Глава первая

I

Хэй-он-Уай. Апрель 1228

– Не смотри вниз!

Девочка, нерешительно балансируя на красивой балюстраде деревянного прохода, которая пристроилась к высокой стене, осторожно развернулась и пошла в темноту.

– Одерни юбку, – сказала она, – здесь некому любоваться твоими прелестями. – Ее смех растаял во внезапно ворвавшейся струйке ветра. – Мы почти пришли. Ну, давай же!

Намного ниже крутого карниза лежал внутренний двор замка Хэй, почти полностью погруженный в темноту. Серый туман от прошедшего дождя лег на склонах Черных гор, скрадывая очертания обособленно лежавших камней. У подножия гор было так скользко, что даже босиком невозможно было идти.

Изабелла де Броуз дала волю страху:

– Я хочу вернуться обратно в замок.

– Нет, смотри! Еще три огромных камня, и мы уже на месте.

Элейн, самой младшей дочери Ливелина, принца Аберфрау, и его жены, принцессы Джоанны, уже исполнилось десять лет, и поэтому она была старше своей подруги на целый год. Однако по стечению обстоятельств, а именно вследствие принятого в ту пору обычая выходить замуж и жениться по нескольку раз, это не мешало ей приходиться теткой своей подруге. Это заставляло девочек каждый раз смеяться, как только речь заходила об их родстве.

Элейн крепко ухватила Изабеллу за запястье и, настойчиво уговаривая, потащила девочку вперед. Они неумолимо приближались к зияющему темному входу в башню. Им осталось обогнуть всего лишь еще одну высокую стену, чтобы добраться до отверстия. На следующей неделе или раньше каменщики собираются начать перестраивать его. К этому событию намеренно решили подойти так, чтобы оно приобрело важность для жителей целого замка. Но это произойдет только на следующей неделе, а пока что башня – лишь пустынное и таинственное место, до которого не так уж легко добраться, так как стена из камней загораживает вход, да и не каждый человек осмелится в него войти. Не всякий решится преодолеть столько препятствий, чтобы добраться до входа в неведомое царство, освещенное немногочисленными лучами солнца.

– Почему нам так нужно это увидеть? – вопила Изабелла, стараясь покрепче улепиться за торчащие из скалы камни синими от холода и липкими от дождя пальцами.

– Очень просто. Потому что они не хотят, чтобы мы узнали, что там находится, – ответила Элейн. – Кроме того, я думаю, что на внутренней стороне стен мы найдем множество вороньих гнезд. – Отпустив запястье подруги, она быстро преодолела последние преграды в виде небольших разрушенных ступенек и добежала до старой стены башни. Подбадриваемая ветром, чувствуя уколы на своем лице от холодного дождя, она едва могла сдерживать волнение, переполняющее все ее существо. Элейн ни на миг не задумывалась о высоте, на которой оказалась, и о том, что она может упасть вниз, а следовательно, и страха в ее сердце не было.

– Ну давай же, иди, это так просто! – крикнула Элейн, уставившись вдаль поверх плеча своей подруги и слегка прикрывая глаза от косо бьющего в лицо дождя. Были видны края крыш замка Хэй: там и здесь виднелись оставленные прошедшим дождем клубы дымки, причудливо соединявшиеся в темноте. Внезапно Элейн остро ощутила вечную тишину за пределами города, где огромные черные горы протянулись по обе стороны долины Уай, самого сердца Уэльса.

– Я не могу!

– Ну что ты, конечно, можешь. Ну давай, поднимайся. Забудь о горах. Забудь о высоте. – Элейн спустилась к Изабелле. – Я помогу тебе. Ничего не бойся. Я буду держать тебя за руку. Смотри, ведь это легко.

Когда, осторожно пробираясь по камням, шаг за шагом они наконец добрались до зияющего отверстия, то обе некоторое время молчали, стараясь перевести дыхание. Элейн и Изабелла уставились в открывшуюся темноту внутреннего пространства каменной башни. Кроме четырех ветхих ступенек, спускающихся вниз, ничего не было видно.

– Должно быть, здесь был ужасный пожар, – нерешительно проговорила Элейн, прищуривая глазки и стараясь различить в темноте хоть что-нибудь. Через мгновение она, словно вышедшая на охоту кошка, увидела на стене несколько лучиков света. – Ты была здесь, когда это произошло?

Изабелла нервно сглотнула солоноватую слюну и помахала головой в знак отрицания.

– Это случилось до моего рождения. Элли, давай вернемся назад. Мне здесь не нравится.

– Здесь был сильный пожар, когда я родилась. – Элейн на мгновение задумалась. – Ронвен рассказывала мне. Огонь уничтожил Ланфаэс. Когда утром сюда приехал мой отец, здесь не осталось ничего, кроме старого ясеня.

– Замок был сожжен королем Джоном. – Изабелла посмотрела вниз в темноту, а затем быстро закрыла глаза. Все тело ее дрожало. – Элли, здесь нет никаких гнезд. Ну пожалуйста, давай уйдем.

Элейн стояла молча. Она нахмурилась: король Джон. Он был отцом ее матери и, как утверждали, потомком сатаны. В ее памяти появилась еще одна отметина, и не в пользу ненавистного семейства ее матери. Несмотря на это она все же торопливо задвинула нелицеприятные размышления подальше и вернулась к обдумыванию важного вопроса. «Гнезда должны быть где-то на выступах стен внутри. Я столько раз видела ворон, летающих туда и обратно». Она протянула руки в темноту настолько, насколько у нее хватило храбрости. «Я должна прийти сюда днем. Ронвен говорит, что ворона – это священная птица. И поэтому я хочу воронье перо, чтобы оно принесло мне счастье».

– Каменщики никогда не позволят тебе забраться внутрь.

– Нет, ты не права. Мы можем попасть внутрь, если придем сюда до того, как они начнут работать.

– Нет. – Изабелла решительно начала по подоконнику спускаться вниз, нащупывая ногой крепкие доски. – Я возвращаюсь. Если ты не хочешь идти со мной, можешь оставаться здесь одна.

– Пожалуйста, подожди. – Элейн отказывалась идти. Она обожала дуновения холодного ветра, темноту, одиночество дома на возвышенном уединенном месте. Она не хотела возвращаться. У нее не было ни малейшего желания снова видеть свою комнату, в которой она с Изабеллой делила постель, или лица сестер ее подруги, постоянно лезущих к ней с дурацкими вопросами относительно того, где же они были. Уходя, девочки оставили трех малышек – Элеонор, Матильду и Еву – одних в детской комнате. Они спали, но теперь, может быть, взволнованно обсуждали: куда же пошли две подруги. – Если ты остаешься, я расскажу тебе про то, как женятся.

– Но ты-то не замужем, – презрительно парировала Изабелла. – Ты еще даже не видела своего мужа. – Тем не менее она все же подошла к углу оконной арки, укутывая свои озябшие ноги опушкой влажной юбки.

– Нет, видела, – возмутилась Элейн, – он был на свадьбе. – Она засмеялась. – Ронвен сказала мне, что на свадьбе мой отец вынес меня и отдал на руки моему мужу, а тот чуть не уронил меня!

– Мужчины не любят детей, – ответила на это Изабелла с твердой уверенностью.

Элейн уныло кивнула.

– Конечно, Джон был тогда только мальчиком. Ему было шестнадцать. – Она замолчала на мгновение. – А хотела бы ты выйти замуж за моего брата?

Изабелла должна была выйти замуж за Даффида ап Ливелина сразу же после того, как все формальности между двумя семьями будут улажены.

Изабелла пожала плечами.

– Он похож на тебя?

Элейн на мгновение задумалась, а потом отрицательно покачала головой.

– Я не думаю, что похожа хоть на одного из своих братьев, а уж тем более на сестер. Посмотри на Гвладус! – Обе девочки засмеялись. Гвладус была самой старшей из сестер Элейн, старше ее самой на пятнадцать лет. Гвладус, выйдя замуж за дедушку Изабеллы, Реджинальда, стала серьезной благочестивой молодой женщиной и старалась выглядеть старше своих лет, чтобы хоть как-то быть под стать своему пятидесятилетнему мужу. Остальные сестры тоже были намного старше Элейн, и все они уже были замужем. Маргарет вышла за племянника Реджинальда, тоже де Броуз, – Джона, который жил далеко, в Суссексе; Гвенлиан – за Уильяма де Лэйси, Ангхарад – за Мелгвина Фихана, принца южного Уэльса.

– Гвладус была бы в ярости, если бы знала, где мы сейчас, – сказала Изабелла с опаской. Она изо всех своих сил старалась не смотреть в темноту за своим плечом.

– Твоя мать рассердилась бы еще больше. – У Элейн были все основания так говорить, так как однажды, по стечению обстоятельств, она за время столь недолгого визита вывела Еву де Броуз из себя. Увы, такие случаи происходили с завидным постоянством. Она задумалась, осознавая, что не дала Изабелле никаких заверений относительно своего брата. – Ты полюбишь Даффида. Он хороший.

Изабелла рассмеялась:

– По-твоему, выходит, что все хорошие!

– Да? – сказала Элейн, потом, обдумав, ответила: – Ну хорошо, большинство людей.

– И ты знаешь, что это не так, – с серьезностью, не свойственной ее возрасту, сказала Изабелла, – и всегда ждешь момента, чтобы сделать именно то, чего не должна делать.

Элейн нахмурилась. В мире существовал только один человек, которого она ненавидела, кто навлекал позор на нее и заставлял чувствовать себя виноватой. Однако имя этого человека было ее секретом.

– Возможно. Так или иначе, сейчас я хочу больше всего на свете, чтобы ты была моей сестрой. Мы все хотим этого, включая наших отцов. Мы так замечательно будем проводить время и веселиться, когда ты приедешь в Абер! – Она обняла Изабеллу за плечи. – По-твоему, как скоро они уладят все, что следует?

Изабелла пожала плечами.

– У них всегда уходит много времени на то, чтобы определить, какие земли положить в приданое и заключить соглашения о том и сем. Пойдем домой. Я замерзла. – И она начала спускаться вниз по мокрым и скользким от влаги доскам.

Элейн, витавшая в своих мыслях, на мгновение застыла. Затем неохотно начала спускаться вслед за подругой, чувствуя, как ужасно замерзли ее голые ноги.

Им не потребовалось много времени, чтобы спуститься на землю. Как только Элейн почувствовала себя в безопасности, Изабелла снова стала ее лучшим другом, а не занудой, как до того, у башни. После спуска в темноте они посмотрели друг на друга и еще раз рассмеялись от всего сердца.

– Никто нас и не видел! – торжествующим голосом провозгласила Элейн.

– Ты не можешь быть так в этом уверена, – сказала Изабелла, дрожа всем телом только для вида и выпуская концы своей юбки так, чтобы они полностью закрывали ноги. – Я хочу лечь в кровать.

– Не сейчас. – Элейн бросила маленький камушек, имеющий форму какой-то зверюшки, влево, к подножию стены. – Пойдем в конюшню и посмотрим на лошадей.

– Нет, Элли. Я очень устала и промерзла до костей. И я хочу пойти к себе и лечь спать.

– Ну что ж, тогда иди. – Внезапно Элейн стало невыносимо находиться в обществе своей подруги. – Если ты меня бросаешь – тогда помни, что ты никогда не увидишь призрака Богоматери.

Эти слова она пропела своим тоненьким красивым голоском, пританцовывая, выйдя из-под крыши на скользкие подмостки под проливной дождь.

Изабелла побледнела. Дело было в том, что Элейн все несколько дней своего визита пугала сестер де Броуз историями видений Богоматери и еще утверждала, что видела ее на стенах замка.

– Я не верю, что она существует. Ты сказала это только для того, чтобы напугать меня.

Где-то поблизости отворилась дверь и трое слуг со смехом выбежали во внутренний двор, стремясь побыстрее попасть в теплую и уютную кухню на другой стороне замка. В темноте они даже не заметили двух маленьких девочек, стоящих возле разрушенной башни.

Когда Элейн обернулась в поисках своей подруги, то обнаружила, что та пропала.

– Белла, – позвала она, но ответа не последовало.

Элейн нервно всматривалась в дождь. Внезапно она почувствовала, что смелость покидает ее. Ночь была холодной, и внутренний дворик замка снова опустел. Кое-где, конечно, на стенах стояла стража, всматривавшаяся в непроницаемую темноту ночи; лошади стражников стояли на привязи у стен недалеко от своих хозяев. Да, и было что-то еще, или кто-то еще. Всегда здесь, всегда рядом. Он наблюдает за каждым ее движением. Она осторожно осмотрелась вокруг.

– Ты здесь? – прошептала она.

Ответа не последовало, но было слышно, как слегка завывает ветер.

II

В замке горел огонь в камине и дюжина свечей освещала темную комнату.

– Я думаю, мне и Элейн настало время вернуться домой в Гвинед, моя госпожа. – Ронвен повернулась к Гвладус, старшей сестре Элейн, которая была второй женой Реджинальда де Броуз, владельца замка Хэй. Они жили в недавно отремонтированной западной башне замка. – Они с Изабеллой плохо влияют друг на друга.

Для женщины Ронвен была довольно высока ростом. У нее были красивое, с правильными чертами лицо и прямые жгуче-черного цвета пышные волосы, цвет которых можно было определить только по цвету ее бровей, так как на волосы обычно она аккуратно надевала белый платок. Ей было почти тридцать, но для своего возраста она выглядела очень хорошо. Несмотря на все свои достоинства, она не влекла к себе людей. Гвладус всегда немного побаивалась Ронвен – в ней было что-то неприветливое, что-то, что отталкивало простых безобидных людей. Только при Элейн, которая находилась под ее непосредственной ответственностью, Гвладус время от времени открывала свою душевную теплоту, и только в ее присутствии проявляла хоть какие-нибудь человеческие эмоции.

Гвладус была полной противоположностью Ронвен. Она была высокой, красивой вспыльчивой женщиной с черными волосами, с болезненным цветом лица и темными глазами, сверкавшими из-под густых бровей, которые она подкрашивала маленькими угольками. Почему-то всегда, когда она смотрела на Ронвен, она поднимала вверх только одну бровь.

– Если вы имеете в виду, что Элейн плохо влияет на Изабеллу, то я должна полностью с вами согласиться. Однако вы слишком рано хотите забрать Элейн домой. Я еще не закончила письма для отца, а кроме того, послы, эмиссары, которые приехали с вами, до сих пор не закончили обсуждение относительно брачного договора с Реджинальдом и Уильямом.

Гвладус села на изящно покрытое пледом кресло возле огня и рукой показала Ронвен на рядом стоящий стул.

– Знаете ли вы, почему вы здесь находитесь? Я думаю, что вы здесь не для того, чтобы девочки вдоволь смогли нарезвиться вместе. Конечно, я понимаю, что мой отец хочет видеть Изабеллу женой моего брата. Но хотела бы я знать: почему?

– Почему, моя госпожа? – Ронвен нервно заерзала на стуле. – Не сомневайтесь, Изабелла будет хорошей партией для Даффида. Изабелла такая юная и сильная, и красивая, как картинка. – Ронвен позволила себе слегка улыбнуться. – А кроме того, она еще и внучка вашего мужа. Ну что здесь скажешь, как не то, что союз с де Броуз все еще очень важен для принца Ливелина.

Власть рода де Броуз очень сильно пошатнулась задолго до начала правления короля Джона, еще за восемнадцать лет до его коронации. Но несмотря на это Реджинальд и его брат Гил, епископ Херифорда, которые являлись сонаследниками поместий покойных родителей, сумели вернуть свои владения назад, прежде чем в 1215 году умер король, и семейство де Броуз сумело обрести былую мощь в окрестностях Уэльса.

– Именно так. – Гвладус поджала свои красивые губки. – Вот почему он и выдал меня замуж за Реджинальда, после смерти Грасии, его первой жены. Единственное, что я хочу еще узнать, так это зачем ему второй брак между семьями?

Ронвен опустила вниз глаза и посмотрела на свои руки. Женщина, сидящая перед ней, ждала прямого ответа. Неужели она не видит, что ее муж умирает? Ронвен дипломатично пожала плечами.

– Моя госпожа, я – просто няня и наставница Элейн. Ваш отец не посвящает меня в свои планы.

– Нет? – Казалось, что черные глаза Гвладус просверлят Ронвен насквозь. – Как странно. Но почему-то я была уверена, что посвящает.

После этой фразы последовала долгая тишина. Гвладус выглядела чем-то обеспокоенной; стремительно рванувшись, она подошла к окну.

– Я ненавижу это место! Я стала упрашивать Реджинальда, чтобы он позволил нам жить в каком-нибудь другом месте. Вы же знаете, что она все еще здесь, его мать. Она часто бродит по замку. Она часто посещает всех членов семейства! – Она обхватила себя руками, медленно закрыла глаза и тяжело вздохнула. – Если вы находитесь здесь только в роли спутницы Элейн, вам лучше идти и получше присматривать за ней. И сделайте так, чтобы она не огорчала Изабеллу!

III

Детей в спальне не было. Ронвен в волнении сжала губы.

– Ну? – Она сильно потрясла за руку одну из нянь, которая мирно спала снаружи возле двери опочивальни. – Где они?

Напуганная служанка тупо уставилась в свете ровно горевшей свечи Ронвен на пустую кровать.

– Я не знаю. Девочки были здесь, когда мы пошли спать.

Обе служанки теперь были на ногах, безуспешно борясь со сном, от которого у них то и дело слипались глаза; перепугавшись, они метались по коридору и старались хоть что-то различить в темноте. Они очень боялись высокой уэльской опекунши этой маленькой девочки, которая была женой шотландского принца и дочерью принца Уэльского. Однако втайне они все же ей симпатизировали. Девочка была настоящим сорванцом, неуправляемой, по словам леди Евы, чьей невесткой была Гвладус, постоянно попадающей сама и тянущей за собой компаньонку во все переделки.

Ронвен вышла из спальни девочек и заглянула в спальню по соседству. Три маленькие головки на подушках были доказательством того, что сестры Изабеллы не принимали участия в ночных похождениях. Ронвен поглядела на распахнутое окно и тяжело вздохнула. За окном лил сильный дождь и было ужасно холодно. Было очень темно, даже на расстоянии дюйма нельзя было ничего разглядеть. Что на этот раз задумала Элейн? Ронвен ни секунды не сомневалась в том, что в исчезновении девочек была виновата именно Элейн. Она надеялась, что девочки были по меньшей мере под крышей, подальше от тьмы, сырости и ветра.

IV

Стоя в соломе около ног огромного жеребца, Элейн с легкостью достала до морды прекрасного животного, принадлежащего отцу Изабеллы. Конь ласково понюхал ее волосы и дохнул прямо ей в лицо.

– Я хочу, чтобы мне разрешили покататься на тебе, – бормотала Элейн. – Мы могли бы полететь по небу, только ты и я.

Она резко обернулась и посмотрела в темноту, так как заметила, как явно насторожилась лошадь, поднявшая уши. Лошадь подняла свою огромную морду и уставилась куда-то вдаль, поверх плеча Элейн. Слабый свет появился в дверном проеме, и спустя мгновение из темноты начала вырисовываться человеческая фигура. Томас был конюхом и ухаживал за лучшим боевым конем хозяина. Каждый вечер с лампой в руках он делал обход конюшен в замке. Сам он был небольшого роста и довольно худ; его лицо было буроватого цвета и напоминало лесной орех, а со лба спадали пряди седых волос.

– Вы снова здесь, госпожа? А я по-прежнему не могу запретить вам сюда ходить? – Он осторожно отвел лампу от соломы и прислонился спиной к стойлу. Увидев Элейн, он нисколько не удивился – это повторялось с завидным постоянством. Конюх не спеша наклонился к сену, на котором лежала девочка, осторожно выдернул одну соломинку, посмотрел на нес, поднес ко рту и стал медленно жевать. Стоящий рядом копь толкал его в бок в надежде, что Томас даст ему что-нибудь вкусное.

– Девочка моя, ты здесь не в безопасности. Он может наступить на тебя.

– Он никогда меня не обидит. – Элейн не двигалась с места.

– Он даже не заметит, как наступит на тебя. Посмотри, какие у него копыта! – Томас увернулся от морды коня, наклонился к девочке, схватил ее за руку и подвел к ногам жеребца. – Попались, моя дорогая. Вы же должны находиться в вашей постели, госпожа.

Элейн скорчила жалостливую гримасу.

– Я разве не могу остаться здесь? Я вовсе не хочу спать. К тому же Изабелла ужасно храпит. – Она с силой обхватила широкую мускулистую шею жеребца своими худенькими руками. – Когда-нибудь я на нем покатаюсь.

– Я даже и не сомневаюсь в этом, – сказал Томас с ехидной улыбкой, – но только не без разрешения сэра Уильяма. Вы меня поняли? Теперь пойдемте в дом. Я именно тот, у кого будут большие неприятности, если вас здесь найдут.

– Я обязательно спрошу разрешения у сэра Уильяма. – Элейн неохотно последовала за конюхом в дом. – Я знаю, он мне разрешит. – Она резко остановилась, так как высокая фигура внезапно появилась перед ней из мрака.

– О чем же, маленькая принцесса, вы меня попросите? – Уильям де Броуз, отец Изабеллы, сильными движениями рук смахивал со своего плаща крупные капли воды – он только что вошел в конюшню. По всей видимости, он не удивился, увидев девочку в конюшне так поздно ночью.

Элейн глубоко вздохнула, набралась смелости и произнесла:

– Я хочу проехаться на Непобедимом. О пожалуйста, я знаю, что смогу.

Она поймала руку сэра Уильяма и умоляюще посмотрела на него своими зелеными глазами. Отец Изабеллы был одним из самых высоких людей, каких только видела Элейн. У него было красивое мужественное лицо, обрамленное волосами каштанового цвета, которые еще и потемнели после дождя. Его глаза, прищуренные в свете лампы, были добрыми и очень привлекательными.

– А почему бы и нет?' – рассмеялся он. – Завтра, принцесса, вы сможете взять этого коня, если земля немного подсохнет после такого проливного дождя. Но разрешаю прокатиться только галопом, если вы сможете. Томас проследит за этим.

– Но, сэр, леди Ронвен никогда не позволит ей этого. – Томас совершенно не выглядел счастливым от такого поворота событий.

– Ну, тогда мы ничего не скажем леди Ронвен. – Сэр Уильям впился в него взглядом, не ожидая такого неповиновения. – У этой малышки сердце мальчика. Так давай дадим ей насладиться жизнью, пока она может себе это позволить. Вот если бы у меня был сын, хоть наполовину такой же отважный, как она!

Томас задумчиво смотрел на своего хозяина, в то время как тот удалялся прочь.

– Если бы у него вообще был сын, – мягко сказал Томас. – Ведь четыре дочери. Бедный сэр Уильям! Это дурное предзнаменование. Он не сможет стать лордом. Но время у него пока есть, если будет на то воля Божья.

– Мой брат будет ему сыном, если Белла выйдет за него замуж, – сказала Элейн. Она почему-то чувствовала, что эти слова хоть немного могут послужить утешением.

– Да, Бог помогает нам всем. Что касается родства с уэльской знатью, оно ведет только к несчастьям. Так всегда было. – Томас нахмурился, потом встряхнул головой, как будто прогонял дурные мысли. – Забудь, что я только что сказал, малышка. – Он медленно пошел в свою каморку, которая находилась недалеко от конюшен.

– Когда же я смогу прокатиться на Непобедимом? – С этим вопросом Элейн последовала за ним.

– Когда ты окажешься одна, без леди Ронвен. Только не приходите ко мне вместе с ней. – Он преувеличенно затрясся всем своим телом. Войдя в дверь, он снял мешок, которым накрыл плечи, чтобы не промокнуть под дождем, и бросил его в угол. Других грумов и слуг, которые чистили конюшни и заботились о лошадях, в комнате не было: скорее всего, играют на кухне в бабки, подумал, усмехнувшись, Томас. Ну и хорошо, он хоть немного отдохнет в тишине. В углу пылал маленький очаг. Бросив несколько сухих веток в огонь, он, выдохнув от удовольствия, протянул замерзшие руки поближе к теплу.

Элейн вошла в каморку следом. Она тихо стояла в стороне и внимательно смотрела на огонь.

– Если я приду рано, с первыми лучами солнца? – Она и не думала, что с Ронвен могут быть какие-то трудности.

– Я сделаю все, что вы хотите. Только приходите одна, – сказал Томас, рассматривая маленькую девочку в мерцающем свете огня. Она была высокой, стройной девочкой, с ладной фигурой и с яркими, красно-золотого цвета, волосами; и она была так не похожа на свою сестру. И если бы никто не знал, что они родные сестры, то было бы трудно предположить, что они дети одних родителей. Томас нахмурился. Леди де Броуз – черная Гвладус – была исключением среди золотоволосых потомков Ливелина ап Иорверт и Гвинед. Томас заметил, что Элейн дрожит всем своим телом. Он сказал:

– Подойди поближе к огню, согрейся и обсохни. Тебе еще идти домой.

Элейн осталась там же, где и стояла, она только вытянула руки поближе к огню и все так же неотрывно смотрела на пламя.

– Ты когда-нибудь видел картинки в пламени, Томас?

– Конечно, видел, как и все. – Томас усмехнулся. – А если вы прислушаетесь к огню, то услышите пение бревен. Вы можете это услышать. Прислушайтесь. – Он по-прежнему держал свои руки над огнем. – Дерево запоминает каждую песню птиц, которая была спета в его ветвях, – продолжал глубокомысленные рассуждения Томас. – Когда дрова горят, они поют песни, которые запомнили, когда были еще деревьями. Они поют их, пока не сгорят дотла. – И он потер согретые руки.

Зрачки Элейн расширились.

– Как это красиво! Но как грустно. – Она приблизилась на шаг к огню. – Я вижу дом. Посмотри! Языки пламени лижут его окна и стены. – Она пристально смотрела в самое сердце пламени.

По телу Томаса прокатилась дрожь. Он был суеверен.

– Достаточно, моя госпожа. Конечно, ведь это и есть огонь. Вы смотрите в огонь! А теперь вы должны идти и немного поспать. Если вы не отдохнете, у вас не будет сил завтра справиться с Непобедимым. Он может вас уронить.

Элейн, сделав огромное усилие, отвела глаза от огня.

– Я должна его удержать, – сказала она после непродолжительного молчания. – Я буду шептать ему на ушко, а он будет выполнять все мои команды!

После того как Элейн ушла, Томас еще долго стоял задумавшись, и его лицо постепенно становилось все более хмурым. Наконец он пожал плечами. Сильным ударом ноги он закрыл дверь, сел на стул возле огня и тяжело вздохнул. Если ему повезет, то он сможет немного вздремнуть до того, как остальные вернутся с тем, что выиграли.

V

Лошади были частью жизни Элейн, сколько она себя помнила. Ронвен, как и все другие няни, была строга во всех остальных вопросах воспитания, возможно, даже чересчур, однако она никогда не мешала девочке ходить в конюшни проведывать своих любимых лошадок. Лошади обожали Элейн; они ей доверяли; статные маленькие уэльские пони при дворе ее отца, прекрасные породистые жеребцы, боевые кони, побеждавшие вместе со своими хозяевами на полях сражений, – все они позволяли малышке ездить на себе.

– Дайте ей поездить. – Эинион Гвеледидд смотрел на нее издалека и ободряюще кивал. – У нее тяжелая рука Эрона. Животные чувствуют это. Они никогда не причинят ей вреда.

Старый Эинион Гвеледидд – один из наиболее уважаемых бардов при дворе Ливелина – был одним из тех немногих, кто, хотя и отдавал должное христианской церкви, еще тайно верил в языческих богов, которым все еще поклонялись люди в горах и лесах Британии. Ронвен, когда была еще ребенком, была поручена ему своей умирающей аристократкой-матерью, а та последним своим словом обязала девочку поклоняться только одной богине. Воспитала Ронвен прекрасная Тангвистл, жена Ливелина и мать его старшего сына, Граффида. Однако Ронвен всегда помнила о том, что ей назначила судьба, и оставалась верной своей богине – и послушной Эиниону.

Именно Эинион, не обнаруживая себя, наблюдал за образованием Элейн, хотя сам он никогда не находился возле девочки. На деле все выглядело так, будто Ронвен учила девочку всему, что она знала: тому, как читают и пишут в Уэльсе на французском и английском языках, как считают, как шьют и ткут; тому, как поют и играют на арфе. Именно Ронвен рассказывала ей истории о правлении ее отца, о древних королевствах Уэльса, о языческих богах и героях, которые и теперь еще бродили по горам и лесам. Девочка была необычайно умна; знания влекли ее, и она очень быстро всему училась. Ее отец и, конечно, Эинион были очень рады за нее.

Принцесса Джоанна, жена Ливелина, как многие считали, захватила положение Тангвистл; ее сыну Даффиду было предопределено наследовать Груффид на правах преемника своего отца, и она не обращала никакого внимания на Элейн, самую младшую из своих дочерей. Остальная часть ее потомства успешно выросла, и материнские чувства ее были к моменту рождения Элейн сильно истощены. Так что баловать Элейн родительским вниманием должен был Ливелин, что тот с удовольствием и делал. Он обожал ее. Дело обстояло так, что, когда Элейн было всего два года от роду, Ливелин выдал ее за своего могущественного соседа, графа Честера, молодого человека, который, как предполагали, должен был быть преемником короля Шотландии, – но об этом почти не вспоминали. Она могла жить отдельно от мужа до того момента, как ей исполнится четырнадцать лет, а до тех пор она была любимой дочерью и радостью Ливелина.

И принц Аберфрау, и живший далеко отсюда муж Элейн – оба они были счастливы, что оставили малышку на попечительстве у Ронвен, которая была сведущей и преданной. Только Джоанна не была рада тому, что выбрали Ронвен, когда узнала о прошлом этой женщины. Однако та была тихой и послушной. А кроме того, у Джоанны имелась масса других вещей, о которых следовало заботиться. Спустя некоторое время принцесса вовсе оставила свои возражения против Ронвен, хотя никогда не старалась скрыть свою неприязнь к ней. Если бы Джоанна знала об отношении Ронвен к ней самой и ее чувствах к сыну Тангвистл, она бы относилась к ней с куда большим вниманием. Если бы она и ее муж знали, что Ронвен все еще следует древней вере и что она и Эинион Гвеледидд предназначали Элейн для своих планов, – все было бы по-другому.

VI

На следующее утро Элейн дала Ронвен подольше поспать, так как чувствовала, что Томас был прав и няня не одобрит ее поездку на лошади. Вскоре девочка уже бежала к конюшням, молясь, чтобы Непобедимый был на месте, потому что очень часто его брали рыцари или грумы. Она знала, что сэр Уильям был в одной из огромных зал замка. Он сидел и разговаривал со своим отцом, Реджинальдом, за дубовым, искусно украшенным столиком. Реджинальд де Броуз чувствовал себя лучше этим утром. Казалось, что его сотрясала лихорадка, но несмотря на это он встал с постели и спустился в залу, чтобы поговорить со своим сыном. Мужчины были поглощены разговором; между ними на столе стоял кувшин с вином. Элейн пробежала мимо них, улыбаясь озорной детской улыбкой, немного покружилась и выбежала на лужок, залитый весенним солнцем.

Сильный дождь, поливавший землю в течение последних нескольких дней, закончился, и долина Уай сверкала на солнце тысячами росинок. Высоко над головой Элейн услышала призывный крик вороны. Она медленно подняла голову и прищурила глаза, чтобы насладиться зрелищем парящей в высоте птицы до того, как та сложит крылья и тихо влетит в пустые окна разрушенной башни. Теперь, при дневном свете, она увидела, что окна были страшно высоко, и Элейн ужаснулась от мысли, что они с Изабеллой этой ночью находились там, – такая это была высь. Но вот девочка отвернулась и сразу же забыла о вороне и об окнах башни – сегодня у нее было более важное занятие.

Томас сидел уже в седле. Конь под ним был выше и крупнее обычной боевой лошади. Он был хорошо сложен и мог быстро скакать, перенося при этом тяжелую ношу. В Непобедимом чувствовалась породистость арабских скакунов; он смотрел на Элейн добрыми темными глазами из-под бурой шелковистой гривы. Томас высоко поднял девочку, чтобы посадить ее на широкую спину коня, а затем, немного запутавшись в стременах, слез на землю. Они почти доехали до ворот замка, когда Элейн услышала крик Ронвен.

– Что вы делаете? Что вы себе позволяете? Снимите ребенка с этой лошади! – крикнула Ронвен, увидев Элейн из дверного проема в башне.

Элейн посмотрела на Томаса и быстро ударила лошадь в пока, чтобы скакать галопом, однако грум не позволил ей этого, проворно уцепившись за поводья.

– Сэр Уильям сказал, что я смогу, – вызывающе сказала Элейн, стоило только Ронвен подбежать к ним.

– Я не верю вам. – Ронвен поджала губы. – Никто не вправе позволить ребенку кататься на этом звере. Для того чтобы удержать этого коня, нужна не одна пара рук.

– Разве он не великолепен? – улыбнулась Элейн. – Да он же кроток, как ягненок. Смотрите, очень кроток.

– Слезай! – В глазах Ронвен блеснул опасный огонек. – Слезай сейчас же. Ты не будешь ездить на нем!

– Почему бы и нет? – За спиной Ронвен появился сэр Уильям. Он приближался так, что они могли видеть его отца, стоявшего на крыльце возле распахнутой двери. Реджинальд смотрел на них. Он стоял молча, облокачиваясь на косяк двери, а его лицо посерело от боли – это было особенно хорошо видно в лучах яркого весеннего солнца. – Я разрешил ей проехаться на Непобедимом, леди Ронвен. И не волнуйтесь, она справится с ним!

– Я не хочу, чтобы она на нем ездила. – Ронвен стояла лицом к лицу с сэром Уильямом, стиснув кулаки. – Элейн – моя подопечная. И если я ей запрещаю ехать верхом, то она не поедет. – Она ненавидела этого мужчину с его несколько высокомерным обаянием за то, что любая женщина рядом с ним, независимо от ее возраста, уступала его обворожительной улыбке.

– Элейн у меня в гостях, мадам. – Глаза Уильяма стали внезапно жесткими. – И это мой замок. Здесь она будет делать все, что ей заблагорассудится.

Элейн, затаив дыхание, наблюдала по очереди то за одним, то за другим участником спора. Не сознавая, что она делает, девочка глубоко запустила свои пальцы в гриву жеребца. Элейн всегда хорошо относилась к Ронвен и не хотела видеть няню в гневе, но на этот раз она всем сердцем желала, чтобы победил сэр Уильям.

– Вы не можете рисковать жизнью этого ребенка! – сказала, прищурившись, Ронвен. – Знаете ли вы, сэр Уильям, что эта девочка – графиня Хантингтон? Она шотландская принцесса, и только в ней осталась кровь трех царствующих домов нашей страны!

Никогда раньше Ронвен не выглядела такой прекрасной. Наблюдая за происходящим со спины жеребца, Элейн смотрела на нее с нескрываемой гордостью. Она была великолепна: ее голова была поднята, правильные черты лица стали более привлекательными от гнева, а из-под белого платка выбивались золотые пряди волос. Не осознавая того, Элейн распрямила плечи. Она заметила, что сэр Уильям тоже оценил красоту Ронвен, но, несмотря на это, нахмурился.

– Леди Хантингтон, – он подчеркнуто произнес это имя с насмешкой, – моя гостья, мадам. И я не допущу, чтобы что-то или кто-то причинил ей вред в моем доме!

– Леди Хантингтон, – парировала Ронвен, – является гостем своей сестры, живущей в доме вашего отца.

– Ее сестра – жена моего отца, – сказал Уильям бархатным голосом, – и, если необходимо ее разрешение, я приведу ее сюда, леди Ронвен, и попрошу дать разрешение дома де Броуз на эту поездку верхом. – И он пристально взглянул на няню Элейн.

Та посмотрела вдаль, затем ответила:

– В этом нет необходимости, если вы уверены, что эта лошадь для нее безопасна, – и ее голос понизился от негодования.

Опомнившись, Элейн поняла, что на мгновение совершенно перестала дышать. Она посмотрела на Томаса, тот молча стоял и ждал; его взгляд был устремлен в землю. Этот идеальный слуга, казалось, даже не слушал препирательств, иначе не прошло бы и часа после их возвращения, как весь замок знал бы о происшествии.

Элейн смотрела на Ронвен умоляюще, не желая обидеть ее. Однако Ронвен повернулась и пошла прочь; голова ее была высоко поднята. Она пересекла небольшой внутренний дворик замка, прошла мимо сэра Реджинальда, даже не посмотрев в его сторону, и исчезла за дверьми западной башни.

Сэр Уильям подмигнул Элейн, ласково похлопал по боку коня и бодро сказал:

– Приятной поездки, принцесса. И ради всего святого – не упадите с лошади. А то целых три народа передерутся между собой.

Он наблюдал, как Элейн и Томас унеслись прочь в сопровождении скакавшей поодаль вооруженной охраны. Уильям нахмурился: он приобрел еще одного врага в лице Ронвен, и эта мысль не давала ему покоя.

VII

Ронвен некоторое время стояла за дверью, пытаясь прийти в себя и обуздать свой гнев. Прислонясь всей спиной к степе, она тяжело вздохнула раз, другой, чувствуя затылком грубые камни свежевыложенной стены, и, лишь когда она полностью успокоилась, медленно пошла вверх по лестнице в спальни – в это время дня они обычно пустовали. На мгновение она остановилась, бросила взгляд на постель, которую делили девочки, а затем прошла через комнату к окну и села па каменный подоконник. Лесистые холмы за долиной Уай отчетливо виднелись в холодном свете яркого утреннего солнца. Однако в долине никаких наездников не было видно.

Ронвен не испугалась. Элейн могла справиться с любой лошадью, в том числе и с необузданной. Элейн уцепится за шею животного, нашептывая что-то ему на ухо, и все будет гак, словно лошадь ее понимает. Ронвен беспокоило неповиновение Элейн, поддержанное сэром Уильямом де Броуз.

Она сжала кулаки. Ронвен ненавидела этого человека как мужчину, она ненавидела его семью, все, что окружало ее и было связано с ней. Необходимость оставаться с этими людьми даже на непродолжительное время, несмотря на то, что Гвладус была дочерью принцессы и жила в этом замке, – была для нее поистине пыткой. Они представляли ненавистных ей англосаксов, которые вот уже полтора столетия постепенно брали бразды правления страной в свои руки, и Ронвен не видела ничего хорошего в том, что они потворствовали всем желаниям принцессы. Ее кулаки побелели. Уильям публично бросил ей вызов; он оспорил ее власть над Элейн, власть, которой облек ее сам принц. И однажды наступит долгожданный день, когда она заставит его сполна заплатить за свое унижение. Некогда род де Броуз уже утратил часть своего былого могущества и влияния. Так почему бы такому и не повториться?

VIII

Прошел не один час, прежде чем Элейн вернулась домой. И она очень старалась не встретиться с Ронвен. Взволнованная, уставшая, на лице застыли кусочки летевшей из-под копыт земли, волосы спутаны, платье разорвано, – но, несмотря на все это, Элейн была счастлива, как никогда в жизни до этого. Неохотно покидая конюшни, девочка осмотрела внутренний дворик замка. Ни Изабеллы, ни ее сестер там не было. Однако они были там, когда Элейн гордо отъезжала на прогулку, и собрались вокруг нее, когда она слезла с коня. Затем за ними пришла их няня: леди Ева, их мать, позвала девочек к себе.

Тени, легкие тени легли на камни стен и становились все длиннее; Элейн остановилась на мгновение, рассматривая суетившихся на стенах строителей. На ветру танцевал и кружился клочок сена, возле кузницы пристроилась рябина, на ветках которой было полно ягод.

Элейн рассматривала все необычайно тщательно: она замечала все выступы камней в стенах замка; выступы и отверстия на их грубой пористой поверхности, старый сухой лишайник. Столь же тщательно рассматривала она и лица людей, узнавая, какой разной бывает человеческая кожа – у одних она грубая и обветренная, а у других мягкая и бархатная, как у младенцев. Элейн видела цветы примулы и душицы, фиолетовые и желтые соцветия которых казались такими чужими возле подножия стен.

Элейн нахмурилась. Эта темная фигура – она снова была здесь, наблюдала за работой каменщиков. Сегодня она была еще неотчетливее, – привидение возле стены, которое таяло в воздухе, пока не скрылось вовсе.

Ронвен наблюдала за Элейн из укрытия со стены, стоя на деревянных подмостках. Она видела, как девочка вернулась с конной прогулки, и сдержалась, чтобы не выбежать в конюшню и не встретить ее. Ей было видно счастливое лицо Элейн, и она понимала, что сейчас для их встречи не самое подходящее время. То был самый счастливый момент в жизни Элейн, триумф, который она должна была пережить в одиночестве, без посторонних, и особенно без своей няни. Времени же для разговора с ней было предостаточно и после.

Ронвен часто думала, что когда-нибудь настанет момент и придется рассказать этой деятельной и своенравной девочке обо всем. Элейн шла к независимости через непокорность, а иногда и обман. И если Ронвен хотела сохранить любовь и доверие Элейн, она должна была знать, когда именно нужно делать те или иные шаги, чтобы показать свое отношение к ней. За многие годы Ронвен осознала, что любовь Элейн была главным в ее жизни. А девочка была ее судьбой, и без нее Ронвен была бы ничем.

Ронвен нахмурилась. Элейн стояла и слушала, ее волосы были похожи на стог сена; она дрожала, и недавняя поездка мгновенно была забыта. Наблюдая за ней, Ронвен чувствовала, как по коже ее пробегают мурашки. Она завернулась в плащ и вышла под холодный свет заходящего солнца.

Элейн посмотрела на няню снизу вверх и улыбнулась. Теплота и любовь, таящиеся в улыбке девочки, успокаивали и льстили Ронвен, даже когда та была расстроена.

– Оно снова здесь. Разве вы его не чувствуете?

– Вы говорите чепуху, моя милая, – сказала Ронвен, но нее же посмотрела вокруг. О да, оно было там. Было. Какое-то странное ощущение чьего-то присутствия – будто этот кто-то наблюдает за жителями замка Хэй. Ронвен тоже ощущала это, но была не настолько смела, как этот ребенок: еще не настало время. Девочки – особенно Изабелла – и без того видели немало страшного.

– Где сейчас Изабелла, дитя мое? Я думала, что она уже найдет вас к этому времени. – Ронвен поправила на девочке платье из красной шерсти и постаралась отряхнуть край ее юбки, испачканный побелкой. Дырку на платье она зашьет позже.

– Мать Изабеллы позвала их домой. – Элейн говорила неохотно и старалась избежать взгляда Ронвен.

– Зачем?

Пожав плечами, Элейн оторвала грязную ленту от своего платья, свисавшую на туфли.

– Вы снова пугали их историями про привидения?

– Это не истории! Все, что я сказала этим утром: «Посмотри, она смотрит на нас!» Ну, Изабелла и закричала. – Лицо Элейн было исполнено решительности. – Она была там, Ронвен, эта дама, она часто за нами наблюдает.

– Понятно. – Ронвен села на край грубо высеченного камня, который ждал, пока его отшлифуют и отвезут на строительство. Теперь было очевидно, что сейчас не следует говорить о конной прогулке. – Ну так скажите мне, как выглядит эта ваша дама?

– Она очень высокая, у нее темно-рыжие волосы, немного напоминающие мои. А глаза у нее непонятного цвета, не то серо-зеленые, не то золотистые, но они очень живые, будто свет солнца, отражающийся в речной воде.

– А ты знаешь, кто эта дама? – спросила Ронвен осторожно, внезапно вспомнив слова Гвладус: «Она все еще здесь, ты же знаешь, мать Реджинальда. Она часто бродит по замку…» Мать Реджинальда, Матильда де Броуз, хозяйка замка Хэй, которая построила этот самый замок, некоторые говорят, что собственными руками.

– Я не знаю. – Элейн пожала плечами. – Я подозревала что она жила здесь. Она, наверное, любит это место. Иногда вижу ее на стенах вместе с каменщиками. – Она хихикнула. – Если бы они могли ее видеть, то от страха попадали бы со стен.

– Но она тебя не пугает? – Ронвен пристально смотрела на новую высокую стену.

– О нет. Я думаю, я ей нравлюсь.

– Откуда ты знаешь? – Если это была мать Реджинальда, это привидение замка Хэй, женщина, зверски убитая королем Джоном, стала бы она любить девочку, в жилах которой текла ненавистная королевская кровь?

Ронвен содрогнулась.

– Я просто думаю, – продолжала Элейн, – что, если бы я не нравилась ей, она бы не позволила мне себя видеть, правда? – Она наклонилась и потянула Ронвен за руку. – Пойдемте в дом. Я должна переодеться до того, как мы сядем ужинать, я умираю с голоду!

Невинные слова принцессы эхом отозвались в дворике замка. Ронвен побледнела. Незаметно от Элейн она начертила в воздухе знак, отгоняющий дьявола, и послала его в темноту.

– Она не знает, – нервно шептала Ронвен. – Пожалуйста, прости ее. Она не знает, как ты умерла.

Не успели они войти в дом, как их остановил дикий вопль, раздавшийся из-под навеса кузницы. Человек из замка Гвинед тянул слугу из замка Хэй за нос, в темноте сверкнуло лезвие и в один миг дюжина мужчин сошлись в яростной драке на скользкой дороге.

Ронвен схватила Элейн за руку и быстро втолкнула ее.

– Скорее в дом, – сказала она. – Здесь будет кровопролитие, и сэр Уильям их не остановит.

– Почему они так друг друга ненавидят? – Элейн пыталась сопротивляться, желая понаблюдать за борьбой.

– Они жители из разных миров, малышка. Вот почему, – Ронвен сжала губы. Ее симпатия была на стороне мужчин замка. Если бы она могла только быть с ними, то выцарапала бы глаза этим ненавистным англичанам.

Они остановились в сравнительно безопасном месте возле стены, чтобы понаблюдать за дерущимися. Элейн посмотрела на няню:

– Вы ведь не хотите, чтобы Даффид женился на Изабелле, не правда ли?

– Мне все равно, что делает Даффид, – она прищурила глаза. – Так как он еще не назначен преемником вашего отца. Это имение но праву принадлежит старшему сыну – и не важно, как именно ваш отец женился на его матери, по английским или не по английским законам. Граффид должен стать его преемником и жениться на уэльской принцессе. Я только хочу, чтобы Ераффид и Даффид не ссорились все время, – сказала со вздохом Элейн.

– Это ошибка твоего отца. Он должен был настоять на своем и объявить старшего сына своим преемником. Если Даффид становится папиным преемником вместо Ераффида, то Изабелла в один прекрасный день станет принцессой Аберфрау, – сказала Элейн глубокомысленно. – Надеюсь, что она не возгордится после этого. – Она быстро подавила в себе предательскую мысль. – Но это даже было бы хорошо – она бы переехала жить в Абер, и тогда я бы видела ее каждый день.

Ронвен помрачнела. Элейн забыла – как, собственно, забывала постоянно – о своем собственном браке с графом Хантингтоном, шотландским принцем, который однажды станет графом Честером, могущественным и знатнейшим графом Англии. И правда заключалась в том, что она не будет жить в замке Абер вечно. Конечно, сейчас это ничего не значило для Элейн. В свою очередь, Ронвен предпочитала не думать об этом. По крайней мере, осталось еще четыре года до того, как Элейн будет передана своему мужу. А это огромный срок – за четыре года может случиться все что угодно. Она взяла руку Элейн.

– Посмотри, они дерутся теперь возле конюшни. Мы должны зайти внутрь. Если мы пройдем садами, то не встретимся с ними. – И она с силой потянула Элейн за руку от двери вокруг башни к южной стороне замка.

Солнце, посылая длинные тени от стен по земле, садилось позади далекого пика, названного в честь принца Артура «Маяк Артура» – это был самый огромный из больших пиков. В зарослях небольшого сада было почти темно. Элейн наклонилась и сорвала двумя пальцами тяжелую золотистую головку одуванчика.

– Когда мы поедем домой, Ронвен? – спросила она.

– Очень скоро, малышка. Разве тебе здесь не нравится? – Оказавшись в этом тихом месте вдали от дерущихся людей, Ронвен орлиным взором быстро осмотрелась вокруг; она дрожала всем телом. Была ли она здесь – эта невидимая дама, которую Элейн всегда видела так ясно, женщина, которая разбила эти прекрасные сады много лет назад? Ронвен мельком взглянула на девочку. Ребенок, без сомнения, был очень впечатлительным, однако видела ли Элейн что-нибудь на самом деле или же это была игра ее воображения?

С самого рождения Элейн Ронвен наблюдала за девочкой, ища признаки ее сверхъестественности. Иногда ей казалось, что она видела их, а иногда она сомневалась в этом.

– Мне нравится быть здесь с Изабеллой, – продолжала Элейн мечтательно, – но я скучаю по морю. И что-то есть здесь такое, что мне не нравится. – Она насупилась, касаясь шеи пушистой головкой одуванчика. – Иногда я странно чувствую себя. Порой у меня возникает ощущение, как будто я наблюдаю изнутри за миром, частью которого я не являюсь. – Она улыбнулась, но с каким-то беспокойством на лице. – Ты знаешь, о чем я говорю?

Ронвен недолго, но задумчиво смотрела на свою подопечную, а затем сказала, но отнюдь не то, что хотела услышать Элейн:

– Вы всегда поздно ложитесь спать, юная леди.

Элейн рассмеялась, отбросив цветок в сторону. Если раньше она думала и дальше доверять Ронвен, то теперь передумала. Странные ощущения тревожили душу Элейн. Они вставляли ее чувствовать себя обособленно и не подпускать к себе никого, как будто она ждала чего-то, что никогда не произойдет. Это делало ее более неспокойной и наполняло ее душу тревогой. О своих страхах она упоминала в разговоре с Изабеллой, но та только смеялась над ней. С тех пор Элейн уже больше никогда не заговаривала с ней об этом.

Элейн перешла в тень под стеной, где было уже темно. Она посмотрела назад через арку на внутренний дворик замка, где по булыжникам все еще бегали солнечные зайчики. Теперь все вернулось обратно. Она могла слышать крики людей, дерущихся довольно далеко отсюда; она могла видеть Ронвен, стоявшую возле нее в своем ярком синем платье, очень ярком по сравнению с серыми камнями стены. Сейчас она слышала все звуки настолько отчетливо, что некоторые из них были даже болезненными для слуха: шелест крыльев малиновки, вспорхнувшей из-под ног Ронвен, шелест засохших листьев, шум капель дождя, падающих с высокого карниза башни. Элейн смотрела то в одну, то в другую сторону, стараясь определить, с какой стороны исходит шум, и вдруг почувствовала, что сердце ее сжалось от страха. Языки пламени вырывались из окна в стене башни, того окна, на котором прошлой ночью в полной темноте сидели они с Изабеллой. Несколько секунд она не могла поверить своим глазам. Затем Элейн увидела дым, выбивающийся из-под поврежденной в 1некоторых местах крыши.

– Ронвен! Смотри! Пожар!

Насмерть перепугавшись, она показала пальцем. Повсюду метались люди, пламя распространялось там, куда падал ее взгляд. Старая часть замка была охвачена огнем. Элейн слышала ржание запертых лошадей.

– Боже праведный! – Элейн зажала уши руками. – Почему они ничего не делают, Ронвен? Лошади! Боже праведный, спаси лошадей! Непобедимый! Где сэр Уильям?

Пламя пробиралось по стенам, продвигаясь по деревянным галереям сквозь сводчатый проход к крыше главного дома.

– Ронвен, ну сделай же что-нибудь! Где Изабелла и остальные? Ронвен! – Элейн стояла как вкопанная, стараясь справиться с потрясением.

Элейн почувствовала, как Ронвен обняла ее, не давая ей метаться, и потащила прочь от места, где они стояли. Ее нос и рот были полны едкого дыма, из глаз текли слезы.

– Помоги им. Мы должны помочь им!

– Элейн, послушайте меня!

Девочка не осознавала, что Ронвен сильно трясла ее за плечи.

– Элейн! Нет никакого пожара! – Ронвен слегка хлопнула ее по щеке.

Шок вскоре прошел. Дрожа от ярости, Элейн осмотрелась. Никакого пожара не было, был лишь весенний вечер, такой же, как остальные вечера. Дрозд все еще сидел на ветке возле башни и насвистывал одну из своих проникновенных песен.

– Что это было? – тяжело выдохнула Элейн. Ее трясло все сильнее и сильнее, – повсюду был огонь…

– Это был кошмар. – Ронвен быстро сняла с себя плащ и обернула им плечи Элейн. – Вы заснули на ходу на мгновение, и вам приснился плохой сон, вот и все. Теперь все прошло. В этом нет ничего страшного.

– Но я не спала.

– Вы заснули, малышка, – ответила ей Ронвен очень резко. Однако она снова обняла Элейн. – Вы так устали, что спите прямо там, где стоите. Я уже говорила вам, что долгие прогулки по ночам вокруг замка – утомительное занятие для маленькой девочки, а кроме того, вы мало отдыхаете. Вы должны сейчас лежать в постели. Вам ясно? Я раздобуду немного бульона на кухне, чтобы вы поели, а затем накапаю немного валерианы, чтобы вы успокоились и заснули. Утром вы будете чувствовать себя лучше, и завтра я снова поговорю с леди Гвладус о нашем возвращении домой.

Ронвен не дала времени Элейн вставить хотя бы слово. И ведя девочку в дом, Ронвен провела ее по лестнице в спальню. Там она сняла с Элейн туфли и толкнула ее на постель одетой. Накрыв ее одеялом, няня села на край кровати рядом со своей воспитанницей, держа ее руку в своей.

– Не думайте о своем кошмаре, моя девочка, – сказала она. – Подумайте о чем-нибудь приятном. Подумайте о Непобедимом. С ним все в порядке, он в безопасности, и ничего с ним не может случиться. Возможно, завтра вам представится возможность снова на нем покататься.

– Вы уверены, что кошмар не вернется? – Элейн посмотрела на нее испуганными глазами. Страх снова овладел сердцем девочки.

– Конечно, уверена! – решительно сказала Ронвен. Вот наконец и произошло то, чего она боялась столько лет. Холодное дыхание ледяного ветра коснулось ребенка: поцелуй пальцев Избранной. Ронвен закрыла глаза, поглаживая руку Элейн. Когда Эинион узнает, что Элейн потеряна для него, – что он будет делать тогда?

– Ронвен? – Голос Элейн был все еще охрипшим после крика. – Я замерзла.

Ронвен достала еще одно одеяло и накрыла им девочку.

– Подождите, я разожгу огонь, а потом спущусь вниз и принесу вам попить чего-нибудь горячего.

Дойдя до корзины с дровами, она достала оттуда два полена и бросила их в огонь, затем глянула на кровать и вышла.

Элейн немного полежала без движения, затем медленно села на постели, завернулась потеплее в одеяло и встала. Некоторое время она постояла возле огня, не отрывая от него взгляда. От влажной коры исходил ароматный дух. Элейн могла различить сразу множество запахов: сладость яблока, пряность дуба, запах свернувшейся сосновой смолы; могла видеть, как красные и синие языки пламени ласкают трещинки коры, – так же, как они извивались на башне. Она дрожала. Даже несмотря на то, что Ронвен сказала, будто ничего не было, – все же это был не сон. Она не спала и знала, что произошло. Наконец тот странный другой мир, который промелькнул перед ней только однажды, теперь в полную силу прорвался через хрупкий барьер ее сознания.

 

Глава вторая

I

Абер, Гвинед. Сентябрь 1228

– Ты не можешь мне помешать увидеться с моим же отцом! – Граффид Ливелин ударил кулаком по столу. – Где он?

– Его здесь нет! – сказал его сводный брат, Даффид, бросив на него холодный взгляд. Дело происходило в высоком каменном замке, где жили члены королевской семьи, который называли Иллис или Абер; он расположился на северной окраине Гвинеда и почти полностью был закрыт горами Эрири, с которых великолепно просматривались море и остров Энглси.

– Ты лжешь! – И Граффид угрожающе посмотрел на своего брата поверх головы Элейн, одиноко стоявшей между ними. – Где он?

– Его здесь нет. – Даффид говорил правду. Элейн с тревогой смотрела то на одного, то на другого брата. Их отец отбыл в Шрусбари, чтобы встретить свою жену, которая тремя неделями раньше уехала, чтобы попытаться предотвратить ссору между своим мужем Ливелином и королем Англии. В непрестанной распре вокруг границ Уэльса между Ливелином и своим сводным братом, королем Генрихом III, принцесса Джоанна показала себя способным, умным дипломатом. Но все ее старания сделать так, чтобы Даффид стал преемником Граффида, не сблизили ее ни с Граффидом, ни с его сторонниками.

– И в Шрусбари она, как я подозреваю, пробует отстоять честь Гвинеда перед английским королем. – Граффид раздраженно отвернулся. – Отец наш небесный! Как же отец может не замечать того, что она делает!

– Она добивается мира, Граффид, – сказал Даффид. – Она ведет переговоры со своим братом.

– С братом! – Граффид постепенно выходил из себя. – Король Генрих признал ее своей сестрой только сейчас, да и то только потому, что ему это выгодно. Не так давно она были для него всего лишь внебрачным ребенком короля Джона!

– Как ты смеешь такое говорить! – Даффид положил руку на кинжал. – Сам папа Гонорий Третий объявил ее законнорожденной. И в конце концов, она ведь жена твоего отца. – Раздался его пронзительный смех. – Это ты для всех здесь незаконнорожденный, братец, и, судя по всему, что я видел, отец ждет не дождется повода отречься от тебя.

– Неправда! – выпалил в ответ Граффид. – Мой отец у уважает меня и гордится мной так же, как честно взял в жены мою мать, как того требуют законы Уэльса.

– Неужели? – Даффид рассмеялся. – Вскоре мы увидим это! Если бы я был на твоем месте, я бы сейчас же покинул Абер. Отец знает, зачем ты здесь, – чтобы, злоупотребляя его доверием, играть против него и против меня, но не думай – он подрежет тебе крылышки.

Лицо Граффида побелело от гнева. С трудом сдерживаясь, он повернулся спиной к Даффиду и с мрачной улыбкой спросил у Элейн:

– Когда вернется отец? Мне необходимо с ним увидеться.

– Скоро. – Она пожала плечами и хотела подбежать к Граффиду, коснуться его, унять его гнев и так же сильно хотела прыгнуть на Даффида и выцарапать ему глаза. Но она не сделала ни того ни другого; Элейн понимала, хотя и слабо, что не должна участвовать в ссоре между двумя братьями. По мере того как Даффид рос, ему становилось все труднее сдерживать ненависть, ревность и вражду к своему родному брату. Желание Ливелина сделать своего младшего сына первым во всем посеяло семена раздора между двумя братьями. Инстинктивно Элейн понимала, что в таком положении никто из братьев не окажется победителем, а поэтому она должна стараться не становиться ни на чью сторону.

– Это правда, что сэр Уильям де Броуз теперь против отца? – спросила Элейн, пытаясь сменить тему, и прикусила губу. С тех пор как она решила прокатиться на коне сэра Уильяма шесть месяцев назад, она дала себе клятву сберечь свой секрет ради спокойствия отца Изабеллы.

– Правда. – Граффид резко рассмеялся. – Отец невесты! Как это для тебя неприятно, Даффид. Ну и что теперь ты чувствуешь к своей будущей жене?

Элейн с несчастным видом смотрела то на одного, то на другого брата. Граффид был старше Даффида на шесть лет, его лицо с блестящими от гнева глазами обрамляли коротко постриженные пламенно-рыжего цвета волосы. Его широкие плечи и мускулистая фигура делали его выше и мощнее Даффида, хотя они были почти одинакового роста. Даффид с его светлыми золотыми волосами, падающими на плечи, и зелеными глазами, такими же, как у его сестер, был более красивым, чем его брат. И еще – он был спокойнее. За долгие годы он здорово научился выводить своего брата из себя и доводить его до белого каления, наблюдая за этим со стороны.

Теперь он выглядел зловеще.

– Ну что же, мне найдут другую жену, а Изабелла де Броуз – невелика потеря, – сказал он.

– Но ты должен жениться на Изабелле! – закричала Элейн. У нее на глазах рушилась ее излюбленная мечта насчет Изабеллы. – Не ее вина, что сэр Уильям должен воевать против короля Генриха. Если ты на ней женишься, он не захочет больше воевать.

– Моя маленькая наивная сестричка, – вздохнул Даффид, – ты ничего не понимаешь. Ты всего-навсего ребенок!

– Я все понимаю! – Она топнула ногой. – Он, наверное, все еще хочет, чтобы Изабелла вышла за тебя замуж. Гвладус теперь не может считаться де Броуз, поскольку сэр Реджинальд уже умер и сэру Уильяму необходим этот брак, чтобы сохранить альянс. Кроме того, ты – принц.

– Но не законный наследник, – сказал Граффид тихо. – Несомненно, он это заметил. Какой позор ляжет на семейство де Броуз, когда узнают, что законный наследник Гвинеда уже женат. – Жена Граффида, Сенена, недавно произвела на свет их второго ребенка, которому очень поспешно и вежливо дали имя Ливелин – в честь его дедушки.

– Да, ты никогда не был и никогда не будешь наследовать отцу, – вставил Даффид сквозь зубы. – Может быть, по старшинству ты и первый, но ты не можешь отрицать того, что ты незаконнорожденный!

– Я его наследник по законам и обычаям Уэльса! – сказал Граффид, ударив по столу кулаком.

– Однако меня утвердили преемником нашего отца, это подтвердили и Папа Римский, и король Генрих, и, в конце концов, наш народ. Сомневаться в этом не приходится, не так ли? Обычаи Уэльса устарели и вскоре будут приняты новые законы наследования. Теперь мы все знаем, кто есть кто. Но ты, мой дорогой брат, больше ничего собой не представляешь. – Он взял свой плащ, который лежал на столе, накинул его на плечи и вышел из комнаты.

– Он не может победить меня, Элейн. Он не может забрать у меня право, данное мне по наследству! И что бы он там ни думал, меня тоже поддерживает наш народ. – Граффид закрыл глаза и всеми силами старался успокоиться.

– Ты и папа должны надеяться на лучшее, не правда ли? – сказала Элейн осторожно. Она знала, что это не вся правда. Она немного отодвинулась от стола, наклонилась и обхватила руками колени. В комнате стало более спокойно, когда ее покинул Даффид. – Папа выслушает тебя обязательно, я знаю. – И она обнадеживающе улыбнулась.

Граффид наклонился над столом и нежно погладил Элейн по голове.

– Ты всегда была на моей стороне, моя маленькая сестренка, не правда ли? Благословляю тебя за это!

– Ты старший. Ронвен говорит, что ты законный преемник, – сказала Элейн, прикусив губу.

– И, с Божьей помощью, я добьюсь, чтобы отец признал меня наследником, если даже понадобится сражаться с этим английским Давидом всю оставшуюся жизнь.

Принцесса Джоанна всегда называла своего сына Давидом. Граффид улыбнулся своей маленькой сестренке, осторожно перебирая в руке кудрявые волосы Элейн.

– Ну и где же моя сторонница Ронвен? Ведь не в ее обычае оставлять тебя одну. Не должна ли ты быть у нее на уроке?

– Сегодня у меня уже закончились уроки, – сказала с улыбкой Элейн. – Позже мы пойдем на прогулку по острову. Мы должны дождаться мою мать в Ланфаэсе.

«Мать», – заметил Граффид, – всегда «мать», а не «мама».

– А разве ты не хочешь встретить ее здесь, в Абере? – сказал он ласково.

– У нее предостаточно тем для разговоров с отцом и Даффидом и с тобой, конечно. – Элейн пожала плечами, а затем резко добавила: – Она не захочет видеть ни меня, ни Ронвен.

– Это неправда. – Глаза Граффида сузились, и он медлил с продолжением. – Выходит, между твоей матерью и Ронвен все еще существует вражда?

– Это не вина Ронвен.

– Знаю, знаю. Если кто и виноват, так это я. Ронвен служила моей матери, и принцесса Джоанна никак не может простить ее за это. Я сожалею, но я представляю, как ты разрываешься между ними, моя маленькая.

– А я и не разрываюсь. – Элейн убрала свою руку из руки Граффида. – Папа отдал меня Ронвен в день моего рождения. Моя мать обо мне забыла! Она позволила бы погибнуть мне в пожаре, если бы Ронвен не спасла меня. – Элейн даже не пыталась скрыть обиду в своем голосе.

– Твоей матери, наверное, было не до того, чтобы помнить о тебе, Элейн. Она, вероятнее всего, была одной ногой в могиле и, конечно, была без сознания.

– Она забыла обо мне. – Элейн поджала губы. Ронвен рассказывала ей историю про пожар много раз. Она отвернулась, услышав рожок сторожа, и была рада, что не пришлось искать повода избежать пристального взгляда Граффида. Она не хотела, чтобы кто-нибудь знал о том, как сильно она ненавидела свою мать.

– Возможно, это они. Уже вернулись. – Граффид подошел к окну первого этажа и посмотрел на внутренний двор. Он прищурился, когда увидел, что во дворе толпятся воины, над которыми поднималось знамя с гербом его отца, а затем и знамя с гербом его жены.

Ливелин уже слез с лошади возле двери в главный зал замка, а затем повернулся, чтобы помочь Джоанне спешиться именно в тот момент, когда Даффид появился сверху. В один миг он спустился с лестницы, низко поклонился отцу и поцеловал мать.

– Посмотри, как он к ним подбежал, – сказал Граффид и помрачнел. – Я знаю – он уже сказал отцу, что я здесь. Уже расточает свой яд.

Все трое внизу повернулись и посмотрели на залитое солнцем окно. Элейн подбежала к Граффиду и увидела вежливое лицо Даффида; лицо ее матери помрачнело; ей показалось также, что и уставшее лицо отца стало более хмурым. Она внезапно испугалась за того, кто стоял с ней рядом.

– Граффид, я думаю, ты должен уйти. – Она потащила его за рукав подальше от окна. – Возвращайся, когда папа немного отдохнет, и тогда он будет в хорошем настроении. – И она выглянула снова в окно. Ее родители и брат уже поднимались по ступенькам в зал. Она увидела, что ее отец, одетый в небрежно накинутый плащ, бросил несколько слов следующим за ним людям. – Пожалуйста, не жди их.

«Прячься, – хотела крикнуть она. – Прячься, беги отсюда». Она не знала, почему так хотела крикнуть. Иногда у нее возникало странное чувство, будто она знает, что должно произойти. Но какой в этом был толк? Элейн знала, что брат не послушает ее.

Они могли слышать звуки шаркающих по каменному полу шпор Ливелина и его сына, идущих через кладовые внизу, их тяжелые шаги по деревянной лестнице. Элейн бросилась прочь от стола, пересекла комнату и села возле окна, оставив своего брата стоять посередине комнаты в полном одиночестве. Если мать увидит ее, то выставит из залы.

Ливелин остановился в дверях и посмотрел по сторонам. Он выглядел очень рассерженным.

– Что-то, Граффид, не припомню, чтобы я давал тебе разрешение приезжать в Абер. – И в пятьдесят пять лет Ливелин Иорверт, принц Аберфрау, атлетически сложенный широкоплечий мужчина, сумел сохранить фигуру юношеских лет. Несмотря на то, что его волосы и борода уже местами поседели, в них по-прежнему угадывалась былая шевелюра золотисто-рыжего цвета, бывшая некогда предметом его славы. Поверх платья он носил стальные доспехи, а также меч, пристегнутый к поясу, несмотря на возраст.

– Я хочу поговорить с тобой, отец, наедине. – Граффид подошел к нему и преклонил перед ним колено. Он видел, что его сводный брат стоит и ждет ответа отца в тени на верхней ступеньке лестницы.

Элейн забилась поглубже в нишу окна, чтобы ее не увидели. Однако никто из них даже и не посмотрел на нее.

– Нет ничего такого, чего бы ты не смог сказать в присутствии твоего брата, Даффида, – жестко сказал Ливелин. – Я надеюсь, что ты не будешь нести всякую чепуху по поводу своих претензий, сын мой. Об этом мы уже не раз говорили, и все уже решено.

В его голосе чувствовалась крайняя усталость. Элейн, всегда такая чувствительная к настроению своего отца, помрачнела. Он плохо себя чувствует – она заметила это, как только увидела отца, – и Граффид только отягощает его недомогание. Обычно Ливелин выглядел намного моложе своих лет, но сейчас, когда он отстегнул меч и положил его на стол, показалось, что он согнулся, как будто испытывая острую боль.

Вслед за ним в комнату вошла его жена. Она была хрупкой брюнеткой – полная противоположность своему мужу.

– Итак, Граффид, ты приехал, чтобы снова досаждать нам? – сказала, снимая вышитые перчатки, Джоанна и села в кресло во главе стола. Лицо Ливелина смягчилось, как, впрочем, всегда, когда он смотрел на жену. Даже в те моменты, когда он был очень сердит или раздражен, Джоанна могла его успокоить.

– Я приехал не для того, чтобы кому-либо надоедать, принцесса. – Граффид поклонился ей со всем изяществом, на которое был только способен. – Могу ли я спросить вас: как прошли переговоры с королем, вашим братом?

– Они прошли хорошо. – Джоанна выдавила еле заметную улыбку. – Я привезла письмо от Генриха, в котором он принимает извинения вашего отца за вмешательство в государственные дела Англии.

– И вы думаете, что это остановит войну? – Граффид не мог сдержать сарказма, который сквозил теперь в его голосе. – Как вы могли, отец, унизиться перед королем Генрихом? Он заставил род де Броуз и всех вплоть до Монтгомери подчиниться себе. Он поклялся покорить вас, а с вами и весь Уэльс. Он не отступится от своего плана, – конечно, вы и сами это прекрасно могли заметить. И если он снова вторгнется на территорию Уэльса, вам придется сражаться!

– Что ты хочешь от нас, Граффид? – устало прервал сына Ливелин. – Уверен, что ты приехал не для того, чтобы рассказывать нам о неизбежности войны в Уэльсе.

– Нет. – Граффид посмотрел на Джоанну. – Я хотел бы поговорить с тобой наедине.

– Разве ты боишься разговаривать в моем присутствии? – В голосе Джоанны звучала насмешка. – Ты хочешь поведать своему отцу об очередном своем глупом замысле? Он не желает тебя слушать, ты, наверное, об этом догадываешься. Ты и так слишком долго испытывал его терпение!

– Отец! – взорвался Граффид. – Неужели ты позволишь этой женщине говорить вместо себя?

– Замолчи! – Ливелин грузно поднялся. – И чтобы больше я не слышал от тебя ни слова против твоей приемной матери. Никогда. Ты меня понял? Я хочу, чтобы ты сейчас же покинул Абер. Нам больше нечего обсуждать!

– Мы должны поговорить, отец! – Граффид угрожающе наклонился вперед. – О, Боже мой. Если ты не выслушаешь меня сейчас, я заставлю тебя это сделать позже. И ты пожалеешь о том, что прогоняешь меня!

Элейн, сидя в оконной нише, что было сил зажала уши руками. Почему всегда получается так? Почему Граффид и Даффид не могут быть друзьями? Это была ошибка Джоанны – ее матери. Взгляд Элейн перенесся на лицо ее матери. Оно было задумчивым и даже, казалось, непроницаемым, однако все еще красивым и молодым, несмотря даже на ее сорок один год. Эти по-прежнему прекрасные голубые глаза – Элейн знала это – достались ей по наследству от отца, короля Джона. Как будто почуяв на себе чей-то взгляд, Джоанна осмотрела залу и увидела возле окна свою маленькую Элейн. Дочь и мать обменялись враждебными взглядами. Но, к удивлению Элейн, Джоанна ничего не сказала; она вновь перевела свой задумчивый взгляд на мужа.

– Достаточно, Граффид, – сказал медленно Ливелин. – Если ты угрожаешь мне, я буду вынужден принять меры, чтобы избавиться от твоих угроз!

У Элейн перехватило дыхание от скрытой опасности, затаившейся в словах отца.

– Я не угрожаю вам, отец.

– Ты угрожаешь миру в этой стране.

– Нет, это Даффид ему угрожает. Вы настраиваете его против меня! Да вы и народ настраиваете против меня! Это моя земля, отец. Это земля моей матери. – На последних словах он сделал особое ударение, пристально посмотрев через плечо отца на Джоанну. – Если бы народ мог выбирать между мной и Даффидом, то выбрал бы меня.

– Народ уже сделал свой выбор, Граффид! Два года тому назад принцы и лорды Уэльса признали моим преемником Даффида.

– Но его не признал народ! – выпалил Граффид. – Уэльсцы поддерживают меня.

– Нет, Граффид.

– Ты хочешь, чтобы я доказал тебе это?

Последовала продолжительная тишина.

– То, что ты предлагаешь, называется изменой, сын мой. – Когда Ливелин произносил эти слова, его голос налился гневом.

– Отец, почему ты позволяешь ему разговаривать с тобой в таком тоне? – Даффид, стоявший у дверей, прервал наконец свое молчание. – Это подтверждает все мои слова. Граффид просто вспыльчивый дурак. Он опасен для нас, и я уверен, что…

Он осекся, увидев, что брат через всю комнату бросился к нему. Граффид сгреб его в охапку, пытаясь одной рукой нащупать горло. Они покатились по полу; Ливелин в отчаянии закрыл глаза. Когда он открыл их, его лицо было спокойным и безучастным к происходящему.

– Стража! – В его голосе теперь не было никаких следов усталости. – Стража!

– Нет, остановитесь! – Элейн мгновенно соскочила с места, на котором сидела возле окна, и бросилась к братьям. – Граффид, не надо! Пожалуйста, остановись!

Но стража была уже здесь – воины по двое вбежали по лестнице и разняли принцев. А Ливелин сам оттащил от них Элейн. Лишь трое стражников смогли оторвать Граффида от брата. Но тот боролся не на жизнь, а на смерть, и с легкостью отбросил стражу в сторону и снова бросился на Даффида, оторвав один из рукавов его одежды.

– Уведите его и посадите под замок, – приказал Ливелин.

– Нет, папа. Ты не можешь этого сделать! Ведь Граффид твой сын! – Элейн уцепилась за его руку. – Пожалуйста, он не хотел этого.

– Что здесь делает ребенок? – Ливелин отдернул руку.

– Я приказала увезти ее отсюда до того, как мы вернемся, – тихо вставила Джоанна. – Леди Ронвен, видимо, ослушалась меня.

– Она и не думала! – неистово крикнула Элейн. – Все знают, что у вас для меня никогда нет времени. Вы всегда чем-нибудь заняты. Мы должны были уехать после обеда. Вы приехали слишком рано.

– Элейн, достаточно! Как ты смеешь разговаривать так с матерью! Она любит тебя так же, как любит нас всех! – раздраженно промолвил Ливелин, наблюдая, как из комнаты вывели Граффида. Всем были слышны проклятия, которые отзывались эхом, пока стража вместе с Граффидом не миновала лестницу. С минуту Ливелин стоял и смотрел в опустевший зев дверей, затем он снова обратил внимание на Элейн. Он задумчиво осмотрел ее. Волосы Элейн были взъерошены, голубое платье испачкано.

– Иди. Иди и найди леди Ронвен. – Выражение его лица смягчилось. – Скажи ей, что вы немедленно должны покинуть замок. Куда вы едете? – Ливелин повернулся к жене, лицо его выражало сожаление. Обычно он наслаждался присутствием своей младшей дочери.

– Они могут поехать в Ланфаэс. Элейн нужно заниматься только уроками. В Абере даже нет комнаты, где могли бы проводиться занятия. Здесь много всего того, что ее отвлекает, – раздраженно сказала Джоанна.

– Ну хорошо, иди к Ронвен, моя маленькая, и скажи ей, что вам пора ехать. – Ливелин обнял свою дочь, ласково приподнял и поцеловал ее непослушные кудряшки.

– Хорошо, отец. – Элейн бросила взгляд, полный ненависти, сначала на мать, а затем на брата. – Вы не причините зло Граффиду?

– Конечно, я не сделаю ему ничего плохого. Он просто должен немного остыть. Вот и все. – Ливелин тяжело улыбнулся. – А теперь иди, моя дорогая.

II

Ланфаэс, Энглси

Замок принца Тиндетвея в Ланфаэсе был перестроен вскоре после того пожара, во время которого родилась Элейн. Расположенный на юго-востоке острова Энглси, замок был отделен проливом от северной части Уэльса. В тот день Ронвен и Элейн со служанками и стражей ехали из Абера, через луга, болотистые низины и пески, туда, где их ждали лодки, которые должны были доставить их в маленький оживленный порт Ланфаэса. Стоял погожий сентябрьский день; солнце золотило воду, пески и горы, пока лошади трусили в направлении моря.

Лицо Элейн было покрыто вуалью – впрочем, так всегда было в поездках. Она улыбалась своей спутнице, Лунед, ехавшей рядом с ней.

– Давай, кто быстрее доедет до лодок! – И Элейн уже пустила своего пони галопом. Лунед резво ехала позади Элейн, прикрывая глаза от песка, который то и дело вылетал из-под копыт ее пони. Ронвен, следующая за ними медленной рысцой, вздыхала и думала об отличном боевом коне, на котором каталась Элейн, когда они гостили в замке Хэй. Принцесса Джоанна заявила, что горный пони с грубой гривой будет самым подходящим для ее малолетней дочери. Как ни странно, Элейн спокойно восприняла эту новость, подошла к маленькой лошадке и обняла ее. Затем, не теряясь, девочка подъехала к отцу и попросила у него какую-нибудь лошадь, которая была бы выше, резвее или хотя бы с привлекательными отметинами. Однако отцу было некогда размышлять над этим. Элейн назвала пони Кади; с тех пор они стали неразлучными друзьями. Достигнув кромки воды, Элейн натянула поводья, выскользнула из седла и громко рассмеялась. Она посмотрела на Ронвен, которая степенно следовала за ней.

– Надолго мы едем в Ланфаэс? – весело крикнула Элейн.

– Мы останемся здесь так долго, как только захочет ваша мать, – недовольно ответила Ронвен.

– Или мой отец! Он может позвать меня обратно.

– Я уверена, что так оно и будет. Сразу либо после того, как суд переедет в Розир, – улыбнулась Ронвен.

Элейн вздохнула. Все это походило на увертку взрослых, с помощью которой они уходили от правдивого ответа. Она перебросила поводья через голову Кади и потрепала его по щеке.

– Что будет с Граффидом? – спросила она.

Ронвен помрачнела. До того, как они покинули Абер, Ронвен только тем и занималась, что узнавала, как с ним обстоят дела.

– Его перевезли в Деганнви под охраной. Ваш отец приказал держать его под стражей, пока тот не успокоится, – ответила она.

– Он держит Граффида в тюрьме? – Деганнви был огромным, построенным в нормандском стиле замком, который немного напоминал Абер. Замок находился на северном берегу реки Конви, которая протекала в восточной части владений Ливелина. На другом берегу Конви, за горами, лежало могущественное графство Честер, а за ним – центральная Англия.

– Похоже на то.

– Его так и будут держать в заточении, пока Даффид будет рядом с отцом все это время?

Ронвен согласно кивнула.

– Это несправедливо!

– Жизнь никогда не бывает справедливой, моя прелесть. Граффид, я надеюсь, найдет способ вернуть доверие отца снова. Вот увидишь. – Ронвен улыбнулась. – Поезжай. Ты собираешься везти Кади на лодке? Если так, то и другие последуют твоему примеру.

В узком проливе стоял штиль. Было тепло. Сидя в передовой лодке, Элейн смотрела на отдаляющийся берег. Ее глаза следили за вершинами прибрежных гор – их окутывала сизая дымка, отражавшая золотой свет дня. Клочья облаков висели вокруг скрытых от глаз склонов пика Новиддфа, плывя на огромной высоте, где уже, казалось, наступали сумерки. Это была земля ее отца, страна, где она родилась. Элейн дрожала всем телом, стараясь подавить в себе волнение. Элейн любила горы и море. Это была ее родина. Она перегнулась через бортик лодки и пристально смотрела на блестящую воду, наблюдая за кругами от весел гребцов на морской глади, а затем посмотрела на Лунед, которая села возле нее, и улыбнулась. Ее спутница несколько раз бледнела, когда лодки отталкивались от берега, – так было и теперь.

Ронвен их познакомила, когда девочкам было всего по три года. В семье, где по возрасту ближе всех к Элейн была Маргарет, у них была разница в возрасте на целых десять лет, девочка не могла найти себе подругу. Элейн так бы и провела детство в одиночестве, если бы не Лунед. Девочки были теперь верными подругами. Впоследствии Лунед, сирота от рождения, стала бы горничной Элейн. Обе девочки прекрасно это понимали и охотно принимали все как есть. Будущее казалось им очень далеким.

Элейн вновь оглянулась на берег, стараясь разглядеть валуны и деревянные домики у подножия склонов, образовывавших горную цепь Абер. Однако прежде чем она сумела что-либо различить, внимание ее привлекла флотилия из маленьких корабликов, которая появилась на море между ними и сушей. Она наблюдала за ними, несмотря на то, что ей приходилось смотреть почти на само солнце, видя, как суда преодолевают сильную зыбь, которая была возле берега.

– Мы почти приплыли. – Высокий голос Лунед всегда поражал Элейн. – Я вижу Сенидда и других, они ждут нас на причале!

Сенидд был двоюродным братом Ронвен, единственным родственником, который не покинул ее после скандала с отречением ее матери от христианства и одинокой кончиной. Он был сенешалем в Ланфаэсе, и обе девочки обожали его.

Отвлекшись от кораблей, Элейн начала рассматривать берег, раскинувшийся перед ней, – там, на причале, стояла группа людей, ожидавших прибытия принцессы. Тень опустилась на блестящую воду, море начинало штормить; лодки двигались в ярком свете заката.

Элейн нетерпеливо ждала, слушая веселые крики чаек и смех гребцов, старавшихся выгрузить на берег лошадей. Как только Кади оказался на берегу, Элейн стремглав бросилась к нему. Лошадка радостно заржала; не прошло и секунды, как Элейн была в седле. Ронвен и Лунед были очень удивлены, когда увидели, как пони и наездница галопом поскакали прочь от порта на восток. Ронвен нахмурилась и, повернувшись к Сенидду, который ждал их, сказала:

– Видел?

Тот улыбнулся, как бы приглашая продолжить разговор, который они с Ронвен начали еще несколько недель назад.

– Она, разумеется, все еще дикарка, и, конечно, именно за это ее любят еще больше. Должна ли я сопровождать ее?

– Она сама опасна для себя, Сенидд. У меня все хуже получается сдерживать ее. Сейчас… – Она осеклась, увидев направленный на нее любознательный взгляд Лунед.

– Сейчас, – подсказал Сенидд, – происходит именно то, чего ты боялась. – Он с любопытством посмотрел на нее.

– Поговорим об этом позже. – Ронвен впилась в него взглядом, раздраженная тем, что у брата не хватило такта. – Сопроводи остальных до поместья и размести в доме. Я поеду за Элейн.

Она быстро оседлала свою кобылу и пустила ее рысцой вслед за девочкой.

Она успокоилась. Здесь, на этом богатом и спокойном острове, в сердце княжества Ливелина, где жили верные ему люди, ей ничто не угрожало. И все же Элейн не следовало вот так просто взять и ускакать. Все выглядело так, словно Элейн намеренно хотела оставить Лунед в одиночестве, да еще во главе целого эскорта. Ронвен нахмурилась. Конечно, все совсем было не так. Она подозревала, что Элейн попросту забыла о существовании всех остальных. Но это-то и представляло собой трудность: Элейн не должна забывать об этом.

Копыта Кади оставили на песке глубокие следы, в которые уже собиралась вода. Морские птицы, на миг потревоженные, вновь приступили к осмотру берега и поиску пищи. Возле пологого холма слышался посвист кроншнепа.

Длинные золотые лучи заходящего солнца освещали деревья. Впереди, на небольшом расстоянии, лежала огромная кривая тень от вершины Пен-и-Гогарт, этого спящего у воды великана. Где-то за горой лежал Деганнви – там сегодня Граффид, старший сын принца Аберфрау, должен будет провести свою первую ночь в качестве пленника своего отца.

Ронвен хмурилась, пришпоривая лошадь. «Если Граффид собирается наследовать отцу, ему следовало бы научиться обуздывать свой нрав», – подумала она.

Ронвен осмотрела берег; он был пуст. Однако тут были хорошо видны следы копыт, которые вели вдаль. Внезапно забеспокоившись, она погнала свою лошадь быстрее. Стайка чаек опустилась перед ней на воду. Немного вдалеке она увидела пони Элейн, но без седока; лошадка бродила по берегу моря.

Ронвен задрожала от страха.

– Элейн! – Крик Ронвен потерялся в пространстве. – Элейн!

Она натянула поводья, осмотрелась вокруг и увидела девочку. Элейн стояла на берегу, ее тоненькие кожаные туфли плавали в воде. Ее юбка, обычно аккуратно подоткнутая, теперь колыхалась по воде вокруг нее, напоминая великолепный красный цветок. Элейн смотрела на пролив.

Ронвен спешилась. Оставив лошадь рядом с Кади, она направилась к морю.

III

Элейн перевела бег своего пони с галопа на неторопливый шаг, как только люди и домики вокруг гавани скрылись из виду. Внезапно на нее нахлынуло непреодолимое желание побыть одной. Такое случалось довольно часто, поэтому, не думая и ни у кого не спрашивая разрешения, она бросилась осуществлять свое желание.

Элейн медленно ехала на Кади вдоль кромки воды, слушая крики кроншнепов – вестников смерти; те старались ей что-то сказать, будто предупредить о чем-то. Ее начало трясти. Прошло несколько минут, и она снова увидела лодки. Они плыли к берегу с подветренной стороны, носами рассекая мглу. Элейн наморщила лоб. Внезапно все заволокло туманом, который медленно клубился над водой. Лодки были перегружены людьми. Теперь она могла их отчетливо видеть – даже неправдоподобно отчетливо. На них были шлемы, доспехи и много оружия; наконечники их копий ярко мерцали в немногочисленных косых лучах заходящего солнца. Теперь Элейн видела больше кораблей – десять или пятнадцать, плывущих цепочкой, – на них были всадники, сотни всадников, плывших, не спешиваясь, к берегу, как раз туда, где стояла она. Повсюду над водой раздавались раскаты барабанов – низкие и пугающие, колыхавшие тишину и вызывающие эхо.

Внезапно испугавшись, девочка обернулась, желая увидеть позади хоть кого-нибудь. Она сильней ухватилась за поводья, Кади прижал уши и попятился прочь от моря. Она должна вернуться назад. Элейн посмотрела назад поверх плеча, губы ее пересохли от страха, однако, на ее удивление, теперь она была не одна. Две женщины стояли с ней рядом, а позади них – небольшая группа людей. Одеты они были странно. Двое мужчин и женщины были закутаны в черные мантии, волосы у всех них вились по ветру. На руках одной из женщин, стоящих возле нее, горели золотые браслеты, на шее другой – золотое ожерелье. В руке у нее был меч. Сзади колыхалась толпа; теперь берег был полон вооруженных людей, на лицах которых видна была угроза. Все как один смотрели на море. Элейн отчетливо слышала барабанный бой. Она чувствовала, как по коже ее бегут мурашки. Не осознавая, что она делает, Элейн спешилась и встала плечом к плечу с двумя женщинами. Вокруг них толпились все остальные: женщины, мужчины и даже дети.

Элейн стала искать глазами Ронвен, Сенидда, кого-нибудь из ее свиты, однако никого не узнавала в толпе. Людей между тем становилась все больше. Шум, издаваемый ими, нарастал. Звуки сотен, а возможно, и тысячи голосов становились угрожающими, – как и шум с моря. Элейн слышала тихое скрежетание о песок килей причаливающих лодок. Вооруженные воины прыгали в воду.

Элейн осмотрелась. Она хотела убежать, скрыться. Ее окружали сотни вооруженных людей, дравшихся под ужасный шум лязгающего металла. На песке она ощущала ногами теплую липкую кровь, слышала крики, чувствуя страх и ненависть. Девочка не могла дышать. Люди, которые стояли сзади, отступали от берега. Элейн обнаружила, что отступает вместе с ними, аккуратно обходя окровавленное тело какой-то женщины. У девочки закружилась голова, и вместе со всеми она в панике бежала к темному лесу. В тумане виднелись красно-бурые и золотые дубовые листья; люди рассыпались и бежали к деревьям. Они знали, что если добегут до укрытия, то спасутся.

Густо повалил дым.

Пришедшие с моря захватчики поджигали деревья, превращая многолетние дубы, а с ними и людей, прячущихся за деревьями, в горящие факелы. Элейн слышала их крики и стоны, треск огня. Воздух превратился вдруг в толстую непроницаемую пелену. Она в отчаянии протянула вперед руки, стараясь достать женщину, стоящую рядом. Если бы она могла найти ее, взять за руку, Элейн вывела бы ее из дыма. Женщина жалобно плакала; маленькая принцесса шла к ней навстречу, однако ее руки прошли сквозь тело несчастной, как будто та была из воздуха. Снова и снова Элейн пыталась взять ее за руку и наконец ей это удалось…

– Элейн! Элейн! Очнись! Что с тобой? – Она почувствовала, как ее похлопывают по щекам, лицо ее было влажным от морской воды.

Ошеломленная девочка открыла глаза и посмотрела вокруг.

Подле нее стояла Ронвен. Берег был пуст. Не было видно ни единого признака побоища: ни кораблей, ни воинов, ни захлебывающихся собственной кровью мужчин, женщин и детей. Она испуганно оглядела берег, где стояли вековые дубы. Ничего подобного вокруг – виднелись лишь кусты и несколько чахлых деревцов терна.

Элейн почувствовала, что со всей силы стиснула руку Ронвен.

– Извини, я сделала тебе больно. – Голос Элейн дрожал.

– Да, сделала. – Ронвен немного успокоилась и потерла руку. Чуть ниже рукава ее платья из бежевой шерсти она заметила десять бледных синяков – следов, оставленных пальцами Элейн. – Скажи мне, что ты видела. – Она крепко обняла свою подопечную.

– На меня напала целая армия; на берегу было много мужчин и женщин; затем был пожар, там… – И она показала рукой. – Всюду был огонь.

– Ты, наверное, думала о пожаре, который разгорелся, когда ты родилась.

– Нет! – Элейн решительно покачала головой. – Нет, это был не дом. Горели деревья на горном хребте. Здесь была роща; воины подожгли ее прямо с людьми, которые прятались там. Они загнали людей туда, чтобы сжечь – даже женщин, даже детей, таких, как я.

– Это был сон, Элейн. – Ронвен смотрела на море поверх ее головы. – Это был плохой сон, и ничего больше.

– Я схожу с ума, Ронвен? – Принцесса вцепилась в руку няни.

– Нет, нет. Конечно, нет. – Ронвен еще теснее прижала ее к себе. – Я не знаю, почему это происходит. Возможно, утром вы переволновались. Давайте поймаем лошадей и вернемся к остальным. Ветер все холодеет.

Позади них цепочка кошачьих следов спускалась к протоке. Высоко за мглистыми вершинами гор заходило солнце. Сумрак опустился на лесные овраги.

IV

– Ты уверена, что это было знамение? – Сенидд наклонился вперед и наполнил кубок Ронвен вином. Между ними ярко горел огонь. Кроме них в зале были и другие женщины и мужчины, которые занимались различными делами. Дети отдыхали в спальне. Ронвен только что вернулась оттуда, убедившись, что с Элейн все в порядке. Девочки лежали обнявшись, отдыхая от мира. Ронвен немного постояла в комнате, наблюдая за ними при свете свечи, прежде чем выйти и вернуться в залу.

– Что же это еще может быть? Сенидд, я не знаю, что мне делать.

– А почему ты должна что-то делать?

– Потому что, если она обладает этим даром богов, ей надо учиться распоряжаться им. Я должна рассказать Эиниону, что Элейн уже готова к этому.

– Нет! – Сенидд поставил свой кубок на стол рядом с локтем. – Ты не должна отдавать ее этим проклятым магам. Ее отец никогда этого не позволит.

– Тсс! – сказала Ронвен. – Ее отец никогда об этом не узнает. Послушай, если это ее судьба, то кто мы такие, чтобы становиться у нее на пути? Ты думаешь, я не молилась, чтобы этого не произошло опять?

– А такое происходило и раньше?

– Когда мы были в замке Хэй, ей привиделось, как гибнет дворец.

– Она понимает, что это?

– Я сказала ей, что это был всего лишь дурной сон. В первый раз, я думаю, она поверила мне. На этот раз, боюсь, нет. В глубине души она чувствует, что это был не сон, по крайней мере – не обычный сон.

– Что она видит – прошлое или настоящее?

Ронвен пожала плечами:

– Я не хотела бы испытывать ее так глубоко. Это дело провидца. Он один знает, что делать.

Ронвен боролась со своим знанием уже в течение нескольких месяцев, с момента последнего видения Элейн в замке Хэй. Она понимала: если девочка обладает такой силой, ее способности даны ради спасения всей страны и ради того, конечно, чтобы Граффид встал во главе освобождения от англичан. Однако если провидцы и барды однажды прознают о даре Элейн, Ронвен навсегда потеряет возможность видеться с ней и вверит им судьбу девочки.

– Ты сделаешь огромную глупость, если расскажешь ему об этом. Он никогда ее уже от себя не отпустит. – Сенидд взял кубок с вином. – Ты же не приведешь его сюда?

– Я должна. Я не посмею разубедить принцессу еще раз. Как бы то ни было, в Абере чересчур много беспокойства и зла. Может быть, позже – я не знаю. Пусть Эинион сам расскажет обо всем принцу, если решит, что она избранная.

– А муж Элейн? Как насчет ее мужа? Я уверен, что он не допустит, чтобы его жена была язычницей и еретичкой. Я слышал, что граф Хантингтон очень набожный и благочестивый христианин.

– Брак может быть расторгнут. – Ронвен и теперь избавилась от мысли о муже Элейн, как делала это всегда. Она незаметно начала искать амулет, который висел у нее на шее, под платьем. – Можно устроить все что угодно, если на то есть воля богини, Сенидд.

Тот помрачнел. В Ронвен он постоянно видел ту страстную веру, которая ему казалась то забавной и безобидной, то невероятно опасной, даже губительной. Ему совершенно не нравилась мысль поручить этого прелестного, открытого и жизнерадостного ребенка зловещим слугам Луны. С другой стороны, он начинал бояться при мысли, что Элейн, действительно, пережила видения, – тогда, возможно, она и впрямь пыла избрана.

V

Прошло три дня. Элейн сидела на уроке вышивания, когда слуга известил ее о том, что Ронвен хочет видеть ее. Не медля ни минуты, она решительно отбросила вышивку в сторону. Несмотря на то, что девочка наносила цветы на белое полотно не хуже любой вышивальщицы, ей вскоре надоело по занятие, так как она сидела на одном месте, а это, как она считала, вредило ее деятельной натуре. Так что любые изменения скучной рутины она встречала восторженно.

Ронвен сидела за столом с каким-то стариком. Сенидда нигде не было видно. Разочаровавшись, Элейн плотно закрыла дверь и подошла к няне.

– Элейн, разреши тебе представить Эиниона Гвеледидда. Как ты, наверное, знаешь, это – один из бардов твоего отца.

Элейн сделала небольшой реверанс в знак уважения. Однако любопытство уже взяло верх над скромностью девочки. Она обожала бардов с их неизменными длинными историями и музыкой, их умением рассказывать о прошлом и о ее предках. Она смотрела на него, однако узнала не сразу. Перед ней сидел высокий, аскетического вида мужчина со сверкающими умными глазами и тонким лицом. Его длинные волосы были седыми, как, впрочем, и борода, одет он был в тяжелое, богато расшитое платье темно-синего цвета.

Он протянул к ней руку; Элейн, поколебавшись, подошла.

– Итак, дитя мое, леди Ронвен сказала мне, что у тебя бывают странные видения. – Его рука была холодной, как мрамор. Мужчина мягко взял за теплые пальцы Элейн. Испугавшись, она отпрянула.

– Расскажи мне о них, – продолжил он. Старик не улыбался, Элейн ощутила, как к ней подступает страх.

– Ничего я не видела – просто это были глупые сны.

На этот раз Эинион изобразил некое подобие улыбки – он постоянно напоминал себе, что перед ним стоит маленький ребенок.

– Так расскажи мне о них. Я люблю сны.

Запинаясь, она рассказала ему обо всем, видя, что старик слушает ее с лестным для нее вниманием, не пропуская ни единого слова. К концу рассказа Элейн он кивнул головой.

– То, что ты видела, было на самом деле. Это произошло более чем тысячу лет назад, когда римские захватчики вступили на нашу землю. Их предводитель, Светоний, отдал своим воинам приказ убивать друидов. Римляне посягнули на священную землю, которой был и остается Энглси. Сперва они были слишком напуганы, чтобы пересечь пролив, так как увидели друидов, которые поджидали их на том берегу. Ты знаешь, кто такие друиды, малышка? – Он подождал минуту, затем, увидев, что Элейн кивнула, продолжил. – Там были даже женщины, готовые сражаться наравне с мужчинами. Это зрелище, конечно, тоже напугало римлян. Однако они все-таки бросили якоря в Трэт-Лафан, – ты как раз увидела первые их корабли. Они перебили всех друидов, а оставшихся в живых сожгли в наших священных дубовых рощах. Римляне уничтожили все дубы на острове, когда высадились на сушу.

Он очень пристально смотрел на Элейн. Та побледнела. Их глаза встретились; это произошло за несколько секунд до того, как она, увлеченная, спросила шепотом:

– Неужели никто не остался в живых?

– Очень немногие.

– Зачем римляне это сделали?

– Потому что они боялись. Друиды были мудрыми, яростными и храбрыми людьми, кроме того, они не хотели делить свою землю, Уэльс, с чужестранцами.

После этого девочка замолчала, пытаясь осознать, что все это она видела своими собственными глазами.

С трудом оторвав от старика взгляд, Элейн прошла по комнате к узкому окну. Отсюда она увидела пастбище, где все это произошло, и тот самый пролив. Вершины гор Эрири были покрыты облаками, а чистая вода моря имела цвет сланца.

– Элейн, разве тебе не интересно, почему ты это видела? – спокойно спросил ее Эинион.

Ронвен смотрела то на Элейн, то на Эиниона; пальцы ее выбивали нервную дрожь.

– Потому что я гуляла там, где все это произошло, – просто ответила Элейн.

– А почему ты видела это, а леди Ронвен – нет? – допытывался старик.

Девочка повернулась к нему и наконец он увидел ее задумчивое лицо.

– Возможно, она просто не смотрела туда.

– А ты смотрела?

– Нет. Но иногда я знаю о вещах, которые должна увидеть, если хочу этого. Я всегда думала, что это случается со всеми, только никто об этом не рассказывает, но теперь я в этом не уверена. – Она выглядела несчастной.

С Изабеллой такого никогда не случалось. Когда в замке Xэй Элейн рассказала подруге о своих странных ощущениях, Изабелла попросту рассмеялась. После этого она никогда и никому не решалась рассказывать о видениях. Исключение составляла только Ронвен.

– Элейн, девочка моя, это происходит не с каждым человеком. Ты наделена драгоценным даром. – Он снова улыбнулся. – Я тоже могу видеть прошлое и будущее.

– Вы можете? – Она вздохнула с облегчением.

– Это дар нашего рода. Мы – ты и я – произошли от уцелевших друидов, которых ты видела. Некоторым из них удалось бежать; некоторые жили и боролись против римлян, которые в итоге ушли отсюда. Род твоего отца начинается с древних королей Британии, а прародителями моего рода стали жрецы друидов. И ты, одна из всех детей твоего отца, нацелена даром провидения – ты его седьмое дитя.

Сухие губы Элейн начали дрожать от волнения. Внезапно ей захотелось убежать прочь от старика. Строгий вид Эиниона угнетал ее. В зале нечем было дышать, а воздух был горячим. Взгляд Элейн миновал Ронвен, и она уставилась на тлевшие в очаге поленья. Пламя заманчиво мерцало; красно-синие языки пламени ласкали взгляд. Дым, исходящий от дерева разбитых бурей лодок, был резким, солоноватым.

– Можно мне вернуться к вышиванию? – спросила Элейн у Ронвен. Кожа ее похолодела от страха. Ронвен ничего не ответила, она лишь беспомощно взглянула на Эиниона.

«Это моя вина, – непрерывно повторяла она про себя. – Я не должна была говорить ему об этом. Теперь он никогда ее не отпустит».

– Конечно, ты можешь вернуться к своим урокам. – Старик снова улыбнулся. – Однако мы скоро увидимся снова. Я собираюсь сам приехать в Ланфаэс и давать тебе уроки.

– Какие уроки? – подозрительно спросила Элейн.

– Интересные уроки. Тебе понравится. – И снова улыбка. – Есть только одна вещь, которую ты должна мне обещать, – ты должна держать наши встречи в секрете. Ты умеешь хранить секреты, Элейн?

– Конечно, умею.

– Вот и хорошо. Никто не должен знать, что я был здесь – это ради тебя самой, леди Ронвен и меня, – даже твоя маленькая подружка, Лунед. Как ты думаешь, ты сможешь и от нее сохранить наш секрет?

– Проще простого, – сказала она презрительно. – У меня куча от нее секретов.

– Хорошо, – сказал старик и встал. Он был высоким, не сгорбленным. Элейн посмотрела на него со страхом.

– Я вернусь через три дня. – Он повернулся к Ронвен, поднимая свой длинный плащ. – К тому времени я как раз найду место, где никто нам не сможет помешать. Придумай какую-нибудь небылицу, чтобы она могла отсутствовать весь день. Ты правильно сделала, дочь моя, что все мне рассказала.

VI

– Я не хочу туда идти! – двумя днями позже заявила Элейн Ронвен, сильно сжав кулачки. – Он мне не нравится. Чему он может меня научить? Ты и так учишь меня всему, что я должна знать.

– Ты должна пойти. – Ронвен тяжело вздохнула.

– Я не должна. Мой отец не знает об этом, не так ли? Он не одобрит, если я пойду. И моя мать тоже. – Девочка чопорно поджала свои губы. Два дня она потратила только на то, чтобы решить, почему это она должна держать в тайне уроки Эиниона. Казалось, существовало только одно объяснение.

– Элейн, эти уроки для твоего же блага. – Ронвен снова тяжело вздохнула.

– Почему? Чему он собирается меня учить?

– Я точно не знаю…

– Откуда ты тогда знаешь, что это для моего же блага?

– Я просто знаю. Эти уроки – тайна для всех, Элейн, а тайны никто не может знать. Даже я не могу ничего знать об этом. Эинион ведь сказал, что ты – особенная, твоими прародителями были великие древние короли, и у тебя бывают видения.

– Он собирается объяснить мне то, что я видела? Поведать о далеких временах?

– Мне думается, и это может быть частью занятий. – Ронвен пожала плечами.

Элейн на мгновение замолчала. Наконец ее любопытство пересилило охватившее ее необъяснимое чувство страха.

– Ты ведь пойдешь со мной? – спросила она.

– Не знаю. – Ронвен уклончиво посмотрела в сторону.

– Ты должна пойти с ней. – Сенидд тихо появился в комнате – он стоял за занавесью возле двери; лицо его было грустным. – Ты не можешь отпустить ее одну.

– Ты не знаешь, о чем мы разговаривали. – Ронвен побледнела.

– Вы говорили о Эинионе Гвеледидде. Я же предупреждал тебя, Ронвен! – Он тяжело вздохнул. – Я же говорил тебе, чтобы ты не делала этого!

– Ронвен! – Глаза Элейн смущенно перебегали с одного на другого.

– Не обращай внимания, моя малышка. Сенидд завидует. Он хотел учить тебя сам.

– Итак, я уезжаю. – Он нежно улыбнулся Элейн. – Я вскоре вернусь. Меня вызывают в Абер, – добавил он тихим голосом, чтобы слышала одна Ронвен. – На границе снова начались сражения.

– А как же Граффид?

– Его все еще держат в Деганнви. Принц Ливелин послал в Деганнви Сенену и ее мальчиков. Однако Даффида он оставил при себе.

– Значит, Даффид во всем с ним соглашается! – сказала, сглотнув, Ронвен. – Мы должны как-то помочь Граффиду!

– У Даффида возникнут затруднения, которые вполне можно и подстроить, – улыбнулся Сенидд. – Похоже, принц взял де Броуза.

Это имя привлекло внимание Элейн.

– Отец Изабеллы? – спросила она.

– Точно. – Сенидд громко засмеялся. – Будет очень занятно, как он будет проводить переговоры. Подозреваю, что Ливелин еще не отказался от мысли о союзе с де Броузом. Когда еще один брак будет заключен, принц Ливелин обретет союзника в центральной части Уэльса.

– А что будет теперь с Гвладус, ведь сэр Реджинальд умер? – внезапно спросила Элейн. – Она приедет домой?

– Она снова выйдет замуж, моя малышка, – ласково взглянув на девочку, сказала Ронвен. – Не надейся увидеть ее здесь. Сомневаюсь, что она когда-либо вернется назад в дом, под крышу к своей матери.

– На этот раз, надеюсь, она выйдет за молодого человека, – тихо рассмеялся Сенидд.

– Надеюсь, все будет именно так, но об этом мы поговорим потом, – раздраженно сказала Ронвен, посмотрев на своего кузена.

– Сэр Уильям приедет в Абер? – Этот красноречивый обмен взглядами Элейн не заметила. – Я очень хочу, чтобы он приехал с Непобедимым.

– Даже не знаю, малышка. – Ронвен снова нахмурилась. – Едва ли его привезут на север. Но подождем, там будет видно.

VII

Эинион выбрал деревянный домик, жилище отшельника, которое находилось за Пенмоном.

Ронвен слезла с лошади, наблюдая за закрытой дверью сложенной из камней лачуги. Из отверстий в торфяной крыше курился дым. Элейн по-прежнему сидела в седле, ее пальцы твердо ухватили за гриву Кади.

– Ты же не бросишь меня? – спросила Элейн у Ронвен.

– Я с тобой не пойду, если Эинион прикажет. – Ронвен подошла к двери, несмело и тихо в нее постучала. Некоторое время не отвечали, затем медленно отворилась дверь. Показался Эинион в длинной черной мантилье поверх расшитой i \ пики. В темном дверном проеме он был похож на едва видимое привидение.

– Вот ты и здесь. А где же ребенок? – И он посмотрел поверх Ронвен туда, где ждала Элейн в диких зарослях кустарника. Шел сильный дождь, крупные капли падали на листья, срывая их с веток. Деревья блестели от влаги, а земля под копытами лошадей превратилась в грязное месиво.

Элейн нехотя слезла с лошади. Она была одета в тяжелый шерстяной дождевой плащ, который сразу же упал с нее, стоило ей только направиться к хижине.

– Хорошо. Ты можешь вернуться за ней, когда начнет смеркаться.

– Нет! – сказала Элейн и повернула обратно к Ронвен, стараясь поймать ее руку. – Нет! Я не хочу здесь оставаться!

– Странно. Я никогда не считал вас трусихой, принцесса, – сказал старик и испытующе посмотрел на нее.

– А я и не трусиха! – Задетая за живое, Элейн выпрямила плечи.

– Вот и отлично. Увидишь, все будет в порядке. Входи. – Эинион немного попятился, указывая девочке на дверь хижины. Как только она скрылась во мраке жилища, старик посмотрел на мокнувшую под дождем Ронвен и произнес:

– Когда стемнеет! И ни минутой раньше!

Элейн осмотрела невзрачную обстановку дома. Сердце бешено забилось от страха в ее груди, едва за ней закрылась дверь. После того как ее глаза привыкли к скудному освещению, она заметила, что ничего, кроме стола, стоящего у стены, в комнате не было. На столе стояла свеча, от которой исходил слабый свет. Посередине комнаты в каменном кругу горел огонь; от него валил густой дым, и глаза Элейн наполнились слезами.

Элейн испуганно посмотрела на Эиниона. В свете слабой свечи высокая фигура старика отбросила на стену огромную тень. Он медленно подошел к столу; в руках у него были небольшие коробочки.

– Садись, дитя мое. – Теперь он говорил мягко, даже с какой-то нежностью в голосе. – Не бойся.

Она огляделась вокруг в поисках того, на что можно было сесть, однако ничего, кроме нескольких лежавших на полу поленьев, не обнаружила. После долгого колебания девочка села прямо на них. Костер теперь оказался посередине, разделяя Эиниона и девочку. Старик стоял к ней спиной; вслушиваясь, Элейн поняла, что тот достает что-то из коробочек.

– Слушай. – Он протянул к ней руку. – Теперь скажи мне, что ты слышишь?

Элейн затаила дыхание. В хижине раздавалось множество звуков. Потрескивали бревна, шипел огонь, когда в него попадали капли, просочившиеся сквозь худую крышу; снаружи от дождя и ветра гнулись деревья, тяжело дышал старик, – однако больше она ничего не слышала.

– Я ничего не слышу, – прошептала она.

– Ничего? – Резко повернувшись, он воззрился на нее. – Слушай снова.

Девочка вздохнула.

– На улице идет дождь. – Она запнулась. – Горит огонь.

– Хорошо.

– Мы оба дышим.

– Отлично. Теперь слушай и смотри.

Старик что-то бросил в огонь. Какой-то момент ничего не происходило, затем из ниоткуда возникла яркая вспышка пламени и послышался гул горящего дерева.

Элейн зачарованно смотрела на пламя.

– Один человек рассказал мне как-то, что горящее полено вспоминает песни птиц, – прошептала она.

– Так оно и есть. – Эинион улыбнулся. – Но ты должна видеть. Смотри. Смотри в огонь. Скажи мне, что ты видишь?

Девочка встала на колени, стараясь смотреть в само сердце огня.

– Я вижу только огонь. Само сердце пламени. – Жар пламени обжигал ее лицо, глаза воспалились.

– А теперь? – Эинион высыпал в огонь какие-то травяные порошки, а затем прибавил к ним ягоды можжевельника. Огонь мгновенно погас, пустив в воздух едкий дым. Кашляя, Элейн отпрянула; из ее глаз потекли слезы. Она сильно испугалась.

– В огонь я всыпал порошки растертой полыни, шелковицы и тысячелетника, чтобы помочь тебе увидеть. А еще – крошки сандалового дерева и кедра с востока. Смотри. Смотри внимательнее, – настаивал его голос. – Расскажи мне, что ты видишь?

– Я ничего не вижу…

– Внимательнее!

– Одна чернота.

– Смотри!

Внимание Элейн обострилось до предела, глаза ее слезились. Теперь пламя было яркого-алого цвета. Девочка наклонилась вперед, отбросив перед тем назад волосы. Затем она вытянула перед собой руки.

– Смотри! – шипел старик. – Смотри!

– Я вижу, – поколебавшись, произнесла Элейн. – Я вижу какое-то лицо…

– Ну, наконец! – довольно воскликнул Эинион.

– Лицо мужчины во мраке.

– Кто это?

– Я не вижу. Картинка нечеткая. – Внезапно она заплакала. Картинка перед ее глазами исчезла. Она отчаянно хотела ее удержать, напрягая свое зрение. У Элейн разболелась голова, и она почувствовала, что ее тошнит.

– Достаточно, девочка моя! – Старик подошел к ней и положил свою холодную руку ей на лоб. – Закрой глаза. Отпусти боль.

Так он простоял несколько минут, не отрывая своей руки от ее головы. Всем своим телом она чувствовала, как боль уходит, и постепенно расслабилась. Когда она открыла глаза, от боли не осталось и следа. Эинион подошел к двери и открыл ее, позволяя холодному лесному воздуху попасть в дом.

Элейн беспокойно смотрела на огонь, дым от которого окутывал кровать из ясеневых веток.

– Брось в него несколько веток. Вязанка лежит в углу, за твоей спиной. – Эинион походил на человека, который пытается научить ребенка не бояться дикого зверя. – Смотри, как он берет корм из твоих рук. Ну, вот и получилось. Правда, ничего страшного? Теперь перейдем к другому уроку, менее трудному, как мне кажется.

– И это тоже был урок? – Элейн все еще смотрела на огонь.

– Да, малышка. Ты должна научиться управлять своими видениями, а они никогда не должны управлять тобой. Если они главенствуют, это приведет к сумасшествию. Ты должна научиться повелевать ими. А теперь, как насчет урока о птицах?

– О птицах? – Она с надеждой взглянула на него.

– О легендах, связанных с птицами; о предзнаменованиях, которые они передают нам; о вестях, которые несут нам.

– Когда римляне вступили на нашу землю в моем видении, там были кроншнепы, и они предвещали смерть. – Она встала и подошла к двери. – Куда прячутся птицы, когда идет дождь?

– В плохую погоду они находят себе убежище, однако обычно они остаются в своих гнездах. На их оперении есть жир, который и спасает их от дождя.

Эинион говорил очень тихо, и девочку постепенно покидало чувство страха, пока она внимательно слушала голос старика. К полудню дождь перестал; кое-где среди ветвей деревьев проглядывало веселое яркое солнышко. Они очень долго гуляли по лесу. Старик показывал ей разных птиц, которых Элейн никогда не видела, перечисляя их названия и рассказывая о случаях, когда птицы предсказывали будущее. Внезапно на небе появилось солнце; девочка очень проголодалась, но старик продолжал свое повествование. Иногда он внезапно останавливался и задавал вопросы, чтобы проверить, внимательно ли она его слушала.

Дважды она умоляла Эиниона остановиться, чтобы они могли немного отдохнуть, поесть и попить. Однако он был непоколебим.

– Принцесса, вы должны научиться управлять своим телом. Мы потому и не спешим, что вы хотите есть. Вы должны перебороть свое тело и сказать ему, чтобы оно подождало.

Однако бард точно определил момент, когда у Элейн закружилась голова, и они снова зашли в хижину. Старик показал Элейн рукой, чтобы та снова села возле огня, и опять бросил в огонь горсть порошка.

– Нет, я больше не могу. Я устала. – Она закрыла глаза руками.

– Смотри. – Старик наклонился над ней и убрал ее пальцы от лица. – Смотри. Смотри в огонь.

На этот раз картинка была ясной и чистой.

– Я вижу людей, много людей, они стоят и ждут. – Элейн удивилась. – Что-то должно произойти. Небо голубое, на востоке солнце все еще низко стоит над горами рядом с Абером. Должно быть, будет казнь. Люди разговаривали, теперь они начинают кричать. Кто-то идет. Мужчина. Я вижу мужчину, которому надевают петлю на шею. Они… нет! Нет! – Внезапно она разрыдалась, вскочила на ноги и бросилась к двери. Царапая дверь, она кое-как нашла веревку и открыла дверь. Девочка выбежала из хижины, а за ней толстым слоем повалил едкий густой дым.

Было почти темно. Прошло несколько минут, пока ее глаза привыкли к сумеркам. Затем она увидела между деревьев Ронвен, которая так и ждала ее с самого утра. Две подрагивающие от холода лошади были тут же.

– Забери меня домой! – Элейн подбежала к Ронвен и вцепилась в ее руку. – Пожалуйста! Забери меня домой!

Ронвен смотрела поверх головы Элейн в темноту дверного проема. Прошло какое-то время, и там возник Эинион.

– Она делает успехи. Привези ее ко мне через три дня. – Казалось, он не был тронут слезами ребенка.

– Кто был тот человек? – крикнула ему Элейн. – Кого я видела?

Старик пожал плечами:

– Ты не удержала видение. Требуется время, чтобы научиться управлять им. Может быть, когда ты придешь ко мне в следующий раз, мы вместе поймем, что ты видела и как понять это предупреждение, если видение повторится.

– Нет! Я не хочу видеть этого снова. Это было ужасно. – Дрожащими руками она надела плащ. – Я больше не хочу сюда приезжать.

Эинион холодно улыбнулся и направился к хижине.

– Привези ее, – сказал он обернувшись. – Через три дня.

VIII

– Нет! – заявила Элейн на следующее утро, как следует поев и выспавшись. К ней опять вернулась ее храбрость. – Я не хочу ехать к нему. То, чем он занимается, – зло!

– Нет, не зло! – Ронвен встала на его защиту. – Никогда больше не говори таких вещей. И ты будешь там, даже если мне придется нести тебя туда на руках!

– Я не поеду! Я отказываюсь! – Элейн всем своим видом бросала ей вызов.

– Поедешь!

– Я убегу!

– Что за вздор. – Ронвен заставляла себя говорить спокойно. – Ну и куда ты собралась? Я все равно найду тебя на острове, где бы ты ни была!

– Тогда я убегу с острова и отправлюсь к отцу. Если я расскажу ему, чем ты заставляешь меня заниматься, он посадит тебя в тюрьму! – Ее пальцы сжались в кулаки, Элейн готова бьша расплакаться. То, что произошло в доме Эиниона, сильно напугало ее, и она ни за что не собиралась туда возвращаться, инстинктивно она чувствовала, что отец поддержал бы ее в этом. Элейн бьша уверена, что отец и не подозревал, что песни и истории, которые Ронвен рассказывала ей каждый вечер, были всего лишь тайной подготовкой к некоей зловещей задаче. – Я не хочу у него учиться, Ронвен! Не хочу и не буду. Я отправляюсь в Абер. Сейчас же! – И она резко повернулась и вышла.

– Элейн! – Ронвен крикнула ей вслед. – Элейн, остановись! Ни один лодочник не возьмет тебя на борт без моего разрешения. Ты не можешь уехать. Не будь глупышкой!

Элейн пробежала весь зал и выбежала на внутренний дворик замка, направляясь к конюшне.

– Элейн!

Она слышала голос Ронвен у себя за спиной, но не остановилась. Ворвавшись в стойло к Кади, девочка отвязала пони и оседлала его. Элейн успела уже взобраться на спину пони, когда Ронвен вихрем влетела в конюшню. Едва не сбив ее, Элейн сильно ударила по бокам Кади, пустив его галопом. Она пронеслась через двор, расталкивая немногочисленную челядь, вылетела за ворота и поскакала к побережью.

Придерживая Кади, Элейн с досады сильно потянула поводья. Гордость не позволяла ей вернуться обратно. Ронвен не должна была выиграть это сражение.

Она услышала крики за спиной. Три наездника неслись за ней – это была Ронвен и с ней двое охранников.

Теснее прижавшись к холке Кади, Элейн пустила его галопом подальше от порта и берега моря. На берегу могли быть рыбаки, раскладывающие сети, которым в два счета удалось бы поймать ее в силки. Элейн протянула руку к шее, стараясь нащупать золотую цепочку. Украшение было на месте. Если она все же решится уехать, то за нее можно будет купить хоть целое судно и уплыть, куда глаза глядят.

Но никаких рыбаков не было; берег был пуст. Насколько хватало глаз, он был совершенно пуст. Начинался прилив, в воздухе задувал легкий бриз.

Всадники быстро нагнали ее. Элейн охватил приступ гнева: значит, если она маленькая, они могут заставить ее делать все, что им хочется? Это нечестно – нечестно и некрасиво! Еще раз она посмотрела на дальний берег – он был таким спокойным, и там высился замок Абер. Помимо своей воли Элейн била Кади в бока и направляла его прямо в воду. Виделa же она, как римские всадники переплыли пролив. Так почему бы и Кади не переплыть? Прилив еще не в разгаре, да и вода теплая.

Копыта пони скользили, увязали в песке, он старался идти вперед, и вода была ему по бабки. Сзади Элейн слышала все приближавшиеся крики преследователей. Теперь и ее ноги были уже в воде, которая оказалась страшно холодной. У девочки перехватило дыхание. Она почувствовала, как Кади начал упираться.

– Ну давай, мой дорогой. Смелее. Ты сможешь, – шептала девочка. – Ну давай же, здесь недалеко.

Внезапно пони поплыл, словно бы понял, чего хотела хозяйка.

 

Глава третья

I

Вода была ледяной. Оказавшись в море, Элейн задрожала от холода. Девочка наклонилась вперед, обнимая пони за шею, и чувствовала, как Кади усиленно гребет ногами. Теперь Элейн ничего не слышала, кроме криков, раздававшихся за ее спиной; в ушах у нее шумело море. Отчаянно цепляясь за Кади, Элейн чувствовала, как волны постепенно сносят ее со спины лошадки.

– Ну давай, мой милый, давай, осталось немного, – снова прошептала она пони. Уши Кади прижались к голове, как только он услышал голос хозяйки.

На берегу Сенидд одним прыжком слез с лошади. Срывая с себя платье и плащ, он бросился к воде. Пробежав по волнам, он глубоко нырнул, а затем быстро поплыл. Отягощенный своей ношей пони плыл вперед медленно, но верно. Сенидду понадобилось несколько минут, чтобы догнать беглецов. Он не тратил свои силы на крики и позвал Элейн только тогда, когда она могла услышать его.

– Принцесса! – Он увидел повернутое к нему бледное, испуганное лицо девочки.

– Осторожно разверни пони. Разверни сейчас же, а то он утонет! – После двух больших гребков он уже был рядом с лошадкой. Поймав поводья, он начал потихоньку разворачивать Кади, стараясь не сталкиваться с пони ногами.

– Держитесь, принцесса. Держитесь! – Улыбаясь, он поддерживал девочку. Пони отвечал на каждое его слово. Сенидд знал, что спасти их будет нелегко: уплыли они очень далеко, а прилив был сильным.

Они медленно подплыли к берегу. Элейн держалась за обоих своих уставших спасителей. Казалось, прошла целая вечность до того момента, как копыта Кади стали нащупывать есок. Элейн позволила отдать себя в руки Ронвен, чтобы та укутала и согрела ее, завернув в теплый плащ. Слышно было, как рыдает Ронвен, с силой прижимавшая дрожащего ребенка к груди.

II

– Ты должна устроить ей хорошую трепку! – Сенидд уже наполовину выпил содержимое своего второго кубка.

– Я никогда ее не била! – парировала Ронвен. Она уже уложила Элейн в постель, положив ей в ноги обернутый тканью горячий камень, и шепотом пообещала ей, что они никогда больше не пойдут к Эиниону в его лесную лачугу.

– В том-то и беда. Она никогда не знала, что такое послушание! Ты понимаешь, что она могла утонуть?

– Я знаю. – Ронвен села, закутавшись в плащ. – Но это моя вина. Я не хотела ее слушать, я сказала, что она должна к нему пойти снова.

– Я же говорил тебе, что ничего хорошего из этого не выйдет. – Сенидд ядовито рассмеялся. – Кузина, ты сделала глупость – Эинион никогда ее не отпустит. Я слышал много разных историй о нем. Старик добивается своего при помощи всяких сил. Боюсь, он околдовал и принца.

– Зачем ему было околдовывать принца! – не согласилась Ронвен. – Он в Гвинеде заботится обо всех, для него превыше всего – весь Уэльс. Все, что он делает, идет лишь на благо Уэльсу.

Сенидд скептически поднял одну бровь.

– Под этим, я полагаю, ты понимаешь то, что бард поддерживает претензии Граффида на наследство?

– Ради всего святого, говори немного потише! – Ронвен нервно посмотрела через свое плечо. – Конечно, он так и делает. Я надеюсь, ты – не сторонник английской партии, Сенидд, или ты мне не друг. – Она сделала короткую паузу, чтобы глотнуть вина. – Я отвезу ее обратно в Абер. Я могу оставить записку для Эиниона о том, что принц послал за дочерью. Он же не будет оспаривать приказ Ливелина.

– И когда же вы отправляетесь туда? Как ты объяснишь это принцессе Джоанне?

– Скажу ей, что это была случайность…

– И ты думаешь, она в это поверит? – Сенидд ехидно рассмеялся.

III

– Итак, Элейн, ты пыталась переплыть Менайский пролив верхом на пони? – Ливелин сидел в своем кресле возле камина в тронном зале замка Абер. Около него расположился с бокалом вина в руке сэр Уильям де Броуз. Мужчины дружно восхищались поступком смелого ребенка.

– Почему ты решила, что у тебя это получится?

– Римлянам удавалось это, папа.

– Римляне? – Ливелин откинулся назад в своем кресле. – Однако римляне перед нападением всегда ждали отлива, и у них были на то свои причины.

– У меня тоже были причины! – Она сильно покраснела.

– И какие же это причины?

Не могла же она сказать ему, что хотела спастись в этом замке от Эиниона! Ронвен заверила ее в том, что барду скажут: их вызвали в Абер. Старику придется согласиться с этим и ждать. Но чего ждать? Элейн была напугана. Она попыталась залезть в самые отдаленные утолки своего разума и еще раз увидеть ту самую странную картину, которая теперь часто преследовала ее. Это не было сном; видение пришло из ниоткуда. А она при помощи старика вызвала его снова. Но зачем? Почему она видела мужчину с петлей на шее? Вели ли его на виселицу? Почему он был там и кто это был? Почему она не видела его лица?

Она встретилась взглядом с отцом так спокойно, как только могла. Несмотря на то что Эинион не нравился ей, она помнила, что пообещала сохранить их секрет.

– Мне было скучно в Ланфаэсе. – Она смело начала выдумывать. – Я уже слишком большая, чтобы сидеть за детскими уроками. И я слышала, что сэр Уильям здесь. И я подумала: возможно, он приехал вместе с Изабеллой.

– Маленькая принцесса, я здесь нахожусь не по своей воле. – Сэр Уильям улыбнулся. – Разве вы не слышали? Я попал в плен во время сражения. Я пленник твоего отца. – Кажется, он не сильно расстраивался из-за сложившейся ситуации: он сидел возле огня Ливелина, попивая каперское вино того, кто взял его в плен. – Изабеллы нет со мной.

– А она все еще собирается выходить замуж за Даффида? – Энейн с тревогой посматривала то на одного, то на другого мужчину. Все ее планы рушились прямо на глазах.

– Элейн, это один из вопросов, которые мы обсуждаем. – Ее отец встал со своего места. – Ты можешь спокойно предоставить решить его нам. А вот как мне быть с тобой? – Он повернулся и посмотрел в тот угол, где наготове стояли охранники сэра Уильяма. – Один из вас пусть пошлет кого-нибудь к леди Джоанне и спросите ее: не будет ли она столь любезна, чтобы спуститься к нам и почтить эту скромную залу своим присутствием на несколько минут.

– Вы привезли с собой Непобедимого? – Элейн села на стул возле сэра Уильяма, игнорируя резкое покалывание в желудке, возникшее при мысли о ее матери.

– Наоборот. Если можно так сказать, это он меня сюда привез. – Он улыбнулся.

– А можно мне навестить его? – Ее счастью не было конца; она придвинулась ближе к нему.

– Об этом вы спрашивайте у своего отца, маленькая принцесса. Это очень прискорбно, но мне не позволяют находиться рядом с ним, – на тот случай, если я попробую бежать. – Его улыбка была очаровательной.

– Тогда кто же за ним ухаживает? – Глаза Элейн сверкали от восхищения.

– О нет. Я этого не делаю. – Сэр Уильям рассмеялся. – Наверное, об этом ты должна спросить у своего отца.

Девочка была неотразимо красива и обаятельна. Она уже знала, как повелевать мужчинами.

– Отец, разрешите мне. Пожалуйста, можно я прокачусь па Непобедимом верхом? Он знает меня, и я ему нравлюсь. Я уже ездила на нем в Хэй. И потом, – она невинно улыбнулась, – Кади еще не оправился после нашего плавания.

– Насколько я понимаю, это тот самый зверь с каштановой гривой, на котором вы ездили в Монтгомери. – Ливелин поднес к губам бокал с вином. – Ребенку нельзя ездить на боевом коне, должен тебе сказать.

– Обычному ребенку – нет, конечно. – Сэр Уильям подмигнул Элейн. – Но ваша дочь, ваше высочество, мастерски обращается с этим конем. Непобедимый ради нее сделает все, что она захочет. Как, впрочем, и любое животное.

– Неужели? – Ливелин задумчиво смотрел на дочь. – Почему ты не рассказала мне об этом раньше, Элейн?

– Потому что я запретила ей тратить твое драгоценное время. – В дверях появилась принцесса Джоанна. Мужчины встали. Она выглядела очень красивой и изящной в платье из розового шелка, прошитом серебряной нитью, и накидке из темно-зеленого бархата.

Элейн заметила, как в глазах сэра Уильяма загорелось восхищение ее матерью. Она почувствовала нарастающую волну предательской ревности. Джоанна поприветствовала мужчин и села на предложенное сэром Уильямом место.

– Что мы делаем с Элейн, моя дорогая? – Ливелин нежно положил руки на плечи своей дочери и привлек ее к груди. Изучая свою мать, девочка впервые задумалась о собственной одежде. Ее голубое платье было уже слишком коротко на запястьях, и из-под юбки виднелись лодыжки. Никогда прежде она не замечала, насколько красивой была ее мать.

– Почему она здесь? – Джоанна бросила на Элейн мимолетный взгляд и повернулась к ней спиной.

– Потому что ей ужасно наскучил Ланфаэс.

– Наскучил! – хмыкнула Джоанна. Она никак не могла спрятать своего раздражения. – Разве она закончила там учение? Умеет ли она уже читать, писать, вышивать, петь и играть на арфе?

– Да, мама!

– А еще она умеет скакать на лошади, как ветер, – мягко вмешался в разговор сэр Уильям.

– Тогда, возможно, мы еще ее должны научить, как ездят леди. – Глаза Джоанны превратились в маленькие щелочки.

– Ей не нужна помощь, ваше высочество, однако я забыл, что она ваша дочь. – Сэр Уильям улыбнулся. – Ради меня вы должны мне помочь убедить принца Ливелина, чтобы он разрешил Элейн проехаться на Непобедимом. Пора ему покатать на спине леди.

Джоанна пристально взглянула на него и одарила его очаровательной улыбкой. Наблюдая за ними, Элейн заметила, что какая-то искра нежности вспыхнула между ее матерью и сэром Уильямом, однако ее отец этого не увидел. Внезапно у нее появилось желание бежать куда глаза глядят, подальше отсюда. Ей совсем не хотелось оставаться больше в этом замке со взрослыми; она задыхалась здесь. Ей хотелось взмыть на лошади в небо, чтобы ветер развевал ее волосы, и даже взять с собой одного из больших псов, стоящих у нее за спиной.

Улыбка исчезла с лица ее матери, и на смену ей пришло раздражение.

– Нет, она не должна этого делать. Она должна вернуться в Ланфаэс, – решительно сказала Джоанна. – Я не привыкла, чтобы мои приказания не выполнялись. Если леди Ронвен еще раз меня ослушается, она будет отстранена от своих обязанностей, а ее место займет кто-нибудь еще. Ребенок совершенно неуправляем, а у него должно быть хоть какое-то послушание.

– Нет. – Элейн побелела при звуке ее слов. Весь страх, что она снова может встретиться с Эинионом, вернулся вновь. – Нет. Я не хочу возвращаться обратно.

– Ну, хватит. На сегодня достаточно. Мы обсудим это завтра. – Лицо ее отца потемнело, он нахмурился.

– Папа, пожалуйста. – Элейн бросилась к отцу и повисла у него на шее. – Папочка, не посылай меня обратно в Ланфаэс. Я не люблю это место.

Ливелин задумчиво посмотрел на дочь.

– Тебе хорошо с леди Ронвен? – Изучая ее лицо, он заметил, что, помимо скуки, какое-то более явное и глубокое чувство таилось в ее глазах.

– Да, я люблю Ронвен.

– Тогда в чем же дело?

– Ни в чем!

– Нет, есть что-то, о чем ты не хочешь нам говорить.

– Нет, папа. Я просто хочу остаться здесь с тобой.

Он нахмурился.

– Ладно, моя милая девочка, мы с твоей мамой обсудим это. – Улыбка, которую он адресовал ее матери, была полна нежности. Когда он вновь повернулся к Элейн, его лицо было печальным. – Как я понимаю, Сенидд спас тебя, когда ты пыталась переплыть пролив.

Голова Элейн была опущена вниз.

– Он еще спас и Кади.

Ливелин улыбнулся. Он посадил свою маленькую дочь к себе на колени.

– Я хочу, чтобы ты мне пообещала, что с этого дня будешь брать его везде, куда бы ты ни пошла. Он храбрый человек. С ним я уже поговорил, и он с радостью согласился быть твоим личным сопровождающим, а также охранником. Позже, когда ты вырастешь, он сможет стать твоим управляющим. Уэльской принцессе и графине Хантингтон необходима куда более внушительная охрана, чем я думал до настоящего времени. Если случится что-то, что напугает тебя, ты должна сначала рассказать мне, а потом ему. Он будет рядом с тобой, чтобы защищать тебя. К тому же, – он запнулся, – твоя мать права. Ты должна вести себя как настоящая леди. И запомни: леди не переплывают Менайский пролив. – Он прикрыл рукой рот, чтобы никому не показывать своей гордой улыбки.

– Я очень сожалею, папа. – Элейн снова уставилась на пол у себя под ногами.

– Вот и хорошо. Теперь ступай в свою комнату. – Очень ласково он снял ее с коленей. – Мы с твоей мамой обязательно обсудим твою участь, но позже.

IV

Эинион спокойно стоял в тени возле стены, его руки были сложены на груди, глаза закрыты. Он не знал, что Элейн в замке. Много лет назад он научился владеть собой в любых ситуациях. Перед тем, как это ему понадобится, перед тем, как предстояло действовать, – он расслаблялся, отвлекаясь от посторонних шумов, и засыпал, когда темное вечернее солнце, кое-где пробивавшееся сквозь тоненькие веточки горных ясеней возле дверей главных палат замка Абер, согревало его черную накидку. В тишине он мог слышать журчание воды в реке и ее плеск о скалы.

Когда Ронвен проходила мимо него, он резко открыл глаза и поймал ее запястье.

– Где она?

– Я оставляла тебе записку. – У Ронвен от страха перехватило дыхание. – Я ничего не могла сделать.

– Где она?

– У своего отца. – Низкое солнце светило ей прямо в глаза.

– Ты должна привести ее ко мне.

– Она не хочет идти.

– Она должна. – Он с силой сжал ее руку. – Мне нужно снова ее увидеть. Я должен взять с нее клятву, несмотря даже на то, что она пока что ребенок. – Его глаза выражали глубину сказанного, но были совершенно спокойными, подобно озерной воде. – Я не хочу потерять ее. Боги хотят, чтобы я ее учил. Я должен увидеть ее в скором будущем, иначе она ускользнет от меня. А без меня и без помощи богов она никогда не узнает, как управлять видениями, и будет жить в мучениях всю оставшуюся жизнь. – Он замолчал. – Ты увезла ее отсюда так, чтобы я об этом не знал.

Встретившись с его ледяным взглядом, Ронвен не посмела солгать ему.

– Она была так напугана, – слышала Ронвен собственный умоляющий голос. – Кроме того, я не смогла ее остановить. Она хотела уплыть: она еще так молода…

– Потому-то она так нуждается во мне. – Внезапно барда озарила здравая мысль. – Она слишком молода, чтобы понять всю мощь силы, которой ее наделили боги. Ей нужны дисциплина и руководство.

– Она не хочет снова тебя видеть. Пожалуйста, Эинион. Подождите немного, пока она не вырастет. – Ронвен презирала себя за свою слабость, однако ничего не могла с собой поделать.

– Это невозможно, моя госпожа. – Старик тяжело вздохнул. – Я должен увидеться с ней снова. Теперь, сегодня же. Привезите ее ко мне.

– А что мне делать, если она не захочет?

– Она придет. Скажите ей, что ее отец приказал ей посетить обитель отшельника. – Он цинично улыбнулся. – Скажите ей, что в лесу ее ждет прекрасная лошадь. Скажите ей, что в лесу много ягод и вы пойдете их собирать. Я уверен, вы что-нибудь придумаете. Привезите ее ко мне, леди Ронвен. Вы просили меня сделать так, чтобы ее свадьба была отменена. Так вот, я не смогу этого сделать, пока снова ее не увижу; пока я не увижу, что она начала учиться и постигать кое-какие тайны. Только после этого я сделаю так, чтобы она не могла принадлежать ни одному мужчине. Привезите ее ко мне сейчас же. Я буду ждать вас возле реки, за деревней.

Ронвен смотрела ему вслед. Старик не стал дожидаться ее согласия; он просто повернулся и пошел прочь мимо ворот, вниз к холму по направлению к деревне – там мельница, церковь, дома с сараями; там жили ремесленник, делающий арфы, кузнец, гончар, торговцы и мастеровые. В деревне жили двадцать четыре семьи, которые обрабатывали владения Абера. Старик поднимал руку в знак приветствия людям, с которыми он встречался на своем пути.

Ронвен тяжело сглотнула. Она не осмелилась его ослушаться.

V

Элейн и ее подруга Лунед играли с кошкой в нише окна, на которое падали последние лучики заходящего солнца. Внезапно солнце переместилось на горы, а замок остался в тени.

– Скоро пойдем ужинать, леди Ронвен? – спросила ее Лунед.

– Нет, еще не скоро. – Ронвен была какой-то скованной, когда вошла внутрь. – Пожалуйста, Элейн, пойдемте со мной. Твой отец послал за вами!

– И за мной тоже? – Отвлекшись, Лунед упустила намотанную на палец нитку, и их плетение превратилось в путаницу. Вставая, Элейн нежно коснулась подруги:

– Нет, не за тобой. Пока меня не будет, распутай колыбель.

Лунед помрачнела, но с усердием принялась отвязывать ленточки от так называемой колыбели.

Ронвен с облегчением вздохнула, благодаря богов, что Лунед осталась в зале. Поймав руку Элейн, она повела ее вниз по ступенькам, а затем на внутренний дворик. Она очень спешила провести девочку к воротам замка.

– Спустимся к реке, – сказала Ронвен. По дороге она придумывала повод для прогулки, так как встречу с Эинионом нужно было обставить как случайность. Если же произойдет иначе, Элейн никогда больше не будет доверять ей. – Твой отец хотел, чтобы ты посмотрела диких пони, которые гуляют на холме за деревней.

Элейн остановилась. Ее глаза сверкали, однако она выглядела озадаченной.

– Почему? Почему именно сегодня?

– Возможно, он хочет поймать одного для тебя до того, как они уйдут в горы. – Ронвен пожала плечами. – Он теперь знает, как сильно ты любишь лошадей. А может быть, он заметил, как быстро ты растешь. Скоро ты будешь слишком тяжелой для Кади. – Она аккуратно подтолкнула девочку на тропинку.

Ронвен не хотела, чтобы Элейн встречалась с Эинионом, но если боги выбрали ее маленькую девочку, то как она может идти против их воли? Кроме того, так было лучше: пусть бы Элейн оставалась здесь, в горах, вместо того, чтобы отправиться к мужу-иностранцу – человеку, которого никто здесь не знал, который был на четырнадцать лет старше маленькой принцессы. Однако это все же случится. Через четыре года Джон, граф Хантингтон, потребует свою невесту. Ронвен бросило в дрожь, когда она представляла себе, как какой-то мужчина трогает ее девочку, ее малышку, жестоко избивает, пугает, причиняет адскую боль, делает с ней все, что захочет. Еще она боялась и подумать о том, что он может соблазнить ее своими сладкими речами и нежностью, украсть ее привязанность и любовь. Нет, этому никогда не бывать. Лучше она будет отдана богам. В этом случае она останется девственно чистой; холодной, нетронутой, чистой, как серебряная луна в небе. Все это было ради блага самой Элейн.

Сама Ронвен никогда не принадлежала мужчине. В самом потайном уголке ее памяти хранились воспоминания о том, как еще до того, как она со своей матерью поселилась в доме Тангвистла, в их жизни был мужчина, который измывался над ее матерью и бил ее, а потом переключился на свою дочь. Разум Ронвен подавлял воспоминание о том, что случилось потом, однако у нее осталось ощущение неприязни и ужаса к мужчинам, которое она редко давала себе труд прятать.

Придерживая юбки, чтобы они не испачкались в пыли тропинки, женщина и девочка понемногу продвигались вперед. Они миновали деревню; теперь им предстояло преодолеть небольшой участок леса с колючими кустарниками, которые старались не только ободрать вышивку с платьев, но и поцарапать нежную кожу и вцепиться в лицо. Солнце давно скрылось за холмами; воздух был холодным. Мостом через реку служили старые стволы деревьев. Как только они к ним приблизились, то почувствовали, что воздух полон едкого запаха гниения; от бурлящей воды на ноги попадали ледяные капли воды. Все вокруг покрывал лишайник – он висел на стволах деревьев, на скальных утесах, и даже тропинка под ногами была им аккуратно укрыта.

– Ронвен, мы не должны сюда ходить. Это слишком далеко от замка. – Элейн остановилась и огляделась вокруг.

– Я думала, тебе нравятся лес и темнота, – парировала Ронвен. – Я знаю, что иногда ты убегаешь, когда думаешь, что я не смотрю за тобой. Кроме того, какая опасность может здесь нас подстерегать? – Теперь они шли по мокрым и липким прибрежным камням, взявшись за руки, чтобы крепче держаться на ногах.

– Не знаю. – Кожа Элейн на спине покрылась мурашками. – Что-то здесь не так… Пожалуйста, Ронвен, давай вернемся назад. Мы можем прийти сюда и посмотреть на пони завтра. В любом случае уже слишком темно, чтобы рассмотреть хоть что-нибудь.

– Мы пройдем только немного подальше. – Ронвен не обращала никакого внимания на уговоры Элейн. Тропинка начинала сильно изгибаться, деревья здесь росли очень близко друг к другу; они подходили к самой воде: ольха и береза, лесной орех, ясень и древний дуб венком сплели свои ветки над рекой.

Эинион ждал возле небольшого водопада. Его, одетого в черную накидку, Ронвен и Элейн не заметили, пока не подошли на расстояние нескольких шагов. Ронвен вскрикнула от испуга, однако голос ее был заглушен бежавшей водой.

Элейн уставилась на высокого мужчину; страх сковал ее, как только Эинион вырос перед ней.

– Ваш следующий урок, принцесса, будет проходить здесь, так как вы уже не в Ланфаэсе. – И он протянул руку.

Элейн взяла ее, несмотря на то, что разум ее противился.

– Иди! – посмотрел он на Ронвен поверх головы Элейн. – Я верну ее невредимой на закате.

– На закате? – Ронвен испугалась.

– На закате, – кивнул старик. – Иди!

VI

Казалось, они шли очень долго. Сначала лес был густым, и звуки реки наполняли слух Элейн, затем они свернули к одинокому холму, и шум воды остался позади. Потом они вновь спустились к реке. Элейн немного видела в темноте, но что до мужчины, шедшего впереди, казалось, он обладает зрением кошки: старик молча шел, делая огромные уверенные шаги навстречу долгожданной цели. Наконец, когда они остановились, она увидела перед собой долину. Элейн задыхалась, но старик был спокоен, дышал мерно и даже не проявлял беспокойства. Они пришли; она узнала большой водопад, который падал вниз с отвесной скалы неподалеку от Бера-Муар.

– Это здесь, – сказал он властно, перекрикивая шум водопада. – Духи придут поприветствовать тебя и сделать тебя своей. – Старик выпустил руку девочки.

От страха Элейн сделала несколько шагов назад; ее взгляд был устремлен в темноту. Внезапно она увидела отражающиеся в воде звезды и почувствовала, до чего же холодно они светят.

– Сними туфли.

Элейн едва услышала голос старика, старавшегося перекричать шум водопада. Она увидела, как он снял башмаки, и последовала его примеру. Она не могла ему сопротивляться, как и не могла убежать от старика.

– Ты не боишься? – Он улыбнулся.

Она невозмутимо кивнула головой, хотя и была ужасно напугана.

– Пойдем. – Он снова взял ее за руку и повел к подножию холма. Она чувствовала росу, неровности земли своими ногами. – Теперь, принцесса, выпейте это. – Старик достал из складок своего плаща какой-то флакон. – Это вас согреет.

Она взяла флягу, колеблясь, сделала небольшой глоток: это был медовый напиток. Элейн жадно пила, чувствуя, как сладкое тепло согревает ее рот и жилы. Потом она помрачнела, осознав, что напиток имел вкус немного иной, чем сладость меда. Солод, вино и лесные травы были смешаны в нем. Она сплюнула, но было уже поздно. Она достаточно выпила, чтобы напиток сделал свое дело.

– Это яд? – услышала она свои слова, адресованные старику. Ее немного шатало. Рев воды был всюду вокруг нее, в ней самой. Она была частью этого адского шума.

Старик покачал головой.

– Это не яд. Напиток не повредит вам, принцесса. Травы от простуды с вершин Серидуен и вода с никогда не тающих снегов. Пойдемте. – Он снова взял ее за руку. Казалось, они вошли в глубокую пещеру у подножия водопада. Осторожно ступая с камня на камень дрожащими от холода ногами, она чувствовала каждую их неровность и скользкую от воды поверхность. Старик позволил ей идти самой без его поддержки, и если он уходил немного в сторону, то поднимал руку и ждал ее приближения. Она слышала его воззвания – воззвания к духам и богам реки и гор, магические заклинания, которые были то громкими, то тихими из-за постоянного шума воды.

Она стояла спокойно, и ее ноги были ледяными из-за того, что брызги от бурлящей воды постоянно летели в ее сторону, юбка ее промокла, и влага напитала волосы. Голова Элейн была тяжелой, волосы спутались; она не могла ни двигаться, ни думать – оставалось только смотреть. Она видела отчетливо, как если бы все происходило при дневном свете.

Луна поднялась над горами. Ее чистый свет проникал внутрь скал через отверстия, освещая лица старика и ребенка. Элейн видела, как лунный свет коснулся кончиков его пальцев и рук там, где были закатаны рукава. Серебро разлилось по волосам Эиниона и коснулось его лица, на котором виднелась холодная улыбка. Затем Элейн почувствовала, как лунный свет коснулся ее кожи. С любопытством она вытянула вперед руки, стараясь подставить их под свет и почувствовать его тепло.

Будто во сне она обнаружила, что оказалась в воде. Ее платье исчезло. Она была голой, но теплая вода согревала. Девочка почувствовала, что вода, как шелк, ласкает ее тело. Затем она оказалась на торфяном берегу среди деревьев, паря в воздухе, и ноги ее не касались земли. Она летела над водопадом, над зарослями мокрого чертополоха, прежде чем снова оказаться среди деревьев. Она стояла, прислонившись спиной к старому дубу. Его листва напоминала прикосновения мягкого бархата к ее нежной коже. Она не могла двигаться; ноги не слушались ее. Деревья обнимали Элейн своими ветвями; глаза ее были полны лунного света.

Затем она увидела мужчину прямо перед собой, такого же обнаженного, как и она сама. Он принес воды, набранной из водопада, в деревянном кубке. Он поднял его к луне, затем, опустив в воду руки, стал чертить тайные знаки над головой, маленькой, неразвитой еще грудью, животом и слегка, еле касаясь девочки, между ее ног.

Затем он ушел. Элейн осталась одна. Она пыталась двинуться, однако деревья держали ее мертвой хваткой. Лунный свет наполнял ее глаза, и она видела, как весело танцуют над водопадом лесные боги; их тела были до пояса укрыты водяной пылью.

VII

– Элейн, проснись ради всего святого. Вставай! – Лунед с силой трясла подругу за плечи. – Вставай же, ну! Ронвен зовет тебя уже целый час!

Элейн открыла глаза. Она лежала в собственной кровати, в своей маленькой спальне, которую делила с Лунед. Ее подруга была уже полностью одета; солнце било в окно, и лучи по падали на пол.

– Ну давай же! – Лунед стянула с нее одеяло. – Ты разве забыла, что сегодня едешь кататься на Непобедимом?

Элейн медленно встала. Она все еще не отошла от сна: ее переполнял рев бушующей воды, и ноги ужасно замерзли.

Во сне она видела лица мужчин, женщин, детей – людей, которых она знала целую вечность. Ее заставили испытать ощущения, напоминавшие любовь и смерть, страх и кровь.

Перед ее глазами быстро менялись картины: смех и слезы; раскаты грома и удары молнии на фоне черного неба.

Как она попала домой? Элейн не помнила, как это было. Девочка высоко подняла руки и аккуратно стала убирать спутанные волосы с шеи; голова ее раскалывалась от боли.

Она стояла обнаженная перед открытым окном и любовалась вершинами Маес-и-Гаэр, на которых хорошо просматривались заросли папоротника под утренним солнышком, когда появилась Ронвен с зеленой льняной материей в руках.

– Элейн, что вы делаете? Вы хотите простудиться и умереть? – воскликнула женщина, испугавшись при виде того, что принцесса стояла голая. – Вот. Швеи сидели целую ночь, чтобы сшить вам это новое платье.

Платье очень помогло ей скоротать время, пока Элейн отсутствовала, помогло успокоить совесть Ронвен; за шитьем она вспомнила, как ужасно выглядела Элейн за день до этого перед своей матерью – запущенность была видна во всем.

Нежно потрепав девочку по голове, Ронвен надела на нее новое платье, аккуратно расправила юбки и завязала ленточку у принцессы на шее.

– Ничего ей не говори, – сказал тогда Эинион, держа еще не очнувшуюся Элейн на руках. – Утром она будет думать, что это был всего лишь сон. Боги отметили ее, и она принадлежит им, и в свой час они призовут ее.

– Ты заставишь ее отца расторгнуть брак?

– Не бойся. Я поговорю с ним, когда она вырастет и подойдет время выбрать ей мужчину. – Эинион кивнул головой и улыбнулся. – Тогда она выберет, кого захочет, но из настоящих друидов. Она либо не будет принадлежать ни одному мужчине, либо принадлежать тому, на кого укажет богиня.

– Пусть она останется невинной! – взмолилась Ронвен.

– Девственность – это для дочерей Христа, леди Ронвен, но никак не для нас. Те, кто верит в древних богов, не имеют права распоряжаться собственным телом. – Старик пристально посмотрел на нее, затем его взгляд понемногу смягчился. – Если вы бережете свою невинность, леди Ронвен, ради потворства собственным страхам, это не значит, что надо желать того же и своей госпоже. Не желайте такой же участи этому ребенку!

Внеся в комнату почти бездыханное и холодное, как ледышка, тело девочки, Ронвен положила Элейн рядом с Лунед, чтобы принцесса могла согреться от тепла лежащей рядом подруги. Когда Ронвен взглянула на спящих девочек, Лунед обнимала Элейн; на глаза Ронвен навернулись слезы.

Утром Ронвен расчесывала непослушные волосы Элейн.

– Ты ведь знала, что он там будет, не так ли? – неодобрительно сказала та своей няне и отдернула голову из рук женщины, выпрямившись перед ней. – Ты знала, что он там, и все равно повела меня к нему! – Позади Элейн на кровати сидела Лунед, которая старательно натягивала чулки и очень удивилась такому пылу своей подруги. – Как ты могла! Я думала, что ты меня любишь, я думала, что небезразлична тебе. Ты предала меня!

Элейн надеялась, что в Абере она будет в безопасности, она не сомневалась, что Эинион не посмеет последовать за ней туда.

– Что он сделал со мной? – Девочка вскочила и оттолкнула Ронвен.

– Отдал богине!

– Отец Питер и епископ не одобрят этого.

Отец Питер был одним из капелланов замка Абер.

– Ты не должна говорить им об этом. Ты вообще никому не должна об этом рассказывать. Никогда.

Внезапно Ронвен осознала, что Лунед здесь и слушает их очень внимательно; няня обернулась к ней:

– И даже ты, Лунед. Никто не должен ни о чем знать. Никто.

– Что теперь со мной будет? – Элейн все еще не повернулась к Ронвен лицом. Стоя возле окна, она держалась обеими руками за холодный каменный подоконник, стараясь обуздать гнев, который вырывался наружу, и чувство страха перед будущим, перед неизвестностью. Она дрожала.

– Ты можешь остаться здесь, в Гвинеде. Когда ты станешь и взрослой, Эинион расскажет твоему отцу обо всем, что произошло, – сказала Ронвен спокойным и ровным голосом.

– И я смогу не уезжать отсюда и не жить с лордом Хантингтоном?

– Да!

«Да, и еще ты будешь отдана друидам, которые станут использовать твое тело для богослужения, для храма или как игрушку. О, великая богиня, правильно ли я поступаю? Может, она была бы счастливее, если бы вышла замуж за Хантингтона и жила бы далеко отсюда?»

– Я не хочу смотреть в будущее, Ронвен. – Элейн глядела в окно на бурые холмы. Там жили древние боги; там все еще лежат камни от их разрушенного замка.

– У тебя нет выбора, дитя мое. Ты обладаешь даром!

– Эинион никогда бы не узнал о нем, если бы ты ему не рассказала!

– Я должна была это сделать, Элейн, – сказала Ронвен виноватым тоном. – Дар мог тебя погубить. Разве ты не понимаешь? Бард расскажет тебе, как пользоваться даром во благо, чтобы ты могла помочь своему отцу, Граффиду и, возможно, Овейну, а после него – маленькому Ливелину. Это ради Уэльса. И кроме того, я же спасла тебя от замужества! Я спасла тебя от ухода к чужому человеку, как сделала твоя сестра.

Наступило долгое молчание. Затем Элейн снова повернулась к няне.

– Я не собираюсь оставаться здесь. Я никогда больше не хочу видеть этого человека, – сказала она.

– Элейн! У тебя нет выбора, малышка. Теперь ты принадлежишь ему!

– Нет!

– Здесь ничего нет такого, чего следует бояться!

– Нет! – Элейн замолчала, снова повернувшись к окну. – Я никогда не буду принадлежать Эиниону. Никогда. Ты не должна была позволять ему отдавать меня богам. Мой отец предан святой церкви, Ронвен. Я знаю, что он одобряет некоторые каноны Инис Ленног, которые идут еще от отшельников древности, но он принимает у себя монахов и рыцарей-госпитальеров, когда они прибывают в Уэльс. Многие считают его очень свободомыслящим, однако я сомневаюсь, что он захочет, чтобы я исповедовала старую веру. – Последнюю фразу Элейн произнесла тихо и с некоторой неуверенностью.

Ронвен сжалась от страха. Девочка повзрослела за эту ночь. Четкость мышления и доверие слышались в голосе Элейн, и их нельзя было разрушить никакими доводами.

– Это чушь! – сказала она неуверенно. – Втайне он чтит старые законы.

– Нет, Ронвен. Он уважает их, слушает бардов и горных колдунов, но он крестил меня в Бангоре, в соборе святого Даниила. Ты сама же мне об этом и говорила. – Элейн слегка улыбнулась. – И он все-таки захочет, чтобы моя свадьба состоялась. Союз с графом Честером много значит для моего отца. Я слышала, как он говорил моей матери, что лорд Хантингтон станет лордом Честером, как только умрет его дядя. Отец не хочет больше воевать с Честером.

– Элейн, этого никогда не произойдет, и ты об этом знаешь лучше меня! Война между Гвинедом и Честером почти окончена.

– Точно! И чтобы поддержать этот мир, отец выдаст меня зa лорда Хантингтона. Он не станет ставить под угрозу договор только потому, что Эинион хочет, чтобы я приняла его веру. Эиниону не позволят меня обратить.

– Слишком поздно, Элейн. Он уже тебя обратил, девочка. Ты теперь принадлежишь ему. – Ронвен закрыла глаза.

Элейн побледнела.

– Никогда, я говорю тебе! Никогда! – Внезапно она снова превратилась в ребенка. Девочка топнула ногой, пробежала через всю комнату, открыла настежь дверь. – Если ты не хочешь уберечь меня от него, то я буду сама заботиться о себе. – И она заплакала.

VIII

Ронвен поймала Элейн за руку в конюшне, когда она смотрела на грума сэра Уильяма поверх уже оседланного Непобедимого.

– Куда ты собралась?

– В Деганнви. Я буду там в безопасности вместе с Граффидом.

Она больше не плакала и выглядела решительно.

– Ты не можешь уехать без разрешения отца!

– Тогда ты должна получить его разрешение, Ронвен. Сейчас же, быстрее! Я не собираюсь вечно торчать здесь! – У Элейн начали дрожать руки. Сложив их вместе, она нетерпеливо ждала, когда грум запряжет ей лошадь, проденет удила и затянет седло.

Она сразу же заметила Сенидда, как только тот вышел из тенистого сада.

– Я дал вашему отцу слово, что буду охранять вас, моя госпожа. – Брат Ронвен нахмурился, когда увидел приготовления к поездке. – Я должен поехать с вами, если вы собираетесь уезжать.

Элейн неопределенно улыбнулась.

– Но только если ты не будешь меня останавливать. Отец разрешил мне взять Непобедимого.

– Я и не буду пытаться вас останавливать. – Сенидд бросил мимолетный взгляд на Ронвен. – А леди Ронвен тоже едет с нами?

– Нет! – сказала Элейн.

– Элейн, пожалуйста, моя малышка, подожди, – закричала Ронвен. – Ты не можешь поехать в Деганнви. Ты только еще сильнее усугубишь положение Граффида.

– Вот и прекрасно, тогда спроси у отца разрешение на поездку. – Элейн остановилась. – Я не собираюсь ждать, а еду прямо сейчас.

Она была уверена, что в любой момент может появиться Эинион и остановить ее.

Ронвен положила руку на гриву Непобедимого.

– Эинион хочет, чтобы вы оставались здесь, – прошептала она.

– Нет! – Элейн качнула головой.

Сенидд приподнял бровь.

– Я же говорил тебе, Ронвен, что глупо было влезать не в свое дело. Лучше бы ты откровенно призналась во всем его высочеству. Тогда принц в конце концов поблагодарил бы тебя за то, что ты уберегла его дочь для мужа.

– Но я не хочу, я не хочу, чтобы она выходила замуж…

– Но я замужем, Ронвен. – Элейн нервно качала ногой. – Ничто не сможет этому помешать.

– Нет, сможет, вот увидишь. Брак еще не вступил в силу и может быть расторгнут. И он должен быть расторгнут!

– Не глупи, Ронвен! Принц никогда этого не допустит. – Сенидд вышел вперед, прикрывая глаза от холодного ветра, который задувал в конюшню с внутреннего двора. – Женщина, посмотри правде в глаза. – Он отвел ее в сторону. – Ты делаешь это не только потому, что хочешь отдать ее своим богам или уберечь от замужества. Ты хочешь оставить ее для себя, не так ли? Но ты ее не удержишь. Провидец заберет ее прежде, чем ты сможешь что-либо сделать.

– Это правда? – Элейн уставилась на Ронвен, лицо ее пылало от гнева.

– Нет, конечно, это неправда. – Ронвен попыталась положить руку Элейн на свою грудь. – Я люблю тебя, Элейн. И хочу только, чтобы тебе было хорошо.

– Тогда ты поможешь мне уехать в Деганнви.

Там она будет вместе с Граффидом и Сененой, которые любят ее, и двумя их сыновьями, которых она любит. Она подала сигнал груму, чтобы тот подсадил ее.

– Я буду в безопасности с Граффидом, – заявила она решительно. – Рядом с ним со мной ничего не случится.

Сенидд и Ронвен посмотрели друг на друга. Граффид был не в том положении, чтобы помогать сестре, однако никто из них не стал напоминать ей об этом.

– Очень хорошо, моя девочка. – Ронвен дотянулась до ее руки. – Но лучше тебе подождать разрешения отца.

– Я напишу отцу. Он поймет. – Лицо Элейн озарила светлая мысль. Она развернула лошадь, все еще боясь, как бы Эинион не возник из каких-нибудь кустов, где он мог ее поджидать.

Долина за деревней была полна спокойствия и тишины, трава шелестела на ветру. Непобедимый легко бежал по тропинке вдоль реки; Сенидд скакал на небольшом расстоянии от своей госпожи, рука его лежала на мече; позади него плелись два грума принца, которых внезапно оторвали от работы.

Ронвен постояла некоторое время во дворе конюшни, затем развернулась и пошла на поиски принца.

– Ты хочешь взять Элейн в Деганнви? – Ливелин нахмурился.

– Это хорошая мысль, почему бы и нет? – Джоанна улыбнулась. – Она может остаться там с Граффидом и Сененой. – Выражение ее лица словно закончило фразу: и те трое, которые больше всего досаждают ей, соберутся в одном месте, не причиняя ей вреда. Она была довольна.

– Она может продолжить там обучение, ведь Граффид уже обучает маленького Оуэйна. Они смогут и ей помочь. – Ронвен кивала, соглашаясь со своим неожиданным союзником. Позади нее в зал кто-то вошел и направился прямо к ним; сердце Ронвен бешено забилось в груди. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что это был Эинион.

Женщина затравленно посмотрела на принца; на лбу у нее выступил холодный пот.

– Могу я идти, ваше высочество? – прошептала она.

– Не вижу к этому препятствий, – произнес Ливелин с печалью в глазах. – Я напишу Граффиду; не хочу, чтобы мой сын думал, будто я совсем о нем забыл.

– Ну конечно, давайте его подбодрим, чтобы он причинил еще больше неприятностей. – Глаза Джоанны превратились в маленькие щелочки.

– Он – мой сын. – Ливелин заставил замолчать жену и повернулся к Эиниону. – Доброе утро, сэр бард. Я приветствую вас.

Эинион, с трудом преклонив колено, поклонился принцу, не спуская своих черных испытующих глаз с бледного лица Ронвен.

– Как чувствует себя сегодня принцесса, ваше высочество? – спросил он.

– Хорошо, – еле слышно пробормотала Ронвен. Губы ее пересохли.

– Мы разрешили ей отправиться в Деганнви. – Джоанна плотнее завернулась в теплый плащ: в зале было холодно. Эинион ей совершенно не нравился.

– Нет. Она не должна покидать Абер. – Старик нахмурился.

Ронвен почувствовала, что бледнеет еще больше.

– Почему нет? Объясните, ради Бога! – спросил с раздражением Ливелин.

– Ее место – рядом с вами, сэр. Там, где вы находитесь. Было бы опрометчиво позволять ей ехать к брату при сложившихся обстоятельствах. – Эинион произносил свои слова, придав голосу властность. Старик вновь посмотрел на Ронвен, и ей показалось, что его глаза были чрезвычайно подозрительными.

– Почему, друг мой? – снова спросил Ливелин. Ронвен затаила дыхание. Двое мужчин смотрели друг на друга. Ронвен чувствовала мощь и силу старика, который старался проникнуть в разум принца, чтобы подчинить его себе.

Ливелин слегка встряхнул головой, будто почувствовал какой-то нажим, похожий на головную боль.

Он же ничего не знает! Внезапно Ронвен поняла, что происходит, – Эинион был не всевидящ, он не знал, что Элейн уже уехала. Успокоившись, она ощутила слабость.

Прежде чем Эинион успел ответить, Джоанна резко поднялась с сиденья. Неприязнь к старшему барду ее мужа сквозила в каждой черте ее лица.

– Лорд Эинион, куда и почему едет наша дочь – это не ваша забота, – сказала она властно. Кивнув Ронвен, она вышла из залы. Вопрос был решен.

X

Горы по обе стороны дороги были затянуты мглой; копыта лошадей скользили по грязи. Оглядываясь, наверное, уже десятый раз, Элейн нервно старалась обнаружить следы погони. Не может быть, чтобы Эинион не видел, как она уезжала. Она собрала эскорт и покинула замок без разрешения принца, всегда требовавшего, чтобы дочь приходила проститься с ним перед отъездом. Прошло два часа с того момента, как они покинули замок. Элейн неслась словно ветер, до сих пор боясь, что Эинион найдет способ вернуть ее в Абер. Перед ней на старой римской дороге стелились огромные клубы тумана, затрудняя видимость. Ничего не было видно на расстоянии около ста футов, а то и ближе. Деревья то исчезали, то появлялись; в тишине Элейн слышала помимо дыхания людей и резких ударов копыт лошадей о землю далекий шум реки. Затем и он угас, дорога свернула с берега и пошла через холмы.

Уже вечерело, когда Ронвен достигла большой реки возле аббатства Аберконви, которое отец принцессы основал еще тридцать лет назад; там Элейн и Сенидд ждали лодки, чтобы переправиться к замку Деганнви. Здесь Ронвен и догнала их. Чтобы добраться до замка, построенного между двумя вер шинами гор Вардр, необходимо было пересечь реку выше ее широкого устья, а затем плыть некоторое время вдоль берет Погони не было. Дорога позади всадников была пустой и погруженной во мглу. Были слышны всплески бьющей в скалы воды.

– Эскорт заберет Непобедимого обратно в Абер. – Ронвен дотронулась до плеча Элейн. – Мы теперь в безопасности.

Элейн сомневалась.

– Ты уверена? Ты не сказала ему, где я? – Она пристально посмотрела на Ронвен. – Ты сделала это. Ты сказала ему! – В ее голосе нарастал страх.

– Твоя мать сказала ему это, а не я, – сказала, оправдываясь, Ронвен. – Я ничего не могла поделать. Но не бойся, здесь он тебя не настигнет, моя девочка, ты будешь в безопасности.

XI

Замок Деганнви. Октябрь 1228

Граффид и Сенена ждали прибывших в тронном зале. Едва увидев своего сводного брата, Элейн с разбега бросилась ему на шею, а тот высоко поднял ее над полом.

– О Граффид, я так рада, что я здесь. С тобой я в безопасности. – И она прильнула к нему всем телом.

Граффид помрачнел.

– Что с тобой, моя маленькая сестренка? – Он никогда не видел ее напуганной. – Милая моя! Ты дрожишь! – Поставив Элейн на пол, он повернулся к Ронвен. – Что случилось? Почему вы здесь?

Девочка собрала все свои силы. Она высвободилась из сильных рук брата и подошла к камину, протянула руки к огню и, не оборачиваясь к нему, сказала:

– Ничего не случилось. Я дрожу, потому что я замерзла. – Она быстро сменила тему разговора. – Зачем ты до сих пор заставляешь отца сердиться, Граффид? Ты каждый раз только играешь на руку Даффиду!

– Я знаю, моя милая, я знаю. – Граффид скорчил смешную гримасу. – Я проклинаю себя и свой вспыльчивый характер двадцать раз на дню!

– И я проклинаю его еще раз двадцать! – вмешалась в разговор Сенена. Она поцеловала Элейн в лоб.

– Ну, моя маленькая сестренка, – Граффид задумчиво смотрел на Элейн, – что ты такого натворила, что тебя отправили сюда, в эту тюрьму? Должно быть, это суровый приговор для столь юного создания!

– Леди Элейн приехала сюда навестить вас, сэр, – нервничая, сказала Ронвен. – Она не под стражей!

– Нет? – Граффид ехидно рассмеялся. – Вы уверены? Ливелин посылает сюда детей только тогда, когда они находятся в опале. Достаточно близко, с одной стороны, от Абера, чтобы отец мог приглядывать за нами, а с другой стороны, достаточно далеко, чтобы таким же образом забыть о нас!

– Даже если и так, сэр, Элейн не заключенная, – настаивала Ронвен.

– Нет, я беглянка, – сухо вставила Элейн. – Мне было страшно. – Она была готова сказать больше, но встретилась глазами Ронвен.

– Принцесса Джоанна очень рассердилась, когда мы приехали в Абер из Ланфаэса без приглашения, – объясняла Ронвен. – Она так и не простила Элейн за это.

– Маме никогда не нравилось, если я бывала в Абере, – продолжила девочка. – Кроме того, я нравлюсь сэру Уильяму, что еще больше подлило масла в огонь. И когда я заикнулась о том, что хочу приехать и навестить вас, она сразу же согласилась.

Ронвен и Граффид обменялись взглядами.

– Значит, наша принцесса Джоанна с ее железной волей все-таки не лишена человеческих чувств и, оказывается, так же податлива, как и остальные женщины? – сказал Граффид. – Этот сэр Уильям, он нравится женщинам?

– И в самом деле он очень хорош собой! – подлила масла в огонь Сенена.

– И тебе он тоже нравится, милая? – Граффид ласково взял сестру за подбородок.

– Мне нравится его конь, – солгала Элейн.

Комната наполнилась смехом Граффида.

– Его конь, действительно! О, милая моя Элейн! Я вижу, ты уже немного подросла.

XII

Элейн играла с маленьким племянником, Оуэйном, на внутреннем дворе замка. Мальчик выставлял ровным рядком раскрашенных деревянных коней, а Элейн время от времени сбивала их мячом. Неподалеку пристроились две няни, мирно болтающие о суровой последней зиме. Маленький Ливелин спокойно спал в колыбели; Ронвен помогала служанкам Сенены расшивать ее новое платье. Элейн посмотрела вверх, на узкое окно башни позади себя, и почувствовала, как что-то беспокоит ее сердце. Это было чувство вины: она должна была быть там, с ними, она уже начинала ощущать себя такой же пленницей этих высоких стен, как и те. Обитатели замка помогали ей чувствовать, что она находится здесь в безопасности и что Эинион ее здесь не достанет. Однако еще она чувствовала, будто заперта здесь, даже несмотря на то, что с высокой башни могла видеть горы, тянущиеся на восток и юг от замка, на запад от устья речки Конви, и туманные холмы Энглси, распростершиеся под ней.

Принцесса не чувствовала беды, когда краем глаза увидела путников, прошедших в ворота. Потом ее бросило в холод. В их толпе она увидела высокую фигуру человека, закутанного с ног до головы в темный плащ. Она могла узнать его из миллиона людей; Элейн не могла ошибиться. Некоторое время она неподвижно сидела на корточках, боясь пошевелиться, потом, поднявшись на ноги, в отчаянии огляделась в поисках какого-либо убежища – такого, где она могла скрыться от обилия любопытных глаз. Она вручила Оуэйну его мячик и побежала к кухням, которые находились как раз напротив западной стены. Быстро побежала по тропинке, которая проходила между маслодельней и кузницей. Потерявшись среди постоянно ходивших туда и сюда слуг из замка, она могла спрятаться, прежде чем Эинион пойдет приветствовать Граффида. Для Эиниона на свете теперь существовала только Элейн; ему нужна была только она. У девочки не возникало никаких сомнений относительно этого. Старик найдет ее; она находилась под стражей в замке, и ей некуда было бежать. Ее сердце бешено стучало, когда она завернула за угол маслодельни.

– Элейн!

Внезапный оклик маленького мальчика едва не заставил ее умереть от страха. Взглянув вниз, девочка обнаружила, что Оуэйн бежит за ней. Малыш весь раскраснелся.

– Элейн, мы играем в прятки?

– Возвращайся к своей няне! – крикнула Элейн.

– Нет, Оуэйн будет играть в прятки! – чуть не плача потребовал мальчик и ловко схватил сестру за руку.

Элейн опять выглянула из-за угла. Часть гостей направлялась прямо к деревянной лестнице, ведущей в тронный зал дворца. Рядом с ними она увидела обеих нянь. Одна укачивала на своих руках маленького Ливелина, а другая металась в поисках драгоценной пропажи – Оуэйна.

– Иди к няне, Оуэйн, сейчас же! – Элейн резко вытолкнула брата из своего укрытия.

Оуэйн издал пронзительный вопль, и Элейн заметила, что Эинион остановился. Старик глянул точно в ее сторону, и Элейн вжалась обратно, в сумрак своего убежища.

– Не шуми, пожалуйста, Оуэйн! – прошептала она, стараясь затаить дыхание, однако ребенок, несмотря на ее уговоры, громко плакал. Затем в их стороны повернулись еще две головы. Подошли няни и успокоили малыша. Эинион куда-то исчез.

Элейн немного успокоилась, когда увидела, как старик поднимается по лестнице вместе со своими спутниками, а затем исчезает за темной дверью залы.

Он ждал ее за ужином, где собрались все гости.

– Подойди. – Он протянул к Элейн руку. – Я привез письмо от твоего отца.

– Нет! – Покачав отрицательно головой, она отошла назад. Сердце ее от страха готово было вырваться из груди.

– Ты не должна меня бояться, Элейн, я твой друг. – Он достал из-под плаща свернутое письмо и протянул ей. – Я привез письма и для лорда Граффида.

Девочка опасливо взяла письмо.

– У тебя больше не было никаких видений, малышка? – Он улыбнулся.

Она яростно покачала головой, чувствуя на своем лице его пронзительный взгляд.

– Если ты все же что-то видела, расскажи мне. Не пытайся понять это сама. Я понимаю их. – Его голос был ласковым, убеждающим. – Ты избранная, Элейн. Не надо противиться своему дару!

Больше он ей ничего не сказал. Старик больше не предпринимал никаких попыток остаться с ней наедине.

XIII

Деганнви. Декабрь 1229

Проходили недели, а с ними и месяцы. Элейн понемногу успокаивалась, убеждая себя, что она наконец-то в безопасности. И когда вновь случилось видение, это было для нее неожиданностью. Падал первый снег, не долетая до земли, он таял, превращаясь в грязь. С залива дул очень холодный ветер; большинство обитателей замка собрались возле зажженного посередине залы камина. В комнате нянь Ронвен и Элейн помогали шить новые платья для мальчиков, которые росли не по дням, а по часам. Уставшая Элейн положила рукоделие и встала; она ужасно замерзла после нескольких часов неподвижного сидения. Она подошла к огню; наблюдая за языками красного пламени, Элейн ощутила, как по ее замерзшему телу разливалось тепло.

Камин был чисто вымыт, поэтому для нее не составило огромного труда рассмотреть каждую черточку на его поверхности. Она слышала, как трещат и повизгивают щепки и кора, передавая огонь поленьям и веткам ясеня, лежавшим в камине. Элейн протянула руки поближе к пламени, зачарованно наблюдая за самой сердцевиной огня.

Там, спиной к ней, стоял мужчина. Она видела его широкие плечи под белой рубашкой. Запястья его были схвачены веревкой, а другая веревка, затянутая петлей, лежала у него на шее. Элейн наклонилась вперед, стараясь разглядеть его лицо, однако картинка исчезла.

Ронвен посмотрела на девочку; та выглядела растерянной.

– Элейн, – резко спросила она, – что ты там увидела?

Элейн стиснула зубы и сжала кулаки.

– Ничего. Уж больно хорошо горит. Тепло. Вот и все… – Она отвернулась от огня и подошла к остальным. Девочка ничего не хотела говорить Ронвен, так как знала: женщина все расскажет Эиниону. Больше она никогда и никому не расскажет о своих видениях.

XIV

Когда снег укрыл весь внутренний дворик замка и дороги занесло толстым слоем, Элейн стала меньше бояться внезапного возвращения Эиниона.

Однажды Элейн чуть было не открылась брату. Как-то вечером они стояли на башне, наблюдая, как над туманным берегом садится солнце. Перед ними понемногу исчезали во мгле нечеткие очертания гор и холмов Энглси.

– Тебе нравится Эинион Гвеледидд? – спросила Элейн у брата, не отрывая глаз от красивых далей.

– Он один из старейших бардов отца. Долгое временя он был у него судьей. – Граффид поднес пальцы ко рту, чтобы немного согреть их.

– Но он тебе нравится? – настаивала Элейн.

Граффид немного поразмыслил.

– Он не из тех людей, которые могут понравиться тебе, – сказал он осторожно. – Он слишком суров. Поговаривают, будто он исповедует старую веру жителей гор. Поэтому многие его боятся, они верят, что он обладает волшебной силой.

– А ты в это веришь? – Элейн крепче ухватилась за каменное ограждение.

Граффид рассмеялся.

– Я полагаю, каждый верит в волшебство, но старой веры держатся не все. Христос покончил с этим. А почему ты об этом спрашиваешь, милая? Разве он тебя чем-нибудь напугал? – И он испытующе взглянул на сестру.

– Нет, конечно, нет. Я просто хотела узнать, когда он приедет сюда. Он кажется мне таким строгим. – Она поджала губы. – Что написал тебе папа в письме, которое принес Эинион? – спросила Элейн, пытаясь изменить тему разговора; на протяжении многих месяцев после визита старика Граффид никогда не упоминал о письме отца в ее присутствии.

– Ах да, письмо, – неохотно сказал он. – Отец пишет, что любит меня. А еще что он и Даффид думают, будто бы мне лучше находиться здесь, чем рядом с ними. Интересно, что Даффид еще придумает!

– Я хочу, чтобы вы были друзьями, Граффид! – Элейн с нежностью посмотрела на него.

– Боюсь, Элейн, что это невозможно. Невозможно до тех пор, пока Даффид захватил и удерживает мое место рядом с отцом! – Лицо его осветила мрачноватая улыбка.

Она отошла от брата и прислонилась к каменной стене, наблюдая за тонувшими во мгле горами, – это все, что еще было видно после захода солнца. Эта башня, стоявшая на самом дальнем берегу аббатства Аберконви и увенчанная христианским крестом, теперь пряталась в тонкой дымке облаков. Элейн сильнее завернулась в накидку.

– Как долго я могу здесь оставаться? – спросила она.

Граффид снова скорчил смешную гримасу.

– Думаю, столько, сколько захочется отцу. Думаю, он надеется на то, что Сенена сможет сделать из тебя леди.

– Правда, странно, что ты хочешь уехать отсюда, а я хочу остаться? – Элейн сделала вид, что не заметила его усмешки.

Здесь был совсем другой мир: безопасный, как будто сидишь в коконе. Здесь она была далеко от Эиниона, от замка Абер, далека от мыслей о замужестве. Здесь ее не могло потревожить ничто, кроме ее видений.

На протяжении последних нескольких месяцев ее снова и снова посещало одно видение. Элейн видела сон, который снился ей с самого раннего детства, однако теперь она его видела отчетливо и могла вспомнить каждую деталь. Ей снился высокий мужчина с ярко-рыжими волосами и зеленовато-голубыми глазами, который всегда ласково ей улыбался; мужчина, которого она знала, но имя которого было для нее тайной. Он был примерно такого же возраста, как и ее отец, но чувства, которые испытывала Элейн к нему, были совсем не такими, как те, которые она испытывала к отцу. Лежа ночью в постели спиной к Лунед, Элейн старалась вновь и вновь вызвать этот свой сон.

– Как ужасно жить в неволе, Элейн! – сказал Граффид, посмотрев на сестру. – Ты не понимаешь. Ты женщина. У тебя никогда не будет свободы, моя дорогая. Тобой всегда будут управлять отец или муж. Для мужчины свобода – это совсем другое. Мужчина должен быть свободен! – Он не сумел скрыть разочарования в голосе.

Никогда не иметь свободы, всегда действовать по чьей-либо указке? Жизнь женщины – это будущее, которое пугало ее. Но именно об этом Элейн никогда не задумывалась. Теперь она осознала таящуюся в потайных уголках разума эту угрозу, всю полноту своего бесправного положения, всю тяжесть того, что она станет женой лорда Хантингтона.

– Сэр Уильям де Броуз понимает, что я имею в виду. – Граффид вздохнул, не заметив, что его сестра внезапно умолкла. – Он знает, что он всего лишь заключенный, даже если к нему относятся как к гостю.

Элейн обрадовалась, поняв, что тема разговора стала куда более приятной. Каждый раз, когда она думала о сэре Уильяме, она чувствовала тепло и еще какое-то особенное ощущение. Элейн любила произносить вслух его имя. Она тайно восхищалась этим человеком. Один или два раза она мечтала о нем, примеряя его облик к человеку из ее сна. Об этом она никому не рассказывала, даже Ронвен. Во сне она грезила, что это лицо принадлежит лорду Хантингтону, однако, когда просыпалась, понимала, что этого не может быть. Шестнадцатилетний юноша, который неловко держал ее на руках в течение нескольких минут после их свадьбы, был блондином со светло-голубыми глазами. И, насколько она помнила лорда Хантингтона, он не был мужчиной из ее сна.

– Свобода – это все, Элейн! – Граффид продолжал, и его голос дрожал от напряжения. – Быть невольником в четырех стенах, невзирая на все блага, – это подобно смерти для того, кто хочет жить. Это, конечно, лучше, чем находиться в подземелье, но все равно сам себе ты не хозяин. Я не могу покинуть Гвинед, пока отец не сменит гнев на милость; сэр Уильям не может покинуть Абер, пока он не заплатит за себя выкуп и пока отец не предоставит ему свободу в обмен на деньги.

– И когда он сделает это, сэр Уильям поедет домой? А затем он согласится, чтобы Изабелла вышла замуж за Даффида? – с облегчением улыбнулась Элейн. – Интересно, а Даффид рад?

На лице Граффида появилась циничная гримаса. Если свадьба когда-нибудь все же состоится, Элейн вызовут обратно в Абер и он потеряет свою маленькую подругу. Он задумчиво смотрел на нее. Элейн рада была думать о свадьбе, но радовало ли ее предстоящее возвращение в Абер? Она чего-то боялась в Абере. Смертельно боялась. Если бы только она рассказала ему, что было тому причиной!

XV

Деганнви. Пасха 1230

– Я не хочу ехать туда! – С глазами, полными слез, Элейн схватила руку Граффида. Письмо, появления которого она так долго боялась, наконец, пришло.

– Я знаю, моя дорогая. Но отец послал за тобой, и тут ничего не поделаешь. Ты должна подчиниться ему. Ты же не можешь оставаться здесь вечно. – Руки Элейн, вложенные в руки брата, были ледяными; в глазах ее был неподдельный страх. – Что случилось, Элейн? Чего ты боишься?

– Ничего. – Они встретились глазами до того, как она снова отвернулась. – Я вообще ничего не боюсь!

После долгого, со слезами на глазах, прощания с Граффидом, Сененой и их маленькими сыновьями, которые должны были остаться в своем плену, Элейн и Лунед, а также Сенидд и собранная им охрана, да еще несколько посыльных Ливелина отправились в путь – на запад, к замку Абер. В сумке у Элейн лежали несколько писем Граффида отцу, в которых он просил у него прощения и разрешения покинуть замок, чтобы быть рядом с ним.

Элейн скакала справа от всех, ее лицо овевал холодный ветер; глубоко внутри нее сидел страх. Она не могла сказать об этом ни Сенене, ни Граффиду; она не сказала и Ронвен, что все еще боится. Она ехала и думала лишь о том, что в замке Абер ее ждет Изабелла. Сэр Уильям давным-давно уже заплатил свой выкуп и уехал; свадебная церемония уже готовилась. Словом, предстояла чудесная весна.

В горах над всадниками нависали толстые пласты снега, которые и не собирались таять, спрятавшись в тени деревьев и кустарников. Ветер хлестал по лицу, словно бритва. Западная горная дорога была сильно занесена, поэтому кавалькаде пришлось свернуть к реке и ехать вдоль берега.

Как только Элейн, одетая с дороги в меха, вошла в переполненную народом и потому шумную залу, Эинион был первым, кого она увидела, – он стоял перед креслом ее отца. Она остановилась в нерешительности, толкаемая со всех сторон людьми. Стоявшая позади нее Ронвен тоже увидела его и побелела от страха.

Старик приметил их сразу же. Глаза его были похожи на иголки, старавшиеся вонзиться в тело; вначале он посмотрел на Ронвен, а затем на девочку возле нее. Наклонившись, он что-то шептал на ухо принцу.

– Нет! – Элейн развернулась и хотела было протиснуться назад через толпу. Сердце бешено колотилось в груди от вновь подступавшего ужаса. Ее мутило.

– Ты должна подойти. – Ронвен поймала ее за руку. – Тебе следует приветствовать своего отца, и ты должна отдать ему письма Граффида и просить его о прощении для брата!

– Нет!

– Да! – настаивала Ронвен. Теперь она тоже была рядом с Эинионом, и к ней вернулся собственный страх перед ним. Она очутилась между молотом и наковальней: с одной стороны была ее всепоглощающая любовь к Элейн, с другой – ее долг и обязанности перед провидцем.

– Ты же принцесса, Элейн! Ты никогда и никого не боишься! – шептала она ей на ухо. – Он – всего лишь старик! Он не может причинить тебе вреда! – Она скрестила пальцы, боясь, что он может услышать, что она говорила Элейн, но потом, вспомнив, что он все-таки не всеведущ, успокоилась.

Элейн замерла как вкопанная, но слова Ронвен почему-то перебороли ее страхи. Приободренная няней, она расправила плечи. Старик был всего лишь уставшим старым человеком и не имел ничего общего с тем колдуном с дикими глазами, которого она рисовала в своем воображении. Кроме того, ее отец был там. Элейн заставила себя идти, но ее глаза избегали встречного взгляда барда.

Девочка увидела мать, только когда совсем близко подошла к трону отца. Джоанна сидела рядом с камином, слушая треск поленьев. Она была одета в платье розового цвета, прошитое золотой нитью. Поверх ее плеч был накинут плащ, отороченный лисьим мехом; по другую сторону камина, увлеченный разговором с ней, сидел сэр Уильям де Броуз. При виде его сердце Элейн забилось от счастья и удивления; она с облегчением вздохнула, когда вспомнила, что под ее теплым плащом было одно из ее лучших платьев, которое Сенена и Ронвен сшили за долгие зимние дни. Оно было сшито из темно-зеленого бархата и богато украшено. Элейн считала, что в нем она так же прекрасна, как и ее мать – в своем платье.

Элейн сделала отцу реверанс и взглянула на Эиниона. Выражение его лица было непонятным.

– Ваша дочь так долго отсутствовала, сэр. Абер соскучился по ней. – Он посмотрел на нее, а затем снова на принца.

– Действительно, мы соскучились, – сердечно согласился Ливелин. – Поздоровайся с мамой, дитя мое, и сними плащ. Мы немного порепетируем. – И он указал на арфу, стоящую возле него.

Элейн озабоченно посмотрела по сторонам – на мать, а затем на сэра Уильяма. На присутствие Изабеллы ничто не указывало.

Сэр Уильям де Броуз улыбнулся.

– Может быть, ты хочешь снова прокатиться на Непобедимом? Я разрешаю тебе, но только завтра. Мое заключение закончилось, но, по всей видимости, я еще не могу уехать! – Он улыбнулся еще сильнее. – Я должен был вернуться, но на этот раз уже как гость, чтобы уладить все приготовления к свадьбе с Изабеллой, поэтому мы можем покататься вместе, конечно, с разрешения твоей матери.

Элейн была обескуражена взглядом, который сэр Уильям бросил на ее мать. В нем было куда больше тепла и близости, чем во взгляде, которым он одарил ее саму. Элейн потерялась, чувствуя, что ее не допускают к чему-то особенному и секретному.

– Элейн, подойди сюда и садись подле меня. – Принц указал ей на стул, стоящий возле его ног, однако смотрел он на лицо жены; он чувствовал тоже, что и Элейн. Она инстинктивно подошла к отцу и взяла его за руку; Ливелин улыбнулся и нежно обнял дочь. В конце концов, он никогда не усомнится в любви и преданности дочери, а за сомнения насчет неверности жены да простит его Бог. Ливелин повернулся и кивнул барду.

XVI

Абер

Ронвен проснулась внезапно: каждый нерв ее бодрствовал был напряжен. Задержав дыхание, она тревожно осмотрела спальню. Ночь была темной. За узким окном виднелась порытая мглой долина; звезд не было, да и луна не показывалась.

В глубоком сумраке в углу возле ее кровати стояла высокая фигура. Опустив руки, человек пристально смотрел на нее.

– Где девочка?

Ронвен медленно села на кровати, подтянув одеяло до самого подбородка.

– Что ты здесь делаешь? Как ты попал в комнату? – Она была напугана.

– Где девочка? – Старик не обратил внимания на ее вопрос.

Ронвен не могла заставить себя не смотреть в тот угол комнаты, где стояла, невидимая в темноте, кровать Элейн. Даже не подходя к ней, она почувствовала, что в кровати спит только Лунед. Элейн там не было.

– Я не знаю, где она. Она часто бродит по замку ночью! – Ронвен пожала плечами.

– Найди ее. Я должен продолжить свои уроки!

– Она боится. Не лучше ли тебе оставить ее в покое, пока она не вырастет? Пожалуйста… – Ронвен снова тяжело сглотнула.

– Когда она вырастет, будет слишком поздно. Найди ее. Я буду ждать вас на старом месте.

– Пожалуйста… – Ронвен закрыла глаза. Ее мольбу встретила полная тишина.

Старик ушел. Тяжело встав с постели, Ронвен взяла дрожащими руками свечу, стоящую на сундуке возле двери, и зажгла ее. Свет отбросил огромную тень на стену; она побежала по занавесям кровати, по потолку и, прыгая по полу, устремилась к двери. В комнате было пусто. Она осторожно открыла дверь. Короткая винтовая лестница, ведущая вниз, в темноту, тоже была пуста. Ронвен зажгла на стене маленький светильник. Закрыв дверь, она зашла обратно в комнату и присела на кровать. Все ее тело дрожало. Был ли это сон, или же Эинион просочился сквозь стену? Она снова посмотрела на кровать Элейн. Где она и что она делает?

XVII

Элейн была в конюшне. Маленькая худенькая фигурка, закутанная в толстый темный плащ, проскользнула в стойло к Непобедимому, пока грумы были заняты другим конем. Конь заржал, приветствуя маленькую принцессу, и лизнул ее руки. Девочка дала ему несколько хлебных корочек, специально прибереженных для него после похода на кухню. Элейн уютно устроилась в густой соломе у ног Непобедимого; здесь Эинион никогда ее не найдет.

Она тоже проснулась внезапно; мозг ее терзался каким-то вопросом, на который у нее не было ответа. В темноте она села на постели, слыша равномерное дыхание Лунед и Ронвен. Она ощущала тепло спавшей рядом подруги. Бессознательно обняв колени, она хотела освободить сознание, борясь с ним, качая головой, прижимая ладони к ушам. Потом она сняла ночную рубашку, кое-как надела старое платье и, прихватив теплый плащ, на цыпочках вышла из комнаты. Элейн направилась в конюшню. Она почему-то знала, что там она будет в безопасности.

– Так, так, так. Кто это у нас здесь? – разбудил ее громкий, однако приятного тембра голос. – Вы претендуете на поездку лишь потому, что пришли первой, маленькая принцесса? – Сэр Уильям де Броуз вошел в стойло жеребца и с удивлением смотрел на Элейн. На дворе замка уже светило раннее утреннее солнце.

Элейн укрыла плащом голые ноги; конь наклонился над ней и взъерошил волосы, дыша ей при этом прямо в ухо. Она поцеловала его в мягкий нос и изящно поднялась на ноги.

– Ночью я не могла заснуть. Я часто прихожу в конюшню посмотреть на лошадей, когда… – Она запнулась. Девочка чуть было не сказала «боюсь», однако этого делать было нельзя. В дневном свете, когда она увидела, что все заняты делами, она и сама перестала верить в страх перед Эинионом. – Когда я не могу уснуть. Я люблю бывать здесь ночью. – Ее улыбка была очаровательна. В конце концов, это было правдой. Элейн никогда не боялась темноты. Девочка очень любила ночь – тогда воздух был холоднее, чем днем, все спали в своих постелях, а холмы и замок, в котором не спала только стража в ночных обходах, были погружены в тишину. Для нее это было особенное время.

– Ну и готовы ли вы для прогулки верхом? – Как только один из грумов пристегнул седло, сэр Уильям подошел к Элейн и по-приятельски обнял ее за плечи. Он смотрел на ее кудрявую, золотисто-рыжую головку и снова поймал себя на мысли, что хотел бы иметь сына, характер которого хоть немного походил бы на характер Элейн. Глаза девочки блестели.

– Мы разыграем, кто поедет на Непобедимом? – Она не могла скрыть нетерпения.

Улыбаясь, он покачал головой.

– Нет. В конюшне вашего отца есть конь, на котором я хотел бы прокатиться. Я попробую его оседлать. – Еще вечером он решил, что не станет расстраивать девочку. – Взять Непобедимого можешь ты.

Принцесса Джоанна появилась на их пути, как только они выехали из конюшни. Одетая в развевающиеся шелка, которые были оторочены мехом, она выглядела замечательно.

– Я решила поехать на прогулку вместе с вами, сэр Уильям, – сказала она ему и жестом приказала грумам подготовить ее лошадь. – Я хочу посмотреть, как моя дочь умеет ездить на лошади. Я не знала, что она такая превосходная наездница!

Элейн с ненавистью посмотрела на свою мать. Она была такая красивая, обаятельная; ее прекрасные глаза остановились на сэре Уильяме и ни разу не взглянули на дочь. Теперь Элейн знала, что поездка будет испорчена. Она вдруг стала стесняться своего старого потертого платья, надетого кое-как в темноте, на котором в некоторых местах торчали соломинки после проведенной в конюшне ночи. Платье ее матери было новым: ярко-золотым, с подкладкой из пунцового шелка.

– Да, на нее стоит посмотреть, ваше высочество. – Сэр Уильям низко поклонился принцессе Джоанне. Сказав это, он весело посмотрел на смущенную Элейн. – И мы оба будем очень рады, если вы поедете с нами.

Взрослые загляделись друг на друга, не обращая никакого внимания на Элейн. Зависть ножом полоснула по сердцу девочки. Перед ней стоял выбор: либо молчать, либо, повернув к воротам, унестись прочь, словно ветер. Она не будет оборачиваться. Она знала: охрана помчится за ней. Среди ее эскорта, без сомнения, будут мать и сэр Уильям. Однако тогда он будет больше смотреть на нее, чем на принцессу Джоанну, хотя и будет ехать рядом с ее матерью.

– Что случилось, маленькая принцесса?

Как только они остановились, чтобы позавтракать после двухчасовой прогулки, сэр Уильям подошел к Элейн и сел рядом с ней на землю. Перед ними росли светло-зеленые береза и ольха с новыми, только что появившимися листочками.

– Ничего. – Элейн уставилась в дно бокала с элем, который ей дали.

– Ничего? – Он улыбнулся. – Ты не хотела, чтобы с нами ехала твоя мать, не так ли? – Он пристально посмотрел ей в глаза.

– Она все испортила, – нахмурилась Элейн. – Из-за нее мы должны ехать медленно.

– Она очень любит тебя, ты же знаешь! – Сэр Уильям и не подозревал, что голос его смягчился: он смотрел на Джоанну, картинно сидевшую со своими спутницами и державшую на коленях венок.

– Она совсем меня не любит. – Голос Элейн прозвучал убежденно и холодно. – И ей совсем не интересно, как я езжу верхом. Она хотела, прошу прощения, побыть с вами. – Лицо девочки выражало все чувства, что были у нее на душе.

Сэр Уильям не посмел опровергнуть ее слова.

– Мы прокатимся одни, как только ты допьешь свой эль, – прошептал он. – Ставлю пять пенни, что Непобедимый не может обойти нового коня твоего отца.

– Конечно, он обойдет его. – Глаза Элейн снова загорелись.

– Посмотрим! – И сэр Уильям поднялся на ноги.

Элейн легко выиграла состязание: довольная и счастливая, она получила свой приз. Потом они вместе отправились домой, хотя Элейн пришлось уговаривать. Всю дорогу девочка наблюдала за своей матерью и сэром Уильямом.

XVIII

Дворец был погружен в тишину. Пламя огня нежно горело и бросало тень на большую кровать из ясеневых досок. Ронвен, низко наклонясь к своему рукоделию, тяжело вздыхала. Голова ее то и дело клонилась вниз; взгляд отказывался сосредоточиться на маленьких стежках оторочки, которые она пыталась сделать на платье из зеленого бархата. Она пообещала Элейн закончить это платье. Ронвен была сильно удивлена, почему это Элейн вдруг захотела новое платье. Девочка, оказывается, хотела поразить Уильяма де Броуза. Она ехидно улыбнулась. Ну что ж, пусть попробует. В конце концов, это хоть немного отвлечет ее от мыслей об Эинионе.

Элейн лежала, открыв глаза. Рядом, посапывая, лежала Лунед; обычно она спала глубоко, не видя снов. Возбужденная своей победой, гордая тем, что Непобедимый не подвел ее, довольная, что сэр Уильям, когда они вернулись, одарил ее обаятельной улыбкой и погладил по голове прямо на глазах у ее матери и, кроме того, пообещал ей завтра повторную прогулку, Элейн не могла уснуть. Счастливая, возбужденная и уставшая, она и не думала об Эинионе; Ронвен тоже забыла о старике. Девочка не заметила ни холодного пристального взгляда, который ее няня бросила на сэра Уильяма, ни той ледяной вежливости, с которой Ронвен приветствовала принцессу Джоанну.

В полночь Ронвен отложила шитье, встала и накинула плащ. В этот вечер никаких признаков присутствия Эиниона в Абере не было – так же, как и на больших холмах или в деревенских садах и дворах. Ничего страшного не случится, если она ненадолго выйдет. Уложив бархатное платье в корзину, она на цыпочках вышла из комнаты. Подозвав одного из охранников, стоявших внизу у лестницы, Ронвен прошептала:

– Я должна сходить в спальню принцессы Джоанны. Подожди снаружи возле комнаты леди Элейн, пока я не вернусь. Никого туда не пускай. Никого, ты меня понял?

Ронвен тяжело вздохнула. А вдруг Эинион попадет в комнату девочек по лестнице или проникнет туда через окно, как привидение? Она ускорила шаг.

Завернувшись плотнее в плащ, Ронвен шла к комнатам принцессы Джоанны, которые находились в башне, в западной части замка. Ее спальня была небольшой, она состояла из нескольких комнат, уставленных богато убранной и раскрашенной мебелью. Как она и подозревала, принцессы Джоанны там не оказалось. В комнатах, склонившись над огнем и о чем-то разговаривая, сидели только две женщины. Они встретили Ронвен не слишком приветливо.

– Вы не должны находиться здесь, леди Ронвен! – Мараред, дочь Мэдок, вскочила на ноги. – Принцесса Джоанна распорядилась об этом особо!

– Распорядилась меня не впускать? – Ронвен нахмурилась. Она увидела возле камина стул и решительно села, поставив перед собой корзину. – Хорошо, пусть так! Я обещала маленькой Элейн, что закончу это платье к завтрашнему утру. Я не успеваю, мне нужна еще пара рук, – сказала она твердо. – Я лишь хочу, чтобы вы мне немного помогли. Я не задержусь здесь надолго!

Мараред с грустью посмотрела на свою подругу Этель, которая даже не двинулась с места; она держала ноги в тазу с горячей водой.

Этель пожала плечами.

– Принцесса лишь приказала, чтобы ее не беспокоили. И мы все прекрасно знаем почему: Ронвен у нее как бельмо на глазу! – медленно изрекла она.

Мараред знала о непрязни, которую Ронвен испытывала к принцессе Джоанне, однако она уступила.

– Я думаю, нам всем надо перейти в тронный зал. Огонь там еще горит, и я налью вина, – тихо сказала служанка.

Этель посмотрела на подругу, которая принесла ей вина, однако что-то в лице Мараред заставило ее передумать.

– Хорошая мысль. – Она встала. – Пойдемте, леди Ронвен, нам действительно будет спокойней в тронном зале. Там никто нас не сможет подслушать. Чего уж хорошего будет, если мы своей болтовней разбудим принцессу Джоанну. Я не хочу наутро получить от нее взбучку!

Обе они посмотрели на плотно закрытую дверь опочивальни принцессы Джоанны. Ронвен проследила за их взглядами.

– А я думала, что принцесса все еще в холле, флиртует с сэром Уильямом, – сказала она ехидно. – Я и не думала, что она так рано ложится спать!

Наступило тягостное молчание. Ронвен посмотрела на одну служанку, потом на другую, а потом – на закрытую дверь. Только теперь она заметила тяжелый плащ, лежавший на стуле.

– Вот как! – прошептала она – Принцесса все-таки легла рано. Но не одна!

– Ради всего святого, молчи об этом! Принц всех нас убьет! – Этель высоко подняла руки. Она потащила Ронвен к тронному залу. – Пожалуйста, леди Ронвен, проходите сюда. Мы сделаем всю работу за вас и угостим вас вином. Но вы должны забыть обо всем, о чем только что думали!

– Как долго это уже продолжается? – Ронвен позволила себе занять лучшее место и принять от Мараред бокал с вином, как только за ними закрылась дверь.

Этель пожала плечами.

– Это началось, когда он был здесь еще в прошлый раз, когда он был пленником принца. По-моему, принц ничего не подозревает. – Она нервно закрыла глаза. – Когда он уехал, я вздохнула с облегчением, однако он снова вернулся…

– Вот как. – Ронвен улыбнулась. Она достала из корзины недошитое платье и отдала его Этель. – Не беспокойтесь, – сказала она, – ваш секрет умрет вместе со мной.

XIX

Элейн села на постели, уставившись в темноту, ее сердце бешено билось от страха. Неужели он снова здесь? Неужели он проник в ее разум, чтобы заставить ее подняться с постели и спуститься к реке? Но нет, комната пуста. Она слышала, как за окном воет ветер, стараясь снести с крыши плохо прибитые доски, как он гнет деревья в долине позади замка. Элейн дрожала всем телом. Лунед спокойно спала, что-то бормоча во сне, словно маленький зверек, зарывающийся в листья. Однако с другой кровати никаких звуков не доносилось.

– Ронвен? – прошептала она.

Элейн уже знала, что Ронвен там не было, но и не было висящего законченного платья, которое она должна была повесить на вешалку, если легла бы спать.

Тихонько соскользнув с постели, Элейн набросила на плечи ночную рубашку, отделанную мехом, и подошла к камину. В комнате было холодно. Девочка достала из угольной корзинки и бросила в тлеющие угли немного торфа и несколько поленьев. Вспыхнуло пламя; голубой огонь перекинулся на дерево. Элейн вздрогнула, однако смотрела на пламя, не в силах оторваться.

Она видела виселицу; возле нее толпился народ. Люди бесновались, кричали, размахивали руками. Она видела все это и не могла вытереть слезы; она видела надвигающуюся толпу. Он стоял там, среди толпы, окруженный охраной; его короткая рубашка была уже порвана, а на шею была надета петля. Веревка натянулась на его сухой коже. Элейн видела, как пульсировала на шее артерия – словно кричала о жажде жизни. Мужчина вполоборота повернулся к ней лицом, Элейн наклонилась вперед, стараясь все-таки разглядеть его лицо, но толпа, окружавшая человека, заслоняла его от нее.

– Подождите! Пожалуйста, подождите! – закричала она громко. – Ну пожалуйста…

Позади открылась дверь, и в комнату заглянул перепуганный стражник.

– Силы небесные!.. – Он прыгнул к Элейн, как только та попыталась еще ближе наклониться к огню. Она плакала.

– Пожалуйста, вернись! Я не видела тебя! Пожалуйста!

Элейн слегка вскрикнула, когда мужчина схватил ее и поставил на ноги. Позади него она увидела насмерть перепуганную Лунед, севшую на постели.

– Что вы делаете, принцесса?

Охранник одной рукой держал Элейн, а другой старался поднять ее ночной халат, который был испачкан золой.

– Ну и ну! Вы чуть не бросились в огонь! Вы что-нибудь уронили туда?

Элейн трясло, внезапно она снова начала плакать.

– Ронвен? Где Ронвен?

– Она ушла в комнаты вашей матери, принцессы Джоанны, – только и успел сказать стражник, как Элейн вывернулась у него из рук и бросилась вон из комнаты.

Босиком она побежала к комнатам и спальне своей матери. Открыв двери в тронный зал, она заглянула внутрь. Там никого не было; огонь еле тлел, и свечи почти догорели. Она остановилась и тихо позвала няню.

– Ронвен? – шепнула она. По лицу ее градом текли слезы. Немного погодя из спальни своей матери она услышала приглушенные голоса. Подкравшись на цыпочках к двери, Элейн ухватилась за дверное кольцо и дернула за него.

Огонь в очаге запрыгал от внезапного сквозняка; красно-золотые языки пламени озарили стены и постель, на которой, плотно прижавшись друг к другу, лежали два обнаженных тела. Элейн уставилась на них. Девочка видела незнакомое выражение на лице матери, которая выгибала спину, прижимаясь к мужчине, который стоял на коленях между ее ногами. Его широкие плечи были покрыты капельками пота, поблескивающими в свете огня. Они исступленно смеялись, и, наклонившись, он целовал ее лицо и ласкал ее полную грудь. Полностью поглощенные друг другом, они даже не заметили, как открылась дверь и на пороге появилась маленькая фигурка.

Потрясенная, Элейн нескольких секунд стояла и смотрела на них; потом она вылетела пулей и закрыла дверь.

Ничего перед собой не видя, она повернулась и нисколько не удивилась, натолкнувшись на Ронвен и двух ее спутниц. Женщины услышали, как открылась входная дверь, и побежали в тронный зал как раз в тот миг, когда Элейн с белым лицом выбежала из комнаты матери.

Элейн переводила бешеный взгляд с одной женщины на другую.

– Ты это видела? – Ее губы были плотно сжаты; девочка едва могла говорить.

В ответ Ронвен кивнула.

– Это был сэр Уильям. – Напряженный голос Элейн готов был сорваться на крик. Она почувствовала, что ее предали. Как он мог? Как он мог сделать это с ее матерью? Ее матерью, которая выглядела уродливой и дикой, как взмокшее от пота совокупляющееся животное.

– Об этом надо рассказать твоему отцу, – спокойно сказала Ронвен. В глубине своей души она торжествовала: сэр Уильям и принцесса Джоанна. Два человека, которых она ненавидела больше всего на свете, попали в собственные сети. Но торжество ее поутихло, когда она увидела боль на лице маленькой принцессы. – Твой отец должен об этом узнать. То, что ты видела, называется изменой!

Некоторое время Элейн смотрела на нее, губы ее были плотно сжаты.

– Но он убьет их! – прошептала она. Но затем согласно кивнула.

XX

Принц Ливелин спал в своем любимом кресле перед огнем в зале для приемов. Кубок с вином, наполовину пустой, стоял возле него; большинство людей вокруг спали прямо за столом.

Элейн быстро пересекла зал и с рыданиями бросилась к отцу.

Принцу потребовалась минута или две для того, чтобы понять, о чем говорит ему его дочь, белая как полотно. Он резко поднялся; пройдя между проснувшихся уже гостей, он выдернул горящий факел из ближайшей ниши. Потом он решительно направился прочь из зала, таща за руку и Элейн.

– Если ты это выдумала, я тебя высеку! – прошипел он напуганной Элейн. Та еще никогда не видела своего отца настолько разгневанным. Его глаза были огромными и бешеными, а губы – сжатыми, будто он испытывал адскую боль. Идя за отцом быстрыми шагами, Элейн озиралась в поисках Ронвен, но той нигде не было.

Ливелин решительно пересек внутренний дворик замка и направился к западной башне. Поднявшись по лестнице, он прошел через комнаты и ударом ноги открыл дверь в спальню своей жены.

Двое сидели на кровати, их лица были искажены страхом. Элейн увидела, как сэр Уильям схватил постельное покрывало и завернулся в него, а затем отпрянул в сторону; кожа ее матери блестела от пота, выдавая усталость и схлынувшее возбуждение. Принцесса Джоанна схватила простыню и накинула ее на себя. Элейн почувствовала, как рука отца выталкивает ее из комнаты. Он оттолкнул ее в угол и, завыв, словно зверь, от досады и гнева, бросился на сэра Уильяма, пробираясь рукой к его горлу. Через мгновение мужчины катались по кровати в яростной схватке. Вскоре прибежали стражники и разняли сэра Уильяма и принца. На миг сэр Уильям выронил простыню и стоял посреди комнаты совершенно голый; ему заломили за спину руки и выволокли из комнаты.

Не шелохнувшись, Ливелин стоял и глядел на свою жену. Она смотрела назад, ее лицо выражало страх, а прекрасные волосы были спутаны.

– Шлюха! – гневно кричал Ливелин. – Дрянь! Блудница! Ты умрешь за это!

Элейн зарыдала. Осторожно поднявшись, она стояла в углу, куда ее толкнул отец, и не смела двинуться, уставившись на свою мать, которая, раскачиваясь на кровати, стонала громким, высоким голосом.

В дверях стояли Мараред и Этель – они не смели приблизиться к ней.

– Идите в свою спальню, принцесса. – Этель позвала напуганную девочку, а потом вывела ее из комнаты. – И никому не говорите о том, что вы видели здесь, – шептапа она. – Быстрее, уходите!

Ронвен нигде не было видно.

Элейн побежала в конюшню. Она целую вечность стояла, пристально смотря на Непобедимого; после того как конь облизал ее руки, девочка обняла его за шею и расплакалась.

Спустя несколько часов Ронвен нашла Элейн спящей на сене между копыт коня, и один из грумов перенес спящую принцессу в ее спальню.

XXI

Тот мир, в котором проснулась Элейн, был уже навсегда другим. Весь замок пребывал в шоке. Сэр Уильям и его соотечественники были заключены под стражу. Принцессу Джоанну тоже заперли. Принц был зол на весь свет, и его уязвленное самолюбие требовало мести. Жена Ливелина и ее любовник вскоре умрут. Разгневанный отец отказался от визитов своей дочери; он отказался видеться и с Даффидом; у него не было сил выслушивать многократные умоляющие просьбы жены о прощении. Ливелин отгородился от всего мира, запершись в уединенной комнате над лестницей. Принимал он только Эиниона, близких проверенных людей и своего духовного наставника, Эднифеда Фихана.

Слухи о произошедшем в замке молниеносно распространились по Аберу и всему Уэльсу. Уже собрались толпы, требовавшие крови сэра Уильяма де Броуза.

Разум Элейн отказывался принимать произошедшее. Она постоянно тайком пробиралась в конюшню; после того как Ронвен однажды увидела глаза девочки, она решила, что там ей будет лучше: среди лошадей Элейн хоть немного отвлечется от своих грустных мыслей.

Ронвен довольно легко добилась аудиенции у принца Ливелина, хотя никому другому это не удавалось. Лицо принца было спокойным, но было заметно, что он постарел больше чем на двадцать лет.

– Вы должны поговорить с дочерью, – сказала ему Ронвен. – Девочка ни в чем не виновата. Она вся измучалась.

– Это я весь измучился! – Принц повернулся к ней спиной. – Ради всего святого, лучше бы она мне ничего не говорила!

– Вы предпочли бы не знать, что вы рогоносец? – Тон Ронвен был презрительно резок. – Когда весь двор видел это! Рано или поздно вы тоже узнали бы об этом!

Ливелин пересек комнату и уселся в кресло, которое стояло возле камина.

– Выходит, весь двор видел, как свершается предательство. Сэр Уильям пользовался моим гостеприимством в священное время Пасхи, а отплатил за него предательством. Он презрел законы моего дома и семейного очага, и он ответит за это жизнью. Он будет повешен, как обычный преступник, и умрет позорной смертью.

Ронвен подавила торжествующую улыбку.

– Я только хотела просить вашего разрешения на то, чтобы увезти Элейн. Полагаю, она еще мала для такого зрелища – она совсем ребенок.

– А по-моему, ей как раз настало время подрасти! – Лицо Ливелина стало жестким. – Она может присутствовать при казни!

– Нет! – побледнев, ответила Ронвен. Это было совсем не то, что она ожидала услышать. – Он был ее другом…

– Тогда она должна научиться внимательнее выбирать себе друзей. Это послужит для нее хорошим уроком!

Какое-то время Ронвен молчала.

– А ее мать? – прошептала она. – Элейн должна видеть и казнь своей матери?

Ливелин уронил голову на руки. Она видела, как постепенно бледнеет его лицо, слышала, как он скрежещет зубами. Принц качнул головой.

– Я не могу ее повесить. – Голос его оборвался, перейдя в полный муки вздох, однако он продолжил: – Но всю оставшуюся жизнь она проведет в тюрьме!

Последовало продолжительное молчание, которое прервала своим гулом собравшаяся возле дворца толпа.

– Может быть, мне лучше забрать Элейн обратно в Деганнви? – мягко настаивала Ронвен. – Позже.

– Может быть. – Он поднялся на ноги. – Достаточно, женщина. Оставь меня!

Эинион поджидал Ронвен за дверью. Он схватил ее за руку и увлек в дальний угол комнаты.

– Я заберу маленькую принцессу, – сказал он. – Она будет в безопасности под моей защитой!

– Нет! – Ронвен отрицательно покачала головой. Все ее существо было наполнено страхом. – Нет. Она еще слишком мала. Ты пугаешь ее, и она с тобой никуда не поедет. Ты был слишком жестким с ней тогда…

– У меня не было времени на нежности. Она выросла, сила и мощь ее уже на пределе. Теперь ей необходимо мое руководство. – И он немного откачнулся назад. – Пришло время перемен для Гвинеда, если ты заметила. Правление английских принцев и их приспешников закончилось. – Он как-то особенно улыбнулся. – В конце концов при правлении принца Ливелина народ Уэльса может стать великим и независимым народом. Совершенно необходимо, чтобы Элейн унаследовала дело и взгляды отца, а потом и брата Граффида. Она поможет им, укажет им истинный путь. Ведь в этом мы все едины?

Ронвен с грустью кивнула.

– Как жаль, что свадьба Даффида и маленькой де Броуз теперь не состоится. Имя невесты своим ужасным поступком запятнал ее же отец, – сказала она со вздохом.

– Но у нас остается еще один способ устранить Даффида. Ведь он, в конце концов, сын своей матери. – Эинион ехидно улыбнулся.

– Ты забываешь, что и в жилах Элейн течет та же кровь, – уныло напомнила ему Ронвен.

Эинион снова улыбнулся.

– Кровь Плантагенетов еще дремлет у нее в венах. Сейчас ею движет именно уэльская кровь. – Старик тяжело опустил свою руку на плечо Ронвен. – Не бойтесь за Элейн, леди, я позабочусь о ней. Как только свершится казнь де Броуза, я собираюсь поговорить с ее отцом и вернуть ее богине.

XXII

Абер. 2 мая 1230

Элейн в полном одиночестве сидела в конюшне, наблюдая, как грумы моют и чистят лошадей. Она все еще была в оцепенении. Это был день смерти сэра Уильяма де Броуза. На площади перед замком собралась огромная ликующая толпа; все эти люди ехали с разных концов Уэльса, чтобы увидеть смерть ненавистного де Броуза. Никто не произнес в его защиту ни единого слова. Защищать его при всем желании никто бы не посмел. Все понимали: овладеть женой хозяина дома, будучи в гостях, – тягчайшее преступление. Принцессу Джоанну уже заперли в полном одиночестве.

– Ты должна идти, Элейн. Это приказ твоего отца! – Ронвен нашла Элейн в стойле Непобедимого.

– Нет! – Глаза Элейн потемнели от ужаса.

– Ты должна, моя малышка. Мне очень жаль.

Элейн попятилась назад.

– Но почему? – прошептала она.

– Я не знаю. – Ронвен беспомощно пожала плечами. Она упрекала себя. Почему она сама не рассказала обо всем Ливелину? Почему из-за своей поспешности и страстного желания разрушить связь Джоанны и де Броуза она послала к отцу девочку?

– Ты же принцесса, Элейн, – сказала сухо Ронвен. – Ты должна сохранять достоинство, и никто не должен увидеть, что ты недавно плакала!

– Я не плачу! – неуверенно парировала Элейн. – Он заслужил смерть!

Девочка медленно подняла голову, затем встала и последовала за Ронвен. Они вышли из замка и спустились к реке, где была поставлена виселица. Принц Ливелин и Даффид уже стояли тут и рассматривали народ, когда сэра Уильяма де Броуза вывели к виселице. Стража поставила его на колени перед принцем; Уильям невольно поклонился.

– Ваша жена ни в чем не виновата, ваше высочество! – тиxo сказал он. – Во всем виноват только я один! – Пытливым взглядом он осмотрел толпу: он боялся, что Джоанну тоже привели, чтобы она посмотрела, как он умрет.

На королевской площади собралось примерно несколько сот человек, жаждавших посмотреть, как прольется кровь виновного. Толпа отозвалась ревом, когда на виселице появился сэр Уильям. На нем ничего не было, кроме короткой рубахи и пианов. Руки его были связаны, но вся его осанка говорила о гордости и достоинстве, которые невозможно было сломить. Когда он увидел, что Джоанны нет на этом зрелище, он немного успокоился. Затем его взгляд упал на Элейн; в ее глазах он увидел боль. Он снова поклонился, но только ей одной.

– Что ж, маленькая принцесса, и вы пришли посмотреть на мой конец. Я хотел бы, чтобы Непобедимый принадлежал вам, моя милая. Это моя единственная просьба перед смертью. Конь ваш, если ваш отец не возражает. – Его взгляд задержался на лице Ронвен, которая стояла позади Элейн. Внезапно он вспомнил происшествие в своем родном замке Хэй, когда он стал врагом няни Элейн, и по выражению ее лица он понял, что она торжествует. Затем сэр Уильям отвернулся и сам взошел на подмостки виселицы.

Элейн закрыла глаза, пытаясь подавить набежавшие слезы. Девочка не смотрела на происходящее, пока толпа не разразилась торжествующим ревом, давшим понять, что все было кончено. Элейн посмотрела вверх, на ясное голубое небо; она всеми силами старалась не плакать и остановить страх, который то и дело захлестывал ее. Элейн похолодела от ужаса, и теперь, хотя уже было слишком поздно, она поняла, что эту сцену она уже видела раньше. Сэр Уильям – друг, который предал ее так же, как и ее отца, и был тем человеком, который все время являлся ей в огненных видениях.

Она могла его спасти! Она могла спасти свою мать и отца! Кроме того, именно она сказала своему отцу о предательстве сэра Уильяма, она, которая уже знала обо всем из видения. У нее была возможность изменить ход истории, однако она не сумела его распознать.

– Элейн, теперь мы можем идти. – Ронвен закрыла от девочки виселицу, нежно положив руки ей на плечи. Элейн, отчаянно пытавшаяся овладеть собой, оттолкнула руку Ронвен.

Почему? Почему она не поняла? Ведь все это она могла остановить! Она могла спасти ему жизнь!

Дрожа всем телом, она застыла на одном месте, не обращая никакого внимания на толпу, которая смотрела на нее с сочувствием.

Ронвен помрачнела.

– Пойдем обратно, в твою комнату, малышка, – прошептала она. – Здесь больше нет ничего такого, ради чего стоило бы остаться.

– Я видела это и не поняла, – срывающимся голосом сказала Элейн. На небольшом расстоянии она слышала, как пела на дереве птица.

– Что именно ты не поняла? – Ронвен взяла Элейн за руку.

Ливелин медленно спускался со своего помоста; на лице его читались боль и гнев. Он даже не посмотрел на свою дочь, белую как полотно.

– Повешение, – шептала Элейн. – Я видела его в огне…

Ронвен закрыла глаза и забормотала молитву.

– Я могла это предотвратить. Если бы я знала, как управлять своими видениями, я смогла бы его спасти…

– Нет, моя дорогая. Нет, – сказала тихо Ронвен, однако на этот раз Элейн не хотела заканчивать разговор.

– Как ты не понимаешь? Вот почему я видела все это! Я могла его предупредить. Я могла… – Внезапно она заплакала. Рыдая, Элейн прижалась к Ронвен. – Я могла остановить это, я должна была это сделать. Поэтому я видела это во сне! И именно я предала его. Я… – Ее голос оборвался. – Почему я не смогла его спасти?

Ронвен подняла голову; посмотрев на небо, она нахмурилась.

– Может быть потому, что такова была его судьба! – прошептала она.

ХХIII

7 мая 1230

Когда Ливелин наконец послал за дочерью, рядом с ним был Эинион.

– Ты не можешь больше оставаться в Абере. – Ливелин смотрел вниз на маленькую фигурку дочери, не скрывая неприязни.

– Сэр, сейчас как раз самое подходящее время, чтобы отвезти ее обратно в Ланфаэс. – Эинион быстро вышел вперед.

У него не было возможности поговорить с девочкой наедине, но он знал, что она должна была чувствовать в тот момент: стpax, неопределенность, всепоглощающую вину. Только он один знал то, что знала она, что сама она видела в огне. – Я уже говорил вам относительно будущего маленькой принцессы, если вы помните…

– Рядом со мной у нее нет никакого будущего! – рявкнул Ливелин и с силой закрыл глаза. Каждый раз за последние несколько дней, когда он смотрел на Элейн, он видел одно и то же: она напоминала ему ту ужасную ночь, когда рухнул весь его мир. Былая нежность к дочери переросла в гнев и боль, и теперь он почти ненавидел ее.

– Тогда, сэр, могу ли я ее забрать обратно в Деганнви, к сэру Граффиду? – На этот раз вперед вышла Ронвен.

– Нет! – Ливелин покачал головой и замедлил шаг. – Я уже принял решение. Уэльс больше не дом для нее! Элейн, ты поедешь к своему мужу, твое место – рядом с ним!

Последовала мучительная тишина. Элейн переместила свой взгляд с лица своего отца на Ронвен, которая побледнела еще сильнее. Она не отдавала себе отчета в том, что происходит; разум ее отказывался принимать слова отца.

– Сэр, это не должно произойти. Она еще слишком юна, чтобы ехать к мужу; ее место здесь – в Гвинеде. – Глаза Эиниона блеснули гневом.

– Нет, не слишком. – Ливелин смотрел то на одного, то на другого, как затравленный зверь. – Все уже готово. Она уезжает завтра. Я больше не хочу видеть свою дочь!