У подножия холма Джо повернула не в ту сторону и вместо того, чтобы ехать по равнине Уай по направлению к Хей, она отправилась на северо-запад. Она уже было остановилась, чтобы повернуть, но потом под действием какого-то непонятного импульса въехала на узкую оживленную улицу Брекнока, пытаясь остановиться в сложном движении. Она нашла место для парковки, затем медленно побродила по городу, после чего поднялась к собору с приземистой башней. К тому времени, когда она до нее дошла, Джо приняла решение.

Открыв настежь дверь, Джо вошла, оглядываясь вокруг. Путеводитель был очень содержательным. Именно во времена архиепископа Джайлза де Броз и его брата Реджинальда восточная часть оригинальной нормандской церкви была заменена алтарем, башней и трансептами, дошедшими и до наших дней… Она рассматривала строки плотно напечатанного текста. Реджинальд был единственным лордом Брекноком, которого похоронили в церкви Прайори… Она прикусила губу, осматриваясь вокруг. Реджинальд был похоронен здесь. Здесь, где-то под выступающим сводом алтаря… Вдруг, она почувствовала, что не хочет знать. Реджинальд, этот крепкий, веселый мальчик – ее третий сын, которого она любила так искренне, и который любил ее. Ее глаза наполнились слезами, и только усилием воли она смогла собраться. В конце концов, никто не заставлял ее приходить в собор. Если она действительно не хотела иметь ничего общего с семьей де Броз, ей не следовало приезжать в Брекнок.

Джо стояла, разглядывая высокий алтарь с резной перегородкой, цветами, огромным витражом, потом заставила себя вновь открыть путеводитель, в котором говорилось о семейной церкви де Брозов.

Немного осталось от замка. Могильный холм, фрагмент стены, покрытый плюшем, вот и все, но она привыкла к этому.

Джо осторожно поднялась по старой лестнице и стояла какое-то время, пристально смотрев сквозь верхушки домов на яркий контур Бикона. Да, этот вид она помнила; очертание в тумане и закат солнца за далеким бастионом гор. Она впилась ногтями в каменную стену, потом, глубоко вздохнув, намеренно начала релаксировать.

В комнате было темно, в висках у нее стреляло. Она попыталась поднять голову, но со стоном легла на подушку, в глазах у нее потемнело. Истощенная она лежала в полубессознательном состоянии, и казалось, очень долго. Вдруг она поняла, что в комнате были люди. Она услышала, как Элен то ругалась, то успокаивала какого-то мужчину, говорящего нараспев. Были ли это молитвы или волшебные заклинания? Она попыталась сконцентрироваться, но опять отключилась.

Два человека в Аберхондду умерли от чумы, а у одного из клерков Уильяма были гноящиеся чирьи под мышками, и она навестила его, держа веточку руты у носа, и дотронулась до его лба, пытаясь облегчить его боль, прежде чем они осознали, что за болезнь сразила его.

Лето было ужасное. Ни капли дождя. Урожай был небольшим. Зной висел над горами как гнетущее облако. Лорд Рис умер. Его сыновья постоянно воевали между собой, а Груффида посадили в тюрьму в Корфе. Ничего не слышно было ни о Тильде, ни о маленьком сыне, которого, по словам Джеральда, она родила. Никаких новостей… никаких новостей…

В отчаянии она позвала няню, но Джинн не пришла, и Матильда в бреду чувствовала слезы на щеках, и потом опять отключилась.

Ужасное лето. Лето, когда Уильям поссорился с Трегерном Воганом, ее добрым другом и их соседом в Хее. Его лицо то возникало, то пропадало в ее мечтах об Уильяме. Уильям, который так и не пришел. Уильям, который держался подальше от охваченного чумой замка и оставил ее на произвол судьбы.

Много позже Матильда очнулась и некоторое время оглядывалась по сторонам. Боль в голове, казалось, прошла на мгновение, затем она пришла в сознание от сильной боли в паху. Она застонала и открыла глаза. За окном было темно, но мерцающий свет от свеч в подсвечнике у кровати слепил глаза, комната была наполнена едким запахом горящих трав в меднике. Она попыталась крикнуть, чтобы все они убирались отсюда, чтобы оставили ее в покое; спасти своих детей, малышей, но ее язык опух и засох, и она не смогла произнести ни слова. Она вновь впала в полубессознательное состояние. Когда же она проснулась, ее кровать была влажной от пота и рвотной массы и, казалось, не было никого, кто бы мог ей помочь. «Они оставили меня здесь на погибель». Вся ее левая сторона болела, и подмышкой была острая режущая боль. «Боже! Боже, будь со мной! В этот раз она смогла прошептать, и сразу около нее оказался кто-то, губкой протирающий ее лицо.

– Держись, дорогая. Все будет хорошо. – Это была Маргарет. Голос ее дрожал и умолял. – Пожалуйста, мама, ты должна поправиться. – Девочка наклонилась над ней, пытаясь вытащить грязную подушку. Матильда услышала свой собственный крик, когда девочка поворачивала ее тело, и увидела ужас в глазах Маргарет. Больше она ничего не видела.

Когда она очнулась в следующий раз, уже наступил рассвет. Свечи потухли, а медник остыл. Бледный свет пробивался сквозь незашторенное окно напротив кровати, и она могла отчетливо слышать радостное пение дрозда во дворе замка. Она спокойно лежала, дрожа под влажными покрывалами, и никак не могла понять, где она находится.

В комнате отвратительно пахло. Она попыталась облизнуть губы, но язык был очень сухой. Она чувствовала, как липкий гной стекает по руке. Закрыв глаза, она медленно погрузилась в тяжелый сон. Она еще не знала, что ее неукротимое тело выиграло бой против чумы.

Как только у нее появились силы, она садилась на высокое окно и смотрела вниз на город и вдаль, на реку и горы. Ее беспокоило то, что она еще плохо держалась на ногах, но было приятно потеряться из виду на некоторое время и отдохнуть от изучения счетов и цифр, которые лежали на кровати. Жители Аберхондду сильно пострадали от потерь из-за чумы и плохого урожая, и она знала, что они и все ее огромные поместья столкнулись с непредсказуемыми трудностями, если не голодом, в наступающей зиме. Она еще раз попыталась подсчитать, как можно было растянуть скудное содержимое зернохранилищ в замке и на фермах.

Ее взгляд неожиданно привлекла суматоха у моста через Хондду, и она с интересом наклонилась вперед. Небольшая группа всадников стояла там в ожидании, в то время как их нетерпеливые животные били копытами, взбивая пыль на дороге. Затем она увидела, кого они ждали – группа вооруженных всадников приближалась с востока. Во главе группы, легко узнаваемый под своим флагом, ехал Уильям, его накидка с гербом, изображающим орла, сверкала на солнце, черная лошадь, на которой он ехал, слегка сопротивлялась сильно натянутым поводьям.

Две группы всадников отправились навстречу друг другу и через мгновение остановились на пыльной дороге.

Матильда вновь провела руками по глазам и вздохнула. Ее зрение ухудшилось из-за болезни, и голова заболела от постоянного вглядывания в слепящий резкий свет. Сначала она подумала, что вспышки света, привлекающие ее взгляд, были у нее в голове, но потом она сообразила, что это солнечный свет, отражающийся на обнаженных мечах. Она резко наклонилась вперед, сердце ее сильно билось, все расчеты незаметно соскользнули с коленей на пол.

Менее многочисленная группа всадников отступила к мосту и, казалось, боролась за свою жизнь. Она попыталась проследить за Уильямом, потеряла его из вида, опять увидела. Он отчаянно дрался с одним всадником, лидером другой группы.

Вдруг все было кончено. Человек был обезоружен. Матильда увидела, как его меч отлетел, образовав большую дугу, сверкая на солнце, и упал в подлесок у дороги. Мужчину стащили с лошади и связали руки за спиной. Потом победители вскочили на лошадей и, по крику Уильяма, галопом поскакали к мосту. Мужчина тщетно пытался догнать их, потерял равновесие и упал, захватчики безжалостно поволокли его за собой. Матильда наблюдала за всем этим, испытывая отвращение, пока они не скрылись из вида за воротами города, и потом отвернулась от окна. Итак, Уильям вернулся.

Элен по ее просьбе принесла алый плащ и затем спустилась вниз, чтобы найти Дая, пастуха, который пришел с гор, чтобы продать свое стадо на рынке, да так и остался, устроившись на работу в конюшнях замка. Каким-то образом в его обязанности вошло носить на руках Матильду, когда она этого попросит, вверх и вниз по крутой лестнице в ее комнату, в сад, держа ее так легко и нежно, что она начала чувствовать свою зависимость от него, хотя и знала, что он сильно тосковал по горам и давно бы уехал, если бы она не умоляла его остаться.

– Я подожду сэра Уильяма в большом зале, Дай, – сказала она с улыбкой.

Но Уильям не пришел в зал, хотя она и ждала, как показалось, целую вечность. Когда она уже отчаялась, сидя с закрытыми глазами на стуле с высокой резной спинкой у камина, она услышала стук копыт и выкрики мужчин во дворе замка. Глубоко вздохнув, чтобы прийти в себя, она с усилием поднялась со стула, чтобы стоя встретить Уильяма.

– Повесить! Нужно его повесить!

Она услышала взволнованный крик слуги в холле и потом увидела, как он выбежал на улицу. Быстро взглянув в ее сторону, трое мужчин, которые убирали тростник, отбросили свой инвентарь и побежали за слугой. Матильда оглянулась, ища Дая, но он исчез. Человек, которого она видела, должно быть, был каким-то преступником, которого Уильям встретил по дороге из Хея, и собирался свершить правосудие, перед тем как встретиться с ней. Она вздохнула, думая о бедном разбойнике, которого они волокли за собой.

Матильда выглянула во двор. Открытая площадь была полна людей и лошадей. Ее муж был единственный, кто сидел на лошади. Она сразу заметила его, а неподалеку солдат, стоя на лестнице, вешал веревку на перекладину, зажатую между камнями в стене.

Она не видела пленника. Лицо Уильяма потрясло ее. Оно было искажено злобой, полно ненависти, и хотя он смотрел в ее сторону, она знала, что он ее не видит.

Женщины замка собрались вместе и тихо сплетничали, с любопытством ожидая и пристально наблюдая за толпой мужчин. Матильда почувствовала чье-то прикосновение. Это была Маргарет.

– Пойдем, мама. Не смотри.

– Я и раньше видела повешение, дорогая. Я искала твоего отца.

Внезапный шум, крики заставили ее обернуться на происходящее.

Они посадили пленника на лошадь и направили ее под петлю. Его лицо было покрыто грязью и запекшейся кровью, но взглянув с состраданием на него, Матильда неожиданно вскрикнула.

– Это Трегерн Воган из Клио! Это Трегерн, – отчаянно кричала она. – Боже, Уильям, ты с ума сошел?! Мы должны остановить его. Маргарет, скорее помоги мне! – Она подалась вперед, схватив дочь за руку.

– Уильям, ради Бога, остановись! – закричала она. – Не делай этого! Одумайся… – толпа заревела, когда лошадь поскакала, оставив Трегерна висеть.

– Обрежьте веревку! – закричала она вновь. – О Боже! Боже, останови все это! Спаси его! – Она не могла понять, как ей удалось пересечь весь двор и оказаться рядом с мужем.

– Уильям, ты понимаешь, что делаешь! Обрежь веревку, ради Бога! – Она схватил его в отчаянии, глаза у нее были полны слез.

Уильям посмотрел на нее невидящим взглядом, затем вдруг понял, что это была его жена. Он улыбнулся, а она в страхе отступила назад.

– Отпустить его? Хорошая мысль. – Он направил лошадь к виселице и мечом перерезал веревку. Трегерн упал на булыжник, лицо его опухло и было пурпурным от притекшей крови.

Посмотрев на него, Уильям неожиданно засмеялся.

– Я думаю, мы получим его голову, – сказал он настолько тихо, что Матильда вряд ли слышала. Он кивнул, и два вооруженных человека подхватили дергающееся в конвульсиях тело и потащили его к плахе. Там, одним ударом меча, ему отрубили голову. Громкий вздох, крики, бурное ликование были слышны во дворе.

Вокруг нее все вновь зашевелилось, спектакль был окончен. Нужно было продолжать работу. Не обращая внимания на тело и окровавленную голову, Уильям повернул свою до смерти напуганную лошадь и проехал мимо Матильды к входу в большую залу. Спешившись, он не оборачиваясь, вошел.

Матильда стояла посреди двора, держа Маргарет за руку. Лицо девочки было мертвенно-бледным, и вены пульсировали на висках. Она медленно пошла назад к фуражу, пытаясь держаться ровно, слегка опираясь на плечо Маргарет, чувствуя любопытные взгляды за спиной.

Дай появился у входа, не церемонясь взял ее на руки и понес в зал, где Уильям наливал себе вино.

– Могу я получить ваше разрешение вернуться к себе в горы? – Она неожиданно поняла, что Дай стоял перед ней на коленях. – Я больше не хочу служить вам. Простите меня, вы были очень добры ко мне, но я не могу остаться.

– Я понимаю, Дай, – вздохнула она, ее руки дрожали. – Да поможет тебе Господь, друг мой.

Она смотрела, как он направился к двери, ожидая, что он обернется, но он исчез из вида, даже не оглянувшись.

– Выпей это, мама, ты такая бледная, – Маргарет подала ей бокал вина. Она опасливо взглянула на отца, но тот не обращал на них никакого внимания, налил себе еще бокал и выпил его одним залпом.

Наконец, Матильда повернулась и посмотрела на него.

– Трегерн действительно заслужил такого отношения, Уильям? – спросила она дрожащим голосом.

Он опустил бокал.

– По-моему, да, мадам.

– Он, мне показалось, ждал тебя в Аберхондду.

– Конечно, мы договорились там встретиться. Он полагал, что мы могли обсудить кое-что. Ха! Он меня недооценил!

– Не только он, я думаю, – с отвращением пробормотала она. – Ты подумал о последствиях? Трегерна многие любили, у него много влиятельных родственников.

– Он болтал, как трус. Он думал, ты могла остановить меня. Он думал, Гвенвин отомстит за его смерть. – Он отвернулся и сплюнул. – Сомневаюсь, что он настолько влиятелен, как думал.

– Слуга! – заорал он на мальчика, который стоял, слушая, раскрыв рот. – Помоги мне снять кольчугу до того, как отправлю тебя за Гвенвином, ты, чертенок! – Он захохотал, швырнув бокал о стену.

В ту ночь Матильда не могла сомкнуть глаз, лежа рядом с храпящим мужем. Сцена жалкой смерти Трегерна и жуткий хохот ее мужа постоянно возвращались к ней. Казалось, Уильяма не волновала ни смерть соседа и ее друга, ни нарушенное слово – он пообещал Трегерну, как выяснилось позже, безопасный проезд по его владениям, ни месть, которая, без сомнения, последует. Его тщеславие и высокомерие не знали границ.

И хотя это уже было не важно, она не могла не вспомнить, что он не раз спрашивал о ее здоровье в тот день. Когда же они, наконец, легли спать, он был мертвецки пьян.

Матильда оставалась неподвижной, облокотясь на стену. На ее щеках были слезы. На какое-то мгновение она с отвращением задумалась, остались ли следы чумы на ее теле. Вдруг, где-то на улице, она услыхала смех людей. Звук подействовал на нее как заклинание, освобождая от ужасного смрада, мерзости, страдания гипнотического транса. Она вздрогнула. Уильяму придется за многое ответить.

Марджьяд Гриффитс была на кухне, когда приехала Джо. Она озабоченно посмотрела на Джо.

– Вот опять ты плохо выглядишь, моя девочка, – сказала она. – Ну-ка заходи и садись. И ты, конечно же, выпьешь моего шерри. Я здесь одна. Ты слишком много ездишь на машине. Почему бы тебе не пожить здесь какое-то время?

Джо грациозно села на стул.

– Я бы с удовольствием, – сказала она. – Беда в том, что я сейчас одновременно работаю в двух местах. – Она глотнула шерри и закрыла глаза.

– Хочешь прилечь, девочка? Я приготовлю ужин позже. – Марджьяд пристально наблюдала за ней. Она видела, что Джо смертельно устала, сильно изменившись за те две недели с момента их первой встречи.

Джо медленно покачала головой.

– Вы верите в судьбу, миссис Гриффитс?

– Говоришь, в судьбу? – Марджьяд на минуту задумалась. Она взяла стул и села напротив Джо. – Ты имеешь в виду рок? Нет, не верю. Жизнь – это то, что ты создаешь сама. Мы не можем винить никого, кроме самих себя. Ты выглядишь подавленной.

Джо кивнула.

– Кажется, да. – Бездумно она взяла бутылку и наполнила пустой стакан. – Мне кажется, за мной охотятся.

Марджьяд удивленно подняла брови.

– Кто это?

– Женщина, умершая почти восемьсот лет назад.

– Ты хочешь сказать, что видела ее?

Джо нахмурилась.

– Она не привидение. Не какое-то сверхъестественное существо. Она – во мне. Где-то в мозгу – воспоминания… – Она поставила стакан и закрыла глаза руками. – Простите. Вы должно быть думаете, что я сумасшедшая.

Марджьяд покачала головой:

– Когда я в первый раз тебя увидела, я сказала Дорен, что ты чудно выглядишь. В тебе уэльская кровь, не так ли, и твоя манера говорить…

– Думаю, да.

– Такое случается с кельтами, нелегко тем, кто не может это контролировать, но ты должна научиться жить с этим. Не борись с тем, что в тебе, девочка моя. Прими это как дар Господень.

– Но я не предсказываю будущее, хотя, быть может, это еще хуже. Я вижу прошлое! В деталях!

– Значит, на это есть причина. Истину надо узнать, несправедливость – устранить. – Марджьяд резко встала. Она ушла в гостиную и минуту спустя вернулась. В руках у нее была старая Библия в кожаном переплете. – Молись, если можешь, Джо. Если не можешь, просто положи под подушку. Она отгонит плохие сны. Так, сейчас, мне нужно приготовить рагу, будет готово через час. Ты поднимись наверх, прими горячую ванну и выкинь все это из головы!

Ник лег на кровать в гостинице, снял галстук. Он вспотел. Рубашка была мокрой от жары. Он так устал, что даже не было сил пойти и постоять под холодным душем. Он закрыл лицо рукой.

Презентация прошла удачно; он должен ликовать. Утомленный, он слушал вой полицейской сирены пятнадцатью этажами ниже на Лексингтон-Авеню. Он почти заснул, когда раздался телефонный звонок. Он перевернулся на живот и поднял трубку.

– Ник? – это был Джим Грирсон. – Как все прошло?

Ник лег.

– Нормально. Я думаю, у нас есть надежда. Как ты?

– Я обедал с Майком Десмондом, как условились вчера. Я немного перед ним пресмыкался, а потом сказал ему, как на духу, какой он осел, что отказывается от самой перспективной фирмы в Лондоне только потому, что мы сделали выговор новому парню. Я сказал ему, что лично для него мы будем курировать новую компанию. – Он колебался. – Когда я говорил «мы», на самом деле я говорил «ты».

– Ну и? – пробурчал Ник, смотря в потолок.

– Он не очень доволен услугами, он получил от сам знаешь кого. Я полагаю, он ожидал, что они ухватятся за предложение, как только узнают о контракте, вместо этого, как он говорит, они подослали какую-то девчонку, кроме того, он сказал, что упустит случай быть обслуженным членом королевской семьи.

Джим хихикнул.

– Королевской семьи? – Ник наклонился вперед, достал графин с апельсиновым соком на столике у кровати. – Какой семьи? Только не говори мне, что принц Эдвард решил стать рекламным агентом.

– Нет, старик. Ты.

– Я?

– Твоя тайная жизнь. Ты хочешь сказать, ты не знаешь, что ее разоблачили? Да она во всех газетах. «Мейл» печатали ее в четверг, «Стандарт» – в пятницу.

Ник сел.

– Какая жизнь? Что ты несешь?

– Подожди, подожди. Сейчас найду страницу и прочитаю тебе. Будь ко мне снисходительным. Здесь сейчас полночь, и у меня был тяжелый день.

Ник лежал с закрытыми глазами, пока Джим читал статью. Он чувствовал себя обособленно, как будто человек, о котором говорилось, был кто-то другой. Он не удивился, даже не возмутился. Просто он очень, очень устал.

Когда Джим закончил, наступила пауза.

– Это все правда, старик? – Осторожно спросил Джим через минуту.

– Правда то, что я позволил своему брату загипнотизировать себя, – резко сказал Ник. – Ты должен спросить у него, что же произошло. Я ничего об этом не помню. Все кажется таким нереальным. – Он засмеялся. – Полагаю, Джуди Керзон должна ответить за это. Я сверну ей шею, когда вернусь.

– Лучше отправь ее в Тауэр, старина, – Джим громко захохотал. – Ничего не слышал об этом от Джо? – с любопытством спросил он.

– Нет, – ответил Ник. – Ни слова.

Была минутная пауза, затем Джим продолжил:

– Слушай, у меня завтра встреча в восемь, поэтому я лучше пойду, иначе просто не проснусь. Позвоню завтра, в это же время. О'кей?

Ник повесил трубку. В комнате из-за кондиционера стало довольно прохладно. По дороге в ванную он снял с себя рубашку, включил душ и потом вернулся к телефону.

– Я хочу позвонить в Лондон, – грубо сказал он, и назвал номер.

Марджьяд Гриффитс разбудила Джо, присев на край кровати и спросила:

– Ну, как спала?

Джо потянулась:

– Очень хорошо. Ваши чары сработали, – нащупала под подушкой Библию.

Марджьяд кивнула:

– Я знала, что сработает. Тебе звонили. – Она достала записку из кармана юбки. – Мистер Клементс. Он приглашал тебя на ленч с ним и его женой около полудня. Он просил не перезванивать, если только ты не сможешь пойти.

Джо улыбнулась.

– Очень мило. Мистер Клементс – причина тому, что я здесь. Он написал много книг о земельных участках, животных и истории Португалии. Он купил местечко недалеко от Брекнока.

Марджьяд встала.

– Он известный? – Она улыбнулась. – И ты пишешь о нем, так? Хорошо. Это отвлечет тебя от других проблем. – Марджьяд замешкалась в дверях. – Что будешь делать сегодня?

Джо села, убирая волосы с лица. Она посмотрела на улицу, где легкая дымка закрыла голубизну неба.

– Если можно, я бы осталась здесь еще на день-два. Мне нужно написать о Бене Клементсе, а потом… – Она запнулась. – Потом, я думаю, поброжу еще по городу.

На западе сгущались тяжелые черные тучи. Матильда управляла лошадью. Взглянув на небо, она подала знак всадникам поторопиться. Они пустили лошадей легким галопом по направлению к Хей, следуя по изогнутой дороге мимо Уая через высохшие луга, оставляя за собой клубы пыли, от которой щипало глаза и першило в горле. Молния озарила багровое небо. Было невыносимо жарко.

– Держу пари, мы доберемся до того, как начнется дождь, – сказала Матильда через плечо.

Она оживилась от мысли о приближающейся грозе. Это был плохой год. Она думала о событиях, которые последовали за убийством Трегерна. Его смерть послужила причиной для других столкновений в горах его родственников, и особенно невероятно влиятельного принца Гвенвина с валлийцами. При осаде Пейнзкасла был схвачен зять Матильды Груффид Рис, но по просьбе Матильды его отпустили. Валлийская знать отчаянно боролась за сохранение своего господства на границах. Они победили, но с большими потерями.

Еще одна вспышка молнии разрезала небо, за ней последовал глухой удар грома, и, отогнав свои черные мысли, Матильда пустила лошадь галопом. Ее вуаль развевалась да ветру, волосы выбились из-под мантильи. Она стремительно въехала в Хей, вспугнув птиц и детей. Она не заметила улыбок мужчин и женщин, покачивающих головами, наблюдая за тем, как она въехала в ворота замка. Охрана приняла положение смирно, когда Матильда резко остановила лошадь. Ее внимание неожиданно привлекла фигура, направляющаяся к ней через двор. Бросив поводья она охнула от изумления не веря своим глазам.

– Тильда? Тильда? Это действительно ты?

Дочь была такой же высокой, как и мать, стройной, с серебряными волосами, лицо было цвета слоновой кости.

– Надеюсь, ты в порядке, дорогая мама, – Тильда улыбнулась и сделала реверанс, прежде чем мать ее расцеловала. – Я приехала, чтобы быть с Груффидом.

– А твой малыш, Тильда? Ты привезла его? – Матильда держала дочь за руки, не отрывая от нее глаз. Так много напоминало в ней о Ричарде – и так мало.

Тильда опустила глаза.

– У меня теперь двое детей, мама. Рис и Оуэн. Ему только семь месяцев. Они… – она запнулась. – Мы… мы подумали, что будет лучше, если они останутся с матерью Груффида и их нянями. Я приехала одна.

– Ты хочешь сказать, они не позволили привезти детей с собой? Их удерживают как заложников, двух малышей!

– Нет, мама, успокойся. Было небезопасно привозить их, вот и все. Они в безопасности там, где они сейчас. Иначе я бы их не оставила.

Первые капли дождя начали падать на землю.

– Пойдем внутрь, мама. Я не хочу рассказывать свои новости перед всем твоим караулом в грозу! – Она вошла в зал, стройная и прямая, как мать. Но на этом сходство и заканчивалось. Матильда была рыжей и яркой. Тильда, наоборот, казалась бледной и воздушной, неземной. Мать принадлежала солнцу, дочь – луне.

Так как месяц назад Маргарет уехала, чтобы выйти замуж за Вальтера де Роси, замок казался пустым. Из всех ее детей Маргарет наиболее походила на мать, и Матильда скучала по ней, ей необходима была ее поддержка и дружеское общение, и она страшно боялась того, что в любой момент Вальтер увезет ее в свое графство через Ирландское море, в Мит. Изабелла тоже должна была скоро выйти замуж за Роджера Мортимера из Вигмора, первая жена которого умерла от чумы. Поэтому Матильда вдвойне радовалась возвращению своей старшей дочери.

Но Тильда горько разочаровала ее. Она была холодна с матерью, нехотя отвечая на ее вопросы. Тильда послушно села рядом с Груффидом, как только они с Уильямом вернулись в замок, и довела Изабелл до слез своими критическими замечаниями.

Матильда, которая собиралась пригласить ее поехать с ней на Рождество в Брамбер, промолчала.

– Ты изменилась, Тильда. Раньше ты была мягкой и послушной в семье, – печально упрекнула мать.

Тильда, вздохнув, повернулась к матери. Глаза ее сверкнули.

– Я не обязана подчиняться тебе. Мой долг – подчиняться мужу! Трудно быть мягкой, когда моего отца называют жестоким убийцей. Он известен своим вероломством и лицемерием, а что касается тебя, – дочь замолчала, – они называют тебя… ведьмой, прошипела она.

– Я слышу, как моим детям рассказывают истории о ведьме Молл, которая заберет их, если они не будут спать, и они говорят об их родной бабушке! – она почти кричала от досады.

Матильда смотрела на нее, не произнося ни слова.

– Почему ты не остановишь их? – Она отвернулась, не желая видеть слезы дочери.

– Потому что все, что я знаю – правда. – В голосе Тильды чувствовалась неприязнь. – Я помню, ты колдовала, когда я была ребенком, ты и твоя старая нянька. Я помню, как ты заваривала курительные смеси в комнате. И многое другое. Говорят, ты общаешься с духами, что ты вызвала сто тысяч дьяволов в Диле, что ты носишься с ветром, что ты и делала в тот день, когда я сюда приехала.

Матильда сидела на табурете и смотрела на тлеющие угольки в камине.

– Если ты всему этому веришь, зачем тогда приехала к нам?

– Я приехала к Груффиду. Я не знала, разрешат ли ему вернуться домой. Я должна была приехать.

– Ясно. Что ж, тогда иди к нему. – Она замолчала, отвернувшись от Тильды.

Дочь постояла в нерешительности, немного сожалея о своей вспышке гнева, затем искоса взглянув на мать, прошла мимо нее к выходу.

Матильда позаботилась о том, чтобы они не оставались с дочерью наедине и, хотя и была добра к Тильде и заботилась о ней, с большим облегчением проводила их с Груффидом в Хей.

Уильям в тот вечер сказал, сидя за столом:

– Это хороший брак. Я сомневался по этому поводу: связь недостаточно сильна, чтобы удержать Рис, но Груффид – хороший человек для валлийца. Хотел бы я, чтобы он был посильнее, но, мне кажется, он хороший муж для нашей дочери. Она выглядит счастливой. – Он взглянул на Матильду, ухмыляясь. – Знаю, ты всегда была недовольна тем, что она уехала в Уэльс, Молл. Надеюсь, этот визит успокоил тебя.

В ответ Матильда только опустила глаза и молча кивнула.

– Нет! Это не так! – Джо качала головой. – Уильям знал! Он знал, что она не его дочь! Он бы этого не сказал! Он бы не переживал…

Она слегка пошатнулась, держась руками за холодную стену замка, голова кружилась, во рту пересохло. Ее немного подташнивало. Она потерла глаза руками, отчаянно пытаясь освободиться от дурных мыслей. «Он бы ее не назвал «нашей» дочерью. Он знал. К тому времени он уже знал о Ричарде. Он заставил меня рассказать ему…»

Но знал ли он? Она чувствовала, как сердце начало учащенно биться. Был ли это Уильям, когда допрашивал ее о неверности с Ричардом, или это был Сэм? Сэм, преследующий ее в прошлом. Сэм, который осмелился надеть на себя маску Уильяма де Броза. Сэм, который заставил ее раздеться, а затем избил ее – то, что настоящий Уильям никогда бы не осмелился сделать.

Она закрыла глаза, тяжело дыша.

Когда Джо вновь их открыла, то вдруг поняла, что какой-то мужчина пристально смотрит не нее. Он припарковал свой «лендровер» у стены неподалеку, вышел из машины, закрыл ее, все время наблюдая за ней. Она неловко улыбнулась ему и заставила себя идти дальше, думая, что он, вероятно, подумал, что она пьяна.

Она опять споткнулась, и для поддержки ухватилась за камень в стене. Делай пометки. Вот что нужно было делать. С карандашом в руке она почувствовала себя по-настоящему уверенной: она могла теперь сразиться с Сэмом и Уильямом, и с прошлым, и со всеми неприятностями, которые они готовили для нее.

Джо решительно стала рыться в сумке, стараясь найти блокнот и пытаясь справиться со странной путаницей, творившейся у нее в голове…

В Клэр Тим Хичем стоял у стен того, что когда-то было мощным замком, в кармане у него лежала тщательно вырванная из газеты статья. Такси, на котором он приехал из Клочестера, ушло. Он был один. Медленно он прогуливался по траве, уставившись в землю и держа руки в карманах. Он должен был что-то сделать, но в голове не было ни одной идеи.

Ник и Сэм Франклин. Он должен был знать. Он должен был доверять своим инстинктам. Ему нужно было предупредить Джо, пока было время. Сейчас было уже поздно. Все, что должно было произойти, было готово, и он не мог ничего сделать. Ничего. Он посмотрел на небо.

– О Боже, Джо, прости, – прошептал он. – Мне так жаль!