Волна боли подхватила ее и, протащив по мягким зеленым водорослям, вынесла в теплые воды моря. Отчаянно барахтаясь, она изо всех сил, поднимая тучу брызг, пыталась повернуть к берегу, но необоримая, нарастающая, беспощадная сила взяла ее мертвой хваткой и неумолимо повлекла к горизонту. Кто-то стоял у берега и махал ей рукой. Она видела, как он страдал и как рвался к ней. Это был не Люк. Это был высокий светловолосый широкоплечий человек, и она чувствовала, как его боль смешивается с болью, охватившей ее саму. Она снова и снова пыталась позвать этого человека, но теплая морская вода заливала ей рот, крик затихал прежде, чем успевал сорваться с ее уст. Человек становился все меньше и меньше, она видела, что он отдаляется, стоя по пояс в воде и отчаянно жестикулируя, но нестерпимая боль вновь ударила ее, и она, повернувшись спиной к берегу и человеку, свернулась калачиком, стараясь слиться со своими муками.

Наконец она опять вынырнула на поверхность, моргнула, стряхивая с ресниц соленые капли, и оглянулась назад. Берег теперь был едва виден; фигура человека стала почти неразличимой в ярком солнечном свете, но она чувствовала его любовь, которая, опутывая, словно паутина, медленно влекла ее назад. Боль снова была здесь, ринувшись на нее, как из засады, с периферии сознания, где она пряталась, впившись в тело Джосс жесткими пальцами, отдирая плоть от костей. Скорчившись от нового приступа боли, она заметила, что фигура мужчины исчезла вместе с берегом, который скрылся за линией горизонта.

В отдалении прогремел гром, вспышка молнии осветила полнеба. Она открыла глаза и увидела, что тьма окутала дальний участок неба над горизонтом, где сейчас бушевал шторм. Зигзаг молнии расколол небо надвое, и тут же зарокотал гром, отдаваясь гулким эхом от поверхности воды. Она била руками по волнам, стараясь удержаться на плаву, и именно в этот момент увидела цветы. Розы, с белыми лепестками, которые медленно разъединялись на волнах, плясавших вокруг. Она протянула руку, коснулась цветов, ощутив скользкую, холодную и мертвую поверхность лепестков, и открыла рот, чтобы закричать.

– Джосс, Джосс, проснись!

Люк сидел рядом, склонившись над ней, и нежно тряс ее за плечо.

– Джосс, тебе снова приснился дурной сон.

Со стоном Джосс повернулась к мужу, мучительно пытаясь заставить себя открыть глаза. В спальне плясали отблески молний, за окном слышались могучие раскаты грома. Так, значит, это был вовсе не сон. Она растерянно всмотрелась в темноту, голова раскалывалась от боли, напомнив о последнем эпизоде сна. Все тело Джосс снова начало наливаться знакомой болью.

– Люк! – Со стоном она провела рукой по округлому животу. – Думаю, что начались роды. Это схватки! Ты можешь позвонить Саймону? – Она окончательно проснулась, стараясь напряжением мышц противостоять боли. Расслабиться. Отдаться боли. Дышать. – О Боже! Все идет очень быстро. Думаю, лучше позвонить в «скорую».

Она скрипнула зубами, когда Люк пулей вылетел из постели, включил свет и кинулся к двери. Расслабиться. Пусть все идет, как идет. Оседлать боль. Дышать.

О Господи, она должна была уйти из этого дома!

Ожидая, когда минует пик боли, она села. Ослепительная вспышка молнии осветила окно, и в этом ярком свете она ясно увидела фигуру, стоявшую в углу. Это был человек с берега – высокий, светловолосый, широкоплечий.

– Нет! – Джосс рванулась назад, пытаясь забраться на подушки. Наступившая тьма ослепила ее, и она изо всех сил попыталась спрятаться от незнакомца в кровати. В это время снова ярко вспыхнула молния. Человек исчез. В спальне теперь не было никого. Она схватилась за стойку кровати, чувствуя приближение новой волны боли. Господи, так вот зачем были нужны эти столбы в старые времена. В те самые старые времена, о которых она пишет в своей книге. Она отчаянно ухватилась за стойку. Люк! Где этот Люк? Надо уехать из дома. Уехать от него – кто он или это оно? – прочь, в милый, светлый, шумный, безопасный и надежный госпиталь, где она будет окружена людьми и техникой и где нет никаких теней.

– Люк! – Она наконец обрела голос. – Люк, где ты?

Надо собраться, попытаться одеться. Уже нет времени вызывать «скорую помощь». Люк сам отвезет ее туда, надо только позвонить в госпиталь и предупредить, что они уже едут. О – Боже, снова началось. Боль, непреодолимая, словно страшный монстр, угнездившийся внутри нее, снова начала рвать ее на части, а Джосс, ухватившись за стойку кровати, прижималась лицом к старому потемневшему дереву.

Еще одна молния, полыхнув, осветила спальню, и Джосс, открыв глаза, посмотрела в угол. Там было пусто. В углу никого не было. Пол пересекала лишь тень посудного шкафа. За открытым окном стал слышен шум хлынувшего дождя, капли которого шелестели по кронам деревьев и стучали по траве лужайки во дворе. Сладковатый запах мокрой земли проник в спальню; заплакал Том.

– Том, Том, я иду! – Она, пошатываясь, направилась к двери. – Люк! Люк, где ты?

В коридоре царила тьма, дверь спальни Тома была прикрыта. Джосс открыла ее и заглянула в комнату. Том, скорчившись, сидел в углу кроватки, прижав ручки к глазам. Как только мать широко распахнула дверь, ребенок принялся громко кричать. Это был почти визг, бессмысленный вопль чистого ужаса.

– Солнышко мое, не бойся, это всего-навсего глупая гроза. – Пока Джосс бежала к сыну, ее снова охватила волна боли. Скрипя зубами, она взяла мальчика на руки и прижала его к себе, ощущая мокрые пеленки и влажную от пота пижаму.

Маленькие ручки сына обвили ее шею, он судорожно рыдал, а Джосс стояла неподвижно, глубоко дыша, чтобы обуздать боль, и чувствуя, как вес Тома тянет ее вниз.

– Том-Том, я поставлю тебя на пол, маленький, ну, всего на минуточку, ладно? – Она едва могла говорить. Джосс отчаянно попыталась освободиться от объятий Тома, но чем больше старалась она разжать его руки, тем сильнее он хватался за ее шею. Сами попытки матери освободиться от него приводили Тома в еще больший ужас.

– Джосс, где ты? – В дверях неожиданно появился Люк. – О, Джосс, дорогая. Сейчас я его возьму.

Она опустилась на колени возле детской кроватки, все еще обхватив руками Тома и блаженно отдуваясь: боль опять на время отступила.

– О Господи, ну как такое могло случиться? Ну почему все это происходит как раз тогда, когда нет Лин?

Люк попытался разжать руки ребенка, обхватившие шею матери, но в этот момент новая вспышка осветила небо. Казалось, молния ударила прямо в окно, и мальчик снова неистово закричал.

– На этот раз ударило слишком близко. – Люк силой разжал руки Тома и оторвал его от Джосс. – Пошли, солнышко. Ты можешь идти? Думаю, что нам надо спуститься вниз. Ты ляжешь на софе в кабинете.

Люк обнял сынишку, и в этот момент ночник на столе в углу детской погас.

– Нет, нет, только не это! – Джосс, хватаясь руками за перекладины кроватки, тяжело поднялась на ноги. – Они что, все ушли? Люк, ты здесь? Я тебя не вижу!

В ее голосе звучала неприкрытая паника.

– Все в порядке, Джосс. Не двигайся. Стой, где стоишь, а я сейчас принесу подсвечник, он стоит где-то возле нашей кровати. Не волнуйся. Я уведу Том-Тома. С ним все хорошо.

Крики мальчика постепенно стихли. Люк медленно повел его по темному коридору, оставив Джосс в одиночестве.

– Люк! – Ее голос эхом отдался в тишине. – Люк, не оставляй меня! «Скорая» приедет? Люк, откликнись, прошу тебя.

Темнота почти физически, как черная повязка, давила ей на глаза. Джосс чувствовала бархатную тяжесть тьмы, обволакивавшей все ее существо. Она протянула руки вперед, ухватилась за кроватку и зарыдала. Она не слышала ничего, кроме окутавшей дом тишины, и ничего не видела. Потом она услышала, как плачет Том. Потом до слуха Джосс донеслись шаги его маленьких ног.

– Мамочка, я ищу мамочку.

Он рыдал так горько, что дыхание его превратилось в икоту.

– Том-Том, – позвала она сына, глядя в темноту, туда, где должна была быть дверь. Яркая вспышка осветила комнату, и Джосе увидела маленькое детское личико в проеме двери.

– Мамочка! – Он бросился к ней и обхватил ручонками ее колени.

– Где папа, Том-Том?

Стихшая было боль в пояснице снова начала расти.

– Папочка ищет спички. – Маленькое личико Тома зарылось в ночную рубашку Джосс.

– О Боже. – Боль снова охватила ее. Она, шатаясь, обошла Тома, приблизилась к кроватке и, ухватившись за перекладину, заскрежетала зубами.

В дверном проеме появился мерцающий свет, отбрасывающий огромные тени. Люк входил в спальню Тома, неся в руке свечу.

– Люк, это ты? Ну, слава Богу. «Скорая» уже едет? – Снова начались схватки, и она вцепилась в кроватку с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Переживая вместе с матерью ее боль, Том снова начал кричать. Через мгновение Люк оказался рядом с Джосс, обняв ее за плечи, когда ее усталые мышцы снова напряглись.

– Как долго еще ждать? – Она говорила сквозь стиснутые зубы. – Когда же приедет «скорая»?

– Я не смог дозвониться, Джосс. – Он взял ее за руки. – Телефон не работает. Наверное, из-за грозы. Я поеду к Саймону…

– Нет! – Крик перешел в рыдание. – Не оставляй меня.

– Тогда я сам отвезу тебя в госпиталь. Возьмем твой пеньюар и поедем. Мы доберемся туда через сорок минут. Все хорошо, любимая. Мы так и сделаем, – Он сильнее сжал ее руки. – Поехали. Там найдется кто-нибудь, кто позаботится и о Том-Томе.

Произнося эти слова, сам Люк сознавал, что времени добраться до госпиталя у них не осталось.

– Нет! – На этот раз крик выразил неподдельную муку. – Люк, я думаю, у нас просто нет времени. Все идет очень быстро. – На верхней губе Джосс выступили капли пота, пот бежал по шее, стекая в ложбинку между грудями, а боль тем временем, словно тисками, охватывала ей поясницу. – Люк, я не знаю, что делать.

– Нет, ты знаешь, ведь ты уже рожала.

В ответ она отрицательно покачала головой.

– Люк, тебе придется принять роды. О Боже! – Она со стоном упала на колени, обхватив руками живот, чтобы хоть как-то защититься от боли.

– Том? Том-Том, иди к папе. – Люк отчаянным усилием попытался оторвать ребенка от матери, к которой тот прижимался все сильнее и сильнее. – Пойдем со мной, старина. Пусть мамочка ляжет в свою кроватку. Она плохо себя чувствует. У нее болит животик, и нам придется за ней присмотреть. Ты хочешь мне помочь?

Люку пришлось прибегнуть к силе, чтобы разжать пальцы мальчугана, которыми тот вцепился в ночную рубашку матери.

– Ты можешь идти, Джосс? Ты сможешь дойти до нашей комнаты? – Он напрягал голос, чтобы перекричать вопли Тома. – Том, ну прошу тебя, пошли.

– Пусть он побудет, Люк. – Джосс задыхалась. – Ты его совсем напугаешь. Том-Том. – Она обняла мальчика за плечи, когда схватки на время утихли, и прижала его к себе. – Сейчас ты должен быть очень храбрым и взрослым. У мамочки все будет хорошо, она у тебя молодец.

Не слишком ли он мал для того, чтобы объяснить ему, что происходит? Едва ли они даже говорили ему о том, что скоро у него будет братик или сестренка. Ребенок должен был родиться еще через две-три недели. Боже милостивый, и рядом нет никого, кто мог бы реально помочь. Удержав слезы паники и растерянности, она скрипнула зубами от боли – схватки начались с новой силой, но хватка Тома ослабла.

– Побудь с ним здесь, Люк, а я пока пойду лягу в кровать. Попробуй успокоить его и уложи спать.

Хватаясь за перекладины кроватки, она поднялась и направилась к двери.

– Мамочка! – Том снова схватил ее за подол рубашки.

– Возьми его, Люк. – Она больше не могла скрывать боль.

Люк схватил сына в охапку и уложил его в постель. Том закричал с удвоенной силой.

– Солнышко мое, не кричи так! – Джосс протянула руку, чтобы приласкать ребенка, но в этот момент боль вернулась снова. Женщина отступила на шаг и застонала. Расслабиться. Отдаться боли. Она едва не задохнулась, почувствовав, как расходятся в стороны кости таза.

– Иди, Джосс, иди в кровать. – Люк силой пытался удержать Тома в постели. – Иди. Он успокоится, как только ты уйдешь.

Боль отступила, тело, почувствовав передышку, собралось, готовясь к новой схватке. Джосс повернулась спиной к кроватке сына и, зажав уши, чтобы не слышать его криков, пошла в свою спальню.

Кровать. Надо что-нибудь подложить под простыню, чтобы прикрыть глубокий старый матрац – матрац, который, должно быть, в прежние времена видел уже не один десяток родов. Джосс отчаянно пыталась сосредоточиться на практических деталях. Что говорят по телевизору о родах в домашних условиях? Горячая вода и полотенца. Много горячей воды и полотенца. Она была уверена, что кто-то когда-то сказал, что горячая вода нужна для того, чтобы чем-нибудь занять мужа. Полотенца в шкафу, где хранится льняное белье, на площадке лестницы за ванной, в миллионе миль отсюда.

– О Боже! – Она не смогла сдержать крик боли.

Роды могут произойти в любой момент.

Снова ударила молния, и в ее вспышке Джосс успела разглядеть шторы и стойки кровати. Занавеси казались чем-то нематериальным, призрачным оазисом тонкой вышитой шерсти – фантастическая зелень мхов и тусклая краснота цветов, побеги и стебли цвета охры, прихотливо взбиравшиеся вверх по стойкам. Шторы колыхались, то надуваясь, то опадая, то делаясь прозрачными, как летний туман, то тяжелыми и темными, как ночь. Основа ткани становилась тогда выпуклой и толстой, как мужское запястье. Джосс испустила рыдание. До кровати слишком далеко. Она просто не в состоянии двигаться. В полной темноте, которая наступала после каждой вспышки молнии, Джосс казалось, что кровать удаляется от нее. Кровать недосягаема, отделена от Джосс невидимым барьером, который она не может переступить. Люк, где же Люк? Боже милостивый, не оставь меня.

Появился Люк, на плечо легла его сильная рука. Он бережно повел ее через комнату. Снова вспышка молнии, Джосс не видела теперь ничего, кроме оконного переплета, отпечатанного на ее сетчатке миллионами огненно-алых осколков.

Спотыкаясь, она добралась до кровати, стащила с нее тяжелое покрывало, украшенное грубой вышивкой, и бросила его на пол.

– Люк, найди что-нибудь, чтобы подложить под меня.

Огонек свечи удалился на площадку – это Люк с подсвечником в руке.

– Все в порядке, любимая. Я подумал об этом и кое-что взял.

Его голос доносился из дверного проема. Он принес непромокаемые простыни из шкафчика Тома и несколько полотенец, потом помог Джосс забраться в прохладу простыней.

– Ложись, солнышко. – Его рука, гладившая ей лоб, была горячей и влажной, в отличие от другой руки, которой он вел ее сюда – та была холодна, как лед. Джосс открыла глаза. Люк поставил свечу рядом с ней, значит, он только что вошел в комнату…

Она со стоном повернулась на бок – боль снова поразила ее – свернулась клубком, каким-то уголком сознания вдруг поняв, что ее преследует аромат роз.

– Люк!

– Я здесь, дорогая. Тужься. Помнишь, они говорили тебе, что надо тужиться. – Он натянул на нее простыню.

– Тебе же придется принимать роды.

– Я уже обдумал, как буду это делать. – Она услышала, как дрогнул его голос.

– Том! – спохватилась Джосс.

– Том уснул. Мальчик совершенно вымотался. Бедный мышонок, он уснул сразу, как только ты вышла. – Люк сжал ее руку своей. – Говори мне, что надо делать.

– Вскипяти воду, чтобы стерилизовать нитки и ножницы. Потом найди детские пеленки. Они на дне сундучка Тома. Там и одеяльца. Не разбуди его. – Она застонала, вцепившись в руку мужа. – Ты присутствовал при родах Тома. Ты же видел, как все происходило, я-то смотрела с другой стороны, помнишь? – Она попыталась усмехнуться, но вместо смеха с ее уст сорвалось рыдание.

– Я помню, – нахмурился Люк. – Там были, кроме меня, доктор и две акушерки, а я в самый решительный момент закрыл глаза.

– Иди, Люк. Поставь воду. – Она снова уплывала в море боли.

Джосс не имела ни малейшего представления о том, сколько все это продолжалось. Несколько месяцев мучений, потом секунды отдыха – потом пришел Люк с кастрюлей и полотенцами, стопой пеленок и маленьких предметов детского белья с множеством беленьких тесемочек. Джосс повернула голову к окну. На улице начало светлеть. Гром больше не гремел, а вспышки молний стали не такими яркими, сверкая, как зарницы, где-то далеко, за морским горизонтом.

Люк обошел кровать, чтобы помассировать жене спину, и в этот момент Джосс отметила, что запах роз стал сильнее. Она лежала на спине, глядя на темный балдахин кровати и испытывая невероятное облегчение – боль опять на несколько секунд отпустила ее.

Но вот она снова начала подниматься откуда-то снизу. Джосс помнила, что в госпитале она не кричала, но тогда она рожала под местной анестезией.

Боль, страх и этот ужасный голос в голове.

Кэтрин!

Он стоял там, в углу, на своем обычном месте возле окна, высокий мужчина с печальными глазами. Раньше она его не замечала. Не видела так ясно. Так отчетливо и реально. Она протянула ему руку и улыбнулась.

– Все будет хорошо. – Она открывала рот, но ни одного звука не сорвалось с ее губ. До тех пор, пока она снова не закричала от боли.

– Джосс! – В голосе Люка слышалось волнение и благоговение, граничившее с ужасом. – Я вижу его головку.

Это был мальчик. Обняв его одной рукой, Джосс насухо вытерла младенца и завернула его в теплое белье. Она посмотрела на маленькую головку, прижала новорожденного к подбородку. Посмотрела на Люка и улыбнулась.

– Примите мои поздравления, док.

Он улыбнулся в ответ.

– Парень выглядит на славу, правда?

– Он прекрасен.

Ребенок издавал довольное сопение, личико его казалось ярко-красным на фоне белизны одеял. За окном между тем наступил ясный день, сад, охлажденный и вымытый дождем, мирно спал под белым покровом легкой утренней дымки. Усталая Джосс, лежа на спине, прикрыла глаза. Тишина была полной. Люк пошел посмотреть, что делает Том, и нашел ребенка тихо спящим с пальцем во рту. Электричества до сих пор не было, и телефон не работал. Люку не оставалось ничего другого, как на цыпочках пройти на кухню и поставить на огонь чайник. Пора пить утренний чай.

Простыни казались почти невесомыми, и Джосс не ощущала их тяжести. Она решила поспать, повернулась на бок, чтобы дать отдохнуть своему измученному болью телу, согнула локоть, на который она уложила новорожденного сына, и, улыбаясь, зарылась головой в подушку.

Она резко проснулась от писка младенца.

– Что такое, ну что такое, мой маленький?

Джосс села и принялась всматриваться в крошечное личико, которое сморщилось от крика и выглядело совершенно несчастным.

– Ну, успокойся, солнышко мое. – Она оглядела комнату. Холод вернулся. Ужасный, всепроникающий холод, напоминающий о холоде могилы.

– Люк? – Голос ее потерялся в балках потолочных перекрытий. – Люк?

Он здесь. Где-то здесь.

Она отчаянно прижала к груди ребенка.

– Люк!

Мальчик. О Боже милостивый, почему ты не сделал так, чтобы родилась девочка? Она вдруг поняла, что плачет. Тело сотрясалось от рыданий, усиленных пережитыми страданиями и страхом.

Она все еще плакала, когда вернулся Люк с подносом, на котором стояли чайник и чашки.

– Джосс, что с тобой, любимая? Тебе плохо?

– Он – мальчик. – Она еще теснее прижала новорожденного к груди.

– Конечно, мальчик. – Люк присел на краешек кровати. – Ну же, солнышко. Все хорошо. Джимбо будет здесь через час. Я послал его к Саймону, и скоро доктор посмотрит вас обоих. Ну же, милая, у тебя нет никаких причин плакать. – Он наклонился и коснулся крошечной ручки ребенка. – Итак, как мы его назовем?

Джосс посмотрела на мужа. Щеки ее были мокры от слез, глаза покраснели и опухли, лицо побледнело от усталости.

– Я бы хотела назвать его Филипом.

Люк нахмурился.

– В честь твоего отца? Это не расстроит Джо?

Она согласно кивнула, и лицо ее сделалось несчастным.

– Тогда давай подумаем о другом первом имени. Об имени, с которым не будет никаких сложностей, тогда можно будет сделать Филипа и Джо вторым и третьим именами. – Он улыбнулся.

– Ты всегда был дипломатом. – Она посмотрела на Люка тусклым взглядом. – Ладно. Думай об имени.

– Нам некуда торопиться с этим, – он взглянул на спящего младенца. – Почему бы тебе не отдохнуть? Позже, когда тебе будет лучше, мы устроим мозговую атаку, ладно?

Он нашел старую колыбель и выстлал ее простыней. Взяв из рук жены младенца, он уложил мальчика в корзинку и укутал одеялом.

– Вот так. Теперь отдыхай, Джосс. Все в порядке. Когда телефон заработает, я позвоню Лин, Элис и Джо. Они все будут очень взволнованны. – С этими словами он наклонился к жене, поцеловал ее в лоб, а потом на цыпочках вышел из спальни.

В тени снова зашевелились гнев и страх.