Мисс Бланкеншип смотрит на меня широко раскрытыми глазами и не произносит ни слова. Меня пронизывает волна ужаса. Я ее оторвала от чего-то. Или у нее гости. Что-нибудь такое. В любом случае она сейчас отправит меня восвояси, а я больше никогда не найду в себе сил, чтобы прийти сюда и сказать то, что только что сказала. Паника. Меня охватывает такое острое желание развернуться и убежать без оглядки, что я чуть не поддаюсь ему.

Но тут она улыбается и говорит:

– Ну конечно! Давай заходи.

Хорошо, что камни, которые сваливаются с души, не реальны, иначе в этот момент в Сихэвэне случилось бы нешуточное землетрясение.

Она пропускает меня вперед и закрывает за мной калитку, а потом и дверь дома. Изнутри дом оказывается просторнее, чем казался снаружи. Вся мебель у нее из светлого дерева, старинная, подновленная кем-то. На стенах висят узкие коврики ручной работы или картины, настоящие картины, на которых изображены несущиеся на всех парусах старинные парусники.

Это элегантная и в то же время уютная квартира. Мисс Бланкеншип определенно знает, как создать приятную обстановку.

Она приглашает меня на кухню, где все рабочие поверхности выложены пестрым кафелем, а у шкафов и кухонных приборов витые позолоченные ручки. У окна стоит маленький голубой столик, на нем букет сухих цветов.

– Садись, – говорит мисс Бланкеншип, и я осторожно сажусь. – Хочешь чего-нибудь попить?

– Нет, спасибо, – не задумываясь отвечаю я и качаю головой.

– Может быть, манговый лимонад?

Я вздрагиваю. Она что, умеет читать мысли? Манговый лимонад – это мой любимый напиток.

– Да, – еле слышно отвечаю я. – Пожалуйста.

Она наливает мне стакан, ставит его передо мной. Лимонад светится ярким оранжевым цветом. Он такой холодный, что стакан запотевает. Она садится напротив меня и говорит:

– Рассказывай.

Я отрываю взгляд от капелек воды на стенках стакана и смотрю на нее. Я не знаю, что она имеет в виду.

– Когда я тогда предложила тебе это, – говорит мисс Бланкеншип, – у меня сложилось впечатление, что кажусь тебе назойливой. Как будто вмешиваюсь во что-то, что меня не касается.

Я мотаю головой.

– Нет-нет. Вовсе нет. Я просто подумала…

Я понятия не имею, что подумала.

– Что ты подумала? – переспрашивает она.

– Я думала, достаточно быть такой, какая ты есть.

Мисс Бланкеншип смотрит на меня с улыбкой.

– Мы всё равно не можем быть не такими, какие мы есть. Речь не о том, чтобы стать кем-то другим. Но смотри: если танцор не будет пытаться танцевать как можно лучше… если он не будет стремиться танцевать лучше, чем когда-либо… его танец никого не тронет. Понимаешь? Его стремление – вот то, что мы видим, когда следим за танцем. Его старание. В этом выражается то, что для него ценно. И именно это нас и трогает.

Я смотрю на нее невидящими глазами. Ее слова отзываются в моей голове, в которой в этот момент всё остановилось.

– Я думала, может, на Дне основания, – сбивчиво бормочу я, – раз уж мы всё равно не будем танцевать на платформе… может, я могла бы там выглядеть немножко посимпатичнее.

Последние слова я почти проглатываю. Мне кажется каким-то неприличным желать чего-то подобного.

Но мисс Бланкеншип лишь приветливо кивает и говорит:

– Да, отличная идея. Хорошее решение.

Она внимательно изучает меня. Мое лицо. Мою одежду, такую бесформенную и поношенную, что она больше похожа на мешок защитного цвета, а не на что-то, что имеет какое-то отношение к моде и красоте. Под ее пристальным взглядом мне это вдруг становится совершенно очевидно.

– Давай-ка мы прямо сейчас и приступим, – начинает она. – Потому что до субботы не так уж много времени.

– Я согласна, – говорю я. – Я понятия не имею, что меня ожидает, но я твердо решила не идти на попятную, что бы там ни было.

– Первым делом мы пойдем в парикмахерскую.

Мисс Бланкеншип берет узкий серебристый коммуникатор, который она носит на шее на цепочке и который выглядит как украшение.

– Лучше всего – прямо сейчас.

Всё происходит как-то слишком быстро.

– Но…

Она останавливается и смотрит на меня:

– Что такое?

Я нервно сглатываю.

– У меня ничего нет с собой. Денег нет. И планшет тоже дома остался.

Мисс Бланкеншип машет рукой.

– Не переживай. Поход к парикмахеру я тебе дарю.

Она нажимает на рубин внизу своего коммуникатора, называет имя самого известного парикмахера во всём Сихэвэне и спрашивает, можем ли мы прийти прямо сейчас.

Никаких проблем. Большинство семей сегодня празднует. А значит, все, кто хотел, услугами парикмахера уже воспользовались. Теперь полная запись будет только в пятницу перед большим праздником. Так что мы тут же отправляемся в город на бульвар Свободы, прямиком в «Парикмахерский салон Лоуренс Каплан», который из-за своих огромных витрин и изысканной обстановки выглядит так дорого, что я бы в жизни не решилась просто даже переступить его порог. Но тут я не просто переступаю порог – меня сразу же усаживают в мягкое кресло, а мисс Бланкеншип и стилист начинают обсуждать мои волосы.

Я не припомню, когда в последний раз была в парикмахерской. С тех пор как мы приехали в Сихэвэн, меня всегда стригла тетя Милдред. Она в общем-то это даже неплохо делает и, наверно, обидится, когда я заявлюсь домой с новой прической.

Но я не отступлю. Мне нужно пройти через это.

И вот они щупают мои волосы, приподнимают их, стягивают в хвост, рассуждают о ступенях и прядях, голографических эффектах и углах оттяжки. Зеркало, перед которым я сижу, одновременно является огромным экраном планшета. Парикмахер фотографирует меня, а потом на этой фотографии при помощи хитрых жестов меняет мою прическу. Всё, что она делает, выглядит ужасно, но, похоже, я единственная, кто это замечает, а я не намерена отступать.

– Ну что, – парикмахерша весело обращается ко мне, – попробуем выстричь из этих зарослей хорошенькую девушку?

Я вымученно киваю.

Мои волосы покрываются какой-то пеной с химическим запахом, и стрижка начинается: чик, чик, на пол падают пряди волос, темно-каштановые, тусклые волосы, тот же цвет, что был у моей мамы, почти такой же, как у моей тети. Как у моей мамы, которая была красавицей. Как у моей тети, которая могла бы быть красавицей, если бы ей не приходилось так много работать. И только я – мокрое существо с широким носом и рыбьими глазами, которое уныло смотрит на меня из зеркала. Чем дольше трудится парикмахерша, тем больше я опасаюсь, что всё это кончится полным провалом. Наконец я закрываю по просьбе парикмахерши глаза и полностью отдаюсь власти ее ножниц, расчесок, щеток и странно пахнущих средств. В какой-то момент мою голову оборачивают большим пушистым полотенцем и вытирают, а потом сушат феном, причесывают, и наконец стилист щебечет у меня над ухом:

– Всё готово! Погляди!

Я открываю глаза и вижу в зеркале кого-то незнакомого. Невольно я поворачиваю голову, чтобы отыскать ту красивую девушку, отражение которой вижу перед собой, но тут понимаю: да это же я! Я открываю рот от удивления. Это невероятно.

– Ну? – спрашивает мисс Бланкеншип. – Нравится?

– О! – только и могу сказать я. – Еще как! Я себя не узнаю.

Она улыбается.

– А ведь это ты. И это всегда была ты.

У меня слезы на глаза наворачиваются. Я готова броситься им всем на шею, но боюсь, что могу как-то повредить прическу.

Мисс Бланкеншип расплачивается. Я не решаюсь спросить, во сколько это обошлось. Она берет с собой еще тюбик геля: «Это тебе на утро субботы!» – и я механически киваю.

Потом мы идем в «Магазин красоты Рейчел», он буквально за углом, такой старомодный бутик времен основания, с вычурными деревянными колоннами и темными узкими полками. Я чувствую себя совершенно потерянной перед этим несметным количеством коробочек, тюбиков и баночек, но мисс Бланкеншип целенаправленно перемещается от полки к полке и покупает пудру, кремы, карандаши, кисточки… – целый пакет всякой всячины. Я с благодарностью принимаю пакет, когда мисс Бланкеншип протягивает мне его, потому что я не намерена отступать. Но я всё еще изумляюсь каждый раз, когда вижу себя в зеркалах, а зеркала здесь повсюду.

Мы возвращаемся домой к мисс Бланкеншип, и она ведет меня к себе в кабинет на второй этаж. Он просторный и пустой, на окнах висят занавески из плотного тюля, которые окутывают комнату мечтательным полусветом. На темно-коричневом деревянном полу поблескивает миллион тончайших царапин, свидетельствующих о том, как много здесь танцевали. Одна стена – это огромное зеркало. За раздвижной дверью – ванная комната, белоснежная, с циркулярным душем и столиком для макияжа возле раковины.

Мисс Бланкеншип включает заднюю подсветку зеркала, приносит еще один стул и начинает колдовать над моим лицом. Я учусь, как маскировать неровности кожи при помощи инжиниринг-крема. Как подчеркивать контуры. Как завивать и красить ресницы. Как обращаться со светочувствительными румянами, нанопудрой и классической губной помадой, чтобы не выглядеть как неоновая вывеска. Она дает мне поэкспериментировать, показывает мне, как я могу сделать свое лицо круглее или у́же, глаза больше, а губы полнее.

Это путешествие в мир, о существовании которого я даже и не догадывалась.

– Ну, отлично. На сегодня хватит, – произносит мисс Бланкеншип после, как мне показалось, нескольких часов перед зеркалом. Она поднимает вверх тюбик с гелем. – А как пользоваться этим, я покажу тебе завтра.

– Завтра? – ошеломленно повторяю я.

Она кивает.

– Приходи к десяти утра. Первым делом пойдем покупать платье.

Я выхожу от мисс Бланкеншип, и в голове у меня страшная путаница. Мне кажется, что я потерянно скитаюсь по городу с моим пакетиком, полным косметики, хотя на самом деле иду прямиком домой. Этот путь ведет меня по улице Гармонии мимо аптеки, в которой я раньше всегда покупала свой жидкий пластырь. Я прохожу мимо, и метров через сто мне приходит в голову, что надо бы снова его купить. Старая упаковка почти закончилась, а большинство летних платьев открытые. Будет лучше, если я замаскирую свои жабры… нет, раны. Теперь, когда я научилась обращаться с пудрой, мне наверняка удастся сделать пластырь совсем незаметным.

Я разворачиваюсь и иду обратно к аптеке. Но когда оказываюсь уже перед дверью, вдруг вспоминаю, что у меня же нет с собой денег!

Ну ладно, значит, завтра. Я снова разворачиваюсь и – сталкиваюсь нос к носу с Пигритом. И он… не узнает меня!

Он, должно быть, вышел на улицу Гармонии из какого-нибудь переулка. Он проходит мимо, едва скользнув по мне взглядом.

Я потрясенно смотрю ему вслед.

– Пигрит?

От моего голоса он останавливается как вкопанный, будто только что налетел на невидимую стену. Он поворачивается и замирает, уставившись на меня.

– Саха? – спрашивает он. – Что это с тобой случилось?

– Я была у парикмахера, – отвечаю я.

– Ты была у парикмахера. Понятно. – Он качает головой. – И поэтому тебе понадобилось умчаться, хлопнув дверью?

Я объясняю ему лишь самое необходимое: что мисс Бланкеншип когда-то предложила мне помочь лучше вписаться в общество и что я решила это предложение принять. И первый шаг в этом направлении – как-то поработать со своей внешностью.

Он слушает меня наморщив лоб.

– Это чушь, – заявляет он затем совершенно безапелляционно. – Ты пытаешься спрятаться. Пытаешься вести себя так, как будто такая же, как все. Но ты не такая, не обманывай саму себя.

Я чувствую, как внутри меня что-то каменеет.

– То, что я… ну, ты знаешь что… это еще не означает, что я не имею права на нормальную жизнь.

– У тебя есть особенный талант, – не унимается он. – Такие вещи нельзя подавлять в себе.

– Но и позволять этому таланту тиранить себя тоже ни к чему. – Тут мне приходит в голову мысль. – Слушай, а можешь одолжить мне двадцать крон? Надо кое-что купить в аптеке, а у меня с собой нет ни денег, ни планшета.

Пигрит усиленно моргает, как будто наша случайная встреча кажется ему дурным сном. Он роется в карманах штанов, не спуская глаз с пакета, который я держу в руках. Наконец он вылавливает двадцатку и сует ее мне в руку.

– Не могу поверить, что ты хочешь участвовать в этом массовом помешательстве на моде и красоте.

– Давай мы это как-нибудь в другой раз обсудим, – отвечаю я, помахивая его двадцаткой. – Спасибо. Я тебе завтра отдам.

– Можешь отдать в субботу на празднике, – ворчливо отзывается он.

– В любом случае спасибо, – говорю я и захожу в аптеку. Внутри пусто и тихо. За прилавком сидит Сюзанна Керк, она младше меня на год. Ее родителям принадлежит аптека, и она всегда помогает им на каникулах. Она погружена в чтение, но откладывает планшет в сторону, как только я подхожу к прилавку.

Я говорю, что мне нужно, хоть мне и неприятно, что меня обслуживает девочка, с которой я учусь в одной школе. Впрочем, она не знает, для чего мне это: жидкий пластырь есть в каждом доме на случай мелких травм.

– Девятнадцать крон, – говорит она и ставит передо мной упаковку. Она ниже меня ростом, у нее светлые локоны, которые было бы неплохо как следует расчесать, и отличная фигура под белым халатом.

Я кладу деньги на прилавок. Она берет их, и я замечаю, что в этот момент ее взгляд направлен куда-то мимо меня на улицу и задерживается там на чем-то. Это настолько бросается в глаза, что я оборачиваюсь, чтобы тоже посмотреть.

Она увидела Пигрита. Он всё еще стоит перед аптекой, сложив руки на груди, и явно ждет меня.

Сюзанна откашливается.

– М-м-м… у нас сейчас как раз скидка на контрацептивы, – произносит она таким голосом, как будто кто-то умер. Она кивает на стоящую посреди зала корзину, в которой грудой навалены бело-зеленые упаковки, которые не спутаешь ни с чем. – Таблетки. И пена.

– Спасибо, – говорю я. – Но мне нужен только пластырь.

Она всё еще стоит неподвижно и держит двадцатку в руке.

– Я просто подумала, – шепчет она, кусая губы. – Ну… потому что… ты и Пигрит.

Я еще раз оборачиваюсь, смотрю на Пигрита, который в нетерпении переминается с ноги на ногу, снова смотрю на Сюзанну, и тут до меня доходит: Сюзанна влюблена в Пигрита!

Удивительно, как это бывает. Стоит тебе что-то осознать, как в голове всплывают одно за другим воспоминания, это подтверждающие: как она смотрела на него на школьном дворе. Как находила поводы, чтобы заговорить с ним, попросить объяснить что-то из заданий по математике или истории. Как она всегда садилась в столовой так, чтобы он мог ее видеть.

– Мы с Пигритом не встречаемся, – говорю я.

Она недоверчиво смотрит на меня.

– Не встречаетесь?

– Нет.

– Но вас же видели вместе на Малом пляже.

– Ну да, но… – Чтобы лишний раз не усложнять, я прибегаю ко лжи во спасение: – Он просто учил меня плавать.

Она сбрасывает с себя оцепенение и начинает хлопотать за кассой.

– Прости, пожалуйста, – говорит она, протягивая мне крону. – Меня это вообще-то не касается.

– Мы с Пигритом просто друзья, – говорю я, засовываю аэрозоль в бумажный пакет, а монетку в карман. – Что читаешь?

Она смущенно улыбается.

– Исторический роман. Действие происходит в Австралии 2010 года, как раз тогда начал меняться климат: волны жары, всё такое. Ужасно захватывающе. И интересно, как они тогда представляли себе дальнейшее изменение климата.

Я вспоминаю про свой реферат, про Пигрита и библиотеку его отца, но об этом я сейчас думать не хочу, поэтому беру свою покупку и говорю:

– Ну тогда не буду тебя дальше отвлекать. Пока.

– Пока, – говорит она. – Кстати, крутая прическа.

Несмотря на то что в аптеке ужасно холодно, меня прошибает пот. И кажется, я густо краснею. В общем, как бы то ни было, но теперь моя очередь смущаться.

– Это к празднику, – бормочу я. Мне в жизни еще никто не делал комплиментов. – К субботе.

– Ага, – говорит она. – Понятно.

Я рада снова оказаться снаружи и окунуться в жар австралийского декабрьского дня. Тут я хотя бы понимаю, почему потею.

Пигрит всё это время ждал меня с нетерпением. Как только я закрываю за собой дверь аптеки, он выдает:

– Саха, я что тебе еще хотел рассказать. Я так всё подстроил, что Карилья будет сидеть рядом со мной на трибуне! Ну, то есть на самом деле это всё папа. Он поговорил с женщиной, которая распределяет места. Ну? Что ты теперь скажешь?

Действительно, что я теперь скажу? Я смотрю на него, его слова меня неприятно задели.

– Поздравляю.

– Папа, я, Карилья, миссис Тоути, мистер Тоути. – Пигрит торжествующе загибает пальцы. – Центр трибуны, первый ряд за спортсменами. И поездка продолжается три часа. Это мой шанс!

– Думаешь?

Меня порядком бесят его мечты об этой козе. Когда-нибудь придется сказать ему об этом. Но не сегодня. Сегодня это был бы уже перебор.

В четверг утром я выскребаю всё из своей копилки и подсчитываю сбережения: сто семьдесят две кроны плюс одна крона сдачи из аптеки. Это меньше, чем я думала. К тому же двадцать из них я должна Пигриту. Значит, остается ровно сто пятьдесят три кроны.

А что, если этого не хватит? Я понятия не имею, сколько может стоить летнее платье, в котором меня себе представляет мисс Бланкеншип.

Может, мне на всякий случай надо взять с собой планшет? Но на счету у меня тоже немного. Проверяю: шесть крон. Даже не смешно. В таком случае планшет можно и не брать.

Для начала я иду в ванную. Там инспектирую свои жабры. Вчера вечером я наложила на отверстия аэрозольный пластырь и, прежде чем он успел высохнуть, постаралась как можно тщательнее выровнять его. Выглядит неплохо. Я достаю новую нанопудру и наношу ее сверху. После чего удовлетворенно рассматриваю себя в зеркале: там, где я припудрила, практически ничего не заметно.

Кстати, это довольно утомительная процедура, нужно замаскировать все отверстия, а чтобы дотянуться до некоторых мест у меня на спине, приходится практически завязываться в узел. Ну и пудра ужасно быстро расходуется: пять отверстий с каждой стороны. Я раньше никогда не обращала внимания на то, какие же они длинные!

Но вот наконец всё готово, я верчусь перед зеркалом и выгляжу как самая обычная девочка. Что, признаться, довольно непривычно.

Я надеваю широкую темно-синюю футболку в надежде, что пудра об нее не сотрется. Вроде как она должна быть особенно стойкой благодаря наночастицам. Ну а если пудра не поможет и кто-нибудь заметит мои прорези, придется снова рассказывать историю про робота-садовника. Хотя теперь, когда я знаю правду, не уверена, что смогу убедительно рассказать эту легенду.

За завтраком тетя Милдред продолжает восторгаться моей новой прической. Мои опасения, что она может расстроиться из-за моей измены ее парикмахерским талантам, оказались напрасными. Она только изумлялась и спрашивала, что произошло, а когда я ей всё рассказала, она пришла в восторг. Она даже достала планшет и сфотографировала меня со всех сторон, чтобы самой так же постричь меня, когда волосы отрастут.

Я так далеко не заглядываю. Пока что мой горизонт ограничивается субботними торжествами.

Когда собираюсь уходить, тетя Милдред достает две купюры, в десять и двадцать крон, и засовывает их мне в карман штанов.

– Ты будешь самой красивой на празднике, – заявляет она широкими жестами. – Я уверена!

Я улыбаюсь. Это, конечно, некоторое преувеличение. Но еще немного денег не помешает.

Я прихожу вовремя к мисс Бланкеншип, которая тут же говорит:

– Ну, побежали.

На центральных улицах и правда все бегают и суетятся. Машины едут таким нескончаемым потоком, что трудно перебраться на ту сторону улицы. Люди повсюду, они стоят небольшими группками или просто сидят в уличных кафе под светло-зелеными зонтиками от солнца. Многие из них не из Сихэвэна, а некоторые так даже и не из нашей зоны. Повсюду бросается в глаза безумная мода метрополий, расцветки «вырви глаз» и совершенно сумасшедший крой. На многих надеты ушные камеры или налобные повязки-регистраторы, хотя у нас такие устройства не приветствуются.

По дороге я рассказываю мисс Бланкеншип о вчерашнем диалоге в аптеке и спрашиваю:

– А что, собственно, нужно отвечать, если тебе сделали комплимент?

И тут же тихо добавляю:

– Я понимаю, что это звучит ужасно глупо. Но я вчера правда не знала, что ответить.

Мисс Бланкеншип улыбается.

– Просто скажи «спасибо».

Я морщу лоб.

– И всё?

– Просто попробуй в следующий раз, – советует она. – Тебе теперь часто будут говорить комплименты, уж поверь мне.

Первый магазин одежды, в который мы заходим, называется «Джози и Мейси» и находится на улице Гармонии. У него автоматические раздвижные двери и уклон в сторону метрополийского стиля: стены и потолок украшены яркими разноцветными элементами, играет громкая музыка в стиле маори.

Мисс Бланкеншип изучает вешалки с платьями, некоторые модели она берет, прикладывает ко мне, потом возвращает на место. Одно платье она отправляет меня мерить, но оно выглядит на мне ужасно, да к тому же еще и ужасно дорого стоит: более трехсот крон! Мне становится плохо при взгляде на ценник.

– Не волнуйся. Мы просто подбираем твой размер, – говорит мисс Бланкеншип, после того как я шепотом признаюсь, какой суммой располагаю. – Нам нужно найти что-нибудь, что на тебя идеально сядет. Сейчас в магазинах очень много летних платьев – всё, что не продастся, им будет некуда девать.

– Понимаю, – безрадостно отвечаю я.

– Кстати, ты молодец, что задумываешься о том, как правильно взаимодействовать с окружающими, – продолжает она, не прекращая своих поисков. – Сделать тебя симпатичной – это ведь только первый шаг. Этим ты сигнализируешь, что готова к общению. Но потом ведь и вправду придется общаться.

Взаимодействие, шаги, сигналы… голова идет кругом, а во рту вдруг становится сухо, как в пустыне Виктория. Я понятия не имею, как буду всё это делать.

– Одежда, которую ты носила до сих пор, – безжалостно объясняет мисс Бланкеншип, – сигнализировала всем, что тебя надо оставить в покое. Не так ли?

Продавщица, молодая женщина со скучающим лицом, торчит у себя за прилавком с планшетом в руке и болтает с кем-то по телефону. Она тоже сигнализирует нам, что ее следует оставить в покое.

– Да, – признаюсь я. – Так и есть.

Мисс Бланкеншип снимает с вешалки светло-желтое платье, вполне сносное на вид, и оценивающе смотрит на меня.

– При этом, – замечает она, – ты ведь, наверно, на самом деле совсем не хотела быть одна. Я права? Может быть, ты просто боялась быть отвергнутой?

Да, да, всё, что она говорит, – правда. Но разве мой страх не был оправдан? Ведь Карилья и ее свита столкнули меня в бассейн вовсе не потому, что души во мне не чаяли.

Желтое платье мне мало. Очень жаль, оно стоило всего семьдесят крон.

– Такие страхи имеют пренеприятное свойство: они сами себя воплощают в реальность, – вещает мисс Бланкеншип, переходя к следующей вешалке с платьями. – Представь себе экзамен. Один ученик уверен, что у него всё получится, поэтому он спокоен, расслаблен, и у него действительно всё получается. А другой так боится неудачи, что на экзамене дико волнуется. В результате забывает всё, что выучил, и действительно проваливается с треском.

– Получается, меня столкнули в бассейн, потому что я этого боялась?

– А ты боялась упасть в бассейн?

– Да, – признаюсь я. С тех пор как я знаю, что могу дышать под водой, всё стало по-другому. Но до того длинные, глубокие резервуары перед Тоути-холлом всегда наводили на меня ужас, когда мне приходилось проходить мимо.

Она приподнимает брови.

– Ну вот видишь?

– То есть я сама виновата, что со мной это случилось?

Моя учительница танцев вздыхает.

– Нет, конечно нет. Это случилось с тобой потому, что Карилья Тоути – маленькая дрянь и отлично знает, что ей ничего не будет, что бы она ни вытворила. Но она почувствовала, чего ты боишься. То, что ты чего-то боишься, – это не твоя вина.

– Но красивое платье меня бы от этого не уберегло!

Она качает головой.

– Ну конечно нет. А вот большее количество друзей – уберегло бы. Карилья просто не решилась бы на такое, если бы она опасалась реакции других людей.

Я замечаю, что слушала не дыша, и теперь делаю глубокий вдох, такой глубокий, что пластыри на моих жабрах слегка пощипывают. Я начинаю постепенно осознавать, что мне, похоже, придется перевернуть всю мою жизнь с ног на голову. Хотя… В этом же и был смысл операции.

Мы ищем дальше, но не находим ничего подходящего и уходим. У меня голова идет кругом от цветов, размеров и фасонов.

Пока мы идем по бульвару Свободы, вся затея вдруг начинает казаться мне безнадежной.

– Когда оказываюсь в компании, я всегда чувствую себя лишней, – признаюсь я. – И, честно говоря, не понимаю, как это может измениться просто из-за того, что я постриглась, купила новое платье и накрасилась.

Мисс Бланкеншип смотрит на меня вопросительно.

– Как это выглядит? В смысле, что именно происходит, когда ты оказываешься с другими людьми?

Мы как раз проходим мимо «Капитана Кука» – заведения, куда ходят все, кто у нас в школе имеет хоть какой-то вес. Лично я понятия не имею даже, как этот кабак выглядит изнутри.

– Обычно это так, – объясняю я, – все сбиваются в кучу и болтают, а я дурочкой стою рядом и чувствую себя лишней.

Моя учительница танцев кивает:

– Понимаю.

Она в задумчивости молчит пару минут, пока мы удаляемся от «Капитана Кука».

– А тебе когда-нибудь приходило в голову, что они так делают не потому, что терпеть тебя не могут? А просто потому, что им нужно что-то обсудить? Им может быть неприятно, что рядом стоит кто-то, не принимающий участия в беседе.

В таком ключе я об этом никогда не думала.

– М-м-м, – бормочу я. – Может быть.

Тут я вспоминаю о Карилье и добавляю:

– Хотя кое-кто меня и правда терпеть не может.

Мы доходим до магазина одежды «Майя Тимберли». Нас приветствует продавщица – похоже, та же самая, которая две недели назад продала мне бикини, но она, по всей видимости, не узнает меня. Мисс Бланкеншип объясняет ей, что мы ищем платье на меня «за вменяемые деньги». Продавщица провожает нас в нужный отдел и оставляет там копаться. Мисс Бланкеншип неутомима, если нужно копаться в платьях.

– Для того чтобы одноклассники действительно не могли тебя терпеть, им нужно для этого хотя бы знать тебя, – объясняет мисс Бланкеншип. Она держит на вытянутой руке платье на тонких лямках со светлым цветочным рисунком, качает головой и вешает платье обратно. – Но большинство тебя не знает, потому что ты всё время такая тихая.

– Я такая, потому что никого не знаю, – возражаю я и в этот момент ощущаю себя в замкнутом круге, из которого никак не выбраться.

Она отвлекается от платьев и поворачивается ко мне.

– Когда ты в следующий раз окажешься в ситуации, что все собрались в кружок, а ты осталась снаружи, попробуй вот что: садись рядом с ними и слушай, о чем они говорят. И если они заговорят на какую-нибудь тему, по которой тебе есть что сказать, – и по большому счету всё равно, насколько это будет умно, – просто бери и говори. Наклонись к ним и говори прямо внутрь их кружка.

Меня передергивает от одной мысли.

– Они же будут странно на меня смотреть, если я вот так встряну!

– Возможно, – парирует она. – Ну а ты как ни в чем не бывало повторишь свои слова еще раз. И обрати внимание на язык тела группы. До этого момента они будут в кругу как бы отгораживаться от тебя, – она складывает руки кольцом, – но как только ты что-то скажешь – круг откроется. Они повернутся к тебе.

Она расцепляет руки, чтобы продемонстрировать, как это будет.

– И всё, что тебе тогда нужно будет сделать, – это войти в круг и стать его частью.

Она встает передо мной, кладет мне руки на плечи.

– Как только ты станешь частью круга – ты станешь одной из них. В этом весь фокус.

Я скептически смотрю на нее. Мне кажется, что это всё работает только в теории.

– А если круг не откроется?

Мисс Бланкеншип опускает руки и пожимает плечами.

– Ну, значит, они и правда не хотят тебя видеть в своей группе. С этим ничего не поделаешь.

Я размышляю обо всём этом, пока мы продолжаем поиски платья. Мисс Бланкеншип находит голубое, которое могло бы мне подойти, и отправляет меня в примерочную. Я с волнением снимаю футболку и осматриваю себя в зеркале со всех сторон, но пудра оказалась и правда суперстойкой – отверстия практически не видны. Платье сидит хорошо, но цвет не мой. Когда я возвращаюсь в кабинку, чтобы снять платье, мой взгляд падает на маленький рюкзак из парасинта. Он имеет треугольную форму, и его лямки расположены таким образом, что не касаются моих жабр…

Я немедленно отгоняю от себя эту мысль. Сейчас главное – группа и как стать ее частью.

– А что мне делать, – спрашиваю я из кабинки, – если мне потом ничего больше не придет в голову, что я могла бы сказать?

– Это не страшно. – Мисс Бланкеншип нашла еще три платья моего размера и протягивает их мне в кабинку. – Если не знаешь, что сказать, – просто слушай, что говорят другие. В группе те, кто слушает, ничуть не менее важны, чем те, кто говорит. А может, даже и важнее. А если ты будешь внимательно слушать, тебе часто будет что сказать.

– А потом? – спрашиваю я, натягивая очередное платье.

– А потом ты задашь вопрос. Это краеугольный камень всей этой истории – интерес к другим.

Все три платья с открытой спиной и глубоким вырезом и, на мой взгляд, смотрятся на мне странно. Мисс Бланкеншип тоже качает головой.

К нам подходит продавщица. Сегодня на ней белый льняной костюм с узором из золотых пластинок, в котором она опять выглядит как модель. Она оглядывает меня с ног до головы и сообщает:

– У меня на складе есть платье, которое могло бы подойти.

– На складе? – удивляется мисс Бланкеншип.

Продавщица пожимает плечами.

– Его трижды уценивали, и я хотела уже отправить его обратно. У него необычный крой и вырез под горло, этим летом такое никто носить не хочет. – Она еще раз смотрит на меня. – Нет, я всё-таки думаю, оно подойдет. Подождите, я его принесу.

Платье ярко-красного цвета, с ниспадающими складками, как у римской тоги. Наверху совсем закрытое, руки – наоборот – остаются открытыми. Оно узкое, сзади молния, которая вшита так, что без посторонней помощи не застегнешь. И оно как будто на меня сшито.

– То что надо, – произносит мисс Бланкеншип.

– Очень ей идет, – соглашается продавщица.

Я же не говорю ничего, потому что от картины в зеркале потеряла дар речи. Какое-то время я сомневаюсь, не сон ли это. Мисс Бланкеншип спрашивает о цене. «Сто тридцать крон», – отвечает продавщица, после чего моя учительница начинает торговаться: в конце концов, ведь платье уже собирались отправить обратно! Они сходятся на том, что платье вместе с подходящими к нему сандалиями на ремешках обойдется мне в сто пятьдесят крон.

Всё это время я потрясенно стою рядом в своем платье. Мне приходится подождать, чтобы мисс Бланкеншип расстегнула молнию у меня на спине, но я и не особо тороплюсь его снимать.

– В субботу ты не будешь знать, куда деваться от комплиментов, – пророчествует мисс Бланкеншип, улыбаясь, пока я расплачиваюсь и получаю свой пакет.

А я? Я сама не своя. Наверно, я была бы счастлива, если бы так сильно не боялась того, что может со мной случиться, будь я всё-таки счастлива.

Мы съедаем по сэндвичу в «Деликатесах Ларри», после чего опять возвращаемся к мисс Бланкеншип домой. Она еще раз показывает, как мне накраситься, чтобы было стильно и сдержанно, затем я тренируюсь придавать своей прическе форму при помощи геля. А потом – о ужас! – мисс Бланкеншип звонит моему классному руководителю мистеру Блэку и договаривается с ним, что он в субботу утром заедет за мной домой в половине одиннадцатого.

– Не можешь же ты в этих сандалиях на тонкой подошве идти пешком через весь город, – объясняет она. – Пока дойдешь, будешь вся в поту и пыли.

Я так привыкла всюду ходить пешком, что даже и не задумывалась об этом.

В конце концов я отправляюсь домой, порядком оглушенная всем тем, что мне пришлось сегодня пережить.

Я прохожу через Фонтанную площадь, где на каменных скамьях вокруг фонтана сидит группа девчонок. Часть из них мои одноклассницы, еще несколько из танцевального кружка и еще парочка из секции парусного спорта.

В любой другой день я бы не обратила на них внимания, прошла мимо и даже думать не стала. Но сегодня я вижу в этом возможность проверить, работают ли советы мисс Бланкеншип.

Я собираюсь с духом, подхожу к ним, говорю бодрое «привет» и сажусь рядом. На скамьях места достаточно.

Они не обращают на меня никакого внимания. Пара человек бросает в мою сторону короткие взгляды, но не более того. В остальном всё как обычно: группа сбивается в кружок, в то время как я тупо сижу рядом.

Это один из тех моментов, когда я хотела бы быть как дым.

«Ничего, – говорю я себе, – это эксперимент». Если я его продолжу – получу результат. Пусть даже он будет заключаться в том, что я смогу объявить мисс Бланкеншип, что ее хитрости не работают.

И я не сдаюсь.

Я слушаю. Речь идет о каких-то парнях, судя по всему яхтсменах, потому что девчонки спорят, кто победит в одиночном зачете, двойках и командной регате. Имена, которые они называют, мне незнакомы. Что я тут могу сказать? По сути, мисс Бланкеншип права: я и сама никогда особенно не интересовалась другими.

Тем временем девчонки сменили тему, теперь речь идет о какой-то вечеринке, которую задумала Карилья, но потом отменила. Тоже не сильно подходит, чтобы встрять. Я слушаю вполуха, как Ангара и Анн-Мари, которые с некоторых пор соревнуются за право называть себя лучшей подругой Карильи, с восторгом расписывают, в каком невероятно крутом помещении должна была быть эта вечеринка. Под землей. С гигантским аквариумом с морской водой. И с потрясной галереей, на которой можно установить прожекторы.

Мне приходится отвернуться, потому что никак не получается держать себя в руках и не закатывать глаза.

– И что, вечеринку перенесли?

– Нет, вообще отменили. Отцу Карильи это помещение для чего-то нужно. Нет, понятия не имею для чего, – трещит Ангара.

Одной из девочек идея аквариума с морской водой кажется забавной. Тоути вечно придумывают, чего бы им еще такого построить. Она шутит про вертолетную площадку, на которой еще не сел ни один вертолет. Я смотрю, как женщина в большой шляпе от солнца заходит в магазин напротив, и размышляю о том, не сказать ли мне сейчас, что вообще-то мистер Тоути владеет компанией, добывающей метан на шельфе. Так что, может быть, он обзавелся этим аквариумом не только для того, чтобы его дочь устраивала нереально крутые вечеринки, но и для нужд своей компании. Впрочем, это вряд ли понравится девчонкам.

Речь заходит о предстоящем празднике в честь Дня основания. Каждый год идут разговоры о том, чтобы изменить маршрут платформы и флотилии, но потом все плывут к Развалине. Они перегибают палку со своими традициями.

И тут мне приходит кое-что в голову!

– Есть вероятность, что на этот раз около Развалины нас ждет сюрприз, – быстро вставляю я.

Они смотрят на меня. Они реально все смотрят на меня. Мое сердце сначала замирает, а потом начинает стучать как сумасшедшее.

– Что-что? – переспрашивает Анн-Мари. Анн-Мари обожает секреты, до такой степени, что сама совершенно не в состоянии их хранить.

Так, спокойно. Я изо всех сил стараюсь не подать виду, что меня прошиб пот, и, заглянув в бирюзовые глаза Анн-Мари, повторяю:

– Есть вероятность, что около Развалины запланирован сюрприз. По крайней мере, я что-то такое слышала.

– Что ты слышала?

На сей раз это Мелоди. Она оперла подбородок на руку, а второй рукой убирает от лица пряди волос.

Это на самом деле работает! Круг действительно открылся.

Я нервно сглатываю.

– Один человек рассказывал, что видел, как аквалангисты тайно закрепляли сети возле Развалины.

– Что еще за сети?

– Возможно, для того чтобы выпустить из воды надутые газом шары. Так иногда делают в метрополиях.

– O да! – включается Ангара. – Я такое однажды видела. В Мельбурне запускали, это дико круто смотрелось!

– Когда это ты была в Мельбурне? – удивляется Мелоди.

Ангара качает головой, и ее темные локоны разлетаются в разные стороны.

– Да нет же, я просто видела запись. Но вживую должно быть потрясающе!

– Кто тебе это рассказал? – спрашивает девочка, имени которой я не знаю.

Я отлично осознаю, что вообще-то разбалтываю вещь, которую обещала Пигриту держать в тайне. Я чувствую себя виноватой. Но если уж начала, пути назад нет. «К тому же, – говорю я себе, – не было уговора держать в тайне встречу с аквалангистами». Речь шла только про наш обмен секретами.

– От одного парня из секции по нырянию, – уклончиво отвечаю я. – Он видел аквалангистов и сети, хотя, конечно, не знает точно, зачем их устанавливали.

Я в шоке от реакции девчонок. То, что я им рассказала, – не более чем слухи, но ими я вызываю волну воодушевления, радости, предвкушения. Я внутри круга. Теперь мне нужно что-нибудь спросить, чтобы укрепить свои позиции, но вот только что?

Я снова вижу ту женщину в большой шляпе, она выходит из магазина – и у меня появляется идея:

– Слушайте, а на праздник вы наденете что-нибудь на голову? На платформе, наверное, лучше быть в шляпе, защищающей от солнца?

– Не-а, – кичливо отвечает Ангара, отбрасывая локоны с лица. – Меня солнце не пугает.

– К тому же в этом году над трибуной опять будет навес от солнца, – объясняет Мелоди. – Я только что из порта, видела, как они его натягивают.

– Слава богу! – с чувством восклицает Анн-Мари. У нее довольно белая кожа. – В прошлом году я чуть не сгорела заживо.

– Жена мэра в том году получила тепловой удар, – замечает еще одна девочка. – Поэтому они теперь и делают навес.

Ангара пожимает плечами.

– Я всё равно буду на яхте родителей.

Первая девочка, имени которой я не знаю, поворачивается ко мне и спрашивает:

– У тебя новая прическа, да?

Вау! У меня перехватывает дыхание.

– Ну да, – через силу отвечаю я.

– Смотрится отлично, – говорит она. – И очень тебе идет.

Я потрясенно смотрю на нее и в первое мгновение не могу поверить своим ушам.

– Спасибо, – говорю я. И действительно: достаточно просто поблагодарить! Я улыбаюсь. Такое ощущение, будто внутри меня вверх поднимаются маленькие игривые пузырьки, это похоже на… хорошее настроение. На удовольствие. На счастье!

Девочка показывает на пакет, который я поставила у ног.

– Ты что-то купила в «Тимберли»?

– Да, платье, – говорю я, с трудом сдерживаясь, чтобы не засмеяться в голос от радости. – Для праздника.

– Ой, покажи!

Я приоткрываю пакет.

– Какое красивое! – слышу я.

И еще:

– Ярко-красное? Ничего себе! Я бы на такое не решилась…

– Мне придется снова надеть дурацкое спортивное платье, в котором я была в том году, – жалуется одна из девочек. – А ведь я уже думала, что не влезу в него. Я так потолстела после того, как мы расстались с Линвудом, вы не представляете!

Все начинают говорить наперебой, но это уже не важно. Я часть их круга. Впервые в жизни!

Планшет Мелоди вдруг начинает вибрировать.

– Что, уже так много времени? Так, всё, народ, я пошла. У меня тетя из Куктауна приезжает – тетя Берениса!

Все смеются, я не знаю, что там с этой тетей Беренисой, но смеюсь вместе со всеми.

– Ничего себе, уже и правда три? – вскрикивает Ангара. – Девочки, мне тогда тоже пора.

Внезапно всё заканчивается: девчонки засобирались. Я тоже заявляю, что мне пора, причем очень срочно, хоть это и неправда. Просто приятно притвориться, что это так.

По дороге обратно мне кажется, что я не иду, а парю. Всё получилось! Наконец-то, наконец-то я поняла, как это работает. Что нужно делать, чтобы быть одной из них.

«Теперь, – говорю я себе, – для меня начинается новая жизнь».