Кристиан стояла рядом с Изабель у окна к смотрела на темный двор. На Шотландию обрушились первые шторма, и листья, сорванные ветром с деревьев и прибитые к стенам аббатства, лежали мокрыми грудами. Обе женщины думали о Роберте, мужчине, которого любили: одна как брата, другая как возлюбленного и за которого им, возможно, придется умереть. Изабель закрыла глаза и снова принялась молиться про себя, чтобы Господь спас хотя бы его.

– Как ты думаешь, что нас ждет? – Кристиан давно смирилась с гибелью мужа. Ее боль и горе по Кристоферу смешались ныне с памятью о пережитом ранее горе, ошеломившем ее, когда умер ее первый муж, Грэтни.

Изабель вздрогнула и оглянулась назад, во тьму комнаты. Королева с падчерицей уже спали, съежившись в постели от холода. Заключение наконец примирило их всех. Королева утратила свою надменность, сблизилась с обеими своими золовками. Только с Изабель она по-прежнему держалась отчужденно, хотя теперь они еженощно делили помещение и даже постель.

Это было кошмарное путешествие: долгие дни в седле, в окружении охраны из пятидесяти воинов лорда Росса, сменялись ночами, когда их запирали в темницах башен и замков, сменявших друг друга по пути на юг Шотландии. Здесь, в Перте, они были заключены в странноприимном доме аббатства Святого Андрея. Снаружи у дверей двое английских солдат играли в кости. Слышно было, как костяшки катятся по каменным плитам пола и стражники затихают на мгновение, наклоняясь рассмотреть их, и как они оглушительно гогочут при каждом удачном броске.

Неожиданно раздался голос Мэри, сидевшей на краю постели.

– Вы слышали, что Эдуард приказал разобрать Сконское аббатство? Он был так зол, что Роберт короновался там, что решил: отныне ни один шотландский король не сумеет этого сделать, даже если для этого воинам Эдуарда придется вывезти все до последнего камня. – Она стремилась как-то отвлечь их от горестных дум.

Кристиан оглянулась на Изабель и заметила, что лицо женщины, смотревшей в ночь через высокое башенное окно, окаменело от страха. Они обе внезапно подумали о коронации. Эдуард должен знать, что корону на голову Роберта возложила Изабель, потомок рода Файф.

Кристиан нежно коснулась руки Изабель, но не знала, как ободрить ее. Вместо этого она заговорила о себе.

– Я так рада, что Грэтни не дожил до этих времен. Его сердце было бы разбито.

– А твой сын? – Изабель устало прислонилась головой к амбразуре окна. По крайней мере, у нее нет детей, о которых нужно беспокоиться.

Кристиан пожала плечами.

– Как и твой брат он сейчас в Англии – под опекой английского двора... – она вздохнула. – Лорд Росс сказал мне, что он принят в свиту принца Уэльского. Слава Богу, хоть он в безопасности. – Обе женщины немного помолчали, затем Кристиан продолжила. – Остается надеяться, что Эдуард не станет отыгрываться на них, только потому, что они нам родные.

Ужас и ночь сдавили сердце Изабель. Стоял непроглядный мрак. Им не давали ни лампы, ни свечей, и единственный свет пробивался сюда с морозного неба сквозь узкое окно. Она думала о Марджори, дочери короля Шотландии – его единственном ребенке и наследнице. Что станет с ней? Какого милосердия она может ожидать от Эдуарда Английского, приказавшего не щадить ни женщин, ни детей мятежников, приказавшего покарать даже церковные камни.

– Меня приговорят к смерти, – наконец прошептала она. – Вы только следовали за Робертом и можете сказать, что он силой заставил вас остаться с ним. Каждому известно, что Элизабет считала его глупцом за то, что он провозгласил себя королем... И только я приехала к нему по собственной воле и возложила корону на его голову. – Она сжала кулаки. Леденящий ужас сковал ее. Не позволяя себе надеяться на королевскую милость, она чувствовала приближение неотвратимости возмездия и глубоко в душе была убеждена, что он приговорит ее к смерти. Все ее кошмары теперь были связаны с тем, какой способ казни он выберет. Ее повесят? Или сожгут? Или прикажут задушить, как бедного сэра Уильяма Уоллеса? В своих снах она уже много раз ощущала то веревку вокруг шеи, то языки пламени и едкий дым. И тогда она вспоминала Майри... Но Эдуард Английский был известен непредсказуемой мстительностью, никто не мог угадать, каков будет конечный приговор. Она гнала эти мысли. Ей страстно хотелось протиснуться в узкое высокое окно, вырваться на свободу и птицей взлететь в чистое, равнодушное небо!.. Но она знала, что отсюда не убежишь. Тут у нее резко свело желудок, и на миг она вынуждена была ухватиться за плечо Кристиан.

В этот момент стражники за дверью радостно завопили – один из них выбросил шестерку.

Король Эдуард находился в Ланеркосте, уединенном монастыре среди холмов Камберленда, вблизи Адрианова Вала. Туда и были доставлены в октябре 1306 года четыре женщины и ребенок.

Он к этому времени осудил сотни сторонников Роберта. И сегодня очередную партию пленников уже притаскивали к нему в главное здание обители, а затем увели на смерть или в заточение, и когда женщины в грязных рваных платьях наконец предстали перед ним, он был утомлен и пребывал в дурном расположении духа, мрачно глядя на них, окруженный молчаливой толпой сподвижников и телохранителей.

Элизабет пала перед ним на колени. Остальные последовали ее примеру. Марджори плакала.

Эдуард сидел в высоком кресле с остроконечной спинкой, кутая свое исхудалое тело в меха от холодного восточного ветра, задувавшего с холмов. Его яркие, пронзительные глаза сейчас глубоко запали на бледном морщинистом лице, но не утратили прежнего выражения озлобленности. Он молча разглядывал женщин, внимательно изучая лицо каждой пленницы по очереди, затем повернулся к одному из стоящих рядом людей.

– Смотрите, лорд Бакан, мы, кажется, видим вашу беглую жену.

Изабель вздрогнула от страха, впервые переведя взгляд с короля на его спутников. Там, возле Эдуарда, стоял граф Бакан, не сводя пристального взгляда с ее лица. Никогда еще прежде ей не приходилось видеть такого выражения ненависти и злобы.

Эдуард холодно улыбнулся и потер пальцы, унизанные перстнями. Суставы, сведенные артритом, ныли. Король тяжело и болезненно закашлялся.

– Итак, женщины мятежника, – сказал он наконец. – Жена, любовница, – его взгляд на миг задержался на лице Изабель, – сестры и дочь. – Он медленно поднялся – невероятно высокий человек, на голову с лишним выше окружающих – и сделал шаркающий шаг вперед. Ему следовало осудить их побыстрее, а потом он мог покинуть эту полную сквозняков комнату и выпить подогретого вина, чтобы избавиться от озноба. Он бросил на них холодный, оценивающий взгляд, точно зная, что сделает с каждой из них.

– Вы, миледи. – Сейчас он обращался к Элизабет. – Я слышал, что вы не поддерживали жалких притязаний вашего супруга на престол. Мои шпионы доложили, что вы даже порицали его за это. – Его тонкие губы сложились в усмешку. – И вы остаетесь, как бы то ни было, дочерью графа Ольстера. – Он задумчиво умолк. Граф Ольстер был могущественный человек, такого нежелательно иметь врагом. – Я склонен, миледи, оказать вам снисхождение, хотя, конечно, заточу вас. – Он обернулся к клирику рядом с собой. – Миледи Элизабет сослать на юг, в Берствик в Хольдернессе, и содержать вместе с двумя компаньонками, благочестивыми пожилыми компаньонками. – Он снова повернулся к ней. – Чтобы помочь обратить ваши помыслы к молитвам и уберечь вас от всяческих иллюзий, например, что вы можете вернуться ко двору – моему или вашего мужа. – Последние слова были произнесены издевательским тоном, вызвавшим усмешки на лицах окружающих.

Его внимание переместилось от Элизабет, глядевшей на него почти в обмороке от облегчения, к Кристиан, стоявшей прямо на коленях рядом с ней, стиснув зубы.

– Леди Кристиан. – Он мрачно усмехнулся. – Ваш муж уже поплатился жизнью за союз с мятежниками. Вряд ли вы бы последовали добровольно за братом, зная, к чему это приведет. Ваш сын теперь под моей опекой. – Он снова задумчиво замолчал. Кристиан не двигалась, не сводя немигающих глаз с его лица. – Полагаю, вы, как и ваша невестка, должны провести остаток своих дней в молитвах и размышлениях. Куда я собирался послать ее? – Он обернулся к клирику, разминая пальцы.

– Вы наметили монастырь в Линкольншире, ваша милость. – Писец покопался в документах. – Сиксхиллс, ваша милость. – Тамошняя настоятельница была хорошо известна королю, и он был уверен, что она будет достаточно сурова с сестрой мятежника. Клирик усмехнулся про себя. Король, со своей всегдашней дотошностью и вниманием к деталям, уже обдумал наказание для пленниц и как бы ни прикидывался, что сейчас решает их судьбу, он уже определил участь каждой.

Кристиан закрыла глаза, почувствовав себя ослабевшей от облегчения. В комнате прошел шумок беспокойства, даже разочарования. Неужели король на старости лет стал проявлять слабость, раз наказывает их так легко? Но оставалось вынести еще три приговора.

Холодный взгляд Эдуарда упал на Марджори. Девочка прикусила губу, отчаянно пытаясь справиться со слезами, и выпрямила худенькие плечи. Леди Изабель говорила ей, как отец надеется, что она будет храброй и будет вести себя, как подобает шотландской принцессе, что бы не случилось.

– С дочерью так называемого короля, – зловеще произнес он, – мы обойдемся как с предательницей. – Внезапно в палате воцарилась гнетущая тишина. Изабель увидела несколько сочувствующих лиц из свиты короля, но его собственное оставалось словно высеченным из камня. Она увидела, как Мэри протянула руку, чтобы поддержать Марджори во время затянувшегося молчания.

– В лондонский Тауэр, – – сказал наконец король. – Леди Марджори будет содержаться там, заключенная в клетку, – он снова улыбнулся, – чтобы жители Лондона могли приходить и видеть отродье предателя Брюса. – У окружающих вырвался вздох ужаса. Девочка, с глазами, полными слез, оглядывалась, не понимая услышанного, но король уже перенес свое внимание на Мэри.

– Полагаю, клетка ждет и вас, мадам, чтобы обуздать ваш мятежный нрав. Ваша судьба и судьба этого ребенка будут примером для моих подданных. Когда люди увидят, что вас держат как зверей, как издеваются над вами и плюют в вас, они дважды подумают, прежде чем снова встать на сторону Брюса... и таких людей, мадам, как Нейл Кемпбелл, который упорствует в поддержке мятежного лорда. – Он задержал на ней мрачный взгляд. Его шпионы сообщали ему о ее страстной поддержке брата, о ненависти к английскому королю и о любовной связи с мятежным горцем, но Эдуард не дождался ни звука от Мэри Брюс. – Мы поместим вашу клетку где-нибудь в Шотландию, чтобы напомнить предполагаемым подданным вашего брата, что их король и его семья годятся только для зверинца. Львы в клетках. – Он улыбнулся. – Так я вразумлю Шотландию, показав народу, как король Англии поступает с непокорным и диким зверем, когда захватывает его живым!

Клирик деловито строчил: король распорядился, где разместить клетки. Эту – в Роксбурге.

Мэри побледнела. Она смотрела на Эдуарда, словно пригвожденная к месту, ее рука все еще поддерживала Марджори. Изабель закрыла глаза. Пока внимание короля, медленно переходило от одной женщины к другой, ей становилось все страшнее и страшнее. Быть заключенной в клетку как животное – это самая ужасная судьба, какую она могла представить, гораздо хуже всего, чего она боясь. Хуже даже, чем казнь, – по крайней мере, это быстро, а потом твоя душа может свободно улететь в ясное небо.

– А теперь леди Бакан. – Наконец Эдуард повернулся к ней, – В данном случае ваш супруг, присутствующий здесь, может дать нам совет. Лорд Бакан, вы хотите сказать что-либо, прежде чем мы будем судить вашу жену за государственную измену?

Изабель перестала дышать, ее мозг оцепенел, и будто через увеличительное стекло она видела графа. Она различала, как двигаются его губы, произнося слова, эхом отдававшиеся в пустоте ее сознания: ересь... колдовство… убийство... измена... совращение... прелюбодеяние… заточение его людей… кража его лучших лошадей… Список длился и длился, ненависть и злопамятность графа были бесконечны.

Изабель совсем заледенела. Стоя на коленях на каменных плитах, немного в стороне от других женщин, она подняла глаза, чтобы наконец взглянуть в лицо Эдуарда. Его узкие губы были почти бесцветны, черты истончились, пергаментная кожа плотно прилегала к костям, глаза, окруженные темными тенями, глубоко запали – ясные, умные, жестокие глаза, смотрящие на нее, и она внезапно без всякой связи подумала, что он тоже близок к смерти.

Неожиданно он усмехнулся.

– Итак, что же вы предлагаете, милорд, в наказание за сей бесконечный список преступлений?

– Смертный приговор, ваша милость, – твердо сказал лорд Бакан, – Не меньше. Она должна умереть.

Изабель закрыла глаза и стиснула руки. Она не должна терять сознания, она обязана быть храброй. Роберт всегда так гордился ее храбростью, что она не посрамит свою любовь, даже перед смертью, Король снова, с болезненной гримасой, уселся в кресло и откинулся назад.

– Веревка, – задумчиво сказал он, – или костер.

Клирик рядом с ним вздохнул – он уже знал приговор и с нетерпением ждал, когда все закончится и он сможет уйти отсюда на поварню, поискать себе какой-нибудь горячей похлебки, чтобы прогнать из костей ломоту этих холодных северных пустошей.

– Нет, – король не спеша выпрямился. – Смерть была бы слишком легким выходом для женщины, возложившей корону на голову мятежника. Слишком легким и слишком быстрым. Клетка, как остальным. – И слегка улыбнулся, когда у Изабель вырвался вздох ужаса. – Клетка, – сказал он твердо, – миледи, чтобы убедить вас, что вы животное. Клетка, где каждый сможет глазеть на вас, смеяться над вами и мучить вас – женщину, короновавшую преступника, женщину, предававшуюся с ним похоти, как шлюха. Вы тоже послужите примером народу страны, которая смеет не повиноваться мне. Мы повесим вашу клетку в Берике, – вы ведь любите свою страну, я это понял, когда вы приезжали ко мне в Вестминстер. Так вот, вы сможете видеть свою возлюбленную Шотландию из клетки, но никогда больше не ступите на ее землю, Берик теперь принадлежит Англии. Вы будете находиться в клетке, пока не умрете.

– Клер? Клер, ради Бога, проснись! – Нейл тряс ее. – Проснись! Это только сон! – Он обнял ее и крепко прижал к себе. В комнате стоял ледяной холод, и он чувствовал, что сильно продрог. – Клер!

Глядя на него отсутствующим взором, Клер медленно произнесла:

– Она была здесь. Это случилось. Клетка...

Он сильнее обнял ее.

– Это случилось много веков назад, Клер. Все кончено...

– Нет, не кончено! – Она вцепилась в него. – Я не могу пройти сквозь это, Нейл! Не могу! Только не клетка! – Она была почти в истерике. Через коридор было слышно, как лает Каста. – Она заставляет меня пройти через это вместе с ней.

– Это неправда, Клер. – Он беспомощно глядел на нее. – Все это только сон, только твое воображение. Это не реально.

– Не реально? – Она оттолкнула его и выбралась из постели, подхватив свой халатик, упавший на пол у стены. – Как ты можешь так говорить! Она реальна! Такая же реальная, как ты! – Трясущимися пальцами она завязала пояс. – Господи, что мне делать?

Нейл спустил ноги с постели и взял свой банный халат.

– Клер, ты когда-нибудь была в Берике? – Он потянулся, чтобы зажечь ночник.

Она повернулась к нему.

– Конечно.

– В настоящем Берике? В замке, где была вывешена клетка?

– Нет. – Ее лицо побелело, глаза в свете лампы казались огромными.

– Может быть, нам стоит съездить туда? Чтобы увидеть замок. Он теперь разрушен, Клер, гораздо более разрушен, чем Данкерн. Ничего не осталось – ни призраков, ни теней, только красивая река с железнодорожным мостом. – Он улыбнулся, взглянув ей в глаза. – Ты бы хотела поехать туда вместе со мной?

– Не знаю. – Она дрожа села на кровать... – Не знаю, хватит ли у меня сил. Я боюсь, Нейл. – Она казалась очень хрупкой в полупрозрачном шелковом халате, с беспомощно сложенными на груди руками.

– Пойми, что бояться нечего. Клетка давно исчезла, Все в прошлом.

– Знаю…

– А я всегда буду с тобой.

Пол был зол: мало того, что братья вытащили его из дома – в приказном порядке заставили приехать сюда, как провинившегося школьника, – теперь ему приходилось еще и выслушивать их упреки. К тому же он вынужден был признать их правоту.

– Христе Всемогущий! – Дэвид взорвался сразу же, как за Хлоей закрылась дверь. Та остановилась в коридоре, прислушиваясь. – Что на тебя нашло? Что случилось с твоим разумом? С достоинством? Со здравым смыслом? Ты понимаешь, что тебе грозит судебное разбирательство? – Его красивое лицо исказилось от ярости. Джеффри стоял у окна с двумя бокалами в руках. Поджав губы, он протянул один Полу.

– Успокойся, старина. Уверен, что Пол сознает всю тяжесть содеянного.

– Да? – Дэвид продолжал кричать. – Сомневаюсь! Он тянет за собой в грязь всю семью. Включая жену! Кстати, где она, Пол?

– В Шотландии. – Тон Пола был холодным и вызывающим.

– Это правда, что она тебя бросила?

Пол пожал плечами – это не их собачье дело.

Дэвид возвел глаза к потолку.

– Господи Боже, Пол! Раскинь наконец мозгами! Подумай, как будет счастлива пресса! Жена уходит от тебя за несколько дней до того, как тебя обвиняют в мошенничестве. Это подчеркнет твою вину, неужели ты не понимаешь? Все решат, что она именно потому и ушла!

– Поэтому ты считаешь, что мне лучше вызвать ее домой? Полоумную – в качестве опоры? – Пол откинулся в кресле и продолжал с грубым сарказмом: – «Вернись домой, дорогая, и расскажи всем, какой я честный, добрый, заботливый муж».

– В любом случае это помогло бы, – резко сказал Дэвид.

– Я не считаю, что в этом такая уж необходимость, – спешил вмешаться Джеффри. – Клер нездорова.

– Тогда мы проследим, чтоб о ней позаботились. – Дэвид подошел к окну, остановился спиной к братьям. – Так где она, Пол?

– В Эдинбурге. – Пол осушил бокал. – С любовником.

На миг воцарилось молчание. Джеффри подошел к столу и сел, уронив голову на руки.

– Газетчиков ждет урожайный день...

– Кто ее любовник? – Дэвид не оборачивался. Он поставил бокал в низком эркере окна, радом с душистой геранью, изумленный, смущенный неожиданным уколом ревности, пронзившей его. – Это известно?

– О да, известно – Нейл Форбс.

Дэвид развернулся.

– Тот тип из «Стражей Земли»?

– Он самый.

– Господи! – Дэвид стукнул себя по лбу. – И ты позволил ей уйти к нему?

Пол с грохотом встал и резко поставил пустой стакан на стол.

– А что, по-твоему, я должен был сделать? Запереть ее? – Он умолк. Сейчас не стоит говорить, что даже этого он не сумел сделать как следует. – Или погнаться за ней и притащить ее назад?

– Вспомни о состоянии рассудка Клер, – бросил Джеффри со своего места.

Дэвид с трудом втянул воздух.

– С моей точки зрения, Клер – просто скучающая избалованная молодая женщина. Ее неврозы не имеют никакого отношения к твоим проблемам, Пол.

Пол изменился в лице, но как всегда все поставил на место сусальный Джеффри.

– Думаю нам с тобой, Дэвид, следовало бы поехать к ней – объяснить, что она должна вернуться в Лондон, пока Пол нуждается в ее поддержке.

– Сомневаюсь, что у вас это получится! – Ярость Пола выплеснулась наружу. – И если кто-то сможет сделать это, то только я!

– Ты должен оставаться в Лондоне, – отрезал Дэвид, – и готовиться к защите. Слава Богу, папа не дожил до того Дня, когда ты смешал с грязью имя семьи!

Дверь открылась, и в комнату заглянула Хлоя.

– Извините, что вмешиваюсь. – Она быстро окинула всех троих взглядом. – Джефф, стали подходить дамы из приходского комитета матерей. Я не знаю, что с ними делать, поэтому пока что посадила их перед телевизором.

Джеффри встал.

– Дай нам ее адрес, Пол. Мы с Дэвидом поедем и поговорим с ней, и, может статься, она вернется и даже останется на необходимое время.

– Могу я спросить, кто приедет и останется? – Хлоя остановилась и с любопытством обернулась.

– Клер, дорогая.

Хлоя нахмурилась.

– Джефф! Я думала, мы уже с этим разобрались. – Она пристально посмотрела на Пола. – Клер не нуждается в помощи моего мужа. С ней не происходит ничего дурного.

Пол хрипло рассмеялся.

– В помощи служителя церкви? Нуждается, Хлоя, и это еще мягко сказано! Джеффри должен вернуть ей рассудок, освободить ее от духов, владеющих ею. Он также должен напомнить Клер о святости брачных обетов, объяснить, что пора бы прекратить связь с первым попавшимся мужчиной. Этот Форбс оказался настолько глуп, что с ней спутался. Моя жена доказала своим поведением, что она шлюха и подходящая пара для такого мошенника как я! – Он оттолкнул Хлою и выскочил в холл.

Из открытой комнаты за ним молча наблюдали оставшиеся. Помешкав, Пол вышел на крыльцо и с мрачным видом двинулся по дорожке. У него есть машина, а в кармане – адрес Клер. Если Джеффри и Дэвид думают, что он будет рассиживаться и допустит, чтобы они первыми добрались до Клер и узнали, что он лжет, то они крупно ошибаются. О да, они могут найти ее и убедить, и даже заставить вырядиться в строгое черное платье и жакет, одеть жемчуга на шею и в уши, чтоб она сидела так на балконе для посетителей во время суда в Олд Бейли, или куда еще его вызовут, но только он доберется до нее первым и к началу процесса он уже будет снова богат: у него будут деньги за Данкерн – «Сигма» наконец сказала «да».

Замок в Берике-на-Твиде был почти разрушен. Над изгибом реки, рядом с высокими арками Стефенсоновского железнодорожного моста оставалась часть стен от Водной башни шестнадцатого века и лестница, прозванная местными Костоломкой. Над ними на холме почти вертикально поднимался вал, возведенный Эдуардом I, и руины каменной кладки. Там, где находился замок, теперь была железнодорожная станция – памятник викторианского презрения к истории.

Стоя на развалинах Водной башни, Нейл и Клер смотрели на юг, через неширокую речку Твид на приземистые холмы Нортумберленда. Прибрежную гальку покрывали водоросли. Посреди реки торжественно проплывали три лебедя.

Во время путешествия Клер страстно хотелось, чтобы Нейл обнял, приласкал ее, постоянно не отпускал ее руку – помог заглушить то возбуждение, которое охватывало и душу и тело Клер: она снова погружалась в воспоминания, тени прошлого вновь владели ее сознанием. Нейл вдруг взял ее за плечи, но нежность была запоздалой – единственное, что сейчас занимало Клер, это вид замковой стены, поднимавшейся на крутом склоне холма.

День стоял холодный, колючий ветер приносил соленое дыхание моря. За серым камнем стены дымились трубы города. Дым, приятно пахнущий горящими сосновыми и яблоневыми поленьями, поднимался и, развеиваясь, смешивался с рваными, клочковатыми облаками. Нейл засунул руки в карманы.

На миг двадцатый век напомнил о себе – поезд промчался по старому мосту к станции Берик... Но это было лишь мгновение, потом прошлое вновь захватило обоих.

– Как она переживала зиму? – тихо спросил Нейл, дотронувшись рукой до ледяных камней развалин замка.

Клер смотрела на противоположный берег реки. Там на гальке сидели несколько куликов, их черно-белые хохолки и красные клювы ярко выделялись на фоне занесенных илом камней.

– Сначала они собирались держать клетку только снаружи, – ответила она после паузы: иногда она могла вспоминать события прошлого, которых еще не видала, как будто ее память и память Изабель составляли единое целое. – Потом поняли, что она может умереть. Это их не устраивало. Она нужна была им живой. Поэтому, когда наступали сильные холода, клетку уносили внутрь – но из клетки ее никогда не выпускали.

– Сволочи. – Нейл поежился. – Она должна была быть очень храброй женщиной.

Клер улыбнулась.

– И была: ее никогда не видели плачущей. Она была шотландской дворянкой и никогда не позволяла кому-либо усомниться в этом. Когда приходила весна, клетку снова втаскивали на стену и весь народ собирался поглазеть, как она протянула зиму и поиздеваться над ней.

Нейл нахмурился.

– Ты думаешь, ее призрак посещает этот замок?

Клер посмотрела на высокие стены. Какое-то время молчала, потом пожала плечами.

– Не знаю. Возможно. Я бы на ее месте посещала.

Про себя Нейл согласился с этим.

– От замка остались одни развалины. Слушай, пойдем в гостиницу?

Клер все еще смотрела на стену.

– Я хочу сперва подняться туда. Там есть башня, угловая...

– Клер, она не той эпохи – старый замок разрушен.

Она покачала головой.

– Кое-что тогда было... эта высокая стена вдоль реки... башня, которую мы видели со станции. Они были в ее эпоху, Нейл. – Она взглянула ему в глаза. – Ты все еще хочешь, чтобы я это сделала? Медитировала на этом самом месте, призвала ее в Берик? – Ее голос сорвался, и Нейл помрачнел. Ему не понравились истерические нотки, которые он в нем расслышал.

Он покачал головой.

– Я хочу, чтобы ты сделала то, что советовал Зак, но не здесь и не сейчас, а в гостинице, вечером. Надо попытаться отпустить, отослать ее в прошлое. Ты теперь побывала в Берике, осмотрела замок, увидела, где все это происходило: ужасная, трагическая, романтическая история, но просто история – из прошлого. Ничего завязанного конкретно на твоей судьбе. Зак думает, и я с ним согласен, что здесь твои кошмары прекратятся... Столкнувшись с твоей решимостью, Изабель оставит тебя в покое.

– Особенно, когда история ее жизни почти закончена, – печально сказала она. – Надеюсь, что ты прав.

– Я прав. – Он снова обнял ее за плечи. – Увидишь. Ты вернешь бедную Изабель в тот мир, которому она принадлежит – в страну теней и снов – и тогда сможешь снова жить собственной жизнью.

Джеффри зажег лампады и, закрыв за собой дверь ризницы, медленно пошел к алтарю. Церковь была погружена во тьму. Он чувствовал запах хризантем и маргариток Михайлова дня, смешанный с ароматом лилий, экзотических привозных роз и георгин, расставленных вокруг кафедры и по обеим сторонам алтаря. Сегодня здесь праздновалась свадьба и церковь была в роскошном убранстве. Он улыбнулся – завтра день Святого Андрея, и церковь должна выглядеть достойно. Он задумчиво подошел к своему привычному месту за хорами и сел. Белые опоры времен Регентства терялись во мраке, не видно было ни галереи, ни органа в дальнем конце церкви, просто ощущались легкость и простор, которые Джеффри очень любил. Хлоя огорчалась, что в округе нет средневековой церкви – другой храм в его приходе был викторианский, а третий – современной архитектуры. Он пока не рассказывал жене о намеке епископа, что если он обратится с просьбой о некой должности при соборе в западном округе, то его, вероятно, туда пригласят. Он еще не принял решения.

Хлоя, конечно, права. Клер его разыгрывала. Все это неправда – про сатанизм и колдовство. Она дразнила его, он и раньше это понимал. Она всегда подшучивала над ним. Он не сердился. Он очень любил Клер и знал, что иногда бывает слишком серьезен – возможно, в глазах невестки он выгладел занудой, и это его огорчало... Почему? Почему он ей поверил? Он же опытный пастор, он чувствовал ее растерянность и отчаяние, они были вполне реальны, Нет, конечно, она по-прежнему нуждается в его помощи. Он искренне говорил о причастии для нее. Поможет ли это? Неизвестно.

Его мысли вернулись к Полу: его брат – подлец. Но что с этим поделать? И как быть с Клер? Как найти лучший выход для них обоих?

Он откинулся назад, закрыл глаза, чтобы благословенный покой церкви окутал его и утешил. Он любил сидеть по ночам, во мраке, когда шум дорожного движения снаружи затихал. Жаль, что в это время прихожане не ходят больше в церковь помолиться, что он вынужден запирать дверь от воров и хулиганов. Если бы они могли разделить этот покой, потрясающее ощущение близкой связи с Господом, которое рождается в такой тишине... Медленно и тяжело он соскользнул со скамьи и, преклонив колена на гобеленовой подушечке, стал молиться.

Был канун Святого Андрея. Прихожая в гостинице была увешана флагами и Клер с любопытством разглядывала их, пока Нейл расписывался в регистрационной книге и получал ключ от комнаты. На сей раз с ними не было собаки – Каста осталась в Данкерне с Джеком.

– Вечером будет праздник, – заметил Нейл. – Дежурный сказал, что нас может слегка потревожить шум, но ведь и мы тоже приглашены. Извини, я забыл, какое сегодня число.

Клер внезапно рассмеялась.

– О Нейл! Архитипический шотландец – и не подумал о празднике Святого Андрея! – Ее нервы были на пределе, и смех вышел почти истерическим.

Он мягко улыбнулся.

– Мы не в Шотландии, Клер. Берик сейчас у англичан. Помнишь?

Она сразу посерьезнела.

– Да. Конечно. Как я могла забыть? Я не должна сегодня чувствовать праздник, верно?

Он посмотрел на нее и покачал головой.

– Сегодня нет.

Комната была маленькая, с белыми стенами, гардеробом, узкой двуспальной кроватью и большим, с тремя зеркалами, туалетным столиком возле окна. Среди всей этой мебели теснились два кресла. Через открытую угловую дверь видна была ванна со стопкой белоснежных полотенец. Рядом, на низком столе, стояли чайник и поднос с чашками, блюдцами и пакетиками чая, кофе, сахара и сухого молока. Еще была ваза с двумя запакованными вафельными бисквитами, двумя яблоками и двумя апельсинами.

Нейл улыбнулся ей.

– Кажется, пира не миновать? Что поделаешь!

Клер стояла оглядываясь.

– Прекрасно…

Она подошла к окну, открыла его и взглянула на реку. Нейл встал рядом. Они могли различать лишь очертания Комендантской башни за голыми деревьями. Нейл обнял Клер за плечи.

– Ты не передумала? Может, сначала сходим пообедать?

Ее тело было напряженным и совсем не отзывалось на его прикосновения. Она покачала головой.

– Я хочу сделать это сейчас. Немедленно.

Теперь, когда момент настал, Нейл чувствовал, что ему не по себе.

– Разве для этого не нужна ночная тьма или что-то подобное?

Она горько усмехнулась.

– Это не зависит от темноты, времени суток и вообще ни от чего.

– А ты уверена, что сможешь сделать это при мне?

Она пожала длечами.

– Не знаю. Я привезла свечу... – Ее голос задрожал. – Мне нужно, чтобы ты был здесь, Нейл. Ты меня не оставишь?

– Конечно, не оставлю. – Он взял ее за руку. – Клер, если не хочешь…

– Как ты не понимаешь? Она будет мучить меня до конца моих дней, если я не остановлю ее… не отошлю... не сделаю чего угодно, чтобы избавиться от нее! – Голос Клер зазвенел от отчаяния. Она резко отстранилась и села на край постели. Ее тело стало холодным, закрытым для любых эмоций, кроме переживаний женщины из прошлого.

Она молча поставила чемодан на кровать и открыла его. Извлекла со дна серебристую свечу, завернутую в салфетку, потом достала маленький подсвечник, поместила туда свечу и поставила на прикроватный столик, затем оглянулась на Нейла.

– У тебя есть спички?

Ее лицо было бледным и напряженным. Изабель отказалась прийти, когда Зак был у них в Эдинбурге. Возможно, она чувствовала, что Клер пытается разорвать эту связь. Возможно, в этот раз она снова отклонит призыв. Клер на это надеялась.

Нейл отрицательно покачал головой, потом коснулся ее плеча.

– Я видел спички в ванной. – Коробок с названием гостиницы лежал в маленькой соломенной корзинке вместе с мылом, шампунями и салфетками.

Чуть дрожащими руками он зажег свечу, молча отошел в угол и сел в кресло. Клер поставила свечу на пол. Пламя колебалось под сквозняком из открытого окна, и Клер на миг оглянулась и посмотрела в ту сторону. Уже почти стемнело. Исчезли из виду темная река, мост, холмы, так же, как и тени замка. Звезд не было. Дождь хлестал на холодном ветру, смешиваясь с сырым соленым дыханием Северного моря.

Комнату заполнял мрак.

Изабель не нужно было приглашать. Она давно уже была здесь. Ждала...

Ее заключили в подземную тюрьму замка. Никто с ней не говорил, никто не сообщал, что происходит. Дважды в день приносили еду. Стояла полная тьма. Свеч не давали. Не было и постели, только подстилка из заплесневелого вереска, тихо шуршавшего во мраке. При тусклом свете, просачивавшемся внутрь, когда открывали дверь, она могла получше разглядеть подземелье – грязное, с низкими сводами, затем дверь захлопывали и снова наступал мрак. Ей дали кувшин для питья и поганое ведро, и все. И то, и другое приходилось нащупывать в полной темноте.

Когда суд в монастыре Ланеркост закончился, воцарилось общее молчание, Марджори начала тихо всхлипывать, и Мэри, все еще не выйдя из оцепенения, вызванного приговором короля, протянула руки и прижала девочку к себе. Плач прекратился.

Эдуард плотнее запахнул свое тощее тело в меховой плащ.

– Уведите их, – сказал он. На миг его взгляд задержался на бледном лице Изабель, он улыбнулся и, повернувшись к графу Бакану, похлопал того по плечу.

Не было ни времени для прощаний, ни возможности заговорить вообще. Женщин сразу же разлучили, и Изабель оказалась заперта в одиночестве в монашеской келье. Она была потрясена приговором.

Она долго стояла у окна, глядя на голые Камберлендские пустоши. Потемневший вереск был спутан и прибит дождем. Завернувшись в тонкое шерстяное одеяло, Изабель решительно улеглась на узкую деревянную кровать и уткнулась лицом в стену.

Перед поездкой в Берик ее заковали в кандалы. «Чтобы наша птичка не улетела». Заковывавший ее кузнец не слишком трудился точно наносить удары. Она охнула от боли, когда молоток соскользнул и на запястье начал расти страшный кровоподтек. Ее везли в закрытой повозке – Эдуард запретил ей ехать верхом, интуитивно догадываясь, что верховая езда принесет ей наслаждение, и всячески препятствуя этому.

Затем начался кошмар.

Сначала, когда ее вывели из подземелья, Изабель испытала огромное облегчение. Стоял ослепительно солнечный день. Воздух был пронзительно холоден и свеж. Ее вывели на вершину одной из башен, остановили перед низкой дверью на лестницу, что вела к свинцовой крыше. Там, на стене, выходящей на город, и повесили ее клетку – маленький деревянный каркас с железными решетками, открытый со всех сторон так, чтобы ее было видно отовсюду, как и приказал король. Только задняя часть, примыкавшая к стене замка, была закрыта, и там имелась маленькая уборная, встроенная прямо в стену.

Комендант замка ждал ее. Он открыл дверь между двумя каменными зубцами и поманил ее.

– Ваши апартаменты готовы, леди. – Он смущенно поклонился.

– Нет, – прошептала она, – нет... – Изабель отчаянно встряхнула головой и оглянулась – ее окружали люди замковой стражи, комендант и кузнец, готовый наконец сбить с нее цепи. Этот хоть был осторожнее своего предшественника. Он, хмурясь, осмотрел ее натертые запястья и с профессиональным неодобрением покачал головой, затем, привычно управляясь деревянным молотком и зубилом, освободил ее от кандалов. Изабель потерла запястья и расправила плечи. С отчаянным усилием, цепляясь за гордость, она улыбнулась.

– Какой интересный маленький домик. И только для меня?

– Только для вас, миледи. – Он не торопил ее. Все терпеливо ждали.

– И с таким обзором...

Ей хотелось протянуть руки к солнцу. В клетке солнечные лучи перемежались тенями от решеток, падающими на пол, и пол от этого казался полосатым.

В отдалении, на горизонте она увидела море.

Окружающие стали проявлять нетерпение. Комендант переминался с ноги на ногу. Солнце, играющее на его кольчуге, ослепляло Изабель. Она прикрыла глаза рукой.

Один из стражников нетерпеливо дернулся. Его меч клацнул о камни стены.

Изабель сглотнула – она не позволит им втолкнуть себя! Она должна любой ценой сохранить гордость. Шагнув к парапету, она заставила себя сказать:

– Надеюсь, она надежно закреплена. Мне бы не хотелось упасть с такой высоты.

– Не бойтесь, миледи. Построено так, что на ваш век хватит, – мрачно ответил комендант. Он протянул ей руку. Она взялась за нее, надеясь, что он не заметит ее нервной дрожи, и пошла к парапету, нагнулась, чтобы протиснуться в небольшую железную дверь, и прошла внутрь. Дверь захлопнулась и Изабель услышала, как в замке поворачивается ключ. Комендант вытащил его, немного постоял, без улыбки глядя на нее, и отвернулся. Немного отойдя, отпустил всех, кроме двух стражников, оставшихся часовыми на стенах, затем вернулся. – Я забыл сказать вам, миледи: чтобы вы не скучали в своем новом жилище, его милость король велел устроить для вас развлечение, – он указал на площадку под стеной замка и ушел.

Изабель озиралась с нарастающей паникой. Клетка была примерно шести футов длиной и пяти шириной, прочно прикрепленная к стене на головокружительной высоте. На крышу набросали вереска – жалкая защита от солнца и дождя. Она осторожно попыталась встать, но обнаружила, что не может выпрямиться: клетка была низкой.

Внизу закричали. Она повернулась. Двое мальчишек остановились возле кустов под стеной. Один вложил пальцы в рот и пронзительно засвистел, второй нагнулся и стал шарить у ног. Через миг в воздухе пролетел камень, Он ударил по вересковой крыше клетки и снова упал наземь, за ним последовал второй. Он попал в клетку и прокатился по полу к ногам Изабель.

– Матерь Божья! – Она забилась в дальний угол, но они все равно видели ее и любовались ее страхом.

Мальчишки окликнули кого-то вдалеке, и она увидела, как еще две фигуры приближаются к башне. Две женщины, привлеченные шумом, подошли полюбопытствовать, что происходит на стенах замка. Изабель смотрела с ужасом. Спрятаться было негде, и она в отчаянии подползла к низкой деревянной перегородке уборной и прижалась к стене замка.

К полудню под клеткой собралась толпа. Изабель слышала крики и вопли, град камней и мусора время от времени залетал к ней в клетку. Дважды она выглядывала из своего жалкого убежища и каждый раз ее встречали таким мерзким ржанием, что она снова падала на дно клетки – это был единственный способ хоть как-то спрятаться от них.

Они простояли весь день, развлекаясь таким образом.

Иногда толпа росла, иногда редела, но они ни на минуту не оставляли ее – жители Берика, ее мучители.

Каким-то образом Изабель удавалось сдерживать слезы. Она не давала им волю. Главное – не доставить никому удовольствия увидеть ее страдания.

Солнце медленно опускалось в багрово-золотом сиянии, и тень замка растягивалась по земле. К вечеру похолодало. Люди один за другим стали уходить – возвращаться домой, к своим очагам. Когда стемнело, лужайка внизу стала совсем пуста.

Изабель сильно замерзла на холодном ветру. Она подползла к задней стене клетки и вгляделась сквозь прутья двери в сторону укреплений. Часовых поглотила тьма. Замок молчал.

Вокруг не было ничего, кроме черной пустоты. Изабель всматривалась в нее, но не видела ничего и впервые в жизни испугалась темноты. Она отчаянно пыталась защититься от ветра, кутаясь в свое рваное платье и подтыкая его вокруг себя. Ее ноги под юбкой были босыми.

Вдруг подошла женщина – высокая, стройная, прекрасно одетая, закутанная в меха, сопровождаемая пажом факелом. В руках она держала большой сверток. Женщина подозвала одного из стражников.

– Открой дверь и дай ей это.

Часовой подчинился, вставил ключ в замок и приоткрыл зарешеченную дверь. Сверток, который он бросил Изабель, содержал два одеяла и подбитый мехом плащ. Изабель цепко схватила их – она ужасно боялась, что ветер может вырвать их из ее рук и унести в черную пропасть. Дверь захлопнули, и женщина подошла ближе – рассмотреть Изабель. У дамы было строгое, надменное лицо, не выражавшее ни тени сочувствия – скорее практичность: если узница замерзнет, умрет в первую ночь своего заточения, то урок народу Шотландии будет не тот, что предполагался, а само наказание Изабель окажется гораздо короче, чем хотел король Эдуард.

Она внимательно изучала бледное лицо Изабель в пляшущем свете факела, и враждебность ее поколебалась.

– Я пришлю вам поесть. – Ветер относил слова, срывавшиеся с ее губ. – А завтра я найду вам какую-нибудь теплую одежду.

Потом она ушла и Изабель снова осталась одна.

Трясущимися руками она накинула плащ и завернулась в одеяла. Они были достаточно теплые и защищали от ветра.

Через некоторое время на стене вновь показался факел. Слуга принес для узницы миску тушеного мяса с луком и пирог, кувшин с вином, и что было дороже всего – фонарь. Короткая сальная свечка под колпаком из полированного рога скоро обратилась в лужицу вонючего жира, но горела достаточно долго, и Изабель могла видеть хотя бы свою пищу. Она как волк накинулась на мясо и пирог, затем, когда свеча прогорела, закуталась в одеяла и прислонилась спиной к стене замка, держа в руке кувшин с вином и отпивая оттуда время от времени, глядя на черное, леденящее небо, усеянное звездами. Наконец она забылась беспокойным сном.

Гостиничный номер был погружен во тьму, и лишь в центре был круг света от свечи. Женщина, сидевшая на полу скрестив ноги, была очень похожа на Изабель – так же бледна и темноволоса, – но если волосы Изабель были длинные, слипшиеся и спутанные, то у Клер они были до плеч, модно подстриженные и блестящие. Изабель была одета в рваное грязное платье, бывшее когда-то пышным, ярким и ставшее теперь полинявшим и замызганным, а Клер носила простой темно-красный свитер с воротником-хомутом и брюки. Обе женщины были босы, глаза обеих были закрыты, лица спокойны, их сознания тянулись друг к другу сквозь поток времени.

Нейл почувствовал, что дрожит от сквозняка из открытого окна, но не мог заставить себя встать и закрыть его. Дождь хлестал на подоконник, занавески запачкались и промокли. Он не отрывал взгляда от Клер. Ее голос был низким, ровным, словно она диктовала ответ на его неуверенные, тихие вопросы. «Говорите с ней очень мягко и настойчиво, – сказал ему Зак. – Думаю, вы добьетесь ответа».

Мысленно он видел ту, другую женщину из прошлого – ее призрачную фигуру, пылавшие глаза, кожу цвета слоновой кости, видел решетку, отбрасывающую тени на ее лицо. Внезапно он встряхнул головой. Господи! Она ему не мерещилась, она была реальна! Здесь, вместе с ними, в этой комнате! Волосы у него встали дыбом. Он с пугающей ясностью ощутил присутствие темного средневекового города за окном, ветра, гулявшего в стенах замка, клетке и над беспокойной рекой, и вдруг, на какое-то безумное мгновение, ощутил ее страх темноты. Конечно же, ее привезли в Берик в это время года, может быть, немного раньше.

В ночи прозвучал пронзительный крик чайки, и Изабель исчезла, растворилась во тьме. Они с Клер снова были одни.

– Клер! – Он откашлялся и снова позвал ее. – Клер, ты меня слышишь?

Снизу до него доносилась танцевальная музыка.

– Клер! – Он повысил голос. – Клер? – Бросившись через комнату, он подхватил ее на руки.

Ее глаза открылись и недоумевающе уставились на него.

– Нейл? Что случилось?

– Ты этого не сделала! Ты не велела ей уйти! Ты вновь позволила ей использовать себя, завладеть собой, Клер!

Его голос наполнился яростью.

– Ради Бога, вели ей уйти!

– Не могу, Нейл. – Она резко отстранилась и встала. – Разве ты не видел? Она нуждается во мне! – Она подошла к окну и высунулась на улицу, подставив лицо ветру и дождю. Вокруг была такая же тьма, как в клетке – холодная, всепоглощающая, ужасная, и ты висишь во мраке над пустотой.

Она оглядела комнату, прикусив губу. Изабель все еще где-то здесь. Ее одиночество было осязаемо.

Оставив окно открытым, Клер вернулась к свече, взяла ее и высоко подняла, глядя на тени, ползущие по стене.

– Я слушаю, – прошептала она. – Ты не одна. Я слушаю.

Изабель проснулась с головной болью. Лужайка, городские стены, река – вся округа была окутана плотным белым туманом, светившимся в темноте. Она окоченела, ее одеяла и одежда отяжелели от росы. Долгое время она не могла шевельнуться. Ветер прекратился, и мир погрузился в полную тишину. Ей показалось, что где-то вдали слышится шорох прибоя о гальку. Туман медленно бледнел, тьма уползала на запад. Было очень холодно.

Перед самой зарей ей принесли хлеб, фрукты и вино, и она снова осталась одна, глядя, как солнце встает над морем, его ало-золотое сияние, пробиваясь сквозь облака, окрашивает их в бледно-зеленые тона.

Вскоре толпа начала собираться вновь. Однако на сей раз центром ее внимания была не женщина в клетке. Чуть поодаль возводили виселицу. Изабель с тревогой наблюдала за этим, вжавшись в тень. Солнце поднялось высоко и стало жарко, народ внизу приходил во все большее возбуждение. Это было похоже на ярмарку. Пришел флейтист, люди вокруг него пустились в пляс, Они покупали пироги и пиво и поглощали все это, сидя на траве у виселицы и время от времени ради развлечения швыряя в Изабель камня. Но сегодня они делали это как-то лениво, и ни один камень до нее не долетал.

К полудню шум толпы усилился, и она увидела издалека, что от городских ворот к виселице тащат человека, Изабель привстала на колени и подалась вперед, прижавшись лицом к прутьям решетки. Общее внимание сейчас было приковано к предстоящему зрелищу, поэтому на время ее оставили в покое.

Она с трудом различала фигуру человека у виселицы, окруженного толпой и охраной. Его довольно грубо втолкнули на помост, надели ему на шею веревку. Он держался гордо и прямо, не страшась своей судьбы. Ветер, поднявшийся с моря, отбросил волосы с его лица. На миг она напряглась. Он был слишком далеко, чтобы различить черты, но было в нем что-то знакомое... Потом он отвернулся, и она больше не видела его лица. Через мгновение толпа взревела, и тело повисло в петле.

Изабель закрыла глаза и крепче вцепилась в решетку.

Requiescat in pace.

Ее онемевшие губы с трудом выговаривали слова.

– Господи, помилуй нас, Святая Матерь Божья, молись за нас, смилуйся над нами.

Она медленно открыла глаза: несчастного уже сняли и положили тело на землю. Изабель уввдела, как сверкнуло лезвие меча, снова услышала рев толпы, когда кто-то нагнулся и, ухватив голову за волосы, высоко поднял ее над собой.

Она в ужасе отвернулась.

Absolve, quaesumm, Domine, animam famuli tui ab omni vinculo delictorum.

Она скрючилась у холодной каменной стены, обхватив колени руками, и безмолвно заплакала.

Requiem aetemam dona ei, Domine.

Толпа потихоньку редела, представление подошло к концу и оставшиеся внизу, ища развлечения, вновь обратили свое внимание на беззащитную женщину.

Изабель почти ничего не замечала. Камень ударил ее по щеке, и тонкая струйка крови побежала по лицу. Большинство камней не долетало до нее или достигало клетки на излете. Однако шум голосов вывел ее из оцепенения. Она медленно повернулась и увидела, что к ней приближается комендант замка в сопровождении стражи.

– Вам понравилось наше маленькое представление? – Он холодно улыбнулся. – – Таков конец всех предателей – врагов нашего короля.

Изабель молча глядела на него. Без сомнения, он пришел сказать ей, кто был казнен сегодня и полюбоваться ее страданиями. Она снова стиснула кулаки.

Комендант повернулся и кивнул стражникам. В руках одного из них Изабель разглядела окровавленный мешок. Его пронесли по стене туда, где в нескольких ярдах от клетки недавно воткнули и вертикально закрепили в кладке железную пику.

Внезапно она поняла, что они собираются делать, и закрыла глаза.

Послышался мрачный смешок коменданта.

– Общество для вас, леди Бакан – чтобы вам не было так одиноко.

Deprofundis clamavi ad te, Domine...

До нее долетели звуки: слабый хруст костей и скрежет железа, взрыв воплей, свист и улюлюканье внизу, шаги коменданта и стражников, спускавшихся по лестнице, а потом, где-то в вышине, пронзительные крики чаек и карканье успевших собраться ворон.

Собрав всю свою волю Изабель заставила себя открыть глаза: прямо на нее смотрела водруженная на пику голова Найджела Брюса.