Глава тридцать третья

I

Замок Килдрамми. Весна 1304

В ночь, когда повесилась Морна, Элейн снова приснился пожар. Она слышала гул пламени, чувствовала запах дыма, ее глаза слезились, и она проснулась, задыхаясь и кашляя.

– Что случилось, миледи? Что с вами? – Беток, полусонная, выбралась из постели и подошла к ней.

– Пожар. – Она показала на камин, все еще находясь под впечатлением сна.

Беток повернулась. Комната была слабо освещена, огонь слегка теплился в камине. Пока они смотрели на него, порыв ветра из трубы задул облако дыма в комнату.

– Собирается гроза, миледи. Должно быть, вас разбудил ветер.

Западный ветер завывал в трубах; они слышали, как в саду шумят свежей листвой деревья.

– Я прикажу добавить огня в камине.

Она поправила на Элейн одеяла, подоткнула их поплотнее, но Элейн трясущимися руками сбросила их.

– Я чувствую, что-то не так.

Сон был очень ясным, отчетливым. Он снился ей множество раз за последние два года после смерти Мейри, но каждый раз она не помнила ничего, кроме пожара.

Поплотнее запахнув рубашку, она опустила ноги на пол, застонав от боли в закостеневших суставах, и, опираясь на палку, побрела к камину.

– Разведи огонь посильнее, – приказала она.

Беток позвала сонного слугу, тот растолкал истопника, и через десять минут пламя в очаге загудело в полную силу.

Элейн, в красном с черным бархатном платье, бархатных ночных туфлях, с тяжелой косой через плечо, сидела, глядя на пламя. В отсветах пламени ее лицо снова казалось молодым. Беток, украдкой поглядывая на нее, втянула щеки и покачала головой. Странное выражение застыло на лице ее госпожи. Она приподняла голову, будто прислушиваясь к чему-то вдалеке, а потом улыбнулась. Беток вздрогнула и перекрестилась, прежде чем уйти.

Картина в пламени была отчетливая. Элейн видела мужчину, пробирающегося через толпу, и слышала гул голосов, она видела красного льва Шотландии, с триумфом развевающегося на ветру рядом с серебристым крестом святого Андрея на лазурном фоне, и еще она видела женщину – высокую, стройную, в огненно-красном платье, в руках ее была корона…

– Мама!

Она вздрогнула, когда Гратни положил руку на ее плечо.

– Дорогой, я не слышала, как ты вошел. – Еще мгновение она помедлила, не желая упускать видение, но оно уже исчезло. Вздохнув, она посмотрела на сына, пристально вглядываясь в лицо Гратни в свете пламени, она пыталась понять, что привело его сюда в полночь.

– Что случилось? В чем дело?

– Прости. Мне трудно об этом говорить. Морна…

Ее глаза неотрывно смотрели на него.

– Она мертва? Вот она и выбрала время переступить черту и покончить с одиночеством.

Он кивнул.

– Как?

– Она повесилась. – Он смотрел в сторону, не в силах вынести муку в ее взгляде.

– Это моя вина.

– Нет, мама, при чем тут ты?

– Это я послала Мейри к Изобел.

– Ты же не могла знать, что случится.

– Я не могла? – Элейн встала, ее палка скользнула на пол, но она не обратила на это внимания. – Пресвятая Дева! Мне нет прощения! Сколько смертей уже преследуют меня?!

– Мама…

– Гратни, пожалуйста, оставь меня одну. – Ее узкие плечи болезненно напряглись.

Он поколебался, затем медленно вышел. Долго после ухода сына она сидела неподвижно, закрыв лицо руками. Наконец она отвела их.

– Где ты? Почему ты не забираешь меня? – крикнула она. – Александр!

Молчание. Она вытерла лицо, пытаясь унять слезы, но они не прекращались.

– Будь ты проклят, Александр. Почему ты сам не являешься именно сейчас, когда ты мне так нужен? Почему ты не разговариваешь со мной? Почему ты больше не приходишь ко мне? – Она оглядела комнату. – Ты же явился ей. Почему не мне? – Она стиснула кулаки. – Разве мне еще не время умирать? Я ведь была нужна тебе раньше. Или я слишком стара даже для тебя?

Она встала рывком, опираясь на стул.

– Или тебя вообще нет? Ты ведь всего-навсего плод воображения одинокой, измученной женщины. Так? Ты ведь ничто, ты сон, тебя нет! Ты мертв. Как Морна. Как Мейри! Как Дональд…

Ее голос прервался, рыдания сотрясали тело…

– Тебя никогда не было. Ты умер на Керрере. Ты мертв!

Снаружи, прижавшись ухом к двери, ждал слуга, он виновато опустился на колени при появлении на верху лестницы Кирсти.

– Леди Map, простите, я думал, что Леди Элейн плохо. Она кричала…

Кирсти жестом приказала ему удалиться. С трудом распахнув тяжелую дверь, она вошла в комнату и – к его явному разочарованию, закрыла ее за собой.

– Мама?

Ее свекровь неотрывно смотрела на огонь, не замечая слез, текущих по щекам. Казалось, она не слышала ее.

– Мама, что с тобой?

Кирсти подошла и робко положила свою руку на руку Элейн.

– Мне так жаль Морну.

Элейн вздохнула. Она достала носовой платок и покачала головой.

– Я веду себя неразумно. На миг я почувствовала, что больше не могу это выносить.

Она высморкалась и слабо улыбнулась.

– Но мне все же придется. Прости меня, дорогая. Это возраст. Все труднее скрывать боль. Я должна собраться и отдать распоряжения… – Ее голос прервался, ей пришлось собраться с силами, чтобы продолжить: – Я должна отдать распоряжения насчет тела.

– Не нужно. Ее нашел мельник Юэн, жители деревни позаботились о ней. Они тоже ее любили. Она так много сделала для них.

– Она хотела, чтобы ее похоронили на холме, у священного источника, мы говорили как-то об этом.

В позапрошлом октябре Эдвард Английский еще раз появился в Килдрамми, чтобы проверить, как идут строительные работы и еще раз показать, что он верховный правитель Шотландии. Элейн, поклявшаяся никогда больше не преклонять колени перед ним и предупрежденная о его прибытии заранее, ускользнула в долину к Морне и оставалась в хижине, пока ее кузен не уехал. Две женщины о многом переговорили тогда, засиживаясь до ночи.

– Она не хотела для себя христианского погребения. Они не будут знать, что делать…

– Они знают, чего хотела Морна, мама. И они похоронят ее именно там, где она хотела. Я уже заказала цветы для могилы.

Собеседницы замолчали; каждая погрузилась в свои мысли. Наконец Кирсти вымолвила:

– Надеюсь, когда придет время, я буду так же мужественна, как и ты. Можно сказать тебе кое-что, вдруг это приободрит тебя? Даже Гратни еще не знает об этом.

Она осторожно взяла Элейн за руку и проводила ее к креслу. Когда та села, Кирсти опустилась на колени у ее ног.

– Мама, у меня будет ребенок. Я так боялась, что не смогу иметь детей. Я была так одинока, но после трех лет молитв и надежд, после всех моих приношений и пожертвований это случилось.

Элейн посмотрела на нее сначала с недоверием, потом улыбнулась.

– Так. Значит, у графа наконец будет наследник. О Кирсти, я так рада.

– Если будет мальчик, я назову его Дональдом, а если девочка – Элейн.

Кирсти улыбалась, довольная тем, что выражение горя исчезло с лица ее свекрови.

– Мама, все будет хорошо. Не отчаивайся. Бедная Морна так и не оправилась после смерти Мейри. Ты должна смириться с тем, что она решила уйти к дочери. Ты же сама в это веришь. Ты же не думаешь, что они обе оказались в аду.

– Нет, если существует хоть какая-то справедливость. Если ад, о котором говорит церковь, существует, пусть он останется для настоящего дьявола.

Погруженная в свои мысли, она смотрела на огонь.

– Морна считала, что это – все равно, что пройти через дверь, – сказала она спокойно. – Вот что она сделала. Она переступила через порог.

– У меня есть и другие хорошие новости, – продолжала Кирсти, – Роберт и Найджел едут к нам.

Она замолчала, думая о двух старших братьях.

– Пока отец был жив, Роберт чувствовал, что не может действовать. Он был скован, потому что отец не желал трона. Но после его смерти в апреле Роберт принял несколько решений насчет будущего.

– Действительно? Самое время, – иронически заметила Элейн.

– Я знаю, все выглядит так, будто он целиком и полностью находится в распоряжении короля Эдварда. – Кирсти словно бы оправдывала брата. – Но он не может сразу раскрыть свои карты, и потом, есть еще кое-какие препятствия. Джон Баллиоль и сэр Уильям Уоллес, например…

– Его новая жена – дочь приспешника Эдварда. – Элейн не смогла удержаться от сарказма. – Мне надо кое-что сказать твоему брату, когда он приедет.

Если Кирсти собиралась развеять грусть Элейн новостью о скором приезде Роберта, это ей вполне удалось. Когда он с братом Найджелом прибыл в Килдрамми, та уже поджидала его.

– Ну и в какую игру ты играешь сейчас, Роберт? – едко спросила она, когда они встретились с глазу на глаз в ее покоях.

– В ожидание, – улыбнулся он в ответ.

– И как долго ты собираешься ждать?

– Столько, сколько понадобится.

– А пока что ты сражаешься на стороне Эдварда? – От негодования она стала словно натянутая струна.

– Пока что я стараюсь не терять времени даром, – улыбнулся Роберт. – Вы так злитесь на меня, что мне нельзя и попросить вас об услуге?

– Так ты приехал не просто с визитом вежливости? – Она прищурила глаза.

– Конечно, и поэтому тоже. – Он снова улыбнулся. – Я приехал проведать сестру, прекрасную графиню Map, и мою любимую тещу. – Он сделал паузу. – И я хотел бы увидеть ее правнучку.

– Ты знаешь, что это невозможно. – Рука Элейн, сжимающая трость, побелела. – Лорд Бакан забрал Изобел с собой во Францию после смерти Мейри, когда с ее так называемой епитимьей было покончено. Ты прекрасно знаешь, что он один из шотландских посланников при французском королевском дворе.

– И я знаю еще, что это была ваша идея увезти Изобел, и знаю, что это вы убедили лорда освободить ее. Я знаю, как вы ее любите. – Роберт взял Элейн за руку. – Он участвовал в заключении временного, формального мира с королем Эдвардом, и теперь они снова в Слэйнзе.

Он подошел к окну и затем стал ходить взад и вперед.

– Мне надо знать, что король Франции думает о нашем положении в Шотландии.

– Ты хочешь, чтобы Изобел рассказала тебе это? – Элейн, вопросительно подняв бровь, с вызовом смотрела на Роберта. – Помнишь, ты однажды сказал мне, что Изобел причиняет одни несчастья? Это по-прежнему так?

Он опустил глаза:

– Значит, ты знаешь. Хорошо. Я писал ей, когда она была во Франции. У нее есть сведения, которые мне нужны. Вряд ли удобно спрашивать об этом самого Бакана. Можно, я пошлю за ней одного моего человека из самых надежных? Никого ведь не удивит твое приглашение посетить Килдрамми? Ей ничто не будет угрожать.

– А я бы потворствовала тому, что между вами происходило бы, – задумчиво сказала Элейн.

– Ничего не случится, я обещаю. – Он улыбнулся. – Или ничего, о чем тебе следовало бы знать.

II

Оруженосец Роберта, Гилберт из Аннандейла, привез Изобел в Килдрамми через три дня.

Изобел стояла в дверном проеме покоев своей прабабушки. Какое-то время они пристально смотрели друг на друга. Изобел была очень худа, но выглядела намного лучше по сравнению с тем днем, когда Элейн видела ее последний раз. Ее лицо, слегка загоревшее за время морского путешествия из Франции и раскрасневшееся в поездке по горам, светилось от счастья. Несомненно, она была очень красивой. Элейн вздохнула. Как она могла винить Роберта или кого-то другого в любви к такой женщине? Она протянула к ней руки. Они уселись вдвоем в нише у окна, где можно было разговаривать, не боясь быть услышанными.

– Прошло столько времени, дитя мое. Расскажи мне о Франции, а потом, если захочешь, об остальном.

Изобел рассказывала долго. Сначала она короткими фразами рассказала о своей жизни при дворе короля Филиппа. Затем о бесконечных неделях в замке Дандерг на далеком севере Бакана, куда муж сослал ее замаливать многочисленные грехи. Наконец, она заговорила о Мейри и вскоре уже заплакала.

– Она умерла из-за меня. Он хотел наказать меня. – Девушка пристроилась у ног Элейн, положив голову ей на колени.

– Наказать тебя за то, что ты потеряла ребенка?

Изобел безмолвно кивнула, задыхаясь от рыданий, и посмотрела на нее блестевшими от слез глазами.

– То, что она помогла мне избавиться от ребенка, было только предлогом. – Ее голос стал резким. – Хотя это он был виноват в том, что случилось. Он ударил меня, и я упала… Он сделал это потому, что нас с Робертом…

Две слезинки повисли на ее ресницах и медленно скатились по щекам.

– Меня ведь застали с Робертом. – Она шептала так тихо, что Элейн пришлось наклонить голову, чтобы расслышать.

– Застали?

– Да, в Скоуне. Мы встретились в монастырском саду на руинах сгоревшего аббатства, и кто-то видел, как мы… предались любви… – Голос ее был едва слышен.

– Бедное дитя…

– Я так люблю его, я готова умереть ради него.

– Может быть, однажды мы все умрем ради него, когда он будет нашим королем, – медленно ответила Элейн. – Но Изобел, дитя мое, не стоит умирать лишь потому, что он вынудил тебя изменить мужу.

Элейн заметила, что в глазах девушки полыхнула та же страсть, что и в прошлый раз. Она вздохнула, а затем нечаянно для себя – улыбнулась и поцеловала Изобел в лоб.

– Береги себя, моя дорогая, будь осторожна.

Изобел прикусила губу и встала на ноги.

– Ты, наверное, устала, бабушка. Может быть, тебе нужно отдохнуть немного? – Ей так хотелось увидеть Роберта, что Элейн сочла слишком жестоким удерживать девушку.

– Да, это мне не помешает. Встретимся в большом зале позже.

Элейн старалась подавить беспокойство, охватившее ее, но оно не проходило. Судьба Изобел, как и судьба каждого из них, уже была запечатлена в пламени.

– Здесь есть кое-кто, кто хотел бы поговорить с тобой о Франции. – Она взглянула на молодую женщину и подняла скрюченные пальцы к ее щеке. – Будь осторожна, моя дорогая. Помни о своем муже.

Лицо Изобел залилось румянцем, когда она наклонилась поцеловать ее.

Когда правнучка вышла, Элейн подошла к камину и долго смотрела на пламя. Несмотря на теплые летние вечера, у нее теперь постоянно горел огонь. Она нахмурилась, прищурила глаза, но видения не было. Не было ничего, кроме жара.

III

Август 1305

Дункан в отчаянии переводил взгляд с брата на мать.

– Я молю Господа, чтобы никто не попал в руки короля Эдварда. Он не знает, что такое милосердие.

Он только что закончил читать письмо, которое они получили из Лондона. В нем сообщалось, что Оуэйн, сын Даффида, внучатый племянник Элейн, находящийся в заключении в Бристоле, вместо камеры в башне был посажен в клетку. Там король намеревался держать его до конца дней.

– В клетке? Пресвятая Дева! Почему? – Элейн закрыла глаза, представляя весь ужас и отчаяние одинокого молодого человека, томившегося за решетками.

– Я думаю, король хочет запугать всех, кто мог бы решиться перечить ему. Он мстительный человек. Есть еще одно письмо, мама. Я опасаюсь, оно еще хуже.

Был наконец схвачен сэр Уильям Уоллес. Его доставили в Лондон в цепях, проволокли по улицам и повесили. Его тело четвертовали, голову водрузили на кол на Лондонском мосту, а части тела были отправлены в Ньюкасл, Бервик, Стирлинг и Перт как предупреждение шотландцам.

Элейн увидела, как все в комнате молча перекрестились.

– Бедный сэр Уильям, упокой, Господи, душу его, – мягко произнесла она.

Она взглянула на Гратни, сидевшего за столом с бокалом глинтвейна в руке. У него не проходил жар: он простудился на прошлой неделе во время посещения часовни Кирсти в Гариоке.

– Ну что, ты по-прежнему восхищаешься Эдвардом? Будешь наказывать сыновьям служить ему?

Трехмесячный крепыш Дональд радовал бабушку, и Кирсти, как будто желая подтвердить недавно обретенную способность рожать, опять была беременна.

Гратни покачал головой.

– Мама, я по-прежнему считаю Эдварда хорошим королем. Он силен, а кроме того, превосходный тактик. Но это не значит, что я одобряю все, что он делает.

Его голос звучал хрипло, он снова потянулся к меху с вином.

– Есть еще новости, – прервал Дункан. – Лорд Бакан и Изобел были в Лондоне, когда пытали и казнили Уоллеса. Лорд Бакан – один из наших лордов, которые будут представлять Шотландию в новом английском парламенте. Как я понимаю, его жена равнодушна к Лондону, она удалилась на лето в их поместье в Уитвике, в Лестершире.

Элейн довольно кивнула. В Англии Изобел будет в безопасности. Она подумала, видела ли девушка своего брата, когда была в Лондоне. Дункан Файф все еще жил в Англии и служил ее королю. Она печально покачала головой. Как ее сыновья и внуки могут быть настолько слепыми и не видеть опасности?

Элейн поднялась.

– Пойду молиться за душу сэра Уильяма.

Она положила руку на плечо Гратни.

– Не запускай этот кашель, сынок, или мне придется лечить тебя своими средствами. – Она наклонилась и поцеловала его в макушку.

Гратни нежно взял ее за руку.

– Только не это, мама. – Он улыбнулся. – Твои зелья – хуже смерти.

Кашель усиливался. Через четыре дня он спустился к легким, а еще через три дня, несмотря на лекарства матери и молитвы обезумевшей от горя семьи, Гратни, граф Map, скончался; ему было тридцать восемь лет. Его сын и наследник был еще младенцем, а его дочь еще не родилась.

IV

Декабрь 1305

Младшая Элейн Map появилась на свет через четыре месяца, когда вьюга бесноватась вокруг холодных каменных стен Килдрамми. Несмотря на крошечные размеры, она бурно протестовала против едва натопленной комнаты и кричала ничуть не меньше своего брата.

Когда Роберт пришел проведать Кирсти через неделю после родов, она выглядела утомленной. Король Эдвард по-прежнему доверял Роберту и назначил его опекуном маленького Дональда; теперь Роберт стал констеблем большого замка в Килдрамми, а также главным смотрителем на продолжающихся строительных работах.

Он присел на кровать и всматривался в младенца, которого Кирсти держала на руках.

– Гратни обожал бы ее, – сказал он нежно.

Она кивнула.

– Внизу кое-кто стоит, он хотел бы подняться к тебе и выразить свое почтение.

– Кристофер? – Кирсти прикусила губу.

– Кто же еще? У него столько подарков для молодой матери, что понадобится дюжина слуг, чтобы принести их сюда. – Роберт замялся. – Он просил твоей руки, Кирсти. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты вышла за него, но решать тебе. Я не стану тебя принуждать. Я знаю, как ты любила Гратни. – Он умолк, когда взглянул в лицо сестры.

Один из ближайших друзей и сторонников Роберта, сэр Кристофер Сетон, признался Кирсти в любви через три месяца после смерти Гратни, но убитая горем женщина не желала и слушать об этом. Но он настаивал, нежно и с каким-то особенным добродушием, и она понемногу стала уступать его очарованию. Кирсти откинулась на подушки, глядя на младенца на руках.

– Вы слишком спешите, Роберт. Дай мне время.

– Хорошо. Может он подняться сюда или мне отправить его обратно на холод?

– Конечно, он может подняться сюда. – Она нежно посмотрела на брата. – Я только рада буду отвлечься.

V

Февраль 1306

Элейн сохранила присутствие духа, когда умер Гратни. По ее распоряжению он был похоронен в построенной Кирсти часовне Пресвятой Девы Гариока. Она поддерживала Кирсти в ее горе и в рождении ребенка и в повторном браке два месяца спустя. Но когда мороз опять сковал землю, Элейн заболела и больше ей не за что было бороться. Бледная, почти бесплотная, она ничего не ела, казалось, ее связь с жизнью держится на какой-то невидимой нити. Даже звонкая песня малиновки за окном, так любимая ею когда-то, уже не трогала ее.

Она спала, когда Кирсти на цыпочках подошла к кровати, ведя маленького Дональда.

– Мама, ты проснулась? – Она усадила Донадьда на кровать и села сама, отослав камеристок Элейн. – Мама, ты проснулась? – Ее голос дрожал от возбуждения. – Мы с Кристофером только что прибыли, и у нас есть хорошие вести.

Элейн резко выпрямилась, сразу проснувшись.

– Что такое? Почему сейчас? Что случилось?

Кирсти подбрасывала малыша на колене.

– Роберт поссорился с Джоном Комином, и они стали сражаться. Комин мертв! Кристофер говорит, что поединок был в церкви, но я не верю – Роберт никогда бы не сделал такой ужасной вещи. Но главное – Роберт наконец провозгласил себя королем. Люди со всей страны стекаются под его знамя. – Ее глаза сияли. – Он захватил Дамфриз и Эйр, а его сторонники – Ротси. Епископ Глазго и епископ Ламбертона за него. Роберт потребовал, чтобы Эдвард признал его королем. – Она нервно рассмеялась. – Его будут короновать в Скоуне.

Какое-то мгновение Элейн молча смотрела на нее без слов, потом решительно опустила ноги на пол. По ее щекам разлился румянец.

– Наконец-то! Наконец-то! – возбужденно вскрикнула она. – Мне пора вставать. Как глупо, что я так долго пролежала в постели. Столько теперь предстоит сделать. Нам надо быть на коронации. – Она сделала паузу. – Кирсти, теперь точно будет война. Думаю, свет еще не видел того, что произойдет, когда Эдвард Плантагенет узнает эту новость.

Она подошла к окну и приказала пажу открыть ставни. Неожиданно ей стало душно в натопленной комнате. Она захотела выйти наружу, вскочить на коня, умчаться вдаль. Элейн посмотрела на небо. Сначала она видела только отражение свечей в стеклах. Постепенно ее глаза привыкли к темноте, и вдруг дыхание ее стало тревожным и хриплым.

Какое-то мерцание появилось на горизонте.

– Кирсти, небо…

– Я знаю, мама. Мы видели их по дороге сюда. Выйди на улицу и рассмотри их получше. Это духи грозы. Они послали Веселых Плясуний, чтобы те призвали Шотландию приветствовать нового короля.

VI

Скоун, Благовещение. Март 1306

Скоун был переполнен; когда прибыли посланцы Мара, к ним присоединились Джон из Этолла с Марджори, Дункан и Кристиана с детьми. Носилки с Элейн опустили на землю перед наполовину разрушенным дворцом, ей показали место, где для них поставили палатки.

Шатры и павильоны усеяли луг вокруг аббатства; воздух кипел от дыма сотен костров и жаровен, гула тысячной толпы; люди кричали, смеялись и танцевали, что было сил.

Кирсти и Кристофер, Джон и Марджори, Элейн и маленький Дональд – племянник короля, а также старший граф королевства, несмотря на свой нежный возраст, были посажены в аббатстве на почетные места. Со слезами на глазах они смотрели, как епископ Сент-Эндрюса вместе с епископами Глазго и Морэя и аббатов Скоуна и Инчоффри высоко поднял золотую корону и возложил ее на голову Роберта, а счастливые подданные приветствовали его, когда он уже в качестве короля вышел к ним.

– Он должен был сидеть на священном камне, возложить корону должен был лорд Файф, – пробормотал Джон Элейн, когда они стояли в плотной толпе, – да и корона должна быть настоящей.

Графы Файф короновали правителей Шотландии с незапамятных времен на древнем камне коронаций. Дважды нарушать традицию в подобной церемонии было плохим знамением для правления Роберта. Но что они могли сделать? Дункан Файф уже и душой и телом был англичанином и управлял поместьем короля в Карнарфоне, а камень был вывезен в Англию, и, как говорили, Эдвард сделал из него кресло для Вестминстерского аббатства: кресло, на котором его сын будет однажды коронован. Вместе с камнем были вывезены и корона, и другие шотландские регалии.

– Тихо, – прошептала Элейн. – Мы так давно короновали последнего настоящего короля, что уже мало кто помнит об этом.

Но на второй день пира их воспоминания ожили. Огромный зал дворца, освещенный тысячами свечей из шотландских аббатств, был заполнен гостями, столы ломились от вина и угощений. Стоял оглушающий шум, Элейн сидела около Роберта за королевским столом. Между ней и Кирсти на горе подушек усадили маленького Дональда.

– Он ведь один из старших графов королевства. Как же можно без него? – настаивал Роберт.

Он расцеловал своего племянника. Рядом с ним и королевой Элизабет, сидевшей тут же с поджатыми губами и осуждающим выражением лица, расположилась его дочь Марджори. Ей было всего десять лет, но она была так горда и счастлива, что не могло быть и речи о том, чтобы отправить ее спать.

Кирсти посмотрела на Элейн и состроила гримасу.

– Похоже, наша новая королева не слишком веселится. Да и как она может всей душой поддерживать мужа, когда она родом из семьи, глубоко преданной Эдварду?

Она бросила на золовку недобрый взгляд.

– Да уж, могла бы хоть улыбнуться… – Элейн вздохнула.

Она замолчала и вдруг вместе со всеми увидела, как в наступившей тишине в проеме двери появилась фигура женщины и направилась к ним. На ней был мокрый грязный плащ; отброшенный назад капюшон открывал спутанные темные волосы.

– Изобел? – сказала Элейн одними губами, не веря своим глазам.

В полной тишине, не отводя глаз от лица Роберта, графиня Бакан подошла к помосту, не спуская глаз с лица Роберта. Он поднялся; корона блестела в свете свечей. Она остановилась так близко от Элейн, что та могла увидеть темные круги под глазами девушки и брызги грязи на ее светлой коже. Она выглядела столь измученной, что казалось, сейчас упадет, но Изобел с каким-то особым самообладанием и радостью преклонила колени перед Робертом. Раздался ее звонкий голос:

– Ваша милость, я присягаю вам от имени дома Файфов. Я передаю вам приветствие и благословение своего брата и от его имени хочу возвести вас на престол Шотландии. – Oна покорно протянула к нему руки, и он взял их в свои.

Роберт улыбнулся:

– Я с радостью принимаю вашу присягу, леди Бакан, но я уже коронован.

По залу пробежал шумок. Кирсти вопросительно взглянула на Элейн. Рядом поднялся на ноги старый епископ Ламбертон, взгляд его, направленный на Изобел, выражал восторг.

– Графиня Бакан поддержит вас традицией. Нельзя отступать от старинного обычая и права графов Файф возводить короля на трон.

Роберт оглянулся:

– Вы позволите короновать меня второй раз, милорд епископ?

Джон из Этолла вскочил на ноги и хлопнул Роберта по плечу, восторженно крикнув:

– А почему бы нет? Это было бы отличное начало твоего правления, Роберт. Конечно, она должна короновать тебя.

– Но где? – подал голос лорд Ментейт. – Графы Файфа короновали монархов на священном камне, а его увезли в Англию.

Элейн видела, как напряглась Изобел, она дрожала от возбуждения.

– Сила камня сейчас в моих руках, – сказала она очень тихо, почти шепотом. – Я была у гробницы святого Эдварда в Вестминстере, положив руки на камень, молилась, чтобы его сила перешла в мои руки, чтобы я могла передать ее вам, мой король. И камень благословил меня; я чувствовала его силу.

Элейн удивленно заметила, как Роберт неожиданно отпустил руки Изобел, как будто обжегшись. Между тем епископ Ламбертона взглянул на епископа Уишарта.

– Это часть священного наследия Шотландии.

Уишарт кивнул.

– Нам следует просить графиню совершить обряд без промедления. Завтра в Вербное воскресенье. – Лицо старика было торжественным. – И пусть король Роберт дважды войдет в свои права по воле Господа нашего.

Благоговейная тишина наступила вокруг. Глаза Элейн наполнились слезами.

Только несколько гостей, сидящих рядом с королем и королевой, услышали, как Элизабет с презрительной усмешкой, бросив испепеляющий взгляд в сторону Изобел, сказала мужу:

– Это уже детские игры! Вы действительно считаете, что эта женщина может короновать вас еще раз? Неужели одного спектакля недостаточно?

Раздался общий вздох ужаса. Изобел смотрела в пол, ее лицо побледнело, руки ее стиснули складки плаща.

– Я здесь для того, чтобы служить моему королю, если он пожелает, – мягко сказала она.

Элейн показалось, что все поняли смысл слов Изобел, – они прозвучали как признание в любви.

– И он действительно этого желает. – Роберт с полупоклоном протянул руку. – Завтра, миледи, вы возведете меня на трон в согласии с древним обрядом на священном холме у аббатства перед всем народом Шотландии.

Он улыбнулся, затем лицо его стало серьезным.

– Скажите, миледи, граф Бакан знает о том, что вы делаете?

Элейн заметила, что Изобел прикусила губу.

– Не сомневаюсь, к этому времени он знает. Надеюсь, на этот раз вы не прикажете мне отправляться назад к нему. – Она посмотрела на него как-то особенно, из-под опущенных ресниц. Элейн прислушалась и уловила тихий ответ:

– На этот раз нет, миледи. В этот раз вы останетесь со мной.

Королева сердито нахмурилась. Она оттолкнула назад кресло, встала и резко сказала:

– Милорд, нам пора удалиться.

– Слишком рано, мадам. Сядьте, пожалуйста, – ответил Роберт и обратился к гостям: – Садитесь все, и место для леди Бакан! Похоже, наш праздник не дошел еще и до середины!

В ту ночь Элейн не спалось. В шатре было шумно. Их соседи, похоже, не собирались прекращать торжества, хотя пир уже закончился. На поле стоял шум от хлопавших знамен, звучали музыка, смех. Элейн слишком устала и рано покинула пир, забрав с собой Дональда и передав его нянькам. Она видела, что сидящая рядом с Робертом Изобел тоже устала и держалась только благодаря не покидавшему ее возбуждению. Она смотрела на Роберта и не замечала вокруг никого. Элейн усилием воли подавила боль. Это был момент славы Изобел, час ее судьбы. Именно эту сцену Элейн и видела во сне. Время ее прошло: наступил день, которого она ждала так долго, но теперь уже не она оказалась в центре внимания. Она ворочалась на неудобной походной кровати, безуспешно стараясь заснуть.

На другой день по воле короля, уважавшего ее преклонный возраст, ей поставили кресло поблизости от места церемонии. Это был кристально ясный, прозрачный день, – но было очень холодно, и во время коронации Элейн куталась в меха и чувствовала эту пронзительную свежесть.

По такому торжественному случаю был найден новый камень, вырубленный из толщи скал; епископам предстояло окропить его святой водой и помазать елеем. Сделав свое дело, они отступили, и вперед вышла Изобел. Она была одета в роскошные меха и бархат, в ее темных волосах сверкал серебряный шотландский венец, привезенный для коронации епископом Глазго, который сохранил эту древнюю реликвию от захватчиков. Рядом терпеливо ожидал король в спешно доставленных великолепных одеждах.

Изобел опустилась на колени перед камнем, благоговейно возложила на него руки; собравшиеся, как по команде, умолкли. На некоторое время она застыла, сосредоточившись на холодном сером граните; потом она встала, повернулась к Роберту и взяла его за руку, а аббат Скоуна с почтением накрыл камень золотым покровом.

Когда Роберт сел, она взяла из рук епископа корону и долго держала ее высоко в воздухе. Наконец она опустила ее и возложила на голову Роберта; толпа, собравшаяся вокруг плоского рукотворного холма, этой самой священной земли Шотландии, рокотом одобрения приветствовала свершившееся.

Рядом с Элейн стояли, наблюдая церемонию, королева, Джон из Этолла и поджавшая губы Марджори.

– Какая глупость, – отчетливо прошептала она, так что ее услышали все вокруг, не говоря уже об Элейн. – Это мы к лету должны стать королем и королевой, если нам посчастливится! Роберт не победит Эдварда Английского, и никто не может его победить.

Лорд Этолл с трудом скрывал раздражение:

– Король будет править гораздо дольше, мадам, будьте уверены.

Заметив вопросительное выражение на лице Элейн, он мрачно улыбнулся.

– Гораздо дольше, – убежденно повторил он, – да будет на то воля Господня.

VII

На совещание после коронации не осталось времени. Роберт собирался сразу же отправиться на юго-запад со всеми своими сторонниками, кроме Элейн, которая накануне вечером беседовала с ним.

– Я слишком стара, чтобы идти с войсками. Все, что я могу, это быть с тобой духом. Я полагаю, Изобел отправляется с тобой? – Она посмотрела ему в глаза.

Он кивнул.

– Она никогда не сможет вернуться к мужу. Она увела его лошадей и половину его людей. Да поможет ей Бог. По-моему, ясно, что он убил бы ее, если бы она попала к нему в руки.

– Тогда береги ее. У нее в мизинце больше мужества, чем у некоторых мужчин во всем теле. Не обижай ее и не растопчи ее любовь.

– Я никогда не сделаю этого. – Он покачал головой. – Если бы я только мог жениться на ней, какой бы она была королевой! Но это невозможно. Я позабочусь о ней. Я позабочусь обо всех вас, с Божьей помощью.

Она вздохнула. Разве она не смогла бы стать королевой, которой гордился бы ее супруг? Подобно Изобел, Элейн не нашла своего места в истории. Ее мысли вернулись к ее любимой дочери Изабелле, которая была так уверена, что выйдет замуж за принца и станет королевой. И ее время тоже не настало. Быть может, ее внучка Марджори, дочь Изабеллы, маленькая рыжая Марджори, принцесса пылкая и страстная, исполнит пророчество и однажды станет королевой? Элейн вздохнула. Не было ли здесь Александра? Приходил ли он посмотреть на коронацию своего родственника? Если и приходил, то не подал знака.

Она повернулась к Роберту.

– Я избавлю тебя от одной заботы. Я заберу Дональда с собой в Килдрамми. Кирсти хочет остаться с тобой и Кристофером, но граф Map, я думаю, еще слишком мал для войны. – Она помолчала. – Если тебе когда-нибудь понадобится помощь одной старухи, вспомни обо мне. Килдрамми всегда будет прибежищем для тебя и твоих близких, если придет нужда. Надеюсь, он выдержит любую осаду, и я уж послежу, чтобы его подготовили, как следует. – Она взяла его руку и поднесла к губам. – Помоги тебе Бог, Роберт. Храни тебя Бог, мой король.

VIII

Замок Килдрамми. Апрель 1306

Когда Элейн вернулась домой, ее ждала гостья.

Ее носилки миновали ров с подъемным мостом и новые ворота; рядом стояли носилки с Дональдом и его няней, на руках которой он мирно спал, утомленный событиями прошлых дней.

Измученная дорогой, с онемевшими суставами, она выбралась из носилок и улыбнулась молодому волкодаву, который восторженно встречал ее. Она назвала щенка Доннетом, как его предка; она понимала, что это ее последняя собака. Элейн приветствовала старших слуг, которые оставались в замке, и направилась к дверям Снежной башни. В небе кружил канюк; его крик раздавался над полями, за стенами замка. Элейн поежилась, плотнее завернулась в плащ и в сопровождении своих дам стала медленно подниматься по лестнице.

У дверей в покои ее встретила служанка, оставшаяся в замке. Поднеся палец к губам, она отвела ее в сторону.

– Миледи, у вас гостья. Она здесь уже неделю, но она не сказала, как ее зовут.

Элейн потянулась к застежке плаща и негнущимися пальцами расстегнула ее.

– Я поговорю с ней, а потом мне надо лечь. Я так устала, что едва стою на ногах. – Она вручила плащ Гиллот и повернулась к камину, где шили при свечах несколько женщин.

Она сразу заметила незнакомку: высокая женщина, лет пятидесяти-шестидесяти, сидела напротив Элейн. На ней было простое бархатное платье темно-синего цвета и накидка, перехваченная у плеча серебряной брошью в виде вепря.

Когда Элейн вошла в комнату в сопровождении Доннета, женщина поднялась. Она неотрывно смотрела на собаку.

– Лиулф, – прошептала она.

Элейн остановилась как вкопанная. Суставы ее пальцев на набалдашнике палки побелели, она чувствовала на себе вопросительные взгляды служанок.

– Мама… – Гостья неуверенно шагнула вперед.

Элейн не могла вымолвить ни слова. На какое-то время она застыла, дрожа от страха и возбуждения. Затем Элейн протянула руку вперед.

– Джоанна? – прошептала она.

Женщина кивнула. Она не взяла руку Элейн; вместо этого она несколько смущенно осмотрела комнату.

– Я выбрала неподходящее время для путешествия. Похоже, в Шотландии опять смута…

– В Шотландии только что появился полноправный король, – мягко поправила ее Элейн и повернулась к Гиллот: – Принеси мне вина с пряностями и оставь нас одних.

Они не произнесли ни слова, пока не остались наедине. Затем Джоанна села напротив матери.

– Это, конечно, не может быть Лиулф?

– Это один из его потомков. Последний в моей жизни; я уже слишком стара для собак. – Она сделала глоток вина, наслаждаясь теплом кубка в руках. – Где Хавиза? – наконец спросила Элейн.

– Она умерла много лет назад от скарлатины.

Элейн закрыла глаза.

– Я не хотела расставаться с тобой, – неуверенно прошептала она.

– Теперь я это знаю.

– Почему ты приехала спустя все это время? – Элейн до сих пор чувствовала, как неровно бьется ее сердце.

Джоанна смутилась.

– Я не думала, что ты еще жива. Наверное, ты была для меня мертва уже много лет. – Она почувствовала, как жестоко прозвучали ее слова, но уже нельзя было взять их назад. Не отводя взгляда от лица матери, Джоанна продолжала: – А однажды я услышала, как о тебе упоминали при дворе, когда умер твой сын. Они говорили о какой-то пожилой вдове, и король упомянул о твоих уэльских корнях.

– Я должна быть польщена, что король это еще помнит?

Джоанна впервые улыбнулась.

– Сомневаюсь. В его устах это вовсе не походило на комплимент. Я напомнила ему, что я твоя дочь, он повернул ко мне свой длинный крючковатый нос, – она прервалась, чтобы изобразить короля, что вызвало улыбку у Элейн, – и сказал: – Молитесь лучше, чтобы я забыл об этом, иначе я и вас буду считать бунтовщицей, леди Боун. – Она замялась. – Я нечасто бываю при дворе, поэтому новости о тебе дошли до меня только теперь.

– Надейся, что он уже забыл об этом, – сухо сказала Элейн. – Он не любит и семью короля Роберта, а я теперь принадлежу к ней. Дочь короля моя внучка и твоя племянница.

Джоанна грустно улыбнулась:

– Я так и думала. Пока я ждала тебя, у меня было много времени, чтобы разобраться в своей шотландской родне, и я решила отказаться от светской жизни, когда вернусь в Англию.

– Когда тебе надо возвращаться? – Элейн с грустью взглянула на нее. – Похоже, ты не собираешься оставаться?

Джоанна покачала головой.

– Я должна была сюда приехать, для нас обеих. Теперь я должна возвращаться домой; я верна Англии, и там моя жизнь.

Она посмотрела на Элейн, лицо ее было печально.

– Мы теперь принадлежим к разным мирам, к разным народам. Нас ничто не объединяет, за исключением кровного родства.

Она встала, отставила свой кубок и подошла к креслу Элейн.

– Мой брак был недолгим. Хемфри скончался от ран в битве при Ившеме. Ты знаешь, что его первая жена была сестрой Изабеллы де Броуз? Муж рассказывал, что она иногда вспоминала тебя. После смерти Хемфри король решил, что у меня нет шансов для выгодного брака. У меня осталось маленькое наследство, а мое дитя умерло. – Она печально улыбнулась. – Большую часть своей жизни я посвятила Линкольнам, которые заботились обо мне, с тех пор как… – Она неожиданно замолчала. – Кузина Маргарет была добра ко мне; мы с Хавизой были счастливы там. Некоторое время с нами была Ронвен, словно тонкая ниточка с нашей прежней жизнью. Что с ней?

– Она умерла. – Элейн не стала вдаваться в подробности.

Джоанна подошла к своему креслу и протянула руку к Доннету, который подошел и уселся возле нее, склонившись к ее коленям.

– Я так скучала по этим псам, – сказала она через мгновение, – но у меня никогда не было волкодава. Они слишком многое напоминали мне. – Ее голос стих.

– Мне так жаль. – Элейн покачала головой, почти осязая тяжесть ее печали. – Так жаль…

– У меня… есть сестры? – Джоанна взглянула на мать.

Элейн кивнула:

– Марджори. Она замужем за лордом Этоллом. Моя старшая дочь Изабелла умерла.

– Я твоя старшая дочь, мама, – мягко сказала Джоанна.

– О моя дорогая, – на какое-то мгновение Элейн замерла, – Джоанна… – Она протянула к ней руки.

Джоанна подошла к матери, немного робко взяла ее руки в свои и, наклонившись, поцеловала ее старческие узловатые пальцы.

– Я рада, что приехала, – прошептала она. – Долгое время я не хотела ехать, вообще не хотела больше тебя видеть. Однажды я собралась приехать к тебе в Абер, но потом передумала. У меня не было сил видеться с тобой. Я ненавидела тебя за то, что ты бросила нас, и за то, что Хавиза умерла, так и не увидев свою мать. Кузина Маргарет была нам матерью. И Энни. И Ронвен. Она любила Ронвен. – Джоанна заметила, как посуровело лицо Элейн при упоминании Ронвен. Было слишком много такого, чего она никогда не знала об этой загадочной старой женщине.

Как будто почувствовав какую-то незримую преграду, Элейн медленно отняла руки и потянулась за палкой. Она неловко встала и побрела к столу в центре комнаты.

– Дорогая моя, я очень рада твоему появлению, но ты права. Тебе не стоит слишком задерживаться здесь. – Она расправила плечи, как будто ожидая возражения со стороны Джоанны. – В Шотландии война. Килдрамми поддерживает своего констебля, – он провозглашен королем Шотландии. Если ты поданная короля Эдварда, то не можешь здесь оставаться, без того чтобы не бросить на себя тень. – Она глядела Джоанне в глаза. – В округе уже полно солдат, и, может быть, сейчас опасно отправляться в путь, но если ты останешься…

– Я не хочу оставаться, мама, – сказала Джоанна ровным и твердым голосом. – Мне здесь не место. Не важно, чья ты подданная и кого поддерживаешь, мой отец был англичанин.

– И в самом деле, – сухо ответила Элейн.

– Я отправлюсь как можно скорее, завтра.

– Итак, у нас есть один вечер. – Элейн прикусила губу. – Как бы я хотела лучше знать вас обеих, видеть, как вы обе растете.

Джоанна разглядывала свои руки, пытаясь удержать неожиданно подступившие слезы.

– Мы больше не увидим друг друга. – Элейн печально улыбнулась. – Но я буду хранить встречу в своем сердце. Возможно, в иной жизни нам удастся лучше узнать друг друга.

– В иной жизни? – Джоанна посмотрела на нее с удивлением и неловко рассмеялась. – Ты имеешь в виду – в раю?

– Если бы я могла объяснить! – Элейн покачала головой. – Я только чувствую, что когда-нибудь, где-нибудь мы встретим своих любимых. Так должно быть. Жизнь не может кончиться просто так.

– Мама…

– Нет, дорогая, не надо, не говори ничего. Позови, пожалуйста, пажа и прикажи отвести Доннета во двор, пока я буд переодеваться: мое платье все в дорожной грязи. Мы будем обедать в большом зале. Я хочу представить тебя… – Она неловко улыбнулась.

Джоанна сама отвела Доннета во двор. Ей хотелось побыть одной и собраться с мыслями. Она смотрела на небо, усеянное мириадами сияющих звезд, с особым удовольствием вдыхая свежий воздух. Она слышала мерную поступь часового, вышагивающего по галерее стены. Джоанна различала запах гор, сильный, резкий запах горящего торфа и тимьяна, едкий дым из множества труб огромного замка и неистребимый запах нечистот и помоев из рвов и отводных канав. Доннет взвыл и поднял к ней морду. Она потрепала его по голове.

– Если бы ты знал, как я любила Энкрет и Лиулфа, – прошептала она, – мне так не хватало их. Ронвен забрала их с собой.

IX

– Я хочу, чтобы ты забрала его с собой, – сказала Элейн, отдавая поводок дочери. – Он будет защищать тебя в дороге. Он молодой пес, уже не щенок, наоборот, очень здоровый. Я стара для него. Мне всегда приходится кого-то просить позаниматься с ним, и, похоже, он к тебе привязался.

– Мама, – горячо запротестовала Джоанна, – это невозможно. Раньше ты бы ни за что не рассталась ни с одной из своих собак.

– У меня больше нет собак, – с грустью в голосе сказала Элейн. – Да, когда-то я бы охотнее отдала руку или ногу, чем одну из своих красавиц. – Она погладила голову пса и поцеловала его в нос. – А теперь все по-другому. Я умру прежде, чем он заматереет. – И как бы предвосхищая возражения дочери, она быстро добавила: – Я трезво смотрю на вещи. Моя душа будет спокойна; в любом случае у него будет хозяйка, любящая его так же сильно, как я. Это самый дорогой подарок, который я могу тебе сделать. Пожалуйста, прими его, а с ним мое благословение и мою любовь.

Она проводила дочь до подъемного моста и долго смотрела вслед всадникам, двигавшимся к широкой горной долине: впереди на гнедой кобыле скакала Джоанна в сопровождении собаки и эскорта – двух оруженосцев и служанки. Когда Элейн вернулась во двор замка, ее лицо было мокрым от слез.

X

Гарнизон, оставшийся в Килдрамми, был невелик и состоял из пожилых солдат. Большинство мужского населения Мара ушло с отрядом короля. Только те, кто был негоден к войне, самые молодые и самые старые, остались защищать замок и работать на полях и фермах.

В тот вечер Элейн, стараясь занять себя делами, позвала на совет управляющего Алана Гордона и оставшихся в замке рыцарей, чтобы избавить себя от воспоминаний об удаляющейся одинокой фигуре, которая двигалась на юг, в далекий опасный путь.

Наступило время бурной деятельности. Предстояло приготовить замок к возможной осаде.

Гордон нахмурился:

– Миледи, война идет далеко на юге. Английский король никогда не осадит Килдрамми. Наш король Роберт, благослови его Господь, никогда не позволит ему пройти так далеко.

– Английский король собственной персоной был здесь три года назад, – возразила Элейн. – За пять лет до этого мне пришлось на коленях вручить ему ключи. Никогда, никогда я больше не сделаю этого. Если у Роберта не все пойдет так, как надо, пусть в этом замке он найдет поддержку и кров. Теперь посмотрите сюда. – Она энергично описала рукой круг. – Заросли так близко подошли к стенам, что целая армия может спрятаться в них, а мы и не заметим.

Несколько следующих дней она без устали проверяла, как идут работы в огромном хозяйстве, наблюдала, как рубят подлесок у замка, проверяла запасы в кладовых, посылая людей даже на далекие рынки в Хантли и Абердин. Запасов оставалась немного: была холодная зима, а весна запоздала. Небольшие поля вокруг деревни нежно зеленели молодым ячменем и овсом, до урожая было пока далеко.

Беток с тревогой и радостью наблюдала за энергичными хлопотами госпожи. Всего пять месяцев назад казалось, что леди Элейн осталось жить несколько недель, сейчас же ее немощи и боли были позабыты. В Килдрамми уже привыкли к постукиванию палки, раздававшемуся во всех углах замка. Ее часто видели в конюшнях, где она наблюдала за тем, как кормят лошадей, или стоящей у стены кузницы – там она смотрела, как Хол Осборн обрабатывал на наковальне раскаленный кусок железа, прежде чем опустить в чан с холодной водой и примерить к лошадиному копыту.

Элейн стояла у тайного хода, наблюдая за работниками, вырубающими кустарник, когда один из них поднял камень и закричал. На мгновение он исчез из вида, а потом появился и снова направился к ней.

Прежде чем она увидела, что он несет ей, Элейн уже знала, что он нашел. Ее пальцы, сжимавшие набалдашник трости, побелели.

Это был Джон из Моссета, невысокий мужчина с яркими карими глазами и шапкой темных волос. Достаточно было взглянуть на его иссохшую, скрюченную правую руку, чтобы понять, почему он остался в замке, а не ушел с войском. Он достал что-то из-под рубахи и вручил ей.

Феникс.

– Наверное, кто-то обронил это, миледи, – сказал он, удивленный тем, что она не берет находку из его рук. – Такая красота!

Даже налипшая грязь и мох не могли заглушить игру камня. Она долго разглядывала вещицу, забыв о стоящем рядом с ней мужчине. Элейн взглянула на него, и, к своему удивлению, рабочий увидел слезы в ее глазах.

– Спасибо.

Джон из Моссета пожал плечами и ушел прочь, обиженный таким обращением. Он почти забыл о находке, когда два дня спустя у дверей его хижины возник сам Алан Гордон и передал ему небольшой кошелек, полный серебряных монет, – состояние, которое ему и не снилось.

XI

– Итак, ты вернулся ко мне.

В тишине спальни раздался звук воды, льющейся из кувшина в глиняный таз. При свете единственной свечи она опустила драгоценность в воду и осторожно потерла ее, смотря, как на поверхность всплывает грязь. Когда амулет был очищен, она осторожно вытерла его и поднесла к свету.

– Где ты был? – Ее руки задрожали.

В комнате было очень тихо. Этажом выше Беток и другие служанки сидели вокруг очага и сплетничали. Как и мужчины замка, они скептически относились к деятельным военным приготовлениям, принимая осторожность Элейн за старческие причуды. Однако в глубине души они опасались, что Элейн предвидела все заранее.

– Александр? Где ты? – Пальцы Элейн стиснули феникса.

В комнате стояла гробовая тишина; огонь почти погас.

– Пожалуйста, не покидай меня сейчас. Ты так нужен мне. – Она смотрела на феникса в своих руках. – Ты нужен Шотландии.

Ответа не последовало. Комната оставалась холодной, пустой, и не было даже легкого касания, которое бы подсказало ей, что она не одна.

Коротко вздохнув, она стала искать цепочку, перебирая драгоценности, каждая из которых несла с собой столько воспоминаний. Наконец она нашла подходящую цепочку и, продев ее в амулет, повесила на шею, спрятав под мягкой тканью сорочки. Эмалированный металл холодил ей грудь; Элейн повернулась к огню; дыхание ее стало неровным. Она решила, что не расстанется больше с фениксом.

Графиня Map спала, когда он снова пришел к ней – тенью в темноте; наклонившись и вглядевшись в лицо спящей, он наконец улыбнулся. Его прикосновение было нежнее дуновения воздуха.

XII

Самым тяжелым на протяжении следующих нескольких недель было отсутствие новостей. Всю эту долгую весну замок жил в ожидании вестей с юга. Время от времени до них доходили слухи о действиях армии короля Эдварда, которой командовал Эймер де Валенс, граф Пемброка. Он прибыл в Шотландию под знаменем дракона – страшным символом смерти и уничтожения, не дававшим пощады ни женщине, ни ребенку, если они были на стороне мятежного короля. Элейн выслушала новости с побледневшим лицом, потом пошла взглянуть на внутренний дворик замка. Она сделала что могла, чтобы подготовиться к войне. В Килдрамми маленький Дональд и ее тезка Элли были в безопасности. Сейчас им всем оставалось только ждать.

XIII

Июнь

Меньше всего Элейн ожидала увидеть в дверях короля Роберта. Он въехал в замок необычайно темной июньской ночью; с ним было несколько десятков мужчин и несколько женщин.

– Прошу вас, спрячьте мою дочь здесь, у себя.

Он поднял Элейн с колен, когда та склонилась перед ним, как была – в ночной рубашке, простоволосая.

– Я с ужасом представляю себе, что с ней будет, если ее схватят. Или, скажем, королеву, Кирсти, Мэри или Изобел. Я оставлю вам Найджела и Роберта Бойда, они помогут вам оборонять замок. – Он мельком глянул на графиню Бакан, и Элейн заметила, как они улыбнулись друг другу.

– Дела у нас идут неважно. – Он грустно улыбнулся. – Мы задержимся здесь на пару дней, чтобы дать людям отдохнуть, а потом продолжим наш путь. Нам предстоит сразиться с Пемброком и выдворить его за пределы Шотландии. Если мы этого не сделаем, то все будет кончено. Мне будет спокойнее, если женщины окажутся в безопасности.

Роберт был так же хорош собой, как и его речи. Три дня воины ели, спали и чинили оружие, а на закате четвертого исчезли так же тихо, как и появились.

Сэр Найджел Брюс пришел в Снежную башню, чтобы сообщить Элейн об этом. Он был рослым молодым человеком, похожим на брата, с такими же светло-карими глазами.

– Он решил, что лучше уехать не прощаясь. Роберт не хотел сцен, и ему нелегко приходится с Элизабет, которая и Изобел не дает покоя. Думаю, ее трудно за это осуждать. Она ведь знает, что они с Робертом любовники.

Он взглянул на Элейн, желая увидеть, какое действие произвели его слова, и с одобрением отметил, что известие не шокировало ее.

– Мы пытались прикрыть их, они были очень осторожны, но в походе это не так-то просто. Мы старались оставить их наедине, как только представлялась возможность. Понятно, что Элизабет приходила от этого в бешенство. Но она не подходит Роберту; ему нужна женщина, которая будет всецело на его стороне, и Изобел именно такая. Она так же сильно предана его делу, как любит его самого.

– Я рада, что у них было хоть немного времени побыть вместе. – Элейн плотнее натянула ночную рубашку на худых плечах. – Попросите Изобел прийти ко мне попозже; я бы хотела с ней поговорить. И проследи, чтобы наша королева – Элейн криво усмехнулась – была устроена со всеми возможными удобствами, какие может ей предоставить Килдрамми. Возможно, это на время смягчит ее сердце. Я буду молиться за Роберта. И за Шотландию.

– Мы все будем молиться, леди Элейн, все до единого. – Сэр Найджел нахмурился.

Элейн, уже одетая, слушала отчет одного из экономов, когда Изобел вошла в покои своей прабабки. Она замялась, будто не была уверена, что ее здесь ждут, но когда Элейн, выронив перо, взглянула на нее, Изобел подбежала, заключив ее в объятия.

– Ты очень сердишься на меня?

– Сержусь? – с удивлением спросила Элейн.

– Да, за то, что я короновала его, за то, что показалась на людях? За то, что люблю его? – Изобел опустилась перед ней на пол и крепко сжала руки.

Элейн улыбнулась:

– Как я могу сердиться на тебя? Я очень горжусь тобой! Надо было обладать огромным мужеством, чтобы возложить корону на голову Роберта перед всем миром.

– Роберт сказал, что ты была там.

– Да, была.

– А я не видела тебя. Как жаль!

– У тебя были другие важные дела. В тот день в твоих пальцах была сила камня. Получив благословение древних богов Шотландии и нашего всемогущего Господа, Роберт взошел на трон. – Она держала в руках руки Изобел. Неожиданно в комнате возникла какая-то напряженность.

– Ты действительно веришь в древних богов? – спросила Изобел.

– Да, они все еще в силе. Я всегда верила в них и видела их – я ведь росла в горах Уэльса. Мой первый муж пытался убедить меня, что они злые и греховные, и учил меня красотам Священного Писания. Но древние боги по-прежнему с нами. И когда мы призываем их, они отвечают.

– А они поддерживают Роберта?

– Да, я в это верю. – Элейн кивнула.

– Я отправлюсь к нему. – Голос Изобел опустился до шепота. – Элизабет ненавидит меня. Найджел говорит, что Роберт собрал здесь воинов-горцев. Когда они уйдут к нему, я отправлюсь с ними.

– Изобел, он бы не хотел этого. Ты только добавишь ему волнений… – Элейн покачала головой.

– Я нужна ему, прабабушка. – Изобел упрямо подняла подбородок. – Пожалуйста, не пытайся меня отговорить, я просто исчезну, когда придет время. Я же не дура и не буду мешать ему, но если понадоблюсь, то буду рядом. Он собирается встретиться с лордом Пемброком и разбить его. Это будет главная битва в его жизни.

Элейн снова кивнула.

– Я не буду тебе препятствовать. На твоем месте я бы поступила так же. Может быть, – она вдруг умолкла, – если бы я была с Александром на Западных островах, он бы не умер. Кто знает? – Элейн, глубоко задумавшись, посмотрела вдаль.

Все еще держа руки прабабушки, Изобел взглянула на нее и, поймав ее взгляд, пристально посмотрела на стену. Там стоял мужчина и наблюдал за ними: это был высокий, красивый человек, лет пятидесяти, в роскошном синем плаще с золотой застежкой на плече; его огненно-рыжие волосы с проблесками седины украшал венец. Изобел ахнула. Это была та же самая корона, которой она увенчала Роберта, короля Шотландии. Девушка задрожала.

Элейн несколько раз моргнула, потом повернулась к Изобел. Ей достаточно было одного взгляда на ее лицо, чтобы понять то, о чем она хотела спросить. Александр был в комнате.

– Ты видела его? – прошептала Элейн.

Изобел по-прежнему вглядывалась в то место, где стоял мужчина.

– Кто это был? – выдохнула она и быстро перекрестилась дрожащей рукой.

Значит, это дитя тоже может его видеть. Интересно, что еще унаследовала от нее ее правнучка? Может ли она предвидеть будущее?

Элейн вздрогнула.

– Это тот, кто благословил наше дело. Тот, кто назначил деда Роберта своим наследником.

– Король Александр? – произнесла Изобел. – О бабушка, на нем была та корона, которую я надела Роберту.

Элейн вздохнула. Боже милостивый, почему бы ей самой не увидеть Александра? Почему бы ему не явиться ей еще раз? Может быть, Элейн недостаточно сильно верит в него? Тень – вот все, что она видела. Темное пятно на стене.

– Он часто ходил в ней. Епископ Глазго спрятал ее, когда началась война, чтобы уберечь от Эдварда. – Она со стоном поднялась и схватилась за палку. – Изобел, дорогая моя, я знаю, что мне нет нужды просить тебя, чтобы ты держала в тайне все, что видела. Есть люди, которые видели его; Кирсти – одна из них, но это – мой секрет. – Она заставила себя улыбнуться. – Мне не хотелось бы, чтобы в замке начался переполох.

– Даже если он явился для того, чтобы дать нам надежду?

– Да, даже если он поддерживает нас и потом поможет нам.

Тяжело опираясь на палку, Элейн подошла к Изобел и обняла ее.

– А сейчас оставь меня. Мне нужен отдых. Мы еще поговорим. – Она с трудом добралась до кресла и остановилась. – Обещай мне одно: ты не уедешь, не попрощавшись.

– Обещаю.

Элейн удалось сдерживать слезы, пока дверь не затворилась. Затем она упала в кресло, и они потекли по ее щекам. Она шептала:

– Почему же ты не являешься мне? О, Александр, почему?

XIV

12 июня 1306

Прошло десять дней, пока последние отряды воинов с гор и холмов Мара собрались под Килдрамми. Накануне вечером, перед отходом отрядов на юг, Изобел зашла попрощаться.

– Мы уходим на рассвете, пока в замке все спят. Могу ли я передать Роберту твое благословение?

– Конечно. – Элейн коснулась лица девушки.

– А его… короля Александра?

– Если считаешь нужным. Роберту следует знать, что тень короля покровительствует ему.

– И ты будешь молиться за нас своим древним богам?

– И единому Богу, и всем богам страны. – Элейн улыбнулась. – Благославляю тебя, Изобел. Принеси Роберту счастье. А я позабочусь о его семье и буду ждать его с победой.

XV

Роберт не позволил Изобел остаться с ним, но прошло еще много дней, прежде чем она вернулась в Килдрамми. Но, вернувшись, она привезла страшные вести. Увидев встревоженные лица собравшихся в большом зале, она не выдержала и залилась слезами. Новости касались поражения войска Роберта.

– Он приказал мне уехать вечером накануне сражении. Два воина Джеймса Стюарта должны были меня сопровождать, но я приказала им везти меня обратно к нему. Я не могла покинуть его. – Она опять заплакала.

– Как это случилось? – наконец спросила Элейн. Она встала, поднесла руку к ее плечу и бережно погладила его.

Когда Изобел не могла говорить, один из ее сопровождавших продолжал рассказ.

– Они потерпели поражение, миледи. Страшное поражение. Под Метвеном. Это была настоящая бойня, и спастись удалось немногим.

– А мой муж? – прошептала Элизабет.

– А Кристофер? – прозвучал слабый голос Кирсти, ее лицо стало белее мела.

Мужчина пожал плечами:

– Мы знаем только, что король не был ранен. Мы встретили одного воина, и тот сказал, будто люди короля вывели его с поля битвы, чтобы спасти ему жизнь. О сэре Кристофере ничего не знаю. По большей части мы видели только солдат Пемброка. Они были всюду, жгли деревни и фермы, убивая всех подряд. – И он устало провел по лицу рукой.

Дни становились все жарче, небо над Шотландией было безоблачным и синим; воздух над Килдрамми подернулся горячим маревом.

Долгое время вести не приходили новее. Найджел каждый день высылал дозорных, и его гарнизон был готов к появлению армии лорда Пемброка. Но все было тихо.

Первым свидетельством того, что о них помнят, был гонец, одетый в цвета Пемброка. Дозорные подтвердили, что он был один. Гонец привез письмо для Элизабет от ее отца, графа Ольстера. Там говорилось, что, в связи с поражением ее мужа, ей следует немедленно возвращаться и в этом случае ее отец готов ходатайствовать за нее перед королем Эдвардом. Дважды перечитав письмо, Элизабет передала его Найджелу.

– Мой отец считает, что я должна вернуться к нему, но мое место рядом с Робертом. Он мой муж. – Тут она смерила Изобел ледяным взглядом. – И несмотря на то, что вы обо мне думаете, я останусь с ним.

Найджел взглянул на нее, и она увидела восхищение в его глазах. Элизабет скупо улыбнулась:

– Возможно, я не согласна с тем, что он делает, но я не могу предать его.

Женщины проводили большую часть времени в покоях Элейн в Снежной башне. Напряжение было невыносимым. Небо от жары стало медным. Вестей не было, Изобел и Элизабет старались по возможности избегать друг друга. Кирсти проводила время с Марджори в детской. Наконец прибыл еще один гонец – измученный, покрытый ранами. Его послал Нейл Кемпбелл, жених Мэри Брюс. Он был жив и здоров, так же как и Роберт, но вот сэр Кристофер Сетон, муж Кирсти, попал в плен, и никто не знал, что стало с ним потом.

Оставшись с детьми и нянями, Кирсти разрыдалась. В присутствии остальных женщин она старалась держаться, но в детской эта маска спала с нее. У Кирсти почти не было надежды снова увидеть Кристофера. Как судьба могла так жестоко лишить ее двух мужей, двух любимых ею мужчин? Она едва узнала Кристофера за то короткое время, пока они были женаты, но уже успела полюбить его, хотя и не родила ему детей.

Элейн все понимала. Она утешала молодую женщину, понимая ее горе и сочувствуя ей. Кирсти больше никогда не видела своего мужа.

XVI

Июль

Элейн разбудила служанка. Ночь была необычайно темной, шел дождь. Элейн, еще не отошедшая ото сна, села на постели.

– Прибыл гонец от короля Роберта, миледи. Он ждет в большом зале. Сэра Найджела и дам уже позвали.

Элейн медленно опустила ноги, ощупью ища бархатные туфли. Ее сердце тревожно билось. Надев платье, пока служанка наскоро приводила в порядок ее волосы, Элейн взяла трость и медленно пошла вниз. Остальные уже собрались в большом зале. Вестником был Гилберт из Аннандейла, с ним прибыли два спутника, у одного из них на руке была окровавленная повязка. Гилберт повернулся к притихшим женщинам, с жалостью глядя на их измученные лица. Он знал, как тяжело пережидать в неизвестности. Хотя и вести пришли недобрые.

– Король и его отряд укрылись в горах Драмалбана. Он решил, что всем вам будет лучше присоединиться к нему.

Он взглянул на Найджела, а потом на Элейн.

– Граф Пемброк намерен захватить семью короля любой ценой. Не буду напоминать вам, как это опасно. Король полагает, что в горах на западе, где у него есть воины и где его поддержат, он сможет защитить вас. Мы должны отправиться немедленно.

Элейн видела, как вспыхнуло радостью лицо Найджела.

– Наконец-то! Мне уже надоело быть нянькой! – Он со смущением взглянул на Элейн и Элизабет. – Простите меня, я имел в виду… просто я хочу быть с Робертом! Я хочу сражаться.

Гилберт мрачно улыбнулся:

– Не беспокойтесь, сэр Найджел, вы увидите достаточно битв. Несомненно, даже больше, чем вам бы хотелось.

XVII

Женщины быстро собрали необходимые вещи. Как и брат короля, они тяготились своим вынужденным затворническим существованием и как можно быстрее хотели отправиться к Роберту. Только Элейн не готовилась к отъезду.

Она уединилась с Кирсти в детской.

– Оставь детей со мной, дорогая моя. Место Дональда в Килдрамми, здесь он в безопасности, Марджори придется отправиться с вами, но дети и старухи только добавят королю волнений. – Она сухо улыбнулась. – Не следовало бы так говорить, но после вашего отъезда Килдрамми уже ничто не будет угрожать.

Сначала Кирсти запротестовала, но, взглянув на спящих детей, была вынуждена согласиться.

– Ты права, здесь с тобой они будут вне опасности.

Она обняла Элейн и сразу отвернулась, не решаясь даже поцеловать малюток на прощание.

Найджел стал возражать, когда узнал, что Элейн решила остаться.

– Я не уверен, что это правильно, леди Элейн. Я за детей не беспокоюсь. Но ведь король зол на вас. Мне кажется, Роберт хотел бы, чтобы вы отправились с нами.

Элейн погладила его по руке.

– Благослови тебя Господь, мой мальчик. Спасибо за заботу, но я уже слишком стара для походов. Со мной будет все в порядке. Старухи ведь никому не нужны! Отправляйтесь, и да будет с вами Господь.

Когда они скрылись из вида, Элейн приказала закрыть ворота. Потом она пошла в часовню. Только тусклое сияние лампады и слабый закатный свет из восточного окна освещали ее. Элейн подошла к алтарю и стала пристально вглядываться в распятие, блестевшее серебряным окладом. Прошло немало времени, прежде чем она почувствовала, что в часовне еще кто-то есть.

– Будь с ними, – безмолвно молилась она, – ты можешь быть с ними. Пожалуйста, помоги им.

Он стоял рядом с ней. Она чувствовала его присутствие и его муку. Понимал ли он, какая боль переполняла сейчас хрупкую старую женщину, дух которой стремился нестись быстрее ветра, сражаться и быть рядом с королем, который наконец вступил в свои права?

Элейн открыла глаза. Рядом никого не было. В пустой часовне лишь стало немного светлее: это рассвет лил солнечные лучи в восточное окно с высокими витражами. Обеими руками Элейн оперлась на палку. Сейчас она не молилась. Она хотела положить голову ему на плечо, почувствовать, как он поддерживает ее. Элейн хотелось, чтобы кто-то позаботился о ней, прогнал уныние и тревогу, охватившие ее. Но он уже исчез, и она снова осталась одна.

 

Глава тридцать четвертая

I

Июль 1306

Ей снова снится этот сон. Земля была скользкой от крови, лошади ржали, воины умирали под их копытами. Сквозь туман она различала только вспышки мечей и топоров, с хрустом рубивших кости, которые падали в жидкую грязь. Где-то в самом пекле боя упал на землю флаг с красным львом, его топтали, пока он не исчез из виду. Потом появилось пламя, оно шумело, бушевала гроза, которая и будила ее. Каждый раз Беток или кто-то из слуг успокаивал ее, заваривал ей цветки ромашки и сидел с ней, пока она снова не засыпала. Этот сон отбирал у нее все больше сил.

Стискивая зубы, Элейн заставляла себя обходить стены замка; она вглядывалась сквозь жаркое марево в раскинувшуюся внизу долину и видела летние зарницы на холмах. Несколько раз она, несмотря на жару, приказывала развести огонь и долго разглядывала тлеющие угольки, пытаясь что-то понять. Но видений не было. Ничто не могло подавить в ней возрастающее чувство надвигающейся гибели.

Разведчики сообщили об отдельных группах всадников, как только те появились на западных проселках. Задолго до того, как их узнали, Элейн приказала открыть ворота замка. Когда они прибыли, она уже ждала их во дворе.

На этот раз всадников было больше. Королеву, маленькую Марджори, Изобел, Найджела Брюса сопровождали Джон Этолл и несколько мужчин. Все они были страшно измучены, одежда их была грязной и рваной. Половина лошадей хромала.

Элейн смотрела, как всадники спешились; затем она подошла к Изобел и нежно поцеловала ее.

– Слава Богу, все целы. У меня были такие кошмарные сны. Где Роберт?

Плечи Изобел дрогнули, слезы хлынули по ее щекам. Найджел рассказал Элейн о втором сокрушительном поражении поспешно собранной армии Роберта. Король понял, что не может больше обеспечивать безопасность своих близких.

– Он рассчитывает увести врага за собой, подальше на запад. Он просит вас снова приютить нас в замке. Он или присоединится к нам, или уйдет в Ирландию. Роберт думает, что, может быть, всем было бы лучше уйти отсюда и попытаться попасть в Норвегию, но будь я проклят, если сейчас покину Шотландию.

– Бедный Найджел, ты опять попал в няньки. – Элейн с сочувствием пожала его руку. – Оставайся здесь, в Килдрамми ты будешь в безопасности.

Путники с трудом приходили в себя и привыкали к размеренному распорядку жизни замка. Каждый из них беспокоился и тревожился, но старался скрывать это.

Долгие, тоскливые дни проходили за повседневной домашней работой, женщины вязали и вышивали, ткали или занимались с детьми. Потом наступила пора урожая.

Урожай был на славу. Хранилища были заполнены до отказа, и Элейн приказала складывать зерно во всех возможных помещениях замка, в башнях и даже в большом зале, но только не в наружных амбарах. В Килдрамми остался теперь совсем маленький гарнизон. Старики и дети помогали женщинам на полях, и бок о бок со всеми работала королевская семья. Даже Элейн выходила на поля и сидела в тени изгороди. Широкополая мужская шляпа поверх ее накидки защищала ее от солнца. Она наблюдала, как работает молодежь в поле, усеянном алеющими маками.

Из Драмалбана вестей больше не было. Король словно растворился в летнем мареве.

II

Сентябрь 1306

В полдень, когда Элейн играла с королевой в шахматы, в ее покои ворвался Джон Атольский. Он сурово сказал:

– Конец идиллии. Англичане выступили к Мару.

Обе женщины с ужасом смотрели на него. Какое-то время никто не мог вымолвить ни слова. Тишину прервал резкий звук сломанной шахматной фигурки из слоновой кости: Элизабет сжала ее с такой силой, что та треснула в ее пальцах. Это была ее королева. Все, кто был в комнате, неотрывно смотрели на разлетевшиеся по столу осколки.

В большом зале сразу же созвали совет. Найджел спросил:

– Как далеко они находятся сейчас?

– Может быть, на расстоянии дневного перехода. Их дозорные движутся очень быстро. – Лицо Джона было мрачным. – Они идут под знаменем принца Уэльского.

Он взглянул на Элейн, которой стало трудно дышать, и продолжал:

– Мы не можем здесь оставаться. Нам надо уходить. Мы должны спасти женщин любой ценой; мы должны переправить их на север и попытаться скрыться в Норвегии. Сестра Найджела, королева Норвегии, даст нам надежный приют.

Все присутствующие замерли. Размеры и могущество замка Килдрамми внушили им ощущение безопасности. Его удаленное положение на севере, казалось, совершенно исключало то, что английские войска попытаются осадить его. Люди чувствовали себя уверенно за его крепкими стенами.

Джон Этолл посмотрел на королеву.

– Мы не можем оставить Килдрамми, мы должны удержать его ради Роберта. Но женщин надо спрятать в надежном месте, чтобы избежать самого худшего. Только как нам это сделать?

Он взглянул на Найджела, мрачно сидевшего на мешке ячменя в стороне от всех. Тот встал.

– Что ты скажешь, если мы бросим жребий? Один из нас останется защищать замок, а другой поедет с дамами?

Найджелу выпало остаться в замке. Он галантно поклонился Элейн, стараясь скрыть разочарование.

– Я должен отстоять замок для его законного владельца, и я останусь здесь. Но на этот раз вам, миледи, лучше уехать.

Элейн покачала головой.

– Мое мнение не изменилось: я слишком стара, чтобы бояться Эдварда, – он хочет добраться до ближайших членов королевской семьи. Я останусь здесь и позабочусь о детях. Килдрамми может выдержать многомесячную осаду, если понадобится. Эдварду Карнарфону, – произнесла она на уэльский манер, с трудом выговаривая некогда привычное слово, – надоест осаждать замок гораздо раньше, чем у нас кончатся запасы. У нас есть глубокие колодцы с чистой водой. Мы продержимся тут хоть до Судного дня.

Отъезжающие были готовы отправиться в путь, как только наступила темнота.

Элейн пробиралась по внутреннему двору замка, освещенному факелами. Он был заполнен толпами горожан и крестьян, которые перебрались в замок со скотиной и тем скарбом, который сумели унести. Все понимали, что, когда они выйдут из замка снова, их дома и поля будут сожжены.

Маленькая группа лорда Этолла – дамы и двое его лучших воинов, раны которых зажили, – была готова отправиться в путь. На них были черные плащи, которые делали их не столь приметными в темноте; они вели на поводу последних лошадей Элейн, остальных забрали мужчины, присоединившиеся к войскам Роберта. Рядом с Найджелом стоял кузнец Хол Осборн и молил отпустить его с отрядом, но Найджел решительно отказал.

– С твоей покалеченной ногой ты только замедлишь их ход. Здесь ты принесешь куда больше пользы. Нам понадобится оружие, да и сильные люди будут нужны на стенах.

Когда последний человек зашел в замок, они услышали, как с громким скрежетом поднялся наружный мост и ворота затворились. Теперь проникнуть в замок или выйти из него было можно только через тайный ход.

Во дворе наступило молчание, нарушаемое только шумом переступающих с ноги на ногу лошадей и шипением смоляных факелов. Элейн оглянулась вокруг, стараясь не выдать охвативший ее страх, от которого неровно билось ее сердце. Ей вдруг захотелось изменить свое решение и уехать из этого огромного замка, который так долго был ее домом, а теперь превратился в ловушку. Рука Элейн потянулась к медальону на груди. Заставляя себя улыбнуться, она выступила вперед. Одну за другой она расцеловала уезжающих женщин, особенно крепко обняв Кирсти и Изобел, отчего те едва не расплакались. Она взяла Джона за руку.

– Береги их, Джон. Это очень важные особы. – Она понизила голос, чтобы Кирсти не услышала. – Я каждый день благодарю Бога, что твоя Марджори в безопасности. По крайней мере, у тебя теперь одной заботой меньше.

Наклонившись, он поцеловал ее.

– И вы тоже берегите себя. Бьюсь об заклад, они продержат осаду несколько недель и отойдут, когда поймут, что замок неприступен. Принц Уэльский не из тех, кто будет сидеть в бездействии целыми днями. Он жаждет славы. Терпения и мужества вам, миледи.

– Хорошо. Не беспокойтесь о нас, позаботьтесь о себе. А теперь отправляйтесь в путь, пока небо не расчистилось.

Она проводила их до тайного хода и стояла, пока они по одному выводили лошадей и скрывались на извилистой дорожке, уходящей в глубокий овраг. Как только последний из них вышел, двери захлопнулись и тяжелые засовы и опускная решетка заняли свое место. Килдрамми был закрыт наглухо.

III

Проводив их, Элейн прошла в свои покои. Взглянув на пустой очаг, она решила было развести огонь, но вспомнила, что дрова и торф надо беречь. Если осада продлится долгие месяцы, топливо им понадобится, когда ночи станут действительно холодными. Накинув меха, чтобы защититься от свежести сентябрьской ночи, она стояла у окна и смотрела на речную долину. Пламя свечи бросало тени на темные стекла. За ними ничего не было видно, и чуть погодя Элейн отвернулась от окна.

Дозорные на стенах также мало что различали в темноте, так что начавшийся в полночь штурм стал полной неожиданностью. Раздались крики, посыпался град стрел, оглушительные удары осадных орудий сотрясали ворота замка несколько часов. В самом замке никто не пострадал. Со стен отвечали лучники, и первые из припасенных камней посыпались на головы осаждающих. Несколько зажженных стрел подпалили сухую траву и, судя по крикам снизу, достигли целей. К рассвету противник отступил на безопасное расстояние.

На следующий день было видно, как осаждающая армия размещается вокруг замка, возводит шатры и палатки, расставляет осадные орудия и насыпает вал, за которым могли укрыться лучники.

После церковной службы Элейн поднялась на стены. Стоя рядом с Найджелом, она смотрела через бойницы на приготовления внизу.

– Не могу поверить, это невероятно. Этого не может быть. Килдрамми всегда был таким спокойным, безопасным местом.

– Он таким и останется. – Он обнял ее за плечи.

– Как ты думаешь, они ускользнули? – Ее взгляд был обращен в сторону далеких гор на севере.

– Конечно. Джон не допустит, чтобы с ними что-то случилось. Вы знаете это так же хорошо, как и я. И потом, если бы их схватили, молодой Эдвард не упустил бы возможности дать нам знать об этом. Голова Джона торчала бы уже на шесте рядом с его шатром.

Они пристально вглядывались в самую большую палатку в лагере неприятеля. Над ней развевалось на ветру огромное знамя Плантагенетов с тремя леопардами в угрожающих позах на ярко-красном фоне. Оно было вдвое больше висевшего рядом знамени графа Пемброка с его решетками и птицами.

Когда началась осада, обитатели замка постепенно привыкли к присутствию неприятеля за его стенами. Жизнь быстро вошла в новую колею. Склады были закрыты, еда тщательно отмерялась, хотя припасов было так много, что значительная их часть лежала открыто, и любой, кто хотел, мог брать их. Но обитатели замка поддерживали строгую дисциплину. Они сознательно ограничивали себя и подчинялись правилам, которые установили Элейн и Найджел.

После первой атаки прошло несколько дней, за которые жители замка успели успокоиться. Но затишье продолжалось недолго. Как только осадные орудия пришли в действие, посылая метательные снаряды через стены, появились первые потери. Два человека из Гариоса погибли, когда шли по двору. Над некоторыми участками стены рухнула крыша; массивные куски каменной кладки отлетали от стен. После этого люди стали осторожнее.

Через неделю принц Эдвард отправил первого посланца с белым флагом к воротам замка на переговоры с Найджелом, чтобы узнать, находятся ли в замке королева и принцесса Шотландии.

Над замком развевались два флага: красный шотландский лев и кресты Мара. Во иремя первой встречи парламентер сэр Джон Эпплби не узнал ничего, кроме того, что в замке достаточно запасов зерна и что за гранитными стенами были по крайней мере сэр Найджел Брюс и вдовствующая графиня Map, уверенные в своих силах и упорствующие в неповиновении.

Через три недели, во время второй встречи, помимо передачи сообщения для сэра Найджела, парламентер выполнил еще одно задание. Проходя по двору замка под белым флагом, сэр Джон внимательно рассматривал все вокруг, пробегая взглядом по лицам мужчин и женщин, разглядывающих его из надворных построек. Те хотели убедиться, правду ли говорят, будто у англичан есть хвосты. Он же искал приметы усталости, возмущения, выражение жадности и недовольства на лицах – с позвякивающими монетами мешок у его пояса мог бы приглянуться одному из тех, кто уставился на него.

Тщательно подготовленный советниками короля Эдварда, посланец смотрел по сторонам, пристально вглядываясь в лица. И когда он покидал замок, внешне разочарованный дерзким приемом, то улыбался. Он готов был поклясться, что обнаружил нужного ему человека.

IV

Сентябрь

Снова повторился этот сон: без битвы, но с пожаром. Беток растормошила всхлипывающую Элейн; Женщина была напугана.

– Миледи, что с вами?

Элейн почувствовала, что ее подушка промокла от слез. Сон исчез.

Призрачной тенью он задержался на границе ее сознания и растворился в темноте. Она обвела пристальным взглядом комнату, освещенную слабым пламенем свечи, и нахмурилась.

– Огонь погас.

– Мы не зажигаем очаг уже несколько недель, – мягко сказала Беток, – очаг горит только на кухне, и только днем.

– Да, я и забыла. Рассвет скоро?

– Да, он уже близок.

Беток взглянула в окно. Там разливалось зарево от многочисленных костров, горевших вокруг стен. Беток поплотнее укрыла госпожу и пробралась к своей постели, поеживаясь от холода. Вскоре она заснула.

Элейн лежала, вглядываясь в серые тени на стене. Ее рука неосознанно потянулась к фениксу, лежащему на ее костлявой груди. Эмаль была теплой и живой. Его руки, когда он дотронулся до ее плеча, нежные и уверенные, прогоняли прочь страх, успокаивали колотящееся сердце, заставляли забыть об этом старом, изменяющем ей теле. Лежа в теплой постели, она улыбалась.

V

Эдвард Карнарфон сидел в шатре, когда вернулся парламентер. В свои двадцать два года он был холодным, бесчувственным молодым человеком, во многом похожим на отца, хотя во многом он был куда бледнее его. Внутренняя мягкость и нерешительность говорили о том, что он никогда не станет таким правителем, каким был его отец. И это было заметно даже по поведению его придворных. Он снова сел на стул и взглянул на лицо сэра Джона. Одного взгляда ему было достаточно, чтобы догадаться обо всем, и он выпустил перо из рук.

– Вы нашли кого-нибудь?

Он выпрямил ноги и потянулся. Принц скучал, и осада тяготила его, ему была нужна быстрая слава.

Сэр Джон кивнул. Он церемонно поклонился, затем придвинул стул и сел. Над их головами на потолке плясали причудливые тени. Снаружи весело гудело пламя под жаровней; паж подбрасывал в огонь хворост.

– Да, сир. Я думаю, я нашел того, кто нам нужен. Он сильный, но калека, злой и обиженный. Я видел, как его глаза следили за мной, как он медлил в воротах, когда открывал их для меня. Готов поспорить, что он заметил мой кошелек и готов продать собственную бабушку за эти деньги.

– Отлично. – Эдвард улыбнулся.

Он снова взял перо и стал постукивать им по раздвижному походному столику, возле которого сидел.

– Эта осада стала мне надоедать. Чем скорее она окончится, тем больше я буду доволен. Вы видели Брюсов?

– Я говорил с сэром Найджелом. Да, все они там.

– Но вы их видели? – Глаза Эдварда сузились.

– Никого, кроме сэра Найджела и графини. Старуха прямо-таки исполосовала меня взглядом. – Он поежился. – Я бы не хотел, чтобы мне пришлось надевать цепи на нее. Ну и змеиное гнездо там, я вам скажу. Как только мы захватим их, у Брюса будут подрезаны крылышки. Жена, любовница, ребенок! Отличный подарок для короля, вашего отца.

– Действительно, подарок. – Эдвард направился к выходу из шатра. Он разглядывал зубчатые стены замка, такие высокие и широкие, что его орудия были не в состоянии повредить их. Килдрамми не поддастся им никогда. Он цинично улыбнулся. Эти стены и ворота были восстановлены по приказу его отца; они были неуязвимы. Он коротко хихикнул. Затем лицо его стало серьезным. Только предательство поставит Килдрамми на колени.

VI

Большую часть времени сэр Найджел проводил теперь в Снежной башне. Он полюбил Элейн и привязался к ней. Они проводили вместе долгие часы: разговаривали, играли в шахматы или в карты, если он был не занят проверкой дозорных на стенах или обучением своих немногочисленных воинов обращению с оружием. Женщин здесь тоже учили использовать любое оружие, какое попадет под руку, на случай, если им придется заменить мужчин на стенах.

– Что ждет нас, Найджел? – спросила Элейн, откладывая шитье. Ее глаза теперь быстро уставали. Она потерла их и поморгала. Даже в самый солнечный день и при открытом для света окне ей становилось все труднее накладывать стежки.

Он пожал плечами.

– Похоже, принц Эдвард намерен вести длительную осаду.

– На всю зиму?

– Полагаю, да. Он может только догадываться, сколько у нас припасов, но он знает, что мы можем держаться долго. Несомненно, скоро последуют новые предложения о сдаче.

Элейн содрогнулась:

– Сэр Джон дал ясно понять, что они мало кого пощадят. Он обещал сохранить жизнь женщинам, вот и все. И обещал вернуться за ответом.

– Я думаю, они не пощадят никого, когда обнаружат здесь только тебя и меня.

Она жестко улыбнулась:

– Это будет большим разочарованием для моего дорого кузена, который надеется на более привлекательные трофеи.

Найджел немного помолчал, потом сел напротив нее. Он наклонился вперед и взял ее вышивку. На куске льна она вышивала птицу. Орел? И похоже, сидящий в охваченном пламенем гнезде.

– А ведь в вас течет больше королевской крови, чем в некоторых из нас.

– И Эдварду не терпится выпустить ее. – Она вздохнула. – Как странно! Когда-то мне казалось, что она приведет меня на трон. А сейчас все идет к тому, что она приведет меня к смерти.

В эту ночь ей опять приснился сон. На сей раз это был радостный сон. Она видела, как коронуют Роберта, рядом с ним были Элизабет, Изобел и Марджори, высокая и блистательная, а с другой стороны стоял его сын, шотландский принц. Проснувшись, она долго лежала утром в постели, размышляя, пока в комнате становилось светлее. Был ли это вещий сон или просто отражение ее желаний? В сознании Элейн оставалось ясное видение: лица мужчин и женщин, прошедших через светлые залы, и мальчик, сын Элизабет, который лишит ее внучку права на корону, лишит потомков Элейн шанса взойти на престол Шотландии.

Прошло несколько минут, прежде чем она почувствовала на своем плече руку, нежно поглаживающую ее под шелковым покрывалом. Она улыбнулась и расслабленно откинулась на подушки, глядя на драпировки у себя над головой, когда слабый луч солнца проник в узкое восточное окно. Элейн громко прошептала:

– Ты можешь увидеть, что произойдет, дорогой? Победит ли Роберт? Спасет ли он нас? – Она медленно села на постели. Вот оно что! Вот что значил сон! Роберт направляется к ним; он хочет спасти их. Он перегруппировал своих людей.

Впервые за многие дни у нее появился слабенький лучик надежды, и он живительно подействовал на ее дряхлое тело. Выбравшись из постели, она позвонила Беток и, не опираясь на палку, подошла к окну, чтобы посмотреть на долину. В лагере противника было мало движения. Курились костры, от готовящейся на них еды разносился дымок, и в животе у Элейн забурчало от голода. Впрочем, в замке было достаточно еды, а ей, для поддержания своих скудных сил, было нужно меньше, чем кому бы то ни было.

Беток вошла в комнату и смотрела на свою госпожу, стоявшую лицом к окну. В ярких лучах восходящего солнца ее густые спутанные волосы казались золотисто-каштановыми, ее фигура выглядела по-юношески стройной, это была фигура девушки, готовой сбежать по крутым ступенькам, вскочить на коня и умчаться на нем в холодный прозрачный рассвет.

Когда Элейн повернулась к верной служанке, лицо ее сияло.

– Я видела сон о нашей победе. Король Роберт идет спасти нас.

– О миледи! – Беток слепо верила предсказаниям госпожи. – О миледи! Пресвятая Дева, благодарю тебя! А королева и ее придворные дамы спаслись? Я понимаю, это трудно сказать наверняка…

– Они спасутся. Все. И у королевы будет сын.

Обе они верили, что это был вещий сон. К тому времени, когда обитатели замка, кроме тех, кто дежурил на стенах, собрались в большом зале на завтрак, все уже знали о сне графини. Он подействовал на настроение обитателей замка живительным образом. На измученных и подавленных лицах замелькали улыбки. В походке часовых появилась упругость, и даже насмешки, которыми они осыпали неприятеля, зазвучали особенно вызывающе, что не осталось не замеченным в лагере Эдварда.

В полдень принц послал за сэром Джоном.

– Я хочу, чтобы вы еще раз отправились в замок. Разузнайте, что это вдруг вселило в них такую уверенность. И назовите мне имя человека, который впустит нас туда.

Сэр Джон был готов отправиться с белым флагом через час. Как только отворилась дверь в главных воротах, он пропустил вперед знаменосца и протиснулся сам, латы сковывали его движения. Его встречал все тот же старый мажордом графини. Люди в замке продолжали заниматься своими делами и не проявляли никакого интереса к вражескому посланцу. Воинов было не меньше и не больше, чем в прошлый раз. От взгляда сэра Джона ничто не укрылось: груды запасов зерна оставались такими же внушительными по размеру – его хватит на несколько месяцев, если бережно их расходовать. Нигде не было никаких признаков уныния. Он заметил аккуратные груды камней для катапульт. Во всем чувствовались порядок и спокойствие.

Сэр Найджел принял его в том же зале, что и в прошлый раз, но сейчас они разговаривали наедине. Графиня Map вышла.

Сэр Джон холодно поклонился.

– Вы подумали над нашим предложением? Если вы сдадите замок, мы сохраним жизнь женщинам и детям. – По дороге он заметил маленького ребенка, играющего у дверей кузницы.

– А воинам гарнизона?

Сэр Джон отвел взгляд.

– Решение будет принимать король.

– Это мало обнадеживает. – Сэр Найджел вежливо улыбнулся. – К счастью, мне не придется надеяться на него. По нашим сведениям, большая армия направляется сюда с целью освободить нас.

Сэр Джон уставился на него.

– Большая армия? Чья же? – И под сводами раздался его смех.

Найджел спокойно ответил:

– Армия моего брата. С нею следуют коронованные особы, которые так горячо поддерживали его в трудный час: его королева, его дочь, графиня Бакан.

– Но ведь они здесь…

– Нет.

Спокойная уверенность его тона заставила сэра Джона умолкнуть. Он прищурился.

– Если это так, то уповайте на милость Бога и берегитесь гнева короля, когда он узнает об этом.

Он щелкнул пальцами перед носом Найджела.

– Прошу вас, сдавайтесь. Ваша жизнь в опасности. Неужели вы не думаете о судьбе графини? Вы хотите увидеть, как ее поволокут в цепях по всему Лондону? Или вы думаете, король Эдвард пощадит ее?

Заметив, что его собеседник смотрит в сторону, он повернулся и обнаружил, что стоит лицом к липу с Элейн, – она вошла в зал, когда он говорил. Она холодно поклонилась ему.

– Благодарю вас за беспокойство о моем благополучии, сэр Джон, но, мне кажется, это лишнее. Я не собираюсь доставлять Эдварду такое удовольствие и становиться его пленницей. Килдрамми скоро будет освобожден. И если человек, который отваживается называть себя принцем Уэльским, хочет спасти свою шкуру, то пусть он поскорее снимает осаду и возвращается в Англию.

Сэр Джон нахмурился.

– И что же дает вам повод думать, что к вам на подмогу идет большое войско? – Его голос был полон сарказма. – Могу ли я предположить, что вы получили сообщение?

– Да. – Элейн искренне улыбнулась. – Нам пришла весть.

– Это невозможно. В замок невозможно ни войти, ни выйти. Он заперт со всех сторон.

Он зачем-то прикоснулся к пустым ножнам на поясе; по традиции парламентер приходил без оружия.

Ни Найджел, ни Элейн ничего не сказили, но они выглядели очень спокойно и уверенно.

– Очень хорошо. Я вижу, вы не хотите слущать доводов разума. Значит, вы поплатитесь жизнью.

Он галантно поклонился сначала Элейн, потом Найджелу и повернулся на каблуках. Он медленно шел по залу, его глаза шныряли по лицам собравшихся мужчин и женщин: крестьяне, фермеры, слуги, стражники, отдыхающие между дежурствами. Возможно, он проглядел. Нужного ему человека не было видно. Но наконец он увидел его. Тот стоял у стены, – кожаный фартук в пятнах, во рту – соломинка.

Сэр Джон остановился и прямо посмотрел ему в глаза. Затем он повернулся и обратился ко всем:

– Тот, кто спалит замок дотла и предаст его королю Эдварду, получит взамен жизнь, для себя и своей семьи, и мешок золота, такой огромный, что не сможет унести его в руках! – Его звонкий голос разносился по всему залу.

Найджел прокричал ему в ответ:

– В этом замке нет человека, кто возьмется за это, сэр Джон. Поберегите глотку, друг мой. Отправляйтесь к себе в лагерь и сидите там на своем золоте.

Сэр Джон молча поклонился и вышел.

– Неужели он думает, что кто-то из наших людей может предать нас? Дурак! – Элейн стиснула губы от гнева.

– Он в отчаянии. Эдварду придется не по душе известие, что он проиграл, особенно новость о надвигающемся прибытии армии Роберта.

Найджел умолк.

– Я полагаю… да нет, нет… Конечно, нет никаких сомнений. Он уже в дороге.

Элейн безмятежно улыбнулась ему.

– Безусловно. Верь мне.

VII

Хол Осборн стоял у входа в кузницу. Горнило погасло. Его маленький сын играл на полу. Старший, Нед, был уже вполне взрослый и мог раздувать мехи. Если замок падет, всех мужчин убьют. Неда могут убить. Он уже достаточно большой, годится для мужской работы. Он уже достаточно взрослый, чтобы управляться с катапультой; возможно, он уже достаточно взрослый и для того, чтобы умереть как мужчина. Он угрюмо смотрел на Найджела, разговаривающего около пекарни с одним из стражников. Если бы не Брюс, он мог бы уехать из замка вместе с отрядом королевы. А если бы не норовистая лошадь графини, его бы нога была в порядке. И он мог бы уйти и спастись. Это из-за нее он остался, и из-за нее он погибнет, если замок падет. И при чем тут какая-то верность? Он сложил руки, и его взгляд упал на играющих детей. Есть ли хоть шанс, что осаду снимут? Никакого. Он подумал о золоте.

VIII

Элейн почти закончила переодеваться на ночь, когда Беток провела в ее спальню Найджела. Она налила им глинтвейна и оставила наедине. Безо всякого вступления он спросил:

– Вы можете вызывать видения по своей воле?

Невольная дрожь пробежала по ее телу.

– Вы можете сделать это сейчас?

– Может быть, но мне понадобится огонь. – Она долго не отвечала.

– Огонь? – Он посмотрел на единственную свечу на столе перед ним.

– Огонь. Я вижу картины в пламени, в тлеющих углях. Можно кое-чем побрызгать или добавить трав. Что ты хочешь знать?

– Мне надо знать, сколько еще нам ждать. У меня плохое предчувствие. Что-то здесь не так.

– В замке?

– Не знаю. Я беспокоюсь: а если они не придут? А если ваш сон был только сном? – Он потер щеку. – А что, если Кирсти и другим не удастся… А если Роберт решил идти в Ирландию? Если мы остались одни?

– Ты можешь предполагать все, что угодно. Мы все видим и просто сны, и кошмары. – Она сделала глоток. – Ты проверил караулы?

Он кивнул.

– Они меняются, когда звонит колокол часовни.

Он перестал мерить шагами комнату.

– А если я прикажу развести небольшой огонь – мы можем сказать, что вам надо погреть косточки… Может быть, вы сделаете мне такое одолжение?

– Конечно. Но я ничего не обещаю. Я спущусь в кладовку за травами. – Она села, опираясь на трость.

– Что это? – Он смотрел на нее с тревогой.

– Мне показалось, что я что-то слышал. Рог…

Он стоял, прислонившись к окну, впившись взглядом в долину. В комнате стояла напряженная тишина. Он повернулся к ней, на лице его было явное разочарование.

– Я ничего не вижу.

– Он придет, – твердо сказала Элейн.

IX

Высоко держа свечу над головой, она осмотрела кладовку. На нее нахлынули воспоминания: столько смертей она пережила – Дональд, Гратни, Уильям, Элизабет, Мюриэль, столько вылечила болезней – детский насморк и кашель, переломы, боль в ушах, бесчисленные раны. Воздух был пронизан запахом разных трав, их пучки свисали с балок. Сняв с крюка под верстаком маленький льняной мешочек, она проворно переходила от банки к банке, выбирая необходимое. Затем она задула свечу.

Как и каждый вечер, она остановилась у детской пожелать внукам спокойной ночи. Они спали вместе, выкупанные, в чистых рубашечках, две головки темнели рядом на подушке. Элейн посмотрела на них, с трудом наклонилась и поцеловала по очереди каждого:

– Храни вас Пресвятая Дева.

Она с силой сжимала рукоять трости, ее глаза наполнились слезами.

В замке стояла тишина. Часовые на стенах пристально вглядывались в темноту. В кузнице Хол Осборн прислонился к стене, пожевывая колосок ячменя. Его ноги нестерпимо болели. В глубине помещения, служившего ему и домом, и рабочим местом, на соломенных тюфяках спали его жена и двое детей. Она была из местных, с фермы неподалеку от деревни. Когда-нибудь ферма перешла бы к нему, а потом к его сыновьям. Грудь его распирало от нахлынувшей нежности, он прислушался к дыханию посапывающего во сне младшего сына. Если замок захватят, его дети могут погибнуть, и жена его тоже погибнет, а перед этим над ней надругаются не раз и не два.

Если.

Он стоял в молчании. Парламентер Эдварда сделал недвусмысленное предложение… Того, кто сдаст замок Килдрамми англичанам, ждут безопасность и деньги.

Он бесшумно пересек двор, чувствуя, как дует ледяной ветер с гор. Кузнец направлялся к пекарне, где уже разогревались печи. В ней была только одна женщина, она сонно ворошила дрова в очаге. Позади нее на столе лежали разделанные ячменные лепешки, прикрытые льняными салфетками.

– Если ты завтракать, то рановато, – дружелюбно обратилась она к кузнецу. Ее руки были в муке, на фартуке виднелись полосы сажи. Он разглядывал ее, задумавшись, что случилось бы с ней… Она была добрая душа, четверо детишек крутились вокруг нее во дворе, когда она не работала в пекарне. Он вспомнил ее. Она была женой пекаря из Моссета. Хол видел на лице ее печать горя, оставленную осадой: морщинки вокруг рта, темные круги под глазами. Ее муж взял меч и лук и отправился с войском Роберта в самом начале похода. Он замялся.

– Отойди с дороги, – она хлопотала, – у меня сегодня нет помощника. Если тебе больше нечего делать, то чем стоять тут столбом, лучше помоги мне укладывать хлебы в печь. Замок проснется с первыми лучами солнца.

Он покачал головой.

– Уменя есть свои обязанности. Мне нужно зажечь лампу. – И он вытащил лампу, которая обычно висела у него над мехами.

– Так зажигай и проваливай, – сказав это, она отвернулась к своим хлебам.

Хол поднес лучину к огню. Свеча в лампе быстро занялась, фитиль тут же загорелся, но пламя было слабым и пахло прогорклым жиром. Он неловко улыбнулся ей, желая сказать ей что-то, но не решил, что именно. Повернувшись, он шагнул в предрассветную тьму. Женщина тут же позабыла о нем. Большой зал казался пустым, когда он распахнул дверь и проскользнул в пропахшую дымом комнату. Несколько человек спали на соломенных тюфяках вокруг очага, но огня в нем не было. Свет лампы был таким слабым, что освещал не больше фута вокруг себя. Кузнец пробрался к самой большой груде мешков с зерном. Там был ячмень, овес, немного пшеницы для хлеба, который пекли для графини. Здесь же были свалены в кучи снопы соломы, которые были выше человеческого роста. Он оглянулся, его никто не видел. Все вокруг спали.

Проскользнув за одну из куч, он открыл заслонку фонаря. Вытащив из снопа пучок соломы, он засунул его внутрь и поднес к фитилю. Солома занялась мгновенно; она горела с громким треском, но все равно никто не проснулся. Страх сдавил его горло. Хол быстро поднес горящий пук к ближайшей куче, наблюдая за хвостом пляшущих искр. Торопясь, он свернул к другой куче, затем к следующей, слыша, как треск у него за спиной становится все громче. Из дальнего конца зала послышалось бормотание, а затем возглас. Забросив фонарь на верх кучи мешков, он нырнул в открытую дверь. Кашляя, с глазами, слезящимися от дыма, он быстро удалялся от большого зала.

Окунувшись в темноту кузницы, он нагнулся и разбудил жену.

– Собирай детей! Поторапливайся, мы уходим!

– Что такое? Что случилось? – Она сидела сонная, в открытую дверь ей был виден занимающийся все ярче огонь.

– Что такое, Хол? Что случилось?

– На замок напали, но мы спасемся. Быстрее, иди за мной.

Он подхватил сонного мальчугана и метнулся к двери.

Когда он пересекал двор, послышался набат, раздались сердитые крики стражи. Кто-то бежал наперерез ему с ведрами в руках; он видел, как люди напрасно поливали водой сухую солому.

С ребенком на руках он проворно продвигался к главным воротам. Он чувствовал теперь запах дыма, слышал, как с громким треском загорелись зерно и корм для скотины. Шум нарастал, превращаясь в непрерывный рев.

Рядом возник силуэт мужчины: это был стражник из охраны башни над воротами. Он пробежал так близко, что Хол мог протянуть руку и дотронуться до него, он исчез в дыму, который вырывался из-за двойных дверей большого зала. Ворота остались без охраны.

Хол злобно улыбнулся. Поставив ребенка на ноги, он пошел вдоль стены на ощупь к узкой лестнице, которая вела в специальное помещение. В нем находился механизм, который поднимал решетку. Обычно требовалось несколько мужчин, чтобы привести его в движение. Отчаяние придало кузнецу силы. Поплевав на свои здоровенные ладони, он уперся в перекладину и начал толкать ее, чувствуя, как напряглись все мускулы. Довольно долго ничего не происходило; затем слегка поддался блок, который приводил в движение тяжелые противовесы на потолке. Пот заливал лицо кузнеца. Он закрыл глаза и стал толкать сильнее. Он слышал, как внизу хныкал ребенок и испуганный голос жены утешал его. Этот звук придал ему сил. Еще один нечеловеческий толчок – и лебедка начала вращаться. Снаружи стала подниматься решетка.

Стараясь не задеть острия, он поднырнул под нее и па ощупь нашел дверь с засовами. Стиснув зубы, он сдвинул первый из трех, засов застрял. Кузнец потянул сильнее, и тот наконец поддался и упал на землю. Со вторым и третьим было проще. Ухватившись за тяжелую ручку, он открыл дверь. За ней преграждала путь темная громада поднятого моста. Он слышал, как заплакал Нед; его тоненький голосок эхом отдавался в проеме ворот. Хол бросился к колесу, которое приводило мост в движение: так и есть, оно заперто клином. Нужен был какой-нибудь предмет, чтобы выбить клин и освободить механизм. В отчаянии он оглянулся вокруг – ничего подходящего не было.

Сзади уже стоял оглушающий грохот; часть крыши над главным залом обвалилась. Пламя взметнулось в ночное небо, заплясало и дьявольски взревело. На мгновение он остановился, оглянулся и застыл, пораженный тем, что он наделал. Вдруг его глаза заметили блики пламени на железе, и он увидел на стене около двери подставку для секир. Схватив одну из них, он размахнулся изо всех сил и одним ударом вышиб клин. С грохотом и скрежетом мост стал опускаться. Враг перебрасывал первые лестницы через беззащитные стены.

X

Принц Эдвард, со сложенными на груди руками, наблюдал из шатра за пламенем над зубчатыми стенами. Пожар только что заметили, но уже отлично обученные воины колоннами ринулись вперед, чтобы воспользоваться случаем и подобраться к башням замка. Лестницы были подняты, и люди спешно взбирались по ним. Сопротивления не было. Он отчетливо видел англичан на стенах замка, когда мост стал опускаться.

Едва скрывая восторг, он повернулся к стоящему рядом сэру Джону.

– Итак, на вашу наживку клюнули!

Они одновременно увидели появившуюся на мосту фигуру мужчины с ребенком на руках.

– Я полагаю, это ваш человек, сэр Джон, спешит получить награду.

XI

Элейн почти час вглядывалась в пламя. Едкий запах трав висел в воздухе. Видения посетили ее: она видела Роберта в короне; рядом был его сын. Она увидела Марджори уже взрослой женщиной, та держала на руках своего ребенка. Элейн заплакала от радости. Но вот картины стали другими. Она увидела кровь, услышала скрежет стали. В углях ей явились решетки, за ними череда лиц, руки, протянутые в мольбе о спасении, и она почувствовала нарастающий холод смерти. Она снова заплакала.

Беток ходила по комнате на цыпочках. Не говоря ни слова, она набросила шаль на плечи старой женщины. Элейн не заметила этого. Опять явились лица из прошлого: ее отец и мать, Эинион с развевающимися на ветру волосами; Джон Честер, и Роберт де Куинси, и Малкольм. И дети. Дети, которые умерли. Хавиза, молодая женщина с двумя детьми, Колбан с сыном, Макдафф, близнецы, Изабелла. Слезы струились по щекам Элейн; она протянула руки к тлеющим углям. Оттуда улыбался Дональд – снова молодой и красивый. Он указывал куда-то вперед.

Она выпрямилась, с ее плеч упала шаль. Она прошептала:

– Дональд, подожди меня. Ты был прав. Мы снова встретимся…

Вокруг нее метались тени. Аромат трав заполнял комнату, и Беток, терпеливо сидящая в углу, почувствовала, что у нее кружится голова… Она закашлялась. Топот снаружи заставил ее подняться еще до того, как раздались удары колокола. Дверь распахнулась; Элейн, погруженная в свои видения, не почувствовала, как Найджел схватил ее за руку.

– Быстрее! Ради Христа! Наше единственное спасение – пробраться в Сторожевую башню. Нас предали! Помоги ей, Беток. – Он пытался поднять Элейн на ноги.

– Предали? – Ее взгляд по-прежнему был далеко. Вдруг все завертелось у нее перед глазами, и она оперлась на руку молодого мужчины.

– Предали, – мрачно повторил он. – Наш единственный шанс – удержать башню.

– Но Роберт идет сюда; с ним – победа. Он будет королем…

– Я уверен, что так и будет, но нам надо продержаться в башне до его прихода.

Найджел помогал ей спускаться по крутой лестнице и подгонял ее к выходу.

Они остановились в клубах дыма, уставившись на необъятное пламя, охватившее большой зал замка.

– Пресвятая Дева! – Элейн охватил ужас. Искры неслись к крыше часовни, она и несколько других построек уже были охвачены огнем. Жар наполнил помещение, дым клубился в дрожащем воздухе.

Перед ними возникла фигура с мечом в руке, на плечах был плащ с английскими леопардами. С яростным криком Найджел выхватил свой меч, стараясь прикрыть собой Элейн. Она замерла. Рядом появились вооруженные люди, потом еще. Подавшись в сторону от мечей, она пыталась разглядеть хоть что-то сквозь клубы дыма. Рядом с ней материализовалась высокая фигура, в которой она узнала сэра Джона Эпплби.

Опуская свой меч, он поклонился ей.

– Это бесполезно. У меня тысяча людей в замке, я пришел принять вашу сдачу, графиня Map.

Она собралась с силами, в голове у нее прояснилось.

– Сдачи не будет. Я удержу Килдрамми для моего короля и моего сына, графа. – Ее голос гордо разносился над звуками боя.

– Увы, миледи, но вы проиграли.

Он посмотрел вокруг. Осмотревшись тоже, Элейн заметила, как отступает Найджел. Он был без меча, с трех сторон его окружали противники, приставив мечи к его горлу. Все больше и больше англичан заполняло двор замка; обрушилась крыша кузницы, и столбы искр взметнулись к небу.

– Это поражение, миледи. Прикажите своим людям прекратить сопротивление, – призвал сэр Джон.

– Никогда!

Она отступила к часовне. Она видела, как волокли Найджела со связанными за спиной руками. Позади старый сэр Алан бросил меч. Кто-то пробежал с ребенком на руках. Элейн услышала тонкий крик, и сердце ее содрогнулось.

– Дональд! Пресвятая Дева, где мой внук?

– Граф Map – мой пленник, – вдруг совсем рядом раздался голос ее кузена Эдварда, – так же, как и вы. Мой отец будет счастлив увидеть вас наконец в цепях. – Он громко рассмеялся и с какой-то глумливой галантностью произнес: – Извольте пройти сюда. Часовня в огне, вам здесь нечего делать.

Жар от горящей соломы все нарастал.

Элейн тряхнула головой и оглянулась вокруг. Она была одна. Беток исчезла – ее уволокли солдаты, малышка Элли с няней тоже пропали, наверное, их, как и Дональда, переправили в лагерь принца, где под усиленной охраной собрали всех пленников.

Элейн повернулась.

– Кто предал нас? Кто?

– Ваш кузнец. Его соблазнило английское золото. – Эдвард расплылся в улыбке. – И он получил свою награду. Я не люблю предателей. Он предал вас, но он так же легко мог бы предать и меня, – добавил он, почти не раздумывая.

– Так вы убили его? – Элейн поймала себя на мысли, что смотрит ему в лицо почти с любопытством.

– О да, мы убили его и его отродье. Мы придумали для него нечто особенное. То самое золото, которое он так жаждал получить, расплавили и залили ему в глотку. Подходяще для кузнеца, не так ли?

Элейн вздрогнула.

– А что же вы припасли для меня? Что-нибудь столь же необычное?

– Вы по-прежнему желаете быть на главных ролях, леди Map? – Он рассмеялся. – Вам представится такая возможность. Как я понимаю, отец собирается посадить вас в клетку и держать в Тауэре, чтобы народ мог разглядывать до конца ваших дней. Дочь Ливелина, мужеубийца, дерзкая ведьма, теща так называемого короля Шотландии. – Он сложил руки. – Ваши цепи заждались вас.

Пляшущие языки пламени освещали его лицо. Крыша над ними скрипнула, и поток искр посыпался дождем. Эдвард вздрогнул, стряхнул с плаща тлеющий пепел.

Элейн собрала все силы. Ее страх и отвращение сменились жгучей яростью. Она взглянула ему в глаза.

– Вы бы посадили меня в клетку, как зверя? Как вы поступили, по рассказам, с моим племянником Оуэйном? Никогда. Передайте моему родственнику, своему отцу, что я отвергаю его приглашение. Я не поеду в Англию. Я никуда с вами не поеду.

Всего в нескольких шагах была распахнутая дверь часовни. Внутри нее было темно. Снова раздался скрип наверху, охваченная пламенем балка упала перед алтарем. Она осветила помещение изнутри, и перед алтарем, на фоне трехстворчатого окна, Элейн увидела силуэт мужчины. Он улыбался. И сердце ее забилось сильнее.

– Александр! – Ее рука потянулась к медальону на груди.

Эдвард посмотрел в ту же сторону и увидел мужчину: высокого, с огненно-рыжими волосами, в золотом венце и роскошном плаще с красным шотландским львом. Он раскрыл объятия и позвал Элейн.

Эдвард отшатнулся, его кожа покрылась мурашками от какого-то непередаваемого ужаса, когда мужчина шагнул вперед, окруженный языками пламени. Элейн замерла – радость ее была слишком сильной. Она видела его. Она ясно видела, что он ждет ее, и поспешно поднялась по ступеням к двери церкви. И не успел Эдвард двинуться с места, как она скрылась в объятом пламенем дверном проеме.

Всего лишь мгновение он видел сквозь дым, как она подошла к своему королю и они обняли друг друга. Затем объятая бушующим пламенем крыша рухнула, и все исчезло.