Часть I. Кара

I

Ночь. Кремлевские Куранты пробили двенадцать раз. На экране телевизора появилась заставка «Новый 2100 год». Спустя несколько секунд ее сменила заставка ночных новостей, после чего на темно-сером фоне появились дикторы. Мужчина и женщина.

— Здравствуйте! — сказал мужчина, глядя с экрана.

Ни уважаемые телезрители, ни господа, ни товарищи, ни соотечественники, ни друзья, а просто «Здравствуйте».

— Здравствуйте! — повторила вслед за ним женщина.

— Вот и наступил новый, две тысячи сотый год, — ровным монотонным голосом произнес мужчина.

— Как прошел последний день старого, две тысячи девяносто девятого года, — таким же ровным монотонным голосом продолжила женщина.

На экране появилась неподвижная картинка океанского побережья.

— В Индонезии снова пронесся ураган, — прозвучал комментарий дикторши. — Тысячи туристов смогли наблюдать это живописное зрелище из многочисленных отелей. Из окон, недоступных для урагана, можно было любоваться тем, как ветер разносил в щепки деревья и как огромные океанские волны, периодически накрывая высотные дома, безрезультатно откатывались восвояси.

Изображение побережья сменилось на новую неподвижную картинку: красные купола на фоне черного звездного неба.

Голос диктора.

— Американские и японские марсонавты приступили к промышленной добыче минералов «марсианский топаз». Поставки первой партии нового сырья на Землю ожидаются во второй декаде января нового года.

На экране опять сменилось изображение. Теперь это были пальмы. Однако на этот раз пальмы стали задним планом студии, а на зрителей вновь смотрели дикторы — мужчина и женщина.

— Оригинальный способ встречи Нового Года, — заговорила женщина, — придумал житель Папуа Новой Гвинеи. Нарядившись в костюм Санта Клауса и раздобыв где-то двух северных оленей…

Неожиданно голос дикторши сорвался.

Она резко замолчала. Сидевший рядом с ней мужчина поник. Он не оглянулся на коллегу, а, склонив голову вперед, опустил неподвижный взгляд на стол.

Прошло несколько секунд полного молчания.

Наконец, дикторша, сделав над собой усилие, тихо, совсем не по-дикторски, так же глядя в стол, заговорила:

— Когда я была еще девочкой, к нам домой пришел Дед Мороз. Он подарил мне большой ярко-красный елочный шар…

На глазах женщины вдруг блеснули слезы.

— А когда я взяла шар из его рук, — задрожавшим голосом продолжила она, — он выскользнул, и… разбился…

Женщина вдруг закрыла ладонями лицо. Было видно, как она беззвучно зарыдала. Сидевший рядом с ней мужчина не шелохнулся. Застывшим взглядом он продолжал смотреть на стол.

Прошло еще некоторое время. Плачущую дикторшу, сорвавшую передачу новостей, убрали из эфира не сразу. Словно оператор, монтажер, режиссер и вся остальная команда телевизионщиков уснули.

Наконец, появилась сплошная серая картинка, если картинкой можно было бы назвать просто серый экран.

Андрей щелкнул пальцем, и экран погас.

В комнате стало темно и тихо. Ничто не нарушало тишину. В соседней комнате спала жена. Хотя, скорее всего, она просто лежала на своей кровати. За окном в мертвецкий сон был погружен большой город. Вот о нем можно было уверенно сказать, что он спал. Новый год приходил на пустынные улицы. Его не встречали ни огни, ни шум, ни буйные праздничные гуляния.

Да собственно и не было никакого праздника.

«Зря я включил новости!» — подумал Андрей, оставаясь лежать на диване.

«Спать теперь, что ли?»

Он повернулся на другой бок и замер.

Впрочем, неспроста Андрей включил сегодня ночные новости… опять…

И опять сделал это впустую.

И не только он. Не один он лежал теперь перед погасшим телевизором.

«Спать, наверное, спать».

Хотя таких, как он, с каждым днем становилось все меньше и меньше. Еще не так давно вся страна жадно смотрела телевизионные новости. Вся страна прилипала к экранам. Вся страна жила ожиданием…

В соседней комнате послышался приглушенный вздох жены. Значит, она на самом деле не спала. Андрей перевел взгляд на часы. Впрочем, чего на них смотреть? Только что начался новый год.

…Вся страна жила ожиданием, — его мысли опять унеслись в сторону. — Однако это было ожиданием только одной новости — одной самой важной. Самой главной.

Но новость, которую так ждали, не появлялась. День шел за днем, год за годом, и постепенно ожидание иссякало. Люди все реже и реже смотрели телевизор. Они устали ждать, они разуверились в том, что когда-нибудь эта новость придет к ним. И лишь единицы, к числу которых относился Андрей, продолжали чего-то ждать.

Впрочем, Андрей делал это уже по привычке. Он каждый вечер засыпал и каждое утро просыпался с программой новостей. Это происходило механически. Это превратилось в стиль его жизни.

Со временем его привычка засыпать и просыпаться с телевизором начала угнетать жену. Ей стало невыносимо видеть, как ее муж каждый вечер тупо усаживался у экрана. Она ничего ему не говорила, молча уходила в спальню. Первое время она плакала, но потом перестала. Она укладывалась спать одна. Андрей же после каждой телепередачи не поднимался с дивана, засыпая прямо в одежде.

Его жена оставалась в большой спальне одна. Ей не надо было убаюкивать детей. У них не было детей. Они были не молоды, но и не стары. Они очень хотели завести ребенка, но не могли. Теперь они засыпали порознь. Засыпали, как и миллионы жителей огромной страны, тихо, без разговоров, колыбельных, без укладывания непослушных чад.

В большой-пребольшой стране детей не было ни у кого…

II

Десять лет назад в стране родился последний ребенок.

Огромное население поразила неведомая болезнь. Все жители большой державы оказались бесплодными. Первые признаки массового бесплодия появились много раньше. Медики забили тревогу, стали выяснять причины, условия жизни, питания, влияние географии. Однако никаких явных признаков не обнаруживалось. Люди просто переставали рожать. Количество родов год от года неукоснительно сокращалось, пока одной зимней ночью не родился последний ребенок.

После этого в стране не было зафиксировано ни одного случая беременности. Научно-исследовательские институты лихорадочно заработали над поисками разгадки этого странного феномена. Вести из лабораторий стали самыми главными новостями всех СМИ. Собственно говоря, это и было той самой главной новостью, самой важной новостью, которую поначалу с необычайным волнением ждали все. Все ждали, что вот, наконец, медики разгадают эту страшную загадку. Однако время шло. Ничего обнадеживающего не появлялось. С тяжелым сердцем вели передачи новостей телеведущие. Они усаживались перед камерами, зная, что по ту сторону телеэфира миллионы людей ждут от них только одного — одного слова «найдено!». Но они открывали телепередачи без этого слова. Все остальное теряло значение. Все остальное теряло всякий смысл. Оттого и исчезли из телепередач видеосюжеты. Их стали заменять картинками. От неимоверного напряжения дикторы часто срывались. Слезы и истерики непосредственно в прямом эфире стали привычным явлением. Режиссеры даже не пытались останавливать рыдающих телеведущих, поскольку зачастую сами оцепеневали в такие минуты.

«Не надо было включать телевизор, — погружаясь в полудрему, подумал Андрей. — Не найдут они ничего…»

В набежавших зыбких сновидениях ему почему-то увиделся один его знакомый американец Джон. Хотя его трудно было назвать «знакомым». Они виделись с ним всего несколько раз, когда тот приезжал в Россию на какую-то научную конференцию.

От этого мимолетного сновидения на Андрея вдруг дохнуло какой-то неясной тревогой, и он резко проснулся. Он перебрал в памяти все встречи с американцем, но в них ничего особенного не было. Поразмышляв над тем, отчего его мог забеспокоить приснившийся Джон, и не найдя ответа на свой вопрос, Андрей повернулся к окну.

За окном стояла абсолютно черная ночь. Там свои первые часы отсчитывал новый, две тысячи сотый год. Страна входила в новый год — год, который никто не встречал.

III

А в это время за океаном Джону Идену Фоксу непонятно отчего сильно икнулось. Впрочем, объяснение икоте долго искать бы не пришлось, все было и так весьма прозрачно. В стране, куда новый год еще не добрался, давно шли буйные празднества.

Не дожидаясь праздничной минуты, на улицы городов хлынул разгульный карнавал. Многочисленные Санта Клаусы терялись в безбрежной праздничной толпе. Общее ликование сопровождалось непрекращающейся пальбой. На небе было тесно от бессчетного количества больших шаров и маленьких шариков. Все улицы были покрыты серпантином, который сыпался, казалось, с самих небес. Соединенные Штаты Южной и Северной Америки (сокращенно — СШЮСА) с невиданным в истории ликованием и размахом готовились встретить две тысячи сотый год. (Заметим, что к названию своей страны сами американцы иногда добавляли: «и Европы», поскольку все бывшие европейские страны, за исключением России, тоже фактически входили в это государство).

Джон лежал на своем роскошном диване синий от чрезмерной дозы выпитого алкоголя. Он очень мучился. Однако сегодня в его доме было нечто такое, что сглаживало мысли о любых неприятностях. В его кейсе лежали бумаги, свидетельствующие о совершенной на днях грандиозной покупке.

Накануне рождественских праздников в стране были проведены беспрецедентные торги. На продажу выставлялись земли страны, которая занимала шестую часть суши. Население этой страны быстро сокращалось, рождаемость упала до нуля, и впереди обозначилась перспектива полного опустошения огромной богатой территории. В недалеком будущем на эти земли можно будет входить совершенно беспрепятственно, заходить в практически пустые города и села, с пустыми жилыми домами, заводами и фермами. Торги были проведены со вселенским размахом. Почти половина американцев выкупили себе разные территории. И хотя эти территории были еще заселены, и свободного доступа на них не было, вся Америка жила в грандиозном предвкушении: ждать оставалось недолго. В этом людей убедили ученые и церковники. Они убедили всех в том, что генетические изменения, произошедшие у русских (как они называли всех жителей России), носят необратимый характер. Первые говорили, что виной тому является неправильное питание и образ жизни, вторые — что на громадную евроазиатскую страну опустилась кара небесная.

— …О щщет! — простонал Джон после того, как икнул во второй раз. В этот раз икнув, он чуть не облевал диван.

«Кара небесная!»

Джон вымученно усмехнулся. Он был одним из немногих, кто точно знал, что небеса здесь не при чем. Он был одним из немногих избранных, кто был посвящен в действительную тайну «русского феномена». Его недавняя командировка в Россию была напрямую связана с этой тайной.

Лежа на диване, он пошарил рукой по полу в поисках закатившейся куда-то бутылки. Однако поиски закончились безрезультатно.

IV

Джон и Андрей встречались в России, когда американец посещал архивы, в которых работал Андрей.

Андрей получил от своего руководства распоряжение предоставить Джону материалы одного чрезвычайного происшествия двадцатилетней давности. Тогда главврач одного из роддомов Ярославля запретил ставить новорожденным прививки от гепатита «зет», которые исправно ставились по всей стране с начала двадцать первого века. В течение почти месяца новорожденные дети выписывались из роддома без прививок. Джону понадобился поименный список всех детей, рожденных в ярославском роддоме в этот период.

Американец оказался очень дотошным человеком, и, бывало, Андрей подолгу засиживался с ним в архивах. Джон хорошо говорил по-русски, а Андрей вполне сносно владел английским, и между ними случались долгие беседы.

Как-то Андрей полюбопытствовал, зачем Джону такая информация. Тот ответил, что это делается в научных целях, а он сам работает по заданию всемирной организации здравоохранения, которая ведет борьбу с гепатитом «зет».

Затем он приходил к Андрею еще несколько раз. Теперь его уже интересовали истории родителей этих детей.

Когда Андрей спросил, что американец хочет выявить в историях родителей новорожденных, тот ответил, что теперь необходимо проследить, прошли ли вакцинацию отцы и матери тех детей, кому не была поставлена прививка.

«Ну, если с матерями еще можно определиться, то с отцами это сложнее», — пошутил тогда Андрей.

И тут произошло то, что очень изумило Андрея: его шутка неожиданно напугала американца. Казалось бы, это извечная тема анекдотов. Андрей тут же рассказал Джону пару забавных историй на эту тему, однако его собеседник не успокоился. Он вдруг стал абсолютно непробиваем. Так ни разу не улыбнувшись до самого конца рабочего дня, Джон и ушел в гостиницу — с вытянутой совершенно неадекватно ситуации физиономией.

«Ну, действительно, отчего было так волноваться! — думал сейчас Андрей, лежа в темной комнате на диване. — Гепатит «зет» уже давно себя никак не проявлял».

Да и вообще, как потом выяснил Андрей, и в начале века случаи этого гепатита были такой редкостью, что не было никакой необходимости прививать от него поголовно всех новорожденных. Это была явная перестраховка. Спасибо, конечно, американцам — в девяностые годы прошлого века они подарили стране огромные партии вакцины от этой болезни. Тогда в рамках благотворительной акции ее завезли в страну какие-то эмигрировавшие артисты.

V

«Кара небесная!» — опять усмехнулся Джон.

Вакцина это была, а не кара небесная. Карой оказались лохи-артисты, которые наивно поверили, что выполняют историческую миссию спасения своего народа от мифического гепатита, и правители, которые, сделав страну зависимой от импорта медикаментов, превратили ее в полигон для разных экспериментов.

Ох, как поначалу он передрейфил в том разговоре с Андреем, когда понял, что несколько десятков русских, не получивших дозу «Зет XXI», могли испортить результаты векового проекта. И не просто испортить. Появление впоследствии у них детей, когда вся страна должна была перестать рожать, могло привести дотошных сыщиков в этот ярославский роддом, к вакцине «зет», а оттуда — к раскручиванию истории столетней давности, начинавшейся в секретных лабораториях ЦРУ.

Немногим более ста лет назад в лабораториях ЦРУ проводились секретные испытания. Перед учеными была поставлена задача найти способы управления детородными функциями. Вообще-то это были обыденные для медиков вопросы стерилизации, то есть лишения способности к деторождению, но на этот раз исследования отличались одной особенностью. Заказчики из военного ведомства поставили задачу, сделать стерилизацию максимально скрытной.

А ученым к тому времени было известно, что такую задачу можно выполнить, если воздействовать на несформировавшийся организм новорожденного ребенка. Хрестоматийным, например, стал случай, когда обычное удаление аппендикса у новорожденного ребенка впоследствии приводило взрослого человека к бесплодию. Теперь было решено опробовать подобные стандартные операции и процедуры на новорожденных крысятах. Из-за маленького детородного возраста последствия опытов над ними можно было отследить за относительно короткий срок на нескольких поколениях. Спустя некоторое время ученые с достоинством выполнили поставленную задачу. Ими была получена вакцина, названная «Зет XXI». В обычных условиях ее можно было применять в качестве прививки против какого-нибудь гепатита, но если ее вводили новорожденному детенышу, то через два-три поколения она приводила к полному подавлению функции деторождения. Спустя годы руководитель проекта получил за эту вакцину Нобелевскую премию, однако, учитывая особую секретность работ, формально она была вручена за другие достижения.

VI

И все-таки Джон облевался.

VII

Рвота принесла облегчение.

Праздничные фейерверки за окном уже не били так по мозгам, разламывая голову. Хаотичная музыка, наполнявшая улицы, снова стала повышать настроение. Синее лицо начало обретать более живой цвет, перекрашиваясь в нечто зеленое.

Джон вспомнил о кейсе, в котором лежали заветные бумаги.

Он их честно заработал. Своим, можно сказать, горбом. Заработал еще там — в России.

Там, в России, ему пришлось поработать не только в архивах….

VIII

…Тогда Джон вернулся в архивы после недельного отсутствия.

«Так что будем делать с теми, у кого не установлено отцовство?» — спросил его Андрей.

«Мы найдем их всех поштучно», — ответил Джон.

«Зачем?» — изумился Андрей.

«Чтобы прививки поставить!» — в глазах Джона сверкнула какая-то странная стальная искорка. В это мгновение он был похож на киллера из кинофильма.

Непонятно отчего по спине Андрея пробежал холодок. Чуть было не вырвавшийся вопрос «А это уже зачем?» комком застрял в горле.

«А мы — это кто?» — вместо этого спросил он.

Джон удивленно взглянул на него.

«Ну, ты сказал, — сдавлено проговорил Андрей, — что мы найдем их всех. Мы — это кто?»

Джон устремил на Андрея пристальный холодный взгляд.

«Мы — это Соединенные Штаты Южной и Северной Америки!» — ответил он после некоторого молчания.

«И Европы!» — добавил он, выдержав еще одну паузу.

Перед уходом Джон окинул Андрея очень странным взглядом. Будто провожал в последний путь покойника.

Оставшись один, Андрей еще несколько минут стоял в оцепенении…

IX

До чего же достала икота!

Да и диван!.. Воняет чем-то.

Джон сполз с него.

Блевотиной что ли воняет? В задницу такой диван!

Кое-как встав и с трудом сориентировавшись в пространстве, Джон направился к холодильнику за новой бутылкой.

Через несколько дней после последней встречи с Джоном Андрей получил странный приказ от своего руководства. Ему было дано распоряжение передать все материалы ярославского дела людям, которых пришлет Джон. Причем оставлять копии документов категорически запрещалось.

Два крепких молодых человека, пришедшие от Джона и представившиеся членами всемирной организации здравоохранения, тоже оказались американцами. Однако разговориться с ними не удалось, так как они недостаточно свободно владели русским. И все же их молчаливость не помешала им подчистить все, в том числе и изъять документы из той ячейки, о которой Андрей сразу даже не подумал. Это были письма главврача ярославского роддома в министерство здравоохранения. Из той же ячейки было также извлечено письмо, которое главврач адресовал какому-то генералу ФСБ. Тут гости проявили полную бесцеремонность, не дав Андрею заглянуть в это письмо. Более того, для акта изъятия, который составлял Андрей, они продиктовали совсем не ту фамилию генерала, чем та, которая, как успел прочесть Андрей, была в письме.

Они ушли, прихватив с собой не только коробки с документами, но еще и экземпляр акта изъятия, который должен был остаться в архиве. Правда, Андрей отдал акт только после дополнительного звонка руководства.

X

За окном стояла абсолютно черная ночь. Большой город спал. Впрочем, этот сон очень походил на убежище — убежище от свалившейся на людей беды. Люди будто прятались от нее под покровом ночи. Однако ночь имеет свойство заканчиваться. Через несколько часов наступит утро. Из мрачных помещений надо будет выходить.

Выходить куда? И, главное, зачем?…

XI

Воистину: бойтесь данайцев, дары приносящих.

 

Часть II. Триста лет спустя

XII

Из окна лондонской квартиры Чарльза был хорошо виден Биг-Бен. И, быть может, именно поэтому Чарльз являлся одним из немногих людей в городе (да, наверное, и во всем мире), кто умел определять время по стрелочным часам. Конечно, в школе показывали всем, как это делается, но кто держит в голове школьные знания, если они впоследствии не применяются и не напоминают о себе? Чарльз же посматривал на старинную башню ежедневно и, благодаря такой тренировке, мог толково объяснить, почему, например, одна стрелка на часах длиннее другой. Правда, однажды и он встал в тупик, когда один знакомый показал ему часы с тремя (!) стрелками, причем третья бежала весьма шустро.

Вообще-то Чарльз совсем не отличался интересом к раритетам. Он в свои двести лет был человеком очень продвинутым (как говорил его сын: продвинутым пользователем жизни), постоянно находился в курсе всех новинок и ни на один час не отставал от прогресса. И, быть может, именно из-за этого однажды он испытал сильный конфуз, когда пра-пра-пра-…внук застукал его за чтением одной древней-предревней книги. Хотя то, что он читал, книгой можно было назвать только условно. Когда-то это, действительно, было книгой — самой настоящей книгой, то есть печаталось на бумаге, производимой из живого дерева, а сейчас это представляло собой нечто, возникающее из ничего при дефрарировании виртабука. Правда, не условным было само чтение, то есть это было чтением в прямом смысле этого слова — не тремульгированием, а смотрением на буквы и складыванием их в слова.

Чарльз сидел в полной тишине, погруженный в процесс сложения букв, когда вдруг услышал за спиной приглушенный свист удивления. Чарльз вскочил, как ошпаренный, успев, тем не менее, разгофринировать виртабук.

Сорокалетний оболтус стоял совсем рядом, и поэтому Чарльз, подпрыгнув, нечаянно саданул своего пра-пра-пра-…внука по подбородку.

Хольц (так звали юношу) вскрикнул от неожиданной боли. Из прикушенной губы профантанировала кровь, но рана тут же затянулась, не оставив после себя ни малейшего следа.

— Ты чего, предка? — хныкнул Хольц.

— А ты чего…? — выпалил Чарльз. — Ты чего… так громко… свистишь?

— Губа… больно же!

— Не свисти! Слышишь! Катафак Ю! Не свисти…! — Чарльз сильно разволновался.

Хольц посмотрел на предка исподлобья.

— Денег что ли жалко?

— Каких денег? — не понял Чарльз.

— Ну, которых не будет, если свистеть… — съязвил пра-пра-пра…внук.

Чарльз обмяк. Он выдохнул из себя большую порцию воздуха и слегка дернул головой.

— Ну все? — спросил через некоторое время Хольц. — Успокоился предок?

Надо заметить, что в слове «предок» (или еще «предка») не было ни насмешки, ни иронии. Так повелось еще с тех времен, когда продолжительность жизни начала резко расти. К дедушкам один за другим начали приклеиваться предлоги «пра», и возникли неудобства в обращении. «Пра-прадед» еще не сложно было выговаривать, но еще одну приставку «пра» язык уже не смог вынести, и поэтому постепенно всех прадедов, у кого было три и более таких приставок, начали называть просто предками. Так повседневный язык обогатился словом, гулявшим когда-то только в научном и жаргонном обиходе.

— А читал-то ты что? — как бы между прочим обронил Хольц.

Он с прищуром посмотрел на предка.

— Читал? — опять разволновался Чарльз. — Ну этот… как его… доклад читал!

— Да не дрейфь, предка! Никому не скажу!

Хольц опять через прищур, но уже покровительственно посмотрел на Чарльза.

— Ничего я не др… не дрельфлю! — вскинулся предка. — Тьфу-ты! Где ты слов таких нахватался, катафак Ю?

— Доклад это был! — снова повторил он.

В ответ Хольц хитро взглянул на Чарльза.

— Доклад, который «Словом» зовется, — проговорил он.

Чарльз поднял на Хольца взгляд.

— Ну «Слово»! — сказал он с вызовом. — Ну и что?

— Но ведь не просто «Слово», — Хольц продолжал смотреть исподлобья. — «Слово о полку…»

Он выдержал паузу и добавил:

— Как там этого русского звали? Игорем, кажется?

Чарльз отвел взгляд.

— Не ожидал, предок, — проговорил Хольц, — от тебя не ожидал.

Он усмехнулся и, измерив предка взглядом, вышел из комнаты.

Чарльз остался один. Настроение было совершенно испорчено.

Да, он действительно читал старую русскую книгу. И, действительно, от него такое совершенно нельзя было ожидать. Вернее, когда-то нельзя было ожидать.

Русские книги не то что запрещено было читать, но просто не принято было это делать. И когда-то Чарльз был твердым поборником сего правила…

XIII

Чарльз очень долго прожил на этом свете. Надо сказать, что было время, когда люди вообще столько не жили. Не всякие жизненные принципы испытывают подобное испытание временем. Особенно такой принцип. Но неспроста он читал сегодня древнюю русскую книгу. Еще по молодости ему довелось стать свидетелем того, как этот большой народ полностью ушел в небытие.

Вообще-то, это должно было случиться за пятьдесят лет до его рождения. По крайней мере, так это планировалось. Но в контрольный срок откуда-то из тайги вышли неучтенные приверженцы какой-то секты. Самым большим сюрпризом оказалось то, что у них сохранилась способность к деторождению. Они начали активно плодиться.

Однако законы истории неумолимы. Особенно, когда эта история творится самими людьми. С сектантами церемониться не стали. Осуществить поголовную стерилизацию было лишь делом техники. Это сделали прямо из космоса. Ну а затем обеспложенным людям дали возможность спокойно дожить до старости.

Остатки империи доживали свои последние дни уже при Чарльзе, и он в те годы ходил преисполненный чувства радости и гордости. Это было осознание торжества исторической справедливости, перемешанное с самыми высокими чувствами благородства. Ведь с диким народом, являвшим собой исчадие зла, поступили очень и очень гуманно. На него не сбрасывали атомные бомбы, его не сжигали в крематориях, просто остановили процесс его воспроизводства, и все. Огромная держава спокойно, без страданий и горя ушла в историю.

Это было даже очень трогательно. Миллионы людей плакали у экранов телевизоров во время прямой трансляции из больничной палаты, где умирала последняя представительница нации. Древняя старуха до самой последней минуты была в ясном уме и находила в себе силы разговаривать с посетившими ее президентами всех стран мира. Когда она испускала дух, у ее изголовья сидел президент Соединенных Штатов Южной, Северной Америки, Нидерландов и Японии (сокращенно: СШЮСАНЯ. Заметим еще в скобках, что вместо слова «Нидерландов» в этом названии должно было бы стоять «Европы», но так произошло, что в обиходе американцы называли эту часть света «Нигерландией», а то, что бывает в американском обиходе, иногда по недосмотру попадает и в их Конституцию. Ну а затем, чтобы не тратиться на большие изменения, ошибку слегка подредактировали, тем более что, как выяснилось, страна с похожим названием и в самом деле входила в состав Европы).

Старуха держалась достойно. Она даже позволила себе напоследок дерзнуть президенту СШЮСАНЯ, сказав очень мудреную фразу, смысл которой не каждый даже понял. Она говорила что-то вроде того, что напрасно сгубили великий (ни больше — ни меньше!) народ, что русская земля отомстит за это. Дальше был бред о том, что русский дух — это не пустой звук, это порождение самой земли и природы, что на огромные русские земли теперь хлынет масса людей разных вер и национальностей, но, чтобы им вместе ужиться на этой земле, все равно придется возродить обычаи, порядки и даже образ мышления умершего народа, что это произойдет независимо от чьей-либо воли, а самое главное: мешанина языков, диалектов, произношений в конце концов сольется в нечто общее, породив русский — именно русский — говор, поскольку на такой суровой земле объединяющий говор может быть только по-русски простым и гибким, и новый сцепляющий нации язык вновь окажется русским. «Великим и могучим…» — чуть слышно проговорила она свои последние слова, если не считать совсем уж предсмертного бреда, от которого, правда, слегка взбледнули прыщики на лице президента и с которым губы старухи застыли навеки.

Когда Последняя Русская замолкла, телевидение показало крупным планом президента, точнее говоря, показало во весь экран слезинку, проступившую на его глазу. Крупный план снимался со стороны ноздри, и поэтому он исказил физиономию лица президента, вытянув его и без того зеленый нос, так что глава государства стал похож на плачущего крокодила. В ту же минуту так же непритворно и безутешно зарыдали миллионы телезрителей, наблюдавших это шоу.

XIV

Когда страна, занимающая шестую часть суши, опустела, миллионы людей были готовы войти на ее территорию, чтобы получить выкупленные участки земли. Однако произошло то, что и привело впоследствии Чарльза к чтению русских книг. Случилось невероятное. Никто не поехал на пустую землю.

Непонятно от чего людьми овладел мистический страх. Ведь никто не знал, отчего вымер большой народ. Умозаключения ученых о том, что виной всему могли быть неправильная структура питания и климатические условия, просто напугали людей. Ведь попавшим на эту землю поселенцам пришлось бы дышать тем же воздухом, питаться теми же продуктами, которые выращивались бы на той же земле.

Видя такую ситуацию, ответственные должностные лица, обладавшие всей полнотой информации, были вынуждены приоткрыть строжайшие государственные секреты. Была организована утечка некоторых сведений из архивов спецслужб.

Но этой дозированной информации все равно хватило, чтобы весь мир погрузился в шок. Посыпались отказы от купленных долей далекой земли. Но импичмента или хотя бы небольшой революции, которой поначалу боялись власти, не произошло. Тем более что от купленных участков земли отказались не все. Точнее говоря, отказавшихся было меньшинство. С людей спал мистический страх, и постепенно все образумилось. Понемногу наладился поток переселенцев. Пустая земля начала осваиваться. По-новому отстраивались города, возводились фермы, игрались свадьбы, рождались дети.

Но затем стали происходить странные вещи. Точнее говоря, сегодня, по прошествии большого промежутка времени, они вроде и не кажутся странными, но тогда они виделись очень странными.

В жизни любой страны, любого народа, любого города и любой семьи случаются события, которые могут носить совершенно случайный, непреднамеренный характер, но которые в особых условиях могут показаться предопределенными и даже предзнаменованными свыше. К таким особым условиям и можно было отнести драматичную историю русской земли, лишившейся своего народа. На ее фоне любые трагичные события: смерти людей, заурядные несчастные случаи, природные катаклизмы стали трактоваться, как проявление мистических последствий трагедии большого народа. Поселенцы теперь уже жили в постоянном напряжении, которое изо дня в день нарастало. Дело дошло до того, что люди стали верить рассказам о том, что не родившиеся русские спускаются с небес, ходят подобно теням среди живущих, а по ночам собираются на кладбищах, чтобы разыскать могилы своих несостоявшихся родителей.

Стали обычным делом помешательства на почве некрофобий. Медики зафиксировали новый вид помешательства — бёрнофобию, то есть боязнь неродившихся людей. И, наконец, в довершение всего в говоре многих поселенцев вдруг начал слышаться русский акцент. Этот акцент перепугал людей больше всего, в особенности тех, кто еще держался и не верил разным страшилкам. После этого в среде поселенцев не осталось людей, не затронутых какими-либо фобиями. И началось то, чего совершенно невозможно было предвидеть при заселении этих богатых просторов — началось паническое бегство с русской земли.

XV

Так улепетывала когда-то из России армия Наполеона.

XVI

Чарльз не был среди тех, кто заселился на русские земли. Он наблюдал этот процесс со стороны. Поначалу он смеялся над пустыми страхами, но постепенно ситуация вокруг этих земель, которая со временем не разряжалась, а, напротив, все больше и больше накалялась, стала его тревожить. Когда же выезд из страны стал массовым, он воспринял это как катастрофу, губительную для прогресса. Всеми силами он включился в борьбу за возвращение бежавших поселенцев на русские земли. Для этого он даже вступил в соответствующую партию. Он стал участвовать в различных акциях и однажды сам выехал в Россию, чтобы доказать, что никакие «тени» там не ходят.

Эта поездка и перевернула его.

Разумеется, никаких «теней» он там не нашел. (Хотя однажды камера ночного видеонаблюдения, установленная его группой на одном русском кладбище, и в самом деле зафиксировала какую-то тень, поставив на уши термоядерные военно-стратегические соединения. Но затем выяснилось, что это было тенью придурка-видеооператора, лохануто подставившегося под ночные осветители.) И все же, то, что чувство страха здесь появляется, Чарльзу довелось ощутить на себе. Вернее, он-то в отличие от многих других волонтеров, страх, как таковой, не испытывал, но чувство беспричинной тревоги и постоянного беспокойства все же начали преследовать его — сначала по ночам, а затем и по пасмурным дням. Будь он суеверным человеком, ему бы тоже стали мерещиться эти злополучные мифические тени, но он любому ночному шороху и любому странному явлению находил рациональное объяснение. Однако это не снимало с него в таких ситуациях какого-то неприятного мандража. В конце концов, он уехал из России. Произошло это до завершения срока его миссии, и он боялся признаться себе, что фактически тоже сбежал из страны.

Чтение русских книг, вернее их тремульгирование, началось со случайной ошибки. Так, вернувшись в Лондон, он решил пересмотреть видеозаписи своей группы. И случайно увидел историю молодого человека, порешившего топором какую-то старуху. Оказалось, что один из членов группы перепутал триски и привез из России тремульфильм по роману древнего русского писателя. Однако, просмотрев эту видеозапись, Чарльз испытал сильное потрясение. Он ощутил в фильме, снятом по древней книге, то же самое, что сам испытывал во время пребывания на той земле, и почувствовал, что, возможно, коснулся разгадки тайны необъяснимого страха поселенцев. Ведь получалось, что точно такие же эмоции и чувства владели русским автором несколько веков назад. Значит, возможно, многие ответы искать надо было там, в тех книгах.

«Вошь я или Человек?», «Имею ли я право убивать?» — эти вопросы героя романа стали разъедать душу Чарльза много позже, до них еще надо было дорасти, а тогда же он просто ощущал, что книга задела его за что-то глубинное, спрятанное в недоступных для него самого недрах его души.

Потрясенный, он снова пересмотрел весь фильм. Затем сделал это еще раз, затем еще раз и еще раз.

После этого он раздобыл еще несколько тремульфильмов по произведениям русских авторов…

Чарльз покосился на дверь, в которую вышел пра-пра-пра…внук. Тот, выйдя из комнаты, оставался в коридоре. Было слышно, как он громко разговаривает с кем-то по франкольтфону. Шалопай договаривался об очередной вечеринке.

«Ну, катафак Ю! — подумал Чарльз. — А уроки кто за него делать будет?»

Шалопай! Чарльзу опять вспомнилось, как пра-пра-пра…внук застукал его за книжкой. Он поежился.

Да, конфуз вышел! Не хотелось Чарльзу, чтобы кто-либо знал о его занятии, точнее говоря, о той занозе, которая сидела в нем последние годы.

XVII

За очень короткий срок земля бывшей державы полностью освободилась от поселенцев. Она осталась пуста. Заброшенные города и села заросли лесом. В них вольготно хозяйничал зверь. Изредка вспыхивали саморазрушающиеся атомные станции. Но, заражая окрестности, они не представляли большой угрозы отдаленным областям, поскольку находившееся в них ядерное топливо давно распалось до безопасных концентраций.

За этой землей конечно следили. Там разместили несколько станций, на которых работали ученые, но это было очень похоже на работу редких станций на Антарктиде.

Шестая часть суши пустовала. Однако самую большую проблему теперь доставляла не столько оставшаяся бесхозной огромнейшая территория, сколько схлынувшие с нее миллионы бывших поселенцев.

Растворившись в своих странах, они перенесли все свои фобии, которыми нагрузились в бывшей России, на эти земли. Русофобией заболело все население Земли. Будто начали сбываться слова Последней Русской, и погибшая держава действительно мстила за свое насильственное исчезновение. «Русские тени» теперь мерещились людям повсюду.

Чарльз вспомнил, как с содроганием он стал слышать появляющийся повсюду русский акцент. Русский говор начал растекаться по земному шару.

А ведь Чарльз очень долго жил на этом свете.

Человеку вообще свойственно, что с годами к нему приходит мудрость. Седовласые мудрецы во все времена почитались всеми народами. Но в прежние века старцам было от силы под восемьдесят-девяносто лет. Далее процесс старения останавливал людей. Но когда наука продлила жизненные силы за сто и сто пятьдесят лет, выяснилось, что после ста пятидесяти лет мудрость старцев совершает качественный скачок. Чарльзу открылись истины, которые были не под силу мозгам самых великих философов древних времен.

Конечно, Чарльз остался Чарльзом — простым человеком, со своими плюсами и минусами, пороками, неразумными страстями, но теперь под его черепной коробкой скрывалось неведомое другим людям глубокое видение жизни.

И он увидел.

Он увидел за разрозненными явлениями в самых разных точках планеты какое-то таинственное воздействие на мир погибшей державы. С одной стороны: все явления, связанные с Россией, поддавались логическому объяснению. Ведь смог же он рационально объяснить причины психоза поселенцев, надуманность фобий и страхов перед призраками. Но с другой стороны: эта объяснимая случайность выстраивалась в совершенно необъяснимое и неслучайное стечение обстоятельств и вела к неотвратимому движению в зев какого-то неясного финала.

Поселенцы бежали с русской земли, однако кара погибшей державы стала настигать этих людей в их домах. Нет, никто не умирал, народы не исчезали с лица земли, однако предсказание, что оккупанты неминуемо сами заговорят по-русски, стало по-своему претворяться в жизнь: русский акцент стал пропитывать языки всего мира.

XVIII

Да, Чарльз по молодости был русофобом. Потому пра-пра-пра…внук и сказал, что от него можно было ожидать всего чего угодно, но только не чтения русских книг. Однако просмотр русских тремульфильмов привел Чарльза, в конце концов, к осознанию, что для того, чтобы понять феномен русской земли, необходимо изучить русскую историю и русскую литературу. Причем, изучить по оригиналам.

Чарльз снова повернулся к виртабуку. Там его ждало упакованное в цифру «Слово о полку Игореве».

«Вначале было Слово», — неожиданно вспомнилось ему библейское.

Из коридора все еще слышался разговор Хольца с невидимым далеким собеседником. И вдруг что-то странное послышалось Чарльзу в разговоре пра-пра-пра…внука. Колючий холодок пробежал по спине Чарльза. Не понимая еще, зачем он это делает, он выдернул из уха виртопереводчик. Хольц был на три четверти немцем, и поэтому для общения с ним Чарльз всегда держал в ухе этот прибор. Однако то, что он услышал, заставило Чарльза окаменеть на месте. Хольц говорил не по-немецки.

Он говорил по-русски…

XIX

Бойтесь, данайцы…

 

Конец

P.S. С какими же словами застыли навеки губы Последней Русской:

«…И чрез вашу плоть… — прошептала она, — вновь восстанут русские люди… Из пепла… ф. н…» (Видимо, «Как Феникс из пепла» — авт.)»