– Подарки, продукты, одеяла, грелки. Моя машина похожа на автобус Красного Креста, развозящий помощь страждущим. – На следующее утро Лин въехала во двор на своей старенькой малолитражке, доверху загруженной пакетами и коробками. – Мама с папой приедут в среду, а я решила тебе помочь. – Она робко улыбнулась Дэвиду. – Я собираюсь работать нянькой у Тома, чтобы Джосс могла писать свой потрясающий бестселлер!
– Рад это слышать. – Дэвид усмехнулся. Он встречался с младшей сестрой Джосс всего пару раз и находил ее резкой и, по правде говоря, слегка скучной. У сестер было совсем мало общего. Теперь он, разумеется, знал, в чем дело. Они вовсе не были сестрами.
Только часов в одиннадцать ему удалось выманить Джосс из дома под предлогом вероятности обнаружить какие-то еще имена в церковной Библии. Они начали с Сары Персивал.
– Я обратила на нее внимание, потому что табличка оказалась на редкость витиеватой, – объяснила Джосс. – Здесь должны быть таблички и постарше, – прошептала она. Они пошли вдоль ряда. – Вот, смотри, Мэри Сара Беннет умерла в тысяча девятьсот двадцатом году. Здесь лишь добавлено – из Белхеддон-Холла. Ни слова о ее исчезнувшем муже.
– Может быть, ей не хотелось, чтобы их хоронили рядом. – Дэвид без особого усердия вглядывался в темный угол на северной стороне, около двери. – Вон там интересная бронзовая табличка. В память Кэтрин… – Он прищурился. – Ее так часто драили, что я не могу разобрать фамилии. Надо бы побольше света. – Он подошел ближе и пытался обвести буквы пальцем. – Она умерла в тысяча четыреста – каком-то году.
Кэтрин…
Джосс вздрогнула, как будто ее ударили. Она стояла на ступеньках, ведущих в ризницу, разглядывая маленькую табличку на стене за аналоем. Она обернулась на слова Дэвида и увидела, как он поглаживает пальцами отполированную бронзу.
– Не трогай ее, Дэвид, – закричала Джосс, прежде чем успела что-либо подумать.
Он смущенно отошел.
– Но почему? Я же не хожу по могиле…
– Ты не слышал? – Она прижала пальцы к вискам.
– Что я должен был слышать? – Он отошел от стены и приблизился к ней. – Джосс? В чем дело?
– Кэтрин, – прошептала она.
Он скакал во весь опор, невзирая на летнюю жару, стремясь добраться к ней…
– Ты меня слышала, Джосс. Я прочел вслух ее имя. Вот смотри. Вон там высоко на стене, маленькая бронзовая табличка. На полочке перед ней – засохшие цветы.
Он скакал и скакал – посыльному потребовалось двое суток, чтобы доехать до него – может быть, он уже опоздал…
Вода в хрустальной вазочке позеленела и заплесневела. Джосс взглянула на нее.
– Надо принести свежие цветы. Бедняжки. Они так давно умерли. Никому нет дела…
Пена слетала с морды лошади, оставляя белые пятна на его плаще…
– Какие сейчас цветы, надо в магазин ехать, – заметил Дэвид. Он прошел ближе к хорам. – Ты блокнот захватила? Давай перепишем некоторые имена.
Джосс взяла вазочку и задумчиво посмотрела на нее.
– В деревне всегда есть цветы, надо только знать, где искать, – медленно сказала она. – Я принесу букет позже.
Он оглянулся на нее через плечо. Она казалась на редкость сосредоточенной.
– Не стоит ли поручить это цветочнице? – спросил Дэвид.
Джосс пожала плечами.
– Похоже, они тут не слишком усердствуют. Никто ее не заметил, вазочка так и стояла тут в тени. Бедная Кэтрин…
Кэтрин!
Он в ярости пригнулся к шее лошади, гоня ее вперед, слыша только топот копыт по выжженной солнцем земле и в душе сознавая, что, если он идальше будет так же гнать своего лучшего жеребца, тот останется хромым на всю жизнь.
– Дэвид!
В голове Джосс стучало так, будто там, по сухой земле, несся табун лошадей. Все кружилось перед глазами…
– Джосс?
Она обессиленно опустилась на узкую дубовую скамью.
Дэвид сел рядом.
– Джосс? В чем дело? – Он взял ее руку и потер. Она была ледяной. – Джосс, ты белее простыни. Давай, вставай, пошли домой.
За ним, немного отстав, неслись всадники, среди которых был и посыльный. Они старались поспеть за ним, но вскоре потеряли его из виду.
Джосс вошла в тихую спальню и легла на кровать. Рядом с ней сел их новый доктор, Саймон Фрейзер, которого позвал Люк. Прохладной и твердой рукой он нащупал ее пульс, следя за секундомером. Наконец, он опустил ее запястье. Он уже успел прослушать легкие и на всякий случаи подавить на живот.
– Миссис Грант, – спросил он, глядя на нее сквозь стекла очков в золотой оправе яркими синими глазами, – когда у вас в последний раз были месячные?
Джосс села, с облегчением обнаружив, что голова перестала кружиться. Она собралась было ответить, потом заколебалась.
– С этим переездом и заботами я как-то про все забыла… – Улыбка сошла с ее лица. – Уж не хотите ли вы сказать…
Он кивнул.
– По моему мнению, вы беременны, месяца три. – Он сунул стетоскоп в чемоданчик и щелчком закрыл замок. – Давайте поедем в больницу, сделаем сканирование и узнаем точно, как далеко все это зашло. Он встал и улыбнулся ей. – Вы это планировали?
Кэтрин…
Снова этот звук в голове. Она напряглась, чтобы разобрать слова, но они были далеко, почти не слышны.
Кэтрин, любовь моя, дождись меня!
– Миссис Грант? Джосс? – Саймон Фрейзер внимательно смотрел на нее. – Вы нормально себя чувствуете?
Джосс, нахмурившись, повернулась к нему.
– Я спросил, планировали ли вы этого ребенка? – терпеливо повторил он.
Она пожала плечами.
– Нет. Да. Наверное. Мы хотели еще одного, чтобы Тому было веселее. Возможно, несколько позже. Еще столько дел… – Голос в ее голове умолк.
– Ну, теперь эти дела лягут не на ваши плечи. – Он поднял кейс. – Я должен быть строгим, миссис Грант. Этот случай сегодня утром, возможно, и в порядке вещей – гормоны играют и перестраиваются, но я повидал немало женщин, которые слишком перенапрягались в ранние месяцы беременности и потом горько об этом жалели. Не надрывайтесь. Дом, ящики, которые надо распаковать – все это не сделается само по себе, но, с другой стороны, не настолько все срочно, чтобы рисковать собой и ребенком. Ясно? – Он улыбнулся. У него была совсем мальчишеская улыбка, которая сразу сделала его на десять лет моложе. – Я бы не против как-нибудь зайти и посмотреть на ваш дом, он великолепен, но я вовсе не хочу постоянно приходить сюда из-за того, что его хозяйка слишком перегружает себя. Договорились?
Джосс сидела, свесив ноги с кровати.
– Мне кажется, что вас соответствующим образом настроили, доктор. Люк наверняка говорил с вами, прежде чем вы сюда поднялись.
Он засмеялся.
– Возможно. А может, и нет. Я сам достаточно хорошо разбираюсь в людях.
В кухне Люк сжал ее в объятиях.
– Умница ты моя! Давайте выпьем шампанского! Дэвид, ты готов рискнуть спуститься в погреб? Там есть шампанское.
– Люк, – запротестовала Джосс, опускаясь на стул. – Мне нельзя шампанского. Кроме того, не лучше ли подождать, пока сделают все анализы? – Она все еще чувствовала себя не в своей тарелке, будто только что проснулась.
– Этот номер не пройдет. – Люк сиял. – Тогда мы выпьем еще бутылку. Ведь доктор не сомневается, так? Он сказал, что уверен, да и ты тоже, верно? – Он помолчал, достал четыре бокала и присмотрелся к ней. – Женщина всегда знает.
Джосс подняла руку и с отсутствующим видом пригладила бровь.
– Не знаю. Наверное, некоторые симптомы есть. – Головокружение по утрам. Но она всегда так спешила поднять Тома и одеть его, что не обращала на это внимания. Она быстро уставала, но относила это за счет того, что слишком много трудилась. – Так вот, нянечка, – повернулась она к Лин, – скоро у тебя будет еще один подопечный.
Глаза Лин сверкали.
– Вам придется за двоих платить мне больше.
– Прелестно. Спасибо тебе большое!
– По крайней мере, будешь спокойно писать книги. Теперь у тебя нет никаких оснований откладывать, – заметил Люк. Он поставил бокалы на стол и поцеловал ее в макушку. – Пойду помогу Дэвиду отыскать бутылку.
Когда Люк спустился вниз, Дэвид стоял в подвале перед рядами бутылок.
– Здесь чертовски холодно. Знаешь ли, это все хорошие марочные вина. И содержались они в прекрасных условиях. – Он взглянул на Люка и понизил голос: – Если вам нужны деньги, вы вполне можете все это продать. Здесь есть очень ценные вина. Ты только взгляни: «Шато-Брион» сорок девятого года, и «Шато-Икем»!
– О каких суммах может идти речь? – Люк протянул руку и осторожно достал бутылку. – Эта, – он прищурился, – тысяча девятьсот сорок восьмого года.
– Только ни в коем случае не тряси ее! То, что у тебя в руке, стоит примерно триста пятьдесят фунтов! Тут у вас их на тысячи, десять или двадцать тысяч. Может, и больше.
– Знаешь, я и сам догадывался. Потому и хотел, чтобы ты взглянул.
Дэвид кивнул.
– Я могу дать тебе имя кого-нибудь из Сотбис, кто смог бы приехать, оценить и переписать все это. Конечно, жаль расставаться, но, я знаю, у вас туго с наличными, а тут еще ребенок скоро родится. Так что стоит продать. Кроме того, ты ведь у нас невежда, любое вино пьешь, так ведь? – Он хмыкнул.
– Наверное, лучше положить ее назад… – Люк взглянул на бутылку, которую держал в руке.
– Куда как лучше! Пошли, поищем шампанского, чтобы выпить за ребенка. – Дэвид выбрал бутылку и принялся изучать этикетку.
– «Поммери-брют», тысяча девятьсот сорок пять. Неплохо!
– Небось двадцать или тридцать фунтов за бутылку? – простонал Люк.
– Скорее пятьдесят! Странную, однако, жизнь вы тут ведете. – Дэвид покачал головой. – Такая вокруг роскошь, а денег почти нет.
– Почти! – Люк засмеялся. Он не позволял себе вспоминать о деньгах, потерянных вместе с компанией. – Мы тут планировали жить с огорода. На ремонте машин я зарабатываю гроши. Это дело медленное, но, надеюсь, денег хватит, чтобы заплатить по счетам и все такое. Джосс и слышать не хочет о том, чтобы что-то из дома продать, она просто одержима его историей, но к вину, думаю, это не относится. Мне кажется, она не станет возражать, как ты думаешь? Нас бы эти деньги здорово выручили, Дэвид. – Он посмотрел на бутылку. – Скажи мне честно, ты действительно считаешь, что Джосс сможет зарабатывать, если возьмется писать?
Дэвид пожал плечами.
– Она может писать. У нее богатое воображение. Я говорил ей, что взял на себя смелость показать кое-что из написанного ею моему знакомому издателю. Ему особенно понравился один рассказ. Он бы хотел получить от нее еще, а он попусту болтать не станет. Но дальше – уж как Господь рассудит! – Дэвид внезапно вздрогнул. – Давай, старина, пошли отсюда. Здесь чертовски холодно. Мне кажется, нам стоит поесть чего-нибудь горяченького!
Прошло немало времени, прежде чем Джосс выбралась снова в церковь, на этот раз в одиночестве. В руке она держала букетик остролиста, зимнего жасмина и блестящих зеленых побегов плюща с цветами.
В церкви было уже почти темно, когда она отыскала ключ в потайном месте и открыла тяжелую дверь. Вазочка была вымыта и наполнена свежей водой. Она осторожно поставила ее на полочку под бронзовой табличкой.
– Ну вот, Кэтрин, – прошептала она. Помолчала, почти что ожидая ответа, повторения странного голоса в ее голове. Ничего. В церкви было абсолютно тихо. Она печально улыбнулась и направилась домой.
В кухне никого не было. Джосс немного постояла у плиты, стараясь согреть руки. Все домочадцы разошлись по своим делам. Ей следовало бы заняться разборкой ящиков или упаковкой подарков. Бездельничать времени не было. С другой стороны, когда еще выдастся момент в одиночестве и без помех повнимательней изучить письма в коробке матери в кабинете. Да и врач велел ей отдыхать…
В большом холле полным ходом шла подготовка к Рождеству. Люк и Дэвид притащили трехметровую елку, срубленную утром в лесу около озера, и все помещение наполнял свежий запах хвои. Елку поставили у окна, прочно укрепив в большой напольной вазе, наполненной землей. Лин отыскала несколько коробок с елочными украшениями, и сейчас они стояли на полу у елки. Они пообещали Тому, что позволят ему помочь украшать елку после ужина, перед сном. Джосс улыбнулась. Надо было видеть выражение лица малыша, когда мужчины приволокли елку.
Она наполнила большую вазу остролистом, плющом и желтым жасмином, и сейчас она стояла в центре стола – яркое пятно в темной комнате.
Кэтрин…
Джосс нахмурилась. В воздухе чувствовались какие-то странные электрические разряды, как будто вот-вот начнется гроза. Все вернулось: эхо где-то в голове, голос, который она с трудом различала.
Когда он ворвался во двор, в доме было тихо, только ярко светило солнце. Он остановил со свистом дышащую лошадь. Никого из слуг не видно, даже собаки не залаяли.
Джосс в недоумении потрясла головой. Глаза ее не отрывались от вазы с цветами на столе. Серебро, все еще темное после небрежной чистки, не удалившей полностью налет веков, тускло поблескивало в слабом свете настольной лампы. Пока она смотрела на вазу, желтый лепесток жасмина упал на сверкающий полированный дуб стола.
Спешившись, он бросил потную, дрожащую лошадь и вбежал в дом. После яркого солнечного света огромный холл показался ему темным. Там тоже не было ни души. Несколькими шагами он преодолел лестницу, ведущую в ее спальню.
Запах смолы от свежесрубленной ели заполнил все вокруг. Джосс ощутила, как боль тугим обручем стягивает ей голову.
– Кэтрин! – Голос охрип от пыли и страха. – Кэтрин!
– Джосс! – гулким эхом донеслось от дверей. – Где ты, Джосс?
Люк тащил большую охапку белой омелы.
– Джосс, иди сюда. Смотри, что я нашел! – Он быстро пересек комнату и подошел к ней, подняв огромный бледно-зеленый серебристый букет у нее над головой. – С тебя поцелуй, любовь моя! – Его глаза сузились от смеха. – Давай решим, куда мы его поставим!
Кэтрин!
Джосс невидящими глазами смотрела на Люка, вся уйдя в далекое прошлое, стараясь уловить звуки, казалось, доносившиеся откуда-то издалека.
– Джосс! – Люк присмотрелся к ней и опустил букет. – Джосс? Что случилось? – Голос стал резким. – Джосс, ты меня слышишь?
Кэтрин!
Звук удалялся, становился все тише.
– Джосс!
Она внезапно улыбнулась и протянула руку, чтобы потрогать ягоды омелы. Они были холодными и восковыми, Люк, вероятно, нашел омелу в зимнем саду, где ветви покрытых мхом яблонь переплелись со сливой.
В конечном итоге он повесил один букет в кухне, а другой – в большом холле, прикрепив его к галерее. Уезжая, Дэвид поцеловал Джосс под кухонным букетом.
– Если я узнаю что-нибудь еще о доме, пришлю письмо. А пока напиши-ка парочку глав, чтобы можно было их переслать моему другу Бобу Кэсси. Я уже говорил, что у меня хорошее предчувствие насчет твоих писательских способностей.
– И у меня тоже, Джосс. – После отъезда Дэвида Люк и Джосс обсуждали эту тему в кабинете. – Вполне разумная идея. Лин поможет тебе с Томом и ребенком, который родится. Ты ведь можешь писать, мы все это знаем. И нам очень нужны деньги. – Он пока еще боялся рассчитывать на доходы от продажи вина.
– Я знаю.
– У тебя есть какие-нибудь мысли? – Он искоса взглянул на нее.
Она засмеялась.
– Ты же знаешь, что есть, дурачок ты эдакий! И ты знаешь, что я уже делала заметки по поводу того, как сделать из рассказа роман. Я начну много раньше, с того времени, когда мой герой был еще мальчишкой и жил в доме, похожем на этот. Он – паж, старается стать джентльменом, но потом ввязывается в войну Алой и Белой розы.
– Замечательно. – Люк поцеловал ее в макушку. – Как знать, может, по роману сделают телевизионную постановку, и мы станем миллионерами!
Смеясь, она оттолкнула его.
– Сначала надо написать и опубликовать, так что иди и поиграй в машинки, а я попробую начать.
В одном из ящиков она нашла пустой блокнот, когда-то принадлежавший ее матери. Села за стол, открыла блокнот на первой странице и взяла ручку.
Весь сюжет был уже у нее в голове. Она ясно видела своего героя, когда он был маленьким. В начале романа ему лет четырнадцать. Высокий, со светло-русыми волосами и роем веснушек на носу. Он носил бархатный берет с залихватским пером и работал у хозяина Белхеддона.
Джосс повернулась к окну. Отсюда ей была видна малиновка, сидящая на голых побегах вьющейся розы. Казалось, птичка заглядывает в комнату, яркие черные глазки напряженно вглядывались в окно. Его звали Ричард, ее героя, а дочь хозяина дома, его ровесницу и героиню ее короткого рассказа, звали Анной.
Джорджи!
Она слегка тряхнула головой. Малиновка перепрыгнула на подоконник. Она что-то выклевывала из пушистого мха, который рос между камнями.
Джорджи!
Голос звал издалека. Малиновка слышала его. Джосс заметила, как птичка внезапно замерла, наклонила головку, а потом улетела. Джосс сжала в руках ручку. Ричард, разумеется, влюблен в Анну с самого начала, но то была светлая, детская любовь, которая только позднее в связи с войной на противоположных сторонах принесла в дом напряжение, раздор и убийство.
Она писала неуверенно, сначала лишь сделав наброски первой сцены, при этом дважды посмотрела в окно, а еще раз – на дверь, поскольку ей послышались шаги. Ветер задул в дымоход, поленья в камине рассыпались, разбросав пучок искр и наполнив комнату сладковатым запахом дыма.
Джорджи! Где ты?
Голос на этот раз звучал нетерпеливо. И, казалось, прямо за дверью. С гулко стучащим сердцем Джосс встала и открыла дверь. Коридор был пуст, погреб закрыт и заперт.
Затворив дверь в кабинет, она прислонилась к ней спиной и закусила губу. Разумеется, это все игра ее воображения. Ничего больше. Глупо. Идиотка. Это тишина в доме так на нее действует. Она устало оттолкнулась от двери и вернулась к столу.
На ее блокноте лежала роза.
Джосс с изумлением смотрела на нее.
– Люк! – Она оторопело обводила комнату взглядом. – Люк, где ты?
Еще одно полено с треском упало в камине, осветив снопом искр покрытую сажей заднюю стенку.
– Люк, где ты, дурачок? – Она взяла цветок и поднесла к носу. Белые лепестки оказались ледяными и без всякого запаха. Джосс поежилась и положила розу на стол. – Люк? – резко повторила она. – Я знаю, что ты здесь. – Подошла к окну и отдернула штору от стены. Ни следа Люка.
– Люк! – Она побежала к двери и распахнула ее. – Люк, где ты?
Ни звука в ответ.
– Люк! – Она кинулась в кухню, почувствовав, что запах хвои стал еще сильнее.
Люк стоял у раковины и мыл руки.
– Привет! А я-то думал, куда ты подевалась… – Он замолчал, потому что она бросилась ему на шею. Он потянулся за полотенцем, вытер руки и мягко отстранил ее. – Джосс? В чем дело? Что случилось?
– Ничего. – Она все еще прижималась к нему.
Он подвел ее к столу и посадил на стул.
– Валяй, выкладывай.
– Роза. Ты положил розу на мой стол… – Она замолчала. – Ведь ты положил розу, верно?
Люк изумленно нахмурился. Быстро взглянул на нее и сел рядом.
– Я возился с машиной, Джосс. Хотел поработать до темноты. Свет в каретном сарае оставляет желать лучшего, да и холодно там дико. Лин все еще гуляет с Томом. Они пошли собирать еловые шишки, скоро должны вернуться, разве что я не заметил, как они проходили. Так что там про розу?
– Она очутилась на моем столе.
– И это тебя напугало? Ты у меня с приветом. Наверное, Дэвид оставил.
– Наверное. – Она смущенно улыбнулась. – Мне показалось, что я слышала… – Она замолчала. Хотела сказать: «Как кто-то звал Джорджи», но вовремя остановилась. Иначе не было бы сомнений, что она сходит с ума. Это все ее воображение, слишком переработала в темном и чересчур тихом доме.
– И где эта роза? Пойдем и посмотрим. – Люк резко встал. – Пошли, а потом я помогу тебе приготовить ужин для нашего отпрыска. Он наверняка откажется сегодня укладываться спать, пока вволю не насладится елкой.
Огонь в камине погас, осталась лишь зола. Люк задержался и подбросил в камин пару поленьев, а Джосс подошла к столу. Ручка лежала на странице и в том месте, куда она ее поспешно бросила, образовалось чернильное пятно. Рядом лежал засохший бутон розы, лепестки потемнели и свернулись, крошились под пальцами. Она подняла ее и заметила:
– Она была свежей, но ледяной. – Коснулась цветка кончиком пальца. Лепестки напоминали бумагу, листок на стебле рассыпался в прах, когда она дотронулась до него.
Люк взглянул на Джосс.
– Снова твое воображение. Думаю, она вывалилась из какого-нибудь отверстия в письменном столе. Ты же сама говорила, что там много всякой ерунды. – Он мягко взял розу из ее рук, подошел к камину и бросил его в огонь. Цветок вспыхнул и через секунду исчез.