В эту ночь все повторилось, надвинувшись безмолвно и угрожающе, как черные тучи. Во сне ее влажные от пота руки судорожно сживались и разжимались, дыхание стало прерывистым, сердце учащенно забилось, она беспокойно заворочалась, из груди вырвался стон. Потом она затихла, но глаза под опущенными веками как бы продолжали за чем-то следить.

Охваченная страхом, она рванулась вперед, но ее руки хватали пустоту, тогда как сзади что-то удерживало ее, мешало двигаться. Над ее головой была решетка и с боку тоже, и за спиной, а за этой решеткой она видела глаза. Уродливые лица, смотрящие на нее, шевелящиеся губы, звериный оскал. Только это были не звери: это были люди, и лишь решетка спасала ее от них. Опустившись на колени, она прикрыла голову руками.

Когда она подняла глаза, люди исчезли. Вокруг была пустота.

Очень медленно она поднялась. Сейчас она уже была птицей. Ее крылья онемели от бездействия, перья были пыльные и ломкие. Попытка расправить их вызывала боль в груди и плечах. Она начала махать ими, все быстрее и быстрее, надеясь, что они унесут ее вверх, в небо. Но решетка была прочной; она билась о ее прутья – билась до тех пор, пока не изранилась в кровь, и в изнеможении упала. Надежда умерла; она поняла, что вновь стала женщиной.

Сон начал рассеиваться, а с ним исчезла неподвижность. Ее глаза наполнились слезами, которые полились из-под опущенных век. Она снова начала беспокойно метаться, искать руками решетку – отголосок ее сна, – боясь обнаружить ее при пробуждении. Теперь она боролась со своим сном, все еще оставаясь в западне.

Одна рука вдруг схватила что-то в темноте и сжала так, что побелели костяшки пальцев. Это была опутанная цепью дверь клетки.

Тогда она внезапно открыла глаза и громко закричала.