Пролог

Луч холодного солнечного света с трудом пробился сквозь плотные деревянные ставни и лег на пыльные доски пола. Подобно лазеру, он рыскал то вправо, то влево, пока на его пути не попался цветок. В свете луча тонкие неяркие лепестки, уже пожелтевшие по краям, отлетели один за другим.

В тишине от волочившейся по доскам юбки не исходило ни малейшего шороха. Шаги из прошлого не издают звуков.

Слушателей в доме не было, поэтому эхо тоже молчало.

 

1

Хотела ли она в самом деле знать или нет? Джосс надавила на педаль газа и на большой скорости пошла на поворот.

А может, она страшилась правды?

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я с тобой поехал? – Когда она отъезжала от дома, Люк, ее муж, наклонился к открытому окну и взял ее за руку, держащую руль.

Рядом с ней на сиденье лежали географический справочник и папка с документами – свидетельство о рождении, бумаги, касающиеся удочерения и записка с адресом Белхеддон-Холла. Джосс взглянула на Люка и отрицательно покачала головой.

– Я должна пройти через это одна, Люк. Хотя бы в первый раз.

Калитка, утонувшая в тисовых и лавровых деревьях, долго отказывалась открываться. Дерево отсырело и разбухло, покрылось скользкой плесенью. Калитка застревала в разросшейся траве и так и осталась открытой, когда Джосс двинулась по заросшей тропинке среди деревьев. Засунув руки в карманы, она осторожно пробиралась вперед. Ее терзало легкое чувство вины и любопытство. Ветер трепал волосы, закрывая глаза. Окружающий ее лес пах гнилыми листьями, стояла поздняя осень, и запах был особенно резким.

Прямо из-под ног с громким тревожным криком вырвался фазан, заставив ее застыть на месте, ощутить, как гулко бьется сердце, и оглядеться. Перепуганная птица улетела, и снова воцарилась тишина. Даже веселый шорох листьев смолк, когда утих ветер. Она оглядывалась, стараясь уловить хоть какой-нибудь звук. Впереди тропинка сворачивала в неизвестность, огибая кусты остролиста, чьи блестящие листья в вечерних сумерках казались почти черными, а красные ягоды особенно яркими.

Остролист рождает ягоду, красную, как капля крови.

Эта строчка из хорала почему-то промелькнула в голове Джосс. Она некоторое время смотрела на деревья. Странно, но ей не хотелось идти дальше, волосы на шее встали дыбом – она вдруг почувствовала, что из чащи слева за ней наблюдают глаза. Застыв на месте, она повернула голову.

Несколько мгновений они с лисой не сводили друг с друга глаз, затем зверь исчез. Он не издал ни малейшего звука, но в том месте, где он только что стоял, зияла пустота. Джосс ощутила такое облегчение, что едва не рассмеялась вслух. Меньше всего в данный момент она думала о лисе.

С легким сердцем она пошла вперед, заметив, что ветер снова принялся дуть прямо ей в лицо. Через две минуты она обогнула кусты остролиста и очутилась на краю заросшей поляны. Перед ней возвышался дом.

Это было старое, серое строение с остроконечной крышей и высокими окнами. Оштукатуренные стены опутали плющ, глициния и другие вьющиеся растения. Джосс стояла неподвижно и смотрела на Белхеддон-Холл. Здесь она родилась.

Она двинулась дальше почти на цыпочках. Внутренние ставни делали окна фасада странно слепыми, но на мгновение у нее возникло неприятное ощущение, будто кто-то за ней из-за них наблюдает. Она поежилась и решительно повернула к крыльцу и входной двери, к которым вела длинная дорожка, скорее всего кончающаяся у ворот. Гравий зарос травой, достающей до колен.

Джосс шмыгнула носом. Эмоции, о которых она и не подозревала, охватили ее: чувство потери, печаль, одиночество, разочарование, даже гнев. Она резко повернулась спиной к двери и устремила взор вдоль дорожки, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

Она долго бродила по заросшему саду и лужайкам, обнаружила озеро, тоже порядком заросшее водорослями и ряской, нашла конюшню и каретный сарай, куда можно было попасть, пройдя под аркой. Она ежилась от ветра, но все же подергала парадную дверь и дверь черного хода и обнаружила, что, как она и ожидала, они прочно заперты. Наконец, она постояла на открытой террасе с задней стороны дома и долго смотрела на озеро. Дом был просто замечательным – одичавшим, опустевшим, погруженным в прошлое. Вздохнув, Джосс повернулась и взглянула на слепые окна. Это место было ее домом хотя бы на несколько месяцев и, скорее всего, свидетелем того несчастья, которое вынудило мать отдать ее в чужие руки. Он был в ее крови, и он ее отверг.

Ведя машину по тихим улицам Северного Эссекса, Джосс с печалью думала, что все это она делает для Тома. Ее маленького сына. До того мгновения, как она взяла его на руки и всмотрелась в крошечное сморщенное личико, так похожее на отцовское, она не пыталась раскрыть тайну своего происхождения.

Джосс жила спокойно и счастливо у своих приемных родителей. Ведь она была особенным ребенком, избранным. Ее мечты о собственных родителях были смутными и стереотипными: она воображала свою мать то принцессой, то горничной, то поэтессой, то художницей, то проституткой. Выбор был огромным, она попросту развлекалась. Когда-нибудь она узнает правду, но, если быть честной, то она должна была признаться себе, что откладывала поиски этой правды из боязни, что все окажется скучно и банально. Только взглянув на Тома и ощутив, что это значит – держать в руках собственного ребенка, она поняла, что должна узнать не только, кем была ее настоящая мать, но и почему она отказалась от дочери. За короткую минуту смутное любопытство переросло в навязчивую идею.

Сначала все было просто. Из документов она узнала, что ее матерью была Лаура Кэтрин Данкан, в девичестве Мэннерс, а отцом – Филип Джордж Данкан, давно умерший. Он умер за семь месяцев до ее рождения. Она же родилась 21 июня 1964 года в Белхеддон-Холле, в Эссексе.

Элис и Джо, ее приемные родители, зная, что такой момент настанет, посоветовали ей обратиться в одно из агентств, занимающихся поисками родителей, отдавших детей на усыновление или удочерение, но она отказалась – она все сделает сама. Даже если ее мать больше не живет в Белхеддон-Холле, она хочет на него посмотреть, побывать в деревне, где родилась, попробовать найти свои корни.

На карте Белхеддон был обозначен маленькой точкой на берегу Восточной Англии на границе с Суффолком и Эссексом. Он оказался довольно далеко и стоял на берегу Северного моря в пяти милях от маленького городка Мэннингтри.

Джосс хотелось чего-нибудь более романтичного, чем Эссекс, что-нибудь на западе, к примеру, в Шотландии, но она твердо решила для себя: она не станет заранее настраиваться против или за, сначала увидит все собственными глазами.

Во рту у нее пересохло от волнения, когда она подъехала к Белхеддону и остановилась у единственного маленького магазина, чьи витрины были довольно некрасиво заклеены желтым целлофаном. Здесь же находилась и почта. Джосс закрыла глаза, поставила машину на ручной тормоз и выключила мотор, удивляясь, что руки у нее слегка дрожат.

По холодной мостовой ветер гнал охапки листьев. Вывеска над магазином резко качалась то взад, то вперед. Джосс вылезла из машины и огляделась. Поездка оказалась продолжительной. Если она представляла себе Эссекс пустым пригородом, переходящим в северо-восточный Лондон, она сильно ошиблась. Из Кенсингтона, где они с Люком жили, добираться ей пришлось почти два с половиной часа, и по крайней мере последний час она ехала по практически сельской местности.

На улице, насколько она могла видеть, не было ни людей, ни машин. В этом месте по обеим сторонам стояли прелестные коттеджи, кончаясь у поля, ведущего к заливу. Деревня оказалась крошечной – всего пара десятков домов, некоторые крыты соломой, несколько обшиты деревом, в садах последними часовыми торчали шток-розы. Церкви нигде не было видно.

Собравшись с духом, она открыла дверь магазина, который, к ее удивлению, оказался куда более изысканным, чем можно было предположить. Слева – небольшое окошечко почтового отделения и рядом стопки открыток и других почтовых принадлежностей, а также сладостей. Справа – прилавок, предлагающий вполне широкий выбор продуктов. За прилавком стояла низенькая, плотная женщина лет шестидесяти со взбитыми седыми волосами и пронзительными серыми глазами. Она протянула руку в пластиковой перчатке за куском зеленого сыра и улыбнулась Джосс.

– Одну минутку, дорогая.

Женщина, которую она обслуживала, не сдержала любопытства и обернулась. Высокая, темные волосы прикрыты платком, лицо обветренное, какое бывает у людей, долгие годы проработавших на ферме на холодном восточном ветру. Она дружелюбно улыбнулась Джосс.

– Простите, я тут всю лавку скупаю. Но уже скоро закончу.

– Не беспокойтесь, – улыбнулась Джосс. – Я зашла только спросить, как мне пройти к Белхеддон-Холлу.

Обе женщины явно удивились.

– Так это около церкви. – Женщина, покупавшая продукты, прищурилась. – Но все заперто, знаете ли. Там никто не живет.

Джосс прикусила губу, стараясь скрыть свое разочарование.

– Значит, Данканы там больше не живут?

Обе женщины покачали головами.

– Там уже много лет пусто. – Женщина за прилавком театрально передернула плечами. – Жуткое место. – Аккуратно завернув сыр в пленку, она положила его в бумажный пакет. Взглянула на покупательницу. – Ну вот, моя дорогая. С вас всего четыре фунта и десять пенсов. – Она снова улыбнулась Джосс. – Мы с мужем купили эту лавку только в восемьдесят девятом. Я не встречала людей, которые когда-то жили в Холле.

Вторая женщина покачала головой.

– Я тоже. Думается, старая миссис Данкан, жившая при школе, приходилась им родственницей. Но она умерла года два назад.

Джосс сунула руки в карманы. Ей казалось, будто ее обманули.

– А нет ли здесь кого-нибудь, кто мог бы знать, что случилось с семьей?

Почтовая служащая покачала головой.

– Я слышала, они всегда держались сами по себе. Хотя… Мэри Саттон. Она должна помнить. Она когда-то работала в Холле. Правда, она иногда ведет себя так, будто у нее не все дома, но я уверена, она сможет вам что-нибудь рассказать.

– А где мне ее найти?

– Эппле-коттедж. На углу перед полем. Голубая калитка.

Калитка открылась с трудом. Джосс прошла по узкой дорожке, увертываясь от чертополоха. На двери не было ни звонка, ни молотка, поэтому она стучала костяшками пальцев. Через пять минут она сдалась. Дома явно никого не было.

Вернувшись к калитке, она огляделась. Теперь, пройдя несколько дальше по деревенской улице, она могла видеть церковь, чья колокольня частично закрывалась деревьями. Там же где-то находился и Холл.

Не возвращаясь к машине, она пошла через поляну.

– Значит, вам по душе наша маленькая церковь? Знаете ли, ее построили в тринадцатом веке.

Раздавшийся за спиной голос заставил ее вздрогнуть и оторваться от разглядывания дорожки, ведущей за церковь. За своей спиной она увидела высокого, худого мужчину в стоячем воротничке, пристраивавшего свой велосипед к забору. Он заметил ее взгляд и пожал плечами.

– Моя машина в ремонте. Что-то там с тормозами. Да мне и нравится ездить на велосипеде осенним утром. – Он заметил эту задумчивую женщину, когда свернул с новой дороги. Он остановился и несколько минут наблюдал за ней, пораженный ее неподвижностью.

Когда же она сейчас повернулась и улыбнулась, он увидел, что она молода, где-то около тридцати, и весьма хороша собой. Волосы темные и густые, а глаза – ярко-голубые, как у сиамской кошки. Он проследил, как его велосипед совсем завалился в кусты, и пожал плечами.

– Я приехал за книгами, которые оставил в ризнице. Не хотите ли зайти, пока я их ищу?

Она кивнула.

– Вообще-то я ищу Белхеддон-Холл. Но я с удовольствием взгляну на церковь.

– К Холлу вы сможете пройти вон через ту калитку, за глицинией. – Он пошел по дорожке. – Увы, там никого нет. Уже много лет.

– А вы знали людей, которые там жили? – Ее напряженный взгляд несколько его встревожил.

– Боюсь, что нет. Дом уже пустовал, когда я приехал в этот приход. Позор да и только. Нам просто необходимо, чтобы там кто-то жил.

– Он что, продается? – Джосс совсем расстроилась.

– Нет-нет, в том-то вся проблема. Он все еще принадлежит семье Данканов. Мне кажется, миссис Данкан сейчас живет во Франции.

Миссис Данкан. Лаура Данкан. Ее мать.

– У вас, случайно, нет ее адреса? – Джосс почувствовала, что голос слегка дрожит. – Я в какой-то степени родственница. Потому я и приехала.

– Понятно. – Они уже подошли к церкви, и он еще раз быстро взглянул на нее. Вынув ключ, он отпер дверь и пропустил Джосс внутрь, где было темновато, и он щелкнул несколькими выключателями. – Боюсь, я не знаю, где ваша матушка, но мой предшественник может знать. Он служил в этом приходе двадцать пять лет, и, мне кажется, он поддерживал с ней связь, после того как она уехала. Вот его адрес я могу вам дать.

– Спасибо. – Джосс огляделась. Маленькая церковь была очаровательной, простой, с белыми стенами, на которых выделялись резные каменные окна тринадцатого века, арочный вход и медные украшения. С южной стороны находился боковой придел, где вместо дубовых скамей в беспорядке стояли стулья. Церковь была украшена в честь праздника урожая, так что у каждого окна, конца ряда и на каждой полке лежали груды фруктов и овощей. – Здесь дивно.

– Согласен с вами. – Он с гордостью огляделся. – Мне повезло служить в такой замечательной церкви. Разумеется, у меня еще три в разных приходах, но эта лучше всех.

– Мой… – Джосс запнулась. Отец, хотела она сказать. – Филип Данкан здесь похоронен?

– Разумеется. Вон там под дубом. Вы увидите могилу, когда пойдете к дому.

– Не возражаете, если я схожу туда? Там есть сторож или еще кто-нибудь? – крикнула ему вслед Джосс, когда священник исчез в ризнице в поисках книг.

– Нет. Я уверен, что вы вполне можете там погулять. Печально, но не осталось никого, кто бы мог возражать. Сады когда-то были великолепны, но сейчас все в запустении. – Он вышел из тени и закрыл за собой дверь ризницы. – Вот, я тут накарябал адрес Эдгара Гоуэра. К сожалению, я не помню его телефона. Он живет недалеко от Олдебурга. – Он дал ей листок бумаги.

Стоя в церковном дворе, она смотрела, как он едет на велосипеде, уложив кипу книг в корзину у руля. Внезапно ей стало очень одиноко.

Могила под дубом оказалась совсем простой, без всяких излишеств.

Филипп Данкан

Родился 31 января 1920 года

Умер 14 ноября 1963 года

И ничего больше, ни упоминаний о скорбящей вдове или о детях. Джосс несколько минут смотрела вниз на плиту. Когда же она отвернулась и, подняв воротник пальто, чтобы защититься от пронзительного ветра, пошла прочь, она почувствовала на глазах слезы.

Прошло много времени, прежде чем она смогла оторваться от старого дома и вернуться к машине. Забравшись туда, она с удовольствием ощутила знакомое домашнее тепло, откинулась на сиденье и огляделась. Из бардачка торчал носок Томми, который он как-то снял, чтобы приступить к обсасыванию большого пальца ноги.

Джосс просидела несколько минут сгорбившись, в глубокой задумчивости, затем выпрямилась и схватилась за рулевое колесо.

У нее в кармане лежал адрес человека, который знал ее мать, который может знать, где она сейчас.

Перегнувшись через сиденье, она достала лежавшую сзади дорожную карту. Олдебург был довольно близко. Она подняла глаза. Несмотря на несколько темных туч, в небе сияло солнце. До вечера было еще очень далеко.

 

2

Она выехала на главную улицу Олдебурга и просидела несколько минут неподвижно, разглядывая магазины и дома. Городок оказался симпатичным, светлым, чистым и в данный момент очень тихим.

Сжав в руке клочок бумаги, она вылезла из машины и обратилась к мужчине, рассматривавшему витрину антикварного магазина. У его ног терьер тянул поводок, стремясь на пляж. Он взглянул на листок бумаги.

– Проезд Грэг? Вон туда. Как раз у моря. – Он улыбнулся. – Вы – друг Эдгара Гоуэра, не так ли? Удивительный человек. Удивительный! – Внезапно он захохотал и удалился прочь.

Джосс почувствовала, что и сама улыбается, когда двинулась в указанном направлении. Она прошла мимо рыбацкого коттеджа, перешла через узкую дорогу и очутилась на набережной. С одной стороны выстроились дома фасадами на восток, с другой – парапет, а за ним – серое, бушующее море. Дул очень холодный ветер, и она замерзла, пока шла вдоль домов, разглядывая номера. Дом Эдгара Гоуэра оказался узким и высоким, выкрашенным в белый цвет, с балконом, выходящим на море. Она с облегчением увидела, что в комнатах первого этажа горит свет, а из трубы вьется бледный дымок.

Он сам открыл ей дверь – высокий, угловатый человек с обожженным ветром лицом и удивительным нимбом седых волос. У него были ярко-голубые глаза.

– Мистер Гоуэр?

Под его внимательным взглядом Джосс неожиданно почувствовала себя неуютно. Он был далеко не таким мягким и приветливым, как его преемник в Белхеддоне. Скорее, он был его полной противоположностью.

– Кому я понадобился? – Он смотрел на нее, не мигая. Несмотря на пронзительный взгляд, голос был мягким, еле слышным за грохотом волн, бьющихся о берег за ее спиной.

– Мне дал ваш адрес священник в Белхеддоне. Вы извините, что я предварительно не позвонила…

– Зачем вы приехали? – перебил он ее. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы пригласить ее войти, и Джосс вдруг осознала, что на нем пальто, натянутое на свитер грубой вязки. Он явно собирался уходить.

– Простите. Я явно не вовремя…

– Может быть, вы разрешите мне самому решать, дорогая. – Он говорил с плохо скрываемым раздражением. – Если, разумеется, вы поведаете мне цель вашего появления.

– Я полагаю, что вы знали мою мать. – Она выговорила эти слова без всякого предисловия, завороженная его странным взглядом.

– В самом деле?

– Лаура Данкан.

Он мгновение молча взирал на нее, и здесь она наконец заметила, что сумела расшевелить его. Она затаила дыхание.

– Понятно, – выговорил он. – Значит, вы – маленькая Лидия.

Внезапно Джосс стало трудно говорить.

– Джоселин, – прошептала она. – Джоселин Грант.

– Джоселин Грант. Понятно. – Гоуэр медленно кивнул. – Я думаю, нам с вами стоит прогуляться. Пошли. – Он сошел со ступеньки, захлопнул за собой дверь и повернул направо, шагая вдоль парапета. Он даже не оглянулся, чтобы посмотреть, идет ли за ним Джосс. – Как вы узнали о матери? – Он говорил громко, чтобы перекричать ветер. Волосы струились за ним, и он сильно напомнил Джосс пророка из Ветхого Завета.

– Я побывала в Доме святой Катерины и нашла там свое свидетельство о рождении. Мое имя – Джоселин, не Лидия. – Она уже запыхалась, стараясь поспеть за ним. – Джоселин Мэри.

– Мэри звали вашу прабабушку, бабушку же звали Лидия.

– Скажите, а моя мама жива? – Ей пришлось перейти на бег, чтобы поравняться с ним.

Он остановился. Его суровое лицо внезапно стало мягче. Сердце Джосс упало.

– Она умерла? – прошептала она.

– Боюсь, что так, милочка. Несколько лет назад. Во Франции.

Джосс закусила губу.

– Я так надеялась…

– Это к лучшему, дорогая, что вам не суждено встретиться. Сомневаюсь, что ваша мать этого захотела бы, – сказал Гоуэр. В его голосе ощущались доброта и сочувствие. Она начала понимать, что он, по-видимому, был очень хорошим пастором.

– Почему она от меня отказалась? – Голос ее дрожал, по щекам текли слезы. Она смущенно пыталась незаметно вытереть их.

– Потому что она вас любила. Хотела спасти вам жизнь.

– Спасти мне жизнь? – тупо повторила Джосс в шоке.

Он некоторое время смотрел на нее, потом полез в карман, вытащил носовой платок и осторожно вытер ей щеки. Он улыбался, но в глазах плескалась тоска. Он покачал головой.

– Я молился, чтобы вы никогда не нашли меня, Джоселин Грант. – Отвернувшись от нее, он сделал несколько шагов вдоль набережной, затем остановился и снова повернулся к ней. – Не могли бы вы забыть, что когда-то ездили в Белхеддон? Навсегда выбросить его из головы?

Джосс вздрогнула и покачала головой.

– Как можно?

Его плечи поникли.

– Действительно, как. – Гоуэр вздохнул. – Пошли.

Он быстро двинулся в обратном направлении, она молча шла за ним, чувствуя, как в душе словно что-то переворачивается.

В узком холле стало очень тихо, когда он закрыл дверь и шум ветра и моря перестал быть слышен. Выпутавшись из своего пальто, он помог ей снять куртку, повесил и то и другое на развесистую вешалку викторианского стиля, а затем направился к лестнице.

Комната, в которую он ее ввел, оказалась просторным и удобным кабинетом с окнами на море. В ней стоял густой запах трубочного табака и цветов в вазе, пристроенной на письменном столе среди стопок книг. Он жестом предложил ей сесть в глубокое старое кресло, а сам вернулся к двери и прокричал вниз:

– Дот! Чай и сочувствие. Кабинет. Через двадцать минут!

– Сочувствие? – попыталась улыбнуться Джосс.

Он взгромоздился на край огромного заваленного бумагами стола и задумчиво вгляделся в нее.

– Вы сильная женщина, Джоселин Грант?

Она глубоко вздохнула.

– Думаю, да.

– Вы замужем? – Его глаза задумчиво опустились на ее руки. Взгляд остановился на обручальном кольце.

– Сами видите.

– И дети есть?

Она подняла взгляд. Гоуэр не сводил с нее глаз. Она попыталась прочитать их выражение, но безуспешно.

– Да, у меня маленький сын, ему полтора года.

Он вздохнул. Поднявшись, обошел стол и остановился у окна, уставившись на море. Повисла тяжелая тишина.

– После того, как у меня родился Том, я поняла, что хочу узнать, кто же были мои настоящие родители, – наконец произнесла она.

– Да, конечно. – Он так и не обернулся.

– Это мой отец – Филип похоронен на церковном кладбище в Белхеддоне? – спросила она после новой паузы.

– Да.

– Его вы хоронили?

Он медленно кивнул.

– Отчего он умер?

– Несчастный случай во время верховой езды. – Он обернулся. – Мне очень нравился Филип. Он был добрым и смелым человеком. И обожал вашу мать.

– Так она отдала меня из-за этого несчастного случая?

Он заколебался.

– Да. Во всяком случае, отчасти. – Сев за стол, Гоуэр наклонился вперед и устало потер лицо. – Ваша мать никогда не была крепкой физически, хотя эмоционально она была сильнее всех. После смерти Филипа она сдалась. У нее ведь было еще двое детей до вас. Оба умерли, не достигнув подросткового возраста. Прошло много времени, и родились вы. Она уже тогда собиралась уехать. Не думаю, чтобы они с Филипом хотели еще детей… – Он задумался. – Простите, дорогая, но вы, верно, ожидали услышать скорбную историю. Почему женщина с таким воспитанием, как Лаура, вдруг отдала свою дочь?

– Я… – Джосс откашлялась и продолжила: – Я ничего не знаю о ее семье. Только адрес.

Он кивнул.

– Джоселин, еще раз умоляю вас забыть обо всем. Ради себя, ради своей семьи не впутывайтесь в дела Данканов. У вас своя жизнь, свой ребенок. Смотрите вперед, не надо оглядываться назад. С этим домом связано столько горя. – Его лицо просветлело, когда раздался легкий стук в дверь. – Входи, Дот.

Дверь приоткрылась и показался уголок подноса, толкающий дверь вперед. Мистер Гоуэр не поднялся. Он хмурился.

– Входи, любовь моя, и попей с нами чаю. Познакомься с миссис Джоселин Грант.

Джосс слегка повернулась в кресле и улыбнулась маленькой, худенькой женщине, согнувшейся под тяжестью подноса. Она вскочила на ноги и протянула руки, чтобы помочь ей.

– Все в порядке, милочка. Я сильнее, чем выгляжу. – Голос Дот Гоуэр был не только громким, но и мелодичным. – Садитесь, садитесь. – Она плюхнула поднос прямо на кипу бумаг, где он опасно наклонился в сторону окна. – Так разливать?

– Дот, – медленно произнес Эдгар Гоуэр, – Джоселин – дочка Лауры Данкан.

Как заметила Джосс, глаза Дот были такими же пронзительными, как и у мужа. Встревоженная ее взглядом, она забилась поглубже в кресло.

– Бедняжка Лаура. – Дот на мгновение повернулась к чайнику. – Она бы гордилась вами, моя дорогая. Вы очень красивы.

Джосс неожиданно почувствовала себя крайне неловко.

– Спасибо. А какая она была?

– Среднего роста, худенькая, седые волосы смолоду, серые глаза. – Эдгар Гоуэр еще раз оглядел Джосс. – У вас не ее глаза, и не Филипа. Но у вас ее фигура и, как мне кажется, у нее когда-то были такие же волосы. Она была доброй, умной, с чувством юмора, но смерть двух мальчиков… Она так и не смогла этого пережить, да тут еще Филип погиб… – Он вздохнул и протянул руку к чашке. – Спасибо, родная. Джоселин, пожалуйста, ради себя самой забудьте о Белхеддоне. Они все ушли. Там нет ничего для вас.

– Эдгар! – Дот выпрямилась и резко повернулась к мужу. – Ты обещал!

– Дот, не надо.

Несколько мгновений между ними происходила молчаливая борьба, смысла которой Джосс не понимала. Атмосфера в комнате накалилась. Эдгар резко поставил чашку, пролив чай на блюдце, и встал. Подошел к камину.

– Подумай, Дот. Подумай, что ты говоришь…

– Простите, – наконец сказала Джосс. – Пожалуйста, объясните, о чем вы спорите. Если это в какой-то мере касается меня, то я полагаю, что я должна знать.

– Да, касается. – Голос Дот звучал твердо. – Эдгар дал клятву вашей матери перед тем, как она покинула Англию, и он должен сдержать слово.

Лицо Эдгара исказилось, отражая внутреннюю борьбу.

– Да, я пообещал, но это не принесет ничего, кроме несчастья.

– Что принесет? – Джосс встала. – Пожалуйста, я явно имею право знать. – Ей становилось страшно. Ей вдруг ничего не захотелось узнавать, но было уже поздно.

Эдгар глубоко вздохнул.

– Хорошо. Ты права. Я должен выполнить пожелание Лауры. – Он вздохнул, расправил плечи и снова сел за стол. – По сути, и говорить-то особо нечего. Но я пообещал ей, что, если вы когда-либо появитесь в Белхеддоне, я прослежу за тем, чтобы вам сообщили адрес ее душеприказчиков в Лондоне. Как я полагаю, она что-то оставила вам в завещании. Еще я знаю, что она написала вам письмо в тот день, когда вас удочерили. Она передала его Джону Корнишу, своему адвокату. – Гоуэр полез в нижний ящик своего стола и, покопавшись там немного, нашел карточку и протянул ее Джосс через стол.

– Но почему вам не хотелось, чтобы я об этом узнала? – удивилась Джосс. – Почему вы считали, что мне лучше не знать? – Она в волнении сжала карточку. Беглого взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что это почтенная фирма в Линкольн-инн-филдс.

– Белхеддон-Холл приносит беду, моя дорогая, вот почему. Прошлое есть прошлое. Мне кажется, не следует его тревожить. Так же считала и ваша мать. Именно поэтому она и захотела дать вам шанс начать все с начала.

– Тогда зачем она мне писала?

– Боюсь, чтобы утешить себя.

Джосс рассматривала карточку.

– Могу я зайти к вам, после того как побываю у юристов?

На мгновение ей показалось, что он отрицательно покачает головой. По его липу пробежала тень и что-то еще. Страх. Джосс с ужасом смотрела на него. Но это выражение исчезло так же быстро, как и появилось. Он печально улыбнулся.

– Заходите, когда пожелаете, милочка. Мы с Дот окажем вам любую помощь.

Только спеша в быстро сгущающихся сумерках к машине, она вспомнила эти его последние слова и задумалась, что же он имел в виду. Почему ей должна понадобиться помощь? Он ведь именно это слово употребил. И почему он боялся?

 

3

Было уже совсем поздно, когда Джосс наконец подъехала к дому в Кенсингтоне и припарковала машину на невозможно маленькой площадке перед ним. Устало выбравшись из машины, она полезла за ключами от входной двери.

В кухне все еще горел свет. Люк, забившись в угол, сидел за столом, уставившись на чашку остывшего кофе. Муж был таким крупным, что кухня казалась маленькой. Он поставил локти на разбросанные по столу бумаги и положил подбородок на ладони. Казалось, ему трудно держать голову. Он был бледен, хотя обычно отличался ярким румянцем.

– Привет, дорогой! – Джосс наклонилась и поцеловала его взлохмаченную макушку. – Извини, что я так задержалась. Мне пришлось доехать до Олдебурга. Том спит? – Ей очень хотелось подняться наверх и обнять малыша.

Люк кивнул.

Она наконец заметила его унылое состояние.

– Люк? В чем дело? Что случилось? – Она села рядом с ним на стул и коснулась его руки.

Он медленно покачал головой.

– Джосс, не знаю, как и сказать. Фирмы «Гендерсон и Грант» больше не существует.

Она потрясение смотрела на него.

– Но Барри сказал….

– Барри меня обманул, Джосс. И забрал все деньги. Я-то думал, что он мне друг. Я считал, что наше партнерство надежно. Так вот, я ошибался. Ошибался! – Он внезапно грохнул по столу кулаком. – Я пошел в банк – на счету пусто. Весь день провел с бухгалтерами и полицией. Твоя сестра приехала, чтобы приглядеть за Томом. Я не знаю, что делать. – Он провел пальцами по спутанным волосам, и Джосс внезапно поняла, что он вот-вот расплачется.

– Ох, Люк…

– Мы потеряем дом, Джосс. – Он, пошатываясь, встал на ноги, уронив стул, на котором сидел. Открыв дверь, ведущую в их садик размером с носовой платок, он вышел на темную террасу и уставился в небо.

Джосс не пошевелилась. Все мысли, которые волновали ее днем, вылетели из головы. Она смотрела на бледно-оранжевые плитки над рабочим кухонным столом. Полтора года она копила деньги на эти плитки, нашла их, заплатила за работу. Они были завершающим этапом устройства кухни, кухни ее мечты в их первом доме.

– Джосс. – Люк стоял в дверях. – Прости меня.

Она поднялась и подошла к нему, положила голову ему на грудь, а он обнял ее. От него так уютно пахло Люком – смесью машинного масла и лосьона после бритья, старой шерстью и… Люком.

– Мы что-нибудь придумаем, – пробормотала она, уткнувшись носом в свитер. – Мы выкарабкаемся.

Он прижал ее к себе еще теснее.

– Ты так думаешь?

– Я снова стану преподавать. Это поможет нам продержаться, особенно, если Лин согласится присмотреть за Томом. Мне повезло, что моя сестра любит детей. Она очень хорошо с ним управляется… – Джосс замолчала.

В конце своей учительской карьеры она возненавидела это занятие. Ее раздражала программа, ее больше не интересовали уроки. Она выбрала себе не ту профессию, Джосс это понимала, хотя из нее получился хороший преподаватель, очень хороший. Но она не была учителем по натуре; ее больше интересовали академические вопросы, и еще она была романтиком. Это плохо сочеталось. Беременность была послана ей Богом, хотя и оказалась неожиданной и незапланированной. Поверить трудно, но больше всего она радовалась тому, что сможет навсегда бросить преподавание. Она ушла в конце весеннего семестра, не поддавшись на уговоры Дэвида Трегаррона, ее непосредственного начальника, передумать, и с головой окунулась в радости грядущего материнства.

Джосс вздохнула. Возможно, ее возьмут назад в школу. Она недавно слышала, что женщина, которая ее заменяла, уходит. Но даже если этого не произойдет, ей наверняка дадут прекрасные рекомендации. Вся беда в том, что Джосс не хотелось больше преподавать. Ей хотелось возиться с Томом.

Она глубоко вздохнула и встала. Обычные движения – налить чайник, включить его – дали ей время немного собраться с мыслями.

– Выпить горяченького и в постель, – твердо сказала она. – Завтра что-нибудь придумаем.

– Благослови тебя Господь, Джосс. – Люк быстро обнял ее. Затем вспомнил, где она побывала, и устыдился. – Так расскажи мне о поездке. Что тебе удалось сделать? Нашла мать?

Она покачала головой, насыпая растворимый кофе в кружки.

– Она умерла несколько лет назад. Дом пустует. Думается, никого из семьи не осталось.

– Ох, Джосс…

– Это неважно, Люк. Я многое о них узнала. Мама была больна и несчастна, когда умер ее муж. Поэтому она и отдала меня. И, – внезапно Джосс повеселела, – по-видимому, она оставила мне письмо. Мне следует связаться с адвокатской фирмой. Кто знает, – рассмеялась она, – может, она оставила мне целое состояние.

– Миссис Грант? – Джон Корниш появился в дверях офиса и пригласил ее войти. – Простите, что заставил вас ждать. – Он жестом предложил ей сесть, и сам устроился за столом. Перед ним лежала тоненькая пластиковая папка. Он подвинул ее к себе и взглянул на Джосс. На вид ему было лет шестьдесят. Строгий костюм и солидные манеры контрастировали с добрым лицом. – Вы принесли ваше свидетельство о рождении и документы об удочерении? Простите, это пустая формальность…

Она кивнула и достала бумаги из сумки.

– Вам назвал меня Эдгар Гоуэр?

Джосс снова кивнула.

Корниш покачал головой.

– Должен признаться, я не был уверен, свяжетесь ли вы со мной. Знаете, ведь осталось всего два года.

– Два года? – Джосс напряженно сидела на кончике стула, вцепившись пальцами в сумку.

Он кивнул.

– Это странная история. Могу я предложить вам кофе, прежде чем мы начнем?

– Пожалуйста. – У нее во рту совсем пересохло.

Когда им принесли кофе, Джон Корниш снова сел за стол. Он не притронулся ни к лежащей на столе папке, ни к конверту с документами.

– Ваша мать, Лаура Кэтрин Данкан, скончалась пятнадцатого февраля тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Она переехала из Белхеддона во Францию весной тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года, и с той поры дом пустует. Ее муж и ваш отец Филип Данкан умер в ноябре тысяча девятьсот шестьдесят третьего года, его мать, жившая в деревне Белхеддон, скончалась тремя годами позже, а двое сыновей Лауры и Филипа, ваши братья, умерли в пятьдесят третьем и шестьдесят втором годах соответственно. Боюсь, что, по моим сведениям, у вас не осталось близких родственников в живых.

Джосс закусила губу. Отвела глаза от лица адвоката и уставилась в свою чашку.

– Ваша матушка оставила вам два письма, – продолжил Корниш. – Одно, как я понимаю, было написано в период вашего удочерения. Второе она доверила мне, прежде чем уехать из страны. И второе я должен был вручить вам на несколько странных условиях.

– Условиях? – Джосс нервно откашлялась.

Он улыбнулся.

– Я получил инструкцию отдать его вам, если вы появитесь не позже чем через семь лет после ее смерти. Я не должен был вас разыскивать. Вы должны были сами решить, интересуют ли вас ваши корни.

– И если бы я не пришла?

– Тогда вы не унаследовали бы Белхеддон-Холл.

Джосс открыла рот от удивления.

– Что вы сказали? – Руки у нее начали трястись.

Он улыбнулся, явно довольный произведенным эффектом.

– Дом и участок, а там, я полагаю, около десяти акров, ваши, моя дорогая. Они вас давно ждут. В доме много вещей, хотя кое-что и было продано, когда Лаура уезжала во Францию.

– А что бы случилось, если бы я не появилась? – Джосс нахмурилась. Она все еще не могла вникнуть в смысл его слов.

– Тогда дом продали бы с аукциона вместе со всем содержимым, а полученные деньги достались бы благотворительным обществам. – Корниш помолчал. – Моя дорогая, я должен вас предупредить, что оплата налога на наследство была предусмотрена, никаких денег вам по завещанию не полагается. Весьма возможно, что вы получили невероятно большого белого слона, тем более что в завещании есть еще и целый ряд условий. Вы не можете его снести, хотя, разумеется, вы не обязаны там жить, и вы не можете продать эту собственность в течение семи лет, начиная с того дня, как войдете в дом. – Он повернулся к лежащей перед ним папке и встал. – Я отдам вам письма и оставлю одну, чтобы вы могли их прочесть. – Он с улыбкой передал ей два конверта. – Если я вам понадоблюсь, я в комнате у секретарши.

Несколько минут она сидела неподвижно, глядя на два конверта. На одном было написано: Моей дочери Лидии. На другом значилось ее имя, полученное у приемных родителей – Джоселин Дэвис, и дата: апрель 1984 года.

Она взяла письмо, адресованное Лидии, и медленно открыла его. Единственный листок начинался с адреса: Белхеддон-Холл, Белхеддон, Эссекс.

«Моя дорогая Лидия. Надеюсь, что когда-нибудь ты поймешь, почему я сделала то, что сделала. У меня не было выбора. Я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить. Дай Бог, ты будешь счастлива со своими новыми мамой и папой. Благословляю тебя, радость моя. Да хранит тебя Господь!»

Подписи не было. Джосс почувствовала, как глаза наполнились слезами. Она шмыгнула носом, уронив письмо на стол. Только через некоторое время она распечатала второй конверт. Сверху также стояло: Белхеддон-Холл. Письмо было несколько длиннее.

«Моя милая Джоселин. Я не должна была бы знать твоего имени, но есть люди, которые узнают такие вещи, так что я иногда получала о тебе кое-какие сведения. Я надеюсь, ты была счастлива. Я так гордилась тобой, моя милая. Прости меня, Джоселин, но я больше не могу противиться желаниям твоего отца, у меня не осталось сил. Я покидаю Белхеддон со всеми его благодеяниями и проклятиями, но он позволит мне скрыться, только если я сдамся. Он хочет, чтобы Белхеддон принадлежал тебе, и я не смею ослушаться. Если ты читаешь это письмо, значит, он своего добился. Да благословит тебя Господь, Джоселин, и да охранит Он тебя.

Лаура Данкан».

Джосс перечитала письмо в полном недоумении. Получалось, что это ее отец хотел, чтобы она унаследовала дом. Она вспомнила одинокую могилу под дубом и задумчиво покачала головой.

Через пять минут Джон Корниш просунул голову в дверь.

– Все в порядке?

Она кивнула.

– Мне трудно во все это вникнуть.

Он сел в кресло и по-доброму улыбнулся ей.

– Могу себе представить.

– Что же теперь?

Он многозначительно пожал плечами.

– Я дам вам шкатулку с ключами, вы уезжаете и, как говорят наши американские кузены, получаете удовольствие.

– И все?

– Кроме нескольких мелких формальностей. Подписание бумаг и все такое.

Она колебалась.

– Инженерная компания моего мужа только что прекратила существование. Его надул партнер. Весьма вероятно, что его объявят банкротом. Мы теряем наш дом. А Белхеддон у меня не отнимут?

Он отрицательно покачал головой.

– Сочувствую. Но этот дом ваш, не вашего мужа. Если вас саму не объявят банкротом, все будет в порядке.

– И мы можем там жить?

Он засмеялся.

– Ну, разумеется. Но не забывайте, он много лет простоял закрытым. Понятия не имею, в каком он сейчас состоянии.

– Мне безразлично, в каком он состоянии. Он нас спасет! – Джосс едва сдерживалась. – Мистер Корниш, не знаю, как вас благодарить!

Он широко улыбнулся.

– Благодарить вам надо вашу матушку, не меня, миссис Грант.

– И моего отца. – Джосс закусила губу. – Я так поняла, что именно мой отец пожелал, чтобы этот дом стал моим.

Через несколько минут секретарша Джона Корниша внесла маленькую оловянную коробочку, которую торжественно поставила на стол.

– Насколько я помню, у всех ключей есть этикетки. – Джон Корниш подтолкнул коробочку к Джосс. – Если возникнут проблемы, свяжитесь со мной.

Она не могла оторвать глаз от коробочки.

– Вы хотите сказать, что это все?

Он довольно улыбнулся.

– Это все.

– И дом мой?

– Дом ваш, можете делать с ним все, что хотите, естественно, соблюдая условия. – Он снова встал и протянул руку. – Поздравляю, миссис Грант. Желаю вам и вашему мужу счастья и удачного наследства.

 

4

– Поверить невозможно. Так в жизни не бывает. – Лин Дэвис сидела напротив своей сестры за маленьким кухонным столом и круглыми от зависти глазами смотрела на нее.

Джосс наклонилась к Тому, играющему у ее ног, и подняла его к себе на колени.

– Я тоже поверить не могу. Постоянно хочется себя ущипнуть. Теперь не так страшно потерять все это. – Она обвела взглядом маленькую кухню.

– Еще бы. Вы приземлились на все четыре лапки! – ухмыльнулась Лин. – Ты маме с папой рассказала? – Лин была на два года моложе Джосс и появилась на свет уже после ее удочерения, через пять лет после того, как Элис сказали, что у нее никогда не будет собственных детей. Лин совершенно не походила на Джосс – коренастая, с короткими вьющимися белокурыми волосами и глубокими серыми глазами. Никто не признавал их за сестер.

Джосс кивнула.

– Я вчера вечером звонила. Им мой рассказ показался сказкой. Знаешь, мама так разволновалась, когда я решила поискать настоящих родителей. Боялась, что я разочаруюсь. Но она отлично держалась. – Джосс взглянула на Лин. – Она не придала этому значения.

– Еще как придала! – Лин потянулась к кофейнику и налила себе вторую кружку крепкого черного кофе. – Она жутко расстроилась. Боялась, что ты найдешь другую семью и забудешь ее и папу.

Джосс удивилась.

– Да ничего подобного! Она не могла так думать! – Джосс прищурилась. – Ей это и в голову не приходило. Ты опять затеваешь свару, Лин. Зря ты это придумала. – Она глубоко вздохнула. – Послушай, ты действительно не против того, чтобы присмотреть за Томом завтра? – Она теснее прижала к себе мальчика. – Мы с Люком можем взять его с собой.

Лин покачала головой.

– Нет, я его заберу. Он только будет путаться под ногами, пока вы станете мерить, какой длины вам требуются занавески. – Заметив выражение лица Джосс, она снова усмехнулась. – Ладно, прости. Я не хотела. Я знаю, занавески вам не по карману. Валяйте, поезжайте с Люком и устройте себе настоящий выходной. Ему полезно отдохнуть от всех этих неурядиц с компанией. Мы с мамой с радостью займемся Томом!

Машину вел Люк. Его красивое, крупное лицо осунулось от недосыпа и беспокойства. Джосс протянула руку и коснулась его ладони.

– Взбодрись. Тебе там понравится.

– Думаешь? – Он повернулся к ней и наконец-то улыбнулся. – Да, ты права, обязательно понравится. Если крыша задерживает хотя бы часть дождя и если там есть огород, где можно выращивать овощи, то мне наверняка понравится. А как он, этот дом, выглядит – мне наплевать.

Вся последняя неделя была кошмаром: юристы, банковские служащие, следователи из полиции. С утра до поздней ночи Люк встречался с ними и с кредиторами и бухгалтерами и вынужден был наблюдать, как маленькая инженерная фирма, весь смысл его жизни, рассматривалась под микроскопом. В конечном итоге их банкротами не объявили. Но неприятно было сознавать, что Барри Хендерсона объявили в международный розыск. Отвратительное впечатление от предательства Барри и неизбежная потеря дома мешали Люку по-настоящему радоваться счастью, выпавшему на долю Джосс. Тем не менее, хотя бы временно, пусть дырявая, но все же крыша будет у них над головами. А там они смогут решить, что делать дальше.

Они остановили машину у деревенского магазина.

– Ты не хочешь войти и представиться? – улыбнулся Люк. – Новая хозяйка особняка.

Джосс пожала плечами.

– Что я могу им сказать?

– Правду. Ты должна сказать им правду, Джосс. Здесь ведь и почта тоже. Скоро сюда начнут приходить письма. Дай деревне хоть какой-нибудь повод для сплетен. – Он вылез из машины.

Ветер был просто ледяной, он раскачивал ветви ясеней, растущих на перекрестке и, как голодный пес, рвал последние листья. Джосс последовала за Люком, подняв воротник куртки и пытаясь защититься от ветра, который разметал ее волосы, закрыв лицо и глаза.

В магазине никого не было. Они стояли, оглядываясь, вдыхая резкий запах сыра, ветчины и колбасы и наслаждаясь тишиной после воя ветра. Через минуту в дверях появилась почтовая служащая с чашкой кофе в руках.

– Здравствуйте. Могу я вам чем-нибудь помочь? – Она поставила чашку, потом уставилась на Джосс. – Ну конечно, вы тут недавно были, спрашивали о Холле. Вам удалось повидать Мэри Саттон?

Джосс отрицательно покачала головой.

– Дома никого не было, когда я постучала, но викарий в церкви дал мне адрес своего предшественника, который знал Данканов.

– Понятно. – Женщина склонила голову набок. – У вас есть особая причина интересоваться Холлом? – В ее глазах светилось любопытство.

Джосс услышала, как хмыкнул Люк. Она быстро наступила ему на ногу, улыбнулась и протянула женщине руку.

– Мне, видимо, следует представиться. Меня зовут Джосс Грант, это мой муж Люк. Похоже, мы будем здесь жить, по крайней мере, какое-то время. Лаура и Филип Данкан – мои родители. Еще ребенком они отдали меня на удочерение, но вышло так, что дом они завещали мне.

У женщины буквально отвисла челюсть.

– Нет, это надо же! Господи! Такой замечательный дом!

Джосс ожидала, что она обрадуется, но та скорее пришла в ужас.

– Но вы никогда не сможете там жить! Это невозможно!

Изумленная Джосс нахмурилась.

– Это еще почему? Мне вовсе не показалось, что он в плохом состоянии.

– Да я совсем о другом. – Женщина внезапно смутилась. – Не обращайте на меня внимания. Дом очарователен. Вам очень повезло. Все в деревне обрадуются. Он так долго пустовал, слишком долго. – Женщина покачала головой. – Ох, я совсем забыла о приличиях. Меня зовут Салли Фейрчайлд, мой муж Элан заведует почтой, я же продаю продукты. – Она засмеялась. – Пять лет назад Элан ушел на пенсию, он работал бухгалтером, вот мы и решили, что в наши преклонные годы займемся магазином. Думали, будет легко и без проблем. С той поры мне присесть некогда…

Когда они вернулись в машину, Люк взглянул на Джосс. На заднем сиденье лежали шесть коробок с припасами, достаточно, чтобы продержаться хотя бы дня три, так с улыбкой сказал Люк, когда они выбирали продукты из богатого ассортимента Салли Фейрчайлд.

– Ну, и что ты обо всем этом думаешь?

Джосс потянулась за ремнем безопасности.

– Милая женщина. Но мне почему-то кажется, хоть она и утверждает, что в деревне будут рады, это совсем не так.

Бросив взгляд в зеркало, Люк свернул за угол.

– Сюда? Безусловно, она реагировала как-то странно. Ты все еще хочешь попытаться заехать к Мэри Саттон?

Джосс отрицательно покачала головой.

– Поедем сначала в дом. Не терпится посмотреть, каков он изнутри. – Она потянулась к бардачку, достала оттуда коробку с ключами и прижала ее к груди. – Мы не можем рассчитывать, что местные жители вот так сразу нас примут. Когда я звонила Дэвиду Трегаррону, чтобы поделиться нашими планами, он заметил, что местным понадобится не менее двадцати лет, чтобы принять чужака. Но поскольку я – кровная родня, то, может, девятнадцать лет и восемь месяцев.

Люк рассмеялся.

– Теперь вверх и вокруг поля, – продолжала Джосс. – Мне кажется, дорожка туда должна начинаться где-то за церковью. Он сказал, что приедет и навестит нас.

Дэвид был не просто ее боссом. Он был ее доверенным лицом, другом, спарринг-партнером. Его теплые слова и огорчение из-за их отъезда глубоко растрогали ее, когда она звонила ему пару дней назад.

– Вот. Скорее всего, здесь.

Кованые ворота между двух каменных столбов, покрытых мхом и лишайниками, были полуоткрыты. Люк остановил машину. Вылез и попытался распахнуть ворота пошире, что ему и удалось, несмотря на заросший травой гравий. На воротах не оказалось никакой таблички, возвещающей, что это – Белхеддон-Холл, самого дома также не было видно, поскольку дорожка резко сворачивала за разросшиеся кусты. Он снова сел в машину.

– Все хорошо? – Он явно волновался. Протянул руку и сжал ладонь Джосс. – Возвращение блудной дочери. Поехали.

Дорожка оказалась довольно короткой. Свернув за кусты, они увидели дом. Люк подъехал ближе и заглушил двигатель.

– Джосс! – Больше он не нашел что сказать.

Несколько минут они сидели в машине и разглядывали дом через лобовое стекло.

Первой встрепенулась Джосс, открыла дверцу и вылезла под порывы ледяного ветра. Молча долго смотрела на дом. Здесь она родилась. Это ее наследство. Ее дом.

Люк стоял позади, наблюдая за ней. Он безмерно гордился своей женой. Она была красива, умна, трудолюбива, сексуальна… Он остановил себя, слишком уж его занесло. И теперь к тому же – наследница!

Люк тихо подошел к ней и положил руки ей на плечи.

– Ну, как тебе – вдруг оказаться дома? – тихо спросил он. Он абсолютно безошибочно прочел ее мысли.

Джосс улыбнулась, погладив его рукой по щеке.

– Странно как-то. И немного боязно.

– Дом-то большой.

– А у нас нет денег. – Она повернулась и взглянула на него. – Ты всегда любил преодолевать трудности. – Ее глаза сверкали.

– Если мы всерьез решили пожить здесь какое-то время, нам понадобятся наличные на налоги, на отопление, электричество и питание. К тому же, нам постоянно придется что-то ремонтировать. Так что никаких проблем. – Люк ухмыльнулся. – Твоя мать и в самом деле оставила тебе волшебную лампу, мешочек с золотом и шесть слуг?

– Разумеется.

– Тогда, как я уже сказал, никаких проблем.

Дверная скважина в парадной двери оказалась размером в пару дюймов. Джосс уже изучила содержимое маленького ящика, там ничего подходящего не было. Она вытащила два ключа с этикеткой «Черный ход».

Они обошли дом, пройдя мимо закрытых ставнями окон, и свернули в каменную арку. За ней располагались конюшни, гаражи и каретный двор, окруженный вымощенной брусчаткой площадкой, с восточной стороны прилегающей непосредственно к дому. У двери черного хода стоял черный железный насос.

– Джосс! – Люк огляделся. – Только представь, что я могу здесь делать! Мне пришла в голову великолепная мысль! Наверняка искать работу в Лондоне бесполезно, так ведь я могу работать здесь! – Тремя шагами он достиг ближайшей двери. Открыв ее, он увидел пустой гараж. – Машины! Я смогу ремонтировать машины. Начать все с начала. Бог ты мой, здесь вполне хватит для этого места. Хоть что-то заработаю на жизнь. – Он с воодушевлением принялся рассматривать другие строения.

Джосс улыбнулась. Дом уже начал на него действовать. Она видела, как проходит его депрессия. Она постояла еще несколько минут, потом, не сумев сдержать нетерпения, повернулась к двери.

Дверь разбухла от сырости и открылась с трудом.

– Подожди меня! – Люк подошел и взял ее за руку. – Слушай, а я не должен перенести тебя через порог, или это про что-то другое?

Джосс, смеясь, обняла его за шею, а он подхватил ее на руки и вошел в темноту первой комнаты. Там он, запыхавшись, поставил ее на пол и спросил:

– Господи, женщина! Чем ты питаешься, кирпичами?

Они стояли молча, оглядываясь. Свет неохотно пробивался сквозь щели в ставнях огромной комнаты.

– Кухня, – прошептала Джосс. Одну стену целиком занимал огромный камин. Внутри притулилась плита, вдвое больше обычной, напоминавшая черный двигатель. На ней стоял чайник. В центре комнаты – хорошо выскобленный дубовый стол и шесть деревянных стульев с изогнутыми спинками. Один был выдвинут, как будто кто-то только что встал и вышел из комнаты. Слева – шкаф со стеклянной дверцей, запыленный и обвитый паутиной, сквозь которую виднелась посуда.

Джосс и Люк, держась за руки, молча, как двое нашкодивших ребятишек, двинулись к двери в дальнем конце кухни. Над ней висела планка с пятнадцатью колокольчиками, к каждому из которых тянулся проводок. Так в далекие времена вызывали из кухни слуг, находящихся в других помещениях дома.

За кухней они обнаружили на удивление большое число подсобных помещений – кладовок, посудомоечных и так далее, а в конце коридора – обитую сукном дверь. Они остановились.

– Вверх и вниз. – Люк улыбнулся, проводя рукой по зеленой обивке двери. – Ты готова подняться наверх?

Джосс кивнула. Она заметно дрожала. Люк толкнул дверь, и они заглянули в длинный коридор. Там тоже было темновато, но темнота разрезалась резкими солнечными полосами. Они обнаружили, что шагают по дубовому паркету, который когда-то был хорошо натерт. Вместо экзотических ковров пол покрывали сухие листья, которые ветер занес сквозь щель под входной дверью.

Справа от входной двери они обнаружили столовую. Там стоял длинный стол, а вокруг него – Люк с благоговением пересчитал вслух – двенадцать стульев. Слева находилась высокая дверь, явно более старая, чем те, что встречались им до сих пор. Она была в готическом стиле, напоминала церковную и вела в громадную комнату с высоким потолком. Раскрыв рты от изумления, они смотрели на потолочные балки и балкон для музыкантов за резными арками.

– Бог ты мой! – Джосс сделала несколько шагов вперед. – Как будто время вернулось вспять. – Она оглянулась и вздрогнула. – Ох, Люк.

В этой комнате мебели было очень мало. Два тяжелых комода стояли вдоль стен, а в центре – небольшой стол. В камине до сих пор лежали остатки недогоревших дров.

В дальнем углу комнаты они увидели арку, завешенную пыльной шторой, ведущую в еще один коридор и к широкой лестнице наверх, исчезающей в темноте. Они попытались разглядеть что-нибудь наверху.

– Мне кажется, надо открыть хотя бы часть ставен, – тихо предложил Люк. – Этому дому явно не помешает немного солнечного света. – Он чувствовал себя слегка не в своей тарелке. Взглянул на Джосс. Ее лицо в полутьме казалось белым и несчастным. – Пошли, Джосс, впустим в дом немного солнца.

Он подошел к окну и некоторое время возился с запорами, удерживающими ставни. Наконец ему удалось с ними справиться, и он распахнул ставни. Солнечный свет упал на пыльный пол.

– Так лучше? – Вряд ли. Джосс была бледной, как полотно.

Она кивнула.

– Я просто дар речи потеряла.

– Я тоже. – Он огляделся. – Здесь не хватает только парочки рыцарей в доспехах. Знаешь, мы могли бы устроить тут гостиницу! Туристы валом бы повалили, а мы бы разбогатели! – Он прошел к еще одной двери и распахнул ее. – Библиотека! – воскликнул он. – Ты только взгляни! Тут даже для тебя книг хватит. – Он исчез из виду, и до нее доносился лишь звон ударов железа по дереву – Люк открывал очередные ставни.

Она не сразу пошла за ним. Медленно поворачиваясь, оглядывала пустую комнату. Тишина в доме начинала давить на нее. Как будто она прислушивалась, наблюдала, затаив дыхание.

– Джосс, иди и посмотри! – Люк стоял в дверях. Он сиял. – Что-то потрясающее.

Джосс встряхнулась. Все еще дрожа, прошла за ним в комнату и сразу же почувствовала себя лучше.

– Люк!

Как он верно сказал, это было что-то потрясающее. Небольшая, светлая комната, наполненная осенним солнечным светом, выходящая окнами на лужайку и маленькое озеро вдалеке. Стены до потолка заставлены полками с книгами, за исключением того места, где расположился старый письменный стол с крышкой. Перед ним стоял древний стул с кожаным сиденьем. Вокруг камина – три уютных кресла, маленький столик, подставка для газет, наполненная доверху, и корзинка для шитья, где все еще лежали шелковые нитки и иголки, свидетели последних дней пребывания в этом доме Лауры Данкан.

Джосс оглядывалась вокруг, чувствуя комок в горле.

– Как будто она только что встала и вышла. Она даже не взяла свое шитье. – Джосс провела рукой по содержимому корзинки. В глазах стояли слезы.

– Будет тебе. – Люк обнял ее за плечи. – Она все продумала. Ей не нужно было шитье, вот и все. Она собиралась жить во Франции без забот. Готов побиться об заклад, на ее месте ты бы тоже не взяла с собой иголки. – Он сжал ее плечи. – Стол заперт. Там есть ключ?

Ключа не было. Они перепробовали все, потом бросили эту затею и продолжили осматривать дом. На первом этаже они обнаружили еще только одну комнату, окна которой выходили на подъездную дорожку. Скрипучие ставни поддались с трудом, и они увидели свою машину, уже засыпанную листьями каштана, росшего у края лужайки. На травке троица зайцев беззаботно щипала траву в трех футах от колес машины.

У основания лестницы Джосс помедлила. Дубовые ступени и резные перила скрывались в темноте. Хотя Джосс и чувствовала за спиной Люка, она на мгновение заколебалась, положив руку на резную стойку перил.

– В чем дело?

Она пожала плечами.

– Не знаю. У меня такое чувство, будто там кто-то есть. И ждет.

Люк ласково взлохматил ей волосы.

– Может и есть. Скелет в шкафу. Давай, старина Люк пойдет вперед. – Он начал подниматься, перепрыгивая через две ступеньки, и изчез за поворотом.

Джосс стояла неподвижно. Она слышала эхо его шагов, теперь уже знакомый звук открываемых ставен, и вдруг лестницу над ней залил свет.

– Иди. Никаких скелетов.

Она снова услышала его шаги, потом все стихло.

– Люк! – Внезапно она испугалась. – Люк, где ты? – Она начала медленно подниматься по лестнице.

Ступени слегка поскрипывали под ее весом. Полированные перила были на ощупь гладкими и холодными. Она подняла голову, сосредоточившись на верхней площадке. Перед ней был широкий коридор с тремя дверями.

– Люк?

Никакого ответа.

Она ступила на выцветший персидский ковер и быстро заглянула в правую дверь. Та вела в большую спальню, окна которой выходили в сад и дальше в поле и на море. Мебели в комнате было немного. Кровать, закрытая простыней от пыли, викторианский комод с ящиками, шкаф красного дерева. И никаких следов Люка. Другая дверь, подальше от лестницы, вела в большую красивую спальню, в центре которой стояла огромная кровать. Несмотря на пыль, покрывавшую все вокруг, Джосс видела, насколько хороша мебель. Она сделала шаг вперед, сдернула простыню с кровати и обнаружила вышитое покрывало в тон драпировки.

– Ну, миссис Грант, что вы думаете о своей спальне? – Люк появился у нее за спиной так неожиданно, что она даже вскрикнула от испуга. Он обнял ее. – Это тот самый стиль, в котором ты бы хотела привыкнуть жить, я верно понимаю? – Он смеялся.

Забыв про свой страх, Джосс улыбнулась.

– Поверить не могу. Похоже на дворец спящей красавицы.

– И спящая красавица ждет поцелуя принца, чтобы разбудить ее и доказать, что она вовсе не видит сон!

– Люк… – Возглас протеста был заглушен его поцелуями. Он поднял ее на постель, и сам лег рядом. – Думается, нам надо сделать заявку на эту кровать, миссис Грант? – Он возился с пуговицами ее шерстяной кофты под курткой.

– Люк, мы не можем…

– Почему бы нет? Это твой дом и твоя постель!

Она вздрогнула, когда его руки, заледеневшие в холодном доме, коснулись ее теплой груди и сняли с нее бюстгальтер. Она тоже начинала возбуждаться.

– Люк…

– Помолчи. – Он прижался к ней губами, дразня ее языком, а руки тем временем снимали с нее юбку и колготки. – Сосредоточься на своем муже, любовь моя, – улыбнулся он.

– Я так и делаю. – Она подняла руки и сняла с него свитер и рубашку, чтобы иметь возможность поцеловать его грудь и плечи, и притянула его к себе, забыв обо всем, кроме охватившего ее страстного желания.

В другом конце комнаты неподвижно стояла темная фигура, наблюдая за ними.

– Да! – Торжествующий вскрик Джосс приглушили кроватные занавеси. Лучи солнца на потолке погасли, поскольку набежали темные тучи.

Прижавшись к Люку, Джосс открыла глаза и уставилась на вышитый балдахин над кроватью. В центре находилась покрытая пылью и паутиной розетка из бледного шелка кремового цвета. Удовлетворенная Джосс потянулась как кошка и огляделась. Ей не хотелось двигаться, приятно было чувствовать на себе вес Люка, ощущать его плоть и близость. На мгновение ей почудилось, что она заметила что-то в углу, но мозг отреагировал не сразу. Она моргнула, внезапно испугавшись, но там уже ничего не было. Просто игра света.

Люк наконец поднял голову и взглянул на нее. Джосс плакала.

– Родная, да что с тобой? – Обеспокоенный, он ладонью утер ей слезы. – Я сделал тебе больно?

Она покачала головой.

– Не обращай внимания. Я в порядке. Сама не знаю, почему плачу. – Шмыгая носом, Джосс выбралась из-под него и соскользнула с постели. Надев юбку, потянулась за колготками, лежащими на пыль ном полу. Как раз когда она натягивала их на себя, раздался звонок.

Люк встал. Натянув свитер, он прошлепал к окну и выглянул.

– Кто-то звонит в парадную дверь! – Он с трудом подавил смех. – Как неудобно! Наш первый гость, а мы с тобой в неглиже.

– Неправда! – Она сунула ноги в туфли и пригладила волосы. – Иди и открой дверь.

Это им не удалось. Нигде ни следа от ключа. Люк прокричал в замочную скважину, что придется пройти к двери черного хода. Так что они принимали свою первую гостью в темноватой кухне. Ею оказалась высокая, приятной наружности женщина, укутанная в теплое пальто и длинный шарф.

– Джанет Гудиар. Ваша ближайшая соседка. – Она протянула руку обоим по очереди. – Салли Фейрчайлд сказала мне, что вы здесь. Дорогие мои, передать вам не могу, как разволнуется деревня, узнав о вашем приезде. Вы серьезно решили тут жить? Такая забытая Богом рухлядь. – Сняв перчатки и бросив их на стол, она подошла к плите и открыла дверцу одной из духовок. Весело сморщила нос. – На кухню придется потратить не меньше двадцати тысяч! Я знаю одного превосходного дизайнера, так что можете воспользоваться. Он тут все сделает по первому классу.

Люк и Джосс обменялись взглядами.

– Вообще-то я хочу оставить на кухне все, как было, – заметила Джосс. Люк нахмурился. Она говорила тихо и зло. – Плита еще прекрасно послужит.

Похоже, гостья удивилась.

– Наверное. Но было бы куда лучше, если бы вы поставили современную систему. И храни вас Господь, если дело дойдет до крыши. Лаура с Филипом вечно возились с крышей. – Она перестала рыскать глазами по кухне и повернулась к ним с теплой улыбкой. – Дорогие мои, выразить не могу, как приятно будет снова иметь соседей. Жду-не дождусь, когда вы переедете. Кстати, я ведь вот зачем пришла – пригласить вас на ленч. Мы живем вон там, через сад, на ферме. – Она широким жестом указала направление. – Мой муж здесь владеет почти всей землей.

Джосс уже открыла было рот, чтобы ответить, но Люк опередил ее.

– Вы очень добры, миссис Гудиар, но мы привезли с собой еду. Думаю, на этот раз мы пообедаем здесь, если вы не возражаете. Нам еще надо все измерить и записать, пока мы здесь.

– Двадцать тысяч! – Он зашелся в смехе, как только они избавились от гостьи. – Знала бы она, что мы переезжаем сюда без гроша за душой, так вычеркнула бы нас из своего рождественского поздравительного списка прежде, чем мы бы туда попали.

– Не думаю, что она хотела нас напутать. Мне она даже понравилась. – Джосс потянула один из ящиков шкафа. – Но в одном она права, Люк. Дел тут невпроворот. Крыша, скорее всего водопровод, опять же электричество, мы ведь не знаем, функционирует ли все это. И плита. Надеюсь, мы сможем ею пользоваться… – Она с сомнением взглянула на плиту. – Но подумать страшно, сколько она будет жрать топлива.

– Справимся. – Он снова обнял ее и притянул к себе. Она заметила, что впервые за долгое время после предательства Барри он выглядит счастливым. – Для начала должен сказать, что видел в одном из сараев целую гору угля. И дрова. Мы справимся, Джосс. Как-нибудь. Ты увидишь.

 

5

Пустая кружка от пива оставила на столике в пабе мокрый круг, который Джосс старательно переделывала в восьмерку, пока Дэвид Трегаррон пробивался к столику с двумя полными кружками и пакетиком орехов.

Дэвиду, декану исторического факультета школы «Дейм-Фелиция» в Кенсингтоне, было тридцать восемь лет. Два года назад он развелся и жил там же, где и работал, над четырьмя спальнями маленьких мальчиков, в небольшой квартирке с минимальными удобствами. Развод дался ему тяжело, ему сопутствовало множество неприятностей, и в тот трудный период Джосс служила ему надежной поддержкой. Они могли расходиться во мнениях насчет методов преподавания, но во время его трудного развода она всегда была ему верным другом. Она утешала его, когда его жена сбежала на рассвете с любовником, поила его в буфете кофе и минеральной водой и радостно соглашалась со всеми его претензиями и жалобами в адрес женщины, с которой даже не была знакома.

Когда однажды, после того как развод уже стал делом прошлого, он схватил ее руку и сказал: «Джосс, бросай Люка, выходи за меня», он понял, что шутит только наполовину. Он вовремя заметил опасность и взял себя в руки. Обожать Джосс разрешалось. Все остальное запрещалось категорически.

– Ну, и как Люк прореагировал на вдруг обретенное богатство? – Дэвид осторожно опустился на плюшевое сиденье стула и пододвинул ей одну из кружек.

Джосс сухо усмехнулась.

– Поразился. Почувствовал облегчение. Не мог поверить. Не обязательно в таком порядке.

– А ты?

Она вздохнула.

– Грубо говоря, то же самое. Мне все еще хочется себя ущипнуть. За последние недели чего только не наслучалось, Дэвид! Даже в своих самых смелых мечтах я не представляла, что с нами может произойти такое! – Она отпила глоток и задумалась. – Мило с твоей стороны, что ты позвонил и пригласил меня. Если хочешь знать, это первый раз, когда я выбралась из дома за долгое время. Там конь не валялся. Да и дела с фирмой были сплошным кошмаром.

Дэвид поморщился.

– Я очень переживал, когда обо всем узнал. – Он взглянул на нее. – Так они объявили Люка банкротом?

Джосс отрицательно покачала головой.

– Слава Богу, нет! Нас спас коттедж. Его купил дед Люка сразу после войны, он стоил тогда несколько сот фунтов. Когда же отец Люка подарил нам его на свадьбу, он передал нам целое состояние, да благословит его Господь. – Она печально улыбнулась. – Сейчас его можно продать за большие деньги. Если я когда-нибудь доберусь до Барри, я придушу его собственными руками, если Люк или полиция не достанут его раньше. Такой прелестный дом!

– Да, не повезло вам. Но теперь у тебя целый дворец в Восточной Англии.

Она грустно улыбнулась.

– Знаю. Похоже на сказку. Да это и есть сказка. Ох, Дэвид, там так красиво! И у Люка куча планов. Он снова собирается заняться реставрацией старых машин. Ему всегда это нравилось. Мне кажется, административная и бумажная работа ему порядком надоела. К тому же, ему позволили оставить у себя кое-какие инструменты, принадлежавшие фирме, поскольку, по мнению некоторых, они уже устарели и покупатели от них отказываются. У него есть станки, бурильное и режущее оборудование и кое-что еще. Надеюсь, он не ошибается, рассчитывая заработать таким образом. Ведь нам ужасно будет не хватать наличных денег. Следующее лето мы сможем прожить за счет огорода, но сейчас время совсем не подходящее для начинающих огородников! Ты сообрази, мы переезжаем всего за несколько недель до Рождества!

– Джосс, у меня есть идея. – Дэвид подвинулся, чтобы освободить место для шумных выпивох, рассаживающихся за соседним столиком. – Вот почему я настоял, чтобы ты встретилась со мной сегодня. – Он помолчал и театрально вздохнул. – Я знаю, ты не всегда любила преподавать историю!

Джосс рассмеялась.

– Это еще мягко сказано!

– И мы много на эту тему спорили.

– Согласна. – Она с симпатией взглянула на него. – И к чему ты ведешь? Ты далеко не всегда так осторожен в своих предложениях.

– Прежде всего скажи мне, собираешься ли ты снова вернуться к своей профессии там, на новом месте?

Джосс покачала головой.

– Сомневаюсь. В деревне, вероятно, есть школа, я пока еще не уточняла, но думаю, что в тех условиях моя манера преподавания вряд ли подойдет. Честно говоря, я полагаю, что покончила с этим делом, Дэвид.

– Ты ни о чем не сожалела, когда подавала заявление об уходе перед рождением Тома. Даже я это видел.

– И ты, конечно, был рад от меня избавиться. – Она не отводила взгляда от своей кружки.

– Ты знаешь, что это не так. – Он немного помолчал. – Ты – хороший преподаватель, Джосс. Мне было ужасно жаль тебя терять. Во многих отношениях. – Он был явно смущен. Взяв себя в руки с заметным усилием, продолжил: – Ты любишь детей, ты их вдохновляешь. На такое способны далеко не все в нашей профессии. Знаю, мы иногда ругались по поводу твоих методов, но меня волновало лишь то, что ты не успеешь уложиться в программу. – Он замолчал и покачал головой. – Я все смешал в кучу. На самом деле у меня есть предложение, но я не хочу, чтобы ты меня неправильно поняла. Это вовсе не оскорбление или зловещий замысел подорвать твою интеллектуальную целостность. И я не пытаюсь критиковать твои знания или понимание истории, я просто думаю, что тебе стоит как следует подумать о том, чтобы начать писать. Художественные произведения.

Он ждал, не сводя с нее глаз.

– По-твоему, мне это больше подходит, чем серьезная историческая наука? – спросила Джосс, пряча улыбку.

– Так и знал, что ты это скажешь! – Он хлопнул по столу ладонью. – Нет, я не то имел в виду. Ладно, ты рассказывала ребятишкам истории. Они их обожали. Не знаю, может, это и плохая история, но наверняка хорошее преподавание. Они страшно скучали по тебе, когда ты ушла. Джосс, я уверен, что ты можешь зарабатывать этим делом деньги. Я читал несколько твоих рассказов. Ты же выиграла в том конкурсе. Я говорю серьезно. У меня предчувствие, что у тебя получится. У меня есть пара знакомых в издательском деле, и, если хочешь, я могу показать им некоторые из твоих работ. Я не хочу, чтобы ты возлагала на это слишком большие надежды, дело это сложное, но у меня предчувствие насчет тебя. – Он снова улыбнулся. – Хорошее предчувствие, Джосс.

Она тоже улыбнулась.

– Ты славный парень, Дэвид. – Она положила ладонь на его руку.

– А я знаю. – На мгновение он позволил своим пальцам оставаться под ее ладонью, потом неохотно убрал руку. – Значит, ты разрешаешь мне показать кое-кому твои рассказы?

– Разрешаю. И спасибо.

– А я смогу приехать и навестить вас, когда вы устроитесь?

– Разумеется. Я буду по тебе скучать, Дэвид.

Он поднял свою кружку.

– Я тоже, Джосс. Я тоже.

Джосс рассказала Люку о предложении Дэвида в тот же вечер, стоя на коленях на кухне и упаковывая посуду.

Он минутку подумал, склонив голову набок, затем многозначительно кивнул.

– Ты можешь писать и действительно победила в том конкурсе.

– Победить в конкурсе коротких рассказов одно, а зарабатывать этим себе на жизнь – совсем другое, Люк.

– Но попробовать ты ведь можешь. И нам так нужны будут деньги, Джосс. Тут ты не заблуждайся.

Она задумалась, обхватив колени руками.

– Нам нелегко придется в Белхеддоне, верно?

Он кивнул.

– Молись, чтобы крыша не протекала. Твои родители хотели сделать тебе добро, завещав дом, но он потребует много забот.

– Как-нибудь справимся. Вернее, ты справишься. Я рада, что вышла замуж за человека, у которого золотые руки. И кто знает, вот устроимся, и я возьму и напишу бестселлер. – Она взглянула на него из-под упавших на лоб волос. – Мечты сбываются, Люк.

Он встал со стула и сел рядом с ней среди груды ящиков и частично упакованных чашек и тарелок.

– Я знаю, Джосс. – Он обнял ее за плечи, прижал к себе и поцеловал. – Только не забывай, мы не должны терять почвы под ногами. Нам придется работать до седьмого пота, чтобы там все устроить, а это будет нелегко.

 

6

Когда грузовик медленно отъехал от дома и скрылся за поворотом, Джосс повернулась к Люку и взяла его за руку.

– Все. Мосты сожжены. Назад пути нет. Не жалеешь?

Он улыбнулся.

– Нет, Джосс, не жалею. Мы с тобой пускаемся в новую авантюру.

Они медленно вернулись в кухню. Комната почти не изменилась с тех пор, как они увидели ее впервые. Плита стояла на своем законном месте, потому что, к своей радости, они обнаружили, что после небольшого ремонта она функционирует прекрасно. Тарелки и чашки в буфете сверкали чистотой. Тяжелый стол, украшенный алой геранью, подарком от Джона Корниша, был выскоблен почти до белизны Элис, приемной матерью Джосс. Коробки с их собственной посудой стояли у стены. Во главе стола возвышался стул Тома.

Когда она вошли, Элис стояла, наклонившись над сковородой, помешивая что-то, пахнущее чрезвычайно аппетитно.

– Грузчики уже уехали? – муж Элис, Джо, с помощью маленького внука распаковывал кастрюли, сваливая газеты в огромную кучу в середине кухни.

– Наконец-то уехали, слава Богу. – Люк опустился на один из стульев. – Пахнет замечательно, Элис.

Теща улыбнулась.

– Знаешь, мне и в самом деле нравится готовить на этой плите. Мне кажется, я к ней приспособилась. Вот это – настоящая стряпня! – Плита оказалась первой из всего, что им пришлось отремонтировать еще до переезда. Она взглянула на Джосс. – Почему бы вам не выпить по бокалу вина, пока я тут управлюсь? Джо, пусть Лин возьмет Тома. Она может напоить его чаем. – Элис отошла от плиты, вытирая руки фартуком.

На столе стояли две бутылки вина и упаковка из шести банок пива.

– А штопор? – спросила Джосс, разглядывая бутылки. После нескольких недель сборов и организации переезда она так устала, что еле держалась на ногах.

– При моем маленьком бойскаутском ноже, – пошутил Люк. – Ты разве не помнишь, что сказал старшина грузчиков: не убирайте далеко чайник и штопор, иначе никогда их не найдете. – Он выудил из кармана нож, который и близко никогда не имел дела с бойскаутами. – Тебе пива, Джо? Я, пожалуй, присоединюсь к тебе. Переезд почему-то вызывает жажду.

Джосс сидела за столом, наблюдая, как сестра режет яблоко и дает его Тому, и внезапно ощутила глубокое удовлетворение. Возможно, потребуются годы, чтобы привести все в должный вид, месяцы, чтобы все распаковать и разложить по местам, но наконец-то они здесь. Никакого Лондона, Люку больше не надо ходить в офис, пытаясь разобраться с последними деталями его прошлой жизни. И здесь у них достаточно места, чтобы разместить Элис, Джо и Лин, да и любого другого, кто захочет их навестить. Элис взяла бокал и села рядом с Джосс.

– Пусть потушится пару часов. Потом можно будет поесть. Ты совсем замоталась, дорогая. – Она коснулась руки Джосс.

– Замоталась, но счастлива, – улыбнулась Джосс. – Все у нас получится. Я верю.

– Ну, разумеется. – Джо принялся заталкивать смятые газеты в полиэтиленовый мешок, но ему здорово мешал Том, который вытаскивал их почти с такой же скоростью и разбрасывал по кухне. – Вы будете здесь очень счастливы. – Он потянулся за своим пивом. – Давайте выпьем за Белхеддон-Холл и его обитателей!

Их дружный вопль в поддержку тоста почти заглушил дверной звонок. Люк со стоном поднялся и пошел к двери.

После первого визита почти три месяца назад они несколько раз встречались с Джанет Гудиар, и она все больше нравилась Джосс. Первое впечатление от нее, как от надоедливой и излишне любопытной соседки, оказалось неверным, она была доброй, хотя и не всегда тактичной, женщиной, которая стеснялась лишний раз потревожить соседей. На этот раз в ее корзинке лежала бутылка виски («На всякий случай, но я вижу, что вы уже позаботились об алкоголе») и нечто, оказавшееся соломенной куклой. Она приняла бокал вина от Люка и села рядом с Джосс.

– Вы, возможно, подумаете, что я не в своем уме, – жизнерадостно возвестила она, – но мне бы хотелось, чтобы вы повесили эту куклу где-нибудь на кухне. На счастье.

Джосс протянула руку и взяла искусно сделанную фигурку.

– Просто прелесть. Я, конечно, видела такие…

– Это не из сувенирной лавки, – перебила ее Джанет. – Она была сделана специально для вас одним стариканом, когда-то он работал на ферме, а сейчас иногда возится у нас в саду. Он велел мне передать ее вам. Она ограждает от злых сил.

Джосс подняла глаза от куклы.

– Злых?

– Ну, – Джанет пожала плечами, – вы, верно, уже поняли, что местные несколько странно отзываются об этом доме. – Она смущенно рассмеялась. – Я этому не верю. Здесь так мило.

– Что именно они говорят? – Убрав остатки яблока, Джосс пододвинула тарелку с яичницей Тому и вручила ему ложку.

– Не уверена, что нам нужно знать, дорогая, – тихо заметила Элис. – Взгляните на плиту, миссис Гудиар. Что вы теперь о ней думаете? – Джосс рассказывала матери о двадцати тысячах.

– Я считаю, что она просто замечательная. – Джанет все еще была в счастливом неведении относительно того, какое впечатление произвели ее первоначальные замечания по поводу состояния дома. – И как быстро вам удалось ее наладить.

– Если хотите, приходите к нам попозже ужинать, – вмешалась Джосс. – Мама как всегда наготовила на целую армию.

– Спасибо, но нет. – Джанет допила вино и поднялась. – Я зашла только чтобы передать вам куклу. В этот первый вечер вам меньше всего будут нужны гости. Когда-нибудь в другой раз я обязательно навещу вас. И, пожалуйста, если что-то нужно, не стесняйтесь, заходите, ведь мы живем совсем рядом. Пожалуйста, пожалуйста, не стесняйтесь. – Она улыбнулась всем, надела на голову шарф и вышла.

– Симпатичная дама, эта миссис Гудиар, – сказал Люк Джосс, когда они остались одни в большом холле. Они не стали пытаться пристроить здесь свою мебель. Комната была слишком большой, слишком величественной, и они пришли к выводу, что кроме того, что там уже есть, больше ничего и не требуется.

Ужин был съеден, постели разобраны и первый заказ Люка, ржавый «бентли» 1929 года уже был завезен в гараж. Не потребовалось даже рекламы в газете. Карточка, оставленная в магазине, несколько слов в пабе, и тремя днями позже зазвонил телефон. Полковник Максим из соседней деревни купил эту машину двенадцать лет назад, но у него так и не дошли до нее руки. Люк мог приняться за нее при первой возможности, а потом поработать над «Элвисом», принадлежавшим другу.

Том, утомленный треволнениями дня, улегся спать в собственной комнате без всяких протестов. Старая детская располагалась рядом со спальней Джосс и Люка, и поскольку двери обеих комнат выходили в общий короткий коридор, они легко могли услышать, если ребенок заплачет. Детская представляла собой целый комплекс из трех комнат, одна из которых была превращена в ванную. Окна ванной выходили на север, там было холодно, и даже яркие игрушки Тома не могли ее оживить.

– Занавески, яркий коврик, обогреватель и много ярких, пушистых полотенец, – решила Джосс, держа ребенка на коленях и вытирая его после ванны. Лиин составляла список покупок, сидя на закрытой крышке унитаза. – Спальня и ванная комната Тома – в первую очередь. – Джосс поежилась, несмотря на газовый обогреватель, который Люк установил в комнате. – Я хочу, чтобы он полюбил свой дом.

– По крайней мере, твоя кровать с пологом защитит тебя от сквозняков, – заметила Лин.

Ее спальня, хоть и выходила окнами на юг в сад, была жутко холодной. Ясно, что раньше там зажигали камин. В доме имелась доисторическая обогревательная система, работающая от плиты, но тепло до спален не доходило. Они уже решили, что, видно, им придется мириться с этим и мерзнуть. Тысячи одеял, бутылки с горячей водой, термопижамы – вот на что приходилось надеяться.

– Как ты думаешь, Джо и Элис долго здесь пробудут? – Джосс натянула пуховую пижаму на Тома.

– Столько, сколько ты захочешь. – Лин добавила к списку мыло, туалетную бумагу и чистящие средства. – Мама говорит, что не хочет путаться под ногами, но была бы рада остаться до Рождества. Она помогла бы тебе привести дом в порядок.

– Я знаю, благослови ее Господь. И я хотела бы, чтобы она осталась. Честно говоря, я бы хотела, чтобы вы все остались.

– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – Люк обнял Джосс за плечи. Они разожгли небольшой огонь в камине и стоя смотрели на потрескивающие поленья. Лин, Элис и Джо отправились спать, утомившись за день.

– Мне все это кажется осуществленной мечтой. – Джосс облокотилась на тяжелую надкаминную доску, глядя на огонь. – Думаю, здесь стоит установить елку, большую и пушистую, всю в огнях.

– Хорошая мысль.

– Том будет в восторге. В прошлом году он был слишком мал, не понимал, что происходит. – Джосс улыбнулась. – Ты слышал, как он говорил папе: «Том класть бумага сюда». Он вошел в раж, вытаскивая газеты из мешка.

– К счастью, твоему отцу это нравится. – Люк нахмурился. – Наверное, им странно сознавать, что этот дом принадлежал твоим настоящим родителям.

– Странно? – Джосс тряхнула головой так энергично, будто хотела прочистить мозги. – Подумай лучше, как я должна реагировать? Мне даже не хочется называть папу папой, как будто мой настоящий отец может услышать.

Люк кивнул.

– Я позвонил своим родителям, пока ты была наверху. Просто сказать, что мы уже здесь.

Джосс улыбнулась.

– Как там они? Как им живется в Чикаго? – Она знала, что Люк скучал по родителям, особенно по отцу.

– Замечательно. В начале лета следующего года они возвращаются домой. – Он помолчал. Они с Джосс планировали навестить их. Теперь ничего не получится. – Им не терпится посмотреть дом, Джосс. Знаешь, по телефону не очень наговоришься. – Он засмеялся.

Джосс улыбнулась.

– Что верно, то верно. – Она замолчала и задумалась.

– Ты не пробовала еще поискать ключ к тому письменному столу, что в кабинете? – Люк подтолкнул полено носком ботинка и с удовольствием следил, как снопы искр осветили закопченную заднюю стенку камина.

– Я туда вообще сегодня не заходила. – Она выпрямилась. – Я, пожалуй, приложусь немного к подарку Джанет Гудиар и поищу ключ, пока ты принимаешь ванну.

В комнате было холодно, за темными окнами густая темнота ночи. Поежившись, Джосс поставила стакан на один из столиков и пошла к окнам, чтобы закрыть ставни и задернуть шторы. Настольная лампа бросала неясный свет на ковер и оставленную хозяйкой корзинку с шитьем. Джосс долго не могла отвести от нее взгляда. От мысли, что ее мать пользовалась этими изящными ножницами и серебряным наперстком, у нее в горле стоял комок. Джосс нерешительно протянула руку и взяла наперсток. Он подошел ей, как будто был для нее заказан.

На дне корзинки лежал ключ, прикрытый нитками и лоскутками – небольшой резной ключ, который, как Джосс сразу инстинктивно поняла, и подойдет к столу.

Протянув руку, Джосс зажгла лампу на столе. Подняв крышку, она обнаружила под ней множество небольших отделений. Все было в идеальном порядке. Джосс сразу поняла, что стол принадлежал ее матери. Отпив глоток из стакана, Джосс потянулась к пачке писем. Развязывая стягивающую их ленту, она испытывала смешанное чувство вины и возбуждения.

Все письма были адресованы ее матери и отправлены кем-то, кого звали Нэнси. Она просмотрела письма. Интересно, кто такая Нэнси? На первый взгляд, подруга и любительница посплетничать, жившая в Истбурне. Послания не рассказали ей ничего о матери, но очень много о неизвестной Нэнси. Джосс аккуратно сложила письма, снова перевязала их лентой и положила на место.

Там были еще ручки и бутылочка чернил, скрепки, конверты и другие предметы, необходимые занятому человеку; в одном ящике обнаружилась писчая бумага, а в другом – записная книжка в кожаном переплете. Джосс с любопытством достала ее и открыла. На титульном листе рукой ее матери было написано: «Моей дочери Лидии». Джосс вздрогнула. Почему ее мать была так уверена, что она появится в Белхеддоне? Что когда-нибудь она сядет в это кресло, откроет один за другим ящики, найдет и увидит – нет, не дневник, как она ожидала – а просто чистые страницы без всяких дат.

И ближе к концу книжки лишь несколько торопливо написанных строк:

«Он снова приходил сегодня, без предупреждения и милосердия.

Мой страх придает ему силы…»

– Джосс?

Она даже подпрыгнула от испуга, услышав голос стоящего в дверях Люка. На нем был купальный халат, и даже через всю комнату она могла чувствовать густой запах его лосьона после бритья. Она захлопнула книжку и перевела дыхание.

– Что такое? Что-нибудь не так?

– Нет, ничего. – Джосс сунула книжку в ящик, закрыла крышку стола и повернула ключ. – Это стол моей матери. Так странно читать ее письма и остальное…

Мой страх придает ему силы…

Кому, ради всего святого? Кого так боялась ее мать, почему написала о нем в пустой книжке, которую оставила специально для Джосс?

Она лежала в постели, уставившись в темноте на полог над головой, и чувствовала, что не может сомкнуть глаз. Лежащий рядом Люк заснул сразу же, как только голова его коснулась подушки. Они оба очень устали. Ведь день для них начался в пять утра в Лондоне, а сейчас, в полночь, они были в Белхеддоне, который, к счастью или несчастью, стал теперь их домом.

Слегка двигая головой слева направо, Джосс могла видеть звезды сквозь окна на противоположных сторонах комнаты. Одно находилось на фасаде здания и выходило на дорогу, ведущую вниз, к деревне, другое – на задний двор и сад и далекое озеро, за которым виднелся залив Северного моря. Поначалу Люк, поднявшись в спальню, задернул шторы. Они были роскошными, тяжелыми, шерстяными, с вышивкой, на подкладке для защиты от холода. Разглядывая их, Джосс радовалась, что они спасут их от сквозняков, тем не менее прежде чем забраться в постель, она их раздвинула.

– Навевают клаустрофобию, – объяснила она Люку, уже пригревшемуся в постели. Его единственным ответом через минуту был легкий храп. За окнами светила луна, такая яркая, что в саду было светло как днем, а примерзшая трава сверкала словно льдинки. Джосс, дрожа, свернулась калачиком под пуховым одеялом. Им пришлось пойти на эти расходы, а старое вышитое покрывало аккуратно сложить и убрать. Ее поддерживала надежная теплота спящего мужа. Она осторожно протянула руку и положила ее ему на плечо. Прижалась к нему в темноте и не успела заметить легкого движения в углу комнаты.

 

7

Было еще совсем темно, когда Джосс выбралась из постели и, ступая босыми ногами по ледяному полу, направилась к двери. Позади нее тихо посапывал Люк. Джосс зажгла свет в ванной комнате и потянулась к лежащей на стуле одежде. Плотные брюки, рубашка, два свитера, теплые носки. В заледеневшей комнате дыхание вырывалось у нее изо рта клубочками пара. Она пришла в восторг и ужас от великолепного кружевного узора, оставленного на стекле Дедом Морозом. Печально улыбнувшись, прошла к двери и заглянула в комнату Тома. Он лежал на спине, закинув руки за голову и, измотанный впечатлениями вчерашнего дня, крепко спал. Щеки его порозовели во сне. Джосс на цыпочках прошла к комоду, где, по совету Лин, поставила термометр. Температура держалась постоянной. Она ласково улыбнулась сыну и также на цыпочках вышла, оставив дверь приоткрытой. Если Том проснется, Люк его услышит. Джосс поставила чайник на плиту и распахнула дверь во двор. Утренняя тишина была абсолютно безмолвной. Ни птичьего щебета, ни шума транспорта в отдалении, как бывало в Лондоне, ни веселого перезвона молочных бутылок. Натянув тяжелое пальто, она вышла во двор. Громадный старый «бентли» был загнан в каретный сарай, и двери заперты. Кроме их собственного «ситроена», покрытого инеем, во дворе ничего не было. Калитка в сад оказалась такой холодной, что Джосс ощутила это даже сквозь перчатку, когда толкнула ее и вышла на лужайку. Над головой светились звезды, как будто ночь еще не кончилась. Подняв голову, она могла разглядеть бледный свет, пробивающийся через шторы в комнате Лин. Ей что, тоже не спится на новом месте?

Трава под ногами была твердой и ломкой. Джосс казалось, что каждый ее шаг сопровождается звоном разбитого стекла. Она обогнула темное дерево и направилась дальше, к поблескивающей воде. На востоке звезды уже начали бледнеть. Она поняла, что скоро начнет светать.

Джосс простояла так несколько минут, сунув руки в перчатках в карманы, уставившись на окружающий ее лед. Постепенно в саду стало светлее. Она онемела от холода, но, даже невзирая на озноб, ощущала что-то другое. Дурное предчувствие, может быть, страх из-за того, что они сделали. На самом деле у них не было выбора. Даже если бы Люку удалось найти работу, она сомневалась, что у них хватило бы средств, чтобы снять квартиру, и уж наверняка не было бы возможности купить свою собственную. Они не могли больше жить в Лондоне. Но здесь все совершенно по-другому. Совсем другой мир, отличный от того, откуда они пришли, и того, о котором мечтали, когда поженились. Джосс нахмурилась и потопала ногами, чтобы согреться. Возвращаться ей не хотелось. Новый мир, новые люди, новые воспоминания – нет, воспоминания не то слово. История, которую следует узнать, принять и в какой-то степени прожить.

Сэмми!

Голос мальчика внезапно послышался где-то за ее спиной. Джосс круто повернулась.

Сэмми!

Еще раз, теперь подальше.

Она взглянула через поляну и увидела, что в ее с Люком спальне зажегся свет. Шторы так и остались не задернутыми, и широкий поток света падал на замерзшую траву.

– Эй! – Голос Джосс резко нарушил глубокую тишину. – Кто там? – Она огляделась. Звезды исчезали одна за другой. Серая пелена плыла между кустами и деревьями. Она нахмурилась. – Есть здесь кто-нибудь? – Она снова позвала, на этот раз громче, причем голос ее эхом пронесся над водой. Где-то далеко громко прокричала птица. Затем снова наступила тишина.

Джосс резко повернула к дому и только тут осознала, что ее бьет крупная дрожь. Она быстро пошла к двери в кухню. Сняв ботинки и перчатки, она вбежала туда, дуя на пальцы, и увидела, что на плите весело булькает чайник, наполняя комнату паром. Когда минут через десять появился Люк, она уже сидела за столом, так и не сняв пальто, и грела руки о кружку с чаем.

– Ну, Джосс, как дела? – Он улыбнулся ей и нашел кружку для себя.

Она наклонилась и поцеловала его в губы.

– Замечательно, странно, пугающе.

Он засмеялся, взяв ее за руку.

– Мы справимся, Джосс. – Его лицо стало на мгновение серьезным. – Ты рада, что Элис и Джо остаются? Не хочешь сначала пометить свою территорию, пока они тут не обосновались? – Он внимательно вгляделся в ее лицо. – Я знаю, как много значит для тебя этот дом, радость моя. Я понимаю, что ты должна чувствовать. Если у тебя есть возражения…

– Ничего подобного. – Джосс решительно потрясла головой. – Они мне здесь нужны. Не могу объяснить, но нужны, Люк. Для меня они нечто надежное, за что можно удержаться, вроде спасательного круга. Кроме того, я их люблю. Они – мои родители. Какой бы ни была Лаура, я ее никогда не знала. – Отодвинув назад стул, она резко встала. – Я не хочу, чтобы она завладела моей жизнью. Не хочу, чтобы она думала, что может завоевать мои привязанность и любовь всем этим. – Она обвела рукой кухню.

– Не думаю, что она ставила себе такую цель, Джосс. – Люк с удивлением наблюдал за женой. Темные волосы волной падали ей на глаза, а она даже не пыталась отбросить их назад тем привычным жестом, который ему так нравился. Они просто висели, скрывая ее лицо.

– Люк. – Она все еще не смотрела на него. – Я ходила к озеру, когда было еще темно. Там кто-то был.

– В саду? – Он пододвинул стул и сел напротив. – Кто?

– Кто-то звал Сэмми.

Он засмеялся.

– Наверное, коты. Ты же знаешь, как далеко разносится звук. Особенно в холодную тихую ночь, да еще около воды. Может, это был кто-то в деревне.

Наконец, она отбросила волосы. Криво улыбнулась и подула на чай.

– Ну, конечно. Почему я сама не сообразила?

– Потому что ты дурочка, и я тебя люблю. – Он улыбнулся, все еще наблюдая за выражением ее лица. Она была бледной от усталости. Стресс последних двух месяцев оставил свой след. Он был целиком занят бизнесом, а ей пришлось делать все остальное – продавать дом, упаковывать вещи, перевозить их, к тому же часто ездить в Восточную Англию, чтобы проследить за работами в доме, ремонтом электропроводки, канализации и так далее. Хотя Лин иногда брала Тома на несколько часов, Люк все равно понимал, что на плечи Джосс легла огромная нагрузка. Она потеряла в весе, а темные круги под глазами напоминали о многих бессонных ночах, когда она ворочалась рядом с ним, или лежала, уставившись в потолок, размышляя о переезде.

– Первый день отдыха в нашей жизни, Джосс. – Он поднял кружку и чокнулся с ней. – Будь здорова.

– Ты тоже. – Она улыбнулась.

Через полчаса появились Элис и Джо. Джосс как раз усаживала Тома в его высокий стул.

– Доброе утро, мой славный. – Элис остановилась и поцеловала Тома в макушку. – Джосс, детка, мы тут с отцом поговорили и решили сегодня вернуться в город.

– Но, мама… – Джосс в ужасе смотрела на нее. – Почему? Мне казалось, вам здесь понравилось…

– Понравилось. – Джо сел и подвинул к себе чайник. – Мы вернемся. У нас есть дела дома, да и по магазинам нужно походить. – Он нахмурил брови и подвигал ими в сторону Тома, который захихикал и принялся колотить ложкой по столу. – Кое-что купить, ведь скоро Рождество. Мы вернемся, милая, ты и оглянуться не успеешь. Твоей маме надо немного отдохнуть. Она сейчас мало на что годится. – Он покачал головой. – А я ее знаю. Она не усидит на месте, пока вся работа не будет переделана. Кроме того, я думаю, да и мама со мной согласна, тебе с Люком требуется несколько дней, чтобы устроиться по-своему.

– Ничего подобного. Мы это уже обсуждали. Я хочу, чтобы вы остались. – Она чувствовала, что ведет себя как испорченный ребенок. Жалобно шмыгнув носом, она повернулась к плите и потянулась за чайником. – Вы не можете уехать. Маме не надо делать ничего тяжелого. Она может здесь отдохнуть…

– Я думаю, что родители скорее всего правы, Джосс, – тихо сказал Люк. Он посмотрел поверх головы на своего тестя.

– Ну, Лин-то по крайней мере может остаться. – Джосс глубоко вздохнула. Взяла кувшин молока и чашку Тома.

– Нет, золотко. Лин уезжает с нами. – Джо подвинул к себе тарелку с тостами. Выбрал один, намазал маслом, нарезал на кусочки и разложил перед внуком. – Мы с ней тоже говорили. Она сможет приехать на следующей неделе, если к тому времени не найдет очередной временной работы. – Он вздохнул. Учеба не слишком интересовала Лин, и она бросила школу в шестнадцать лет, с той поры перебиваясь временной работой, одна хуже другой. Джосс же кончила школу с отличными оценками, блестяще училась в Бристольском университете и получила работу преподавателя. Сейчас Лин было двадцать восемь лет, за ее спиной – два неудачных романа и провалившаяся попытка организовать собственное дело. Поэтому она вернулась к родителям и без особого энтузиазма бродила по агентствам в поисках работы. Джо покачал головой. – Мы с мамой вернемся в среду, до Рождества останется еще куча времени. И будем тут жить столько, сколько ты пожелаешь, чтобы помочь, чем сможем.

– Они все заранее спланировали! – Позднее, стоя у каретного сарая и держа ручонку Тома в варежке в своей руке, она смотрела на спину мужа, склонившегося над ржавым мотором «бентли». – Почему? Это ты придумал?

Люк выпрямился.

– Нет. Но я их понимаю. Ты должна пожить здесь самостоятельно, Джосс. Это важно. Все исследовать. Почувствовать дух дома. Они знают тебя так же, как и я, даже лучше. Мы все понимаем, как много значит для тебя место, где ты собираешься жить. – Он пошел к верстаку у стены, куда уже выложил свои инструменты.

Она покачала головой.

– Я что, так легко предсказуема? Ты можешь сказать, что я чувствую, прежде чем я это почувствовала?

– Боюсь, что так. – Он хмыкнул.

– А как насчет тебя? Что ты думаешь об этом доме?

– В основном мерзну. – И как-то не по себе, хотел он добавить, но промолчал, потому что не мог объяснить, в чем дело. Так же чувствовали себя Джо и Элис. Они ничего не сказали, но он прочитал это в их глазах. Ничего удивительного, что им захотелось уехать. – Так что, если ты согреешь через полчасика чайник, я приду и постараюсь оттаять. Я хотел бы придерживаться плана в работе. Трудиться над старой колымагой Джорджа Максима по утрам, а в доме и саду – днем. Так я мог бы поделить свое время. Джосс… – Внезапно он забеспокоился. – Мы вовсе не сговорились все против тебя, радость моя. Верь мне. Слушай, если ты считаешь, что тебе будет тоскливо, ты можешь пригласить эту даму, Гудиар, и ее мужа на обед. Им наверняка страшно любопытно узнать, кто мы такие, а мы в свою очередь смогли бы выпытать у них что-нибудь насчет дома.

– Так, Том-Том, давай начнем сегодня сверху ради разнообразия. – Два дня непрерывной распаковки, сортировки и последующей уборки, телефонный звонок и с энтузиазмом принятое приглашение на ужин в конце недели как Гудиарами, так и Фейрчайлдами с почты. Джосс взяла тряпку и метлу и направилась к лестнице. Том радостно бежал следом.

На чердаке она обнаружила череду маленьких комнат, ведущих из одной в другую, все пустые, оклеенные выгоревшими обоями в цветочек, тяжелые, пыльные балки над головой. Комнаты, выходящие на юг, ярко освещены зимним солнцем, те, что по фасаду – холодные и темноватые. Джосс взглянула на сынишку. Он стоял рядом, засунув большой палец в рот.

– Хороший дом, Том? – весело спросила Джосс. Перед ними высилась гора старых книг.

– Том вниз. – Он вцепился в ее длинный свитер и потянул за него.

– Пойдем вниз через минуту, сделаем папе кофе… – Она замолчала. Где-то рядом послышался детский смех. И топот маленьких ног. Потом снова тишина.

– Мальчик, – с надеждой сообщил ей Том. Он робко заглянул ей за спину.

Джосс проглотила комок в горле.

– Здесь нет никаких мальчиков, Том-Том. – Нет, конечно, должны быть. Мальчики из деревни. Дом пустовал так долго, что было бы просто странно, если бы кто-нибудь не попытался его исследовать.

– Эй! – позвала она. – Кто здесь?

Тишина.

– Сэмми? – Она взяла это имя ниоткуда, из темноты. – Сэмми, это ты?

Тишина была давящей. Она больше не казалась тишиной пустоты; теперь она прислушивалась, спрашивала.

– Мам, посмотри. – Том потянул ее за свитер. – Махалка! – Потрепанная яркая бабочка, разбуженная теплом солнечного света, билась о стекло, тихо шурша крыльями и роняя с них красно-синюю пыль.

– Бедняжка, попалась в ловушку. – Джосс грустно смотрела на бабочку. Нельзя выпустить ее на улицу, там ее ждет верная смерть.

На этот раз смех донесся с другой стороны чердака, веселый, переливчатый, потом снова топот ног. Том засмеялся.

– Видишь, мальчики, – воскликнул он. – Хочу мальчиков.

– Мама тоже хотела бы видеть мальчиков, – согласилась Джосс. Наклонилась, взяла его на руки и, забыв о бабочке, открыла дверь в соседнюю комнату. – Им здесь нечего делать. Мы им скажем, чтобы шли домой обедать… – Она замолчала. Следующая и последняя комната была самой большой. Из ее окон она могла видеть конюшню, распахнутые двери каретного сарая, где стоял Люк, разговаривая с незнакомым человеком. Джосс огляделась. – Где же эти непослушные мальчики?

– Непослушные мальчики уходить, – печально констатировал Том. Он тоже смотрел по сторонам, по лицу текли слезы. Вне сомнения, именно отсюда доносился смех и топот детских ног, но комната была пуста, в ней вообще ничего не было. Доски пола покрыты пылью. Никаких следов.

– Том, мне кажется, нам надо спуститься вниз. – Она чувствовала себя не в своей тарелке. – Сварим папе кофе, а потом ты пойдешь и позовешь его. – Она попятилась к двери. Ни с того ни с сего ей совершенно расхотелось видеть этих спрятавшихся детей.

Три дня спустя, утром в день их первого званого ужина Люк открыл дверь погреба и включил там свет. Том спал наверху, когда он оторвал Джосс от ее бесконечной уборки.

– Давай как следует посмотрим на это вино. Надо поискать, нет ли там чего-нибудь пристойного к сегодняшнему вечеру.

Он бегом спустился по скрипучей лестнице впереди нее и оглянулся. В погребе было холодно и пахло сыростью. Беглый взгляд несколько дней назад их очень воодушевил: в погребе было полно вина – целые ряды бутылок, бочек и ящиков, тянувшиеся в темноту.

– Джосс? – Он повернулся и взглянул на нее.

Она стояла на верхней ступеньке.

– Джосс, иди сюда. Помоги мне выбрать.

Она покачала головой.

– Извини Люк, но нет. – Она сделала шаг назад. Джосс сама не смогла бы объяснить свое неожиданное отвращение. – Я лучше пойду сварю кофе или еще что-нибудь сделаю.

Он не сводил с нее взгляда.

– Джосс? В чем дело?

Но она уже ушла. Он пожал плечами. Повернувшись, уставился на первый ряд бутылок. По-видимому, у папаши Джосс был хороший вкус. Люк узнавал некоторые марки, но придется позвать специалиста, чтобы тот мог разобраться как следует. Может быть, Дэвид Трегаррон что-нибудь посоветует, когда приедет их навестить. Джосс часто упоминала страсть Дэвида к вину, которая даже превосходила его страсть к истории. Люк поежился. До чего же холодно, для вина годится, но не для человека. Он уже протянул было руку к стеллажу, но внезапно остановился и оглянулся. Ему показалось, что он услышал какой-то звук, донесшийся из угла погреба, который он не мог видеть из-за стеллажей. Он прислушался, пытаясь увидеть что-то в полутьме, куда не достигал свет единственной лампочки. Но звук не повторился.

Люку стало не по себе.

– Джосс, ты еще там? – Голос прозвучал будто в пустоте. Ответа он не получил.

Он снова потянулся к стеллажу, чтобы выбрать бутылки, но помимо воли прислушивался, поглядывая на темные углы. Наконец, схватив две бутылки практически наобум, он еще раз оглянулся, поежился и начал поспешно подниматься по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Захлопнул за собой дверь погреба и с облегчением повернул ключ. Затем громко расхохотался.

– Вот дурак! Что, по-твоему, могло быть там, внизу? – Когда он вошел в кухню и поставил бутылки на стол, он уже полностью пришел в себя.

Рой и Джанет Гудиар и Фейрчайлды прибыли одновременно точно в восемь часов. Они вошли через дверь черного хода и с явным удовольствием оглядывали кухню.

– Да, вы тут неплохо поработали, – задумчиво заметил Рой Гудиар, когда они снова вернулись на кухню после осмотра дома. – Все очень мило и выглядит обжитым.

Джосс проследила за его взглядом. И в самом деле, мило. Они распаковали свою посуду и украсили буфет цветами и красивыми тарелками, длинный стол был накрыт, а плита нагревала помещение до приятной температуры.

– Извините, нам придется ужинать на кухне. – Джосс наполнила бокал Джанет.

– Дорогая моя, да лучше и не надо ничего. Здесь так приятно и уютно.

Салли Фейрчайлд села за стол, расставив локти между ножей и вилок. Джосс обратила внимание, что взгляд ее то и дело останавливается на соломенной кукле, которую Люк повесил на леске над столом.

– Садитесь, Рой. И вы, Элан. Полагаю, Данканы соблюдали все формальности, когда здесь жили, – заметил Люк, доставая из духовки тяжелую кастрюлю и ставя ее на стол.

– Верно, когда Филип был еще жив. – Рой Гудиар опустил свое мощное тело на стул рядом с женой. Ему было далеко за пятьдесят, он был на голову выше Джанет, обветренное лицо приобрело оттенок сырого бифштекса, глаза цвета светлого янтаря поблескивали под кустистыми седыми бровями.

– Ваш отец был очень привержен формальностям, Джосс. – Обе пары теперь уже были полностью в курсе истории рождения Джосс. – Но в шестидесятые годы все люди с его родословной соблюдали формальности. Они просто иначе не умели. Разумеется, они держали слуг. Кухарку, горничную, двух садовников. Когда нас приглашали к обеду, мы всегда одевались соответствующим образом. У Филипа был превосходный винный погреб. – Он искоса взглянул на Люка. – Наверное, не стоит надеяться, что все еще на месте.

– Странно, но все сохранилось. – Люк взглянул на Джосс. Он не рассказал ей о своем поспешном бегстве из погреба и не спросил, почему она отказалась туда спуститься. – У нас есть приятель в Лондоне, бывший шеф Джосс, большой специалист по винам. Я думаю пригласить его и попросить взглянуть на погреб.

Рой уже успел рассмотреть бутылку и удовлетворенно кивнул.

– Ну, если вам нужна помощь или поддержка, не забывайте о соседях, живущих через поле. Я бы тоже не прочь увидеть, что там у вас имеется.

– Кроме привидения, разумеется, – тихо вставила Джанет.

На мгновение все замолчали, Джосс внимательно посмотрела на нее.

– Наверняка, там должно водиться привидение.

– Причем не простое старое привидение. В деревне говорят, что там живет сам дьявол. – Элан Фейрчайлд поднял бокал и, прищурившись, рассматривал содержимое. – Разве не так, Джанет? Ты ведь специалист по таким вопросам. – Он широко улыбнулся. До сих пор он молчал, а сейчас был явно доволен произведенным впечатлением.

– Элан! – Салли Фейрчайлд густо покраснела. – Я же говорила тебе, чтобы ты молчал. Бедняжкам ведь придется здесь жить.

– Ну, если он обретается в подвале, то я его не видел. – Взглянув на Джосс, Люк поднял крышку кастрюли и протянул ей большую ложку, чтобы она разложила запеканку по тарелкам. Она почти не видела его лица, скрытого ароматным паром.

Джосс хмурилась.

– Если мы собрались здесь жить, то я хотела бы знать, с кем, – сказала она и улыбнулась Элану. – Давайте, выкладывайте все. Кто еще здесь живет? Я знаю, сюда время от времени забегают деревенские ребятишки. Мне это не нравится. Не понимаю, как они проникают в дом.

– Дети в наши дни просто невозможны. – Джанет потянулась за куском хлеба. – Никакой дисциплины. Не удивлюсь, что они приходят сюда, потому что дом так долго пустовал. Но, учитывая легенду… – Она помолчала. – Я думаю, они должны бояться.

– Бояться дьявола, вы хотите сказать? – Джосс говорила спокойно, но Люк чувствовал, что она вот-вот сорвется.

Он взял тарелку.

– Надеюсь, насчет дьявола вы пошутили.

– Ну, разумеется, он пошутил. – Это произнесла Джосс. – У всех старых домов свои легенды, и мы должны радоваться, что этот не исключение.

– Место, безусловно, очень древнее, – задумчиво проговорила Джанет. – Думается, восходит к римлянам. Дома с длинной историей всегда привлекают внимание. Вокруг них возникают легенды. И это вовсе не значит, что надо чего-то бояться. Ведь Лаура жила здесь многие годы практически одна, ее мать тоже, прежде чем овдовела.

Мой страх придает ему силы…

Слова, возникшие в голове Джосс, на мгновение заглушили весь разговор. Ее мать, жившая в этом доме в одиночестве, испытывала ужас.

– Значит, дом принадлежит семье уже долгое время? – спросил Люк, обнося гостей спаржей.

– Думаю, лет сто наверняка. Может быть, и больше. Загляните в церковь, там вы увидите надгробия людям, жившим в этом доме. Но там все время разные фамилии, не так как в других приходах. – Рой пожал плечами. – Вам надо поговорить с нашими местными любителями истории, которые знают все. Вроде Геральда Эндрюса. Он сейчас живет в Ипсвиче, но он очень долго жил в деревне и даже написал брошюрку о вашем доме. Я дам вам номер его телефона.

– Вы сказали, что моя мать жила здесь практически одна, – задумчиво произнесла Джосс. Обслужив всех гостей, она, наконец, села и развернула салфетку. – Разве у нее не было компаньонок?

Он снова приходил сегодня, без предупреждения и милосердия…

Слова эхом прозвучали в ее голове. Ей представилась одинокая, запуганная женщина. Живущая в ужасе, одна, в огромном доме.

– Их было несколько, так мне кажется. Но никто не задержался надолго, и в последнее время она жила совсем одна. Правда, Мэри Саттон поддерживала с ней тесные отношения. Мне не кажется, что Лаура очень страдала от одиночества, как ты думаешь, Джанет? Она каждый день ходила в деревню со своей собакой, к ней часто приезжали гости. Она вовсе не была отшельницей. К ней и из Лондона приезжали. И, разумеется, был еще этот француз.

– Француз? – Джосс удивленно подняла брови. – Это уже что-то интересное.

– Верно. – Джанет улыбнулась. – Моя дорогая, я не уверена, что это правда, может, просто деревенские сплетни, но все считали, что в конечном итоге она к нему и уехала. Она ведь направилась во Францию, вот мы и решили, что к нему. Она была очень привлекательной женщиной.

– Как и ее дочь! – Рой галантно приподнял бокал.

Джосс улыбнулась ему.

– И после ее отъезда дом пустовал?

– Да. Деревня была в ужасе. Ведь он был, вернее, есть, сердце и душа этой местности, вместе с церковью. Вы уже встречались с Мэри Саттон?

Джосс покачала головой.

– Я пыталась каждый раз, когда бывала в деревне. Но никто не отвечал на мой стук. Может, она уехала?

Гости переглянулись. Салли Фейрчайлд пожала плечами.

– Странно. Она здесь. И не больна. Вчера заходила в магазин. – Она покачала головой. – Возможно, она боится открывать дверь незнакомому человеку. Я с ней поговорю в следующий раз, когда она зайдет. Скажите ей, кто вы. Вы должны с ней поговорить. Она работала здесь многие годы. Она наверняка помнит вашу мать еще ребенком.

– И она, возможно, помнит и дьявола, если встречалась с ним лицом к лицу. – За словами Джосс, произнесенными излишне серьезно, последовало молчание.

– Джосс… – начал Люк.

– Дорогая, я вас расстроил. – Элан казался смущенным. – Не обращайте на меня внимания. Это все глупые байки, болтовня вечером у камина после хорошей дозы спиртного. Не стоит к этому серьезно относиться.

– Я знаю, – вымученно улыбнулась Джосс. – Простите. Я не хотела, чтобы вы меня так поняли. – Она взяла бокал и принялась вертеть его в руках. – Вы, верно, знали Эдгара Гоуэра, когда он служил здесь? – Она повернулась к Рою.

Он кивнул.

– Замечательный человек этот Эдгар. Какой характер! Вот он знал вашу мать очень хорошо.

Джосс кивнула.

– Это он направил меня к адвокатам. И от него я узнала о Белхеддоне. – Она взглянула на Люка, потом снова повернулась к Гудиарам. – Он пытался отговорить меня, убедить отказаться от наследства. Он считал, что это место несчастливое.

– Эдгар просто чересчур суеверный старикан, – фыркнула Джанет. – Он пытался доказать Лауре, что в доме водятся привидения. Она очень расстраивалась. Я на него сильно сердилась.

– Значит, вы не верите в привидения?

– Нет. – Она лишь слегка поколебалась. – И не давайте ему задурить вам голову, Джосс. Уверена, епископ под конец решил, что он слегка двинулся умом и потому заставил его уйти в отставку. Держитесь от него подальше, милочка.

– Я написала ему, сообщив, что мы унаследовали дом. Хотела его поблагодарить, но он не ответил. – Она также дважды звонила, но никто не снял трубку.

– Ничего удивительного. Он скорее всего слишком занят своими видениями Апокалипсиса, – вставил Рой.

– Нет, ты к нему несправедлив! – Джанет повернулась к мужу. – Они каждую зиму ездят в Южную Африку, чтобы побыть несколько месяцев со своей дочерью. Вот почему вы не можете с ним связаться, Джосс.

– Понятно. – Джосс почувствовала такое разочарование, что сама удивилась. Она рассчитывала, что всегда сможет положиться на Эдгара, обратиться к нему за советом, если таковой понадобится. Внезапно она вспомнила его слова, те самые, которые старалась забыть, выбросить из головы: «Я молился, чтобы ты никогда не нашла меня, Джоселин Грант».

Гости продолжали разговаривать без ее участия. Она смутно слышала, как Элан рассказывает о деревенском крикете, а Салли смеется над смешной историей про соседа. Она все пропустила. Голос Эдгара продолжал звучать в ее ушах: «Белхеддон-Холл приносит беду… Прошлое есть прошлое. Не следует его тревожить». Она резко тряхнула головой. Еще он спросил, есть ли у нее дети, а когда она ответила, не сказал ничего, только вздохнул тяжело.

Отодвинув стул, Джосс встала.

– Люк, положи всем добавки. Я лишь поднимусь наверх взглянуть на Тома.

В холле было тихо, горела только настольная лампа в углу. Она помедлила, вздрогнув от порыва холодного воздуха, задувавшего из-под входной двери. Кухня была единственным местом, которое им пока удавалось более или менее обогревать, благодаря плите.

Ей требовалось подумать. Джосс уставилась на лампу, мысли вихрем крутились в голове. Эдгар Гоуэр, дом, страхи ее матери, должна же быть какая-то причина для всех этих рассказов. И дьявол. Почему люди думают, что в Белхеддоне живет дьявол?

Толкнув тяжелую дверь в большой холл, она замерла в ужасе. Пронзительные крики Тома наполняли комнату, эхом доносясь из его спальни.

– Том! – Перепрыгивая через ступени, она взбежала наверх. Мальчик стоял в своей кроватке, по лицу струились слезы, ручонками он вцепился в ограждение кровати. В комнате было страшно холодно. В тусклом свете лампы в форме медвежонка она смогла разглядеть личико сына, красное, как свекла. Она схватила его на руки. Пижама была насквозь мокрой.

– Том, что с тобой, детка? – Она прижалась к нему лицом. Он был весь в поту.

– Том домой. – Его рыдания надрывали ей сердце. – Том хочет в дом Тома.

Джосс закусила губу.

– Это и есть дом Тома, маленький, новый дом Тома. – Она прижала его головку к своему плечу. – Что случилось? Тебе приснился плохой сон? – Она посадила его на колени, всматриваясь в его лицо.

– Том-Том? В чем дело?

– Том домой. – Он смотрел куда-то через ее плечо в сторону окна, шмыгал носом и пытался успокоиться в ее объятиях.

– Вот что мы сделаем. – Она включила верхний свет. – Давай сменим твою пижаму, перестелим постельку, а потом ты сможешь на несколько минут спуститься к гостям папы и мамы, прежде чем снова лечь спать. Ну как, договорились?

Придерживая его на бедре, она привычными движениями достала сухую одежду и простыни, переодела его, протерла ему лицо и руки губкой, расчесала волосы мягкой щеткой, одновременно замечая, что он постоянно смотрит в сторону окна. Большой палец был уже засунут в рот, когда она посадила его на ковер и отвернулась, чтобы перестелить постель и протереть клеенку.

– Дядя пусть уходит. – Он вынул палец изо рта, чтобы произнести эти слова, но тут же вернул его на место.

– Какой дядя? – повернулась к нему Джосс. Она заговорила резче, чем ей хотелось бы, и глаза ребенка тут же снова наполнились слезами. Он в отчаянии протянул к ней руки. Наклонившись, она подняла его с пола.

– Какой дядя, Том-Том? Тебе приснился плохой дядя? – Джосс проследила за его взглядом, направленным в угол комнаты. Она нашла для его окна веселенькие готовые занавески. На них клоуны прыгали сквозь обручи, делали сальто и забавлялись с лентами и воздушными шариками. Эти занавески и светлый ковер превратили детскую в самую жизнерадостную комнату в доме. Но в слабом свете настольной лампы что-то же напугало его?

– Расскажи мне о дяде, Том, – попросила она ласково.

– Железный дядя. – Том ухватился за кулон, висевший на цепочке у нее на шее, и подергал его. Она улыбнулась и убрала его ручонку.

– Железный дядя? Из твоей книжки? – Все стало понятно. Она вздохнула с облегчением. Лин, должно быть, читала ему «Страну Оз» перед отъездом. Джосс еще раз огляделась по сторонам и прижала сына к себе. – Ладно, Том, пойдем знакомиться с нашими гостями.

Она по опыту знала, что в теплой кухне, сидя на коленях у Люка, ребенок уснет, а завтра она первым делом купит детскую сигнальную систему, чтобы никогда больше мальчик не кричал в отдаленной спальне, а никто бы его не слышал. Бросив последний взгляд на комнату, она прошла в основную спальню. Здесь было еще холоднее. Сквозь незашторенные окна пробивался морозный лунный свет, отражаясь на натертых досках пола и бросая тени от балдахина над кроватью. Она остановилась, прижав Тома к плечу, и неожиданно посмотрела в угол. Он был в глубокой тени. Ее куртка, висевшая на ручке гардероба, казалась темным пятном на этой тени. Джосс покрепче прижала к себе мальчика.

Кэтрин...

Шепот в полной тишине. Том поднял голову.

– Папа? – сказал он и изогнулся, чтобы заглянуть ей за спину.

Джосс легонько тряхнула головой. Ничего не было. Все ее воображение. Люк на кухне.

– Нет, детка. Здесь никого нет. – Она поцеловала его в макушку. – Папа внизу. Пойдем его поищем.

– Железный дядя. – Большой палец вынут изо рта, чтобы указать куда-то за ее плечо в темноту в углу. – Там железный дядя. – Его личико сморщилось, он всхлипнул и снова прижал лицо к ее плечу.

– Нет, малыш. Никакого железного дяди нет. Только тень. – Джосс направилась к двери. По коридору и лестнице она почти бежала.

– Эй, кто это у нас? – Рой встал и протянул руки к Тому. – Как же случилось, что ты пропустил вечеринку, старина?

– Джосс? – Люк заметил, какое белое у Джосс лицо.

Она покачала головой.

– Все в порядке. Он плакал, а мы не слышали. Наверное, ему приснился дурной сон.

Сон о железном дяде, прячущемся по темным углам.

 

8

Ящики письменного стола были переполнены бумагами и письмами, обычными спутниками человеческой жизни, прочитанными, подобранными и забытыми. Как-то двумя днями позже Джосс сидела на полу, обложившись этими бумагами, и не могла найти в них ничего, что объяснило бы таинственную записную книжку матери. Она просматривала ее снова и снова. Нет вырванных страниц, уничтоженных записей. Создавалось впечатление, что, надписав титульный лист и посвятив книжку Джосс, ее мать один раз, всего лишь один раз схватила ее и записала те два одиноких предложения. Они преследовали Джосс как наваждение. Они казались ей криком о помощи, возгласом отчаяния. Что случилось? Кто мог так расстроить мать? Мог это быть тот француз, который, если верить деревенским жителям, обожал ее?

Джосс ничего не сказала Люку о записной книжке. Ей казалось, что мать шепнула ей на ухо только ей предназначенные слова, и Джосс хотелось оправдать ее доверие. Она должна все выяснить самостоятельно. Она отложила книжку, взяла кружку с кофе, стоявшую рядом на ковре, и задумалась, уставившись через окно на лужайку. Ночью опять подморозило, и трава все еще была белой, особенно в тени густых зарослей за конюшнями. Небо же выглядело ослепительно голубым. В тишине она четко слышала через окно звуки ударов металла о металл. Это Люк трудился над «бентли».

По каменным плитам террасы пропрыгала малиновка и остановилась, склонив головку набок и уставившись в землю. Джосс улыбнулась. Она не так давно ссыпала туда крошки после завтрака, но сейчас там уже мало что осталось, поскольку на них сразу же набросилась стая воробьев и черных дроздов.

В доме царила тишина. Том спал, так что временно дом был в полном ее распоряжении. Она легко коснулась книжки пальцем. Мама. Слово повисло в воздухе. В комнате было очень холодно. Джосс поежилась. На ней были джинсы и два свитера, а вокруг шеи несколько раз обмотан шарф. Но в доме царили сквозняки, и руки ее заледенели. Через минуту она спустится в кухню, согреется, нальет себе еще кофе. Через минуту. Она сидела неподвижно, оглядывая все вокруг, стараясь ощутить присутствие матери. Эта комната явно была ее любимой, особенной, в этом Джосс не сомневалась. Книги матери, ее шитье, ее письменный стол, ее письма – и тем не менее ничего не осталось, У диванных подушек не сохранилось запаха, не ощущалось тепла, когда Джосс касалась тех мест, где могла лежать рука ее матери, никаких следов той женщины, которая родила ее.

Среди старых счетов ей попался конверт. Джосс смотрела на него некоторое время, отмечая наклонный почерк и выцветшие чернила. Почтовый штемпель был французским, а дата на нем – 1979 год. Внутри оказался лишь небольшой тонкий листок.

«Моя дорогая Лаура, как видишь, я вчера не добрался до дома, как собирался. Моя встреча отложена на завтра. Потом я тебе позвоню. Будь осторожной, моя дорогая. Да пребудут с тобой мои молитвы».

Джосс поднесла письмо ближе к глазам. Подпись – неразборчивая закорючка. Она попыталась разобрать хоть первую букву. П? Или Б? Вздохнув, она отложила письмо. Адреса на нем не было.

– Ну, и чем ты здесь занимаешься? – Люк вошел так тихо, что она не слышала его.

Она вздрогнула и подняла глаза.

– Разбираю бумаги.

Как и на Джосс, на Люке было надето несколько свитеров, поверх них – комбинезон в пятнах и шерстяной шарф. Но вне сомнений – он все равно замерз. Люк потер измазанные машинным маслом ладони.

– Как насчет кофе? Мне необходимо оттаять.

– Да, конечно. – Она сложила бумаги в стопку, но тут зазвонил телефон. – Голос незнакомый, женщина, явно пожилая.

– Как я поняла, вы пытались встретиться со мной. Меня зовут Мэри Саттон.

Джосс едва не подпрыгнула.

– Да, миссис Саттон…

– Мисс, дорогая, мисс Саттон. – Голос на другом конце провода стал внезапно строгим. – Понимаете, я не открываю свою дверь незнакомым людям. Но теперь я знаю, кто вы такая, так что заходите, навестите меня. У меня есть кое-что, могущее вас заинтересовать. – Сейчас? – Джосс очень удивилась.

– Именно так, сейчас.

– Хорошо, я сейчас приеду. – Джосс пожала плечами и повесила трубку. – Неуловимая мисс Саттон желает видеть меня незамедлительно. Я обойдусь без кофе, Люк, и поеду, пока она не передумала. Она говорит, у нее что-то есть для меня. Ты присмотришь за Томом?

– Ладно. – Люк наклонился и поцеловал ее в щеку. – Увидимся позже.

На этот раз стоило только Джосс постучать в дверь коттеджа, как она открылась. Мэри Саттон оказалась маленькой высохшей старушкой с пушистыми седыми волосами, затянутыми в узел на затылке. На узком, птичьем личике – тяжелые очки в черепаховой оправе.

Она провела Джосс в маленькую, чистенькую гостиную, где пахло печеньем и давно увядшими цветами. На столе, покрытом коричневой клеенкой, лежала маленькая записная книжка. Она была точь-в-точь такой же, как та, что Джосс обнаружила в письменном столе. Она не могла отвести от нее взгляда, пока усаживалась у окна в кресло с высокой спинкой.

После нескольких томительных секунд и тщательного осмотра суровое лицо старой женщины расплылось в улыбке.

– Вы можете называть меня Мэри, милая, так звала меня ваша матушка. – Мэри повернулась и принялась разливать чай из чайника, который уже стоял на подносе. – Я присматривала за вами, когда вы были совсем крохой. Именно я отдала вас вашим приемным родителям, когда они приехали за вами. – Она несколько раз моргнула. – Ваша матушка не могла этого вынести. Ушла в поле и бродила там, пока вас не увезли.

Джосс в ужасе смотрела на нее, не в состоянии говорить из-за комка в горле. За толстыми стеклами очков глаза старой женщины наполнились слезами.

– Почему же она меня отдала? – Прошло несколько минут, прежде чем Джосс сумела задать этот вопрос. Она трясущимися руками приняла от Мэри чашку чая и быстро поставила ее на край стола. Ее глаза снова вернулись к записной книжке.

– Не потому, что она вас не любила. Наоборот, она поступила так потому, что любила вас слишком сильно. – Мэри села и плотно натянула юбку на колени. – Видите ли, другие ведь умерли. Она считала, что если вы останетесь в Белхеддоне, вы тоже умрете.

– Другие? – Во рту у Джосс пересохло.

– Сэмми и Джордж. Ваши братья.

– Сэмми? – Джосс, не сводя с Мэри глаз, внезапно похолодела.

– Что такое, дорогая? – Мэри нахмурилась. – Что вы сказали?

– Вы ухаживали за ними? За моими братьями? – прошептала Джосс.

Мэри кивнула.

– С самого рождения. – Она печально улыбнулась. – Настоящие маленькие хулиганы, оба. Они были так похожи на отца. Ваша мать их обожала. Она едва не умерла, когда потеряла их. Сначала Сэмми, потом Джорджи. Женщине невозможно такое вынести.

– Сколько им было, когда они умерли? – спросила Джосс, вцепившись пальцами в свои колени.

– Сэмми было семь, а Джорджи родился через год, в пятьдесят четвертом, и умер в день своего рождения, когда ему исполнилось восемь, да упокоит Господь его душу.

– Как? – Шепот Джосс был едва слышен.

– Ужасно. В обеих случаях. Сэмми ловил головастиков. Его нашли в озере. – Мэри долго молчала. – Когда умер Джорджи, ваша мать едва не скончалась.

Джосс смотрела на мисс Саттон, потеряв дар речи. Покачивая головой, Мэри отпила глоток чая и продолжила:

– Его нашли внизу, у лестницы в погреб. Он знал, что ему запрещено туда ходить, да и ключи от погреба всегда были у мистера Филипа. – Она вздохнула. – Печаль давно ушла, моя дорогая. Вы не должны горевать о них. Ваша матушка этого не хотела бы. – Она протянула руку и взяла со стола записную книжку. Положила на колени и начала ласково гладить легкими касаниями пальцев. – Я хранила ее все эти годы. Правильно будет, если вы ее возьмете. Здесь стихи вашей матери. – Она все еще не отдавала Джосс книжку, прижимала ее к себе, будто не могла с ней расстаться.

– Должно быть, вы очень ее любили, – наконец произнесла Джосс.

Мэри ничего не ответила, продолжая поглаживать книжку.

– А вы не знали… французского джентльмена, который ездил сюда? – Джосс старательно изучала лицо старой женщины. Та лишь слегка поджала губы да и только.

– Я его знала.

– Какой он был?

– Вашей матери нравился.

– Я даже не знаю, как его звали.

Мэри наконец подняла глаза. С этой информацией она могла расстаться легко.

– Поль Девиль. Он торговал картинами. Ездил по свету.

– Он жил в Париже?

– Да.

– И моя мама уехала к нему?

Мэри просто передернуло.

– Он увез вашу мать из Белхеддона.

– Вы думаете, она была с ним счастлива?

Мэри встретилась с Джосс взглядом. За толстыми стеклами ее глаза казались просто огромными.

– Надеюсь, милочка. Я ни разу не получала от нее известий после того как она уехала.

Как будто испугавшись, что сказала лишнее, Мэри сжала губы, и после нескольких неудачных попыток выспросить у нее еще что-нибудь, Джосс поднялась, чтобы уйти. Только когда она повернулась к входной двери, чтобы выйти на слепящий зимний солнечный свет, Мэри решилась расстаться с книжкой.

– Берегите ее. После вашей мамы так мало осталось. – Старушка схватила Джосс за руку.

– Обязательно, – Джосс немного поколебалась. – Мэри, а вы не хотите заехать и навестить нас? Я познакомлю вас с моим маленьким сыном, Томом.

– Нет. – Мэри покачала головой. – Нет, моя дорогая. Я не хочу больше заходить в этот дом, если вы не возражаете. Лучше не надо. – С этими словами она отступила назад в тень своего узкого холла и захлопнула дверь прямо перед лицом Джосс.

Джосс нашла могилы – за могилой отца. Они уже заросли, поэтому она и не заметила двух небольших надгробий с крестами в зарослях крапивы под деревом. Она долго стояла, глядя вниз на могилы своих братьев. Самуэль Джон и Джордж Филип. Кто-то оставил на надгробиях небольшие вазочки с хризантемами. Джосс улыбнулась сквозь слезы. Мэри их так и не забыла.

Когда Джосс вернулась домой, Люк и Том были заняты в каретном сарае. Бросив взгляд на их счастливые лица, она оставила их продолжать технические подвиги и, крепко сжав в руках записную книжку, укрылась в кабинете. Солнечный свет сквозь окно немного прогрел комнату, и Джосс слегка улыбнулась, наклонившись и подбросив поленья в камин. Через несколько минут температура будет почти терпимой. Свернувшись в кресле, она открыла книжку на первой странице. «Лаура Мэннерс – тетрадь для заметок». Надпись была сделана тем же летящим почерком, который Джосс уже начала узнавать. Она просмотрела первые страницы и ощутила острое разочарование. Она надеялась, что мать сама писала стихи, но в книжке оказались лишь отрывки из произведений разных авторов – скорее всего собрание ее наиболее любимых стихотворений. Здесь была «Ода осени» Китса, пара сонетов Шекспира, кое-что из Байрона, «Элегия, написанная на сельском кладбище» Грея.

Джосс медленно перелистала книжку, читая по несколько строчек то там, то тут, стараясь получить впечатление о вкусе матери и ее образовании. Романтична, эклектична, иногда мрачновата. Попались ей строки из Расина и Данте в оригинале – на французском и итальянском, небольшое стихотворение Шиллера. Получалось, что мать была настоящим полиглотом. Были там даже эпиграммы на латыни. Внезапно настрой книжки изменился. Между страницами ей попался единственный листок, старый и рваный, очень хрупкий, приклеенный к странице выцветшим от времени скотчем. На нем на английском и на латыни была молитва о благословении святой воды.

«… Я делаю это, чтобы злой дух оставил тебя, чтобы ты могла полностью избавиться от вражьей силы, вырвать с корнем и отринуть самого врага вместе со всеми его восставшими ангелами…

… Чтобы там, где окропили этой водой, дом был избавлен от скверны и нечисти. Да не правит здесь злой дух, и не будет ни следа зла. Пусть все происки врага закончатся ничем и пусть все, что угрожает безопасности мира тех, кто живет в этом доме, будет изгнано окроплением этой водой…»

Джосс подняла голову и уронила книжку на колени, внезапно сообразив, что читает молитву вслух. В доме было очень тихо.

Exorcizo te, in nomine Dei Patris omnipotentis, et in nomine Jesu Christi Filii ejus, Domine nostri, et in virtute Spiritus Sancti…

Сам дьявол живет здесь…

Слова Элана Фейрчайлда снова прозвучали в ее голове.

Несколько минут она сидела, уставившись в пространство, потом закрыла книжку, встала, подошла к письменному столу и протянула руку к телефону.

Ее звонок застал Дэвида Трегаррона в учительской. Он проверял последние контрольные работы.

– Ну и как жизнь в деревне, Джоселин? – Его звучный голос, казалось, заполнил всю комнату.

– Совсем непросто. – Она нахмурилась. Слова вылетели сами по себе, она собиралась совсем иначе изложить свою проблему. – Надеюсь, ты вскоре сможешь приехать и навестить нас. – В голосе помимо ее воли звучало отчаяние. – Дэвид, не мог бы ты сделать мне одолжение? Когда ты в следующий раз будешь в читальном зале Британской библиотеки, посмотри в энциклопедии на Белхеддон, может быть, там есть что-то касающееся его истории.

Дэвид немного помолчал, стараясь понять, почему она говорит таким тоном.

– Разумеется. Если судить по твоим рассказам, так это замечательное старое местечко. Я с нетерпением жду возможности туда приехать.

– Я тоже. – Она с удивлением почувствовала, что ее голос дрожит. – Я бы хотела знать, что значит название.

– Белхеддон? По-моему, довольно просто. Бел – наверняка значит красивый, а если название очень древнее, то оно может происходить от кельтского сокращения, которое, если я правильно помню, означает то же самое, что и Абер в Уэльсе в Шотландии, то есть, устье реки. Или, может, оно происходит от имени древнего бога Бела, ну, помнишь, Белтейн или Ваал из Библии, который представлял самого дьявола. Хеддон, я думаю, значит храм или храмовый холм…

– Что ты сказал? – резко перебила Джосс.

– Храм…

– Нет, до этого. Насчет дьявола.

– Ну, я думаю, что это только вероятность. Весьма романтичная, кстати. Возможно, на этом месте когда-то стоял храм.

– Если верить местной легенде, Дэвид, здесь живет дьявол. – Ее голос звучал жалобно.

– И тебя это не столько забавляет, сколько пугает. Будет тебе, Джосс. Ты же не позволишь невежественной деревенщине заморочить тебе голову? – Внезапно он сменил тон. – Ты ведь в это не веришь, разумеется?

– Разумеется, нет. – Она засмеялась. – Мне только хотелось бы знать, откуда у дома такая репутация.

– Ну, я полагаю, темными ночами, когда завывает ветер, чего только не покажется. Мне не терпится приехать и все увидеть собственными глазами. – Он помолчал. – Как ты считаешь, я мог бы заглянуть к вам в эти выходные? Я знаю, на носу Рождество, но семестр здесь практически закончился. Я могу что-нибудь тебе привезти, какие-нибудь книги, например?

Она засмеялась, на редкость обрадованная.

– Конечно, ты можешь приехать! Это будет замечательно. Уж чего-чего, а места у нас предостаточно. Но захвати побольше теплой одежды. Здесь настоящая Арктика.

Когда вошел Люк, волоча за собой замурзанного маленького мальчика, оба замерзшие, но донельзя довольные собой, Джосс уже улыбалась, помешивая суп в огромной кастрюле.

– Дэвид приезжает послезавтра, – сообщила она.

– Прекрасно. – Люк взял Тома под мышку, поднес его к раковине и взялся за мыло. – Приятно будет повидаться. Можно не сомневаться, что он привезет нам кучу новостей из старого доброго Лондона и относительно последних достижений цивилизации. – Он хихикнул, размазывая мыло по ручонкам сына, а Том весело смеялся. – Он не заставит тебя жалеть о том, что ты потеряла? Что гниешь теперь тут в деревне?

Она покачала головой.

– Не-а. Если я захочу вернуться, я всегда могу заняться каким-нибудь исследовательским проектом и в перспективе написать книгу о том, что было тысячу лет назад. Или что-нибудь попроще и поближе. Например, книгу, о которой говорил Дэвид. Надо будет с ним об этом поболтать. – По правде сказать, она в последнее время много думала о предложении Дэвида.

Джосс взяла мельничку для перца, покрутила ее над супом, помешала его деревянной ложкой и села у кухонного стола.

– Ты не спросил меня, как прошла встреча с Мэри Саттон.

Люк поднял брови.

– Я понял по твоему виду, что и хорошо и плохо. Хочешь рассказать?

– Оба моих маленьких брата умерли здесь, Люк. В результате несчастных случаев.

Она смотрела на Тома, ей внезапно захотелось взять его на руки. Как может мать пережить смерть двух сыновей?

– С Том-Томом ничего не случится, Джосс. – Люк всегда умел читать ее мысли. Он резко сменил тему. – Кстати насчет Том-Тома и твоих творческих планов. Как ты думаешь, не стоит попросить Лиин приехать и помочь нам за ним присматривать? Вроде как работать на нас. – Он вытер руки Тому и подтолкнул его к Джосс, слегка шлепнув по попке.

Джосс протянула руки к сыну.

– Ты имеешь в виду, пока она не нашла работу? Она прекрасно ладит с Томом, да и нам помощь не помешает, хотя мы сможем платить ей очень немного, только на карманные расходы. Я же смогу тогда плотнее заняться домом. – Она улыбнулась. – И написать бестселлер.

– Я не шучу, Джосс. Нам нужны деньги. Ты ведь раньше печаталась. Я уверен, что у тебя получится.

– Раньше были научные журналы, Люк. Они больших денег не платят. Да еще несколько коротких рассказов.

Он улыбнулся.

– Небольшие деньги тоже пригодились бы. Мне думается, тебе стоит попробовать. Мы не должны отказываться ни от чего, что помогло бы нам прокормиться до будущего года, когда мы сможем заняться огородом, виноградниками, может быть, организовать пансионат, мастерскую по ремонту машин, а, если удастся, получить кредит, – он разложил перед ней бумаги, – то и питомник лекарственных трав, игровую группу и станок для печатания фальшивых денег.

Она засмеялась.

– Я рада, что тебя не слишком высоко заносит. Налей мне вина, и мы выпьем за компанию «Грант, Грант и Дэвис индастриз». Она посадила Тома на колени и поцеловала его волосы, поморщившись от запаха машинного масла, мыла и грязи. – Вам не мешает выкупаться, молодой человек.

Том повернулся к ней и ослепительно улыбнулся.

– Том пойдет плавать в озере.

Джосс оцепенела. Ее руки сжали ребенка, и внезапно перед ее глазами возник образ другого мальчика, маленького мальчика, который ловил головастиков.

– Нет, Том, – прошептала она. – Не в озере. Ты не будешь плавать в озере. Никогда.

 

9

– Люк?

– Гммм.

Сидя за письменным столом ее матери, Люк просматривал бумаги. Они уже поужинали и принесли с собой остатки вина, чтобы выпить его перед камином. Джосс сидела на ковре, подбрасывая прутики в жадный, потрескивающий огонь. Снаружи, за шторами, в молчаливом саду царил настоящий мороз.

– Мне кажется, раз в погребе полно вина, мы можем позволить себе открыть еще одну бутылку, разве нет? – Рядом с ней стояла коробка с письмами, которую она извлекла из-под стопки штор в одном из ящиков своего шкафа. Они были перевязаны бечевкой. На коробке значилось: Бурн и Холлингсворт. На дате почтового штемпеля – 23 сентября 1937 г. Адресованы письма были Джону Данкану, эсквайру, Белхеддон-Холл, Эссекс.

– Можем. Но кому-то надо за этой бутылкой сходить.

– Вот ты и сходи.

Он засмеялся.

– Давай сходим вместе. Нам ведь придется спуститься вниз.

– Ох! – Она закусила губу.

– Да не трусь ты, Джосс. Там есть электрический свет и сотни прекрасных бутылок. Крыс нет.

– Да не боюсь я крыс! – с негодованием воскликнула Джосс.

– Тогда порядок. – Люк бросил ручку и встал. – Пошли.

– Давай я лучше принесу из кухни штопор.

– Джосс…

Она смущенно пожала плечами.

– Дело в том, Люк, что один из моих братьев умер, свалившись с лестницы в погреб.

Он снова сел.

– Да что ты, Джосс. Почему ты мне не сказала?

– Я узнала об этом только этим утром от Мэри Саттон. Но в последний раз, когда мы туда спускались, я что-то почувствовала, что-то пугающее.

– Только запах плесени и сырости, Джосс. – Он говорил мягко. – Что может пугать в смерти маленького мальчика? Печально, но все случилось так давно. Теперь здесь мы, нам нужно сделать дом счастливым.

– Ты так думаешь?

– Иначе зачем бы твоя мать тебе его завещала?

– Я не уверена. – Джосс обняла руками колени, не сводя глаз с пламени. – Она завещала его мне, потому что так пожелал мой отец. – Она покачала головой. – Странно. Он представляется мне такой туманной фигурой. Никто о нем ничего не рассказывает. Такое впечатление, что никто его и не помнит.

– Он умер гораздо раньше твоей матери, забыла? Наверное, в этом все дело. – Люк снова встал. – Пошли. – Наклонившись, он взял ее за руку и поднял на ноги. – Мы найдем бутылку лучшего вина Филипа и напьемся. Пока Том спит, и мы одни в доме. Как тебе идея?

– Нравится. – Она встала на цыпочки и поцеловала его.

Ключ торчал в двери. Люк повернул его, нащупал в темноте выключатель и щелкнул им, разглядывая ведущие вниз деревянные ступени и стеллажи с пыльными бутылками. В погребе было очень холодно. Он осторожно спустился по ступеням впереди Джосс и подождал ее внизу.

– Порядок?

Она кивнула. Воздух казался странной смесью чего-то застоявшегося и свежести – неподвижность и мрак могилы, через который пробивался чистый аромат зимнего сада.

– Смотри. – Люк показал на сводчатый потолок. – Решетки, ведущие к клумбам вдоль фронтона здания. Через них проникает воздух, но по непонятной причине температура почти не меняется. Идеально для вина. – Он присмотрелся к ближайшему стеллажу. – Некоторые более поздние, скорее всего, самые лучшие. Я бы не хотел пить вино, стоящее сотни фунтов, только для того, чтобы соблазнить собственную жену.

– Огромное спасибо!

Сейчас здесь не было ничего пугающего. Всего лишь неподвижность и, возможно, воспоминания. Джосс постаралась не думать о восьмилетнем мальчике, возбужденном, счастливом, в свой день рождения открывшем эту дверь, чтобы заглянуть в темноту… Мысль была невыносимой. Она сердито отогнала ее.

– Хватай что попало, и пошли. Здесь жутко холодно.

– Ладно. Ну вот. Дэвиду не скажем, верно? Пустые бутылки спрячем, чтобы он не увидел. – Люк взял две бутылки со стеллажа. – Пошли назад.

Они надежно заперли дверь, отыскали на кухне штопор, проверили Тома, включив детскую сигнализацию, и вернулись к камину.

– Давай поглядим, что мы добыли. – Люк разглядывал этикетку. – Кло Вужо, тысяча девятьсот сорок пять. Джосс, оно старое. Подозреваю, ему надо дать постоять открытым, прежде чем пить.

– Выдерни пробку и поставь бутылку у огня на несколько минут. – Джосс потянулась к коробке с письмами. Все что угодно, только забыть о ребенке, вглядывающемся в свой день рождения через открытую дверь в темноту подвала.

«Белхеддон-Холл.

Белхеддон

Эссекс

29 сентября 1920 года

Дорогой Джон!

Мы с Самуэлем были так рады видеть тебя у нас вчера и узнать, что ты снова поселился в Пилгрим-Холле. Значит, ты собираешься жениться! Леди Сара – красивая и добрая женщина. Я верю, с ней ты будешь счастлив. Как я уже сообщала, рожать мне через несколько недель, но после этого при первой же возможности мы ждем вас у себя в Белхеддоне. Самуэль хочет возобновить здесь теннисные турниры. Было бы очень мило, если бы вы оба приехали.

С любовью, твоя кузина Лидия Мэннерс».

Лидия Мэннерс. Джосс перевернула листок бумаги. Та самая бабушка, в честь которой ее назвала мать, когда она родилась. Она достала из ящика еще одну небольшую связку писем. Они были перевязаны бледно-голубой лентой и помечены: «Письма отца». Почерк принадлежал не Лауре. Джосс нахмурилась, пролистывая письма. Совсем другой почерк, другие даты, другие адреса, которые ей ни о чем не говорили. Затем еще одно письмо из Белхеддон-Холла. Оно было коротким и четким:

«Наш сын, Самуэль, благополучно родился 30 ноября. Пожалуйста, поблагодари леди Сару за ее записку. Я скоро напишу подробнее.

С любовью, ваша кузина Лидия».

Письмо было адресовано Джону Данкану в Пилгрим-Холл. Следовательно, Джон был Джоном Данканом, родственником Филипа. Может быть, он его отец и, значит, ее дедушка. Опустив на колени письма, Джосс задумчиво уставилась на огонь, прислушиваясь к звучащим в голове голосам.

– Как насчет бокала вина? – Люк наблюдал за ней, пока она копалась в коробке. С облегчением отодвинув в сторону счета, он опустился рядом с ней на ковер и обнял одной рукой. – Что-то ты чересчур серьезная.

Она улыбнулась и прижалась к нему.

– Ничего подобного. Просто узнаю понемногу про свое прошлое. На этот раз о семье моего отца. – Она подождала, пока Люк наполнил два бокала. Вино было великолепным. Она ощущала, как оно теплом разливается по ее венам. После всего нескольких глотков она ощутила небывалый сексуальный подъем. – Это вино или предложение?

– Какое предложение? – Люк покрепче обнял ее, прислонившись спиной к креслу. Рука лениво соскользнула с ее плеча и коснулась груди через толстый свитер.

– Вот это самое. – Она отодвинула коробку с письмами ногой и сделала еще один глоток вина. – Похоже, вино очень крепкое.

Люк хмыкнул.

– Боюсь, оно стоит целое состояние, но плевать. Если мы получаем удовольствие по полной программе? Пойдем наверх? – Он осторожно целовал ей ухо, покусывая мочку.

– Пока нет. Сначала еще бокал. Люк… – Она внезапно стала серьезной и повернулась к нему. – Я бы не рискнула спросить, будь я трезвой. Ты не жалеешь, что приехал сюда со мной?

– Жалею! Разумеется, нет. – Он просунул руку за ворот ее свитера.

– Ты уверен? У нас нет дохода, который бы стоил упоминания…

– Так не будем упоминать. – Он также не собирался упоминать о своих кошмарах по поводу бизнеса. О кредиторах за каждым кустом, приступах депрессии, иногда накатывающих на него, когда он вспоминал о Барри и о том, как тот с ними поступил. Зачем? Все уже в прошлом. Поставив бокал, он наклонился и поцеловал жену. – Вставай, самое время подняться наверх.

Сэмми, Сэмми, где ты?

Снег почти растаял. Из промерзшей земли уже пробивались подснежники. Маленький мальчик поднырнул под тяжелую ветку старой ели и исчез. Когда она увидела его снова, он мчался через поляну к озеру.

– Стой! – воскликнула Джосс. – Стой! Пожалуйста, не ходи туда…

Кто-то стоял на ее пути. Она билась о его грудь, пытаясь вырваться.

– Эй! Прекрати! – Люк уклонился от ее кулаков. – Джосс, прекрати! В чем дело?

– Сэмми! – Она боролась с пеленой сна, сердце стучало, как молот. – Сэмми!

– Проснись, Джосс, тебе все приснилось. – Люк поймал ее руку, которую она пыталась вытащить из-под пуховика. – Джосс! Проснись!

Она была голой, одежда разбросана по полу, плечи, которые не закрывало одеяло, окоченели от холода. В лунном свете из окна был виден опрокинутый бокал на полу рядом с кроватью, пустая бутылка на столике рядом с лампой. Она, с трудом выбираясь из сна, повернула голову на подушке и прошептала, все еще не соображая, где находится:

– Сэмми…

– Нет никакого Сэмми. Нет такого человека, Джосс. Тут я, Люк, твой муж. Вспомнила? – Он погладил ее плечо, поморщившись от ощущения ледяного холода, исходившего от него, и накрыл ее одеялом.

– Том…

– Том спокойно спит. Ни звука оттуда. Давай, засыпай снова. Скоро уже утро. – Он поплотнее накрыл ее и несколько мгновений, приподнявшись на локте, смотрел на нее, изучая ее лицо в лунном свете. Странном, не от мира сего. Ее глаза были закрыты. Она так окончательно и не проснулась. Просто увидела кошмарный сон. Слишком много выпила. Он с отвращением взглянул на бутылку. У него самого уже начинала болеть голова. К утру наступит самое настоящее похмелье. Глупо. Он упал на подушку, уставившись на вышитый полог. Дыхание лежащей рядом Джосс замедлилось, пришло в норму, она снова погрузилась в глубокий сон.

Тень в углу комнаты слегка шевельнулась, наблюдая за ними, не более чем лунное мерцание на шторе, дрожь желания в темноте.

 

10

Дэвид с радостью ухватился за идею провести выходные в Восточной Англии, не подумав о возможных последствиях. Теперь же, разглядывая через лобовое стекло своей старенькой машины заросший плющом фасад Белхеддона, он почувствовал укол острой зависти. Но, будучи человеком хорошим и справедливым, он быстро взял себя в руки. Уж если кто и заслужил этот сказочный замок, поднесенный на блюдечке, так это Джосс. Он вспомнил о нескольких выписках, которые он сделал по ее просьбе, и улыбнулся. Дом оказался куда старше, чем можно было судить по его фасаду, видному ему из машины, и за ним тянулась весьма романтичная история.

Он выбрался из машины, разминая затекшие ноги, потянулся, затем снова нырнул в машину, чтобы извлечь оттуда саквояж, коробку с деликатесами от Хэрродса и свой кейс.

– Смотри сюда, – сказал он, когда они час спустя сидели на кухне. Он показал на страничку с записями. – Церковь была построена в тысяча двести сорок девятом году. Я не уверен, но думаю, что фундамент дома был заложен в тот же период. Разумеется, я не специалист, но та великолепная комната с галереей тянет на пятнадцатый век, если не раньше. Почему ты до сих пор не познакомилась с этим парнем, местным историком?

– Времени не было. – Джосс сняла с Тома фартучек и вытерла им его мордашку, за чем Дэвид наблюдал с ужасом и отвращением. – Подожди, пока я уложу этого молодого человека, тогда и поговорим. Люк, поставь кофе вариться. – Она вытащила ребенка из его стула и посадила себе на бедро. – Передать не могу, как я рада тебя видеть, Дэвид. – Проходя мимо, она легонько коснулась его плеча. – Я должна знать все об этом доме.

Она вышла, а Дэвид нахмурился.

– Должна знать – довольно сильно сказано.

– Ей странно здесь живется, – пояснил Люк, наполняя чайник водой и ставя его на плиту. – Подумай сам, целые поколения предков, а она почти ничего не знает даже о собственной матери. – Он сел, наклонился вперед и отрезал себе щедрый кусок сыра. – Ей в последнее время часто снятся кошмары. Одна бестактная старушенция, которая живет неподалеку, рассказала ей, что оба ее брата погибли в результате несчастных случаев. Теперь Джосс преследует эта мысль.

Дэвид поднял брови.

– Ничего удивительного. – Он поежился. – Ужасно. Ну, более отдаленное прошлое, похоже, пожизнерадостнее. Младшая ветвь семейства Де Веров жила здесь пару сотен лет. Одному из них отрубили голову в Тауэре.

Люк засмеялся и потянулся к вину.

– Это ты называешь пожизнерадостнее?

– Я ведь историк. Меня все это приводит в трепет. – Дэвид удовлетворенно хмыкнул. – История, как движущаяся лестница. Люди встают на нижнюю ступеньку и медленно поднимаются наверх. Достигнув верха, они опускаются. Иногда что-то идет наперекосяк, тогда они падают, или нога застревает. Они смотрят вперед, на высоты, или назад – вниз. – Он улыбнулся, довольный своим сравнением. – В конечном же итоге – никакой разницы. Человек исчезает, не оставляя следа, но уже другая очередь тянется за ним, точно так же поднимаясь и падая.

– Философия со дна бутылки.

Появилась Джосс, и Люк наполнил ее бокал. Она причесала волосы и убрала следы грязных пальцев Тома со своих щек.

– Этому дому сотни лет, моя радость. Ты должна им гордиться.

– Я и горжусь. – Включив детскую сигнализацию, Джосс со вздохом уселась за стол. – Я потом свожу тебя в церковь, Дэвид. Она очень красивая. Ее сейчас украшают к Рождеству. – Она улыбнулась. – Джанет сказала, что в этом году они меня от этих забот освободят, потому что мы только что переехали.

– Только представь себе! – Люк изумленно покачал головой. – Джосс, ты помнишь старый анекдот про цветочниц? Еще несколько недель, и ты будешь главной церковной патронессой.

Дэвид внимательно изучал лицо Джосс. Она сильно похудела со времени их последней встречи. Под глазами – темные круги, и, хотя она много смеялась, Дэвид чувствовал напряжение, которое его беспокоило. Только через два часа ему удалось поговорить с ней наедине. Она положила Тома в коляску, и они покатили ее по дорожке к калитке, ведущей на кладбище.

– Вот могила моего отца. – Она показала на надгробие.

– Бедняжка Джосс. – Дэвид поглубже засунул руки в карманы, спасаясь от холода. – Ты, наверное, расстроилась, когда узнала, что ни его, ни твоей матери нет в живых.

– Слабо сказано. – Она провезла коляску еще несколько шагов и остановилась, потому что мальчик показывал ручонкой на дрозда, опустившегося на надгробие в нескольких шагах от них. – Ты узнал что-нибудь про название?

– Белхеддон. – Он пожевал губу. – Название очень старое. Разумеется, писалось во все времена по-разному, как обычно бывает со старыми английскими названиями, но почти всегда одинаково в кадастровой книге. Это примерно тысяча восемьдесят седьмой год. Как глубоко ты хочешь забраться? – Он усмехнулся, изо рта вылетело белое облачко пара, заставившее Тома рассмеяться.

– Ты говорил о кельтах. Бронзовый век? Железный век?

– Это только догадки, Джосс, и боюсь, тут я недалеко ушел. Возможно, оно произошло от слова belwe, что означает «под». Хеддон, скорее всего, значит земляной холм. Кто знает, может, здесь когда-то паслись стада. Но не следует забывать об археологии. Вокруг много знаменитых раскопок, я даже в одной книге прочел, что некоторые велись в непосредственной близости от дома. Но кто может точно сказать, если речь идет о названии? Я не обнаружил пока никаких связей с римлянами.

– Почему здесь может жить дьявол, Дэвид?

Она стояла к нему спиной, наблюдая за дроздом.

Дэвид нахмурился. Тон у нее был какой-то странный, вымученный.

– Я в этом сильно сомневаюсь.

Она повернулась, и он встретился с ней глазами.

– Чего ты боишься, Джосс?

Она пожала плечами и занялась Томом. Мальчик захныкал.

– Не знаю. Я ведь вообще-то вполне трезвомыслящий человек. И я в восторге от дома. И все же что-то здесь не совсем так.

– Но не дьявол же виноват. – Он произнес это строгим учительским тоном.

– Нет, конечно, нет. – Теперь, утешая ребенка, она говорила более уверенно.

– Джосс, если бы дьявол решил проживать где-нибудь на земле, то я очень сомневаюсь, чтобы он выбрал Белхеддон даже в качестве своей загородной резиденции. – Дэвид улыбнулся, от уголков глаз разбежались морщинки. – Прежде всего, здесь чересчур холодно.

Она засмеялась.

– А я держу тебя на улице. Давай зайдем в церковь.

Железная задвижка показалась ей ледяной даже сквозь перчатки. С трудом открыв дверь, она втащила коляску и покатила ее по проходу.

– Прелестная старая церковь, – заметил Дэвид, оглядываясь.

Джосс кивнула.

– Я даже ходила на одну или две службы. Мне всегда нравилось церковное пение. – Она прошла к дальней стене. – Смотри, здесь несколько мемориальных табличек в память о тех, кто жил в Холле. Но все с разными фамилиями. Как будто там обитала дюжина семей. Странно это. Не знаю, кто из них мои родственники и есть ли они здесь вообще. – Она стояла, уставившись на старое надгробие недалеко от кафедры. – Смотри сам. Сара, любимая жена Уильяма Персивала, Белхеддон-Холл, умерла 4 декабря 1884 года. Потом, много позднее, была Лидия Мэннерс, моя бабушка, а фамилия моих родителей Данкан. Все разные.

– А ты нашла семейную Библию? – Он прошел немного вперед. – А, вот и двое Де Веров, тысяча четыреста пятьдесят три и пятьдесят шесть, оба жили в Белхеддон-Холле. Может быть, они тоже были твоими предками?

Джосс тянула за собой коляску.

– Мне и в голову не пришло взглянуть на Библию. Замечательная мысль!

– Ну, если таковая имеется и если она больших размеров, ты отыщешь ее без труда. Я помогу, когда вернемся в дом. Но, Джосс… – он с серьезным выражением лица обнял ее за плечи. – Я очень сомневаюсь, что ты произошла от дьявола!

– Довольно интересная мысль, не так ли? – Она стояла перед алтарем и смотрела на витражи. – Подозреваю, что, будь это так, здесь уже пахло бы серой и над моей головой кружились бы кричащие демоны.

Кэтрин…

Звук был не громче шепота ветра. Они его не расслышали.

Дэвид сел на скамейку в одном из рядов.

– Джосс, а как насчет книги? Я передал твой рассказ «Сын меча» своему другу Роберту Кэсси в издательстве «Хиббердс». Мне самому он очень понравился. Эти тайны и интриги, перенесенные в прошлое. Мне кажется, у тебя здорово получилось, жаль только, что рассказ такой короткий. Я тогда подумал, что из него мог бы получиться хороший роман, я и сейчас так считаю. – Он взглянул на нее из-под ресниц. – Боб со мной согласен. Не знаю, понравится ли тебе эта идея, но, если бы ты сумела развернуть рассказ в роман, он с интересом выслушал бы твои соображения на этот счет. Может быть, ты обрисуешь характеры или напишешь пару глав?

Она стояла неподвижно, не сводя с него глаз.

– Он это серьезно?

Дэвид кивнул.

– Говорю же, тебе это под силу, Джосс. Ему понравились герои, понравилась интрига и, конечно, сама тайна, ведь она так и осталась тайной. – Он поднял одну бровь. – Ты сама-то хоть знаешь, чем все закончилось?

Джосс рассмеялась.

– Конечно, знаю.

– Вот и чудно. Тебе осталось только об этом рассказать другим.

Библию они отыскали в тот же вечер. Огромный том в кожаном переплете лежал на нижней полке книжного шкафа за креслом ее матери.

– Книжные черви, – показал Дэвид на обгрызанные края страниц. – И, возможно, мыши. Видишь, здесь на последних страницах много записей. Изумительно! Давай унесем ее в кухню и положим на стол под яркий свет.

Люк отмывал руки над раковиной, когда они с триумфом внесли свою находку в кухню и торжественно водрузили ее на стол.

– Вы похожи на двух школьников. Такое воодушевление!

Дэвид осторожно открыл книгу.

– Ну вот. Первая запись сделана в тысяча шестьсот девяносто четвертом году.

– А последняя? – Джосс склонилась над его плечом.

Он осторожно перевернул тяжелую страницу.

– Самуэль Джон Данкан, родился десятого сентября тысяча девятьсот сорок шестого года.

– Сэмми. – Джосс с трудом проглотила комок в горле. Но ни Джорджи, ни ее, отвергнутого члена семьи, в книге не было.

Дэвид отошел от стола, с трудом оторвавшись от найденного сокровища.

– Иди сюда, взгляни.

Джосс села, наклонилась вперед и принялась водить пальцем по странице.

– Вот она, – сказала она, – Сара из церкви. Сара Рашбрук вышла замуж за Уильяма Персивала первого мая тысяча восемьсот шестьдесят первого года. Затем Джулия Мэри, родилась десятого апреля, умерла семнадцатого июня тысяча восемьсот шестьдесят второго года. Она прожила всего два месяца.

– То были тяжелые годы. Детская смертность была очень высокой, Джосс. Припомни статистические данные, – сурово заметил Дэвид. Он вдруг почувствовал странную неловкость при таком близком знакомстве с прошлым.

Джосс продолжала читать дальше.

«Мэри Сара, родилась второго июля тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года. Вышла замуж за Джона Беннета весной тысяча восемьсот девяносто третьего года. Наш первенец, Генри Джон, родился двенадцатого октября тысяча девятисотого года». Она, должно быть, сама это написала «Наша дочь Лидия» – наверное, это моя бабушка – «родилась в тысяча девятьсот втором году». – Она на мгновение замолчала. – «Маленький Генри Джон умер в тысяча девятьсот третьем году. Ему было всего три года». Эта запись сделана другим почерком. Следующая запись датирована двадцать четвертым июня тысяча девятьсот девятнадцатого года. «В тысяча девятьсот третьем году, через три месяца после смерти нашего сына Генри, мой муж Джон Беннет исчез. Я больше уже не жду, что он вернется. Сегодня моя дочь Лидия Сара вышла замуж за Самуэля Мэннерса, который тоже переехал в Белхеддон».

– Звучит весьма таинственно. – Люк сидел напротив нее. Он тоже заинтересовался. – Что дальше?

– Наш сын, Самуэль, родился тридцатого ноября тысяча девятьсот двадцатого года. Через три дня моя мать, Мэри Сара Беннет, умерла от гриппа.

– Невероятно. – Дэвид покачал головой. – Общественная история в миниатюре. Она, верно, попала в конец эпидемии испанки, которая распространилась по миру после Первой мировой войны. Бедняжка. Получается, что она так и не видела внука.

– Интересно, куда подевался старина Джон Беннет? – Люк задумчиво откинулся на стуле.

– В кабинете есть письмо, – медленно произнесла Джосс. – По сути записка от Лидии своему кузену Джону Данкану, в которой она оповещает его о рождении сына. Она, скорее всего, написала ее сразу, еще не зная, что ее мать умирает. – Она снова взглянула на страницу. – У нее было еще трое детей – Джон, Роберт и Лаура, моя мать, они все родились с небольшим интервалом, и потом… – она помолчала, – она сама умерла через год после рождения Лауры. Ей было всего двадцать три года!

– Как трагично. – Люк взял ее за руку. – Но это все было так давно, Джосс. Не стоит из-за этого расстраиваться.

Она улыбнулась.

– Я и не расстраиваюсь. Просто странно. Я читала ее письмо, держала его в своей руке. Она мне стала ближе.

– Думаю, в доме полно бумаг и писем по поводу семьи, – вставил Дэвид. – То, что твоя мать оставила все, как было, с точки зрения историка просто замечательно. Ведь должны найтись фотографии этих людей, портреты, дагерротипы. – Он покачался взад-вперед на стуле, придерживаясь за стол кончиками пальцев. – Ты должна нарисовать генеалогическое древо своей семьи.

Джосс улыбнулась.

– Это было бы занимательно. Особенно для Тома, когда он вырастет. – Она медленно покачала головой, снова вернувшись к пожелтевшим страницам, заполненным разным почерком. Она быстро просмотрела все записи с самого начала. Поняла, что записи о первых четырех поколениях были сделаны одной рукой. Затем, год за годом, поколение за поколением, каждая ветвь семьи имела своего летописца и свою фамилию. – Если я все это скопирую, я смогу пойти со списком в церковь и узнать, кто из них похоронен здесь, – сказала она. – Интересно все же, куда девался Джон Беннет. Он нигде больше не упоминается. Любопытно было бы узнать, не похоронен ли и он где-нибудь здесь. Как ты думаешь, с ним произошел несчастный случай?

– А может, его убили, – хмыкнул Люк. – Не каждый из этой книги умер своей смертью…

– Люк… – Возмущенную Джосс остановил недовольный вой детской сигнализации.

– Я схожу. – Люк уже вскочил на ноги. – А вы спрячьте эту книгу и подумайте об ужине.

Джосс встала и закрыла тяжелую Библию, прислушиваясь ко все более громким рыданиям.

– Я сама пойду…

– Люк справится. – Дэвид удержал ее за руку и не сразу отпустил ее. – Джосс, не исключай Люка из всего этого, пожалуйста. Из семьи. Истории. Дома. Ему и так несладко.

– А мне сладко? – Она со стуком положила тяжелую книгу на буфет и тут через сигнализацию услышала испуганный голос Люка:

– Том! Что ты наделал?

Джосс взглянула на Дэвида, повернулась и бросилась к двери, Дэвид за ней. Когда она влетела в детскую, Люк держал Тома на руках. Кроватка стояла вплотную к окну.

– Все хорошо, он в порядке. – Люк передал ей плачущего ребенка. – Он, верно, раскачал кроватку, и она соскользнула к окну. Здесь пол неровный. Проснулся в непонятном месте и немного испугался, так ведь, старина?

Он взлохматил волосы сына.

Джосс прижала Тома к груди, чувствуя, как дико дрожит маленькое тельце.

– Глупенький ты мой. Что случилось? Ты так раскачал кроватку, что она поехала?

Том шмыгнул носом. Глаза его уже слипались.

– Он, видимо, видел страшный сон. Несмотря на весь шум, он ведь едва проснулся, – прошептал Люк.

Джосс кивнула.

Она подождала, пока он поставит кроватку на место и поправит одеяло.

– Том-Том, пойдем снова баиньки, – ласково пробормотала она. Мальчик промолчал, его длинные светлые ресницы уже лежали на щеках.

– Хорошее изобретение эта сигнализация, – заметил Дэвид, когда они вернулись в кухню. – С ним такое часто случается?

Джосс покачала головой.

– Не очень. Переезд его сильно взбудоражил, вот и все. И еще он возбужден по поводу Рождества. Скоро вернутся Элис, Джо и Лин. Лин согласилась за ним присматривать в качестве временной няни. К тому же Люк еще пообещал Тому, что мы завтра будем наряжать елку. – Она расторопно накрывала на стол.

Дэвид наклонился и выровнял вилки с ножами.

– Не считая дьявола, в этом доме есть привидения, как ты считаешь? – внезапно спросил он, продолжая аккуратно выравнивать приборы.

– Почему ты спрашиваешь? – Люк, стоявший у плиты, повернулся к нему, держа в руке деревянную ложку. – Ты что-нибудь видел?

– Видел?.. Нет. – Дэвид медленно сел.

– Тогда слышал? – Джосс встретилась с ним взглядом. Голоса. Голоса маленьких мальчиков. Неужели он тоже их слышал?

Дэвид пожал плечами.

– Да нет, ничего определенного. Просто такое ощущение.

Это чувство возникло у него в комнате Тома, но он не собирался о нем рассказывать. Странное чувство. Холод, причем не физический холод, в комнате было вполне тепло. Сильнее холода… он оборвал себя, внутренне рассмеявшись. Он хотел описать это ощущение как холод души.

 

11

– Подарки, продукты, одеяла, грелки. Моя машина похожа на автобус Красного Креста, развозящий помощь страждущим. – На следующее утро Лин въехала во двор на своей старенькой малолитражке, доверху загруженной пакетами и коробками. – Мама с папой приедут в среду, а я решила тебе помочь. – Она робко улыбнулась Дэвиду. – Я собираюсь работать нянькой у Тома, чтобы Джосс могла писать свой потрясающий бестселлер!

– Рад это слышать. – Дэвид усмехнулся. Он встречался с младшей сестрой Джосс всего пару раз и находил ее резкой и, по правде говоря, слегка скучной. У сестер было совсем мало общего. Теперь он, разумеется, знал, в чем дело. Они вовсе не были сестрами.

Только часов в одиннадцать ему удалось выманить Джосс из дома под предлогом вероятности обнаружить какие-то еще имена в церковной Библии. Они начали с Сары Персивал.

– Я обратила на нее внимание, потому что табличка оказалась на редкость витиеватой, – объяснила Джосс. – Здесь должны быть таблички и постарше, – прошептала она. Они пошли вдоль ряда. – Вот, смотри, Мэри Сара Беннет умерла в тысяча девятьсот двадцатом году. Здесь лишь добавлено – из Белхеддон-Холла. Ни слова о ее исчезнувшем муже.

– Может быть, ей не хотелось, чтобы их хоронили рядом. – Дэвид без особого усердия вглядывался в темный угол на северной стороне, около двери. – Вон там интересная бронзовая табличка. В память Кэтрин… – Он прищурился. – Ее так часто драили, что я не могу разобрать фамилии. Надо бы побольше света. – Он подошел ближе и пытался обвести буквы пальцем. – Она умерла в тысяча четыреста – каком-то году.

Кэтрин…

Джосс вздрогнула, как будто ее ударили. Она стояла на ступеньках, ведущих в ризницу, разглядывая маленькую табличку на стене за аналоем. Она обернулась на слова Дэвида и увидела, как он поглаживает пальцами отполированную бронзу.

– Не трогай ее, Дэвид, – закричала Джосс, прежде чем успела что-либо подумать.

Он смущенно отошел.

– Но почему? Я же не хожу по могиле…

– Ты не слышал? – Она прижала пальцы к вискам.

– Что я должен был слышать? – Он отошел от стены и приблизился к ней. – Джосс? В чем дело?

– Кэтрин, – прошептала она.

Он скакал во весь опор, невзирая на летнюю жару, стремясь добраться к ней…

– Ты меня слышала, Джосс. Я прочел вслух ее имя. Вот смотри. Вон там высоко на стене, маленькая бронзовая табличка. На полочке перед ней – засохшие цветы.

Он скакал и скакал – посыльному потребовалось двое суток, чтобы доехать до него – может быть, он уже опоздал…

Вода в хрустальной вазочке позеленела и заплесневела. Джосс взглянула на нее.

– Надо принести свежие цветы. Бедняжки. Они так давно умерли. Никому нет дела…

Пена слетала с морды лошади, оставляя белые пятна на его плаще…

– Какие сейчас цветы, надо в магазин ехать, – заметил Дэвид. Он прошел ближе к хорам. – Ты блокнот захватила? Давай перепишем некоторые имена.

Джосс взяла вазочку и задумчиво посмотрела на нее.

– В деревне всегда есть цветы, надо только знать, где искать, – медленно сказала она. – Я принесу букет позже.

Он оглянулся на нее через плечо. Она казалась на редкость сосредоточенной.

– Не стоит ли поручить это цветочнице? – спросил Дэвид.

Джосс пожала плечами.

– Похоже, они тут не слишком усердствуют. Никто ее не заметил, вазочка так и стояла тут в тени. Бедная Кэтрин…

Кэтрин!

Он в ярости пригнулся к шее лошади, гоня ее вперед, слыша только топот копыт по выжженной солнцем земле и в душе сознавая, что, если он идальше будет так же гнать своего лучшего жеребца, тот останется хромым на всю жизнь.

– Дэвид!

В голове Джосс стучало так, будто там, по сухой земле, несся табун лошадей. Все кружилось перед глазами…

– Джосс?

Она обессиленно опустилась на узкую дубовую скамью.

Дэвид сел рядом.

– Джосс? В чем дело? – Он взял ее руку и потер. Она была ледяной. – Джосс, ты белее простыни. Давай, вставай, пошли домой.

За ним, немного отстав, неслись всадники, среди которых был и посыльный. Они старались поспеть за ним, но вскоре потеряли его из виду.

Джосс вошла в тихую спальню и легла на кровать. Рядом с ней сел их новый доктор, Саймон Фрейзер, которого позвал Люк. Прохладной и твердой рукой он нащупал ее пульс, следя за секундомером. Наконец, он опустил ее запястье. Он уже успел прослушать легкие и на всякий случаи подавить на живот.

– Миссис Грант, – спросил он, глядя на нее сквозь стекла очков в золотой оправе яркими синими глазами, – когда у вас в последний раз были месячные?

Джосс села, с облегчением обнаружив, что голова перестала кружиться. Она собралась было ответить, потом заколебалась.

– С этим переездом и заботами я как-то про все забыла… – Улыбка сошла с ее лица. – Уж не хотите ли вы сказать…

Он кивнул.

– По моему мнению, вы беременны, месяца три. – Он сунул стетоскоп в чемоданчик и щелчком закрыл замок. – Давайте поедем в больницу, сделаем сканирование и узнаем точно, как далеко все это зашло. Он встал и улыбнулся ей. – Вы это планировали?

Кэтрин…

Снова этот звук в голове. Она напряглась, чтобы разобрать слова, но они были далеко, почти не слышны.

Кэтрин, любовь моя, дождись меня!

– Миссис Грант? Джосс? – Саймон Фрейзер внимательно смотрел на нее. – Вы нормально себя чувствуете?

Джосс, нахмурившись, повернулась к нему.

– Я спросил, планировали ли вы этого ребенка? – терпеливо повторил он.

Она пожала плечами.

– Нет. Да. Наверное. Мы хотели еще одного, чтобы Тому было веселее. Возможно, несколько позже. Еще столько дел… – Голос в ее голове умолк.

– Ну, теперь эти дела лягут не на ваши плечи. – Он поднял кейс. – Я должен быть строгим, миссис Грант. Этот случай сегодня утром, возможно, и в порядке вещей – гормоны играют и перестраиваются, но я повидал немало женщин, которые слишком перенапрягались в ранние месяцы беременности и потом горько об этом жалели. Не надрывайтесь. Дом, ящики, которые надо распаковать – все это не сделается само по себе, но, с другой стороны, не настолько все срочно, чтобы рисковать собой и ребенком. Ясно? – Он улыбнулся. У него была совсем мальчишеская улыбка, которая сразу сделала его на десять лет моложе. – Я бы не против как-нибудь зайти и посмотреть на ваш дом, он великолепен, но я вовсе не хочу постоянно приходить сюда из-за того, что его хозяйка слишком перегружает себя. Договорились?

Джосс сидела, свесив ноги с кровати.

– Мне кажется, что вас соответствующим образом настроили, доктор. Люк наверняка говорил с вами, прежде чем вы сюда поднялись.

Он засмеялся.

– Возможно. А может, и нет. Я сам достаточно хорошо разбираюсь в людях.

В кухне Люк сжал ее в объятиях.

– Умница ты моя! Давайте выпьем шампанского! Дэвид, ты готов рискнуть спуститься в погреб? Там есть шампанское.

– Люк, – запротестовала Джосс, опускаясь на стул. – Мне нельзя шампанского. Кроме того, не лучше ли подождать, пока сделают все анализы? – Она все еще чувствовала себя не в своей тарелке, будто только что проснулась.

– Этот номер не пройдет. – Люк сиял. – Тогда мы выпьем еще бутылку. Ведь доктор не сомневается, так? Он сказал, что уверен, да и ты тоже, верно? – Он помолчал, достал четыре бокала и присмотрелся к ней. – Женщина всегда знает.

Джосс подняла руку и с отсутствующим видом пригладила бровь.

– Не знаю. Наверное, некоторые симптомы есть. – Головокружение по утрам. Но она всегда так спешила поднять Тома и одеть его, что не обращала на это внимания. Она быстро уставала, но относила это за счет того, что слишком много трудилась. – Так вот, нянечка, – повернулась она к Лин, – скоро у тебя будет еще один подопечный.

Глаза Лин сверкали.

– Вам придется за двоих платить мне больше.

– Прелестно. Спасибо тебе большое!

– По крайней мере, будешь спокойно писать книги. Теперь у тебя нет никаких оснований откладывать, – заметил Люк. Он поставил бокалы на стол и поцеловал ее в макушку. – Пойду помогу Дэвиду отыскать бутылку.

Когда Люк спустился вниз, Дэвид стоял в подвале перед рядами бутылок.

– Здесь чертовски холодно. Знаешь ли, это все хорошие марочные вина. И содержались они в прекрасных условиях. – Он взглянул на Люка и понизил голос: – Если вам нужны деньги, вы вполне можете все это продать. Здесь есть очень ценные вина. Ты только взгляни: «Шато-Брион» сорок девятого года, и «Шато-Икем»!

– О каких суммах может идти речь? – Люк протянул руку и осторожно достал бутылку. – Эта, – он прищурился, – тысяча девятьсот сорок восьмого года.

– Только ни в коем случае не тряси ее! То, что у тебя в руке, стоит примерно триста пятьдесят фунтов! Тут у вас их на тысячи, десять или двадцать тысяч. Может, и больше.

– Знаешь, я и сам догадывался. Потому и хотел, чтобы ты взглянул.

Дэвид кивнул.

– Я могу дать тебе имя кого-нибудь из Сотбис, кто смог бы приехать, оценить и переписать все это. Конечно, жаль расставаться, но, я знаю, у вас туго с наличными, а тут еще ребенок скоро родится. Так что стоит продать. Кроме того, ты ведь у нас невежда, любое вино пьешь, так ведь? – Он хмыкнул.

– Наверное, лучше положить ее назад… – Люк взглянул на бутылку, которую держал в руке.

– Куда как лучше! Пошли, поищем шампанского, чтобы выпить за ребенка. – Дэвид выбрал бутылку и принялся изучать этикетку.

– «Поммери-брют», тысяча девятьсот сорок пять. Неплохо!

– Небось двадцать или тридцать фунтов за бутылку? – простонал Люк.

– Скорее пятьдесят! Странную, однако, жизнь вы тут ведете. – Дэвид покачал головой. – Такая вокруг роскошь, а денег почти нет.

– Почти! – Люк засмеялся. Он не позволял себе вспоминать о деньгах, потерянных вместе с компанией. – Мы тут планировали жить с огорода. На ремонте машин я зарабатываю гроши. Это дело медленное, но, надеюсь, денег хватит, чтобы заплатить по счетам и все такое. Джосс и слышать не хочет о том, чтобы что-то из дома продать, она просто одержима его историей, но к вину, думаю, это не относится. Мне кажется, она не станет возражать, как ты думаешь? Нас бы эти деньги здорово выручили, Дэвид. – Он посмотрел на бутылку. – Скажи мне честно, ты действительно считаешь, что Джосс сможет зарабатывать, если возьмется писать?

Дэвид пожал плечами.

– Она может писать. У нее богатое воображение. Я говорил ей, что взял на себя смелость показать кое-что из написанного ею моему знакомому издателю. Ему особенно понравился один рассказ. Он бы хотел получить от нее еще, а он попусту болтать не станет. Но дальше – уж как Господь рассудит! – Дэвид внезапно вздрогнул. – Давай, старина, пошли отсюда. Здесь чертовски холодно. Мне кажется, нам стоит поесть чего-нибудь горяченького!

Прошло немало времени, прежде чем Джосс выбралась снова в церковь, на этот раз в одиночестве. В руке она держала букетик остролиста, зимнего жасмина и блестящих зеленых побегов плюща с цветами.

В церкви было уже почти темно, когда она отыскала ключ в потайном месте и открыла тяжелую дверь. Вазочка была вымыта и наполнена свежей водой. Она осторожно поставила ее на полочку под бронзовой табличкой.

– Ну вот, Кэтрин, – прошептала она. Помолчала, почти что ожидая ответа, повторения странного голоса в ее голове. Ничего. В церкви было абсолютно тихо. Она печально улыбнулась и направилась домой.

В кухне никого не было. Джосс немного постояла у плиты, стараясь согреть руки. Все домочадцы разошлись по своим делам. Ей следовало бы заняться разборкой ящиков или упаковкой подарков. Бездельничать времени не было. С другой стороны, когда еще выдастся момент в одиночестве и без помех повнимательней изучить письма в коробке матери в кабинете. Да и врач велел ей отдыхать…

В большом холле полным ходом шла подготовка к Рождеству. Люк и Дэвид притащили трехметровую елку, срубленную утром в лесу около озера, и все помещение наполнял свежий запах хвои. Елку поставили у окна, прочно укрепив в большой напольной вазе, наполненной землей. Лин отыскала несколько коробок с елочными украшениями, и сейчас они стояли на полу у елки. Они пообещали Тому, что позволят ему помочь украшать елку после ужина, перед сном. Джосс улыбнулась. Надо было видеть выражение лица малыша, когда мужчины приволокли елку.

Она наполнила большую вазу остролистом, плющом и желтым жасмином, и сейчас она стояла в центре стола – яркое пятно в темной комнате.

Кэтрин…

Джосс нахмурилась. В воздухе чувствовались какие-то странные электрические разряды, как будто вот-вот начнется гроза. Все вернулось: эхо где-то в голове, голос, который она с трудом различала.

Когда он ворвался во двор, в доме было тихо, только ярко светило солнце. Он остановил со свистом дышащую лошадь. Никого из слуг не видно, даже собаки не залаяли.

Джосс в недоумении потрясла головой. Глаза ее не отрывались от вазы с цветами на столе. Серебро, все еще темное после небрежной чистки, не удалившей полностью налет веков, тускло поблескивало в слабом свете настольной лампы. Пока она смотрела на вазу, желтый лепесток жасмина упал на сверкающий полированный дуб стола.

Спешившись, он бросил потную, дрожащую лошадь и вбежал в дом. После яркого солнечного света огромный холл показался ему темным. Там тоже не было ни души. Несколькими шагами он преодолел лестницу, ведущую в ее спальню.

Запах смолы от свежесрубленной ели заполнил все вокруг. Джосс ощутила, как боль тугим обручем стягивает ей голову.

– Кэтрин! – Голос охрип от пыли и страха. – Кэтрин!

– Джосс! – гулким эхом донеслось от дверей. – Где ты, Джосс?

Люк тащил большую охапку белой омелы.

– Джосс, иди сюда. Смотри, что я нашел! – Он быстро пересек комнату и подошел к ней, подняв огромный бледно-зеленый серебристый букет у нее над головой. – С тебя поцелуй, любовь моя! – Его глаза сузились от смеха. – Давай решим, куда мы его поставим!

Кэтрин!

Джосс невидящими глазами смотрела на Люка, вся уйдя в далекое прошлое, стараясь уловить звуки, казалось, доносившиеся откуда-то издалека.

– Джосс! – Люк присмотрелся к ней и опустил букет. – Джосс? Что случилось? – Голос стал резким. – Джосс, ты меня слышишь?

Кэтрин!

Звук удалялся, становился все тише.

– Джосс!

Она внезапно улыбнулась и протянула руку, чтобы потрогать ягоды омелы. Они были холодными и восковыми, Люк, вероятно, нашел омелу в зимнем саду, где ветви покрытых мхом яблонь переплелись со сливой.

В конечном итоге он повесил один букет в кухне, а другой – в большом холле, прикрепив его к галерее. Уезжая, Дэвид поцеловал Джосс под кухонным букетом.

– Если я узнаю что-нибудь еще о доме, пришлю письмо. А пока напиши-ка парочку глав, чтобы можно было их переслать моему другу Бобу Кэсси. Я уже говорил, что у меня хорошее предчувствие насчет твоих писательских способностей.

– И у меня тоже, Джосс. – После отъезда Дэвида Люк и Джосс обсуждали эту тему в кабинете. – Вполне разумная идея. Лин поможет тебе с Томом и ребенком, который родится. Ты ведь можешь писать, мы все это знаем. И нам очень нужны деньги. – Он пока еще боялся рассчитывать на доходы от продажи вина.

– Я знаю.

– У тебя есть какие-нибудь мысли? – Он искоса взглянул на нее.

Она засмеялась.

– Ты же знаешь, что есть, дурачок ты эдакий! И ты знаешь, что я уже делала заметки по поводу того, как сделать из рассказа роман. Я начну много раньше, с того времени, когда мой герой был еще мальчишкой и жил в доме, похожем на этот. Он – паж, старается стать джентльменом, но потом ввязывается в войну Алой и Белой розы.

– Замечательно. – Люк поцеловал ее в макушку. – Как знать, может, по роману сделают телевизионную постановку, и мы станем миллионерами!

Смеясь, она оттолкнула его.

– Сначала надо написать и опубликовать, так что иди и поиграй в машинки, а я попробую начать.

В одном из ящиков она нашла пустой блокнот, когда-то принадлежавший ее матери. Села за стол, открыла блокнот на первой странице и взяла ручку.

Весь сюжет был уже у нее в голове. Она ясно видела своего героя, когда он был маленьким. В начале романа ему лет четырнадцать. Высокий, со светло-русыми волосами и роем веснушек на носу. Он носил бархатный берет с залихватским пером и работал у хозяина Белхеддона.

Джосс повернулась к окну. Отсюда ей была видна малиновка, сидящая на голых побегах вьющейся розы. Казалось, птичка заглядывает в комнату, яркие черные глазки напряженно вглядывались в окно. Его звали Ричард, ее героя, а дочь хозяина дома, его ровесницу и героиню ее короткого рассказа, звали Анной.

Джорджи!

Она слегка тряхнула головой. Малиновка перепрыгнула на подоконник. Она что-то выклевывала из пушистого мха, который рос между камнями.

Джорджи!

Голос звал издалека. Малиновка слышала его. Джосс заметила, как птичка внезапно замерла, наклонила головку, а потом улетела. Джосс сжала в руках ручку. Ричард, разумеется, влюблен в Анну с самого начала, но то была светлая, детская любовь, которая только позднее в связи с войной на противоположных сторонах принесла в дом напряжение, раздор и убийство.

Она писала неуверенно, сначала лишь сделав наброски первой сцены, при этом дважды посмотрела в окно, а еще раз – на дверь, поскольку ей послышались шаги. Ветер задул в дымоход, поленья в камине рассыпались, разбросав пучок искр и наполнив комнату сладковатым запахом дыма.

Джорджи! Где ты?

Голос на этот раз звучал нетерпеливо. И, казалось, прямо за дверью. С гулко стучащим сердцем Джосс встала и открыла дверь. Коридор был пуст, погреб закрыт и заперт.

Затворив дверь в кабинет, она прислонилась к ней спиной и закусила губу. Разумеется, это все игра ее воображения. Ничего больше. Глупо. Идиотка. Это тишина в доме так на нее действует. Она устало оттолкнулась от двери и вернулась к столу.

На ее блокноте лежала роза.

Джосс с изумлением смотрела на нее.

– Люк! – Она оторопело обводила комнату взглядом. – Люк, где ты?

Еще одно полено с треском упало в камине, осветив снопом искр покрытую сажей заднюю стенку.

– Люк, где ты, дурачок? – Она взяла цветок и поднесла к носу. Белые лепестки оказались ледяными и без всякого запаха. Джосс поежилась и положила розу на стол. – Люк? – резко повторила она. – Я знаю, что ты здесь. – Подошла к окну и отдернула штору от стены. Ни следа Люка.

– Люк! – Она побежала к двери и распахнула ее. – Люк, где ты?

Ни звука в ответ.

– Люк! – Она кинулась в кухню, почувствовав, что запах хвои стал еще сильнее.

Люк стоял у раковины и мыл руки.

– Привет! А я-то думал, куда ты подевалась… – Он замолчал, потому что она бросилась ему на шею. Он потянулся за полотенцем, вытер руки и мягко отстранил ее. – Джосс? В чем дело? Что случилось?

– Ничего. – Она все еще прижималась к нему.

Он подвел ее к столу и посадил на стул.

– Валяй, выкладывай.

– Роза. Ты положил розу на мой стол… – Она замолчала. – Ведь ты положил розу, верно?

Люк изумленно нахмурился. Быстро взглянул на нее и сел рядом.

– Я возился с машиной, Джосс. Хотел поработать до темноты. Свет в каретном сарае оставляет желать лучшего, да и холодно там дико. Лин все еще гуляет с Томом. Они пошли собирать еловые шишки, скоро должны вернуться, разве что я не заметил, как они проходили. Так что там про розу?

– Она очутилась на моем столе.

– И это тебя напугало? Ты у меня с приветом. Наверное, Дэвид оставил.

– Наверное. – Она смущенно улыбнулась. – Мне показалось, что я слышала… – Она замолчала. Хотела сказать: «Как кто-то звал Джорджи», но вовремя остановилась. Иначе не было бы сомнений, что она сходит с ума. Это все ее воображение, слишком переработала в темном и чересчур тихом доме.

– И где эта роза? Пойдем и посмотрим. – Люк резко встал. – Пошли, а потом я помогу тебе приготовить ужин для нашего отпрыска. Он наверняка откажется сегодня укладываться спать, пока вволю не насладится елкой.

Огонь в камине погас, осталась лишь зола. Люк задержался и подбросил в камин пару поленьев, а Джосс подошла к столу. Ручка лежала на странице и в том месте, куда она ее поспешно бросила, образовалось чернильное пятно. Рядом лежал засохший бутон розы, лепестки потемнели и свернулись, крошились под пальцами. Она подняла ее и заметила:

– Она была свежей, но ледяной. – Коснулась цветка кончиком пальца. Лепестки напоминали бумагу, листок на стебле рассыпался в прах, когда она дотронулась до него.

Люк взглянул на Джосс.

– Снова твое воображение. Думаю, она вывалилась из какого-нибудь отверстия в письменном столе. Ты же сама говорила, что там много всякой ерунды. – Он мягко взял розу из ее рук, подошел к камину и бросил его в огонь. Цветок вспыхнул и через секунду исчез.

 

12

Дневник Лидии раскрылся на странице, заложенной закладкой – большим сухим листом, от которого слабо и ненавязчиво пахло мятой.

«16 марта 1925 года. Он вернулся. Мой страх растет с каждым часом. Я послала Полли в дом приходского священника, чтобы позвала Симмса, а детей с няней отправила в Пилгрим-Холл с запиской леди Саре, в которой просила оставить их у себя на ночь. Кроме меня и слуг, в доме никого нет.»

Джосс подняла голову, и глаза ее остановились на пыльном окошке чердака. Солнце било прямо в окно, освещая потемневшие незабудки на обоях – все, что от них осталось за долгие годы. Несмотря на теплое солнце, Джосс тряслась от холода, ни на минуту не забывая о пустом доме под ней.

Остальная часть страницы оказалась чистой. Джосс перевернула несколько листов, пока не наткнулась на следующую запись, сделанную почти через месяц после первой, 12 апреля.

«Уже Пасха. В саду море нарциссов. Я сегодня нарвала несколько корзин, чтобы украсить дом. Слизь от стеблей испачкала мне платье – возможно, наказание мне за попытку выбраться из бездны отчаяния. Лучшие цветы я приберегла для могилы моего маленького.

14 апреля. Самуэль увез детей к маме. Без няни мне трудно за ними присматривать.

15 апреля. Полли ушла. Она была последней. Теперь я и в самом деле одна-одинешенька в этом доме. Кроме этого.

16 апреля. Снова приходил Симмс. Он умолял меня оставить дом. Принес еще святой воды, побрызгал ею всюду, но я подозреваю, что все духи Востока, даже сосуды, полные волшебной влаги, не в силах смыть кровь. Я не смогла уйти в дом священника и отослала его…»

– Джосс! – Голос Люка у лестницы прозвучал неожиданно и резко. – Том плачет.

– Иду. – Она спрятала дневник в ящик старого туалетного столика и повернула ключ. В дневнике были еще две записи, но почему-то она побоялась прочесть их. Теперь и она могла хорошо слышать Тома. Почему же это не произошло раньше?

Кто из детей Лидии умер? Кто из ее обширного и жизнерадостного потомства лежал в могиле на кладбище, которую она украшала нарциссами?

Она взбежала, перепрыгивая через ступеньку, по крутой лестнице и влетела в детскую. С каждым шагом жалобные завывания Тома слышались все громче.

Он стоял в кроватке, сморщив личико, мокрое, жалкое и злое. Увидев ее, он протянул к ней ручонки.

– Том! – Она схватила его и прижала к себе. – В чем дело, маленький? – Ее лицо уткнулось в его мягкие волосенки. От них пахло клубникой – в обед он ел клубничное желе.

Как могла Лидия пережить потерю ребенка? Одного из самых любимых?

Она еще крепче прижала к себе Тома, обнаружив, что тот мокрый. Рыдания уже переходили в шмыганье носом.

– Он в порядке? – Люк сунул голову в дверь.

Джосс кивнула. Она не могла говорить из-за комка в горле.

– Я его переодену и принесу вниз. Уже почти пора пить чай. А где Лин?

Люк пожал плечами. Он вошел в комнату и шутливо ткнул ребенка кулаком.

– Как ты, солдат? – Взглянул на Джосс. – А ты? – Он провел пальцем по ее щеке. – Все еще неважно себя чувствуешь?

Джосс вымученно улыбнулась.

– Немного устала, вот и все.

Джосс отнесла сухого и нарядного Тома в новом комбинезоне и полосатом свитере, который связала ему бабушка, в кабинет. Посадив его на пол, она дала ему стакан с карандашами, чтобы он мог чем-то заняться. Сама села за стол и потянулась за блокнотом. Рядом на другом столе стоял компьютер Люка. В файле под названием «Сын меча» уже было несколько страниц с описанием героев и кратким содержанием романа. Она посмотрела невидящим взглядом на свой блокнот, потом на пустой экран компьютера.

Ей хотелось начать писать, но тут взгляд упал на семейную Библию, которая лежала в углу на полке. Она с сожалением закрыла блокнот. Понимала, что не сможет серьезно работать, пока не покопается еще немного в истории, разворачивающейся на старых страницах толстой книги. Она сняла ее с полки и положила на стол.

Лидия Сара Беннет вышла замуж за Самуэля Мэннерса в 1919 году. У них родилось четверо детей. Маленького Самуэля не стало через три месяца после рождения в 1921 году, Джон, родившийся на следующий год, прожил всего четыре года и умер в 1925, Роберт, родившийся в 1922 году, дожил до четырнадцати лет, и Лаура, ее мать, родилась в 1924 году и умерла в 1989 в возрасте шестидесяти пяти лет. Сама Лидия скончалась в 1925. Джосс закусила губу. Записи в дневнике скорее всего были сделаны за несколько месяцев до ее смерти.

Джосс долго смотрела на страницу перед собой. Выцветшие чернила были в нескольких местах смазаны, и кое-где виднелись чернильные пятна.

– Мам, Том хочет чай. – Требовательный голосок с ковра привлек ее внимание. Мальчик сидел у камина и смотрел на нее. Вся мордашка была измазана красными чернилами.

– Ох, Том! – Она подхватила его с пола. – Несносный ребенок. Где ты взял ручку?

– Том рисовать, – твердо заявил малыш. – Рисовать картины. – В кулачке он зажал тонкую ручку, которая, как сразу заметила Джосс, была очень старой. Невозможно, чтобы в ней до сих пор сохранились чернила, значит, мальчик перепачкался, когда сосал ручку. Удрученно покачав головой, она посадила его себе на бедро… Кроме этого… Фраза крутилась и крутилась у нее в голове. Кроме этого… Мой страх придает ему силы… Эти слова были написаны двумя разными женщинами, которых разделял почти век, двумя женщинами, доведенными до полного отчаяния страхом от чего-то, что появлялось в их доме. Обе женщины обращались в церковь и к святой воде, чтобы защитить себя, но безрезультатно.

Джосс внесла Тома в большой холл и взглянула на елку. Теперь она была украшена серебряными шарами, длинной блестящей гирляндой и десятками разноцветных фонариков. Они с Люком уже положили кучу пакетов с подарками под дерево, включая те, что оставил для каждого Дэвид. Завтра приедут Элис и Джо и привезут еще кучу подарков.

– Елка! – оживился Том, начав вырываться из рук. – Ходить. – Как только она поставила его на ноги, он подбежал к дереву, указывая пухлой ручонкой наверх, на верхушку елки. – Томин ангелок!

– Ангел Тома, чтобы защищал его от опасности, – согласилась Джосс. Когда они наряжали елку, Люк поднял ребенка повыше, чтобы тот смог сам прикрепить к верхушке прелестную куклу, сделанную Лин, со сверкающими крыльями из перьев. – Пожалуйста, – прошептала Джосс, наблюдая, как ее сын стоит с открытым ртом под развесистыми ветками, – спаси и сохрани нас.

Они уже кончали ужинать, когда зазвонил дверной звонок, и почти сразу они услышали дружное пение.

Первой вскочила на ноги Лин.

– Певцы хоралов! – воскликнула она.

Небольшой хор пробыл у них минут двадцать.

Они встали вокруг елки, выпили по бокалу вина и спели несколько рождественских хоралов. Джосс сидела на стуле с высокой спинкой и наблюдала за ними. Сколько сотен лет точно такие группы певцов ходили по домам и провозглашали здравицу? Прищурившись, она представляла среди них Анну и Ричарда из своего рассказа, тепло одетых, с покрасневшими носами, греющих у камина замерзшие руки. Лин зажгла все имеющиеся в доме свечи, погасив остальной свет, так что электрическими были только цветные фонарики на елке. Да и хоралы они, скорее всего, пели те же. Джосс прислушалась к словам, наполнявшим комнату, резонирующим от стен. Вполне вероятно, что пятьсот лет назад Кэтрин слушала те же хоралы в такую же холодную ночь. Джосс поежилась. Она так легко могла себе ее представить – длинные темные волосы, спрятанные под затейливым головным убором, глубокие сапфировые глаза, сияющие от счастья, шлейф платья, шелестящий по натертому паркету, руку с бокалом, поднимающую тост за мужа и повелителя…

Милая моя! Он впервые увидел ее на празднике, не отрывал глаз от ее грациозной фигуры, когда она танцевала и играла со своими двоюродными братьями и сестрами. Ее глаза горели, щеки пылали от тепла камина.

Джосс вздрогнула так сильно, что даже Лин заметила.

– Джосс, что с тобой? – Сестра села рядом с ней и обняла ее за плечи. – Что-нибудь не так?

Джосс отрицательно покачала головой, уставившись на свои ноги.

– Все хорошо. Немного холодно.

Певцы ничего не заметили. Они продолжали петь, легко беря высокие ноты, их голоса уносились ввысь за потолочные балки. Но это был последний хорал. Им надо было еще добраться до фермы Гудиаров, а затем вернуться к дому приходского священника. Они снова обмотали шеи шарфами, натянули перчатки, захватили ящичек с набросанной туда мелочью.

Когда за ними закрылась дверь, тишина показалась особенно давящей. Им не хотелось расходиться, и они все уселись у камина, уставившись на пылающие угли.

Кэтрин, любовь моя, дождись меня!

Эти слова возникли так четко, как хорошо запомнившийся сон, но тут же исчезли. Джосс вздохнула и покачала головой.

– Хоралы были просто замечательные. Знаешь, странно как-то, если и в самом деле здесь жил дьявол, то в доме должно быть ощущение зла. Но ведь ничего такого нет.

– Конечно, нет, – Люк поцеловал ее в макушку. – Мне бы хотелось, чтобы ты забыла эти глупости про дьявола. Дом фантастический, счастливый, полный добрых воспоминаний. – Он шутливо взъерошил ей волосы. – Дьяволу бы тут не понравилось!

Он уже спал, когда много времени спустя Джосс забралась в постель. Она долго лежала в ванне, стараясь изгнать из тела озноб, но вода для такой цели оказалась недостаточно горячей. Она поймала себя на том, что жмется спиной к теплой эмали, пытаясь впитать последние крохи тепла из быстро остывающей ванны. Когда же она, наконец, выбралась из ванны и обмоталась полотенцем, то сообразила, что нагревательная система, работающая от печки в кухне, давно отключилась на ночь, – этот процесс всегда сопровождался бульканьем и хрипами. До утра нечего надеяться на горячую воду и теплые батареи. Только утром с теми же хрипами и бульканьем система воспрянет к жизни. Дрожа от холода, Джосс заглянула к Тому. Он, теплый и розовый, надежно укрытый пуховым одеялом, крепко спал. Оставив дверь слегка приоткрытой, она пробралась в спальню, без всякого желания сняла халат и улеглась рядом с Люком.

За окном луна казалась серебряным диском на фоне неба в веснушках звезд. Мороз выбелил сад, и от этого там было светло почти как днем. Люк не полностью задернул шторы. Лунный свет проникал сквозь щель между ними и падал на одеяло.

Они все собрались там, в этой полутемной комнате: слуги, члены семьи, священник. Когда он ворвался в комнату, гремя шпорами, цепляющимися за расстеленную всюду, чтобы заглушить звуки солому, все повернули к нему белые лица.

– Кэтрин? – Хрипло дыша, он остановился в нескольких футах от кровати. Лицо ее было прекрасным и абсолютно спокойным. На нем не осталось ни следа перенесенной боли. Ее великолепные темные волосы рассыпались по подушке; темные, тяжелые ресницы выделялись на белых, как алебастр, щеках.

– КЭТРИН! – Он услышал собственный крик, и, наконец, кто-то пошевелился. Женщина, которая так часто проводила его в эту комнату и приносила ему вино, выступила вперед, держа в руках маленький сверток.

– У вас есть сын, милорд. По крайней мере, у вас остался сын!

Джосс беспокойно повернулась и прижалась к Люку. Лунный свет мешал ей. Он был беспощаден, жесток, усиливал холод в комнате. Дрожа, она поплотнее накрылась одеялом и зарылась головой в подушку рядом с головой мужа, ощущая исходящие от него тепло и надежность.

Он застыл от ужаса, не сводя глаз с женщины на кровати.

– Кэтрин.

На этот раз слово прозвучало как мольба. Он бросился на кровать, прижал ее к себе и зарыдал.

Вздохнув, Джосс наконец заснула. Ей снилось что-то неприятное и не запоминающееся. Она не слышала и не чувствовала, как через поток лунного света двинулась тень, четко обозначившись на одеяле. Она не ощутила, что в спальне стало еще холоднее. Не почувствовала, как ледяные пальцы коснулись ее волос.

– Кэтрин, Кэтрин, Кэтрин!

Имя заполнило все углы комнаты и затерялось в тени у крыши, за потолочными балками. Оно извивалось от боли.

Он поднял заплаканное лицо.

– Оставьте меня, – сказал он. – Оставьте меня с ней. – Он повернулся к служанке, и лицо его исказилось от гнева. – Унесите этого ребенка. Он убил ее. Он убил мою любовь, будь он проклят. Он убил самую прекрасную и добрую женщину на свете!

Проснулась Джосс с дикой головной болью и сразу же поняла, что ее сейчас стошнит. Не теряя времени на поиски халата, она выскочила из постели, бросилась в ванную комнату и упала на колени перед унитазом. Пока ее выворачивало наизнанку, Люк накрыл ей плечи халатом и ласково гладил по голове. Потом, он принес ей чашку чая.

 

13

Роберт Симмс служил пастором церкви в Белхеддоне в период с 1914 по 1926 год. Джосс стояла перед витражом в церкви, сделанном в его честь, и размышляла, насколько ему удавалось утешать Лидию в последние годы ее жизни. Окроплял ли он дом святой водой? Он ли хоронил ее сына? Судя по всему, в последний путь саму Лидию провожал он. Могила на кладбище у церкви заросла плющом и крапивой, но когда Джосс счистила мох с надгробия, ей удалось прочитать:

Самуэль Мэннерс, родился в 1882 г.,

умер в 1926 г.

и его жена

Лидия Сара Мэннерс, родилась в J902 г.,

умерла в 1925 г.

а также их дети

Самуэль, родился в 1920 г., умер в 1921 г.

Джон, родился в 1921 г., умер в 1925 г.

Роберт, родился в 1922 г., умер в 1936 г.

Что случалось с сыновьями в этом доме, почему они все так рано умирали? Медленно возвращаясь от церкви к калитке, Джосс остановилась на минутку у могилы своих братьев. Люк уже выполол крапиву, а она очистила от мха камень и посадила цветочные луковицы у его подножия. Джосс вздрогнула, в который раз припомнив слова Эдгара Гоуэра: «Не впутывайтесь в дела Данканов; с этим домом связано столько горя». Неужели с Белхеддоном что-то трагически не так? А если это правда, то сможет ли она быть здесь счастливой? И почему Люк так влюбился в этот дом? Почему они не ощущают зла, так пугавшего Лидию и Лауру?

Когда она вошла во двор, Люк лежал под «бентли» с дрелью в руках.

– Привет! – Голос его доносился откуда-то из-под шасси. – Лин взяла Тома в Колчестер. Тебе получше после прогулки?

– Немного. – Она прислонилась к стене каретного сарая, засунув руки в карманы и уставившись в землю.

– Люк, кофе сварить? Я бы хотела кое о чем тебя спросить.

– Давай. – Он выполз из-под машины и ухмыльнулся. Как обычно, масляное пятно на лбу и черные руки.

– Ну? – спросил он, когда они сидели на кухне с кружками горячего кофе. – В чем проблема?

– Что-то не так, Люк. Какой-то кошмар. Ты ничего не чувствуешь, Люк? – Она сидела напротив него. От запаха кофе ей снова сделалось дурно.

Его лицо стало серьезным.

– Что не так? С ребенком?

– Нет, не с ребенком. Я тут нашла письма, дневники и всякое другое, написанные моими матерью и бабушкой.

– Знаю. Я видел, как ты не могла от них оторваться. – Люк потянулся за печеньем. – Я думал, тебе просто интересно. – Он добавил кофе в свою кружку.

– Они обе пишут о чем-то ужасном, пугающем в доме.

– Ох, Джосс. – Он покачал головой. – Не начинай все с начала. Не о дьяволе же, живущем в погребе, речь? Ради всего святого! – Он поднялся на ноги, прихватив еще одно печенье. – Послушай, любовь моя, мне надо идти работать. До обеда я наметил перебрать карбюратор. – Он нагнулся и поцеловал ее. – Не ищи проблем там, где их нет. Нам чертовски повезло, что мы получили этот дом. Нам здесь хорошо. Это наш шанс начать все с начала. А у тебя появилась новая семья, о которой ты можешь много узнать. Но прибереги свое воображение для книги, Джосс. Здесь жили реальные люди. Реальные люди в реальное время. Это же не вымысел. Кто знает, может быть, твоя мать и бабушка были невротиками. Ты ведь не знаешь. А может, в них погибли будущие писательницы. И свой талант ты унаследовала от них. Мы ничего этого не знаем. Одно очевидно – дом замечательный и счастливый. Завтра приедут Элис и Джо, через три дня Рождество, так что самое время подумать о нашей семье.

Разумеется, он был прав. И потом, во время Рождества, каждый раз, когда она вспоминала трагедию своих братьев или страхи своих матери и бабушки, Джосс решительно отбрасывала воспоминания и возвращалась к заботам, которых накопилась прорва, поскольку дом был полон гостей, готовя на древней плите, она одновременно раздумывала о книге и делала заметки в блокноте, который носила в кармане джинсов. Да еще приходилось воевать с Томом, сдерживая его буйную энергию, и скрывать утреннюю тошноту и усталость. Элис обмануть было нелегко, но она делала вид, что ничего не замечает, и, невзирая на возражения Джо, который настаивал, чтобы она сама сильно не перенапрягалась, твердо и уверенно взяла на себя большую часть хлопот Джосс по дому. К своему удивлению Джосс вдруг осознала, что она потихоньку начинает расслабляться. При таком количестве гостей дом не казался слишком уж большим. Исчезла тишина. В каждой комнате были люди, шептались, заворачивали подарки, прятали пакеты. В тени двигался только серебристый отсвет от елки. Голоса в голове Джосс больше не звучали. Она дважды одна выходила на поляну ночью, чтобы взглянуть на звезды. Она стояла неподвижно, завороженная их ледяной красотой, засунув руки глубоко в карманы и представляя себе неземную красоту музыки космоса, звенящую в тишине сада. На самом деле она не слышала ничего, кроме отдаленного посвистывания чибисов под луной в поле да торопливого охотничьего призыва совы, проживавшей в старом саду за озером. Джосс улыбнулась и повернулась, чтобы идти в дом. Рождество будет великолепным, и они все полюбят Белхеддон и будут здесь очень-очень счастливы.

Через три недели после Рождества Джо вошел в кабинет и застал Джосс дремлющей у камина с блокнотом на колене и ручкой в руке.

– Твоей матери плохо, Джосс. Доктор сказал, ей не следует утомляться, а именно это она и делала здесь последние три недели. Я хочу увезти ее домой, чтобы она отдохнула. А Лин останется с тобой, поможет. Она – славная девочка, и ей нравится жить в деревне.

Джо с любовью улыбнулся Джосс, и все его лицо покрылось сетью морщин.

– Папа. – Джосс протянула к нему руку. Она сообразила, что видела сон про Ричарда, главного героя своего романа, который жил давным-давно в более примитивном, но наполненном солнцем Белхеддоне. – Я и понятия не имела, что мама больна. Почему она мне не сказала?

– Она не хочет, чтобы кто-то знал. Да и нет ничего серьезного, надо только отдохнуть и положиться на своего старенького мужа. Ты ни о чем не беспокойся. Просто дай нам потихоньку уехать.

Позднее, сидя в спальне, Джосс взглянула на стоящую у окна Лин.

– Она так и не сказала мне, что с ней.

– Мне тоже. – Лин закусила губу. – Ты же знаешь, какая она. Не терпит, чтобы вокруг нее суетились. – Глаза ее наполнились слезами. Она повернулась к Джосс. – Если ей станет хуже, мне тоже придется вернуться. Я не могу их так бросить.

– Конечно, не можешь. Лин, почему бы им не остаться здесь? Мы бы обе за ними присмотрели.

Лин покачала головой.

– Будет тебе, Джосс. Это твой дом. Твоих настоящих родителей. Как бы прекрасно тут ни было, мама с папой сюда не вписываются. Он и не мой дом, хотя я готова идти на большие жертвы. – Она печально улыбнулась. – Знаешь, они неуютно себя чувствуют вдали от Лондона. Все их друзья там. И родственники тоже. Здесь что-то вроде заколдованного места. Они рады за тебя, действительно рады, но эта роскошь не для них.

– Наверное, ты права. – Джосс со вздохом откинулась на подушку. – Почему все меняется, Лин? Почему люди стареют и болеют? Это так несправедливо.

– Такова жизнь. – Лин направилась к двери. – Некоторые стареют, другие рожают детей. Я не философ, куда мне до тебя, но даже мне понятно, что все идет своим чередом. Наверное, каждое новое поколение пытается бороться, видя надвигающуюся старость, но потом сдается и смиряется с неизбежным. Ты пока отдохни. У тебя измотанный вид. Не забывай, доктор не велел тебе перенапрягаться. Я пойду погуляю с Томом, а потом вместе выпьем по чашке чая, ладно? Как только стемнеет и вернется Люк.

Джосс замерзла и подтянула плед, чтобы укрыться потеплее. За окном в саду было необычно тихо. Небольшой снежок, выпавший с утра, растаял, было слякотно и отовсюду капало. Она улыбнулась, заслышав голосок Тома за окном, потом снова стало тихо – Лин увела Тома подальше, в сторону деревни. В комнате опять воцарилась тишина. Стемнело. Джосс повозилась, забираясь поглубже под одеяло и закрыла глаза.

Рука на ее лбу показалась ей ласковой и прохладной. Она, казалось, утешала ее.

Кэтрин, любовь моя…

– Люк? – пробормотала она сквозь сон. Его рука скользнула дальше на ее грудь, и, все еще не просыпаясь, Джосс пошевелилась под нежными пальцами. – Я скоро спущусь. – И снова погрузилась в сон.

Когда она проснулась, было совсем темно. Она мгновение лежала неподвижно, не желая расставаться со сном. Тело ее горело, помня руки, ласкавшие ее во сне. Она нащупала выключатель, зажгла свет и взглянула на часы. Почти пять. Она со стоном поднялась с кровати. В доме все еще стояла тишина. Скорее всего, Лин включила на кухне телевизор, чтобы занять Тома, пока она готовит чай. К такому порядку они уже привыкли, в этом случае Джосс имела в своем распоряжении вторую половину дня и могла писать. Она уже почти полностью закончила две главы, а также составила хронологический список событий войны Алой и Белой розы. Люк уже наверняка вернулся. Внизу будет тепло и приветливо. Джосс поежилась, потянулась за толстым свитером и надела его на себя. Теперь остается спуститься вниз.

Последние две записи в дневнике оказались короткими. Ее бабушка писала:

«Я чувствую странную слабость. Утром снова приходил врач и сказал, что это – результат усталости. Я должна встать, когда кончится дождь и снова выйдет солнце. Как же я соскучилась по солнцу!»

Через четыре дня она написала:

«Одиночество все более тяготит меня. Я не говорю никому, что я одна. Нет сил спуститься вниз за чаем. Может быть, завтра».

И все. Больше в записной книжке ничего не было. Еще через четыре дня бабушка умерла.

Дрожа, Джосс положила дневник в ящик прикроватного столика. Она пожалела, что прочитала эти записи. Одна мысль о женщине, в огромном доме умирающей в одиночестве, была невыносимой. Она встала, чувствуя, что ногу свела судорога, и направилась к окну, чтобы взглянуть на сад. Снова пошел дождь, смывая с травы последние остатки снега.

– Джосс!

Это с лестницы ее звала Лин.

– Тебя к телефону.

Встряхнувшись, Джосс отвернулась от темного окна и поспешила вниз. В кабинете Лин подбросила несколько поленьев в камин, и в комнате было почти тепло.

– Дэвид. – Лин кивком показала на лежащую на столе трубку. – Он очень взволнован.

– Дэвид? – Джосс поднесла трубку к уху.

– Джосс. До занятий в школе осталась всего неделя. Могу я приехать, чтобы повидать тебя? – Создавалось впечатление, что он запыхался.

– Разумеется. Сам знаешь, места у нас хватает. – Джосс села за стол, прижав трубку к уху и не отдавая себе отчета, что со сна ее голос звучит соблазнительно хрипловато. Она вдруг заметила, что ее руки трясутся.

– Есть особый повод?

– Подожди и сама увидишь. Если не возражаешь, я приеду завтра. И ты ни за что не догадаешься, с кем я вчера познакомился за ужином. С неким Геральдом Эндрюсом, вашим местным историком. Так вышло, что мы с ним в одном клубе. Слушай, мы разговорились о Белхеддоне. Я дал ему номер твоего телефона, он собирался позвонить. И еще, Джосс. На будущей неделе я обедаю с Робертом Кэсси. Если у тебя есть что-то готовое из книги, я могу лично ему передать, так что если это не повод, то уж не знаю, что тебе еще нужно. Завтра увидимся!

– Он приезжает. – Джосс положила трубку и села рядом с Лин у огня. – Похоже, он узнал что-то еще насчет дома.

– Будь он проклят, этот чертов дом! – Лин покачала головой. – Ты что, ни о чем другом и думать не можешь?

Джосс поморщилась.

– Извини. Я тебе надоела?

– Вне всякого сомнения. – Лин достала кочергу и принялась энергично шуровать в камине. – Но я рада, что Дэвид приезжает. Он представляется мне единственной нашей связью с цивилизацией.

– Деревня тебе опостылела, – улыбнулась Джосс, твердо решив не выходить из себя.

– Ну, даже тебе не может здесь нравиться в такую мерзкую погоду. Конечно, весной будет лучше, – слегка смягчилась Лин. – Пока ты спала, приходил пастор. Он принес приходской журнал и пакет от кого-то по имени Мэри Саттон.

Джосс удивленно взглянула на нее.

– Почему ты сразу не сказала? Где он?

– В кухне. Джосс…

Поднимаясь на ноги, Джосс вдруг услышала тревогу в голосе Лин.

– Ты ведь понимаешь, что мама, возможно, умирает?

Джосс оцепенела.

– Она не умирает, Лин. Просто устала. Чувствует себя неважно…

– Ей велели сделать кучу анализов, Джосс. Папа сказал по телефону. Она не хочет, чтобы ты знала. Боится тебя расстроить. – Голос Лин стал неожиданно резким. – Но они явно не боятся расстроить меня.

– Ох, Лин. – Джосс опустилась на колени и обняла сестру. – Ты же знаешь маму с папой. Это все из-за ребенка. Они ведь из того поколения, которое считает, что все, что угодно, может повредить ребенку. А тебе они сказали, потому что ждут твоего сочувствия.

– Я хотела поехать и побыть с ними. Но они отказываются. Настаивают, чтобы я осталась здесь.

– Тогда оставайся здесь. – Она еще крепче обняла Лин. – Если ты им понадобишься, они скажут.

– Ты так думаешь? – Лин с трудом сдерживала слезы.

– Я уверена.

Какое-то время они, задумавшись, сидели вместе перед камином, затем Джосс с трудом поднялась на ноги.

– Пошли, сделаем себе по чашке чая.

Пакет от Мэри Саттон оказался большим конвертом. Лин оставила его на кухонном столе рядом с журналом, тоненькой брошюрой с обложкой дикого пурпурного цвета. Не сводя взгляда с конверта, Джосс налила воды в чайник и поставила его на конфорку. Только после этого она позволила себе распечатать конверт. Там оказалась еще одна записная книжка – Джосс уже была хорошо знакома с книжками матери. Очевидно, она купила сразу несколько штук. Было там еще несколько писем и фотографий. Сэмми и Джорджи. Ей не надо было читать карандашных надписей на обороте, чтобы узнать их. Обычные черно-белые школьные фотографии, мальчики в одинаковой школьной форме, несмотря на разницу в восемь лет в возрасте. Сэмми был очень смуглым, ей показалось, что он похож на нее, тонкое, напряженное личико и круглые светлые глаза, скорее всего голубые, как и у нее. Джорджи был светлее, потолще, более озорной. Обоим было около шести лет, когда их фотографировали. Джосс долго смотрела на них, прежде чем заметила записку Мэри Саттон: «Я решила, что могу отдать вам фотографии моих мальчиков. Остальное я нашла недавно и тоже отдаю вам».

В блокноте было много небрежно написанных записей. Стихи, рецепты и снова дневниковые записи, разбросанные то тут, то там, без дат и вне всякой последовательности. Джосс уже начинала думать, что у матери был плохо организованный ум, так она прыгала с одной мысли на другую. И все же порой чувствовалось желание поделиться с кем-нибудь, хотя бы с безответным дневником.

«Позаботься о моем малыше, Мэри, дорогая моя. Не забывай, доктор говорил, что у него может болеть животик. Поцелуй его за меня и приглядывай за ним. Я так рада, что он с тобой, в доме твоей матери».

Джосс подняла глаза. Письмо было написано в Белхеддон-Холле. Почему Лаура сочла необходимым отослать Джорджи к Мэри в деревню?

Джосс улыбнулась Лин и Тому, появившимся в дверях.

– Чай почти готов.

Дэвид приехал на следующее утро очень рано, они только-только встали. Он привез запоздалый рождественский подарок для Тома – мохнатого, отвратительно зеленого гиппопотама, в которого малыш немедленно влюбился и по непонятной причине тут же назвал Джозефом. Он не мог правильно выговорить название животного и говорил «гиттопомат».

Они посмеялись, и Дэвид взглянул на Джосс. Беременность была ей к лицу. С каждым разом, когда он ее видел, она становилась все привлекательнее. Он резко запретил себе думать о ней в таком ракурсе.

– Так ты написала что-нибудь, что я смогу показать Бобу?

Она кивнула.

– Две главы, как ты велел. Я их вчера распечатала.

Он ухмыльнулся.

– Блеск. Ладно, вот тебе награда. Еще информация насчет дома. – Он положил на стол папку. – Я выяснил, кто такая Кэтрин, вернее, кем она была. – Он улыбнулся. – Кэтрин де Вер была старшей дочерью Роберта де Вера, который жил здесь в середине пятнадцатого века. Ее сосватали сыну местного графа.

Красивый и легкомысленный юноша ездил в Белхеддон ежедневно, и отец Кэтрин громко смеялся от радости. – У нас здесь любовный союз, – хвастался он всем, кто соглашался слушать, и, когда он заметил, как изящный Ричард в своем берете пытается добиться благосклонности его дочери, он тут же хлопнул его ладонью по спине и начал готовиться к свадьбе.

Она не смотрела ни на кого, кроме своего молодого соседа. Она приседала, подавая вино королю, но не поднимала глаз, чтобы взглянуть ему в лицо. Для нее он был слишком стар.

Дэвид перевернул страницу и продолжил:

– Я не уверен, вышла она за него замуж или нет. В записях нет четких указаний. Так или иначе, годом позже, в тысяча четыреста восемьдесят втором году, Кэтрин умерла и похоронена в церкви под именем Кэтрин де Вер. Ей было всего семнадцать или восемнадцать лет. Когда скончался ее отец, Белхеддон отошел некому Эдварду, якобы ее младшему брату. Он тоже умер восемнадцати лет от роду, но успел жениться и родить дочь. То было время правления Генриха Седьмого. Самое странное, – тут он повернулся и оглядел присутствующих, – что уже к концу шестнадцатого века дом пользовался репутацией дома с привидениями. – Он улыбнулся Джосс. – Ты хочешь узнать подробности?

– Нет! Да! – одновременно воскликнули Люк и Джосс.

Дэвид пожал плечами и вытащил из папки еще одну страницу.

«В великолепном Белхеддоне, которым восхищались все, редко кто-нибудь жил. И люди, и собаки в страхе бежали оттуда, заслышав завывания привидения, поселившегося в этих благородных залах».

– Эта запись была сделана в конце семнадцатого века неким летописцем по имени Джеймс Коуп, который останавливался в доме, но всего один раз.

«В течение более ста лет в доме живет это существо, чьи злобные вопли расстраивают слух, и чье появление пугает».

Дэвид рассмеялся. Потом добавил:

«Хотя я пробыл в доме всего три ночи, к моему сожалению, привидение не появилось. О нем ничего не было слышно и последние сорок лет».

– По крайней мере, он хоть о дьяволе не пишет, верно? – сердито заметил Люк. – Интересно. Хотя наверняка все это пустые россказни. Этот старый проказник точно бы появился, услышав их.

Дэвид кивнул.

– Но любопытно, о дьяволе есть упоминание в отчете, написанном всего пятьдесят лет спустя Джеймсом Фоссетом, историком, который провел несколько месяцев в этой местности, собирая рассказы об истории района. Мне показалось, что он на верном пути. Вот слушайте:

«Белхеддон-Холл, один из самых красивых домов в окрестности, был построен очень давно. Некоторые утверждают, что он был сооружен в незапамятные времена. Название происходит от старого английского bealu, что означает зло или несчастье, а heddon переводится как древний языческий холм и говорит о том, что на этом месте когда-то находился языческий храм, где совершались ритуалы и, возможно, приносились жертвы. Это место всегда было связано с предрассудками и страхом, тем более что около ста лет назад поймали и повесили ведьму, которая имела связь с дьяволом, живущим в этом доме».

– Видишь, какая картина вырисовывается? Привидения, языческий храм, какая-то бедняга, которую посчитали ведьмой – все сходится. В результате возникла замечательная легенда о том, что в этом доме живет дьявол. Вот так. Твоя проблема решена. Эндрюс – замечательный человек. Он знает большую часть из того, что я вам рассказал, хотя никогда не наталкивался на Фоссета. Он говорит, что Эдуард Четвертый и в самом деле бывал несколько раз в этом доме. В те времена здесь жила семья де Вер. Возможно, он сам подарил им дом, ведь раньше он принадлежал королевской семье. После этого, считает Эндрюс, здесь жили разные семьи, но ни одна не задержалась долее, чем на несколько поколений, хотя, он полагает, в некоторых случаях дом передавался из рук в руки по женской линии, так что, естественно, фамилии разные. С тобой ведь та же самая история. – Дэвид взглянул на Джосс и улыбнулся. – Надеюсь, ты удовлетворена моими смиренными усилиями?

Джосс кивнула. В голове у нее гудело.

– Король! Король едет!

В доме поднялась настоящая паника. Кэтрин надулась, когда мать схватила щетку и принялась расчесывать ее спутанные кудри.

– Будь с ним мила, детка. – Холодные губы матери почти прижались к уху Кэтрин.

Сын графа – хороший трофей, но король куда лучше.

– Будь ласковой. Что бы король ни попросил, помни, ты должна повиноваться.

– Так много всего, сразу и не охватишь, – слабо улыбнувшись, призналась Джосс. – Просто завораживает. Мне больше всего нравится связь с королем Эдуардом Четвертым. Уж раз моя книга посвящена войне Алой и Белой розы, я вполне могу добыть много сведений непосредственно здесь. – Она покачала головой. На секунду она задумалась, а не слышит ли и Дэвид то странное эхо, которое, казалось, наполнило каждую щель в доме.

 

14

Из кухни доносились обиженные вопли Тома. Он орал и дергал Лин за длинную клетчатую юбку.

– На ручки!

Лин не обращала на него внимания, ребенок топнул ногой и заголосил еще громче.

Джосс нахмурилась. Она занималась стиркой и с охапкой грязного белья вошла в кухню, где Лин разговаривала по телефону.

Том вопил все громче.

Лин раздраженно отвернулась от него, закрыв свободное ухо ладонью.

– Послушай, я могу приехать в любое время, – говорила она в трубку, – ты же знаешь. Я бы хотела приехать. – Лин не слишком ласково подтолкнула Тома к игрушкам, и его крик усилился вдвое.

Джосс бросила белье на пол перед стиральной машиной и, подойдя к Тому, опустилась на корточки и прижала мальчика к себе.

– Оставь тетю Лин в покое, видишь, она говорит по телефону. – Она подняла глаза на Лин. – Ты с мамой? – шепотом спросила она.

Лин кивнула.

– Как она? Могу я с ней поговорить?

Но Лин уже повесила трубку.

– У нее все хорошо.

– Неправда! Я хотела с ней поговорить.

– Тогда перезвони, – огрызнулась Лин. – Том устроил такой шум, что я саму себя не слышала.

Джосс покачала головой.

– Ты же знаешь, он не любит, когда ты говоришь по телефону. Ему лишь требуется внимания, и он терпеть не может, когда мы от него отвлекаемся. У него сейчас такой период, это пройдет.

– Надеюсь, скоро! – Лин с отвращением посмотрела на грязное белье. – Полагаю, ты хочешь, чтобы я засунула все это в стиральную машину.

Джосс прищурилась. В голосе Лин сквозило недовольство.

– Нет, я справлюсь сама. Что случилось, Лин?

– Тебе абсолютно наплевать на маму. Ты о ней совсем забыла. Когда ты ей в последний раз звонила? Она говорит, что не разговаривала с тобой уже много дней.

– Лин…

– Да нет, тебя она больше не волнует. Ты их просто скоро забудешь, вот и все. Твоя новая семья для тебя куда интересней. Мы ведь всегда были для тебя не слишком хороши, верно? – Лин рванулась к окну, скрестила руки и уставилась перед собой.

– Это не так! Ради Бога, что с тобой происходит? – Джосс пришлось повысить голос, потому что расстроенный тоном Лин Том принялся вопить от души. Наклонившись, Джосс подхватила его и посадила на колени. – Лин, в чем дело? Мама что-то сказала? Она знает, что с ней?

Лин молча покачала головой.

– Это не рак, Лин? – Джосс положила руку на плечо сестры.

Та пожала плечами.

– Ты должна поехать, если считаешь нужным, – мягко сказала Джосс. – Ты ведь знаешь, ты вовсе не обязана здесь оставаться.

Лин шмыгнула носом.

– Я тебе нужна.

– Я это знаю, и мы с Люком рады, что ты живешь с нами. Но если ты здесь несчастна…

– Я люблю Тома.

Джосс улыбнулась.

– И это я знаю. А я люблю маму и папу. Всегда любила и всегда буду любить. Ты не должна в этом сомневаться. Я не позвонила вчера маме, потому что была очень занята…

– Слишком занята, чтобы снять трубку и поговорить пару минут? – Лин все еще смотрела в окно.

– Это не значит, что я ее больше не люблю, Лин.

– А она именно так думает.

– Ничего подобного! – Джосс внезапно рассердилась. – Ты сама это знаешь. – Она повернулась и без лишних церемоний поставила Тома рядом с кучкой цветных кубиков. Захватив охапку белья, она сунула его в машину и потянулась за стиральным порошком.

– Она завтра ложится в больницу, Джосс. – Лин невидяще смотрела перед собой и ногтем соскребала краску с подоконника. Голос у нее был ледяной.

Джосс опустилась на стул у кухонного стола.

– Почему ты сразу не сказала?

– Она умрет.

– Лин…

– Я не перенесу, если она умрет. – По щекам Лин катились слезы.

– Да не умрет она. – Джосс обхватила руками голову и глубоко и прерывисто вздохнула. – Не умрет, Лин. Она выздоровеет. Я уверена. – Она внезапно поняла, что не справится, если женщины, которая была ей матерью всю ее жизнь, сколько она себя помнила, не будет где-то за ее спиной, если она лишится ее поддержки. Джосс взглянула вниз на Тома. Он перестал орать и занялся игрушками. В данный момент он исследовал желтую корзинку. Джосс охватил внезапный порыв любви. Именно такая любовь и делает нас уязвимыми. Она снова вздохнула. Именно поэтому семьи и доставляют людям столько радости и так часто разбивают их сердца.

Геральд Эндрюс подтянул к себе чашку и с большим трудом поднял ее скрюченными от артрита пальцами. Донеся ее до рта, он довольно улыбнулся Джосс.

– Дорогая моя, очень мило с вашей стороны пригласить меня на чай. Вы и представить себе не можете, как давно я мечтал посмотреть на этот дом. Ведь это надо, я написал его историю, но ни разу не переступал его порога.

История, о которой он говорил, маленькая книжечка в бледно-голубом картонном переплете, лежала между ними на столе. На обложке была воспроизведена гравюра на дереве восемнадцатого века с изображением фасада дома и бука, который в те времена был вдвое меньше, чем сегодня.

– Поверить не могу, как мне повезло – разговорился с Дэвидом Трегарроном и выяснил, что он знаком с вами. – Геральд взял печенье.

– Мне тоже повезло. – Джосс сгорала от нетерпения, так ей хотелось посмотреть книжку. – Мне еще столько предстоит выяснить. Я почти ничего не знаю о своей семье.

Он кивнул.

– Когда я работал над этой книгой, я несколько раз писал вашей матери, прося у нее разрешения приехать, но, как я понимаю, она не слишком хорошо себя чувствовала. Мне отвечала мисс Саттон и каждый раз объясняла, что это неудобно. Потом ваша матушка уехала, стало слишком поздно.

– Вы давно живете в этой местности? – Не в силах больше бороться с собой, Джосс взяла книжицу и открыла ее. Первая глава называлась «Давным-давно».

– Около десяти лет. Я написал с полдюжины таких книжек о наиболее выдающихся домах в этой округе – старый дом священника, Пилгрим-Холл, Пикерстикс-Хауз…

– Пилгрим-Холл? – Джосс подняла голову. – Дом моего отца?

– Дом вашего деда. Джон Данкан был назначен опекуном вашей матери и брата Роберта, когда их мать и отец умерли. Полагаю, их сын не мог не влюбиться в Лауру. Сначала он содержал оба дома, но, когда умер Роберт, он взял Лауру в свой дом, так что она жила в Пилгрим-Холле. Этот дом был не в лучшем состоянии в то время, но, разумеется, отошел по наследству Лауре, так что продать его они не могли. В старости Джон Данкан разбогател, вроде бы получил большое наследство, точно не помню, от какого-то родственника, жившего на Востоке. Он был странным человеком, этот Джон. Он одинаково люто ненавидел Белхеддон и Пилгрим-Холл. Он отписал деньги сыну Филипу и своей подопечной Лауре, а сам отправился за границу. Жена его, леди Сара, жила здесь еще несколько лет, пока дети не поженились, потом продала Пилгрим-Холл, он меньше, чем этот дом, и уехала к мужу. Джон так и не вернулся, даже на свадьбу не приехал. Тогда все об этом судачили. Местные даже поговаривали, что он сбежал с какой-то красоткой. – Геральд тихо хихикнул. – Но я почему-то думаю, что леди Сара такого бы не допустила. Она прибила бы любую соперницу своим зонтиком. Мощная была женщина, ваша бабушка по отцовской линии.

Джосс улыбнулась.

– Они ведь умерли за границей, так?

– Насколько я знаю, Джон умер там. Он поклялся никогда не возвращаться в Англию, уж не знаю, почему. Наверное, поссорился с семьей, так я думаю. После его смерти леди Сара вернулась домой. Она даже пыталась выкупить Пилгрим-Холл. Это было где-то в шестидесятые годы, но к тому времени к дому сделали огромную пристройку и превратили его в загородную гостиницу. Я с леди Сарой один раз встречался, к тому времени я уже издал книгу о Пилгрим-Холле. Ей хотелось иметь экземпляр. Наверное, был конец шестидесятых, потому что ваш отец, Филип, уже умер к тому времени. Этот ужасный случай с лошадью, так грустно. Но я полагаю, вы о нем знаете. Леди Сара предложила мне написать о Белхеддоне. Она плохо к нему относилась, считала, что он проклят. Полагала, что Лаура совсем рехнулась, раз живет там, но Лаура, похоже, не могла оторваться от дома. Я помню, она говорила, что зациклилась на этом доме. Она бродила по нему одна, даже по ночам, часами, иногда разговаривая сама с собой. – Он взглянул на Джосс. – Леди Сара считала, что Лаура сошла с ума, когда она отдала вас на удочерение. Вся деревня возмущалась. Вашей матери, по сути, после этого объявили бойкот. Леди Сара заявила, что никогда больше не заговорит с ней и вскоре переехала куда-то на север. – Он поколебался. – Именно ее слова по поводу того, что дом проклят, привлекли мое внимание. Обычно я не верю в такие вещи, – он почти смущенно улыбнулся, – но с этим местом связано такое количество трагедий, что невольно начинаешь сомневаться.

– Здесь умерло столько детей. – Джосс бессознательно обхватила руками свой живот.

Он нахмурился.

– Возможно, вам не стоит придавать большое значение смертям младенцев. Конечно, такая высокая смертность шокирует, но не забывайте, во все другие века, кроме нашего, такое было в порядке вещей.

– Наверное. – Она смотрела на брошюру, которую держала в руках.

«От хребта Белхеддон берут начало четыре большие реки, зарождаясь как мелкие песчаные ручейки, рассекающие глинистую равнину Восточной Англии в разных направлениях. Их видно за многие мили, – прочитала она. – Такое место, вне сомнения, было удобным для ранних поселений, и на самом деле археологические изыскания доказывают, что здесь есть признаки проживания людей еще в Железном веке, там, где сейчас находится западная лужайка у дома…»

Джосс с интересом листала страницы.

– Похоже, ни одна семья не жила в этом доме достаточно долго, – наконец произнесла она и взглянула на Геральда. – Из писем и дневников, которые попали мне в руки, а также из семейной Библии я узнала, что тут жили люди с самыми разными фамилиями, хотя все они были родственниками.

– Родство по женской линии. – Эндрюс потянулся за еще одним печеньем. – Такое случается. Если вы присмотритесь, то увидите: дом почти всегда наследовался дочерьми, так что естественно, что от поколения к поколению фамилии менялись. Но не каждый раз. Были годы, когда здесь вообще никто не жил, иногда сюда селились жильцы, но в конечном итоге он всегда оказывался во владении какой-нибудь родственницы. Так что здесь история одной семьи куда длиннее, чем может показаться на первый взгляд.

– В самом деле? – Джосс с нетерпеливым ожиданием смотрела на него. – Значит, возможно, что наши дальние родственники – де Веры?

– Практически наверняка. Здесь есть отдельные нюансы, которые меня очень интересовали, я об этом и Дэвиду говорил. Беда в том, что у меня не хватило времени разобраться во всем подробно. Вы можете обратиться к специалисту по генеалогии по этому поводу, если вам интересно. Продолжение рода по женской линии – крайне любопытное явление. В данном случае это явно не являлось каким-то специальным решением, просто так вышло. Не было сыновей. – Он сунул печенье в рот и взглянул на часы. – Я не хочу показаться навязчивым, миссис Грант, но вы сказали, что я могу взглянуть хотя бы на основные комнаты.

– Разумеется. – Джосс неохотно положила книжку на стол. – Я вам все покажу.

В течение следующего часа Джосс пришлось выслушать воодушевленный рассказ об английских особняках с детальными подробностями о паркетах, штукатурке, искусстве фресок (наверняка под этими панелями. Понимаете, панели их защищают), лестницах, соляриях, спальнях и больших холлах в центре зданий. Джосс тащилась за Эндрюсом, голова у нее гудела, к тому же она жалела, что у нее нет с собой магнитофона, чтобы записать все, что рассказывает этот энциклопедически образованный человек. Он засмеялся, когда она сказала ему об этом.

– Я еще приду, вы только разрешите. Вы можете что-то записать. Теперь – в погреб. – Они стояли у подножия главной лестницы. Кончик его носа подрагивал, как у гончей, напавшей на след зайца. – Там могут быть следы ранних перекрытий.

Джосс показала на дверь.

– Это здесь. Но, если позволите, я не стану спускаться вниз. У меня клаустрофобия. – Она смущенно засмеялась, заметив его проницательный взгляд.

– Я вас утомил, миссис Грант? Знаете, я могу продолжать без конца. Я свою супругу просто с ума сводил. Беда в том, что меня все это очень возбуждает. – Он уже, неуклюже повозившись с ключом, открыл дверь и нашел выключатель. Джосс смотрела, как он исчезает, с трудом спускаясь по ступенькам, затем вернулась в кабинет. Она ждала, стоя у окна и глядя на лужайку. Казалось, прошли часы. Она бросила взгляд на стрелки и нахмурилась. Из кухни доносились запахи лука и чеснока. Лин, по-видимому, готовит обед, а Том тем временем смотрит «Улицу Сезам» по телевизору. Из погреба не доносилось ни звука. Она подошла к двери и наклонилась над ступенями.

– Мистер Эндрюс?

Тишина.

– Мистер Эндрюс? – Сердце у нее внезапно сжалось. – Вы там в порядке?

Она чувствовала, как из погреба веет холодом. Пахло плесенью и сыростью и чем-то очень древним. Она с дрожью ухватилась за перила и наклонилась вперед, пытаясь разглядеть первую секцию погреба.

– Мистер Эндрюс? – Лестница была очень крутой, дерево потрескалось и грозило наградить занозами. Она неохотно поставила ногу на первую ступеньку. – Мистер Эндрюс, как вы там? – Лампочка без абажура светила очень ярко. От бочек и стеллажей падали на пол неровные тени. – Мистер Эндрюс? – Голос ее дрожал, она начала паниковать. Схватившись за перила, сделала еще два шага вниз. Именно здесь упал Джорджи, маленький мальчик, скатившийся по ступенькам и оставшийся лежать бездыханным внизу. Она попыталась выбросить этот образ из головы, сделала еще шаг, потом другой, потом еще. Неожиданно она почувствовала движение у ближайшей к ней стены. Оцепенев от страха, она вглядывалась в стену, пока не разглядела маленькую коричневую ящерицу, повисшую на камне. Та тоже смотрела на Джосс, потом вильнула хвостом, пробежала по стене и исчезла в какой-то под потолком.

– Миссис Грант, вы только взгляните! – Голос, громкий и возбужденный, раздался так близко, что Джосс вскрикнула и едва не подпрыгнула.

– Ох, дорогая моя, простите старика. Я вас напугал? – Геральд Эндрюс появился из арки, ведущей в следующее помещение погреба. – Пойдемте, я вам покажу. Там великолепно сохранившиеся средневековые своды. Очень ранние. Как жаль, что я их не видел, когда писал книгу. Это значит, что дом был построен в тринадцатом или четырнадцатом веке, я бы так сказал… – Он снова исчез в арке, жестом приглашая ее последовать за ним.

Джосс глубоко вздохнула и двинулась мимо сверкающих бутылок, ожидавших визита на следующей неделе эксперта от Сотбис, и оказалась под каменными арками второго погреба.

– Видите, это под большим холлом. Подземный свод, сделан из того же материала, что и церковная крипта. – От возбуждения Эндрюс даже начал заикаться. – И резьба здесь есть по камню, видите? – Он с восторгом смотрел на Джосс. – Здесь у вас настоящее сокровище, миссис Грант, настоящее сокровище. Этому своду уже шесть или семь сотен лет, можете мне поверить.

– Семьсот лет? – Джосс не сводила с Эндрюса глаз, забыв о страхе, зараженная его энтузиазмом. Обхватила себя руками, чтобы не было так холодно.

Он кивнул, похлопав ладонью по стене.

– Можно мне привести сюда своего коллегу, чтобы он тоже взглянул? И кого-нибудь из Департамента исторических зданий? Просто великолепно. И вот еще, смотрите.

Она улыбнулась.

– Ну, разумеется, можно. Как странно. Вы даже можете выпустить новое издание вашей книги.

Он засмеялся.

– Как точно вы прочитали мои мысли, дорогая. Я знаю, я старый дурак. Меня заносит, но это так интересно. Внезапно собственными глазами видишь историю – костяк истории, реальный материал, в котором и происходили все события.

– Тогда это тоже был погреб? – Джосс оглянулась через плечо.

– Возможно. Подвал, кладовая, может быть, даже колодезная. Вот только колодца нет. – Он рассмеялся, оглядываясь.

– Колодец во дворе. – Джосс потихоньку пятилась назад к лестнице, пытаясь выманить его из погреба. – Давайте поднимемся наверх, мистер Эндрюс. Здесь очень холодно. Вы можете прийти, когда захотите.

Он огорчился.

– Какой же я эгоист. Простите меня, моя дорогая. Вы и в самом деле закоченели. Разумеется, мы должны уйти. – Он бросил последний взгляд на свод и последовал за ней.

Когда она помахала Геральду Эндрюсу на прощание, стоя у входной двери, Лин все еще была вплотную занята стряпней. Поэтому Джосс надела пальто и через заднюю дверь вышла во двор. Уже сгустились сумерки. За озером через небольшую калитку и живую изгородь можно было выйти на тропинку. Еще несколько сотен футов пути, и Джосс остановилась у края поля, откуда можно было смотреть вниз на залив и дальше, в открытое море. Она простояла так несколько минут, засунув руки в карманы, затем, поежившись, вернулась на тропинку, где густые кусты защищали ее от ветра. Она медленно пошла назад, наслаждаясь сладким запахом весенних цветов, сырой земли и набухшей от воды коры деревьев, который приятно контрастировал с резким, соленым запахом моря. Отсюда ей был виден силуэт церкви, а с наиболее высоких мест – отдельные участки крыши дома. Было холодно и сыро, и Джосс поспешила в дом.

Проходя через калитку между кустами, она заметила у озера мальчика. Он стоял к ней спиной и, казалось, смотрел на воду.

– Сэмми? – Она еле шептала из-за комка в горле. – Сэмми! – На этот раз она крикнула. Мальчик не обернулся. Он ее не слышал. Джосс бегом пересекла лужайку, обогнула кусты и выскочила на берег озера рядом с небольшой пристанью.

На берегу никого не было.

– Сэмми! – Ее крик всполошил аиста, до того спокойно стоявшего на мелком месте у берега. С сердитым воплем он неуклюже взлетел в вечернее небо и исчез из виду.

– Сэмми, – снова прошептала она. Но ребенок исчез. Если бы настоящий мальчик играл у воды, аист улетел бы задолго до ее появления.

Джосс поморщилась и приложила руку к боку. От стремительного бега по лужайке у нее закололо где-то внутри. Сморщившись от боли, она на минуту согнулась, затем выпрямилась и медленно направилась к дому.

Лин с Томом были в кухне. Испачканное шоколадом личико Тома говорила о том, что они уже перешли к приготовлению пудинга.

– С тобой все нормально? – Лин взглянула на Джосс, а Том подбежал к ней и обнял за колени липкими ручонками.

Джосс снова поморщилась.

– В боку колет. Как глупо.

– Иди и посиди у огня. Я принесу тебе чашку чая. – Лин поставила форму для печенья в духовку. – Иди, нечего тебе здесь делать.

Огонь в камине в кабинете почти погас. Устало нагнувшись, Джосс подбросила несколько поленьев и помешала угли, затем взяла записки Дэвида и села в старое кресло. Теперь уже болела и спина, и она чувствовала себя дико уставшей.

Когда через полчаса появилась Лин с чашкой чая, Джосс крепко спала. Лин минуту смотрела на нее, потом повернулась и вышла. Чай она унесла с собой.

– Люк! – Крик Джосс перешел в рыдание. Сильный приступ боли в животе вырвал ее из сна. – Люк! Ребенок! Что-то случилось. – Держась за живот, она скатилась с кресла и встала на колени на ковре. – Люк!

Он был здесь. Она чувствовала руку на своем плече. Ласковую, нежную. Рыдая, она потянулась, чтобы ухватиться за нее. Легкое касание спины, пальцы мнут ее плечи. Она ощущала аромат роз. Где Люк достал розы в такое время года? Она попыталась снова дотянуться до его руки. Но там ничего не было. В шоке она повернулась, теперь охваченная совсем другим страхом, потому что поняла, что в комнате никого нет. – Люк! – еще громче закричала она.

– Джосс? Ты меня звала? – Дверь открылась, и Лин просунула голову в комнату. – Джосс? О Господи! Что с тобой?

Люк отвез ее в больницу. Джосс заметила масляное пятно на его побелевшем лице. Она улыбнулась. Бедняга Люк. Вечно его отвлекают от его драгоценной машины.

Боль уже прошла. Она лишь ощущала страшную усталость. Не было сил даже пошевелиться. Открыть глаза. Даже страх за ребенка не мешал ей уснуть.

Джосс смутно помнила, как ее везли на каталке в лифт, потом укладывали в постель, после этого – полная темнота. Дважды она просыпалась. В первый раз рядом сидел Саймон Фрейзер и держал ее запястье. Он улыбнулся, светлые волосы упали на лицо, в очках искаженно отражалась палата, куда ее положили.

– Поздравляю с возвращением на землю. Как вы себя чувствуете?

– Мой ребенок?..

– Все еще на месте. – Врач широко улыбнулся. – Мы немного погодя сделаем сканирование, чтобы убедиться, что все и в самом деле в порядке. Теперь отдохните, Джосс.

Когда она проснулась снова, рядом сидел Люк. На лице уже не было масляного пятна, он переоделся, но был таким же бледным и напряженным, как и раньше.

– Джосс, милая, как ты себя чувствуешь?

– С ребенком все в порядке? – Язык напоминал наждачную бумагу. Голос звучал хрипло.

– Да, все нормально. – Он наклонился и поцеловал ее в губы. – Что случилось? Ты упала?

Она медленно покачала головой, чувствуя, как цепляются волосы за жесткую наволочку.

– Нет, я спала. – Она помнила, как бежала через лужайку. Стало колоть в боку. Потом с ней кто-то был там, в кабинете. Кто-то касался ее. Не Люк. Не Лин. Это касание не пугало. Казалось, что кто-то хочет ее утешить, помочь. Она сдвинула брови, тщетно пытаясь вспомнить, но тут ей снова захотелось спать. – Спать хочется. – Губы почти не слушались.

Лицо Люка расплывалось, внезапно стало огромным и приблизилось к ней.

– Я пока пойду. Тебе надо отдохнуть. Вернусь позже. – Джосс почувствовала прикосновение его губ, но сама уже погружалась в темноту.

Затем ее перевезли в другую палату. Кто-то намазал ей живот кремом и начал водить по нему чем-то холодным и твердым.

– Ну вот. Вам виден экран, милая? Вот здесь. Малыш в безопасности, спокойно свернулся. Видите?

Джосс послушно уставилась на мелькающий, мутный экран, но ничего не могла разобрать. Однако почувствовала огромное облегчение от слов врача.

– Все в порядке? Вы уверены?

– Абсолютно. – Женщина вытерла ей живот салфетками и опустила ночную рубашку. – В июне вы родите великолепного малыша.

Они уже раздвигали занавески, увозили ее, освобождая место для новой пациентки. Саймон Фрейзер ждал ее в палате.

– У меня еще две пациентки, но я решил, что сначала взгляну на вас. Как вы себя чувствуете?

– Лучше. – Джосс приподнялась на подушках.

– Вот и славно. – Он склонил голову набок. – Домой – и отдыхать пару недель. Я говорил с вашей сестрой. Она заверила, что со всем справится. Это так?

Джосс слабо рассмеялась.

– Она умеет справляться.

– Прекрасно. А вы должны настроиться на отдых, Джосс. Я настаиваю.

Когда она вернулась домой, вся семья была в сборе. Ее решительно уложили в постель, где, как она узнала, ей и надлежит оставаться, даже когда приедет эксперт от Сотбис, чтобы забрать вино на аукцион.

Они рассказали ей обо всем вечером.

– Ты бы видела, с какой осторожностью они все паковали. Как с золотой пылью обращались. Говорили, наклейки и пробки должны быть в хорошем состоянии. Я дышать боялся, пока был рядом с ними. – Люк сел на кровать. Они вместе с Лин и Томом только что проводили машину, увезшую бутылки. – Мы можем получить неплохие деньги, Джосс. Этот эксперт сказал, что все выглядит прилично. Условия хранения в погребе идеальные. Так что он надеется, аукцион пройдет хорошо.

Джосс это немного отвлекло. Помог и приезд Дэвида через несколько дней.

– Вот тебе книги. Статьи. Письмо от твоего нового издателя! – Он свалил кучу вещей на ее кровать и сам уселся рядом.

– Мой новый издатель? – Она смотрела на него, не смея верить.

Он кивнул, явно наслаждаясь ее удивлением.

– Ему понравились твои наметки и те две главы, что ты послала. Он высказал некоторые предложения в письме и сделал пару замечаний, которые, как он полагает, могут тебе помочь. И он готов заключить с тобой контракт и выплатить аванс. Нет… – Дэвид поднял руку, чтобы она не слишком на многое надеялась. – На крышу этих денег не хватит, но все-таки начало. И у тебя есть веские основания, чтобы лежать тут и сочинять великолепную прозу, а Люк с Лин пусть за тобой ухаживают, пока ребенок подрастает. Джосс рассмеялась.

– Ну, надеюсь, он подрастет быстро. Пока я плоская как блин. Если бы не видела изображение на экране, не поверила бы, что он там есть.

– А он – это он, так?

– Не знаю. Просто так выразилась. – Она улыбнулась. – Сестра, правда, говорит, что, скорее всего, мальчик. Утверждает, что от мальчиков всегда больше беспокойств, чем от девочек. – Она распечатала письмо от издательства «Хиббердс», которое Дэвид положил ей на кровать.

– Это от Роберта Кэсси лично, – подчеркнул Дэвид, наблюдая за выражением ее лица. – Он был очень заинтригован тем, что ты решила поселиться в этом доме.

– Три тысячи фунтов, Дэвид! Он собирается заплатить мне три тысячи фунтов! – Она помахала письмом. – И ты говоришь, что это мало? Да это же целое состояние! Лин! Ты только посмотри!

Сестра только что появилась в дверях с подносом. За ней топал Том. Он пробежал через комнату и попытался взобраться на кровать.

– Мама, на ручки, – заявил он, проползая между книг и бумаг и весело подпрыгивая на одеяле.

– Ты не забывай о своем маленьком братце, старина, – предупредил его Дэвид. Он взял мальчика и посадил его на колени. – Или сестре, хотя Бог не допустит, чтобы девочка была такой беспринципной, чтобы угрожать ранним появлением. – Он засмеялся, когда Джосс наклонилась, чтобы шутливо шлепнуть его.

Они все дружно спустились вниз, и Джосс снова легла на подушки. В руке она держала письмо от Роберта Кэсси, которое перечитала уже раз десять. Контракт. Аванс в счет авторского гонорара и заказ на следующую книгу. Следующую книгу! Да она эту только-только начала!

Ее глаза остановились на компьютере, который Люк принес наверх и установил на столе около окна. Она уже далеко ушла в создание книги. Вынужденное безделье дало ей время продумать все до конца. Мысли галопом проносились в ее голове, она за ними не поспевала, приключения следовали одно за другим. Скоро она встанет, наденет халат и сядет за стол у окна, откуда хорошо видно, как сгущаются сумерки в саду, а ее пальцы тем временем будут рассказывать, как Ричард прячется в огромном стоге сена при свете летней луны.

Когда через полчаса заглянул Люк, она спала, все еще сжимая в руке письмо. Он осторожно взял его и прочел, потом с улыбкой присел на кровать, разглядывая ее лицо. В свете настольной лампы оно все еще казалось худым и усталым. Но необыкновенно красивым, даже сексуальным. Он наклонился и легонько, чтобы не разбудить, поцеловал ее.

За его спиной, за окном внезапно забила крыльями птица, которую, видимо, швырнул в стекло ветер. Потом так же внезапно она исчезла. Занавески раздувались от ветра, и он поежился от холодного сквозняка. Встал, подошел к окну и выглянул. За окном было темно, и он мог видеть лишь отражение лампы в стекле. Он вздрогнул и задернул шторы.

Люк еще немного постоял, глядя на спящую Джосс. Теперь на ее лице была легкая улыбка, и щеки слегка порозовели. На подушке лежал бутон розы. Белый, только краешки лепестков розовые. Люк не мог отвести от цветка глаз. Почему он не заметил его раньше? Наклонившись, он взял бутон и присмотрелся. Роза была ледяной, как будто ее только что принесли из сада. Дэвид. Наверняка ее принес Дэвид. Люк гневно нахмурился, бросил розу на прикроватный столик и решительными шагами вышел из комнаты.

 

15

– Почему он вернулся в Лондон? – Джосс сидела в постели, облокотившись на подушку, и смотрела на Лин. – С чего бы это вдруг?

Лин пожала плечами.

– Мне кажется, они с Люком вчера повздорили. – Она составляла кофейные чашки на поднос.

– Что значит повздорили? – нахмурилась Джосс. – По поводу чего?

– А ты не догадываешься? – взглянула на нее Лин. – Люк считает, что Дэвид к тебе неравнодушен.

Джосс открыла было рот, чтобы возразить, но сказала лишь:

– Это глупо.

– Разве?

– Сама знаешь. Мы с Дэвидом были коллегами. Да, он хорошо ко мне относится, и я к нему тоже. И все, больше ничего. Люк не может иначе думать. Бред какой-то. Черт побери, я ведь беременна!

– Люк думает, что Дэвид дарит тебе цветы.

– Цветы! – поразилась Джосс. – Да никаких цветов он мне не дарил. И даже если бы дарил, что тут такого? Гости часто приносят хозяйкам дома цветы.

Лин пожала плечами.

– Лучше поговори с Люком.

Джосс откинулась на подушки и глубоко вздохнула.

– Лин. – Она легко провела пальцами по покрывалу. – А какие цветы дарил мне Дэвид?

Лин коротко засмеялась.

– А это важно?

– Да, я думаю, важно.

– Тогда спрашивай Люка. Я не знаю.

– Обязательно спрошу. Он не может так просто выгонять гостей.

– Я не думаю, что он его выгнал. Дэвид сам уехал. Позор да и только. Мне нравится Дэвид. И в доме веселее, когда гости.

Она говорила без обиды, спокойно, но Джосс на мгновение отвлеклась от собственных забот.

– Тебе здесь слишком одиноко, Лин? Ты скучаешь по Лондону?

– Нет. Конечно, нет, я же тебе уже говорила. – Лин подхватила поднос.

– Я чувствую себя виноватой. Тебе приходится так много хлопотать, пока я лежу в постели. – Джосс положила руку на плечо Лин. – Сама знаешь, мы бы без тебя пропали.

– Знаю. – Лин смягчила резкость своего ответа улыбкой. – Не беспокойся, я крепкая. Этот дом не требует тяжелой работы, и ты знаешь, как я люблю Тома. – Она помолчала. – Джосс, отец только что звонил. Последние результаты анализов хорошие.

– Слава Богу! – Джосс улыбнулась. – Ты должна поехать и повидаться с мамой. В любое время.

– Обязательно съезжу.

– Я бы тоже поехала, если бы могла, ты ведь понимаешь.

Лин натянуто улыбнулась.

– Ну, разумеется, – сказала она и локтем открыла дверь, с трудом удерживая тяжелый поднос. – Саймон скоро подъедет. Он просил не говорить тебе, а то у тебя давление подскочит! – Она снова улыбнулась. – Вам, мадам, полагается дышать по принципу йоги и размышлять. Когда ты достаточно успокоишься, тебе, возможно, разрешат спуститься вниз.

В конечном итоге врач разрешил ей передвигаться по дому. Никакой домашней работы, и даже не пытаться поднять Тома. Такие вот инструкции.

Оставшись одна в кабинете, она тут же позвонила Дэвиду.

– Как это называется – уехать и даже не попрощаться?

Люк уехал в Кембридж за запасными частями, его она не имела возможности ни о чем расспросить. Она уловила в голосе Дэвида колебание.

– Джосс, может статься, я уж слишком часто стал к вам ездить.

– Что ты этим хочешь сказать? – нахмурилась Джосс. – Лин считает, что ты поссорился с Люком. Такого не может быть. Никто никогда не ссорится с Люком.

– Разве? – Дэвид помолчал. – Давай скажем так: мы с Люком не сошлись по одному вопросу. Ничего серьезного. Я просто решил, что пора возвращаться и начать готовиться к новому семестру. Ничего особенного.

– О чем вы спорили? – Она взглянула на дверь. В доме было тихо. Лин с Томом отправились на прогулку.

– Он считает, что я чересчур поощряю твою одержимость домом. – Дэвид ничего не сказал о внезапной враждебности Люка. Его диком обвинении насчет розы.

Джосс молчала.

– Джосс, ты меня слышишь?

– Да, слышу. Я не думала, что ему это не по душе.

– Он не возражает против твоего интереса к истории дома. Ему и самому любопытно. Он лишь не хочет, чтобы этот интерес выходил за разумные рамки.

Когда Люк вернулся, Джосс набросилась на него.

– Какого черта ты поссорился с Дэвидом и выгнал его? Если тебе не нравится, что он занимается изысканиями по поводу дома, скажи мне, не ему. Я его сама просила!

– Джосс, ты становишься просто одержимой…

– Верно, но это не имеет отношения к Дэвиду!

– А я думаю, что имеет. – Люк сжал губы.

– Нет. Кроме того, тут нечто большее, верно? Ты вбил себе в голову дурацкую идею, что он в меня влюблен.

– Я вовсе не считаю ее дурацкой, Джосс. Это видно всем, включая тебя, – грустно сказал Люк. – Ты же не можешь этого отрицать.

Она немного помолчала.

– Он хорошо ко мне относится, я об этом знаю. И я к нему. – Она отважно взглянула в глаза Люку. – Но это не значит, что мы собираемся завести роман. Люк. Ты – мужчина, которого я люблю. За тебя я вышла замуж, ты отец моих детей. – Она на мгновение положила руку на живот и немного поколебалась. – Люк, ссора возникла из-за каких-то цветов?

Люк пожал плечами.

– Роза обычно считается признанием в любви, так я понимаю.

– Роза. – Она вся похолодела.

– Он оставил розу на твоей подушке. – Лицо Люка исказил гнев. – Будет тебе, Джосс, даже ты должна признать, что это значит.

Она проглотила комок в горле. Роза, которую она нашла на столике у кровати, была холодной и мертвой. Она знала, что не Дэвид ее принес.

На долгое время Джосс перестала говорить о доме и семье. Читала материнские дневники, когда бывала одна, лазила на чердак, когда хотела отдохнуть от компьютера, а Люк лежал под машиной. Дэвид в этот семестр больше не появлялся и не присылал ей ни вырезок, ни записок относительно своих расследований.

Воспользовавшись помощью Лин, присматривающей за Томом, Джосс, под предлогом посещения женской консультации и необходимости собирания материала для книги, пару раз съездила в Ипсвич и Колчестер. Там она ходила по библиотекам, просматривала книги по местной истории, интересовалась средневековыми костюмами, едой и политикой пятнадцатого века. Получив добро от Саймона, она отдыхала, только когда чувствовала себя усталой. Она ездила по окрестностям, сама удивляясь, что вдали от дома и напряженных отношений с Лин она чувствовала себя куда счастливее и увереннее. У Джосс создавалось впечатление, что она пишет под диктовку Ричарда. Ей стало казаться, что роман действует на нее как заклинание. Когда она думала только о нем и забывала о семье, членом которой являлась по рождению, дом оставался приветливым, не навязывал ей свои воспоминания, довольный тем, что она вплетала его историю в свой роман и разделывалась с легендами, записывая их так подробно на бумаге.

Иногда, когда приходила ее очередь делать что-то по хозяйству, она зачастую разгибала спину, отрываясь от груды разбираемого белья, от мытья посуды или вытирания пыли, и прислушивалась. Но голоса в ее голове были скорее плодом ее воображения. Возможно, духи покинули дом. А, может, их там никогда не было.

Спустя несколько недель появился Геральд Эндрюс. На заднем сиденье его машины высилась стопка книг.

– Подумал, стоит их вам оставить. Просмотрите, когда будет время. Торопиться некуда, отдадите, когда захотите. – Он пожал плечами. – Я надеюсь в следующем месяце лечь в больницу. Как вы думаете, когда я оттуда выйду, смогу я пригласить своих друзей и снова навестить вас? Мне так хочется присутствовать, когда они станут разглядывать своды. – Он заговорщически улыбнулся, а Джосс заверила, что будет ждать его с нетерпением. Она отнесла книги в кабинет и спрятала за креслом. Люк никогда не заметит, что книг прибавилось.

Несколько дней она не обращала на них внимания, пока не сообразила, что они могут стать блестящим источником материала для ее романа. Она стала вытаскивать их по одной и, если не сидела за компьютером, пролистывала их в поисках информации.

Там было все, особенно в путеводителях по Восточной Англии викторианского периода. Легенды, слухи, истории про привидения. Белхеддон-Холл пользовался дурной репутацией со дня своего основания.

Короткий, серый март тем временем сменился апрелем. Ее живот, наконец, слегка округлился. На вербах появились золотистые сережки, в живой изгороди мелькали светло-коричневые бутоны орешника. Подснежники и примулы сменили нарциссы. Под растущей рукописью она хранила листок со своим фамильным генеалогическим древом. Джосс постоянно добавляла туда отдельные детали – даты рождений, браков и смертей, забираясь вглубь уже больше чем на сто лет. Так много смертей. Это удручало. Джосс отодвигала рукопись и снова читала все, что можно, о доме. Она реже бродила по комнатам, разве что со щеткой и совком, или стопкой чистого белья и полотенец, которые надо было разложить по шкафам и ящикам, или когда подходила ее очередь стряпать, что случалось нечасто, поскольку она так же сильно ненавидела готовить, как Лин любила. Стоя у горячей плиты, она ловила себя на том, что снова прислушивается к голосам.

Иногда, когда Лин, Тома и Люка не было дома, Джосс практически против своей воли забиралась на чердак и бродила по пустым комнатам, внимательно прислушиваясь. Но слышала она лишь завывания ветра и со вздохом возвращалась в кабинет или спальню.

Она сумасшедшая – она это знала. Идиотизм – стремиться снова услышать голоса. Но то были голоса ее маленьких братьев; ее единственная связь с семьей оборвалась навсегда. Она стала отлынивать от работы над романом, придумав для себя версию, что якобы ее одержимость книгой изгнали Сэмми и Джорджи из дома. Но даже когда она не писала, в доме стояла тишина и внутри у нее было пусто, по поводу чего она печально улыбалась, похлопывая себя по растущему животу. От этой пустоты она терялась и ощущала неудовлетворенность.

Люк заметил ее беспокойство и попытался помочь.

– Лин предлагает сводить Тома в зоопарк, считает, что ему будет любопытно. С тех пор, как мы сюда перебрались, мы его почти никуда не водили. Давай отправимся туда на целый день все вместе. И ты уедешь из дома. – Он заметил, что она перестала в одиночку бродить по дому.

У Джосс сразу поднялось настроение.

– Здорово придумано. Будет интересно. Тому понравится!

Они назначили поездку на следующую среду, и Джосс принялась с нетерпением ждать этого дня. Ее бессмысленные посещения чердака прекратились, она стала помогать Лин подготавливать сына к встрече с животными, показывая ему картинки со слонами, львами и тиграми и рассказывая о других животных, которых они могут там встретить.

В ночь на среду Том плохо спал от возбуждения.

– Сами виноваты. – Джосс устало поднялась.

Они сидели за кухонным столом, заканчивая ужин, когда детская сигнализация сработала второй раз за вечер. – Моя очередь. Пойду и посмотрю, что там случилось.

Она вышла в большой холл, куда крики ребенка доносились с удвоенной силой. Том уже орал от души. Она подошла к лестнице, вгляделась в темноту и потянулась к выключателю.

Тень на стене на повороте лестницы была явно мужской. Она зловеще склонилась над ней, пока Джосс стояла, вцепившись в перила. Она стояла мгновение, глядя вверх, парализованная страхом. Вопли Тома не прекращались.

– Том! – В ее шепоте звучала тревога. Она поставила ногу на первую ступеньку, заставив себя двигаться. – Том!

Одна из рук тени приподнялась, маня ее к себе. Джосс замерла и вытянула шею, стараясь заглянуть за поворот. Водонепроницаемый плащ Люка висел на углу перил там, где кончалась лестница. И видела она тень от этого плаща.

В ту ночь ей приснился кошмарный сон. Проснулась она, дрожа и вся в поту. Во сне огромный металлический барабан на ножках медленно шел к ней через комнату. Сверху на нем была треуголка набекрень, подчеркивающая злобное выражение пуговичных глаз. Его руки, похожие на гигантские прищепки, были протянуты к ней. Как он двигался, она не могла понять из-за сверкающего алюминия, из которого он был сделан. Джосс резко проснулась и долго лежала, боясь пошевелиться. Сердце бешено колотилось. Рядом заворочался и застонал Люк. Она внимательно прислушалась. Ничего, кроме его легкого посапывания. У Тома тоже тихо. Ни звука в доме. Казалось, даже в саду стояла мертвая тишина.

Утром она проснулась с дикой головной болью. Села, взглянула на будильник и снова со стоном упала на подушку. Ей было слышно, как Лин весело разговаривает с Томом, поднимая его с постели. Малыш жизнерадостно смеялся. Люка нигде не было видно.

К тому времени как все позавтракали, ей уже было ясно, что она не в состоянии ехать с ними в зоопарк. Голова кружилась, она чувствовала себя настолько усталой, что едва могла двигаться.

– Отложим, поедем в другой день. – Обеспокоенный Люк наклонился над ней.

– Нет. – Она покачала головой. – Нет, не стоит разочаровывать Тома. Вы поезжайте. Я вернусь в постель и посплю еще немного. Затем поработаю над книгой. Честно, все будет хорошо.

Она помахала им рукой, хотя сердце разрывалось при виде слез Тома, который расстроился, что мама не едет с ними. Голова все не проходила. Она вернулась в дом.

Проснулась Джосс уже после двух часов. Утреннего солнца как не бывало, небо стало хмурым и затянулось тучами. Спускаясь вниз, она слышала, как гудит ветер в каминной трубе.

Она приготовила себе кофе и бутерброд и долго сидела за кухонным столом, прежде чем надеть куртку и выйти на свежий воздух.

Она остановилась на берегу озера и, засунув руки в карманы, наблюдала, как ветер гонит темные волны. Съежившись от холода, она смотрела в глубину, решительно отталкивая от себя мысль о маленьком мальчике с банкой для головастиков, склоняющемся к воде на скользком берегу.

Сзади раздался звук, и она замерла. Повернувшись, оглядела лужайку. Никого. Джосс прислушалась, напряженно пытаясь выделить звуки на фоне завывания ветра, но ничего не услышала.

Повернувшись, она медленно направилась к дому. Чашка чая – и за книгу. Она слишком много времени провела впустую, ей надо работать.

Сэмми!

Держа одну руку на мышке, а другую на клавиатуре, Джосс подняла голову, прислушиваясь. Кто-то бежал по лестнице.

Сэмми! Поиграй со мной!

Затаив дыхание, она медленно встала и на цыпочках направилась к двери.

– Эй! Кто там? – Она осторожно повернула ручку двери. – Эй!

Выглянула в холл и, прищурившись, попыталась разглядеть лестницу.

– Здесь есть кто-нибудь? Сэмми? Джорджи?

Тишина казалась наэлектризованной, как будто кто-то еще затаил дыхание и ждал.

– Сэмми? Джорджи? – Она сжимала ручку так, будто от этого зависела ее жизнь, между лопатками побежала холодная струйка пота.

Джосс заставила себя шагнуть в холл и медленно начать подниматься по лестнице.

– Вы знаете, вам не следует пить снотворное. – Саймон сидел рядом с Джосс на стуле в кабинете и внимательно наблюдал за ней. – Выкладывайте. Что с вами? Вы ведь не боитесь рожать?

– Немного. Какая женщина не боится? – Джосс встала и отошла к окну, повернувшись к врачу спиной. Ей хотелось спрятать лицо. Во дворе Лин и Том играли в футбол на траве. Не приближайтесь к воде, хотелось ей крикнуть. Не подходите слишком близко. Но, разумеется, Лин не позволит ребенку подойти к озеру. Помимо всего прочего, озеро сейчас окружала плотная стена растительности.

Голос прозвучал громко прямо в комнате. Сегодня с утра она слышала его в третий раз. Джосс резко повернулась и взглянула на врача.

– Вы слышали?

Саймон нахмурился.

– Что? Простите?

– Кто-то звал. Вы слышали?

Он покачал головой.

– Идите сюда, Джосс, и сядьте.

Она поколебалась, потом подошла и села на кончик стула напротив него.

– Видно, у меня слуховые галлюцинации. – Она заставила себя улыбнуться.

– Возможно. – Он помолчал. – И как часто у вас такие галлюцинации, Джосс?

– Не очень часто. – Она смущенно улыбнулась. – Когда мы только что сюда переехали, я начала слышать мальчиков, они кричали, играли, и еще Кэтрин – голос, зовущий Кэтрин. – Она передернула плечами, ей трудно было продолжать. – Я не хочу, чтобы вы решили, что я созрела для смирительной рубашки. Я не сошла с ума. И я это не придумала… – Она снова помолчала. – По крайней мере, я не думаю, что придумала.

– Мы с вами говорим о духах? – Он поднял брови. Наклонился вперед, поставив локти на колени и пристально вглядываясь в ее лицо.

Она отвернулась, не в состоянии встречаться с ним взглядом.

– Наверное.

Последовала длинная пауза. Он ждал, не скажет ли она чего-нибудь еще. Джосс нервно засмеялась.

– Беременных женщин часто мучают фантазии, верно? И я ведь беременна с тех пор, как мы сюда переехали.

– Так вы считаете, в этом все дело? – Саймон откинулся в кресле, перекинул ногу на ногу и взглянул на Джосс с напускным безразличием.

– Это вы должны сказать. Вы же врач.

Он глубоко вздохнул.

– Я не верю в привидения.

– Значит, я схожу с ума.

– Я этого не говорил. Мне думается, вы были истощены физически и морально с той поры, как перебрались сюда. Мне думается, что вы позволили романтике, истории и пустоте дома взять верх над вами. – Он вздохнул. – Полагаю, если я предложу вам поехать отдохнуть, вы скажете, что об этом не может быть и речи?

– Вы же знаете, Люк не может уехать. У него сейчас три машины в гараже. Мы даже обсуждали, не взять ли ему помощника.

– И без него вы, разумеется, уехать не можете? – Он все еще изучал ее лицо. Слишком худое. Слишком бледное.

– Разумеется. – Она улыбнулась.

Почему же ему мерещится, что ее ответ не имеет никакого отношения к Люку?

Он тряхнул головой.

– Тогда вы должны строго следовать правилам, Джосс. Больше отдыхать. По-настоящему отдыхать. Больше общаться с людьми. Я понимаю, здесь имеется некоторое противоречие, но ведь у вас есть такое сокровище, как Лин. Я знаю, вы радушно принимаете гостей, они помогут вам расслабиться. Вам нужно отвлечься, вам необходимо больше смеха и, если без перебора, больше шума.

На этот раз она рассмеялась по-настоящему.

– Саймон, если бы вы знали, как ужасно это звучит. Я вовсе не одинока. Я не страдаю от тишины и уверена, что мне ничего не мерещится.

– Получается, что вы верите в привидения.

– Да. – Одно-единственное слово, но сказанное частично с вызовом, частично со смущением.

– Когда я увижу что-нибудь собственными глазами или услышу что-нибудь, я вам поверю. – Он потянулся и встал. – Увы, жаль, но с бессонницей я вам помочь не в силах. Больше гуляйте на свежем воздухе, пейте какао перед сном, позаботьтесь о чистой совести, вот и все, что я, как врач, могу вам посоветовать. – Он повернулся к двери, потянулся к ручке и снова обернулся. – Надеюсь, вы не боитесь привидений, Джосс?

– Нет, – решительно ответила она. – Я не боюсь.

Чердак был весь наполнен солнечным светом. Он высветил следы дождя и пыли на стекле и полосами плясал в воздухе. Прекрасная декорация для одной из сцен из ее романа, все то, что надо – жаркое солнце, запах столетий, старый дуб, пыль и абсолютная тишина. Джосс слегка запыхалась, поднимаясь по лестнице, но решительно направилась к старому сундуку в конце комнаты и откинула тяжелую крышку. Еще несколько дней назад она справилась с замком. Ей не хотелось просить Люка спилить замок, поэтому она часами сидела на полу со шпилькой, и внезапно замок щелкнул и открылся. Полная энтузиазма, она приоткрыла крышку и увидела книги, бумаги, письма и букет засохших цветов. Она взяла букет и присмотрелась к ним. Розы. Старые увядшие розы, обесцветившиеся от времени, перевязанные шелковой лентой. Она осторожно положила цветы на пол рядом с собой и принялась просматривать бумаги. Из глубины сундука поднимался густой запах кедра.

На дне она отыскала дневник Джона Беннета, того самого, который женился на ее прабабушке в 1893 году и через десять лет, в 1903, исчез, не оставив следа.

Последняя запись в дневнике, который велся нерегулярно примерно в течение пяти лет, была датирована 29 апреля 1903 года. Почерк был корявым, строчки набегали одна на другую.

«Итак, он забрал еще одну жертву. Мальчик умер. Следующим буду я. Почему она не может понять, что происходит? Я попросил, чтобы в доме провели святое причастие, но она отказалась. Иисус Христос, всемилостивейший, спаси нас».

И все.

Джосс сидела на закрытом сундуке с дневником на коленях и смотрела в пыльное окно. Небо было ослепительно голубым. Иисус Христос, всемилостивейший, спаси нас! Слова эхом звучали в ее голове. Что случилось с Джоном? Просто сбежал или, как он и страшился, умер? Она снова взглянула на дневник, полистала страницы. Вплоть до самых последних записей почерк был твердым, решительным, тема записей обычная – о ферме, деревне и так далее. Она нашла запись по поводу рождения маленького Генри Джона.

«Мэри сегодня в восемь часов легко родила мальчика. У него рыжие волосы, и он похож на отца Мэри».

Джосс улыбнулась, растроганная этой попыткой сострить. Но если это так и было, повод для смеха давно исчез с лица земли.

В начале дневника Джосс нашла короткую запись, относящуюся к его женитьбе на Мэри Саре весной 1893 года.

«Сегодня мы с Мэри обвенчались в церкви в Белхеддоне. Шел дождь, но, мне кажется, вечеринка удалась. Мы так долго ждали этого брака, и я теперь искренне надеюсь, что он будет удачным и плодотворным и что в Белхеддон-Холле воцарится счастье».

Джосс закусила губу. Выходит, он уже тогда знал. Откуда взялся Джон Беннет? Где они с Мэри познакомились? Все нашлось в дневнике. Джон был сыном священника в Ипсвиче, его мать рано умерла. Сам он учился на юриста и несколько лет был партнером юридической фирмы в Бэри. Женившись, он отказался от партнерства, видимо, чтобы заняться Белхеддоном, который по тем временам был большой и процветающей усадьбой с фермами, коттеджами и сотнями акров земли.

Дневник упал на колени. Джосс прислонилась к стене, всматриваясь в тени в дальнем конце чердака. Яркий солнечный свет, грубо высеченные опорные столбы, арочные потолочные балки – все это вместе давало такое сплетение темных теней на обоях, что в нем ей почудилась фигура человека. Она нахмурилась, попыталась сосредоточиться, чувствуя, как сердце начало биться в бешеном темпе. Ладони покрыл пот. Она плотно прижала их к крышке сундука, на котором сидела – его плотность придавала ей уверенности – и взглянула на дверь. Ей показалось, что она находится за тысячу миль от нее. На чердаке было неестественно тихо. Ни обычного поскрипывания половиц, ни мягкого посвиста апрельского ветра, ничего.

– Кто ты? – Шепот показался криком в этой пустоте и тишине. – Кто ты такой?

Ответа не последовало. Тени слегка переместились и снова представляли собой лишь пересечения архитектурных деталей.

Джосс нервно сглотнула и с трудом поднялась на ноги, не заметив, что дневник упал на пол страницами вниз.

– Во имя Иисуса Христа, уходи! – Голос дрожал, она перекрестилась, рука машинально двигалась привычным путем: от головы к сердцу, от плеча к плечу. Медленно, еле передвигая ноги, Джосс двинулась к двери, не сводя глаз с того места на стене, где она видела или думала, что видела, фигуру мужчины. Прижавшись спиной к стене, она выбралась с чердака и побежала. Она сбежала по лестнице, потом по главной лестнице, пробежала через большой холл и влетела в кухню. Здесь, еле переводя дыхание, она бросилась на стул, положила голову на стол и закрыла ее руками.

Паника медленно оставляла ее, дыхание замедлялось. Она прижала ладони к глазам. Потом рефлекторно положила их на живот. Она все еще сидела в такой позе, когда вошла Лин, везя за собой в коляске Тома.

– Джосс? – Лин бросила коляску и подбежала к ней. – Джосс, что случилось? Ты как себя чувствуешь? – Она обняла Джосс за плечи. – Что-то с ребенком? У тебя боли?

Джосс слабо улыбнулась и отрицательно покачала головой.

– Нет, нет. Со мной все хорошо. Немного болит голова, вот и все. Пожалуй, мне следует выпить чашку чая, а то я не в себе.

– Я позвоню Саймону.

– Не надо, – в панике крикнула Джосс. Потом потише повторила: – Нет, не надо, не суетись, Лин. Я в порядке. Честно. Просто я сидела, а потом резко встала, вот и все дела. – Она заставила себя встать, подойти к Тому, распутать его упряжь и помочь вылезти из коляски. – Привет, Том-Том. Хорошо погулял?

Все, что она слышала – детские голоса, голоса ее братьев, не имели никакого отношения к тому, что ужасало поколение за поколением взрослых мужчин и женщин, живших в этом доме. Джорджи и Сэмми родились много лет спустя после смерти их дедушек, бабушек и прародителей. Джон Беннет, Лидия Мэннерс не могли слышать смеха Джорджи и Сэмми на чердаке. С трудом взяв себя в руки, Джосс наполнила водой чайник. Кроме нее, никто ничего не слышит. Никто не беспокоится. Возможно, Саймон и прав. Она довела себя до идиотского нервного состояния в результате беременности. Кто знает, может, все беременные женщины в ее семье мучились подобными фантазиями. Мысль внезапно показалась ей смешной и, ставя чайник на плиту, она улыбнулась.

Лин заметила это и тоже улыбнулась.

– Когда мы собирались гулять, звонил Дэвид, – проговорила она. – Я уверила его, что нам хочется, чтобы он приехал. Сказала, что тебя это взбодрит. Он немного сомневался, но пообещал появиться на следующие выходные. Я правильно поступила?

– Разумеется.

– Я сказала Люку.

– Вот и хорошо. – Джосс взглянула на Лин. – И как он прореагировал?

– Нормально. Я объяснила, что не только тебе нравится Дэвид. И не все у нас тут замужем. – Лин слегка покраснела, а Джосс взглянула на сестру, и внезапная догадка пришла ей в голову. Джосс еще не приходилось видеть, чтобы обычно бесцветная и мрачноватая Лин так сияла. Джосс вздохнула. Бедняжка Лин. Высокообразованный, начитанный и воспитанный Дэвид никогда не обратит на нее внимания.

Уикенд начался удачно. Дэвид привез вина для Люка. («У вас так много этого добра увезли, что я решил, неплохо будет пополнить погреб. Кстати, когда аукцион?»), книги для Джосс, прелестную фарфоровую вазочку для Лин и здорового черного плюшевого медведя в свитере для Тома. Дэвид настоял на том, чтобы помочь Лин приготовить обед, похвалил последнюю машину в каретном сарае, познакомился с новым помощником Люка, двадцатилетним учеником механика из деревни и, как заметила Джосс, по возможности избегал ее.

Она решила ни в коем случае не выказывать своей обиды по этому поводу и, решительно отказавшись от прогулки вместе с остальными после обеда, забралась в спальню и улеглась в постель. Она устала, поэтому почти сразу же уснула.

Во сне она как будто смотрела сама на себя спящую. Фигура, стоящая у кровати, на этот раз была более четкой. Высокая, широкоплечая, явно мужская, вернее то, что осталось от духа, когда-то бывшего мужчиной. Фигура подвинулась ближе, наклонилась и положила прозрачную, невесомую руку на ее плечо под одеялом. Потом мягко двинулась и задержалась на бугре ее живота, практически лаская ребенка, угнездившегося в темной безопасности матки. В комнате было необыкновенно холодно, атмосфера казалась заряженной. Джосс тихонько застонала и повернулась во сне, чтобы дать отдохнуть спине. Фигура не пошевелилась. Наклонилась ближе. Ледяные пальцы легко коснулись ее волос, провели по щеке. Джосс проснулась от собственного крика и долго лежала, уставившись на балдахин. Она слегка вспотела, но одновременно промерзла едва ли не до костей. Дрожа, она поплотнее завернулась в пуховое одеяло.

Фигура исчезла.

Незадолго до сумерек ей удалось поговорить с Дэвидом наедине. Люк пошел к соседям, а Лин укладывала Тома спать. Дэвид сидел напротив Джосс в кабинете, протянув ноги к огню, и потягивал виски из стакана, который держал в руке. Дэвид некоторое время присматривался к ней, потом широко улыбнулся.

– Как дела с книгой?

– Хорошо. Нравится. Но и трудно.

Он отпил глоток.

– На той неделе я обедал вместе с Геральдом Эндрюсом. Не знаю, говорил ли он тебе, но ему, бедняге, предстоит операция на бедре. Он сильно напуган. Получается, он не сможет нам помочь с изысканиями. Мы много говорили о тебе.

– И?

– И… – Он помолчал, казалось, раздумывая, сказать или не сказать то, что собирался. – Джосс, ты никогда не думала о том, чтобы продать Белхеддон?

– Нет. – Ответ прозвучал решительно, безапелляционно, она не раздумывала ни секунды. Некоторое время оба молчали. Затем она взглянула ему прямо в глаза. – Почему?

Он смущенно поставил стакан с виски. Поднялся, подошел к раздвижным окнам и уставился на залитую лунным светом лужайку. Там было очень светло и холодно. По краям живой изгороди все еще лежал вчерашний иней.

– Мы подумали, что все эти истории насчет дома могут ввергнуть тебя в депрессию, – наконец произнес он.

– Ты Люку об этом говорил?

– Нет.

– И, пожалуйста, не говори. Я никакой депрессией не страдаю. С чего бы это? Уж такова суть истории – большинство персонажей давно мертвы.

Он невольно улыбнулся.

– Это ты хорошо сказала.

– Дэвид, что произошло между тобой и Люком? Как сейчас, все нормально? – Она несколько смущенно смотрела в сторону.

– Все замечательно. Я бы иначе не появился. – Он так и не повернулся к ней. После длинной паузы Джосс поднялась. Подошла и встала рядом. Потом решила сменить тему.

– Кое-что из того, что говорил Геральд, застряло у меня в мозгу. Он заметил, что Белхеддон почти всегда переходит из рук в руки по женской линии. Оттого разные фамилии, хотя все эти люди – родственники. Я потом проверила по генеалогическому древу, которое сама нарисовала. Он прав. Ни один из сыновей не прожил достаточно долго, чтобы унаследовать Белхеддон. Ни один. Никогда.

Она не смотрела на Дэвида, пока говорила. Казалось, ее глаза остановились на отдаленном дереве за озером, серую поверхность которого освещала луна, из-за чего вода становилась похожей на бархатный плащ.

– Мы надеялись, ты не заметишь.

– Трудно не заметить. Это что, совпадение?

– Что же еще? – Голос звучал неуверенно.

– Верно, что же еще, – резко откликнулась она. Вернулась к камину и села на стул.

– Ты Люку об этом рассказывала, Джосс? – Дэвид последовал за ней и остановился спиной к камину, глядя вниз на нее.

Она отрицательно покачала головой.

– Я пыталась рассказать ему про дневники и письма. Но он ничего не хочет знать. Это ведь ты учил меня не слишком часто напоминать ему, что это мое наследство. Как я могу сказать ему, что дом проклят?

– Неправда. Я уверен, что это не так. – Но Дэвид тем не менее поежился.

– Не так, говоришь? А ты знаешь, как много несчастных случаев здесь произошло за не такое уж долгое время? А за века? И никогда с женщиной. Никогда. Только с мужчинами. Моими братьями, отцом, дедушкой. Только прадедушка избежал такой участи и знаешь, почему? Он знал, что его ждет. Он в своем дневнике написал, что будет следующим. – Ее голос звенел. Внезапно Джосс съежилась в кресле. – Кто знает, может, это его тоже достало. Мы ведь только знаем, что он исчез. И никогда не узнаем, сбежал ли он или с ним случилось что-то ужасное. Возможно, оно настигло его где-нибудь в лесу или саду, и останки его до сих пор не нашли.

– Джосс, прекрати. – Дэвид сел на подлокотник ее кресла и взял ее за руку. – Это смешно. Простое совпадение. Наверняка совпадение.

– Тогда почему ты хочешь, чтобы я продала дом?

Он грустно улыбнулся.

– Потому что в каждом из нас, какими бы практичными и реалистичными мы ни были, есть малая толика предрассудков.

– И эта толика верит, что в Белхеддоне живет дьявол, – тихо заметила она.

Дэвид рассмеялся.

– Ну, зачем сразу дьявол. Я этого не говорил. Я в дьяволов не верю.

– Но это, прости уж меня, не доказывает, что он не существует.

– Верно. Но теория меня вполне устраивает. Да нет, все, что здесь случилось, смесь разных вещей. Трагические случаи, как с твоими братьями и отцом, случаются во многих семьях. В прошлом, возможно, еще какой-то фактор оказывал влияние. Кто знает, вода могла быть зараженной, и микробы сильнее действовали на мальчиков, чем на девочек. В семье мог быть связанный с полом ген, который делал детей мужского пола слабее, более подверженными всяким болезням.

– Связанный с полом ген, который делал мальчиков более подверженными к падению в озеро? – Джосс вымученно улыбнулась. – Не слишком убедительно, Дэвид.

– Нет, но весьма вероятно, как и любая другая теория.

Дверь за их спинами открылась, и вошел Люк. Его глаза сразу же остановились на подлокотнике кресла и руке Джосс в руке Дэвида.

– Я вижу, я не вовремя, – холодно заметил он.

– Ничего подобного, Люк. – Дэвид отошел, и Джосс встала.

– Слушай, я должна тебе кое-что сказать. Ты только выслушай.

Он закрыл за собой дверь. Лицо его побледнело.

– Не уверен, что хочу это слышать.

– Ну, я хочу, чтобы ты меня выслушал. Ты должен знать. Я пыталась тебе сказать, но… – Она беспомощно взглянула на Дэвида. – Это связано с домом. Мы… я думаю, что на нем лежит проклятие.

– Ох, пожалуйста. – Люк оттолкнул ее. – Только не начинай все сначала. Никогда не слышал подобной ерунды. Проклятие! Только этого нам и не хватало. Если ты забыла, так я напомню: мы вынуждены жить здесь. Продать дом ты не можешь. Таково условие завещания твоей матери. Если мы уедем, то его потеряем. У нас нет денег, работы. Здесь я могу работать. Ты можешь писать свои романы. Лин и твои родители могут приезжать, если захотят. Есть место для всех наших друзей. – Он взглянул на Дэвида. – Должен сказать, Дэвид, я удивлен, что ты поощряешь ее во всем этом. Я полагал, что ты более здравомыслящий человек.

– Я действительно считаю, что в том, что она говорит, что-то есть, старина. – Дэвид явно чувствовал себя неуютно. – Ты должен ее выслушать. Я не считаю, что дом проклят. Возможно, все это нагромождение старых легенд и обстоятельств, согласен, но впечатление странное. Ведь вряд ли можно считать совпадением все те многочисленные несчастья, которые преследовали жильцов этого дома в течение нескольких столетий.

– Так ты считаешь, что здесь живет дьявол? Сам сатана вместе с вилами и печью в подвале?

– Нет. Не то. Разумеется, не то.

– Я тоже, черт побери, считаю, что нет. Пораскинь мозгами, Дэвид, Джосс беременна. Меньше всего ей нужно, чтобы кто-то заводил ее и поощрял ее бредни. Я разговаривал с Саймоном Фрейзером. Он сказал, что она сама себя доводит. Ей требуется покой. А что я вижу – ты держишь ее за руку и обсуждаешь с ней вероятность смерти нашего сына. Наступила полная тишина. Джосс побелела.

– Я никогда такого не говорила, – прошептала она. – Я никогда не упоминала Тома.

– Ну и что, все ведь к этому сводится? В этом доме сыновья умирают. Голоса из темноты. Маленькие мальчики в подвале. – Люк засунул руки глубоко в карманы комбинезона. – Уж прости меня, Джосс, я лишь хотел, чтобы ты поняла, как глупо все это звучит. Члены твоей семьи мертвы. Никого в живых не осталось. Как и в других семьях, некоторые из них умерли молодыми, некоторые – в преклонном возрасте. Ясно, что чем дальше ты будешь забираться в глубь веков, тем больше встретишь непонятных и странных смертей – такое уж тогда было время. Не было лекарств, хирургов. Дети мерли как мухи, именно поэтому в викторианских семьях было столько детей – чтобы хоть кто-то выжил. Нам повезло, мы живем в более просвещенный и цивилизованный век. Тут и конец проблеме. Теперь, если вы меня извините, я пойду и закончу свою работу. Потом мы поужинаем и забудем обо всей этой чепухе.

Он с силой захлопнул за собой дверь. Джосс и Дэвид переглянулись.

– Его нелегко убедить, – тихо сказал Дэвид после минутной паузы. – Кроме того, Джосс, я считаю, что во многом он прав. Расслабься. Постарайся выбросить все из головы, но, тем не менее, будь немного начеку.

– Что значит начеку? – Содрогнувшись, она встала и подошла поближе к огню. – В дневниках его называют он или оно. Что-то или кто-то, приводивший в ужас разумных, образованных женщин.

И убивавший мальчиков. Она не выговорила этих слов вслух.

– Но ты, тоже разумная и образованная, не видела ничего. И не слышала ничего, ничего, кроме голосов, которые могли быть лишь эхом, запутавшимся в перекрытиях дома. – Он улыбнулся. – Будет тебе, Джосс. Ты знаешь, каким знаком надо защищаться от зла, верно? – Он поднял два пальца и скрестил их перед ее лицом. – Будь наготове, если он или оно покажется. А так – забудь. Тому здесь нравится. Дом просто чудо. Во всех домах есть свои заморочки. Лестницы в погреб, озера, и ребенок без присмотра может свалиться туда в любой день – сегодня или давным-давно. Ты будь осторожна, следи за ним. Лин кудахчет над ним как курица-наседка. Большего и желать трудно.

– Наверное.

Итак, он забрал еще одну жертву. Мальчик мертв. Следующим буду я. Почему она не может понять, что происходит…

Как могут столь многие люди воображать себе одно и то же? Или они читали дневники друг друга, возможно, сидя в этой самой комнате, греясь у огня, а их волосы вставали дыбом от ужаса в темноте долгих зимних ночей? Почему-то Джосс в такое не верилось.

В кухне было тепло, уютно и светло. Когда они вошли, Лин взглянула на них. Она только что поставила в духовку торт, и лицо ее раскраснелось от жары. В углу на полу Том играл в кубики, строя замок с довольно странной симметрией. Лин машинально вытерла лицо рукавом.

– Люк только что вышел, что-то бормоча, – сказала она. – Я решила, он подумал, что вы свихнулись.

– Что-то в этом роде, – вымученно улыбнулась Джосс. – Так или иначе, мы получили хорошую взбучку, полны раскаяния и готовы помочь тебе накрыть на стол. – Она смотрела на Тома, борясь с желанием взять его на руки.

– Замечательно, – отозвалась Лин. – Люк сказал, что ты считаешь, будто на доме лежит проклятие. – Она нахмурилась. – Ты ведь так не думаешь, Джосс?

– Конечно, она так не думает. – Дэвид сел рядом с Лин. – Что мне прикажете делать? Жду кулинарного урока.

Лин кокетливо взглянула на него.

– Может быть, я сделаю печенье. – Она покраснела.

Магическое слово немедленно привело в действие Тома. Разбросав яркие кубики по полу, он поднялся на ноги, удачно избежал протянутых рук Джосс и вцепился в Лин.

– Том готовить печи, – твердо заявил он, встал на цыпочки и завладел деревянной ложкой.

Джосс несколько минут наблюдала за ними. Спина ныла, она чувствовала себя на редкость уставшей. Лин откровенно флиртовала с Дэвидом, который пытался обратить все в шутку. Когда Джосс ушла из кухни, никто не заметил ее ухода. Дэвид и Лин, перемазанные не меньше Тома, слишком громко смеялись, чтобы услышать стук закрывшейся двери.

В большом холле Джосс остановилась и огляделась. Лин поставила на стол огромную вазу с бутонами нарциссов. В относительном тепле дома они распустились, и холл наполнился дивным ароматом. Это был счастливый запах, напоминающий о весне, оптимизме и возрождении. Она некоторое время стояла, глядя на цветы, потом медленно направилась в кабинет. На стуле, где она недавно сидела, лежал бутон розы. Джосс не в состоянии была отвести от него глаз. Дэвид не мог его туда положить. Он бы никогда так глупо не поступил! Протянув руку, она потрогала розу. Ледяная, замерзшая. В тепле комнаты она уже начинала опадать. Джосс с отвращением взяла цветок и принялась рассматривать. Было в нем что-то печальное и неприятное, хотя она не могла сказать, что именно. Она еще немного посмотрела на него и швырнула в огонь.

 

16

Лежа на спине, Джосс выгнула шею, чтобы увидеть изображение ребенка на экране. На этот раз он был виден четко – маленькие ручки и ножки, свернутый в клубочек пульсирующий комочек жизни.

– Вы можете сказать, это девочка или мальчик? – спросила она. Все утро этот вопрос мучил ее.

– Если бы и могла, не имею права. – Врач спокойно продолжала сканирование.

– Мне нужно знать, – настаивала Джосс. – Пожалуйста. Мне действительно нужно знать.

– Да ладно тебе, Джосс. – Люк сидел рядом на стуле и с удивлением таращился на изображение на экране, которое было его ребенком. – Куда интереснее не знать. Нам ведь все равно, верно, был бы здоровенький.

– Мне нужно знать, Люк, – рассердилась Джосс. – Пожалуйста, скажите мне. Я не проговорюсь.

Женщина отошла от кушетки.

– В больнице не принято сообщать такие сведения матерям. – Она вытащила салфетку из коробки и принялась снимать гель с живота Джосс. – Но, по правде говоря, дорогая, я не знаю. Ваш ребенок так лежит, что ничего не видно. Значит, вам следует набраться терпения и тогда сами узнаете. Уже двадцать восемь недель. Недолго осталось. Я только могу сообщить, что малыш в полном порядке. Никаких неприятностей ждать не следует. – Она улыбнулась и накрыла Джосс простыней. – Отдохните немного, пока я заполню все бланки, и вы сможете потом взять домой фотографию. – Она села на стул и на нем доехала до стола.

– Люк, уговори ее сказать. – Глаза Джосс наполнились слезами.

Люк с недоумением смотрел на нее.

– В чем дело, Джосс, черт побери? Мы же договорились, что нам все равно.

– Нет, мне не все равно. Я хочу знать.

Врач уже нацепила очки в металлической оправе. Повернулась и уставилась сквозь них на Джосс.

– Миссис Грант, я уже говорила, что не могу сказать, даже если бы хотела. – Нахмурившись, она встала и швырнула очки на стол. – Вам не следует расстраиваться. Вам это вредно, очень вредно.

В машине по дороге домой Люк молчал, пока они не выехали за город. Потом спросил:

– В чем дело, Джосс? Она сказала, что с ребенком все хорошо.

– Я должна знать, Люк. Мне скажут в Лондоне. Уверена. Как ты не понимаешь? Если это мальчик, то он в опасности…

– Нет! – Люк резко нажал на тормоза. – Хватит, Джосс! Не хочу ничего больше слышать. Бред какой-то. Том не в опасности. Этот ребенок, девочка или мальчик, тоже не в опасности. Ты не в опасности. Я не в опасности.

Машина за ними загудела, и водитель, объезжая их, поднял руку в неприличном жесте.

– Не о чем беспокоиться. Послушай. Я попрошу священника придти и поговорить с тобой. Ты будешь чувствовать себя спокойнее, если он освятит дом, изгонит из него злых духов или еще что-нибудь сделает? Ты тогда успокоишься?

Exorcizo te, in nomine Dei Patris omnipotentis, et in nomine Jesu Christi Filii ejus, Domine nostri, et in virtute Spiritus Sancti…

Вздохнув, Джосс откинулась на сиденье и медленно покачала головой. Зачем? Все уже было испробовано.

Но Люк тем не менее недели через три пригласил священника. Джеймс Вуд сидел на кончике стула и вежливо слушал Джосс, потом Люка, а майское солнце весело заглядывало в окна.

– Я всегда готов благословить дом. Я обычно это делаю, когда люди только-только вселяются. Я молюсь за их счастье в доме, чтобы он стал им убежищем. – Он медленно покачал головой. – Но когда дело касается духов, я обычно прошу своего коллегу, он специалист по таким вопросам.

Джосс заставила себя улыбнуться. Ей нравился пастор, она с удовольствием иногда посещала его службы в церкви, но его реакция на их просьбу не слишком ее обнадежила.

– Вашего благословения будет достаточно, пастор. Спасибо. – Она взглянула на Люка. Он отвернулся, якобы завороженный огнем в камине, и она не видела его лица.

Оба они сидели в кабинете, склонив головы, пока он над ними молился, потом стояли в большом холле, где он прочел короткую молитву, которая, судя по всему, относилась ко всему дому. Уходя, пастор обратился к Джосс:

– Дорогая моя, помнится, вы говорили, что навещали Эдгара Гоуэра? Вы с ним беседовали о ваших опасениях?

Она покачала головой.

– Он все еще в отъезде. – Последние два месяца она звонила ему практически каждый день, надеясь, что он вернулся из Южной Африки.

– Ясно. – Вуд вздохнул. – Он – именно тот человек, кто может помочь вам. Он знает Белхеддон. Он знал ваших родителей. И он с большим пониманием, чем я, отнесется к высказанным вами опасениям. – Казалось, Вуду на мгновение стало стыдно. – Я же никогда не видел привидений и не испытывал ничего сверхъестественного вне моего религиозного опыта. Мне трудно все это понять.

Джосс положила руку ему на плечо.

– Ничего страшного. Вы сделали все, что могли.

Беда была в том, что этого всего могло оказаться недостаточно.

Несколько недель ей казадось, что сработало. Погода становилась все теплее, огород Люка стал походить на огород.

В середине месяца Люк отправился в Лондон на винный аукцион.

– Жаль, что ты не ездила со мной, Джосс! – возбужденно рассказывал он. – Зрелище потрясающее! Мы теперь богаты! – Он схватил ее за руки и принялся кружить по комнате. – Даже после всех вычетов мы получим около двадцати семи тысяч фунтов. На время – конец всем волнениям. Ох, Джосс!

Обрадованная Джосс с головой ушла в свою книгу. Она помогала Лин по дому и на кухне, сидела вместе с Люком над счетами и изо всех сил старалась выбросить из головы все свои тревоги. В доме царил покой. Напряжение исчезло. Весеннее солнце унесло все тени.

Но как-то в пятницу вечером, через час после того как они уложили Тома спать, сработала детская сигнализация, донеся до них вопли мальчика. Все трое вскочили на ноги. Джосс, несмотря на свои увеличившиеся размеры, мчалась впереди.

Кроватка снова была передвинута к самому окну. Том стоял весь зареванный, личико красное, глаза плотно зажмурены.

– Железный дядя, – выкрикивал он. – Я видел железного дядю. Он плохой!

– Не поднимай его, дорогая, он слишком тяжел теперь для тебя. – Но просьба Люка опоздала, потому что Джосс выхватила ребенка из кроватки и прижала к себе, почувствовав, как его ножки обвили ее талию.

– Что случилось? Какой железный дядя? – Она спрятала лицо в его теплых волосах. – Маленький, не плачь. Тебе приснился плохой сон, вот и все. Здесь никого нет. Папа сейчас переставит твою кроватку на место.

Люк разглядывал пол.

– Я так ее закрепил, она не должна была двигаться. Не могу представить, каким образом он мог ее раскачать. Наверное, он на редкость сильный. – Он поставил кровать, оказавшуюся как ни странно сухой, на место, и протянул руки к сыну. – Иди сюда, старина, давай папа тебя отнесет.

– Что это за дядя, которого он постоянно видит? – Джосс смотрела на Лин. – Мне кажется, я просила тебя не читать ему больше «Страну Оз». Эта книга его расстраивает.

Лин нетерпеливо покачала головой.

– Да не читала я, Джосс. Насколько мне известно, у нас и книги этой нет. Мы читали сказки, правда, Том… – Она замолчала. Люк пытался уложить мальчика в постель. Тот оглушительно орал.

– Давайте возьмем его вниз. Пусть заснет там. Я после положу его в постель.

Лин пошла за Люком, который понес ребенка вниз, захватив одеяло и большого черного медведя. В дверях она остановилась.

– Джосс? Ты идешь?

– Сейчас. – Джосс оглядывала комнату. – Посмотрю, что могло его напугать.

Она слышала их шаги по коридору и по их с Люком спальне, потом по лестнице. Через мгновение они спустились вниз, и Джосс осталась одна. Она огляделась. Тяжелые шторы задернуты, на улице еще совсем светло. Но горит верхний свет, и комната ярко освещена. На полу разбросаны мелкие игрушки Тома, те, что побольше, аккуратно сложены в ящик. На углу комода стоит настольная лампа с абажуром. Ничего такого, что могло бы его напугать. Джосс чувствовала, что слышит громкое биение своего сердца. Она подошла к двери, выключила верхний свет, вернулась к кроватке и снова огляделась. Свет от настольной лампы проникал в темные углы. Джосс могла видеть огромный многоцветный пластиковый мяч, подаренный Тому Гудиарами, яркий половик на полу и картонную коробку с игрушками, прикрытую Лин яркой сине-красной бумагой. Она стояла почти в центре комнаты, и игрушки, которым не хватило места, свисали из нее. Шторы плотно задернуты. Джосс нахмурилась. Шторы двигались, то втягиваясь, то снова отодвигаясь от окна, как при сильном сквозняке. Нервничая, она подошла поближе.

– Кто там?

Разумеется, там никого не было. Откуда там кому-то взяться? Но ведь окно закрыто. В саду поздний мороз, частое явление для мая в Англии, уже посеребрил траву. Джосс сама закрыла окно, когда уходила, поцеловав Тома на ночь. Тогда почему шторы шевелятся? С бьющимся сердцем она шагнула к окну и резко раздвинула шторы. В окне она увидела лишь отражение лампы, стоящей где-то за ее спиной. Шторы если и двигались, то только в результате ее резкого движения. Она поежилась.

Кэтрин, Кэтрин, милое дитя, ты не хочешь поговорить со своим королем?

Его глаза следили за девушкой, пробегавшей по дому. Из-за пелены тяжелых, темных волос ее глаза цвета вероники заигрывали с ним, ее смех звенел во всех комнатах.

Около окна оказалось дико холодно. Куда холоднее, чем в остальной комнате. Джосс быстро задернула шторы и повернулась.

Это стояло прямо за ее спиной, тень между ней и лампой. Только что оно было здесь, закрывая свет и нависая над ней, и тут же исчезло.

– Ах! – Ее невольный вскрик прозвучал тихо и жалко. Она снова лихорадочно огляделась, но нигде ничего не было, абсолютно ничего. Она все придумала.

Когда Джосс вошла в кухню, Лин подняла голову. Люк укачивал Тома, сидя в кресле-качалке у плиты. Мальчик уже почти спал.

– Проходи и садись, Джосс. Я подогреваю ужин. Через минуту Том заснет, мы завернем его в одеяло и уложим в кресло.

– Мне кажется, нам больше не следует позволять ему спать в той комнате одному. – Джосс села за стол и положила голову на руки. – Я бы предпочла, чтобы он спал с нами. Мы можем перенести его кроватку в нашу спальню.

– Нет, Джосс, – нахмурился Люк, глядя на нее поверх головы Тома. – Ты не хуже меня знаешь, к чему это может привести. Если мы позволим ему сейчас спать с нами, он ни за что не согласится потом спать один. Кроме того, тебе скоро рожать, ты должна иметь полноценный отдых.

– С ним все будет в порядке, Джосс. Поверь мне. Всем детям иногда снятся кошмары. – Лин смотрела, как Люк осторожно встал и положил мальчика на кресло, на котором только что сидел. Он аккуратно подоткнул одеяло, пристроил рядом медведя и немного постоял, глядя на порозовевшие щеки сына и прислушиваясь к ровному дыханию.

– Может быть, – согласилась Джосс, глядя на Тома с такой любовью, что сердце заныло.

– Я знаю, о чем ты думаешь, родная. – Люк подошел и поцеловал ее в макушку. – О всех тех ребятишках, которые умерли когда-то давно. Не надо. Это глупо. Все было тогда. А сегодня – это сегодня.

Джосс ворочалась во сне. На губах возникла улыбка, она слегка застонала. Осторожно, так, чтобы не разбудить ее, одеяло было откинуто, ночная рубашка расстегнута, и грудь ее белела под лунным светом.

Она проснулась, но с трудом смогла разлепить веки. Было еще темно. Джосс несколько минут таращилась на потолок, не соображая, где она и что с ней, потом со стоном нащупала будильник. Половина пятого. Что ее разбудило? Том не просыпался с той поры, как Люк отнес его в кровать. Он сразу обнял медвежонка и повернулся к ним спиной. Хотя из комнаты Тома не доносилось ни звука, она уже знала, что должна встать и пойти к нему, убедиться, что с ним все хорошо.

С трудом поднявшись с постели, она остановилась на мгновение и оглянулась на спящего Люка. Она едва могла его разглядеть. Только очертания в свете, проникающем из коридора через приоткрытую дверь. Он не шевелился. Накинув халат, Джосс босиком прошла к комнате Тома и толкнула дверь. Здесь было холодно. Куда холоднее, чем в остальном доме. Она нахмурилась и подошла к батарее, чтобы проверить выключатель и термостат, который оставили включенным на случай, если снова похолодает. На ощупь батарея была горячей. Джосс дрожа приблизилась к окну. Оно было слегка приоткрыто. Ее собственное отражение в стекле, когда она выглянула в сад, было смутным, всего лишь силуэт в ночном свете. Она могла различить тусклый блеск воды в дальнем конце лужайки, в которой отражались звезды.

Если вы присмотритесь, то увидите, что дом почти всегда наследовался дочерьми.

Джосс внезапно вспомнила эти слова Геральда ЭнДрюса, и тут же ребенок засучил ножками в ее животе. Родится мальчик. Она в этом не сомневалась.

Брат Тома, и оба они в смертельной опасности. Она закрыла глаза и сделала несколько глубоких вздохов, чтобы заглушить тоску, поднимавшуюся, казалось, из самых глубин ее души. Нет!

Нет! Не может быть, чтобы Бог такое допустил. Это невозможно. Она обхватила живот руками и медленно повернулась, потея от страха, ожидая, что это опять будет за ее спиной между ней и кроваткой. Но ничего не увидела.

Она долго сидела, обняв колени руками, примостившись на коробке с игрушками и не сводя глаз с малыша, свернувшегося в калачик под одеялом. Время от времени Том шмыгал носом и причмокивал губами, но в остальном спал крепко и спокойно. Она задремала.

Когда ее голова упала на грудь, Джосс проснулась. В полутьме не сразу поняла, где находится. Она уже не видела Тома. Темная от тени кроватка была пуста. Она в отчаянии вскочила на ноги и рванулась к ней, сообразив, что ноги свела судорога.

Он был там, спрятанный в тени, и спокойно спал. Джосс повернулась, из горла вырвалось короткое рыдание. Замешкавшись в дверях, она оглянулась. В комнате снова было тепло. Она казалась уютной, безопасной, почти счастливой. Ей вдруг захотелось поскорее увидеть Люка.

Потирая глаза, она добралась до своей спальни. Полоска света все еще пробивалась сквозь щель приоткрытой двери. Несколько минут она стояла и смотрела на мужа. Он свернулся калачиком так же, как и его сын, лицо слегка раскраснелось. Во сне он казался спокойным и счастливым. Вместо медвежонка, он обнимал подушку. Джосс улыбнулась и потянулась к узлу на поясе халата. Сбросив его и швырнув в конец кровати, она снова оглянулась. В коридоре никого не было. Тихо. Успокоившись, она откинула одеяло, собираясь лечь в постель. На подушке лежала еще одна роза.

Отпрянув назад, она в ужасе смотрела на нее.

– Люк! – Вместо крика – еле слышный шепот. – Люк! Это ты… – положил ее сюда, хотела она спросить, но уже знала, что он розы не видел.

Ни одну из этих роз не приносил Люк.

Уставившись на цветок как на наваждение, Джосс прикрыла грудь руками. Она ощущала себя больной и униженной. Цветок лежал на ее кровати, ее подушке, где недавно покоилась ее голова, где она беззащитно спала. Насколько она могла судить, он или оно стояло здесь и наблюдало за ней.

Задрожав, она попятилась от кровати.

– Люк! – Дотянувшись до выключателя, она зажгла свет. – Люк!

– Что? – Он застонал и повернулся к ней. Глаза сонные, волосы взлохмачены. Он сейчас больше чем когда-либо был похож на Тома.

– Смотри!

– Что? – Он снова застонал и сел. – Что с тобой? Там что, паук? – Он близоруко оглядывался. Она никогда не боялась пауков.

– Посмотри на подушку! – прошептала она.

– Ничего не вижу, он убежал. Ради Бога, Джосс, сейчас ведь середина ночи!

– Вон, вон там! – Она показала пальцем.

– Где? – Он устало выбрался из постели и отбросил одеяло, покрывавшее бледно-зеленые простыни. – Что там? Куда ты смотришь?

– Там, на подушке. – Она не могла заставить себя подойти ближе. С того места, где она стояла, розу она не видела, но знала – цветок там.

Еще не трогая его, она помнила, что на ощупь он будет ледяным, как будто сделанным из воска. Мертвым.

– Тут ничего нет, Джосс, взгляни сама. – В голосе Люка уже не было сонной ворчливости, он говорил мягко и ласково. – Тебе приснилось, дорогая. Смотри. Пусто. А что ты там увидела?

Она сделала шаг вперед и посмотрела на подушку.

– Он был там. В самом центре. Цветок. Белый цветок. – Голос ее дрожал.

Люк внимательно вгляделся в нее.

– Цветок? Столько шума из-за цветка? – Внезапно он снова озлился. – Цветы не появляются среди ночи. Не падают на подушку неизвестно откуда.

Она тоже рассердилась.

– Ради Бога, ты что же думаешь, меня напугал бы обыкновенный цветок?

– Тогда что это был за цветок?

– Мертвый.

Он вздохнул. Некоторое время Люк, похоже, не знал, что и сказать. Затем медленно, – почти неохотно начал поправлять кровать.

– Ну, что бы это ни было, сейчас его нет. Ты все придумала, Джосс. Тебе приснилось. Там же ничего нет. Смотри, гладкая простыня. Гладкое одеяло. Гладкие, чистые, свежие наволочки. Что касается меня, я ложусь спать. Я устал.

Она издевательски улыбнулась.

– Я вовсе не схожу с ума, Люк. Роза лежала там. Я уверена.

– Ну, разумеется, лежала. – Он раздраженно взбил матрас. – Ты ложишься спать здесь или собираешься ночевать в гостевой комнате?

– Ложусь. – Глаза наполнились слезами гнева, унижения и усталости. Не давая себе времени подумать, она забралась в постель и закрылась одеялом. Манипуляции Люка с постелью сильно охладили Джосс. Ей уже не было в ней уютно. Она легла на спину и уставилась на балдахин, а Люк перегнулся через нее и выключил свет.

– Теперь, пожалуйста, постарайся заснуть. – Он поглубже закопался в подушку. Засыпая, он на мгновение вспомнил розу, которую раньше нашел на ее подушке. И обвинил Дэвида в том, что тот ее туда положил.

Чувствуя себя несчастной, Джосс отвернулась от него.

Твердый стебель цветка давил ей щеку, лепестки были мягкими, как воск.

 

17

– Нет ли где-нибудь такого места, куда она могла бы уехать хотя бы на несколько дней? Тихий спокойный голос Саймона Фрейзера наконец проник в сознание Джосс. Последний раз доктор был у нее две недели назад.

– Нет, я не могу уехать. Не имею права. Я должна быть здесь.

– Но почему, почему, Джосс? – Сидя на краешке постели, врач бережно держал женщину за руку. Часы на ночном столике показывали десять минут четвертого. За окном медленно занимался рассвет.

Джосс отрицательно покачала головой.

– Я просто хочу быть здесь и все. Я должна быть здесь. Это мой дом.

Она понимала, что желание остаться в доме иррационально, но не могла ему противиться.

– Представляется, что именно ваш дом – причина ваших ночных кошмаров. За последние две недели Люк вызывает меня к вам второй раз. Вы устали, а нервы ваши слишком напряжены, – Саймон терпеливо улыбнулся. – Ну же, Джосс, будьте благоразумны. Всего несколько дней, в течение которых вы отдохнете, понежитесь, перестанете тревожиться за Тома и за дитя.

– Я не тревожусь. – Всем своим существом Джосс чувствовала, что дом слышит ее и умоляет остаться.

– Нет, вы тревожитесь. Вы абсолютно нормальны, и знаете это. Вероятно, вы плохо спите, а когда спите, то вас мучают страшные сны. Сейчас стоит жаркая погода, и ваше будущее дитя сильно давит вам на желудок, как говаривала моя старая бабушка. В конце концов, ждать осталось не так уж долго. Какой у вас срок? Тридцать шесть недель? У вас все в полном порядке – если не считать дома – но сейчас, как мне кажется, для вас будет только полезно, если вы на время разлучитесь с ним. Но ничего страшного: Люк присмотрит за домом, Лин позаботится о Томе. Вам не о чем беспокоиться. Лин говорит, что не случится ничего страшного, если вы ненадолго съездите в Лондон навестить своих родителей. Я понимаю, что у них тоже не все идеально – ваша мать больна, но недавнее обследование показало, что в последнее время ее здоровье улучшилось, и они с отцом будут рады видеть вас у себя. Так что, мне кажется, поездка к родителям – хорошая идея и идеальное решение.

– Люк? – Джосс уставила в доктора тяжелый взгляд. – Скажи ему, что я не могу никуда ехать.

– Вы можете ехать, Джосс. Думаю даже, что должны. Хотя бы для того, чтобы немного сменить обстановку.

– Нет! – дико крикнула она, забыв о приличиях. Сделав над собой усилие, Джосс встала и прошла мимо Саймона, который, поднявшись, начал укладывать свои вещи в докторский саквояж. – Я не уеду. Не уеду. Прошу меня простить, но это мой дом, и я остаюсь здесь. – Босая, она пробежала мимо Люка, проскользнула в ванную и захлопнула за собой дверь. Джосс было жарко, но одновременно ее бил озноб, в животе, где-то под ребрами, возникла боль. Склонившись над раковиной, женщина ополоснула лицо холодной водой, потом посмотрела на себя в зеркало. Щеки горели, глаза были совершенно ясными и осмысленными, а на ресницах все еще висели слезинки.

– Они не могут вынудить меня бросить дом, – громко сказала она своему отражению. – Они не могут заставить меня уехать.

Она все еще слышала свой крик, продолжавший звучать в ее ушах и чувствовала на щеке восковой отпечаток розы, розы, которая исчезала, когда она просыпалась.

– Джосс? – В дверь ванной тихо постучали. – Выйди. Саймон уезжает.

Она глубоко вздохнула. Отбросив со лба волосы, она отперла дверь.

– Прошу прощения, Саймон. – Она вымученно улыбнулась доктору. – Признаюсь, я немного устала и выбита из колеи. Все, что мне нужно – это немного поспать. Мне так жаль, что Люк снова побеспокоил вас.

– Все в порядке. – Саймон снял с постели саквояж. – Поскольку вы здоровы. – Он бросил на нее взгляд из-под кустистых бровей. – Прошу вас, Джосс, сохраняйте спокойствие. Ради вашего будущего ребенка. Оставайтесь здесь, если вы уж так этого хотите, но не давайте дому брать над вами верх, и, – он строго посмотрел на пациентку, – считаю, что нам надо подумать, не следует ли вам рожать в госпитале. Это просто мысль, и не более того! – Он вдруг лучезарно улыбнулся. – Ну, а теперь я отправлюсь в свою постель, и, если в вас обоих есть хоть капля благоразумия, то вы, несомненно, последуете моему примеру. Нет, нет, Люк, не надо меня провожать, я прекрасно знаю дорогу.

Он поднял руку в прощальном приветствии и исчез на лестнице, оставив Люка в недоумении взирать на жену.

– Джосс. – Люк внезапно понял, что ему больше нечего сказать. Он растерянно пожал плечами. – Хочешь выпить чего-нибудь?

В ответ она отрицательно покачала головой. Джосс сидела на краю постели, робко и виновато глядя на мужа.

– Мне очень жаль, Люк. Мне действительно очень жаль. Не знаю, право, что на меня нашло. Наверное, мне что-то приснилось. Но тебе не надо было вызывать Саймона, правда, не надо. У бедняги и так хватает работы с действительно больными людьми.

Она взобралась на высокий матрац и улеглась на подушки.

– Сон был так реален, и, знаешь, мне показалось, что я и в самом деле что-то чувствую. Прикосновение еще одной мертвой розы. – При этих словах она вздрогнула.

Люк вздохнул.

– Я понимаю, Джосс, я понимаю.

Она решительно не могла уснуть. Свет был выключен. Джосс поправила простыню – единственное, чем она могла укрываться в эти душные ночи, постаралась поудобнее устроиться возле Люка, но ничто не помогало. Сон бежал от нее. В доме стояла абсолютная тишина и царил полумрак, но из-за моря уже вставало солнце, и Джосс невольно прислушивалась к разноголосому хору проснувшихся птиц. Она посмотрела в окно: утренняя звезда исчезала между неплотно задернутыми шторами. Люк, лежавший рядом, несколько раз, вздыхая, всхрапнул и задышал глубоко и ровно. Его большое горячее тело, казалось, слилось с матрацем – надежное, уверенное в себе, успокаивающее. Сама же она была напряжена, охвачена страхом, ее тело болело, испытывая страшные неудобства. Джосс плотно закрыла глаза и постаралась сосредоточиться на желании уснуть.

В углу комнаты зашевелилась тень, тень, которая никогда не покидала спальню и казалась женщине дрожащим нематериальным духом. Рядом с тенью показался паук, скользнувший под сундук, стоявший у окна.

Когда Люк проснулся, разбуженный не слишком мелодичным пением маленького сына, доносившимся из детской, Джосс крепко спала. Комнату заливал яркий солнечный свет, на дереве за окном умиротворяюще ворковал голубь. Первые дни июня выдались знойными, и в комнате, несмотря на ранний час, было уже очень жарко. Люк взглянул на жену. Прижатое к подушке лицо пылало румянцем. На лбу между глаз залегла глубокая морщина и было похоже, что Джосс во сне плакала. Вздохнув, он выскользнул из постели, стараясь не потревожить Джосс, и на цыпочках отправился в спальню мальчика.

Джосс все еще спала, когда Люк принес ей чашку чая и почту. Осторожно поставив чашку на ночной столик, он отошел к окну и принялся смотреть в сад. Позади, в углу, зашевелилась тень. Вот она отделилась от угла и очутилась в середине спальни. Теперь не было никаких сомнений, что это человек. Рослый человек.

Джосс заворочалась и повернулась на бок, чтобы посмотреть на человека, но глаза ее оставались закрытыми. Во сне она, словно защищая ребенка, положила руки на живот. Люк не двинулся с места. Вздохнув, он прижался лбом к оконному стеклу, наслаждаясь его прохладой. Голова трещала, от недосыпания веки горели так, будто в глаза насыпали песок. Когда Люк обернулся к двери, тень исчезла, переместившись к постели. Люк провел ладонями по лицу, повернул дверную ручку и вышел на лестничную площадку, прикрыв за собой дверь. В спальне тень наклонилась над спящей женщиной. Небольшая вмятина на простыне – вот единственный след, который оставила тень, прикоснувшись к Джосс.

За последнюю неделю Джосс четырежды пыталась позвонить по этому номеру. В то утро она позвонила снова, и снова ей никто не ответил. Положив трубку, она обхватила голову руками и невидящим взглядом уставилась на ночной столик. После ухода врача она поспала, но сон был поверхностным и тяжелым; ночью она дважды просыпалась от собственных рыданий, долго глядя потом на полог кровати. Встав с постели, Джосс чувствовала себя отвратительно – во всем теле была какая-то скованность, о завтраке не могло быть и речи, она не могла проглотить ни крошки. Единственное, что ей было сейчас нужно – это поговорить с Эдгаром Гоуэром. Дрожащей рукой она набрала нужный номер, и на этот раз ей ответили.

– Это Джосс Грант. Вы меня помните? Я – дочь Лауры Данкан.

Пауза на другом конце провода показалась Джосс слишком длинной и искусственной. Или это игра воспаленного воображения?

– Конечно, помню, Джоселин. Как ваши дела?

Она была настолько взволнована, что не стала отвечать на вопрос.

– Мне надо вас видеть. Могу я сегодня приехать в Олдебург?

Снова пауза. Потом вздох.

– Могу я спросить, зачем вы хотите меня видеть?

– Белхеддон.

– Так, понятно. Все началось сначала. – Собеседник был явно недоволен и немного раздражен.

– Вы должны мне помочь, – Джосс не скрывала мольбы.

– Конечно, я сделаю все, что смогу. Приезжайте. – Он помолчал. – Вы звоните из Белхеддона, моя дорогая?

– Да.

В трубке снова повисла тишина.

– В таком случае, будьте очень осторожны. Я встречусь с вами, как только вы приедете.

Гараж был пуст и заперт. Люка нигде не было видно, и Джимбо, его помощник, тоже куда-то запропастился. «Ситроен» исчез. Джосс недовольно посмотрела на место, где обычно находился автомобиль. Час назад прошла гроза, и женщина видела сухой прямоугольник на гравии в том месте, где совсем недавно стояла машина. Вернувшись на кухню, она позвала Лин. Ответа Джосс не дождалась. Не было ни Лин, ни Тома. Подбежав к задней двери, женщина посмотрела на вешалку. Плаща Лин не было, так же как плаща Тома и его маленьких красных бот. Все они ушли из дома вместе с Люком, не сказав ей ни слова. Они даже не попрощались, не зашли в спальню справиться о ее самочувствии.

На какое-то мгновение Джосс охватила паника.

Надо ехать, и ехать немедленно. Она должна срочно увидеться с Эдгаром Гоуэром. Есть машина Лин. Отдуваясь, она бросилась в гараж. Машина Лин стояла в открытом отсеке, но была заперта.

– Господи, только бы найти ключи.

Повернувшись, Джосс побежала в дом. Ключей не оказалось на полке за задней дверью, куда Лин иногда их бросала. Ключей не было ни на туалетном столике, ни на кухне. Угрюмо стиснув зубы, Джосс направилась к лестнице. Положив руку на перила, она посмотрела вверх, на площадку. Ей почему-то вдруг расхотелось подниматься на второй этаж. Нет, на площадке никого не было. Никто не мог причинить ей вред или боль. Во рту у нее пересохло, и, пересилив себя, Джосс начала медленно подниматься по ступенькам.

В спальне шевельнулась знакомая тень, которая медленно подплыла к двери.

Кэтрин, я люблю тебя!

На середине лестницы Джосс остановилась. У нее закружилась голова. Стиснув зубы и почти повиснув на перилах, она, медленно переставляя ноги со ступеньки на ступеньку, упрямо продолжила подъем. Испытывая неимоверную усталость, она наконец подошла к двери комнаты Лин. Открыв дверь, Джосс вошла.

В каморке Лин, как всегда, царила безупречная чистота. Кровать заправлена, посудный шкаф заперт. Не разбросаны ни одежда, ни книги, ни бумаги. Вещи сложены аккуратными стопками на туалетном столике и на полках высокого викторианского шкафа. Ключи от машины тоже были здесь – на туалетном столике, рядом с расческой и щеткой для волос.

Схватив ключи, Джосс направилась к двери. Она оказалась закрытой. Женщина недоуменно уставилась на дверь, в животе отчаянно забурлило, желудок завязался в тугой узел. Она не закрывала дверь, и ее не могло захлопнуть ветром, в доме сейчас не было сквозняка. Окно было открыто, но занавески висели совершенно неподвижно. Джосс шагнула к выходу, и в этот момент она поняла, что в доме царит невероятная тишина. До слуха ее не доносилось ни одного звука.

Дверь оказалась незапертой. Открыв ее, она взглянула на дверь своей спальни. По спине Джосс побежали мурашки. В спальне кто-то был, она чувствовала это. Этот кто-то внимательно наблюдал за ней, умолял остаться. Закрыв глаза, Джосс глубоко вздохнула, стараясь успокоиться и взять себя в руки.

– Кто здесь? – В тишине ее голос прозвучал странно. Подавленная и испуганная, Джосс снова заговорила: – Люк, Лин, вы дома?

В ответ не раздалось ни звука.

Надо посмотреть. Она должна взглянуть, что делается в спальне. Медленно, собрав в кулак все свое мужество, она заставила себя подойти к двери. Нервы ее были на пределе. Ей надо бежать, но она очень хочет остаться, хочет отдаться томному экстазу, который под видом сновидений овладевает ею, когда она лежит в постели. Джосс нерешительно сделала еще два шага и заглянула в комнату. В спальне не было никого, она была совершенно пуста.

 

18

Руки дрожали так, что она никак не могла вставить ключ в замок дверцы машины. В полном отчаянии она попробовала сделать это еще раз, затравленно оглянувшись в сторону дома. Дверь черного хода была закрыта, она просто захлопнула ее, не подумав запереть ключом. Это плохо. Теперь ей не удастся снова попасть в дом. Джосс закрыла глаза, несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, прежде чем снова попробовать вставить ключ в замок. Бородка ключа со скрежетом скользнула по краске к замку и наконец попала в щель. Джосс повернула ключ и открыла дверь. Она влезла в салон головой вперед, с трудом втиснулась на место водителя, закрыла за собой дверь, опустила защелки и уронила голову на руль, решив немного отдохнуть. Подняв голову, она оглядела пустой двор; дверь черного хода была по-прежнему закрыта. Между грозовыми тучами образовались большие просветы голубого неба.

Записка. Надо оставить записку. О Боже! Они же не поймут, куда она делась. Джосс взглянула на место пассажира, зная, что там должна лежать ее сумочка, но тут же рассмеялась. Сумочки не было. Джосс оставила ее на кухне вместе с ключами от дома. Она тотчас поняла, что теперь ничего не поделаешь. Увидев, что машины Лин нет, они сразу поймут, что Джосс уехала. Она позвонит им сразу, как только доберется до Гоуэра.

Джосс оглянулась и бросила быстрый взгляд на дом, одновременно стараясь успокоить дыхание. Окна напоминали пустые глазницы. Ни одно лицо не выглядывало и из окна спальни.

На дороге было свободно. До Вудбриджа она чувствовала себя абсолютно комфортно и продолжала спокойно ехать на север до тех пор, пока не удосужилась взглянуть на стрелку указателя топлива, которая подергивалась около нуля. Джосс слишком увлеклась ездой, стараясь оставить как можно большее расстояние между собой и Белхеддоном и думая лишь о том, что скажет Эдгару Гоуэру, когда приедет к нему.

Если приедет.

Она оставила дома сумочку, в которой были деньги.

– Вот дерьмо! – Она не часто ругалась, особенно вслух и если была одна. – Дерьмо, дерьмо, дерьмо! – Она изо всех сил стукнула кулаком по рулю. – Господи, ну пусть мне хватит бензина доехать до Гоуэра.

Протянув руку, она открыла бардачок и принялась рыться в ленточках и конфетах, оставленных там Лин. Джосс нащупала пару пятидесятипенсовых монет и продолжила поиск, перебирая пальцами содержимое и не отрывая глаз от дороги. Все, что ей надо – это еще один фунт, и тогда она сможет купить галлон бензина, а этого с лихвой хватит, чтобы добраться до места. Впереди показалась автозаправочная станция с мойкой; ее безвкусная неоновая реклама ярко выделялась на фоне тусклого, прибитого дождем ландшафта. Джосс направила машину на площадку, объехала колонки и остановилась возле мойки. Теперь она влезла в бардачок двумя руками, внимательно просматривая его содержимое. На коврик посыпались обертки конфет, ленточки и списки продуктов. Странно, что Лин, поддерживавшая немыслимую чистоту в своей комнате, могла терпеть такой беспорядок в машине. Джосс улыбнулась, поняв, что большую часть конфетных оберток оставил здесь Том, но тут же нахмурилась: зачем Лин дает мальчику так много сладкого? Пальцы наткнулись еще на одну монету. Пять пенсов. Господи, ну пусть здесь окажется хотя бы еще немного денег.

В конце концов она нашла три фунта мелочью, рассыпанной по машине – одну монету Джосс обнаружила под ковриком, другую – под сиденьем, третью на полочке под солнцезащитными очками Лин. Облегченно вздохнув, женщина подъехала к заправке, залила в бак бензин и снова выехала на дорогу.

Она добралась до Олдебурга как раз в тот момент, когда с неба хлынул настоящий ливень. Было невыносимо жарко. Выехав на площадь, Джосс остановила машину, неловко вылезла из нее – большой живот мешал двигаться – и направилась к дому Гоуэров. Дверь открыли, не дожидаясь звонка.

– Я заметила вас в окно, дорогая. – Дот втащила ее внутрь. – Вы не промокли? Надо было захватить зонтик, неразумное вы дитя!

Казалось, прошло несколько неуловимых мгновений, а Джосс уже высушили, ободрили, усадили в удобное кресло в кабинете Эдгара и дали стакан ледяного лимонада. Эдгар ждал ее за столом, пока жена его суетилась вокруг гостьи, и только когда она тоже уселась на софу, он встал из-за стола и присоединился к женщинам, устроившись рядом с женой.

Лицо его было крайне серьезным, когда он поднес к губам стакан с выпивкой. Потом он взглянул на Дот.

– Джосс ждет ребенка, – сказал он, медленно покачав головой. – Мне следовало об этом догадаться.

– Это и так всем видно. – Дот не думала скрывать нетерпение.

Эдгар глубоко вздохнул.

– Итак, Джосс, что я могу для вас сделать?

– Что вы имеете в виду? Почему так важно, что я жду ребенка? – Ей обязательно надо было, чтобы он сказал, почему.

Эдгар Гоуэр пожал плечами.

– Может быть, для начала вы расскажете мне, зачем вам понадобилась моя помощь.

– Вы же знаете о Белхеддоне. Вы знаете, что там преследовало мою мать и бабушку. Вы знаете, что случилось с моими братьями. Вы знаете о розах.

Он нахмурился.

– Об этом я наслышан достаточно, моя дорогая. Но не настолько, как вы, быть может, надеетесь. Расскажите мне, что случилось. С самого начала.

– Я навестила Джона Корниша после того, как вы в прошлом году назвали мне его имя. Много раз я пыталась дозвониться до вас, чтобы выразить свою благодарность. Вышло так, что я покинула дом по воле моей матери. Она сказала, что если я объявлюсь в течение семи лет после ее смерти, то смогу его унаследовать. Как вы знаете, я объявилась. Для нас все это случилось очень вовремя. Мой муж потерял работу, и мы сидели без единого пенни. Мы переехали в дом, хотя он сильно обветшал, и живем в нем до настоящего времени. Я, мой муж, моя сестра – сестра по приемной семье и мой сын Том.

Джосс едва ли заметила, что Дот взяла у нее пустой стакан.

– В доме я нашла дневники и письма. Мать и бабушка жаловались, что в доме их что-то преследует. Они очень боялись. А теперь…

Она была не в силах продолжать. Боясь, что расплачется, она поискала платок и наткнулась на комок смятой материи в кармане юбки.

– А теперь наступил ваш черед бояться. – Голос Эдгара констатировал факты, выражение лица оставалось бесстрастным. – Дорогая моя, я получил ваше письмо. Прошу меня простить. Я так и не собрался на него ответить. Возможно, я просто не знал, что написать. Вы заставили меня испытать чувство вины. Можете ли вы сказать, что произошло с тех пор, как вы переехали в этот дом?

– Розы. – Смех, который был готов сорваться с ее уст, скорее походил бы на рыдание. – Это звучит так глупо. Меня преследуют розы.

– Каким образом они вас преследуют? – Незаметно для гостьи Эдгар взглядом сделал жене, которая, поджав губы, продолжала сидеть с пустым стаканом Джосс, предупреждающий знак.

– Просто преследуют и все. Они все время появляются. Высушенные розы – нет, нет, не всегда высушенные. Иногда они бывают свежие и холодные – почти скользкие. – Она вздрогнула. – Они появляются у меня на ночном столике, на бюро, на подушке…

Эдгар вздохнул еще раз.

– Слава Богу, в розах нет ничего угрожающего. А больше вы ничего не замечали?

Она отрицательно покачала головой, потом пожала плечами.

– Не знаю. Нет, не думаю. Но думаю, что замечал Том.

– Вашего сына зовут Том?

Она кивнула.

– Ему всего два года. Он ничего не понимает. Но есть вещи, которые меня пугают. Он часто видит страшные сны. Мне очень жалко его, мне действительно жалко. Я потеряла сон. Я больше не могу спать и очень боюсь. Все настаивают на том, чтобы я покинула дом. Уехала из него до рождения ребенка, но я не хочу этого делать. Это мой дом, мой фамильный дом. А я была частью своей семьи так недолго.

Он согласно кивнул.

– Могу вас понять, моя дорогая. И все же я думаю, что они правы, уговаривая вас уехать.

– Может быть, есть что-то еще, что я могу сделать? Может быть, вы сможете что-то предпринять? Это козни дьявола? Неужели он и вправду живет в Белхеддоне?

Она ожидала, что Эдгар рассмеется ей в лицо, недоуменно пожмет плечами, что он отметет все ее страхи, но он лишь нахмурился.

– Насколько я знаю, из Белхеддона несколько раз изгоняли духов. Я знаю, что ваша мать делала это как-то раз, когда я появился в вашем приходе, да и сам я тогда по такому случаю благословил дом и причастил его обитателей. Ваша бабушка, должно быть, тоже делала это. Есть давняя история, которой много столетий, она повествует о привидениях и даже дьяволе, хотя сам я не верю, что к этому делу причастны дьявол или даже его присные. – Эдгар наконец позволили себе натянуто улыбнуться. – Нет, я думаю, что в доме просто обитает дух какого-нибудь несчастного. Думаю, что его привлекают женщины. Мне не кажется, что вам грозит хотя бы малейшая опасность, Джосс. Нет, нет и нет.

– А другим?

Он взглянул ей в глаза и замолчал на несколько секунд.

– Думаю, вам следует знать, что этот дух может проявлять большую враждебность по отношению к мужчинам и мальчикам.

– Такую сильную, что ни один мужчина не может достигнуть взрослого состояния под сводами этого дома?

Эдгар с несчастным видом пожал плечами.

– Смерть ваших братьев произошла в результате несчастных случаев, Джосс. Обе эти смерти выглядят случайными. Это те самые ужасные случайности, которые могут произойти когда угодно в каком угодно месте. Не знаю, есть ли в их смертях что-либо злокозненное. Я был с вашей матерью сразу после смерти мальчиков, и мне казалось, что она никогда не подозревала, что в их смерти повинна нечистая сила. Она бы сказала мне, если бы у нее были такие подозрения, я уверен в этом. И все же… – Он встал и, качая головой в смущении, подошел к окну и принялся смотреть на черное, маслянисто поблескивающее море, темневшее под грозовыми тучами. Эдгар пальцем расслабил воротник. На лбу пастора выступил пот. – Джосс, я не хочу вселять в вас тревогу, но сама мысль о том, что вы останетесь в доме, погружает меня в печаль. Почему бы вам не покинуть его на несколько недель, когда должен родиться ребенок? Несомненно, вы могли бы все это время прожить в своей семье или у друзей.

– Вы можете приехать и к нам, если захотите, моя дорогая, – вмешалась Дот. – Мы будем рады принять вас всех.

Джосс медленно покачала головой.

– Не знаю. Я не хочу уезжать. Белхеддон теперь мой дом. Я так сильно его люблю. – Она пожала плечами. – Другие же ничего не чувствуют. Люк счастлив в этом доме. Ему в нем уютно. Он занимается своими делами во дворе, и дела эти идут очень хорошо. Для него отъезд может стать трагедией, тем более сейчас, когда все устроилось. А я… я счастлива там.

– А как быть с сыном? – Вопрос Дот прозвучал резко.

– Дот! – Муж строго посмотрел на женщину. – С юным Томом ничего плохого не случится, Джосс отличается от своей матери. Она сможет справиться с этим. Она сбережет членов своей семьи, я уверен, что сбережет.

Джосс широко открытыми глазами воззрилась на Эдгара.

– Что вы хотите этим сказать? – В ее голосе появились жесткие и подозрительные ноты.

– Я хочу сказать, что ваша мать стала излишне нервной и одинокой после смерти ваших отца и братьев. И кто может осудить ее за это? Она не была сильной женщиной даже в лучшие времена и, естественно, превратилась в невротика, когда дела пошли хуже. Думаю, что по большей части то, что, как ей представлялось, происходило в доме, было плодом ее воображения.

– Что же она воображала? – Джосс внимательно посмотрела в глаза священника.

Он не отвел взгляд.

– Она воображала, что слышит голоса, видит каких-то людей. Она думала, что возле нее что-то движется. Позднее у нее появились галлюцинации – в этом у меня нет никаких сомнений. Когда ее друг француз предложил ей покинуть Белхеддон, она долго боялась это сделать. Ей казалось, что кто-то удерживает ее в доме силой. Мы – то есть деревенский лекарь и я – подумали, что ее удерживает память о мальчиках и, конечно, о муже. Ничто не может быть более понятным. Труднее было осознать, почему она отправила вас из дома. Никто этого не понимал. Никто. – Он горестно покачал головой.

– Она поступила так, чтобы спасти меня. – Джосс нервно вцепилась пальцами в свою широкую хлопчатобумажную юбку. – Она написала мне два письма, которые передал мне Джон Корниш. В одном она выражала надежду, что однажды я пойму, почему она отослала меня; в другом же говорилось, что мысль о том, что я должна унаследовать дом, принадлежала отцу и что она не может уехать до тех пор, пока не будет оформлено мое наследство, даже если она не хочет оставаться. Отец умер до моего рождения, и, должно быть, его нерожденное дитя было включено в завещание. – Она пожала плечами. – Наверное, он любил меня.

Гоуэры никак не отреагировали на эту лишенную логики реплику. Эдгар просто слегка наклонил голову.

– Они оба любили вас, моя дорогая. Ваш отец был очень доволен тем, что у него будет еще один ребенок после всего горя, которое принес им Белхеддон. Его смерть последовала в результате страшного несчастья. Я надеюсь, что дети, которые будут жить в вашем доме, раз и навсегда изгонят из него печаль.

– А как быть с духом несчастного, о котором вы говорили?

Священник взглянул на свою жену.

– Кажется, мне надо поговорить с некоторыми моими коллегами, которые понимают в этих делах больше, чем я. У меня есть одна идея, но предварительно я должен проконсультироваться со знающими людьми. Вы верите мне? – Он улыбнулся. – И будьте храброй. Помните, молитва служит нам щитом и придает силу. Я приеду навестить вас, как только решу, что надо делать. А теперь, – он вздохнул, – думаю, надо угостить вас достойным ленчем, чтобы у вас хватило сил доехать до дома.

До дома! Она же не позвонила. Они же там с ума сходят, не зная, куда она делась.

Дозвонившись, Джосс нарвалась на негодующую Лин.

– Кто тебе позволил взять мою машину? Сегодня днем я собиралась уехать домой, а Люку нужен «ситроен». О чем ты думала? Господи, Джосс, ну могла же ты сообразить, что мы просто ушли в деревню. Что за чертовщина с тобой творится? – Рассерженный голос разносился по всей комнате, и хозяева деликатно удалились на кухню готовить ленч. Джосс выглянула в окно, выходящее на море.

– Мне очень стыдно, Лин. Действительно стыдно. Но дело не терпело отлагательства.

– Но что прикажешь делать мне? Это же ужасно – поминутно следить за порядком в твоей, черт побери, семье, и не иметь даже возможности уехать из твоего дома!

Повисло долгое молчание. Джосс снова приникла к телефонной трубке.

– Лин…

– Да, меня зовут Лин! Что бы ты делала без Лин? – Голос стал еще более пронзительным. – Прости меня, Джосс, но все зашло слишком далеко. Я сыта по горло. Я знаю, что сейчас ты мало на что способна, но почему отдуваться за все должна именно я?

– Лин, прости меня, пожалуйста, прости. Думаю, что мы все уладим. Я не имела понятия, что ты так плохо себя чувствуешь.

– Конечно, ты вообще много о чем не имеешь ни малейшего понятия. – Лин не собиралась смягчаться. – Ты живешь в своем счастливом мирке, Джосс, и не видишь, что творится вокруг тебя. Это всегда было твоей бедой, а сейчас все стало еще хуже. Не знаю, что с тобой сделал этот проклятый дом, но я не жду от этого ничего хорошего.

– Послушай, я сейчас же приеду назад…

– Не стоит беспокоиться. Люк отвезет меня на станцию. Мне некогда больше разговаривать – надо кормить Тома. Постарайся вернуться к чаю, потому что Люк должен быть на работе после обеда!

Джосс долго смотрела на телефон после того, как охваченная яростью Лин швырнула трубку на рычаг. Лин права. Джосс так сильно занята мыслями о доме и книге, что не замечает, что Лин опять несчастна и теряет присутствие духа. Она принимает Лин, как нечто само собой разумеющееся, словно Лин лишь должна следить за порядком в доме, что она всегда и делала.

Джосс устало поднялась с кресла и направилась на кухню – маленькое, теплое и светлое помещение, полное цветов, ярко-красных французских кастрюль и украшенное провансальскими горшками. По сравнению с этой кухней кухня в Белхеддоне выглядела мрачно, больше в стиле короля Эдуарда. Она тяжело уселась в предложенное Эдгаром кресло и уперлась локтями в кухонный стол.

– Моя сестра вне себя. Я без спроса воспользовалась ее машиной. – Джосс постаралась представить все в шутливом свете, но утомление и тревога истощили ее. – Мне кажется, что она сыта нами по горло.

Дот села напротив гостьи.

– Приезжайте к нам, Джосс. Возьмите с собой вашего сынишку. Мне доставит большую радость присматривать за ним. Не будет никаких проблем. Ваша сестра сможет отдохнуть, а ваш муж не будет возра жать против того, что останется один, тем более, что у него много дел. Спросите Эдгара. Я очень люблю детей, а наши внуки так далеко, что я могу побаловать их не чаще одного раза в год. Вы сделаете мне большое одолжение, если приедете к нам. – С этими словами она коснулась руки Джосс. – Не надо все взваливать на свои плечи, дорогая. Позвольте людям помочь вам.

Джосс устало провела рукой по щеке.

– Это большое искушение. Будет так приятно уехать – хотя бы на несколько дней.

До Джосс вдруг дошло, что она говорит совершенно искренне. Она не будет больше слышать детские голоса. Не будет больше лихорадочно оглядываться на тени в спальне. Ее душа не будет больше уходить в пятки от криков Тома во сне.

– Хорошо, значит, договорились. – Отодвинув стул, Дот встала. – Поезжайте домой, соберите кое-какие вещи, сажайте Тома в свою, на этот раз, машину и приезжайте к нам. Сегодня я приготовлю для вас комнаты. У нас в аттике есть две милых комнатки. Правда, в них ведет лестница, боюсь, довольно крутая. – Она помолчала, оценивающим взглядом окинув фигуру Джосс. – Если она действительно очень крутая для вас, то мы с Эдгаром на время переселимся туда, а вы займете нашу комнату. Беда с этим домом – он узкий и высокий, комнаты громоздятся друг на друге. – Она ослепительно улыбнулась. – Ну, а теперь давайте отведаем салат.

Салат оказался великолепным – с домашней приправой, снетками и хлебом собственной выпечки. На десерт Дот подала клубнику со сливками. В конце трапезы Джосс почувствовала себя умиротворенной и ощущала что-то вроде оптимизма, идя к машине с деньгами, одолженными ей на бензин, и дав обещание приехать с Томом на следующее утро.

Когда Джосс вернулась домой, Том и Люк сидели на кухне. Том был грязен, как последняя замарашка, вымазанный, надо думать, с самого ленча, черным машинным маслом. Настроение Люка было черно, как лицо и руки его сына.

– Ты что, совсем лишилась рассудка, когда брала машину Лин? Ты что, не могла оставить записку? Хоть что-нибудь? Из-за тебя эта дама устроила мне жуткую сцену, и меня не удивит, если она вообще не вернется сюда. И что тогда будет?

– Не глупи, Люк. – Едва оторвавшись от Тома, который был просто вне себя от радости, что, наконец, вернулась его мамочка, Джосс была не слишком расположена расставаться с хорошим настроением. Она подошла к раковине, намочила и отжала губку, а затем, склонившись над сыном, принялась энергично оттирать с его рук и лица жирную грязь. – Нет никакого сомнения, что она вернется. Мне очень жаль, что я ее расстроила, мне и в самом деле жаль. Она ополчилась на меня только потому, что у нее сегодня днем были какие-то дела. Ей все же не следовало так себя вести. Я же знаю Лин. Когда она остынет, то будет жалеть о своей вспышке. Вот увидишь. – Она усадила Тома на стул и дала ему книжку. – У Лин проблемы с самооценкой. Она всегда раздражается, когда думает, что люди не испытывают к ней должной благодарности. Но это длится недолго. Я все улажу, когда она вернется. И, – она помолчала. – Люк, я договорилась, что уеду отсюда на несколько дней вместе с Томом. Это даст возможность Лин отдохнуть. Да и тебе тоже.

– Ты договорилась, что уедешь на несколько дней! – словно эхо повторил Люк. Он стоял посередине кухни и, упершись руками в бока, смотрел на жену. – Ты договорилась уехать на несколько дней! Ты не подумала, что меня надо было хотя бы предупредить, или это тоже было спонтанное решение?

– Не будь таким глупым, – ответила Джосс, не поднимая головы. – Я говорю тебе об этом сейчас. Я ездила к Гоуэрам в Олдебург, и они предложили мне погостить у них несколько дней, чтобы здесь все отдохнули. Дот говорит, что она присмотрит за Томом. Она очень любит детей.

– Понятно. А что это, собственно говоря, за люди?

– Гоуэры. Ну, ты должен помнить. Эдгар Гоуэр в самом начале дал мне адрес Джона Корниша. Он был приходским священником, когда мои родители жили здесь.

– Но почему, позволь тебя спросить, ты настолько стремилась увидеть этих людей, что все бросила, оставила включенным радио, свет в половине дома, не заперла двери? Ты соображаешь, что мы подумали, когда вернулись и нашли дом брошенным?

Джосс прикусила губу.

– О, Люк, прости меня. Я хотела оставить записку, но потом… – Она вдруг замолчала. Она не смогла бы объяснить Люку свои странные эмоции, стремления, страх и ужас, которые она испытывала в тот момент. Она не могла рассказать ему об охватившей ее панике, когда она судорожно пыталась включить зажигание. Как объяснить ему все это? – Я забыла, прости меня, – вяло проговорила она. – Мне, правда, очень стыдно. Я не хотела никого пугать. Во всем виновата бессонная ночь. Думаю, что сегодня утром у меня просто плохо работали мозги.

Бросив липкую губку на стол, она подошла к мужу и обвила руками его шею.

– Ну, прошу тебя, не злись. Я так надеялась, что завтра ты отвезешь меня и Тома к Гоуэрам. Ты познакомишься с ними. С Лин я все улажу, не беспокойся. Ей нужна эта работа не меньше, чем сама Лин нужна нам, поэтому я не думаю, что она покинет нас.

– Я бы на твоем месте не был так уверен. – Освободившись от объятий жены, Люк отвернулся. – И не забывай, что если, упаси Бог, твоей матери станет хуже, Джо не сможет больше самостоятельно ухаживать за ней. Ему понадобится помощь.

– О, Люк, – Джосс съежилась на стуле, смущенная и испытывающая чувство вины от того, что хотела было поправить мужа. Не мать, не настоящая мать, а мачеха. Это не ее настоящая мать.

Некоторое время Люк смотрел на нее, потом лицо его смягчилось.

– Ладно, будем надеяться, что еще долго с ней ничего не случится. Я уверен, что все будет в порядке. Во всяком случае до того, как наш ребенок появится на свет. И ты права – Лин вернется. Итак, нам надо все организовать. Я выкрою завтра пару часов, чтобы отвезти вас с Томом в Олдебург, если ты так этого хочешь. Саймон наверняка тебя поддержит, так что, видимо, это не такая уж плохая идея.

Кэтрин, ради всего святого, Кэтрин! Не покидай меня!

Никто, кроме нее, не слышал этого, похожего на эхо, голоса. В тишине кухни только Том поднял глаза.

– Железный человек грустит, – сказал он. Мальчик взял в руки свою книжку с картинками и бросил ее на пол.

Люк сел на стул напротив Джосс.

– Ты выглядишь усталой, старушка, – мягко сказал он. – Прости меня за грубость. Только Линн может иногда скрипеть, как терка.

Джосс улыбнулась.

– Она же моя сестра.

Неродная сестра.

Джосс устало поднялась и направилась к плите, чтобы поставить на огонь чайник. Обернувшись, она увидела, что Люк взял на руки сына.

– Пошли, Том-Том, пусть мамочка посидит в своей комнате, а мы поработаем в саду, пока мама спокойно попьет чаю.

Джосс улыбнулась. Она не спеша последовала за ними в холл. Посередине его она остановилась. После жары других помещений ей показалось, что в холле царит промозглый холод. Свет, казалось, едва проникал сквозь окна в серых каменных стенах. Надо поставить здесь цветы и повесить несколько ламп, чтобы холл не казался таким мрачным.

Кэтрин. Моя милая Кэтрин. Ты нужна мне.

Ей стало страшно, она оглянулась, словно ища поддержки. В помещении что-то было не так. В воздухе звучал какой-то резонанс, происходило какое-то движение, казалось, что в углах холла кто-то разговаривает. Джосс тряхнула головой, чувствуя, как у нее на затылке начинают шевелиться волосы.

– Люк!

Голос ее прозвучал странно и отчужденно, словно здесь ему было не место. За дверью кабинета она слышала, как хихикает Том и раскатисто смеется Люк. Они прибирали в комнате, превратив уборку в игру и наслаждаясь ею. Но почему Джосс не может двинуться с места?

– Люк! – На этот раз в голосе была неподдельная тревога. Она крикнула громче. Но они все равно не услышали ее.

Кэтрин, я не могу жить без тебя. Не оставляй меня…

Слова звучали в ее мозгу, блуждали в голове, но она слышала их не отчетливо. Растерявшись, она закрыла лицо руками и обернулась.

– Люк!

Кэтрин.

– Люк, помоги мне!

Она добралась до кресла перед холодным камином и села. Голова ее кружилась, дышать было больно и она сосредоточилась на пятне солнечного света рядом с креслом. Прямоугольник зеленого, синего и фиолетового цветов вдруг исчез. Джосс посмотрела в окно. Небо снова было затянуто свинцовыми, с багровым оттенком, тучами. В саду стало темно.

Она набрала в легкие побольше воздуха. Стало легче. Она вздохнула еще раз. Он – или оно? – исчез.

– Джосс, с тобой все в порядке? Что ты здесь делаешь? – В дверях кабинета появился Люк.

Она улыбнулась мужу.

– Я просто вдруг немного устала. Засмотрелась на солнечные зайчики на полу. – Она поднялась с кресла. – Я иду.

– У нас все готово. Иди и садись.

Он внимательно всмотрелся в ее изможденное лицо. На нем было написано не только физическое страдание. В глазах жены Люк увидел страх.

– Джосс…

– Чашку чая, Люк. Это решит все проблемы. А завтра я ненадолго уеду, просто отдохнуть. Вот и все, а потом я вернусь. Скоро.

Она говорила не с ним, и оба хорошо это понимали. Люк оглядел холл, обнял Джосс за плечи и повел ее в кабинет, неслышно ругаясь сквозь зубы.

 

19

Волна боли подхватила ее и, протащив по мягким зеленым водорослям, вынесла в теплые воды моря. Отчаянно барахтаясь, она изо всех сил, поднимая тучу брызг, пыталась повернуть к берегу, но необоримая, нарастающая, беспощадная сила взяла ее мертвой хваткой и неумолимо повлекла к горизонту. Кто-то стоял у берега и махал ей рукой. Она видела, как он страдал и как рвался к ней. Это был не Люк. Это был высокий светловолосый широкоплечий человек, и она чувствовала, как его боль смешивается с болью, охватившей ее саму. Она снова и снова пыталась позвать этого человека, но теплая морская вода заливала ей рот, крик затихал прежде, чем успевал сорваться с ее уст. Человек становился все меньше и меньше, она видела, что он отдаляется, стоя по пояс в воде и отчаянно жестикулируя, но нестерпимая боль вновь ударила ее, и она, повернувшись спиной к берегу и человеку, свернулась калачиком, стараясь слиться со своими муками.

Наконец она опять вынырнула на поверхность, моргнула, стряхивая с ресниц соленые капли, и оглянулась назад. Берег теперь был едва виден; фигура человека стала почти неразличимой в ярком солнечном свете, но она чувствовала его любовь, которая, опутывая, словно паутина, медленно влекла ее назад. Боль снова была здесь, ринувшись на нее, как из засады, с периферии сознания, где она пряталась, впившись в тело Джосс жесткими пальцами, отдирая плоть от костей. Скорчившись от нового приступа боли, она заметила, что фигура мужчины исчезла вместе с берегом, который скрылся за линией горизонта.

В отдалении прогремел гром, вспышка молнии осветила полнеба. Она открыла глаза и увидела, что тьма окутала дальний участок неба над горизонтом, где сейчас бушевал шторм. Зигзаг молнии расколол небо надвое, и тут же зарокотал гром, отдаваясь гулким эхом от поверхности воды. Она била руками по волнам, стараясь удержаться на плаву, и именно в этот момент увидела цветы. Розы, с белыми лепестками, которые медленно разъединялись на волнах, плясавших вокруг. Она протянула руку, коснулась цветов, ощутив скользкую, холодную и мертвую поверхность лепестков, и открыла рот, чтобы закричать.

– Джосс, Джосс, проснись!

Люк сидел рядом, склонившись над ней, и нежно тряс ее за плечо.

– Джосс, тебе снова приснился дурной сон.

Со стоном Джосс повернулась к мужу, мучительно пытаясь заставить себя открыть глаза. В спальне плясали отблески молний, за окном слышались могучие раскаты грома. Так, значит, это был вовсе не сон. Она растерянно всмотрелась в темноту, голова раскалывалась от боли, напомнив о последнем эпизоде сна. Все тело Джосс снова начало наливаться знакомой болью.

– Люк! – Со стоном она провела рукой по округлому животу. – Думаю, что начались роды. Это схватки! Ты можешь позвонить Саймону? – Она окончательно проснулась, стараясь напряжением мышц противостоять боли. Расслабиться. Отдаться боли. Дышать. – О Боже! Все идет очень быстро. Думаю, лучше позвонить в «скорую».

Она скрипнула зубами, когда Люк пулей вылетел из постели, включил свет и кинулся к двери. Расслабиться. Пусть все идет, как идет. Оседлать боль. Дышать.

О Господи, она должна была уйти из этого дома!

Ожидая, когда минует пик боли, она села. Ослепительная вспышка молнии осветила окно, и в этом ярком свете она ясно увидела фигуру, стоявшую в углу. Это был человек с берега – высокий, светловолосый, широкоплечий.

– Нет! – Джосс рванулась назад, пытаясь забраться на подушки. Наступившая тьма ослепила ее, и она изо всех сил попыталась спрятаться от незнакомца в кровати. В это время снова ярко вспыхнула молния. Человек исчез. В спальне теперь не было никого. Она схватилась за стойку кровати, чувствуя приближение новой волны боли. Господи, так вот зачем были нужны эти столбы в старые времена. В те самые старые времена, о которых она пишет в своей книге. Она отчаянно ухватилась за стойку. Люк! Где этот Люк? Надо уехать из дома. Уехать от него – кто он или это оно? – прочь, в милый, светлый, шумный, безопасный и надежный госпиталь, где она будет окружена людьми и техникой и где нет никаких теней.

– Люк! – Она наконец обрела голос. – Люк, где ты?

Надо собраться, попытаться одеться. Уже нет времени вызывать «скорую помощь». Люк сам отвезет ее туда, надо только позвонить в госпиталь и предупредить, что они уже едут. О – Боже, снова началось. Боль, непреодолимая, словно страшный монстр, угнездившийся внутри нее, снова начала рвать ее на части, а Джосс, ухватившись за стойку кровати, прижималась лицом к старому потемневшему дереву.

Еще одна молния, полыхнув, осветила спальню, и Джосс, открыв глаза, посмотрела в угол. Там было пусто. В углу никого не было. Пол пересекала лишь тень посудного шкафа. За открытым окном стал слышен шум хлынувшего дождя, капли которого шелестели по кронам деревьев и стучали по траве лужайки во дворе. Сладковатый запах мокрой земли проник в спальню; заплакал Том.

– Том, Том, я иду! – Она, пошатываясь, направилась к двери. – Люк! Люк, где ты?

В коридоре царила тьма, дверь спальни Тома была прикрыта. Джосс открыла ее и заглянула в комнату. Том, скорчившись, сидел в углу кроватки, прижав ручки к глазам. Как только мать широко распахнула дверь, ребенок принялся громко кричать. Это был почти визг, бессмысленный вопль чистого ужаса.

– Солнышко мое, не бойся, это всего-навсего глупая гроза. – Пока Джосс бежала к сыну, ее снова охватила волна боли. Скрипя зубами, она взяла мальчика на руки и прижала его к себе, ощущая мокрые пеленки и влажную от пота пижаму.

Маленькие ручки сына обвили ее шею, он судорожно рыдал, а Джосс стояла неподвижно, глубоко дыша, чтобы обуздать боль, и чувствуя, как вес Тома тянет ее вниз.

– Том-Том, я поставлю тебя на пол, маленький, ну, всего на минуточку, ладно? – Она едва могла говорить. Джосс отчаянно попыталась освободиться от объятий Тома, но чем больше старалась она разжать его руки, тем сильнее он хватался за ее шею. Сами попытки матери освободиться от него приводили Тома в еще больший ужас.

– Джосс, где ты? – В дверях неожиданно появился Люк. – О, Джосс, дорогая. Сейчас я его возьму.

Она опустилась на колени возле детской кроватки, все еще обхватив руками Тома и блаженно отдуваясь: боль опять на время отступила.

– О Господи, ну как такое могло случиться? Ну почему все это происходит как раз тогда, когда нет Лин?

Люк попытался разжать руки ребенка, обхватившие шею матери, но в этот момент новая вспышка осветила небо. Казалось, молния ударила прямо в окно, и мальчик снова неистово закричал.

– На этот раз ударило слишком близко. – Люк силой разжал руки Тома и оторвал его от Джосс. – Пошли, солнышко. Ты можешь идти? Думаю, что нам надо спуститься вниз. Ты ляжешь на софе в кабинете.

Люк обнял сынишку, и в этот момент ночник на столе в углу детской погас.

– Нет, нет, только не это! – Джосс, хватаясь руками за перекладины кроватки, тяжело поднялась на ноги. – Они что, все ушли? Люк, ты здесь? Я тебя не вижу!

В ее голосе звучала неприкрытая паника.

– Все в порядке, Джосс. Не двигайся. Стой, где стоишь, а я сейчас принесу подсвечник, он стоит где-то возле нашей кровати. Не волнуйся. Я уведу Том-Тома. С ним все хорошо.

Крики мальчика постепенно стихли. Люк медленно повел его по темному коридору, оставив Джосс в одиночестве.

– Люк! – Ее голос эхом отдался в тишине. – Люк, не оставляй меня! «Скорая» приедет? Люк, откликнись, прошу тебя.

Темнота почти физически, как черная повязка, давила ей на глаза. Джосс чувствовала бархатную тяжесть тьмы, обволакивавшей все ее существо. Она протянула руки вперед, ухватилась за кроватку и зарыдала. Она не слышала ничего, кроме окутавшей дом тишины, и ничего не видела. Потом она услышала, как плачет Том. Потом до слуха Джосс донеслись шаги его маленьких ног.

– Мамочка, я ищу мамочку.

Он рыдал так горько, что дыхание его превратилось в икоту.

– Том-Том, – позвала она сына, глядя в темноту, туда, где должна была быть дверь. Яркая вспышка осветила комнату, и Джосе увидела маленькое детское личико в проеме двери.

– Мамочка! – Он бросился к ней и обхватил ручонками ее колени.

– Где папа, Том-Том?

Стихшая было боль в пояснице снова начала расти.

– Папочка ищет спички. – Маленькое личико Тома зарылось в ночную рубашку Джосс.

– О Боже. – Боль снова охватила ее. Она, шатаясь, обошла Тома, приблизилась к кроватке и, ухватившись за перекладину, заскрежетала зубами.

В дверном проеме появился мерцающий свет, отбрасывающий огромные тени. Люк входил в спальню Тома, неся в руке свечу.

– Люк, это ты? Ну, слава Богу. «Скорая» уже едет? – Снова начались схватки, и она вцепилась в кроватку с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Переживая вместе с матерью ее боль, Том снова начал кричать. Через мгновение Люк оказался рядом с Джосс, обняв ее за плечи, когда ее усталые мышцы снова напряглись.

– Как долго еще ждать? – Она говорила сквозь стиснутые зубы. – Когда же приедет «скорая»?

– Я не смог дозвониться, Джосс. – Он взял ее за руки. – Телефон не работает. Наверное, из-за грозы. Я поеду к Саймону…

– Нет! – Крик перешел в рыдание. – Не оставляй меня.

– Тогда я сам отвезу тебя в госпиталь. Возьмем твой пеньюар и поедем. Мы доберемся туда через сорок минут. Все хорошо, любимая. Мы так и сделаем, – Он сильнее сжал ее руки. – Поехали. Там найдется кто-нибудь, кто позаботится и о Том-Томе.

Произнося эти слова, сам Люк сознавал, что времени добраться до госпиталя у них не осталось.

– Нет! – На этот раз крик выразил неподдельную муку. – Люк, я думаю, у нас просто нет времени. Все идет очень быстро. – На верхней губе Джосс выступили капли пота, пот бежал по шее, стекая в ложбинку между грудями, а боль тем временем, словно тисками, охватывала ей поясницу. – Люк, я не знаю, что делать.

– Нет, ты знаешь, ведь ты уже рожала.

В ответ она отрицательно покачала головой.

– Люк, тебе придется принять роды. О Боже! – Она со стоном упала на колени, обхватив руками живот, чтобы хоть как-то защититься от боли.

– Том? Том-Том, иди к папе. – Люк отчаянным усилием попытался оторвать ребенка от матери, к которой тот прижимался все сильнее и сильнее. – Пойдем со мной, старина. Пусть мамочка ляжет в свою кроватку. Она плохо себя чувствует. У нее болит животик, и нам придется за ней присмотреть. Ты хочешь мне помочь?

Люку пришлось прибегнуть к силе, чтобы разжать пальцы мальчугана, которыми тот вцепился в ночную рубашку матери.

– Ты можешь идти, Джосс? Ты сможешь дойти до нашей комнаты? – Он напрягал голос, чтобы перекричать вопли Тома. – Том, ну прошу тебя, пошли.

– Пусть он побудет, Люк. – Джосс задыхалась. – Ты его совсем напугаешь. Том-Том. – Она обняла мальчика за плечи, когда схватки на время утихли, и прижала его к себе. – Сейчас ты должен быть очень храбрым и взрослым. У мамочки все будет хорошо, она у тебя молодец.

Не слишком ли он мал для того, чтобы объяснить ему, что происходит? Едва ли они даже говорили ему о том, что скоро у него будет братик или сестренка. Ребенок должен был родиться еще через две-три недели. Боже милостивый, и рядом нет никого, кто мог бы реально помочь. Удержав слезы паники и растерянности, она скрипнула зубами от боли – схватки начались с новой силой, но хватка Тома ослабла.

– Побудь с ним здесь, Люк, а я пока пойду лягу в кровать. Попробуй успокоить его и уложи спать.

Хватаясь за перекладины кроватки, она поднялась и направилась к двери.

– Мамочка! – Том снова схватил ее за подол рубашки.

– Возьми его, Люк. – Она больше не могла скрывать боль.

Люк схватил сына в охапку и уложил его в постель. Том закричал с удвоенной силой.

– Солнышко мое, не кричи так! – Джосс протянула руку, чтобы приласкать ребенка, но в этот момент боль вернулась снова. Женщина отступила на шаг и застонала. Расслабиться. Отдаться боли. Она едва не задохнулась, почувствовав, как расходятся в стороны кости таза.

– Иди, Джосс, иди в кровать. – Люк силой пытался удержать Тома в постели. – Иди. Он успокоится, как только ты уйдешь.

Боль отступила, тело, почувствовав передышку, собралось, готовясь к новой схватке. Джосс повернулась спиной к кроватке сына и, зажав уши, чтобы не слышать его криков, пошла в свою спальню.

Кровать. Надо что-нибудь подложить под простыню, чтобы прикрыть глубокий старый матрац – матрац, который, должно быть, в прежние времена видел уже не один десяток родов. Джосс отчаянно пыталась сосредоточиться на практических деталях. Что говорят по телевизору о родах в домашних условиях? Горячая вода и полотенца. Много горячей воды и полотенца. Она была уверена, что кто-то когда-то сказал, что горячая вода нужна для того, чтобы чем-нибудь занять мужа. Полотенца в шкафу, где хранится льняное белье, на площадке лестницы за ванной, в миллионе миль отсюда.

– О Боже! – Она не смогла сдержать крик боли.

Роды могут произойти в любой момент.

Снова ударила молния, и в ее вспышке Джосс успела разглядеть шторы и стойки кровати. Занавеси казались чем-то нематериальным, призрачным оазисом тонкой вышитой шерсти – фантастическая зелень мхов и тусклая краснота цветов, побеги и стебли цвета охры, прихотливо взбиравшиеся вверх по стойкам. Шторы колыхались, то надуваясь, то опадая, то делаясь прозрачными, как летний туман, то тяжелыми и темными, как ночь. Основа ткани становилась тогда выпуклой и толстой, как мужское запястье. Джосс испустила рыдание. До кровати слишком далеко. Она просто не в состоянии двигаться. В полной темноте, которая наступала после каждой вспышки молнии, Джосс казалось, что кровать удаляется от нее. Кровать недосягаема, отделена от Джосс невидимым барьером, который она не может переступить. Люк, где же Люк? Боже милостивый, не оставь меня.

Появился Люк, на плечо легла его сильная рука. Он бережно повел ее через комнату. Снова вспышка молнии, Джосс не видела теперь ничего, кроме оконного переплета, отпечатанного на ее сетчатке миллионами огненно-алых осколков.

Спотыкаясь, она добралась до кровати, стащила с нее тяжелое покрывало, украшенное грубой вышивкой, и бросила его на пол.

– Люк, найди что-нибудь, чтобы подложить под меня.

Огонек свечи удалился на площадку – это Люк с подсвечником в руке.

– Все в порядке, любимая. Я подумал об этом и кое-что взял.

Его голос доносился из дверного проема. Он принес непромокаемые простыни из шкафчика Тома и несколько полотенец, потом помог Джосс забраться в прохладу простыней.

– Ложись, солнышко. – Его рука, гладившая ей лоб, была горячей и влажной, в отличие от другой руки, которой он вел ее сюда – та была холодна, как лед. Джосс открыла глаза. Люк поставил свечу рядом с ней, значит, он только что вошел в комнату…

Она со стоном повернулась на бок – боль снова поразила ее – свернулась клубком, каким-то уголком сознания вдруг поняв, что ее преследует аромат роз.

– Люк!

– Я здесь, дорогая. Тужься. Помнишь, они говорили тебе, что надо тужиться. – Он натянул на нее простыню.

– Тебе же придется принимать роды.

– Я уже обдумал, как буду это делать. – Она услышала, как дрогнул его голос.

– Том! – спохватилась Джосс.

– Том уснул. Мальчик совершенно вымотался. Бедный мышонок, он уснул сразу, как только ты вышла. – Люк сжал ее руку своей. – Говори мне, что надо делать.

– Вскипяти воду, чтобы стерилизовать нитки и ножницы. Потом найди детские пеленки. Они на дне сундучка Тома. Там и одеяльца. Не разбуди его. – Она застонала, вцепившись в руку мужа. – Ты присутствовал при родах Тома. Ты же видел, как все происходило, я-то смотрела с другой стороны, помнишь? – Она попыталась усмехнуться, но вместо смеха с ее уст сорвалось рыдание.

– Я помню, – нахмурился Люк. – Там были, кроме меня, доктор и две акушерки, а я в самый решительный момент закрыл глаза.

– Иди, Люк. Поставь воду. – Она снова уплывала в море боли.

Джосс не имела ни малейшего представления о том, сколько все это продолжалось. Несколько месяцев мучений, потом секунды отдыха – потом пришел Люк с кастрюлей и полотенцами, стопой пеленок и маленьких предметов детского белья с множеством беленьких тесемочек. Джосс повернула голову к окну. На улице начало светлеть. Гром больше не гремел, а вспышки молний стали не такими яркими, сверкая, как зарницы, где-то далеко, за морским горизонтом.

Люк обошел кровать, чтобы помассировать жене спину, и в этот момент Джосс отметила, что запах роз стал сильнее. Она лежала на спине, глядя на темный балдахин кровати и испытывая невероятное облегчение – боль опять на несколько секунд отпустила ее.

Но вот она снова начала подниматься откуда-то снизу. Джосс помнила, что в госпитале она не кричала, но тогда она рожала под местной анестезией.

Боль, страх и этот ужасный голос в голове.

Кэтрин!

Он стоял там, в углу, на своем обычном месте возле окна, высокий мужчина с печальными глазами. Раньше она его не замечала. Не видела так ясно. Так отчетливо и реально. Она протянула ему руку и улыбнулась.

– Все будет хорошо. – Она открывала рот, но ни одного звука не сорвалось с ее губ. До тех пор, пока она снова не закричала от боли.

– Джосс! – В голосе Люка слышалось волнение и благоговение, граничившее с ужасом. – Я вижу его головку.

Это был мальчик. Обняв его одной рукой, Джосс насухо вытерла младенца и завернула его в теплое белье. Она посмотрела на маленькую головку, прижала новорожденного к подбородку. Посмотрела на Люка и улыбнулась.

– Примите мои поздравления, док.

Он улыбнулся в ответ.

– Парень выглядит на славу, правда?

– Он прекрасен.

Ребенок издавал довольное сопение, личико его казалось ярко-красным на фоне белизны одеял. За окном между тем наступил ясный день, сад, охлажденный и вымытый дождем, мирно спал под белым покровом легкой утренней дымки. Усталая Джосс, лежа на спине, прикрыла глаза. Тишина была полной. Люк пошел посмотреть, что делает Том, и нашел ребенка тихо спящим с пальцем во рту. Электричества до сих пор не было, и телефон не работал. Люку не оставалось ничего другого, как на цыпочках пройти на кухню и поставить на огонь чайник. Пора пить утренний чай.

Простыни казались почти невесомыми, и Джосс не ощущала их тяжести. Она решила поспать, повернулась на бок, чтобы дать отдохнуть своему измученному болью телу, согнула локоть, на который она уложила новорожденного сына, и, улыбаясь, зарылась головой в подушку.

Она резко проснулась от писка младенца.

– Что такое, ну что такое, мой маленький?

Джосс села и принялась всматриваться в крошечное личико, которое сморщилось от крика и выглядело совершенно несчастным.

– Ну, успокойся, солнышко мое. – Она оглядела комнату. Холод вернулся. Ужасный, всепроникающий холод, напоминающий о холоде могилы.

– Люк? – Голос ее потерялся в балках потолочных перекрытий. – Люк?

Он здесь. Где-то здесь.

Она отчаянно прижала к груди ребенка.

– Люк!

Мальчик. О Боже милостивый, почему ты не сделал так, чтобы родилась девочка? Она вдруг поняла, что плачет. Тело сотрясалось от рыданий, усиленных пережитыми страданиями и страхом.

Она все еще плакала, когда вернулся Люк с подносом, на котором стояли чайник и чашки.

– Джосс, что с тобой, любимая? Тебе плохо?

– Он – мальчик. – Она еще теснее прижала новорожденного к груди.

– Конечно, мальчик. – Люк присел на краешек кровати. – Ну же, солнышко. Все хорошо. Джимбо будет здесь через час. Я послал его к Саймону, и скоро доктор посмотрит вас обоих. Ну же, милая, у тебя нет никаких причин плакать. – Он наклонился и коснулся крошечной ручки ребенка. – Итак, как мы его назовем?

Джосс посмотрела на мужа. Щеки ее были мокры от слез, глаза покраснели и опухли, лицо побледнело от усталости.

– Я бы хотела назвать его Филипом.

Люк нахмурился.

– В честь твоего отца? Это не расстроит Джо?

Она согласно кивнула, и лицо ее сделалось несчастным.

– Тогда давай подумаем о другом первом имени. Об имени, с которым не будет никаких сложностей, тогда можно будет сделать Филипа и Джо вторым и третьим именами. – Он улыбнулся.

– Ты всегда был дипломатом. – Она посмотрела на Люка тусклым взглядом. – Ладно. Думай об имени.

– Нам некуда торопиться с этим, – он взглянул на спящего младенца. – Почему бы тебе не отдохнуть? Позже, когда тебе будет лучше, мы устроим мозговую атаку, ладно?

Он нашел старую колыбель и выстлал ее простыней. Взяв из рук жены младенца, он уложил мальчика в корзинку и укутал одеялом.

– Вот так. Теперь отдыхай, Джосс. Все в порядке. Когда телефон заработает, я позвоню Лин, Элис и Джо. Они все будут очень взволнованны. – С этими словами он наклонился к жене, поцеловал ее в лоб, а потом на цыпочках вышел из спальни.

В тени снова зашевелились гнев и страх.

 

20

– Нy что ж, учитывая все обстоятельства, вы оба выглядите просто блестяще. – Саймон убрал стетоскоп и заправил рубашку новорожденного под одеяльце. Убедившись, что с Джосс и младенцем все хорошо, врач осмотрел плаценту.

– Полагаю, что должен был ожидать такого мятежного исхода! – Он усмехнулся. – Помнится, вы говорили, что вам не нравится идея рожать в окружении новейших аппаратов?

Джосс рассмеялась. Она сидела на краю кровати, полностью одетая, и пила чай.

Саймон тоже сделал глоток из своей чашки.

– Не думаю, что вам надо ехать в госпиталь. Насколько я могу судить, все в порядке. Кажется, я уже говорил это, но повторюсь: не принимайте произошедшее близко к сердцу, не перетруждайте себя, а я попрошу акушерку навестить вас ближе к полудню. – Он взглянул на торшер, стоявший возле кровати. – Электричества все еще нет?

Джосс отрицательно покачала головой.

– Электричества не дали, и телефон не работает. Я пережила первобытные роды с самого начала до самого конца.

– Понятно. – Саймон встал. – Вы, современные женщины, не перестаете меня удивлять. Ну вот и все. Я должен идти по своим делам. Если возникнут проблемы, пусть даже они покажутся вам ничтожными, не стесняйтесь послать за мной.

После того, как врач ушел, Джосс в изнеможении откинулась на подушки. Туман на улице рассеялся и наступил прекрасный жаркий день. Васильковый купол неба громадной дугой выгибался над садом, отражаясь в озере на краю луга. В доме стояла удивительная тишина. Люк с Томом уехали к Джанет Гудиар, надеясь, что она присмотрит за мальчиком несколько часов, и еще больше надеясь, что у Гудиаров работает телефон. Никогда они с Джосс так не нуждались в Лин, как сейчас. Потянувшись, Джосс посмотрела на балдахин, потом медленно повернула голову к ближнему окну. Комната была залита солнечным светом. В спальне не было ничего, что могло бы ее напугать. Уходя, Люк открыл окно, и Джосс слышала, как поют птицы, вдыхала влажную свежесть земли и травы, смешанную с ароматом жимолости.

Эдгар! Она стремительно села. Эдгар ждет ее. Проклятый телефон. Почувствовав внезапный прилив энергии, Джосс спрыгнула с кровати и, подойдя к корзинке с младенцем, поставленной на шезлонг около окна, всмотрелась в личико новорожденного сына. Мальчик спал, маленькие веки, переплетенные синими венками, бахромка темных ресниц на мягких щечках. У него были, как у них с Люком, густые темные волосы, торчком стоявшие на макушке – сын будет таким же необузданным индивидуалистом, как его отец. Джосс улыбнулась. Том утром бросил мимолетный взгляд на маленького брата и тотчас потерял к нему всякий интерес. Насколько она могла судить, ночные переживания мало повлияли на Тома. Утром он выглядел на удивление веселым – еще более веселым от предвкушения поездки к Джанет и игры с котятами в корзинке.

Медленно, испытывая несильную боль, Джосс спустилась вниз, пересекла большой холл и вошла на кухню. Люк оставил на столе невскрытую почту. Поставив чайник на горячую плиту, Джосс, ожидая, пока закипит вода, взяла первое письмо. Оно было от Дэвида.

«Еще несколько кусочков головоломки, – писал он своим красивым бисерным почерком. – Я нашел чудесную старую книгу, в которой несколько раз упоминается Белхеддон». В конверт была вложена толстая пачка фотокопий соответствующих страниц. Джосс взглянула на плиту, вода начинала закипать. Отложив письмо, она заварила себе чай и, ощутив вдруг сильную усталость и озноб, села и снова взяла письмо.

Дэвид продолжал:

«Она была напечатана в 1921 году и повествует о полудюжине таинственных историй об увечьях, происшедших в Восточной Англии. Я помню, как вы рассказывали мне о Джоне Веннете, который пропал без вести где-то в начале века. Так вот, автор книги знает эту историю. Она ужасна. Вы удобно сидите? Тогда читайте…

Дэвид»

Джосс отложила письмо и извлекла из конверта фотокопии. Их оказалось шесть. Разложив их перед собой, она принялась читать.

«Одна из многих легенд, связанных с прекрасным Белхеддоном, древним замком, расположенным в живописном лесу на берегу моря, повествует о семье, которая жила в нем совсем недавно. Мэри Персивал унаследовала дом по смерти своей матери в 1884 году, будучи двадцати лет от роду. Деловая и талантливая во всех отношениях молодая женщина решила управлять огромным поместьем единолично, отклонив все предложения руки и сердца, которых, как можно себе представить, было великое множество.

Насколько позволяют утверждать собранные нами сведения, Мэри была привлекательным и весьма популярным членом местного общества, и когда она все же решила связать себя узами брака, то остановила свой выбор на красивом сыне священника из Суффолка, адвокате, практиковавшем в Бэри, городке, расположенном в нескольких милях от Белхеддона. Джон Беннет был годом старше Мэри и после свадьбы оставил юриспруденцию, чтобы помогать жене управлять поместьем. Он полностью взял на себя это тяжкое бремя после того, как Мэри родила первого ребенка. Генри Джон Беннет родился в октябре 1900 года, а двумя годами позже родилась его сестра Лидия Сара.

Насколько нам известно, в доме Беннетов царили мир и покой, а первые признаки надвигавшейся беды заметил местный викарий. В его мемуарах Белхеддон-Холл упоминается несколько раз, причем дважды в связи с тем, что его приглашали туда изгонять нечистую силу. Он посетил замок зимой 1902 года, когда слуги рассказывали о том, что видели привидение, которое все описывали по-разному: и как одетого в латы рыцаря, и как марсианина, и как «трехногого» (это было четыре года спустя после выхода в свет книги г-на Г. Дж. Уэллса «Война миров»), и как чудовище, предсказывавшее конец света. В течение следующего года Беннеты были уже не в состоянии держать в доме слуг. Те покидали замок один за другим, а нанятые вместо них люди быстро следовали примеру своих предшественников. Но трагедия постигла семью лишь несколько месяцев спустя, весной 1903 года. Маленький Генри Джон умер в результате ужасной случайности.

С этого момента начинается тайна. Нет никаких записей о том, как и почему умер мальчик. Его унесла неординарная детская болезнь. Это исключается, учитывая те потрясения и ужас, которые вызвала в графстве смерть младенца».

Джосс отложила листки и задумчиво поднесла к губам чашку чая. Пристально разглядывая темную жидкость, она вспоминала.

Она сидела тогда в аттике, в окно было видно синее небо, а на коленях у нее лежало письмо Джона Беннета. Слова сами всплыли сейчас в ее памяти.

Итак, он забрал еще одну жертву. Мальчик мертв. Следующим буду я.

Джосс не была уверена, что хочет до конца прочесть присланные фотокопии. Сложив листки, она встала и сунула их в карман брюк, потом взяла чашку и направилась в большой холл. Там было светло, солнце заливало помещение сквозь омытые дождем стекла, отбрасывая лучи через квадраты оконных переплетов. Цветы, которые она только вчера поставила на закусочный столик, завяли, лепестки их валялись на полированной столешнице черного дуба, а пыльца облепила серебряную чашу. Задрожав, Джосс оглянулась и направилась к лестнице.

Нагнувшись над колыбелью, она вдруг поняла, что сердце ее сжимается от страха. Чего она ждет? Чего-то страшного, что грозит ее малютке? Джосс улыбнулась. Младенец проснулся и бессмысленно сучил кулачками, которые сумел выпростать из-под пеленок.

– Привет, незнакомец, – прошептала Джосс. Взяв ребенка на руки, она подошла к креслу, устроилась в нем так, чтобы видеть сад, и стала медленно расстегивать блузку.

Нэд. Имя пришло к ней само собой. Эдуард. В ее семье, насколько она помнила, никогда не было Эдуардов. Нахмурившись, она попыталась мысленно представить себе семейную Библию, лежавшую в кабинете. Не было Эдуардов и в семье Дэвисов.

– Эдуард Филип Джозеф Грант, – она вслух произнесла эти имена. – Неплохо для этого маленького сорванца. – Она наклонилась и поцеловала темный вихор на макушке сына.

Когда он снова уснул, она села у окна и только после этого достала из кармана недочитанные фотокопии.

«На протяжении нескольких месяцев по округе ходили самые невероятные истории, которые причиняли немало горя осиротевшей семье. Мистер и миссис Беннет были в полном отчаянии и часто посылали за викарием. Потом, в июне того же года, неожиданно исчез Джон Беннет. Несмотря на все усилия, его так и не смогли нигде найти.

В то время никто не сумел найти даже следов, но приблизительно пятнадцать лет спустя на границе Эссекса и Суффолка начали ходить слухи о том, что на самом деле произошло в Белхеддон-Холле.

Поговаривали, что в нескольких гостиницах видели глубокого старика, который утверждал, что он и есть пропавший Джон Беннет. Выглядел старик на восемьдесят лет (Джону Беннету в то время должно было быть пятьдесят пять лет, на год больше, чем его жене), волосы его были абсолютно белыми, глаза пустыми и, к тому же, он страдал нервным тиком. Вести о появлении на границе Суффолка этого старика, конечно же, достигли слуха Мэри Сары, которая продолжала жить в Белхеддон-Холле с дочерью Лидией, которая к тому времени превратилась в юную шестнадцатилетнюю леди. Демоны Белхеддона, казалось, угомонились после исчезновения хозяина дома. Мэри Сара, как рассказывают, обвинила старика в самозванстве и потребовала встречи с ним. Старик, в свою очередь, наотрез отказался ехать в Белхеддон-Холл, а когда его спросили, как он жил все прошедшие годы, пришел в волнение и растерянность.

Вероятно, никто больше никогда не услышал бы об этом человеке, если бы однажды его не нашли лежащим без сознания на ступенях церкви в деревне Лоуфорд. Священник внес его в свой дом, где за стариком ухаживали и вернули его к жизни. Историю, которую он рассказал священнику, никогда официально на распространяли, но служанка священника, которая несколько раз заходила в кабинет подбросить дров в печь, слышала разговор мужчин. Рассказ гостя поверг женщину в ужас.

Джон Беннет – так гласит рассказ, и так он сам себя называл – прогуливался по саду Белхеддона. На землю начали опускаться вечерние сумерки, когда он столкнулся с чем-то, имевшим облик человека, одетого в средневековые доспехи. Вытянув вперед руки, фигура высотой больше семи футов шагнула навстречу Беннету.

Повернувшись, чтобы убежать, Джон поскользнулся в грязи и упал на спину. Все происходило на берегу озера. К ужасу Беннета привидение склонилось над ним и подняло его в воздух. Прежде чем он успел прийти в себя от неожиданности, привидение швырнуло его в воду.

Когда он выплыл на поверхность и попытался рассмотреть покушавшегося, то не увидел никого. Берег был пуст, в темноте не было видно ничего, кроме растущих вдоль берега деревьев. Беннет, если это действительно был он, доплыл до берега, выбрался из воды, но его разум, уже подорванный смертью единственного сына, совсем его покинул, и, вместо того, чтобы вернуться в уютный дом, он, насколько мог вспомнить, шатаясь, добрел до калитки ворот, выбрался на тропинку и, роняя на землю капли холодной воды, бросился бежать в наступавшую темноту. Это было последнее, что, по его словам, он помнил до того, как очнулся в доме священника пятнадцать лет спустя.

Никто не знает, что произошло дальше с человеком, который рассказал эту историю. Он оставался в доме священника еще несколько дней, а потом ночью ушел во тьму, из которой явился, и с тех пор его никто больше не видел».

Джосс выпустила из рук листки, и они упали ей на колени. С того места, где она сидела, было видно озеро, на зеркальной поверхности которого среди лилий то и дело образовывались круги в тех местах, где рыбы выпрыгивали из воды, охотясь на мух.

Мужчина в средневековых доспехах? Железный человек? Она закрыла глаза, ослепленная бликами света, отражавшегося от воды.

Она проснулась оттого, что Люк тронул ее за плечо.

– Привет, как ты? – На столике рядом с креслом стояла чашка чая, которую принес ей Люк.

Некоторое время она смотрела на мужа пустыми, ничего не выражающими глазами, потом выпрямилась и оглянулась на колыбельку.

– С Нэдом все в порядке?

– Нэд? – на мгновение Люк замолчал, склонив голову набок. – Да, мне нравится это имя. Эдуард Грант. Чудесно.

Люк отошел к колыбели и любовно посмотрел на сына.

– Как Том?

– Том совершенно счастлив. Я поручил его Джанет на целый день. У них работал телефон, и я позвонил твоему Эдгару Гоуэру. Он и его жена собираются навестить тебя послезавтра. Я позвонил Лин, она немедленно выехала; есть и хорошая новость: анализы Элис в порядке, ничего страшного не обнаружено. Итак, солнышко, тебе абсолютно не о чем тревожиться! Есть и еще одна хорошая новость. Возвращаются мои родители. Я позвонил им по такому случаю в Оксфорд, а они, оказывается, прошлой ночью вернулись домой! Они шлют тебе свою любовь и свои поздравления, и горят желанием увидеть своего нового внука!

Джосс улыбнулась. У ее ног, рассыпанные по полу, лежали фотокопии, соскользнувшие с ее колен.

– Значит, хорошие новости, отличный муж, да еще чашка чая в придачу.

– Именно так! – Он сел у окна. – И еще! Джимбо передает тебе коробку шоколада!

Джанет привезла Тома, пока Люк ездил на станцию встречать Лин. Склонившись над колыбелькой, она внимательно оглядела спящего младенца с таким же бесстрастным видом, с каким готовила пищу.

– Маловат, как мне кажется, но очень хорошенький, – объявила она. – Отличная работа!

Она выпрямилась и отвернулась от ребенка – осмотр был закончен.

– Все было слишком драматично, даже для Белхеддона, не правда ли? Родить в такую грозу, да еще ночью!

– Пожалуй, – Джосс достала ребенка из корзинки. – Сегодня два раза была акушерка, да еще и Саймон. Так что за мной строго следят!

Она взглянула на Джанет.

– Вы и Рой жили здесь, когда Эдгар Гоуэр был местным священником, да?

Джанет кивнула.

– Да, когда мы купили здесь ферму, он был здешним священником уже много лет.

– Какое впечатление он на вас производил?

Сев в кресло, Джосс расстегнула блузку и приложила ребенка к груди. Джанет отвернулась, но Том, как зачарованный, ковыряя пальчиком в своем маленьком ухе, перегнулся через ее колено, сгорая от любопытства.

– Это человек, состоящий из огня и стали – он был так не похож на милого кроткого Джеймса Вуда. Иди сюда, Том. – Она посадила мальчика к себе на колени. – Люк звонил ему от нас. Он хотел приехать сюда немедленно, говорил очень взволнованно. – Она бросила быстрый взгляд на Джосс, но ее лицо было закрыто упавшими на лоб прядями волос. Молодая женщина смотрела на ребенка, которого держала на руках. – Джосс. – Джанет помолчала. – Послушайте, я знаю, что мы все делаем драму из историй об этом доме. Кто-то делает. Это, – она сомневалась, говорить ли дальше, – это смешно, как мне думается. Драма, привидения! Все любят хорошие истории о призраках. Но это нельзя воспринимать слишком всерьез. Эдгар был немного… – она помолчала, подыскивая подходящее слово, – суеверным. Мистиком. Мне так думается, мистиком. Некоторые говорили, что он вообще на этом повернут. Некоторые члены консистории вообще сомневались в нем, и дело здесь не только в консервативности прихода, а в том, что он и Лаура постоянно заводили друг друга. Вы же понимаете, что здесь не происходило ничего необычного. Просто несколько страшных трагедий. Лаура не могла смириться с мыслью а том, что они были случайными. Ей надо было верить, что за этим кроется нечто большее. Во многих семьях все идет не так, а потом вдруг все меняется к лучшему… или наоборот. – Сидя на коленях у Джанет, Том запустил пальцы в ее жемчужные бусы и, засыпая, закрыл глаза. – Бедный усталый ягненок. У него есть теперь новый братик и мое обещание получить котенка, когда того можно будет отлучить от его мамаши. Вы не возражаете?

Джосс наконец подняла голову и посмотрела в глаза Джанет.

– Конечно, нет. Нам нужна кошка. Должно быть, это будет очень мило.

– И вы не станете больше волноваться?

– Нет, если кот окажется черным. – Джосс через силу улыбнулась.

Джанет отрицательно покачала головой.

– Нет, они все пятнистые, но очень милые.

Она встала, бережно держа на руках спящего Тома.

– Что мне с ним делать?

– Вы можете положить его в кроватку? Там, за дверью, налево.

Джосс вздохнула, когда Джанет с Томом вышли. Было ли все так, как сказала Джанет? Это плод больного воображения? Суеверный мужчина и истеричная женщина в душном доме: оторванные от мира, скучающие, одинокие.

Она вскинула голову, услышав сверху внезапный шум. Мыши, играющие в аттике… или дети?

Мертвые дети.

Поколения маленьких мальчиков. Их крики и смех до сих пор отдаются эхом под стропилами дома.

– Лин! – Джосс раскинула руки и крепко обняла сестру. – Я так виновата перед тобой. Прости меня за машину.

Лин улыбнулась.

– Все забыто. Ты была просто в жутком стрессе. – Оглядевшись, она поставила чемодан на пол. – Так где этот новенький маленький Грант?

– Наверху. Они оба спят. О, Лин, я не знаю, как бы мы справились тут без тебя!

– Ты и не справишься. Это просто, как правда. – Лин посмотрела на Джосс, прежде чем выйти. – Так ты собираешься показать мне племянника?

Они несколько минут постояли у колыбели, глядя на спящего малыша. Лин протянула ладонь и осторожно коснулась маленьких ручек. Лицо ее смягчилось.

– Он – чудо. Ты не спросила меня о маме. – Она продолжала внимательно рассматривать младенца.

– Люк все мне рассказал. Злокачественной опухоли нет.

– Ты могла бы позвонить ей сама! – Лин наконец подняла голову. – Могла бы сказать ей о ребенке!

– Лин, я не могла этого сделать! – уязвленная Джосс повысила голос, и дитя в колыбели зашевелилось. – Из-за грозы вышел из строя телефон. Люк должен был сказать тебе об этом. Именно поэтому мы и остались здесь одни, милостивый Господь!

Джосс замолчала, потому что Нэд издал недовольный вопль, и она, наклонившись, достала его из колыбели.

– Ладно, я прошу меня простить. Конечно, ты не могла позвонить. Дай, я тоже с ним поговорю. – Лин протянула руки. – Но позвони, как только сможешь, Джосс. Это будет так много для нее значить. Помни, ведь это ее внук. – В голосе Лин прозвучал вызов.

Джосс нахмурилась. Внук Лауры. Сын Белхеддона.

– Конечно, я позвоню.

Не успел Нэд захныкать, как Джосс мгновенно проснулась. Мгновение она полежала в темноте, глядя в окно. В небе серебристо сияла полная луна, и в саду было светло, как днем. В тишине она услышала, как ухает филин, потом снова тихо пискнул Нэд. Осторожно, стараясь не разбудить Люка, Джосс села, свесила ноги с кровати и потянулась за теплым халатом. В спальне было холодно. Очень холодно. Дрожа, она огляделась. Здесь ли он, не прячется ли в тени железный человек Тома? Человек без сердца. Чуждый пришелец. Дьявол Белхеддона.

Джосс тихо прокралась к колыбельке, залитой лунным светом, и склонилась над ней. Личико Нэда, повернутое в сторону от яркого света, выражало полную готовность приступить к трапезе. Он сразу заметил мать, и она увидела, как из-под пеленок появился маленький кулачок, которым малыш принялся беспомощно махать в воздухе. Она стояла и смотрела на младенца, охваченная такой любовью и нежностью, что некоторое время не могла пошевелиться. Потом, взяв себя в руки, достала ребенка из колыбели, поцеловала его и подошла к креслу у окна. Прежде чем сесть, Джосс немного постояла, поглядывая в сад. Средняя створка окна была приоткрыта. Она тихонько толкнула створку и, ощутив дуновение ветерка, с удивлением почувствовала, что уличный воздух был гораздо теплее воздуха в спальне. На короткую секунду благотворная прелесть ночи очаровала ее. Но требовательный крик младенца вернул Джосс к действительности. Сдвинув с плеча ночную рубашку, она дала сыну грудь, продолжая вглядываться вдаль, туда, где было озеро. По траве пробежала тень облака. Джосс нахмурилась. Как тиха ночь. Она постояла еще некоторое время, убаюканная ритмичными сосательными движениями сына и тихим посапыванием мужа на кровати за ее спиной. Устав, она, наконец, села. Джосс приготовилась дать мальчику вторую грудь, когда в саду запел соловей. Словно в каком-то трансе, она снова выглянула в окно. Чарующие своей чистотой ноты лились, как ей показалось, из леса за церковью. Трели заполнили комнату. На берегу озера в лунном свете играли двое детей. Она оцепенела.

– Джорджи? Сэмми?

Сразу почувствовав перемену в настроении матери, Нэд скривил личико, готовый расплакаться. Ротик его высох.

– Сэмми? – снова выдохнула Джосс. – Сэмми?

– Джосс! – Люк зашевелился и повернулся лицом к жене. – Что-то случилось?

– Нет, все хорошо. – Она принялась качать ребенка у груди, внезапно поняв, что соловей замолчал. Исчезли и фигуры в лунной тени на берегу озера.

– Иди в постель.

– Я приду. Приду, как только он уснет.

Положив Нэда в колыбельку, Джосс устало выпрямилась и потянулась. Она снова услышала соловья, правда, на этот раз тот пел откуда-то издалека, и его трели эхом отдавались в тишине сада.

– Ты слышишь? – прошептала она Люку. – Разве это не прекрасно?

Ответа не было.

Обернувшись, она посмотрела на кровать. Лицо Люка пряталось в тени тяжелой драпировкой занавесей, которая словно защищала его от лунного света. Улыбаясь, Джосс вернулась к окну. На подоконнике, серебристая в лунном свете, лежала белая роза.

Она смотрела на цветок несколько томительно долгих секунд, чувствуя, как из ее горла начинает рваться отчаянный крик. Нет. Должно быть, это снова разыгралось ее воображение. Здесь не может быть розы. Это не может быть реальным! Глубоко вдохнув, она закрыла глаза, сжала кулаки и медленно посчитала до десяти, слыша, как в ее мозгу все громче звучат пленительные ноты соловьиной песни. Потом она снова открыла глаза и посмотрела на каменный подоконник.

Роза исчезла.

 

21

Войдя в залитый солнечным светом кабинет, Джосс поставила на стол поднос с кофе и бисквитами. Акушерка ушла, когда приехали Гоуэры. Сейчас они продолжали стоять в дверях, оглядывая комнату.

– О, кабинет совсем не изменился с тех пор, когда здесь жила ваша мать, – произнесла Дот, не скрывая восторга. – Джосс, дорогая, какая милая комната. А это малютка? Можно я посмотрю?

Нэд спал в колыбели у открытого окна. Дот, склонившись над малышом, несколько секунд разглядывала его, потом повернулась к мужу и улыбнулась.

– Эдгар, подойди, посмотри на него. Мне кажется, что Господь благословил этот дом. Думаю, все несчастья позади.

Эдгар заглянул в колыбельку, постоял, как и его жена, возле нее несколько мгновений, и лицо его расплылось в улыбке. Он взглянул на Джосс.

– Моя дорогая, в прошлый раз я был здесь по просьбе вашей матери для того, чтобы благословить дом и изгнать из него нечистую силу. Думаю, это подействовало. Дот права. Атмосфера в доме полностью изменилась. Я никогда не забуду ощущения муки, страха и ненависти, которыми, казалось, были тогда пропитаны сами стены этого дома. Я чувствовал, что борюсь с самим дьяволом. Но теперь… – Он изумленно покачал головой. – Теперь дом полон радости и света.

Подойдя к камину, он немного постоял спиной к нему, прежде чем опуститься в кресло.

– Могу я кое-что предложить?

Джосс жестом предложила Дот сесть в кресло и принялась разливать кофе.

– Конечно, – ответила она Эдгару.

– Думаю, что было бы прекрасно окрестить малютку как можно скорее. Вы позволите сделать это мне? Если, конечно, у вас нет каких-то определенных планов по этому поводу.

– Нет, у нас нет никаких планов. – Джосс подала Эдгару чашку. – Мне надо обсудить это с Люком, но я считаю, что это было бы чудесно. Том-Тома мы крестили в Лондоне.

– Надо сделать это быстро. – Голубые глаза Эдгара в упор смотрели в лицо Джосс.

Она нахмурилась.

– Вы все еще встревожены.

– Нет, но я считаю, что нельзя испытывать судьбу Я знаю, что для многих людей крещение – это просто социальное мероприятие – способ дать ребенку определенное место в обществе – но на самом деле крещение имеет куда более важную цель: спасти и сохранить ребенка во имя Христа. Нет нужды посылать приглашения по этому поводу.

Джосс села, почувствовав вдруг невероятную усталость.

– Вы хотите сказать, что собираетесь крестить его прямо сейчас?

– Это было бы самым лучшим решением.

– Здесь, в доме?

– В церкви.

– Джеймс Вуд не станет возражать?

– Для начала я, конечно, позвоню ему. – Эдгар откинулся на спинку кресла и отпил кофе. – Дорогая моя, я не собираюсь силой принуждать вас к такому решению. Вам нужно время, чтобы подумать самой и обсудить это дело с мужем, конечно, это так. Я всегда могу приехать к вам. Кроме того, обряд может совершить и Вуд. – Он улыбнулся, отбросив со лба пышную прядь белоснежно-седых волос. – Нет никаких оснований для спешки. Меня переполняли нехорошие чувства в отношении этого дома, но опасения мои оказались напрасными. Сейчас я чувствую это. Думаю, что все беды миновали. Возможно, ваша бедная мать, упокой, Господи, ее душу, унесла их с собой вместе со своими несчастьями.

Поставив чашку на стол, он порывисто встал и подошел к окну, по дороге взглянув на спящего ребенка. Потом он резко обернулся к Джосс.

– Можно, я пока обойду дом? Простите меня, но можете считать это проявлением профессионального интереса.

Джосс с трудом выдавила из себя улыбку.

– Конечно, конечно.

Он кивнул.

– Оставайтесь здесь, поговорите с Дот. Она расскажет вам, какой я невыносимый грубиян, и можете стенать по поводу моих идей, сколько вам заблагорассудится!

В холле он остановился, глядя на лестницу. Несколько секунд он стоял неподвижно, потом медленно сунул руку в карман и достал распятие.

На лестнице было темно. Пошарив рукой по стене, священник нащупал выключатель и включил свет. Света лампы хватало только на половину марша, и лестничный пролет уходил вверх, постепенно исчезая в тени. Глубоко вздохнув, Эдгар поставил ногу на нижнюю ступеньку.

Не заглянув в комнату Лин, он сразу вошел в спальню хозяев и оглядел комнату. Четыре стойки кровати были все те же, те же тяжелый буфет у окна, половики, стулья. Была, правда, и разница – разбросанная по спальне одежда, стопки книг на подоконниках, цветы в вазах на комоде, полка, висящая на каминном дымоходе и маленькая колыбель у заднего окна, из которой свисала простынка, стопка детского белья, яркий пластиковый матрац и огромный мешок сменных одноразовых пеленок.

Остановившись посреди спальни, Эдгар внимательно прислушался.

Кэтрин.

Был ли это голос эха? С прошлого посещения он помнил гнев, боль, которые проникали сквозь штукатурку стен этой комнаты, свое убеждение, что если он постарается, то сможет услышать крик боли, непрерывно звучащий под сводами замка.

Чума на вас, пастыри. Почему ваши молитвы не смогли спасти ее?

Со вздохом он огляделся, потом еще раз глубоко вздохнул, расправив плечи, преклонил колени на коврик у изголовья кровати и начал молиться.

Когда он вернулся в кабинет, к Джосс и Дот присоединились Лин и Том.

– Я сказала Лин, что мы думаем о раннем крещении, – медленно заговорила Джосс, когда появился Эдгар. Она плотно сжала губы. – Она считает, что это будет неверно.

– Конечно, неверно. – Лин не скрывала своего раздражения. – Этого нельзя делать без папы и мамы, они смертельно обидятся. – Она обернулась к Джосс. – Я не понимаю, что с тобой творится! Для тебя вообще что-нибудь значит прошлое? Все эти годы они относились к тебе, как к родной дочери, любили тебя, заботились о тебе! Теперь появился этот проклятый дом, и дорогие старые Джо и Элис превратились для тебя в ненужный хлам, о котором можно забыть!

– Лин! – Джосс уставилась на нее во все глаза. – Это неправда. Ты говоришь полную чушь и прекрасно это сознаешь! Мы не говорим о крещении, как о средстве лишить маму и папу шанса участвовать в обряде, мы говорим о спасении ребенка, с которым в любой момент может произойти ужасное несчастье!

В кабинете повисла жуткая тишина.

– Джосс, дорога. – Дот положила руку ей на плечо. – Я уверена, что маленькому Нэду не грозит никакое несчастье. Эдгар не собирался вас пугать. И мне кажется, что нам не стоит больше обсуждать эту щекотливую тему сегодня. Эдгар, крещение – это семейное торжество, и родители Джосс должны иметь возможность в нем участвовать. Какая разница, если ребенка окрестят на несколько дней или недель позже, – впрочем, говорила она довольно сердито.

Эдгар пожал плечами.

– Думаю, ты права, дорогая.

Выражение глаз противоречило смиренности слов. Во взгляде священника был явно виден гнев.

– Что ж, – продолжал он, – могу я предложить перенести дискуссию на другое время? Если вы решите предложить мне крестить Нэда, то я, конечно же, не откажусь сделать это. В противном случае договоритесь об этом с Джеймсом Вудом. Как бы то ни было, я прошу вас не тянуть и крестить ребенка как можно скорее. – Он откашлялся. – Дот, думаю, нам надо ехать. Джоселин, можно сказать, только что родила и ей надо отдохнуть. – Он внезапно улыбнулся. – Прекрасный ребенок, моя дорогая. Поздравляю. Пусть мои увещевания не пугают вас. Радуйтесь ребенку и радуйтесь своему дому. Ему необходимо счастье, это лучший способ изгнания нечистой силы.

Как только машина Гоуэров скрылась из виду, Джосс повернулась к Лин.

– Какая муха тебя укусила? Как ты смеешь думать, что я хочу отделаться от Элис и Джо? Это отвратительная мысль. Плохо же ты обо мне думаешь!

Лин была непреклонна.

– Я начинаю понимать. Думаю, что вновь обретенное величие вскружило тебе голову.

– Лин!

– Посмотри на себя, Джосс. – Лин наклонилась и взяла Тома на руки. – Ладно, я пошла готовить ленч. Смею ли я предложить тебе отдохнуть или что там еще должна делать леди?

После ухода Лин Джосс долго и недоуменно смотрела на дверь. Потом, чувствуя себя несчастной и покинутой, потянулась к колыбели. Достав оттуда Нэда, она немного покачала его на руках, а потом пошла с ним к креслу и села. Закрыв глаза, Джосс попыталась успокоиться. Так естественно, что Лин ревнует. У нее есть для этого все основания. У Джосс муж, дети, прекрасный дом – все это должно казаться немыслимым богатством Лин, которая вообще не могла за весь предыдущий год найти себе работу, и до тех пор, пока Джосс и Люк не предложили ей поселиться у них, не имела собственных средств к существованию.

Джосс поцеловала Нэда в макушку. Ребенок спал у нее на руках. Закрыв глаза, Джосс, ощутив волну усталости, откинулась на спинку кресла и начала засыпать.

Ее разбудил крик Нэда, который во сне начал соскальзывать с ее колен.

– Нэд! О Господи! – Она вовремя успела подхватить его, не дав упасть на пол, и прижала к груди. Ее трясло. – О, мой миленький, ты не упал?

Нэд горько плакал, его высокий голосок разрывал Джосс сердце.

– Нэд, Нэд, маленький, тихо, баю-бай, баю-бай. – Она баюкала его, ругая себя за то, что так неосторожно уснула.

– Джосс?

Прошло некоторое время. Люк просунул голову в дверь, потом вошел.

Джосс сидела у окна, приложив ребенка к груди под звуки ноктюрна Шопена – ее любимого произведения, которое она слушала каждый день в течение последней недели.

– Как он?

– Отлично. – Она закусила губу.

– Ленч почти готов. Я слышал, Гоуэры были здесь.

Она кивнула.

– Наверно, Лин тебе все рассказала.

– Она очень удручена. Знаешь, Джосс, ты обходишься с ней не очень тактично. – Он сел напротив, наслаждаясь хрестоматийной картиной: мать и дитя. – Я тебя предупреждал. Ты должна соблюдать осторожность. Нам нельзя ее терять. Не забывай, тебе надо работать. Этот издатель очень серьезно относится к своим договорам. Теперь твое писательство не хобби. Это реальная работа за реальные деньги. Ты не можешь рисковать потерей Лин.

Джосс согласно кивнула.

– Я знаю, и я не хотела расстраивать ее. И тебя тоже. Это Эдгар настаивал на том, чтобы как можно скорее крестить Нэда.

– Мы так и поступим. Как только определим дату, когда Элис и Джо смогут приехать. Кстати, как и мои родители, Джосс. Не забывай и о них. Ведь они до сих пор даже не видели наш дом.

– Знаешь, а ведь она перестанет обращать внимание на Тома, – помешивая суп в кастрюле на плите, Лин обернулась, когда вошел Люк.

– Ерунда. – Люк сел за стол и открыл банку пива, упаковку которого достал из холодильника. – Хочешь пива?

– Нет, спасибо. И все же она перестанет. – Лин снова начала мешать суп. – Бедный маленький Том-Том, он всегда был внуком только для Дэвисов. Нэд – ты ведь не собираешься его так называть, правда? – это дитя Белхеддона, – последние два слова Лин произнесла с нескрываемым сарказмом. – Поверь мне, Люк, я ее хорошо знаю.

– Нет, Лин, ты не права. – Люк отрицательно покачал головой. – Совершенно не права.

– Я? – Она бросила шумовку и повернулась лицом к нему. – Хотелось бы, чтобы так было. Но я хочу, чтобы ты знал: я люблю маленького Тома так, словно он – мой собственный сын. Пока я здесь, он не будет вторым.

– Он никогда не будет вторым ни для Джосс, ни для меня, Лин. – Люк с трудом сохранял спокойствие. – Где Джосс?

– С младенцем, нисколько в этом не сомневаюсь.

– Это не обсуждается, Лин. – Люк сделал глоток из банки. – Господи, ведь мальчику всего два дня!

Не в силах больше сдерживать свое раздражение, он встал и покинул кухню. Выйдя во двор, он остановился, взглянул на небо и, чтобы успокоиться, несколько раз глубоко вдохнул. Глупая сучка. Все ей неймется. Соперничество и антагонизм, которые всегда существовали между сестрами, стали вырываться на поверхность, и это начинало действовать Люку на нервы. Он сделал еще несколько глотков крепкого пива и в этот момент увидел в воротах гаража искаженное тревогой худощавое коричневое лицо.

– Люк, вы? Можете зайти на минуту?

– Конечно, Джимбо, уже иду.

Твердо решив выбросить мысли о Лин из головы, Люк швырнул пустую банку в урну и решительно вошел в пахнущий машинным маслом гараж.

Лежа без сна и глядя в окно, Джосс чувствовала, как напряжен каждый мускул ее тела. Детей не было слышно; в доме стояла полная тишина. Глаза горели так, словно в них насыпали песок. Внезапно сонливость исчезла; она неловко повернулась, стараясь не потревожить Люка. Что-то случилось. Спустив ноги с кровати, она встала и подошла к колыбели посмотреть на маленького Нэда. Днем она кормила его каждые два часа, и к ночи он наконец крепко уснул. Сейчас ребенок лежал с плотно закрытыми глазками, освещенный неярким светом ночника.

Босиком Джосс пошла в комнату Тома, тихонько толкнула дверь. Затаив дыхание, она на цыпочках вошла в детскую и, склонившись над кроваткой, посмотрела на старшего сына. Ребенок мирно спал; щечки розовые, волосики спутаны, одеяльце немного сбилось. Улыбаясь, она осторожно дотронулась пальцем до его щеки. Любовь ее была так велика, что от нее щемило сердце. Она не вынесет, если с детьми что-нибудь случится.

Джосс выглянула в окно. Ветра сегодня не было. Шторы не шевелились от сквозняка. В темноте не было теней.

Тихо выйдя из детской и оставив дверь полуоткрытой, Джосс направилась в свою спальню. Люк, ворочаясь во сне, улегся поперек кровати, обхватив руками подушку. Рядом с его рукой она увидела нечто темное, лежащее в углублении, где до этого была его голова. Джосс ощутила холодок в животе. Она так испугалась, что была не в состоянии двинуться с места. Горло стиснул спазм, крик был готов сорваться с губ, а по спине между лопатками поползли капли холодного пота. Люк пошевелился. Что-то пробормотав, он перевернулся, задев рукой занавеску, и Джосс увидела, что углубление, оказавшееся просто вмятиной на наволочке, разгладилось и исчезло. Это была всего-навсего складка на розовой материи.

Крещение состоялось десять дней спустя, в субботу. Это дало время Дэвисам и Грантам, крестным и всем остальным гостям собраться в Белхеддоне. В тот день разыгралась гроза, как в ночь, когда родился Нэд, и воздух казался густым и тяжелым от влажных ароматов сада. Накануне вечером Джанет помогала Джосс украшать цветами церковь.

– Вы выглядите усталой, дорогая. – Джанет ловко сунула стебель с бутонами розы в вазу. – Посмотрите, разве они не хороши? Думаю, что их надо разложить возле купели.

Джанет привезла с собой корзину белых роз из своего сада, их крепкие бутоны были покрыты каплями недавнего дождя, кончики лепестков просвечивали нежным розовым цветом.

Розы. Несите ей розы. Покройте ее розами.

Он не сдерживал слез. Медленно, нежно, прижался он губами к холодному лбу. Он опустился рядом с ней на колени, пока несли розы. Белые розы охапками, их благоухающие лепестки покрыли ее, как мягкий снег.

Джосс уставила взор на корзину.

– О, Джанет. – Она почувствовала, как под ложечкой засосало от страха.

– Что такое? – Джанет резко поставила корзину на пол и озабоченно протянула руку вперед. – Джосс, вам нехорошо?

Щеки Джосс стали белыми, как розы, принесенные Джанет.

Отрицательно покачав головой, Джосс отошла и села на дальнюю скамью.

– Нет, нет, все в порядке. – Она снова покачала головой. – Я просто немного устала. Сегодня я попыталась писать, но я кормлю Нэда каждые два часа, даже ночью.

Она заставила себя улыбнуться, но глаза ее не улыбались. Она не могла отвести взгляд от роз.

– Джанет, вы не будете возражать? Давайте поставим их куда-нибудь в другое место. Может быть, там, на хорах? Я вижу, что они красивые. Просто я…

– Что, просто? – Джанет нахмурилась. Подойдя, она села рядом с Джосс и положила свою ладонь на ее руку, которой та вцепилась в спинку впереди стоявшей скамьи. – Рассказывайте. В чем дело? Господи, это же всего-навсего розы. Самые лучшие розы, какие я смогла найти в нашем саду для моего маленького крестника.

Лин уже была крестной матерью Тома, поэтому выбор Люка и Джосс, естественно, пал на Джанет, как на одну из трех крестных Нэда.

– Я понимаю. Я просто глупая.

– Так объясните, что происходит с вами, Джосс.

Джосс тряхнула головой.

– Это просто дурацкие страхи. Шипы. Вы же понимаете. Вокруг купели. Они будут цепляться за одежду. Эдгар порвет свой стихарь. – Она неуверенно рассмеялась. – Прошу вас, Джанет, не обижайтесь. Розы прекрасны. Они исключительно хороши. Считайте, что это послеродовой невроз или что-нибудь в этом роде.

Джанет посмотрела на Джосс и, не говоря ни слова, пожала плечами.

– Ну ладно. Я чувствую, что розы все еще лежат на подоконнике. Но что мы поставим к купели? Как насчет этих? – Она жестом указала на корзину с люпинами, дельфиниумами и маргаритками.

Джосс вздохнула.

– Прекрасно. Отлично. То, что доктор прописал. Давайте, я вам помогу.

Выло уже поздно, когда они покончили с украшением, заперли церковь, спрятали ключ и направились в Белхеддон немного выпить перед тем, как Джанет пойдет домой. Лин давно уложила Тома в кроватку и оставила ужин на плите.

– Мы с Люком уже поужинали, – сказала она, стоя у раковины, когда вошла Джосс. – Если есть желание, поешьте, все еще теплое.

Джосс вздохнула.

– Спасибо. Дэвид не появился?

Несмотря на возражения Люка, Джосс попросила Дэвида стать вторым из крестных родителей Нэда. Третьим должен был быть брат Люка, Мэтью.

Лин отрицательно покачала головой.

– Он позвонил и сказал, что поздно выедет из Лондона и его не надо ждать к ужину. Он не появится раньше десяти или одиннадцати.

– А мама и папа?

– Должны быть здесь с минуты на минуту. Они тоже звонили. Зашли к Шарпам выпить чаю и сразу после этого поедут дальше. Комнаты для них уже готовы. – Последние два дня Лин только тем и занималась, что чистила, мыла и натирала полы на втором этаже, заправляла постели и расставляла цветы. – Сегодня больше никто не приедет. Семья Люка прибудет завтра к ленчу для родителей и крестных, потом все пойдут в церковь, а после крещения будет чай.

Было видно, что Лин продолжает думать, все ли она успела сделать.

– Ты железная, Лин. Все сделала. – С этими словами Джосс открыла буфет и извлекла оттуда бутылку шотландского виски. Потом нашла два стакана и налила понемногу себе и Джанет.

Лин вытаращила глаза.

– И ты собираешься это пить?

– Почему нет? – усевшись за стол, Джосс взяла в руку стакан.

– Подумай о своем молоке.

Наступило молчание, потом Джосс сделала глоток виски.

– Уверена, что Нэд не станет меня упрекать, – твердо сказала она. – Пусть начинает, и я уверена, что он и дальше продолжит в том же духе. Плохо, правда, если завтра он начнет икать в церкви.

– Ладно, кажется, я суюсь не в свое дело. – Лин, поджав губы, пошла к двери. – Увидимся позже.

– О, моя дорогая. – Джанет подняла свой стакан и улыбнулась Джосс. – Вы плохо ведете себя, милая?

Джосс кивнула и сделала еще один глоток.

– И ведь у нее нет своих детей! – внезапно взорвалась она. – Она поступает так, словно знает все на свете!

– Она же их няня, правда? – Джанет откинулась на спинку стула, глядя в лицо Джосс. – Наверно, она чувствует, что это часть ее дел. Кроме того, она ведь училась этому, так?

– Она ничему не училась, кроме готовки. – Джосс беспокойно встала и, обойдя стол, подошла к плите. Пододвинула к себе кастрюлю и заглянула в нее. – Она немного искушает судьбу, но вообще она тот человек, который совершенно естественно умеет организовать жизнь дома.

– Это не делает ее глупой или непонятливой, Джосс, – мягко произнесла Джанет.

– О, я понимаю. – Джосс вернулась к столу и села. – Ох, Джанет, я кажусь такой ужасной. И нельзя сказать, что я не испытываю благодарности. Мы бы не выжили без Лин. Но дело в том, что она заставляет меня чувствовать себя… – она беспомощно развела руками, – абсолютно ненужной в моем собственном доме. Мне требуется целая вечность, чтобы найти необходимую вещь и почистить ее. Но вот приходит Лин и делает это в течение тридцати секунд. Но она делает это холодно, эффективно, как машина. Она ничего при этом не чувствует. – Джосс пожала плечами. – Это очень трудно объяснить.

Джанет улыбнулась.

– Не так уж трудно. Просто вы очень разные люди. И дело не в том, что вы не родные по крови сестры. Мои сестры и я не перевариваем друг друга, а ведь одна из них – мой близнец. Примите, что вы разные, Джосс. Вы должны дополнять друг друга, но вместо этого вы чувствуете со стороны друг друга какую-то угрозу, и это глупо. Простите, что я, чужой человек, говорю подобные вещи, но мне со стороны виднее. Вы слишком близки. Лин чувствует ненадежность своего положения. В конце концов, у вас на руках все козырные карты. Это ваш дом, ваши дети, ваша семья, и вы, кроме того, делаете головокружительную карьеру писательницы. Вот так-то. – Она потянулась к бутылке и налила себе еще виски. – Вам больше не надо, учитывая икоту Нэда. Я же его крестная мать, и на меня-то он и рыгнет в первую очередь. – Она громко расхохоталась. – Так-то, милая моя. Слишком много стрессов и слишком мало радости сделают несчастным кого угодно. Может быть, вам обеим стоит оставить Люка одного дома и уехать куда-нибудь хоть на один день. Это все расставит по своим местам.

Джосс устало улыбнулась.

– Расставит ли? – Она вздохнула. – Да, наверное, вы правы.

Когда приехали Элис и Джо, Джосс бросилась в объятия матери.

– Я так волновалась. Все эти бесконечные анализы! Лин мне ничего не говорила, а когда сказала, было уже поздно, и я ничем не могла помочь!

Элис отстранилась на расстояние вытянутой руки, внимательно посмотрела в лицо дочери.

– Мне не надо видеть тебя каждый день, чтобы знать, что ты волнуешься обо мне, глупое дитя. – Она снова привлекла Джосс к себе и крепко ее обняла. – Ты очень умная, самая умная девочка. Еще один превосходный внук – это лучшее для меня лекарство! А лучший праздник – крестины. Мне будет так радостно все это видеть, Джосс. И я хочу, чтобы тебе было так же хорошо, как мне.

Ленч удался на славу. Лин накрыла стол в обеденном зале, поставив на маленькие столики холодное мясо и салаты, пшеничный хлеб, сыр, фрукты и белое вино из бутылок, сохранившихся в подвале Белхеддона. Чай был устроен в холле, закусочный стол, на котором стояла огромная чаша с гладиолусами, буквально трещал под тяжестью блюд и чашек и гигантского подноса с покрытыми пленкой сандвичами, пирожными и бисквитами. Основное блюдо – торт, приготовленный и охлажденный Лин, стоял на отдельном столе у окна вместе с дюжиной шампанского, привезенного из Оксфорда Элизабет и Джеффри Грантами.

Перед ленчем Джосс повела родителей мужа на краткую экскурсию по дому.

– Дорогая моя, о такой красоте я не мог и мечтать! – Джеффри обнял Джосс за плечи. – Тебе и моему сыну дьявольски повезло.

Он не заметил взгляда, которым Джосс одарила его после этих слов. Они прошли в холл.

– Здесь ничего нельзя трогать, иначе Лин просто убьет нас, – сказала Джосс, оглядывая приготовленное сестрой пиршество.

– Девочке, должно быть, хватило работы. – Элизабет подошла к торту и внимательно его осмотрела. – Какое сокровище. И почему не нашелся мужчина, который бы его оценил?

Джосс пожала плечами.

– Я от души надеюсь, что такой мужчина не найдется. По крайней мере, пока. В данный момент я не могу обойтись без Лин. – Она, нахмурившись, оглядела холл. Все было хорошо. Везде царило счастье. Не было удушливой атмосферы, не было никаких теней, в голове не отдавалось эхо. Джосс начинала думать, что все пережитое было плодом ее воображения.

Улыбаясь, она обратилась к Джеффри:

– Вы ведь сможете задержаться здесь на несколько дней, не правда ли? Боюсь, что наше жилище, несмотря на его внешнюю пышность, может показаться вам примитивным, но нам будет очень приятно, если вы сможете погостить у нас. И Мэтью. Люк так скучает по нему с тех пор, как он нашел работу в Шотландии.

Джеффри кивнул.

– Они всегда были очень дружны. Но, что поделаешь, это не повод расстраиваться. Жизнь продолжается. Она делает такие моменты, как сегодняшний, особенно радостными, моя дорогая. А этот момент – самый приятный, радостный и особенный. Такого мы не переживали уже много-много лет.

 

22

Отдаленные раскаты грома и темнота за витражными стеклами окон церкви не омрачили полный невыразимого очарования обряд крещения. Прижимая к груди Нэда, Джосс смотрела на толпу гостей, обступивших купель, и испытывала небывалое воодушевление, которое только усилилось, когда она передала ребенка Эдгару Гоуэру.

Она перевела взгляд на Джеймса Вуда, стоявшего рядом с Эдгаром. Счастлив младенец, которого крестят два пастыря. Это двойное благословение. Двойной защитный покров. Она поискала глазами Дэвида и увидела его нахмуренное, несколько отчужденное лицо. Размышляет ли он о том же, подумалось Джосс. Защитят ли младенца узы крещения от того ужаса, который заставил Джона Беннета навсегда бежать из дома? Против воли она взглянула на подоконник, куда Джанет поставила ведро с белопенными розами, и содрогнулась.

Кто-то прикоснулся к ее плечу. Люк. Он смотрел на нее с такой нежностью, что Джосс почувствовала, как к горлу подступает теплый ком. Она взяла Люка за руку, и так, соединившись, они услышали, как перед народом и миром их сына нарекли Эдуардом Филипом Джозефом.

В самый разгар чаепития Дэвид ухитрился увести Джосс в укромный угол. Гости наслаждались тортом и с равным энтузиазмом пили шампанское и чай. Том, с ног до головы вымазанный кремом и мороженым, уставший от волнения и шума, крепко уснул на диване, а виновник торжества, которого положили в колыбель в кабинете, где было не так шумно, тоже уснул сном праведника.

Большой зал сотрясался от приветственных криков и смеха. Вино лилось рекой, а столы ломились от яств.

Кэтрин и Ричард, рука об руку, шли первыми в танце, и лица их сияли в свете канделябров.

Дар короля, серебряная чаша, наполненная белыми розами, занимал почетное место на высоком столе.

Так началась их любовь.

– Итак, все идет хорошо, – Дэвид поднял бокал. – Все так чудесно устроено. Стол просто великолепен.

– Благодаря Лин. – Джосс, державшая в руке чашку чая, очень хотела сесть; ее шатало от усталости.

– Ты прочла фотокопии, которые я прислал? – Дэвид протянул руку к столу и взял себе пару сандвичей с яйцами.

Она кивнула.

– Давай не будем сегодня говорить об этом, Дэвид. – От одной мысли об этих листках глянцевой бумаги по спине Джосс начинал бежать холодок. – Эдгар думает, что все это… – она рукой обвела зал, в котором звучал все усиливавшийся гомон, – поможет дому снова стать средоточием счастья. Не будет больше никаких теней.

Дэвид пожал плечами.

– Хорошо, пусть так. Однако ты же понимаешь, что есть вещи, которые все равно придется выяснить. Если вернуться в прошлое, то там наверняка обнаружится что-то или кто-то, ответственный за все происшедшее, и я просто хочу узнать, кто это или что это.

Джосс взглянула на собеседника со смешанным чувством удивления и раздражения.

– А что, если я не захочу, чтобы ты это делал? Что, если я попрошу тебя прекратить поиски?

Эти слова поразили Дэвида.

– Джосс, ты не можешь говорить это серьезно. Ты не можешь не хотеть знать правду.

Она покачала головой, потом пожала плечами.

– Не знаю, что и думать. Я в растерянности. Если бы это был чужой дом, Дэвид. Если бы эта беда касалась кого-то другого. Но это мой дом, и здесь живу я. – Она оглянулась, словно ища совета, как ей поступить. – Предположим, Дэвид, что правда окажется очень страшной или невыносимой? – Она несколько секунд смотрела ему в глаза, потом отвела взгляд в сторону.

В этот вечер все легли спать очень поздно. Родители Люка и Мэтью расположились в двух комнатах верхнего этажа, которые были приведены по такому случаю в относительный порядок, Дэвид поместился в запасной спальне, которую занимал всегда. Стояла теплая душная ночь, и только сполохи на горизонте говорили о том, что где-то в открытом море бушует нешуточный шторм.

В изнеможении Джосс, не раздеваясь, упала на кровать.

– Боюсь, что у меня нет сил даже для того, чтобы принять ванну.

Люк присел рядом с ней на краешек кровати. Он с довольным видом вздохнул и потянулся, подняв руки над головой.

– Сегодня я получил истинное удовольствие, Джосс. Как хорошо, что приехали ма, па и Мэт. Им очень понравился дом, они тебе сказали? – Он улыбнулся и наклонился к жене, чтобы поцеловать ее. – Ну, сонюшка, не ленись, разденься. Представляешь, во что превратится платье, если ты будешь в нем спать. Давай, давай, а я пока пойду посмотрю на Тома и Нэда.

Нэда поместили в маленькой спаленке напротив комнаты Тома. Кроватка, сосновый комод и масса сверкающих подарков по случаю крещения украшали комнатку, которую Лин оклеила обоями с медвежатами и воздушными шариками. Люк заглянул в кроватку. Розовощекий младенец крепко спал, закинув за голову сжатые кулачки. Над кроваткой висел автомобильчик – подарок крестного отца Мэта.

– Ему надо что-то такое, чем он мог бы пользоваться прямо сейчас, – радостно говорил Мэт, объясняя свой выбор. – Дарить ему какую-нибудь скучную пивную кружку глупо; он начнет пользоваться ею лет в двадцать. Я не знаю, что любят дети, когда они такие большие, – он с сомнением посмотрел на ребенка, – вернее сказать, такие маленькие.

Автомобильчик был просто великолепен. Нэд был совершенно счастлив, созерцая чудесный подарок крестного целых полчаса, прежде чем уснуть.

Том тоже крепко спал, лежа на животе. Одеяльце сбилось в ком, лежавший у его ног. Люк не стал накрывать ребенка.

Несмотря на открытые окна, в комнате было душно. Люк зашел в ванную, ополоснул лицо и голову холодной водой, вернулся в спальню и, лежа в постели без сна, долго смотрел в темноту.

Много позже его разбудил пронзительный крик Тома.

– Господи, Джосс, что это? – Толком не проснувшись, Люк пулей вылетел из кровати, не успев понять, что рядом нет Джосс. Включив на ходу свет, он ворвался в комнату Тома. Мальчик лежал на полу рядом с кроваткой, запутавшись в простынях, и громко плакал.

– Том? Том, Господи, что случилось, старина? – Люк наклонился и, взяв сына на руки, попытался его успокоить. В это время в дверях детской появилась Джосс. В белой хлопковой ночной рубашке она выглядела, как призрак.

– Что случилось? – Она, ничего не понимая, словно упала с другой планеты, уставилась на Люка.

– Где, черт возьми, ты была? – закричал он. – Ты что, не слышала, как заплакал Том? Он выпал из кроватки!

Джосс нахмурилась.

– Том? – Она огляделась. – Этого не может быть, перильца подняты. – Она вошла в комнату. – Я кормила Нэда.

Она протянула руку и потрогала голову Тома, потом наклонилась и подняла с пола простыни.

– Значит, он выбрался. Я поправлю кроватку, а потом ты его положишь.

Встряхнув маленькую простынку, Джосс постелила ее на матрац и подоткнула края.

– Ну что же ты его не кладешь?

– Он не хочет ложиться, Джосс. Ему очень плохо.

Малыш изо всех сил обхватил отца за шею, лицо его покраснело от крика, слезы текли по носу и щекам.

Джосс вдруг тоже чуть не расплакалась.

– Люк, я больше не могу. Я очень устала. Тебе придется остаться с Томом. – Лицо Джосс стало бледным и напряженным. – Хорошо?

Люк посмотрел на жену, и лицо его смягчилось.

– Конечно, солнышко мое. Иди, ложись спать.

Прошло много времени, прежде чем Люк вернулся в спальню и лег рядом с Джосс. Она зашевелилась первая.

– Который час?

– Думаю, около трех. Прости, я разбудил тебя?

Она поморщилась.

– Я не могу спать, слишком устала. Как Том? И как он не разбудил весь дом?

– Сейчас он успокоился. Бедный парень. Джосс… – Люк повернулся к ней лицом, положив голову на ладонь. – Джосс, я переодел его. Он весь в синяках.

– Но с ним было все нормально.

– Да, с ним было все нормально.

– Должно быть, он получил их, когда выпал из кроватки. – От усталости Джосс говорила нечленораздельно. – Не волнуйся, все будет хорошо.

На следующее утро гроза ушла в открытое море. Воздух был чист и свеж.

Мэтью был просто потрясен всем увиденным. Стоя рядом с братом на террасе, он глубоко вздохнул и расплылся в лучезарной улыбке. Они с Люком были одного роста, одинаково темноволосые. От матери Мэтью унаследовал веснушки и беззаботную внешность, которая делала его неотразимым в глазах женщин.

– Повторю тебе еще раз, брат: ты – счастливчик! – От избытка чувств Мэтью ударил Люка по плечу. Подняв руки над головой, он снова втянул в себя свежий сладкий воздух. – Это божественное место для детей. Я слышал, как Том утром играл наверху за стеной моей спальни. Боже, хотел бы я, чтобы у нас с тобой в детстве был такой дом!

– Ты слышал, как Том играл на втором этаже? – Люк удивленно воззрился на брата. – Ну, положим, там его не должно было быть. Он слишком мал, чтобы самостоятельно взобраться на второй этаж. Может быть, он искал тебя или ма.

– Он искал Джорджи. Того, кого он окликал, зовут Джорджи. – Мэт спустился на лужайку. – Пошли, я хочу увидеть твою рыбу. В озере водятся карпы?

Он уселся на траву. Люк, задумавшись, смотрел на брата.

– Ты знаешь, что Том весь покрыт синяками? – Лин подошла к Люку сзади, неслышно ступая босыми ногами по теплым камням, которыми была вымощена терраса.

– Знаю, он выпал из кроватки.

– Когда? – Лин в ужасе уставилась на Люка.

– Этой ночью.

– И где же была Джосс? Почему ты не позвал меня?

Люк покачал головой.

– Джосс кормила Нэда. А тебя я не позвал, потому что в этом не было нужды. Я справился сам. – Он улыбнулся. – Ладно, иди лучше покажи Мэту самого жирного карпа.

Дэвид наблюдал за ними из окна кабинета. Он отошел от окна, когда в комнату вошла Джосс. Сердце Дэвида сжалось. Истощение превратило знойную смуглую красоту Джосс в нечто эфирное и призрачное. Он закрыл глаза и постарался отогнать от себя нахлынувшее желание. Усилием воли заставив себя говорить спокойно, он спросил:

– Как дети?

Она устало кивнула.

– Две бабушки определились в няньки. Думаю, мне не мешает немного отдохнуть.

Она выглянула в окно. Мэт, Люк и Лин шли по траве к озеру.

– Бедная старая Джосс. Но прости и меня, старика. Для отдыха нет времени. Я хочу, чтобы ты пошла со мной в церковь. Мне необходимо там кое-что проверить.

– Нет, Дэвид, – с этими словами она в изнеможении упала в кресло. – Говорю тебе, я не хочу сейчас об этом думать. Действительно не хочу.

– Хочешь, Джосс, особенно если это вернет тебе покой. – Он сел перед ней на корточки и коснулся ее руки. – Вчера я долго беседовал с твоим священником – стариком с копной седых волос – и представил на его суд пару мыслей. – Дэвид внимательно посмотрел в глаза Джосс. – Думаю, что у него и у меня одинаковые теории на этот счет, Джосс. Правда, он рассматривает это с точки зрения интуиции, а у меня, как у историка, есть зацепки. Я знаю, где искать доказательства.

– Доказательства? – Она откинула голову на спинку кресла, внимательно глядя на собеседника. – Что за доказательства?

– Свидетельства. Сплетни. Хроники. Дневниковые записи. Письма. Конечно, это не те доказательства, которые можно представить суду, но, во всяком случае, это нечто существенное, что может помочь объяснить и обосновать то, что происходило здесь в прошлом.

– И предотвратить повторение? – Она устало посмотрела на него.

– Пока мы не узнаем, что было здесь на самом деле, мы не сможем бороться, Джосс.

– Ответ находится в церкви?

– Может быть. – Он встал и протянул ей руку. – Пойдем. Воспользуйся возможностью, пока бабушки здесь и млеют от своего нового внука. Воспользуйся случаем. Второй раз он может и не представиться.

– Ладно. – Она подала ему руку и позволила поднять себя из кресла. – Пойдем и посмотрим.

Дорожка, ведущая к церкви, была приведена в порядок по случаю крещения. Ее обрамляли красные розы, каскадом свисавшие с кустов, растущих между деревьями живой изгороди и ивняком. Под ногами стелился мягкий мох, ярко зеленевший после дождя. Дэвид и Джосс молча шли по дорожке до самой церкви. Взявшись за ручку двери, Джосс открыла ее, и они вошли в прохладные сумерки храма.

– Какие красивые цветы, – сказал Дэвид, закрывая тяжелую дверь.

– Мы пришли сюда не на цветы любоваться. – Она отвела взгляд от белых роз на подоконнике. Одна из них осыпалась, и белые лепестки усеяли пол.

– Здесь. – Дэвид подошел к ступеням алтаря. – Гоуэр сказал, что надо заглянуть под ковер.

Они оба посмотрели на вытертый персидский ковер, лежавший между столбами хоров. Даже в сумраке было видно, каким богатым было некогда убранство этой церкви. Дэвид присел и отогнул угол ковра.

– Боже, он был прав. Посмотри, какая великолепная бронза под ковром. – Он оттащил ковер в сторону, открыв филигранную деталь вделанного в пол бронзового изображения длиной около шести футов.

– Это женщина, – сказала Джосс после недолгого молчания. Она поморщилась. Чего еще можно ожидать от Белхеддона?

– Красивая богатая женщина. – Дэвид стоял спиной к алтарю и мог хорошо видеть все изображение. – Гоуэр говорит, что ее обнаружили в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году, когда меняли подгнившие половицы. Когда-то здесь был каменный пол, но его покрыли досками, чтобы немного приподнять.

– Мы знаем, кто она? – Джосс подошла к Дэвиду и тоже встала спиной к алтарю.

– Маргарет де Вер. Смотри. – Он указал на красивые письмена: «Hic jacet… Margaret… uxor… Robert de Vere… morete in anno domine 1485». – Дэвид взглянул на Джосс. – Это мать Кэтрин!

Кэтрин!

Она заметила, что взгляд короля преследует девушку по всему залу, и почувствовала вожделение в его взгляде.

– От мужей можно избавиться, милорд. – Онаулыбнулась, прищурив глаза.

Он нахмурился и отрицательно покачал головой.

От самого присутствия этой женщины по его коже поползли мурашки, но все тело изнывало от желания обладать девушкой.

Присев возле филигранно выполненных ног женщины, Дэвид потрогал пальцем холодную бронзу.

– Маргарет де Вер была обвинена в колдовстве и прорицании будущего – так звучала тогда формула обвинения ведьм, – прошептал он. – Ходили даже слухи о том, что она предсказала смерть короля Англии. Тогда это был Эдуард Четвертый, король, посетивший Белхеддон.

Наступило долгое молчание. Первая реакция Джосс – недоверие – быстро угасла. В Белхеддоне могло произойти все, что угодно.

– Что с ней сталось? Ее сожгли или повесили? – Джосс всмотрелась в орлиный профиль под богато украшенной диадемой.

– Ни то, ни другое. Ничего не удалось доказать. Она умерла дома, в своей постели.

– В Белхеддоне?

– В Белхеддоне.

Они оба пристально вглядывались в бронзовое изображение.

– Так ты думаешь, что она все же была ведьмой? – спросила наконец Джосс.

Дэвид в задумчивости покачал головой.

– Не знаю. Сомневаюсь, что нам удастся найти ключ к разгадке. Может быть, на бронзе найдется какой-то символ. Знаешь, как можно по изображению крестоносца сказать, побывал ли он в Иерусалиме? У побывавших ноги изображались скрещенными. Мне всегда хотелось узнать, правда это или нет.

Джосс выдавила из себя улыбку.

– Хочешь сказать, что мы ищем геральдическое помело?

Он отрицательно покачал головой.

– Тогда колдовство и ведовство не считались простонародными промыслами. Колдовством в прошлые века занимались аристократы. Двор кишел обвиняемыми. Ходили слухи об Элизабет Вудвилл, жене короля Эдуарда Четвертого, о герцогине Бедфорд, ее матери, и об одной из фавориток короля, Джейн Шор…

– Уверена, что большинство этих обвинений – плод пропаганды Ричарда Третьего, который интриговал против принцев – детей Елизаветы.

– Но это не все. Обвинения против Элизабет Вудвилл выдвигались с самого начала, потому что никто при дворе не мог понять, зачем король Эдуард женился на ней. Юный, высокий, красивый, романтичный король. Вот он встречает эту вдову из дома Ланкастеров, у нее двое детей, она не слишком привлекательна, встречается он с ней в глухом лесу и буквально через несколько дней, ни с кем не посоветовавшись, женится на ней. Видимо, она его приворожила. – Дэвид улыбнулся. – Вот здесь-то и таится наша проблема. Ни один историк, солидный ученый историк, в это не поверит. Здесь замешано что-то еще, видимо, династическое.

– Или ее прекрасные голубые глаза? – усмехнулась Джосс.

Он поморщился.

– Или не бывает дыма без огня? Могли ли эти женщины – герцогиня Бедфорд или Маргарет де Вер – действительно вызывать дьявола, чтобы он помогал им добиваться их целей?

Температура в церкви упала на несколько градусов.

Джосс задрожала. Неужели она действительно в это поверила?

– Ты говоришь о сатанизме, Дэвид, а не о ведовстве, – произнесла она наконец.

– Я говорю о поклонении дьяволу. – Он посмотрел ей в глаза. – Не говори мне, что ты из тех женщин, которые верят, что ведовство – невинное занятие, не способное обидеть даже муху, эдакое язычество, которое никому не приносит вреда и представляет собой феминистский ответ патриархальной женоненавистнической церкви!

Джосс улыбнулась.

– Наверное, так оно и есть. – Она вгляделась в глубину темного нефа. – Но не в этом случае. Здесь, я думаю, ты прав.

Почти против воли она принялась разглядывать бронзовое изображение у своих ног, выискивая в прихотливо изогнутых линиях мельчайшие детали. Где находится тут символ, ключ, который она не в состоянии разгадать?

– Ты веришь, что она, – Джосс указала на изображение, – вызывала дьявола здесь, в Белхеддоне?

– Думаю, что она творила здесь странные вещи. Достаточно странные, чтобы возбудить подозрение людей. Мне надо заглянуть в кое-какие источники, прежде чем я смогу сформулировать внятную теорию на этот счет.

– Думаю, что будет очень трудно найти доказательства, Дэвид. – Джосс одарила его терпеливой улыбкой. – Здесь мы начинаем играть на поле, где не уместно упрощение.

Дэвид наклонился и принялся укладывать на место ковер.

– Ничто не остановит меня, старушка, – весело ответил он. – Во всяком случае сейчас, когда я вцепился в этот предмет зубами.

Она в последний раз, прежде чем он успел прикрыть бронзовое изображение, посмотрела на холодное, надменное лицо женщины на полу и содрогнулась.

– Будет просто чудесно, если ты найдешь способ прекратить все эти несчастья.

– Мы найдем способ, Джосс, вот увидишь. – Он протянул ей руку. – Пошли, надо возвращаться домой.

Понимает ли Джосс, подумал он, как она прекрасна – она становится все прекраснее с каждым разом, когда он посещает этот дом, с каждым разом, когда он смотрит на нее.

 

23

Сидя одна в кабинете, Элис перебирала стопку журналов «Домоводство», привезенных ею для Джосс и Лин. Когда вошла Джосс, Элис взглянула на нее, улыбнулась и отложила в сторону журнал.

– Привет, моя прелесть. Как ты поживаешь? Я тебя почти не вижу, ты все время так занята.

Джосс села рядом и, подавшись к Элис, взяла ее за руку.

– Прости, но вся эта суматоха с крещением и приемом гостей… Как ты себя чувствуешь, мама?

– Хорошо. Просто хорошо. Немного устала, но с каждым днем чувствую себя лучше, зная, что у меня внутри нет ничего ужасного, – Элис внимательно посмотрела Джосс в глаза. – Не перегружай себя сверх меры, Джосс. Лин сделает для тебя все, что сможет.

В ответ Джосс криво усмехнулась.

– Мне кажется, Лин думает, что она и так слишком много делает для меня.

– Негодница. – Тон Элис неожиданно стал резким. – Эта юная леди сама не знает, что делать с энергией, которая ее переполняет. Но она очень переживает за тебя, Джосс. Ты ведь совсем недавно перенесла ужасные роды, и к тому же на тебе такой большой дом. – Она оглядела комнату и поджала губы. – Я вижу, что для тебя это большая радость, но, подумай, это ведь еще и громадная ответственность. Пусть Лин помогает тебе. Мы с папой тоже поможем, если ты позволишь нам это делать. Ты только попроси, Джосс. Джо, – она вздохнула, – Джо думает, что ты не слишком охотно принимаешь нас у себя, дорогая, потому что, как-никак, это дом твоей настоящей матери, но я сказала ему, что ты не способна на такое. Я права?

Джосс соскользнула с дивана и, встав перед Элис на колени, обняла ее.

– Как вы могли даже подумать подобное? Вы были для меня ближе, чем любые настоящие родители, и вы это знаете. Вы всегда говорили мне, что я особенная, потому что я – избранный ребенок. Я действительно в это поверила.

А Лин, которая слышала, как ее отец говорил эти слова Джосс, думая, что родная дочь не слышит его, так и не смогла ни забыть, ни простить того, что она – не избранный ребенок. Джосс надеялась, что ни Джо, ни Элис так никогда и не узнают, откуда в их дочери столько горечи.

– Верно, дорогая. – Элис мягко высвободилась из объятий Джосс, пододвинулась на край дивана и встала. – Ну, а теперь, когда все выяснилось, пойдем поищем остальных. Я позволила Элизабет и Джеффри покатать младенца в коляске, но, кажется, пора отдать ребенка другой смене бабушек и дедушек, ты не согласна? – Она усмехнулась. – А кому достался маленький Том?

Джосс пожала плечами.

– С ним занималось так много народа, что я потеряла его след. Никогда в жизни он не пользовался таким всеобщим вниманием.

– Ну и ладно, главное, чтобы это его не испортило. – Поджав губы, Элис открыла дверь. – И запомни, Джосс, то, что я тебе сказала. Отдыхай. Ты очень неважно выглядишь.

В холле стоял Мэт и рассматривал картину над камином. Он улыбнулся Элис и взял за руку Джосс.

– Одно слово, пока ты не упорхнула, невестка.

Она удивленно взглянула на него.

– Однако я сегодня пользуюсь популярностью.

– Да, ты очень популярна и, как правильно сказала твоя мать, измотана. Знаешь, Люк очень беспокоится за тебя, Джосс.

Джосс недовольно покачала головой.

– Что это все вдруг озаботились моим состоянием?

Мэт посмотрел на Джосс темными, такими же, как у брата, глазами. В них читалась тревога.

– Дэвид Трегаррон лезет не в свое дело, доставляя тебе беспокойство изысканиями насчет дома. Люк говорит, что он специально путает и заводит тебя.

– Это неправда! – возмутилась Джосс.

– Люк так не думает. Будь Люк на месте Дэвида, он не стал бы всего этого рассказывать, во всяком случае тебе, Джосс. Люк знает, как высоко ты ценишь дружбу с Дэвидом и знает, как ты возмущаешься, когда он вмешивается в ваши отношения. – Мэт помолчал. – Дэвид влюблен в тебя, да?

– Это не твое дело, Мэт.

– Я с тобой не согласен. Будь осторожна, не причиняй Люку боль.

– Мэт…

– Нет, Джосс. Дай сказать Большому Брату. – Мэт широко и дружески улыбнулся. – Он беспокоится не только из-за Дэвида. Люк говорит, что ты слышишь голоса, видишь какие-то тени, пугаешь себя без всякого повода, и все это очень плохо, особенно потому, что ты только что родила ребенка. Сама мысль о том, что это может повредить Нэду, сводит его с ума, Джосс. Ты должна выбросить все это из головы. Ты сама понимаешь это?

Джосс некоторое время молчала.

– Я очень высоко ценю твое участие, Мэт, – твердо сказала она. – Но со мной все в полном порядке, и ты можешь сказать об этом Люку. Мое душевное здоровье не страдает. Я ничего не воображаю и не позволяю Дэвиду заводить себя, могу в этом поклясться. – Она взглянула на Мэта и улыбнулась. – И Люк знает, что, как бы там ни было, я не влюблена в Дэвида, клянусь в этом.

– Тебе было совершенно не обязательно жаловаться на меня Мэту! – сказала Джосс, застав Люка одного в гараже. – Ты только волнуешь его и своих родителей. Господи, ну что ты ему еще наговорил?

– Я сказал только, что очень волнуюсь за тебя. Я не жаловался на тебя и не просил его говорить с тобой. – Люк устало посмотрел на жену. – Джосс, мне кажется, что ты и сама не понимаешь, в каком напряжении находишься.

– Не беспокойся, я все прекрасно понимаю. В моем напряжении нет ничего странного. Я родила всего две недели назад! Нэд постоянно плачет по ночам. Я кормлю его сама, все время недосыпаю. Так что же странного в этом напряжении?

– Ничего. – Люк отложил гаечный ключ, который держал в руках, вытер пальцы о комбинезон. – Подойди ко мне, моя прекрасная, умная леди. Позволь мне поцеловать тебя, – Он положил запястья на плечи Джосс, отведя пальцы так, чтобы не коснуться ими ее волос. – Не злись на меня за то, что я так волнуюсь, Джосс. Я переживаю только потому, что очень тебя люблю. – Он посмотрел ей в глаза. – Кстати, у меня есть для тебя хорошая новость. Этот старый автобус почти готов. Он выедет отсюда на следующей неделе. Если все пойдет хорошо, я получу два предложения, а одно я получу точно, и мы сможем полностью реставрировать дом.

Джосс рассмеялась.

– Блестяще!

– А как ты? Как подвигается книга? Как ты работаешь, когда здесь собрались обе наши семьи?

– Я совсем не работаю. – Она игриво шлепнула мужа по лбу. – Но думаю, что могу взять тайм-аут, пока здесь живут мои и твои родители. У меня будет много времени для работы, когда они уедут.

Люк усмехнулся.

– Вся беда в том, что они могут и не уехать. Им очень здесь понравилось.

– Я рада. – Подойдя к двери, она выглянула во двор, где Джимбо усердно полировал снятые с машины фары. – Он для нас просто дар судьбы, правда?

– Конечно. Кто знает, может быть, на следующий год мне придется поискать еще одного такого же парня, как он.

Джосс нахмурилась.

– За всеми этими ахами и охами по поводу моего состояния никто почему-то не интересуется твоим видом, Люк. – Она протянула руку и коснулась его похудевшего бледного лица. Глаза Люка были красны от недосыпания. – Никто никогда не сочувствует отцу. Это жестоко.

– Очень. – Он бодро кивнул. – Не волнуйся. Мне сейчас очень сочувствуют мама и папа. – Он рассмеялся. – Как хорошо, что они приехали.

Джимбо, словно почувствовав, что стал предметом внимания, посмотрел в сторону Люка и Джосс, приветливо подняв руку. Джосс помахала ему в ответ.

– Ладно, пойду отыщу Тома. Кажется, никто не знает, кто за ним присматривает.

– Он сейчас всеобщий любимец. – Люк покачал головой. – Нам будет трудно, когда все уедут. – Он поколебался, прежде чем спросить: – Ты не знаешь, когда уезжает Дэвид?

«Почему ты так хочешь от него отделаться?» Этот вопрос едва не сорвался с ее губ, но Джосс сумела промолчать. Дэвид так или иначе уедет.

– Он собирается в город сегодня вечером. Ты же понимаешь, семестр еще не кончился.

– Хорошо, если бы он решил не возвращаться сюда все лето, – Люк улыбкой смягчил жесткость своих слов.

– Он не вернется. – Она коснулась его руки. – Я люблю тебя. Никогда не забывай об этом, Люк.

В доме не было ни души. Она пробежала по комнатам, окликая сына, но дом словно вымер. Из окна кабинета было видно, как Элизабет со сосредоточенным лицом катит по лужайке коляску, а идущая рядом Элис что-то страстно говорит ей, оживленно жестикулируя. Джосс тепло улыбнулась и отвернулась от окна. Том мог быть с Мэтом, Лин, Джеффри, Джо и даже с Дэвидом. Кто-то обязательно приглядывает за мальчиком, так почему она так волнуется. Джосс знала, почему. Потому что каждый из них мог думать то же самое.

– Том! – шепотом позвала она. – Том! – повторила она громче. Поднявшись по лестнице, она вбежала в его спальню. Там было пусто и чисто, как и в комнате Нэда. Никого не было и в комнатах Лин и Дэвида. Она остановилась на лестнице верхнего этажа. Там находилась спальня Грантов, и Том уже дважды пытался вскарабкаться по лестнице, чтобы попасть к ним.

Джосс медленно поднялась на один пролет, остановилась на площадке и прислушалась. В аттике было очень жарко, пахло сухим деревом и пылью. Стояла оглушительная тишина.

– Том!?

Голос прозвучал до неприличия громко.

– Том, ты здесь?

Она вошла в комнату Элизабет и Джеффри. По всей спальне была разбросана одежда. На раскрытом комоде лежали ожерелья Элизабет и галстуки Джеффри, брошенные, как только разъехались гости, и не убранные на место. В спальне стоял низкий диван – Том не мог под ним спрятаться. Не было мальчика и в комнате Мэта. Джосс остановилась в коридоре, прислушиваясь к шорохам, доносившимся из-за закрытой двери, ведшей на пустой чердак, который занимал всю остальную часть дома.

Там раздавались чьи-то шаги, было слышно, как передвигают мебель. Кто-то хихикнул.

– Том?

Почему она шепчет?

– Том! – она повторила имя сына громче.

Тишина.

– Джорджи? Сэм?

Наступила такая тишина, что Джосс решила, что кто-то притаился за дверью, затаив дыхание и прислушиваясь. Медленно, как сомнамбула, она приблизилась к входу на чердак, повернула ключ и открыла дверь. Тишина стала еще более напряженной. Когда Джосс распахнула дверь настежь, тишина эта стала осязаемой, тяжелой и еще более угрожающей.

– Том! – теперь она громко кричала, почти срываясь на визг, близкая к панике. – Том, ты здесь?

Отбросив дверь к стене, она вошла в пустое помещение. На чердаке было полутемно, в лучах солнца, проникавших в окно, плавала густая пыль. Пчела, попавшая, как в капкан, между двух рам окна, неистово жужжа, билась о стекло, стараясь вырваться на свободу, в сад, к цветам. Дверь в дальнем конце чердака была полуоткрыта. За ней стояла густая теплая темнота.

– Том? – Теперь голос Джосс дрожал, из горла рвался панический крик. – Том, где ты, мой дорогой? Не прячься.

Совсем рядом раздался сдавленный смешок. Хихикнул ребенок. Она резко обернулась.

– Том?

Никого. Почти бегом Джосс бросилась в комнату Мэта и бегло осмотрела ее.

– Том! – Женщина уже рыдала. На этот раз она действительно побежала, пересекла два помещения чердака и выскочила в третье, заканчивавшееся торцовым окном, выходящим на задний двор.

– Том!

Никого не было и здесь. Стояла невыносимая тишина, нарушаемая лишь отчаянным жужжанием пчелы. Медленно вернувшись назад, Джосс распахнула маленькое окно, и пчела с почти осязаемой радостью с басовитым гудением вырвалась наконец в сад, навстречу солнечному свету. Джосс ощутила на щеках влагу и только теперь осознала, что из ее глаз неудержимым потоком текут слезы. Горло пересохло, сердце неровно билось о ребра, готовое выпрыгнуть из груди.

– Джорджи, это ты? Где ты? Сэмми, откликнись!

Пройдя через спальню Грантов, она, шатаясь, добрела до лестницы и, остановившись на площадке, принялась вглядываться вниз, стараясь хоть что-то рассмотреть сквозь пелену слез.

– Том, где ты? – Рыдая, она села на верхнюю ступеньку. Вместе со слезами ее покидали последние силы. Джосс трясло, она чувствовала себя измотанной и испытывала невыносимый страх.

– Джосс? – Это был Мэт, стоявший на нижней площадке. – Это ты? – Он бросился к ней, перепрыгивая через две ступеньки. – Джосс, что с тобой? Что случилось?

– Том. – Ее так трясло, что она была не в состоянии говорить.

– Том? – Он нахмурился. – Что с Томом? Он внизу, на кухне с Лин.

Джосс, подняв голову, взглянула на Мэта.

– С ним все хорошо?

– Все хорошо, Джосс. – Он во все глаза смотрел на женщину, стараясь в ее лице отыскать ключ к разгадке столь странного поведения. Сев рядом с ней на ступеньку, он обнял ее за плечи. – Что с тобой, Джосс?

Она затрясла головой, шмыгнула носом.

– Я не могла его найти…

– С ним все хорошо, честное слово. – Он коснулся ее руки. – Пойдем к нему.

Джосс подняла голову, посмотрела Мэту в глаза и откинула со лба волосы, внезапно поняв, как она сейчас выглядит.

– Прости, Мэт, я так устала…

– Я знаю. – Его улыбка была так похожа на улыбку Люка, что у Джосс защемило сердце. – Уж эти дети. Ты слишком мало спишь.

Она кивнула, устало поднимаясь на ноги.

– Ничего никому не говори. Пожалуйста.

– Слово скаута. – Он отсалютовал. – Но при одном условии. Сегодня днем ты хорошенько выспишься. Как следует, а о детях мы позаботимся сами, чтобы никто тебя не тревожил, чтобы ты ни о чем не беспокоилась. Согласна?

– Согласна. – Она позволила ему взять себя за руку и отвести вниз. Джосс почувствовала себя последней дурой, когда вошла на кухню, полную смеха, криков и людей. В центре всеобщего внимания находился беззаботный Том, который, стоя на коленях на кухонном стуле, что-то рисовал цветными фломастерами на огромном листе бумаги.

– Вот и ты, Джосс. – Лин оторвалась от рабочего стола, на котором она резала лук. Из глаз ее текли слезы. Отбросив запястьем волосы со лба, она улыбнулась. – Мы и придумать не могли, где тебя искать.

Вид у Лин был веселый, словно она пребывала в эйфории.

– Где Люк? – спросила Джосс. Среди всего этого веселого сборища не хватало только его одного.

– Он вышел перекинуться парой слов с Джимбо, – ответила Лин, возвращаясь к луку. – Он придет позже, к обеду. Ты не хочешь сначала покормить Нэда?

Джосс кивнула. Младенец мирно спал в коляске, поставленной у шкафа. Он оказался способным спать в таком неимоверном шуме, и за это Джосс испытала к нему благодарность.

– Садись, Джосс. – Мэт, обняв ее за плечи, подвел к стулу. – Я только что сказал Джосс, что она нуждается в отдыхе, – твердо произнес он, когда она буквально рухнула на стул. Думаю, что сегодня днем любящие бабушки, дедушки, дяди и крестные родители вывезут младших Грантов из их дома и дадут их мамочке всласть поспать.

– Первоклассная идея, – улыбнулся Джеффри. – Джосс, дорогая, ты совершенно выжата.

«Совершенно выжата, – подумала она много позже, поднимаясь по лестнице в свою спальню. – Самое подходящее для меня определение». Она испытывала по отношению к остальным почти жалость. Они решили в такую адскую жару взвалить на себя уход за детьми, сознавая, впрочем, что это последняя прогулка перед тем, как разъехаться в разные стороны. Гранты отправятся в Оксфорд, Мэт пару дней побудет с родителями, а потом поедет к себе на север. Дэвид и ее родители вернутся в Лондон. В каком-то смысле Джосс была очень рада, что они уезжают, но с другой стороны ей было жаль, что все покинут дом. Присутствие в доме множества людей утомляло, но гости присматривали за детьми, создавали шум – критическую массу шума, в котором тонули другие звуки, звуки, рождавшиеся в тишине.

Усевшись на край кровати, Джосс сбросила босоножки и откинулась на подушку. Она задернула занавески, и в комнате стоял полумрак. Была удушающая жара. Глаза закрылись сами собой. Расслабившись, Джосс лежала на покрывале, чувствуя, как болезненное напряжение покидает тело, как тьма и жара окутывают ее, словно теплая, успокаивающая вода. Спать, это все, что ей нужно, чтобы избавиться от страхов. Ей нужен сон, от которого ее не отвлекали бы крики младенца или беспокойное, горячее тело мужа, лежащего рядом. Бедный Люк, он сейчас работал вместе с Джимбо в гараже, возясь в бензиновой вони и духоте разогретой солнцем металлической коробки.

Сбоку от себя она почувствовала тяжесть какого-то тела, тяжесть была так мала, что она едва ощутила ее. Секунду она лежала, плотно закрыв глаза, пытаясь сопротивляться притаившемуся в темноте закоулков сознания страху, потом медленно, нехотя, открыла глаза. Ничего и никого. В комнате было тихо. Возле кровати не оказалось ничего, что могло быть причиной неуловимого движения воздуха и почти незаметного давления на простыни в изножье постели. Только занавес алькова тихонько колыхался, колеблемый ветерком из раскрытого окна. Чувствуя во рту неприятную сухость, Джосс снова закрыла глаза. Ей нечего бояться, не о чем беспокоиться. Но момент расслабления был упущен. В крови было слишком много адреналина, это беспокоило ее, хотя не происходило ничего драматичного, ничего удивительного. Просто нервы приготовились ответить на неведомый пока вызов.

– Нет. – Ее шепот прозвучал вымученно. – Прошу тебя, оставь меня в покое.

Вокруг было тихо и пусто. Не было никаких теней в углу, она не слышала эхо, которое отдавалось в голове, воспринимаемое из какой-то ауры, не имевшей никакого отношения к слуху. Но инстинкт подсказывал, что все не так хорошо, как кажется.

Приподнявшись на локте, Джосс почувствовала, как на ее лице выступают капли пота. Волосы слиплись: надо вымыть голову. Больше, чем когда-либо, ей захотелось принять прохладную ванну, в которой можно сонно поваляться при закрытой двери вдали от душной влажной жары.

Перекинув ноги через край кровати, она выбралась из постели, сразу поняв, что голова все еще кружится, а все тело болит от переутомления. Она босиком прошлепала по прохладным доскам пола к ванной, заткнув слив, открыла оба крана, чтобы вода была умеренно прохладной, и добавила немного ароматного масла. Потом Джосс посмотрела в зеркало. На нее взглянуло бледное, обмякшее и даже ей самой показавшееся изможденным лицо. Вокруг глаз темнели синие круги, тело же, когда она сняла одежду, оказалось и вовсе безобразным – живот выпирает, груди огромные, перевитые синими венами. В какой-то момент ей захотелось набросить на зеркало полотенце. Эта мысль заставила Джосс улыбнуться; она наклонилась, закрыла краны и боязливо шагнула в прохладную воду.

В ванне было очень удобно по сравнению с постелью. Огромная и старомодная, она стояла на украшенных узором железных ножках, и Джосс, каждый раз залезая в нее, улыбалась, думая о том, что такие вещи сейчас очень высоко ценятся, как доступный лишь немногим антиквариат. Прохладная, удобная ванна казалась воплощением солидности и надежности. Джосс легла на спину, подвинулась ниже, чтобы вода покрыла груди, положила голову на край и закрыла глаза.

Джосс не знала, сколько проспала. Проснулась она от собственной дрожи. Было очень холодно. Застонав, она села и тяжело выбралась из ванны. Часы она оставила на полке над раковиной. Схватив их, она посмотрела на циферблат. Почти четыре. Скоро все вернутся с прогулки, и надо будет кормить Нэда. Сняв хлопковый халат с крючка на двери, Джосс накинула его и направилась в спальню. Там все было по-прежнему – жарко и душно. Раздвинув занавески, она выглянула в сад. Никого.

Джосс взяла с туалетного столика щетку и принялась энергично расчесывать волосы, чувствуя, как с каждым движением из лба и затылка уходят усталость и напряжение. Бросив щетку на место, она открыла ящик комода, чтобы достать оттуда свежую смену белья, посмотрела в зеркало и в этот момент у нее перехватило дыхание. Какую-то долю секунды она не могла узнать лицо, взглянувшее на нее из зеркала. Мозг отказывался понимать, кто это. Джосс видела глаза, нос, рот – как черные провалы в восковой маске – но в этот момент адреналин обострил ее чувства, картина немного сместилась, стала яснее, и Джосс вдруг поняла, что разглядывает пугающую копию самой себя: глаза, огромные, кожа, дряблая, волосы, растрепанные, распахнутый халат обнажил тяжелые груди, к горячей влажной коже которых, как показалось Джосс на какой-то момент, прикоснулась чья-то ледяная рука.

– Нет! – Она отчаянно затрясла головой. – Нет!

Одеваться. Быстро. Быстро. Лифчик. Рубашка. Трусики. Джинсы. Защита. Доспехи. Прочь. Надо быстрее бежать прочь отсюда.

В кухне было пусто. Открыв дверь черного хода, она выглянула во двор.

– Люк!

«Бентли» выкатили из гаража, и машина стояла во дворе, странно ослепшая без двух огромных фар, которые все еще лежали на – верстаке в гараже.

– Люк! – Она пробежала по вымощенной камнями дорожке и заглянула в гараж. – Люк, где ты?

– Он ушел погулять вместе со всеми, миссис Грант. – Из тени гаража внезапно вынырнул Джимбо. – Решил, наверное, поговорить с ма и па, а то они все время то там, то здесь.

– Конечно, конечно. – Джосс с трудом выдавила из себя улыбку. – Мне надо было сразу это сообразить.

Вдруг она поняла, что Джимбо смотрит на нее очень тяжелым взглядом. Лицо молодого человека при первой встрече очаровало Джосс. Смуглое, продолговатое, узкое, со странными сонными, немного раскосыми глазами, щеки и надбровья по-славянски плоские, придававшие лицу какую-то загадочную драматичность. Видя Джимбо, Джосс всякий раз представляла его едущим верхом на пони в красном платке на голове и с ружьем в руке. Она даже испытала что-то похожее на разочарование, когда на вопрос, умеет ли он ездить верхом, парень – ответил недвусмысленным нет.

– Вы хорошо себя чувствуете, миссис Грант? – Мягкий местный акцент не гармонировал с суровыми чертами лица. Впрочем, глаза тоже не соответствовали, вынуждена была мысленно признать Джосс. Глаза у Джимбо были странно всевидящими.

– Да, спасибо. – Она повернулась, собираясь уйти.

– Вы выглядите усталой, миссис Грант.

– Я действительно устала. – Она остановилась.

– Мальчики не дают вам спать, да? Я слышал их, когда был у вас вместе с матерью. Я тогда еще был мальчишкой. Мать говорила, что они всегда приходят, когда в доме народ.

Джосс резко обернулась и пристально посмотрела на Джимбо. Он говорил не о Томе и Нэде.

– Мальчики? – шепотом спросила она.

– Все мертвые мальчики. – Он медленно покачал головой. – Как Питер Пэн. Мне не нравится этот дом. Матери приходилось иногда ходить сюда ухаживать за миссис Данкан. Но потом мать собрала вещи и уехала в Париж, и я поехал вместе с ней.

У Джосс пересохло во рту. Ей захотелось убежать, но взгляд раскосых глаз словно заворожил ее. Она осталась и сразу задала мучивший ее вопрос.

– Ты когда-нибудь видел их? – спросила она, с трудом выдавив из себя хриплый шепот.

Он отрицательно покачал головой.

– Но их видела наша Нэт.

– Нэт? – Горло Джосс сжал невидимый обруч.

– Моя сестра. Ей тут нравилось. Мать убирала у миссис Данкан, а нас брала с собой, и мы играли в саду, пока она работала. Нэт нравилось играть с мальчиками. – Лицо Джимбо потемнело. – Она думала, что я хлюпик, потому что не хотел с ними играть. А я думал, что она сумасшедшая, и не хотел оставаться с ней. Я уходил и прятался на кухне или под юбкой у матери, а если она сердилась, то перелезал через изгородь и убегал домой. Она могла как угодно надрать мне задницу, но я не хотел оставаться здесь.

Было видно, что теперь эти воспоминания изрядно веселят Джимбо.

– Но твоей сестре здесь нравилось?

Он кивнул.

– Да, ей нравилось, а почему бы и нет? – загадочно произнес он. Достав мягкую тряпку, он снова принялся протирать фары.

– Но теперь ты не боишься здесь работать? – задумчиво спросила Джосс.

Он улыбнулся.

– Нет, теперь я не верю в это дело.

– Но думаешь, что я верю?

Он моргнул.

– Я слышал, что о вас говорят. Думаю, что это нечестно. Это же не только вы, этих мальчишек видело очень много народу.

А железного человека без сердца? Джосс вытерла о рубашку внезапно вспотевшие ладони.

– Твоя сестра все еще живет в деревне, Джим?

В ответ он отрицательно покачал головой.

– Она нашла работу в Кембридже.

Джосс почувствовала острый укол разочарования.

– Но она приезжает, навещает вас?

Кажется, он не был в этом уверен. Пожав плечами, Джим стер с фары невидимое пятнышко пыли.

– Нечасто.

– А мать?

Он снова покачал головой.

– Когда отец с матерью разошлись, мать уехала в Кесгрейв.

– Твой отец помнит, каким был этот дом, когда в нем жила моя мать?

Джим пожал плечами.

– Сомневаюсь. Он не ступал в этот дом ни ногой. – Джимбо посмотрел на нее, и Джосс снова увидела прищуренный, изучающий взгляд. – Он не хотел, чтобы я работал здесь.

– Понятно. – Джосс решила, что ей нет нужды спрашивать, почему. Многие местные торговцы сами с дрожью в голосе объясняли ей, почему они не хотели бы жить здесь.

Она вздохнула.

– Ну, хорошо, Джимбо, если увидишь Люка, скажи, что я его искала, ладно?

– Ладно, миссис Грант. – Он улыбался. Поворачиваясь, чтобы уйти, Джосс скорее почувствовала, чем увидела, что Джим выпрямился и смотрел, как она пересекает двор, возвращаясь домой.

Дверь кабинета, выходящая на террасу, была открыта. Стоя на холодном камне, она смотрела на разномастную коллекцию садовой мебели, которую им удалось собрать в окрестных домах. Здесь были два шезлонга эпохи короля Эдуарда, немного подгнившие, но очень солидные для своего почтенного возраста. Два плетеных кресла, изгрызанные мышами, но опять-таки вполне пригодные к делу, и пара остроумно устроенных складных кресел, изрядно потрескавшихся от долгой службы и готовых в любой момент бесцеремонно опрокинуть на пол любого, кто отважился бы в них погрузиться, рискуя потерей благопристойного вида. Джосс невольно улыбнулась, как всегда, когда она смотрела на эти кресла. При одном взгляде на это убожество преждевременно поседел бы любой владелец современного салона садовой мебели. Но в этот момент Джосс показалось, что посидеть в одном из шезлонгов было бы поистине райским блаженством. Эпоха Эдуарда, несмотря на то, что шезлонги неделями жарились на летнем солнце, пахла сыростью, старостью и лишайником, но это не помешало бы наслаждению, особенно, если взять с собой чашку хорошего чая и полежать, дожидаясь возвращения гуляющих. Хотя бы несколько минут.

Джосс вошла в кабинет. Надо бы воспользоваться такой возможностью и снова сесть за книгу, пока в доме тихо. Она виновато посмотрела на стопу аккуратно отпечатанных листков, лежавших на письменном столе. Последний раз она подходила к ним почти три недели назад. Взяв несколько последних страниц, она бегло их просмотрела. Не был ли Ричард – герой ее повествования, которое так легко соскользнуло с пера, что Джосс иногда казалось, что она пишет под диктовку – не был ли он одним из мертвых мальчиков? Может быть, целые поколения мальчиков, подобных Джорджу и Сэму, населяли чердак дома. Она вздрогнула. Может быть, в реальной жизни Ричард не пережил своих приключений, чтобы потом наслаждаться счастливой жизнью после того, как стал персонажем ее повести, а также, как и его братья, пал жертвой несчастного случая или страшной болезни, которые, словно чума, преследовали сынов Белхеддона?

Боже, сохрани Тома и Нэда.

Отшвырнув листки, она вернулась к дверям. На дальней стороне лужайки появились Джеффри и Элизабет. Позади шли Джо и Элис с коляской. Вся группа входила в ворота. Должно быть, они гуляли по полям и дошли до красных скал в устье реки. Вот показался Мэт с Том-Томом, сидевшим у него на плечах, рядом с Мэтом шла Лин, а замыкал шествие Люк. Все они оживленно смеялись и болтали, и на какое-то мгновение Джосс почувствовала, как ее захлестывает волна невыразимого одиночества. Она оказалась вне группы, хотя все они были самыми близкими для нее людьми.

Она смотрела, как они приближаются к дому, пересекая лужайку.

– Ты хорошо поспала? – Люк подошел и поцеловал жену.

Джосс кивнула. Наклонившись, она взяла Нэда из коляски. Он спал, совершенно безразличный к тому, что происходило вокруг. Прижав сына к себе, Джосс ощутила боль в грудях. Пора кормить ребенка. Она посмотрела на Лин.

– Мы скоро будем пить чай?

– Конечно. – Лин была спокойна и счастливо улыбалась. Футболка сползла с загорелого плеча; ноги, длинные и стройные, были под бахромой отрезанных джинсов покрыты песком.

– Вы ходили на пляж? – спросила Джосс.

Лин кивнула.

– Мы с Мэтом взяли Тома и строили с ним замки из песка. Сегодня было так славно. – Она лениво потянулась, подняв руки над головой. Джосс заметила, что Мэт, не отдавая себе в этом отчет, пристально смотрит на грудь Лин, отчетливо вырисовывающуюся под тонкой синей материей футболки. Мэт выглядел веселым и бодрым больше, чем всегда.

– Я возьму Нэда и перепеленаю его. – Джосс кивком головы указала на лестницу, в то время, как остальные, громко переговариваясь, собрались идти в кухню.

Оказавшись в спальне, она тревожно огляделась. Солнце ушло, и в комнате стало прохладнее. Ребенок, которого она держала на руках, открыл глаза.

Нэд смотрел в глаза матери очень серьезно и сосредоточенно. Она поцеловала его в носик, любовь к сыну затопила ее горячей волной. Никто. Никто не причинит ему вреда. Пусть только попробует, Джосс сама не знает, что она сделает с таким человеком. Продолжая любовно смотреть на сына, Джосс села в кресло у окна. Нэд снова заснул; наверное, мальчик был еще не голоден. Вдыхая тяжелый аромат скошенной травы и роз, Джосс почувствовала, что веки ее начинают слипаться, а мальчик медленно выскальзывает у нее из рук, словно кто-то невидимый незаметно отнимает его у матери…

– Джосс! Джосс, что ты, черт возьми, делаешь? – Отчаянный крик Лин вернул ее к действительности. Джосс встрепенулась, словно от удара. Ее обуял ужас. Выхватив Нэда из рук матери, Лин набросилась на сестру, как шипящая разъяренная кошка.

– Тупая идиотка, ты же чуть его не убила! Что ты с ним делала?

– Что я?.. – Джосс смотрела на сестру ничего не выражающим взглядом.

– Одеяльцем! Ты надела одеяльце ему на головку.

– Ничего я не надевала. – Джосс в растерянности оглянулась. – Не было никакого одеяльца. Здесь так жарко.

Но оно было, обернутое вокруг головы ребенка и закрывшее ему личико. Одеяло выскользнуло из рук Лин, и ребенок громко заплакал.

– Дай его мне. – Джосс отняла сына у сестры. – Он голодный. Я собиралась его кормить, вот и все. С ним все нормально. Просто он голодный. – Она прижала ребенка к груди и принялась расстегивать рубашку. – Иди, готовь чай! Я скоро приду.

Джосс посмотрела, как Лин, пятясь, направилась к двери. Лицо ее было озабоченным и напряженным, когда она выходила на лестничную площадку.

– Глупая тетя Лин. – Джосс мизинцем подтолкнула ротик Нэда к соску. – Ведет себя так, словно я могу навредить тебе, мое солнышко.

Нэд принялся сосать, а Джосс откинулась на спинку кресла и стала смотреть в сад. Головка ребенка удобно лежала на вышитой подушечке, подаренной Элизабет. Мелочь, согревающая жизнь.

Лежавшая на кровати роза увядала в последних лучах клонящегося к западу солнца, и ее лепестки, как маленькие белые клочки, падали на яркое, вышитое тонкой шерстью покрывало кровати.

 

24

После отъезда гостей в доме стало необычайно тихо. По мере того как один удушливый знойный день сменял другой, Люк, Джосс и Лин впадали во все большую апатию. Даже Том выглядел подавленным, лишившись орды обожающих бабушек и дедушек. Каждое утро, покормив Нэда и положив его спать, Джосс исчезала в кабинете, где, открыв французское окно, садилась за стол и начинала сражение с Ричардом и развязкой романа.

Дважды звонил Дэвид. В последний раз это было перед его отъездом на отдых в Грецию.

– Я звоню просто для того, чтобы узнать, как твои дела. Как продвигается книга?

Он не упомянул о своих изысканиях относительно дома, а Джосс не стала спрашивать.

Во дворе «бентли» сменили сначала «SS» 1936 года, а потом «лагонда». В тени гаража – в самом прохладном, если не считать погреба, месте Белхеддона – работа кипела ранним утром и вечером, дни оставались для купания в море, поглощения сандвичей и сиесты под деревьями. Длинными вечерами Люк, а иногда и Джимбо трудились в саду до темноты.

Лин, игнорируя все предупреждения медиков относительно вреда солнечных ванн, проводила многие часы в саду, растянувшись на одном из кресел и воткнув в уши динамики плейера, пока дети спали в своих спальнях. Дважды она писала Мэту, но он не ответил на ее письма.

Сидя за столом, Джосс изредка поглядывала на сестру и недовольно хмурилась. Несмотря на усиленное применение защитных кремов, ноги Лин начали шелушиться; красные, покрытые чешуйками пятна местами проступали сквозь коричневый загар. Лин непрерывно следила за сестрой. Это началось с того дня, когда она выхватила Нэда из рук Джосс. Теперь Джосс постоянно чувствовала на себе недреманное око. Джосс покачала головой и сцепила руки на затылке, чтобы растянуть уставшие шейные мышцы. Том и Нэд исправно росли, невзирая на жару. Если бы не ночные кошмары Тома, то все бы шло мирно и гладко. Однажды, по настоянию Лин, к Тому вызвали Саймона. Он осмотрел ребенка, ничего не нашел и во всем обвинил жару.

– Он успокоится, когда станет прохладнее, вот увидите, – пообещал врач.

Двое котят, присланных с фермы Гудиаров и окрещенных Томом Китом и Кэт, сильно подняли его настроение, но не избавили от страшных сновидений. Если это, конечно, были сновидения. Вставая каждую ночь кормить Нэда, Джосс все больше и больше уставала, и эта усталость начала сказываться. Книга продвигалась из рук вон плохо. Повествование застряло, и к тому же Лин продолжала портить нервы. Нэд, когда Джосс брала его на руки, тоже стал часто кричать. Она обнимала его, прижимала к себе, баюкала, но он, видимо, чувствуя ее истощение и расстроенные чувства, принимался плакать еще горше. И каждый раз, когда он начинал плакать, немедленно, откуда ни возьмись, появлялась Лин, которая отнимала ребенка у Джосс, обвиняя ее в крике Нэда.

– Видишь, как только я беру его на руки, он сразу замолкает. – При этом Лин мурлыкала колыбельные песенки, победно поглядывая на Джосс.

– Это нормально, Джосс, – мягко успокаивал ее Саймон. – Дети часто плачут, когда мамы берут их на руки, потому что они голодны, хотят молока, а кричат оттого, что чувствуют его близкий запах. У Лин нет молока, поэтому малыш предпочитает не тратить сил понапрасну.

Эти слова не убеждали Лин.

В начале сентября погода резко испортилась. Над садом пронесся ливень, и потекла крыша. Усталые и вымотанные Джосс и Лин постоянно таскались на чердак с ведрами и корытами, а Том схватил жесточайшую простуду. В сотый раз, пока они возились на кухне, Джосс вытерла сыну нос и отправила его играть, а сама пошла посмотреть почту. Перебрав десяток писем, она задержала взгляд на одном из конвертов, а потом швырнула всю пачку на стол.

– Счета, – произнесла она небрежно. – Счета и еще раз счета.

– В таком случае я пошел заниматься машинами. – Люк встал, отправив в рот последний кусок тоста. – Вы не принесете нам кофе часам к одиннадцати? Это было бы очень мило с вашей стороны. Ну пожалуйста… – умоляюще протянул он.

Все рассмеялись.

– Ладно, сделаем мы вам кофе, – пообещала Лин. Она встала и начала собирать со стола посуду.

Две дымящиеся чашки кофе и горку домашних пирожных отнесла в гараж Джосс, предоставив Лин вымыть посуду. Подняв воротник плаща, чтобы защититься от пронизывающего холодного ветра и проливного дождя, Джосс нырнула в спасительную сухость гаража и поставила кофе и пирожные на скамью рядом с тормозными барабанами, колодками и старыми гаечными ключами.

– Где он, Джимбо?

– Под машиной. – Джимбо резко вывернул большой палец в сторону шасси, поставленного на подставки в центре гаража.

Джосс опустилась на корточки и заглянула под машину.

– Еда прибыла!

Она посмотрела на мужа. Люк лежал на спине, копаясь во внутренностях автомобиля.

– Здорово, – голос его звучал приглушенно. – Спасибо.

Он начал вылезать. Когда его черное улыбающееся лицо появилось из-под крыла, машина внезапно соскользнула вбок.

– Люк! – Дикий вопль Джосс заставил Джимбо подлететь к машине.

– Берегись, стойка пошла! – заорал Джимбо, но его крик потонул в грохоте машины, корпус которой рухнул на пол гаража как раз в тот момент, когда Люк выкатился из-под шасси.

Люк, шатаясь, поднялся на ноги и тыльной стороной ладони вытер со лба пот.

– Люк, тебя же чуть не убило! – Джосс стала белой как полотно.

– Да, боюсь, что так. Но ничего, ведь не убило же. – Он повернулся к Джимбо, который ставил на место упавшие стойки. – Что случилось?

Посеревший от пережитого ужаса Джимбо в ответ покачал головой.

Люк сделал пару шагов к воде, остановившись на краю крутого берега, глядя в воду, где золотые рыбки и лини сновали между корнями лилий, словно призрачные тени, в воде, которая была здесь коварно глубока.

– Люк. – Голос Джосс донесся откуда-то издалека.

Он оглянулся и нахмурился, не увидев жену. На воде появилась крупная рябь, шевелившая плавающие по поверхности листья. По лилиям, почти не раскачивая их, тревожно квохча, легко пробежала куропатка.

– Джосс, где ты?

Он не услышал никаких предостерегающих звуков, никаких шагов – он лишь ощутил сильный, яростный толчок двух рук, ударивших его по пояснице. Издав крик удивления и страха, Люк вдруг понял, что летит с крутого берега в воду. Исчезло золотистое сияние водной глади – вокруг был теперь коричневый мрак, песок и сумасшедшая глубина. Открыв глаза, Люк увидел лишь тьму глубины озера, а потом, начав работать руками, он, задыхаясь, устремился к поверхности, чувствуя, как водоросли и корни лилий хватают его за ноги, стараясь утащить на дно. Люк вынырнул, отчаянно втянул в легкие воздух и вцепился ногтями в листья, покрывшие водную гладь.

– Господь Всемогущий, Джосс, зачем ты это сделала?! – Он едва не потерял дар речи от гнева и страха. – Ты же могла меня утопить!

– Люк! Люк, что случилось? – Джосс стояла в нескольких ярдах от воды. Лицо ее было бледным как полотно. – Быстрее хватайся за мою руку.

Она робко приблизилась к воде и наклонилась к мужу.

Ухватившись за протянутую руку Джосс, Люк выбрался на берег. С него струями стекала холодная вода.

– Ты думаешь, что это было очень смешно? – Он сверкнул на нее глазами, по-собачьи отряхиваясь. – Ты безжалостна, Джосс!

– Я совсем не думаю, что это смешно, – возмутилась она. Потом уголки ее рта дрогнули, на лице появилось подобие улыбки. – О, Люк, но ты действительно так забавно выглядел, когда вдруг прыгнул в воду. Зачем ты это сделал? Ты поскользнулся?

– Поскользнулся? Ты же лучше всех знаешь, что я не поскользнулся. Это ты меня столкнула.

– Я тебя не сталкивала! – Лицо Джосс выражало оскорбленную невинность. – Как ты только мог такое подумать?

Люк делал глубокие вдохи, стараясь отдышаться. На холодном ветру его начало сильно трясти.

– Ладно, я не собираюсь сейчас это обсуждать. Если я постою здесь еще немного, то точно схвачу воспаление легких. – Он повернулся и быстрым шагом направился к дому. Джосс, застыв на месте, смотрела ему вслед. Оживление прошло так же быстро, как и появилось. Она его не толкала. Она стояла в нескольких ярдах от мужа, когда он вдруг удивленно вскрикнул и бросился в воду. Он не поскользнулся и не спрыгнул. Было такое впечатление, что его толкнули. Но если это сделала не она, то кто?

Джосс вздрогнула и огляделась. Куропатка исчезла. Яркое осеннее солнце спряталось за тучу, сад стал тусклым и холодным.

Она видела, как Люк обогнул угол дома и пропал из виду, направившись в кухню. Потом Джосс отвернулась и взглянула на темную поверхность озера, озеpa, где утонул Сэмми. Ее начал бить озноб. Господь милостивый, все началось сначала.

Лин была на кухне и занималась тестом, когда через черный ход вошла Джосс, пересекла кухню и повесила жакет на крючок в холле. Лин подняла голову от скалки и вскинула брови.

– Люк из-за тебя просто писает кипятком, – сказала она. Том, в рубашке с закатанными рукавами, стоял на коленях на стуле и раскатывал другой скалкой свой, маленький, кусок теста. Мальчик был с ног до головы обсыпан мукой. – Ради Христа объясни, зачем ты это сделала?

– Я не делала этого, Лин. – Джосс подошла к плите, взяла чайник и потянулась к чашке. – Меня в этот момент вообще не было рядом с ним.

– Так он что, сам спрыгнул?

– Должно быть, он поскользнулся. Хочешь кофе?

Лин в ответ отрицательно покачала головой.

– Папочка весь мокрый, – подытожил свои наблюдения Том. Он два раза ковырнул пальцем свой кусочек теста. Получилось два глаза. После этого малыш расковырял на рожице улыбающийся до ушей рот.

– Отнесу ему горячего питья. – Джосс насыпала кофе в две чашки, налила в них кипятка. Потом добавила молока. – Я не делала этого, Лин, – твердо повторила она. – Я действительно не делала этого.

Люк убежал в ванную. Он поспешно сдирал с себя промокшую одежду, когда в ванную вошла Джосс.

– Вот кофе, – сказала она. – Чтобы ты немного оттаял. Ты нормально себя чувствуешь?

На ноге Люка виднелась длинная кровоточащая царапина.

– Я чувствую себя прекрасно. – Он блаженно погрузился в горячую воду и потянулся за кофе. – Прости, что я тебе нагрубил, но это не я придумал такую дурацкую шутку.

– И не я тоже. – Она села на закрытую крышку унитаза. – Я не делала этого, Люк. Должно быть, ты просто поскользнулся. Я была чуть ли не в миле от тебя. Я же видела, как ты внезапно упал в воду.

Он откинулся назад и, закрыв глаза, начал прихлебывать горячий кофе.

– Ну, если ты так говоришь…

– Люк, я думаю, нам надо покинуть Белхеддон.

– Джосс, – он открыл глаза и посмотрел на жену, – мы уже обсуждали этот вопрос. Мне очень жаль, но это невозможно. Даже при условии, что нам удастся выручить деньги за вино. Ты должна понимать, в чем дело. По условиям завещания твоей матери, мы не можем его продать, и наш единственный шанс заключается в сохранении условий; нам надо зарабатывать на жизнь, мне восстанавливать старые машины, а тебе писать. Я допускаю, что ты можешь писать где угодно, но не так обстоит дело с машинами. Мне нужно место. Место и крытый гараж с мастерской. Ну и еще мне нужен Джимбо. Этому парню нет цены. У него просто нюх на старые машины. И мне не надо здесь думать о Барри и банкротстве. Мне нужна новая жизнь, Джосс. Кроме того, здесь у нас есть комната для Лин. Это прекрасно во всех отношениях. – Он взял кусок мыла и принялся лениво намыливать руки. – Я знаю, что ты очень нервничаешь из-за историй, связанных с этим домом, но все они – вздор, и в глубине души ты сама это понимаешь. Не позволяй людям заводить себя. Таким людям, как Дэвид. – Он внимательно посмотрел на жену, ожидая ответной реакции, потом лицо его расплылось в улыбке. – Я рад, что сумел позабавить тебя своим падением. Тебе стало смешно, когда твой муж рухнул в ледяную воду, где глубина пятнадцать футов. Нет, правда, я уже давно не видел, как ты смеешься.

– Я не смеялась.

– Ну улыбалась. Это неважно, Джосс. Я знаю, что тебе нелегко, любовь моя, жить здесь со всей памятью об этом доме, зная все связанные с ним истории твоей семьи. Я все понимаю.

– Понимаешь ли? – Она задумчиво посмотрела на мужа.

– Да. – Он сел и потянулся за полотенцем. Вода стекала с его плеч. Джосс подала ему полотенце. – Я понимаю и то, что тебе очень непросто сознавать, что Лин занимается детьми, когда ты запираешься в кабинете и начинаешь работать над книгой.

– Я просто в ужасе: мне кажется, что история окажется не такой уж интересной, когда я ее закончу.

– Она получится интересной. В конце концов, все видели отрывок и знают, что должно произойти. Так что все будет хорошо.

– Ты правда так думаешь? – Она обхватила себя руками.

– Я знаю, что так и будет. – Он встал, завернулся в полотенце и обнял жену. Джосс ощутила тепло его объятия и запах мыла, смешанный с ароматом пены. – Забудь о привидениях, любовь моя. Их не существует. Во всяком случае, в реальной жизни. Это чудесная пища для романистов, историков и деревенских гадалок, а также для отставных викариев, которым нужна работа типа изгнания нечистой силы.

Но все это не годится для настоящей, реальной жизни. Никоим образом. Да?

Она натянуто улыбнулась.

– Да.

– Ладно, дай мне одеться, а потом мы спустимся вниз и выпьем за белхеддонское предприятие и за посрамление всех привидений прошлого. Согласна?

– Согласна.

Первый крик Тома вырвал Джосс из объятий сна. Она села и с быстротой молнии спрыгнула с кровати. Следом за ней в спальне Тома появилась Лин, волоча за собой пеньюар.

Том стоял на полу. Джосс подбежала к нему и взяла на руки.

Ребенок, рыдая, прильнул к ее плечу.

– Том-Том упал. Том-Том упал на пол. – Прижавшись к матери, мальчик зарылся лицом в ее волосах.

Лин осмотрела перильце кроватки.

– Господи, Джосс, посмотри. Ты плохо закрепила оградку. Бедный ребенок мог сильно ушибиться. – Она раздраженно принялась возиться с кроваткой.

– Нет, я правильно все закрепила, я всегда проверяю. – Джосс сверкнула глазами, глядя поверх головы Тома.

Лин фыркнула.

– Ну, если ты так говоришь…

Она ловко расстелила простынку и отвернула одеяло.

– Давай, Том-Том, иди сюда, я посмотрю, не надо ли тебя переодеть, перед тем как уложить. – Она протянула руки к ребенку, и Джосс почувствовала, как мальчик отпустил ее шею, чтобы обнять Лин. Она вцепилась в сына.

– Том-Том, останься с мамочкой, – твердо сказала она. – Я все сделаю сама. Иди спать, Лин.

Лин недоуменно уставилась на сестру.

– В чем дело, я же предлагаю помощь.

– Я знаю, что ты предлагаешь помощь, и очень тебе благодарна, но я все хочу сделать сама.

Лин отпустила Тома и отошла.

– Пожалуйста, делай все сама. Мне пойти посмотреть на Нэда?

Джосс отрицательно покачала головой.

– Нет, я пойду к нему, когда уложу Тома. Как раз будет пора его кормить. Иди спать, Лин.

Джосс посадила мальчика на коврик и принялась расстегивать пижамку. Ребенок все еще всхлипывал, когда она положила его на спину и начала снимать штанишки, чувствуя, что Лин стоит в дверях и внимательно смотрит. На ноге Тома, полуприкрытой подгузником, красовался огромный синяк. Расстегнув липучки, Джосс сняла подгузник и ахнула. Кровоподтек покрывал все бедро мальчика.

Лин тоже подошла поближе.

– Господи, как он умудрился? – Она склонилась над Томом.

Джосс, объятая ужасом, разглядывала ногу ребенка.

– Том-Том, солнышко мое! Бедный маленький ягненочек! – Она нежно провела пальцами по синяку. – Как ты это сделал? Дай мамочке посмотреть. Сейчас мы помажем синяк арникой. – Она свернула мокрый подгузник и бросила его в ведро под столом, потом потянулась за тальком и новым подгузником.

– Он не падал с кровати, – внезапно сказала Лин, присмотревшись. – Посмотри, какие синяки у него на ноге. Это же следы пальцев. – Она отступила и внезапно уставилась на Джосс. – Должно быть, это сделала ты. Ты!

Джосс, покрыв синяки болеутоляющей мазью, положила ножку ребенка на подушечку, обернула бедро и закрепила концы пластырем, после чего яростно взглянула на Лин.

– Как у тебя язык поворачивается говорить такое?

– Люк, посмотри! – Лин обернулась к Люку, пришедшему в комнату и стоявшему у стены. – Ради Бога, Люк, скажи что-нибудь. Она его бьет. Своего собственного ребенка.

– Лин! – злобно повторила Джосс. – Люк, не слушай ее!

– Ты же понимаешь, что это невозможно, Лин, – спокойно сказал Люк. – Не глупи, Джосс не может причинить вред Тому. Никогда.

– Да, никогда! Как ты смеешь? – Джосс перевела дух. – Иди спать, Лин, – повторила она еще раз. – Ты устала, это очевидно. Дай мне самой заняться Томом. – Она с видимым трудом держала себя в руках. – Да я не ударю его ни за что на свете, и ты знаешь это. Бедный мальчик выпал из кроватки, от этого у него синяки. А теперь у нас все хорошо, правда, Том-Том?

Она натянула на Тома штанишки и, застегнув лямки, поставила малыша на ноги.

– Ну, солдатик, а теперь марш в постель.

– Железный человек ушел? – Том не хотел ложиться. Он стоял в кроватке, ухватившись за прутья и со страхом глядя в угол детской.

Джосс закусила губу. Откуда-то из живота вверх исподволь пополз червь паники.

– Нет никакого железного человека, Том. Это был просто очень плохой сон. Он ушел, этот глупый железный человек. Он не хотел тебя напугать. Он все понял и ушел.

Она заметила, как Люк и Лин обменялись быстрыми взглядами поверх ее головы.

– Давай, ложись. Я тебя укрою.

Ночное кормление осталось единственным, когда Джосс давала Нэду грудь. Имело смысл постепенно отучить малыша от грудного молока и приучить к бутылочке, чтобы Лин могла сама кормить Нэда, но это последнее кормление в глубине тихой ночи было очень дорого Джосс, и она не хотела от него отказываться, хотя оно отнимало у нее много сил. Нежно прижимая ребенка к груди, она думала о том, что постарается как можно дольше наслаждаться этими драгоценными мгновениями. По ночам Нэд принадлежал ей, и только ей одной.

Прошло довольно много времени, прежде чем ей удалось убедить Люка и Лин идти спать и предоставить ей успокоить Тома. Когда муж и сестра ушли, Джосс села рядом с кроваткой и начала читать сыну сказку. Скоро, очень скоро он закрыл глаза и уснул. Поцеловав его, она, почти не сознавая, что делает, перекрестила его, подоткнула одеяльце и на цыпочках вышла из детской.

Усевшись кормить младенца, она взяла Нэда на руки, и мысли ее вернулись к Лин. Выходило, что сестра не доверяет ей. А может быть, она просто ревнует, потому что у нее нет своих детей? Джосс нахмурилась, представив себе синяки Тома. Мальчик падал не в первый раз, синяки бывали у него и раньше, и Лин наверняка их видела. Что ж, мальчик растет и становится все более активным и любопытным. Сидя за столом на кухне, он то и дело ударяется головой об угол стола и едва не опрокидывает свой высокий стульчик. Синяки – явление обычное для малыша. Но что можно сказать о ночных кошмарах? Кошмарах, героем которых неизменно был железный человек.

Она вздохнула. Это были отнюдь не кошмары. Она сама видела его, чувствовала его присутствие в углу комнаты, в детской, в собственной спальне и в большом холле. Она чувствовала, что он всегда стоит там и наблюдает, будучи сам не болев чем тенью, но он всегда стоит и ждет. Ждет чего? Даже котята ощущали его близость, Джосс была в этом уверена. Они оба не любили большой холл, и когда хотели поиграть с Джосс, то всегда проскакивали холл с расширенными от ужаса глазами и прижатыми ушками. Джосс задрожала и крепче обняла младенца. Нэд перестал сосать, открыл глаза, взглянул на мать и протестующе захныкал. Она улыбнулась и поцеловала его в макушку.

– Прости, маленький.

Мысли ее снова вернулись назад, теперь к письму Дэвида. Она взяла тогда конверт на кухне и нераспечатанным положила на стол в своем кабинете. Джосс больше не хватала его писем по получении, не вскрывала, полная нетерпеливого предвкушения. Теперь она стала бояться их, хотя ей не хватало силы воли попросить Дэвида больше не писать. Она села за стол, придвинула чашку кофе, обхватила ее ладонями и невидящим взглядом стала смотреть в окно. Лежавшая перед ней стопа листов рукописи за прошедший месяц стала ненамного толще. Долгие сидения за работой становились все менее и менее плодотворными. Тогда за столом она напряженно вслушивалась в тишину дома – не хнычет ли Нэд, не плачет ли Том – и никак не могла сосредоточиться на лежавшей перед ней рукописи. Ко всем переживаниям примешивался страх услышать другие голоса – голоса умерших мальчиков.

Включив компьютер, Джосс, потягивая дымящийся кофе, смотрела, как на экране постепенно появляется ее программа. Потом ее взгляд снова упал на конверт. Вздохнув, она взяла его и ногтем вскрыла клапан.

На этот раз в конверте не было фотокопий, только несколько листков, покрытых машинописным текстом через один интервал. Джосс явственно представила себе старую машинку Дэвида – иногда она стояла на его рабочем столе, а иногда валялась за задним сиденьем машины в футляре, на котором красовались наклейки множества аэропортов мира. Дэвид печатал двумя пальцами и при этом часто зачеркивал написанное. Но на этот раз в тексте не было рядов иксов, которые столь часто портили вид его работы. В сегодняшнем письме Дэвид не стал исправлять ошибки.

«Дорогая Джосс!

Надеюсь, что мой крестник благоденствует. Поцелуй его за меня.

Перехожу к сути дела: железный человек. Полагаю, что я знаю кто/что это!!! Может быть!!! Я провел изыскания по поводу Кэтрин де Вер и ее матери-колдуньи. Есть совершенно замечательные, сохранившиеся до наших дней протоколы заседаний суда. Ты знаешь, что это дело не было доведено до конца. Маргарет была действительно арестована в 1482 году. Ее отвезли из Белхеддона в Лондон, но, прежде чем предстать перед судом, она потребовала встречи с королем Эдуардом Четвертым. Он лично допрашивал ее в Тауэре. В протоколах не записано, что именно она говорила королю, но все дело в том, что после их встречи все обвинения были с Маргарет сняты, и она отбыла из Лондона отягощенная королевскими дарами. Мне кажется, что у нее было что-то, компрометирующее самого короля, и это что-то каким-то образом связано с ее дочерью Кэтрин. Король Эдуард четыре раза посещал Белхеддон на протяжении предыдущего года и каждый раз останавливался там на несколько дней, а во время последнего посещения задержался на целых десять дней – срок совершенно неслыханный. В чем заключалась притягательность этого места для короля? Замок вряд ли являлся политическим центром в каком бы то ни было смысле, и отвлекаться ради пребывания в нем от дел войны и управления государством представляется действием не вполне разумным. Один из современных источников утверждал, что Маргарет околдовала короля и он влюбился в ее дочь. Идея заключалась в следующем: после смерти Элизабет Вудвилл король женится на Кэтрин де Вер.

Белхеддонские де Веры приходились близкой родней графам Оксфордским, а их политическое влияние было огромным, если они смогли заманить в сети короля и связать себя браком с Белой розой…»

Джосс отложила письмо и устало протерла глаза. Белая роза. Это показалось почти банальностью, но, может быть, король Эдуард дарил своим подружкам именно белые розы? Может быть, именно здесь зарыта собака? Или, быть может, Маргарет де Вер использовала белые розы в своих колдовских заклинаниях в надежде направить любовь короля на представительницу захудалого дворянского рода, проживавшего на самой восточной окраине королевства? По спине Джосс пробежал озноб. Потянувшись вперед, она открыла ящик стола. Однажды она положила туда одну розу; это было давно, сразу после переезда, до того, как эти цветы стали внушать ей страх.

Джосс порылась среди карандашей, печатей и восковых палочек, но розы не было. Не было даже раскрошившихся сухих лепестков. Джосс вытянула ящик и понюхала его. От ящика пахло камфарой и пылью, больше ничем. Она тяжко вздохнула, задвинула ящик на место и снова взялась за письмо.

Конечно, мы никогда не узнаем, насколько все это является злонамеренной сплетней и плодом слухов и насколько подозрения основаны на фактах.

Факт: Элизабет Вудвилл пережила своего супруга.

Факт: Кэтрин де Вер вышла замуж за человека, который умер при загадочных обстоятельствах через шесть месяцев после свадьбы.

Факт: сама Кэтрин де Вер умерла через месяц после смерти мужа, вероятно, во время родов.

Король умер семь месяцев спустя, в 1483 году, в возрасте сорока лет. Скончался он в Вестминстере внезапно и неожиданно. Смерть посчитали подозрительной и по этому поводу были возобновлены все дела по колдовству, при этом обвинения были предъявлены многим, кого посчитали заинтересованными в смерти Эдуарда. Среди прочих была арестована и Маргарет де Вер. Очевидно, что она, защищаясь, выступила против короля, обвинив его в смерти дочери. Почему? Я подозреваю, что король был отцом ребенка, убившего Кэтрин. Здесь, Джосс, я прихожу к не совсем оправданному заключению. Как ты сразу поймешь, в моих рассуждениях, возможно, много потрясающе ненаучного и даже романтичного, но, может быть, все это имеет какой-то смысл? Как ты думаешь? Может ли наш призрак быть тенью короля Эдуарда IV – железного человека в латах?

Мне пора идти. Должен прочитать дамам с пятого курса лекцию о Дизраэли и Гладстоне. Да поможет мне Бог. Если бы я мог говорить о расистских романах Диззи и девочках Глада, то меня, наверное, слушали бы с большим вниманием. Проклятый ирландский вопрос – никакой надежды на внимание! Скоро увидимся. Привет и наилучшие пожелания Люку и Лин».

Джосс не спеша сложила листки и вложила их обратно в конверт, который сунула в один из потайных ящиков стола. Потом она, заблудившись в своих мыслях, долго сидела, уставив в окно невидящий взгляд.

 

25

Барометр в столовой упрямо падал. На следующий день, когда ветер, гремя оконными переплетами и завывая в трубах, резко усилился, вся семья собралась на кухне. К четырем часам Люк отправил Джимбо домой и тоже уселся за кухонный стол, разложив перед собой на газете детали разобранного карбюратора. Взглянув на Джосс, Люк не смог сдержать давно обуревавшее его любопытство.

– Вчера утром пришло письмо от Дэвида?

Джосс, которая резала фрукты для детей, выпрямилась, подняв нож.

– От Дэвида. Он посылает вам обоим привет.

– Нашел он какую-нибудь еще историю об этом доме?

Люк поднес ко рту кожух одного из карбюраторов «SS» и, подув на него, принялся протирать сухой тряпкой блестящую алюминиевую поверхность.

– Да, кое-что нашел. Оказалось, что король Эдард Четвертый несколько раз посещал этот дом. Дэвид думает, что он был влюблен в одну из дочерей хозяев дома. – Джосс сложила порезанные яблоки и бананы в блюдце и поставила его перед Томом. Никто не заметил, как Джосс затаила дыхание, прислушиваясь к тому, что творится в холле. Ей показалось, что там может стоять кто-то, кто способен возмутиться ее легкомысленным, почти развязным тоном.

Лин, хмуря брови, с карандашом в руке просматривала поваренную книгу, делая пометки в списке покупок.

– Конечно, это сам король, – невозмутимо заметила она. – Ни один другой, более ничтожный смертный, не отважился бы так непринужденно болтать с белхеддонцем.

Люк вскинул бровь, посмотрел в глаза Джосс и усмехнулся.

– Неплохо. Белхеддонец. Мне нравится словечко.

Джосс натянуто улыбнулась.

– Мы тоже белхеддонцы?

– И все, как один, пожиратели лотосов. – Люк сложил детали в картонную коробку, встал и подошел к раковине помыть руки. – Так я ставлю чайник?

Джосс кивнула.

– А потом я пойду работать. Кажется, дело у меня движется очень медленно, – сказала она.

Срок сдачи книги приближался, и Джосс уже получила от Роберта Кэсси два письма, в которых тот интересовался, будет ли книга готова вовремя. Эти письма только усилили у Джосс чувство вины.

Когда она ушла в свой кабинет с чашкой горячего чая, а Тома усадили за стол с коробкой цветных фломастеров, Лин решительно уселась напротив Люка.

– Так что вчера произошло на самом деле?

– Вчера?

– Ты знаешь, о чем я говорю, Люк. Что случилось на озере?

– Я упал в воду.

– Упал?

– Да, упал. – Он поднял голову и посмотрел ей в глаза. – Оставь это, Лин. Я уже все тебе сказал. Это останется между мною и Джосс.

– Так ли? Между ней и тобой останется и то, что она бьет детей? Уж не думаешь ли ты, что синяки на теле Тома возникли от падения? Нет, это следы пальцев, Бог мне свидетель. И еще: Нэд. Как много было с ним разных нелепых случайностей! Допустим, это мелочь. Удар там, удар здесь, одеяло, обернутое вокруг головы. А что еще, о чем мы не знаем? Тебе пора обратить внимание на то, что происходит, ты так не думаешь, Люк? – Она встала и пару раз прошлась по кухне взад и вперед. – Ты что, не видишь, что творится у тебя под носом? Джосс не справляется. Она в депрессии. Для нее дети и дом – непосильная ноша. Думаю, что она бьет детей. Она это делает, и хотя выглядит все как крик о помощи, но кто знает, как далеко она зайдет? Ты должен что-то предпринять.

– Лин, ты сама не понимаешь, что говоришь! – Люк со злостью ударил кулаком по столу. – Господи, ведь ты же ее сестра.

– Нет. Нет, Люк. Я ей не сестра. Больше не сестра. Это стало теперь совершенно ясно. Но я все еще люблю ее как сестру. – Она сердито отбросила со лба прядь волос. – И я прекрасно вижу, что делается. Этот дом, эта семья и даже эти чертовы призраки, в подлинности которых она не сомневается, – все это, вместе взятое, загоняет ее в депрессию. Ты понимаешь, что она ничего не пишет? Я видела ее рукопись, которая лежит на драгоценном столе ее матери. Четыре недели назад она добралась до сто сорок седьмой страницы и с тех пор не продвинулась ни на шаг. Она просто сидит там и о чем-то думает.

– Лин, возможно, это ускользнуло от твоего внимания, но она пытается делать очень многое – заниматься домашней работой, ухаживать за Нэдом и писать книгу. Но почему она занимается хозяйством? Только потому, что ты считаешь, будто тебя просят делать слишком много! Она очень устала, Лин.

– Ну да, она устала. Я тоже устала. Мы все устали. Но мы же не бьем детей.

Лин вдруг поняла, что Том, отложив фломастеры, стоит посреди кухни и, широко раскрыв глаза, внимательно и значительно смотрит на нее и Люка.

– О! Том, дорогой мой. – Она подбежала к мальчику, взяла его на руки и посадила на колени. – Тетя Лин присмотрит за тобой, солнышко. Я обещаю тебе это.

– Лин, – Люк с трудом сдерживал гнев, – прошу тебя, никогда больше не повторяй таких вещей. Это неправда. Джосс никогда, никогда не станет бить детей.

– Не станет? – Она сверкнула на него глазами. – Почему бы нам не спросить Тома?

– Нет! – Люк встал, пинком отбросил в сторону стул. – Нет, Лин, довольно. Прояви хотя бы немного здравого смысла, прошу тебя.

Охваченный злобой, какую он давно не испытывал, Люк, хлопнув дверью, вышел из кухни в холл, успев при этом заметить, каким не по возрасту серьезным немигающим взглядом проводил его Том.

Люк остановился посреди большого холла и глубоко вздохнул. Он позволил Лин завести себя, и это было сумасшествием. Он ведь видел, куда она клонит – хочет подложить мину под Джосс, чтобы отнять у нее детей, посеять в нем, Люке, семя сомнения. Черт, ведь она почти заставила его поверить в то, что это Джосс столкнула его в воду.

В холле было неожиданно тихо. Засунув руки в карманы брюк, он взрогнул, глядя в пустой камин. Среди обугленных головешек лежала куча остывшего пепла, вокруг которой были разбросаны мелкие веточки. В холле стоял невозможный холод. Холод, исходивший от каменных плит пола, пронзил его до костей. До слуха Люка наконец донеслись звуки ветра, завывавшего в большой трубе. Ветер то и дело тихо постанывал, но, когда дом сотрясался от сильного порыва, звук начинал напоминать смех – детский смех.

– Джосс! – Он резко повернулся и направился в кабинет.

Она стояла у французского окна, глядя в темный сад. Люк заметил, что она даже не включила компьютер.

– Джосс, что ты делаешь?

Он увидел, как она с виноватым выражением лица отпрянула от окна, стараясь одновременно задернуть шторы, словно не хотела, чтобы Люк выглянул и увидел, куда смотрит его жена. Заметил он и движение руки, которым Джосс попыталась украдкой смахнуть со щек слезы.

– Джосс, в чем дело? Почему ты плачешь?

Не глядя на Люка, она молча пожала плечами.

– Джосс, иди ко мне. – Он обнял ее и привлек к себе. – Скажи мне.

Она снова безмолвно передернула плечами. Как может она рассказать ему о своих страхах? Это прозвучало бы бредом сумасшедшего. И это действительно бред сумасшедшего! Образы, которые преследовали ее, родились в ночном кошмаре – кошмаре, в котором Люку со всех сторон угрожали, где опасность нависала над Томом и Нэдом и другими людьми, которых она не знала, но которые в страхе каждую ночь пробегали по дому.

Молодой человек скорчился от боли, в углах его рта пузырилась пена, пальцы судорожно вцепились в ее руку.

– Кэтрин, милая жена, держи меня.

– Ричард! – Она прижалась губами к его горячему потному лбу и постаралась утишить его боль.

– Со мной все кончено, моя радость. – Он снова забился в ознобе, тело его извивалось. – Помни обо мне.

– Как я смогу забыть тебя? – прошептала она. – Но ты поправишься. Я знаю, что ты поправишься. – Она так горько плакала, что за пеленой слез почти не видела его лица.

Он покачал головой. Он прочел свою судьбу в глазах ее матери.

– Нет, любовь моя, нет. Я должен тебя покинуть.

Умирая, он тоже плакал.

– Это твоя книга? Тебе трудно с ней? – Люк говорил тихо, прижавшись губами к волосам Джосс. – Любовь моя, не заходи слишком далеко. Все это не имеет никакого значения. Ничто не имеет значения, если это заставляет тебя болеть.

Его руки, обнимавшие ее, были нежными и сильными, но Джон Беннет тоже был силен; ее отец тоже, наверное, был сильным человеком, и что с ним произошло? Содрогнувшись всем телом, она оттолкнула Люка.

– Не обращай на меня внимания, я дура. Все очень просто: я слишком мало сплю.

– Джосс, ты же знаешь, что Лин предлагает…

– О, я знаю, что она предлагает! – В выкрике прозвучало столько эмоций, что Джосс удивилась им не меньше, чем Люк. – Я не хочу, чтобы она взяла на себя ответственность за Нэда. Я не хочу, чтобы она вообще что-то для него делала. Я не хочу, чтобы он думал, что она его мать. Я сама хочу все это делать, Люк. Я хочу ухаживать за ним сама! Она крадет у меня Нэда.

– Она не делает этого, Джосс…

– Не делает? Посмотри на вещи трезво. – Она окончательно вырвалась из его объятий и подошла к компьютеру. Экран смотрел на нее укоризненной чернотой.

– Это ты должна взглянуть на вещи трезво, Джосс, – Люк намеренно заговорил ровным бесстрастным тоном. – Ты и я используем Лин как няню. Мы предоставляем ей кров и стол и платим небольшие деньги, чтобы она делала эту работу. Это должно было помочь вам обеим. Ей была нужна работа и, как я подозреваю, дом подальше от Элис и Джо, чтобы быть независимой, а тебе нужна возможность писать книгу, заниматься Белхеддоном и его историей. После рождения Тома ты, если помнишь, сразу почувствовала большое стеснение от необходимости ухаживать за маленьким ребенком. Присутствие здесь Лин – это не заговор с целью лишить тебя детей, Джосс. Это подспорье для тебя, и мы пригласили сюда Лин, только чтобы помочь тебе. Если это не сработает, то мы скажем, чтобы она уехала.

Усевшись за стол, Джосс подперла голову руками. Устало потерла виски.

– О Люк, прости меня. Я все время чувствую, как жизнь идет помимо моей воли. Словно это она проживает меня, а не я ее!

Он рассмеялся.

– Глупая старушка Джосс. Если и есть на свете леди, которая распоряжается своей судьбой, так это ты.

Пока Лин готовила ужин, Джосс уложила детей, а потом, когда все уселись за кухонный стол, приехала Джанет. Оставив свой «барбор» у заднего подъезда, она вошла, раскрасневшаяся от холодного ветра, со спутанными мокрыми волосами.

– Я кое-что привезла своему крестнику. – Джанет живо приняла предложение выпить чашку кофе. – Он настолько великолепен, что я должна принести его сразу, не откладывая. Когда младший подрастет, он тоже будет обожать эту вещь.

– Джанет, вы их балуете. Сначала Кит и Кэт, а теперь… Что там?

Джанет просияла.

– Ладно, не будем ждать. Не умею я держать людей в неведении. Пойдемте, Люк, поможете мне. Это лежит в багажнике машины.

Они исчезли во тьме, впустив в дом дуновение сырого ночного ветра.

Джосс взглянула на Лин.

– Мы найдем, что предложить ей на ужин? Рой, как всегда, на какой-нибудь конференции, так что она одна.

– Конечно, найдем, – с достоинством кивнула Лин. – Ты же знаешь: я всегда готовлю столько, что хватит на два или три ужина.

– Отлично. – Джосс удовлетворенно кивнула. – Прости меня, Лин, за мою неуклюжесть.

Лин отвернулась к печи, чтобы Джосс не видела ее лица.

– Все нормально. – Она собиралась сказать еще что-то, но в этот момент дверь снова открылась и в проеме появился Люк, сгибавшийся под тяжестью деревянного коня-качалки.

– Джанет! – Джосс завизжала от неподдельного восторга. – Это самая прекрасная вещь, какую я когда-либо видела!

У сработанного вручную серого в яблоках коня была роскошная волнистая черная грива, такой же хвост, красная кожаная уздечка и седло, прибитое к корпусу блестящими медными гвоздями.

– Том будет без ума от радости, – Джосс погладила гриву, когда Люк поставил коня на пол.

– Я всегда думала, что в Белхеддоне обязательно должен быть такой конь. – Джанет взяла кружку кофе и принялась греть об нее руки. – Я была настолько уверена, что где-нибудь в окрестных домах непременно найдется такой, что послала вашего брата, Люк, с секретной миссией по всем старым чердакам в округе, когда он был здесь на крещении.

– Он ничего об этом не говорил, – удивленно произнесла Джосс.

Джанет покачала головой.

– Так он ничего и не нашел. Сказал: нигде нет даже следов такого коня. Сначала я думала, что это будет подарок к крещению, но потом поняла, что его будут долго делать. У парня в Садбери, который их делает, длинный список клиентов.

Она усмехнулась, когда Кит и Кэт лениво выбрались из своей корзинки у печи и, крадучись, приблизились к коню, изображая полнейшее равнодушие. Они внимательно рассматривали его издали и пока не решались вцепиться ему в хвост.

– Еще один из ваших чудесных ремесленников. – Люк обнял Джанет за плечи. – Вы умница. Я и не догадывался, что мой братец рыщет по чердакам. Он настоящий конспиратор. – Люк взглянул на Джосс, но ее внимание было целиком поглощено роскошным подарком. – Пойдем посмотрим, может быть, Том еще не спит? Если нет, то он может спуститься сюда и посмотреть на коня, пока Джанет здесь. Это же совершенно особенный случай.

Джанет кивнула.

– Конечно. Я понимаю, что это не самое подходящее время, но мне только что привезли игрушку, и я просто не могла ждать.

– Я пойду за ним. – Люк направился к двери. – Это такой сюрприз, который запомнится ему на всю жизнь.

В кухне было тепло, в воздухе носились соблазнительные ароматы. Кит и Кэт, обнюхав и потрогав коня, удовлетворили свое кошачье любопытство и залезли назад в корзинку. В это время раздался щелчок и треск из стоявшего на кухонном столе селектора связи с детской комнатой.

– Джосс! – Жестяной голос Люка звучал словно с другого конца планеты, но было слышно, что муж страшно взволнован. – Где он, Джосс?

Джосс тупо уставилась на кухонный стол.

– Что значит – где он?

Но Люк не мог ее услышать, связь была односторонней. Лихорадочная интонация вопроса беспомощно растаяла в тишине, повисшей в кухне.

– Господи! – Лин отшвырнула бутылку, которую откупоривала, и та покатилась по столу, разбрызгивая вино на плитки пола. – Что там еще случилось? – Долю секунды она смотрела на Джосс, а потом опрометью кинулась к двери.

Три женщины бегом поднялись по лестнице и нашли Люка, в недоумении стоявшего в спальне Тома. Кроватка была аккуратно заправлена. В нее, как было ясно, никто не ложился.

– Селектор был выключен. Где он, Джосс? Куда ты дела Тома? – Голос Люка дрожал. Он схватил жену за руку.

– Что значит – куда я его дела? – Джосс, ничего не понимая, смотрела на пустую кроватку. – Он был здесь. Я уложила его, укрыла, он лежал со своим медвежонком. – У нее похолодело в животе, пока она дико оглядывала комнату. – Он был здесь. Был в прекрасном настроении. Я прочла ему главу из «Доктора Сеусса» – смотри, вот книжка. – Книга действительно лежала заглавием вниз на комоде рядом с ночником. Джосс посмотрела на новую свечу, вставленную в подсвечник. – Это я зажгла ее. Я помню, что зажгла… Электрический свет показался мне чересчур ярким.

– Где он, Джосс? – Люк сильнее сжал запястье жены.

Она покачала головой.

– Он был здесь.

– Господи, да неужели неясно, что она ничего не собирается нам рассказывать? Надо поискать самим. – Голос Лин прерывался от волнения. Она выбежала из комнаты, пересекла узкий коридор и ворвалась в спальню Нэда. Младенец крепко спал. Тома там не было.

– Он на чердаке, – вдруг прошептала Джосс. – Думаю, что он там с мальчиками. – Она сама не знала, как ей пришла в голову эта мысль.

Остальные на мгновение воззрились на нее, и Джосс была первой, кто бросился вверх по лестнице.

– Том! – Ее крик разнесся по всему дому, – Том, где ты?

Мальчик с довольным видом сидел посреди двуспальной кровати в комнате, которую занимали Элизабет и Джеффри Грант. Перед ним, на стеганом пуховом одеяле, стоял ящик с деревянными фигурками животных. При виде стольких взрослых Том радостно просиял.

– Игрушки Джорджи, – счастливым голосом сказал он. – Том играет в игрушки Джорджи.

– Сколько раз я могу повторять одно и то же: я уложила его в постель. – Джосс села за стол и подперла голову руками. – С ним все было в полном порядке. Я почитала ему книжку. Укрыла его. Подняла загородку кроватки и проверила ее. Зажгла свечу и включила селектор.

Том только что лег в свою кроватку, выразив лишь символический протест, – правда, только после того, как минут двадцать с упоением раскачивался в седле великолепного коня. Мальчик уснул, как только его голова коснулась подушки. Убедившись, что на этот раз селектор действительно включен, все снова спустились в кухню.

Люк смотрел на жену трезвыми и беспощадными глазами.

– Может быть, тебе стоит показаться Саймону, Джосс, – сказал он испытующе. – Честное слово, это, наверное, был бы самый лучший выход. Я уверен, что это просто потеря внимания от сильной усталости.

– Я здорова. – Джосс несколько раз с силой провела ладонями по лицу. – Господи, ну почему мне никто не верит?

Она почувствовала, что Лин и Люк обменялись быстрыми взглядами. Джанет подошла к Джосс и обняла ее.

– Я верю тебе, Джосс. Думаю, что в этом доме действительно происходит что-то забавное. И еще я думаю, что вам всем надо уехать отсюда. Приезжайте ко мне. У нас много комнат. Мне будет очень приятно, если вы поживете у нас. – Она посмотрела на Люка и Лин. – Пожалуйста, подумайте.

– Вы очень добры, Джанет, – твердо произнес Люк, прежде чем Джосс смогла ответить. – Но в этом нет никакой необходимости. В этом доме не происходит ничего странного, что не являлось бы плодом воображения моей жены. Она напугана россказнями об этом доме, и чем скорее мы убедимся в этом, тем лучше. Я считаю, что с ней не происходит ничего серьезного. Единственное, в чем она нуждается, так это в отдыхе. Я приглашу Саймона, и завтра он выпишет ей то, что нужно.

– Люк! – Джосс гневно взглянула на мужа. – Как ты смеешь? Ты говоришь обо мне! Ты выглядишь сейчас как викторианский отец семейства! Я ничего не воображаю, и это не я отвела Тома на чердак и бросила его там в страшном холоде, только чтобы потрафить соблазнам моего воображения. И пусть кто-нибудь скажет мне: откуда взялись эти игрушки? Я никогда раньше их не видела. Если это игрушки Джорджи, то откуда об этом узнал Том? О Люк, неужели ты думаешь, что я могу так пугать собственного ребенка?

– Он вовсе не был напуган, Джосс, – тихо произнесла Джанет. – Что бы ни произошло и каким бы образом он ни проник на чердак, он не был напуган. Он неплохо развлекался теми игрушками, и это, несомненно, самое главное. Ему не причинили никакого вреда.

– Нет, ему причинили вред, и очень большой. – У Лин задрожали руки, когда она начала говорить. Резко усевшись за стол, она прикусила губу, стараясь удержать рвущиеся из ее груди рыдания. – Когда все поймут, что дети находятся в опасности?

– Я согласна с этим, – Джосс твердо выдержала взгляд Лин. – Дети действительно находятся в опасности. Но эта опасность, сохрани их Господь, исходит не от меня!

– Никакой опасности нет, – удрученно вздохнул Люк. – Господи, что может произойти в доме, полном истеричных женщин! Ради Бога, соберитесь. На дворе двадцатый век. Девяностые годы. Давайте ужинать, Лин. Прошу тебя! Давайте сейчас же все предадим забвению. Том-Том спит, ему не угрожает никакая опасность и перестанем наконец жевать эту жвачку.

Наступило молчание, и все обратили взоры на маленький пластиковый селектор, стоявший на кухонном столе между вазой с фруктами и кофейником. Из динамика доносилось только мерное тихое посапывание.

 

26

– Том-Том, ты спишь? – Джосс тихо склонилась над кроваткой и нежно коснулась пальцем щеки ребенка. – Том-Том, ты слышишь мамочку?

Он что-то невнятно пробормотал и заворочался во сне.

– Том-Том, кто увел тебя наверх играть в игрушки Джорджи? – прошептала она.

Ответа не было. Том снова начал ровно и глубоко дышать. Глаза закрыты, большой палец, как всегда, во рту. Джосс несколько минут молча смотрела на сына. Только что она покормила Нэда, перепеленала его и уложила в колыбельку. Обе детские спальни, освещенные мягким светом ночников, казались теплыми и надежными. Порывы ветра, завывавшего временами за стенами дома, только подчеркивали тишину и нежное дыхание спящего Тома.

Вздохнув, она выпрямилась и отвернулась от кроватки. На комоде, в круге света, отбрасываемого ночником, лежала белая роза.

Ощутив приступ тошноты, Джосс уставилась на цветок. Его не было, когда она вошла в комнату.

Только не кричать.

Не надо будить детей.

Сделав глубокий вдох, она сжала кулаки, потом медленно повернулась и взглянула на окно. Оно, как всегда, показалось ей озером глубокой темной тени, куда не мог проникнуть слабый свет свечи. В комнате ничего необычного. Все, как всегда. Было не особенно холодно. В голове не отдавалось привычное эхо. Послышалось завывание сильного порыва ветра, и Джосс заметила, как шевельнулась штора. Ладони Джосс покрылись потом. Подойдя ближе к кроватке, она ухватилась за перильца.

– Уходи, – неслышно произнесла она. – Уходи. Оставь нас в покое.

Она вдруг увидела, что Том открыл глаза. Все еще держа большой палец во рту, он внимательно смотрел на Джосс. Встретив ее взгляд, мальчик широко улыбнулся, вынул пальчик изо рта и протянул руки к матери.

– Пусть мамочка поцелует и скажет: «Доброй ночи».

Она улыбнулась, наклонилась к сыну и погладила его по голове.

– Доброй ночи, малыш.

– Железный человек водил Тома играть в игрушки Джорджи, – сонно пробормотал Том, закрывая глаза.

Джосс почувствовала, как ее сердце екнуло от страха. Отойдя от кроватки, она снова, еще более внимательно, оглядела комнату. Никого. Не было даже привычной тени.

Роза была свежа, бархатиста на ощупь, источала дивный аромат и не думала осыпаться. Джосс отнесла цветок в ванную и несколько секунд испытывала большое искушение бросить его в унитаз и спустить воду. Вместо этого она открыла окно и перегнулась через подоконник. В лицо ударил пронизывающий ветер. Джосс бросила розу, и та исчезла в темноте, как комочек легкого пуха. Джосс закрыла окно и увидела на пальце кровь. Она не заметила, как укололась о шип.

– Джосс, когда ты встала? – Люк, протирая глаза, вошел в кабинет в половине седьмого утра. – Нэд плачет. Ты же говорила, что хочешь покормить его утром. – Он застонал, проведя рукой по волосам. – Боже, какой собачий холод! Почему ты не затопила камин?

Джосс тупо уставилась на камин. Было половина третьего, когда она оставила всякую надежду уснуть, осторожно, чтобы не разбудить Люка, встала с кровати и спустилась вниз. Потом она разожгла огонь, завернулась в плед и удобно устроилась в кресле, положив на колени Кита и глядя на огонь. Наверное, в конце концов она все-таки заснула. В комнате стоял зимний холод.

Застонав, Джосс попыталась выпрямить ноги.

– Я не могла уснуть и не хотела тебя тревожить. Ты можешь заварить чай? А я пока приготовлю бутылочку для Нэда.

Люк кивнул.

– Конечно. Дай мне пять минут.

Джосс уложила Нэда под свой халат и, усевшись, погрузилась в тишину раннего утра и ровный ритм чмокающих звуков, которые издавал младенец, прильнувший к бутылочке с соской. Когда открылась дверь и вошла Лин, Джосс засыпала.

– Джосс, что ты делаешь? – Лин тоже принесла с собой только что разогретую бутылочку.

Джосс открыла глаза.

– Кормлю сына завтраком.

– Но это моя работа! – Лин была полностью одета, волосы аккуратно причесаны.

– Ты не видела в кухне Люка? Он готовит чай. Он должен был сказать тебе, что я решила делать это сама. Прости, Лин, ты не могла бы разбудить Тома?

Лин проглотила обиду, с силой опустила принесенную бутылочку на стол и резко повернулась на пятках.

– Может быть, в следующий раз, когда ты сама захочешь кормить ребенка, ты предупредишь меня, чтобы я напрасно не вставала в такую рань.

– О Лин, прости меня…

– Ничего страшного, все в порядке. Просто хочу напомнить.

Наконец она ушла. Вздохнув, Джосс поцеловала Нэда в макушку, слыша, как сварливые интонации Лин преображаются в бодрые возгласы.

– С добрым утром, Том-Том. Пора вставать, солнышко. Том-Том! – В голосе Лин внезапно появился дикий страх. – О Боже, Том!

– Лин, в чем дело? – Джосс вскочила. Почти бросив Нэда в колыбель, она со всех ног бросилась в спальню старшего сына, на ходу запахивая халат. – Лин, что случилось?

Брошенный Нэд разразился отчаянными криками. Лин подхватила Тома на руки и вытащила из кроватки.

– Быстрее, он подавился чем-то. Весь посинел.

– Надо нажать ему на животик. Скорее! – Джосс выхватила ребенка из рук Лин и, уложив его животом на свою согнутую в локте руку, сильно надавила Тому на спину. Сделав два отчаянных движения, задыхавшийся Том судорожно кашлянул, и из его горла вылетела малюсенькая деревянная птичка. Мальчик со свистом втянул в себя воздух и снова кашлянул, выплюнув на этот раз сгусток крови. Раздались хриплые рыдания.

– Том! – Джосс обняла малыша. – Том, дорогой мой…

– Боже милостивый, зачем ты ему это дала? Ты же понимала, что он потянет птичку в рот! – Лин собрала пригоршню деревянных птичек, разбросанных по одеялу.

– Я ничего ему не давала. – Джосс изо всех сил старалась успокоить плачущего ребенка.

– Тсс, тсс, Том, дорогой мой, ну, пожалуйста, перестань плакать. Все уже хорошо, все хорошо, мой сладкий.

– Кровь! Джосс, вся кроватка в крови! – Лин отбросила одеяльце. – О Господи, Том! Откуда кровь? Мальчик истекает кровью!

– Он не истекает кровью. – Джосс наконец смогла успокоить ребенка. – Все уже нормально, он просто сильно напутан.

– Я позвоню Саймону. Ты посмотри, у него же весь ротик в крови…

– Он просто немножко прикусил губу, Лин. Все в порядке… – Теперь, когда первый приступ паники миновал, Джосс успокоилась гораздо быстрее, чем Лин.

– Нет, не все в порядке. Интересно, откуда взялась кровь на простыне?

– Думаю, что это моя кровь. Я вчера уколола палец. Видно, кровотечение долго не останавливалось.

– Так ты была здесь ночью? И это ты дала ему игрушки. – В голосе Лин слышалась смесь обвинения и торжества. Она смогла поймать Джосс с поличным.

– Мне пока позволено входить в спальню сына. – Джосс перестала сдерживаться. – И я не давала ему никаких птичек. Я уже говорила тебе об этом. Не настолько же я глупа!

– Но кто тогда? Скажи мне. Люк?

– Нет, конечно же, не Люк.

– Тогда кто? Давай, Джосс, ты же все знаешь. Кто?

– Я не знаю кто. – Джосс прижала Тома к своему плечу. – Послушай, Лин, иди позвони Саймону. Может быть, он сможет осмотреть Тома, прежде чем везти его к хирургу. Иди, – повторила она, видя, что Лин колеблется.

Лин с явной неохотой вышла из спальни. Джосс отвела Тома в комнату Нэда.

– Ты побудешь с мамочкой, пока она посмотрит, не надо ли докормить твоего братика, прежде чем поменять ему пеленки? – Она поставила Тома на пол, с трудом оторвав его от подола халата. Том перестал плакать. Держась за халат Джосс одной рукой, он засунул большой палец другой в рот. Джосс наклонилась над колыбелью и, взяв на руки плачущего Нэда, прижала его к себе.

– Кто дал тебе этих маленьких, птичек, Том-Том? – с деланной небрежностью спросила Джосс, поглаживая по спинке Нэда. Младенец тоже успокоился.

– Джорджи, – чтобы произнести одно слово, Том на мгновение извлек палец изо рта.

Джосс помолчала, стараясь успокоить внезапно заколотившееся сердце.

– Я знаю, что это игрушки Джорджи, но кто положил их в твою кроватку?

– Джорджи. – Том потянулся к концам пояса халата и принялся играть ими.

– Том, – она переложила Нэда к другому плечу и свободной рукой обняла Тома за плечи, – дорогой мой, скажи, как выглядит Джорджи?

– Он мальчик.

Джосс судорожно попыталась сглотнуть слюну. Во рту мгновенно пересохло.

– Что за мальчик?

– Очень хороший мальчик.

Нэд уснул, и Джосс уложила его в колыбель, потом присела на корточки перед Томом и взяла его за руки.

– Расскажи мне о нем. Он больше тебя?

Том кивнул.

– Какого цвета у него волосы? Как у тебя? – Она коснулась пальцами кудряшек Тома.

Том снова кивнул.

– У него волосы как у мамочки.

– Понятно. – В горле Джосс застрял ком. – А железный человек? Он тоже был здесь?

Том кивнул.

– Он тоже играл в игрушки? – Ей стало так тяжело дышать, словно грудь сдавила стальная клетка.

Том снова кивнул.

– А ты больше не боишься его?

Том кивнул в третий раз.

– Ты хочешь сказать, что боишься?

Глаза Тома наполнились слезами.

– Не люблю железного человека.

– Том… – Она замолчала, не решаясь продолжить. – Том, он когда-нибудь давал тебе розу, чтобы поиграть с ней?

Ребенок озадаченно посмотрел на мать, не понимая, что она хочет узнать.

– Цветок, белый цветок, который колется…

Она вспомнила, что на других розах не было шипов – ни на одной…

Отрицательно мотнув головой, Том ткнул пальчиком в подол халата.

– Почему ты боишься его, Том?

В ответ он взглянул на нее широко открытыми глазами.

– Том хочет посмотреть на лошадку.

Джосс улыбнулась.

– Тебе понравилась лошадка, Том?

Он радостно кивнул.

– Ладно, пошли смотреть на лошадку. Можешь покататься на ней, пока мы с тетей Лин будем готовить завтрак.

Доктор сидел с Люком на кухне, когда Джосс и Том спустились вниз. Мужчины расположились за столом с чашками кофе и вполголоса вели разговор, который прекратился, как только вошла Джосс. Она почувствовала мгновенную неловкость, ощутив на себе изучающий взгляд Саймона, но справилась с собой и дружески улыбнулась доктору.

– Итак, Люк, где обещанная чашка чая? Я ждала ее и вприпрыжку мчалась сюда в предвкушении…

Том выпустил из рук подол матери и бросился к деревянному скакуну.

– Прости, я немного замешкался. – Люк встал и помог Тому сесть верхом на коня. – Джимбо хотел взять ключи от гаража. Он сегодня пришел раньше обычного.

Саймон, одетый непривычно небрежно, в рубашку с расстегнутым воротником и толстый свитер, расслабившись, потягивал кофе.

– Мне кажется, что с этим молодым человеком у вас нет особых проблем.

Джосс подняла чайник и испытующе встряхнула его.

– Нет, – согласилась она. – Вы умудрились так быстро приехать, Саймон.

– Вы поймали меня по мобильному в машине. Я как раз ехал от Форда. Его жена рано утром родила пятого. Надо, чтобы кто-то посоветовал Биллу завязать это дело узлом, иначе скоро у него их будет пятнадцать. – Он криво усмехнулся. – Забудьте, что я сказал. Это совсем не профессионально. Итак, юный мастер Грант, полагаю, что сегодня утром вы поцарапали себе горло. Разве мама не говорила вам, что нельзя совать в рот всякую дрянь? – Доктор раскрыл свой саквояж и извлек оттуда фонарик и шпатель.

– О чем только ты думала, Джосс, оставив в кроватке такие мелкие игрушки? – спросил Люк, остановил коня и шагнул в сторону, чтобы доктор мог подойти к мальчику.

Джосс тяжело вздохнула.

– Я не давала ему эти игрушки. Я же не полная идиотка!

– Тогда кто? Это были не Лин и не я.

– Я спросила Тома, кто дал ему игрушки. – Джосс налила себе чай. Отвернувшись от всех, она некоторое время смотрела в окно на задний двор. Дверь гаража была открыта и оттуда в рассветный сумрак сочился свет.

– И что ответил Том, а? – У Саймона был совершенно непроницаемый вид, пока он осматривал горло ребенка.

Том вытолкнул языком шпатель.

– Джорджи дал Тому игрушки, – сказал мальчик, полный желания помочь взрослым.

– Джорджи? – Саймон выключил фонарик. – А кто этот Джорджи?

Наступило молчание.

– Джорджи не существует. – Люк произнес эти слова так, словно изрек непререкаемую истину.

– Понятно, – Саймон вернулся к столу и взял чашку с кофе. – Воображаемый друг.

– Нет, – резко возразила Джосс не оборачиваясь, – не воображаемый. Если бы он был воображаемым, то как мог бы он дать Тому игрушки?

– Правильно. – Саймон взглянул на Люка, который лишь пожал плечами. – Люк, вы не могли бы? – Саймон движением головы показал Люку на дверь и подождал, пока тот вышел во двор. Потом доктор встал и подошел к Тому, сидевшему верхом на деревянном коне.

– Почему бы мне не качнуть тебя, старина? С ним нет проблем, Джосс. Он всего лишь немного напуган. Небольшой местный кровоподтек и ничего больше. Так, – сказал он, заметив, как напряглись ее плечи. – Скажите-ка, как вы себя чувствуете?

– У меня все нормально. – Голос ее выдал напряжение.

– Действительно хорошо? – Доктор продолжал слегка раскачивать коня, толкая его в украшенную яблоками серую спину.

Джосс обернулась.

– Что вам говорил Люк?

– Он обеспокоен. Считает, что вы взвалили на себя непосильную ношу.

– Думает, что я перешла через край?

– Разве это не так?

Он ожидал, что она ухватится за его вопрос, но вместо этого Джосс отошла от коня, села и поставила на стол чашку.

– Думаю, что я начинаю догадываться.

– Так. Кто этот Джорджи?

– Мой брат.

– Ваш брат? – Саймон искренне удивился. – Я не знал, что у вас есть брат.

– Его нет. – Она посмотрела в глаза доктору. – Он умер в тысяча девятьсот шестьдесят втором году, за два года до моего рождения.

– Ах так. – Ритм раскачивания коня почти не изменился, когда врач заметил, как напрягся Том. Отпустив одну руку, которая до этого, как тисками, сжимала уздечку, он нервно сунул пальчик в рот. Саймон нахмурился. – Где Лин?

Джосс пожала плечами.

– Наверное, подслушивает за дверью.

– Э, Джосс, зачем же так? – Он подошел к двери и распахнул ее настежь. В холле никого не было. – Хорошо бы, чтобы Лин накормила Тома завтраком, иначе он от голода превратится в маленького лягушонка, а потом я хотел бы немного поговорить с вами. Лин! – неожиданно громким голосом позвал он.

Лин была неподалеку, и вскоре по плитам пола простучали каблуки ее туфель.

– Итак, расскажите мне, что происходит, – попросил Саймон, когда они с Джосс прошли в ее кабинет. Саймон встал у камина, растопленного Лин.

Дрова весело потрескивали, наполняя комнату приятным запахом.

– Что вам говорил Люк?

– Он думает, что вы страдаете послеродовой депрессией.

– Вы тоже так думаете?

– Это маловероятно. Может быть, вы устали, может быть, вы немного подавлены. Покажите мне современную мать, которая легко переносит роды и уход за новорожденным. Однако ничего серьезного у вас нет. Как вы спите последние дни?

– Нормально.

Это была неправда, и оба понимали это.

– Вы все еще кормите грудью?

Она кивнула.

– Осталось только одно кормление в сутки.

– Я взгляну на этого молодого человека, уж коли я здесь.

– Саймон, – Джосс беспокойно мерила шагами кабинет, – я не придумала Джорджи. Вы же сами слышали, что Том тоже его видел.

– Слышал. Так расскажите мне об этом.

– Если бы Джорджи видела только одна я, то на меня, видимо, надо было надеть смирительную рубашку. Но это не так. – Она покачала головой. – Другие люди тоже видели их.

– Их?

– На медицинском факультете вас специально учат такому раздражающему непоколебимому тону?

Он улыбнулся.

– С первого дня. Тех, кто не справляется, просто отчисляют.

– То есть, что бы ни произошло в этом мире, вы ничему не удивитесь.

– Ничему, поверьте мне, Джосс.

– То есть, если бы я сказала вам, что наш дом кто-то преследует, то у вас на голове не шевельнулся бы ни один волос?

– Ни один, даже седой.

– Я слышала Джорджи и Сэмми. Сэмми – это еще один мой брат. Но здесь есть что-то еще. – Джосс не смогла скрыть страх, и голос ее дрогнул.

– Что-то еще?

– Том называет его железным человеком. Думаю, что он носит доспехи.

На ее лице не было и тени улыбки. Саймон заметил темные тени под глазами, бледность кожи, тусклый и невыразительный взгляд.

– Что особенно интересно, так это то, как Том получил эти игрушки. Вы и он думаете, что их дал ему Джорджи. Если это так, то нам следует допустить, что призраки могут носить материальные вещи. Ведь игрушки сами по себе вполне реальны.

– Не думаю, что у них возникают какие-то проблемы с переноской предметов. – Джосс подумала о розах.

– И эта их способность распространяется и на людей? Как я понимаю, кто-то отнес Тома на чердак и кто-то сбросил его с кроватки.

Закусив губу, Джосс кивнула.

– Вы спрашивали его самого, кто отнес его на чердак?

– Он говорит, что это был железный человек.

– Как вы думаете, кто может быть этим человеком. Вы верите Тому?

– Но кто еще мог это сделать? Люк и Лин были на кухне.

– Джосс, в последнее время у вас не было головных болей? Приступов головокружения? Потери памяти?

– Я понимаю, вы хотите сказать, будто это делаю я. Конечно, мы должны были к этому прийти, не правда ли?

– Я должен проверить все возможности, а вы должны это понять.

– Правильно. И вот вы их проверили. Вы задали Лин и Люку те же вопросы, что и мне? В конце концов, каждый из них мог выскользнуть с кухни и подняться в спальню Тома. Каждый из них мог солгать.

В первый раз на лице Саймона отразилось смущение.

– Думаю, что вы этого не сделали, Саймон. Уверяю вас, что я психически совершенно здорова.

– А как быть с синяками, Джосс? С синяками на теле Тома. Это сделал Джорджи? Или железный человек?

В глазах Джосс появился опасный блеск.

– Он упал с кроватки!

– Вы в этом уверены?

Она задумалась.

– Но что еще я могу думать, Саймон? Это была не я!

Несколько секунд он смотрел на нее, потом медленно покачал головой.

– Нет, я не думаю, что это были вы. Джосс, если вы здесь так несчастны, то не стоило бы вам уехать отсюда хотя бы ненадолго – вместе с детьми? К друзьям, к родителям. Просто для того, чтобы сменить обстановку.

Она отрицательно покачала головой.

– Люк не поедет.

– Я не предлагаю вам ехать с Люком. Поезжайте только с детьми.

– И без Лин?

Доктор слегка наклонил голову.

– Вы хотите, чтобы Лин поехала с вами?

Джосс пожала плечами. Идея поехать куда-нибудь без Лин показалась ей вдруг очень соблазнительной. Она посмотрела на Саймона.

– Иногда я думаю, что было бы прекрасно, если бы мальчики были только моими.

– Этого не надо стыдиться, Джосс. Естественно, что вы хотите детей для себя. Лин очень хороша в работе, она прекрасно справляется с хозяйством, и я это вижу. Если бы все было нормально, вам надо было благодарить небо за то, что оно послало вам Лин. Но, пожалуй, сейчас она взяла на себя слишком много, и вы чувствуете себя обойденной и лишней, не так ли?

Джосс фыркнула.

– Теперь вы играете роль психотерапевта.

Он рассмеялся.

– На медицинском факультете этому начинают учить со второго дня. – Он тяжело вздохнул. – Послушайте, мне надо поехать домой, принять ванну, съесть завтрак и идти в операционную. Подумайте о каникулах, Джосс. Дайте себе отдохнуть. Думаю, что дом и связанная с ним память перегрузили вас. – Саймон неохотно отошел от огня.

Джосс проводила врача на кухню. Лин что-то чистила и, когда они вошли, подняла голову и вопросительно посмотрела на Саймона.

– Боюсь, что меня пока не собираются вскрывать, Лин, – сказала Джосс.

Лин тряхнула головой.

– Естественно, не собираются. Надеюсь, что вы ее осмотрели, Саймон, и посоветовали ей побольше отдыхать.

– Я действительно это сделал. – Саймон снял с вешалки куртку. – Прощайте, леди. Я сам найду дорогу.

Врач вышел из дому и по заднему двору направился к гаражу, где его ждал Люк. Проводив Саймона взглядом, Джосс обернулась к Лин.

– Я душевно здорова, разумна и адекватна, – тихо произнесла она. – Пожалуйста, не думай обо мне ничего другого и впредь.

Лин вскинула бровь.

– Если в этом нет нужды, то я не возражаю.

– Отлично. Ты же понимаешь, что мы можем обойтись и без тебя.

Щеки Лин вспыхнули.

– Это зависит от тебя.

– Да. – Джосс задумчиво посмотрела на Лин. – Да, это зависит от меня.

 

27

Офисом Люка был старый чемодан, где он хранил все свои бумаги, которые время от времени извлекались на свет Божий и раскладывались на кухонном столе. Чтобы они не разлетались от сквозняка, Люк прижимал их к столу чашкой кофе, яблоком и бутербродами с сыром. В такой день никто не смел отвлекать Люка, но по столь экстраординарному случаю Лин решилась проигнорировать недовольную гримасу, которой Люк одарил ее, когда она вошла в кухню.

– Люк, мне надо поговорить с тобой. Именно сейчас, пока Джосс гуляет с детьми.

– О Лин, только не это. – Издав страдальческий стон, Люк отодвинул в сторону пачку счетов и потянулся за стаканом.

– Нет, именно это. Сколько раз я могу тебя предупреждать? Творится что-то ужасное, и если что-нибудь случится, то это будет твоя вина. Ты не способен видеть, что делается у тебя под носом.

– Я все вижу, Лин. Ничего ужасного не происходит. Джосс прекрасно справляется. Дети счастливы – отчасти благодаря тебе, отчасти благодаря матери, которая в них души не чает. Ни с ее стороны, ни со стороны кого бы то ни было, им не угрожает никакая опасность. Если бы ты смогла оставить свои бредни и дать нам просто спокойно жить, то я был бы намного счастливее.

Лин закрыла глаза и тяжело вздохнула.

– Сегодня утром я видела на ручке Тома новые синяки.

Люк нахмурился.

– Вчера вечером я помогал его купать, Лин. Синяки остались у него после падения с кроватки.

– Как ни прискорбно, но это были новые синяки, Люк. Прошу тебя, поверь мне, это крик о помощи.

– Джосс не бьет детей, Лин. – Люк резко встал. – Я не хочу больше тебя слушать, ты поняла? Я не могу поверить, что все это ты говоришь о своей сестре.

– Она мне не сестра, Люк. В том-то все и дело. – Голос Лин внезапно потерял всякое выражение. – Она очень ясно дала мне это понять. Она же леди, владелица замка, а я просто необразованная девка, которая в ее глазах ничуть не лучше наемной няньки.

Потрясенный Люк уставился на Лин во все глаза.

– Лин! Ты же сама понимаешь, что это вздор! Джосс так не думает. Как ты могла вообразить подобное?

С коротким смешком Лин пожала плечами.

– Это очень легко, Люк, учитывая некоторые обстоятельства. Ты и сам все прекрасно понимаешь. Я живу здесь только потому, что люблю малышей – Нэда и Тома, – и думаю, нужна им. В противном случае я давно бы сказала ей, чтобы она сама занималась детьми.

Открыв рот, Люк тупо уставился на открытую дверь, которая распахнулась после того, как Лин, уходя, изо всех сил хлопнула ею.

– Лин… – Его протестующий возглас повис в воздухе без ответа.

– Боже мой, какой долгий путь вам пришлось проделать! – Джанет втащила Джосс в холл своего фермерского дома и помогла ввезти двойную коляску в кухню. – Дуреха, прийти пешком в такую погоду.

И правда, во второй половине дня небо стало серым, в холодном воздухе закружились гонимые ветром листья, а из туч посыпались на землю ледяные иглы дождя.

– Я отвезу вас назад на машине, но не раньше, чем вы выпьете чашку чая.

Джанет улыбнулась, видя, как Том, раскрасневшийся от ветра, бросился к старому лабрадору, который поднялся навстречу мальчику, бешено виляя хвостом.

– Джосс? – Своим острым взглядом женщина заметила слезы на щеках гостьи, когда та наклонилась над коляской, чтобы высвободить младенца из кокона теплых одеял. – Что такое? Что случилось?

– Ничего. – Джосс достала Нэда из коляски и прижала к груди. – Лин думает, что я их бью, Джанет.

– Она… что?

– Она думает, что я колочу детей, – Джосс возмущенно фыркнула. – Посмотрите на руку Тома.

Джанет внимательно взглянула на Джосс, потом встала и направилась к Тому и собаке.

– Ну-ка, Том-Том, давай снимем курточку, а потом поищем волшебную жестянку.

Стянув с мальчика курточку и перчатки, она засучила рукава. На левой руке явственно виднелись синяки, оставленные чьими-то пальцами. Джанет тяжело сглотнула. Опустив рукава, она выпрямилась и пошла за печеньем.

– Все тебе и чуть-чуть Симу, Том. Он и так слишком разжирел. – С этими словами Джанет протянула мальчику печенье, потом посмотрела на Джосс. – Это не случайность.

– Нет, – прошептала Джосс.

– Но если это не вы, то кто тогда мог оставить эти синяки?

– Не Люк.

– Конечно, не Люк.

– И не Лин. О Джанет, она его просто обожает.

– Тогда кто? Только не рассказывайте мне про привидения, я в них все равно не верю. Это сделал вполне реальный человек, Джосс. Давайте, думайте. Должно быть, он с кем-то играл. Кстати, как насчет Джимбо – того парня, который помогает Люку? Его мать и сестра были немного со странностями. Вы никогда не оставляли с ним Тома?

Джосс отрицательно покачала головой.

– Это случилось прошлой ночью, Джанет. Люк помогал мне его купать. Тогда синяков не было. Их обнаружила сегодня утром Лин, когда одевала мальчика.

– И она подумала, что это сделали вы?

– Я единственная, кто вставал к детям ночью.

– Джосс… – Джанет положила на стол печенье и обеими сильными теплыми руками взяла Джосс за плечи, – кто знает, может быть, вы по ночам ходите во сне?

Джосс внимательно посмотрела на хозяйку и некоторое время молчала, не зная, что ответить.

– Нет, конечно, нет.

– Вы говорите не слишком уверенно.

– Ну как можно быть в этом уверенной? Но, наверное, Люк бы слышал, как я хожу? Он бы знал об этом.

– Да, я полагаю, он бы точно знал. – Джанет снова встала и, направившись к плите, поставила на огонь тяжелый чайник. – Ладно, давайте думать дальше.

Она налила кипяток в заварочный чайник.

– Что говорит Том?

Джосс пожала плечами.

Джанет бросила на нее острый взгляд.

– Вы его спрашивали?

– В этот раз нет.

– Ну, дорогая моя, вы же не можете не спросить, – Джанет опустилась на колени перед мальчиком. Тот, играя, пытался спасти печенье, от которого после шершавого языка Сима остались только мокрые крошки. – Слушай, отдай все это Симу. Я дам тебе другое. Не можешь же ты съесть печенье, которое он раздраконил!

Том захихикал.

– Сим его раздлаконил! – мальчик был в восторге от нового слова.

– Ты можешь сам раздраконить следующее. Итак, Том Грант, у меня такое впечатление, что ты побывал на войне. Кто наставил тебе этих пятен? – Она снова осторожно засучила ему рукав.

Том, не отрывая глаз от собаки, мимоходом взглянул на свою руку.

– Железный человек.

Джанет услышала, как Джосс за ее спиной испустила рыдающий вздох.

– Когда же дрянной железный человек успел это сделать? – весело спросила Джанет.

– Ночью, когда надо спать.

– Ты не позвал маму или папу, когда он пришел?

– Позвал.

Том выхватил еще одно печенье из жестяной коробки и разломил его пополам.

– Но они не пришли?

– Нет. – Он покачал головой.

– Почему нет?

– Не знаю.

– Что же делал железный человек?

– Бил Тома.

Джанет прикусила губу.

– Он не хотел взять тебя из кроватки?

Том кивнул.

– Но ты не захотел идти с ним?

Том в ответ отрицательно покачал головой.

– Почему?

– Я не люблю его.

– Том, как он выглядит? Он такой же большой, как папа?

Том на мгновение задумался, и Сим, воспользовавшись этим обстоятельством, выхватил печенье из его руки. Том лукаво улыбнулся Джанет.

– Сим хочет еще одно.

– Сим – жадный поросенок. Расскажи мне о железном человеке, Том. На что он похож?

– На кошачью еду.

– На жестянку из-под кошачьей еды? – Джанет посмотрела на Тома, потом перевела взгляд на Джосс, с трудом подавив смешок. – Мы что, рассказываем здесь сказки на ночь?

Джосс пожала плечами. Она улыбалась, но лицо ее было белее полотна.

– Том, расскажи тете Джанет, какое лицо у железного человека? На кого он похож? Есть у него большая борода, как у молочника?

Борода молочника так очаровала Тома, что он при любой возможности – которых, впрочем, по счастливому стечению обстоятельств, было не так много – старался ее подергать.

Том покачал головой.

– Он носит шляпу? Большую железную шляпу?

Том снова отрицательно мотнул головой.

– Однажды он дал тебе игрушки Джорджи. Он давал тебе еще что-нибудь?

Том кивнул.

– Цветы. Колючие цветы. Том укололся.

– Джосс, что это? – Сунув в руки Тома жестянку с печеньем, Джанет встала на ноги и подошла к Джосс, которая буквально рухнула на стул и уткнула голову в ладони.

– Розы. Белые розы.

– Правильно. – Голос Джанет стал неожиданно резким. – Я не верю тому, что вы рассказываете, но вся эта канитель мне не нравится. Совсем не нравится. Вы не вернетесь больше в этот дом. Я хочу, чтобы вы остались здесь. Все. Здесь полно свободных комнат. Мы поедем и заберем кое-какие вещи, когда вы проглотите чашку чая, а потом вернемся сюда. Понятно?

Джосс вяло кивнула.

– Тебе это нравится, Том? – Джанет обняла мальчика. – Остаться здесь жить с Симом?

Том кивнул. Посмотрел на Джосс.

– Тому дадут щенка Сима? – с надеждой в голосе спросил он.

Джанет рассмеялась.

– Никаких шансов, сынок. Старина Сим не умеет рожать щенков. – Она взглянула на Джосс. – Пейте чай.

 

28

Люка нигде не было, и женщины продолжили поиски в кухне. Во дворе, где Джанет поставила свой «ауди», было темно. Ворота гаража заперты.

Джосс хмурилась. Лин должна была в этот час готовить ужин, но на кухне тоже никого не было.

– Пойду посмотрю, где они. – С этими словами Джосс сунула Нэда в руки Джанет. – Том, ты останешься здесь. Покажи тете Джанет, как хорошо ты скачешь верхом.

В большом холле было темно.

– Люк, Лин! – Голос Джосс прозвучал под сводами зала до неприличия громко. – Где вы?

Было такое ощущение, что в доме пусто. Джосс включила свет. Одна лампочка перегорела, а слабый свет второй не достигал дальней стены. Ветер тихо завывал в трубе. Джосс подошла к лестнице и посмотрела вверх, изо всех сил вглядываясь в темноту.

– Кэтрин! – Он нежно привлек ее к себе. – Моя любимая малютка. Иди ко мне, я не причинютебе зла.

Он положил сложенные лодочкой ладони на ее груди, поцеловал в шею и начал ловко расшнуровывать платье.

Обнаженная, она повернулась к нему, не стесняясь своего налитого юного тела, своей молочно-белой кожи. Она не отпрянула, когда он привлек ее к себе; глаза ее потеряли всякое выражение. Пока он, потея, стонал и целовал ее, Кэтрин, прищурив глаза, смотрела вдаль.

Она слушала эхо.

Джосс почувствовала, как встали дыбом волоски на ее руках, по коже побежали мурашки.

– Лин, ты наверху?

Голос ее стал пронзительным.

– Лин! – Джосс пошарила рукой по стене и включила свет.

Он был здесь. Она чувствовала это всем своим существом, и на этот раз он был здесь не один.

Не двигаясь, держась рукой за перила, Джосс несколько секунд простояла у лестницы, не в силах заставить себя поставить ногу на ступеньку. Потом резко повернулась и бросилась прочь из холла.

Оказавшись во дворе, она глубоко вдохнула морозный воздух, стараясь утишить тошнотворный панический страх, охвативший ее.

– Джосс! – крикнула Джанет голосом, пронзительным от беспокойства. – Джосс, где вы?

Джосс стояла неподвижно, не в силах вымолвить ни слова, слыша, как Джанет подбежала к ней и чувствуя руки пожилой фермерши, обнявшие ее за плечи. Дрожа от страха и холода, перестав что-либо понимать и не отдавая себе отчета в своих действиях, Джосс припала к груди Джанет.

Фары машины Лин прорезали темноту, и, когда автомобиль остановился, свет этот падал на Джанет и Джосс.

– Джосс, где ты пропадала, черт тебя возьми? – Лин выскочила из машины. – Мы с Люком чуть с ума не сошли. Где мальчики?

Стоя в ярких лучах све, та, Джосс была не в состоянии открыть рот, и за нее ответила Джанет.

– Мальчики здесь и прекрасно себя чувствуют. – Голос ее прозвучал на удивление спокойно в тихом свисте ледяного ветра. – Ничего страшного не произошло. Это мы недоумевали, куда делись вы.

– Я же сказала, что возьму детей на прогулку, Лин. – Джосс в конце концов обрела силы, чтобы выйти из круга ослепительно яркого света. Из темноты она наконец зрячими глазами посмотрела на сестру. – Где Люк?

– Он пошел через поле искать тебя.

– Но зачем? Вы же знали, куда я собиралась.

– Я знала только, что ты пошла гулять. Несколько часов назад, когда было еще светло. Джосс, ты что, забыла, что с тобой двое крошечных детей?

– Я же сказала, что мы пойдем к Джанет, – перебила Джосс сестру.

– Нет. Нет, Джосс, ты этого не говорила. Ты сказала, что вы пойдете к скалам, погуляете на солнышке. Ты что, не могла позвонить от Джанет, когда оказалась у нее? Это, конечно, было очень трудно! А теперь я вижу, что Джанет привезла тебя домой. – Лин наклонилась в кабину своей машины и выключила двигатель. Фары погасли, и стал виден припаркованный рядом автомобиль Джанет.

Наступило неловкое молчание. Джанет нахмурилась и откашлялась, стараясь справиться со смущением.

– Я предложила отвезти Джосс домой, если она выпьет у меня чашку чая. Если вы хотите кого-то обвинить, то обвиняйте меня. Кстати, где Люк?

В дверях кухни показался Том. Он немного постоял на крыльце, потом спрыгнул со ступенек, подбежал к Джанет и взял ее за руку.

– Он пошел искать свою жену. – Лин захлопнула дверь машины.

– Когда? – Джосс резко повернулась и сквозь арку ворот внимательно посмотрела в темноту сада.

– Несколько часов назад.

– Так где он сейчас?

– Не знаю. – Лин встревоженно покачала головой. – С тех пор он не возвращался. А как вы думаете, зачем бы я поехала из дома на ночь глядя? Я проехала по дороге возле скал до самой деревни. Его нигде нет.

– Он ушел, когда было еще светло? – Джосс схватила сестру за плечи. – А сейчас уже темно, Лин. Я отправилась к Джанет тоже несколько часов назад. Так где сейчас может быть Люк? – Джосс ощутила во рту кислую отрыжку страха.

Темноту двора теперь рассекал только узкий клин света, проникавшего на улицу сквозь окно заднего холла. Тени от большого и маленького силуэтов Джанет и Тома, вырисовывавшиеся на фоне окна, тянулись по камням двора к ногам Джосс.

– Пойдем в дом, Джосс. – В тишине отчетливо прозвучал голос Джанет. – И вы, Лин. Нет никакого смысла стоять на улице и мерзнуть. Я уверена, что с Люком все в порядке. Он, наверное, уже у нас на ферме и пытается выяснить, куда мы все делись. Пошли.

После недолгого колебания Лин подошла к Джанет, оторвала от нее Тома, взяла его на руки и исчезла в доме.

Джанет не двигалась с места.

– Джосс?

– Он здесь, Джанет, здесь, во тьме. – В голосе Джосс прозвучал неприкрытый ужас. В голове неотвязно вертелись строки из письма Дэвида. «Джон Беннет… прогуливался по саду Белхеддона… столкнулся с кем-то… его разум, уже подорванный смертью единственного сына, совсем его покинул… насколько мог вспомнить… бросился бежать в наступавшую темноту… Фигура высотой больше семи футов…»

Джанет обняла Джосс за плечи.

– Джосс…

– Он здесь, Джанет. Разве вы этого не чувствуете? Не чувствуете, что он здесь, в темноте, и смотрит на нас?

– Вы имеете в виду Люка? – Джанет посмотрела в ту же сторону, что и Джосс, но ничего не увидела.

– Нет, не Люка. Его. Дьявола. Чудовище, которое преследует Белхеддон.

Джанет, вздохнув, сокрушенно покачала головой.

– Нет, я его не чувствую. Я вообще ничего не чувствую от холода. Пошли в дом и выпьем по чашке чая…

– Он ищет Кэтрин.

– Кто такая Кэтрин? – Джанет насторожилась. – Джосс, ради Бога!

– Он убивает всех, кто становится на его пути. – В животе у Джосс зашевелился болезненный ком, ноги ее подкосились, и она крепче вцепилась в руку Джанет. – Мы должны найти Люка, и вы мне поможете.

Ворота были заперты, и Джосс изо всех сил начала дергать ледяную железную задвижку, стараясь ее поднять.

– Джанет!

– Джосс, мне не нравится ваша идея. – Джанет начал охватывать страх. Это чувство заразительно. Она оглянулась, порыв холодного ветра пошевелил ей волосы. Джанет прислушалась, как завывает в ветвях каштана ветер, и ей захотелось, чтобы он стих и снова наступила тишина, в которой стали бы слышны и другие звуки. – Джосс. Пойдемте в дом. Глупо куда-то двигаться сейчас. Мы не знаем, где он, и ни за что не найдем его в такой темноте.

Задвижка, издав металлический щелчок, наконец поддалась, и ворота широко распахнулись. Над головами женщин, временами скрываясь за несущимися тучами, светила луна. В этом прерывистом призрачном свете был виден луг, усеянный опавшими, серыми в ночном одноцветном мире листьями. Выбежав на траву, Джосс огляделась. За сумеречным лунным светом стояли черные непроницаемые тени, скрывавшие все… или ничто.

Джанет последовала за Джосс и крепко взяла ее под руку.

– Пошли в дом, Джосс. – В ее голосе слышалась не просьба, это был приказ. – Прошу вас.

– Он здесь, Джанет.

– Его здесь нет, – Джанет не могла понять, о ком говорит Джосс – о Люке или… о ком? Она почувствовала, как по ее спине снова прокатилась волна страха. – Джосс, вас ждут дети. Вы должны идти к ним. Надо упаковать вещи и ехать ко мне. Мне кажется, что Люк ждет нас на ферме.

– Я тоже так думаю, – все еще колеблясь, ответила Джосс. Она посмотрела в сторону теней, и ей почудилось там какое-то движение, от которого сердце ее ушло в пятки. Какое-то время она ничего не видела, потом поняла, что Джанет смотрит туда же. Вдруг она весело рассмеялась.

– Это же Кит и Кэт! Посмотрите.

Двое котят выбежали из темноты с поднятыми хвостами, охваченные охотничьим азартом. Игра была в самом разгаре. Вот они одновременно подпрыгнули в воздух, приземлились и исчезли в поблекшей розовой клумбе в дальнем конце лужайки.

Напряжение спало. Не говоря больше ни слова, Джосс последовала за Джанет во двор. Фермерша заперла ворота, и через несколько секунд обе были уже в доме.

Джанет с размаху опустилась на стул и подперла голову руками.

– Если вы сейчас предложите мне чашку черного кофе, то я, скорее всего, не откажусь.

Джосс молча поставила чайник на плиту. Джанет провела рукой по лицу.

– Что это было, Джосс?

– Я же вам говорила.

Джанет испытующе посмотрела на Джосс. Потом решительно встала и подошла к телефону.

– Позвоню на ферму. Может быть, Люк там. Он знает, где я прячу ключи.

Она ждала пару минут, слушая длинные гудки, потом повесила трубку.

– Конечно, он не стал заходить, поняв, что нас там нет.

– Его там нет, Джанет. – Джосс посмотрела на свои дрожавшие руки. – Он бродит где-то на улице.

Как Джон Беннет. Как ее отец.

– Соберите детские вещи, Джосс. – Джанет подошла к Джосс сзади и принялась нежными, но уверенными движениями слегка массировать ей плечи.

Кивнув, Джосс встала, стараясь не обращать внимания на странное нежелание покидать дом, который опутал ее липкой, как паутина, сетью.

– Лин, должно быть, взяла детей наверх. Я пока соберу чемодан. Вы подождете здесь?

Джанет отрицательно покачала головой.

– Лучше я пойду с вами. Дайте мне руку.

Кухня, всегда такая теплая и гостеприимная, показалась женщинам самым надежным в мире убежищем, когда они открыли дверь в холл. Ветер, пробивавшийся сквозь неплотно закрытую входную дверь, был ледяным.

Обе женщины торопливо пересекли холл, и Джосс, не дав себе времени на раздумья, стала подниматься по лестнице. Лин была в комнате Нэда и меняла малышу пеленки. Том, уйдя в свою спальню, высыпал на пол содержимое ящика с игрушками и наслаждался произведенным беспорядком.

– Лин, я хочу забрать детей к Джанет на пару дней. – Джосс наклонилась, чтобы поднять с полу детский свитер. В ней снова проснулось нежелание уезжать; конечно, намного проще было бы остаться.

– Вы тоже можете поехать к нам, Лин, – Джанет приветливо улыбнулась Лин, которая воззрилась на фермершу, держа в руке баночку с тальком.

– Было бы неплохо, если бы ты тоже поехала с нами, – без всякого энтузиазма поддержала Джанет Джосс. – Или, если хочешь, отдохни несколько дней, съезди к маме и папе. Они будут в восторге.

Лин вернулась к прерванному занятию; ловко запеленав Нэда, она натянула на него ползунки и поставила мальчика на ножки.

– Люк вернулся? – спросила она, взяв младенца на руки и прижав его к плечу.

Джосс покачала головой.

– Его нет. – Она закусила губу. – Лин, когда он ушел?

– Примерно через час после тебя.

– И с тех пор о нем ничего не слышно?

На этот раз покачала головой Лин.

– Должно быть, он вне себя и успел обследовать всю местность до самого Суона.

Джосс вяло улыбнулась.

– Хотелось бы так думать. – Она обернулась к Джанет. – Я не могу уехать до тех пор, пока не узнаю, что с ним все в порядке. Пойду его искать. Смотри за детьми, Лин. Не спускай с них глаз. – Она поцеловала Нэда в макушку, повернулась и побежала к двери.

– Джосс! – крикнула Джанет ей вслед. – Подождите, я пойду с вами.

– Нет, оставайтесь здесь и помогите Лин. Не оставляйте мальчиков одних.

Последние слова Джосс произнесла, перепрыгивая через две ступеньки и сбегая вниз по лестнице. Лин взглянула на Джанет и поджала губы.

– Ей очень надо отдохнуть.

Джанет кивнула.

– Да, ей неплохо было бы немного отвлечься. Этот дом плохо действует на нее. – Она, вздрогнув, оглянулась. – Вы тоже думаете, что здесь что-то есть? – Голос ее превратился в шепот.

Лин улыбнулась.

– Конечно нет. Саймон говорит, что у Джосс легкая послеродовая депрессия. Ему кажется, что она взвалила на себя слишком много дел. Но он просто не понимает, кто здесь на самом деле работает. Если кто и нуждается тут в отдыхе, так это я. – Тон ее голоса стал едким. Она уложила Нэда в кроватку и укрыла его одеялом.

– Вы хотите оставить его здесь одного? – Джанет отступила на шаг, чтобы не мешать Лин, принявшейся сновать по комнате, наводя в ней порядок и складывая аккуратными стопками белье ребенка.

– Я включу электронную няню – селектор. Мальчик спокоен. Если он заплачет, то мы услышим, а Том-Тома можно взять на кухню, пусть попьет чаю. Джосс не будет, может быть, несколько часов, а вернется она еще более измотанной. – Лин тяжело вздохнула. – Не очень-то легко работать у собственной сестры, Джанет. У сводной сестры, я бы сказала. Нам нельзя забывать о нашем истинном родстве. – Она с треском задвинула ящик комода.

Джанет нахмурилась.

– Знаете, я думаю, вы несправедливы к ней, если можно так выразиться. Она любит вас как родную сестру. У меня их три, и мы все время ругаемся, как кошки с собаками. Но это не значит, что мы не любим друг друга. Один – за всех и все за – одного, так мы ведем себя, если кто-то вмешивается в наши отношения. Не забывайте, как тяжело ей все это досталось, Лин. Обрести свою родную семью и этот дом было для Джосс сильнейшим эмоциональным потрясением. Вы и ваша семья стали для нее вдвое дороже. Вы находитесь здесь, как и раньше, только ради нее. Ее настоящая мать – это персонаж сновидения, и, скорее всего, кошмарного.

«Кроме того, в этом доме и правда есть что-то пугающее». Джанет едва не произнесла это вслух, но вовремя сдержалась.

– Пошли, Лин, накормим этого славного молодого человека, чтобы, когда вернется Джосс, мы могли бы сразу погрузиться в мою машину и поехать на ферму.

Она оглянулась, посмотрела на Нэда, который лежал в своей кроватке, мирно посапывая. Во сне Нэд шевелил ручками в воздухе, воздухе, который вдруг стал странно холодным.

Освещая себе путь узким лучом карманного фонарика, Джосс побежала по лужайке к воротам. Справа в темной воде озера отражались примерзшие к небу звезды, выделяясь мелкими сверкающими точками между черными пятнами промокших от дождей и почти скрывшихся под поверхностью воды лилий. Когда Джосс ступила на промерзшую траву, внезапно раздался всплеск и шорох крыльев. Крякнула вспугнутая утка.

Джосс сглотнула слюну и крепко сжала в руке фонарик. Люк должен догадаться, что она пойдет по дорожке до скал, а потом свернет на тропинку, ведущую вдоль них до торфяника с объеденной кроликами травой, и дальше до того места, где тропинка круто обрывается, выходя к берегу моря. Это был любимый маршрут прогулок Джосс. По этой дорожке было очень легко идти даже с коляской. Дорога делала потом поворот, после которого начиналась развилка: можно было либо вернуться домой, либо обогнуть поле озимой пшеницы за фермой. Длина всей дороги, по подсчетам Джосс, была не больше трех миль. Она дрожала. Ночь была тихой и очень холодной. Стиснув зубы, она торопливо пошла вперед, освещая фонариком тянувшуюся справа и слева живую изгородь и канавы, окаймлявшие дорогу.

– Люк! – Голос ее казался тонким и призрачным в невообразимой, поистине вселенской тишине ночи. – Люк, ты здесь?

Он мог упасть и вывихнуть ногу… Впрочем, могло случиться и нечто худшее. Он мог упасть здесь в любом месте. Джосс остановилась и осветила фонариком канаву, которая расширялась на стыке двух полей. Вода, лившаяся из дренажных труб, проложенных в почве под зарослями крапивы и ежевики, сильно шумела и превращала канаву в бурный, как река, поток. Джосс медленно пошла вдоль канавы; луч фонарика временами выхватывал из темноты кораллово-красные ягоды, висящие среди веток колючего кустарника, растущего на краю поля. До слуха Джосс донесся вскрик потревоженной куропатки.

– Люк!

Идти по замерзшей траве в сапогах было очень неудобно.

– Люк, где ты?

Она резко обернулась, посветив фонариком назад. Сердце дико забилось. Но сзади никого не было.

Как далеко от дома может он – оно – зайти? Джосс судорожно глотнула, застыла на месте и тщательно прислушалась.

– Люк, – отчаянным шепотом произнесла она.

Неожиданно для себя она перешла на бег, размахивая фонариком, скользя и оступаясь в попытках вернуться на ровную тропинку.

Тяжело дыша, она добежала до края скалы. Застыв на месте, она принялась всматриваться в темноту раскинувшегося перед ней моря. Был высокий прилив. В пятнистом, неровном свете луны Джосс могла различить воду, слюдяную темную массу, медленно шевелившуюся у ее ног. Берега было не видно. Прилив такой же, как и всегда. Подняв голову, Джосс вгляделась в горизонт. Вдали виднелись огни, северное море пересекал громадный паром, шедший на Харвич. На какой-то момент она успокоилась, представив себе огромное судно, полное пассажиров, убаюканных неутомимой работой бессонных винтов. Потом она представила невообразимые размеры моря и снова задрожала от страха.

От скалы дорога была видна так ясно, что Джосс выключила фонарик и торопливо пошла по невысокой траве. Вокруг, насколько хватало глаз, не было видно ни одного человеческого существа. Не было видно вообще ничего. Она внезапно почувствовала на губах соленый привкус и поняла, что до крови искусала их на ледяном ветру. Губы болели, на языке тоже был привкус крови.

– Люк!

Звать его бесполезно, глупо, но Джосс успокаивалась от звука собственного голоса и продолжала звать мужа.

Она снова включила фонарь, когда свернула на дорогу, петлявшую среди полей, и пошла по замерзшей грязи к недавно засеянному озимой пшеницей полю, кустам и старому саду на задах фермы. Отсюда до Белхеддон-Холла было несколько миль. Здесь ей не может угрожать никакая опасность. Никакая опасность, кроме обычных неприятностей от ночного блуждания. Свет фонаря потускнел. Она направила его луч на кучу старых яблонь.

– Люк! – Голос ее стал хриплым от усталости, и Джосс вдруг почувствовала, что из ее глаз, орошая щеки, потекли горячие слезы. – Люк, ты здесь?

Ответа не было. За ее спиной, в поле, переговаривались, о чем-то сплетничая, чибисы. Тучи ушли, небо очистилось, и с него ярко засияли вечные звезды.

 

29

Лин усадила Тома на его стульчик, дала ему разогретый сандвич и сама устроилась за кухонным столом напротив Джанет.

– Лин, я на вашем месте не стала бы недооценивать беспокойства Джосс за детей. – Джанет задумалась. – Не все ее страхи мнимые, вы же понимаете.

– Вы имеете в виду призраки?

Джанет кивнула.

– У этого дома дурная репутация, и дурная слава о странных происшествиях, случавшихся в нем, идет уже несколько столетий. Я не думаю, что все это высосано из пальца. – Она виновато улыбнулась. – В небесах и на земле часто происходят удивительные вещи.

Лин изумленно вскинула брови.

– А я думаю, что все это вздор. Я не верю в привидения и никогда не верила. В этом мире – что ты видишь, то и получаешь. И то, что ты видишь, и есть весь мир. После не будет ничего. – Она встала и, подойдя к крану, налила себе стакан холодной воды.

– Значит, вы думаете, что в доме все в полном порядке? – умиротворяющим тоном заговорила Джанет, стараясь не показать растущего негодования.

Лин пожала плечами.

– Может быть, я не так хорошо образованна, как Джосс, но я достаточно много знаю, чтобы понять, что религия – это не более чем способ держать в повиновении толпу. Это промывание мозгов невиданного масштаба. Ориентация массового сознания в нужном направлении. Человек настолько много о себе вообразил, что не в состоянии поверить в то, что может просто перестать быть. – Она села и поставила перед собой стакан. – Может быть, вам это покажется чересчур циничным.

Джанет криво усмехнулась.

– Да, пожалуй.

– Джосс, кроме того, что она, на мой взгляд, сверх меры образованна, еще и истерична. – Лин вздохнула. – Все это из-за доставшихся ей по наследству писем и дневников, в которых ее родственники записывали всю эту чушь и в которых она теперь старательно копается. Конечно, деревенские жители верят во все это – ведь каждый любит истории о привидениях. Я тоже люблю, но при этом помню, что это всего лишь то, что есть, – то есть вымышленная история.

– Значит, вы не волнуетесь за Люка?

Лин пожала плечами.

– Я немного волнуюсь, потому что он ушел очень давно, но я не думаю, что на него могут напасть какие-то призраки или демоны. Не думаю, что они нападут и на Джосс. Я вряд ли отпустила бы ее из дому, если бы хоть на минуту верила в существование такой опасности.

– Не думаю, что вы бы ее не отпустили, – голос Джанет стал немного тусклым. – И тем не менее я считаю, что с Джосс и детьми не случится ничего плохого, если они на несколько дней сменят обстановку. Вы не согласны?

Лин снова пожала плечами.

– Согласна. Как бы то ни было, если говорить честно, то я была бы очень рада отдохнуть. Атмосфера здесь временами становится страшной.

– Атмосфера в отношениях между Люком и Джосс?

Лин покачала головой.

– Не совсем так. Просто Джосс захвачена своими потусторонними теориями. Во всяком случае, мне так кажется. Иногда мне кажется, что она может привести все это в исполнение одной силой воли. – Она вдруг подняла голову, напряженно прислушиваясь. – Кто-то подошел к двери?

Джанет слегка вздрогнула и оглянулась через плечо. На кухню потянуло ледяным сквозняком, который прекратился так же быстро, как и начался, когда захлопнулась входная дверь.

– Лин, она не появлялась? – В дверях стоял Люк, не снявший куртку. Он увидел Джанет, Тома, смачно уплетавшего сандвич, и взгляд его смягчился. – Вижу, что появилась. Она была у вас, Джанет?

Женщина кивнула.

– Прошу прощения, но, кажется, произошло маленькое недоразумение.

– А где она сейчас? – Люк сбросил куртку.

– Пошла искать тебя. – Лин встала и машинально потянулась к чайнику. – Она подумала, что на тебя мог напасть призрак.

– О Господи, только не это! – Усевшись за стол, Люк испустил тяжкий вздох.

– Люк, – опираясь на локти, Джанет подалась вперед, – послушайте, не отмахивайтесь так легко от всего, что говорит Джосс…

– Вся беда в том, что вы поощряете ее! – Люк возмущенно тряхнул головой. – Она меньше всего нуждается в том, чтобы слушать деревенские сплетни, которые питают ее нелепые фантазии. В доме не происходит ничего сверхъестественного. Детям не угрожает и никогда не угрожала никакая опасность. Все это плод ее воображения, все это у нее в голове. Россказни. Принужденная вера. Романтическое сочинение, которое она сама и состряпала, история с ней самой в роли главной героини. Разве вы не видите этого, Джанет? Все это часть унаследованного вместе с домом. Она мечтательница, благослови ее Господь. Представляете, факт оказался лучше, чем любой сюжет, который она только могла придумать. Оставьте ее в покое, и все пройдет само по себе.

– Она хотела забрать детей к Джанет на несколько дней, Люк, – тихо произнесла Лин, – чтобы сменить обстановку.

– Нет! – Люк с силой грохнул кулаком по столу. – Нет, Джанет. Вы очень добры, но я категорически возражаю. Я был бы вам очень признателен, если бы вы оставили ее в покое.

– Это решать ей, Люк, – стараясь сохранить спокойствие, сказала Джанет.

– Нет, не ей. На этот раз не ей! Это касается только нас двоих – меня и ее.

– Но…

– Джанет, – Люк резко поднялся, – пожалуйста, не сочтите меня слишком грубым, но я был бы очень вам признателен, если бы вы немедленно покинули наш дом. Тому пора спать. Позвольте нам с Джосс самим разобраться в этом деле.

Джанет уставилась на Люка, приоткрыв рот. Она медленно встала, отодвинула стул, сделала глубокий вдох.

– Очень хорошо. Пусть будет так, если вы этого хотите. Бедняжка Джосс! – она посмотрела на покрасневшую от неловкости Лин. – Позаботьтесь о всех них. Скажите Джосс, что я всегда готова помочь, если я ей понадоблюсь.

Она вышла при полном молчании.

– Это было очень грубо, Люк, – мягко сказала Лин. – Она прекрасная женщина.

– Временами ее забота становится слишком навязчивой. – Он встал. – Пойду проверю, заперты ли гаражи.

Несколько минут после его ухода Лин молча сидела за столом, потом, словно очнувшись, обратилась к Тому:

– Ну что, вы готовы пить сок, молодой человек?

Распахнув ворота гаража, Люк остановился и принялся рассматривать капот «лагонды». В свете флуоресцентной лампы матово поблескивала светло-голубая краска. Скрестив на груди руки, Люк задумался, прислушиваясь к затихавшему вдали шуму мотора «ауди» Джанет.

– Люк? – послышался нерешительный голос Джосс. – Люк, это ты?

Джосс стояла у калитки. Он вздохнул.

– Да, я.

– С тобой все в порядке? – Озябшими руками она попыталась закрыть щеколду, потом пошла к мужу, оставив калитку открытой. – Слава Богу! Люк, я думала, что с тобой случилось что-то ужасное!

– То же самое я думал о тебе немного раньше. – Он обнял ее за плечи и привлек к себе. Она сильно дрожала. – Почему ты не сказала, что уходишь на весь вечер?

– Я сказала. Я совершенно точно говорила об этом.

Он умиротворяюще улыбнулся.

– Ну ладно, что прошло, то прошло. Ты вернулась в целости и сохранности. – Он мягко отстранил ее от себя. – Пошли в дом. Лин приготовит ужин.

– Где машина Джанет? – Джосс тревожно огляделась по сторонам.

– Она уехала.

– Уехала? Но я же собиралась поехать вместе с ней. Я хотела взять мальчиков…

– Я сказал ей, что сейчас не время для этого. Ты очень нужна мне здесь, Джосс. – С этими словами он взял ее за руку.

– Люк! – Она вырвала руку. – Ты ничего не понимаешь. Мне надо увезти мальчиков отсюда. Я должна это сделать.

Мышеловка захлопнулась. Джосс почувствовала апатию, дом притягивал ее, как гигантский магнит, усиливая нежелание уезжать. Он держал ее мертвой хваткой и не думал выпускать из своих железных объятий.

– Нет, дорогая, ты ничего не должна. Я думаю, что настало время взглянуть правде в глаза, как ты считаешь? Все то ужасное, что здесь якобы происходит, просто плод твоего воображения. Ты должна признать это. Лин и я всегда готовы тебе помочь. Нет никакой угрозы для мальчиков… ее вообще нет. Все эти бредни о призраках лишь истерический вздор, который щекочет нервы таким людям, как Дэвид, и – будем смотреть правде в глаза – Джанет. Пошли. Пошли домой. Поговорим об этом после ужина.

– Люк…

– Потом, Джосс. Пошли. Здесь чертовски холодно. Пойдем.

Он закрыл гаражные ворота, защелкнул замок и подал Джосс руку. Она неохотно протянула ему свою.

После жуткого холода улицы кухня встретила их приятным теплом. Том играл своими игрушками на коврике, постеленном перед телевизором, наблюдая за приключениями Пингу, пока Лин чистила картошку. Она подняла глаза от стола, когда вошли Джосс и Люк.

– Наконец-то. Вся семья в полном сборе. Если пойдешь наверх, Джосс, то загляни к Нэду. Он кажется, забеспокоился. – Она энергично вонзила картофелечистку в глубокий глазок.

Джосс посмотрела на Лин и бегом бросилась к лестнице.

В их с Люком спальне горела одна лампочка. Торопливо сбросив куртку и кинув ее на кровать, она опрометью побежала к спальне младенца. Было тихо, лишь из окна доносился свист ветра в голых ветвях опавших деревьев. Она открыла дверь спаленки.

– Нэд, – прошептала она и, крадучись, подошла к кроватке. – Нэд?

Он лежал на животике, сжатые в кулачки ручки рядом с головкой.

– Нэд? – Она склонилась над сыном. Он лежал совершенно неподвижно. Джосс охватила паника, она стянула с малыша одеяльце. – Нэд!

Ее крик разбудил его, он встрепенулся и, когда Джосс взяла его на руки, возмущенно заплакал.

Лин появилась в спальне через считанные секунды. Следом за ней в комнату вбежал Люк.

– Джосс, что случилось? С мальчиком все хорошо? Мы слышали, как ты кричала.

– С ним все в порядке. – Джосс прижала сына к груди, стараясь успокоить. – Я не поняла, что он спит, и разбудила его, бедного малютку.

Она сама дрожала, как осиновый лист на ветру. Лин заметила это. Она взглянула на Люка, потом протянула руки к ребенку.

– Дай его мне, Джосс. Ты замерзла и устала. Почему бы тебе не принять ванну, пока я буду готовить ужин? Я успокою этого молодого человека, а потом уложу его в кроватку. – Она взяла Нэда и скорчила гримасу. – Сначала я его быстренько перепеленаю. Ну-ка, не спорь со мной. Иди и прими ванну. Люк принесет тебе что-нибудь выпить.

Уложив ребенка на пеленальный столик, Лин начала снимать с мальчика пижаму. Выходя из комнаты, Джосс услышала, как Лин тихо ахнула. Она остановилась и обернулась. Лин в это время показывала пальцем на ручку Нэда.

– Что такое? Что случилось?

– Ничего, солнышко. Нэд просто немного напуган, вот и все. Думаю, что он ударился о кроватку. – Лин нахмурилась.

– Дайте я посмотрю, – Джосс снова затрясло как в лихорадке.

– Не надо. Не о чем волноваться. Едва заметный синячок. – Она спокойно вытолкнула Джосс из спальни и закрыла дверь.

Чувствуя себя измотанной, потерпевшей полное поражение и замерзшей, Джосс вдруг поняла, что слишком устала для того, чтобы спорить с Лин. Она медленно вернулась в свою спальню, сбросила с ног мокрую обувь и начала расстегивать джинсы. Открыв кран с горячей водой, она стала наполнять огромную старинную ванну, добавив туда немного ароматического масла. Встав перед запотевающим зеркалом, Джосс принялась не спеша расчесывать волосы. Каким образом у Нэда появился еще один синяк? Это она виновата. Неужели она стукнула его, когда вынимала из кроватки? Вполне возможно, – ведь она была в такой панике. Или в спаленке было что-то еще? Что-то или кто-то. Костяшки пальцев, сжимавших ручку щетки, побелели. Отложив щетку, она расстегнула рубашку и сняла ее. Потом лифчик. Груди были все еще тяжелыми и опутанными сеткой синих вен. Она с несчастным видом посмотрела на их отражение в запотевшем зеркале, потом наклонилась над ванной и потрогала воду покрытой мурашками рукой.

Кэтрин.

В голове Джосс звук голоса смешался с шумом текущей в ванну воды. Какое-то мгновение она не реагировала на голос. Потом – медленно завернула краны. По спине пробежал холодок. Не оглядываясь, она рукой нащупала полотенце, висевшее на перекладине, хватая пальцами воздух до тех пор, пока ей не удалось схватить полотенце, которое она торопливо обернула вокруг пояса.

Кэтрин.

На этот раз голос прозвучал громче, заглушая плеск капель, падавших в воду. Она повернулась спиной к ванне. В воздухе висели клубы пара, оседавшего на холодных стенах мелкими каплями. Джосс почувствовала, что влага была холодной, когда спиной прижалась к стене.

Кэтрин.

Голос стал еще громче, обретая телесную силу. Это не плод ее воображения. Джосс дико озиралась, закрыв полотенцем грудь.

«Ты отдала ее мне, но она не любит меня! – Король гневно посмотрел на женщину, которая стояла перед ним, сохраняя надменный вид. – Мне не нужна шлюха, мадам. Вы обещали мне любовь в обмен на мое обожание! Я беру ее в свою постель, а она ведет себя в моих объятиях так, как восковая кукла!»

Обернувшись, чтобы взять кубок горячего вина, он не заметил ни как напряглась женщина при этих его словах, ни выражения дьявольской хитрости, мелькнувшего в ее странных золотистых глазах.

– Джосс, можно войти? – Голос Люка вывел ее из панического оцепенения. Она бросилась к двери и откинула щеколду. – Господи, зачем ты заперлась? – Люк принес с собой пару стаканов вина. – Ну вот, а я думал поболтать с тобой, пока ты будешь отмокать в ванне. Лин готовит ужин, а Том почти уснул.

Он улыбнулся, но заметил, как она бледна, и улыбка исчезла с ее лица.

– Что случилось?

– Ничего, – для большей убедительности она отрицательно покачала головой, изо всех сил стараясь взять себя в руки. – Ничего особенного. Просто я замерзла и устала гораздо больше, чем мне казалось. – Она благодарно приняла стакан из рук Люка и отхлебнула белое вино. – Садись рядом и поговори со мной.

С ним она будет чувствовать себя в безопасности. Невольно обернувшись, она сбросила полотенце и улеглась в ванну, со стоном погрузившись в исходящую паром горячую воду.

– Так лучше? – Люк внимательно наблюдал за ней. Он ясно видел на лице и теле Джосс следы напряжения и нездорового возбуждения. Прикрыв унитаз крышкой, он сел, подался вперед, опершись локтями на колени, и принялся внимательно изучать жену. Она до сих пор была очень хороша, тело ее приняло прежнюю форму, оправившись от родов. Единственными напоминаниями о них были восхитительная округлость грудей и такой же округлый живот, который он нашел очень привлекательным. Наклонившись вперед, он коснулся рукой ее груди.

– Она прекрасна.

Джосс сонно улыбнулась и погрузилась глубже в пузырящуюся воду. Теплая вода и ласковые прикосновения Люка вселяли уверенность, успокаивали.

Закрыв глаза, она дотронулась до его руки.

– Ты уверен, что с Нэдом все в порядке?

– С ним точно все в порядке, – нахмурившись, но сохраняя спокойствие, ответил Люк. Синяки на ручках Нэда без всякого сомнения были оставлены чьими-то пальцами. – Ладно, – он взял бокал и подал ей, – пей.

Опустившись на колени возле ванны, он закатал рукав и, опустив руку под воду, стал водить пальцами по ее груди, ощущая при этом скользкую шелковистую кожу. Продолжая поглаживать жену, он провел кончиками пальцев по ее округлому животу.

Она пригубила вино, испустив стон наслаждения.

– Ничего, если мы опоздаем к ужину?

Люк улыбнулся.

– Абсолютно ничего страшного. Лин уложит Тома. Я сказал ему, что ты придешь попозже пожелать ему спокойной ночи, но мы знаем, что к этому времени он будет уже крепко спать. – Его рука продолжала ритмично ласкать грудь Джосс, поднимая на воде мелкие волны. – Люк…

– Тсс, – он наклонился и поцеловал ее в губы, – можно, я лягу с тобой?

Она хихикнула.

– Мы здесь не уместимся.

– Тогда выйди из ванны.

– Не хочу. Там холодно.

Он рассмеялся. Встав, он вытащил из шкафчика кипу полотенец и расстелил их на полу.

– Выходи. Ты не почувствуешь холода. Твой муж тебя согреет.

Он расстегнул ремень, вытянул его из петель, расстегнул джинсы, потом внезапно нагнулся и подхватил жену на руки.

– Люк, ты что-нибудь порвешь! – Она снова хихикнула, когда он вытащил ее из ванны и положил на расстеленные полотенца. С тела Джосс струями стекала вода. Он наклонился и приник к Джосс губами.

Кэтрин взглянула на него снизу вверх и улыбнулась. Она обвила руками его шею, и ее губы, мягкие и сладкие, как вишня, жадно впились в его рот.

– Любовь моя, – проговорила она. – Мой король.

Издав мучительный стон, он привлек ее к себе, руки его ласкали каждый дюйм ее прекрасного тела, его язык жадно касался ее лица, шеи, груди, наслаждаясь ее горячей страстью.

Крик торжества и обладания повис под балдахином кровати и звонким эхом отразился под сводами темного замка.

Умиротворенная, Джосс мокрыми руками обняла Люка за шею и притянула его к себе.

– Люблю тебя, – прошептала она. Джосс приоткрыла сонные глаза, упиваясь теплом его тела, лаская языком его шершавую щеку. Затянутым томной поволокой взглядом она посмотрела в глаза мужа. – Люк, я хочу завтра увезти отсюда детей, – прошептала она. – Всего на несколько дней. Ну, прошу тебя, пожалуйста.

Он нахмурился, и она почувствовала, как напряглось его тело.

– Джосс…

– Люк, прошу тебя, умоляю, доставь мне такую радость.

Он был на стороне дома – хотел удержать ее, не желал выпускать из своих объятий. Она протянула руку и потрепала его за ухо. В ванной вдруг стало очень холодно. Джосс начала дрожать, несмотря на то, что муж лежал на ней и согревал ее своим горячим телом.

Он поднял голову и посмотрел на нее. В его глазах она увидела гнев.

– Джосс…

– Пожалуйста, Люк.

Она протянула руку, чтобы прикрыть полотенцем свои замерзшие ноги.

– Мне холодно, Люк.

Она так дрожала, что у нее застучали зубы. Ей вдруг стало трудно дышать. Тяжесть его тела была невыносима. Охваченная паникой, Джосс изо всех сил оттолкнула мужа. Какая-то невидимая сила сдавливала ей нос, рот, мешала вдохнуть, втаптывала в пол. Извернувшись, она сбросила с себя Люка и вскочила на ноги. Подбежав к окну, она распахнула его створки и высунулась наружу, подставив лицо ледяному ветру и стараясь поглубже вдохнуть холодный воздух.

– Джосс! – Голос Люка звенел от беспокойства. – Джосс, что случилось? Что с тобой?

Джосс была не в состоянии ответить. Пальцы судорожно вцепились в увитый плющом подоконник, она со свистом вдохнула, потом еще раз.

– Прости… не могу дышать… мне нужно выпить, Люк… воды… – Теперь тяжесть давила ее сзади – было чувство, что кто-то прижался к ее спине, дыша в шею, все сильнее прижимая ее к окну. Люк взял с края ванны ее бокал с вином. Вылив содержимое в ванну, он бросился к крану и подставил бокал под струю холодной воды. Обернув халат вокруг обнаженных плеч, он сунул бокал ей в руку.

– Вот, выпей.

Она обернулась и дрожащей рукой приняла бокал. За спиной Люка стояла вполне различимая фигура. Мужчина – выше и старше Люка, мужчина с исполненными муки синими глазами и светлыми волосами, тронутыми сединой, мужчина, каждая черта лица которого была воплощением боли и гнева. Их взгляды встретились, мужчина протянул ей руку, а потом медленно исчез, растворившись в клубах пара, заполнившего ванную.

Бокал с водой выскользнул из пальцев Джосс и, ударившись о пол, разлетелся на мелкие осколки, рассыпавшиеся возле ее босых ног. Но Джосс ничего не замечала. Потрясенная, она несколько мгновений тупо смотрела за плечо Люка.

– Джосс? Джосс, в чем дело? – Люк резко повернулся, чтобы увидеть, на что так пристально смотрит его жена. – Что это? Что случилось? Джосс, тебе плохо?

Она не могла говорить. Он был так реален. Так ясно виден. То, что когда-то было тенью, силуэтом, волновавшим ее, превратилось в мужчину, полного боли и гнева, и она только что посмотрела ему в глаза. Несколько раз зажмурившись, Джосс снова огляделась и только сейчас поняла, что через открытое окно в ванную задувает ледяной ветер.

Где-то там, в темноте, прозвучал резкий крик лисы. Люк рванулся вперед и захлопнул окно.

– Джосс, пойдем в спальню. Тебе надо согреться. Береги ноги, здесь кругом стекло.

Он обернул Джосс полотенцем и нежно обнял за плечи.

– Нам надо уехать, Люк. Немедленно. Сейчас же. Я должна увезти отсюда детей. – Схватив его за воротник рубашки, она заставила Люка посмотреть ей в глаза. – Люк, ты должен понять. Дети в страшной опасности.

Надо бежать в спальню. Джосс сорвала с крючка халат и торопливо надела его. Длинный осколок бокала наискосок впился ей в ногу.

– Позови Лин. Пусть она нам поможет. Мы немедленно отвезем детей к Джанет. Люк, ради Бога, не смотри на меня так! Делай, что я говорю! – Она сунула кровоточащую ногу в тапок и отбросила со лба волосы. – Да скорее же! Ты что, не понимаешь? Он стал настолько силен, что я могу видеть его! Мальчики в опасности!

Она выбежала в холл, остановилась у комнаты Тома, приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Мальчик крепко спал. На столе у окна ровно горел ночник.

– Пусть он спит, Джосс. – Люк подошел и тоже заглянул в спальню, положив руку на плечо жены. – Пошли, солнышко. Ты очень сильно взвинчена. Оставим все как есть. Ложись в постель, а я принесу тебе ужин.

Тень снова появилась – у окна, на своем обычном месте. У Джосс пересохло во рту. Она застыла на месте, не в силах отвести взор от тени. Та двигалась. Двигалась к детской кроватке. Джосс явственно видела фигуру – силуэт человека, рослого плечистого мужчины. Гротескно выглядел нагрудник лат, выпиравший из-под свободной накидки.

– Железный человек! – она сама не осознавала, что громко выкрикнула эти слова. Обернувшись, она схватила Люка за руку. – Смотри! Ты ведь не верил мне? Смотри же, ради Бога, смотри! Бери Тома! Бери его из кроватки, пока не поздно!

Люк взял жену за руку.

– Джосс…

В это время тень вплотную приблизилась к кроватке, склонилась над ней, протянула руку…

Издав отчаянный вопль, Джосс рванулась в комнату. Она физически чувствовала, что между нею и Томом кто-то стоит. Лихорадочно протянув руку, она выхватила ребенка из постели. Загородив его своим телом, она постаралась спиной оттеснить стоявшую сзади тень.

– Уходи! Оставь нас! Люк!

Том дико закричал, но Джосс все же слышала, что Люк что-то говорил. Но она не могла подойти к нему. Между дверью и Джосс стояла страшная фигура. Крик Тома превратился в пронзительный отчаянный вопль. Было слышно, как заплакал Нэд.

Джосс, прижав ребенка к груди, старалась прорваться к двери. Что-то схватило ее сзади. Кто-то пытался вырвать Тома из ее рук.

– Джосс! – Сквозь детский крик пробился голос Лин. – Джосс, дай его мне!

Лин где-то здесь. Лин хочет ей помочь.

Джосс лихорадочно оглянулась, чувствуя, как затянутая в кольчугу рука схватила ее за плечо; железные пальцы впились в плоть. Джосс отчаянно прижала к груди плачущего Тома.

Она вдруг почувствовала, что роняет ребенка; руки ее слабели. Человек за спиной был намного сильнее.

– Люк!

Визг Тома заглушил ее рыдающий крик. Кто-то вырвал Тома из разжавшихся рук Джосс, и в этот миг все кончилось. Мужчина исчез.

Джосс, рыдая, рухнула на пол.

– Том…

– Я взяла его, Джосс. – Голос Лин от страха прозвучал сдавленно и глухо.

– Неси Тома вниз, Лин, и сажай его в машину. – Люк склонился над лежавшей на полу женой и помог ей встать на ноги. – Что за комедию ты ломаешь? Ты же чуть не убила ребенка! Я видел, что это сделала ты! Я видел это своими глазами! Что с тобой происходит, Джосс? Тебя надо отправить в больницу. Тебе нельзя доверять детей. – Голос его дрогнул. – Лин права. Мне надо было прислушаться к ней с самого начала. Прости меня, дорогая, но я не могу больше рисковать и забираю детей. Тотчас же. Ты меня поняла? Ты меня слушаешь, Джосс? – Он схватил ее за руку и повернул лицом к себе. – Прости меня, дорогая. Я понимаю, что ты не в себе. Но не могу допустить, чтобы это повторилось.

– Люк, – она уставилась на него во все глаза, – Люк, о чем ты говоришь?

Он снова посмотрел ей в глаза, потом со вздохом отпустил ее руку.

– Предлагаю тебе хорошенько выспаться. Потом, если у тебя хватит здравого смысла, позвони Саймону, и пусть он тобою займется. Когда я устрою детей, я вернусь, и мы решим, что делать дальше.

Он вышел из комнаты и направился в спальню Нэда. Собрав пеленки и белье, он засунул все это в мешок, потом вытащил из кроватки плачущего ребенка.

– Иди спать, Джосс. Отдохни. Мы все решим завтра.

– Люк, – она ошеломленно воззрилась на мужа, – Люк, что ты делаешь?

– Забираю детей, Джосс. Сейчас же. Прежде чем ты кого-нибудь из них покалечила. Я не верил Лин, не разрешал ей звонить Саймону… А она была права. Во всем была виновата ты.

– Люк! – Колени Джосс стали ватными. Она не могла идти за ним, была не в силах двинуться с места. Ее покинули последние силы. – Люк, подожди…

На мгновение его лицо смягчилось.

– Я вернусь, Джосс. Вернусь, когда мы отвезем детей к Джанет. Обещаю тебе это, дорогая.

Он вышел. Она услышала, как он сбегал по лестнице; потом наступила тишина.

– Люк, – прошептала она. Она оглядела пустую детскую, тишина, наступившая после того как стих плач детей, поразила ее. Дрогнувшее пламя свечи выровнялось. Ее собственная тень, угловатая и гротескная, шевелилась возле кроватки – огромная и угрожающая. Она со страхом посмотрела на тень и поплотнее завернулась в халат. Из раны на ноге непрерывной струйкой текла кровь, окрашивая домашнюю туфлю в красный цвет.

– Люк! – Крик, протестующий, жалобный и бессильный. – Люк, не оставляй меня!

До ее слуха ясно донесся звук мотора отъезжающей машины. Фары выхватили из темноты стволы промерзших деревьев, а потом все исчезло. Машина уехала в сторону деревни.

Любимый медвежонок Тома остался в кроватке.

Мальчик никогда не засыпал без него. Взяв игрушку в руки, Джосс принялась рассматривать шелковистый коричневый мех и бусинки глаз. На медвежонка был надет желтый вязаный свитер. Обняв медвежонка, Джосс опустилась на колени возле кроватки и заплакала.

Прошло много времени, прежде чем боль в ногах, затекших от стояния на коленях, заставила Джосс пошевелиться. Оглядев комнату, она увидела, что пламя свечи стало мигать, фитилек был погружен в последние капли расплавленного воска. Все еще прижимая к себе плюшевого медвежонка, она с трудом поднялась на ноги и побрела в спальню. В доме стоял страшный холод. Теперь Джосс явственно слышала свист ветра и стук ветвей об оконные стекла. Из печной трубы доносилось жалобное завывание. Небо заволокли тучи, пошел дождь со снегом. Туфля заскорузла от запекшейся крови, нога болела. Выйдя из двери, она оказалась на лестничной площадке.

Подойдя к лестнице, она остановилась и посмотрела вниз. Уезжая, Люк и Лин выключили свет, большой холл был погружен во тьму. Джосс ухватилась рукой за стойку перил верхнего марша, прислушиваясь к завыванию ветра в трубе. Внизу было очень холодно. Уже много дней камин в холле не топили, и в нем по-хозяйски расположился осенний холод. Сделав глубокий вдох, Джосс осторожно поставила ногу на верхнюю ступеньку и услышала, как заскрипел старый дуб. Сердце билось так сильно, что Джосс слышала его стук. Этот стук сбивал ее с толку, вызывал головокружение. Она сделала еще шаг, глядя на свою тень, отбрасываемую лампочкой, висевшей над лестничной площадкой. Перед ней, на несколько ступенек ниже, что-то лежало. Она нахмурилась. Наверное, Люк или Лин что-то выронили в спешке. Она сделала еще один шаг, глядя на матовый блеск полированных ступеней. Это что-то было белого цвета. Бутон розы. Она застыла на месте, вцепившись в перила и глядя на бутон. От прихлынувшей желчи во рту стало горько.

– Оставь меня в покое, – жалобно произнесла Джосс во тьму. – Ты меня слышишь? Оставь меня. Что я тебе сделала?

Ответа не было.

Она спустилась еще на одну ступеньку, хватаясь за деревянные перила с такой силой, словно от этого зависела ее жизнь, и осторожно обошла розу. Аромат ее был свеж и нежен и напомнил Джосс об ушедшем лете. Она сделала еще несколько шагов, торопливо уходя от розы. Вот еще пара ступенек, еще. Внезапно налетевший порыв ветра был так силен, что огромная труба содрогнулась. Еще две ступеньки – и она сможет дотянуться до выключателя, чтобы осветить холл. Свет отразится от незанавешенных окон, усиливая впечатление вечного холода на улице.

Кэтрин. Я здесь, Кэтрин.

Еще одна ступенька. Она вытянула вперед руку, нащупала выключатель.

Кэтрин, сладкая моя женщина, не умирай. Подожди меня, Кэтрин. Почему твоя мать не послала за мной? Да поразит ее чума за ее ненависть и ее интриги.

Свет включился с резким щелчком. Джосс остановилась, прижавшись спиной к стене и вглядываясь в пространство холла. Ветер выдул из камина пепел и разметал его по полу. На полированном столе стояли увядшие хризантемы, которые Лин срезала в саду на прошлой неделе. Лепестки цветов осыпались.

Я проклинаю убившее тебя дитя, Кэтрин. Оно должно было умеретьвместо тебя. Вернись ко мне, Кэтрин, моя любовь, моя судьба…

– Прекрати! – Джосс затрясла головой, заткнула ладонями уши. – Прекрати!

Слова продолжали звучать, отдаваясь эхом под сводом черепа.

– Прекрати! Оставь меня в покое!

Сильно дрожа, она шагнула в холл, обхватив себя руками. Дверь в главный зал казалась недосягаемой. Она сделала еще один шаг, преодолевая искушение побежать, словно боялась, что резкое движение может спровоцировать преследователя. Джосс услышала шум нового порыва ветра; ее внимание привлекло какое-то движение в камине. Она увидела, как из дымохода на камни пола посыпались лепестки белых роз. В кухне проснулись котята, оба разом кинулись бежать, шерстка их встала дыбом. Пролетев холл, они выскочили в холод и дождь через маленькое, проделанное специально для них прикрытое клапаном отверстие во входной двери.

– Нет! – Она закусила губу. – Пожалуйста, не надо.

Осталось всего несколько шагов, и она окажется на кухне, а оттуда так легко выйти на улицу. Джосс сделала еще один шаг, обшаривая взглядом углы, и в этот момент услышала позади себя какой-то звук.

Задвижка на двери кабинета открылась, и дверь распахнулась. В тот же момент раздался страшный грохот открывшихся французских окон, которые плохо заперли, закрывая несколько недель назад. Ледяной ветер ворвался в дом, двери захлопали о стены. В страхе озираясь, Джосс кинулась назад. Мокрый снег повалил в холл, пропитывая ковер холодной влагой. Кинувшись к окнам, Джосс с силой закрыла за собой двери, потом включила в кабинете настольную лампу и заперла окна, задернув после этого шторы. Листы бумаги со стола разметало по всей комнате. Джосс, чувствуя себя совершенно несчастной, посмотрела на этот разгром. Рукопись книги, заметки, письма, некоторые вещи матери – все рассыпалось по полу и промокло. Она не стала ничего подбирать. Повернувшись к двери, она застыла на месте, словно пораженная молнией.

Фигура человека стояла в дверном проеме большого зала – такая же огромная, как в ванной. Теперь на мужчине не было доспехов. Он был одет в черный и красный бархат, темный плащ повис ровными складками, когда он протянул Джосс руку.

Реакция Джосс была неосознанной. Она повернулась и бросилась бежать в первую попавшуюся открытую дверь. Это был вход в погреб. Она нырнула в дверь и рванулась вниз, перепрыгивая сразу через три ступеньки и летя в темноту. Рыдая, она вбежала в первый отсек погреба, освещенный косыми лучами света, проникавшими из холла, и тотчас выскочила во второй отсек, погруженный в темноту. Она заползла за пустые винные бочки, прижалась спиной к холодной кирпичной стене и затаила дыхание.

Ступени погреба заскрипели. Застонав от страха, она свернулась клубочком, обхватив колени руками. Она чувствовала приближение человека, ощущая его, как электрический разряд.

Кэтрин, иди ко мне.

– Нет! – Она перестала дышать. Воздух подвала был напоен ароматом роз.

Мужчина был уже совсем рядом с Джосс, без труда отыскав ее в темноте. Он видел перед собой не странную женщину, прячущуюся от него среди пустых бочек винного погреба конца двадцатого века, а любовь своей жизни, которая лежала на смертном одре, выстланном колючим вереском. Он пришел оторвать от нее ребенка – ребенка, который украл ее драгоценную жизнь.

Кэтрин.

Он протянул вперед руку и коснулся ее волос, осыпая их лепестками белых роз, которыми был когда-то усыпан ее гроб. Она шевелится. Она жива. Этот дух, который ходил по дому, дух так живо напомнил ему мертвую Кэтрин, что он приходил во все большую растерянность. Еще раз. Еще один раз он будет любить ее, он пробудит ее от смерти неистовой силой своей страсти.

Со стоном он привлек ее к себе, прижавшись к ее рту холодными, как лед, губами.

Кэтрин!

Джосс почувствовала силу обнявшего ее мужчины, мягкие бархатные одежды спутали руки, лишив ее последней возможности сопротивляться.

Кэтрин!

Его ледяное дыхание обожгло ее щеку. Пальцы, которыми он начал расстегивать на ней одежду, были холодны, как подернутая инеем бронза статуи посреди замерзшего фонтана.

– Нет, – жалобный шепот Джосс был не громче тихого выдоха. Здесь была Кэтрин; Кэтрин, владевшая ее сознанием. В животе стало холодно от страха и вожделения – она смотрела на мужчину глазами Кэтрин.

– Эдуард! Мой господин!

Руки его начали ласкать ее грудь, он покрывал поцелуями ее шею, груди, живот.

Милое дитя мое, ты жива.

Джосс не могла пошевелиться. Поначалу парализованная страхом, теперь она была не в состоянии двигаться из-за возбуждения, которое, начавшись в ногах, захватило низ живота. Она начала мелко и часто дышать. Халат ее распахнулся, и ничто больше не отделяло ее от короля. Исчезло все – мягкий бархат, парча и шелк. Теперь Джосс чувствовала только его жесткую требовательную плоть.

Взглянув в глаза Кэтрин, Эдуард Английский улыбнулся. С почтительностью было покончено. Это его любовь, его женщина, мать его ребенка, любовь, за которую он заплатил союзом с тьмой.

Сжав ее запястья своими могучими руками, он снова поцеловал ее, наслаждаясь бессильным сопротивлением, зная, что скоро страх в этих синих глазах уступит место вожделению и страсти, равным его собственным.

Кэтрин!

Испустив торжествующий крик, он вошел в ее теплую плоть и, рыдая, погрузил лицо в темный шелк ее волос.

 

30

– Джосс? – Люк вошел в кухню и огляделся. Было тихо. Кит и Кэт клубком черно-бело-рыжего меха свернулись в кресле-качалке у плиты. Люк вздохнул. Должно быть, Джосс спит. Он оставил Лин и детей у Джанет и от нее позвонил Саймону, а потом сел в машину и, невзирая на продолжавшую сыпаться с неба ледяную кашу, вернулся домой.

Еще раз вздохнув, он достал из буфета бутылку виски, налил немного в стакан и одним глотком выпил обжигающую жидкость. Поставив на стол стакан, он вышел в большой холл. Кит и Кэт бросились было за ним, но остановились на пороге. Игра была тотчас забыта. С распушенными хвостами и со стоящей дыбом шерсткой котята стремглав убежали на кухню. Свет был включен, и Люк огляделся. Весь пол был усыпан пеплом, вылетевшим из камина от порывов ветра, задувавшего в трубу.

– Джосс? – Он выглянул на лестничную площадку и подошел к подножию лестницы, где тоже горел свет. Дверь кабинета была закрыта. Открыв ее, Люк изумленно воззрился на царивший там разгром. Бумаги были в беспорядке рассыпаны по полу и столу, ковер пропитался влагой. Люк подошел к окну, раздвинул шторы и выглянул в окно. Входная дверь была открыта. Значит, Джосс где-то на улице. Но ключ торчал в замке изнутри. Обернувшись, он снова посмотрел на свалку бумаг, потом выбежал из кабинета и бросился вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки.

– Джосс, где ты?

На коврике в спальне Тома были различимы следы крови. Она ранена? У Люка свело живот, в страхе он огляделся, но в комнате не было никаких других следов Джосс; ее не оказалось ни в одной, ни в другой детской. Он быстро заглянул в комнату Лин, а потом поднялся в аттик. Джосс нигде не было.

Выругав себя за то, что бросил ее здесь одну, Люк вернулся вниз и вошел в кабинет. Только теперь он заметил плюшевого медвежонка, сиротливо лежавшего у двери. Должно быть, это Джосс его обронила. Они с Лин не взяли с собой медвежонка, чем немало расстроили Тома, когда тот узнал, что его любимого Теда оставили дома.

– Джосс? – Люк снова ощутил прилив беспокойства. – Джосс, где ты?

Он снова вышел к подножию лестницы. Там было очень холодно. Задрожав, он еще раз огляделся. В большом холле, в тени галереи для хора было очень темно. В трубе на разные голоса завывал ветер. Дом вдруг показался Люку до странности зловещим. Неудивительно, что Джосс испытывает такой страх. Он вздохнул и посмотрел вверх, в лестничный пролет.

Если ее нет в доме, то остается сад и – в голове у Люка помутилось от этой мысли – озеро. Он уже собрался выйти из дому, когда взгляд его упал на дверь, ведущую в погреб. Точно ли ее вчера закрыли и заперли? Они всегда внимательно следили за этим.

Дверь была слегка приоткрыта, холодный сквозняк, которым тянуло из погреба, обдувал щиколотки Люка.

– Джосс? – Люк внутренне сжался от страха, заглянув в дверь погреба. – Джосс, ты внизу?

Он протянул руку и включил свет, вглядываясь вниз. Здесь тоже было очень холодно, были видны ряды запотевших от холода бутылок. Преодолевая страх, Люк поставил ногу на верхнюю ступеньку. Теперь он явственно различал какие-то звуки. Звуки напоминали смех. Он резко обернулся.

– Джосс?

Смех прекратился неожиданно, словно его отрезали ножом.

– Джосс, где ты?

Смех был не ее. Люк мог бы поклясться, что смеялся ребенок.

– Джосс?

Тишина была почти физически ощутимой. Люк почувствовал, что от ужаса у него зашевелились волосы.

– Кто здесь? Выходите! Я же слышу, что здесь кто-то есть! – Он двинулся дальше, спускаясь в погреб, изо всех сил стараясь отогнать от себя мысли об умершем младшем брате Джосс. – Джосс! Это ты?

В погребе было сумрачно. Света единственной лампочки, висевшей под сводчатым потолком, хватало только на то, чтобы видеть ряды бутылок и бочки у дальней стены.

Он медленно направился к ним и вдруг заметил какую-то тень в углу.

– Джосс? Боже мой, Джосс!

Одетая в купальный халат, она была зажата между бочками. Халат был распахнут, обнажая ее белые груди и голые ноги. Одна домашняя туфля, покрытая коркой запекшейся крови, почти упала с ноги.

– Джосс!

Она не шевелилась.

– Джосс! Господь милостивый, ты жива?! – Он подбежал к ней, опустился на колени и попытался нащупать ее пульс. Кожа была холодна, как лед, пульс прощупывался с трудом. Сердце билось с перебоями и казалось, что тонкая ниточка пульса вот-вот порвется.

– Джосс, потерпи, любимая! – Он не осмелился поднять ее. Сняв куртку, он прикрыл Джосс и бросился наверх.

В большом холле он едва не столкнулся с Саймоном.

– Прошу прощения, я звонил в дверь черного хода, но никто не услышал, и я вошел сам.

– Саймон, она внизу. В погребе. Без сознания. Боже, мне не надо было оставлять ее одну! Какой же я дурак! Я просто хотел увезти от нее мальчиков…

Нахмурясь, Саймон последовал за Люком вниз.

– Вы не думаете, что она могла упасть с лестницы?

– Не знаю, но даже если так, то она сумела проползти в дальний отсек и там потеряла сознание. Смотрите, она здесь.

Саймон подошел к Джосс первым, оттеснив Люка. Так же, как и тот, он первым делом нашел пульс, потом осторожно провел пальцами по шее и рукам Джосс, ощупывая кости.

– Не думаю, что есть переломы. Я вижу только большой кровоподтек на лбу. Наверное, она ударилась об угол винного стеллажа, видите? – Врач продолжил обследование. – Мне кажется, она не падала, Люк. Больше похоже на то, что она пыталась здесь спрятаться. Видите, как она ухватилась рукой за бочку? – Он с видимым трудом разжал пальцы Джосс. – Ради ее же безопасности я не стану ее трогать. Лучше я сейчас вызову «скорую помощь».

Он посмотрел вверх.

– Бегите в дом и принесите одеяла, чтобы мы могли согреть ее до приезда «скорой». – Он сунул руку в карман и извлек оттуда мобильный телефон. – Давайте, давайте, дружище, не теряйте времени, – подбодрил Саймон Люка.

– Люк? – Джосс медленно открыла глаза. – Люк, где я?

Люк сидел рядом с кроватью, стоявшей в маленькой затемненной палате возле главного поста. Палата была освещена небольшой лампой, поставленной на стол в углу.

– Ты в больнице, любимая. – Он встал и подошел к жене. – Как ты себя чувствуешь?

Она поморщилась, прищурив глаза.

– Сильно болит голова.

– Это неудивительно. У тебя такая шишка на лбу. Ты помнишь, как все произошло?

С минуту она лежала, напряженно вглядываясь в противоположную стену и стараясь рассмотреть висевший на ней эстамп. Потом она отрицательно покачала головой. В голове была абсолютная пустота.

– Я думаю, что ты упала с лестницы. – Он взял ее за руку, ногой пододвинув к себе стул. – Мы нашли тебя лежавшей без сознания. О Джосс, прости меня. Мы не должны были оставлять тебя одну. Я так переживаю из-за этого.

– Что с мальчиками? – Она тяжело вздохнула, глаза ее закрылись. – С ними все в порядке?

– Да, они здоровы. Лин осталась с ними у Джанет.

Джосс улыбнулась.

– Хорошо.

– Джосс, – он помолчал, глядя на ее изможденное лицо, – ты не помнишь, что именно произошло в тот вечер?

Мгновение Джосс молчала, потом издала тихий стон.

– Это значит нет? – Он сжал ей руку.

– Это значит нет, – прошептала она в ответ.

– Ты хочешь спать, Джосс?

Она не ответила. Когда Саймон через двадцать минут зашел в палату, Люк все еще сидел возле кровати, держа жену за руку. Он взглянул на врача.

– Она пришла в себя на несколько минут, а потом уснула.

– Вы не позвали сестру?

Люк покачал головой.

– На это просто не было времени.

– Она была в ясном сознании?

– Очень сонлива. Кажется, она не помнит, что с ней случилось.

Саймон кивнул. Протянув руку, он пощупал пульс Джосс.

– От таких ударов обычно бывает сотрясение мозга. Люк, может быть, вам стоит поехать домой и тоже немного поспать? Сомневаюсь, что она проснется до утра, а если и проснется, то ее не обойдут вниманием. Приезжайте завтра утром и не слишком рано, ладно? Никаких видимых повреждений мозга нет, и я уверен, что их действительно нет. Завтра утром ее осмотрит консультант-психиатр. Нам надо выяснить, что она делала в погребе и почему она упала, если она действительно упала. Кроме того, нам надо докопаться до причин ее проблем с детьми. Это намного чаще встречается у женщин, чем вы себе представляете, у недавно родивших женщин – вы же понимаете, что это огромное напряжение, – и если гормональная система не в полном порядке, то мать способна совершать такие поступки, каких она никогда не совершила бы в нормальных обстоятельствах. Поскольку мальчики находятся на попечении Лин и вас, то я уверен, что мы сможем разрешить этот конфликт силами семьи. Так что не беспокойтесь.

Саймон подошел к окну, посмотрел на стоянку машин и на крыши спящего города.

– Кроме того, Люк, я хочу предложить вам на некоторое время поручить Тома заботам Лин, чтобы Джосс могла полностью отдохнуть. Джосс сейчас не кормит Нэда грудью, она говорила мне, что малыш теперь спокойно спит всю ночь, так что, может быть, стоит и его отдать на время Лин. Я, конечно, не хотел бы разлучать ее с Нэдом без ее согласия, но давайте подождем, что скажет психиатр. – Он обернулся. – Лин может куда-нибудь уехать? Например, к родителям?

Люк кивнул.

– И ее и мои родители воспримут это как дар судьбы.

– Джосс может потребоваться полный, я подчеркиваю, полный, покой, Люк. Я бы хотел, чтобы она на время покинула этот дом. Из того, что вы рассказывали мне, я могу заключить, что именно в нем корень всех проблем. Вы же понимаете: она перенесла тяжелейший эмоциональный шок, унаследовав этот дом со всеми его историями и легендами. Учитывая скорые роды, у нее просто не было времени как следует адаптироваться к новым условиям. Думаю, что пара недель, проведенных под теплым южным солнцем, совершит чудо. Вы сможете это устроить?

Люк помрачнел.

– С деньгами туговато. Но я что-нибудь придумаю.

– Хорошо. – Саймон свернул фонендоскоп и спрятал его в карман. – Подумайте об этом. Завтра мы посмотрим, как она себя будет чувствовать, и снова обсудим этот вопрос.

Бородатый, седовласый, необыкновенно внимательный психиатр сидел возле кровати Джосс, ел вместе с ней виноград и говорил, не прибегая к грубому нажиму.

– Это легкая форма заболевания, которое мы называем пуэрперальным психозом, так мне кажется. – Его мерный голос оказывал успокаивающее действие, несмотря на устрашающие слова, которые он произносил. – Из того, что говорили мне ваш муж и ваш семейный доктор, и из того, что рассказываете вы сами, я могу заключить, что проблема, именно в этом. Психоз, связанный с родами, может вызвать в вашем воображении любые пугающие картины. – Он помолчал. – Вы уверены, что не можете припомнить, что заставило вас спуститься в погреб?

Джосс отрицательно покачала головой. В ее памяти сохранилась только стена – непроницаемая черная стена, за которую она не хотела заглядывать.

Он ждал, задумчиво глядя на Джосс. В палате повисла тишина.

– Нет, – ответила наконец Джосс. Она опять покачала головой. – Нет, я не могу припомнить.

Он кивнул.

– Как я уже говорил, я беседовал с вашим мужем и вашим семейным врачом. Оба они считают, что вам абсолютно необходимо полностью отключиться от всего. – Он на минуту задумался. – Я дам вам необходимые таблетки и разрешу вам отлучиться с мужем на несколько дней из больницы.

Он снова помолчал, потом заговорил, тщательно взвешивая каждое слово.

– Думаю, ваш доктор уже предлагал вам на время оставить детей на попечение сестры. Как вы к этому относитесь?

Джосс склонила голову.

– Не скажу, что эта мысль доставляет мне радость. Конечно, нет, но я уверена, что Лин присмотрит за ними. Я… – Она в нерешительности замолчала. – Я хочу отдохнуть. Спать.

«Чувствовать себя в безопасности». Она не сказала этого вслух, но страх не отпускал ее, он маячил перед ее мысленным взором; страх перед домом. Она закрыла глаза и безвольно откинулась на подушку.

Он внимательно наблюдал за ее поведением. Психиатр не мог решить, сознательно или нет она вытесняет правду о том, что случилось с ней в погребе. Может быть, она просто не хочет об этом говорить. В целом врач склонялся к тому, что это истинная амнезия, вызванная потрясением и психическим шоком. Интересно было бы выяснить настоящую причину такого потрясения.

Он встал, аккуратно поправил одеяло.

– Итак, наслаждайтесь отдыхом. Я обязательно навещу вас, когда вы вернетесь. Просто узнать, как вы себя чувствуете.

– Париж? – Люк в изумлении уставился на жену.

Он ожидал протестов, нежелания покинуть Нэда и Тома, отказа оставить дом, но только не этого внезапного, почти лихорадочного желания как можно скорее пересечь пролив.

– Нам не обязательно уезжать надолго. Врачи правы. Это как раз то, чего мне больше всего нужно.

Ей не хотелось оставлять Тома и Нэда на Лин, но ее подкупило то, что сестра собралась с детьми в Оксфорд, погостить у Грантов. Джосс знала, как Том обожает бабушку Лиз, а большой дом вполне мог принять трех гостей и двух маленьких котят, в то время как маленький дом Дэвисов в Лондоне просто разбух бы от такого количества визитеров, хотя, конечно, Джо и Элис были бы счастливы приютить на время любимых внуков.

– Думаю, что мы сможем поехать в Париж на деньги от продажи вина, – улыбнулся Люк. – Единственная реальная проблема – это время. Мы обещали закончить «лагонду» к концу следующего месяца, когда поступит еще маленький «остин-7». Но если я смогу уговорить Джимбо поработать, пока нас не будет, то мы сможем уехать. Почему нет? Это будет так интересно.

 

31

Дэвид с досадой положил телефонную трубку на рычаг и тяжело вздохнул. Он безуспешно пытался дозвониться до Белхеддона в течение трех дней. Куда они все делись? Он еще раз прошелся по своему тесному кабинету, поглядывая на книги и листы бумаги, лежавшие на столе. Надо так много сказать Джосс. В растерянности он снова посмотрел на записи, которые сделал только сегодня утром. Он планировал съездить в Белхеддон, пока не начался семестр, а потом будет уже некогда. При его работе время приходится ценить на вес золота.

Он еще раз прошелся по кабинету – четыре шага к окну, четыре шага к двери. За это время решение созрело. Он поедет в Белхеддон прямо сейчас. Джосс должна узнать то, что ему удалось раскопать. Она должна узнать все как можно скорее.

Ворота гаража были открыты, когда Дэвид въехал во двор и поставил машину у входа на кухню. Изнутри доносились звуки тяжелого металлического рока. Музыка оставляла желать много лучшего. Очень подходящая мелодия, криво усмехнувшись, подумал Дэвид, вылезая из машины и подходя к гаражу.

– Э-гей, Люк! Есть здесь кто-нибудь?

Радио выключили, и на пороге появился Джимбо, вытирая мускулистые руки, испачканные машинным маслом.

– Здравствуйте, мистер Трегаррон. – Парень улыбнулся.

– Джимбо, где Люк и Джосс?

– Уехали во Францию.

– Во Францию?! – Он в изумлении уставился на Джимбо. Дэвиду ни на минуту не приходила в голову мысль, что Люк и Джосс могут куда-то уехать.

– Да, два дня назад. Джосс неважно себя чувствовала, и они решили поехать развлечься.

Дэвид не сразу смог взять себя в руки.

– Что случилось? Что с Джосс? Господи, я ведь ничего не знал!

– С ней все в порядке. Они вернутся в конце недели.

– Понятно. – Дэвид почувствовал себя опустошенным. Плечи его ссутулились. До сих пор он даже не сознавал, насколько сильно ему хотелось увидеть Джосс.

– А Лин и дети? Они здесь?

Джимбо отрицательно покачал головой.

– Они взяли с собой котят и уехали к мистеру и миссис Грант. Это, как я слышал, где-то возле Оксфорда.

– Это удар. Я рассчитывал пожить здесь пару дней.

– Если хотите, могу дать вам ключи. Я не думаю, что они были бы против, если вы здесь останетесь.

Джимбо наклонился к верстаку у стены гаража, порылся в куче инструментов и извлек оттуда связку ключей.

– Не помешает растопить печь – там, внутри, собачий холод. Меня просили присмотреть за домом, но я даже туда не заходил. – Он махнул рукой, давая понять, что вопрос исчерпан.

– Понятно, – Дэвид все еще колебался. – Может быть, у вас есть номер телефона, по которому можно с ними связаться?

Джимбо пожал плечами.

– Мне велели позвонить на ферму мистеру Гудиару, если возникнут проблемы.

– Ясно, – Дэвид оглянулся и посмотрел на дверь черного хода, испытывая, подобно Джимбо, странное нежелание заходить в дом. – Наверное, для начала я вскипячу воду. Вы не выпьете со мной кофе?

Джимбо затряс головой.

– Нет, я лучше останусь здесь.

– Ясно, – снова повторил Дэвид. Что ж, это, по крайней мере, честно. – Ладно, пойду посмотрю, что там делается.

Он протянул руку и взял ключи. Идя к двери, он спиной чувствовал пристальный взгляд Джимбо. Выражение лица молодого человека не внушало Дэвиду особого оптимизма.

На кухне стоял настоящий мороз. В помещении было непривычно пусто и опрятно. Дэвид включил свет, надеясь найти на кухне электрический чайник. Если его не окажется, то придется растапливать плиту и греть массивный железный чайник. Дэвид скорчил кислую мину. Выходные дни начинались совсем не так, как он предполагал.

Когда Дэвид наконец вскипятил воду, заварил кофе и вышел с кружкой во двор, Джимбо уже не было. Гость разочарованно взглянул на амбарный замок, висящий на воротах гаража, и неохотно вернулся в дом.

Он обосновался в рабочем кабинете Джосс, аккуратно сложив ее рукопись, и заметки на пол, а на столе разместив свои собственные бумаги. Дэвид недолго боролся со своей совестью, решая, остаться ему в доме незваным гостем или нет. В конце концов, разве он, Дэвид, не крестный отец Нэда, можно сказать, родственник, и если бы Джосс была дома, то она, несомненно, была бы рада его приезду. Правда, неясно, насколько обрадовало бы его появление Люка, но Дэвид не стал размышлять об этом.

Он сел за стол Джосс и принялся читать свои записи. Он планировал сегодня посетить местную церковь. Было несколько предметов среди церковной утвари, которые он хотел посмотреть, но сначала надо проникнуться чувством дома.

Дэвид взглянул на камин, в котором весело потрескивал, согревая комнату, рыжий огонь. Кажется, Дэвид оказался прав в том, что замок был в свое время возведен на месте прежней римской постройки. Замок стоит здесь с начала пятнадцатого века, но, возможно, его выстроили и лет на сто раньше. Но Дэвида сейчас интересовал именно пятнадцатый век, в особенности время правления Эдуарда IV.

Дэвид снова мысленно припомнил даты. В 1482 году Эдуард трижды приезжал в Восточную Англию. Дважды при этом в хрониках прямо упоминался Белхеддон, один раз это место явно подразумевалось. Дэвид оставил карту передвижений короля за тот год. Кэтрин де Вер умерла ровно через девять месяцев после последнего приезда короля. В тот месяц, когда она умерла, Эдуард две недели гостил в замке Хедингем. В течение предыдущего года он провел в Белхеддоне несколько недель, а годом раньше он побывал там дважды и каждый раз гостил по неделе. Свадьба Кэтрин, которой занимались сам король и его свита, была предназначена специально для того, чтобы дать законного отца побочному ребенку Эдуарда. Несчастный молодой человек недолго наслаждался этой сомнительной честью. Через несколько месяцев он умер. Наступила ли смерть от естественной причины, или муж погиб от руки ревнивого венценосца, который не мог вынести того, что его любовница стала женой другого? Вероятно, этого никто никогда не узнает.

Некоторое время Дэвид сидел глядя в окно. Все эти факты были всего лишь тем, чем были, – фактами. Вероятно, он правильно понял мотив, догадавшись, что дитя, убившее Кэтрин, было ребенком короля, но все остальное – чистой воды беллетристика. Все прочее в его изысканиях выходило далеко за рамки строгого исторического анализа. Воспользовавшись тем, что на него никто не смотрит, Дэвид даже смущенно улыбнулся. Заключительная часть его записок касалась Маргарет де Вер и ее колдовства. То, что ее обвиняли, – факт. То, что ее дважды арестовывали, – тоже факт. То, что она и другие женщины были признаны виновными в колдовстве, было отметено историками как несущественный, средневековый вздор. Обвинения выдвигались сторонниками брата короля, Ричарда. Но!.. Дэвид снова проанализировал факты. В первый раз Маргарет была арестована по прямому приказу самого короля, вскоре после ее визита к нему. Следовательно, потом не могло быть и речи о ее привлечении к суду, если, конечно, обвинение не исходило от самого короля, который захотел бы обвинить Маргарет (то есть избавиться от нее). Но зачем было Эдуарду так поступать с матерью женщины, которую он любил? Такое могло произойти только в том случае, если бы она открыто встала в оппозицию к королю. Но был ли смысл противостоять королю даже в подковерной борьбе? Ни одна, даже самая амбициозная женщина того времени, не решилась бы на такой поступок.

Или решилась бы, будь она на самом деле ведьмой.

С этим у Дэвида возникали проблемы. Большие проблемы. Колдовство не могло быть реальностью. Или могло? Феминистки всегда полагали, что обвинения в колдовстве, как правило, следствие политических интриг мужчин-женоненавистников. Разве не так? Колдовство либо вообще не существовало и служило надуманным поводом для обвинений ни в чем не повинных женщин со стороны ненавистников-мужчин, либо оно существовало в виде безобидного пережитка дохристианского язычества, уходящего корнями в Золотой Век, которого не было, но который в умах людей противопоставлялся чисто мужской иерархии христианства.

Но предположим, что неверно и то и другое. Предположим, что колдовство, которое практиковала Маргарет де Вер, было реальным, эффективным и злодейским, каким считала его народная мифология.

Дэвид посмотрел на жаркий, бодрящий огонь в камине и пожалел, что рядом нет Джосс. Он бы с удовольствием поспорил с ней на эту тему. Без ее едких замечаний, которые держали его в тонусе, Дэвид все глубже забирался в дебри своих рассуждений. Могла ли Маргарет убить или проклясть короля Эдуарда IV? Могло ли это проклятие до сих пор быть губительным для дома, в котором оно было произнесено пять столетий назад? Мысль, которая теперь неотвязно преследовала его, пришедшая ему в голову во время одной из бессонных ночей, была очень проста. Убила ли Маргарет де Вер ребенка, которого ее дочь родила от короля? И могло ли проклятие, вышедшее из-под контроля, угрожать каждому младенцу мужского пола, рожденному в этом доме?

Он содрогнулся. Не самая лучшая мысль, если учесть, что он собирается в одиночестве провести в этом доме ночь. Не самая лучшая.

Дэвид встал, подошел к камину, наклонился к куче дров и бросил в огонь полено. Дэвид смотрел, как огонь принялся жадно облизывать сухое дерево. В пустом доме стояла неестественная тишина. Эта тишина наводила на печальные размышления. Дэвид не верил в привидения и в силу оккультизма. Оккультизм – интригующая теория, но основана она исключительно на суеверии и невежестве публики. Колдовство могло работать – и должно было – в пятнадцатом веке. Конечно, можно допустить, что колдовство бывает эффективным и в двадцатом веке, но только по ассоциации; слухи, страхи и невежество – вот источники оккультной энергии. Он повернулся спиной к огню и, грея поясницу, помассировал ее. Но Джосс верит в колдовство. Она ни невежественна, ни легковерна и, насколько он может судить, не суеверна. Он нахмурился. Однако она была матерью двоих детей, а значит, очень уязвимой.

В холле раздалось еле слышное шарканье ног. Дэвид едва различил этот шорох на фоне шипения и треска пламени. Оцепенев, он застыл на месте, весь превратившись в слух, не сознавая даже, в каком напряжении находился с самого начала пребывания в доме. Дэвид почувствовал, как у него вспотели ладони. Это не кошки. Скорее всего, шорох ему почудился. В худшем случае, это были мыши.

Дэвид на цыпочках отошел от камина и приблизился к двери, напряженно, прислушиваясь и ругая себя за брошенное в огонь полено, которое, весело потрескивая, заглушало все звуки. Приложив ухо к двери и обратившись в слух, он взялся за дверную ручку. Тишина. Снаружи не доносилось ни единого шороха. Постояв так пару минут, Дэвид осторожно повернул ручку.

В коридоре было темно. Дэвид нахмурился. Неужели он забыл включить свет? Ну конечно, он его не включил, потому что, когда вошел в дом, было еще светло. Плотные ноябрьские сумерки, словно одеялом, накрыли сад. Распахнув дверь пошире, чтобы свет падал в коридор, Дэвид поднял руку и протянул ее к выключателю.

Шарканье ног раздалось на этот раз сверху, на лестнице, в том месте, где она делала изгиб, исчезая в темноте. Дэвиду потребовалась вся его решительность, чтобы не нырнуть обратно в кабинет, захлопнув за собой дверь. Вместо этого он шагнул вперед и, включив свет, посмотрел на лестницу. Тихо. Прижавшись спиной к стене, он снова, нахмурив брови, прислушался. У Дэвида было такое впечатление, что на ступенях верхнего пролета лестницы кто-то есть, просто его не видно.

– Кто здесь? – Голос прозвучал потрясающе громко. – Выходите, я же все равно вас увижу.

Раздался сдавленный смех – детский смех, а потом Дэвид услышал топот ног: кто-то взбежал вверх по лестнице. Он судорожно глотнул. Дети из деревни? Или привидения Джосс? Застыв на месте, Дэвид облизнул пересохшие губы.

– Сэм, Джорджи?

Это уже смешно. Своим вопросом он доказал, что был таким же суеверным и внушаемым, как любой обыватель, который оказался бы один в заколдованном доме.

– Ну же, Трегаррон, соберись с духом, – проговорил Дэвид, сдерживая дыхание. – Поднимись наверх. Осмотри дом. Предположим, что они воры. Или вандалы!

Произнося эти слова, он не двигался с места. Ноги словно приросли к полу. За его спиной был кабинет – такой теплый и гостеприимный. Кофе остывал. Робкими шагами он вернулся в кабинет, оставив гореть свет в коридоре, и закрыл дверь. Держа в руке кружку кофе, он боязливо подошел к телефону и поднял трубку. Номер Гудиаров он нашел в телефонной книге.

– Я не знал, что Джосс и Люк уехали, и оказался в несколько нелепом положении – один в чужом доме, куда меня никто не звал. Не могу ли я пригласить вас посидеть со мной и что-нибудь выпить. Думаю, что Люк и Джосс не стали бы возражать. – Дэвид посмотрел в окно, увидел в темном стекле свое отражение: напряженная фигура, примостившаяся на краешке стула и нервно поглядывающая по сторонам. Надо было задернуть шторы, прежде чем звонить.

– О, я понимаю! – Дэвид постарался не выказать в голосе разочарования и страха, когда Рой принялся пространно объяснять, что они с женой собираются уезжать. – Не беспокойтесь. Может быть, в следующий раз. Нет, нет. Я уеду отсюда в город рано утром. Покойной ночи.

Дрожащей рукой он положил трубку на рычаг. Поднявшись, Дэвид подошел к окну и задернул шторы, потом приблизился к столу и взглянул на свои написанные аккуратным почерком записки.

Джорджи!

Охваченный ужасом, Дэвид воззрился на дверь. Голос звучал так близко, так отчетливо.

Джорджи!

Дэвид сжал кулаки. Это же всего-навсего дети. Они не в состоянии причинить ему вред.

«Что я говорю?! Ведь они не существуют.»

В мозгу его заметались нелепейшие бессвязные обрывки мыслей и фраз. Суеверный вздор. Идиот. Невежественный идиот.

«Я в них не верю.»

Торопливо сложив свои записки в стопку, Дэвид направился к двери и рывком распахнул ее. Быстро подойдя к лестнице, он бегом, перепрыгивая через две ступеньки, бросился наверх и зажег свет на лестничной площадке.

– Где вы? – Голос его на этот раз обрел силу. – Выходите, я хочу, чтобы вы убрались отсюда.

Дэвид вошел в спальню Люка и Джосс. Там было чисто, в отсутствие хозяев как-то безлико и пусто. Выйдя из спальни хозяев, Дэвид заглянул в комнаты Нэда и Тома. Обе оказались также пусты. Осмотрел он и комнату Лин, а затем, не дав ceбе времени на раздумье, опрометью бросился в аттик, пробежал по двум комнатам для гостей и остановился перед дверью, ведущей в пустое пространство чердака. Есть ли необходимость осматривать чердак? Конечно, есть. Он яростно выругал себя за трусость. Не будь дураком! Он со злостью распахнул дверь и заколебался, глядя в непроницаемый мрак. Выключателя нигде не было. Здесь, наверное, вообще нет света. Пахло сыростью и промозглым холодом запустения. Дэвид признал свое поражение и отступил. Закрыв дверь, он вернулся на лестницу.

На верхней ступеньке лежала опрокинутая игрушка – деревянная крашеная повозка. Он уставился на нее, чувствуя, как холодеют от страха его руки и спина. Несколько секунд назад здесь не было этой игрушки. Если бы она была, он не мог бы ее не заметить. Да что там! Он просто наступил бы на нее. В ужасе наклонившись, он подобрал повозку с пола. Игрушка имела четыре дюйма в длину и два в ширину, была грубо сработана из дерева и выкрашена ярко-синей, порядком облупившейся краской. Повертев повозку в руках, Дэвид сунул ее в карман и бегом спустился по лестнице, оставив включенным свет на площадке.

Печь на кухне была еще достаточно горяча для того, чтобы приготовить что-нибудь в духовке. Дэвид порылся в холодильнике и нашел пирог с мясом и почками, упакованный в фольгу. Одним небесам ведомо, как готовить это блюдо, но Дэвид рассудил, что оно приготовится само, если просто сунуть его в духовку. Положив замороженный пирог на противень и задвинув его в духовку, Дэвид протянул руку к шкафчику, где Люк держал виски. Только после этого он достал из кармана повозку и принялся ее рассматривать. Поставленная на стол, она выглядела потертой, растрескавшейся и очень старой. В наши дни игрушки делают из металла и пластика, покрывая их нетоксичными красками, а эта краска явно была ядовитой. При малейшем прикосновении она чешуйками слетала с деревянной поверхности. Дэвид нахмурился. У призраков не бывает игрушек. Или все же бывают? Он снова нахмурился и сделал добрый глоток шотландского виски, от души надеясь, что Mapгарет де Вер, если она действительно была повинна в колдовстве, до сих пор получает свое в аду.

В одной из книг, которые привез Дэвид, чтобы показать Джосс, излагалась история средневековой магии. Сейчас книга лежала на письменном столе в кабинете Джосс. Поставив на стол стакан, он сходил за ней в кабинет, прихватив заодно еще несколько книг, и вернулся в тепло и уют кухни. Здесь он чувствовал себя более комфортно. Он почитает, ожидая, пока пирог либо поджарится, либо развалится, смотря по тому, что случится раньше. Налив себе еще виски, он проглотил его, запил водой, потом положил на стол книги и открыл историю магии.

Дважды он отрывался от книги, напряженно прислушиваясь, пока запах жаркого и подливки разливался по кухне. Тишина в этой части дома была очень дружеской: она не угрожала; даже, пожалуй, успокаивала.

Внезапную смерть в средние века, как правило, объясняли колдовством – это была достаточно распространенная практика. Но чего можно ожидать от того времени, когда медицинских знаний было очень мало, а патологоанатомической службы не было вовсе? Дэвид вздохнул и перевернул несколько страниц. Был ли он прав, отмахиваясь от изучения магии как от пустого вздора? Его взгляд невольно задержался на маленькой игрушечной повозке, стоявшей на столе. Что, если Маргарет де Вер обладала реальной силой? Не она ли заставила короля влюбиться в ее дочь? Не продолжила ли она свою интригу после смерти дочери, добиваясь падения короля и его побочного ребенка? Возможно ли такое? Если да, то откуда она черпала необходимые знания? Взяв со стола повозку, он принялся вертеть ее в руках, словно стараясь обрести озарение от маленькой деревянной игрушки. Легенды о дьяволе в Белхеддоне были подернуты седой дымкой веков. Возможно, что эти легенды зародились еще в дохристианские времена. Маргарет должна была знать эти легенды. Не в них ли черпала она свою силу и власть?

Дэвид непроизвольно вздрогнул. Поставив игрушку на стол, он встал и подошел к плите, взял тряпку, выдвинул из духовки противень и осмотрел свой предполагаемый ужин. Внутри это по-прежнему был плотный ком льда, окруженный благоухающей подливкой и ароматным мясом. Тесто рассыпалось на куски. Дэвид пожал плечами и сунул противень обратно в духовку. Как бы ни выглядело это месиво, оно, вероятно, окажется очень вкусным.

Могла ли Маргарет вызывать дьявола? Не продала ли она свою бессмертную душу за обладание такой силой? Надо было обращать больше внимания на все эти истории и легенды, которые он всегда игнорировал, как философские бредни. Теперь такое отношение казалось ему сомнительным.

Повинуясь внезапному импульсу, он подошел к тумбочке и взял телефонную книгу, в которой нашел имя Эдгара Гоуэра, священника из Олдебурга.

Дэвид говорил, а священник внимательно слушал. Эдгар сидел за столом, вглядываясь в черноту ночного моря и вертя в руках карандаш. Время от времени он хмурился и вставлял в разговор короткие замечания.

– Мистер Трегаррон, я думаю, что нам с вами необходимо встретиться.

Эдгар переставил стул, чтобы продолжать видеть огни рыболовного судна, за которыми он наблюдал. Шхуна медленно приближалась к берегу.

– Когда вы в следующий раз приедете в Восточную Англию?

– Я здесь. – Дэвид перенес телефон на стол и сел. Запах мяса и почек стал сильнее, и у Дэвида потекли слюнки.

– Здесь? – Голос на другом конце провода прозвучал неожиданно резко.

– Я приехал сегодня утром и сейчас нахожусь в Белхеддоне. – Дэвид пальцем дотронулся до крыши игрушечной повозки и принялся катать ее взад и вперед по столу.

– Понимаю. – Последовала долгая пауза. – Догадываюсь, что вы там один?

– Люк и Джосс уехали в Париж.

– А дети?

– Думаю, что они у бабушки.

– Но не в Белхеддоне?

– Нет, не в Белхеддона.

Наступило короткое молчание. Оба собеседника подумали одно и то же: «Слава Богу».

– Мистер Трегаррон, – Эдтар перестал видеть судно, – мне в голову пришла одна мысль. Если хотите, приезжайте в Олдебург, это всего в часе езды от Белхеддона. Было бы недурно все это обговорить, и, кстати, – добавил он словно между прочим, – вы могли бы остаться здесь на ночь.

Дэвид, испытав громадное облегчение, прикрыл глаза.

– Это любезно с вашей стороны. Очень любезно.

Дэвид почувствовал неуемное желание бросить все, сесть в машину и немедленно покинуть это проклятое место. Его остановила гордость. Он съест ужин, соберет свои книги и бумаги, потом осмотрит дом, выключит свет и только после этого уедет. Дэвид с досадой посмотрел на бутылку виски. Он выпил слишком много этого проклятого зелья. Надо закусить, прежде чем садиться за руль.

Пирог, хотя и был больше похож на бесформенное месиво, раскрошившееся по краям, оказался весьма вкусным. Дэвид съел его прямо с фольги, не перекладывая на тарелку. Вымыв за собой вилку и стакан, он разворошил золу, загасил тлеющие угольки и направился к двери.

Сначала он заставил себя подняться наверх, выключить свет и закрыть двери. Дом вел себя тихо и даже как будто благодушно. Однако Дэвид с трудом уговорил себя заглянуть в спальню Джосс и Люка. Некоторое время он молча постоял посреди комнаты, внимательно прислушиваясь. Тишина была тяжелой, почти осязаемой. Чувствовалось какое-то движение воздуха. Было такое впечатление, что за Дэвидом кто-то внимательно наблюдает. С трудом проглотив слюну, Дэвид направился к двери, выключил свет и вышел на площадку, но странное ощущение не покинуло его и здесь: смутное раздражение, холод, который не имел ничего общего с физическим холодом, царившем в доме.

«Не обращай на это внимания. Собери книги и уезжай.» Положив руку на перила, Дэвид посмотрел вниз. В холле освещенные холодным светом лежали разбросанные по всему полу игрушки. Повозки, похожие на ту, которую он оставил на кухонном столе, детали детского конструктора, пенал…

– Ладно, – громко произнес Дэвид высохшими губами. – Намек понял. Иду.

Собрав в кулак всю свою волю, он спустился по ступеням и, перешагивая через игрушки, направился к двери кабинета. Он огляделся, ожидая увидеть и здесь что-нибудь странное, однако в кабинете ничего не изменилось. Огонь в камине погас, и стало холодно, но в остальном комната выглядела дружелюбно и даже безопасно. Дэвид разровнял золу, для пущей надежности поставил перед камином экран, собрал книги и бумаги. Еще один беглый взгляд. Все. Выключив свет, он вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

В холле он некоторое время в нерешительности постоял на месте, потом наклонился, поднял с полу несколько деталей конструктора, повозку и положил их в карман.

– Я возьму это с собой, парни, – громко сказал он. – Хочу кое-что проверить.

С невидимого отсюда поворота лестницы раздалось хихиканье. Дэвид посмотрел вверх. Нет, он не собирается ни идти наверх, ни позорно бежать. Это же всего-навсего дети. Они не могут причинить ему вреда.

Или могут?

Поколебавшись, он снова взглянул наверх.

– Пока, ребятки, – тихо произнес он. – Благослови вас Бог.

Закрыв за собой дверь черного хода, он услышал, как щелкнул замок. Бросив книги в машину, он сел за руль. Только опустив защелки дверей, он понял, что дрожит – ему потребовалось несколько секунд, чтобы вставить ключ в гнездо зажигания. Когда машина проехала под аркой ворот, Дэвид посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что все окна дома освещены. Нажав педаль газа, Дэвид стремительно выехал на шоссе.

Мэри Саттон остановилась посреди деревни, окутанной зеленоватым мраком. Мэри вернулась домой ночным автобусом, водитель которого высадил ее на Белхеддон-Кросс. Она только что видела, как из ворот замка выехала машина, разбрызгивая колесами грязь и разбрасывая камни, проехала по деревне и свернула на запад. Женщина следила взглядом за задними габаритными огнями, пока они не скрылись из виду, а потом принялась с задумчивым видом рассматривать подъездную дорогу к замку. Фред Коттинг, отец молодого Джимбо, сказал ей, что Гранты уехали. Дом должен быть пустым.

Стояла ясная холодная ночь, и Мэри, стоя под аркой ворот, могла видеть залитый светом звезд дом. Окна были темны, шторы не задернуты. Стекла не отражали свет, и амбразуры окон казались черными бездонными глазницами.

Мэри некоторое время колебалась, обеими руками держа свою объемистую сумку. Малышка Лолли не стала бы возражать, если бы она, Мэри, присмотрела за домом. Лолли – так Роберт, брат Лауры, звал свою младшую сестру. Роберт, который погиб в четырнадцать лет, упав с каштана, растущего перед фасадом замка. Мэри ничего не говорила дочери Лауры о тех двух мальчиках, братьях Лауры. Было видно, что Джоселин едва сохраняет разум, страдая от мыслей по поводу смерти своих братьев.

Мэри поджала губы и медленно пошла по подъездной дорожке. Она не думала, что машина, выехавшая из ворот замка, принадлежала каким-нибудь грабителям. За всю историю никто и никогда не решался грабить Белхеддон-Холл. Никто. Итак, кто же это был?

Остановившись посреди вымощенного двора, она еще раз взглянула на дом, чувствуя, как ее захлестывают эмоции: страх, ненависть, любовь, счастье, чувство блаженства, которое Мэри испытывала от смеха детей, и за всем этим ледяной холод ядовитого зла, которое отравило самый воздух замка.

Покрепче сжав в руке сумку, Мэри начала обходить дом. Все двери и окна были заперты, и, проходя мимо каждого окна и каждой двери, она произносила несколько невнятных слов и чертила на стенах фигуры, изображая рукой запечатывающий звездный знак. Она долго не пользовалась своей силой, которая, конечно, намного уступала силе Маргарет де Вер, но зато верность Мэри по отношению к Лолли и ее дочерям была абсолютна и безгранична. Она отдаст им всю силу, которая у нее осталась.

 

32

За два дня до описанных событий Джосс и Люк, без приключений прилетевшие из Стенстеда в Орли, взяли такси у Дома инвалидов и поехали в отель на Плас-д'Этуаль. Джосс была неестественно спокойна. Каждый раз, когда Люк смотрел на жену, она казалась все более отрешенной и бледной. Когда они расплатились с водителем и поднялись в номер, она была близка к обмороку.

– Может быть, тебе стоит позвонить маме и справиться о детях? – Он присел рядом с Джосс на край кровати. Снаружи доносились рев несущихся по проспекту машин и шуршание шин об асфальт. Тюлевые занавески на окнах развевались на сквозняке, а из кафе, расположенного через дорогу, доносился запах кофе, чеснока и вина. Люк встал, подошел к окну, закрыл его и, вернувшись к жене, снова сел на кровать.

– Итак, что мы будем делать? – После того как она позвонила его родителям, Люк взял ее за руку. – У мальчиков все хорошо, они счастливы и находятся в абсолютной безопасности, и тебе теперь не о чем беспокоиться, кроме того как нам получше развлечься!

Джосс глубоко вздохнула, почувствовав, как ее покидает ставшее привычным напряжение. Она в безопасности. Дети в надежных руках, и им ничто не угрожает. Приглушенный шум уличного движения, доносившийся сквозь закрытое окно, действовал как успокаивающий бальзам. Джосс неожиданно улеглась на спину и блаженно закинула руки за голову. О французе – знакомом матери – она подумает позже, а теперь ей надо расслабиться, хотя бы ненадолго. Белхеддон далеко. Она смогла бежать из него. Люк посмотрел на жену и улыбнулся.

– Кажется, Париж уже начинает исцелять тебя.

– Да. – Она протянула к нему руки. – Мне думается, что нам надо немного отдохнуть, а потом мы пойдем знаешь куда? Мы пойдем кататься на кораблике по Сене. Последний раз я ездила по реке совсем маленьким ребенком.

Люк рассмеялся. Склонившись над Джосс, он поцеловал ее в лоб, потом в щеки, потом в губы.

– Думаю, что это просто блестящий план.

Когда его пальцы начали ловко расстегивать пуговицы на блузке, она напряглась, но черная стена в сознании устояла, и Джосс, расслабившись, отдалась ласкам мужа.

– Странно, насколько лучше чувствуешь себя здесь при свете дня. – С этими словами Дэвид достал ключ от черного хода и вставил его в замочную скважину.

Ворота гаража были заперты. Джимбо не появлялся, хотя было уже около одиннадцати.

– Тьма делает всех нас трусами, – кратко изрек Эдгар. Он держал в руке черный портфель. – Не могу передать, как я рад, что вы приехали к нам вчера. Странный факт, но субъекты черной магии никогда прежде не появлялись здесь открыто. Несчастная Лаура и я никогда не наблюдали самих исполнителей или истинного присутствия злокозненных флюидов. Я знаю, что она всегда воспринимала трагедию Кэтрин как свою собственную, но, насколько мне известно, Лаура не подозревала ни ее саму, ни ее мать в каком-либо колдовском воздействии на дом.

Вслед за Дэвидом священник прошел на кухню. Там было тепло и уютно: печь не успела остыть со вчерашнего дня.

Историк включил свет и протянул руку к чайнику.

– Итак, что же происходит сейчас?

Эдгар нахмурился и поставил портфель на стол.

– Пока вы будете готовить для нас кофе, я прогуляюсь по дому. Мне надо прочувствовать то, что здесь творится. – Он мрачно усмехнулся. – То, чем занималась Маргарет де Вер, не делалось открыто и на людях. Все творилось втайне, скрытно, без свидетелей, только в присутствии соучастников, если таковые у нее были. Пожалуй, я смогу сказать, где именно все происходило.

– Должно быть, она хорошо знала, что в случае поимки на месте преступления ее ждал неминуемый смертный приговор, – сказал Дэвид, доставая из холодильника банку с молотым кофе.

– Да, это так, но я подозреваю, что она доверяла своим сообщникам. Дьявол – могущественный друг.

Дэвид содрогнулся.

– Будем надеяться, что церковь окажется сильнее, – пробормотал он. Это замечание осталось неуслышанным – Эдгар вышел в коридор.

Их встреча накануне – после того как Дэвид приехал в Олдебург, – затянулась далеко за полночь. Книги и записи были разложены на столе у окна в кабинете Эдгара. Ночью погода стала ясной, на небе появились звезды, и когда оба время от времени поглядывали в окно, то видели, как на черной, освещаемой звездами, фосфоресцирующей поверхности моря появлялась неровная рябь начинающегося прилива. Была половина четвертого утра, когда Дот наконец удалось загнать мужчин в постель. Дэвида поместили в комнате аттика с окнами, тоже выходящими на море, а через пять часов Дот разбудила их, принеся чай и тосты. Еще через двадцать минут они уже ехали в Белхеддон. В портфеле Эдгара были святая вода, вино, хлеб, распятие и Библия.

На Эдгара пахнуло ледяным холодом, когда он вошел в большой холл. Дрожа всем телом, священник огляделся. Снаружи ярко светило солнце, и его косые лучи теплыми пятнами ложились на каменные плиты пола. Увидев завядшие цветы, Эдгар нахмурился. Плохая вибрация. Он мысленно улыбнулся. Были такие вещи, которые ему могла объяснить даже его юная дочь. Вибрация – как раз одна из таких вещей. Любой предмет излучает вибрацию, и это очень важно. Эдгар направился к кабинету, перешагивая через рассыпанные по полу игрушки, подошел к двери и настежь распахнул ее. Комнату заливал солнечный свет. В кабинете было тепло и уютно. Эдгар ощутил прилив гнева. Какое прекрасное здание! Дом. Семейный дом, служивший пристанищем для людей, живших в нем на протяжении столетий, и все же этот дом проклят, проклят по воле одной женщины, движимой ядовитой злобой и алчностью, если верить теории Дэвида. Женщины, которая использовала свою дочь, чтобы соблазнить короля, заставить его спать с дочерью, а когда убедилась, что король не собирается оставлять королеву, чтобы жениться на ее дочери, хладнокровно ее убила, как, возможно, убила и самого Эдуарда IV, применив свои дьявольские знания.

Эдгар в задумчивости остановился перед камином. Если они с Дэвидом окажутся правы в своих предположениях, то следует признать, что Маргарет де Вер была могущественной колдуньей. Она заручилась поддержкой дьявола, и каким-то образом ее порочность пережила века, чтобы поразить даже тех, кто живет в этом доме сегодня. Он начал обдумывать то, что предстояло сделать. Обряд изгнания нечистой силы очень действенен. Он выполнял его здесь и раньше. Первый раз он пришел сюда по поручению епископа, окропил дом святой водой, очистил его. Потом он неоднократно делал это, но без успеха. Почему это не подействовало? Почему вообще ничто не подействовало? Не значит ли это, что он, Эдгар Гоуэр, бессилен перед дьяволом?

Он отмел сомнения и снова осмотрел помещение. Раньше обряд изгнания касался неопределенного духа, – возможно, мужского, – но священник никогда не называл никого конкретно. На этот раз все будет по-другому. Он намерен обратиться по имени к Маргарет де Вер и навсегда изгнать ее из белхеддонского замка.

Вернувшись на кухню, он застал Дэвида открывающим жестянку с печеньем.

– Все в порядке? – В голосе Дэвида прозвучала тревога. Эдгар не заметил, что отсутствовал довольно долго.

– Все в порядке. – Эдгару не хотелось выглядеть слабаком. Он сел за стол и налил себе кофе в голубую керамическую кружку. – Мне думается, что обряд надо выполнить в большом холле. Это центр дома, и, где бы она ни рассеивала свои чары и заклятия, освобожден от них должен быть весь дом.

– Вы сможете освободить мальчиков?

В ответ Эдгар пожал плечами.

– Я надеюсь на это.

Дэвид поморщился.

– У меня такое чувство, что я герой какой-то сказки братьев Гримм. Магия. Ведьмы. Заколдованные дети. Это же гротеск.

– Да, гротеск. – Эдгар поставил на стол кружку. Он не мог даже смотреть на кофе и печенье. – Пойдемте. Чем быстрее мы все сделаем, тем лучше.

Взяв с собой портфель, он знакомым путем направился в большой холл. Солнце перестало проникать в окно. За то время, что Дэвид и Эдгар провели на кухне, небо потемнело, и в холле стоял полумрак.

– Вы не можете вынести отсюда эти цветы, старина? Я хочу разложить свои вещи на столике. – С этими словами Эдгар извлек из портфеля крест и водрузил его на стол.

Джорджи.

Голос прозвучал с лестницы громко и отчетливо.

Ваза с цветами выскользнула из рук Дэвида и грохнулась на каменные плиты. По полу разлилась зеленоватая вода и рассыпались лепестки.

– Господи, прошу прощения. – В воздухе начала распространяться вонь протухшей воды.

– Все нормально. Я помогу вам убраться. Осторожно, не пораньтесь. – Эдгар наклонился рядом с Дэвидом и тоже принялся собирать осколки вазы. – Мне следовало предупредить вас. Могут быть неприятные явления.

– Какие явления?

Эдгар неопределенно пожал плечами, продолжая собирать лепестки и осколки.

– Звуки. Вспышки света. Удары и шорохи. Зло никогда без боя не уступает свои владения.

Дэвид тяжело вздохнул.

– Я стараюсь думать об этом как об увлекательном историческом исследовании.

– Так думать нельзя, – резко произнес Эдгар. – Отнесите все это на кухню, а потом мы найдем что-нибудь, чем можно кропить святой водой. Это не эксперимент, призванный вас развлечь. Это предельно серьезно.

Он выбросил мусор в корзину и принялся выжимать над раковиной половую тряпку.

– Я хочу, чтобы здесь было чисто. Гнилой воды здесь быть не должно.

Дэвид безропотно помог священнику вытереть пол и даже побрызгал его дезинфицирующим раствором, бутыль с которым нашел под раковиной. Только после того как порядок был полностью восстановлен, Эдгар вымыл руки, насухо вытер их полотенцем и подошел к портфелю. Дэвид стоял рядом, от всей души желая лишь одного: чтобы солнце снова выглянуло из-за туч. Темнота в холле, которую не мог рассеять электрический свет, действовала на него угнетающе.

– Может быть, мне стоит поискать свечи? – спросил он, поняв, что Эдгар не захватил их с собой.

Священник кивнул.

– Да, это не помешает.

Свечи, как вспомнил Дэвид, лежали в буфете. Он подошел к нему и открыл дверцу. К его ногам упала игрушечная повозка. Он уставился на нее, чувствуя, как тошнота подступает к горлу.

Сэмми.

Голос прозвучал из дальней двери. Дэвид резко обернулся.

– Не обращайте внимания. – Тон Эдгара был твердым и спокойным. – Несите свечи.

– Их здесь нет.

– Тогда поищите на кухне. Я видел на кухонном шкафу подсвечник.

Дэвид направился к двери, откуда только что раздавался голос. К своему стыду, он вдруг почувствовал страх и неуверенность. Он сделал глубокий вдох и пошел по длинному коридору, соединявшему холл с кухней. Было очень холодно, из-под всех дверей, как обычно, дули сквозняки. Кухня была надежной гаванью, манившей теплом и светом. Дэвид нашел два подсвечника и, порывшись в ящиках, отыскал две новые голубые свечи. Воткнув их в подсвечники, он вернулся в холл.

Эдгар недовольно поморщился.

– Белых свечей не было? Как это глупо с моей стороны, что я не взял своих. Обычно они всегда лежат у меня в портфеле.

– Это единственное, что мне удалась найти. – Дэвид почтительно поставил свечи по обе стороны от креста. – Что еще?

– Я хочу благословить дом и очистить его святой водой. Потом я помолюсь об изгнании зла и отпраздную единение с благом за этим столом.

Сэмми, ну иди же играть! Сэмми, где ты?

Жалобный голос прозвучал очень отчетливо. Шарканье ног на лестнице и хихиканье какого-то убегавшего человека эхом отдались под сводами холла.

– Не обращайте внимания, – спокойно повторил Эдгар. Он зажег две свечи. – Они только то, чем кажутся. Два несчастных озорных ребенка.

Он покачал головой.

– Я отпевал их обоих, – Эдгар тяжело вздохнул. – Иисус милостивый, благослови сей дом. Воззри на нас и дай нам сил изгнать все зло из этого места. Освободи и благослови души детей, умерших в этом доме. Удали и очисти все зло и ненависть, которые держат их в своем плену.

Он открыл кожаный ящичек, в котором оказались бутылочки и горшочки с серебряными крышками.

– Дот называет это набором для пикника, – тихо сказал священник. – Елей. Вода. Вино. Соль и хлеб.

Наверху раздался гулкий треск. Дэвид поднял глаза. Во рту его пересохло от страха.

– Может быть, нам надо подняться наверх и посмотреть? – прошептал он.

Эдгар отрицательно покачал головой. В руках его был раскрытый молитвенник.

– Сосредоточьтесь на молитве. Встаньте здесь, ближе ко мне.

Где-то громко заплакал ребенок. Дэвид схватил Эдгара за рукав.

– Надо пойти взглянуть.

– Мы же знаем, что там никого нет. – Пальцы Эдгара судорожно сжимали книгу. – Сосредоточьтесь.

Пламя свечей неистово заплясало; Дэвид смотрел, как по ним стекают вниз капли голубого воска.

– Они должны быть белыми, – тихо пробормотал он, обращаясь к себе.

– Вы правы, – свечи должны быть белыми.

Дэвид вдруг почувствовал, что его бьет сильный озноб.

Эдгар нахмурился. Он никак не мог найти нужную страницу.

– Отче наш, – начал он, – Иже еси на небесех! Да святится имя Твое…

Снова раздался грохот, на этот раз прямо над их головами. В камине взметнулся пепел, серый туман заволок каменных собак, украшавших камин. Порыв ветра подхватил пепел, и его облако, пронесшись по холлу, рассыпалось у ног Эдгара и Дэвида. Эдгар прекратил попытки перевернуть тонкую страничку молитвенника и положил его на стол. Собственный страх привел его в ярость.

– Довольно! – крикнул он вдруг громовым голосом. – Убирайся отсюда! Вон из этого дома! Ты слышишь меня? Во имя Иисуса Христа, нашего Господа, оставь это место. Сейчас же! Забирай с собой свои злодеяния, колдовство и ненависть из этого дома и оставь в мире людей, живущих здесь. – Он поднял руку и осенил холл крестным знамением. – Прочь! – Схватив бутылку с водой, он взял со стола один из горшочков и принялся снимать с него крышку.

– Именем Господа! – крикнул он, скрежеща зубами. Крышка отлетела в сторону, и соль рассыпалась по столу.

Потрясенный Дэвид, стоя рядом, ощутил почти неудержимое желание броситься к столу, собрать немного рассыпанной соли и перебросить щепотку через плечо. Но Эдгар уже насыпал немного соли на ладонь и кинул соль в воду, благословив ее древними словами: «Commixtio salis et aquae pariter fiat, in nominePatrisetFiliietSpiritussancti». Эти слова казались ему сейчас более подходящими, нежели молитвы на обычном английском языке.

Наверху горько плакал маленький ребенок. Дэвид непроизвольно шагнул от стола, не в силах остановить себя, сердце его сжалось от жалобных звуков. Эдгар, не говоря ни слова, схватил Дэвида за рукав куртки.

– Не двигайтесь, – тихо произнес он. – Стойте здесь. Наверху никого нет, ручаюсь вам. Она играет с нами. Мы можем нанести ей поражение, если будем тверды в вере.

Он поднял крест.

– Несите его и следуйте за мной.

Они медленно прошествовали по холлу, Эдгар впереди, кропя по углам святой водой, а за ним Дэвид с крестом в руках. При всем страхе, который он испытывал, Дэвид не мог не вознести свою частную благодарственную молитву за то, что его сейчас не видит заведующий кафедрой. Он едва сдерживал смех, рвущийся из горла. Эдгар остановился и обернулся. Лицо его побелело от гнева.

– Вы находите это смешным? После всего того, о чем мы говорили? И после того, что вы слышали здесь, вы находите это смешным?

– Нет, простите меня. – Дэвид прикусил губу, поднял крест на уровень своих глаз. – Это истерика. Я просто не привык к подобным вещам…

– Благодарите Бога, что не привыкли! – Эдгар пристальным взглядом посмотрел на Дэвида. – Надеюсь, что ведьма не зачарует и вас. Было бы лучше, если бы вы вышли отсюда.

Мысль о том, что ведьма может его околдовать, оказалась настолько пугающей, что Дэвид почувствовал, как по его спине потек холодный пот.

– Нет, Эдгар, простите, меня, прошу вас. Я буду вам помогать. – Он посмотрел на балки потолка и оба они – и Эдгар, и Дэвид – явственно услышали топот бегущих ног. – Не забывайте о короле, Эдгар. Если и король здесь…

– Сначала главное, – огрызнулся Эдгар. Руки его начали дрожать. Он покропил святой водой в дальних углах под галереей.

– Аb insidiis diaboli, libera nos Domine. Ab ira, et odio, et omni, libera nos Domine! Вот так. – Он повернул к двери. – …Ubicumque fuerit aspersa, per invocationem sancti nominis tui, omnis infestatio immundi spiritus abigator, terrorque venenosi serpentis procul pellatur…

– Мистер Трегаррон! Вы здесь? – Громкий голос, раздавшийся от двери, заставил священника замолчать. – Мистер Трегаррон, с вами все в порядке?

Дэвид закрыл глаза и вытер лоб тыльной стороной ладони.

– Это Джимбо, механик Люка, – прошептал он. Руки его так дрожали, что он вынужден был прижать крест к груди.

– Мистер Трегаррон? – На этот раз в голосе не было уверенности.

– Молчите, и он сейчас уйдет, – шепотом приказал Эдгар.

– Мистер Трегаррон? Дверь черного хода была открыта. – Голос внезапно приблизился. – Я подумал, что надо бы посмотреть и проверить, все ли на месте.

– Поговорите с ним. – Эдгар склонился вперед, сложив руки над солнечным сплетением. Казалось, вся энергия вдруг покинула священника. – Поговорите с ним и отошлите его прочь.

Дэвид поставил крест на стол и направился к двери.

– Джим? – Голос историка прозвучал хрипло и тягуче. – Джим, все хорошо. Я здесь.

Он прошел на кухню, сел на стул и вздохнул с таким чувством, словно его только что выпустили из тюрьмы. Дрожа всем телом, он оперся локтями о кухонный стол и обхватил голову ладонями.

– У вас точно все в порядке, мистер Трегаррон? – В дверях стоял Джимбо. Он подошел к Дэвиду и с озабоченным видом взглянул ему в лицо. – Э, приятель, да вы бледны как полотно. Что случилось?

Дэвид с трудом заставил себя встать.

– Я просто немного устал. Простите, что напугал вас. Я забыл закрыть заднюю дверь.

– Нет проблем, если все хорошо. – Джимбо колебался. – Здесь ничего такого не происходит, а?

Дэвид отрицательно покачал головой.

– Ну тогда я пойду работать. Мне надо сегодня съездить в Ипсвич за запчастями. – Он не двигался с места. – Может, поставить чайник? Кажется, вам не помешает выпить чего-нибудь горячего.

Дэвид устало тряхнул головой.

– Нет, спасибо, Джимбо. Я прекрасно себя чувствую. Может быть, попозже я действительно выпью кофе. – Он заставил себя улыбнуться. – Сегодня я собираюсь вернуться в Лондон. Потом я загляну в гараж и отдам ключи.

Дэвид смотрел, как молодой человек наконец направился к выходу. Когда дверь закрылась, Дэвид испытал неудержимое желание окликнуть Джимбо, вернуть его, но усилием воли сумел заставить себя промолчать.

Надо было возвращаться в холл.

 

33

– Люк, я должна посетить место, где жила моя мать.

– О Джосс! – Люк сел и укоризненно посмотрел на жену. – Мы приехали сюда, чтобы избавиться от всего этого.

– Я не могу от этого избавиться, Люк. – Она покачала головой. – Все, что мне нужно, – это просто посмотреть. Увидеть, где она жила. У меня есть адрес. Мне надо знать, что здесь, в Париже, она была счастлива.

– И как ты это узнаешь? – Он тяжело вздохнул. – Джосс, она умерла много лет назад. Не думаю, что ее кто-то вспомнит.

– Кто знает. – Она сжала кулаки. – Это было не так уж давно. Прошу тебя, Люк. Если ты не хочешь идти со мной, то я поеду одна.

Он снова вздохнул.

– Ты же знаешь, что я никуда не отпущу тебя одну.

Она жалко улыбнулась.

– Спасибо.

– Ладно, сдаюсь. Давай что-нибудь поедим, а потом поедем искать. Но потом мы расслабимся и будем наслаждаться друг другом все оставшиеся дни, хорошо?

Она сбросила с себя одеяло.

– Конечно, я обещаю.

Они нашли улицу Омон-Тьевиль в семнадцатом квартале. Шофер такси высадил их на короткой улице, сплошь застроенной ateliers. Взглянув на огромные окна студии, Джосс сделала глубокий вдох.

– Это было здесь. Здесь она жила с Полем, после того как приехала к нему.

– Ты хочешь постучать?

Она прикусила губу.

– Разве не надо сначала поискать консьержку? Или их больше не существует? Я помню, что это женщины, которые знают все о каждом из жильцов любого дома в Париже.

Люк усмехнулся.

– Очень строгие дамы. Прямые наследницы tricoteuses, которые сидели у подножия гильотины, вязали и считали головы, скатывавшиеся в корзину!

– Ты хочешь меня отговорить.

– На самом деле нет, потому что знаю, что это невозможно. – Он обнял ее за плечи. – Звони.

Молодая женщина, открывшая дверь, нисколько не походила на tricoteuse. С умным лицом, хорошо одетая и бегло говорящая по-английски.

– Мсье Девиль? Да, он до сих пор живет здесь, мадам.

Джосс посмотрела на Люка, потом снова повернулась к женщине.

– Может быть, вы помните мою, то есть его… – Она замолчала. Джосс вдруг поняла, что не знает, вышла ли мать замуж второй раз. – Мадам Девиль, – торопливо произнесла Джосс. – Она умерла около шести лет назад.

Молодая женщина изобразила на лице сожаление.

– Пардон, мадам. Тогда здесь работала моя мать. Я служу здесь только два года. Я могу сказать лишь то, что сейчас здесь нет мадам Девиль. – Она пожала плечами. – Вы хотите подняться наверх?

Джосс кивнула и, оглянувшись, посмотрела на Люка.

– Ты хочешь пойти со мной или погуляешь на улице?

– Не глупи. – Он шагнул в подъезд вслед за женой. – Конечно, я хочу пойти с тобой.

Выкованная из железа кабина лифта – маленькая, ажурная и устрашающая – ползла на третий этаж невероятно медленно. Открыв тяжелую дверь кабины, Люк и Джосс оказались на чисто вымытой абсолютно пустой лестничной площадке. Дверь открыли лишь через несколько минут. Поль Девиль, а это был, как догадалась Джосс, именно он, оказался мужчиной в возрасте около восьмидесяти лет, высоким, седовласым, удивительно хорошо сохранившимся и полным шарма. На лице его немедленно появилась приветливая улыбка.

– Мсье, мадам? – Он вопросительно посмотрел сначала на Люка, потом на Джосс.

Джосс глубоко вздохнула.

– Мсье Девиль? Вы говорите по-английски?

Улыбка стала еще шире.

– Конечно.

Он был одет в рубашку с расстегнутым воротником и толстый шерстяной свитер. На рукавах красовались пятна краски.

– Мсье, я – дочь Лауры. – Она с напряженным вниманием всмотрелась в его лицо, внутренне ожидая резкой отповеди, но на лице старого художника, последовательно сменяя друг друга, появились выражения потрясения, изумления и восторга.

– Джоселин?

Он знал ее имя.

Лицо Джосс расплылось в улыбке облегчения. Она кивнула и подтвердила:

– Джоселин.

– О, mа chérie! – Он прижал ее к себе и расцеловал в обе щеки. – Наконец-то. О, как долго мы – Лаура и я – ждали этого момента! – Он внезапно отстранился. – Вы знали – простите мою бестактность, – что она умерла?

Джосс кивнула.

Он повторил ее движение, потом порывисто сжал ее руку.

– Прошу вас, входите, входите. Это ваш муж, не так ли? – Он отпустил Джосс и сердечно пожал руку Люка.

Джосс еще раз кивнула.

– Мы просим прощения за то, что явились без предупреждения.

– Это неважно, главное, что вы наконец приехали! Входите же, я приготовлю кофе. Хотя нет, по такому случаю требуется нечто лучшее. Что-нибудь особенное, чтобы отпраздновать такое событие. Садитесь, садитесь.

Он провел гостей в огромную студию. Стены первого этажа были увешаны картинами. Возле большого окна стояли два мольберта с холстами; отгороженное мольбертами пространство служило маленькой гостиной: три удобных кресла, прикрытых шерстяными чехлами, кофейный столик, телевизор. Все остальное пространство завалено книгами и бумагами. Место одной стены почти целиком занимала лестница, ведущая на галерею второго этажа, где, наверное, находилась и спальня. Старик скрылся на кухне. Пока Джосс и Люк в немом восторге рассматривали буйство красок на холсте, он вернулся, неся с собой бутылку вина и три бокала.

– Voilá! Нам с вами есть за что выпить. – С этими словами он поставил поднос на столик перед креслами. – Ну что, вы видели портреты вашей мамы? Вот и вот.

Их было несколько. Громадные, отражающие стиль художника полотна, отличавшиеся крупными мазками ярких красок, – чистые эмоции, тепло и лучистая энергия, и в то же время удивительная способность схватить самое существенное в образе хрупкой женщины, изображенной на портретах. Волосы – на двух портретах они были темными, с несколькими выделявшимися белыми прядями, на последнем – седые, окончательно побелевшие, растрепанные цыганские волосы. На всех портретах мать была запечатлена закутанной в пестрые шали, но кожа отличалась матовой прозрачной белизной английской аристократки; глаза дразнили, но оставались при этом задумчивыми и исполненными печали. Джосс долго стояла перед этим портретом.

– Я написал его после того, как мы узнали, что она больна. – Поль встал за спиной Джосс. – Она была на двадцать лет моложе меня. Какая жестокость, что она покинула этот мир так скоро после того, как мы обрели друг друга.

– Вы расскажете мне о ней? – Глаза Джосс наполнились слезами.

– Конечно. – Он взял гостью под руку и подвел к креслу. – Садитесь. Я налью вам вина, а потом расскажу все, что вы захотите узнать. – Он начал разливать вино. – Вы, конечно, отыскали Белхеддон и поселились там, – говоря, он не отрывал взгляд от бокалов.

Джосс кивнула.

– Только поэтому я знала, где искать вас. – Она взяла бокал. – Вы бывали там? – Она снова взглянула на портрет.

Он кивнул, протянул Люку его бокал, потом сел сам, вытянув вперед длинные ноги, обтянутые джинсами.

– Вы довольны своим наследством? – Вопрос был задан нарочито небрежно. Художник невозмутимо пригубил вино.

Джосс пожала плечами.

– С ним не все гладко.

Поль медленно наклонил голову.

– В старых домах всегда не все гладко.

– Почему? – Джосс отвела взгляд от картины и посмотрела в глаза Поля. – Почему она оставила мне этот дом, хотя сама панически боялась в нем жить? Почему, если она знала, что в нем опасно находиться? Я не могу этого понять.

Поль некоторое время смотрел в глаза Джосс, потом поставил бокал на стол. Пожав плечами, он неловко поднялся на ноги и подошел к громадному окну. Небо немного прояснилось, и осенний день перестал быть свинцово-тяжелым. Скупые солнечные лучи легли светлыми полосами на крыши окрестных домов. Стоя спиной к Джосс, Поль сунул руки в карманы джинсов и ссутулил плечи.

– Она очень сильно страдала и мучилась, Джоселин. Душа ее буквально рвалась на части. Я знал ее около десяти лет. Мы встретились через много лет после смерти вашего отца. Конечно, она рассказала мне о вас и о ваших братьях. Она вообще много об этом говорила. – Он задумчиво оглядел крыши домов, потом поднял глаза к небу, словно этот взгляд мог оживить прошлое.

– Я просил ее выйти за меня замуж, – продолжал Поль, – но она отказалась. Она была пленницей дома. – В голосе художника явственно слышались горькие нотки. – Она ненавидела его, но она и любила его.

Он надолго замолчал.

– Вы, конечно, спрашивали себя: почему она отказалась от вас? – Задавая этот вопрос, Поль продолжал стоять спиной к Джосс.

Джосс кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Поль принял ее молчание за утвердительный ответ.

– Я не знал ее в те времена, и лишь в малой степени могу представить себе ту боль, которую она испытала после смерти вашего отца. Она обожала его всю оставшуюся жизнь. – Он улыбнулся самоуничижительной улыбкой. – Я был для нее самым лучшим из вторых. Но даже тогда я не мог представить себе, как могла она отказаться от вас – звена, связывавшего ее с памятью о столь горячо любимом муже, – и отдать вас чужим людям. Всего один или два раза она пыталась что-то мне объяснить, но все же она не допускала никого, в том числе и меня, в ту часть своей жизни. Думаю, – он помолчал, подыскивая подходящие слова, – думаю, она чувствовала, что если вы останетесь в Белхеддоне, то с вами может случиться то же, что и с мальчиками. Так что единственной причиной, заставившей ее оставить любимое дитя на попечении чужих людей, было желание спасти вам жизнь. – Он обернулся и сделал энергичный выразительный жест. – Не сердитесь на нее, Джоселин. Она сделала это, чтобы спасти вас. Ее поступок принес ей одно лишь несчастье.

– Тогда почему, – Джосс откашлялась, ей было трудно говорить, – почему она оставила мне дом?

– Думаю, только потому, что это позволило ей самой бежать из него. – Поль вернулся к столику и сел, проведя рукой по густым снежно-белым волосам. – Вы знаете, что она сумела вас отыскать. Не знаю, правда, как ей это удалось, но она выяснила, кто именно удочерил вас, и следила за вами до конца жизни. Помню, как она говорила, – он криво усмехнулся: – «Девочка воспитывается у солидных людей. Это добрая супружеская пара, лишенная всякого воображения».

Меня это раздражало. Я говорил ей: «Так ты хочешь, чтобы твоя дочь выросла лишенной воображения – самой ценной вещи в мире?» На это она отвечала: «Нет, я не хочу, чтобы у нее было богатое воображение. Я хочу, чтобы она прочно стояла на земле. Тогда она обретет стержень и будет счастлива. Тогда она никогда не станет докапываться до своих корней».

Джосс закусила губу. Она была не в состоянии говорить. К Полю обратился Люк.

– Так, значит, она не хотела оставлять Джосс этот дом?

В ответ Поль пожал плечами.

– Она была очень сложной женщиной. Думаю, что она пыталась перехитрить самое себя. Оставляя дом Джоселин, она пыталась умилостивить дух замка, который в этом случае позволил бы уйти ей самой. Но, составляя завещание, она намеренно сделала его довольно запутанным, не так ли? – Он снова посмотрел на Джосс. – Последняя воля была составлена так, чтобы дочь не получила дом. То есть выбор оставался за Джоселин. Если Джоселин делает такой выбор, – Поль беспомощно поднял руки, – то она сама берет на себя ответственность за свою судьбу. То есть вы добровольно ввергаете себя в плен наваждения.

– В письме, которое она оставила для меня, мама писала, что оставляет мне дом по воле отца, – медленно произнесла Джосс.

– Вашего отца?! – Поль был явно шокирован. – Мне очень трудно в это поверить. Насколько я понимаю, ваш отец ненавидел дом всеми фибрами души. Он без конца умолял ее продать дом. Она сама рассказывала мне об этом.

– Как вам удалось заставить ее в конце концов уехать из дома? – Люк взял бутылку и налил себе второй бокал.

– Такова была ее собственная воля. – Он пожал плечами. – Я не знаю, кто убедил ее оставить дом вам, но, как только она это сделала, цепи, приковывавшие ее к Белхеддону рухнули, она стала свободна.

– Не знаю почему, но этот рассказ оставляет у меня отвратительный привкус, – тихо произнес Люк. Он внимательно посмотрел на Джосс: – Ты же знаешь, что в завещании специально оговорено, что мы не имеем права продать дом до истечения определенного количества лет.

Поль нахмурился.

– Но вы же не обязаны там жить.

Наступило молчание. Старый художник вздохнул.

– Видимо, теперь уже поздно что-то делать. Мышеловка захлопнулась. Именно по этой причине вы здесь, не так ли?

Джосс села, обратив к Полю свое напряженное бледное лицо.

Он прикусил губу. Как же она похожа на мать – такую, какой он впервые встретил ее; незадолго до того, как несчастную женщину поразила смертельная болезнь.

– Она рассказывала вам о призраках? – спросила наконец Джосс.

Взгляд Поля стал настороженным.

– Маленькие мальчики наверху? Я не верил ей. Это просто игра воображения горюющей женщины.

– Это не игра воображения. – Голос Джосс был странно спокойным. – Мы тоже слышим эти голоса. – Она посмотрела на Люка, потом на Поля. – Здесь что-то другое. Сам дьявол.

Поль рассмеялся.

– Le bon diable? Не думаю, она бы сказала мне об этом.

– Она никогда не рассказывала вам о железном человеке?

– О железном человеке? – Поль отрицательно покачал головой.

– А о Кэтрин?

Старый художник вдруг снова насторожился.

– Кэтрин, которая похоронена в маленькой церкви?

Джосс медленно наклонила голову.

– Да, она рассказывала мне об этом несчастье, которое преследует дом. Но я воспринимал ее рассказ как волшебную сказку, в конце которой должно наступить избавление, снимающее заклятие.

В глазах Джосс загорелся огонек надежды.

– Она не говорила, каким должно быть это избавление?

Он медленно покачал головой.

– Этого она не знала, Джоселин. Иначе она освободилась бы сама. Однажды, когда в конце недели мы приехали в Париж, то отправились на Монмартр, где у меня много друзей. Так вот, в тот день мы с ней зашли в Сакре-Кер. Там, в церковной лавке, она купила крестик и попросила священника освятить его. Этот крестик она носила на шее до самой смерти. В тот день в Сакре-Кер мы зажгли свечу за упокой душ детей Белхеддона и Катрин. – Он произнес это имя на французский манер. – Ваша мать, несмотря на ее блестящий ум, была очень суеверной. Мы часто ссорились из-за этого. – На лице художника вдруг появилась озорная улыбка. – Мы часто ссорились, но очень любили друг друга.

– Я рада, что она была счастлива здесь. – Джосс снова посмотрела на картину.

Поль проследил за ее взглядом.

– Настанет день, когда ее портреты будут вашими. Вы отвезете их в Белхеддон. И, – он снова с трудом поднялся, – кроме того, здесь есть ее вещи, которые я должен отдать вам. Сейчас я их принесу.

Джосс и Люк проводили взглядом художника, который поднялся на второй этаж. Потом они услышали, как в галерее он выдвигал и задвигал ящики. Вскоре Поль появился снова и, несмотря на почтенный возраст, на удивление легко спустился по больше похожей на трап лестнице. Под мышкой он держал маленькую резную шкатулку.

– Здесь драгоценности. Они должны принадлежать вам. – Он протянул ей шкатулку.

Джосс дрожащей рукой приняла ее и подняла крышку. Внутри находились ожерелья из жемчуга, две или три броши, несколько колец. Она сидела неподвижно, захлестнутая внезапно вспыхнувшими эмоциями.

Поль внимательно смотрел на Джосс.

– Не печальтесь, Джоселин. Она бы этого не одобрила.

– Крестик здесь? Тот, который освятили специально для нее.

Он покачал головой.

– Она взяла его с собой в могилу. Вместе с обручальным кольцом.

– Вы были женаты? – спросил Люк.

Поль в ответ кивнул.

– Вначале я никак не мог убедить ее сделать это. Мы жили в грехе несколько лет. – Он усмехнулся. – Вы не шокированы?

Джосс отрицательно покачала головой.

– Конечно, нет.

– Думаю, что люди Белхеддона были бы шокированы. Это неважно. Но здесь Париж. Мы вели une vie boheme. Ей это очень нравилось. Это было частью ее бегства. Мы поженились в самом конце, незадолго до ее смерти. – Поль в нерешительности помолчал. – Если хотите, я могу показать вам ее могилу. Может быть, завтра? Она похоронена в предместье Парижа. Там был наш настоящий дом, и я до сих пор работаю там летом. Она любила то место. Именно там она и умерла.

– Я бы хотела умереть так же. – Джосс улыбнулась. – Вы были очень добры к нам.

Он наклонился и обнял Джосс.

– Жаль, что она не успела узнать вас, Джоселин. Это доставило бы ей большую радость. Радость, в которой она отказала себе, чтобы спасти вас. – Он вздохнул. – Я бы не хотел, чтобы ваш переезд в Белхеддон сделал эту жертву бессмысленной. Похоже, что рок довлеет над вашей семьей. Узы дома напоминают каторжные цепи.

Люк нахмурился.

– Это прекрасный дом.

– Думаю, что в этом и заключается его трагедия. За этот дом умерла Катрин, и многие, многие другие.

Люк и Джосс во все глаза уставились на старого художника.

– Вы знаете что-то такое, чего не рассказали нам?

– Знаю я очень и очень немного. Ваша мать не говорила на эту тему, с тех пор как мы переехали в Париж. Проклятие, висящее над домом, уходит в глубь веков. Но оно может быть снято. Лаура была в этом уверена. – Поль положил руку на плечо Джосс. – Вы похожи на мою дочь, которой у меня никогда не было. Ma fille, мне нравится это чувство. Я желаю вам помочь. Если хотите, то можете, как она, поехать в Сакре-Кер. Купите распятие. Пусть его благословит священник. Веруйте. Веруйте в то, что Бог и Пречистая Дева защитят вас. Они защитили ее. Она говорила, что молитвы католических священников смогли достичь того, чего не смогли сделать молитвы их англиканских коллег. Она хотела, чтобы Пречистая Дева благословила Катрин.

– Чушь собачья! – Люк произнес эти слова очень тихо, но Джосс и Поль услышали их.

– Вы неверующий, точно так же, как и я. Но молитвы помогают только тем, кто истинно верует. Может быть, Катрин верует.

– Кэтрин умерла пять столетий назад, – резко произнесла Джосс.

– Ваша мать говорила, что она была sorciere. Она не обретет покой без молитвы.

– Ох, оставьте это! – Люк демонстративно сунул руки в карманы.

– Но разве не стоит попытаться? Особенно если у вас будут дети. Тогда вы поймете, почему это важно, почему их надо защитить.

– У нас есть дети! – перебила художника Джосс. – У нас два мальчика.

Поль во все глаза уставился на нее.

– Моn Dieu, прошу меня простить. Я не понял этого. – Он выпрямился в кресле. – Конечно, вы же и приехали сюда из-за этого. Где же они?

– В Англии, с родителями мужа.

– Не в Белхеддоне?

– Нет.

– Это хорошо. – Он вздохнул. – Простите меня, но я очень устал. Завтра мы с вами встретимся, я найму машину и покажу вам могилу Лауры. Возьмите ее вещи и бережно с ними обращайтесь. Они должны находиться в доме, в вашем доме.

В нефе кафедрального собора Сакре-Кер было очень темно. Люк, стоя на пороге, вздрогнул, заглянув внутрь.

– Эта сцена не для меня, Джосс, ты иди, а я, пожалуй, подожду здесь.

Он сел на ступеньки и принялся смотреть на панораму Парижа, лежащего перед его глазами. Джосс взглянула на мужа, пожала плечами и вошла в собор. Церковная лавка была завалена предметами культа – иконками, крестами, распятиями и статуэтками. Все это стояло вдоль стен, заполняло прилавок и свисало с потолка. Оглядываясь, Джосс пожалела, что не спросила Поля, какой именно крестик купила ее мать. Глупо. Глупо было прийти сюда; все это не более чем суеверие, как сказал сам Девиль. И все же другие его слова заставили звучать струны в душе Джосс. Вероятно, он был прав. Наверное, для того чтобы благословить дом и освободить его от заклятия, нужны молитвы Римской церкви. Только она может достичь Англии тех времен, когда еще никто не слышал о Реформации.

Джосс выбрала маленькое серебряное распятие – самое лучшее из всего представленного в лавке кича. Линии изображения Пречистой Девы поразили ее своим благородством. Джосс тщательно отсчитала франки. Потом она пошла искать священника. Его благословение было формальным, и произнес он его по-французски, а не по-латыни, и это очень расстроило Джосс. Она хотела было поговорить с ним, но патер уже занялся другими верующими. Зажав в руке покупку, Джосс прошла дальше. За два франка она купила свечку, зажгла ее от свечи стоявшей рядом женщины, потом опустилась на колени перед рядами горящих свечей и стала смотреть на статую Мадонны с Младенцем, думая о том, что наверняка ее мать молилась на этом же месте.

В Белхеддоне, в маленькой, погруженной в ледяной мрак церквушке, новый побег розы, усеянный белыми бутонами, лег на каменную ступень перед плитой на могиле Кэтрин де Вер.

 

34

– Эдгар! – Дэвид толчком распахнул дверь. – Эдгар!

В ответ раздался смех. Дэвиду показалось, что смеялась женщина.

– Эдгар, где вы?

Дэвид остановился в дверном проеме, оглядев большой холл. На столе лежали перевернутые крест и свечи. Голубоватый воск растекся по дубовой столешнице и капал на каменные плиты пола.

– Эдгар! – Голос Дэвида стал пронзительно-резким. – Эдгар, где вы? Что с вами случилось?

Во рту историка пересохло от страха. Он снова огляделся.

– Эдгар! – крикнул он.

Ответа не было. В холле царила тишина. Неправдоподобная тишина. Дэвида не покидало ощущение, что за ним кто-то следит. Приподняв плечи, съежившись от ужаса, он сделал глубокий вдох.

– Эдгар! – произнес он не так громко. Дэвид осторожно повернулся, посмотрел на стулья, сундуки и взгляд его непроизвольно остановился на тени за шторами, где пряталось что-то (или кто-то?).

Но нет, за шторами тоже никого не было. Дэвид шагнул к камину и внезапно увидел, что в золе что-то лежит. Он присмотрелся и увидел в золе горшочек с серебряной крышкой из портфеля Эдгара.

Дэвид развернулся и быстрым шагом направился к подножию лестницы. Остановившись у нижней ступени, он посмотрел вверх.

– Эдгар, вы здесь? – Ухватившись за стойку перил, Дэвид сжал ее так, что у него побелели костяшки пальцев. – Эдгар! – Тяжело вздохнув, он поставил ногу на ступеньку.

Сзади опять раздался издевательский смех. Дэвид обернулся и выбежал на середину холла.

– Кто здесь? Кто ты? Эдгар, где вы? Ради Бога, ответьте мне!

В ответ раздался мелодичный, хрипловатый, манящий женский смех. Стараясь не поддаваться панике, сунув руки в карманы и сжав кулаки, Дэвид снова оглянулся.

– Что ты с ним сделала? – вдруг крикнул он. – Что ты сделала с ним, сука?

Тишина. Тяжелая, чреватая бедой, слушающая тишина.

Дэвид заметался по холлу. Одним прыжком он преодолел расстояние до подножия лестницы. Вернувшись в коридор и пройдя его, он сначала открыл дверь кабинета, потом, поняв, что там никого нет, осмотрел другие комнаты. Они тоже были пусты. Потом взгляд его упал на дверь погреба. Дэвид нахмурился. Ключ торчал в замочной скважине, а дверь была приоткрыта на пару дюймов.

– Эдгар! – Открыв дверь, Дэвид принялся шарить рукой по стене в поисках выключателя.

Эдгар лежал внизу у подножия лестницы.

– О Господи! – В мгновение ока Дэвид оказался внизу. Старик был жив. Из его горла вырывалось хриплое дыхание, лицо было мертвенно-бледным. – Эдгар, что случилось? Я сейчас помогу вам!

Дэвид взбежал вверх по ступеням и стремглав бросился на кухню. Схватив телефонную трубку, он набрал 999; вызвав «скорую», он выскочил во двор.

– Джимбо! – Господи, хоть бы он был здесь. – Джимбо, скорее!

Парень появился на пороге гаража, вытирая грязным полотенцем руки, испачканные машинным маслом.

– Что-то не так?

– Скорее! Случилось несчастье. Я вызвал «скорую». Пойдемте, вы мне поможете!

Не ожидая ответа, Дэвид повернулся и побежал на кухню, не зная, идет ли за ним Джимбо. Механик вошел на кухню вслед за Дэвидом.

– Вы звонили доктору? Он гораздо ближе, чем «скорая».

– Вы можете ему позвонить? Я не знаю телефона. Потом спуститесь в погреб и помогите мне.

Сняв с вешалки два чьих-то пальто, он пробежал по коридору и спустился в погреб.

– Эдгар, вы меня слышите? – Он не осмелился прикоснуться к неестественно вывернутой голове старика. С трудом удержавшись от того, чтобы подложить пальто Эдгару под голову, он накрыл им священника и тронул его за руку. – Сейчас приедут «скорая помощь» и доктор. Держитесь. Все будет хорошо.

Веки старика дрогнули. Он попытался заговорить.

– Нет худшего дурака… – Эдгар дышал с трудом, – чем старый дурак. Я думал, что все знаю, Думал, что у меня хватит сил. Но она оказалась слишком умна. – Он хрипло закашлял, и Дэвид заметил, что лицо Эдгара исказилось от боли. – Не оставайтесь здесь. Не дайте им вернуться сюда. Еще рано. Я должен… – он хрипло, с усилием, вдохнул, – должен поговорить с епископом…

– Этот погреб надо замуровать, – раздавшийся сверху голос доктора заставил Дэвида подскочить от неожиданности. – Господи, сколько же людей сюда попадало! – Доктор, держа в руке саквояж, легко сбежал вниз по ступенькам и опустился на колени возле Эдгара. – Ну, мистер Гоуэр, я думал, что вы более благоразумны! Человек вашего возраста бегает по лестницам вверх-вниз и играет в прятки в погребе!

Произнося эти слова, Саймон ощупал голову и шею священника и его руки, ноги и туловище.

– Парамедики ни за что в это не поверят, – продолжал врач свой шутливый монолог. Он хмурился, но голос его звучал бодро. – Сдается мне, что вас тоже столкнул вниз призрак, не так ли? – Вскинув бровь, он раскрыл саквояж и извлек оттуда стетоскоп. – Так, давайте-ка положим вас поудобнее. Насколько я понимаю, шею вы себе не сломали. Вы, старые священники, крепкие орешки.

Приподняв голову Эдгара, он подложил под нее куртку и взглянул на Дэвида.

– Вы не подниметесь наверх? Сейчас должна приехать «скорая».

Джимбо ждал на кухне.

– Что случилось? – спросил он.

– Вы не хотите сами посмотреть и помочь? – не скрывая злости, огрызнулся Дэвид.

– Вам не стоило вмешиваться в это дело. – Джимбо отступил на шаг. – Я туда не полезу. Ни за что. Он умер?

– Нет, он не умер. Что значит: не стоило вмешиваться?

– Вы пытались изгнать его, да? Вы пытались выгнать его из Белхеддона. Ну вот, и не смогли. До вас очень многие пытались, и ни у кого ничего не вышло. Они все умерли или спятили с ума. Я предупреждал Джосс. Я говорил ей: не вмешивайтесь, но она меня не слушала. Правда, ей он ничего не сделает. Он не вредит женщинам.

– Мы пытались изгнать отсюда женщину. Ведьму. – Дэвид глубже засунул руки в карманы джинсов. – Она – корень всех бед.

Джимбо уставился на Дэвида во все глаза.

– Что вы хотите сказать?! Какая ведьма? Это Ваал, дьявол, старый Ник. Вот кто здесь живет.

– Может быть. Но мы охотились именно за ведьмой. Она причина всего, – Дэвид вздрогнул. – Слышите сирену? Наверное, это «скорая». Пойду посмотрю.

В больничной палате, в тишине, нарушаемой лишь пиликаньем электронных мониторов, Эдгар вдруг пришел в себя. Он открыл глаза и схватил сидевшего на его постели Дэвида за рукав.

– Вам надо немедленно вернуться в дом собрать мои вещи. Их нельзя там оставлять. Вы не должны оставлять их там, вы меня поняли?

Сидевшая здесь же Дот, побледнев от страха, схватила мужа за руку.

Дэвид удивленно воззрился на Эдгара.

– Вы хотите, чтобы я вернулся в Белхеддон?

Он невольно взглянул на окно. Было уже темно.

– Вы должны это сделать, – Эдгар говорил и дышал с видимым трудом. Батарея приборов на стене следила за каждым движением его борьбы за жизнь. Только сильнейшее возбуждение больного заставило врачей отделения интенсивной терапии разрешить Дэвиду остаться у постели больного.

– Поверьте мне: я бы не стал просить вас о такой услуге, если бы это не было столь важно. – Голос священника заметно слабел. – Не оставайтесь там. Ничего не делайте. Не обращайте ни на что внимания. Но возьмите вино, хлеб и все прочее. Они используют все это – вот увидите, и используют во зло.

Дэвид медленно наклонил голову.

– Я понимаю.

– Прошу вас. После того как вы все сделаете, можете не возвращаться сюда. Держите все мои принадлежности в своей машине. Я должен знать, что их нет в доме, вот и все. – Эдгар выбился из сил. Лицо еще больше побледнело, глаза закрылись.

– Пожалуйста. – Дот взяла Дэвида за руку и отвела его в сторону от койки. – С вами ничего не случится. Возьмите это. – С этими словами она сняла с шеи маленький золотой крестик. – Вот. Позвольте, я надену его вам на шею. – Она застегнула замочек сзади, опустила крестик под рубашку Дэвида и улыбнулась. – Он будет хранить вае. Позвоните мне из Лондона и скажите, что вы это сделали. Эдгар не успокоится до тех пор, пока не узнает, что его принадлежности вынесены из дома.

Она отвернулась, и Дэвид, проследив взглядом за женщиной, увидел, как она склонилась над мужем и запечатлела нежный поцелуй на бледном лбу старика. Он открыл глаза и слабо улыбнулся.

– Она оказалась слишком сильна для меня, Дот. Моя вера недостаточно крепка.

Дэвид с трудом разбирал слова, произнесенные мучительным шепотом.

– Я проиграл…

– Эдгар… – Дот склонилась к ложу умирающего. – Эдгар, нет, ты не проиграл…

– Боюсь, что это так.

Наступила тишина, пальцы старика безвольно разжались и похолодели. Мониторы взвыли, отметив, что сердце старого священника, нехотя сократившись еще несколько раз, затрепетало и остановилось.

Через некоторое время Дэвид уехал из больницы. Он медленно вел машину по темной дороге, из глаз его текли слезы. Какой унизительный, бесславный конец! Царила паника. Врачи и сестры вытолкали Дот и Дэвида из палаты. Последнее, что видел Дэвид до того, как захлопнулась дверь, – это чашки дефибриллятора в руках сестры. Он предложил Дот отвезти ее домой, но женщина в ответ отрицательно качнула головой.

– Поезжайте. Сделайте то, о чем он просил. Возвращайтесь в Белхеддон. Спасите святое.

Он неохотно оставил Дот дожидаться приезда брата и вышел во тьму, чувствуя себя несчастным и виноватым.

Теперь же, подъезжая все ближе к Белхеддону, Дэвид испытывал растущий страх. Неужели у него хватит мужества еще раз войти в этот дом?

Он свернул в деревню и медленно поехал вдоль ряда маленьких домишек, отыскивая тот, где жил Джимбо, – розовый, наполовину обшитый досками, рядом с почтой. Остановив машину, Дэвид некоторое время сидел неподвижно, вглядываясь в темноту сквозь ветровое стекло и от души надеясь, что Джимбо нет дома. Ведь без ключа Дэвид не сможет попасть в замок.

В домике горел свет, и Дэвиду даже почудилось, что он чувствует запах жареной картошки, проникавший сквозь щели ярко освещенных окон.

Мистер Коттинг открыл дверь, ведущую прямо в маленькую гостиную, главное место в которой занимал телевизор. Джимбо лежал на диване, положив ноги на валик и держа в руке банку пива. Было видно, с какой неохотой он оторвался от телевизора и взглянул на Дэвида.

Тот улыбнулся жалкой несчастной улыбкой.

– Кажется, мне нужен ключ от дома. Мистер Гоуэр оставил там кое-какие свои вещи.

У Джимбо расширились глаза.

– Вы хотите вернуться туда? Сейчас, ночью?

Дэвид кивнул.

– Наверное, мне не удастся убедить вас пойти со мной?

– Ни за что, дружище. – Джимбо даже отодвинулся подальше к стене и приложился к банке. – Папа, дай мистеру Трегаррону что-нибудь выпить. Думается, это необходимо. Как старик?

Дэвид робко присел на краешек стуяа, стоявшего напротив телевизора.

– Он умер.

– Умер? – повторил Джимбо, не веря своим ушам.

Дэвид скорбно склонил голову.

– Бог ты мой! – Джимбо сел и свесил ноги на пол.

– Вот. – Фред Коттинг протянул Дэвиду банку пива. – Мне кажется, что вам не помешает выпить.

– Вы не можете вернуться в дом. – Под густым загаром на лице Джимбо проступила мертвенная бледность. – Вы не сделаете этого!

– Мне надо. Я обещал. Потом я поеду в Лондон.

– Жалко, что нет сестры Джима, – растягивая слова заметил Фред Коттинг. Он сел за стол. – Она бы пошла с вами. Она никогда не боялась дома. Вот что я вам скажу: почему бы вам не заехать к викарию и не попросить его пойти с вами? Это же его работа – изгонять нечистую силу, правда?

– Мистер Вуд не верит в подобные дела, па, – неловко вставил свое слово Джимбо. – Я же говорил мистеру Трегаррону, что не надо этого делать. Сколько народу пыталось выгнать старого Ника из замка, и что толку? И никогда у них ничего не выйдет.

Дэвид поставил на стол так и не открытую банку.

– Простите, но я, кажется, не хочу пить. Если можно, дайте мне ключ…

Джимбо встал, показавшись гигантом в крошечной гостиной, и сунул руку в стенной шкаф. Достав оттуда ключ, он бросил его Дэвиду.

– Опустите его в почтовый ящик на обратном пути, дружище. Удачи вам.

Дэвид поморщился.

– Спасибо.

– На вашем месте я все же заехал бы к мистеру Вуду, – сказал Фред Коттинг, провожая гостя к выходу и открывая дверь. Он положил руку на плечо Дэвида. – Не надо вам ходить туда одному. Во всяком случае, сейчас.

Дэвид кивнул. Ему не надо было об этом напоминать.

– Езжайте. Дом священника вон там. Слева. За фонарем. Видите? – Фред вышел на дорогу в домашних туфлях.

Дэвид кивнул.

– Спасибо, наверное, я так и поступлю.

Дэвид видел, как отец Джимбо вошел в дом и закрыл за собой дверь, погрузив маленький садик в непроницаемую тьму.

Зажатый в руке ключ от Белхеддон-Холла показался Дэвиду страшно тяжелым. Он повертел ключ в руках, потом решительно вышел из машины и зашагал по улице. Фред прав. Это дело священника.

 

35

Из окна своего дома Мэри Саттон видела, как к замку подъехали сначала машина доктора, а потом автомобиль «скорой помощи». После того как они уехали, Мэри долго стояла у окна, внимательно глядя на Белхеддон-Холл сквозь стену деревьев. Отвернувшись, наконец, от окна, она встала, подошла к телефону, сняла трубку и набрала номер. Послушав бесконечные длинные гудки и не дождавшись ответа, Мэри положила трубку на рычаг и направилась на кухню. Выдвинув ящик стола и порывшись среди ножей, ложек, половников, терок, старых пробок, штопоров и картофелечисток, она нашла то, что искала. Ключ. Большой старинный ключ. Ключ от парадного входа в Белхеддон-Холл. Ключ был тяжел, как кусок свинца, и холоден, как лед. Несколько минут, глубоко задумавшись, Мэри держала его в руке, потом вздохнула, положила его в карман юбки и вышла в прихожую. Там она сняла с вешалки зимнюю куртку, шарф, оделась и вышла на улицу через переднюю дверь.

Замок заржавел, и ключ поворачивался в скважине с превеликим трудом, но в конце концов Мэри сумела обеими руками открыть замок и отворить массивную дубовую дверь.

В доме царила странная атмосфера. Мэри долго стояла в холле, по-собачьи принюхиваясь. Пахло серой и кровью. Казалось, воздух пропитан злом.

– Джорджи, Сэм? – голос ее дрожал. – Роберт? Детки, вы здесь?

Ответная тишина была исполнена внимания и напряжения.

– Мальчики! Это Мэри. Защитите меня, мальчики.

Расправив плечи, она твердым шагом вошла в большой холл – маленькая фигурка в длинной, до щиколоток, юбке и толстых шерстяных чулках. В дверях она остановилась, включила свет и огляделась.

Итак, они предприняли новую попытку изгнать нечистую силу. Не священника ли увезла «скорая помощь»? Увезла умирать. Мэри не сомневалась, что он мертв. Мэри чуяла смерть. Ее миазмы висели в воздухе.

Мэри Саттон подошла к столу и, внимательно рассматривая крест, свечи, пятна голубого воска, медленно покачала головой. Сила была здесь, в этих священных предметах, но они не знали, как ею воспользоваться. Их Бог всемогущ, слабы его слуги.

Когда-то она взяла бы хлеб и вино, чтобы использовать в своих целях – нет, не во зло, – она никогда не взывала непосредственно к злу, просто применяла святые вещи для своих тихих заклинаний, но теперь другое дело. Она покончила с этим.

Оглянувшись, она внимательно прислушалась. В доме было тихо. Сейчас за ней внимательно наблюдают и ждут, что она будет делать дальше.

В бутылке осталось очень мало святой воды. Мэри взяла бутылку, покропила вокруг стола и встала в круг, здесь было надежно и безопасно как за каменной стеной. Раскрыв брошенный здесь же портфель, она торопливо положила туда крест, свечи и пустые горшочки. Облатки и соль Мэри завернула в чистые носовые платки и сунула в карман. Бутылку с вином она положила за пазуху, а пустой портфель сунула под комод. После этого Мэри выпрямилась.

– Итак, мадам, ты не будешь играть в эти игры! Сегодня ты и так содеяла достаточно зла, как мне кажется. – Твердый голос Мэри звонким эхом отдавался под сводами холла. – Оставь Грантов в покое. Они ничего не знают о прошлом!

Чувствуя себя в безопасности в круге святой воды, она снова огляделась, внимательно прислушиваясь.

Ответа на ее слова не было. Тряхнув головой, Мэри вышла из круга, предоставив воде высыхать на каменных плитах, и медленно пошла к двери.

Протянув руку к выключателю, она обернулась и вгляделась в холл. Ничто не изменилось; в холле стояла прежняя напряженная тишина.

Заперев входную дверь дома, Мэри включила карманный фонарик и пошла по засыпанной гравием дорожке. Свернув на тропинку, ведущую к церкви, она в последний раз обернулась, прислушалась и поспешила дальше.

Ключ от церкви находился на своем обычном месте – под площадкой крыльца. Вставив ключ в замочную скважину, она повернула его, открыла дверь и остановилась на пороге. Внутри было очень темно и очень холодно. Поколебавшись, Мэри пощупала вещи, завернутые в носовые платки, прикоснулась к бутылке с вином и быстрым шагом направилась в придел, освещая себе путь тусклым лучом фонарика.

Дойдя до ковра между столбами хоров, она остановилась. На лбу Мэри выступил холодный пот. Носовой платок, который она судорожно сжимала в руке, показался ей горячим, как огонь.

Последним усилием воли она заставила себя почти бегом приблизиться к алтарю. Там Мэри остановилась, наклонилась к маленькой дверце и нашла в узоре прихотливой резьбы потайной штырь. Вытащив его, она открыла алтарь и положила перед крестом хлеб и вино.

– Вот так! – Она задыхалась. – Все! Теперь ты до них не доберешься, миледи!

Она повернулась и, торжествуя, направилась к выходу.

Внезапно Мэри увидела, что у выхода начала расти какая-то тень; нечто преградило ей путь к двери. Она прищурила глаза, стараясь рассмотреть это нечто сквозь толстые стекла очков. Сердце ее сжалось от страха.

За ее спиной был Бог, которого она отвергла в ранней юности. Не поздно ли молить Его о помощи? Впереди начала расти крутящаяся спираль света. Задыхаясь от ужаса, она сбежала вниз по ступеням алтаря и, не разбирая дороги, бросилась в боковой неф, надеясь все же добраться до выхода.

– Говорите прямо, чего вы хотите. – Джеймс Вуд, озабоченно сморщив лоб, посмотрел в глаза Дэвиду. – Вы и Эдгар Гоуэр пришли в замок, чтобы выполнить обряд изгнания нечистой силы?

Дэвид кивнул. В нем начинало подниматься глухое раздражение.

– Я хочу, чтобы вы пошли со мной и забрали вещи Эдгара – его святую воду и другие предметы. Он очень волновался… – Дэвид помолчал. – Волновался, что все это может попасть в нехорошие руки.

– Я полагаю, в руки призраков. – Вуд поджал губы. – Конечно, я пойду с вами. Бедный Эдгар! Мне так жаль его! – Он взглянул на Дэвида. – Вам не стоит винить себя, Дэвид. Вы же понимаете, что это не ваша вина.

– Как не моя?! Это же я привел его сюда. Если бы не я…

– Несчастья случаются. Никто не виноват. Эдгар всегда был одержим этим домом; ничто не смогло бы удержать его от посещения, а если у него были неприятности с сердцем, то…

– Этого никто не знает, – со вздохом произнес Дэвид.

– Вы говорили, что будет медицинское вскрытие? Думаю, что его уже произвели.

Грустно покачав головой, Джеймс Вуд снял с вешалки теплую куртку, надел ее, выдвинул ящик тумбочки и извлек оттуда вполне приличный фонарь.

– Надо будет навестить бедную Дот. Какое страшное потрясение для нее! Ладно, пойдемте. Мы направимся туда прямо сейчас. Дорогая, я вернусь через двадцать минут, – крикнул священник, обернувшись. С кухни до обоняния Дэвида донесся восхитительный аромат жареного чеснока и лука. Захлопнув дверь, Вуд пошел на дорогу.

– Я оставил машину у почты, – запротестовал Дэвид.

– Она нам не нужна. Пешком мы дойдем до замка через десять минут. – С этими словами он зашагал впереди Дэвида, освещая покрытый инеем гудрон лучом фонаря. – Кстати, пока дойдем, успокоимся.

Дэвид удивленно вскинул брови. Джеймс Вуд казался воплощением спокойствия и невозмутимости.

– Мне кажется, вы говорили, что не верите в привидения, – произнес он, когда они плечом к плечу зашагали по дороге к замку.

Вуд гортанно рассмеялся.

– Верю, когда речь идет о Белхеддон-Холле. Никогда в жизни не сталкивался с такими проявлениями массовой истерии. Все дело в доме. Старый, красивый, полный преданий и историй. Ему, конечно, не хватает современного лоска, он плохо освещается, и в нем очень холодно. Мне всегда говорят, что в доме есть очень холодные места. Неестественно холодные. Люди просто забыли, что привыкли к центральному отоплению и двойным стеклам в рамах. Малейший сквозняк – и они готовы приписать его происхождение нечистой силе. – Он тихо рассмеялся. – То, что произошло с Эдгаром, – это прискорбный, очень печальный, но все же случай. Не надо связывать его смерть с призраками и прочей чушью. Я знаю, что Эдгар очень переживал из-за дома, когда в нем еще жили Данканы. Он пытался вселить в них мужество. Бедняги, им жилось здесь очень плохо, но, мне кажется, Эдгар был тысячу раз не прав, принимая слишком всерьез эти разговоры о призраках.

– Мне кажется, что церковь вообще принимает всерьез этот предмет, – задумчиво произнес Дэвид. – Эдгар говорил мне, что в каждом приходе существует специальный отдел, занимающийся изгнанием нечистой силы.

Наступило недолгое молчание.

– В деятельности англиканской церкви вообще много анахронизмов. Мне кажется, что не все из них разумны.

– Понятно. – От удивления Дэвид опять вскинул брови. Впереди показалась подъездная дорожка к замку, окаймленная живой изгородью, и они свернули на нее. Кусты казались очень темными, от мороза гравий смерзся и не шуршал дружелюбно под ногами, когда священник и историк направились к парадному входу в замок.

– У меня ключ от черного хода, – прошептал Дэвид, когда они остановились перед фасадом и взглянули вверх. На фоне звездного света ясно выделялись зубцы стен и дымовая труба. Незанавешенные окна чернели, как пустые глазницы. Дэвид задрожал, вспомнив, что, когда он уезжал, – а было это всего двадцать четыре часа назад, – все окна замка были ярко освещены.

Обогнув угол дома, они вошли на хозяйственный двор и остановились, оглядываясь по сторонам. Двери гаража были заперты. Во дворе было тихо. Нащупав в кармане ключ, Дэвид медленно направился к черному входу.

Кухня все еще хранила тепло. Дэвид включил свет, огляделся и с чувством облегчения понял, что здесь ничего не изменилось. Он многозначительно улыбнулся Вуду, который выключил фонарь и сунул его в карман куртки.

– Нам сюда, в холл, – сказал Дэвид.

Открыв дверь в коридор, он остановился на пороге и прислушался. В доме было очень тихо. Подавив желание ступать на цыпочках, Дэвид твердым шагом направился в холл, мысленно поблагодарив Джеймса за то, что тот идет следом за ним. Пошарив рукой по стене, Дэвид повернул выключатель и оглядел холл. Все, как обычно. Похоже, что здесь тоже ничего не изменилось. Трегаррон пересек зал, остановился у дубового столика и в немом изумлении воззрился на него. На месте свечей осталась только лужа застывшего воска. Стол был пуст. Дэвид медленно обернулся. Когда они уезжали, портфель Эдгара лежал на стуле у камина, вода, масло и вино в бутылках были на столе. Там же стоял прикрытый серебряным колпачком горшочек с солью.

– Ничего не понимаю.

Он подошел к камину и ковырнул ногой золу.

– Все исчезло.

– Что исчезло? – Засунув руки в карманы, Джеймс рассматривал портрет над камином.

– Вещи Эдгара. Крест, свечи и прочие предметы культа. – Он провел пальцем по застывшему воску. – Видите? Здесь он работал. На стуле лежал его портфель. – Дэвид медленно обернулся, стараясь рассмотреть, что творится в тени.

Вуд нахмурился.

– Я уверен, что этому найдутся вполне разумные объяснения. Например, молодой Джимбо Коттинг. Может быть, он побывал здесь и все взял, когда вы уехали в госпиталь?

Дэвид отрицательно покачал головой.

– Я сам запер дверь. Он сюда не заходил; вообще, когда он бывает в доме, то не заглядывает дальше кухни. Я выключил свет и запер дверь, когда беднягу Эдгара грузили в машину «скорой помощи». Потом я отдал Джимбо ключ и поехал за «скорой» на своей машине. Я уверен, что он не вернулся в дом. Он приходит в ужас от одного упоминания о доме.

Вуд сжал губы.

– А вы не могли сами все прибрать? Для вас это был стресс, может быть, вы просто забыли, что делали?

– Нет, поверьте мне, нет. Я все отлично помню. – Дэвид почувствовал, как где-то в животе медленно начинают шевелиться злость и страх. – Наверное, нам надо осмотреть холл.

Он подошел к подножию лестницы. Он ясно помнил, что запер дверь, ведущую в погреб, и бросил ключ на стол в кабинете. Рывком распахнув дверь, он вошел в кабинет и посмотрел на письменный стол. Связка ключей лежала там, где он ее оставил, – рядом с аккуратно уложенными листами рукописи Джосс. Зная, что Вуд внимательно следит за его действиями, Дэвид медленно обернулся, ища глазами старый потертый портфель. Но его не было.

– Поднимемся наверх? – Он прикусил губу.

Вуд согласно кивнул.

– Надо хорошенько осмотреть дом и убедиться, что здесь не побывали незваные гости. Такое случается – вы же знаете. Воры видят, что «скорая» уезжает, а члены семьи бросаются вслед, часто забывая как следует запереть дом. Тогда воры проникают в дом и обчищают его. – Он горестно покачал головой. – Какой печальный циничный мир!

Дэвид поморщился.

– Но в данном случае дверь была заперта.

– Конечно. – С этими словами Вуд выключил свет и закрыл дверь, обратив свое внимание на погреб. – Спустимся в подвал?

– Думаю, что нам надо осмотреть все. – Дэвид взял ключи. Бедный Эдгар! Открыв дверь и включив свет, Дэвид на секунду в нерешительности остановился, а потом стал спускаться вниз по выщербленным ступенькам. Остановившись внизу, он огляделся.

– Здесь не видно ничего необычного.

Оба молча прислушались.

– Мне непонятно, зачем он спустился в подвал, – произнес Джеймс Вуд, пройдя в дальнюю часть погреба. – Это очень странный поступок.

Голос его отдавался тихим эхом. Дэвид пожал плечами.

– Конечно, я припоминаю, именно в этом погребе погиб один из детей, – бестелесный голос Джеймса продолжал удаляться. – Такие погреба тянутся под землей на мили. Мне бы никогда не пришло в голову, что он такой большой.

Дэвид нахмурился.

– Не так уж он и велик! Мистер Вуд! Джеймс?!

Охваченный внезапной паникой, Дэвид бросился в дальний отсек подвала и нашел Вуда среди винных бочек. Священник задумчиво смотрел в темный угол.

– Кто-то оставил здесь игрушки. Какой стыд! Они же разрушаются в такой сырости. Смотрите. – С этими словами Джеймс поднял сплетенную из ивовых прутьев корзину, ручка которой была покрыта плесенью. В корзинке лежали повозки, похожие на ту, которую уже видел Дэвид, ржавое игрушечное ружье, а на дне перочинный нож и маленькая лошадка.

– Мне кажется, что это игрушки одного из умерших мальчиков, – медленно выдавил из себя Дэвид. – Это не игрушки Тома.

Его начал бить озноб, который он никак не мог унять.

– Здесь больше ничего нет. Давайте поднимемся наверх, – по крайней мере, наверху не такой лютый холод.

Единственное, чего сейчас хотел Дэвид, – это убраться отсюда как можно быстрее.

Джеймс кивнул и поставил корзинку на пол.

– Как это печально, – пробормотал он, – как печально. – Внезапно он встрепенулся. – Что это было?

Нервы Дэвида были напряжены до предела, он лихорадочно обернулся и прислушался.

– Что? – спросил он.

– Мне показалось, что я что-то услышал. Какой-то голос.

– Женский смех? – спросил Дэвид, в отчаянии глядя на спасительную лестницу.

– Нет. – На лице Джеймса отразилась растерянность. – Не уверен. Наверное, что-то загудело в водопроводных трубах.

– Давайте уносить отсюда ноги. – Дэвид быстрым шагом направился к лестнице. – Пойдемте, не люблю я эти погреба.

– Я тоже, – Джеймс печально улыбнулся и последовал за Дэвидом. – Должен признаться, что я начал разделять вашу тревогу относительно этого дома. Когда он пуст, атмосфера в нем оставляет желать много лучшего. Но рациональный ум говорит нам, что здесь нечего опасаться.

Выбравшись на лестничную площадку, они немного постояли, глядя в пустоту большого холла. Выключив свет в погребе, Дэвид закрыл дверь, запер ее, извлек из скважины ключ и направился в кабинет.

– Скажите мне, Джеймс, как мирится с верой в Бога ваш рациональный ум, если он не признает ничего сверхъестественного? – спросил Дэвид, на ходу обернувшись через плечо. Он был уже готов бросить ключи на стол, когда его взгляд вдруг уловил, что на стопке листов рукописи Джосс что-то лежит. Засушенный цветок… Он был уверен, что, когда они направлялись в погреб, цветка не было. Страдальчески наморщив лоб, он уронил ключи, наклонился и поднял их. Роза, старая засушенная роза. Ее некогда белые лепестки утратили цвет и текстуру мягкой замши. Дэвид задумчиво уставился на цветок, чувствуя, как зашевелились волосы у него на затылке.

Розы. Он взял цветок в руку, бросил его и повернулся, чтобы выйти.

– Джеймс!

Ответа не было.

У Дэвида перехватило дыхание. Нет, только не это! Заставив себя идти медленно и спокойно, он вышел в холл и застыл на месте. Джеймс стоял у стола, недоверчиво разглядывая раскрытый портфель Эдгара.

Дэвид подошел к священнику и молча остановился у него за спиной.

– Они пусты, – помолчав несколько секунд, сказал Джеймс, кивнув на сосуды. – Все остальное цело. Крест, свечи. Портфель лежал под комодом – кто-то его туда спрятал.

Дэвид покачал головой.

– В доме никого нет, Джеймс.

– Кто-то должен быть. – В голосе священника послышалось отчаяние. – Должно же быть какое-то логическое объяснение. Может быть, дети; дети из деревни. Я помню, как Джосс рассказывала о детях, которые, по ее мнению, прячутся в доме.

– Здесь есть дети, – произнес Дэвид тусклым голосом. – Но это не деревенские дети.

Джеймс молча посмотрел на Трегаррона, потом также молча закрыл портфель. Никто из них не заметил едва различимый круг, который остался на плитах пола на месте высохшей соленой воды.

– Как вы думаете, где содержимое? – немного придя в чувство, спросил Дэвид.

– Эти вещи очень охотно используют в некоторых кругах. Например, для отправления сатанинских ритуалов, для колдовских действий. – Тон священника перестал быть сердечным. Иллюзий больше не было.

– Итак, мы опоздали.

Джеймс кивнул.

– Похоже, что так. – Он тяжко вздохнул. – Вы говорили, что Гранты уехали?

Дэвид кивнул.

– Значит, в ближайшем будущем семье ничто не угрожает. – Джеймс задумчиво оглядел помещение. – Я ничего не чувствую, понимаете. Вообще ничего. Хотелось бы мне знать: что надо со всем этим делать?

Дэвид покачал головой.

– Будьте благодарны, что вы ничего не чувствуете. В психопатиях вообще нет ничего хорошего. Совсем ничего.

Он не стал говорить о розе. Джеймс взял портфель, Дэвид выключил свет. Трегаррон был уверен, что на галерее кто-то есть, и этот кто-то с напряженным вниманием следит за их действиями. Дэвид даже чувствовал, как некто скрыто торжествует, празднуя свою победу.

Он не взглянул наверх. Вернувшись в комнату, он почти вытолкал Джеймса на улицу. Вслед им раздался смех, но не детский. Смеялась женщина.

Мэри лежала спиной на промерзшей траве церковного двора, глядя в небо. На небосвод наползали тучи, постепенно, одну за другой, проглатывая звезды. Вскоре наступила непроглядная чернота. Мэри закрыла глаза, чувствуя, как уходит боль. Ноги постепенно немели.

Ступня застряла в решетке могильной ограды, до которой она сумела добрести. В темноте Мэри не видела, как сквозь туфлю на траву безостановочно сочится кровь.

Где-то вдали хлопнула дверь.

– Я здесь! Здесь! – позвала она, но голос ее был не громче шепота, и его никто не услышал.

Мэри должна была понимать, что зло теперь проникло и в церковь; она должна была чувствовать это, осознать, что кто-то разбудил его, но она стала стара для этого. Слишком стара и слишком слаба. Она должна обо всем предупредить Джоселин. Мэри медленно прикрыла глаза, и голова ее бессильно упала на мерзлую жухлую траву. Она немного отдохнет, а потом постарается встать. Надо встать. Но как же она устала…

– Джорджи, Сэм? – Шепот ее превратился в едва слышный шелест. – Помогите мне, мальчики, вы так нужны мне.

 

36

Когда Мэт без предупреждения приехал в Оксфорд, обнял и расцеловал родителей и детей, а потом по-братски чмокнул ее в щеку, Лин была удивлена и обрадована не меньше остальных.

– Ты мог бы и предупредить нас, Мэтью! – в притворном негодовании выговаривала сыну Элизабет Грант. – Как это типично для тебя. Ты приезжаешь так, словно здесь всегда найдется для тебя место!

– Конечно, найдется. – Он положил руку на плечо матери и прижал Элизабет к себе. – Здесь же море комнат! Только вчера я узнал, что у меня образовалось пять свободных дней и я могу поехать сюда, на юг, прежде чем приступить к новому проекту. Я ухватился за этот шанс и использовал его, – не думал же я, что комнаты здесь надо бронировать заранее.

– Боюсь, что мальчики и я слегка переполнили дом. – Лин испытала неловкость, глядя в красивое, веселое и беспечное лицо Мэта.

– Ерунда! – Элизабет и Мэтью выпалили это слово одновременно, и оба от души рассмеялись.

– Комнаты найдутся для всех, – твердо пообещала Элизабет, – я же просто дразню.

Только вечером, уложив детей спать, Лин оказалась наедине с Мэтом в гостиной. Он налил ей шерри, сел напротив, вытянул длинные ноги, скрестив их в лодыжках, отхлебнул из своего стакана и, дружелюбно улыбаясь, спросил:

– Как дела у Джосс и Люка?

– Очень хорошо. – Она просверлила его взглядом. – Ты не ответил на мои письма.

– Я знаю, и мне очень стыдно. – Он смутился. – Мне действительно стыдно. Но ты же знаешь, как это бывает.

– Нет, но хочу, чтобы ты сказал как.

Лицо Мэта страдальчески сморщилось. Он встал, аккуратно поставил стакан на стол, пересек комнату и остановился у французских дверей, выходящих в сад, рядом с которым между заросшими ивняком берегами текла речка Червелл.

– Я живу в Шотландии, Лин. У меня своя жизнь.

– Понятно. – Она не смогла скрыть, что расстроена, и голос ее стал тусклым и бесцветным. – Как глупо с моей стороны было надеяться, что ты найдешь время черкнуть мне хотя бы пару строк на почтовой открытке.

Он повернулся.

– Пожалуйста, постарайся понять. Ты очень привлекательная женщина…

– Нет. – Она резко встала, опрокинув на стол стакан с шерри, который вылился ей на юбку. – Прошу тебя, не говори так, от этого все становится еще хуже. – Лицо ее сделалось пунцовым. – Прости, но мне надо взглянуть на детей, а потом помочь твоей матери приготовить ужин.

Утром Лин приняла окончательное решение.

– Но, Лин, почему бы тебе не задержаться еще немного, моя дорогая? Ты же знаешь, как мы любим, когда дети у нас. – Элизабет сняла с Тома слюнявчик и помогла ему слезть с детского стула. – Вот так, солнышко, а теперь возьми печенье из бабушкиной коробки и иди играть, а нам с тетей Лин надо поговорить.

Лин натянуто улыбнулась.

– Это очень любезно с вашей стороны, миссис Грант, но, честно говоря, я предпочла бы отвезти их домой. Они отвыкли от всякого порядка, пока находятся здесь, и нам надо возвращаться. Том должен начать посещать игровую группу – один или два часа в неделю. – Она недовольно посмотрела, как Том зажал в кулаке шоколадное печенье.

– Но это так неожиданно, а Люк так настаивал, чтобы дети побыли здесь и чтобы мы присмотрели за ними, дорогая. К тому же с ними так весело. – Элизабет встала, подошла к раковине, вытащила чистую тряпку из-под крана с горячей водой и пустилась вдогонку за внуком, пока он не перепачкал шоколадом клетчатую льняную скатерть.

Лин с трудом сдержалась, чтобы не поморщиться.

– Да, здесь нам было очень весело, – произнесла она со всей доступной ей искренностью. – Но я думаю, что Люк и Джосс не захотят, чтобы Том пропускал занятия в игровой группе. Там длинный список желающих, и нам просто повезло, что мы туда попали.

Элизабет посмотрела на девушку, потом расстроенно пожала плечами.

– Надеюсь, решение об отъезде не имеет отношения к появлению Мэтью?

Она искоса посмотрела на Лин и заметила в ее глазах настороженность. Женщина вздохнула. Поганец! Еще одно разбитое сердце. Она покачала головой, решив из чувства такта ничего больше не говорить.

– Конечно, дети оставлены под твою ответственность. Наверное, ты права, – добавила она через минуту. Она посмотрела на свернутую тряпку, которую держала в руках, и невесело рассмеялась. – Да, наверное, ты права. Короткие и частые визиты самые лучшие, не так ли? Но все же постарайся дозвониться до Люка и Джосс, моя дорогая. Они оставили нам номер телефона отеля. Просто посоветуйся с ними, стоит ли тебе возвращаться, ладно?

Когда Лин на своем «мини» въехала в арку ворот, со свинцового неба полил дождь. Она увидела, что дверь гаража открыта. Значит, Джимбо здесь, но, к счастью, его не было видно. Она неуютно чувствовала себя в его компании. Каждый раз, когда Люка не было рядом, парень очень призывно смотрел на нее, и, что самое ужасное, она находила его странные глаза очень привлекательными, и это заставляло ее с болью вспоминать о Мэте.

Достав из кармана ключи Люка, она вылезла из машины. Отстегнув Тома, она взяла его на руки, поставила на землю, а потом наклонилась к Нэду.

– Пошли, маленький. Дай-ка я возьму тебя. Тебе скоро пора обедать, а я готова побиться об заклад, что в доме собачий холод. Надо будет развести огонь в твоей спальне, прежде чем мы поднимемся наверх.

Ремни безопасности расстегивалась с трудом. Ругаясь сквозь зубы, Лин принялась расстегивать квадратные пуговицы, и наконец ухитрилась освободить Нэда и поднять его с заднего сиденья. Выпрямившись с ребенком на руках, она снова наклонилась, чтобы извлечь из машины корзину с котятами, – Кит и Кэт жалобно попискивали, ожидая, когда их освободят из плена после долгого путешествия, – и, оглянувшись, поискала глазами Тома.

– Том, Том! Где ты?

Мальчик исчез.

– Том? – Она стремительно повернулась, смахнув с ресниц дождевые капли. – Пойдем домой, а то ты промокнешь.

Этот маленький проказник наверняка проскользнул в гараж. Проклятие! Самое меньшее, чего ей хотелось, так это длинного разговора с Джимбо.

– Том, иди скорее сюда. Я очень хочу есть.

Она услышала, как он хихикнул.

– Том, где ты прячешься, ты ужасный шалун?

Сзади раздались его шажки – по камешкам гравия. Она резко повернулась с Нэдом на руках.

– Том!

– Так вы вернулись? – На пороге гаража появился Джимбо с гаечным ключом в руке. Как всегда, он был одет в промасленный комбинезон, нечесаные волосы, стянутые в конский хвост, завязаны на затылке эластичным шнурком. Он окинул ее взглядом с головы до ног, словно она была в бикини, а не в поношенных джинсах и яркой синей зимней куртке. Лин почувствовала, что, несмотря на промозглый холод, капли которого текли ей за воротник, ей стало жарко.

– Как видишь. Том не в гараже?

– Том? – Он внимательно посмотрел на носки своих ботинок, словно ребенок мог спрятаться у него между ног. – Нет, не думаю.

– Ты не мог бы посмотреть в гараже? Я хочу увести его в дом, дождь усиливается. – Она попыталась прикрыть Нэда клапаном куртки.

Джимбо исчез из виду. Лин вдруг услышала, что внутри гаража тихо играет транзисторный приемник. К ее удивлению, передавали что-то классическое. Она подошла к двери гаража.

– Он там?

– Нет, его здесь нет, и не думаю, что он сюда заходил. Я бы его увидел. Маленький проказник ускользнул от вас, верно?

– Да. – Лин надула губы.

– Вот что я вам скажу: несите малыша в дом, а я поищу второго. – Джимбо остановился на полпути, на лбу его медленно появилась морщина. – Джосс знает, что вы привезли детей назад?

– Я собираюсь им сегодня звонить. Пыталась сделать это вчера, но их не было в гостинице. – Она помолчала. – Ума не приложу, куда делся Том.

– Вы знаете, я не думаю, что детям надо возвращаться в дом. – Джимбо почесал замасленной рукой шею. – Нечего им там делать.

– Господи, и ты туда же! – Лин резко повернулась и зашагала к черному ходу. Она не стала говорить Джимбо, что это Джосс бьет детей – и выдумывает всякие истории. Пусть Люк сам ему все объясняет.

– Пожалуйста, Джимбо, найди его поскорее. Он промокнет под дождем насквозь.

Машинально пошарив глазами по двору, Лин подсадила Нэда повыше и сунула руку в карман куртки за ключами. Дверь распахнулась. В доме оказалось неожиданно тепло. Она в задумчивости постояла на пороге, потом прошла на кухню. Печь была вычищена, но ее топили не более суток назад, она сама слишком часто это делала, чтобы не понять, что здесь кто-то был. На кухонном столе стояли два стакана, рядом с ними почти пустая бутылка виски и валялась игрушечная повозка.

Усадив Нэда в кресло, она поправила под ним подушки и принялась стаскивать с него непромокаемые куртку и брючки. Стульчик Нэда остался стоять там, где его оставили, рядом с конем. Подтащив игрушку ближе к печи, она толкнула коня, чтобы он раскачался, потом подошла к двери.

– Джимбо! Кто здесь был? Не ты?

Некоторое время ей никто не отвечал, потом она уловила какое-то движение в кустах, в дальнем углу двора.

– Он там? Слава Богу!

Появился Джимбо с плачущим Томом на руках.

– В чем дело? Что случилось? – Она выхватила Тома из рук Джимбо и вернулась в кухню. Вздохнув и поколебавшись на пороге, Джимбо последовал за ней и, остановившись в дверях, стал смотреть, как Лин успокаивает мальчика.

– Вам не надо было привозить их сюда.

– Почему? – Она яростно взглянула на него. – Смотри, как ты его напугал.

– Это не я напугал его. – Губы Джимбо вытянулись в ниточку.

– Что же тогда?

– Лучше спросите его самого. – Джимбо громко шмыгнул носом. – Да и потом некогда мне сидеть тут и пить виски. У меня ведь и работа есть. Так что не надо на меня думать. Здесь был мистер Трегаррон с преподобным Гоуэром. Потом произошло несчастье, и преподобный умер. У него случился сердечный приступ, как я слышал.

Лин в ужасе воззрилась на парня.

– Когда это было?

– Позавчера ночью.

– А где сейчас мистер Трегаррон?

– Уехал в Лондон. Ему бы не понравилось, что вы привезли сюда мальчиков.

– Бьюсь об заклад, что не понравилось бы. – Лин поморщилась. – Ладно, Джимбо, спасибо тебе. Пожалуй, я накормлю ребятишек и положу их спать. Они устали с дороги. – На мгновение ей показалось, что он не спешит уйти.

Действительно, Джимбо слишком долго топтался на пороге, а потом, пожав плечами, повернулся и вышел. Не надо говорить ей о бедняжке Мэри. Она умерла за несколько часов до того, как ее нашли, и никто не знает, что она делала в церкви в такой темноте. Она оставила дверь открытой и упала в траву среди старых могил под тисами.

– Если я буду вам нужен, позовете, – крикнул он, обернувшись через плечо, и сбежал вниз по ступенькам. – Но на вашем месте я бы переночевал у Гудиаров. Не надо оставлять мальчиков здесь.

Она принялась снимать куртку, отругав при этом Тома. Мальчик заметил на столе машинку и, встав на цыпочки, пытался ее достать.

– Это игрушка Джорджи, – сказал он, пока Лин, надев на него свитер, занялась печкой. – Том играет в игрушки Джорджи.

– Попозже нам надо позвонить твоим родителям, Люк, – сказала Джосс, сидя за выскобленным столом деревенского дома, который стал последним приютом ее матери. Они прекрасно поели, воздав должное кулинарному искусству Поля, запили еду густым красным деревенским вином и теперь хотели спать. Они оба давно не испытывали такой потребности в здоровом отдыхе.

– Я рад, что смог уговорить вас покинуть гостиницу и приехать сюда. – Поль помешивал ложкой густой черный кофе. – Вы уже выглядите лучше. – Он одарил Джосс очаровательной улыбкой. – Естественно, вы можете звонить кому захотите. Хотелось бы мне, чтобы с вами были ваши дети. – Он покачал головой. – Лаура была бы счастлива, если бы знала, что у нее есть внуки. Пока вы пьете кофе, я принесу еще кое-какие ее вещи. – Он нерешительно помолчал. – Я не хочу, чтобы вы грустили, Джоселин. Вы действительно хотите взять ее вещи?

Джосс чистила яблоко маленьким фруктовым ножом.

– Я с радостью возьму их, Поль. – Она задумчиво улыбнулась. – Как странно, в Белхеддоне все, что меня окружает, когда-то принадлежало матери, но то – безличные вещи, которые она к тому же не любила. Она была готова их покинуть, бросить. Кроме рабочей корзинки и мелочей в столе, там нет ничего, что было бы ей близко и дорого.

Поль нахмурился.

– Что это за рабочая корзинка?

– Она держала там свое шитье.

– А, понимаю, – он рассмеялся. – Она ненавидела шитье. Она не желала даже пришивать пуговицы. Их пришивал я! Удивительно, что она не выбросила эту корзину.

– Да? – Джосс пожала плечами и подняла руки, невольно подражая его пылкому галльскому жесту. – Что она любила?

– Она любила книги. Все время читала. Любила поэзию. Любила живопись. Именно поэтому мы и встретились. Но были вещи, которые она ненавидела, иногда это была странная ненависть. – Он покачал головой. – Она ненавидела цветы, особенно розы.

– Розы… – Джосс невольно напряглась.

– Розы. – Он не заметил, каким резким стал тон ее голоса. – Она испытывала к ним отвращение, говорила, что аттик Белхеддона буквально пропах розами. Я не мог понять, почему она так их не любит. Розы прекрасны, их аромат, – он задумался на мгновение в поисках образного выражения своей мысли, потом поцеловал кончики своих пальцев, – их аромат incroyable.

Джосс взглянула на Люка.

– Я могу это понять. Розы Белхеддона – это не обычные человеческие розы. – Она грустно улыбнулась. – Бедная мама!

Мужчины оставили ее одну с чемоданом, полным писем, книг и кожаных шкатулок, наполненных драгоценностями Лауры, решив прогуляться по полям к реке. Усевшись на ковер возле камина, в котором горели, распространяя сладкий аромат, яблоневые поленья, Джосс некоторое время смотрела в огонь, обняв ноги и упершись подбородком в колени. Здесь она, как нигде, чувствовала свою близость к матери. Это было прекрасное чувство: теплое, защищающее, надежное.

Она почти неохотно потянулась к чемодану и стала перебирать бумаги. Здесь было очень много писем – все от незнакомых Джосс людей. Они не были особенно интересны, но говорили о том, что ее мать любили очень многие, а из нескольких посланий становилось ясно, как скучали по ней друзья, оставшиеся в Англии. Не было ни одного письма из деревни Белхеддон, и Джосс вспомнила, как Мэри Саттон жаловалась на то, что Лаура совсем не пишет; ни в одном письме не было упоминания об оставленной жизни в Восточной Англии.

На самом дне Джосс обнаружила две записные книжки, которые показались ей знакомыми; мать пользовалась такими же дома, когда отмечала достопамятные события или вела дневник. Книжки были заполнены мелко написанными заметками. Та же смесь: стихи, обрывки интересных мыслей и дневниковые записи. Устроившись поудобнее, откинувшись на один из стульев и подложив под голову подушку, Джосс принялась за чтение.

«Прошлой ночью мне приснился сон о прошлом. Я проснулась в холодном поту, моля Бога, чтобы не проснулся Поль. Потом мне захотелось, чтобы он проснулся, и я прижалась к нему, но он даже не пошевелился. Благослови его Бог, он так нуждается в сне. Его не разбудит даже землетрясение.»

Запись, датированная двумя днями позже.

«Мне снова приснился тот же сон. Он ищет меня. Я вижу, как он обходит дом, медленно, сгорбившись от свалившегося на него несчастья. Он растерян и одинок. Господь всемилостивый, неужели я никогда не освобожусь от этого? Хотела поговорить с господином кюре, но не хочу здесь называть вслух его имя. Это совершенно особое место, здесь он меня не найдет. Мы же во Франции!»

Джосс на мгновение задумалась. Значит он – это – имеет имя. Она начала читать дальше; в самом начале второй книжки она наткнулась на откровение.

«Меня терзают сомнения: не написать ли мне Джону Корнишу, чтобы он аннулировал завещание; пусть он оставит дом в пользу сирот или на иное благотворительное дело. Никто в Белхеддоне никогда не узнает, что я сделала. Здесь он может преследовать меня только во сне; но мне невыносима сама мысль о том, что Джоселин узнает о своем наследстве и попадет в ловушку в полном неведении о том, какое именно наследство она получила. Конечно, ей лично не угрожает никакая опасность. Он полюбит ее. Но что будет, если у Джоселин родятся дети? Что будет тогда? Если бы я могла поговорить с Полем, но я не хочу омрачать наши отношения даже упоминанием этого имени…»

Отложив записную книжку, Джосс задумалась. Глаза ее были полны слез. Ее охватила дрожь. Итак, ее мать знала, в чем заключается опасность жизни в Белхеддоне, и чувствовала вину за то, что оставила дом дочери; она даже помышляла о том, чтобы изменить завещание. Джосс вздохнула. Однако если бы мать изменила завещание, то не было бы ни истории, ни семьи, ни дома. У Люка не появилась бы хорошая работа, не было бы ни машин, ни денег. Она нахмурилась и вытерла слезы. В Белхеддоне столько чудесного.

Она уверена: просто на сто процентов уверена, что есть способ избавить Белхеддон от этого наваждения. Она тяжело вздохнула. По крайней мере, сейчас детям ничто не грозит. Детей нельзя возвращать в Белхеддон до тех пор, пока не будет решена проклятая проблема.

Она снова взяла в руки дневник и поднесла его к глазам, почти со страхом перелистывая последние страницы.

«Боль с каждым днем становится все сильнее. Скоро я не смогу скрывать ее от Поля, и тогда мне придется перестать писать. Я должна сжечь дневник и все остальное, прежде чем стану слишком слабой… или слабоумной для этого.»

Джосс на минуту оторвалась от дневника. Итак, все написанное не предназначалось для посторонних глаз. На мгновение она почувствовала чувство вины, но продолжала читать.

«Больше всего меня страшит одна вещь: вдруг Эдуард будет ждать меня после смерти. Но как это может быть, если он привязан к земле? Будут ли там, на небе, Филип и мальчики? Или они тоже пленники Белхеддона?»

Итак, значит, они с Дэвидом правы? Это Эдуард. Может быть, это Эдуард Английский, и не назвала ли Джосс своего младшего сына – совершенно, правда, непреднамеренно – в его честь? Дрожа, Джосс принялась перелистывать страницы. Дальше почерк становился все менее разборчивым. Но вот и последняя страница.

«Итак, я приняла католическую веру, и мы с Полем наконец поженились. Я сделала все, что могла, чтобы спасти свою душу.»

Потом всю страницу пересекала чернильная полоса, словно мать ослабела настолько, что уже не могла оторвать перо от бумаги, дальше была еще одна запись:

«Я была так уверена, что она не может преодолевать воды.

Кэтрин,

моя Немезида…»

Вот и все. Джосс положила записную книжку к себе на колени и стала смотреть в огонь. Кэтрин.

Это имя эхом отдавалось у нее в голове и во всей истории дома. Я была так уверена, что она не может преодолевать воды. Что это может значить? Она все-таки явилась во Францию? Преследовала Лауру и здесь?

Что означают слова о преодолении вод? Ведьмы не в состоянии преодолевать водные преграды; разве это не часть окружающих их легенд? Но, может быть, ведьмой была мать Кэтрин? И зачем Кэтрин было приходить сюда? Кто ей Лаура?

В голове пульсировала противная неотступная боль. Джосс положила голову на колени, записная книжка соскользнула на пол и упала на коврик. В холле усыпляюще тикали стенные часы с длинным маятником. Звук этот был медленным и надежным, вселяющим уверенность. Поленья в камине горели с ровным шипением, распространяя вокруг тонкий аромат и тепло. Закрыв глаза, Джосс откинулась на подушку.

Вернись ко мне Кэтрин, любовь моей жизни, моясудьба…

Этот крик разбудил ее, заставил подскочить на месте от страха. Крик был слишком громким, слишком отчаянным.

Это же сон, и ничто больше. Ночной кошмар, вернувшийся под действием прочитанного дневника. Она подобрала с полу записную книжку и прижала ее к груди. Бедная Лаура! Смогла ли она обрести покой до смерти? Она умерла здесь, в этом доме, рассказывал Поль. Все последние дни за ней ходила специально нанятая сиделка. Конец был тихим и спокойным, хотя Лаура сказала, что не хочет больше принимать лекарства. Поль сидел возле нее, держа ее за руку, а она улыбалась ему просветленной улыбкой до тех пор, пока глаза ее не закрылись навсегда. О том, выкрикивала ли она какие-то незнакомые имена перед смертью, Поль не рассказывал.

Стараясь стряхнуть с себя меланхолию, Джосс пододвинула к себе кожаную шкатулку с драгоценностями и открыла замочек на клапане, запиравшем ее. На подушке из голубого бархата лежали весьма красивые вещицы: жемчужное ожерелье, лазурные камни, несколько брошей и полдюжины перстней.

Темнело, когда Поль и Люк вернулись с прогулки, исполненные сердечности, дышащие зимним холодом и, смеясь, обсуждавшие, не выпить ли им английского чая. Остановившись в дверях, Поль посмотрел на Джосс, по-прежнему сидевшую на полу. В сумраке ее фигура была едва видна.

– Ma chere Джоселин, простите, мы не разбудили вас?

На мгновение она прикрыла глаза, стараясь собраться, потом улыбнулась и встала.

– Нет, только немного мечтала и грустила.

– Да, наверное, нам надо было погулять подольше, чтобы дать вам возможность насладиться видом ваших сокровищ. – Он подошел к Джосс и отечески обнял ее. – Лауре бы не захотелось, чтобы вы грустили, Джоселин. Она была счастлива во Франции.

– Была ли? – Джосс не хотела, чтобы ее слова прозвучали так обвиняюще. – Вы уверены в этом? Вы уверены в том, что она не принесла своих демонов и сюда? – Она вытерла глаза тыльной стороной ладони.

– Демонов? – эхом отозвался Поль.

Она жестом указала на записную книжку, лежавшую на полу.

– Вы читали ее дневники?

Поль был потрясен, но довольно быстро взял себя в руки.

– Джоселин, может быть, это удивит вас, но я не читал ее дневники. Лаура просила меня сжечь их, и я честно намеревался сделать это. Я сложил все ее вещи в коробку, чтобы вынести все это в сад и сжечь, но знаете ли, сама мысль об этом показалась мне невыносимой. В конце концов, я убрал коробку подальше, решив, что вы приедете и рассудите, как с ней поступить. – Он пожал плечами. – Не знаю, но все эти вещи предназначались для вас. И они не принадлежат мне, так как же я могу их читать?

– Но вы же были ее мужем.

– Да. – Он значительно улыбнулся.

Джосс посмотрела на него снизу вверх.

– Вы поженились перед самым концом?

Он кивнул.

– Так, значит, она написала и об этом?

– И о том, что она перешла в католицизм.

Поль вздохнул, откинулся на спинку стула и вытянул ноги. Джосс скорее чувствовала, чем видела, что Люк молча стоит у окна. Никто не включал свет, и комната была освещена только умирающим в камине огнем и последними отблесками солнечных лучей.

– Я не религиозный человек. Я не побуждал ее ни к чему – ни к женитьбе, ни к урокам у кюре, все это было ее внутренней потребностью. Естественно, я просил ее выйти за меня замуж, когда она приехала во Францию, но она не захотела, да здесь никто и не обращает внимания на такие вещи. Мы оба были свободны, – думаю, и, кажется, я говорил вам об этом, – ей доставляло удовольствие такое озорство. В Англии она слишком долго была добропорядочной леди. – Он широко улыбнулся, глаза его затуманили далекие воспоминания. – Потом, в самом конце, когда она заболела, думаю, ее обуял страх, она стала бояться. – Он нахмурил брови. – Поймите меня правильно. Она была храброй женщиной. Очень храброй. Она никогда не жаловалась мне на боли. Но было что-то – вне ее… – он жестом указал на небо за окном, – что постоянно преследовало ее; то самое, с чем она пыталась сражаться своим посещением Сакре-Кер. На какое-то время это нечто оставило ее в покое. Она перестала о нем думать. Потом, однажды, вернувшись домой, я застал ее сидящей перед камином, точно так же, как сегодня сидели вы, Джоселин. Лаура расплакалась и сказала мне, что призраки начали преследовать ее и во Франции. Сначала они являлись только в сновидениях, а потом их сила возросла, и они явились сюда сами.

– Нет! – Люк внезапно отошел от окна и выступил вперед. – Простите, Поль, но я думаю, что мы все сыты по горло этими призраками. Именно из-за них мы и уехали во Францию.

Поль повернулся на стуле и посмотрел на Люка.

– Включите свет, друг мой. Задерните шторы. Мы должны видеть, что делаем. – Он снова обернулся к Джосс. – Вы хотите продолжать разговор на эту тему?

Она утвердительно кивнула.

– Люк, это очень важно. Поль, я должна знать все. Она говорила, кто именно преследует ее?

– Призрак ее любовника.

Шокированная Джосс во все глаза уставилась на старого художника.

– Ее любовника?

– Так она говорила.

– У нее был любовник?!

– Почему бы нет? Она была очень красивой женщиной.

– Но я думала, – она покачала головой, словно стараясь вытряхнуть из головы явившуюся ей мысль, – я думала, что это был призрак. Настоящий призрак. Привидение. Из прошлого.

Поль снова улыбнулся.

– Все привидения являются из прошлого, Джоселин.

В голове Джосс все смешалось.

– Она называла вам какие-нибудь имена? Имена тех, кто приходил сюда? Не было ли среди них женщины по имени Кэтрин?

Он кивнул.

– Да, это было в самом конце. Визит Кэтрин очень ее расстроил. Не знаю, как именно эта женщина проникла сюда. Сиделка утверждала, что никому не открывала дверь, но кто-то все же приходил к Лауре.

– Вы сами видели ее?

– Non.

– Вы не знаете, кто она?

– Она тоже была любовницей того мужчины. Он оставил ее ради Лауры, насколько я понимаю, и Кэтрин за это на нее ополчилась. Я страшно разозлился, когда Лаура рассказала мне об этом. Не из-за любовника, хотя она мне никогда раньше о нем не рассказывала. – Он галантно пожал плечами. – Но та женщина была, очевидно, молода и красива, а моя Лаура – измождена болезнью. Со стороны этой Кэтрин было совершеннейшей непристойностью прийти сюда. Через день после ее посещения ваша мама умерла.

Кэтрин.

Казалось, это имя повисло в воздухе, заполнив собой все пространство комнаты. Люк сел рядом с Джосс.

– Это ужасная история. Что с ней случилось? Она больше не возвращалась?

Поль неопределенно пожал плечами.

– Нет, если бы она вернулась, то горько бы в этом раскаялась. Все мое несчастье, вся боль, все горе были направлены на эту женщину. Прийти к умирающей и дразнить ее своей красотой… Лаура потом много говорила о ее великолепных темных волосах. Кроме того, Кэтрин принесла с собой розы. Розы, которые Лаура ненавидела больше всего на свете.

– Белые розы, – прошептала Джосс.

– Exactement! Белые розы. Я выбросил их в окно. Все было устроено так, словно эта мерзавка знала, что розы добьют мою Лауру. Она сама мне об этом говорила.

– Откуда она узнала, что Лаура здесь? – Джосс все еще хмурилась, стараясь привести в порядок свои мысли.

Поль еще раз пожал плечами.

– Кто знает? Может быть, она наняла детектива. Я не делаю секрета из своего местожительства. Этот дом я купил тридцать лет назад. Меня здесь все знают. Нам нечего было скрывать.

Несколько секунд прошли в молчании, потом Люк откашлялся.

– Почему бы мне не поставить чайник?

Когда он вернулся с подносом, уставленным тремя кружками чая и блюдцем с нарезанным лимоном для Поля, он и Джосс все еще сидели, глядя на огонь, занятые каждый своими мыслями.

– Значит, было две Кэтрин, – заговорила наконец Джосс. – Кэтрин, которая умерла в тысяча четыреста восемьдесят втором году, чье присутствие отравляет атмосферу Белхеддона, а теперь появилась еще и другая. Я никогда не думала – и даже догадаться не могла, – что у мамы был любовник.

Поль встал и бросил в камин полено.

– У нее был я!

– Я знаю. – Джосс тепло улыбнулась. – Но это совсем разные вещи. От французов с их склонностью к эпатажу и декадансу все ожидают чего угодно. – Она явно поддразнивала старика. – Но мысль о том, что у матери был любовник англичанин – да еще в Белхеддоне, – в этом есть что-то порочное.

Поль шутливо щелкнул зубами.

– Вы, англичане, нелогичны. Совсем нелогичны. Во всем.

– Я знаю.

– Ваш отец умер более тридцати лет назад, Джоселин. Неужели вы думали, что ваша мать могла столько времени прожить без любви? Естественно, вы не имеете права порицать ее за это.

Джосс покачала головой.

– Нет, я не собираюсь ее порицать. Никто не может жить без любви. – Она протянула руку мужу, который подошел к Джосс и обнял ее за плечи.

– Все это звучит для нас несколько дико, Поль, – сказал Люк, медленно подбирая слова. Мы воображали, что дом полон призраков из далекого прошлого, – а теперь оказывается, что они могут являться и из настоящей, современной жизни.

– Но не дети, – прошептала Джосс. – Дети пришли из прошлого.

– Этот дом плох для детей, – задумчиво произнес Поль. – Будьте осторожны. Лаура была полна суеверий относительно дома. Были странные совпадения. Они привлекают еще большие совпадения. Ожидания людей склонны сбываться. Когда ожидания меняются, медленно меняется и настроение, и вместе с этим исчезают совпадения.

– Это звучит очень мудро.

Поль рассмеялся.

– Вероятно, это единственное, что есть положительного в моем возрасте. Старость предоставляет фальшивое чувство опыта и мудрости, Ну а теперь, – он со вздохом поднялся на ноги, – оставим высокий стиль, и пойду-ка я поищу бутылку хорошего вина, пока вы будете звонить своей grandemere и узнавать, что с вашими детишками все в полном порядке. Потом вы успокоетесь, и мы поговорим о том, чем займемся завтра.

Люк подождал, пока старик выйдет, и заговорил:

– Какой удивительно милый и хороший человек. Твоей матери просто повезло, что она его встретила.

– Конечно. – Джосс свернулась калачиком на диване и обняла подушку. – Я так растеряна, Люк.

– Но, по моему, ты стала счастливее. Надеюсь, что это так.

– Да, я тоже так думаю.

Пока Люк набирал номер телефона, Джосс устало потерла глаза.

Кэтрин.

Средневековая Кэтрин с распущенными волосами и в развевающемся платье. И современная Кэтрин. Кэтрин на высоких каблуках со взбитыми и зачесанными волосами, с накрашенными губами. Кэтрин, которая так же, как и они с Люком, может прилететь в Орли, и не на метле, а на обычном самолете. Разные они женщины или нет? Этого Джосс не узнает никогда.

Кэтрин.

Эхо, не переставая, отдавалось в ее голове; эхо прошлого, эхо, подернутое детским смехом…

Люк тем временем положил трубку. Выглядел он задумчиво.

– Лин вчера увезла детей в Белхеддон, – медленно произнес он.

Джосс побледнела.

– Почему?

Люк тяжело вздохнул.

– Мама говорит, что она с каждым днем вела себя все более вызывающе и покровительственно; не хотела принимать никакой помощи, отвергала все советы и во всем противоречила моим родителям. – От удивления Люк вскинул брови.

Джосс поморщилась.

– Знакомая песня. Глупая, тупая девчонка! Как она посмела? Люк, что нам делать?

– Позвони ей. Нет. – Он поднял руку. – Лучше это сделаю я. Ты набросишься на нее, и будет только хуже.

– Она не может и не должна оставаться в доме, Люк. Ей надо забрать детей из дома. Пусть она едет к Джанет, та не будет возражать…

– Дай я сначала с ней поговорю. – Люк поднял к уху телефонную трубку и начал набирать номер.

Кэтрин.

Эхо в голове зазвучало громче; смех стал диким, переходя в сумасшедший хохот. Средневековая Кэтрин и современная Кэтрин. Две женщины с одинаковыми глазами, одинаковыми алыми губами, одинаковыми распущенными волосами, две женщины, горящие жаждой мести.

Поднявшись с дивана, Джосс подошла к Люку и встала рядом с ним. В трубке раздавались бесконечные длинные гудки. Никто не отвечал.

За их спинами в комнату вошел Поль с маленьким подносом. На некоторое время он задержался в дверях, потом поставил на стол поднос.

– Что-то не так? Вы не можете дозвониться?

– Лин увезла мальчиков в Белхеддон. – Джосс до крови закусила губу. – В доме никто не подходит к телефону.

Поль нахмурился.

– Есть ли соседи, которым вы можете позвонить? Я уверен, что нет никаких причин для беспокойства. – Он положил руку на плечо Джосс.

– Джанет. Позвони Джанет. – Джосс ткнула Люка в бок.

– Хорошо, хорошо, подожди секунду. – Он положил трубку на рычаг и снова ее поднял.

В трубке раздались длинные гудки, но в доме Джанет тоже никто не подошел к телефону.

 

37

Свернувшаяся клубочком в ногах Лин Кэт вдруг встала. Расширенными глазами котенок посмотрел в сторону полуоткрытой двери, выгнул спину и зашипел от ужаса. Через долю секунды он скатился с кровати и, исчезнув за порогом, покатился вниз по лестнице клубком желтой, черной и белой шерсти.

Лин проснулась как от толчка, открыла глаза и уставилась в потолок. Сердце ее бешено заколотилось. Скосив глаза на дверь, она внимательно прислушалась. Не проснулся ли кто-то из детей? Она специально оставила двери приоткрытыми, чтобы услышать, если кто-нибудь из мальчиков заплачет.

В доме стояла неправдоподобная тишина. Лин посмотрела в окно. В щели между шторами виднелось светлое от луны небо. На улице, видимо, стоял мороз; ветра не было. Она полежала еще несколько секунд, потом нехотя спустила ноги на теплый пол и протянула руку к халату.

Вчера она оставила включенным свет на лестничной площадке. Пройдя ее, Лин заглянула в пустую спальню Люка и Джосс. Шторы там были раздвинуты, и комнату заливал лунный свет. Остановившись, она пригляделась: все ли на месте? Но все было как обычно, и Лин не заметила ничего особенного. Подтянув пояс халата, она на цыпочках прошла в спальню Тома. Мальчик спал, засунув большой палец в рот и сбив к ногам одеяло. Однако, он, скорее всего, не мерз – личико было розовым и спокойным в свете горевшего рядом ночника. Осторожно, чтобы не разбудить ребенка, Лин поправила одеяло, а потом пошла в комнату Нэда.

Кроватка была пуста.

Несколько секунд она смотрела на кроватку, чувствуя, как ее желудок постепенно завязывается тугим болезненным узлом, а потом опрометью бросилась в спальню Тома.

– Том! Том, проснись! Том, что ты сделал со своим братом?

О Господи, только бы с ним ничего не случилось! Лин дрожала как осиновый лист.

– Том, проснись!

Малыш медленно открыл глаза и уставил на Лин сонный взгляд.

– Том!

Мальчик тупо смотрел на тетю.

– Том, проснись! – она затрясла его за плечо. – Где Нэд?

Он продолжал смотреть на нее пустыми глазами – тело проснулось, но ум продолжал блуждать в стране снов. «О Господи, сделай так, чтобы с ним ничего не случилось!» Она не слышала, чтобы младенец плакал. Если бы Нэду было холодно или он захотел бы есть, то он кричал бы так, что разбудил ее, если только… Она усилием воли заставила себя не продолжать эту мысль.

– Ты слышишь меня, солнышко? Мне надо, чтобы ты мне помог.

Том наконец зашевелился. Он несколько раз озадаченно моргнул, потом вынул палец изо рта. Улыбнувшись и стараясь сохранить в голосе нежность, Лин снова заговорила:

– Ну вот, ты проснулся, а теперь скажи: ты играл с маленьким Нэдом?

Том кивнул.

– Ты знаешь, где он сейчас?

Малыш отрицательно покачал головой.

– Постарайся вспомнить, Том. Где вы с ним играли? Это очень важно. Нэду холодно, и он очень испуган. Он хочет, чтобы мы пошли и нашли его.

– Том покажет Лин. – Мальчик начал вставать.

Лин вытащила Тома из кроватки, поставила на пол и стала надевать на него маленький ночной халатик.

– Вот так. А теперь тапочки.

Руки ее так дрожали, что она с трудом смогла одеть мальчика.

– А теперь, Том, покажи мне, где он.

Том взял тетю за руку и уверенно повел Лин в спальню родителей, а оттуда на лестничную площадку к лестнице, ведущей на чердак.

– Что вы там делали, Том? – спросила Лин, когда мальчик подвел ее к двери у дальней стены. – Там темно и холодно.

– Луна. – Он жестом показал на окно. – Джорджи хотел, чтобы мы поиграли при луне.

Лин с трудом сглотнула слюну. Открыв дверь, она вгляделась в темноту коридора, а потом на другие приоткрытые двери. Лунный свет падал на пыльные доски пола.

– Где Нэд, дорогой? Быстренько покажи мне его.

Теперь Том выглядел не столь уверенно. Он подался назад.

– Мне не нравится здесь.

– Я знаю. Здесь холодно, но Нэд тоже мерзнет. Давай найдем его, а потом мы все вместе вернемся вниз и ляжем спать. Внизу тепло.

Том, которому страшно не хотелось идти дальше, протянул вперед руку.

– Он там.

– Там, в следующей комнате чердака? – Она подбежала к двери, оставив Тома стоять на месте. Мальчик заплакал.

Дверь оказалась запертой.

– Нет, о Боже, нет, этого просто не может быть. – Она резко обернулась. – Том, где ключ?

Том помотал головой, из глаз его ручьем текли слезы.

– Милый, ну, пожалуйста, вспомни. Нам надо найти ключ. Бедняжка Нэд мерзнет. Мы должны быстро его найти.

– Ключ у Джорджи.

Лин сделала глубокий вдох.

– Джорджи – это воображение, Том. Его на самом деле здесь нет. У него не может быть ключа. Ключ у Тома. Где он? – Голос Лин задрожал.

– Джорджи кладет его на дверь. – Том указал пальцем на дверной косяк.

Лин взглянула на изъеденные червями брусья, которыми были обшиты стены, потом протянула вперед руку и пошарила по шершавой поверхности бруса, шедшего над дверью. Сдвинутый с места ее рукой тяжелый железный ключ упал к ногам Лин. Подняв его, девушка вставила ключ в замочную скважину и с трудом повернула его. В дальнем углу на полу лежал поразительно маленький сверток одеял.

– Нэд? – похолодев от ужаса, она бросилась вперед и упала на колени возле свертка. На какой-то момент ей показалось, что младенец мертв. Он тихо лежал у нее на руках с закрытыми глазами. Она прижала ребенка к себе, и он медленно открыл глаза и уставился на тетю. Сначала он не двигался, потом узнал Лин и широко улыбнулся.

– Слава Богу, слава Богу, слава Богу! – Из глаз Лин потекли слезы. Только теперь ей стало по-настоящему страшно.

Том, крадучись, подошел к ней и встал рядом, вцепившись ручонками в подол ее халата.

– Нэду теперь хорошо?

– Да, мой дорогой, Нэду теперь хорошо. Пошли, спустимся вниз и согреемся.

Она взяла Тома за руку и, неся Нэда, повела Тома на кухню. Разогревая молоко, она крепко задумалась. Конечно, Тому пришлось встать на стул, чтобы положить ключ так высоко; но зачем он это сделал? Зачем нужно маленькому мальчику избавляться от младшего братика? Она взглянула на полусонного Тома, который сидя в кресле-качалке, гладил Кита. Нэд, которого она посадила на высокий стул, напротив, был бодр и с очевидным удовольствием ждал, что его накормят, – его уже несколько недель не кормили по ночам. Конечно, бывает, что в старших детях просыпается враждебность, когда рождается брат или сестра; это случается очень часто: так что здесь нет ничего удивительного. Странно только, что Том раньше не проявлял такой враждебности.

Словно прочитав ее мысли, Том вдруг посмотрел на Лин и сонно улыбнулся.

– Джорджи любит Нэда, – медленно произнес он.

– У вас все хорошо? – На пороге кухни стоял Джимбо и смотрел, как Лин готовит завтрак.

– Конечно, а что? – Странно, но Лин была рада приходу Джимбо. Вынув из тостера два поджаренных ломтика, она положила их на решетку. – Будешь кофе?

Он поколебался, потом кивнул.

– Спасибо.

– Садись. – Лин положила тосты на тарелку и разрезала их на длинные полоски. – Что-то случилось? – спросила она, видя, что Джимбо не двигается с места и все еще стоит на пороге.

– Нет, кажется, все в порядке. Спасибо.

Он неуклюже вошел в кухню, стесняясь и нервничая, и, не отодвинув стул от стола, втиснулся на свое обычное место.

Лин мысленно улыбнулась. Поставив перед Джимбо большую кружку кофе, она снова отвернулась к кухонному столу.

– Хочешь тост?

– Хочу. Спасибо.

– Бери молоко и сахар. – Она помолчала. – Джимбо, в чем дело? Я тебя не укушу.

Он залился краской.

– Я знаю. Просто… просто я не очень люблю этот дом, вот и все. Я здесь неважно себя чувствую. Не понимаю, как вы смогли остаться здесь одна.

– Здесь нечего бояться. – Она поставила на стол свою кружку кофе и села. – Абсолютно нечего. Это очень милый дом.

– Посмотрите, что произошло с преподобным Гоуэром.

– Сердечный приступ может случиться с каждым.

– Это, конечно, так. – Он покачал головой. – А Мэри Саттон?

Он рассказал ей о смерти Мэри, приключившейся позапрошлым вечером, и пожал плечами.

– Думается мне, что с этим домом вообще происходит что-то неладное. Вы не слышали, когда Люк и Джосс возвращаются?

Лин отрицательно покачала головой.

– Они не спешат. Им надо отдохнуть. В мастерской все в порядке?

– Да, все в порядке. Вы останетесь здесь одна до самого их приезда?

Лин кивнула.

– Постарайся относиться к этому с юмором.

Он натянуто и коротко рассмеялся.

– Я и так стараюсь. Но мне не нравится здесь, даже во дворе. Я не люблю быть здесь один. Я часто думаю о детках. – Он движением головы указал на Тома. – Мне не нравится, что они здесь. С мальчиками в этом доме случается всякое.

– Ну опять. Прошу тебя, не заводи эту песню сначала.

Лин замолкла. Прошлой ночью, напоив детей молоком, она уложила их спать. Потом включила электронную няню в комнате Нэда, протянула провод под дверью и поставила динамик к своему уху. Дверь в спальню Нэда не стоило запирать – эта мысль ей не понравилась, но ключ надо взять с собой. Она привязала его на ленту и повесила на шею. Остаток ночи прошел спокойно, но утром – она прикусила губу при воспоминании об этом, – утром, когда она вошла в спальню Нэда, который, предоставленный самому себе, радостно агукал в кроватке, Лин обнаружила что малыш играет маленьким деревянным слоном которого она никогда в жизни не видела.

– Что-то не так? – Джимбо насторожился, встревоженный внезапным молчанием Лин.

В ответ она отрицательно покачала головой.

– Ладно. – Он не хотел на нее давить. Встав, он допил остатки кофе. – Пожалуй, я пойду работать.

– Ты не хочешь тост?

– Я возьму его с собой, если можно. – Он намазал тост медом и направился к двери, потом остановился и обернулся к Лин. – Вы уверены, что все в порядке?

– Я же тебе сказала!

– Ну хорошо.

Она несколько секунд смотрела ему вслед, потом пожала плечами и тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли.

Том взглянул на нее и перестал жевать. Интересно, почему это тетя Лин не замечает женщину, которая стоит у нее за спиной; та самая женщина, которая унесла Нэда наверх а потом поманила за собой его, Тома. Прошлой ночью тетя Лин также не заметила железного человека. Том откусил кусок тоста. Если она не испугалась, значит, все в порядке.

– Обычно ты не ходишь домой обедать. Что случилось, парень? – Отец Джимбо сидел за столом, уставленным пустыми банками, и читал «Миррор».

– Мне надо поговорить с Нэт. Ты не помнишь телефон?

– Оставь сестру в покое, Джим. Не надо звонить ей на работу.

– Она говорила, что ей можно звонить в любое время, а я хочу сказать ей очень важную вещь. В замке опять проблемы, и мне думается, ей надо пойти туда и поговорить с ними.

– О нет, не суйся-ка ты в это дело. Если ты думаешь сделать то, что я предполагаю, ты хочешь сделать…

– Послушай, отец, там все очень плохо. Мальчикам грозит беда. Эта Лин ничего не понимает. Она не заметит даже трактор, который снесет половину ее кухни и стол в придачу, когда будет сидеть за ним и пить кофе. Пока нет Люка и Джосс – это мое дело.

– Люк и Джосс, вот оно что! – В голосе отца появились такие нотки, словно он говорил с младенцем. – Они говорили, чтобы ты звонил им?

– Ясное дело. Помолчи, отец. Скажи мне номер, и все. – Джимбо принялся рыться в куче листков бумаги и старых газет на телефонном столике.

– Вон он, приколот на стенке.

– Правда. – С угрюмым видом Джимбо набрал номер.

– Нэт, это ты? Можешь говорить? Это очень важно. – Он бросил взгляд на отца, который, откинувшись на спинку стула, слушал. – Мне думается, что тебе надо приехать и поговорить с Грантами о замке. Там опять творится какая-то чертовщина.

Несколько секунд он внимательно слушал, потом снова заговорил.

– Да, Джосс его видела, и маленький мальчишка видел. Вернулся преподобный и пытался что-то сделать, но умер. Скоро опять кто-то будет убит – это дело времени. Кажется мне, что только ты можешь помочь.

Он покосился на отца, который, глядя в потолок укоризненно качал головой.

– Да, Джосс тебя послушает. Она очень хорошая. Люк не верит даже тому, что происходит у него перед носом, а эта Лин, которая присматривает за детьми, тупа, как два бревна. Ты не сможешь приехать в эти выходные? Отлично! – Он улыбнулся телефонной трубке. – Увидимся.

– Твоей сестре, видно, нечего делать, коли она хочет приехать и сунуть свой нос в чужие дела.

– Нет, она сказала, что с радостью приедет. Ты должен гордиться ею, отец, а не стыдиться ее.

– Я и не стыжусь.

– Стыдишься. И называешь ее ведьмой. Это глупо. Ты – женоненавистник, – Джим улыбнулся. – Даже я это знаю. Ладно, что у нас на обед? Я просто умираю от голода.

Джанет видела, как Лин идет к деревне, толкая перед собой двойную коляску, когда ехала в церковь заняться цветами. Джанет нахмурилась. Она не знала, что приехали хозяева Белхеддона. Лин выглядела усталой, а маленький Том, которого она разглядела, когда помахала им, проезжая мимо, клевал носом. Никто из них не заметил Джанет. Погруженная в свои мысли, Лин едва переставляла ноги, направляясь в сторону деревенского магазина. Ничего, она встретится с ними на обратном пути, когда поменяет воду в вазах и посмотрит, что делается в церкви.

Возле церковных дверей Джанет постояла в нерешительности, оглядев сначала церковный двор, и выделила место, где нашли тело Мэри Саттон. Деревня была потрясена трагедией; пошли разговоры и слухи о том, что могла делать Мэри одна в темной и холодной церкви. Викарий позвонил Рою, который был одним из членов попечительского совета, и сообщил о том, что они нашли в церкви – хлеб и вино на алтаре, почти наверняка использованные при обряде изгнания нечистой силы, – и пригласил на совещание. Что там обсуждали, Рой не рассказал, но, кажется, отпевания не будет. Мэри всегда говорила, что хочет, чтобы ее тело кремировали, а пепел развеяли в море.

Войдя в темный неф, Джанет зажгла свет и прошла в ризницу. В церкви все было в порядке – маргаритки не увяли и благоухали перед алтарем и кафедрой. Джанет взяла большой медный кувшин с водой и занялась цветами. Перед маленькой бронзовой плитой Кэтрин она остановилась. Кто-то положил к подножию плиты букет белых роз. Джанет задумалась, глядя на эти цветы. Церковь была открыта для посетителей в течение всего дня. Это мог сделать кто угодно – так почему она так насторожилась. Еще раз посмотрев на розы, Джанет попятилась.

Церковь вдруг стала неуютной и неприветливой; Джанет ощутила враждебность в таком месте, которое привыкла считать средоточием сострадания и безопасности. Беспокойно оглядываясь, она торопливо вернулась в ризницу и поставила кувшин на полку. Закрыв дверцу шкафа, она по привычке поклонилась алтарю и пошла по нефу к выходу в западной стене церкви. За четыре скамьи до выхода Джанет остановилась. Между ней и дверью появилось нечто. Джанет моргнула. Это просто игра света – луч света проник сквозь утренний туман через южные окна и лег на каменные плиты пола. Столб света был похож на дымку, медленно вращающуюся дымку. Джанет ухватилась за спинку скамьи и тряхнула головой, в ушах появился звон, она потеряла ориентировку. Дымка почти незаметно переместилась от двери, пересекла неф, приблизилась к купели, потом остановилась, постояла, словно в нерешительности а потом снова изменила направление движения. Теперь прозрачная светлая дымка двигалась к центру нефа, к Джанет.

Джанет попятилась назад, сделала шаг, затем второй. Ноги так дрожали, что она едва не упала, с трудом сохранив равновесие. В церкви было абсолютно пусто, лампы под самым потолком освещали свод, алтарь был затемнен, потому что Джанет не стала включать там свет. Она оглянулась на алтарь, повернулась и со всех ног бросилась к дверям, обежав скамьи и нырнув в боковой неф. Крутящаяся дымка задумалась, а потом тоже двинулась к алтарю. Джанет, крадучись, на цыпочках, пробежала мимо боковой часовни, обогнула колонну и добралась наконец до двери.

Схватившись за кольцо, она попыталась открыть дверь. В какой-то момент Джанет охватила паника, ей показалось, что дверь заперта, но потом с большим трудом ей удалось открыть ее. Джанет выбежала во двор и побежала к воротам, жадно хватая свежий морозный воздух.

Никакого солнца не было и в помине. Небо было сплошь затянуто серыми свинцовыми тучами. Она оглянулась, ожидая, что сейчас дверь церкви откроется; но та осталась закрытой. Опустив голову и прибавив шаг, Джанет подошла к машине и села за пуль. Заперев дверцы изнутри, она долго пыталась дрожащей рукой вставить ключ в гнездо зажигания. После двух попыток ей это удалось; она повернула ключ, вдавила в пол педаль газа и с места рванула прочь от церкви.

Лин выбирала в отделе деликатесов кусок холодного мяса, когда в магазин вошла Джанет. Лин оглянулась, услышав, как хлопнула дверь, узнала Джанет и улыбнулась.

– Том говорит, он так голоден, что готов съесть лошадь, которую вы ему подарили.

– Так голоден, говорите? – Джанет потрепала Тома по голове. Рука ее дрожала, да и все тело тряслось как в лихорадке. Стоявшая за прилавком Салли Фейрчайлд подняла глаза от ломтиков мяса.

– Вы кажетесь очень взвинченной, Джанет. Что-то случилось? – Салли отрезала мясо от лопатки на покрытую полиэтиленом ладонь. Ритмичные шелестящие звуки движущегося ножа гипнотизировали Тома.

Джанет отрицательно покачала головой.

– Я была в церкви. Дверь громко хлопнула, и я испугалась, вот и все.

Салли перестала резать мясо и окинула Джанет долгим оценивающим взглядом.

– С каких это пор хлопнувшая дверь заставляет вас дрожать как осиновый лист?

Джанет пожала плечами.

– Нервы. Наверное, выпила утром слишком много кофе. – Она неубедительно рассмеялась.

– Вы становитесь похожи на Джосс. – Эти слова Лин прозвучали отнюдь не как комплимент. – Скоро вам за каждым углом будут мерещиться призраки и привидения. – Она обернулась к прилавку. – Сэл, спасибо. Этого даже много. И пожалуйста, немного сосисок. Фунта будет достаточно.

– Где Джосс? – Джанет постаралась взять себя в руки.

– Все еще в Париже, насколько мне известно.

– Вы одна в доме?

Лин нахмурилась.

– Конечно, а в чем дело?

– Нет, ничего. – Джанет с деланным равнодушием пожала плечами. – Просто я подумала, что вам, Лин, надо быть осторожной.

Лин повернулась к Джанет.

– Послушайте, в этом доме все нормально, когда там нет Джосс. Вы меня поняли? Все нормально. Там не случается ничего сверхъестественного. – Она внезапно осеклась, вспомнив, какой ужас пережила сегодня ночью.

Салли подняла голову от пакета, куда она укладывала покупки Лин, и встретилась взглядом с Джанет.

Та снова пожала плечами.

– Ладно, простите. Просто помните, что я здесь, если вдруг понадоблюсь. – Она направилась к выходу.

– Джанет, постойте. – Лин сунула руку в сумку и начала рыться в ней в поисках кошелька. – Я нагрубила вам, простите, но в доме действительно все нормально.

– Хорошо. – Джанет на мгновение задержалась в дверях, сунув руки в карманы и посмотрев в глаза Лин. Потом она сделала шаг к выходу. – Но помните, что я здесь, когда вам прискучит ваше общество.

Салли выбила в кассе чек. Дождалась, когда выйдет Джанет и заговорила:

– Она и правда плохо выглядит.

Лин кивнула.

– Интересно, что с ней случилось?

– Что-то очень странное, могу поклясться. Может быть, в церкви появился дух старой Мэри? – Она вздрогнула от страха. – Вы уверены, что в доме все в порядке, моя дорогая? Никто из местных ни за что на свете не согласится провести в Белхеддоне ночь, тем более с детьми.

– Я уверена. Мне постоянно твердят о какой-то опасности. – Лин положила в рюкзак покупки. – Спасибо, Салли. Я, может быть, зайду завтра.

На обратном пути коляска показалась Лин тяжелее. Или, может быть, она просто устала. На мгновение Лин пожалела, что не попросила Джанет подбросить ее до дому, но потом поняла почему. Джанет всю дорогу читала бы ей лекции и настаивала на том, что мальчиков надо отвезти к ней на ферму, хотя Лин мечтала, чтобы дети подольше были с ней, с ней одной. Толкая вперед коляску, она посмотрела на небо. Тучи сгустились и выглядели прямо-таки угрожающе. Ей повезет, если дождь не начнется до того, как они доберутся до дому. Она посмотрела на своих подопечных. Оба, завернутые в теплые одеяла, спали сном праведников.

Первые капли дождя упали с неба, когда Лин подходила к воротам, а когда она вошла на дорожку, он полил как из ведра.

Она обогнула угол темного, почти черного дома. Налегая на ручки коляски, она с трудом толкала ее по вязкому гравию. Подняв голову, Лин посмотрела на окна, покрытые полосами секущего их дождя. В окне чердака над входной парадной дверью виднелось чье-то лицо. Лин остановилась как вкопанная и уставилась на это лицо. Джосс приехала? Прищурившись, Лин стряхнула с ресниц попавшую в глаз ледяную каплю. Постояв несколько секунд и тупо соображая, кто бы это мог быть, Лин, толкая перед собой коляску, подошла к кухонной двери. Во дворе было пусто. Джимбо закрыл гараж и ушел, наверное, обедать. Машин во дворе не было. Она нахмурилась. Кого же она увидела в окне? Отыскав в кармане ключ, Лин вытащила его озябшими пальцами, открыла дверь и наклонилась над коляской, чтобы достать оттуда Тома.

– Просыпайся, Сосиска. Ты же понимаешь, что я не могу поднять сразу двоих. Тебе придется пройти внутрь и открыть тете Лин дверь кухни. Давай сделаем это тихо, чтобы не разбудить Торнадо. – Так они называли между собой Нэда.

Том хихикнул, самостоятельно выбрался из коляски и мимо Лин пробежал на кухню. Повернувшись спиной, она втащила коляску по ступенькам, провезла ее мимо вешалки и вкатила в кухню. Потом она остановилась, чтобы расстегнуть куртку.

– Том, иди сними пальтишко.

Ответа не было.

– О Том, это уже неинтересно. Иди сюда. – Она вздохнула, повернулась, чтобы повесить на крючок куртку и развесить для просушки промокшие одеяла.

– Том, иди сюда. Ты поможешь мне готовить обед.

Дверь в холл была открыта. Взглянув на Нэда, который спал в коляске, она оставила его на кухне и, выбежав в коридор, вышла в холл.

– Том, пошли. Где ты? – Она остановилась посреди холла как вкопанная. В камине жарко горел огонь. Она увидела аккуратной пирамидкой сложенные поленья, разлетавшуюся от огня золу. В помещении было тепло, воздух был напоен ароматом горящего дуба.

– Джосс, Люк! Когда вы вернулись? – Она распахнула дверь кабинета и заглянула внутрь. – Где машина? Я ее не видела.

Кабинет был пуст, шторы были раздвинуты так же, как тогда, когда она уходила в магазин.

– Джосс, Люк! Где вы? – Минуту Лин постояла у подножия лестницы, а потом бегом кинулась наверх.

 

38

Люк аккуратно поставил на поднос пустые тарелки и баночки, положил рядом с ними вилки и ножи и, отодвинув поднос в сторону, посмотрел на поднос Джосс. Она почти не притронулась к еде.

– Теперь осталось недолго. Думаю, мы приземлимся минут через пятнадцать. – Стюардессы везли по проходам между рядами кресел свои тележки, собирая мусор. – Все будет хорошо. Просто Лин куда-то вышла.

– Вышла поздней ночью с двумя маленькими детьми? Потом снова вышла ранним утром? – В отчаянии Джосс покачала головой. – Надо позвонить в полицию, Люк. Думаю, что с ними что-то случилось.

– Ничего с ними не случилось, Джосс. – Он тяжело вздохнул. – Послушай, мы еще раз позвоним домой из аэровокзала, и, если не дозвонимся Лин, то свяжемся с Джанет. Конечно, может быть, они все вместе уехали к кому-нибудь в гости. Не забудь, они же не ждут нас так рано. – Он взял ее поднос и передал его стюардессе. – Ну же, взбодрись. Неужели ты хочешь перечеркнуть все хорошее, что мы получили на отдыхе?

– Я понимаю, – устало кивнула Джосс. – Мне очень понравилась поездка. И Поль.

Она замолчала. Поль устроил им экстренный вылет. Воспользовавшись своими связями, он достал им билеты на ближайший рейс и, несмотря на протесты, сам отвез их в Орли. В глазах Поля и Джосс стояли слезы, когда они обнялись на прощанье у выхода на посадку.

– Приезжайте к нам, – прошептала она. – Если вы не будете чувствовать себя там несчастным без нее, то приезжайте навестить нас.

– Конечно. – Он расцеловал ее в обе щеки. – И вы приезжайте ко мне летом и обязательно с обоими вашими мальчиками.

Они замолчали, думая о том, о чем нельзя было думать. Поль снова обнял Джосс за плечи.

– Все будет в порядке, – сказал он, глядя, как Люк сдает паспорта. – Вот увидите, все будет хорошо.

В телефонной будке просторного зала аэропорта Стенстед Джосс набрала номер и долго слушала, как в трубке раздаются длинные гудки. К телефону никто не подошел. Джосс посмотрела на часы. Сейчас мальчики должны спать после еды. Посмотрев на Люка, который стоял с багажом в трех футах от будки, Джосс набрала номер телефона Джанет. На этот раз она оказалась дома.

Через несколько минут Джосс повесила трубку.

– Сегодня утром Джанет видела их всех в магазине. Говорит, что у них все хорошо. Видимо, у нас в доме неисправен телефон, или мы звонили всякий раз, когда Лин выходила на улицу.

– Отлично. – Люк наклонился, взял чемоданы и зашагал к выходу. – Теперь перестань, пожалуйста, волноваться. Сейчас мы найдем машину и поедем домой.

Они пошли к остановке автобуса, который должен был отвезти их к автомобильной стоянке. Выйдя из вращающихся дверей, Люк остановился, подождав Джосс.

– Джосс, с этого момента постарайся быть благоразумной. Не преувеличивай опасность. Не спорь с Лин. Не стоит волноваться по поводу призраков, шумов, шорохов и прочей ерунды – в этом нет ровно никакой нужды. Помни, тебе еще предстоит визит к доктору.

Джосс уставилась на мужа.

– Люк, я же ничего не выдумала. Почему ты снова заводишь этот разговор? Господи, мне поверил Поль. Он знал. Он видел, что моя мать прошла через это…

– Твою мать преследовала настоящая живая женщина, Джосс, а не призрак. Женщина из плоти и крови. – Он занес чемоданы в автобус и нашел два свободных места. – Ее Кэтрин не была привидением.

– Так ли? – Джосс посмотрела сквозь мужа. – Что ж, увидим.

Поставив машину рядом с «мини» Лин, Джанет через ветровое стекло посмотрела на дом.

Несколько секунд она сидела неподвижно, потом медленно, с явной неохотой, выбралась из машины.

Задняя дверь дома была не заперта. Два раза постучав и не дождавшись ответа, Джанет открыла дверь и, пройдя через прихожую, вошла на кухню. Там никого не было. У окна стояла двойная коляска, на перильцах перед плитой висели аккуратно сложенные одеяла. Джанет потрогала их. Ткань была совершенно сухой и теплой. На плите не было ни одной кастрюли. В углу сиротливо стоял игрушечный конь. Брошенные вожжи свисали до пола. Джанет нахмурилась. На мгновение ей показалось, что конь раскачивается, словно его толкает невидимая рука. Она присмотрелась. Нет, конечно же это игра воображения. Наверняка просто расходились нервы. Она подошла к двери.

– Лин, где вы?!

В тишине только эхо повторило восклицание.

– Лин, это Джанет. Вы здесь?

Сделав несколько шагов, она оказалась в большом холле. Там было сумрачно, в камине догорал огонь. Идя к кабинету, Джанет почувствовала, что, несмотря на то что в помещении было тепло, ее бьет озноб. В кабинете никого не было, и Джанет снова вышла в холл и приблизилась к лестнице.

– Лин, – тихо позвала она. Мальчики могут спать, и Джанет не хотелось их будить. – Лин, где вы?

Поднявшись по лестнице на цыпочках, Джанет остановилась у двери комнаты Лин и тихо постучала.

– Лин, можно войти?

Ответа не было. Она в нерешительности постояла у двери, не желая входить. Вдруг Лин спит. Потом, собравшись с духом, Джанет обеими руками толкнула дверь. В комнате пусто. Создавалось впечатление, что Лин не было здесь довольно давно.

Джанет направилась к спальням детей и в это время услышала, как в дальнем конце дома раздается какой-то стук. Она остановилась и прислушалась. Звук повторился – отчетливый стук молотка доносился откуда-то сверху. Джанет подозрительно посмотрела на потолок, потом подошла к лестнице.

На чердаке было страшно холодно. Нервничая, Джанет заглянула в первое помещение аттика, оборудованное как спальня для гостей. Здесь никого не было. Пусто было и в остальной части чердака – череде переходящих одна в другую комнат с низкими потолками, протянувшимися по всей длине дома.

– Лин! – крикнула Джанет. – Вы здесь? Голос прозвучал в тишине до неприличия громко. Ожидая ответа, Джанет снова услышала стук молотка. Он стал громче и беспорядочнее. – Лин, вы здесь? – Джанет прошла в следующую комнату. В ней тоже было пусто и пыльно, пахло холодом и сыростью. – Лин, где вы?

Дверь, ведущая в самую дальнюю часть аттика, была закрыта. Стук доносился именно оттуда.

– Лин, это вы? – Джанет приложила ухо к деревянной филенке. – Лин?

Джанет нажала рукой на ручку двери, которая оказалась запертой.

– Выпустите меня отсюда, выпустите, ради Бога! – В голосе Лин, раздававшемся из-за двери, слышались истерические нотки. – Я здесь уже несколько часов. Что с мальчиками?

Джанет поморщилась.

– Я их не видела. Подождите. Я постараюсь найти ключ. – Она лихорадочно огляделась. В комнате, где она находилась, было совершенно пусто. Здесь было негде спрятать даже ключ.

– Посмотрите на брусе над дверью. – Голос Лин из-за толстой двери звучал приглушенно. – Последний раз я видела его именно там.

Джанет подняла голову и, подняв руку, пошарила по брусу перегородки. Через несколько секунд она ощутила холод металла.

– Вот он, я нашла его! – Схватив ключ, она вставила его в большую замочную скважину.

Через мгновение дверь распахнулась. На пороге стояла Лин с бледным лицом, всклокоченными волосами, в выпачканной одежде.

– Слава Богу, что вы приехали, а то я осталась бы здесь навсегда!

– Кто вас запер? – Джанет вслед за Лин бросилась к лестнице.

– Том, больше некому. Маленький чертенок.

– Он не мог этого сделать. Брус находится слишком высоко.

– Значит, он принес стул или влез еще на что-нибудь. – Лин вытерла слезы тыльной стороной ладони. – Давайте поспешим. Никто не знает, что еще он может выкинуть.

Женщины спустились по лестнице и вбежали в спальню Тома. Там никого не оказалось.

– Том! Том, где ты? Не прячься от меня.

Она открыла дверь в спаленку Нэда. Там тоже никого не было.

– О Господи! – зарыдала Лин. – Джанет, где он?

Фермерша закусила губу.

– Где вы видели его в последний раз? Том, видимо, был наверху, а Нэд?

– Нэд должен быть в коляске на кухне.

Джанет отрицательно покачала головой.

– Нет, я только что оттуда. В коляске его нет.

– Он крепко спал, и я решила оставить его. Он же привязан. Не было никакой опасности. Я же отлучилась всего на минутку. – Лин снова расплакалась. – Господи! – Она вытерла лицо рукавом. – Том убежал и спрятался, я услышала какой-то шум на чердаке. Какой-то смех. Топот. Это был Том. Кто же еще? Я побежала наверх, чтобы найти его. Ему не разрешают играть наверху, кроме того, я хотела накормить его обедом. – Она шмыгнула носом. – Я осмотрела все. Я его слышала. Он точно прятался где-то наверху. Когда я была в дальней комнате чердака, кто-то захлопнул дверь и повернул ключ в замке. Потом наступила полная тишина. Я просила его открыть. Я обещала ему все, что он захочет, пусть только откроет дверь. Но мне никто не ответил. Никто больше не бегал и не хихикал. Я встала на колени возле замочной скважины – вы же знаете, какая она большая, – и выглянула. Мне был виден весь чердак. Его там не было, Джанет. Нигде. И не было никакого стула. Я бы услышала, если бы Том приволок его туда. Он же маленький мальчик. Он не мог бы поднять стул.

Джанет обняла Лин за плечи.

– Постарайтесь успокоиться. Нам надо все обдумать. Надо снова осмотреть весь дом. Вы же знаете, как дети любят прятаться. Может быть, Том спрятался. А теперь смотрит на нас и смеется.

– С Нэдом? – почему-то шепотом спросила Лин.

Джанет пожала плечами.

– Нет, наверное, он просто где-то его положил и оставил. Том еще слишком мал, чтобы играть с таким маленьким ребенком. – Голос ее становился все тише и тише. Помолчав немного, она продолжала: – Мы знаем, что на чердаке его нет. Давайте осмотрим нижний этаж, а потом пойдем дальше. В этом деле нужна система.

Они последовали системе. Женщины по очереди обследовали все комнаты, заглянули под кровати, за шторы и в шкафы, потом, убедившись, что детей там нет, прошли в кабинет.

– Никаких признаков, – сказала Джанет, которая заглянула даже в ящики письменного стола.

– Погреб, – прошептала Лин. – Надо осмотреть погреб.

Дверь оказалась запертой, ключа в ней не было.

– Они не могут быть там, – сказала Джанет, с сомнением глядя на дверь.

– Могут. Я сейчас принесу ключ. – Лин вышла и через минуту вернулась с ключом. Вставив его в замочную скважину, она тряхнула головой и открыла дверь.

Погреб был погружен во тьму.

– Здесь никого нет. – Голос Джанет отдался слабым эхом под потолком подвала. Фермерша пошла вслед за Лин и включила свет. – Такое впечатление, что здесь никто не бывал уже много недель. Вы хотите, чтобы мы спустились вниз?

Лин кивнула.

– Мы должны осмотреть все.

Девушке было очень плохо.

– Ладно. – После минутного колебания Джанет начала спускаться по ступенькам.

Оказавшись внизу, обе женщины остановились и прислушались.

– Здесь его нет, – прошептала Лин. – Не может быть.

– Раз мы спустились сюда, то надо как следует поискать, – возразила Джанет. Ей было явно не по себе. – Где он больше всего любит прятаться? Есть у него любимое место?

– Кажется, ему больше всего нравится на чердаке. Я не помню, чтобы он когда-нибудь спускался сюда. Правда, ему этого не разрешают, к тому же погреб всегда заперт, а ключ мы с вами нашли на своем обычном месте. Как Том мог сюда попасть?

Джанет пожала плечами.

– Все равно надо посмотреть, особенно после того, что случилось с Эдгаром.

Лин удивленно посмотрела на Джанет.

– Но это же был обычный сердечный приступ.

– Я знаю, но почему он оказался здесь? Этого-то никто не знает.

Они немного постояли на месте, потом Лин направилась в дальнюю часть подвала. Там тоже никого не оказалось. Собственно, там было негде спрятаться. Прикрыв глаза, Лин облегченно вздохнула.

– Пойдемте лучше поищем наверху.

Большой холл, столовая, коридоры, кладовые и буфетные – все помещения были подвергнуты тщательному и скрупулезному осмотру. Когда женщины снова оказались на кухне, Джанет решительно сняла с вешалки куртку.

– Пошли дальше. Надо посмотреть, нет ли его на улице. Может быть, уже вернулся Джим. Он нам поможет.

Однако во дворе было пусто. Гаражи и каретные сараи были заперты на висячие замки. Джанет испытывала все больший страх.

Сад выглядел мрачно. Ноябрьское солнце стало клониться к закату, когда Лин и Джанет вышли из ворот на лужайку.

– Надо посмотреть, нет ли его у озера. – У Лиин тряслись руки. – Джанет, что мог задумать Том?

Девушка снова расплакалась.

– Пока не произошло ничего плохого. – Джанет обняла Лин за плечи. – Пошли, это всего-навсего детская шалость. Я уверена, что с детьми все хорошо. В голосе фермерши не было слышно прежней убежденности.

Женщины молча направились к спокойной глади озера. Пройдя несколько шагов, Лин не выдержала и побежала. Добежав до берега, она остановилась и стала вглядываться в заросли тростника и лилий. Откуда-то вынырнула куропатка и бросилась бежать вдоль берега, а цапля, устроившаяся на острове посередине водоема, неуклюже расправила крылья и с возмущенным криком поднялась в воздух.

– Я ничего не вижу. – Лин смахнула слезы, когда Джанет, тяжело дыша, подошла к ней.

– Я тоже. Давайте так: вы пойдете по этой стороне, а я – по той. Встретимся вон там. Так мы ничего не пропустим. – Она сжала руку Лин и пошла в свою сторону. Сапоги ее при каждом шаге с чавкающим звуком погружались в сырую грязную траву. Было очень холодно, и Джанет, дрожа, ускорила шаг, внимательно глядя на воду, замирая от страха при одной мысли о том, что она может увидеть. Однако ни на озере, ни на берегу не было видно никаких признаков того, что дети побывали здесь. Встретившись с Лин, она улыбнулась.

– Слава Богу, их здесь нет. Я бы не вынесла, случись с ними что-то дурное. Где еще мы будем искать?

Лин в отчаянии огляделась.

– Том еще очень мал. Он не мог далеко уйти самостоятельно. – Она закусила губу. – Вы не думаете… вы не думаете, что их могли увести?

– Кто? – Джанет с сомнением покачала головой. – Они были в доме. Вы же не могли не заметить, если бы в доме был кто-то еще.

– Но кто-то же запер меня, Джанет.

Они внимательно посмотрели друг на друга.

– Думаю, пора звонить в полицию, – сказала Лин. – Пойдемте в дом.

По дороге они снова тщательно осмотрели сад.

– Знаете, он мог, конечно, просто спрятаться – в кустах или еще где-нибудь. Надо позвать. – Джанет остановилась и рупором приложила к губам ладони: – Том! Том-Том, где ты?

– Том! – эхом вторила ей Лин. Она бегом бросилась к кустам на краю лужайки. – Том-Том, выходи, нам пора обедать.

Обойдя фасад дома, обе страшно устали, охрипли от крика и изрядно выпачкались, заглядывая под мокрые и грязные кусты и деревья.

– Не нравится мне все это. Надо оповестить полицию. Лес тянется на несколько миль. Сами мы их не найдем. – Лин была белее полотна.

– Да, – согласилась Джанет, сунув руки в карманы куртки. – Да, вы правы. Пошли в дом и позвоним.

Пройдя по засыпанной гравием дорожке, они вошли под арку ворот и оказались во дворе. У задней двери стояла машина Люка.

– Только не это! – Лин остановилась как вкопанная и еще больше побледнела. – Что я им скажу?!

– Правду, солнышко. Пошли. Чем раньше мы это сделаем, тем раньше позвоним в полицию. – Джанет обняла Лин за плечи.

Обнявшись, они вошли в заднюю прихожую и открыли дверь кухни.

Люк и Джосс, смеясь, стояли у стола. Том одной рукой держался за палец Джосс, а в другой сжимал модель Эйфелевой башни.

– Том! – от крика Лин все вздрогнули и обернулись. – Том, где ты был? Где Нэд?

– Лин, Джанет, ради Христа, скажите, что случилось? – Потрясенная Джосс посмотрела на обеих женщин. – Нэд здесь. Спит в коляске. Что произошло? Почему вы обе такие мокрые?

Лин медленно обошла стол и остановилась перед коляской. Почти минуту она внимательно разглядывала спящего в ней младенца, потом присела рядом и начала распутывать ремни, которыми он был пристегнут. Да, Том своими маленькими пальчиками ни за что на свете не смог бы расстегнуть их. Нэд был закутан в одеяльце, которое только что висело перед печью.

Лин пощупала одеяло. Оно было совершенно сухим. По щекам девушки потекли слезы. Она подняла голову и посмотрела на Джосс, которая подошла к сестре и встала за ее спиной.

– Что случилось, Лин? – нахмурившись, спросила Джосс.

– Я думала, что потеряла их. – Достав Нэда из коляски, Лин поцеловала его в макушку, встала и передала ребенка Джосс. – Я думала, что мы их потеряли. Я думала… Я думала… – Она упала на стул, уронила голову на руки и разрыдалась.

Люк озабоченно посмотрел на Джосс.

– Кажется, мы приехали вовремя. Эй, старушка, перестань. Успокойся, все хорошо кончилось. – С этими словами он неловко потрепал Лин по волосам, а потом взглянул на Джанет. – Вы обе выглядите так, словно вас протащили сквозь мокрый кустарник. Может быть, хоть вы, Джанет, связно расскажете нам, что, собственно, здесь случилось?

– Погодите. Сначала я кое о чем хочу спросить Тома. – Она опустилась перед мальчиком на колени и обняла его. – Так вот, Сосиска, скажи тете Джанет, где вы с Нэдом прятались. – Она ободряюще улыбнулась. – Вы же прятались, правда?

Том энергично кивнул.

– Так. И где же? Тетя Лин и я искали-искали, искали-искали, но не могли вас найти.

– Мы играли с Джорджи.

– Вот так, и самое главное, что это вовсе не кажется мне удивительным, – тихо произнесла Джанет. Она резко вскинула руку, чтобы успокоить Джосс, готовую вскрикнуть. – Так где вы играли с Джорджи, Том?

– Наверху.

– Прямо наверху? На чердаке?

Мальчик кивнул.

– Это ты запер тетю Лин на чердаке?

Том некоторое время внимательно смотрел на Джанет.

– Это Джорджи.

– Понятно. Но ты не знал, что плохо так поступать?

Том смущенно опустил голову. Украдкой взглянув на Лин, он уткнулся личиком в свитер Джанет. Она посмотрела на Джосс.

– Прошу вас, отвезите их ко мне. Им нельзя оставаться здесь.

– Джанет… – начал Люк.

Лин не дала ему договорить.

– Пожалуйста, Люк. Надо понять, что происходит в этом доме.

– Неужели ты веришь во всю эту чушь с призраками? – Люк удивленно воззрился на Лин.

– Я не знаю уже, во что я верю. Я думаю, что нам всем надо уйти к Джанет. Если, конечно, она нас пустит, до того, как мы все выясним.

– Я с удовольствием приму всех вас, Люк.

Неожиданно он согласился.

– Хорошо. Вы, женщины и дети, пойдете к Джанет, а я останусь.

– Нет, помни, что говорил Поль.

– Джосс, я не боюсь этих старых легенд и россказней. Я живу здесь. Здесь моя работа. Я люблю этот дом и не боюсь его. – Он натянуто улыбнулся. – Честное слово, со мной ничегошеньки не случится. Вы забираете Тома и Нэда и переезжаете к Джанет, потому что, я знаю, в противном случае, вы не сможете спать. Но завтра мы все обдумаем и решим, что делать, потому что дальше так продолжаться не может.

В конце концов женщины убедили его хотя бы поужинать у Джанет. Но позже, когда все поели, уложили детей в низенькую спальню на втором этаже, Люк встал и потянулся. Лин ушла спать полчаса назад.

– Не знаю, как ты, Джосс, а я чувствую, что сказывается разница во времени. – Он улыбнулся собственной шутке. – Думаю, что мне пора ехать домой.

– Нет. – Джосс вцепилась в его руку. – Оставайся здесь. Хотя бы на сегодня.

Он отрицательно покачал головой.

– Джосс, любовь моя, я должен вернуться. Не хватало еще, чтобы меня выгнали из собственного дома. Это же смешно. Завтра мы найдем способ вселить уверенность в тебя и Лин. – Он обернулся к Джанет и поцеловал ее в щеку. – Спасибо за чудесный ужин. Присмотрите за ними и не давайте им впадать в истерику, идет? Думаю, что нам надо собрать в доме все наши семейства. Тех, кто был на крещении. Твоих маму и папу, Лин, моих маму, папу и, может быть, Мэта, Дэвида и дядю Тома Коббли, да и вообще всех, кто захочет приехать. Это будет предрождественская попойка. – Он усмехнулся. – Ни один призрак не посмеет высунуть нос при таком скоплении народа. – Он обнял Джосс. – Ты больше не волнуешься, правда? И вот еще что: если Джанет не возражает, то позвони Полю и скажи, что у нас все хорошо.

После того как он вышел, Джанет вздохнула.

– Мужчины! Их не переделаешь. Он вообще чего-нибудь боится?

Джосс печально покачала головой.

– Он чертовски напуган, просто не хочет признаваться в этом даже самому себе.

Поль попытался ободрить Джосс.

– С ним ничего не случится, Джоселин. Он очень силен, ваш муж. Но если вам нужно подкрепление, то позвоните, и я приеду. – Она услышала, как он рассмеялся.

– Благослови вас Бог, Поль, я обязательно позвоню, – она повесила трубку и обратилась к Джанет, которая, достав иголку, шила при свете настольной лампы у камина. – Можно я позвоню Дэвиду? Я хочу знать, что здесь случилось, когда он приезжал.

– Конечно, – Джанет откусила кончик нитки. – Пусть он тоже приедет.

– Вряд ли он приедет, у него сейчас занятия. – Она взяла со столика телефон и присела к огню рядом с Джанет, поставив аппарат на колени.

Дэвид правил студенческие работы об Образовательном акте. Глядя на стопу листов, он грустно улыбнулся. Судьба, подумал он, прислушавшись к мелодии Сибелиуса, доносившейся из включенного приемника. Его нисколько не раздосадовал телефонный звонок, хотя был уже двенадцатый час.

– Дэвид? Это Джосс.

– Джосс?! – Сердце его упало, когда он услышал ее голос. – Где вы? Вы дома?

– Мальчики и я у Джанет.

– Слава Богу, что вы не дома! Думаю, вы слышали о том, что там произошло.

– Да, кое-что слышала. – Она чувствовала, что Джанет внимательно смотрит на нее. – Ты можешь рассказать мне об этом подробнее?

Через несколько минут она снова заговорила.

– Ты можешь приехать, Дэвид? Приехать, чтобы мы могли поговорить?

Он поколебался. Его квартира такая уютная, теплая, и, в довершение всего, безопасная. Посмотрев на стопку рефератов, Дэвид испытал большое искушение сказать «нет», но панические нотки в голосе Джосс заставили его передумать. Ее тупица муж все еще не понимал, что происходит в его доме. Джосс нужен человек, который это понимает.

– Ладно, завтра я освобожусь после пятого часа, а потом приеду. – Последовало молчание. Дэвид засомневался в сохранности своего душевного здоровья. – Вы сможете оставаться у Джанет до моего приезда?

– Нет, Дэвид, как я могу здесь остаться?

– Тогда пусть останутся дети. Будь осторожна. Прошу тебя.

Джосс долго сидела, глядя на огонь, после того как положила трубку, чувствуя, что Джанет, отложив шитье, внимательно смотрит на нее.

Джосс повернулась к фермерше.

– Итак, может быть, вы все же расскажете мне что приключилось с вами и Лин. Вы, кажется, решили сохранить это в тайне.

– Мы не хотели вас пугать.

– Так напугайте меня теперь, когда опасность миновала. – Она задумчиво взглянула в глаза Джанет.

Рассказ длился недолго.

Джосс повернулась спиной к огню. Ей не хотелось, чтобы Джанет заметила ее страх.

– Это не мог сделать Том, – повторила Джанет. – Он не смог бы достать ключ и не смог бы распутать ремни Нэда в коляске.

– Но не думаете ли вы, что это мог быть реальный человек?

– Джимбо? – Джанет пожала плечами. – Думаю, что у него есть ключ, но я сомневаюсь, что это он. Кто еще мог это сделать? – Она начала складывать нитки и иголки в корзинку. – Вот что я скажу вам, Джосс. Зря Люк вернулся домой. Очень зря.

 

39

Люк выключил свет в кухне и медленно направился к лестнице. В большом холле он задержался и огляделся. В комнате было еще тепло, хотя огонь в камине давно погас, и приятно пахло – дымком, цветами и лавандой от полированного пола. Он стоял, наслаждаясь моментом и положив руку на выключатель. Хорошо снова оказаться дома, хотя поездка во Францию пришлась ему по душе. Ему, так же как и Джосс, очень понравился Поль, и он надеялся, что им еще доведется встретиться. Вздохнув, Люк повернул выключатель и начал подниматься по лестнице.

Включив свет в спальне, он принялся стягивать куртку, но тут обратил внимание на постель. Он долго смотрел на нее, не веря собственным глазам, потом подошел ближе и провел рукой по покрывалу. Оно было усыпано белыми лепестками роз. У Люка перехватило дыхание. Лепестки были ледяными, как снежинки, и покрывали толстым слоем все покрывало.

Чья работа? Джанет или Лин? Шутка, конечно, но недобрая шутка, и направлена она против Джосс. Люк со злостью смахнул все лепестки на пол.

В углу комнаты, в самом дальнем и темном, одна из теней отделилась от общей массы и немного приблизилась к кровати.

Люк стянул покрывало, стряхнул его, сложил и положил на стул. Оглядев пол, решил, что слишком поздно заниматься подметанием. Вполне можно сделать это завтра, прежде чем Джосс вернется домой. Сняв свитер через голову, он вошел в ванную и пустил горячую воду.

Тихонько насвистывая, он протянул руку за зубной пастой и вгляделся в свое отражение в зеркале, обратив внимание на мешки под глазами. Он грустно усмехнулся и внезапно застыл, перестав дышать: поверх шума текущей воды его уши уловили какой-то посторонний звук. Он поспешно завернул кран, закрутив его потуже, поскольку вода продолжала еще несколько секунд течь, а потом капать. Когда стук капель о ванну, показавшийся ему грохотом камней в совке для мусора, прекратился, наступила тишина. Он на цыпочках подошел к двери, осторожно повернул ручку, приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Нигде ни звука.

Люк потянулся за халатом, надел его прямо на джинсы и вышел на лестничную площадку. Он осторожно нагнулся над перилами. Он уже не был уверен, что именно он слышал, но скорее чувствовал, чем слышал, что в доме что-то или кто-то был.

– Джосс? – шепотом позвал он. – Джосс? – произнес он немного громче. Ему почему-то захотелось иметь в руке какое-нибудь оружие. Он беспомощно огляделся и заметил тяжелый подсвечник, стоящий между дверями в спальные комнаты. Он, крадучись, подобрался к нему, схватил тяжелый кусок металла и только тогда вернулся на лестничную площадку.

– Джосс? Кто тут есть? – Голос на этот раз звучал увереннее. – Выходи, я тебя слышу.

Неправда, тишина была такой напряженной, что, казалось, ее можно попробовать на ощупь.

Люк уже наполовину поднялся по лестнице, когда услышал за спиной движение. Круто повернувшись, он оглядел лестницу, посмотрел за перила и увидел что-то, исчезнувшее в его спальне. Не Кита и не Кэт. Женщину.

– Джосс? Это ты, верно? Хватит. Не валяй дурака. Я чуть не стукнул тебя подсвечником. – Перепрыгивая через ступени, он поднялся наверх и распахнул дверь спальни.

Она лежала под одеялом – неясная фигура в мутном свете настольной лампы. Он улыбнулся, сразу почувствовав облегчение.

– Бог ты мой, я уж подумал, что это твое привидение. – Поставив подсвечник, он подошел к кровати. – Джосс? Будет тебе. Хватит прятаться.

Наклонившись, он сдернул одеяло.

На кровати никого не было.

– Джосс? – Он уже сам не узнавал свой голос. – Джосс, ради всего святого, кончай безобразничать.

Он подергал полог и заглянул под кровать.

– Джосс, где ты? – Он заглянул во все углы комнаты. – Джосс? – Ладони взмокли от пота. – Хватит. Нашутились. – Он попятился от кровати к двери. Бросив взгляд через плечо, он повернулся и бегом спустился по лестнице.

В кухне он рухнул на стул у стола и положил голову на руки. Что, ради всего святого, с ним происходит? Он окончательно свихнулся. Люк потер лицо руками и несколько мгновений просидел неподвижно, уставившись в пол и ожидая, что в любой момент может кто-то появиться.

Лишь через несколько секунд он встал и подошел к плите. Открыв дверь топки, заглянул внутрь. Угли весело горели. Он немного постоял, грея руки у огня. Не дождутся они от него, чтобы он вернулся к Джанет. Он не допустит, чтобы глупые женские или еще чьи-то шутки выгнали его из дому.

Он нахмурился, не желая даже думать о том, что это могло быть. На секунду он вспомнил ужас Джосс и вполне реальное предупреждение Поля, но тут же отмахнулся от этих мыслей. Он просто дал слабину, вот и все. Это не должно продолжаться. Он останется в доме – решено и подписано.

На мгновение ему захотелось снова выйти в большой холл, встать посредине и возвестить об этом всем духам и привидениям, которые прячутся по углам, но он быстро передумал. Надо поспать, во всяком случае, хотя бы те несколько часов, которые остались до утра. Он взглянул на часы и с удивлением увидел, что уже второй час ночи, так что надо постараться уснуть. Утром все домочадцы вернутся.

Он сидел на кухне, обняв ладонями горячую кружку с какао, и тупо смотрел перед собой, чувствуя, как слипаются глаза. Голова медленно начала клониться вниз. Он пару раз поднимал ее, решая, идти наверх или нет, но каждый раз отпивал глоток какао и откладывал это решение еще на несколько минут.

Разбудил его телефонный звонок. Он не сразу понял, что все еще находится на кухне и что уже семь утра. Снаружи было темно, хоть глаз выколи. Он на ощупь нашел телефон и снял трубку.

– Мистер Грант? – Голос незнакомый, женский, с мягким местным акцентом.

Он что-то буркнул в ответ, приглаживая взлохмаченные волосы. Вкус во рту был омерзительный.

– Мистер Грант, меня зовут Натали Коттинг, я сестра Джима.

– Джима? – Люк не сразу понял, о ком она говорит. – А, Джимбо.

Женщина хмыкнула.

– Правильно, Джимбо. Он не говорил вам, что звонил мне?

– Нет, не говорил. Вы хотели бы с ним поговорить?

– Нет, нет. Простите, что звоню так рано, но я подумала, что, если мне сегодня удастся освободиться, я бы подъехала. Ваша жена в доме, мистер Грант?

– Джосс? Нет. – Он качал головой, полностью запутавшись. – Она провела ночь у соседки.

– А… – Небольшая пауза. – А ваши дети? Они ведь с ней, так?

– Да.

– Отлично.

Люк почувствовал явное облегчение на другом конце провода.

– Послушайте… – Люк глубоко вздохнул, пытаясь прочистить мозги. – Извините. Я что-то медленно соображаю. Вы ведь хотели поговорить с Джосс, так?

– Так. – Он услышал смех. – Если я сейчас выеду, я буду у вас часа через полтора или около того. Не могли бы вы сказать Джиму, то есть, Джимбо, – она снова хмыкнула, – что я приеду. И пожалуйста, попросите миссис Грант держаться подальше от дома, пока я не появлюсь. Договорились?

– Что значит держаться подальше… – возмутился Люк, но Нэт уже повесила трубку. – Алло? Вы меня слушаете? – Он знал, что нет. Отчетливо слышал щелчок.

Он умылся, побрился, надел чистую рубашку и почувствовал себя другим человеком. И только когда он вошел в спальню и начал рыться в шкафу в поисках теплого свитера, – он взглянул на постель. Подошел и уставился на нее. Она была аккуратно застелена, покрывало на месте, нигде ни морщинки, пол идеально чист. Ни следа хотя бы одного белого лепестка.

Джимбо появился как обычно – в половине девятого. Он как раз открывал дверь каретного сарая, когда Люк вышел из дому через черный ход. Они оба залюбовались сверкающим шасси, установленным на подпорках перед ними.

– Почти готово, – с гордостью возвестил Джимбо. – Я тут неплохо поработал, пока вас не было.

– И то правда. – Люк взглянул на него. – Джимбо, сегодня утром звонила твоя сестра. Сказала, что приедет.

– Нэт? Она приедет? Это славно. – Джимбо не смотрел в глаза Люку. – Мне кажется, ей следует поговорить с Джосс.

– Она так и сказала. Могу я спросить – о чем?

Джимбо глубоко вздохнул.

– О привидениях. Она много про это знает. Умеет с ними общаться. Не боится их.

– А ты боишься? – Руки Люка были засунуты глубоко в карманы.

Он чувствовал себя далеко не так уверенно, как раньше.

– Еще как! Я в этот дом – ни ногой. – Джим смущенно улыбнулся. – Я его всегда недолюбливал, а сейчас… – Он замолчал.

– И ты полагаешь, что Джосс и дети в опасности?

– Не Джосс. Нет. Джосс никогда ничего не грозило. – Джим неуклюже переминался с ноги на ногу. Потом поднял глаза. – Мне кажется, вам тоже не мешает поостеречься. – Он смущенно передернул плечами. – Эти привидения в доме паршиво относятся к мужикам. Сами вспомните, что случилось со святым отцом Эдгаром Гоуэром.

– Сердечный приступ, Джимбо. Такое может произойти где угодно.

– Но ведь не происходило, так? А здесь произошло. – Джим повернулся к верстаку и взял в руки гаечный ключ. – А эта Лин, она тоже у Гудиаров, так? – как бы между прочим спросил он.

– Да, – кивнул Люк. – Они все там.

– Это хорошо. – Джимбо отвернулся, все еще держа в руке гаечный ключ. – Вы вспомните, что случилось с мистером Данканом и его мальчиками. Мне кажется, Нэт думает, Джосс скажет ей, что все повторяется.

– Ну и как Нэт, в смысле Натали, сможет помочь?

Джимбо пожал плечами.

– Она всегда утверждала, что может. Даже когда была совсем маленькой. Разумеется, ей тогда никто не верил. Но сейчас… что же, надо признаться, она в таких вещах разбирается. Она вроде экстрасенса, знаете ли.

– Да? – поднял брови Люк. – Ясно.

Он вряд ли мог сказать, какой он представлял себе женщину-экстрасенса – шаль, бусы, огромные серьги кольцами. Но уж, во всяком случае, не как аккуратную молодую леди в строгом костюме, которая через сорок минут появилась под аркой в голубой машине.

– Простите. – Она пожала Люку руку. – Мне не удалось уехать сразу. Пришлось сначала зайти в офис. Джосс здесь?

Люк покачал головой.

– Моя жена все еще у соседей вместе с детьми.

– Прекрасно, – Натали оглянулась через плечо на дом. – Могу я войти и немного побродить? Вам совсем необязательно идти со мной.

Люк колебался.

– Ну ты даешь, Нэт. Откуда он знает, что ты не грабитель, – вмешался Джимбо. – Он же тебя в первый раз видит.

Люк рассмеялся.

– Пожалуй, я рискну. Да, пожалуйста, проходите.

Он стоял и смотрел, как она прошла к двери черного хода, машинально отметив про себя, что у нее великолепные ноги, хорошо просматриваемые под короткой юбкой.

– А где она работает, Джим? – спросил он, возвращаясь к верстаку.

– В юридической конторе. – Джимбо широко улыбнулся, наклонившись над грязним карбюратором. – Она унаследовала все мозги в нашей семье. – Он хмыкнул. – Понять не могу, откуда это у нее. Уж точно не от папаши, прости Господи.

– Ты потом пойдешь в дом? – Лин закончила уборку после завтрака детей, наведя в кухне Джанет привычный идеальный порядок, и взглянула на Джосс, грустившую над чашкой кофе. – Ты ничего не ела. Тебе обязательно надо поесть.

Джосс покачала головой.

– По правде говоря, меня слегка подташнивает. Съем что-нибудь позже. Кофе достаточно. Наверное, немного погодя я пойду и поговорю с Люком, Если ты тут присмотришь за мальчиками. – Она тепло улыбнулась Тому, который играл на ковре с братом Кита и Кэт, новым жильцом на ферме.

– Ты Люку звонила?

Джосс покачала головой.

– Я пытаюсь удержаться с пяти часов утра. Надеюсь, у него все в порядке.

Лин приподняла брови.

– Не сомневаюсь. – Она некоторое время внимательно рассматривала Джосс. – Ты выглядишь неважно. Почему бы тебе не вернуться в постель? Джанет не станет возражать. Она предложила мне поехать с ней вместе с мальчиками за покупками, как только она освободится от своих кур, или кто там у нее. Тому понравится, а Нэда можно положить в коляску. Вот тебе и возможность отдохнуть.

«Да я отдыхала. Все дни напролет», – эти слова едва не сорвались с уст Джосс, но она сдержалась. Она действительно чувствовала себя плохо, ей безумно хотелось вернуться в постель, но сначала ей нужно сходить в дом. Поговорить с Люком. И еще: она не хочет, чтобы мальчики там появлялись. Никогда.

Она дождалась их ухода, вышла из дому и направилась через огород к фруктовому саду. Утро выдалось мрачным и холодным; время от времени, когда она проходила мимо, с голых веток яблонь градом стекала вода, а сквозь путаницу ветвей она видела серые облака, готовые пролиться дождем. Дрожа от холода, она ускорила шаг, ощущая туфлями сырость и грязь. Наконец, она свернула на дорожку. В отдалении она уже могла видеть крышу Белхеддон-Холла, слегка закрытую туманом, поднимающимся от хребта.

Когда она открыла калитку и медленно пошла вокруг озера, она обратила внимание, что в саду было на удивление тихо. В дальнем конце озера плавала утка, время от времени погружая клюв в водоросли и Джосс немного постояла, разглядывая расходящиеся круги на воде.

Ставни в кабинете были все еще закрыты. Отсюда ей хорошо были видны слепые окна. Она разглядывала дом, а рука ее машинально потянулась к распятию, висевшему на цепочке на шее.

Никто не видел, как она пришла. Она взошла на террасу, оставляя мокрые следы и дрожа от холода, и подошла к окнам. Заглянув в большой холл, она мало что сумела разглядеть в сумеречном утреннем свете. Огонь в камине не горел, на столе стояла ваза с увядшими цветами, по пыльной поверхности разбросаны мертвые лепестки. Волосы на голове у нее зашевелились, она сунула замерзшие пальцы в карманы. Самые обыкновенные цветы. Хризантемы и осенние маргаритки, вот только почему Лин позволила им умереть?

Она тяжелыми шагами направилась к калитке, ведущей во внутренний двор. Двери каретного сарая были распахнуты, там ярко горели лампы дневного света, доносились веселые постукивания молотка об металл. Кто-то, скорее всего Джимбо, насвистывал.

Ей показалось, что она смотрит на сцену из темного зала. Перед ней был отдельный и нереальный мир – мир, где царит шум, где ярко горит свет, где люди счастливы и смеются, тогда как она находится странном пространстве, где время остановилось и в темноте прячутся тени, и вглядывается сквозь прутья решетки в мир по другую сторону.

В груди что-то сжималось, а руки в карманах начинали потеть. Она осторожно открыла калитку. Молча прошла мимо гаража, вошла в кухню и изумленно застыла. Возле кухонного стола стояла незнакомка.

– Джосс? – Женщина протянула руку. – Я – Натали Коттинг, сестра Джима. Я пришла помочь.

 

40

– Это место всегда было центром их деятельности.

Они стояли в большом холле у камина.

– Здесь и большая спальня наверху. – Натали долго молчала, уставившись в пол. Джосс наблюдала за ней, стоя рядом. В груди так и застрял ком, мешающий ей дышать.

Натали медленно кивнула. Не произнеся ни слова, она двинулась к лестнице, где снова остановилась на мгновение.

– В кабинете никогда не случалось никаких неприятностей? Там до сих пор все нормально?

Джосс кивнула.

– Хорошо. Давайте поднимемся наверх.

Они медленно обходили дом, комнату за комнатой, потом вернулись в кухню. Тут Натали тоже долго стояла молча, склонив голову, пока не поймала взгляд Джосс.

– Простите, вы, верно, думаете, что со мной не все в порядке.

Джосс улыбнулась.

– Нет. Но расскажите мне, что вы тут делали.

– Осматривалась. – Натали села на стул и наклонилась вперед, пристроив подбородок на сложенные руки. У нее был такой вид, будто она собралась выступать на правлении директоров. – Я часто сюда забегала, когда была маленькой, играла с мальчиками – Джорджи и Сэмом. Джорджи умер за десять лет до моего рождения, а Сэм, как мне кажется, еще десятью годами раньше. Они ведь были вашими братьями, так? – Она дождалась, пока Джосс не кивнула. – Разумеется, они друг друга при жизни не знали, но оттуда, где они сейчас, – в каком уж там измерении, – они постоянно стремятся сбежать. – Она ласково улыбнулась.

– Мой сынишка Том рассказывает о них. Он нашел их игрушки. И… – Джосс поколебалась, – он слышит, как они перекликаются.

Натали кивнула.

– Мартышки. Конечно, здесь много других детей, тех, которых потеряли за долгие годы. Например Роберт. Он был братом вашей мамы. И маленький Джон. Он совсем кроха, ему около трех, у него золотистые кудри и большие синие глаза.

Джосс едва не поперхнулась.

– Вы можете их видеть?

Натали кивнула.

– В голове. И не всегда. Не сегодня. Сегодня я не вижу. – Она нахмурилась. – Сегодня здесь много другого. Противного. – Она сжала кулаки. – Люди начали вмешиваться. Святой отец Гоуэр, Джим мне рассказывал. Он всегда только ухудшал ситуацию, потому что не понимал, с чем имеет дело. Изгнание нечистой силы возможно, если священник понимает. А многие не понимают. Они чаще имеют дело с людьми – такими, как вы и я, а не с демонами. Случается, они сталкиваются с нечистой силой, масштаба которой не в состоянии осмыслить, и их веры оказывается недостаточно, она их подводит. Им не хватает силы.

– А с чем мы имеем дело здесь? – прошептала Джосс. Она не сводила глаз с Натали.

– Я пока не уверена. Когда я приходила сюда ребенком, меня всегда привечали. Я могла говорить с Сэмом, или Джорджи, или Робертом. Но их здесь нет. Они прячутся. Здесь что-то другое. – Она резко встала и начала беспокойно ходить по кухне. Выглянула в окно и покачала головой. – Здесь сейчас слишком много всего. Все перепуталось. Мне потребуется время. Давайте вернемся в большой холл.

Через несколько минут, стоя у камина, она снова покачала головой.

– Я чувствую столько злобы и столько боли. – Она приложила ладони к вискам. – Они заполняют мою голову. Я не могу различить голоса.

Джосс вздрогнула. Она тоже что-то слышала. Эхо, ничего больше, почти неразличимое. Кэтрин.

Имя из тени.

– Кэтрин, – прошептала она. – Онa тоже часть всего этого?

Натали нахмурилась. Подняла руку, чтобы заставить Джосс замолчать, мучительно прислушиваясь к чему-то, чего Джосс не могла слышать.

– Кэтрин, любовь моя. Тебе суждено было бытьмоей вечно. Кэтрин! Где ты?

Натали качала головой.

– Кэтрин – часть страдания. Его муки пропитали каждый камень и балку в этом доме.

– Чьи муки? – прошептала Джосс. – Короля?

Натали внезапно взглянула ей в глаза.

– Значит, вы знаете? Вы его видели?

Джосс беспомощно пожала плечами. Внезапно в голове возникла темная стена, сквозь которую ей не дано было проникнуть.

– Я так думаю. Да. Мой сын называет его железным дядей из-за его лат.

Натали удивленно улыбнулась и кивнула.

– Странно, не так ли? Носить латы в доме своей возлюбленной.

– Я просто так подумала. Но он зол, полон горечи. Иначе зачем он убивает?

– Ш-ш-ш, – Натали неожиданно подняла руку. – Может быть, нам удастся уговорить его побеседовать с нами. Но не сейчас. – Она тряхнула головой. – Давайте выйдем на свежий воздух. Не возражаете?

Когда они вышли из дома и прошли через сад, то не обнаружили в каретном сарае ни Люка, ни Джимбо. Натали надела старые сапоги Джосс и накинула поношенную куртку поверх своего нарядного костюма.

Оказавшись на траве, она тряхнула гривой блестящих волос и, как маленький ребенок, несколько раз подпрыгнула.

– Извините. Атмосфера в доме такая гнетущая, я плохо соображаю. Чувствую, что они все вокруг и слушают. Лучше поговорить здесь и решить, что делать, – без посторонних, так сказать, ушей.

– Том и Нэд в опасности, верно? – Джосс медленно шла рядом с Нэт, сунув руки в карманы.

Они направились к озеру.

– Полагаю, учитывая предыдущую историю этого места, что вы, может быть, правы.

– Но почему? Почему он убивает мальчиков? – Джосс помолчала, потом подняла голову. – Вы это серьезно? Вы можете заставить его поговорить с нами?

Натали пожала плечами.

– Могу попытаться. – Она вздохнула. – Жаль что я чувствую себя такой усталой. Как будто из меня выкачали все силы.

Они подошли к озеру. Нэт долго стояла, глядя на воду.

– Помните, я там, в доме, сказала, что не могу различить голоса. Их было больше, чем я ожидала. Не детские голоса, не голоса умерших мальчиков и мужчин. Другие голоса, мощные.

– Мужские или женские? – Джосс наблюдала, как между водяными лилиями мечется водяная курочка.

– Вот что странно. Я не уверена. Я могу слышать обрывки слов, но разобрать их не могу. Вроде как крутишь настройку на радио. Быстро бегаешь по станциям и что-то слышишь – когда громко, когда тихо – на фоне статического шума, и иногда случайно, всего лишь случайно, ловишь станцию, язык которой понимаешь, но через мгновение что-то происходит, может, ветер меняется или антенна в моей голове слегка поворачивается, и снова только шум. И я не могу вновь настроиться на эту станцию.

Они долго молчали. Джосс тряслась от холода.

– Вы их слышите, но могут ли они слышать вас?

– А зачем тогда я сюда, по-вашему, явилась?

– Вы считаете, что они в стенах этого дома как в ловушке, что они не могут передвигаться, уйти?

Натали пожала плечами.

– Не знаю. – Она поморщилась.

Джосс подняла воротник куртки.

– Мы с Люком только что вернулись из Франции. Мы ездили туда, чтобы повидать Поля Дювиля, второго мужа моей матери. Он отдал мне ее последние дневники. Она в них так и пишет – Эдуард. Ей снится, что он ищет ее повсюду в этом доме. Он не мог добраться до нее во Франции. Затем она сделала странную запись. Мама написала: «Я была так уверена, что она не может преодолевать воды».

– Она?

– Кто не может ходить по воде? Вампир? Мертвец?

– Ведьма? – Голос Натали звучал задумчиво.

– Маргарет де Вер обвинили в колдовстве, в попытке убить короля, – нерешительно продолжала Джосс. – Она мать Кэтрин – той самой, которая, как мы считаем, была любовницей короля. Здесь.

Водяная курочка внезапно взлетела. Шумно разбежалась по листьям лилий, поднялась в воздух и исчезла за живой изгородью.

– Когда я была во Франции, я узнала, что Кэтрин, та самая Кэтрин, которую никто, кроме моей матери, не видел, навестила ее, когда она умирала. Она принесла маме белые розы. Поль сказал, что Кэтрин была любовницей человека, который стал любовником моей матери здесь, в Белхеддоне, и что гнев и ревность Кэтрин были настолько сильны, что она гналась за моей матерью до самой воды. – Джосс невидящими глазами смотрела на озеро. – Я много думала, но ни до чего не додумалась. Разве мы можем считать, что король Англии Эдуард, умерший пятьсот лет назад, был любовником моей матери здесь в Белхеддоне? – Она подняла голову и выдержала взгляд Натали. – Ведь именно это мы и говорим. Но такого не может быть. Просто не может.

– Они оба были одиноки, Джосс. Ваш отец умер. И он, Эдуард, потерял свою Кэтрин.

– Но ведь он мертв! – возмутилась Джосс.

– Он – дух, привязанный к земле, поэтому все еще способен на земные чувства, – мягко проговорила Натали. – Он в состоянии испытывать гнев, страх, горечь – именно эти чувства держат его в вашем доме. Но, возможно, он также ощущает одиночество и даже любовь. Мы этих вещей не понимаем, Джосс, тут работает только наша интуиция. Больше у нас ничего нет.

Джосс снова смотрела в воду. Откуда ни возьмись, всплыло воспоминание. Подвал, лицо, руки…

– Джосс? В чем дело, Джосс? Что случилось? – Натали обняла ее за плечи. – Джосс, вы белее снега. Давайте уйдем отсюда, очень холодно. Нам пора в дом.

– Нет. – Джосс стряхнула руку. Она пыталась думать, вспомнить, уловить ускользающий мираж, химеру на границе ее рассудка, но все уже исчезло, осталась лишь глухая стена и привкус дикой паники.

Натали внимательно наблюдала за ней. Она видела страх и отвращение Джосс, и внезапно ее озарило.

– Милостивый Боже! – прошептала она. – Он и с вами занимался любовью!

– Нет! – Джосс отчаянно затрясла головой. – Нет, ничего подобного. Как это возможно? Это отвратительно! Такого не может быть. Нет! – Она была вне себя. Пробежав несколько шагов по берегу, остановилась. Под теплой курткой, свитером и рубашкой кожа ее была ледяной, она дрожала от холода и отвращения. Еще одно воспоминание. Глаза. Голубые, ласковые, близко к ее лицу, и касание мягкого бархата… Потом все снова исчезло. Она опомнилась и увидела, что стоит вместе с Натали на берегу озера под свинцовым ноябрьским небом.

Пауза затянулась.

– Вы в порядке? – спросила Натали тихо. Она сочувственно смотрела на Джосс.

Джосс слабо улыбнулась.

– Давайте вернемся.

– Ладно, как скажете. – Натали колебалась. – Я могу попытаться поговорить с ним один на один, но лучше, если вы будете со мной. Вы принадлежите этому дому, понимаете. Вы – часть всего этого.

Джосс кивнула. Медленно пошла назад по лужайке, рассматривая высящийся перед ней дом. Он казался на удивление нежилым, окна кабинета закрыты ставнями, шторы в спальне лишь слегка раздвинуты, стекла ничего не отражают, кроме серого неба.

– Дэвид Трегаррон приезжает днем, – наконец сказала она. – Он наш друг и крестный отец Нэда. Он был с Эдгаром Гоуэром, когда того хватил удар. Он изучал историю дома. Кстати, именно он раскопал сведения о Маргарет де Вер.

Натали остановилась как вкопанная.

– А он видит?

Джосс покачала головой.

– Если да, то я об этом не знаю. Он обожает историю и ее романтику. Ну и тайны, разумеется.

– Разумеется. – Ее ответ прозвучал несколько сухо.

– Я попросила его приехать, чтобы точнее узнать, что же случилось в ту ночь с отцом Эдгаром, а еще потому, что он во все это верит. Не то что мой муж, который считает, что я свихнулась. Дэвид верит, что Маргарет де Вер и в самом деле была ведьмой, а не несчастной старушкой, на которую возвели поклеп. Причем ведьмой, практикующей черную магию. Есть бронзовая табличка в церкви с ее именем, вы знаете?

Натали снова остановилась.

– Бронзовая? В церкви?

– Под ковриком перед алтарем.

– Не может быть, чтобы она была там захоронена. Просто памятная табличка.

– А почему бы и нет? Почему ее нельзя было там похоронить?

– Если она ведьма – нельзя.

– Ну конечно. – Джосс задумалась. – Хотите пойти и взглянуть на табличку?

– Сейчас?

– Зачем откладывать? – Джосс жестом показала на церковь. – По крайней мере, можно на некоторое время отложить возвращение в дом.

Когда Джосс ухватилась за тяжелое кольцо, чтобы отодвинуть задвижку, пошел крупный дождь. В церкви было очень темно. Натали остановила ее.

– Подождите, я включу свет.

Джосс пошла вперед, и через несколько секунд вспыхнул свет над алтарем, осветив сводчатый потолок.

– Вот здесь. Видите? – Джосс стояла около коврика. – Натали? – Натали все еще мялась у входа. – В чем дело? – Она наклонилась, чтобы приподнять край коврика.

– Не трогайте! – резко выкрикнула Натали.

Она медленно отошла от двери и пошла по проходу между рядами. Она ощущала исходящее от того места, где стояла Джосс, густое скопление ненависти – как какой-то осязаемый предмет в центре пола.

Когда Натали подошла к Джосс, то почувствовала, что вспотели ладони.

– Ее здесь похоронили, и тот, кто это сделал, поступил против воли церкви; с ней же они похоронили и ее колдовские инструменты, – прошептала она. – Видно, эти люди были очень могущественными или очень влиятельными, чтобы сделать это.

– Они были влиятельной семьей, – пробормотала Джосс. – И близки к королю.

– И то правда, – мрачно согласилась Натали. Она концом сапога подцепила коврик и откинула его, обнаружив изящную бронзовую, филигранную пластинку, вмурованную в пол. – Не припомню, чтобы я когда-нибудь ее видела. И не ощущала. Что-то разбудило зло.

Джосс поморщилась и повела плечами.

– Есть еще одна бронзовая пластинка – маленькая, в стене, там ее дочь Кэтрин.

Натали взглянула на Джосс. Она тоже дрожала. В церкви стоял лютый холод.

– Маргарет обвинили в том, что она околдовала короля и влюбила его в Кетрин, но ведь она потом умерла, Натали? – Внезапно голос Джосс стал резким. – Что это, Натали? Запах дыма?

– Это и есть дым. – Натали смотрела в глубь церкви, в сторону двери, через которую они вошли. Столб дыма с запахом горелых осенних листьев медленно вращался в глубине церкви.

Джосс схватила ее за руку.

– Что это? – прошептала она.

Натали слегка подтолкнула ее.

– Думается, нам не стоит ждать, чтобы разобраться. Давайте убираться отсюда.

– Но надо погасить свет…

– Забудьте о свете! Пошли, и побыстрее. – Она потянула Джосс к выходу, а столб дыма тем временем начал приближаться к ним. Через тридцать секунд они уже были на улице, с грохотом захлопнув за собой дверь.

– Что это было? – Джосс запыхалась, они слишком быстро бежали по тропинке. От страха ее подташнивало.

Какая-то энергия. Черная энергия.

– Но не человек?

– Нет, не человек.

Джосс остановилась, схватившись за бок.

– Извините. Ужасно колет в боку. Я должна передохнуть. А я-то думала, что церкви – безопасные, святые места.

– Как правило, так и есть, но эта была осквернена тем, что в ней похоронили ведьму, занимавшуюся черной магией, да еще прямо перед алтарем. Кто знает, как это повлияло на церковь? – Натали глубоко вздохнула. Она чувствовала себя куда более испуганной, чем готова была признаться даже самой себе. – Как я уже сказала, раньше я здесь ничего не ощущала, но надо сознаться, – слегка улыбнулась она, – я не часто сюда заглядывала. Что-то произошло совсем недавно. – Она помолчала. – Мэри Саттон. Джим рассказал мне, что она здесь умерла. Может быть, в этом все дело. А может, тот факт, что вы вернулись в Белхеддон-Холл с маленькими детьми. Здесь долгие годы не было детей. Не знаю. Она покачала головой. – О церкви разное рассказывали, у моей мамы есть даже брошюра. Придется спросить ее. Мне думается, нам пора вернуться в дом.

– Но ведь дом…

– Я знаю. – Натали мрачно рассмеялась. – В доме тоже страшно. Но тут я хоть знаю, с чем имею дело.

– Надеюсь, вы правы. – Джосс согнулась вдвое, стараясь унять боль в боку, голова у нее кружилась.

Натали вроде ничего не замечала. Она хмуро смотрела назад, на церковь.

– Джосс, а вы заметили, в каком месте возник этот столб энергии?

– Около двери.

– Напротив таблички Кэтрин.

Кэтрин…

Слово гулко раздалось в тишине. На этот раз они обе слышали его.

– Она похоронена где-то рядом с табличкой, или это просто для памяти?

Джосс пожала плечами и медленно распрямилась. Прислонилась к старому каштану у калитки и сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы успокоить бунтующий желудок. Неподалеку в тени покоился ее отец. За его могилой виднелись два небольших белых креста – там лежали Сэмми и Джорджи.

Почти бессознательно Джосс схватила Натали за руку.

– Я боюсь, – прошептала она. – Ужасно боюсь.

 

41

Когда они появились, Дэвид вместе с Люком стояли во дворе. Люк поцеловал Джосс и пожал руку Натали, после чего они направились в кухню. Джимбо же, хлопнув сестру по спине, предпочел остаться в каретном сарае.

– Я нашел человека, который заменил меня сегодня, чтобы я мог приехать сюда, – объяснил Дэвид. Его руки, как обычно, были полны книг и бумаг, которые он свалил на кухонный стол. – Еще куча информации о Белхеддоне и семьях, которые здесь жили, а также о семействе де Вер, Эдуарде Четвертом и Ричарде Третьем. – Похоже, ни он, ни Люк не обратили внимания на бледные лица женщин и их молчание.

Джосс, прекрасно отдавая себе отчет в том, что руки у нее трясутся, потянулась к книгам, с любопытством вглядываясь в верхнюю.

– Какой ужас – тот несчастный случай. Кошмар. Я чувствую себя таким виноватым. – Дэвид наконец встретился взглядом с Джосс. – Не надо было звонить Гоуэру и позволять сюда приехать. Я ужасно переживаю.

– Твоей вины тут нет, Дэвид. – Джосс положила книгу и взяла его за руку. – Не терзайся.

Он сжал ее пальцы и на мгновение почувствовал что тонет в ее глазах. Прекрасная и загадочная. Но он сразу же вспомнил, где находится, и отпустил руку. Люк ничего не заметил. Он разговаривал Натали.

Дэвид взглянул на Натали. Весьма привлекательная женщина, к тому же прекрасно одета, что стало заметно после того, как она сняла жуткую старую куртку. Интересно, зачем она здесь?

Нэт будто услышала его вопрос и остановила на нем огромные серые глаза.

– Вы спрашиваете себя, что я здесь делаю. Разрешите представиться. Психолог, медиум, сумасшедшая и, если верить моему отцу, ведьма – все в одном флаконе. – Она улыбнулась как вполне разумное существо, так, во всяком случае, показалось Дэвиду. – Я приехала, чтобы попытаться помочь. – Она взглянула на Джосс и ободряюще ей кивнула. Они обе, не сговариваясь, не собирались пока рассказывать о том, что произошло в церкви.

– Приятно слышать, – улыбнулся Дэвид. Он уже перестал нервничать. Все здесь, в этой теплой кухне, было нормально, особенно днем и в присутствии еще троих людей. Он повернулся к Люку. – Ты сказал, мальчики у соседей? Не позволяй им возвращаться, пока мы тут не разберемся.

Люк сжал губы.

– Полагаю, это уже решенный вопрос. Ну и что вы все собираетесь делать? Как я понял, ты тоже явился, чтобы помочь. – Он смотрел на Дэвида на несколько секунд дольше, чем того требовали обстоятельства. Потом перевел взгляд на Натали.

Дэвид пожал плечами.

– Оставляю решение эксперту.

Натали поморщилась.

– Который на данный момент пребывает в некоторой растерянности. – Она отодвинула стул и встала, Не могли бы вы все подождать здесь? Сварите кофе или сделайте чай. Мне надо еще побродить по дому. Есть вещи, которые мне необходимо понять.

Они молча наблюдали, как она вышла из кухни. Скоро стук ее каблуков затих в холле.

– Отважная женщина, – тихо прокомментировал Дэвид. – Особенно если учесть то, что я раскопал в этих книгах. Самое интересное, что младенец – сын ее мужа или короля, который убил Кэтрин, – выжил. Он умер в тысяча пятисотом году восемнадцати лет от роду, но успел жениться и родить дочь, которую в честь бабушки назвали Кэтрин. – Он похлопал ладонью по пачке книг. – В остальных книгах больше про колдовство и магию. В те времена они были мощным источником зла.

– Как ты думаешь, Натали и в самом деле ведьма? – поднял брови Люк. – Вот уж никак не похожа. Мне легче представить ее утром в вагоне метро, направляющейся в Сити, чем танцующей голышом вокруг костра или летящей на помеле.

– Думается мне, старина, что ты привержен старым стереотипам, – дружелюбно заметил Дэвид и подмигнул Джосс. – А ты как думаешь? Сможет она разобраться?

Джосс пожала плечами.

– Надеюсь, ради всех нас…

– Пойду посмотрю, чем она там занимается. – Люк направился к двери.

– Люк! Не надо! – воскликнула Джосс.

– Пусть пойдет ненадолго, Джосс. – Дэвид поймал ее руку. – Мне надо с тобой быстренько переговорить, пока мы одни.

Она удивленно подняла брови.

– В чем дело?

– Джосс, я вот что хотел сказать. Я решил уйти из школы в конце года. – Как легко все звучало на словах. Она никогда не догадается, сколько за ними скрыто печали и одиночества. – Я согласился на работу в Париже. – Он вымученно улыбнулся. – Полная перемена обстоятельств может пойти на пользу. Свои изыскания по Белхеддону я скоро закончу. Когда мы узнаем все, что можно узнать, чем я буду заниматься в свободное время?

– Дэвид…

– Нет, Джосс. Я уже решил. Не волнуйся, я буду давать знать о себе. Ведь я же крестный отец твоего сына. И ты станешь чаще приезжать в Париж, у вас там теперь есть Поль. – Он мгновение смотрел ей в глаза, потом отвел взгляд. Неужели она, подумал он, даже не подозревает, насколько он к ней привязался? Он надеялся, что нет, не подозревает.

– Мы будем скучать по тебе, Дэвид, – тихо произнесла она.

Он кивнул, не в состоянии какое-то время говорить.

– Ну, я вам еще надоем до отъезда, обещаю. Еще ведь несколько месяцев осталось. – Он сжал ее руку. – Теперь к нашим баранам. Давай вернем Люка, пока наша ведьма его не приметила и не превратила в какую-нибудь гусеницу!

Натали снова стояла перед камином в большом холле. Теперь она все видела ясно. Сила, окружавшая ее, неуправляемая и страшная, поднималась из-под каменных плит пола. Натали нахмурилась, вытянула вперед руки ладонями вниз, стараясь определить ее источник. Что-то внизу, глубоко под землей.

Сосредоточившись, она двинулась по холлу к лестнице и приложила руку к двери погреба. Он был закрыт. Она потрясла ручку. До этого ощущения из погреба исходили отрицательные, горестные, но мягкие. Горечь, пропитавшая стены вокруг скрюченного тельца маленького мальчика, исчезла. Даже сквозь дверь она чувствовала что-то совсем иное.

Приняв решение, она повернулась и прошла в кухню.

– Мне нужен ключ от погреба.

– Погреба, – эхом повторила Джосс. – Опять?

– Пожалуйста. Там, внизу, что-то есть. Нет, – она подняла руку, потому что Джосс встала, – пожалуйста, оставайтесь здесь. Все. Только покажите, где ключ.

Держа ключ в руке, она несколько минут стояла в центре кабинета, стараясь успокоить дыхание, обрести сосредоточенность и силу, окружить себя панцирем света. Отодвинув небольшого червячка страха, копошившегося в душе, в самый дальний угол, она вернулась к подвалу и сунула ключ в замочную скважину.

Поток холодного воздуха, ударившего ей в лицо, был тем же, что и раньше. Она зажгла свет, переступила через порог и поставила ногу на первую ступеньку.

И начала спускаться вниз.

У подножия лестницы она долго стояла, внимательно прислушиваясь. Она не видела винных стеллажей, пыли на полках и электрических проводов, появившихся здесь вместе с двадцатым веком. Она сосредоточенно смотрела на средневековые своды и дальний угол погреба, находившийся под большим холлом. Она тихо подошла ближе. Теперь она ощущала это сильнее: дикий, резкий, как пот, запах опасности и возбуждения.

Джосс поежилась.

– Я больше не выдержу. Я должна пойти и узнать, что она делает.

– Она же не велела, Джосс. – Люк покачал головой. Он чувствовал себя неуютно, каждый нерв его был натянут.

– Я должна. Это мой дом, Люк. Я должна быть там. – Она произнесла эти слова мягко, без вызова, но и Люк, и Дэвид почувствовали стальную решимость.

– Будь осторожна, Джосс.

Она машинально улыбнулась.

– Обязательно.

Она помедлила у входа в погреб и заглянула вниз. Свет горел, но в погребе было пусто.

Она хотела позвать Натали, но вовремя прикусила язык. Медленно начала спускаться в холод, сдерживая дыхание и напряженно прислушиваясь к каждому звуку. Тишина была полной, непробиваемой. Сойдя с лестницы, она помедлила и огляделась.

– Натали? – почти прошептала она. – Где вы?

Ответом была тишина.

Джосс осторожно прошла под арку, ведущую во второй погреб.

Натали стояла у дальней стены, не сводя глаз с камня. Судя по всему, она внимательно прислушивалась.

Джосс молча встала рядом. Натали ничем не показала, что заметила ее появление. Она не сводила глаз со стены, вытянув вперед руки и расставив пальцы, как будто разыскивая что-то, чего не могла видеть.

– Это здесь, – пробормотала она. – Самый центр. Вы чувствуете?

Джосс подошла к ней ближе. Напряжение достигло предела.

– Что это? – прошептала она.

– Не знаю, – Натали покачала головой. – Здесь под землей масса энергии. Думаю, ученые сказали бы, что здесь либо подземная река, либо ручей, либо сгусток земной энергии. Но она в ловушке. Кто-то ею воспользовался, причем сделал это неправильно.

Джосс проглотила комок в горле. Она чувствовала, как по коже бегут мурашки.

– А вы можете что-нибудь предпринять?

– Пока не уверена. – Натали сделала шаг вперед и приложила руки к холодным камням. Джосс смотрела, как она водила ими, остановившись почти у земли.

– Это здесь, что бы это ни было. – Она повернулась к Джосс. – Думаю, мы должны посмотреть. Мне очень жаль, но придется это сделать.

– Вы хотите сказать – снести стену?

Натали кивнула.

– Не целиком. Я думаю, только вот этот камень. – Ее рука на мгновение задержалась на грубо обработанном камне. Схватив его за края, она изо всех сил потянула, но камень не шелохнулся.

– Его заделали цементом. Взгляните. – Джосс наклонилась через ее плечо и показала на раскрошившийся цемент.

Натали кивнула.

– Понадобится лом.

– Я пойду и позову остальных – Джосс колебалась. – Хотите подняться со мной? Не стоит здесь оставаться.

Натали мрачно улыбнулась.

– Не волнуйтесь. Я справлюсь. Прихватите что-нибудь вроде лома и позовите вашего друга Дэвида. Не Люка. Сейчас ему здесь делать нечего. Мы ведь пока не знаем, с чем имеем дело.

Джосс удивленно взглянула на нее и кивнула. Она молча поднялась наверх в холл. Взглянув на мертвые цветы в вазе на столе, она вздрогнула и бессознательно схватилась пальцами за маленький крест у себя на шее.

– Нет, я этого не допущу. Я не собираюсь оставаться! – Люк нашел лом в каретном сарае. – Ради Бога, Джосс! Если это опасно, неужели ты думаешь, что я позволю тебе идти туда? Или я иду, или не идет никто!

– Вы должны остаться здесь со мной, – сказал Джимбо, вытирая руки о грязную ветошь. – Если Нэт сказала, что вам там не место, вам не следует идти. Она знает, о чем говорит.

– Пусть знает, но это мой дом, и все, что в нем происходит, – мое дело.

– Весьма вероятно, Люк, что это женское дело. – Джимбо смущенно переступил с ноги на ногу.

– Тогда они бы не звали Дэвида. – Люк поднял лом. – Ты поступай как хочешь. Иди или оставайся, но я пошел.

Дэвид и Джосс переглянулись, Джосс пожала плечами.

– Ладно. Пошли. Послушаем, что скажет Натали.

Когда они всей компанией спустились вниз, Натали стояла на том же месте, где Джосс ее оставила. Она не оглянулась.

– Джосс, ты носишь распятие. Отдай его Люку. Надень ему на шею.

Троица переглянулась. Натали не отрывала глаз от стены, крест был не виден под платьем Джосс. Насколько помнила Джосс, Натали вообще его на ней не видела. Джосс послушно подняла руки и расстегнула цепочку. Люк удивил ее тем, что не стал возражать, когда она надела распятие ему на шею. Она догадывалась, почему: атмосфера в погребе заметно сгустилась.

Дэвид молча взял лом из рук Люка и подошел к Натали.

– Что я должен делать? – шепотом спросил он.

– Вот здесь, я думаю, – показала Натали. – Попробуйте сдвинуть этот камень.

Дэвид осторожно подсунул под камень лом.

– Кладка старая, смотрите, легко поддается. – Он подвигал ломом, стараясь просунуть его глубже. – Ну вот, видите, он закачался. Здесь уже все полуразрушено. – Пыхтя от усилий, он еще раз надавил на лом. Камень вывалился и с грохотом упал на каменный пол.

Последовала длинная пауза. Дэвид тем временем отложил лом и полез в карман за фонарем, который захватил в кухне, когда они уходили. Он посветил в отверстие.

– Здесь довольно большая дыра.

– Дайте-ка лучше мне. – Голос Натали стал хриплым. Она ощущала волны эмоций, исходящие из дыры в стене, злобные потоки гнева и ненависти. Она неохотно взяла фонарь из рук Дэвида. Взглянула на остальных: – Вы в порядке?

Они тоже что-то чувствовали в определенной степени, даже Люк, – она это видела. Лицо же Джосс посерело и исказилось от боли.

Выступив вперед, Нэт посветила фонарем в дыру.

Сначала ей показалось, что там ничего нет, но постепенно рука ее перестала дрожать, и она начала ощупывать лучом фонаря стенки ямы. Она оказалась значительно меньшей, чем думала Нэт: примерно два фута на три. Места для тела или тел, которые она ожидала найти замурованными здесь, явно не хватало. С внутренним вздохом облегчения она снова посветила в отверстие и только тогда заметила небольшой сверток, лежащий среди мусора.

– Вот оно. – Она говорила сама с собой, хотя и вслух. – Именно от него исходит энергия.

Содрогаясь от отвращения, она сунула руку в отверстие и кончиками пальцев взяла сверток.

– Что это? – спросила Джосс.

Они все таращились на предмет, лежащий на ладони Натали. Он был длиной примерно в три дюйма, немного ýже по ширине и весь покрыт паутиной и бетонной пылью.

– Завернуто в какой-то материал, – заметил Дэвид. Он протянул было руку, чтобы коснуться свертка, но передумал и взглянул на Натали. – Что это?

Она медленно покачала головой.

– Надо поглядеть. – Это вмешался Люк. Глубоко вздохнув, он спросил: – Хотите, чтобы я развернул?

– Нет. – Натали снова потрясла головой. – Мне кажется, мы должны быть очень осторожны с этим. – Она ощущала силу, вес, холод. Ей пришлось бороться с желанием забросить сверток как можно дальше. – Мне кажется, нам следует подняться наверх и вынести сверток во двор. – Она начала ощущать тошноту. Страх и отвращение овладели ею с силой, с которой было трудно справиться. Рука начала трястись.

– Натали…

– Прочь с дороги! – Стиснув зубы, она сжала сверток в ладони и направилась к лестнице.

Ей нужно выбраться наружу. Сейчас же. Побыстрее. Прежде чем злые силы одолеют их всех.

 

42

Еgo te baptiso…

Она внезапно остановилась и задержала дыхание. Единственным звуком в церкви было биение ее собственного сердца. Над ее головой лампы святого пристанища дико раскачивались, и она слышала визг цепей, на которых они висели.

– Ego te baptiso in nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti…

– Эдуард… – Ее пальцы изобразили крест над маленькой восковой фигуркой, которую она держала в руке. – Эдуард Йоркский, король Англии.

Она улыбнулась, поглаживая головку куклы, на которой примостилась сделанная из проволоки корона. Ее палец двинулся дальше, на плечи фигурки, потом на грудь и на мгновение застыл на небольшой выпуклости в начале ног, изображавшей его мужское достоинство. Она положила куклу на алтарь, сунула руку в плетеную сумку и достала оттуда еще одну куклу, так же грубо слепленную, как и первая. Небольшие выпуклости на груди говорили, что кукла изображала женщину.

– Я крещу тебя, Кэтрин…

Кэтрин!

Имя эхом пронеслось по церкви.

– И теперь, – выдохнула она, – я свожу вас вместе, вместе здесь, в доме вашего Бога!

Держа обе фигурки перед распятием высоко над алтарем, она улыбнулась и медленно прижала их друг к другу, чувствуя, как поддается воск, ставший мягким от тепла ее рук. Ее окружал сладкий запах меда, когда она прижимала лицо одной куклы к другой и связывала их алой шелковой нитью.

– Во имя Бога, объявляю вас мужем и женой. – Она улыбнулась. – Именно здесь, перед алтарем Господа, и теперь акт этого союза будет закреплен святой мессой.

Она оглянулась через плечо – не прячется ли кто в тени, не уверенная, что за ней не следят чужие глаза, что священника нет в церкви, что он не притаился за резной перегородкой.

Приподняв вышитое покрывало с алтаря, что выглядело не менее непристойно, чем то, что она проделала с куклами, она спрятала фигурки под покрывало и с улыбкой позволила ему упасть. Скоро придет священник справлять мессу и освятит союз этих кукол. И станет этот союз неразрывным на века.

Она вытерла руки о тяжелую юбку и отошла от алтаря.

Только тогда она улыбнулась.

Эдуард и Кэтрин.

Ничто теперь не сможет разлучить их, и ничто не помешает Кэтрин зачать ребенка.

Ничто.

– Несите это сюда. Кладите на стол. – Они собрались на террасе, несмотря на ветер и дождь, стоя вокруг серого, поросшего мхом садового столика.

Джосс положила руку на плечо Натали.

– Вы в порядке?

Натали кивнула. Здесь она чувствовала себя лучше, здесь угроза и ярость не так ощущались. Дождь усиливался, и она подняла вверх лицо, наслаждаясь чистотой и свежестью капель. Глубоко вздохнув, она положила на стол руку ладонью вверх и разжала пальцы.

– Подождите, я открою зонт. – Люк прихватил его, когда они выходили.

– Нет, – возразила Натали, – пусть намокнет.

Пакет был завернут в шелк – старый, разлагающийся, рассыпающийся под дождем. Она осторожно развернула ткань, и они уставились на то, что лежало внутри.

Два бледных, похожих на сосиски, предмета, тесно прижатые друг к другу, со следами темной нитки, связывающей их посредине, лежали перед ними на столе.

– Что это? – прошептала Джосс.

– Мне думается, нетрудно догадаться. – Натали отступила назад, глядя, как дождь поливает лежащий на столе предмет.

– Это воск. – Дэвид наклонился поближе. – Две восковые куклы. – Он поднял глаза на Натали. – Это куклы, сделанные ведьмой!

Она кивнула.

– Я тоже так думаю.

– Черт! – Он покачал головой. – Все по-настоящему. Как вы думаете, кто это?

Натали пожала плечами.

– Взгляните на одну из голов.

– Корона? – Дэвид повернулся к Джосс. – Это ведь Эдуард, верно? Король Англии. – Он протянул к кукле руку.

– Не прикасайтесь, – резко сказала Натали. – Тот, кто сделал эти куклы, олицетворял зло. Эти куклы несли несчастья: несчастья для тех, кем они являлись, несчастья для их ребенка и потомков и несчастья для этого дома!

Дождь уже поливал вовсю. Окружив стол, четверо людей смотрели на жалкие фигурки в луже воды, собиравшейся на столе. Промокший дуб почернел.

– Их ребенка? – повторила Джосс. Она еще раз взглянула на кукол. Намокшие волосы облепили ей лицо. – Вы считаете, у них был ребенок?

Натали кивнула.

– Его назвали Эдуардом, – вмешался Дэвид. Я нашел в записях. Дом унаследовал Эдуард де Вер после смерти отца Кэтрин в тысяча четыреста девяносто шестом году. У нее не было братьев и никаких других дальних родственников. Ее мужа, насколько нам известно, звали Ричардом, его наследство перешло его брату, так что мне думается, что Эдуард де Вер был сыном Эдурда Четвертого. Именно эту беременность и должен был прикрыть ее брак с Ричардом.

Натали внимательно следила за лицом Джосс.

– Этот мальчик был вашим предком, Джосс. Последним мужчиной, унаследовавшим Белхеддон.

– И он умер в восемнадцать лет, сразу же, как у него родилась дочь. – Голос Дэвида дрогнул.

Они снова посмотрели на стол. Лицо Джосс было белее мела.

– Мне думается, у нас перед глазами начало проклятия. – Натали печально разглядывала кукол.

– И что нам теперь с ними делать? – хрипло спросила Джосс.

Натали пожала плечами.

– Может, стоит их разделить?

– Я не знаю, не знаю я. – Натали расстроенно отвернулась и взглянула на затянутое тучами небо. – Мы должны им помочь, освободить их. И Эдуарда и эту девочку.

Девочку.

Кэтрин.

Они все не сводили с нее глаз. Натали чувствовала их взгляды сначала на своих лопатках, потом на несчастных изуродованных куклах, потом снова на своей спине. Она представилась им как своего рода эксперт, и они ждали, что она спасет их, спасет сыновей Джосс, спасет Люка.

Дождь струился по ее лицу, стекая с коротких волос за воротник. Холодный, чистый, свежий.

Она не могла это сделать. Сама не могла. Ей не справиться с заклинанием Маргарет одной.

Натали медленно повернулась. Они все еще наблюдали за ней, двое неуверенных в себе мужчин, хотя Дэвид понимал возможные последствия, знал, с чем они имеют дело, и немного боялся. Люк же насмехался сам над собой и не позволял себе поверить, что кусок воска о двух головах может угрожать жизни его детей и даже ему самому.

И почему он им угрожает? Это же любовное заклинание – самое обычное в старые времена, когда ведьму просили прочитать заклинание, чтобы связать вместе мужчину и женщину. Почему от него исходит такая ненависть? И почему оно угрожает Джосс и другим женщинам в доме, женщинам, за которыми ухаживал король?

Все молчали, смотрели на нее и ждали, что она скажет.

И внезапно она все поняла.

– Джосс… – Руки слиплись от пота. – Вы – сильная женщина?

Джосс отвернулась, посмотрела сначала вдаль, на озеро, потом на фигурки на столе. Лицо ее побелело и было очень напряженным, но в глаза Натали она взглянула уверенно.

– Достаточно сильная.

Натали кивнула.

– Люк, я хочу, чтобы вы с Дэвидом ушли. Подальше от этого дома. Идите к мальчикам и оставайтесь там. Мы скажем, когда вы сможете вернуться.

– Я не брошу Джосс. – Люк схватил жену за руку.

– Пожалуйста, Люк, я ведь не просто так прошу. – Натали взглянула на Дэвида, чувствуя в нем союзника.

Он все понял.

– Пойдем, старина. У меня такое ощущение, что это женское дело.

Натали облегченно улыбнулась.

– Именно так.

– Со мной ничего не случится, Люк. – Джосс подошла к нему ближе и поцеловала в щеку. – Пожалуйста, уходи с Дэвидом.

Люк обнял ее и прижал к себе. Через некоторое время она неохотно его оттолкнула.

– Уходи.

– Ты уверена?

– Уверена.

Джосс и Натали остались стоять под дождем, глядя вслед мужчинам, медленно направившимся к калитке. Когда Дэвид толкнул калитку, Люк обернулся. Джосс послала ему воздушный поцелуй и отвернулась. Когда она снова взглянула на калитку, мужчин уже не было видно.

Натали бездумно наблюдала за ней. Иллюзия реальности ускользала куда-то вне пределов ее зрения, она вся ушла в себя, надеясь только на интуицию.

– Вы готовы? – Нэт нахмурилась. – Могут возникнуть осложнения. – Она поколебалась. – Джосс, вы знаете, что беременны?

Джосс изумилась.

– Ерунда. Этого не может быть.

Натали кивнула.

– Мы можем это сделать лишь потому, что у вас на этот раз девочка. А поскольку это девочка, нам следует поторопиться. – Она взяла руку Джосс в свои ледяные пальцы. – Через минуту мы войдем в церковь вот с этим. – Она кивнула в сторону кукол. – И мы попытаемся их разъединить.

– А как насчет того, что мы там видели? – Джосс совсем запуталась, голова шла кругом, она старалась пробиться сквозь темноту и заразиться уверенностью Натали. – Но знаете, я вовсе не беременна. Не может такого быть. Мы с Люком… мы предохранялись. Нэд еще совсем маленький. Мы не хотим больше детей…

Натали нахмурилась.

– Только на данный момент поверьте мне, пожалуйста. В этом деле мы должны быть заодно, Джосс. Дэвид правильно заметил: это женское дело, есть вещи, которые знает только женщина. – Она задумалась, стараясь объяснить понятнее. – Проклятие было наложено людьми, знающими, что они делают. И оно сработало. Эти двое, – она показала на восковые фигурки, – связаны друг с другом магией. – Она неуверенно улыбнулась, привыкшая к скептически поднятым бровям людей, при которых ей доводилось произносить это слово. – Причем магией мощной, силами природы, обузданными и направленными так удачно, что они продолжали действовать даже после смерти связанных между собой людей.

– Эдуарда и Кэтрин, – прошептала Джосс.

– Эдуарда и Кэтрин.

– Но где произошел сбой? Откуда такая ненависть? Почему они вредят людям? Или так пожелала Маргарет?

Натали пожала плечами.

– Они здесь в ловушке. Возможно, другой причины и не требуется. А может, есть еще что-то. Может быть, король все еще ее ищет. Он мог ее каким-то образом потерять. Или он желает чего-то еще. – Она взглянула на Джосс. – Живую женщину в любовницы.

Джосс яростно затрясла головой, разум ее продолжал биться о черную стену, отказывался сосредоточиться, но Натали лишь кивнула.

– Смиритесь с этим. Вам придется смириться с правдой.

– Нет никакой правды, не с чем мне смиряться. Все, что он сделал… – Она замолчала. Подвал. Глаза. Руки, прижимающие ее к груди. Черный бархат, а затем нагота. – Нет! – снова затрясла она головой. – Все, что он делал, возможно, так это приносил мне розы. – Она вздрогнула. Черная стена не исчезала. Последовала длинная пауза. Она чувствовала, что Натали смотрит на нее, но решительно отказывалась встретиться с ней взглядом.

Наконец, Натали заговорила:

– Так вот. – Она откашлялась. – Пойдемте. Нечего тянуть. – Она вытащила из кармана голубой шарф – шелковый, обратила внимание Джосс, – взяла фигурки и завернула их в него. Потом двинулась к калитке.

В церкви все еще горел свет. На пороге они остановились. Джосс решительно закрыла за собою дверь. Звук упавшей задвижки эхом пронесся по церкви и замер. Затаив дыхание, она смотрела, как Натали медленно идет по проходу к алтарю. Через несколько шагов она остановилась.

– Джосс? Следуйте со мной.

Джосс заставила себя сдвинуться с места. Ноги дрожали, но она шла за Натали.

– Сдвиньте коврик. – Натали стояла с одной стороны у хоров.

Джосс неохотно послушалась. Перед ними на полу в свете горящих огней, спрятанных за потолочными балками, сверкала бронзовая табличка. Казалось, от изображенной на ней фигурки исходит зловещий холод.

– Смотрите. – Натали показала кончиком ноги. – Все ее символы здесь. Крест вверх ногами. Сразу и не заметишь – это ведь с какой стороны смотреть. И эти кабаллистические знаки? Нам надо их разглядеть.

– Она и в самом деле была колдуньей, настоящей ведьмой, а не бедной женщиной, заигрывающей с магией, – заметила Джосс.

– Точно. Она и в самом деле была настоящей ведьмой. И, как мне кажется, очень умной. Ее, возможно, и подозревали, но никогда не ловили с поличным. Иначе как бы ее здесь похоронили?

– Король ей доверял…

– Не думаю. – Натали разматывала голубой шелковый шарф. Джосс заметила, что руки ее безудержно тряслись. – Он ведь ходил в латах, правильно?

– Не всегда. Иногда в бархатном плаще.

Холод теперь пронизывал их насквозь.

– Вы знаете, что надо делать? – тихо спросила Джосс. Она не сводила глаз с восковых фигурок. Шарф уже лежал на полу.

– Я собираюсь их благословить, а потом разъединить. Затем я растоплю фигурки…

– Нет! – Джосс схватила Натали за руку. – Вы не должны этого делать.

– Почему? – Натали не сводила с нее взгляда.

– Помогите им. Вы должны им помочь, не надо их уничтожать. Они и так достаточно настрадались.

– Он убивал, Джосс.

– Я знаю, знаю, что убивал. Но только потому, что оказался в этой ловушке. Пожалуйста, все зло идет от Маргарет, вы сами сказали. Не уничтожайте их. Мы должны найти способ им помочь.

Обе женщины смотрели на кукол в руках Натали.

– А если он убьет снова?

– Мы можем его остановить. Должен же быть способ. Ведь он не был злым.

Глаза. Голубые. Глаза, полные отчаяния, смотрящие на нее. Руки, обнимающие ее. Ледяные губы, прижавшиеся к ее устам…

– Джосс! Что с вами?

Кэтрин.

Стена в ее голове рассыпалась в пыль.

Он считал, что она – Кэтрин. Он даже не видел ее. Это Кэтрин он обнимал, Кэтрин целовал, ей он приносил розы. Ее мать, бабушка – скольких женщин в этом доме он преследовал, принимая каждую за Кэтрин? Ее трясло.

– Не надо их разъединять. – Она протянула руку. – Оставьте их вместе.

Натали положила фигурки на ее ладонь. Джосс молча наклонилась и подняла шарф. Бережно завернула в него кукол.

– Им здесь не место, – тихо произнесла она.

– Верно.

– Можем мы снять наложенное ею заклятие? – Джосс кивком показала на табличку, вмурованную в пол.

– Попытаться можем. – Натали долго стояла задумавшись. – Церковные ритуалы здесь бесполезны. Нам следует говорить с ней на языке, который она понимает. Играть в ее же игры.

– Колдовство? – Джосс покачала головой.

– Я бы предпочла назвать это сочувствующей магией. Мы должны разорвать связи, которые соединяют ее с ними и с этим местом. Нам надо найти кое-что, чем связать, и кое-что, чем разрезать.

– В ризнице. – Джосс колебалась, глядя на голубой сверток в своей руке, затем положила его на стул в ближайшем ряду. – Я взгляну.

Дверь была отперта. Она зажгла свет и огляделась. В одном углу в относительном порядке были сложены искусственные цветы, которыми украшали церковь. Церковная утварь находилась с другой стороны, у маленькой раковины, недалеко от запертого шкафа, в котором Джеймс Вуд хранил свои книги, сосуды, вино для Причастия и хлеб. Руки Джосс окоченели от холода. Она рылась на полках с цветами, двигая вазы. Наткнувшись на моток прочной проволоки, она стала оглядываться в поисках каких-нибудь ножниц. И нашла их среди мусора, оставшегося после празднования последнего Рождества.

– Вот. – Она протянула проволоку Натали. – Годится?

Натали попыталась найти конец проволоки.

– Так руки замерзли…

– Знаю. Но это только здесь, у могилы, так холодно. В остальной части церкви вполне терпимо.

Натали взглянула на нее.

– Это отток энергии. Она каким-то образом использует тепло. Вот так. – Натали отрезала пару футов проволоки. – Обмотайте этот конец вокруг кукол. А я постараюсь второй конец прикрепить к бронзе, уж не знаю, что у меня получится. – Она встала на колени, держа в пальцах конец проволоки. – Так все стерто. Люди по ней пятьсот лет ходили.

– Похоже, хуже ей от этого не стало, – сердито заметила Джосс. Проволока оказалась жесткой, сгибалась с трудом. – Ну вот, вроде должно держаться.

– Хорошо. Положите их сюда, на ступеньку, а я попытаюсь закрепить другой конец.

– Натали! – Положив кукол, Джосс взглянула в дальний конец церкви. – Посмотрите!

Там снова появился странный туман, сгущавшийся на уровне задних рядов. Он не был таким густым, как в прошлый раз, менее четким, но очертания можно было определить безошибочно.

– Она собирается появиться! – выдохнула Натали. – Милостивый Боже!

– Что нам делать? – Джосс схватилась за горло, где обычно висело маленькое распятие, и с ужасом вспомнила, что сама повесила его на шею Люка.

– Не бойтесь. Вообразите плотную стену света между ней и нами. Помните: она не может причинить вам вред, – быстро и негромко проговорила Натали. Она снова встала на колени, лихорадочно тыкая концом проволоки в бронзу, чтобы прикрепить проволоку к пластинке.

Она слышала, как тяжело и хрипло дышит Джосс.

– Мне их взять?

– Да, осторожно. Не тяните за проволоку, – хрипло произнесла Натали.

Джосс взяла фигурки и встала спиной к алтарю, вытянув вперед руку. Видение стало четче. Можно было легко различить женскую фигуру в длинной юбке на кринолине и в каком-то головном уборе.

– Стой! – Голос Натали внезапно обрел силу. – Ты в доме Господнем. Остановись, пока есть время.

Фигура не колебалась. Она приближалась, плыла к ним, не касаясь пола.

– Маргарет де Вер, во имя Иисуса Христа я приказываю тебе остановиться! – Натали подняла руку.

– Она вас не слышит, – прошептала Джосс. Постепенно становилось видным лицо женщины. На нем – никакого выражения. – Что нам делать?! – Джосс даже вскрикнула от страха.

– Она должна слышать нас, во всяком случае, чувствовать. Иначе зачем она сюда явилась? – Натали все еще возилась с проволокой. – Цепляйся же, черт побери. Цепляйся!

Фигура подплывала все ближе, с каждой секундой становясь все четче. Они уже могли видеть вышивку на ее платье, драгоценные камни на груди, ее головной убор с развевающейся вуалью и лицо. Сильное лицо с тяжелыми чертами, узкий рот, почти бесцветная кожа, глаза цвета зимнего моря открыты, невидящие и без всякого выражения.

– Мы спровоцировали ее появление своим вмешательством, – пробормотала Натали. – Нам надо как-то ее остановить. – Она еще раз толкнула проволоку, почти согнув ее, и каким-то чудом этот крючок зацепился за выпуклость в бронзе.

– Готово! – Она поднялась на ноги, держа в руке ножницы. – Маргарет де Вер, ты обвиняешься в колдовстве в этом святом месте. Ты сделала фигурки короля и своей дочери, и из-за твоих злобных чар они не могут успокоиться. Сейчас я обрежу проволоку, связывающую вас. Твоему влиянию придет конец. Твое время на земле истекло. Уходи отсюда и поищи покоя и света вдали от Белхеддона. Уходи!

Приложив ножницы к проволоке, она изо всех сил нажала.

– Нет! Нет! Нее-ет!

Заполнивший всю церковь крик исходил не от женщин и не от смутной фигуры, стоящей перед ними. Он возник в воздухе – из эха, из земли под их ногами.

Натали заколебалась, и ножницы соскользнули с проволоки.

– Не останавливайтесь! Режьте! – выкрикнула Джосс. – Быстро. Не медлите!

Натали обеими руками сжала ножницы и, приложив все силы, умудрилась перекусить проволоку. Более длинный кусок свернулся кольцом на бронзовой табличке, а второй отскочил к руке Джосс, в которой она держала сверток с куклами. – Она не сводила глаз с фигуры перед ними. Та уже находилась не более чем в десяти футах от них и продолжала надвигаться.

– Не получилось, – выдохнула Джосс. – Натали, ничего не вышло.

Фигура все придвигалась, и Джосс ощущала такой ледяной холод, что, казалось, стало невозможно дышать.

– Натали! – Она уже кричала. Прижавшись к ряду стульев, Джосс пропустила фигуру, прошедшую в трех футах от нее, проплывшую над бронзовой табличкой, дальше, над ступенями, ведущими к алтарю и дальше, к восточной стене. Пройдя через нее, она исчезла.

– Бог ты мой! – Джосс взглянула на куклы в своей руке. Она их так сжала, что воск от ее тепла стал мягким. – Она ушла?

– Ушла. – Натали сидела в одном из рядов. Она была белее полотна.

– Это вы сделали?

– Не знаю. – Натали наклонилась и положила голову на руки – будто молилась. – Не знаю.

Некоторое время они просидели, отходя от пережитого стресса, потом Джосс предложила:

– Давайте вернемся в дом.

Натали подняла голову.

– А что будем с куклами делать?

– Мне кажется, их следует похоронить. Вместе. Вставайте, пора идти. – Джосс ногой поправила коврик. – Я выключу свет. Мне не хочется здесь оставаться.

Они обе все еще дрожали от страха, когда выходили из церкви и закрывали за собой дверь. Куклы, снова завернутые в шарф, были зажаты в руке Джосс.

– Давайте вернемся в дом. Мне слишком холодно, даже думать не могу. Нам нужна лопата.

Они поспешно двинулись к дому, стараясь не слишком вымокнуть под дождем, который все не унимался. Джосс положила сверток на кухонный стол. Они могли чувствовать тяжелый запах меда, исходящий от него.

– Как насчет мальчиков – Джорджи и Сэмми? Они тоже ушли?

Натали буквально свалилась на стул. Она дико устала.

– Не знаю.

– Вы не знаете очень многого.

– Уж извините, Джосс.

Джосс энергично терла руки о пальто.

– Нет, это мне следует извиниться. Вы мне помогали, а я еще высказываю неблагодарность. – Она взглянула на шелковый сверток. – Бедняги. Надеюсь, они теперь свободны. – Закусив губу, она помолчала. – Есть только один способ узнать. Я поднимусь наверх.

– Я пойду с вами.

– Нет. – Джосс мгновение колебалась. – Нет. Это я должна сделать сама. Натали, побудьте здесь. Если я закричу, то… Ладно? – Она покачала головой. – Я никогда его не звала, то есть не призывала. Но думаю, если он до сих пор там, он придет.

Голубые глаза были добрыми, полными любви.

– А также Сэм и Джорджи, Джосс. Они всегда приходят, когда их зовут.

Женщины печально взглянули друг на друга. Джосс осторожно положила кукол в ящик шкафа.

– Ненадолго. Пока мы не сможем их похоронить. – Она глубоко вздохнула, явно собираясь с силами, и улыбнулась Натали. – Пожелайте мне удачи.

 

43

У лестницы Джосс остановилась, положив руку на перила, и посмотрела наверх. Лестничная площадка, как всегда, находилась в глубокой тени. Свет не проникал туда даже в самые солнечные дни. Внимательно прислушиваясь, она поставила ногу на первую ступеньку.

– Эдуард! – позвала она негромко. Вышло хрипло и еле слышно. – Эдуард, сир, ваше высочество… ваше величество! – Как обращаться к королю, умершему пятьсот лет назад?

Сжав кулаки, Джосс начала медленно подниматься по лестнице, постоянно напряженно вглядываясь и вслушиваясь.

– Вы там? Сэмми? Джорджи?

Она добралась до площадки и огляделась. Никого. Дверь в ее с Люком спальню приоткрыта. Она осторожно направилась к ней, сознательно обходя скрипучие половицы у комода, на котором стоял подсвечник.

– Здесь кто-нибудь есть? Джорджи? Сэмми?

Мальчики, ее братья, – они маленькие, с ними она справится. Вытянув руку, она толкнула дверь в свою спальню и заглянула. Шторы наполовину задернуты, так что в комнате совсем темно. Снаружи по стеклам стекали потоки дождя, иногда ударяя в окна с удвоенной силой.

Она любила эту комнату: красивая, со вкусом обставленная, полная исторических воспоминаний, и все-таки очень уютная. Она увидела в углу брошенного Томом плюшевого медведя, вывернутый наизнанку свитер Люка на полу и ласково улыбнулась.

Подойдя к кровати, положила руку на столбик. Темный резной дуб казался теплым на ощупь, и она погладила его.

– Это было здесь? Вы лежали здесь вместе? – Она говорила не оглядываясь. – Ее больше нет, милорд. Никто не может занять ее место, здесь, во всяком случае. Вы принадлежите друг другу в ином мире.

Отпустив кроватный столбик, она двинулась к краю кровати, проводя пальцами по вышитому покрывалу.

– Я собираюсь похоронить восковые фигурки, сделанные Маргарет, в розарии около озера. – Она печально улыбнулась. – Я найду белую розу, розу Йорка, и положу ее туда, чтобы вы могли успокоиться.

Она вздрогнула, заслышав внезапный звук в углу комнаты. Сквозняк пошевелил штору, и она столкнула на пол маленькую деревянную машинку. Джосс подошла и подняла ее.

– Джорджи? Сэмми?

Никто не ответил.

Она медленно повернулась. Ладони вспотели. Волосы на шее стояли дыбом. Что-то в комнате изменилось.

Он стоял у первого окна.

Джосс затаила дыхание. Живот подвело от страха. Он был высокого роста, очень высокого. Подойдя ближе, она могла разглядеть седеющие волосы, беспокойные узкие глаза, сильный подбородок, широкие плечи, накрытые плащом, а под ним латы – мужчина опасался, что его могут убить в этом доме, доме его любовницы.

Он подходил ближе. Внезапно Джосс охватил ужас. Она вызвала его, а теперь знала, что не сумеет совладать с ним.

– Пожалуйста, – пробормотала она, – пожалуйста, не надо!

И снова аромат роз. Он подходил все ближе.

– Я не Кэтрин, – в отчаянии зашептала она. – Пожалуйста, выслушайте меня. Я не Кэтрин. Кэтрин больше нет. Она умерла. Пожалуйста, пожалуйста, не вредите мне. Не трогайте моих детей и Люка, пожалуйста…

Она сделала шаг назад и уперлась в кровать.

– Пожалуйста. Мы разорвали связь. Ваша любовь была проклята. Это все было злом. Виновата Маргарет. Она связала вас вместе и привязала к этому дому с помощью магии, но мы вас освободили. Вы можете уйти. – Она протянула к нему руки. – Пожалуйста, уходите.

Он остановился, несколько секунд наблюдал за ней, потом поднял руку. Она отпрянула, жалобно заскулив, но кровать мешала ей, и его пальцы коснулись ее щеки. Как прикосновение холодных, мокрых листьев.

Кэтрин…

Его губы не шевелились, но она услышала имя у себя в голове.

– Я не Кэтрин, – зарыдала она. Сгибаясь назад, она пыталась отодвинуться как можно дальше. – Пожалуйста. Я не Кэтрин!

Кэтрин…

Она распорядилась, чтобы за ним послали.

Лежа на высокой кровати, она мучилась от схваток и молила, потом требовала, потом кричала, чтобы позвали его.

Это ее мать велела им подождать, она запретила им ехать.

Живот ее семнадцатилетней дочери раздулся, она рожала дитя короля. Маргарет улыбалась, кивала и наблюдала. Отвращение дочери и ее паника казались ей вполне обычным делом. Когда ее сосунок-муж был удален, – и как все просто вышло, она задула его, как свечу, – дочери требовалось только время, чтобы привыкнуть к своему королю-любовнику, человеку, чья удивительно привлекательная внешность в молодости сменилась полнотой в более зрелые годы; человеку, который когда-то был так обворожителен, что ни одна женщина в Англии не могла устоять перед ним, и который сейчас был настолько порабощен ею, что не мог отказать матери своей любовницы ни в чем, что бы ей ни вздумалось попросить.

Стоя у постели и глядя на дочь, которую обхаживали две перепуганные акушерки, она снова улыбнулась и твердо покачала головой.

Хотя он находился всего в нескольких милях от дома, звать его сейчас было нельзя. Он не должен видеть Кэтрин в таком состоянии. Она была безобразна, от нее воняло, она визжала и рвала простыни, выкрикивала ругательства, которые подошли бы лишь лондонскому кабаку и которые звучали ужасно, срываясь с губ семнадцатилетней девушки благородного воспитания.

Пусть ребенок родится, дочка, маленькое очаровательное сокровище, которое завоюет любовь своего отца, вот тогда он может приехать. Вот тогда он сможет осыпать Кэтрин – вымытую, отдохнувшую и пахнущую сладкой розовой водой и духами – золотом и драгоценностями, прекрасными шелками и дарить ребенку погремушки из слоновой кости и коралловые бусы.

Кэтрин!

– Нет! – Джосс отодвинулась от него, насколько позволяла постель, перекатилась через нее, потом упала на пол. Их разделяла кровать.

– Я не Кэтрин! Разве вы не видите? Кэтрин умерла! Вы тоже мертвы! – Она отчаянно рыдала. – Пожалуйста. Связь разорвана. Заклинание Маргарет разрушено, все кончено, вы, наконец, свободны. Разве вы не видите? Все кончено!

Он больше не двигался. Стоял неподвижно и смотрел на нее или сквозь нее, потом положил руку на пояс, и она впервые осознала, что под длинным плащом у него меч. Он бесшумно вынул его из ножен.

– Нет! – крикнула она. – Ради Бога, нет! Разве вы меня не слышите? Пожалуйста… – Она попятилась от кровати к окну, выходившему в сад, осторожно, шаг за шагом, а внутри все сжималось от ужаса. – Пожалуйста…

– Значит великий король, солнце Йорка, пугает женщину мечом? – Голос Натали, раздавшийся из дверей, дрожал от страха. – Собираетесь убить ее? Вы хотите перерезать горло женщине, которая носит ребенка? Вашего ребенка!

Она проигнорировала вскрик Джосс.

– Уберите меч. У вас здесь больше нет врагов. И места вам здесь больше нет. Ваше время вышло!

Джосс прижалась спиной к стене, скрестив руки на груди, и вдруг почувствовала, что ноги ее больше не держат. Всхлипнув, она опустилась на колени.

Натали вошла в комнату.

– Уберите свой меч. Вы не можете ничего ей сделать. Она для вас ничто – разве вы не видите? Она из другого мира. Отпустите ее. Дайте ей и ее семье спокойно жить. Вы должны покинуть Белхеддон. Время настало. Время уходить.

Кончик меча задрожал и медленно начал опускаться. Джосс смотрела как завороженная. Все выглядело таким реальным. Она различала блеск металла, когда рука с мечом опустилась.

Кэтрин.

– Кэтрин ждет вас. – Неожиданно голос Натали стал мягким. – Пусть ваш ребенок живет. Я о ней позабочусь.

Они следили за лицом короля. В каждой складке и морщине таились боль и гнев. Они также легко различали отороченную бархатом рубашку под латами и шнур, удерживающий плащ.

– Позвольте ему уйти, Джосс, – пробормотала Натали. – Освободите его.

– Что вы хотите этим сказать? – Джосс все никак не могла оторвать глаз от стоящей перед ней фигуры.

Он протянул к ней руки, на указательном пальце сверкнул огромный рубин.

– Дайте ему свое благословение и любовь…

– Любовь! – Джосс отшатнулась.

– Это поможет ему уйти. Отошлите его в любви и мире.

– А как же те, кого он убил? – Она невольно подняла на него глаза. Гнев ушел из его взора, но боль осталась.

– Они тоже освободятся. Любовь лечит, Джосс. Любовь и прощение. Вы сейчас выступаете от имени всех – вашей матери, бабушки, ее матери и всех женщин, поколения которых жили в этом доме.

– А как насчет мужчин? И детей, которые умерли?

Он медленно качал головой из стороны в сторону.

Кэтрин.

– Вы не можете говорить от их имени. Они должны говорить сами за себя. Если мы наполним дом любовью, мы поможем им.

Кэтрин.

Джосс тряхнула головой. Она слышала это имя, оно давило ей на барабанные перепонки, это имя женщины, которую он любил. Кэтрин.

– Что такое? – Она вдруг заговорила с ним снова. – Что вы хотите сказать?

В комнате становилось все темнее, шум дождя за окном громче. На мгновение она отвлеклась. Последовало почти неуловимое движение, и он исчез.

Джосс некоторое время смотрела на то место, где он только что стоял, потом круто повернулась. Натали находилась в нескольких шагах от нее, и они долго смотрели друг на друга.

– Что случилось? – Джосс села на постель. Ее трясло.

Натали пожала плечами.

– Что-то произошло в том мире, где он обитает. Всплеск энергии или что-то еще. – Она села на кровать рядом с Джосс и закрыла лицо руками. – Мы почти сделали это. Мы сумели привлечь его внимание, по крайней мере вы. Он слушал.

– Он пытался нам что-то сказать, – перебила Джосс. Сверху донесся детский смех. – Ох нет, я этого не вынесу.

Натали взяла ее за руку.

– Они-то хоть счастливы, Джосс.

Джосс покачала головой. Соскользнув с постели, она кинулась к двери.

– Джорджи! Сэмми! Где вы? – Собрав последние силы, она поднялась по лестнице и распахнула первую дверь пустого чердака. – Где вы? – По лицу ее текли слезы.

В комнате стоял лютый холод. В тишине четко слышалась дробь дождя по стеклу.

– Джорджи? Сэмми?

Натали тоже поднялась и остановилась на пороге.

Крышу потряс сильный порыв ветра, и они обе вдруг услышали вдалеке детский голос, напевавший:

Там-там-та-там-та-там-там-там...

Джосс вытерла нос рукавом и беспомощно огляделась. Звук доносился издалека, перекрываемый воем ветра.

Там-там-та-там-та-там-там-там...

Сейчас она слышала лучше, казалось, ребенок напевает прямо за дверью. Окоченевшими руками она попыталась открыть дверь. Звуки стали еще громче, еще четче.

Это была леди Кэтрин…

Песенка слышалась из следующей чердачной комнаты, даже ветер не мог ее заглушить.

Это была леди Кэтрин…

Это была леди Кэтрин…

Джосс медленно двигалась в направлении звуков. Теперь они доносились из последней комнаты. Грустный припев эхом отдавался в ее ушах, пока она возилась с ключом и открывала дверь. Стоило двери скрипнуть, как все смолкло.

Она огляделась.

– Где ты? – крикнула она. Слезы мешали ей что-нибудь рассмотреть.

– Джосс, – мягко произнесла Натали. – Пойдемте-ка вниз.

– Нет. – Она решительно тряхнула головой. – Нет, я должна их увидеть. Где они?

– Они не здесь, Джосс…

– Неправда. Они поют песенку о Кэтрин. Разве вы не слышите?

– Да, слышу. – Натали обняла Джосс за плечи. – Пойдемте вниз. Если им захочется нам что-то сказать, они скажут.

Джосс всхлипнула. Она так и не перестала дрожать.

– Мне с этим не справиться.

– Обязательно справитесь. У вас все прекрасно получается. – Пойдемте вниз, в тепло, там и поговорим. – Нэт наконец удалось развернуть Джосс и почти довести ее до двери.

Это была леди Кэтрин...

Когда они дошли до лестницы, издалека эхом, под завывания ветра и шум дождя, донеслась эта незатейливая песенка.

Натали сжала руку Джосс.

– Не обращайте внимания. Они придут, если захотят. – Она привела ее в спальню и зажгла настольную лампу. Тогда она и разглядела, каким покрасневшим и распухшим от слез стало лицо Джосс.

Джосс обхватила себя руками.

– Вы сказали, что я беременна, – прошептала она. – Что у меня родится дочь…

– Я говорила образно, Джосс, – с напускным спокойствием сказала Натали.

– Это все Люк. Я вспомнила. Мы занимались любовью в ванной комнате. Вот тогда это, наверное, и случилось…

– Ну, разумеется.

– Это не может быть его ребенок! – Она махнула рукой в сторону пустоты около кровати, где недавно стоял Эдуард. – Это же немыслимо. Не может быть. Даже думать непристойно.

– Джосс, я говорила в переносном смысле…

– Вы хотите сказать, что он занимался со мной любовью в погребе, – перебила Джосс, не обращая внимания на ее слова. – Он меня обнял, поцеловал, прижал к себе. Мне кажется, я потеряла сознание… Не помню, что было дальше.

Его глаза. Она помнила его глаза, совсем близко от своего лица, и любовь и сочувствие в этих глазах, потом черный бархат, касание его рук, теплых, требовательных…

– Он мог сделать все, что угодно…

– Джосс, успокойтесь. Не мог он сделать все, что угодно. У него нет тела, настоящего тела.

– Предположим, он так же поступил с моей мамой. Предположим, что он изнасиловал мою мать! – Она захлебывалась словами, совсем потеряв контроль над собой. – Допустим…

Прости Джоселин, но я больше не могу противиться желаниям твоего отца, у меня не осталось сил. Я покидаю Белхеддон со всеми его благодеяниями и проклятиями, но он позволит мне скрыться, только если я сдамся. Он хочет, чтобы Белхеддон принадлежал тебе, и я не смею ослушаться. Если ты читаешь это письмо, значит, он своего добился.

– Допустим, что он – мой отец! – Она в шоке смотрела на Натали.

– Нет, Джосс. Даже не думайте…

– Женщины этого дома, все они – Лаура, Лидия, Мэри Сара – все они. Он спал с ними со всеми! – Джосс внезапно села, крепко обняв себя руками. – Моя мать знала. Именно поэтому она и отдала меня. Она пыталась разрушить эти чары! Спасти меня! Но не смогла. Он ей не позволил!

– Чары были очень мощными, Джосс. Настоящими. – Натали опустилась перед ней на колени и взяла ее холодные руки в свои. – Но мы их разрушим, – тихо продолжала она. – Половину дела мы уже сделали. И Белхеддон снова станет спокойным и счастливым домом. – Она улыбнулась. – Я обещаю. Мы можем это сделать. Вы можете это сделать.

– Другие не смогли, – прошептала Джосс. Ее губы пересохли и потрескались.

– Другие не знали, как это сделать. Мы знаем. Сейчас самое время, и вы не одиноки, как ваша матушка. Вы можете это сделать, Джосс. – Натали, не мигая, смотрела на Джосс большими серыми глазами. – Вы можете.

– Но как?

– Надо снова позвать его. – Натали пыталась передать этой женщине часть своей силы. – Мы должны вызвать его и освободить, причем так, чтобы ему никогда не захотелось вернуться.

Джосс закусила губу.

– Он похоронен в Виндзоре, в часовне Святого Георгия. Я узнавала, – медленно сказала она.

– Его тело, возможно, – решительно возразила Натали. – И когда все кончится, вы, если захотите, можете съездить и навестить его могилу. Но дух его находится в Белхеддоне. – Она встала и отошла к окну. Дождь поливал сад, озеро, траву. Она заметила вспышку на горизонте. – Гроза собирается. – Она повернулась. – Джосс, нам нужно вызвать Кэтрин.

Позовите его! Ради Бога и Святой Богородицы, позовите его! – Во рту у нее пересохло, она кричала, но ее было еле слышно. – Пусть посмотрит, что он со мной сделал!

– Тише, милая, не трать зря силы!

Старушка, которая когда-то была ее нянькой, вытерла ей лицо куском льняного полотна, смоченного в розовой воде, ласково отвела с лица мокрые, слипшиеся волосы. Взглянула на Маргарет.

– Вы должны послать за ним, миледи. Немедленно. – В ее глазах ясно читалось: пошлите сейчас, иначе будет поздно. Ваша дочь умирает.

Маргарет прикрыла глаза и отвернулась. Чары были сильными. Они сработали. Не подведут и на этот раз. Король попался в ловушку; его дочь, которая будет ублажать его еще долго после того, как ее мать перестанет его привлекать, вот-вот родится.

Она улыбнулась и отошла к буфету. Налила чашку вина, отпила глоток и вернулась к постели.

– Выпей, детка. Выпей. Это придаст тебе силы. – Приподняв голову Кэтрин, она поднесла чашку к ее губам, затем аккуратно вытерла их белой салфеткой. – Ну вот. Теперь отдохни. – Она наклонилась и прижалась губами к уху дочери. – Помни искусство твоей матери. У тебя моя сила и моя власть, и через меня сила, которая спит сейчас в земле под этим домом. С ее помощью ты можешь делать все, что пожелаешь.

Последние слова она торжественно прошипела. Ее дочь, у которой снова начались схватки, нашла ее руку и дико закричала.

– Как мы ее вызовем? – Джосс смотрела в пол. Слегка покачала головой, стараясь заглушить звуки – голоса, звучащие в ушах, которые она не могла разобрать.

– Можно попробовать по имени.

– Здесь?

– Почему бы нет? Подозреваю, эта комната всегда была главной спальней. Они могли именно здесь заниматься любовью. Может быть, на этой самой кровати.

Они долго молчали.

– Не думаю, что мне по силам пойти дальше. – Джосс устало потерла глаза.

– Нет, вы сможете, я обещаю. – Натали подошла и снова опустилась перед ней на колени. – Подумайте о своих мальчиках. Надо сделать это для них.

Джосс глубоко вздохнула. За окном снова сверкала молния.

– Да, я могу сделать это для них.

Ее глаза, казалось, застилала красная пелена. Под ее бедрами простыни и матрац пропитались кровью, которая капала на расстеленную солому. За красной пеленой – мрак.

Сила.

Призови силу.

Помни слова, которые выкрикивала ее мать в темном подвале под холлом, где не горела ни одна свеча, слова, которые призывали силы тьмы из самых глубин земли.

Отпрянув от женщины на постели, которая всего несколько секунд назад была ее дитем, старая нянька уставилась в населявшие комнату тени.

Слуги, собравшиеся в спальне, с ужасом наблюдали происходящее.

– Ты, – она поймала за рукав слугу, который вместе с другими мужчинами пытался выскользнуть из комнаты, – позови священника и потом поезжай за королем. Нигде не останавливайся, иначе он опоздает.

– Но леди Маргарет сказала… – Лицо парнишки побелело от ужаса, вызванного тем, что он видел и слышал.

– Сейчас не время слушаться леди Маргарет. В доме сейчас главная Кэтрин, ей надо повиноваться.

Он кивнул и, бросив последний взгляд на постель, выскользнул из комнаты.

Некоторое время она то теряла сознание, то снова приходила в себя, затем ее тело начало медленно напрягаться, готовясь к последней попытке избавиться от того, что ее убивало.

Глаза широко открылись, и она вцепилась в руку женщины – единственной, у кого хватило смелости оставаться рядом.

За ними священник простер руки, перекрестил ее и начал читать молитву, должную принести покой.

– Per istam sanctam unctionem indulgeat tibi Dominus quidquid deliquisti…

– Прекрати! – закричала она. – Если Господь не в состоянии мне помочь, тогда поможет дьявол. Тот дьявол, которого моя мать призвала, чтобы наблюдать за рождением моей дочери. – Она приподнялась, сделав последнее усилие. – Уходи! Уходи, священник! Ты мне не нужен. Если я умру, меня похоронят в земле дьявола. Убирайся! – Ее голос перешел на визг.

– Ложитесь, миледи, ложитесь. Маленький уже почти родился.

Акушерки давно сбежали, осталась только ее старая нянька, которая толкнула ее на подушки и, покопавшись в окровавленных простынях, достала оттуда полуживого младенца.

– Это мальчик, миледи, – прошептала она. – Маленький мальчик.

– Нет! – Маргарет оттолкнула ее в сторону. – Не может этого быть!

– Мальчик, миледи, такой славный.

Нянька занялась полотенцами, которые висели у камина, обтерла маленькое холодное тельце, пытаясь вдохнуть в него жизнь. За ее спиной лежала Кэтрин, ее собственная жизнь вытекала из нее.

– Посмотри, радость моя, посмотри на свое дитя. – Нянька туго перепеленала младенца и попыталась вложить его в руки Кэтрин.

Та открыла глаза.

– Нет, – прошептала она. – Нет! Нет! – Последние свои слова она прокричала: – Проклинаю человека, который сделал мне этого ребенка! Проклинаю своего сына! Он отнял у меня жизнь. Я проклинаю этого ребенка – ребенка дьявола – и я проклинаю свою мать за ее колдовство.

По ее лицу текли жгучие слезы.

– Я хотела жить!

– Я хотела жить! Вечно!

Это была леди Кэтрин!

В комнате неожиданно зазвучал детский голосок.

Это была леди Кэтрин!

– Джорджи! – Джосс встала и глубоко вздохнула. – Джорджи, я хочу тебя видеть!

Он был темненький, с россыпью веснушек на носу. Он стоял у двери и казался очень маленьким, неуверенная тень среди других теней. Он улыбнулся Джосс, и она ответила ему улыбкой.

– Вы с Сэмми хотите попасть на небеса, Джорджи? Чтобы быть с вашей мамой? – Выяснилось, что она может говорить довольно внятно.

Казалось, он не слышит. Он смотрел мимо нее на окно.

– Это была леди Кэтрин! – пропел он еще раз, но более хрипло.

– Нам надо ее позвать, Джорджи? Нам позвать сюда леди Кэтрин? – спросила она, но мальчик уже исчез.

В окне снова сверкнула молния, и раздался такой глухой, рокочущий удар грома, что лампы мигнули.

– Я боюсь.

– Я тоже. И Джорджи. Эта песня. Он пытался нас предупредить.

– Насчет чего? Что мы все неправильно поняли? Что убийца – Кэтрин? – Джосс все еще стояла у кровати, уставившись на старое вышитое покрывало, как будто надеялась найти ответ в поблекшем рисунке.

– Не думаю, что она похоронена в церкви, Джосс. Не думаю, что ее можно было похоронить в освященной земле.

– Но не здесь же! Или вы хотите сказать, что она где-то здесь?

Они молча смотрели друг на друга. Первой прервала молчание Джосс.

– Она под погребом, верно? Господи, что же нам делать?

– Нам надо ее вызвать.

– Там, внизу? В погребе? – Джосс перевела дыхание. – Правильно, это лучше всего. Я не хочу видеть ее здесь. Господи, Нэтти, что же нам делать?

– Пошли. – Натали взяла ее за руку. – Давайте доведем дело до конца.

– А Эдуард тоже пойдет вниз? Он нам нужен. Ведь убивала Кэтрин. Он никогда никому не причинял вреда. Он никогда не обижал Тома или Нэда, во всяком случае, умышленно. Он их носил. Прятал. Он прятал их от нее. – Джосс уже с трудом выдерживала напряжение.

– Мы этого не знаем, Джосс. Нам следует быть осторожными. Вот и все. Осторожными и бдительными.

Натали сжала губы и пошла к лестнице. На верхней ступеньке лежала белая роза. Джосс остановилась и подняла ее. Всмотрелась в темноту внизу.

– Помогите нам, – прошептала она. – Помогите нам помочь ей.

Это была леди Кэтрин!

Это была леди Кэтрин!

Высокий голос был еле слышен, доносясь эхом откуда-то с чердака.

Она набрала полную грудь воздуха и с розой в руке начала спускаться по лестнице.

 

44

– Мы не можем здесь больше ждать. Нам надо вернуться туда. – Люк смотрел в окно кухни Джанет. Джанет вместе с Лин делали бутерброды, намазывая клубничный джем на толстые куски хлеба домашней выпечки. – Что мы, черт побери, знаем об этой женщине? Она вполне может оказаться мошенницей. Или еще хуже.

Дэвид не стал затруднять себя вопросом, что он имеет в виду под выражением «или еще хуже». Он очень беспокоился. Там, на террасе в Белхеддон-Холле, на него подействовала спокойная уверенность Натали. Он поверил, что здесь действительно что-то мистически женское, во что мужчины не должны вмешиваться, что-то таинственное и неосязаемое, вроде лунного света над озером, что-то, рожденное тысячелетиями женских тайн. Но теперь он волновался. Если Маргарет де Вер была практикующей колдуньей, не просто ведьмой с травами, лечением и восковыми фигурками для снятия порчи и проклятий, она могла оказаться слишком сильной, и что тогда?

Джанет положила на стол нож.

– Если Лин останется с детьми, я бы пошла с вами.

Все повернулись к Лин, которая пожала плечами.

– Не возражаю. Мне туда возвращаться не хочется. – Она взглянула на Дэвида и вздохнула. Когда она его в первый раз увидела, он ей так понравился. Он был таким привлекательным, но теперь… Даже у Люка хватает здравого смысла во все это не верить. Дэвид в конечном итоге оказался таким же невротиком, как и Джосс.

Лин следила из окна, как они все садились в машину Джанет, потом повернулась к Тому, который с аппетитом уминал бутерброд, сидя на резном стуле и вытянув ноги перед собой.

Он взглянул на нее и одарил перепачканной джемом улыбкой.

– Железный дядя сердится, – заметил он.

– Том, пора тебе забыть о железном дяде, – сказала она, подвигая к себе чашку с давно остывшим чаем. – Твоя мама считает, что он есть, хотя мы-то с тобой знаем, что ты все придумал, верно?

За их спинами Нэд весело рассмеялся от удовольствия. Он забыл про связку ярких пластмассовых ключей, с которыми играл на ковре, и тянулся к белому цветку, который откуда-то появился перед ним. Начал отрывать лепесток за лепестком. Том внимательно наблюдал.

– Нэд намусорил, – заявил он, обращаясь к Лин.

Она оглянулась и вскрикнула. Упав на колени, она отобрала у ребенка цветок и уставилась на него. Он был холодным и влажным, каждый лепесток идеальным, без единого изъяна. Она мгновение смотрела на розу, потом собрала оторванные лепестки и с содроганием выбросила все в мусорное ведро. Нэд, сидевший за ее спиной, заплакал.

В доме было темно. Открыв дверь черного хода, они заглянули в кухню. Люк дотянулся до выключателя, щелкнул им несколько раз.

Свет так и не зажегся.

– Наверное, снова короткое замыкание. – Он на ощупь пошел к буфету. – Где-то здесь должен быть фонарик. – Не найдя фонарика, он принялся искать свечи и спички, а Джанет вышла к машине за своим фонарем, который всегда лежал в бардачке машины. На пороге она глубоко вдохнула холодный вечерний воздух. Атмосфера в дома явно была ядовитой.

Все молчали, она передала фонарик Дэвиду. Открыв кухонную дверь, он выглянул в коридор. Потом оглянулся на Люка и слегка улыбнулся.

– Хозяин впереди?

Люк кивнул. Он начинал чувствовать себя очень неуютно.

– Справедливо. Давай фонарь. – Он протиснулся мимо и пошел к большому холлу. Они стояли молча, пока Люк не осветил фонарем все углы помещения, галерею, камин, стол и дверь на противоположной стороне.

– Где же они? – дрожащим голосом спросила Джанет.

– Наверное, наверху. – Люк направился в названном направлении, остальные за ним по пятам.

– Почему нигде не горит свет? – прошептала Джанет. – Мне это не нравится.

– Мне тоже, – мрачно согласился Дэвид. Он остановился, глядя на дверь подвала. Ключ торчал в замке. – Люк, – тихо позвал он Люка, который уже начал подниматься по лестнице. В голосе звучала тревога. Он посветил фонарем вниз. – Подвал, – показал он.

– Они там, внизу? – Люк почувствовал нарастающий страх. – Лучше взглянуть. – Он вышел вперед и взялся за ключ. Дверь оказалась открытой.

Толкнув ее, он уставился вниз, в темноту. Из погреба не доносилось ни звука.

Джимбо припарковал свою старенькую «кортину» у главных ворот как раз в тот момент, когда Люк и Дэвид ехали к дому. Долго сидел в машине и курил, постукивая пальцами по рулевому колесу. Он разрывался между страхом и любопытством, думая о том, что его сестра и Джосс сейчас одни в доме. Выбросив окурок из окна машины, он наклонился вперед и увидел, как задние огни «ауди» исчезли за кустами. В машине сидели трое. За рулем – миссис Гудиар, в этом он был относительно уверен. Значит, Лин осталась одна с детьми на ферме. Он еще минуту посидел, глубоко задумавшись, ощущая на лице холодный вечерний воздух из открытого окна машины. Наконец, он принял решение. Подняв стекло, он потянулся к ключу зажигания и повернул его. Ничего страшного, если он поедет и посмотрит, все ли в порядке с Лин и мальчиками. Если она там одна, то, может, компания ей не помешает. Если подумать, она вполне ничего, эта Лин.

Разворачивая машину, он смущенно ухмыльнулся: по правде говоря, он к ней неравнодушен.

На дороге за его машиной окурок светился с минуту ярким огоньком на мокром асфальте, потом зашипел и погас.

Когда потух свет, Джосс и Натали стояли около отверстия в стене, где они нашли восковые фигурки.

Прижавшись друг к другу, они всматривались в темноту, напрягая зрение и слух в борьбе с непроницаемым мраком, который, казалось, обволакивал их.

– Фонарь, – прошептала Натали. – Где фонарь?

– Не знаю.

– Спички?

– У меня их нет.

– Черт! – Нэт в порядке эксперимента вытянула вперед руку, отчасти боясь наткнуться на что-то или кого-то, но мрак оказался пустым.

– Она это нарочно сделала? – Джосс подошла еще ближе к Натали.

– Понятия не имею. Знаю только, что нам надо выбраться отсюда, починить предохранители или найти фонарь и свечи или еще что-то, и тогда вернуться сюда. – Она сделала осторожный шаг назад, держа Джосс за руку, другую руку она вытянула вперед. Повернулась в ту сторону, где, по ее мнению, находилась арка.

Джосс шла за ней.

– Сюда. Наверняка. Мы ведь дверь в погреб не закрывали, так что там должен быть хоть какой-то свет.

Движение воздуха за их спинами было настолько легким, что Джосс решила – ей показалось. Она остановилась, впившись пальцами в руку Натали, волосы на голове явственно шевелились.

Натали тоже остановилась. Обе молчали, внимательно прислушиваясь.

Джосс медленно повернулась. В углу погреба она разглядела что-то движущееся в темноте. От страха у нее перехватило дыхание.

– Будьте сильной, – прошептала Натали. – Мы должны победить.

Джосс остро ощущала огромный дом над ними – пустой и тихий. Ее охватила паника, все тело покрылось холодным потом. Ей даже показалось, что ноги вот-вот перестанут ее держать, но в этот момент почувствовала, как Натали берет ее за руку.

– Дышите глубоко. Укрепите себя светом, вообразите, что все вокруг вас, весь погреб наполнен светом, – прошептала Нэт. – Не позволяйте ей увидеть, что вы боитесь.

– Ей?

Теперь она уже могла ее видеть: смутные очертания женской фигуры, слабо светящиеся у дальней стены…

Это была леди Кэтрин…

Слова донеслись эхом, детская песенка, песенка маленького мальчика, затерявшегося в тени времени.

– Кэтрин? – Внезапно Джосс обрела голос. – Кэтрин, вы должны покинуть этот дом. Вы уже и так достаточно натворили. Многие люди заплатили за вашу боль. Вы должны остановиться!

Она ждала, смутно надеясь услышать ответ из темноты.

– Вам надо перейти к свету, к счастью, – продолжила Джосс. – Голос ее начал дрожать.

– Мы можем помочь вам, Кэтрин, – вмешалась Натали. Ее голос был сильным и ясным. – Мы пришли не за тем, чтобы обречь вас на муки ада. Мы хотим помочь вам обрести силу и уйти. Пожалуйста, позвольте вам помочь. – Глаза Нэт были закрыты, она мысленно видела ее – не сумасшедшую ведьму, а девушку, почти ребенка, сошедшую с ума от боли и печали, лишенную жизни матерью, снедаемой жадностью и амбициями, матерью, которую она ненавидела. Она видела девушку, убитую ребенком, которого она не хотела.

– Не обижайте больше детей, Кэтрин. Они не виноваты, – тихо продолжила Натали. – Их страх и агония не помогут вам. Пожалуйста, разрешите нам благословить вас. Разрешите нашей любви и силе помочь вам.

Все еще не открывая глаз, она сделала осторожный шаг в сторону стены погреба. Теперь Джосс только наблюдала. Сияющие контуры фигуры стали четче. Она уже видела перед собой худенькую, невысокую девушку.

– Вас здесь похоронили, Кэтрин? Вы лежите здесь? – Натали отпустила руку Джосс и протянула свою в сторону, где, по ее ощущениям, стояла девушка. – Хотите, мы перенесем ваши останки? Хотите, похороним вас в саду? Или на церковном кладбище?

Они обе почувствовали движение воздуха и растущий холод.

– Значит, в саду. Под солнцем и лунным светом, – продолжала Натали. – Мы можем это для вас сделать, Кэтрин. Только покажите, где они вас похоронили.

Наступило долгое тяжелое молчание.

Ничего не выйдет, подумала Джосс. Она не скажет. Атмосфера была удушающей. Казалось, в погребе нет воздуха. Постепенно становилось все холоднее, но Джосс ощущала волну жара. Подняла руку к вороту свитера и потрогала шею. Пот показался ей ледяным.

– Где вы лежите, Кэтрин? – снова спросила Натали. – Вы должны подать знак. Показать, чего вы хотите.

Это была леди Кэтрин…

Джосс с трудом слышала голос Джорджи.

Это была леди Кэтрин…

Что-то упало, разбив тишину. Покатилось по полу, подобно камешкам. Еще раз – и снова тишина.

Свет в углу погреба становился все более слабым, и через несколько секунд пропал совсем.

Женщины не шевелились. Джосс снова ухватилась за Натали.

– Она ушла? – наконец прошептала она.

– Ушла.

Натали круто повернулась, услышав голоса за спиной и скрип открываемой двери погреба. Затем увидела яркий луч фонаря.

– Джосс? Натали? – Это был голос Люка.

С помощью фонаря они легко нашли знак, оставленный Кэтрин. Россыпь камешков в форме креста лежала на одной из плит в углу. Они стояли кружком и смотрели на крест.

– Что теперь делаем? – Люк держал большой фонарь, хорошо освещавший плиту. Весь его скептицизм улетучился.

– Мы должны сдержать обещание. Выкопать ее и перезахоронить в саду, – твердо сказала Джосс.

– А как насчет полиции и всего прочего?

– Какое им дело? – Она положила руки на плечи мужа. – Это касается только Белхеддона. Никого другого. Кэтрин принадлежит этому дому. Она не хочет быть похороненной на церковном кладбище, ей больше по душе сад. Мы тихо перезахороним ее с нашей любовью и благословением.

– Эта женщина убила твоих братьев, Джосс.

– Знаю. – Джосс глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. – Она так несчастна, Люк. Потеряна. Не верю, что она была злой по натуре. Ей было слишком больно, она не осознавала, что делает. Мне кажется, мы можем ей помочь и сделать Белхеддон безопасным для детей. Наших детей.

Он пожал плечами.

– Ладно. Давайте тогда не тянуть. Я пошел за ломом.

Сначала они починили предохранители, и, когда снова спустились в погреб, там было светло. Они принесли с собой лом и лопату.

– Ты ведь понимаешь, что все может оказаться пустой тратой времени. – Люк огляделся. В освещенном погребе он чувствовал себя увереннее. – Мы будем копать, повинуясь интуиции и указанию привидения, которое вполне могло быть плодом вашего воображения.

Джосс терпеливо улыбнулась.

– Нам никак не удается тебя убедить, верно? Ты только копай.

– Ладно. – Люк пожал плечами. Он ломом подцепил плиту и попытался поднять ее. По очереди с Дэвидом им удалось выворотить четыре плиты. Потом решили немного отдохнуть. Джанет в какой-то момент вышла из подвала, где Джосс и Натали, не отрываясь, наблюдали за ходом работ, и вернулась с графином домашнего лимонада, приготовленного Лин, и стаканами.

– Отдохните немного, – предложила она, ставя поднос на землю. Они встали в кружок, выпили по стакану лимонада в напряженной тишине, не отрывая глаз от песчаной земли.

Люк первым поставил свой стакан. Он и отпил-то всего глоток.

– Давайте покончим с этим. – Он взял лопату и начал копать.

– Аккуратнее, Люк. Мы ведь не знаем, был ли гроб. – Джосс положила руку ему на плечо. Он выпрямился, посмотрел на нее и кивнул.

– Правильно. Буду осторожнее.

Прошел час, а они ничего не нашли. Яма была уже около трех футов глубиной.

– Там ничего нет. – Люк отложил лопату и потянулся за своим стаканом.

– Есть. Ты уж прости меня, Люк, но придется покопать еще.

– Тут и шесть футов можно прокопать, – устало заметил Дэвид. Лицо его было испачкано землей.

– Может, спросишь ее, Натали? – Джанет сидела на старом ящике из-под вина. – На верном ли мы пути?

Натали выступила вперед.

– Кэтрин? – позвала она. – Кэтрин, ты ведь видишь, мы стараемся помочь, но мы должны знать, верное ли это место?

Они молча ждали. Джосс не отрывала глаз от дыры в стене, где они нашли фигурки. Натали же смотрела на место, куда Люк воткнул лопату.

– Она устала и отправилась спать. И думаю, мне стоит последовать ее примеру.

– Нет, нет, подожди. Давай еще немного покопаем. – Джосс села на корточки и взяла совок. Она сунула его в землю и услышала тихое звяканье металла. Звук воодушевил остальных. Они все повернулись к ней. Люк подошел ближе и встал на колени рядом.

– Что это было?

– Вот здесь. – Джосс подняла совок с песком и пропустила его сквозь пальцы. На ладони осталось маленькое золотое кольцо.

Джосс перевела дыхание.

– Это она подает знак.

Люк кивнул. Он поймал ее взгляд и печально улыбнулся. Теперь он действовал лопатой крайне осторожно, перенося землю на все растущий отвал.

Они нашли ее на метровой глубине. Гроба не было. Не было и одежды и плоти, только кости, лежащие на земле, оказавшейся значительно тверже, чем та, что они выкопали. Совком Люк снял сколько возможно земли с костей, не задевая их. Перед ними лежал скелет. На пальцах рук были еще два кольца, на шее – золотая цепь с подвеской из почерневшей эмали, лежавшая между тоненькими ребрами.

Это была ле-ди Кэт-рин…

Джосс встала на колени. Из глаз ее катились слезы.

– Бедная девочка! Такая маленькая…

– Как мы ее отсюда перенесем? – Дэвид положил руку на плечо Джосс.

Она пожала плечами и подняла к нему и Люку бледное, напряженное лицо.

– Сначала нужно выкопать новую могилу.

– Сегодня?

Джосс кивнула.

– Сегодня. Пока темно. Тогда утром ее согреет солнце.

Натали предложила остаться в подвале. Им всем казалось неприличным бросать кости так, на виду. Остальные отправились в сад с фонарями. Джосс уже мысленно определила подходящее место: за озером, где дикие розы свисали со старой перголы и солнечные часы отмечали прохождение времени.

Они вырыли могилу в старой клумбе, где земля была мягкой и холодной. Ноябрьская ночь выдалась туманной, ветер стих и даже дождь прекратился.

Джосс освободила резной ящик из кедра от письменного стола, где хранились старые ноты. Она положила туда свой большой шарф из ярко-красного шелка, потом встала на колени и достала из ямы череп. Остальные наблюдали. Она аккуратно выбрала из земли все кости и положила вместе с ними кольца, цепь и подвеску. Последними она поместила в ящик все еще завернутые в голубой шелк восковые фигурки и закрыла крышку.

Люк поднял ящик и медленно пошел с ним по ступеням.

В саду было сыро и холодно, и они продрогли, пока шли за ним по сырой траве под перголой к маленькой могиле. Запыхавшийся Люк поставил ящик рядом.

– Ты будешь что-нибудь говорить?

Джосс смотрела вниз.

– Не знаю, что и сказать. Не думаю, что ей нужны наши молитвы.

– Она хочет покоя, Джосс. Покоя и прощения, – тихо пробормотала Натали. – Тогда и все остальные здешние духи смогут успокоиться; мальчики, умершие в разные времена, их отцы, те несчастные, которых загнали в могилу ее боль и ненависть.

– И король, – Джосс встретилась с ней взглядом. – Как насчет короля?

– Мне кажется, он уже ушел, Джосс. Он ведь очень хорошо к вам относился, вспомните. – Она улыбнулась. Джосс знала, что она никогда и никому не расскажет, о чем они говорили с Эдуардом Английским, солнцем Йорка, который, будь он мужчиной, был бы отцом еще неродившегося ребенка Джосс и кто мог быть и ее отцом, и отцом ее матери и бабушки, и кто был, вместе с Кэтрин де Вер, ее предком по крови и происхождению.

– Жаль, что луны нет, – заметила Джосс, всматриваясь в темноту могилы.

– Сейчас выйдет, взгляните. – Джанет была единственной, кто смотрел в небо, где поднималась полная луна. Пока они наблюдали, луна нашла лазейку между облаками и на мгновение осветила сад.

Люк с Дэвидом опустили ящик в землю, а Джосс и Натали бросили по горсти земли. Подождали, пока луна еще раз осветила резную крышку, а когда снова наполз туман, Дэвид поднял лопату. Как только первая лопата земли посыпалась в могилу, они увидели на крышке букет белых роз.

Это была ле-ди Кэт-рин…

Приглушенный туманом голосок звучал из-за озера.

Это была ле-ди Кэт-рин…

Это была ле-ди Кэт-рин…

Каждый раз голосок звучал все дальше и дальше.

Они переглянулись.

– Мне будет их не хватать, – улыбнулась Джосс.

Натали покачала головой.

– Маленькие хулиганы, – сказала она. – Пусть идут к своей маме. В Белхеддоне должны жить только настоящие дети.

– Готово, Джосс. – Люк выровнял могилу лопатой. – Ты хочешь что-нибудь поставить сюда, чтобы отметить место?

Джосс медленно покачала головой.

– Не знаю. Может быть. – Она глубоко вздохнула. – Поверить не могу, что все действительно кончилось. Что больше нечего бояться.

– Бояться больше нечего, – твердо сказала Натали. Она взяла Джосс за холодную руку. – Пойдемте, уже пора. Оставим Кэтрин лунному свету.

Они медленно пошли по мокрой траве к дому. На террасе Джосс остановилась и оглянулась. В саду было тихо. Эхо исчезло навсегда.

«Дейли телеграф»

17 июля, 1995 года

У Люка и Джоселин Грант родилась дочь

(Элис Лаура Кэтрин), сестра Тома и Нэда.

«Санди таймс»

Сентябрь 1995 года

«Сын меча», роман Джоселин Грант

(Издательство «Хиббердс»)

Вполне зрелый роман, написанный живо и с юмором. Действие происходит в основном в доме автора в период войны Алой и Белой розы. Главные герои книги – Анна де Вер и Ричард Мортимер, которым приходится пройти через приключения и несчастья, но которые добиваются своего счастья. Роман читается на одном дыхании. Очень рекомендуем. Лично я с нетерпением жду следующей книги этого автора.

 

Заметки автора

Белхеддона, как такового, не существует. Не было и такой ветви семейства де Вер. В течение своей жизни король Эдуард IV имел много любовниц. Имена двух последних неизвестны. История Кэтрин де Вер, героини этого романа, полностью вымышлена. Обвинения в колдовстве при дворе Эдуарда предъявлялись как королеве, так и многим знатным придворным дамам, но что это было – политические интриги или истина, – решать читателю.

Как обычно, многие люди помогали мне в моей работе над романом. Мне хотелось бы особо отметить Джеймса Мейтленда из «Лей и Уиллер» (Колчестер) за его советы по поводу содержимого погреба в Белхеддоне (ошибки в названиях вин исключительно по моей вине), Джанет Хэнлон за ее помощь и Кэрол Блейк за ее упорные попытки удержать моих героев от излишнего пьянства. А также Рейчел Гор за ее редакторскую помощь в самые жаркие дни в Восточной Англии, каких, верно, не случалось со времен короля Эдуарда IV. Мне хотелось также поблагодарить моего сына Андриана за помощь в исследованиях и Питера Шеперда, доктора Роберта Брайнелла и моего сына Джонатана за помощь с компьютером, когда он ломался, зависал или просто выводил меня из себя.

Будь моя воля, я бы писала гусиным пером!