Я посмотрела на него и вдруг почувствовала, что от моей яростной воинственности не осталось и следа, внутри была пустота. Я начала бояться этого парня.

– Как ты это сделал? – спросила я, мой голос звучал хрипловато.

– Я это сделал, довольно объяснений, – ответил он. – То же самое я могу сделать и с твоей головой, если понадобится. Ну что, теперь мы, наконец, пойдем вниз?

Я молча развернулась и пошла впереди. Мы вышли из спальни, спустились по лестнице. У меня подгибались колени. Я слышала, как он закрыл за нами дверь, очень аккуратно. В какой-то момент у меня в голове пронеслась мысль о побеге: побежать, броситься к входной двери, позвать на помощь, или попросить защиты у тех двух полицейских с собакой и автоматом, или добежать до телефонной будки и позвонить в службу спасения… Но потом я вспомнила, что заперла входную дверь изнутри, да к тому же еще и закрыла на цепочку, а ключ положила на полочку в коридоре. У меня не хватит времени даже отпереть дверь, не говоря уже об остальном.

То же самое я могу сделать и с твоей головой, если понадобится…

Я вздрогнула, когда с улицы послышался громыхающий голос. Конечно, громкоговоритель! Машина, видимо, стояла прямо напротив нашего дома, чтобы снова протарабарить жителям свое сообщение. Я остановилась внизу на лестнице.

«Внимание, внимание! Говорит полиция! Прослушайте, пожалуйста, наше сообщение!» Это был жестяной, почти нечеловеческий голос, по которому даже нельзя было определить, мужчина или женщина говорит. Наконец, после нескольких фраз о масштабе полицейской операции в городе последовало объявление о главном: «Разыскивается юноша, совершивший ряд тяжелых преступлений, в том числе нанесение телесных повреждений и убийство. Он сбежал из следственного изолятора, и у нас есть сведения, что он скрывается где-то в городе. Внимание! Разыскиваемый представляет опасность для общества, возможно, психически неуравновешен. Он вооружен и, без сомнения, может применить свое оружие без малейших колебаний. При малейшем подозрении обратитесь в ближайшее отделение полиции или сообщите одному из полицейских патрулей. Не полагайтесь на собственные силы. За достоверную информацию выплачивается высокое вознаграждение. Вот приметы разыскиваемого: имя – Арманд Дюпре, возраст – семнадцать лет, но выглядит моложе. Очень худой, рост около метра семидесяти пяти сантиметров, длинные черные волосы. Говорит с французским акцентом. Одет предположительно в джинсы, серо-коричневый свитер и светло-серую куртку. Еще раз обращаем ваше внимание на то, что разыскиваемый представляет опасность для общества, возможно, психически неуравновешен. Вооружен…»

– Я не вооружен, – невозмутимо сказал Арманд, обращаясь ко мне сверху. – И все остальное по большей части тоже вранье.

Я слушала его все с большим ужасом. Я медленно повернулась и посмотрела на него: описание совпадало в точности.

– Куртка осталась в шкафу, – добавил он, как будто это было важно.

– Это правда? Ты кого-то убил?

На улице в громкоговоритель еще раз объявили про показания и вознаграждение, потом послышался шум мотора и машина, ничего не подозревая, проехала дальше.

– Нет, – ответил Арманд. – Я никому не нанес физических повреждений, по крайней мере тяжелых. И я не являюсь ни опасным для общества, ни психически неуравновешенным. Это все выдумки.

Он действительно производил впечатление совершенно нормального человека. Настолько же нормального, насколько и я, а себя я считаю одной из самых нормальных в мире.

– Но полиция не будет рассказывать такое просто так… – Я перевела дух. – За этим же должно что-то стоять.

Арманд медленно спустился по лестнице.

– Правда, что я сбежал из своего рода следственного изолятора, хотя я бы это так не назвал, – ответил он серьезно. – А замалчивают они то, что это заведение находится во Франции, в местечке настолько секретном, что тот, кто сделает хоть намек на то, что это место вообще существует, рискует навсегда остаться за решеткой. Те полицейские, с громкоговорителем, замалчивают это, конечно, не намеренно. Они просто вынуждены верить всем отвратительным историям, которые рассказывают про меня французские представители.

Я непонимающе покачала головой.

– Но зачем тогда все это? Зачем эта травля?

– Я уже говорил, они просто хотят меня иметь, – объяснил Арманд. – То, что они тут назвали следственным изолятором, на самом деле научный институт, засекреченный военный объект, где последние несколько лет ученые занимались тем, что по всем правилам, досконально, по косточкам разбирали меня, Арманда Дюпре, подопытного кролика высшего сорта. Там я находился и туда они хотят заполучить меня обратно.

– Тебя? Но почему?

– А ты вспомни кочергу, которая вдруг стала невероятно тяжелой. Или ночник. Отлично – я могу что-то, чего, по сути, кроме меня, не может никто. А господа в белых халатах желают выяснить, почему я это могу, как я это делаю, как я могу это использовать, как ограниченны эти мои возможности, можно ли этому научить других людей, является ли это способностью, которая передается по наследству, и не знаю, что еще придумают эти яйцеголовые.

Арманд стоял всего на ступеньку выше меня и шарил у себя в карманах джинсов. Он достал две медные монетки, положил их себе на ладонь и показал мне:

– Видишь? Смотри внимательно.

Его глаза немного сощурились, как у человека, который пытается на расстоянии пяти метров читать газету. Я с изумлением следила за двумя монетками, которые, невесомые, поднялись с его ладони, повисли в воздухе, как мыльные пузыри, и завертелись у меня перед носом.

– Удивительно, n'est-ce pas? [2]Не правда ли? (франц.).
– сказал Арманд и убрал руку.

Однако монетки продолжали висеть в воздухе. Тем временем Арманд стал осматриваться в коридоре, как будто все происходящее его совсем не касалось. Его взгляд остановился на трех бубенчиках для коров, которые висели на стене, – сувенир на память о давнем отдыхе всей семьей в Альгое.

– Отлично, – услышала я его слова.

И прежде чем я успела понять, что он имел в виду, обе монетки молниеносно сорвались с места, как два сверхзвуковых истребителя, чтобы уже через считанные доли секунды застучать о бубенчики. Пинг-понг! Дили-дон!

Я посмотрела на Арманда так, словно передо мной стоял призрак, и, видимо, посмотрела я как-то очень глупо, потому что он довольно усмехнулся и гордо прошел мимо меня по коридору, чтобы неторопливо собрать висящие в воздухе монетки. Словно он хотел дать мне время прийти в себя после такого потрясения.

– Возможно, ты уже слышала что-нибудь подобное по телевизору, – как бы вскользь заметил он. – Это называется телекинетией.

Я спросила с запинкой:

– Теле– что?

– Я телекинет. Стоит мне захотеть, и вещи двигаются как будто бы сами по себе, а это значит, что они двигаются так по моему желанию. Они мне подчиняются. Это телекинетия. Власть духа над материей. Я, разумеется, не единственный на свете телекинет, но, при всей моей скромности, я, видимо, один из лучших. – Он грустно улыбнулся. – Поэтому глупо было бы полагать, что меня в самом деле разыскивают за убийство. Если бы я действительно хотел кого-нибудь убить, я бы мог сделать это на расстоянии в несколько сот метров и совершенно незаметно. Этому никто не мог бы помешать, но и заподозрить какую-либо иную причину смерти, кроме естественной, никому бы и в голову не пришло. Я мог бы его телекинетически задушить, мог бы сломать ему шею или зажать артерии, обеспечивающие доступ крови к сердцу, и не отпускать до тех пор, пока человек не умрет – инфаркт. Нужно всего-навсего прочесть какой-нибудь учебник по анатомии, чтобы придумать еще тысячу более привлекательных способов.

– Боже мой, – пробормотала я.

Арманд засунул свои монетки обратно в карман и опустился на скамеечку рядом с комодом для обуви.

– Но я никого не убивал, хотя я знаю уйму людей, которым только этого и надо.

– Там, откуда ты бежал? – недоверчиво спросила я. – В этом твоем институте?

– Да, конечно. – Он набрал побольше воздуха. – Они уже несколько десятков лет занимаются там исследованием парапсихологических феноменов. Лет двадцать назад о парапсихологии очень много говорили. Теперь же об этом почти совсем замолчали. – Арманд скрестил руки. – Что, разумеется, не случайно.

– Да?

Он покачал головой. Это было похоже на издевку.

– В семидесятые это все выглядело, должно быть, очень забавно. Тогда психологи толпами ходили по университетам, школам и предприятиям с длинными опросными листами, разноцветными карточками и автоматическими машинками для бросания игральных костей. Они проводили бесконечные серии исследований, где люди должны были угадывать закрытые карты или пытаться заставить кости чаще, чем предполагает статистика, показывать шестерки. Тогда они выяснили, что существует огромное количество людей со слабо развитыми парапсихологическими способностями. Практически в каждом классе сидит по крайней мере один ученик, который чаще, чем обычные люди, выигрывает в детских играх с фишками и игральными кубиками, потому что в нужный момент он выкидывает то число, которое ему нужно. И совершенно бессмысленно говорить, что это простая случайность. Если бы это было случайностью, то такого рода удача сопутствовала бы сегодня одному, а завтра другому. Но эти люди могут каким-то образом подчинять удачу себе, потому что это умение, а не случайность. Это задаток телекинетического дара.

Тут я тоже села на ступеньку лестницы. Я знала человека, который в игре в кости выигрывал с такой частотой, что становилось немного жутко. Это Джессика. Я думаю, что в подобного рода игры она еще ни разу не проиграла.

Я показала на колокольчики:

– Но это-то никак не связано с игральными костями.

Арманд кивнул:

– Верно. Это имеет такое же отношение к игре в кости, как Cruise Missile к копью неандертальца.

Это он опять произнес так высокомерно, что я готова была задушить его на месте, неважно, телекинетическим способом или своими собственными руками.

– Но потом, в середине восьмидесятых, ситуация резко изменилась. Я точно не знаю, как и почему это произошло, но вдруг исследователи наткнулись на настоящие таланты. Это были телекинеты, которые, как надеялись ученые, со временем смогут отклонять ракеты от курса во время полета или на расстоянии взрывать склады с боеприпасами. Такие телекинеты, которые могли бы читать мысли агентов противника. И вдруг в этой области не осталось места для психологов с их анкетами и игральными картами. Вдруг это стало почвой для военных исследований. Это поворотный пункт и суть всей истории исследования паранормальных феноменов. Эти человеческие способности хотят изучить и использовать в военных целях. И все боятся, что кто-нибудь может их опередить. Старая игра в вооружение.

Я поняла. Наконец-то, я кое-что поняла.

– И поэтому про это больше ничего не говорят по телевизору, не пишут в газетах. Потому что все документы и прочее засекречены.

– Именно так.

– И от этих людей ты сбежал.

– По крайней мере, я пытаюсь это сделать. – Он сжал губы, его взгляд устремился куда-то вдаль. – Ты знаешь, я там пробыл семь лет. Семь лет, в течение которых я видел моих родителей только три раза. Тюрьма – вот что это. Даже если они все делают для того, чтобы заставить тебя забыть об этом. Там огромный комплекс лабораторий, часть из них находится под землей. Все это герметично отгорожено от внешнего мира. И около дюжины подопытных вроде меня. И вокруг каждого из нас непрерывно вертятся ученые, врачи, горничные, персонал по техническому обслуживанию, не говоря уже о вооруженной охране. Ты и представить себе не можешь, сколько средств туда вкладывается. Я познакомился с некоторыми «подопытными». У одного, например, телекинетические способности проявляются только тогда, когда он настолько возбужден, что у него идет носом кровь. Поэтому перед испытаниями они вкалывают ему адреналин или что-то в этом роде. Есть еще несколько телепатов, читателей мыслей, по большей части еще маленькие дети, некоторые из них – необразованные калеки. Некоторое время у них там была девочка, которая умела предсказывать будущее. Каждую неделю за несколько дней до розыгрыша лотереи она называла выигрышные числа и ни разу не ошиблась, разумеется. Ученые, работавшие с ней, сколотили неплохое состояние, прежде чем вышел запрет для сотрудников института на использование предсказаний девочки в личных целях.

Я попробовала рассмеяться, но у меня получилось только глупое хихиканье. Это было невероятно, история из совершенно другого мира. Если бы я собственными глазами не видела того, что было похоже на восьмое чудо света, я бы не поверила ни одному его слову.

– Ну да все равно, – сказал Арманд, и это прозвучало так, как будто он уже пожалел, что так много рассказал мне. – Я сбежал от них и больше не вернусь туда ни за что на свете. Я скорее умру. Я вправе сам распоряжаться своей жизнью. За все эти годы они не смогли выяснить, как работает телекинетия, и они никогда этого не поймут. Разве кто-нибудь может знать, как устроен художник или поэт или как композитор сочиняет новую мелодию? Если бы они думали, что их можно использовать в военных целях, они бы заперли и художника, и поэта, и композитора в их исследовательские институты и мучили бы их испытаниями, наркотиками и электрошоком. И узнали бы столь же мало, – с горечью произнес он.

Я все еще сидела на лестнице, обхватив руками колени, и смотрела на него.

– И что ты теперь собираешься делать?

– Продолжать побег.

– А куда?

– На край света, если понадобится. – Он немного подумал и спросил: – Где ты заметила полицию в городе?

Я медлила с ответом. Удастся ли мне его поскорее спровадить, если у меня получится уверить его в том, что ситуация с полицией намного проще, чем на самом деле? Или он тогда почувствует себя увереннее и поселится у меня еще на недельку? Сложно сказать. В конце концов, я просто рассказала то, что я видела: то, что город кишел полицией.

– Ты не видела возле какого-нибудь патруля рыжеволосого мальчика, лет десяти – двенадцати? У него очень мрачное веснушчатое лицо.

Я не поняла, к чему он это спрашивает.

– Нет, – ответила я. – То есть не знаю. По крайней мере, я его не запомнила. А почему ты спрашиваешь? Кто это?

– Его зовут Пьер. Ты бы его обязательно запомнила, если бы увидела. У него… как это называется… У него родимое пятно. Оно очень большое, вокруг правого глаза. Темно-фиолетовое. И если он на кого-нибудь смотрит, то тому становится по-настоящему больно. – Он прикусил губу. – Но то, что ты его не встретила, еще не доказывает, что его нет в городе. А что насчет машин? Ты заметила машины с французскими номерами? Я кивнула:

– Спереди белые, а сзади желтые номерные знаки, так? Их в городе полно.

– Этого-то я и боялся, – пробормотал Арманд.

Он вскочил и начал беспокойно ходить взад-вперед.

– Тогда это только вопрос времени, когда появится Пьер. Иными словами, я должен исчезнуть как можно скорее.

Этим вечером я ровным счетом ничего не понимала.

– Почему? Как это связано с Пьером?

– Он телепат, и он меня ненавидит. И в отличие от других, он действительно может быть для меня опасен. Они проедут с ним по всему городу, чтобы в каждом доме он подслушал мысли его обитателей. Это единственный способ быстро меня обнаружить.

Меня трясло.

– Почему он тебя ненавидит?

– Потому что он ненавидит всех, даже себя, – ответил Арманд. – Может быть, это так со всеми, кто может читать чужие мысли, не знаю.

Казалось, он теперь лихорадочно соображал, подробно разрабатывал план бегства. Он с беспокойством подошел к зеркалу в коридоре и посмотрел на свое отражение.

– Теперь мои приметы всем известны. Мне нужно во что-нибудь переодеться… – Он резко повернулся и спросил меня: – Скажи, у вас в доме наверняка есть деньги?

«О-па!» – подумала я и сказала:

– Что, прости?

– Пойдем, твои родители должны были оставить тебе денег на всякие расходы, если они уехали без тебя.

– С чего ты взял, что мои родители уехали? – спросила я заносчиво.

Казалось, мой вопрос его удивил.

– Дом может рассказать очень много о своих обитателях, как же иначе? Одна-единственная тарелка, которая осталась немытой после завтрака. Тонкий слой пыли на аккуратно заправленной кровати твоих родителей. В чулане не запыленный угол рядом с маленьким чемоданом. В гостиной возле цветов записка: «Мари, не забудь про фикус в кабинете». А в кабинете целая кипа нераспечатанных писем, адресованных твоему отцу. На некоторых почтовый штемпель уже недельной давности. По всей видимости, твои родители уехали примерно неделю назад и вернутся только через неделю. Верно?

– Да, в следующий четверг, – кивнула я, ошеломленная такой наблюдательностью.

– Ну вот. – Казалось, его даже не занимает то, что он оказался прав. – Могу тебя уверить, побег – дело не только очень утомительное и напряженное, но и чертовски дорогое. – Он произнес это так, как будто мы уже договорились о том, что я ему помогу. Он снова внимательно посмотрел на свое отражение в зеркале. – Гм, брюки можно оставить, но вот куртка, а лучше и свитер, нужны новые… У твоего отца наверняка есть какие-нибудь вещи, которые он уже не носит.

Я не чувствовала себя вправе распоряжаться папиными вещами, но если таким образом я избавлюсь от Арманда, то пожалуйста. Что до меня, то я была готова выдать ему сотню из моего бюджета. Возможно, это было бы даже достойным поступком.

– Я посмотрю, – устало заметила я.

– Давай.

– Откуда, собственно, ты так хорошо знаешь немецкий? – спросила я. Мой вопрос несколько выбивался из общей канвы разговора, но это меня уже давно интересовало. – Я всегда считала, что французы не признают иностранных языков.

– В этом что-то есть. Иностранные языки у нас преподают хуже, но моя мать немка. И, кроме того, учительница немецкого. У меня не было шансов обойти стороной немецкий язык.

– А почему ты бежал именно сюда? И почему именно в наш дом?

Он пожал плечами:

– Случайно. Ехал автостопом на первых попавшихся автобусах или поездах… Высадился у парковки на шоссе с другой стороны холма и вышел сюда из леса, который у вас тут неподалеку. Честно говоря, когда я увидел ваш дом, я сначала вообще подумал, что все уехали. Снаружи он казался таким прибранным. Все жалюзи одинаково спущены, все окна закрыты и так далее. Кроме того, это был первый дом на улице.

– Понятно, – пробормотала я.

Арманд снова повернулся к зеркалу, потрепал свои волосы.

– Парик был бы сейчас как раз кстати, – пробурчал он себе под нос. – Я мог бы сзади чуть обстричь волосы, чтобы он хорошо сел… Я видел, у твоей мамы есть несколько париков. Тот, с мелкими светлыми кудряшками, думаю, будет смотреться не очень вызывающе. Интересно, они подходят под любой размер головы? Я понятия не имею о таких вещах.

У меня перехватило дыхание.

– Ты что, спятил? Это же ее квалификационная работа!

– Как это? Что это значит?

– До того как мама познакомилась с моим отцом, она была мастером по парикам: делала работы для театра и кино и так далее. Этот парик – ее заключительная работа. Она меня просто в порошок сотрет, если я тебе его отдам.

Арманда это нисколько не тронуло.

– Тебе не нужно мне его отдавать. – Он собрал сзади свои волосы в хвост, покрутил головой вправо-влево, еще раз оценивающе посмотрел на себя в зеркало и добавил: – Я просто его возьму.

– Это меня не спасет. Арманд посмотрел на часы.

– Время не ждет. Мы не должны терять ни минуты. Давай-ка лучше соберем самое необходимое, упакуем две сумки, потом я переоденусь и примерю парик…

Меня бросило в жар.

– Две сумки? – повторила я с недобрым предчувствием. – Не слишком ли много багажа?

– Отчего же? Одна мне, одна тебе. Это не так уж много.

– Одна мне?

Он удивленно посмотрел на меня.

– Я думал, это и так понятно, – ответил он. – Само собой разумеется, ты идешь со мной.