Амелию не слишком привлекал вечер по случаю окончания турне, которое прошло с большим успехом. На нем не будет никого, с кем бы она по-настоящему хотела поговорить. Всего лишь журналисты, охотники выпить и закусить за чужой счет, мужские модели, полные амбиций и надежд. После последней встречи с Гвидо его карьера как модели пошла стремительно вверх, и скорее всего на вечере он будет вместе с последней сенсацией – шестнадцатилетней певицей из Милана.

Вернувшись в отель, Амелия поднялась на лифте, который отвез ее прямо до ее номера. Сбросив фирменные туфли на высоком каблуке, она босиком прошлась по толстому ковру. Остановившись перед зеркалом, она посмотрела на свое отражение – на волосы, падающие на плечи, на атласный лиф шоколадного цвета – это платье было выбрано из-за того, что шоу снимали для ТВ. Спустя месяц после самоволки она оказалась опять в прежнем положении. Теперь было даже хуже.

Амелия налила себе солидную порцию водки с тоником и бросила в бокал лед.

Завтра все начнется сызнова. Запись, переговоры, поездки. Кого хотела бы она видеть продюсером своего альбома? Фредди Стерлинга? Торчать три месяца в студии звукозаписи с этим наркоманом было выше ее сил. Она хотела Девонфилда. И не только для того, чтобы выпустить альбом.

Амелия села за туалетный столик и снова повертела в руках визитную карточку, на которой Ровена прочитала «Devotion». Риск – благородное дело. Как только утром откроется касса аэропорта, она полетит в Лондон, а оттуда отправится прямиком в Уэльс. Она отдаст себя на милость Девонфилду. Расскажет ему всю правду. Самое худшее, что он может сделать, – прогонит ее. Но что бы ни случилось, она будет чувствовать себя не более потерянной, чем сейчас.

В дверь постучали. Мало кто имел возможность беспрепятственно дойти до двери Амелии. Решив, что это ее менеджер, Амелия не ответила. Стук повторился. Она ждала звука удаляющихся шагов. Вероятно, Ровена хотела знать, почему она не на вечере. Амелия допила водку и налила еще. Звука удаляющихся шагов она так и не услышала, однако стук в дверь не повторялся.

Украденная у Девонфилда лента находилась в магнитофоне. Амелия включила его, и комнату наполнила меланхолическая музыка. Где он находится в эту минуту? Сидит за своим столом? Ищет и не может найти запропавшую пленку? Или, может, он снова в Лондоне и звонит Сью Ли? При этой мысли Амелия испытала укол ревности.

Снова раздался стук в дверь.

– Да уходите вы прочь! – воскликнула Амелия. – Неужто непонятно, что я хочу побыть одна некоторое время!

Однако посетитель не собирался сдаваться. Амелия увидела в зеркале, как поворачивается ручка в двери. Она повернулась на стуле. Ручка определенно поворачивалась. Кто-то собирался войти.

– Ради Бога! – выдохнула Амелия, когда дверь стала приоткрываться. – Не могли бы оставить меня в покое?

– Уж не хочешь ли ты сделаться отшельницей?

У Амелии отвисла челюсть. Ибо в дверях стоял не кто иной, как Девонфилд. Стоял и широко улыбался. Руки его были заняты огромным букетом роз. И они были ее любимого цвета – желтые.

– Я могу войти?

Вскочив, Амелия стала закрывать за ним дверь.

– Не могу в это поверить, – пробормотала она.

Девонфилд бросил цветы на пол, и она обвила его шею руками.

– Что ты здесь делаешь?

А затем они стали осыпать друг друга поцелуями. Он целовал ее в лицо, словно пробуя на вкус каждый дюйм ее смоченной слезами кожи. Амелия целовала его в губы, в нос, даже в брови. Затем откинулась назад, чтобы убедиться, что и в самом деле это был он, Девонфилд.

– Просто не могу поверить! Каким образом ты нашел меня? – спросила Амелия.

– Интуитивная прозорливость, – ответил он.

– Что ты имеешь в виду?

– Счастливое совпадение, – начал объяснять Девонфилд. – И еще Ровена – она положила последнее стеклышко, чтобы составилась цельная мозаичная картина.

– Ровена?

– Да. После твоего отъезда я поднялся наверх и сразу понял, что кто-то побывал в моей студии. Поначалу я этим не обеспокоился, но затем обнаружил, что не могу найти вещь, над которой накануне работал. Это «Опус номер 4» – пленка, которую я оставил сверху. Я перевернул все вверх дном, пытаясь ее отыскать, но тщетно. Я вынужден был подумать самое худшее о тебе, поскольку в моем доме никого, кроме тебя, больше не было. Я не имел понятия, кто ты и куда ты уехала. Я позвонил на твой мобильник и узнал, что он принадлежит девушке по имени Сью, которая также не имеет понятия, кто ты такая.

– Я не сказала ей даже своего настоящего имени.

– Теперь-то я знаю, кто ты, и меня это не удивляет. Так или иначе, у меня оставалась надежда что-то узнать у ребят, которые вытаскивали твою машину из грязи. Я спросил, помнят ли они номер машины, чтобы я мог узнать о тебе в фирме, в которой ты взяла машину напрокат. Но уже там, в их гараже, маска с тебя оказалась сорванной.

– Каким же образом?

– У них на стене висел календарь. Он назывался «Красотки года» или что-то в этом духе. Я взглянул на него – и увидел тебя, мисс Февраль. Во всей красоте «Техниколора».

– Поразительно! – Амелия приложила ладонь к полыхающей щеке.

– Я посмотрел на подпись – там значилось, что ты певица. Я подумал, что я, должно быть, ошибся, но затем все вдруг встало на место. Ты в самом деле была певица. И отнюдь не дилетантка. Именно поэтому тебя заинтересовала моя музыка. И поэтому ты украла мою пленку.

– Я очень сожалею, – прошептала Амелия. – Я бы не стала ее брать, но я поняла, что не успею ее прослушать до твоего возвращения домой. Мне страшно хотелось ее услышать, но я не знала, каким образом попросить тебя об этом. Не знала, с чего начать. Ты не стал бы играть «Опус номер 4» девушке по вызову.

– Ты могла бы рассказать мне всю правду.

– А ты поверил бы?

Девонфилд улыбнулся и покачал головой.

– Ну а тебе понравилась музыка?

– Очень!

– Надеюсь, что это тебе понравится даже больше. – Он сунул руку в карман пиджака и извлек еще одну пленку.

Амелия подбежала к магнитофону, чтобы тут же ее поставить.

– Это для тебя, – сказал Девонфилд, когда зазвучала музыка. Пиано, еле слышно. – Я не переставал думать о тебе, как ни старался себя заставить забыть. Еще до того, как я увидел твой портрет в гараже, у меня появилась надежда, что исчезновение ленты может стать поводом для того, чтобы нам снова встретиться. Я ощутил такую связь с тобой, какой никогда ни с кем не чувствовал. Впервые за много лет, видя, как ты отъезжаешь от моего дома, я испытал досаду и чувство одиночества и пожалел, что не попросил тебя остаться. Я бросился назад к дому, чтобы успеть задержать тебя. Ты видела меня?

Позже, когда я узнал, кто ты, я пытался убедить себя, что ты извращенка, мультимиллионерша, которая чудит, притворяясь обычной простой девушкой. Или же думал, что ты страшно хотела встретиться со мной и не могла придумать ничего другого, но затем обзывал себя глупцом и надменным старым ослом. Так или иначе, я был не в состоянии выбросить тебя из головы, Амелия. И вот тогда-то я и начал писать эту вещь.

– Я не могу толком объяснить тебе, почему я сделала то, что сделала, – сказала Амелия. – Все начиналось как бы с игры. Но после этого я буквально умирала от желания снова встретиться с тобой. Я тоже чувствовала, что меня влечет к тебе, но боялась, что я все это просто вообразила.

– Это не так.

– Я прощена за то, что украла пленку?

Девонфилд поднялся с кресла и сел на диван рядом с Амелией. Он провел тыльной стороной ладони по ее лицу и улыбнулся. Амелия закрыла глаза и стала ждать нового прикосновения.

– Думаю, что ты должна быть прощена, – прошептал он и поцеловал ее. – Я не мог поверить своей удаче, когда вчера к вечеру мне удалось попасть к твоему менеджеру. Она сказала, что ты утром спрашивала у нее, не смог бы я выпустить твой новый альбом, но она ответила, что не знает, жив ли я.

– Ты был совершенно неуловим.

– И она направила меня к тебе.

Амелия засмеялась.

– Надо будет не забыть поблагодарить Ровену за оперативность, но ты должен понять, что она, вероятно, ожидает, что мы начнем работу над новыми композициями буквально завтра.

Девонфилд обнял Амелию. Его язык, о котором она так тосковала, раздвинул ее губы и осторожно проник в рот. Она ощутила вкус виски и сигарет. Амелия жадно засосала его язык. Она никогда не позволит ему проводить слишком много времени вдали от нее.

– Я так рад, что нашел тебя, – пробормотал Девонфилд, целуя ее в шею, а затем в ухо. – Я постоянно думал о тебе. И вовсе не из-за того, что ты забрала мою пленку. Я думал о том, что ты говорила мне в ту ночь. Ты разительно отличалась от всех других девиц.

– Должно быть, я действовала не слишком профессионально, – рассмеялась Амелия.

– Ты нуждаешься в практике, – сказал Девонфилд.

Его руки скользили по извивам ее тела. Он стал задирать юбку, обнажая ноги вплоть до застежек, которые прикрепляли чулки к поясу. Нагнувшись, Девонфилд запечатлел поцелуй на обнажившихся бедрах. Амелия почувствовала, как жаркая волна пробежала по всему ее телу.

Протянув руку, Амелия стала развязывать на груди Девонфилда галстук. Затем расстегнула верхнюю пуговицу рубашки, испытывая дрожь восторга при воспоминании о том, как она делала это первый раз в Уэльсе. Только сейчас кое-что изменилось. Из проститутки и клиента они превратились в любовников.

Рука Девонфилда подлезла под шелковые трусики и стала массировать теплую плоть ягодиц. От удовольствия Амелия выгнулась навстречу. Одновременно она расстегнула все пуговицы рубашки и позволила рубашке и пиджаку упасть на пол. Она помогла Девонфилду стянуть с нее платье, и он лег на нее, прижавшись голой грудью к ее животу. Пока она расстегивала крючки на его дорогих брюках, он справился с ее бюстгальтером. После этого на пол полетели ее трусики.

Амелия услышала стук его туфель, падающих на пол. Он как-то нервно, неловко стянул с себя носки, а она одновременно с ним стащила с него брюки.

Диван был недостаточно вместителен для них. Девонфилд соскочил на пол и потянул на себя Амелию. Она села на него верхом, чувствуя эрекцию через его тонкие белые хлопковые трусы. Девонфилд провел ладонью по ее подвязкам. На ней оставался лишь пояс да чулки. Он расстегнул застежки, и чулки обвисли. Привстав, Амелия освободилась от пояса, а Девонфилд от трусов. И вот они, оба совершенно голые, перекатываются на толстом ковре перед камином.

Когда они остановились, Амелия оказалась внизу. Они оба задыхались и смеялись. Девонфилд откинул с ее лица волосы и заглянул в ее большие зеленые глаза.

Внезапно лицо Амелии посерьезнело. С лица Девонфилда также сбежала улыбка.

– Может, это и глупо, но я вдруг разнервничалась, – шепотом проговорила Амелия.

– Я тоже, – сказал Девонфилд.

– Как будто мы в первый раз это делаем.

– Но сейчас в самом деле все иначе.

Амелия горячо обняла его. Он уткнулся лицом ей в плечи, а затем стал нежно ее целовать. Амелия вдохнула знакомый теплый аромат его волос. Затем стала гладить его ягодицы. Она сжала твердые квадратные мышцы и притянула его тело к себе.

Ее ноги обвились вокруг его ног. Она погладила его левую икру своей ногой. Лицо Девонфилда все еще пряталось у нее на плече. Она ощущала его горячее, прерывистое дыхание. Ей вдруг показалось, что он плачет.

– С тобой все в порядке? – обеспокоенно спросила она.

– Никогда в жизни мне не было лучше, чем сейчас, – был ответ.

Он вдруг поднял лицо и широко улыбнулся.

– Я хочу заняться любовью с тобой, – тихо сказал он.

– Я хочу заняться любовью с тобой, – как эхо повторила Амелия.

Она сунула руку между телами, обхватила ладонью восставший пенис и направила его в полыхающую расщелину. После этого обвила ногами его ноги.

– А теперь занимайся со мной любовью, – прошептала она.

Амелия тихонько вздохнула, когда пенис преодолел первый дюйм, раздвигая головкой мокрые жаждущие срамные губы. Она сжала его ягодицы, прижимая к себе, побуждая его продолжать движение.

– До чего же приятно, – выдохнул Девонфилд.

– Очень приятно, – согласилась Амелия, скрещивая на его ногах щиколотки, изо всех сил притягивая его к себе. Она не слышала ничего, кроме их дыхания. А затем она услышала шум приливающей крови в ушах – это означало, что возбуждение ее достигло максимальной точки. Мышцами влагалища она сжала устремленный в глубину ствол. Девонфилд благодарно вздохнул и толкнулся вперед. Упершись ногами в пол, Амелия толкнулась тазом навстречу. Теперь, когда головка пениса уперлась в устье матки, они начали неторопливое равномерное движение.

Девонфилд приподнял голову. Заглянув вначале в ее глаза, он затем перевел взгляд вниз, на лобки, туда, где пенис погружался в лоно Амелии. При каждом движении он легко выскакивал на свободу и с такой же легкостью снова погружался во влагалище.

Амелия положила ладони на талию Девонфилда и стала смотреть ему в лицо. Каждый раз, когда он вздыхал от удовольствия, она чувствовала, как ей делается еще более приятно. Ее удовольствие было тесно связано с его сладострастными ощущениями. Когда она вскрикивала от радости, он толкался еще сильнее. Это было как в танце. Они без слов понимали, что им делать дальше.

– Это… так… изумительно… приятно, – проговорил он, произнося каждое слово после очередного толчка. Он подложил свою руку ей под спину, чтобы как-то защитить от жесткого пола, и приподнял ей таз, чтобы проникнуть в нее еще глубже.

Она сделала все, чтобы поспособствовать ему в этом.

– Глубже, глубже, – простонала ненасытная Амелия.

Волосатые яйца стучали о ее промежность, усиливая остроту ощущений. Она вцепилась в его ягодицы, которые попеременно напрягались и расслаблялись. Погружаясь в Амелию, Девонфилд издавал звук, похожий на хрюканье, – звук удовольствия. Движения его раз от разу становились все более быстрыми и энергичными. Затем он откинул голову назад, открыл рот, жадно хватая им воздух, чресла его конвульсивно задергались.

Амелия толкнулась ему навстречу, мечтая о том, чтобы этот пик наслаждения длился вечно. Она содрогнулась всем телом, когда поток спермы стал изливаться в ее лоно.

После завершения оргазма они откатились в стороны и некоторое время лежали на ковре, постепенно приходя в себя. Однако руки их были вместе, пальцы переплелись. Амелия смотрела в потолок, разглядывая узоры лепнины. По дыханию Девонфилда она поняла, что он засыпает. Шумно вздохнув, он подвинулся к ней и положил голову ей на плечо. Голова была тяжелой, но Амелия не возражала. В эту ночь она вообще не возражала против чего бы то ни было.