения, обеспечивающего взаимную помощь в Восточной Европе.

Общее урегулирование, которое предлагали Германии, основывалось бы на декларации 11 декабря 1932 года, то есть на равноправии в условиях системы безопасности; оно заменило бы V часть Версальского договора. Германия вновь заняла бы свое место в Лиге наций. Французские и английские министры, озабоченные опасностью, которую представляет авиация, рассмотрели возможность соглашения некоторых держав по этому вопросу. «Государства, подписавшие соглашение, обязывались бы немедленно прийти на помощь своими воздушными силами тому из них, которое подверглось бы неспровоцированной агрессии с воздуха со стороны одного из договаривающихся государств». Французское и английское правительства заявили о своей готовности возобновить консультации.

Председатель совета министров выступил по поводу этого коммюнике по радио. Он подчеркивал тот факт, что Германия в течение последних лет значительно увеличила свои вооружения и практически расторгла Версальский договор. Он полагал, что решение возникшей таким образом проблемы заключалось не в гонке вооружений, а в укреплении гарантийных пактов и пактов взаимопомощи, в Дунайском пакте и в Восточном пакте, в организации контроля и международных полицейских сил. Фланден все еще надеялся на возвращение Германии в Лигу наций и на возобновление переговоров в целях заключения общей конвенции о вооружениях. Он говорил о мерах предосторожности, принятых на случай воздушной войны и внезапного нападения.

Однако Япония, покинувшая Лигу наций 26 марта 1933 года, опубликовала в октябре 1934 года брошюру о «значении национальной обороны», которую Бенуа-Мешэн изложил вкратце в своей «Истории германской армии». В ней говорилось, что «борьба составляет истоки вселенной; она является прародительницей культур. Она определяет источники и саморазвитие жизни». Муссолини со своей стороны восхвалял войну в речи, произнесенной 24 августа 1934 года. 18 сентября он опубликовал новый военный закон Италии, согласно которому военное обучение включалось в систему народного образования и начиналось, «как только ребенок достигал возраста, необходимого для его усвоения».

5 февраля. Заседание совета министров. Президент республики поздравил Фландена и Лаваля, которые сделали отчет о своей поездке в Лондон. В Англии началась избирательная кампания. По словам Фландена, не следует рассматривать достигнутое соглашение как возобновление Сердечного согласия, хотя Макдональд заявил о своей твердой решимости продолжать сближение и готов приехать в Париж. Общественное мнение менялось под влиянием сообщений из Германии. Переговоры оставались открытыми. По словам Лаваля, коммюнике редактировалось весьма тщательно; очень важно, чтобы Англия согласилась с принципом консультаций в случае возникновения угрозы для Австрии; она совершенно не интересовалась Восточным пактом. Наши представители настаивали на том, чтобы коммюнике представляло единое целое. Для них воздушный пакт благодаря его автоматическому вступлению в действие и взаимности означал прогресс по сравнению с Локарнскими соглашениями.

Продолжительная дискуссия по поводу мер, которые следует принять в связи с годовщиной 6 февраля.

Министр иностранных дел Германии фон Нейрат в ответ на сделанное ему сообщение о соглашении от 3 февраля вручил 14 февраля послам Франции и Англии в Берлине ноту. Германское правительство заявляло, что оно желает усиления гарантий мира, и обещало приступить к глубокому изучению всего комплекса вопросов, касающихся европейской политики. При этом изучении оно будет руководствоваться стремлением к укреплению мира, а также заботой о безопасности германского государства, особенно необходимой в связи с его географическим положением в центре Европы. «Германское правительство изучит, в частности, вопрос о том, каким образом можно избежать в будущем опасности гонки вооружений, порожденной отказом хорошо вооруженных государств приступить к предусмотренному договорами разоружению». Оно «с удовлетворением принимает предложения, направленные на усиление безопасности в отношении внезапного воздушного нападения путем заключения в возможно кратчайший срок соответствующей конвенции… В принципе оно готово предоставить свои воздушные силы для устранения и пресечения действий возможных нарушителей мира». Таким образом, германское правительство выразило готовность изучить после специальных переговоров с заинтересованными правительствами проект воздушной конвенции.

Вторник, 19 февраля. Заседание совета министров. Лаваль изложил нам обстановку, создавшуюся в связи с германской нотой. Я усиленно подчеркивал тот факт, что эта нота имеет целью разобщить Англию и Францию. И действительно, она содержала следующую фразу: германское правительство «было бы счастливо, если бы после только что закончившихся франко-английских переговоров правительство Его Величества, являясь одновременно участником Лондонских переговоров и гарантом Локарнских соглашений, выразило бы готовность начать непосредственный обмен мнениями по этому вопросу также и с германским правительством». Не следует допускать отрыв военно-воздушной проблемы от других проблем. Я настаивал на том, чтобы наше правительство, уточнив инструкции, данные 16 февраля нашему послу в Лондоне в виде вопросника, подтвердило свою идею полной солидарности со всеми положениями, изложенными в коммюнике от 3 февраля. Я сумел настоять на своем. К тому же в конфиденциальной телеграмме нам сообщили, что сэр Джон Саймон придерживается той же точки зрения. (Секретная телеграмма № 190.)

На Мартинике произошли довольно серьезные инциденты, вызванные некоторым снижением заработной платы. Туда были посланы два корабля.

Среди всего этого непрерывно возрастающего смятения я все более и более приходил к убеждению, что соглашение с Советским Союзом является нашей наиболее прочной гарантией, хотя моя точка зрения наталкивалась на всеобщее противодействие.

30 января заместитель народного комиссара обороны Тухачевский выступил с очень важной речью о росте сил Красной Армии, «политическое и моральное состояние которой, – заявил он, – крепко, как никогда». Командиры работают днем и ночью над повышением не только своего военного образования, но и над повышением своей общей культурной подготовки. Осоавиахим помогает армии, работая над физической подготовкой молодежи. Численность авиации непрерывно увеличивается, ее качество совершенствуется. «Наша авиация, – говорит оратор, – подготовляется тактически как для взаимодействия с другими родами войск – сухопутными и морскими, так и для производства самостоятельных воздушных операций, которые в будущей войне приобретут особенно большое значение.

Танки выросли очень значительно. Со времени VI съезда мы имеем следующее процентное увеличение: в отношении танкеток – 2475%, в отношении легких танков – 760%, в отношении средних танков – 792%. Скорость, например, наших танков возросла от 3 до 6 раз… Число пулеметов для стрелковых и кавалерийских соединений увеличилось в два с лишним раза, число пулеметов для авиации и танков – в 7 раз, число орудий танковых и противотанковых выросло в 4,5 раза, число тяжелой артиллерии выросло в 2 с лишним раза… Мы имеем целый ряд новых прекрасных, вполне современных орудий, которые внедряются в Красную Армию».

Заместитель народного комиссара отметил также успехи в области радиофикации, средств связи, авиационных радиостанций, военно-морского флота (сторожевых кораблей, торпедных катеров, подводных лодок). На западных и восточных границах построены укрепленные районы. На Дальнем Востоке созданы специальные гарнизоны. В конце 1934 года численность армии достигла 940 тысяч человек. Ассигнования по наркомату обороны на 1935 год достигли 6500 миллионов рублей. Присутствующие встретили аплодисментами эти цифры и сведения о подготовке снайперов и о маневрах. «Мы работаем, – продолжал комиссар, – над развитием подвижности, смелости, над вопросами развития инициативы, самодеятельности, напористости, нахрапа, сказал бы я грубо… Над вопросами управления боем, над вопросами организации тесного, непрерывного взаимодействия, потому что каждый род войск в отдельности не даст полного эффекта, мы работаем особенно сильно… Война готовится, товарищи, против нас усиленными темпами. Мы в Красной Армии это понимаем, мы полны бдительности и готовимся к отражению этих ударов».

Я приходил в бешенство, видя, что французская пресса и общественное мнение отказывались замечать это грандиозное развитие. Каждый раз, когда я говорил публично о Красной Армии, меня оскорбляли. К тому же советское правительство считало своевременным выступить против опасности предварительных и сепаратных переговоров о воздушной конвенции. Верное своей доктрине неделимости мира, которую я сам защищал 19-го в совете министров, советское правительство встретило сообщение о Лондонском соглашении с удовлетворением. «Советское правительство давно уже пришло к заключению, что при выявившейся невозможности осуществления полного разоружения и затруднительности контроля ограничения вооружений единственным средством противодействовать надвигающейся реальной опасности нового вооруженного столкновения народов является система региональных пактов, обеспечивающих взаимную помощь, между теми государствами, которые искренне стремятся предотвратить эту опасность». Таким образом, советское правительство одобрило франко-английский проект, подчеркнув, однако, невозможность «локализации войны, вспыхнувшей в любом пункте Европы». Оно выражало надежду, что Лондонское соглашение не повредит Восточному пакту. Я обрадовался, узнав, что Англия приняла положение о нераздельном единстве затронутых проблем и что Лаваль отправил 19-го в Лондон телеграмму, составленную в том же духе. Германия добивается приезда в Берлин сэра Джона Саймона, который, по-видимому, желает этого. Мне кажется, что германо-польские переговоры сильно продвинулись вперед в результате поездки Геринга; не предполагают ли они заключить авиационное соглашение против русских? Я отдавал себе отчет, что Германия готовилась поставить вопрос о демилитаризованной зоне.

 

II. Военная проблема (21 февраля – 1 апреля 1935 года)

21 февраля 1935 года около 7 часов вечера ко мне зашел генерал Морэн, чтобы посоветоваться со мной, каким образом лучше всего продлить срок военной службы. Я предложил ему прежде всего попытаться улучшить организацию набора добровольцев, сверхсрочников и специалистов. Надо действовать осторожно, избегая всего, что могло бы представить Францию как инициатора прекращения поисков международной безопасности и разоружения. По-моему, лучше всего использовать закон о комплектовании армии от 31 марта 1928 года, статья 40 которого гласит: «В случае если этого потребуют обстоятельства, правительство может временно задержать на военной службе часть призывного контингента, который уже отслужил свой срок (1 год). В этом случае, а также в течение первых трех лет пребывания в резерве военнообязанные могут быть мобилизованы в индивидуальном порядке. Эта мобилизация может касаться всего контингента военнообязанных, находящихся в запасе, или же одной или нескольких категорий запаса. Офицеры запаса, унтер-офицеры запаса, окончившие военные училища, врачи, аптекари, дантисты и ветеринары, являющиеся военнослужащими запаса, а также другие специалисты могут быть призваны в армию при тех же условиях независимо от того, к какому призывному контингенту они принадлежат. Правительство обязано доложить об этом решении палатам немедленно, если они в данное время заседают, и в восьмидневный срок после их созыва, если они в данное время не заседают…» Генерал Морэн сказал мне, что эта процедура кажется ему наиболее разумной.

В самом деле, положение было весьма деликатным. Маршал Петен, выступая перед военной комиссией 3 июля 1934 года, заявил после соответствующего анализа, что «если не произойдут события, которые потребуют принятия чрезвычайных мер по обеспечению безопасности, то в период «оскудевших призывов» с 1936 по 1940 год вопрос об увеличении срока военной службы рассматриваться не будет». Он даже уточнил, что «наличие подвижных войск заморских территорий, расположенных на территории метрополии, которые, однако, в случае войны пришлось бы использовать в наших африканских владениях для подавления восстаний, инспирированных агентами врага или явившихся следствием наших ошибок, позволит ограничить число необходимых теперь дополнительно для армии кадровых военнослужащих 30 тысячами. Если этот набор не может быть осуществлен, парламент должен принять соответствующее решение».

Председатель военной комиссии подчеркнул, что глубокие изменения, внесенные после 1928 года в структуру германской армии, заставили маршала принять решение о прекращении действия так называемой системы предварительной экономии, одобренной палатой при голосовании закона от 15 июля 1932 года и законопроекта №2499, который разрешал министру обороны увеличивать средний призывной возраст не более чем на 4 месяца. Г-н Сенак спросил, готово ли правительство немедленно внести соответствующие законопроекты на рассмотрение палаты, чтобы подтвердить свою решимость сохранить короткий срок службы путем применения существующей системы набора и оставления на сверхсрочной службе кадровых военных и специалистов. Начальник генерального штаба генерал Гамелен ответил, что для улучшения дела набора специалистов и возобновления набора и оставления на сверхсрочной службе достаточно принятия декретов. Путем применения той же процедуры можно ускорить продвижение унтер-офицеров, минуя в некоторых случаях должности старшего капрала или старшего бригадира.

Официальное сообщение военной комиссии резюмировало и подтверждало заявление маршала.

26 февраля. Заседание совета министров. Аграрные вол. нения в департаменте Нижней Сены. Фон Нейрат согласился с тем, чтобы намечаемые переговоры затрагивали весь комплекс вопросов, поставленных франко-английским коммюнике от 3 февраля. Однако Германия сильно обеспокоена вооружением России, и особенно заявлениями начальника штаба военно-воздушных сил Хрипина; она полагает, что советская авиация является первой на континенте.

Австрийские министры не говорили о восстановлении Габсбургов. Они заявили, что между Австрией и Италией или между Австрией и Венгрией нет никаких тайных соглашений. Они потребовали оказания немедленной помощи в случае грубого нарушения обязательства о ненападении. Французская нота от 23 февраля, с которой их ознакомили, уточняла условия применения Римского соглашения от 7 января. Необходимо, говорится в ней, предусмотреть все возможные случаи вмешательства, установить порядок оказания немедленной помощи, которая предшествовала бы даже вынесению заключения Советом Лиги наций. Лаваль изложил нам принципы этой ноты и зачитал ее. Обязательство об оказании помощи может вытекать только из частных соглашений. Одним словом, Австрия теперь соглашается принять в некоторых случаях помощь государств-преемников. Лаваль объяснил нам, каким образом он использовал приезд австрийцев, чтобы продвинуть переговоры о Восточном пакте. Абиссинское дело осложнилось.

Военный министр сообщил нам о своих затруднениях в получении информации о вооружении Германии. Тем не менее в апреле он произведет очередное увольнение в запас. Генерал Морэн подозревает, что только что происшедшее нападение на супрефектуру в Мостаганеме вызвано происками Германии в Африке. Ее подрывная деятельность усиливается повсюду. Впервые у военного министра проскользнули пессимистические нотки. Несмотря на инциденты в Сетифе, туземные войска в полном порядке.

Фланден все еще не ставит на обсуждение вопрос о продолжительности срока военной службы.

Ренье известил нас о своей предстоящей поездке в Алжир. На меня было возложено исполнение его обязанностей. Он анализировал алжирский кризис, объясняя его тремя причинами: первая из них – экономического, вторая – религиозного и третья – политического характера, связанная с деятельностью тайных агентов, французов или иностранцев. Лаваль высказался против этой поездки. Донесения, которые мы получили из Германии в конце февраля, вызвали большое беспокойство. Согласно им, за последние месяцы 1934 года Германия усиленно вооружалась. Огромные усилия были предприняты в авиационной промышленности. Заводы Юнкерса в Дессау и «Хейнкель-верке» в Варнемюнде были расширены, и созданы дочерние предприятия; на них было возложено выполнение самых различных заказов. Автомобильные предприятия изготовляли авиационные моторы и отдельные части самолетов. Создавались не только аэродромы, но и подземные укрытия для самолетов, надежно защищенные от бомбардировки. Спортивный авиационный союз был милитаризован. Строевые занятия его членов, которых можно опознать по желтым петлицам, проходили на авиационном плаце Котбуса.

Заводы Юнкерса, охрана которых возложена на 200 тайных агентов, работают в три смены. Юнкерс приобрел в Кётене (Ангальт) большой машиностроительный завод и бывшие заводы Эшбаха в Дрездене (Барбара и Ризерштрассе). Они завербовали пятьсот рабочих Вумага в Гёрлице (вагоностроение и машиностроение). В руки Юнкерса перешла фирма «Альгемейне транспорт анлаген гезельшафт» в Лейпциге. В августе 1934 года был построен первый самолет типа W-33; пробные полеты происходили на аэродроме Лейпциг-Мокау.

В свете этих данных понятна поспешность, с которой Германия заявила о своей готовности присоединиться к воздушной конвенции, одним из преимуществ которой для нее была бы легализация воздушного флота, созданного в нарушение Версальского договора. В Ганновере бывшая фирма Гаваг («Ганноверше ваггонбау акциенгезельшафт») занимается обработкой легких металлов и изготовляет части самолетов. В Берлине фирма «Фокке-Вульф флугцейгбау» производит так называемые спортивные самолеты, снабженные хорошо скрытым приспособлением для бомбометания. Гамбургские верфи «Блом и Фосс» ежедневно изготовляют два двухмоторных моноплана с 37-миллиметровым орудием, стреляющим снарядами из хромированной стали. Такую же деятельность развивают заводы «Хейнкель» в Варнемюнде, изготовляющие самолеты для «сбрасывания почты», то есть для бомбометания, фирма «Ауто Унион» в Цвиккау, в Саксонии, заводы «Адлер» в Дрезден-Альбертштадте. Фирма «Фольсхаус» в Дрездене использует в качестве чертежников молодых инженеров. На заводах «Марк» в Бреслау работа идет без перерыва; так же обстоит дело на заводах Дорнье в Фридрихсхафене, где рабочих стремятся убедить в том, что они производят автомобили, в Висмаре, где аэродром защищен военными укреплениями. Подземные аэродромы строятся близ Вюрцбурга, в Ханау около Франкфурта, в Бёблингене, в Гёппингене, в Руите около Штутгарта, во многих местах Южной Германии, в Ваггуме близ Брауншвейга, в одном из ганноверских лесов. В Вюнсдорфе для постройки ангаров использовали заброшенные карьеры для добычи гравия. Тем же целям послужила пустошь в Люнебурге. К нам поступают десятки сообщений о сооружениях подобного рода, хотя за раскрытие их местонахождения и грозит смертная казнь. Для строительства этих сооружений, которое ведется даже ночью, используются отряды всеобщей трудовой повинности. При этом подземные ангары в Пренцлау выдаются за ирригационные сооружения. Жители окрестностей аэродрома в Котбусе жалуются, что их сон нарушается шумом моторов эскадрилий. Везде пущены в ход машины для производства бетона, деревья скрывают цементированные стены; под предлогом занятий воздушным спортом идет подготовка летчиков, создаются специальные школы, автоматические киноаппараты регистрируют результаты испытаний пулеметов, ствол которых проходит через ось пропеллеров. Большие самолеты совершают полеты ночью; юные гитлеровцы, поощряемые муниципальными советами, например в Штеттине, спешат пройти курс военного обучения, ревностно занимаются военной подготовкой, а в подземных ангарах они обучаются поражать пулеметы, обнаруживая их только по стволу, скрытому в траве. Эта лихорадка охватила всю Германию.

В то же время германское военное ведомство не только вернуло себе здания, принадлежавшие старой армии и с 1919 года использовавшиеся в других целях, но и приступило к сооружению многочисленных казарм на всей территории Германии, строя их с расчетом обеспечить укрытие войск от налетов неприятельской авиации. Создаются склады оружия и боеприпасов. На морском побережье и в пограничных районах возводятся полевые укрепления. Выпускаются танки различных типов. Были быстро достигнуты большие успехи в области механизации армии. Германия приобретает облик обширного, укрепленного лагеря, огромного арсенала, действующего под защитой военного режима и под прикрытием драконовского законодательства, с происходящими время от времени таинственными казнями. 12 новых казарм строятся в Оппельне, 8 – в Глогау, 3 – в Лигнице; расширяется сеть госпиталей. Близ плотины в Оттмахау под предлогом строительства шоколадной фабрики сооружаются железобетонные укрытия. В Франкенберге, около Хемница, возводятся ангары. Казармы покрываются круглыми бетонированными крышами; иногда их устраивают на склонах холмов, как в Губене. Помещения для войск проектируются в Корнвестхейме, непосредственно рядом с сортировочной станцией, одной из самых важных в Южной Германии. Но это лишь примеры. В Вестфалии, на границе с демилитаризованной зоной, подготовлены конюшни для приема тысяч лошадей. В Бамберге обитатели частных домов были эвакуированы, а дома переданы военным.

Кенигсберг будут защищать два новых внешних форта. Береговая артиллерия в Пиллау получила оснащенные дальномерами пушки, дальнобойность которых позволяет поразить Гдыню. В Дейч-Кроне отряды всеобщей трудовой повинности прокладывают каналы в районе озер. В заново восстанавливаемых фортах в Фридрихсорт. и в Гервате проводится ток высокого напряжения. На всех высотах вокруг Кильского залива воздвигают сооружения из бетона, в том числе так называемую «дачу» со стенами толщиной в один метр на берегу моря близ Штейна. В Нордерней, в глубине острова, расположены укрепления, замаскированные растительностью. Так называемые «дома товарищества» в Вюрцбурге, в Баварии, являются в действительности не чем иным, как казармами, заставленными тяжелыми орудиями. Горючее в лагеря доставляется автоцистернами. Все эти приготовления происходят под наблюдением отрядов СА, которые выселяют жителей деревень, контролируют дороги, ведущие к складам оружия, маскируют артиллерийские платформы, охраняют пороховые склады, подготавливают лесные участки к маневрам.

Тем временем заводы (фирм «Мейер и Вейгель» в Лейпциге, «Гредиц, Зейдель и Науман» в Дрездене) производят военное снаряжение. Рабочие должны были давать подписку о сохранении тайны. Заводы «Саксенверке» изготовляют гидрофоны для морского флота. Реквизируются фрезерные и токарные станки. Фабрика перчаток Рекля в Мюнхене получила заказы на изготовление противогазовых масок. Жестяники поставляют выхлопные трубы для самолетов. Предприятия Круппа в Эссене, закрытые, согласно Версальскому договору, вновь были пущены в ход в целях производства броневых башен, артиллерии и танков; на полигонах фирмы все время раздаются взрывы. Вещества, необходимые для снаряжения снарядов, доставляются от калийной шахты близ Ганновера до заводов «Ганомаг» по восьмикилометровому тоннелю с маленькой двухколейной железной дорогой. Сдвоенные вагончики на самом деле предназначены для перевозки взрывчатых веществ; в «ящиках для сохранения льда» содержатся боеприпасы. На Гамбургских верфях «Блом и Фосс» строятся мониторы. Производство ватербалластов во Фленсбурге предназначено для подводных лодок. В Киле на верфях «Германиа» проводятся испытания судов, управляемых на расстоянии с парохода «Саар». Заводы «Линке-Гофманн» в Бреслау налаживают производство гусеничных цепей (Laufbänder) для быстроходных танков.

Можно наблюдать успехи механизации. В Мюнхене, близ Английского сада, заводы Маффей-Краус выпускают шасси (Gestelle) для танков, которые на испытаниях показывают скорость в шестьдесят километров. Крупп в огромных количествах выпускает грузовики, а фирма «Гановраг» – восьмиместные бронированные шестиколесные вездеходы; на заводах «Феномен» в Циттау сконструирован образец очень мощного мотора для танков. Заводы Лаухаммера в Ризе на Эльде производят танки. На многочисленных предприятиях осуществляют слежку тайные ячейки (Geheimzelle).

24 февраля швейцарский народ, опрошенный путем референдума, принял 506 845 голосами против 431 902 закон о продлении срока военной службы, одобренный федеральными палатами 28 сентября прошлого года. Согласно этому закону, срок службы в пехоте и в инженерных частях продлен с 65 до 90 дней, в артиллерии и в авиации – с 75 до 90 дней, в кавалерии – с 90 до 104 дней.

* * *

В «Ревю де дё монд» от 1 марта 1935 года маршал Петен рассмотрел военное положение Франции, сравнив его с положением перевооружавшейся Германии, силы которой быстро возрастали. Маршал сослался на цифры, приведенные Аршембо в палате депутатов и Сари в сенате: 400 тысяч солдат в мирное время, 21 пехотная дивизия плюс переведенная на казарменное положение полиция. Наши неполноценные призывные контингента насчитывают от 110 до 130 тысяч военнообязанных, в то время как в Германии они составляют около 200 тысяч. Германия может поставить под ружье, во-первых, полсотни дивизий пограничной охраны, во-вторых, полевую армию в два эшелона: кадровую армию в 600-700 тысяч человек и ополчение с военизированными организациями. Всего в настоящее время она может выставить от 85 до 100 дивизий.

Маршал отметил рост авиации, бюджетные ассигнования на которую в 1934 году увеличились по сравнению с 1932 годом в шесть раз, и увеличение производства самолетов. Он разоблачил тактику Германии (стремительное внезапное нападение) и ее методы, разработанные фон Сектом и его преемниками. Среди опасных симптомов он особо отметил широкий размах механизации.

Французские вооруженные силы создавались с расчетом на ослабленную военную мощь Германии. «Конечно, – пишет маршал, – не может быть и речи об изменении принципов, на которых основывается наша военная система. Так как современная война предполагает вовлечение в действия всех ресурсов народов, то наша национальная оборона должна быть основана на принципе вооруженной нации. Эта концепция вполне соответствует политическому и социальному положению нации, не выступающей ни с какими территориальными притязаниями и не имеющей никакой другой цели, кроме защиты того, что ей принадлежит. Эта концепция остается неизменной. Но наша военная система должна быть приведена в порядок». Маршал ограничился рассмотрением проблемы численности армии и проблемы военного обучения. Войска прикрытия должны быть в состоянии заполнить бруствер, то есть держать линию непрерывной обороны; такова роль, отводимая крупным соединениям в крепостях в глубине укрепленной зоны и, вне пределов этой зоны, некоторым другим дивизиям, выставленным на больших фронтах.

«В течение 1934 года положение начало выправляться благодаря ряду мероприятий, принятых на основе действующих законов; одни из них были направлены на более эффективное осуществление закона об одногодичной службе, другие – на увеличение нашего личного состава мирного времени с 210 до 240 тысяч человек. Эти мероприятия были дополнены предоставлением 800-миллионного кредита на скорейшее оснащение наших крупных войсковых соединений наиболее необходимым современным снаряжением».

Далее маршал настаивал на необходимости реорганизации системы военного обучения. Он требовал двухлетнего срока службы. «Германия, – писал он, – намерена создать в Европе опасное положение и строит на этом свою политику. Презирая принципиально мистику разоружения, с безразличием встречая осуждение актов насилия, она уважает только силу. Она будет вынуждена соблюдать мирные обязательства лишь при наличии сил, способных сдерживать ее». Читая эту столь простую и дельную статью маршала, изучая его подсчеты и отмечая, что даже закон о двухлетней военной службе даст нам, по его мнению, лишь 405 тысяч человек против 600 тысяч рейхсвера и германской военизированной полиции, я укрепился в своем убеждении, что для обороны против Германии Франции необходима помощь союзника, располагающего сухопутными силами, и, несмотря на упорное ослепление нашей общественности, я не вижу другого союзника, кроме советской армии.

Среда, 6 марта. Меня вызвал председатель совета министров. Он вручил мне письмо генерала Морэна, приложенное к законопроекту об изменении срока военной службы. Он сообщил мне, что Лаваль, «уехав в неизвестном направлении», ведет против него кампанию, стараясь спровоцировать такое голосование по вопросу двухлетней военной службы, в результате которого от партии радикалов отошли бы все левые. Фланден заявил мне, что не позволит провести себя.

В проекте генерала Морэна, датированном 4 марта 1935 года, излагалась проблема «оскудевших призывов»; число призывников, которое обычно составляет 230 тысяч, упадет в среднем до 118 тысяч. Для разрешения этого кризиса комплектования армии были предусмотрены различные меры. Министр доказывал недостаточность этих мер и предложил следующий законопроект:

«Статья 1. С 1936 по 1940 год включительно военному министру предоставляется право в момент, который будет признан наиболее благоприятным, постепенно снижать, но не более чем на один год, существующий средний призывной возраст (21 год) и производить ежегодные призывы сразу или в исключительных случаях несколькими этапами. В этой связи он сможет изменять условия взятия на учет, приема новобранцев, их обучения и распределения по воинским частям, призыва контингента и его последующей классификации во время нахождения в распоряжении и в резерве первой очереди, то есть те условия, которые были определены в статьях 10, 11, 28, 40 и 42-й закона от 31 марта 1928 года относительно комплектования армии.

Статья II. В силу статьи 40 закона от 31 марта 1928 года относительно комплектования армии правительству предоставляется право, в случае если этого потребует обстановка, задержать в армии на шесть месяцев контингент, призванный в апреле 1935 года, и на один год контингента, призванные с октября 1935 года по 1939 год включительно. С другой стороны, ему предоставляется право увеличивать в размерах, ежегодно определяемых бюджетом, число кадровых военнослужащих, установленное законом от 28 марта 1928 года и измененное законами от 16 и 17 марта 1932 года, а также законом от 31 мая 1933 года в отношении специалистов. Это увеличение должно учитывать и унтер-офицеров, числящихся сверх комплекта, что предусмотрено статьей 3 закона от 27 февраля 1935 года.

Статья III. Военному министру предоставляется право приступить к организации личного состава и провести меры, необходимые в связи с применением предыдущих статей, ограничиваясь, однако, во всем, что касается общей численности офицеров и количества офицеров в каждом чине, общими рамками положений закона от 28 марта 1928 года относительно положения, о кадрах и личном составе армии, измененного законами от 16 и 17 марта 1932 года. Настоящей статьей упраздняются все противоречащие ей положения, а именно статья 90 закона от 28 февраля 1933 года».

Четверг, 7 марта. Заседание совета министров. Жермен Мартен изложил обстановку, возникшую в результате падения фунта. По его словам, франку ничего не угрожает, но другие валюты золотого блока находятся в опасности. При этом Соединенные Штаты одобряют идею стабилизации валюты, но англичане не хотят этого. В случае дальнейшего падения фунта Маршандо предпочел бы дополнительному обложению обмена введение контингентирования.

Военный министр изложил свои трудности и свои проекты. Число призывников, которое обычно должно составлять 230 тысяч, упадет в среднем до 118 тысяч в связи с «оскудевшими призывами». Система так называемого перераспределения (étalement), то есть постепенного возвращения к призыву 20-летних, дает ежегодное увеличение личного состава лишь на 42 тысячи. Система так называемой экономии (система Бернье) – повышение призывного возраста, то есть установление призывного возраста выше 21 года до начала обновления личного состава с целью экономии трех или четырех месяцев на возрастах, призванных с 1933 по 1935 год, – дает нам дополнительно только 20 тысяч человек, то есть при перераспределении на годы «оскудевших призывов» приблизительно 4500 человек в год. Месяц экономии был «съеден» в связи с потерей Саара. Нам остался всего один месяц экономии, который следует использовать в октябре. Набор добровольцев и сверхсрочников является эффективным, хотя и дорогостоящим, средством увеличения личного состава в мирное время. Общее число солдат, могущих остаться на сверхсрочной службе, достигает 103 тысяч, из которых только 61 тысяча принадлежит к частям, расположенным на территории метрополии. Предстоит найти почти полностью 15 тысяч специалистов, набор которых был разрешен законом от 31 мая 1933 года. Установленное законом число кадровых военнослужащих – 117200 человек – по-видимому, не будет значительно превышено.

Итак, Германия угрожающим образом увеличивала свой военный потенциал. Ее 480 тысячам человек, находящимся под ружьем или в резерве, мы можем противопоставить в любое время только 278 тысяч человек.

В 1936 году у нее будет армия в 600 тысяч; у нас же, по самым оптимистическим подсчетам, численность армии упадет до 208 тысяч плюс 70 тысяч подвижных сил, расположенных на территории метрополии.

Денэн поддерживал Морэна. Морэн настаивал на скорейшем принятии решения. Я указал, что проблема является одновременно национальной и международной, поэтому следует предоставить председателю совета министров полную свободу действий. Фланден жаловался на болтливость печати и на политические кампании, которые неуместны особенно потому, что сейчас происходят международные переговоры.

10 марта Фланден, Морэн и Маршандо прибыли в Лион для открытия ярмарки и вручения креста Почетного легиона Военно-медицинскому училищу.

11 марта премьер-министр Макдональд сделал палате общин заявление относительно имперской обороны, опубликованное в форме Белой книги (Cmd., 4827). Он предложил увеличить общую сумму ассигнований на военные расходы и старался оправдать и обосновать это предложение. Главная цель английской внешней политики состоит в установлении мира на прочной основе. Правительство Его Величества добивалось этой цели следующим образом: 1) постоянная поддержка Лиги наций; 2) инициатива в заключении международных соглашений, важнейшими из которых являются: а) пакт Бриана – Келлога 1928 года об отказе от войны; б) Тихоокеанский договор четырех держав и договор девяти держав на Дальнем Востоке; в) Локарнские соглашения и англо-французское предложение от 3 февраля о заключении воздушной конвенции; г) различные предложения, направленные на обеспечение большей безопасности в Восточной Европе и в Дунайском бассейне и касающиеся прежде всего сохранения независимости Австрии, но без принятия каких-либо военных обязательств; 3) усилия с целью облегчения международного взаимопонимания (отмена санкций, предусмотренных Версальским договором; допуск бывших противников в Лигу наций; эвакуация Рейнской области на пять лет раньше срока; постепенная рационализация и последующее урегулирование репарационного вопроса на Лозаннской конференции 1932 года; Саарский плебисцит); 4) сокращение и ограничение международных вооружений (Вашингтонский договор 1922 года; Лондонский договор о морских вооружениях 1930 года; декларация о равенстве в правах от 17 ноября 1932 года; английские январские предложения 1934 года, которым предшествовал английский проект конвенции от 16 марта 1933 года).

Однако безопасность не удалось обеспечить. Государства не отреклись от политики силы и угроз. Англия допустила ослабление своей мощи, например, в области авиации, потенциальное разоружение которой было начато в 1919 году. «Мы приближаемся к такому моменту, когда у нас не будет необходимых средств для защиты против агрессора», – заявил Макдональд. Япония и Германия вышли из Лиги наций. Правительство Его Величества было вынуждено разработать согласованную программу восстановления оборонной мощи Великобритании. Было признано необходимым немедленно и значительно увеличить королевские воздушные силы; 19 июля 1934 года об этом решении было объявлено в парламенте. Германия продолжала вооружаться. «Не только действующие силы, но даже сам дух, в котором проводится организация населения, и особенно молодежи страны, делают вероятным и оправдывают чувство нависшей опасности, которое, бесспорно, уже возникло». Макдональд подчеркнул огромную роль английского флота, который должен обеспечить охрану имперских коммуникаций. Ему необходимо значительное число крейсеров сверх тех, которые уже имеются в составе Большого флота. Устаревшие броненосцы следует заменить новыми, снабдив их противовоздушным вооружением и достаточным количеством самолетов. Нужно модернизировать оборону портов. Армии необходимо новейшее снаряжение, механизированные средства передвижения, запасы боеприпасов. Макдональд указал на необходимость мощной авиации на случай, если противник оккупирует берега Ла-Манша или Северного моря.

Предлагаемая система мероприятий будет гибкой и подлежит дальнейшему пересмотру, однако, подчеркнул Макдональд, «дальнейшие проволочки в деле увеличения ассигнований на вооружение всех трех видов сил обороны чреваты угрозой» («An additional expenditure on the armaments of the three Defense Services can no longer be safely postponed»).

Сэр Остин Чемберлен внес следующую поправку: «Оставаясь верной обязательствам, которые страна взяла на себя в качестве члена Лиги наций, и стремясь достигнуть сокращения вооружений путем международного соглашения, палата общин признает, что эти цели не могут быть достигнуты путем одностороннего разоружения, и одобряет политику правительства Его Величества, которая является необходимой как для защиты нашего народа, так и для выполнения наших международных обязательств». Сэр Остин Чемберлен критиковал Герберта Семюэла за его колебания и г-на Эттли за его противодействие. Он положительно оценил систему коллективной безопасности, над созданием которой он работал, но выразил опасение относительно возможности агрессии со стороны некоторых держав. Подтвердив верность Локарнским соглашениям и защищая Восточный пакт и региональные пакты, он в то же время требовал, чтобы в империи были созданы достаточные полицейские силы и значительно увеличена авиация.

Опубликование некоторыми газетами проекта Морэна вызвало довольно сильное волнение во французском парламенте. 12 марта Жорж Бонне направил мне пространную записку, составленную им совместно с Бернье и Дельбосом, в которой излагалось мнение парламентской группы радикалов. Группа высказывалась за применение статьи 40 закона от 31 марта 1928 года, предусматривающей возможность оставления в армии на восемнадцатимесячный срок контингента, призванного в апреле, и на два года контингента, призванного в октябре. Эта точка зрения совпадала с точкой зрения, высказанной маршалом Петеном 3 июля 1934 года, не требуя не предусмотренного им призыва в двадцатилетнем возрасте. Статья 40 казалась вполне достаточной, так как она предоставляла правительству право принимать необходимые меры, не принуждая его к этому.

В этой обстановке 12 марта открылось заседание совета министров. Фланден заявил протест по поводу допущенной кем-то нескромности, которая позволила агентству Фурнье преждевременно опубликовать законопроект. Генерал Морэн докладывал о военных приготовлениях Германии: о казематах из хромированной стали, военных грузовиках, танках, о 150-миллиметровых гаубицах, о съемных орудийных башнях. В Германии работают над созданием 220-миллиметровой мортиры и 280-миллиметровых пушек. Имеются сведения, что Маузер получил заказ на миллион автоматических винтовок. Два с половиной миллиона человек могут быть призваны немедленно; за ними могут последовать еще 5 миллионов. Я сообщил совету свои замечания: «Германия имеет наготове 45 дивизий, в том числе 15 моторизованных. Германская военная доктрина предусматривает прорыв фронта путем внезапной лобовой атаки с участием авиации, кавалерии и артиллерии. Прорыв должен быть углублен моторизованными силами. Следовательно, нам необходима крепкая армия прикрытия».

Военный министр прокомментировал свой законопроект. Лаваль выступил за сильную армию, но не высказал своего мнения относительно путей ее создания. Он также сообщил нам сведения о силе германской армии: 600 тысяч солдат плюс 350 тысяч в отрядах трудовой повинности, плюс 600 тысяч милиции, плюс моторизованные нацистские отряды численностью около 300 тысяч. Уровень перевооружения Германии зависит только от ее финансовых возможностей. Лаваль сообщил нам также о продолжительности срока военной службы в других странах: в Японии – 2 года, в Советском Союзе – 2 и 4 года, в Югославии – 18 месяцев, в Чехословакии – 2 года, в Италии – 18 месяцев. Советский Союз увеличил свою армию с 600 до 900 тысяч человек. Он зачитал нам также телеграмму из Англии, в которой говорится, что для Лондона важно, чтобы принимаемые меры носили временный характер.

Жермен Мартен сделал оговорки финансового порядка; он предложил прибегнуть к средствам военного казначейства Франции. Денэн сообщил о накоплении Германией сырья, особенно магния.

Фланден определил свою точку зрения: срок военной службы должен быть продлен путем применения статьи 40. В пятницу он сделает об этом сообщение палатам, ответит на интерпелляции и потребует голосования резолюции о доверии правительству. Что касается внешнеполитических вопросов, то он намерен проявить осторожность; нельзя задевать Соединенные Штаты и, главное, оправдывать действия Германии. Его положение, действительно, весьма сложное. Мандель его одобрил. Марэн, который хотел бы немедленно урегулировать вопрос об «оскудевших призывах», тем не менее присоединился к нему. Риволле и Пьетри поддержали правительственное заявление.

13 марта. В своем интервью «Дейли мейл» от 12 марта Геринг признал существование германской военной авиации. Требуя для своей страны «абсолютной безопасности», он, очевидно, требует, чтобы германская авиация была равна английской и русской авиации, вместе взятым. Военно-воздушные атташе предупреждены, что в Германии будет шесть воздушных округов. Италия увеличивает число своих войск в Африке. Польша проявляет все большую враждебность в отношении Восточного пакта.

В четверг, 14 марта, утром я выступил перед парламентской группой радикалов. Она одобрила занятую мной позицию и большинством, за исключением одного, приняла следующую резолюцию:

«Группа напоминает, что проблема национальной обороны не будет решена, если будут заниматься только вопросом продолжительности военной службы; для полного разрешения этого вопроса необходимы другие меры, имеющие своей целью современную организацию армии и особенно привлечение специалистов, более рациональное использование авиации, набор добровольцев и сверхсрочников и мобилизация промышленности. Группа готова оказать правительству доверие с тем, чтобы эти реформы были изучены и предложены парламенту, и в связи с этим заявляет также о своей готовности уполномочить его применить статью 40 в той мере, в какой это будет необходимо для сохранения нормальной численности армии, обычной при годичном сроке военной службы».

В палате депутатов правительственное заявление было зачитано самим председателем совета министров, а в сенате – Перно. Фланден резюмировал аргументы, приводившиеся в совете министров. «Когда был опубликован закон от 31 марта 1928 года, который был и ныне является основой нашей военной организации, – сказал он, – то можно было надеяться, что еще до наступления периода «оскудевших призывов» международная организация безопасности сделает возможным ограничение и сокращение вооружений, бремя которых столь тягостно для народов, и без того разоренных войной. Эта надежда не только не была реализована, но, наоборот, положение Франции все более ухудшалось, так как после того, как Германия покинула Женеву, перевооружение этой соседней с нами великой державы осуществлялось в самых различных формах и в огромных масштабах вопреки положениям V части Версальского договора. В момент, когда численность германской армии была значительно увеличена путем одностороннего решения, на которое ни французское, ни английское правительство не дали своего согласия, Франция не может, не подвергая опасности свою национальную оборону, мириться с падением численности своей армии ниже уровня, предусмотренного законом от 31 марта 1928 года, когда германские вооружения были официально ограничены постановлениями мирного договора».

Председатель совета министров привел данные о германской и французской армиях. «Франция остается верной политике упрочения мира и организации международной безопасности, которую она всегда защищала и поддерживала. Она не хочет ставить под сомнение чьи бы то ни было миролюбивые намерения. Недавно она обратилась к великим державам, от действий которых во многом зависит всеобщее чувство безопасности или неуверенности в безопасности в Европе, с новым призывом принять участие – в рамках Лиги наций – в региональных пактах о взаимопомощи против войны. Она горячо желает, и это чувство всегда поддерживается воспоминанием о полутора миллионах павших французов, чтобы идея мира воодушевляла правительства и народы и чтобы молодые поколения воспитывались в этом духе.

Однако правительство констатирует, как это сделало недавно в официальном документе английское правительство, что «предстоит еще многое сделать, прежде чем можно будет достичь абсолютной безопасности, когда не нужно будет держать в запасе средства защиты от нападения…» В этих условиях правительство, сознавая лежащую на. нем ответственность и следуя положениям, закона от 31 марта 1928 года, постановило, в силу статьи 40 упомянутого закона, временно задержать в армии часть контингента, призываемого в октябре этого года. Это постановление будет применяться ко всем контингентом, призываемым до 1939 года включительно, если только благоприятный ход переговоров об организации безопасности и ограничении вооружений не позволит допустить послабление в этом вопросе. Таким образом, для той части призывников, которые заканчивают год службы в апреле 1936 года, срок будет продлен на шесть месяцев, а для последующих призывных возрастов — на год. Согласно статье 40 закона от 31 марта 1928 года, правительство уведомляет палаты об этом решении, принятом в совете министров».

Итак, правительство взяло на себя ответственность за решения. Председатель совета министров дал также объяснения относительно снижения среднего призывного возраста и увеличения числа кадровых военных. Правительство, сказал он в заключение, никогда не смешивало и не смешивает решение проблемы численности армии с более широкой проблемой национальной обороны. Тем не менее оно подчеркивает, что простая охрана укреплений, защищающих страну от нашествия, а также использование и поддержание в сохранности современного вооружения требуют определенного минимума численности армии, который ранее обеспечивался законом о годичном сроке военной службы и который без проведения предложенных и принятых мер не может быть обеспечен в период «оскудевших призывов»…

Во время перерыва заседания большинство группы радикалов высказалось против или выразило желание воздержаться от одобрения этого законопроекта. Однако ходят слухи, что Сенак сделает благоприятное заявление. Чтобы поддержать тех, кто будет голосовать вместе со мной, и подчеркнуть лояльность моей позиции, я счел необходимым выступить.

В субботу, 16-го, появилось заявление Гитлера. Я излагаю факты такими, как их описал впоследствии Бенуа-Мешэн в своей «Истории германской армии» (Benoist-Мéchin, Histoire de l'armée allemande, t. II, p. 597). 15 марта фюрер срочно собрал нескольких членов кабинета, чтобы обсудить вместе с ними обстановку. На другой день, 16-го, он вручил правительству, собравшемуся в полном составе, текст закона о реорганизации вермахта. Закон состоял из трех пунктов: § I. Служба в вермахте основывается на обязательной воинской повинности. § II. В мирное время германская армия состоит из 12 армейских корпусов и 36 дивизий. § III. Дополнительные законы, регламентирующие обязательную воинскую повинность, будут в кратчайший срок представлены кабинету военным министром. В тот же вечер газеты опубликовали текст закона, а также воззвание Гитлера… «С сегодняшнего дня обеспечение чести и безопасности рейха вновь доверено силе самой германской нации».

Только наивные люди и невежды удивились этому. Письменное доказательство военной реорганизации Германии содержалось уже в бюджете, принятом Германией в 1934 году. Все перечисленные нами в начале этой главы факты стали нам известны еще до конца февраля 1935 года. Терпеливая и длительная подготовка проектов и их внезапная публикация при наиболее благоприятных, по мнению Гитлера, условиях были его обычным методом. Так действовал он в дальнейшем при оккупации Рейнской зоны, при захвате Австрии, при удушении Чехословакии, при агрессии против Польши, при насилии в отношении Бельгии и Голландии, при нападении на Россию. Однако врагов правительства Фландена устраивала возможность возложить ответственность на него, и они не преминули этим воспользоваться.

15 марта 1935 года Поль Рейно выступил со своей знаменитой речью, изложив тезис, к которому он вновь вернулся во «Французской военной проблеме» («Problème militaire francais»). Полю Рейно ответил генерал Морэн.

В воскресенье, 17 марта, я отправился в Туркуэн на открытие памятника Дрону. Там состоялся банкет на восемьсот персон; я был ободрен и даже удивлен оказанным мне теплым приемом.

Заседание совета министров 20 марта. Лаваль изложил нам сообщения, число которых не перестает возрастать с тех пор, как Гитлер вручил 16-го свой законопроект послу Франции. Лаваль предложил выступить с протестом и провести консультацию. Но Англия предприняла сепаратный маневр, согласившись послать в Берлин сэра Джона Саймона. Впрочем, Лаваль настаивал главным образом на кратком изложении фактов; он, по-видимому, в большом затруднении, и это не удивительно.

Фланден, с которым я имел встречу сегодня утром, высказался в пользу обращения к Лиге наций, согласно статье 11 ее Устава. Конечно, это не решающее средство, но все же лучшее или, во всяком случае, наименее плохое. Я изложил совету свои идеи, анализируя обстановку. Протест? Но такой человек, как Гитлер, посмеется над ним, он ответит на это меморандумом. Консультация трех держав – Франции, Англии и Италии? Но демарш Англии делает ее невозможной. С другой стороны, что могла бы гарантировать Италия? Обращение к Лиге наций целесообразно по следующим трем причинам: 1) по соображениям принципиального характера, ибо нельзя не вынести на обсуждение Совета Лиги наций такой вопрос, как расторжение Версальского договора; 2) это в наших интересах, ибо именно там у нас больше всего друзей и там мы встретимся с Советской Россией, оказывающей нам самую надежную и мужественную поддержку; 3) по соображениям долга, ибо мы не можем жертвовать свободой и правами других держав, особенно наших союзников. Марэн горячо поддержал меня. Лаваль присоединился к этой идее и получил согласие на поездку в Москву. Совет единогласно решил обратиться в Лигу наций.

Во второй половине дня состоялось заседание сената.

Вечером 20 марта на пленарном заседании Исполнительного комитета партии радикалов я четко определил занимаемую мною позицию, подчеркнул, что я со всей ответственностью принимаю это решение. Я зачитал составленное мною заявление, выразив предварительно чувство симпатии к моему дорогому и отважному другу Эльбелю, ставшему недавно жертвой политического нападения; он потерял один глаз, но терпеливо переносит это несчастье. Я напомнил о наших усилиях достигнуть соглашения с Германией и привел цифры, иллюстрирующие различные этапы ее перевооружения. Я резюмировал собранные мною документы, зачитал заявление Геринга об авиации, сослался на меры предосторожности, принятые англичанами, русскими и швейцарцами. «Я прошу тех, кто критикует нас слева, объяснить нам, почему и как они считают законным то, что Россия увеличила свою армию с конца 1934 года с 600 тысяч до 940 тысяч человек, а свои военные расходы (слушайте хорошенько эти цифры) с 1665 миллионов рублей, предусмотренных на 1934 год, до 6509 миллионов рублей – на 1935 год. И, как об этом заявил Тухачевский, она сможет удовлетвориться такой численностью армии только при одновременном увеличении снаряжения и развитии механизации.

Нам говорят: не хотите ли вы участвовать в гонке увеличения численности армии, которая окончится для вас неизбежным поражением? Ответ: нет, мы хотим совсем другого. Мы не стремимся к максимуму, а лишь отстаиваем минимум… Нам говорят – и это самый серьезный аргумент в глазах международной общественности, – Германия вооружается потому, что Франция не разоружилась. Говорить таким образом – это значит совершать вопиющую несправедливость. Шаг за шагом Франция осуществила переход от трехгодичного до двухгодичного срока военной службы, от двухгодичного до восемнадцатимесячного, от восемнадцатимесячного до одногодичного. В 1914 году она имела под ружьем 735 тысяч человек; сравните эту цифру с теми, которые я вам привел, – и вы увидите разницу… Я не верю, чтобы хоть один член ответственного за безопасность Франции правительства мог бы уклониться от принятия диктуемых интересами страны мер, имея дело с личностями, о которых по меньшей мере можно сказать, что они принимают внезапные решения».

После этого заявления Тиссье выступил со своими возражениями и критикой, которая, впрочем, была сдержанной и путаной. Зато в сенате Поль Бонкур и де Жувенель поддержали точку зрения правительства.

Гитлер заявил английскому послу, что численность вновь созданной германской армии составит приблизительно 500 тысяч человек.

В Лондоне «Таймс» критикует воззвание Франции, направленное Совету Лиги наций. Сэр Остин Чемберлен и четыре других депутата-консерватора направили в редакцию газеты свой протест, оправдывая в своем письме позицию нашей страны: «Аргументация, согласно которой Лига наций не может говорить о Германии, в то время как Германия имеет право оскорблять Лигу наций, поистине вызывает изумление. Согласно этой аргументации, Германия имеет все права, если не придерживаться юридической точки зрения, на создание самой мощной армии в Европе под бесспорным контролем режима, кичащегося своей революционностью и жестокостью. В то же время ни одна другая держава будто бы не имеет права обратить внимание Лиги наций на нелепость такого положения, при котором все страны в своей дальнейшей политике должны полагаться на слово Германии и, несмотря на ее недавние действия, не придавать никакого значения ее поступкам. Какой же смысл в коллективной безопасности, какой смысл в самом Уставе Лиги наций, если Совет Лиги не будет устанавливать на основе заключения Апелляционного суда факт явного нарушения договоров?» Письмо было подписано сэром Остином Чемберленом, Э. Гренселлом, Флоренсом Хорсбью, Никольсоном, У. Росс Тэйлором. Отвечая на это письмо, «Таймс» ограничилась заявлением, что ее передовая была неправильно понята, что она якобы имела целью не избавить Германию от осуждения за ее жест, а лишь высказать сомнение в практическом значении обращения в Лигу наций в момент, когда сэр Джон Саймон направляется в Берлин, чтобы попытаться, в частности, добиться возвращения Германии в Женеву.

Суббота, 23 марта. Я встретил на Кэ д'Орсе Сувича и Идена.

Беседы прошли в чрезвычайно сердечной обстановке.

Вторник, 26 марта. Заседание совета министров. Лаваль получил от сэра Джона Саймона очень важное письмо, в котором подтверждалась «тесная солидарность Франции и Англии в стремлении к миру и безопасности». Что же произошло? У нас есть информация о германо-английских переговорах. Гитлер не осуждает в принципе Лигу наций, но хотел бы, чтобы она была организована другим образом. По поводу Восточного пакта он заявил, что никогда не объявит войны России; он ожесточен только против Литвы. Он высказался в пользу двусторонних пактов, не отвергая и многосторонних, хотя и считает, что они слишком напоминают довоенные союзы. Он полагает, что в настоящее время русская армия является первой в мире.

Надежда на возвращение Германии в Женеву потеряна не совсем.

Совещание в Стрезе состоится 11 апреля; совещание в Женеве – 15 апреля. Поездка в Москву состоится, только позднее. По словам Лаваля, Белград обрадован новой итальянской политикой. Чехословакия присоединяется к Римским соглашениям. Лаваль полагает, что Англия хочет успокоить свою пацифистскую совесть, но готова проводить и другую политику, если это будет необходимо.

Гитлеризм появляется и во Франции. Когда член Французской академии Луи Бертран прибыл в Марсель читать лекцию, журналист из «Пти Марсейе» взял у него 25 марта интервью. Бертран объявил себя сторонником сближения Франции с ее соседкой. «… Германия вовсе не является народом кровожадных зверей, как о ней говорят. Среди всеобщего лицемерия ее искренность удивляет и скандализирует… Ах, – возмутился вдруг Луи Бертран, – лучше немец, чем русский, лучше гитлеровец, чем большевик! Я громко заявляю о том, что я гитлеровец».

31 марта 1935 года Поль Рейно представил бюро палаты контрпроект, предлагающий создание бронетанкового корпуса в составе 7 моторизованных дивизий, из которых 6 – бронированные, то есть состоящие из тяжелых танков. Рейно сообщил нам о странном явлении: тяжелым танкам не придана пехота, а легким танкам – кавалерия. Контрпроект пронизан идеями генерала де Голля. Каждая бронетанковая дивизия должна состоять из: 1) разведывательной группы легких машин; 2) бригады в 500 тяжелых танков; 3) пехотной моторизованной бригады; 4) моторизованной артиллерийской бригады. Бронетанковые дивизии должны сопровождаться моторизованными пехотными дивизиями. Бронетанковый корпус должен включать сто тысяч добровольцев и сверхсрочников. Известно, как этот контрпроект был отвергнут кабинетом Фландена и кабинетом Лаваля. «Специализированный корпус, – возражал военной комиссии палаты генеральный штаб, – был бы чрезвычайно мощным дополнением к системе национальной обороны. Однако он не является ни возможным, ни желательным, так как против него логика и история». Контрпроект, отвергнутый во Франции, был осуществлен в Германии и положил начало «бронекорпусу» (Panzercorps), который в мае 1940 года на Маасе сломал хребет французской армии.

 

III. Франко-советский договор (1 апреля – 31 мая 1935 года)

В четверг, 28 марта, я присутствовал на открытии памятника Ришелье в Люсоне. После этого вернулся в Лион на съезд нашей партии. Съезд протекал спокойно. В духе пожеланий, выраженных нашими провинциальными организациями, был пересмотрен устав. Два дня ушли на обсуждение вопросов торговли. Затем последовал доклад сенатора Серлэна и обсуждение муниципальной программы. 31-го, в воскресенье вечером, на банкете я выступил с речью, которая была хорошо встречена. Мне сообщили, что Фланден будто бы склонен впасть в уныние. Я решительно высказался в его поддержку. Прибыв в Париж 2 апреля, я нашел его успокоившимся. Политическое положение значительно улучшилось. Вопреки пессимистическим прогнозам парламентская сессия завершилась весьма благоприятным вотумом доверия (401 голос против 125).

Тем лучше, так как международная обстановка действительно скверная. Германия сорвалась с цепи. Сэр Джон Саймон вернулся из Берлина очень встревоженный, под сильным впечатлением опасной личности Гитлера. Когда английский министр упрекнул фюрера за его пренебрежение к договорам и подписям, тот ему ответил: «Когда Блюхер при Ватерлоо пришел на помощь Веллингтону, разве его спрашивали о том, соблюдал ли он договоры?» На основании нашей официальной и секретной информации можно сделать следующие выводы: 1. Гитлер согласился бы на заключение двусторонних пактов о ненападении или договоров об арбитраже, но против взаимопомощи. 2. Он не принимает всерьез Дунайский пакт, заявляя, что Австрия желает присоединиться к Германии. 3. Германия вернется в Лигу наций только в том случае, если получит мандаты на колонии. 4. Он требует, чтобы тоннаж германского флота составлял 35 процентов тоннажа британского. 5. Германия располагает уже более чем тысячью военных самолетов (больше, чем Соединенное Королевство). 6. Он хотел бы прямого соглашения между Великобританией и Германией. 7. Он намерен сформировать 550-тысячную армию (36 дивизий).

Я глубоко размышлял над положением моей страны. Я сделал все от меня зависящее, чтобы помочь Фландену, которого я хорошо понимаю, увеличить нашу армию. Однако численность армии, как это хорошо подметила и указала партия радикалов, еще не исчерпывает всей проблемы. Несмотря на свои столь дальновидные заявления в совете министров 12 марта об угрозе «прорыва фронта в результате внезапной лобовой атаки» и «углубления прорыва моторизованными частями», генерал Морэн отклонил предложения Поля Рейно. Между тем Германия вооружается, не признавая никаких ограничений. Мне кажется, что на протяжении всей своей политической карьеры я предпринял все возможное, чтобы склонить ее к соглашению с нами. В Лондоне в 1924 году я вел с ней переговоры на началах полного равноправия; она располагала полной свободой для защиты своих интересов. Я помог ей вступить в Лигу наций. В Лозанне я был с ней весьма либерален. Но я больше не верю ее слову. Теперь я знаю, что Штреземан был обманщиком. Когда был принят план Юнга, Германия поклялась соблюдать добровольно принятые ею обязательства. Но она не сдержала своего слова. Нельзя верить Германии. От нее довольно легко добиться подписи под каким-либо документом, но она не уважает этой подписи. Весьма прискорбно, но это факт. Я знаю, что не только я, но и многие другие поддадутся иллюзии достигнуть столь желанного сближения между двумя великими странами. Но если они добросовестные люди, им придется отказаться от этого намерения.

Что же делать? Франция с ее 40 миллионами жителей не сможет одна противостоять государству с 60-миллионным населением. Будучи аграрной страной, она не сможет вооружиться столь же быстро и мощно, как страна с высококонцентрированной промышленностью, в которой силы человека многократно умножаются силами машины и которая противопоставляет грубый материализм нашему идеалистическому индивидуализму. Где нам искать поддержки? Мы можем рассчитывать на Югославию и на Чехословакию.

Несмотря на свои колебания и приступы близорукости, Англия в случае опасности не откажет нам в помощи своей авиации и своего флота. Я не верю в франко-итальянскую дружбу. Я высоко ценю итальянский народ; как культурный человек, я связан с его цивилизацией и с его прошлым. Но его правительство нас ненавидит. Наши отношения омрачены рядом спорных территориальных проблем. Мне кажутся смешными эти официальные и добровольные послы, которые ездят в Рим, смиренно выпрашивая автограф или фотографию. Муссолини ненавидит в нашем лице ту самую демократию, которую он отверг. Вопреки всем соглашениям он домогается Туниса; он хочет даже гораздо большего. Я не раз говорил президенту республики: «Что касается Италии, то мы должны всего опасаться и ни на что не надеяться». Мне говорят: «Не следует строить внешнюю политику на идеологических основах». Конечно, это так. Но неужели мы настолько глухи, чтобы не слышать бесконечных выпадов диктаторов против демократических государств?

Итак, я изучаю карту. Я вижу на ней только одну страну, которая была бы для нас необходимым противовесом и могла бы создать в случае войны второй фронт. Это Советский Союз. Я говорю и пишу об этом уже с 1922 года. На меня смотрят, как на коммуниста или безумца. Даже царь при всем своем деспотизме пошел некогда на союз с республикой. Неужели наша буржуазия, наша печать окажутся менее умными? Что касается меня, я не изменю своих убеждений. По моему мнению, это диктует сама логика развития и даже просто здравый смысл. 4 апреля 1935 года под впечатлением дурных вестей из Германии я нанес визит послу Потемкину и обсудил с ним условия франко-русского соглашения.

6 апреля. Заседание совета министров. Лаваль сделал сообщение о дипломатической обстановке. По его словам, именно Италия является в данный момент той страной, которая наиболее полна решимости применить в случае надобности силу. Муссолини согласен на содействие России только при условии одновременного участия Польши. В отношении Стрезы и Женевы Лаваль пока не сделал нам никакого определенного предложения. Он зачитал нам проект меморандума Лиге наций, в котором упоминается «непрерывная и очевидная ложь» Геринга и Нейрата и предлагается разработать проект резолюции.

Однако в связи с создавшейся обстановкой и итальянским предложением возник чрезвычайно серьезный вопрос о возможном применении силы, то есть о войне. Этот вопрос поставил Фланден. Пространные объяснения Лаваля показались мне отвлеченными и туманными. Затем он перешел к франко-русскому вопросу. Я отметил, что он задумал многосторонний пакт о ненападении и консультациях наряду с двусторонними договорами о взаимопомощи. Он зачитал нам проект двустороннего договора, который он представил Потемкину и в котором содержится ссылка на Устав Лиги наций. Он хочет вести переговоры с Советами лишь для того, чтобы поддержать Малую Антанту и помешать германо-русскому соглашению. Но в глубине души – и он признает это – он опасается возможного воздействия большевистской армии на французскую армию. Он пока еще не согласен, чтобы союзные обязательства вступали в силу автоматически.

Фланден изложил нам решения верховного командования. 6 апреля было опубликовано следующее коммюнике:

«Правительство постановило временно оставить в армии контингент, который подлежал демобилизации 13 апреля. Однако на призывников этого контингента, которые принадлежат к предыдущим призывным возрастам, но ранее получали отсрочку и были временно освобождены от военной службы, распространяются обязательства только их призывного возраста, и, следовательно, они будут демобилизованы согласно условиям, установленным ранее. Этот контингент останется в армии до тех пор, пока новобранцы, подлежащие призыву в апреле, не пройдут необходимой подготовки. Он будет использован для пограничной службы и для возведения защитных укреплений и будет демобилизован не позднее 1 августа. Военнослужащие, задержанные в рядах армии, будут пользоваться особым режимом отпусков, и в частности отпуском на время сельскохозяйственных работ; сверх того им будет сокращен срок последующего пребывания в запасе».

Я узнал, что во время берлинских переговоров 25-26 марта фон Нейрат вручил сэру Джону Саймону ноту об отношении Германии к проекту Восточного пакта. Германия предлагала следующие положения:

«1. Договаривающиеся державы обязуются не нападать друг на друга и не прибегать к силе в какой бы то ни было форме. 2. Договаривающиеся державы обязуются заключить между собой – в случае если они еще не сделали этого, – договоры об арбитраже и согласительной процедуре, предусматривающие процедуру обязательного арбитража в случае спора юридического порядка и согласительную процедуру в целях мирного урегулирования политического конфликта.

3. Если тем не менее одна из договаривающихся держав считает, что ей угрожает агрессия или применение силы со стороны какой-либо другой договаривающейся державы, то по требованию вышеупомянутой державы должна быть немедленно созвана конференция представителей правительств всех договаривающихся государств с целью обсуждения создавшегося положения и в случае необходимости мер, которые следует принять для поддержания мира.

4. Если вопреки этому соглашению между двумя договаривающимися державами возникнут все же военные действия, другие договаривающиеся державы обязуются не оказывать агрессору никакой поддержки ни в области экономики, ни в области финансов, ни в военной области.

5. Пакт заключается на десятилетний срок, который может быть продлен на дальнейший период».

9 апреля. Заседание совета министров. Подготовка конференции в Стрезе, куда отправится Фланден. Приступили к обсуждению австрийского вопроса. В этом вопросе задает тон Муссолини. Я хотел бы, чтобы обязательство англичан от 3 февраля (участвовать в консультации в случае возникновения опасности для Австрии) оставалось в силе.

Лаваль изложил затем возможное содержание двусторонних соглашений о воздушном флоте. В этом вопросе совет министров единодушен. Затем рассматривали проект резолюции, которая будет предложена в Женеве. Мне кажется, что Лаваль относится к Лиге наций весьма прохладно.

Восточный пакт. Потемкин только что вручил нам довольно резкую памятную записку, в которой проскальзывает горечь. Он требует определенных обязательств, впрочем, он смягчил формулировки московского сообщения. «Что бы ни случилось в Стрезе, – заявил Лаваль, – мы подпишем двусторонний пакт о взаимопомощи с Советским Союзом». Совет министров одобрил это решение и предоставил министру иностранных дел срок, необходимый для обсуждения этого вопроса с Англией и Польшей. Фланден уточнил, что этот пакт будет заключен в рамках Лиги наций и к нему смогут в дальнейшем присоединиться другие державы. Лаваль был уполномочен сообщить от имени правительства это решение Потемкину.

Согласно резолюции, принятой 14 апреля на англо-франко-итальянской конференции в Изола Белле, представители трех правительств рассмотрели общее положение в Европе в свете результатов обмена мнений, состоявшегося за последние недели, решения, принятого германским правительством 16 марта, а также информации, полученной английскими министрами во время их недавних визитов в различные европейские столицы.

«1. Три правительства пришли к соглашению относительно общей линии поведения во время предстоящего обсуждения жалобы, с которой французское правительство обратилось в Совет Лиги наций.

2. Они продолжат переговоры с целью достижения в Восточной Европе желаемой безопасности.

3. Что касается Австрии, то они подтверждают англо-франко-итальянские декларации от 17 февраля и 27 сентября 1934 года, согласно которым три правительства признали необходимым по-прежнему стремиться в их совместной политике к сохранению независимости и целостности Австрии. Ссылаясь на франко-итальянский протокол от 7 января 1935 года и на франко-английские заявления от 3 февраля 1935 года, в которых подтверждалась решимость консультироваться относительно тех мер, которые необходимо будет принять в случае возникновения угрозы для целостности и независимости Австрии, они решили рекомендовать представителям всех перечисленных в Римском протоколе государств собраться в ближайшем будущем для заключения соглашений, касающихся Центральной Европы.

4. Что касается воздушного пакта, предлагаемого для Западной Европы, то представители трех правительств подтверждают принципы и процедуру, которым надлежит следовать, в том виде, в каком они были предусмотрены в лондонском коммюнике от 3 февраля, и соглашаются продолжать активное изучение вопроса в целях подготовки договора между пятью державами, упомянутыми в лондонском коммюнике, а также всех двусторонних соглашений, могущих его дополнить.

5. Перейдя к рассмотрению проблемы вооружений, представители трех держав напомнили, что лондонское коммюнике предусматривало порядок ведения свободных переговоров с Германией в целях заключения соглашения, которое должно заменить соответствующие положения V части Версальского договора. Преисполненные чувства ответственности, они обсудили недавний демарш германского правительства и представленный сэром Джоном Саймоном доклад о его беседах с германским канцлером по этому вопросу. Представители трех правительств с сожалением констатировали, что применение германским правительством метода одностороннего расторжения договоров в то время, когда предпринимались усилия с целью разрешения вопроса о вооружениях путем свободных переговоров, серьезно подорвало веру общественного мнения в прочность мирного порядка. С другой стороны, широкая программа вооружения, провозглашенная Германией, осуществление которой весьма продвинулось, лишила всякого значения те количественные ограничения, которые до сих пор лежали в основе усилий, направленных на разоружение, и в то же время поколебала надежды, которые вдохновляли на эти усилия. Представители трех держав тем не менее подтверждают свое величайшее желание сохранить мир, возродив чувство безопасности, и заявляют со своей стороны, что они по-прежнему будут стремиться поддержать любое практическое усилие, направленное на достижение международного соглашения об ограничении вооружений.

6. Представители трех держав приняли к сведению желание государств, военный статут которых определен соответственно Сен-Жерменским, Трианонским и Нейиским договорами, добиться пересмотра этого статута. Они решили информировать об этом дипломатическим путем другие заинтересованные государства. Они согласны рекомендовать заинтересованным государствам рассмотреть этот вопрос с целью урегулирования его договорным путем в рамках региональных гарантий безопасности.

Представители Италии и Соединенного Королевства вновь подтверждают обязательства, возложенные на них согласно Локарнскому договору. В заключительной декларации три державы, целью политики которых является коллективное сохранение мира в рамках Лиги наций, заявляют о своей полной решимости воспрепятствовать всеми возможными средствами всякому одностороннему расторжению договоров, могущему поставить под угрозу мир в Европе. Во имя достижения этой цели они будут действовать в тесном и сердечном сотрудничестве».

Сложность пространной резолюции от 14 апреля лишь отражала сложность самой обстановки. На заседании совета министров 16 апреля Фланден изложил нам затруднения, с которыми он столкнулся, пытаясь добиться применения санкций (путем расширительного толкования статьи 16 Устава) в случаях одностороннего нарушения договоров. Лаваль столкнулся в Женеве с аналогичным противодействием со стороны нейтральных государств. Он отказался требовать докладчика и желает лишь представить свой текст от имени трех держав, собравшихся в Стрезе. Я полагаю, он прав: лучше несколько воздержавшихся при голосовании, чем сокращение текста. Фланден весьма доволен позицией английского правительства, особенно Макдональдом. Заявление о Локарнском договоре было включено по инициативе Англии и Италии при обсуждении вопроса о демилитаризации левого берега Рейна. Заключительная декларация была усилена именно по желанию Макдональда. Раздел о вооружениях был составлен им лично; параграф 5 возлагает на Германию ответственность за провал разоружения и дает возможность оправдать оборонительные мероприятия трех держав.

Что касается воздушного пакта (§ 4), то, очевидно, английские министры были сильно озабочены мнением своего парламента; они не без колебаний приняли фразу о двусторонних соглашениях. Муссолини, кажется, готов заключить с нами подобный пакт. Англия пока что не разделяет этой идеи. Германия не будет допущена к участию в воздушном пакте, если она не примет в целом программу от 3 февраля.

Доклад Муссолини по австрийскому вопросу был, кажется, знаменательным; он сильно обеспокоен положением этой страны и, по-видимому, готов потребовать ее перевооружения, как и перевооружения Венгрии и Болгарии.

Три правительства призовут Литву не выдвигать более своих необоснованных претензий в вопросе о Мемеле.

В отношении Восточного пакта затруднений не было. Сэр Джон Саймон заявил, что Германия не исключает возможности заключения договоров о взаимопомощи в рамках общего пакта об арбитраже.

Американское правительство, кажется, собирается стабилизировать доллар.

В марте было очень плохо с поступлением налогов. Паника привела к тому, что сделки совершенно прекратились.

В Женеве 16 апреля Пьер Лаваль зачитал в Совете Лиги наций следующую декларацию:

«Принимая решение начать это обсуждение, французское правительство тем самым демонстрирует свою веру в Лигу наций. Оно воздает должное независимости, беспристрастности и авторитету женевского института. Инициатива, проявленная Германией 16 марта, должна быть осуждена. Для того чтобы в будущем Устав был более действенным в вопросах организации коллективной безопасности, надо рассмотреть некоторые мероприятия. Совет Лиги наций выполнит возложенную на него задачу. Будучи облечен полномочиями по поддержанию мира, он не будет сегодня молчать и не останется безразличным. Пусть он вспомнит о том, как его создавали, о принципах, положенных в его основу, пусть взвесит последствия своего поведения – и он выполнит свой долг.

Народы знают, что соблюдение клятвенных заверений и взятых обязательств является не только моральным принципом, но и действующим законом Лиги наций. Я не хочу вести тяжбу. Вам известны факты. Они перечисляются, анализируются и квалифицируются в меморандуме правительства республики. Вы их оценили. Вы выскажете ваше мнение. Франция доказала своими действиями, что она хочет лишь мира. 3 февраля текущего года в Лондоне мы совместно с английским правительством рассмотрели программу переговоров, которая должна способствовать быстрому созданию в Европе прочной организации безопасности. Наши предположения были опровергнуты инициативой Германии. Кто же может оспаривать тот факт, что правительство рейха своим поступком вызвало в мире разочарование и тревогу?

Вам предстоит принять решение. Я уверен, что вы сумеете преодолеть колебания, если они имеются у некоторых из вас, и заставите уважать правила международной жизни. Выполнив свой долг, мы бросим взгляд в будущее. Мы не делаем различий между государствами. Принцип равенства должен лежать в основе отношений со всеми народами. Наша политика не направлена против какой-либо страны. Что касается нашего требования безопасности, то мы хотим ее для всех. Это означает, что мы не отреклись и не отречемся от нашего мирного идеала.

Таков язык Франции. И никто в мире не скажет, что жалоба правительства республики, обращенная к Совету Лиги наций, преследует цель воспрепятствовать делу необходимого примирения между народами. Если для удовлетворения требований международной морали полезно выносить на суд прошлое, то совершенно необходимо не прерывать трудной, медленной и часто неблагодарной работы по организации мира».

В тот же день – 16 апреля – французская, английская и итальянская делегации внесли следующий проект резолюции:

«Принимая во внимание: 1) что точное выполнение всех договорных обязательств является основным правилом международной жизни и первоочередным условием сохранения мира; 2) что основной принцип международного права состоит в том, что ни одна держава не может ни отказаться от обязательств, вытекающих из какого-нибудь договора, ни изменить его условий без согласования с другими договаривающимися сторонами; 3) что обнародование германским правительством военного закона от 16 марта 1935 года противоречит этим принципам; 4) что этим односторонним актом германское правительство не смогло приобрести для себя никаких прав; 5) что этот односторонний акт, внеся новый элемент беспокойства в международную обстановку, неизбежно должен представлять угрозу для европейской безопасности,

принимая во внимание, с другой стороны:

6) что английское правительство и французское правительство с согласия итальянского правительства представили 3 февраля 1935 года на рассмотрение германского правительства программу общего урегулирования, которая должна быть осуществлена путем свободных переговоров с целью организации безопасности в Европе и осуществления общего сокращения вооружений, на основе равноправия и при одновременном обеспечении активного сотрудничества Германии в Лиге наций;

7) что вышеуказанное одностороннее действие Германии не только несовместимо с этой программой, но к тому же было предпринято в момент успешного развития переговоров.

I. Совет заявляет, что Германия пренебрегла долгом членов Международного сообщества соблюдать взятые на себя обязательства, и осуждает всякое одностороннее расторжение международных обязательств.

II. Совет призывает правительства, явившиеся инициаторами программы от 3 февраля 1935 года или присоединившиеся к ней, продолжать начатые ими переговоры и прежде всего содействовать заключению в рамках Лиги наций договоров, которые – с учетом возлагаемых Уставом обязательств – могли бы способствовать осуществлению поставленной в программе задачи – обеспечить сохранение мира…»

Возникло два затруднения: 1. Советский Союз требовал, чтобы был упомянут § 7 статьи 15 Устава, предусматривающий свободу действий в случае неспровоцированного нападения и отсутствия единогласия. Лаваль соглашался, ставя, однако, это решение в зависимость от согласия гарантов Локарно. Литвинов, сославшись на общественное мнение своей страны, высказал пожелание, чтобы Локарно не упоминалось. В последний момент была найдена приемлемая формула. 2. Франция требовала, чтобы оказание взаимной помощи было поставлено в зависимость от решения Совета Лиги наций. Договоренность по этому вопросу была достигнута. Литвинов как будто бы был еще не уверен в согласии Москвы; он сделал уступку, но не вполне уверен в том, что ее одобрят. Предполагается, что он приедет подписывать договор в Париж, а Лаваль отправится подписывать его в Москву.

Я принял также посла Турции, который очень расположен сделать для Франции все, что ей будет приятно и полезно.

Пятница, 19 апреля. Заседание совета министров. То, чего удалось добиться в Женеве, достигнуто благодаря принятому Лавалем с согласия французского правительства решению выступить самому с изложением текста, учитывая колебания предполагаемых докладчиков.

Лаваль зачитал нам свой проект франко-советского соглашения, которое заключалось срокам на пять лет и могло быть продлено; текст соглашения должен был сопровождаться дополнительным протоколом и обменом письмами. В целом это договор о взаимопомощи. Я был рад видеть Лаваля изменившимся в лучшую сторону. Локарно упоминается в тексте, но лишь обиняком. По-прежнему оставалось возможным заключение многостороннего договора. Президент республики сделал два замечания, одно из которых касалось отсутствия у России общей границы с Германией, а другое – состояния Красной Армии. Весь текст договора подлежал оглашению; он основывался на статьях 15 и 16 Устава Лиги наций. В общем Россия должна безоговорочно оказать нам помощь; что же касается нас, то мы будем действовать только в согласии с Англией и Италией. Генерал Морэн не очень высокого мнения о русской армии; зато он опасается влияния большевизма на французские войска. Марэн одобрил пакт; он хотел бы даже заключения военных соглашений. Лаваль был уполномочен подписать договор. Я был рад этому решению, которое я подготавливал в течение столь длительного времени.

Я думал, что с русскими все улажено. Но днем, в половине второго, телефонный звонок Потемкина известил меня о том, что все лопнуло. Утром на Кэ д'Орсе добавили фразу о необходимости ожидать рекомендаций Лиги наций, фразу, с которой русские не соглашались. Они допускают саму мысль об этом, но не хотят, чтобы она была выражена в столь категорической форме. Всю вторую половину дня я вел переговоры с Лавалем и с Потемкиным. Я предложил компромиссную формулировку: «Договаривающиеся стороны обязуются немедленно обращаться в Совет Лиги наций и следовать его рекомендациям». К десяти часам вечера мне сообщили по телефону, что, поскольку Литвинов находится на пути в Москву, для заключения договора придется ожидать его возвращения. Поистине неожиданная развязка.

Политическое соглашение с Советским Союзом мне кажется тем более необходимым, что во вторник 9 апреля Шахт от имени германского правительства и Канделаки от имени советского правительства подписали соглашение общего характера. Это событие положило конец длительному германо-русскому экономическому спору, перипетии которого становились опасными; оно открыло возможность возвращения к традициям Рапалло, которые угасали со времени прихода к власти гитлеровского правительства.

Россия гарантировала германской тяжелой промышленности сверх обычного товарообмена «дополнительные» заказы на сумму до 200 миллионов рейхсмарок. В Берлине говорят, что в деловых отношениях с Советами Германия выходит на первое место среди капиталистических государств. Советский Союз погашает свою задолженность и продает Германии множество товаров; в благодарность за пунктуальное осуществление платежей он получит кредиты на пять лет. Международный кредит укрепляется.

30 апреля. Заседание совета министров. Избирательная кампания в Лионе в самом разгаре. В субботу, 27-го, я выступил с речью, которая, мне кажется, была довольно удачной.

Я прибыл в Париж утром во вторник, 30 апреля, и сразу же был информирован Лавалем и Потемкиным об их затруднениях. Хотя текст договора в целом был согласован, некоторые его части вызывали трения. Русские стремились завести нас дальше, чем мы хотели бы; в общем мы прилагали все старания, чтобы сохранить лояльность в отношении Лиги наций и Локарно.

После нескольких последних затруднений франко-советский договор был наконец заключен. Русские уступили доводам французского правительства. Текст договора и протокол, являющийся его неотъемлемой частью, были подписаны 2 мая 1935 года.

«Центральный Исполнительный Комитет Союза Советских Социалистических Республик и президент Французской Республики,

воодушевленные желанием укрепить мир в Европе и гарантировать его благо для своих стран, обеспечив более полным образом точное применение положений Устава Лиги наций, направленных к поддержанию национальной безопасности, территориальной целостности и политической независимости государств,

решив посвятить свои усилия подготовке к заключению европейского соглашения, преследующего эту цель, и, впредь до этого, способствовать, насколько от них зависит, эффективному применению положений Устава Лиги наций,

решили заключить договор с этой целью и назначили своими уполномоченными:

Центральный Исполнительный Комитет Союза Советских Социалистических Республик – г-на Владимира Потемкина, члена Центрального Исполнительного Комитета, чрезвычайного и полномочного посла при президенте Французской Республики,

Президент Французской Республики – г-на Пьера Лаваля, сенатора, министра иностранных дел,

которые после обмена своими полномочиями, признанными находящимися в должной форме и надлежащем порядке, условились о следующих постановлениях:

Статья I

В случае, если СССР или Франция явилась бы предметом угрозы или опасности нападения со стороны какого-либо европейского государства, Франция и соответственно СССР обязуются приступить обоюдно к немедленной консультации в целях принятия мер для соблюдения постановлений статьи 10 Устава Лиги наций.

Статья II

В случае, если в условиях, предусмотренных в статье 15, параграфе 7 Устава Лиги наций, СССР или Франция явились бы, несмотря на искренне мирные намерения обеих стран, предметом невызванного нападения со стороны какого-либо европейского государства, Франция и взаимно СССР окажут друг другу немедленно помощь и поддержку.

Статья III

Принимая во внимание, что согласно статье 16 Устава Лиги наций каждый член Лиги, прибегающий к войне вопреки обязательствам, принятым в статьях 12, 13 или 15 Устава, тем самым рассматривается как совершивший акт войны против всех других членов Лиги, СССР и взаимно Франция обязуются, в случае, если одна из них явится в этих условиях, и несмотря на искренние мирные намерения обеих стран, предметом невызванного нападения со стороны какого-либо европейского государства, оказать друг другу немедленно помощь и поддержку, действуя применительно к статье 16 Устава.

То же обязательство принято на случай, если СССР или Франция явится предметом нападения со стороны европейского государства в условиях, предусмотренных в параграфах 1 и 3 статьи 17 Устава Лиги наций.

Статья IV

Так как обязательства, установленные выше, соответствуют обязанностям Высоких Договаривающихся Сторон, как членов Лиги наций, то ничто в настоящем договоре не будет толковаться, как ограничение задачи этой последней принимать меры, способные эффективно ограждать всеобщий мир, или как ограничение обязанностей, вытекающих для Высоких Договаривающихся Сторон из Устава Лиги наций.

Статья V

Настоящий договор, русский и французский тексты которого будут иметь одинаковую силу, будет ратифицирован и ратификационные грамоты будут обменены в Москве, как только это будет возможно. Он будет зарегистрирован в секретариате Лиги наций.

Он вступит в действие с момента обмена ратификациями и будет оставаться в силе в течение пяти лет. Если он не будет денонсирован одной из Высоких Договаривающихся Сторон с предупреждением, по крайней мере, за один год до истечения этого периода, то он останется в силе без ограничения срока, причем каждая из Высоких Договаривающихся Сторон будет иметь возможность прекратить его действие путем заявления об этом с предупреждением за один год.

В удостоверение чего уполномоченные подписали настоящий договор и приложили к нему свои печати.

Совершено в Париже в 2-х экземплярах, 2 мая 1935 года».

 

Протокол подписания

«В момент подписания советско-французского договора о взаимной помощи от сего числа уполномоченные подписали нижеследующий протокол, который будет включен в обмениваемые ратифицированные грамоты договора.

 

I

Условлено, что следствием статьи III является обязательство каждой договаривающейся стороны оказать немедленно помощь другой, сообразуясь безотлагательно с рекомендациями Совета Лиги наций, как только они будут вынесены в силу статьи 16 Устава. Условлено также, что обе договаривающиеся стороны будут действовать согласно, дабы достичь того, чтобы Совет вынес свои рекомендации со всей скоростью, которой потребуют обстоятельства, и, что, если, несмотря на это, Совет не вынесет, по той или иной причине, никакой рекомендации, и если он не достигнет единогласия, то обязательство помощи тем не менее будет выполнено. Условлено также, что обязательства помощи, предусмотренные в настоящем договоре, относятся лишь к случаю нападения, совершенного на собственную территорию той или другой договаривающейся стороны.

 

II

Так как общее намерение обоих правительств состоит в том, чтобы ни в чем не нарушать настоящим договором обязательств, принятых ранее СССР и Францией по отношению к третьим государствам в силу опубликованных договоров, то условлено, что постановления упомянутого договора не могут иметь такого применения, которое, будучи несовместимым с договорными обязательствами, принятыми одной из договаривающихся сторон, подвергло бы эту последнюю санкциям международного характера.

 

III

Оба правительства, считая желательным заключение регионального соглашения, целью которого явилась бы организация безопасности договаривающихся государств и которое вместе с тем могло бы включить обязательства взаимной помощи или сопровождаться таковыми, признают друг за другом возможность, в соответствующем случае, участвовать, с обоюдного согласия, в той форме, прямой или косвенной, которая представлялась бы подходящей в подобных соглашениях, причем обязательства этих соглашений должны заменить собой те, которые вытекают из настоящего договора.

 

IV

Оба правительства констатируют, что переговоры, результатом которых явилось подписание настоящего договора, были начаты первоначально в целях дополнения соглашения о безопасности, охватывающего страны северо-востока Европы, а именно: СССР, Германию, Чехословакию, Польшу и соседние с СССР Балтийские государства; наряду с этим соглашением должен был быть заключен договор о помощи между СССР, Францией и Германией, в котором каждое из этих трех государств должно было обязаться к оказанию поддержки тому из них, которое явилось бы предметом нападения со стороны одного из этих трех государств. Хотя обстоятельства до сих пор не позволили заключить эти соглашения, которые обе стороны продолжают считать желательными, тем не менее обязательства, изложенные в советско-французском договоре о помощи, должны пониматься, как имеющие действовать лишь в тех пределах, которые имелись в виду в первоначально намечавшемся трехстороннем соглашении. Независимо от обязательств, вытекающих из настоящего договора, напоминается вместе с тем, что согласно советско-французскому договору о ненападении от 29 ноября 1932 г. и притом без ущерба для универсальности обязательств этого пакта, в случае, если бы одна из сторон подверглась нападению со стороны одной или нескольких третьих европейских держав, не предусмотренных в вышеназванном тройственном соглашении, другая договаривающаяся сторона должна будет воздерживаться в течение конфликта от прямой или косвенной помощи или поддержки нападающему или нападающим, причем каждая из сторон заявляет, что она не связана никаким соглашением о помощи, которое находилось бы в противоречии с этим обязательством.

Совершено в Париже в 2-х экземплярах, 2 мая 1935 г.»

Польский посол одобрил пакт. Потемкин прислал мне телеграмму с выражением признательности.

7 мая. Заседание совета министров. Лаваль сделал нам некоторые разъяснения. Он, выразил мне благодарность за оказанную ему помощь.

Первый тур муниципальных выборов состоялся 5 мая. В Лионе социалисты потерпели поражение, и состав большинства изменился; теперь в ратуше большинство составляют радикалы. Тем не менее баллотировка моей кандидатуры вызвала даже у меня самого неприятное впечатление. Министр внутренних дел заявил нам, что выборы в целом не приведут к существенным изменениям; успеха добились коммунисты и партии концентрации.

Мы узнали, что рейхсвер состоит из 27 дивизий (он включает кавалерийские дивизии, полицию и другие формирования). Мы же имеем 30 дивизий вместе с североафриканскими. Германия уже имеет от 1500 до 1800 самолетов. Поддерживаемый и ободряемый Лавалем генерал Денэн изложил нам содержание военно-воздушного соглашения, заключенного между итальянским и французским штабами.

В результате кампании по девальвации финансовое положение стало весьма серьезным. Решение бельгийцев благоприятствует определенным интересам, в частности интересам банков. Во Франции стали распространяться ложные слухи, поговаривают о затруднениях казначейства. Обладатели ренты и облигаций с твердым доходом встревожены. Поль Рейно продолжает свою кампанию.

12 мая. Второй тур муниципальных выборов. Ожесточенная борьба в Лионе, где я столкнулся с серьезными трудностями. Результаты следующие: 35 радикалов и радикал-социалистов, 8 социалистов, 14 умеренных.

Смерть Пилсудского.

Пьер Лаваль отправился в Москву; там было опубликовано следующее коммюнике:

«Во время переговоров, имевших место в Москве 13, 14 и 15 мая, И. В. Сталин, В. М. Молотов и M. M. Литвинов и г-н Пьер Лаваль выразили свое удовлетворение подписанным в Париже 2 мая 1935 года договором, который определил обязательства взаимной помощи между СССР и Францией и установил надлежащее их истолкование. Представители СССР и Франции имели возможность констатировать наличие дружественного доверия, созданного между их странами вышеупомянутым договором, оказавшим свое благотворное влияние на рассмотрение всех вопросов как советско-французских отношений, так и общеевропейского порядка, возникающих в плане сотрудничества обоих Правительств.

Обе стороны приступили к вышеупомянутому рассмотрению с полнейшей искренностью, причем могли убедиться, что их постоянные усилия, проявляющиеся во всех намеченных дипломатических начинаниях, с полной очевидностью направляются к одной существенной цели – к поддержанию мира путем организации коллективной безопасности.

При обмене мнений было констатировано полное совпадение взглядов обеих сторон на те обязательства, которые, при создавшемся международном положении, вытекают для государств, искренне преданных делу сохранения мира и уже давших бесспорные доказательства своего миролюбия путем готовности участвовать в создании взаимных гарантий.

Именно в интересах сохранения мира эти государства обязаны прежде всего ничем не ослаблять свои средства государственной обороны. При этом, в частности, И. В. Сталин высказал полное понимание и одобрение политики государственной обороны, проводимой Францией в целях поддержания своих вооруженных сил на уровне, соответствующем нуждам ее безопасности.

Представители СССР и Франции подтвердили, с другой стороны, свою решимость не оставить неиспользованным, в процессе дальнейшего своего сотрудничества, ни одного средства, способного, при содействии всех правительств, придерживающихся политики мира, создать политические условия, без которых невозможно восстановление доверия между государствами, столь необходимого с точки зрения материальных и моральных интересов народов Европы.

Представители обоих государств установили далее, что заключение договора о взаимной помощи между СССР и Францией отнюдь не уменьшило значения безотлагательного осуществления регионального восточно-европейского пакта, в составе ранее намечавшихся государств, и содержащего обязательства ненападения, консультации и неоказания помощи агрессору. Оба Правительства решили продолжать свои совместные усилия по изысканию наиболее соответствующих этой цели дипломатических путей.

Предавая гласности вышеуказанные совместные решения, представители СССР и Франции со всей ответственностью заявляют, что тем самым они демонстрируют объединяющую их преданность созидательному делу, которое, отнюдь не исключая ничьего участия, может найти свое полное осуществление лишь при условии искреннего сотрудничества всех заинтересованных стран».

Заявление Сталина о военной политике Франции, то есть о восстановлении двухгодичного срока военной службы, вызвало оживленные комментарии в крайне левых кругах. Я нахожу это заявление мужественным; оно должно бы дать моим соотечественникам представление о реализме советского государственного деятеля.

17 мая. Совет кабинета. Ренье доложил нам о результатах муниципальных выборов. Добавив к результатам первого тура итоги перебаллотировки, мы получаем следующие данные для 858 коммун, имеющих более 5 тысяч жителей:

Коммунисты и отколовшиеся от них группы завоевали 52 места и потеряли 9. Социалисты (СФИО) завоевали 32 места и потеряли 39. Радикал-социалисты завоевали 42 места и потеряли 61. Левые республиканцы завоевали 19 и потеряли 51 место. Республиканцы (ЮРД) завоевали 20 и потеряли 35 мест. Успех коммунистов бесспорен, особенно в департаменте Сены и Уазы.

Вильям Бертран ввел нас в курс затруднений, с которыми он столкнулся. Моряки в Гавре не хотят отплывать, не получив 80 процентов суммы, причитающейся при зачислении в штат. Жермен Мартен сообщил нам пессимистические сведения о финансовом положении.

19 мая. 40 голосами из 56 участвовавших в голосовании (я не голосовал) я был переизбран мэром Лиона. 8 социалистов голосовали против меня. Я получил 34 голоса радикалов и 6 голосов умеренных.

Пятница, 24 мая. Я встретился с Фланденом, который все еще очень страдает от последствий автомобильной катастрофы. Он описал мне финансовое положение и спекулятивные маневры в национальном и международном масштабе, направленные на подрыв франка. Я предостерег его от опасности, которой он может подвергнуться, потребовав неограниченных полномочий в день возобновления заседания обеих палат. Во время нашей беседы Жермен Мартен прислал записку, в которой заявлял о своей отставке в случае, если во вторник проект не будет внесен на рассмотрение.

Я возвратился от Фландена после полудня вместе с Жермен Мартеном. Министр финансов был встревожен, он опасался прекращения платежей; я пережил некогда эту драму. Что касается платежа 31 мая, то Французский банк поддержит его только в том случае, если он приступит к широкому сокращению бюджета. Из сообщения Буиссона вытекало, что даже если проект будет представлен палате во вторник, она сможет обсудить его только в следующий понедельник или, самое раннее, в воскресенье. Оставалось узнать, представит Жермен Мартен проекты экономии или требование неограниченных полномочий.

У меня создалось впечатление, что на парламент снова начинается наступление в широких масштабах. Я припомнил, что Пуанкаре дважды проводил свои финансовые реформы при поддержке» палат. В приемной Фландена мы столкнулись с де Ванделем. Он сказал нам: «В техническом отношении в создавшемся положении нет ничего серьезного. Зло заключается в политической обстановке…» Было ли это признанием? Утечка золота продолжалась. Только в пятницу утекло 850 миллионов. Лучше чем когда-либо я понимал, что произошло в прошлом.

Нам необходима была, однако, полная свобода мысли для того, чтобы следить за международными событиями. 21 мая Гитлер произнес в рейхстаге пространную речь, дабы высказаться «с полной откровенностью» о злободневных проблемах. По его словам, Германия также имеет демократическую конституцию. Он напомнил о работе, проделанной за два года для ликвидации разрухи в промышленности, в сельском хозяйстве, и о работе среди средних слоев. Число безработных превышало семь с половиной миллионов. Нужно было прибегнуть к управляемой экономике, разместить рабочую силу, упорядочить рынок, установить определенные цены и заработную плату, упразднить классовые организации и политические партии, воинствующие профсоюзы. Партия национал-социалистов создала новую Германию, которая, по словам Гитлера, стремится к миру. «У нас нет, – заявил он, – ни желания, ни намерения лишать чужеземцев их этнической национальности, их языка или их культуры, чтобы взамен этого принудить их принять германские традиции, язык или культуру, которые им чужды… Наша этническая доктрина исходит из того, что всякая война, ведущаяся с целью поработить какой-либо другой народ и установить над ним господство, рано или поздно приведет к внутренним изменениям среди победителей, ослабит их и таким образом превратит их фактически в побежденных. К тому же мы не верим, чтобы в век торжества национального принципа народы Европы, среди которых столь глубоко укоренилась национальная идея, можно было бы лишить национальности… Если вспыхнет война, национальные государства Европы не добьются ничего – если абстрагироваться от преходящего ослабления своих, противников, – кроме минимальных результатов и исправлений своих этнических границ, совершенно не соответствующих принесенным жертвам».

Таким образом, Гитлер высказывался против войны, которая лишь внешне «задевает» народы и уничтожает их элиту. «Германии, – восклицает он, – нужен мир, и она хочет мира». В частности, «после разрешения саарского вопроса она больше не будет предъявлять Франции территориальных претензий». Однако рейхсканцлер подверг критике понятие «коллективного сотрудничества». По его мнению, Германия «с подлинным фанатизмом» выполняла условия, навязанные ей мирным договором. Несмотря на заявления лорда Роберта Сесиля, Поль Бонкура, Гендерсона, Бриана и Вандервельде, напоминавшие о взятых обязательствах, другие государства не разоружились, даже когда Германия стала демократией. Они увеличили свои вооружения, скорость своих истребителей и разрушительную мощь своих бомб, построили авианосцы и аэродромы. «В тот момент, – заявлял он, – когда Германия только что уничтожила свои танки и ожидала, что другие поступят так же, другие государства построили более 13 тысяч новых танков, которые они постоянно совершенствовали и укрупняли, стремясь превратить их в самый ужасный вид оружия». Один из методов Гитлера как раз и состоит именно в том, чтобы сопровождать самые фантастические утверждения самыми точными цифрами. По его словам, французским заводам удалось построить гаубицу калибром в 540 миллиметров. Подобные же заявления были сделаны по поводу химического оружия и подводных лодок.

Гитлер намекнул на ноту от 17 апреля, на отказ Франции принять «английское посредничество» и на свой конструктивный план, предусматривающий создание трехсоттысячной армии. Он восстановил обязательную воинскую повинность и издал закон об организации новой германской армии. Равноправие является для Германии первым предварительным условием всякого практического и коллективного сотрудничества. «Мы не примем участия, – заявил он, – ни в одной конференции, программа которой не будет выработана с самого начала в сотрудничестве с нами». Он отверг положение о неделимости мира, которое, как известно, было выдвинуто Советским Союзом.

«Германия, невзирая на прошлое, заключила с Польшей договор о неприменении силы, внеся новый и ценный вклад в дело обеспечения европейского мира; она не ограничится только его слепым соблюдением, ибо у нее нет другого желания, кроме стремления бесконечно его развивать и углублять наши дружественные отношения с Польшей». Рейхсканцлер подтвердил свое отречение от Эльзас-Лотарингии и свое желание добиться дружбы французского народа. Что касается Восточного пакта, то он критикует, впрочем в очень туманной форме, обязательство о взаимной помощи. Национал-социализм принципиально против большевизма, марксизма и безбожия.

Вообще «Германия ничего не выиграла бы в случае любой европейской войны». Она всегда готова заключить пакты о ненападении со всеми своими соседями, за исключением Литвы – в связи с вопросом о Мемеле. Она не желает дополнять эти договоры новыми обязательствами. «Военный союз, заключенный между Францией и Россией, внесет, несомненно, элемент юридической неустойчивости в Локарнский пакт, единственный договор о взаимной безопасности в Европе, который ясно определен и действительно полезен». Гитлер уже утверждает, что этот союз «несовместим с духом и буквой Устава Лиги наций», которую он покинул и на которую теперь ссылается. Но логика для него ничего не значит.

Затем следовало категорическое утверждение: «У Германии нет ни намерения, ни желания вмешиваться во внутренние дела Австрии, а также аннексировать или присоединить эту страну».

В конечном итоге вырисовывалась следующая картина:

1. Правительство рейха отвергло резолюцию, принятую 17 апреля в Женеве. Оно не желало возвращаться в Лигу наций до тех пор, пока последняя не будет иметь юридического статута, независимого от Версальского договора. 2. Рейх заявил, что считает себя вправе вооружаться, подтвердив в то же время свое уважение к другим «статьям, касающимся совместной жизни наций», в том числе территориальных положений. 3. Германия будет соблюдать Локарнские соглашения, сделав, однако, оговорки относительно демилитаризованной зоны. 4. Она настаивает на возможности пересмотра договоров. 5. Она полагает, что европейское сотрудничество может быть восстановлено лишь на основе договоров, ограничивающихся минимальными положениями. 6. Она расположена заключить пакты о ненападении с различными соседними государствами. 7. Рейх даст свое согласие на заключение воздушного пакта. 8. Германия сообщит о «пределах организации своих новых сил национальной обороны. Она не откажется от них ни в коем случае». Она пойдет на такие же ограничения, как и другие государства. Что касается воздушных вооружений, то она требует равенства с другими великими западными державами и «торжественно обязуется не превышать этого максимума». Что касается военно-морского флота, то она требует для себя 35 процентов тоннажа английского флота. Она желает хороших отношений с английским народом и с английским государством. 9. Рейх согласен объявить вне закона некоторые средства ведения войны. 10. Он готов присоединиться к решению о запрещении сверхтяжелой артиллерии и сверхтяжелых танков. 11. То же самое относительно ограничения калибра артиллерии кораблей, их размеров и тоннажа подводных лодок. 12. По мнению рейхсканцлера, следовало бы предупреждать возбуждение общественного мнения путем речей, выступлений в печати, кинофильмов и театральных постановок. 13. Он требует заключения международного соглашения о запрещении всякого вмешательства извне во внутренние дела государств.

Германия, вновь заявил он, хочет мира. «Она не намерена бесконечно вооружаться. Мы не располагаем 10 тысячами бомбардировщиков, и мы их не построим. Напротив, мы сами поставили себе предел, достаточный, по нашему убеждению, для обеспечения защиты наций». И он закончил свою речь гимном миру.

Английский парламент дожидался речи Гитлера, чтобы обсудить международное положение. Прения открылись 22-го. Макдональд, находившийся на ежегодном собрании пресвитерианской церкви в Шотландии, отсутствовал. Он вернулся для участия в дискуссии. Стэнли Болдуин сказал, что заявления германского рейхсканцлера будут «тщательно и лояльно рассмотрены британским правительством». Он выразил надежду на ограничение воздушных вооружений, но признался, что имел превратное представление «о быстроте, с которой Германия могла бы приступить и фактически приступила к своему перевооружению» на протяжении шести месяцев. Великобритания желает, сказал он, как и Германия, воздушного паритета с Францией, то есть примерно 1500 самолетов первой линии. «Занавес в Германии был частично приподнят. Я надеюсь и хочу верить, что он будет поднят целиком, с тем чтобы мы могли быть откровенны друг с другом, как мы сами всегда были откровенны в области вооружений. До тех пор пока это не будет достигнуто, мы не можем испытывать подлинного доверия. Приподнять лишь часть занавеса столь же опасно, как не приподнимать его вообще».

От имени лейбористской оппозиции майор Эттли выступил против предложений правительства. Уинстон Черчилль повторил свои предостережения и еще раз высказал свои опасения. Он указал на свойственное Германии противоречие между словами и делами. Он требовал детального обсуждения программы воздушных вооружений, в случае надобности на секретном заседании. Сэр Филипп Сэссун сделал технические уточнения, о которых уже говорил в палате лордов лорд Лондондерри; он сообщил, что Англия намерена увеличить число своих самолетов и пилотов, а также количество центров военного обучения. Поправка лейбористов была отвергнута 340 голосами против 52. Правительственные ораторы мужественно признали, что вера Великобритании в идею разоружения привела к ее значительному ослаблению. Заявление германского рейхсканцлера сэру Джону Саймону и ассигнования рейха на авиацию в 1935 году открыли глаза англичанам. Лорд Лондондерри заявил, что надо действовать «решительно». В мае 1935 года у Англии было только 580 самолетов, не считая морской авиации. В марте 1937 года она хотела иметь 1500 самолетов. «Мы должны, – заявил министр авиации, – иметь на 2500 пилотов больше, чем сейчас, и набрать в наземные службы еще 22 500 человек. Мы откроем 5 новых училищ королевских воздушных сил. Для защиты метрополии мы создадим 71 новую эскадрилью вместо 22, намеченных программой. Кроме предусмотренных 18 аэродромов, мы должны построить еще 31». Английское правительство заручилось помощью лорда Уэйра, который был организатором воздушных сил Великобритании в 1915-1918 годах.

* * *

В момент, когда международная обстановка требовала внимания с нашей стороны, Франция, к несчастью, была вновь ввергнута в финансовый кризис. 27 мая мы собрались на заседание совета кабинета. Нам тотчас же были изложены мотивы выдвижения законопроекта о неограниченных полномочиях, причем министр финансов требовал незамедлительно поставить его на голосование. Кризис разразился две недели назад; он глубоко затронул ресурсы казначейства и значительно уменьшил запасы драгоценных металлов в Эмиссионном институте. Спекуляция постепенно распространилась на девизы стран золотого блока. После сокрушительного удара, нанесенного ей защитительными мероприятиями в Голландии и Швейцарии, она обернулась против французской валюты. Она имела следующие последствия. 1. Значительная утечка золота из Французского банка. 2. Соответственное сужение денежного рынка, которое привело к повышению процентной ставки за краткосрочный кредит (повышение ставок за репорт в фунты стерлингов, повышение оплаты помещения ценных бумаг казначейства в различные учреждения, постепенное повышение учетного процента Французского банка). 3. Предъявление к погашению бон, вызванное низким доходом ценных бумаг казначейства. 4. Снижение курса ренты на валютном рынке и повышение курса ценных бумаг с переменным доходом.

Достаточно привести несколько цифр, чтобы показать размах этого движения. Утечка золота с 1 по 17 мая составила 933 миллиона, с 17 по 25 мая – 3 915 миллионов. Эта утечка золота и трудности получения краткосрочного кредита вызвали весьма чувствительное сокращение свободных средств на денежном рынке, предъявление к оплате краткосрочных ценных бумаг казначейства и значительное снижение курса ренты. С 1 по 24 мая было предъявлено к уплате на 483 миллиона бон казначейства и на 345 миллионов (только в Париже) бон национальной обороны.

Таким образом, за две недели обстановка резко ухудшилась. 17 мая благодаря некоторому прояснению на бирже смог быть выпущен, но в неблагоприятных условиях, заем ведомства связи на 800 миллионов. Тем не менее положение банков было непоколебимо; французские учреждения занимали сильные позиции, а их ликвидность ставила их вне всякой опасности. Степень ликвидности главных банков составляла от 73 до 105 процентов. Не было причин для тревоги и в области экономики: в апреле наблюдалось небольшое повышение оптовых цен и заметное рассасывание запасов, уменьшалась безработица, сокращался разрыв между ценами на внутреннем и на внешнем рынках. Стоимость франка была по-прежнему гарантирована на 80 процентов золотой наличностью.

Но что омрачало положение, так это состояние государственных финансов, постоянный бюджетный дефицит, превышения расходной части бюджета. В 1930/31, 1931/32, 1932/33 и 1934 финансовых годах выходили из положения за счет превышения кредитов, достигавшего соответственно 2638, 5508, 6017, 7036 и 6418 миллионов; таким образом, общая сумма кредитов казначейства без обеспечения составляла 27 600 миллионов. Хотя свободная конверсия в сентябре 1932 года и дала ежегодную экономию более чем в 1 миллиард, ежегодные недоимки по займам достигают 1 700 миллионов. Стоимость жизни государства превышает 100 миллиардов: 47 800 миллионов расходуется по общему бюджету, 8 миллиардов – по дополнительным бюджетам, 3 миллиарда – по различным специальным счетам (национальная оборона, хлебный и винный рынки), 4 миллиарда – на расходы, оплачиваемые Автономной амортизационной кассой, 15 миллиардов – на железные дороги, 24 миллиарда – на департаменты и коммуны, 2 миллиарда – на социальное страхование. Благодаря притоку капиталов, вызванному стабилизацией валюты, французское государство установило более высокий уровень жизни по сравнению с нормальным. Между 1928 и 1930 годами проводили политику уступок, теперь мы за нее расплачиваемся. Недостаточно повысить стоимость денег, нужно бороться с бюджетным дефицитом. Жермен Мартен против девальвации, он требовал приведения наших расходов в соответствие с нашими ресурсами, повсеместной усиленной экономии.

На заседании совета кабинета 27 мая он прокомментировал изложение своих мотивов. Кризис начался действительно 13 мая; 29 марта мы имели 82 миллиарда 625 мил» лионов золотом. В начале апреля имела место некоторая утечка золота в связи с тем, что мы поддерживали курс флорина и швейцарского франка. 10 мая золотая наличность составляла 97 процентов по отношению к денежным знакам, находившимся в обращении. После муниципальных выборов против Франции была начата кампания в Испании, Голландии, Бельгии, Англии и в Соединенных Штатах. Эта кампания была поддержана внутри страны наживой спекулянтов на бельге. Заявление Моргентау о возможной в ближайшем будущем стабилизации произвело неожиданный эффект: исходя из этого факта, спекулянты взяли установку на девальвацию франка. Утечка золота (10 мая – 40 миллионов, 12-го – 232, 17-го – 342, 21-го – 660, 24 мая – 960 миллионов) благоприятствовала бегству спекулятивных капиталов, а массовый вывоз в один день 960 миллионов предполагает вмешательство отечественных спекулянтов, временно играющих на франке. Разместить боны казначейства оказалось невозможно. Французский банк повысил учетный процент; таким образом надеются замедлить, но не прекратить утечку золота. Бюджетный дефицит, по-видимому, делает девальвацию неизбежной – такова точка зрения, поддерживаемая газетой «Таймс».

По мнению Жермен Мартена, в центре всего бюджетный дефицит; от решения этого вопроса зависит судьба нашей страны. Согласно Дессирье, соотношение между расходной частью бюджета и доходами Франции повысилось с 38 в 1928 году до 66 в 1935 году. Нужно выправлять положение, иначе французской нации грозит гибель. К займам больше прибегать нельзя. Необходимо самое срочное вмешательство, заключил министр. В противном случае мы дождемся прекращения платежей.

Председатель совета министров спросил министра финансов о платежах, срок которых истекает 31 мая. Их можно будет осуществить лишь с помощью Французского банка. Я вновь повторил свои столь часто выдвигавшиеся возражения, подчеркнув свое отрицательное отношение к неограниченным полномочиям и верность своим принципам. Ведь вполне достоверно, что при современном капиталистическом режиме правительство не имеет свободы действий! Как же получилось, что после оптимистических заявлений мы оказались на краю пропасти! Пьетри поддерживал Жермен Мартена. Фланден требовал неограниченных полномочий, подразумевающих и борьбу против денежных воротил. Впрочем случилось так, что в 12 часов 20 минут я был вынужден покинуть заседание совета кабинета, чтобы вернуться в Лион и председательствовать на муниципальном совете. После моего ухода кабинет министров уполномочил Жермен Мартена представить свой проект.

Я возвратился утром во вторник, 28-го, и принял участие в заседании совета министров. Спекуляция приобретает все более широкий размах. Вчера, 27-го, утечка золота достигла 1123 миллионов. Наступление ведется в международном масштабе. «Пти журналь» от 28-го неистово требует девальвации. За нее выступают Поль Рейно, Раймонд Патенотр, Анри де Жувенель, Фроссар, Марсель Деа. Из сберегательных касс в большом количестве изымаются вклады. Сегодня утром мне показалось, что Лаваль хочет раскрыть свои карты. Он обрушился, с одобрения президента республики, на парламент и на правительства, якобы не выполнившие свой долг. Я ему энергично возразил, что возглавлявшееся мною в 1932 году правительство было первым, выступившим за экономию. Я предложил и составил воззвание против девальвации и добился его принятия правительством. По моему настоянию термин «чрезвычайные полномочия» был заменен термином «специальные полномочия».

«Законопроект, согласно которому правительство уполномочивалось принимать все надлежащие меры в целях обеспечения оздоровления государственных финансов, возобновления экономической активности, защиты государственного кредита и поддержания курса валюты», был поставлен на обсуждение палаты 28 мая. Изложение мотивов представляло сводную таблицу всех трудностей положения: резкое уменьшение золотого запаса, наступление на французские девизы, предъявление к погашению бон казначейства, падение стоимости государственных процентных бумаг и т. д.

Вторник, 28 мая, после полудня. Открылись заседания палаты. Речь Жермен Мартена не произвела эффекта. Казалось, что положение правительства очень плохо, хотя Леон Блюм, по-видимому, не вел серьезного наступления. В газете «Пти провансаль» от 27 мая Даладье потребовал роспуска палаты по «взаимному согласию».

Я выступил перед группой. Ее враждебность правительству совершенно определенна. Особенно отличается Жорж Бонне. Даладье также в воинственном настроении.

Вечером – продолжительная беседа с управляющим Французским банком, который подробно проинформировал меня о создавшейся обстановке. Подтасовка баланса Французского банка ясна, как никогда. Я сказал об этом Таннери, который не отрицает этого.

Вечером в среду, 29 мая. Парламентская группа радикалов настроена по отношению к правительству очень враждебно. Собравшееся затем бюро партии держалось гораздо более примирительно.

Утром в четверг, 30 мая. Я встретился с председателем совета министров. Я сообщил ему о положении и о кампании, которая ведется против министра финансов. По-моему, необходимо хотя бы заверить палату, что она не будет распущена, и сократить период неограниченных полномочий. Он согласился со мною и просил известить об этом президента республики, что я и сделал. Группа настроена по-прежнему враждебно.

После полудня – очень бурное заседание палаты. Рейно и Деа выступили с блестящими речами в пользу девальвации. Жермен Мартен вручил заявление о своей отставке. Около семи часов вечера произнес речь председатель совета министров. Первая часть его выступления произвела глубокое впечатление. Однако в общем его нападки на Рейно находят слишком сильными. Фланден сообщил об отставке Жермен Мартена. Эта новость привела палату в замешательство; даже те, кто нападал на министра, теперь выступают в роли его защитников. Окончательное впечатление от речи было очень сдержанным.

Премьер-министр отдавал себе в этом отчет. Он покинул трибуну и предоставил мне закончить дело. Приятная миссия для противника чрезвычайных декретов! Однако в течение всего пребывания в правительстве Фландена у меня с ним были настолько корректные отношения и я столь глубоко верю в солидарность членов правительства, что не мог отказать ему в этой услуге. Итак, я выступил ночью, стараясь, чтобы это выглядело не слишком плохо. Палата выслушала меня вполне благосклонно; мне показалось, что она оценила акт лояльности. Слово взял Франклэн-Буйон; это естественно – нужно было добить раненого. В результате голосования правительство пало. Моя группа не поддержала меня. Я вспомнил фразу кардинала де Реца: «Гораздо труднее жить с теми, кто идет вместе с вами в одной партии, чем действовать против тех, кто ей противостоит».

В ночь с 30-го на 31-е, около двух часов утра, мы вручили нашу отставку президенту республики. После окончания этой формальности он задержал меня и сказал, что он предложил формирование нового правительства Буиссону, который выдвинул в качестве первого условия мое участие в кабинете. Я ответил сдержанно, сославшись на обязательство (в соответствии с нашим уставом) проконсультироваться сначала с парламентской группой.

Я встретился с Буиссоном в пятницу, 31 мая, около одиннадцати часов утра. Он изложил мне свои три условия: 1) предоставление без всякой дискуссии неограниченных полномочий, 2) единодушная поддержка радикалов, 3) мое участие в кабинете. Я информировал об этом группу, которая должна обсудить это предложение в четыре часа дня.

Очень сердечный прощальный визит Фландену. Он горячо благодарил меня за мою работу в его правительстве. Он был лоялен со мною; я держался лояльно по отношению к нему.

 

Кризис (31 мая – 7 июня 1935 года)

Парламентская группа радикалов получила следующее сообщение: «Г-н Фернан Буиссон неоднократно доказывал, как он озабочен защитой прерогатив парламента. Только в силу необходимости, неизбежной в (настоящих) обстоятельствах для любого правительственного формирования, он намерен просить у парламента предоставления ему полномочий, необходимых для того, чтобы немедленно покончить со спекуляцией, поддержать настоящий курс валюты и принять все законодательные меры в целях оздоровления финансового положения и оживления национальной экономики».

Группа предложила нам поставить перед Фернаном Буиссоном несколько вопросов. Я возглавил направившуюся к нему делегацию. Вот его заявления: 1. Продолжительность срока действия чрезвычайных полномочий. Ответ: до 31 октября 1935 года с утверждением решений правительства до 15 марта 1936 года. Бюджет должен быть принят до 31 декабря 1935 года. 2. Широта чрезвычайных полномочий. Ответ: Председатель палаты заявил, что он не намерен использовать расширение полномочий, дабы каким-либо образом затронуть органический или политический статут страны. Он ограничится защитой франка, которая предполагает, по его мнению, использование валютных, финансовых и экономических средств. 3. Буиссон осведомил нас также о составе своего правительства.

Началось обсуждение. Мальви полагал, что предоставление чрезвычайных полномочий в области финансов необходимо, поскольку дефицит составляет около восьми миллиардов. Потю высказался в том же духе, заявив, что быстрота принятия решений является необходимым условием борьбы со спекуляцией. Группа проголосовала за следующую резолюцию: «Партия радикалов и радикал-социалистов заслушала сообщение о беседе своей делегации с председателем палаты по поводу срока и объема полномочий, которые он требует ему предоставить, а также по поводу возможного состава правительства. В этих условиях она большинством, за исключением двенадцати голосов, постановила оказать поддержку формирующемуся правительству».

Парламентская группа социалистов отказалась от предложения Буиссона. Она напомнила решение, принятое административной комиссией партии 7 ноября 1934 года: «Если перед лицом опасности, угрожающей общественным свободам и свободам рабочих, перед лицом все более усиливающихся бедствий, вызванных безработицей и разорением крестьянства, республиканцы, осознавшие со своей стороны чрезвычайный характер сложившихся обстоятельств, решатся противопоставить насилию фашистов республиканскую силу и создадут правительство борьбы за сохранение демократических свобод и против кризиса, административная комиссия заявляет, что она не будет выдвигать никаких предварительных ограничений для той поддержки, которую окажет им партия». Однако парламентская группа социалистов отказалась присоединиться к формированию правительства так называемого «Национального единства», которое «включает группы и людей, естественно солидарных с политическими и экономическими силами, о борьбе с которыми идет речь». Она заявила, что она всегда готова взять на себя осуществление своей программы.

Было сформировано правительство. Фернан Буиссон взял на себя руководство советом министров и министерством внутренних дел. Четыре государственных министра – маршал Петен, Жозеф Кайо, Луи Марэн и я. Другие министры: Пьер Лаваль – министр иностранных дел, Жорж Перно – министр юстиции, генерал Морэн – военный министр, Франсуа Пьетри – министр морского флота, генерал Денэн – министр авиации, Лоран Эйнак – министр торговли, Пальмад – министр финансов, Марио Рустан – министр просвещения, Паганон – министр общественных работ, Луи Роллен – министр колоний, Фроссар – министр труда, Перфетти – министр пенсий, Эрнест Лафон – министр здравоохранения, Жорж Мандель – министр связи. Катала был назначен товарищем министра при председателе совета министров и министре иностранных дел. В последний момент оказалось, что Пальмад отказался от министерства финансов. Вместо Руа, отказавшегося от портфеля министра сельского хозяйства, назначен Жакье.

Вторник, 4 июня. Заседание совета кабинета. Зачитывается правительственная декларация. Короткая дискуссия по поводу бывших фронтовиков. Кайо согласен, чтобы они были затронуты в последнюю очередь. Он заявил нам: «При одном упоминании моего имени рента едва не поднялась вчера с 6 до 7 франков. Я вынужден был помешать повышению».

Датой утверждения чрезвычайных декретов было назначено 1 января.

Заседание совета министров. Лаваль изложил нам меморандум, в котором Германия пытается доказать, что франко-советский договор противоречит Локарнским соглашениям. Она, кажется, согласна в принципе на Восточный пакт о консультации и ненападении. Представительство Франции в Китае будет преобразовано в посольство. Во второй половине дня Буиссон просил меня встретиться с парламентской группой радикалов. Я отправился туда в четверть восьмого. Я подвергся яростным нападкам Жубера, который поставил под сомнение точность рассказа о моих действиях. Рассердившись, я предложил уйти в отставку с поста председателя партии.

Заседание палаты. Выступил Буиссон. Его непринужденная, остроумная, но в то же время высокомерная речь задела радикалов сравнением, которое он провел между ними и социалистами. Ему ставят в упрек некоторую развязность. Правительство оказалось в меньшинстве: ему не хватило двух голосов. Некоторые депутаты хотели было переголосовать, но секретари, особенно Герэн (от департамента Ла-Манш), воспрепятствовали этому.

Мы отправились в Елисейский дворец с заявлением об отставке. Президент задержал меня на несколько минут. В связи с возникшими международными проблемами, которые необходимо урегулировать, он расположен был избрать Лаваля. Он вызвал его для беседы. По возвращении в здание правительства я застал там весьма растерянную делегацию радикалов (Дельбос, Мазе, Мартино-Депла, Герню). Они привели меня на заседание парламентской группы. Обстановка была следующей: среди моих коллег существовало сильное стремление к образованию широкой коалиции – от радикалов до коммунистов. Я заявил им, что самой важной проблемой является не политическая, а финансовая; между тем деньги, даже принадлежащие демократам, консервативны. Тем не менее переговоры продолжались.

Ночью у меня состоялось небольшое собрание с участием Даладье и Шотана. Оно проходило в обстановке сердечности, по крайней мере внешне.

Среда, 5 июня. В одиннадцать часов я выступил на собрании делегатов левых групп, включая коммунистов и социалистов. Я откровенно изложил причины моих опасений и сдержанности; мне кажется, что мои объяснения имели успех.

Я отправился вместе с Дельбосом к Лавалю, который, мне кажется, колеблется и расположен требовать предоставления лишь минимума чрезвычайных полномочий. Мы рекомендовали ему ограничиться средствами борьбы со спекуляцией и защиты франка.

В три часа дня я предстал перед группой. Потю заявил, что можно добиться переучета бон Французским банком, но трудности вновь возникнут по истечении срока платежа. В заключение он сказал, что если политическая обстановка будет спокойной, то можно будет легко решить вопрос, в противном случае это будет невозможно. По мнению Мендес-Франса, необходимо урегулировать вопрос о переучете, который все еще не разрешен, но также и вопрос о правлении Французского банка, которое в настоящее время, по-видимому, проводит свою собственную политику, противоположную политике правительства и поддерживаемую двумястами наиболее крупных акционеров. Шотан считал, что для проведения этих реформ надо либо последовать примеру бельгийцев, либо опереться на большинство Блюма – Бонневе.

Около 4 часов дня Лаваль сообщил, что он только что беседовал с представителями Французского банка и чиновниками из управления движением государственных средств и управления фондов. В результате этой беседы Лаваль пришел к выводу, что ему нужны более широкие полномочия. Мы направились к нему делегацией; он сообщил нам, что социалисты не согласны проводить существенную экономию ни путем предоставления чрезвычайных полномочий, ни законодательным путем. Он подтвердил свое намерение не распускать парламент, но заявил, что не может ограничиться формулировкой о чрезвычайных полномочиях только для борьбы против спекуляции. По-видимому, он не хотел бы продолжать усилия по формированию кабинета; он уже заготовил заявление об отказе от возложенной на него миссии. Однако он попросил нас дать ответ.

Группа приняла следующую резолюцию: «Заслушав сообщение своих делегатов, партия радикалов и радикал-социалистов благодарит г-на Пьера Лаваля за оказанный им прием и выражает сожаление по поводу того, что он не счел возможным принять формулировку о чрезвычайных полномочиях, ограниченных только борьбой против спекуляции и защитой франка».

Лаваль не без некоторой театральности отказался от формирования правительства.

Продолжается обсуждение предложений социалистов. Их парламентская группа «принимает во внимание тот факт, что фракция коммунистов считает необходимым создание правительства из представителей левых групп, чтобы защитить от фашизма демократические институты, оградить франк от спекуляции и принять все надлежащие меры в интересах трудящихся, защиты демократических свобод и мира». Группа социалистов, отвечая на поставленные ей делегацией радикалов вопросы, изложила свою программу: национализация важнейших отраслей промышленности, создание пенсионной кассы, облегчение налогового бремени, пресечение спекуляции на курсе франка, сорокачасовая рабочая неделя, осуществление программы общественных работ, урегулирование проблемы арендных договоров, немедленный роспуск военизированных лиг, введение пропорциональной избирательной системы, никаких неограниченных полномочий, «за исключением случая, когда обструкция со стороны сил оппозиции воспрепятствовала бы работе парламента».

Эта программа показалась мне слишком ко многому обязывающей. Я старался по мере сил сосредоточить внимание моих друзей на проблеме финансов. Положение, мне кажется, легко охарактеризовать: радикалы боятся социалистов, а социалисты боятся коммунистов. Лишний раз убеждаешься, что всем движет страх.

Перед обедом я встретился с Фланденом, который согласился бы сформировать правительство с минимумом чрезвычайных полномочий. Нас, Дельбоса и меня, вызвал президент республики. Он предложил и ему и мне образовать правительство, но мы оба отказались.

Формирование кабинета было поручено Пьетри. У меня с Дельбосом состоялась с ним первая беседа.

В четверг, 6 июня, около одиннадцати часов утра Шотан, Герню, Дельбос, Даладье и я направились к Пьетри. Он сообщил нам, что Французский банк уже переучитывает боны казначейства. Мы предложили ему такую формулировку – чрезвычайные полномочия только в области борьбы со спекуляцией и защиты франка, недопустимость роспуска парламента и внесение кратких законопроектов, например о замене капитализации распределением в области социального страхования. Пьетри заявил, что не может дать ответ до тех пор, пока не переговорит как следует с социалистами, и назначил нам встречу вечером, в половине шестого.

В половине шестого я направился к Пьетри. Ориоль и Блюм заявили, что не смогут ему помочь. Бывшие фронтовики не соглашались ни на какое сокращение. Пьетри уже отказался от своей миссии.

Пригласив меня к себе, президент республики просил меня засвидетельствовать, что он предлагал мне сформировать правительство. Он сообщил мне, что намерен вновь пригласить Лаваля.

Партия радикалов после длительной дискуссии приняла следующую резолюцию: «Делегаты группы, побывавшие у г-на Пьетри, представили отчет о своей миссии. Они обсудили вместе с ним компромиссные решения в целях защиты франка, борьбы против спекуляции и за бюджетное равновесие, которые показались им вполне удовлетворительными. Партия воздает должное духу примирения г-на Пьетри и выражает сожаление, что принятые ее делегатами формулировки не могли по не зависящим от партии причинам послужить основой для образования правительства».

Дельбоса вызывали в Елисейский дворец, но он отказался формировать правительство. Шотан выступил перед группой, призывая учитывать создавшуюся обстановку. «Мы находимся сейчас, – заявил он, – в таком же положении, как и 5 февраля. Нужно с этим покончить». Он говорил очень искусно, смело и красноречиво; ему аплодировали. Я спросил, не возьмется ли кто-нибудь сформировать крайне левое правительство, тогда я назвал бы его имя президенту республики. Даладье покинул зал заседания, Мальви предложил положиться на бюро партии. Хорошо, сказал я, но при условии, что делегаты будут иметь моральную поддержку. Я чувствовал, что мои друзья в большом замешательстве. Вполне очевидно, что политическая ситуация была столь же неустойчива, как и финансовое положение; мы находились на повороте. По всеобщему признанию, заседание всех глубоко взволновало. Я заявил, что беру ответственность на себя. Была принята следующая резолюция: «Партия радикалов и радикал-социалистов и ее парламентская группа, сделав все возможное для защиты доктрины, в отношении которой партия единодушна, и преисполненные решимости не подвергать страну затруднениям, которые использовали бы враги республики, уполномочивают своих делегатов принимать все решения, которые они сочтут необходимыми для образования правительства». Резолюция была принята большинством при трех воздержавшихся.

Лаваль согласился сформировать правительство. Мы направились к нему. Он сообщил нам свое заявление для печати: «Президент республики только что вновь возложил на меня миссию образования правительства. Вчера, изучив обстановку и проведя ряд консультаций, я был вынужден отклонить это предложение. Были рассмотрены различные комбинации, но, несмотря на бесспорный авторитет политических деятелей, которым поручалось сформирование кабинета, эти комбинации не удалось осуществить. Председатель группы радикалов и радикал-социалистов в палате депутатов г-н Ивон Дельбос, на которого до меня возлагали ту же миссию, от нее отказался. Учитывая серьезность сложившейся обстановки, я считаю себя не вправе уклониться от выполнения долга. Я откликнулся на призыв главы государства. Я буду формировать правительство». Делегация договорилась с Лавалем на следующих условиях: правительство образуется, дабы обеспечить с помощью чрезвычайных полномочий защиту франка и борьбу против спекуляции. Оно не выйдет за пределы необходимого. Оно не затронет органического и политического статуса страны. Палата депутатов не будет распущена. Срок чрезвычайных полномочий прекращается 31 октября, а представления на утверждение – 1 января. Отвечая на вопрос Мазе по поводу пенсий, Лаваль принял формулу Буиссона.

И вот наступила традиционная ночь формирования кабинета. Пьетри отказался от министерства финансов. Я старался ввести в правительство как можно больше радикалов.

В последний момент, когда мы были в Елисейском дворце, Марэн заявил по телефону Лавалю о своей отставке; он считал, что в кабинете слишком много левых. Лаваль отбивался и наконец покончил с инцидентом, согласившись назначить Блезо на пост товарища министра при главе правительства.

Когда мы предстали перед президентом республики, было уже более четырех часов утра. В течение этой недели я так часто ходил в Елисейский дворец, что уже перестал сознавать, иду ли я туда для вручения отставки или же для утверждения. Кризис был очень серьезным. Начиная с 6 февраля 1934 года обстановка сильно изменилась. Когда я вошел по требованию моей партии, находившейся в опасности, в правительство Думерга, левые республиканцы прятались за моей спиной и просили меня о защите. Но постепенно те, кто в то время оборонялся, осмелели; они хотели бы перейти в наступление. Социалисты становятся все более воинственными. И это вполне понятно: народ, который не принимал никакого участия в маневрах спекулянтов, пострадал от них, народ который наблюдал единение экономического своекорыстия и реакционных устремлений, – этот народ восстал. Наступление коммунистов лишь отражало, и пока еще робко, это недовольство и тревогу. Левые все более сближались с крайне левыми. Все более четко вырисовывалась новая коалиция. Я хорошо чувствовал, что был всего лишь заложником. Если бы позволили интересы страны, я уже отошел бы в сторону.