«Ягуар» мчался на север по длинному объездному шоссе А 68. Кругом не было ничего, кроме туманного пространства Шевиотских холмов, где, сколько мог видать глаз, не было заметно никаких признаков жизни. Клер опустила оконное стекло, и ее волосы яростно растрепал ветер. Она оживилась и неожиданно вновь ощутила прилив счастья. Прошлой ночью, закончив медитацию и вернувшись в реальность, она вдруг осознала, что телевизор вопит на всю комнату, а этот шум перекрывает яростный стук в дверь. Она в изумлении оглянулась. Каста, дрожа, забилась под кровать. Клер быстро вскочила на ноги и, выключив телевизор, пошла к двери, оглушенная внезапной тишиной. Снаружи стояла женщина с багровым от злобы лицом.

– Вы что, не можете заткнуть свой проклятый ящик? Мы все тут не можем уснуть!

Клер в смущении отбросила волосы с лица.

– Извините, я не думала, что так громко. Должно быть, заснула...

– Заснула! – Женщина уставилась на нее. – Такой шум и мертвого поднимет! – Она повернулась, решительной походкой двинулась по коридору, и скрылась в номере через две комнаты, раздраженно хлопнув дверью.

Клер стояла неподвижно, глядя ей в след, как вдруг Каста выскользнула из комнаты и бросилась по коридору, поджав хвост.

– Каста! – отчаянно закричала Клер. – Вернись!

Собака распахнула неплотно прикрытую дверь на улицу и выбежала наружу. Босиком, запахнувшись в халат, Клер выскочила за ней.

Асфальт автостоянки был холодным и грубым, а ветер ледяным. Жестоко дрожа, Клер снова и снова звала, пробираясь между припаркованными автомобилями, но собака исчезла в темноте ночи. Нигде в отеле не было света, и она понятия не имела, сколько сейчас времени. Клер сделала несколько шагов вперед, слепо вглядываясь во мрак, и вдруг почувствовала, как что-то мохнатое ткнулось ей в руку.

– Каста! – Она опустилась на колени и обняла собаку, зарывшись лицом в шерсть. – Они ушли. Они ушли, милая. Они ушли. Больше нечего бояться. – По ее лицу текли слезы.

Вернувшись в отель, Клер почувствовала, как в ее комнате жарко и душно. Она не понимала, как совсем недавно могла здесь мерзнуть и открыла окно. Клер напряженно оглядела комнату, на какой-то ужасный момент почти ожидая увидеть в углу фигуры графа и его жены, но они действительно исчезли. Каста бы не вернулась, если бы незваные гости были здесь. Клер заперла дверь и легла в постель. Собака радостно вскочила к ней и улеглась рядом.

– Что мне делать, Каста? – прошептала Клер. Она чувствовала, как из окна веет ночной воздух, и в комнате становится прохладнее. – Я не хочу, чтобы это происходило. Она преследует меня.

Клер лежала, прижимая к себе собаку, и пыталась уснуть, но только когда первые бледные лучи начали рисовать на фоне неба черные силуэты опавших кленов вдоль дороги, она забылась тяжелым сном.

Она проснулась в десять, позавтракала, и снова пустилась в путь. На сей раз бутылочка с колдовским маслом была у нее в кармане.

Каста примостилась на заднем сиденье, прикрыв глаза и постукивая хвостом по черной коже обивки.

Не было нужды спешить: у нее в запасе весь день – или вся неделя. Постепенно вчерашнее радостное настроение возвращалось. Возможно, она несколько дней пробудет в Эдинбурге, прежде чем решит, куда ехать.

Пол и Лондон остались далеко позади. Никто не знал, где она. Никто, за исключением Изабель. Клер нахмурилась, ее рука скользнула в карман, пальцы сомкнулись вокруг бутылочки. Перед отъездом она смазала маслом лоб, руки, и грудь в области сердца, как учил ее Зак. У жидкости был густой, экзотический запах, как у дорогих, но несколько грубоватых духов. Странно, но Касте, которая ненавидела все искусственные запахи, этот, казалось, нравился. Она тщательно обнюхала и лизнула руку Клер. Та взглянула на собаку.

– Думаешь, это их прогонит? – шепотом спросила она. – Это особое масло, оно защитит нас... – И с нежностью перекрестила собаку.

Клер остановила машину у Картер Бар и взобралась на вершину холма. Она стояла, закинув руки за голову, оглядывала бурую холмистую равнину вокруг, дьппала чистьщ холодным воздухом, и вдруг почувствовала себя невероятно счастливой, Сердце ее пело – она вернулась домой.

Неподалеку затормозил автобус с туристами. Они высыпали наружу и облепили линию границы: каждый стремился сфотографироваться в позе «одна нога в Англии, другая в Шотландии». Клер какое-то время развлекалась, разглядывая их, поджидая Касту, которая убежала к небольшому лесочку у дороги, видимо, почуяв кролика.

Граница. Она растянулась на мили через эти пустынные холмы, изредка отмеченная указательными знаками или высокими камнями. Сколько народу полегло в битвах по обе стороны этой мистической черты? Эта мысль заставила Клер вздрогнуть, и она направилась к машине.

В Эдинбурге Клер остановилась на ленч, оставив разочарованную Касту дожидаться в автомобиле, затем поехала дальше. Дороги в Эдинбурге были переполнены, и, устав после долгой поездки, она направила машину вдоль Куинсферри Роуд по направлению к Форт-Бридж.

Вода в устье реки белела пеной, завиваемая ветром в барашки, и, пока Клер ждала очереди у моста, чтобы уплатить въездную пошлину, она наблюдала за парусной яхтой, что проплывала по Куинсферри, круто кренясь и разрезая носом темно-зеленую воду под двойным мостом. Она уплатила пошлину, и медленно покатила по автомобильному мосту, с содроганием оглядываясь на восток, где виднелись высокие трубы и огни Мосморрана. И это же самое хотели сделать с Данкерном? Убить красоту и покой этого тихого доселе графства!.. Она вспомнила солнечный Данкерн своего детства, и в ней созрело решение: надо ехать в Эрдли. Может, хоть там она будет в безопасности от Пола.

Эмма сидела на постели, гладя, как укладывает вещи Питер.

– Может, я все-таки могу поехать с тобой? – жалобно спросила она.

Питер взял стопку рубашек и сунул их в чемодан.

– Мы уже десятки раз проходили через это, Эм. Если ты хочешь поехать со мной, то должна хорошо обдумать это решение. Ты не можешь действовать под влиянием минутного порыва, и прекрасно знаешь это. Наша дочь и твоя галерея требуют присмотра. – Он сложил белые фланелевые брюки и направился к шкафу. – И я не собираюсь задерживаться надолго.

– Знаю. – Она нервно встала и подошла к туалетному столику.

– Отлично. Так в чем же дело? – Он взглянул на нее. – Это не похоже на тебя – так быстро менять решения. Я надеялся, что ты слишком занята, чтобы скучать по мне.

– Конечно, я занята. – Она дожала плечами. – Но я скучаю по тебе.

Питер положил пиджак, который держал. Мгновение он колебался, затем подошел к ней и нежно обнял.

– Вот что я тебе скажу. В следующий раз – после того, как я закончу это дело – мы тщательно подготовим наш отъезд. Отправим Джулию погостить у Джеффри с Хлоей, найдем тебе замену в галерее, и сможем провести недельку-другую в каком-нибудь тихом прекрасном месте. Может быть, поедем в Пенанг, или даже в Австралию. Как тебе это нравится?

Эмма фыркнула:

– Как любая отговорка. Всегда – в следующий раз! И никогда в этот.

– Эмма! – Питер в раздражении отвернулся. – Ну, тебя убедить? Когда я прошу тебя ехать, ты не хочешь. Когда говорю, что сейчас тебе ехать нельзя, ты обижаешься.

– Я не обижаюсь.

– Но так это выгладит. Послушай, я должен делать свою работу! Я ее люблю, хорошо в ней разбираюсь, и не собираюсь ее менять, поэтому тебе лучше с этим смириться. Бог свидетель, у тебя было предостаточно времени, чтобы узнать, чем я занимаюсь. Поехать или не поехать! Принять решение заранее, а не оставлять его почти до самого отлета самолета! – Он бросил взгляд на часы. – Может, вы с ней хотите поехать со мной до Гэтвика? Мы бы поедали по дороге...

Эмма покачала толовой:

– Ты же знаешь, я не люблю смотреть, как ты улетаешь.

Питер вздохнул. Захлопнул чемодан и запер его на ключ.

– О'кей. Ладно, я сделаю все, что могу. В следующий раз полетим вместе, а сейчас ты просто пережди пару недель и все. Кроме того, я думаю, вы с Хлоей чудесно проведете время, устраивая жизнь Клер. У вас будет чем заняться.

Он говорил с фальшивой покровительственной интонацией, и Эмма устало нахмурилась.

– Питер...

– Вы ее уже нашли? Или твой брат держит ее под замком? – Питер улыбнулся. – Согласись, что такое возможно. Из всего, рассказанного тобой Генри, следует, что ты считаешь, будто Пол на это способен. Не то, чтобы я особенно его обвинял... – Он наклонился и поцеловал Эмму в макушку. – Но если я скажу, что тебе не следует в это вмешиваться, ты согласишься со мной? Уверен, что нет.

Эмма молча покачала головой.

– Ну, тогда будь осторожна. До встречи... – Он вдруг пристально посмотрел на нее. – И никаких общений с богатыми американскими нефтяными магнатами, пока я в отъезде, о'кей? – Он снова улыбнулся ей, Помялся. – Ну, я пойду.

Эмма смотрела, как он выносит из спальни чемодан. Слушала, как он со стуком стаскивает его по узкой лестнице. Ее блуждающий взгляд упал на записную книжку у телефона. Утром уборщица записала там: «Пожалуйста, позвоните Рексу Каммину, как только сможете».

Она подошла к записной книжке и вырвала страницу. Яростно скомкала ее и швырнула на пол комнаты, затем бросилась на постель и заплакала.

Между Пертом и Данкелдом Клер свернула на дальнюю дорогу. Она пересекла длинную узкую долину, а затем затормозила у кромки леса возле подножия холма. Запахнув плащ, она вышла из машины. Каста убежала вперед по дороге, размахивая пушистым хвостом, а Клер стала медленно подниматься вверх вслед за ней. Ее сапоги погружались в мягкие сосновые иглы, которыми было устлано подножие холма.

Теперь, когда она была так близко к родительскому дому, настроение ее начало падать. Мать ясно сказала, чтоб она не приезжала. Отчим ее ненавидит. Тети Маргарет там больше нет. Дом принадлежит Джеймсу, и это первое место, о котором подумает Пол, если захочет ее отыскать. Так зачем она туда едет?

Подняв воротник дождевика от холодного и все усиливающегося ветра, она спрятала руки в карманы и медленно углубилась в лес, чувствуя, как хрустит под ногами щебень в тех местах, где глинистую тропу пересекают языки осыпей. Пронзительно пахло смолой. Всюду по склону холма горели пурпурные пятна осеннего вереска. Солнце просвечивало темный частокол леса, и деревья стояли словно в огне. Но где ее приют? Ей некуда ехать. Даже Джек Грант ясно дал понять, что не хочет видеть ее в отеле – благодаря этому скандалисту из «Стражей Земли».

Выйдя из тени деревьев, она остановилась, чтобы взглянуть на раскинувшуюся перед ней панораму Пертширских холмов, расцвеченных сейчас солнцем, и оттого пестрых, как лоскутное одеяло, одетых у подножья в темно-зеленый вересковый наряд. Следуя за Кастой, она проложила дорогу сквозь вереск к нагретой солнцем скале и села, озираясь, чувствуя, как ветер развевает ее волосы. С возбужденным лаем Каста исчезла за гребнем холма, преследуя кроликов. Далеко в лесу Клер различала зеленый металлический отблеск полускрытого деревьями автомобиля. Она была совершенно одна.

Ей страстно хотелось остаться здесь навечно, расслабиться в безопасности и спрятаться от всего мира. Она нагнулась, подняла из мха камень и лениво швырнула его в вереск. Вдалеке слышался отрывистый крик кроншнепа, а рядом где-то пролетел черноголовый чекан с резким металлическим голосом. В этом краю была счастлива Изабель. Клер нахмурилась, отгоняя мысли об Изабель, и вздрогнула, будто ветер забрался ей под плащ.

Разве ты не хочешь узнать, что случилось? Не хочешь узнать, что сделал мой муж?

Слова звучали из ниоткуда, почти теряясь в свисте ветра, шорохе вереска и шуме деревьев.

Клер сглотнула и оглянулась.

– Нет! Я не хочу знать! Оставь меня! Пожалуйста! – Она прижала руки к вискам, взлохматила волосы, тряхнула головой. – Оставь меня в покое! Навсегда!

Она вскочила на ноги и потянулась к карману за маслом. Трясущимися руками отвинтила крышку и накапала немного себе на ладонь. Часть масла брызнула на плащ, и она увидела темную дорожку, пропитавшую белую ткань.

– Уходи прочь! Держись подальше от меня! Я не хочу знать. Пожалуйста...

Она отступила от скал, размазывая масло по лбу, сжимая бутылочку, как талисман.

Ты не хочешь узнать, что случилось? Ты не хочешь узнать...

Голос теперь был сильнее и звучал уже внутри ее. Настойчиво. Отчаянно. Умоляюще...

Изабель отвернулась от мужа, ее мозг был парализован страхом, а нервы и так уже напряжены до предела – она еще видела перед собой униженного Уоллеса и орущую вокруг толпу.

– Вы что, мадам, проглотили язык? – Лорд Бакан немедленно оказался рядом. – Вам нечего ответить на эти обвинения?

Изабель медленно повернулась к нему.

– Разве вы поверите мне, если я стану их отрицать? – Она была совершенно спокойна, смотрела ему прямо в лицо, и это неожиданное отсутствие страха озадачило его.

– Нет, – медленно сказал он. – Я вам не поверю. Вы согрешили с этим мужчиной тысячи раз в сердце своем, что уже делает вас виновной в глазах Божьих. Теперь же вы согрешили с ним плотски, и стали виновны перед людьми.

Она ожидала, что он ударит ее. Она почти хотела этого. Тогда бы наконец хоть как-то выразилась его месть, а это леденящее спокойствие было страшнее всего.

Он задумчиво отвернулся.

– Лорд Каррик сейчас в дружбе с королем и у него мощное влияние при дворе. Я не хочу ослаблять позиции Шотландии в будущем парламенте, выступив против вашего любовника открыто. Пока... Вы этого не стоите. – Пренебрежение в его голосе было убийственным. – Но придет день, когда я убью его. – Слова были произнесены злобно и столь тихо, что она гадала, правильно ли расслышала.

Граф снова повернулся к ней, и его лицо было искажено яростью.

– Вы – другое дело. Похоже, вы не учитесь на своих ошибках. Матушка говорила, будто вы неисправимы. Очевидно, она была права. – Он глубоко вздохнул. – Разве смерть вашей служанки не послужила для вас достаточным предупреждением? Вы не боитесь умереть так же, как она?

Против воли Изабель охнула.

– Вы имеете в виду, что меня сожгут? – воскликнула она. – Я ничего не сделала, чтобы заслужить это.

Бакан усмехнулся.

– Даже наведя чары на шотландского дворянина? Даже насмеявшись над брачными клятвами и отвергнув Господа и Святую Церковь? Даже прибегая к чародейству, дабы избежать зачатия младенца? – Голос его упал до шипения.

Изабель побелела. Он не мог об этом знать!

– Это неправда, – упорствовала она. – Все неправда.

– Да? – Он одарил ее широкой улыбкой. – Вы отрицаете, что опутали Брюса чарами? В мою пользу говорит то, что он вас вовсе не добивался. И почему, – он внезапно подался вперед, – вы не зачали дитя, если не прибегали к колдовству?

– Это Божья воля... – прошептала она.

– Думаю, что это, скорее всего, воля дьявола. Мои намерения, миледи, следующие: вы никогда не увидите Брюса и Шотландию, поскольку она таит в себе столько искушений. – Он сделал паузу, не отводя взгляда от ее лица, и жестко усмехнулся, увидев на нем боль. – У меня сейчас нет на вас времени, миледи. Дела Шотландии превыше всего, и я должен оставаться здесь, в Вестминстере. Позднее я решу, что делать с вами. Поскольку мне нужен наследник, я должен быть свободен для нового брака. – Он все еще пристально смотрел на нее. – Но я позабочусь, чтобы у вас больше никогда не было возможности предать ваши брачные клятвы. – Он повернулся, вышел из комнаты и запер за собой дверь на ключ.

Изабель рухнула на стул; ноги дрожали, ее мучительно тошнило. Медленно миновал день, и начало темнеть. В комнату не приносили новых свечей, и постепенно становилось все темней и холодней. Припав к подоконнику, Изабель мало что могла разглядеть сквозь цветные стекла. Она была голодна и очень напугана.

Было темно, как в яме, когда дверь отворилась и на пороге появился граф Бакан с факелом в руке.

– Идем, – резко приказал он.

Изабель встала на негнущихся ногах. Он привел ее в спальню. Захлопнув дверь, закрепил факел в кольце стены, затем повернулся к ней.

– Свита ожидает, чтобы отвезти вас в Витвик, где вы будете пребывать узницей, пока я не решу как с вами поступить, но до отъезда я должен кое-что сделать.

Прошло много времени с тех пор, как он прибегал к побоям. Он методично бил ее, пока она, почти без сознания, не свалилась на постель. Гордость помогала ей сдерживать крики, но она с трудом сознавала, что происходит, пока он, наконец, не начал сдирать с нее одежду: стянул платье и корсаж, разорвал пополам рубаху. Внутренне сжавшись, Изабель стала ожидать насилия, которое должно было последовать.

Словно из отдаления она услышала его смех и попыталась отползти от него, обхватив руками ноющее тело, слишком измученная и ошеломленная, чтобы реагировать, даже когда услышала лязганье металла. Он перевернул ее на живот, и она почувствовала, как холодное железо сомкнулось вокруг талии, потом лязгнул жестокий металлический язык между ног, клацнул замок.

– Это, миледи, принудит вас к верности, – прошипел он, потом схватил ее за руку и сдернул с кровати. – Теперь одевайтесь.

Она ехала в носилках, которые безжалостно трясло из стороны в сторону. Лошади скакали в кромешной тьме на север.

Путь освещали лишь факелы в руках вооруженной охраны. На рассвете они остановились в Сент-Олбани подкрепиться. Изабель отказалась есть. Страдая от жестоких побоев, она недвижно пролежала в носилках всю долгую дорогу на север.

В Витвике управитель ее мужа отнес ее в спальню, и там, одна на огромной кровати с пологом, Изабель позволила себе заплакать.

Она ожидала смерти. Всякая еда, что ей приносили, была подозрительна. Муж мог приказать отравить ее здесь, вдали от Лондона, чтоб он был свободен жениться снова. Сначала она отказывалась есть, но затем голод заставил ее принять пищу, и, к ее удивлению, та оказалась хорошей. Ее не держали под замком. Никаких наказаний не накладывали. Видимо, лорд Бакан был так занят государственными делами, что хотя бы на время выбросил жену из головы.

Жизнь в Витвике была упорядоченной и спокойной. Сюда почти не доходило новостей. Домочадцы – мужчины и женщины – были заняты собственными делами, и не интересовались лордом Баканом, если только не соприкасались с ним лично. К Изабель вернулась прежняя гибкость, и она заметила, что начала медленно привыкать к образу жизни поместья, пока долгие осенние дни становились короче и холоднее.

Ей было совершенно ясно, что, хотя ее не запирали, она, тем не менее, оставалась узницей. Ей нельзя было ездить верхом – что в любом случае, в горьком замешательстве понимала она, было бы слишком неудобно осуществить. Ей не дозволялось гулять за пределами огороженных садов поместья, где жена управителя годами выращивала цветы, лекарственные травы и розовые кусты для собственного удовольствия, и даже там она никогда не оставалась одна. Ничего не оставалось, кроме ожидания. Изабель пыталась развлечь себя мечтами. Поначалу все ее грезы были о бегстве, она представляла себе, как скачет по вереску или стоит на утесах, слушая шум моря. Она и не догадывалась раньше, что можно так сильно тосковать по морю: запахам, звукам необыкновенной жизненной силы ветра и прибоя, мощи волн. Леса и поля Лейстершира были уютны, воздух нежен. Все – даже люди сильно отличались от суровых мужчин и женщин ее северной родины.

Она убивала время за шитьем и выучилась прясть. Вечерами она сидела за прялкой вместе с женой управителя и тремя дамами, что прислуживали им, и читала при свечах. В поместье имелось три книги – Часослов, Псалтырь и превосходно иллюстрированный список «Романа о Розе», который Изабель сама привезла и оставила здесь в один из предыдущих визитов.

С неба уже падали первые тихие снежинки, когда ее посетила неожиданная гостья. В начале декабря с эскортом всадников во двор поместья въехала Элис – супруга сэра Генри Бомонта.

– Тетя Изабель? – она осторожно поцеловала родственницу, как будто сомневалась в ее ответе, – Как ты? – Ее нос порозовел от мороза, фигура выдавала несомненную беременность. – Дядя Джон позволил навестить тебя.

Изабель подняла брови.

– Я думала, он забыл о моем существовании, – произнесла она с печальной улыбкой. – По правде, я надеялась, что он действительно забыл об этом. – Она обняла Элис. – Входи, дорогая. Я так рада тебя видеть.

Они сели у очага, где трещал огонь, а прислужница принесла горячее вино.

– Итак, ты ждешь ребенка! – Изабель взяла замерзшую руку племянницы. – Когда он родится?

– Весной. – Элис снова ее обняла. – Это будет мальчик, я знаю. – Она оглядела Изабель критическим взглядом. – Ты так исхудала. Ты не больна?

Изабель грустно улыбнулась.

– Нет, не больна. Просто одинока и скучаю.

– Дядя Джон не сказал мне, почему он отослал тебя сюда. – Она отвела взгляд. – Он все еще сердится на тебя?

– Все еще сердится? – У Изабель вырвался сухой смешок. – Можно сказать и так, дорогая. Но не будем говорить обо мне.

– Это необходимо... – Элис посмотрела через плечо на женщин у очага, затем встала и, взяв Изабель за руку, подвела ее к амбразуре окна. Они слышали, как ветер бьется в полированные роговые пластины, которые в некоторых окнах этого старого поместья заменяли стекла. – Что случилось? Что ты сделала?

– Нечто, достаточно дурное.

– Раньше, когда дядя Джон сослал тебя в Дандарг на эту ужасную епитимью... – Элис прикусила губу. – Тетя Изабель, это я предала тебя. Я была глупа, самодовольна, и хотела, чтобы дядя Джон был доволен мной и помог устроить мой брак с Генри. Я сказала ему, что видела тебя с лордом Карриком... Я не понимала... Я не знала, что он так разъярится. Просто думала, что он выбранит тебя. Я сожалею! Прости меня, умоляю, прости! – Она внезапно расплакалась, теребя руками полы одежды.

Изабель, побледнев, смотрела на нее. Она набрала побольше воздуха, собираясь что-то произнести, но передумала. Отвернулась.

– Ох, Элис... – все, что она сказала.

– Ты когда-нибудь сможешь простить меня?

– Не знаю. – Изабель была совершенно ошеломлена. – И ты здесь, чтобы снова шпионить за мной?

– Нет! – Элис отчаянно замотала головой. – Нет, клянусь! Если я чем-нибудь могу помочь тебе, я это сделаю. Пожалуйста, Изабель, прости меня! – Она вцепилась в руки Изабель. – Пожалуйста! И скажи мне, почему ты здесь. Возможно, на сей раз я помогу.

– Я здесь потому что за мной, похоже, снова шпионили, – тихим голосом произнесла Изабель. – Кто-то прислал твоему дяде письмо, о том, что летом меня видели с лордом Карриком.

– И это правда? – прошептала Элис.

Изабель улыбнулась.

– Не думаю, что тебе это неизвестно.

Элис опустила глаза.

– Я не шпионила.

Она слышала сплетни. До всех в Вестминстере уже дошли слухи, что графиня Бакан изменила мужу с графом Карриком, и многие со злорадством ждали появления Роберта к осенней сессии парламента. Но он, похоже, предпочитал оставаться в Шотландии и не приехал вовсе. А Изабель, сосланная в Лейстершир, не могла ни подтвердить, ни опровергнуть эти слухи.

– Пожалуйста, позволь мне быть твоей подругой. – Снова заговорила Элис. – Пожалуйста! Позволь мне что-нибудь для тебя сделать.

Изабель слабо улыбнулась.

– Достаточно того, что ты здесь, милая Элис. Мне было так одиноко.

– Мы сможем поговорить позже, в спальне? – прошептала Элис, глянув на женщин у очага, откуда через комнату тянулся аромат горячего вина и душистых трав.

По обычаю, если хозяин дома отсутствовал, родственница и гостья делили постель. После мгновенного колебания Изабель кивнула.

– Конечно, сможем.

Ночью совершенно обнаженная Элис, несмотря на свой округлившийся живот, ловко вспрыгнула на высокую кровать, и откинула одеяло, ожидая, что Изабель присоединится к ней.

Изабель легла в постель, не снимая длинной льняной рубахи. Она не хотела, чтобы Элис видела железный пояс, который, несмотря на ее худобу, так жестоко терзал ее плоть. Но Элис догадалась. Она нежно коснулась в темноте талии Изабель, а затем крепко обняла ее.

– Это сделал дядя Джон? – прошептала она.

Изабель кивнула.

– Я была неверна.

– Значит, это правда. Ты любишь лорда Каррика?..

Они говорили очень тихо, помня о том, что за пологом постели на лежанке у очага спит одна из прислужниц.

– Да, я люблю его. – Теперь Изабель не было смысла это отрицать.

– О, Боже! – взорвалась Элис. – Кто дал мужчинам право так обращаться с нами? Мы становимся их вещами, их собственностью! – Она откинулась на подушках и ударила по постели кулаком. – Нам отказано в человеческом существовании. Она приподнялась на локтях и взглянула на Изабель. – Он собирается оставить тебя так насовсем?

– Я думаю, он собирается убить меня, – ответ Изабель был еле слышен.

– Что?..

– Он хочет снова жениться... взять за себя женщину, которая родила бы ему наследника.

– Но ты можешь...

– Нет.

Последовало долгое молчание. Из-за полога они слышали, как потрескивает в очаге огонь, скрипит лежанка, когда прислужница ворочается на ней, и наконец до них донесся тихий храп. Элис во тьме коснулась лица Изабель.

– Ты бы избавилась от этого пояса, если бы могла?

Изабель покосилась на полог.

– Конечно. Но единственный ключ у моего господина и супруга.

– Его можно распилить. – Голос Элис был так тих, что Изабель едва угадывала слова.

– Как? Здесь нет никого, кто бы помог мне.

Элис загадочно улыбнулась.

– Думаю, я знаю кое-кого, кто может это сделать ради тебя. Но ты осмелишься? Что сделает дядя Джон, когда узнает?

– Я же сказала тебе, что он, наверное, убьет меня. – Изабель беспокойно заворочалась под теплыми покрывалами. – Но если он в любом случае убьет меня, то я предпочитаю пойти на риск. – Ее сердце забилось от все возрастающего возбуждения. Впервые за много недель она позволила себе поддаться искушению надежды.

Элис сжала ее руку:

– Предоставь это мне. Я постараюсь что-нибудь устроить.

«Что-нибудь» оказалось молодым человеком шести футов роста, в ливрее сэра Генри Бомонта.

Он вошел в спальню на следующий вечер, таща котомку с кузнечными инструментами.

– Ты помнишь Хьюго, сына кузнеца из Данкерна? – со смехом спросила Элис. – Он уже помогал тебе раньше.

Изабель взглянула внимательнее.

– Хьюго?

– Да, миледи. И готов снова служить вам. – Он улыбался, карие глаза на обветренном лице были полны веселья.

Его мягкий акцент уроженца графства Бакан вызвал слезы на глазах Изабель.

– Хьюго? Ты всегда будешь освобождать меня из заточения? – В замешательстве она засмеялась и протянула ему руки.

– Так часто, как вы захотите, миледи. Я счастлив служить вам, – улыбаясь, он застенчиво посмотрел на нее.

Элис решительно направилась к двери и заперла ее на засов.

– Ну, не будем терять времени. Я объяснила Хьюго положение, и он говорит, что сможет освободить тебя. Ложись.

Она сорвала с постели покрывала и укрыла ими тело Изабель, так, что видны были только широкий железный пояс и запиравший его замок.

Хьюго покопался в своих инструментах, потом встал рядом с постелью, опираясь коленом на пуховую перину.

Казалось, прошла вечность, прежде чем он с довольным хмыканьем отпер замок, и Изабель ощутила, как тяжелый металл соскальзывает с нее. Хьюго вмиг собрал свои инструменты, и тактично отвернулся, когда Изабель вставала на ноги и оправляла рубашку.

– Как я смогу отблагодарить тебя? – спросила она. – У меня нет денег.

– Денег не нужно. Просто позвольте мне остаться у вас на службе, когда леди Бомонт уедет. – Он широко улыбнулся. – Она согласна.

Граф Бакан неожиданно прибыл в Витвик месяц спустя, через две недели после того, как уехала безутешно плачущая Элис. Изабель с ужасом ждала, что он пошлет за ней, но этого не произошло. Он пробыл в имении полдня, проверил состояние конюшен, охраны и слуг, которых оставлял в Лейстершире, а затем с тремя верными воинами ускакал на север, в Шотландию. Лишь перед самым его отъездом Изабель спустилась в холл, где он сухо и с явной неприязнью сказал ей несколько слов.

В Лондоне наконец объявился ожидаемый всю осень граф Каррик. Он был в большом фаворе у короля Эдуарда, и лорд Бакан вынужден был на время смириться с тем, что мир в Шотландии выше личной смертной вражды. Он не мог нанести оскорбление любимцу короля Англии...

Миновало Рождество, тут и там первые подснежники пробивались сквозь тающий снег. Успокоившись от сознания того, что ее муж находится от нее за сотни миль, Изабель постепенно начала увеличивать расстояние, на которое удалялась от поместья во время прогулок. Она всегда просила управителя или кого-нибудь из рыцарей сопровождать ее в поездках верхом. Со временем к ней вернулась былая уверенность, а заодно и отвага, и, как следствие выздоровления тела и духа, появились мысли о возможном бегстве.

Слуги в поместье любили ее, так же, как воины ее мужа и жители деревни. Они, казалось, забыли, что молодая графиня – узница, для них она была хозяйкой поместья и добрым другом, и она пообещала себе, что как только очистятся дороги и она полностью обдумает свой план, то постарается бежать с помощью Хьюго. Где-нибудь в Шотландии найдется для нее убежище, и она сумеет убедить Роберта принять ее и открыть их любовь миру.

Однако, на первой неделе февраля, прежде чем она получила возможность привести свои замыслы в действие, вернулся лорд Бакан, а с ним большая свита всадников, сопровождавших его на юг, для новой встречи с королем.

Он поприветствовал ее издалека и не сделал даже попытки дотронуться до нее.

Одна из дам рассказала ей, что он взял себе на ложе вдову кого-то из своих рыцарей.

На сей раз он остался на несколько дней и каждый день она с ужасом ожидала, что он узнает об ее освобождении из его оков. Но он никогда не оставался с ней, и наконец до нее дошло – он хочет, чтобы она его умоляла: умоляла снять пояс верности, умоляла вернуться в Шотландию. С этого момента боязнь того, что он сделает, когда узнает, что она свободна, почти полностью ушла; ее поглотило сознание уверенности в силе своего духа.

Был сырой бесцветный день, облака низко висели над холмами, и деревья гнулись под штормовым ветром, когда измученный всадник ворвался во двор и сполз с коня. Он проковылял в большой зал поместья, почти падая от усталости, и преклонил колено перед графом.

– Милорд, вести из Шотландии! – Он тряхнул головой, пытаясь перевести дыхание. – Ваш кузен Рыжий Комин убит, милорд!

Лорд Бакан встал, лицо его побелело.

– Убит! – Он шагнул вперед и затряс гонца за плечо. – Убит, сказал ты? Но кем? Что случилось? – Он ухватил несчастного за ухо и вздернул на ноги.

Гонец охнул от боли.

– Лордом Карриком, милорд! Лорд Каррик зарезал его! Они поссорились в церкви Серых Братьев, в Дамфризе, и лорд Каррик убил его там, прямо перед святым алтарем! Это было убийство, милорд, и страшное святотатство.

В зале воцарилось потрясенное молчание. Изабель, сидевшая вне поля зрения супруга в углу, у канделябра, где она вышивала по бархату изысканно роскошные узоры, непроизвольно вскочила. Серебряные и золотые нити, которыми она шила, упали в лужицу воска на столе. Она этого не заметила, вся похолодев.

– Ты уверен? – прошипел лорд Бакан. Он резко выпустил ухо гонца, и тот, всхлипнув, рухнул на колени.

– Да, милорд, совершенно уверен. Вся Шотландия говорит об этом!

Бакан повернулся к жене.

– Итак, вы слышали, что произошло! Видите, кем стал ваш Роберт Брюс? – он не повышал голоса, но в глубокой тишине под низкими сводами зала чеканно звучало каждое слово. – Он, наконец обнаружил свое истинное лицо! И он никто иной, как богохульник и убийца!

Его глаза сузились. Если Роберт Брюс так грубо нарушил установленный королем Эдуардом мир, то нет больше нужды проявлять осторожность, нет нужды рассчитывать на союз с человеком, которого он ненавидел больше всех на свете, и нет больше нужды сохранять жизнь неверной жене.

Встретив взгляд графа, Изабель прочла его мысли, так же ясно, как если бы он высказал их вслух. Она почувствовала, как воздух вырывается из груди короткими отрывистыми выдохами, и боль иглой пронзила сердце. Но прежде, чем она успела что-либо сделать или сказать, гонец продолжил:

– И больше, милорд! Лорд Каррик провозгласил себя королем Шотландии! Когда я выезжал, он уже занял Дамфриз, а теперь, возможно, и другие города. По всей Шотландии народ поднимается в его поддержку!

С проклятием Бакан схватил меч, лежавший рядом на столе и вытащил его из ножен. Подняв его высоко над головой обеими руками, рубанул дубовую скамью, стоявшую рядом.

– Святая Дева! Я поклялся убить этого человека, и теперь я это сделаю! Клянусь Христом и всеми святыми – во имя короля Джона Бейлльола я это сделаю! – Его лицо побагровело. Он повернулся к Изабель. – Народ Шотландии может и поднимается, но вас, миледи, там не будет. Вас не будет с Брюсом, ни с живым, ни с мертвым! Заприте ее! – крикнул он управителю. – Держите ее здесь, пока я не вернусь. Тогда я разберусь с ней!

Через час он уже ускакал, но не в Шотландию, а на юг, в Вестминстер, к королю Эдуарду, прихватив с собой небольшую охрану, и оставив большую часть людей охранять жену и ждать его приказа о выступлении на север.

Изабель была вне себя. Управитель, не вняв ее слезам, мольбам и яростным требованиям освободить, подчинился своему лорду, и Изабель не оставалось ничего иного, как в расстройстве и отчаянии мерить шагами маленькую комнату, где была заключена. Больше новостей не приходило. Из окна она видела, что множество воинов мужа еще в Витвике. Она не знала, куда уехал граф, не знала, что король Эдуард, поначалу услышав, что произошло в Дамфризе, не поверил в такое о своем верном слуге Роберте Брюсе, графе Каррике, и потратил драгоценное время, ожидая подтверждения его предательства.

Двор внизу гудел слухами. Большинство людей графа были шотландцами, съехавшимися из его обширных владений, и многие, несмотря на верность хозяину, отнюдь не были довольны нынешним вассальным положением Шотландии. Мысль о короле-соотечественнике, потомке древних королей Шотландии, внуке старого Роберта Брюса Претендента, происходившего по мужской линии от короля Дэвида, привлекала, а многих, бывших в ярости оттого, что придется выступить на одной стороне с ненавистными англичанами, и подвигала на бунт.

В такой смуте прошел день, а вечером Изабель выпустили из комнаты. Управитель, не получая дальнейших приказов от графа, решил, наконец прислушаться к ее мольбам и отпер дверь.

Поначалу она проявила несвойственную ей осмотрительность. Приходилось быть осторожной. Она должна бежать, но выполнить это, когда поместье полно воинами мужа, будет трудно.

Она могла рассчитывать только на помощь Хьюго-кузнеца. Он нашел ее почти сразу, как только она остановилась во дворе, глядя на низкое небо. Ветер был так силен, что она с трудом держалась на ногах.

– Приветствую вас, леди! – Хьюго внезапно вырос рядом. Его волосы бешено трепал ветер. – Вам снова нужна лошадь?

Впервые за много недель она улыбнулась.

– Лучшая, какую ты можешь найти для меня, Хьюго, и еда для долгой поездки.

– Мы едем к королю Шотландии? – вырвалось у него.

– Мы? – она вдруг поняла, что смеется от счастья.

Он кивнул.

– Вы, я, и, если я правильно понял, половина людей вашего мужа.

Она не могла поверить в это – не прошло и часа, как управитель и несколько рыцарей, сохранивших верность графу, оказались под замком, а остальные – вооруженные и готовые выезжать, – ждали госпожу во дворе. В горячке нетерпения Изабель вскочила на высокого серого жеребца, которого привел ей Хьюго – это был один из любимых боевых коней мужа, и сжала тяжелые позолоченные поводья, а остальные собрались вокруг нее под развевающимися на ветру штандартами. Попоны коней были геральдических цветов графов Бакан – лазурных и золотых, их гривы отчаянно трепала надвигавшаяся буря.

Они мчались на поддержку своего законного короля. Они доставят ему оружие и коней, но молодая графиня привезет нечто более необходимое – себя самое, как представительницу древнего рода Файф, ибо без ее участия, в отсутствие брата, король Роберт не может быть коронован законно.

Сидя у подножия скалы, Клер поняла, что совсем продрогла. Ветер и дождь были реальны, но кони исчезли. За широкой долиной она видела солнце, садящееся за полями, но здесь, над лесом, небо было темным. Она чувствовала, как дождь протекает ей за шиворот, ее брюки промокли, и ногам было очень холодно. Каста сидела под деревом ярдах в пятидесяти, и внимательно смотрела на нее, прижав уши к голове.

О, Боже! Это снова случилось! Без предупреждения и против ее воли Изабель настигла ее, завладела ее сознанием, заставила забыть обо всем, чтобы без помех рассказать свою историю. Клер уронила лицо в ладони. Она не могла унять дрожь.

– Что мне делать? – прошептала она. – Что мне делать?

На ее коленях лежала стеклянная бутылочка с магическим маслом, наполовину опустошенная. Масло оказалось бесполезным... суеверный фарс... Она яростно стиснула бутылочку в руке, и хрупкое стекло треснуло. Вскрикнув, Клер отбросила ее, с отвращением глядя на вымазанные маслом ладони, и на осколки, блестящие под дождем у ее ног. Приподнявшись, она поискала взглядом Касту, затем, жалобно всхлипывая, опустилась на колени, пытаясь собрать осколки. Трясущимися руками она сгребла их и тщательно затолкала в глубокую трещину в скале, потом встала. Она все еще испытывала странное воодушевление, которое принадлежало Изабель и ее отряду рыцарей на мощных конях под штандартами, развевавшимися на ветру много веков назад, но не имело ничего общего с залитыми дождем склонами холма и одинокой испуганной женщиной, за которой охотилось прошлое.

Высоко подняв воротник плаща, она засунула руки в карманы и повернулась к деревьям. Позвала Касту, которая сразу же подбежала. Итак, тени прошлого отступили, Надолго ли?

Когда она выехала на шоссе и снова свернула на север, дождь совсем прошел. Очутившись в кабине машины, Клер долго еще не могла унять дрожь. Солнце было уже низко; оно отбрасывало длинные тени на холмы, и с темной стороны гор надвигалась ночь.

Она остановилась заправиться у самого Данкелда. Когда она доставала из сумки кредитную карточку, ее руки по-прежнему дрожали. Направляясь за служащим заправочной станции, она почувствовала, что растворяется, растекается в воздухе. Все окружающее казалось нереальным, неестественным. У Клер появилось ощущение отстраненности от происходящего. Мир Изабель казался ей более жизненным, его цвета и запахи были резче, характеры более четко выражены. Она становилась частью того мира, против воли погружаясь в него; ее связь с Изабель была крепче, чем с любым реальным человеком за всю ее жизнь.

Вернувшись в машину, она глубоко вздохнула, заставляя себя вернуться к действительности. Через десять минут она будет дома. Надо взять себя в руки, забыть Изабель и думать о сегодняшнем дне. Она крепко взялась за руль, глянула на свои побелевшие костяшки, со вздохом подалась вперед и повернула ключ зажигания.

– Мы почти дома, Каста, – произнесла она вслух. На фоне рычания двигателя «ягуара» ее голос был еле слышен. Она посмотрела на собаку, которая взгромоздилась на заднем сиденье прямо на дорожную сумку – ее лапы и шерсть были мокры и выпачканы глиной, но выглядела она здоровой и веселой.

Наконец они свернули в ворота Эрдли и поехали по длинной извилистой дорожке между купами рододендронов. Клер все больше падала духом. Мать не приглашала ее, поскольку Арчи будет недоволен ее приездом. Глупо получилось: «прелести» жизни с Полом она, как нарочно, сменила на «радость» общения с отчимом. Но куда еще она могла поехать?

Автомобиль затормозил под высоким кедром у парадных дверей Эрдли. Это был большой дом викторианской эпохи в стиле шотландского барокко, сохранивший в первоначальном виде северное крыло шестнадцатого века, увенчанное башней. Сейчас, в сырых вечерних сумерках он выглядел в высшей степени мрачным.

На секунду задержавшись, Клер медленно открыла дверцу автомобиля и вышла. Она стояла, глядя на реку, чувствуя, как холодный дождь бьет ее по уже промокшим плечам, когда дверь дома распахнулась.

Она повернулась и быстрым шагом двинулась к темному крыльцу. Там, угрюмо глядя на нее, стоял Арчи. В руках у него было короткоствольное ружье.