Их корабль со скрежетом взбирался всё выше, пока лёд не начал лопаться под килем. Льдины отплывали от корпуса, уныло плюхаясь, белые, мелкие, какие-то невыразительные. Сразу после этого пол снова поднимался на дыбы, нос корабля упирался в следующие пласты льда, и так снова и снова. Корка льда, которую они крушили, была не такой уж и толстой: время года не то и не та широта. Но лёд всё же был.

Он стоял у штурвала и правил вперёд, не спуская глаз с компаса и спутникового навигатора GPS, точно следуя заданному курсу. И временами ему казалось, что он стал огромным оком величиной во всё небо, глядящим с большой высоты вниз, на бескрайний океан и на игрушечный кораблик, который со смехотворным старанием пытается не дать океану замёрзнуть. Маленькая чёрная точка, оставляющая за собой в бескрайнем белом поле тёмный пенистый след, который быстро затягивало льдом. Несколькими милями дальше — вторая точка, и ещё одна, а кроме них — лишь лёд, бесконечный и неумолимый. Разве был у них шанс изменить судьбу? Никакого шанса.

По баку ходит машинист и собирает в ведро обломки льда, заброшенные на борт. У него волнистые светло-рыжие волосы и борода, его зовут Свен, и он похож на викинга, которого каким-то чудом занесло в XXI век. Он ставит ведро к теплу в машинном отделении, ждёт, когда лёд растает, и на этой воде готовит варево, по которому все на борту сходят с ума. Свен называет его «кофе ледникового периода».

Ибо, если не считать той минимальной примеси солёной морской воды, которая придаёт кофе особый аромат, лёд, который они крушат, состоит из пресной воды. В том-то и вся беда.

Год от года в Европе нарастало число природных катастроф. Бури невиданных доселе масштабов бушевали над старым континентом, великими потопами обрушивались наводнения — одно опустошительней другого, непогода выходила за рамки всех представлений. Бывали годы полегче и потяжелее, но в целом всё стало хуже, чем раньше. Град неслыханной разрушительной силы уничтожал урожаи фруктов, внезапные свирепые морозы губили целые плантации в тех местностях, где даже в преданиях ни о чём подобном не упоминалось. После полувека благополучия, а то и избытка еды неурожаи снова превратились в серьёзную проблему, и призрак голода опять вернулся в Европу.

Причиной всего этого стало изменение климата, наметившееся в последние несколько десятилетий, — так называемое глобальное потепление. В то время как учёные ещё спорили о причинах этого изменения — то ли его вызвала промышленная деятельность человечества, то ли оно произошло бы всё равно, даже если бы человечество осталось сидеть в пещерах, завернувшись в медвежьи шкуры, — его последствия уже проявили себя по всей Земле. На первых порах — в климатически экстремальных областях. Орнитологи на холодном Лабрадоре стали отмечать, что весна наступает год от года раньше на один-два дня. В Сибири начали оттаивать почвы, которые веками пребывали в состоянии вечной мерзлоты. В жарких регионах Африки исчезали озёра, которые с незапамятных времён служили картографам точками отсчёта.

Однако Европе глобальное потепление парадоксальным образом грозило новым оледенением.

Собственно говоря, по своему географическому положению Европа и так обречена на участь холодного, неприветливого континента. Ведь Ирландия и Великобритания лежат на той же широте, что и Берингово море, Аляска и Восточная Сибирь. Если сдвинуть Германию по глобусу вдоль своей широты, она совместится с канадской провинцией Манитоба, в которой растёт много лесов, но мало пшеницы, и уж точно не растёт виноград «рислинг». Берлин лежит севернее восточносибирского Комсомольска-на-Амуре, Флоренция — севернее Владивостока, а Гамбург настолько же близок к своему полюсу, как острова Огненной Земли — к своему. Норвегия и Финляндия расположены на той же широте, что и Южная Гренландия, покрытая вечным льдом.

Европа не покрыта льдом только благодаря Гольфстриму. Гигантские массы воды, разогретые в Мексиканском заливе интенсивным солнечным излучением, беспрерывно текут к северо-востоку Атлантики, пока не достигнут Европы, и лишь тогда отклоняются на север. Проносясь над этим тёплым течением, холодные ветры из Арктики согреваются, насыщаются его влагой и к тому моменту, когда достигнут европейского материка, превращаются из зловещих ледяных бурь в тёплый источник животворного дождя. В свою очередь, воды Гольфстрима остывают, концентрация соли в них возрастает за счёт процесса испарения, так что они становятся тяжелее, чем окружающие их «нормальные» атлантические воды, вследствие чего они опускаются к морскому дну и юго-западнее Гренландии изливаются в глубины атлантического бассейна в виде мощного подводного водопада. Это, в свою очередь, создаёт тягу, которая непрерывно подсасывает из Мексиканского залива в сторону Европы новые нагретые воды, таким образом поддерживая механизм Гольфстрима.

Однако вследствие глобального потепления начинают таять полярные льды. Их пресная талая вода легче морской и поэтому растекается по обширным площадям. Замерзает она тоже быстрее и, с началом зимы, образует тонкие пространные покровы льда, которые в Северной Атлантике изолируют тёплые тропические воды от ледяного арктического воздуха. Вследствие этого воздух с Северного полюса меньше нагревается и меньше пропитывается влагой, прежде чем достигнуть Европы. И, наоборот, испаряется меньше тёплой воды, и как раз это и есть самое опасное: содержание соли из-за этого остаётся постоянным, вода не тяжелеет и не опускается вниз, а течёт себе дальше к северу, чтобы, в конце концов, смешаться с водами Гренландского и Норвежского морей. Подводный водопад иссякает, угасает тяга, которая подгоняла Гольфстрим, и понадобятся тысячи лет, чтобы снова привести его в движение.

Замеры в начале XXI века показали, что поток Гольфстрима по сравнению с началом ведения таких измерений ослабел уже на двадцать процентов.

Нагрев Северного полушария приблизительно на пять процентов, по оценке учёных, привёл бы к полной остановке течения.

И всё шло к этой пороговой цифре. Ни один серьёзный прогноз не оставлял надежды.

Таким образом, в Европе через несколько лет должен был воцариться такой же климат, как на Южной Аляске или в Центральной Сибири. Будет холодно и сухо, и большая часть почвы будет надолго промерзать. Но если Аляска и Сибирь по большей части были незаселёнными, в Европе жили полмиллиарда людей — и куда же им было деваться? Конечно, поначалу, когда зависимость только-только обозначилась и прогнозные расчёты проводились ещё в строгой секретности, уехать было ещё можно. Кто вовремя сумел сориентироваться, тот уехал. Но когда неотвратимость беды стала однозначной, страны юга перешли к конфискации земельных участков и домов, принадлежащих европейцам. Повсеместно разом возникли ограничения на иммиграцию, даже в бедных африканских странах, которые ещё десять лет назад готовы были ковровые дорожки расстилать перед всяким приезжим с деньгами и образованием. А цены на недвижимость достигли там высоты, которая была за пределами представимого.

Кое-кто, конечно, ускользнул от всех мер. Кое-кто всегда ускользает. У сверхбогатых всё равно так или иначе нет родины, а некоторым просто повезло, но для всех остальных эмиграция стала невозможным выбором. Тем более, что это была бы уже не эмиграция, а второе великое переселение народов.

Оставшиеся пытались приспособиться. При помощи теплиц из прочного стекла противостояли опасностям неурожая; и если уж не могли воспрепятствовать налётам ледяных бурь, то надеялись хотя бы отвоевать у них энергию при помощи ветряков. Политики всех партий демонстрировали боевой дух и уверенность, что кризис будет преодолён, а новая ориентация позволит приноровиться к изменившимся условиям. Однако в тиши кабинетов, вдали от микрофонов и видеокамер от их уверенности не оставалось и следа. Европа сползала в упадок, и ничто не могло остановить этого.

Тогда и произошло эпохальное, историческое событие, всколыхнувшее мир. К Земле приблизился гигантский космический корабль внеземного происхождения и совершил посадку вблизи Страсбурга.

Французская полиция огородила всю местность. Шёл дождь, холодный, ледяной дождь посреди июня, что в прежние времена сильно бы всех удивило. Представителей средств массовой информации подпустили к космическому кораблю чуть ближе, а группу избранных учёных — ещё ближе. Несколько танков заняли огневую позицию — скорее из чувства долга, нежели из уверенности, что в случае чего они смогут что-то предпринять. В небе патрулировали истребители, воздушное пространство тоже было заблокировано.

Когда, наконец, дождь перестал, в нижней части металлически поблёскивающего летательного аппарата открылся люк, и оттуда выдвинулся, упершись в землю, наклонный пандус.

«Как в кино», — говорили с видом знатоков многие из зрителей. В зависимости от возраста, они вспоминали при этом «Инопланетянина» или «Марс атакует».

По пандусу на землю сходила разномастная группа существ причудливого вида. Толпа зрителей дружно ахнула, а телевизионные комментаторы на время забыли комментировать. До паники, естественно, дело не дошло, как-никак многие были уже хорошо подготовлены к такому явлению благодаря «Звёздным войнам». Пришельцы целеустремлённо двинулись к ограждению и к ожидающим позади него зрителям, которые немного отодвинулись, но потом, когда оказалось, что космические гости свободно и даже без акцента говорят по-французски, кое-кто начал просить автографы, и существа из глубин Вселенной с удивительной готовностью откликались на эти просьбы.

В это время полицейские пробивались сквозь толпу, чтобы спросить у пришельцев, чего они хотят.

— Проводите нас, пожалуйста, в ваш парламент, — сказал один из внеземных, существо ростом метра в два с половиной, приятно пахнущее цветами, с парой дюжин глаз на концах подвижных, как у медузы, щупалец.

Один из полицейских на это заметил, что до Парижа отсюда добрых четыреста километров. И не будут ли они против, если их отвезут туда на автобусе? Или они предпочтут добираться на своём космическом корабле?..

Щупальцеглазый воззрился на молодого человека сразу несколькими щупальцами.

— Пожалуйста, простите мне, неместному, эту неточность. Мы подразумевали, естественно, Европарламент.

Лимузин, который вёз из аэропорта Страсбурга на авеню дель Европа президента комиссии и спикера внешнеполитического комитета Евросоюза, ехал с синей мигалкой и мотоциклетным эскортом.

— Так чего же они хотят? — спикер невольно подался на сиденье вперёд.

Мужчину, к которому он обращался, звали Бенедикт Мейерхоф, в кругах европейских институций он был известен как человек со всеведущим лэптопом. Этот лэптоп и здесь, в машине, был при нём — разумеется, в раскрытом виде на коленях, и он перебирал клавиши своими костлявыми, нервными пальцами, хотя никто его не спрашивал ни о каких цифрах или сведениях.

— Гешефта. Они хотят делать с нами бизнес, — повторил Мейерхоф. Его голос всегда звучал так, будто он шептал, независимо от громкости. — Они говорят, что хотят предложить нам сделку.

Президент комиссии покачал головой.

— Честно говоря, мне всё ещё кажется, что я вот-вот очнусь от самого странного в моей жизни сна.

Некоторое время все трое молчали, но мигалка продолжала вращаться, улицы проносились мимо, и вообще всё оставалось прежним. Включая и вывороченные вчерашней бурей деревья на обочине, и вновь начавшийся холодный дождь.

— М-да, — вздохнул голландец. — Если бы это был сон.

Спикер уже в который раз изучал крупноформатные фотографии пришельцев из космоса. Ни одно существо не походило на другое, но, судя по тому, что о них рассказывали, все они владели основными европейскими языками.

— Должно быть, они уже давно вели за нами наблюдения, — сказал он.

— Это очевидно, — кивнул Бенедикт Мейерхоф.

— Спрашивается, почему они не объявились раньше?

— Вот именно, — поддакнул президент комиссии.

Бенедикт Мейерхоф пробежался пальцами по клавиатуре своего лэптопа. Ходили слухи, что он каким-то таинственным образом сросся со своим компьютером и мог бы умереть, если этот прибор у него отнять.

— Они говорят, — объяснил он, — что до сих пор просто не видели спроса на свои услуги.

Щупальцеглазый, судя по всему, был у них главным. Рядом с ним не то сидело, не то стояло, точно не разберёшь, переливающееся пурпуром, тощее, как черенок метлы, существо с одной-единственной, складывающейся втрое рукой. При разговоре это существо издавало свистящие звуки и имело некоторые трудности с произношением английского th. Несколько четвероногих гномов, поросших шерстью, ростом едва по пояс человеку, с выпученными глазами и огромными прозрачными ушами, шелестевшими при каждом движении, водрузили на стол переговоров что-то, похожее на эмалированный тазик, полный слизи.

— Наш, эм-м… как у вас говорят, юрисконсульт, — представили гости тазик присутствующим членам Европарламента.

Паукообразное существо о двенадцати ногах, шаровидное тело которого вспыхивало разными цветами, заняло место рядом с шупальцеглазым и похвалило кожаное кресло за его удобство.

— Время вам дорого, оно у вас не краденое, равно как и наше, поэтому давайте сразу приступим к делу, — сказал щупальцеглазый после того, как были представлены все присутствующие (никто не разобрал имён пришельцев; оставалось только надеяться на звукозапись, чтобы расшифровать эти имена позднее). — Мы, представители одной межгалактической фирмы, хотим сделать вам предложение, которое, по нашему мнению, должно вас заинтересовать.

— Мы прибыли, кстати, с санкции Галактического Совета, — сказала слизь в тазике, брызнув через край маленькой капелькой, которая плюхнулась на стол. — Вот заверенная копия этой санкции.

Люди с единодушной озадаченностью воззрились на это белёсое выделение на тёмной деревянной поверхности стола.

— Заверенная копия? — эхом повторил спикер Европейского Союза.

Слизь вздохнула так, будто ей давно и страшно надоело всякий раз объяснять одно и то же.

— Генетическое кодирование. Сочетание аденин-тимин принято за единицу, сочетание гуанин-цитозин — за ноль. При желании вы можете его секвенировать. Мы перевели весь текст в ваш код ASCII. Помимо санкции и юридического заверения, имеется и подробная документация, справочник по арбитражным предписаниям и так далее, разумеется, на всех языках, которые употребляются на вашем континенте.

— Понятно. Большое спасибо. — Спикер кивнул учёным, которые на всякий случай тоже присутствовали на переговорах.

Одна из биологов достала два предметных стёклышка и соскребла ими со стола заверенную копию центральногалактической санкции.

Щупальцеглазый издал какой-то звук, который, возможно, был эквивалентом покашливания.

— Итак, суть вот в чём, — сказал он, сцепив свои большие семипалые лапы. — Я хочу без околичностей сразу перейти к делу. Вашему континенту грозит оледенение. Не сегодня и не завтра, но через одиннадцать-двенадцать лет Европа будет представлять собой климатическую пустыню — холодную, безжизненную и бесплодную. Вы знаете это, мы это тоже знаем. Возникает вопрос — что делать?

Уж теперь-то он целиком завладел вниманием всех присутствующих. Во всяком случае, людей.

— Мы предлагаем вам, — подхватило паукообразное существо, — воспроизвести Европу на Луне, со всем, что в ней есть, и переселить туда всех европейцев. Разумеется, ту Европу, в которой будет царить проверенный, зарекомендовавший себя климат.

— Такого рода проекты — наша основная специализация, — добавил щупальцеглазый.

— При желании мы назовём и другие проекты, которые могут служить нам рекомендацией, — заявила слизь.

Президент комиссии поднял руку.

— Извините, я не уверен, правильно ли мы вас поняли. Вы сказали: воспроизвести?

Черенок от метлы постучал пальцем по столу.

— Идентичную копию. Каждую гору, каждую долину, каждую реку — всё как в оригинале. Включая все города, дома, улицы и железные дороги, и, естественно, включая все подземные сооружения, трубопроводы, телефонные кабели и тому подобное. Каждое дерево и каждый куст, и даже каждый камешек на пляже.

— Линии побережья будут идентичны, а омывающие моря будут простираться до границы, которую вы нам укажете, — сказало паукообразное существо. — При этом воду мы, естественно, возьмём не с Земли, а с одного из спутников Юпитера.

— Который, как нарочно, тоже носит имя Европа, — дополнила слизь и весело забулькала.

Представители Европарламента растерянно переглянулись.

— Воспроизвести Европу? — повторил ещё раз президент комиссии. — Да, но разве такое возможно?

— Вполне, — заверил щупальцеглазый. — Как уже было сказано, это наша специализация. Наша фирма имеет в таких делах многотысячелетний опыт.

— Хорошо, прекрасно, пусть так. Но это всё равно не выход. Ведь на Луне… Мы будем отрезаны от остального мира. От остального человечества, я имею в виду. Европа живёт экспортом, ей многое приходится и импортировать, она нуждается в обмене с другими странами…

Глаза на щупальцах проделали пластичное, завораживающее движение.

— Это мы, естественно, продумали. И это не проблема. Бесплатный, неограниченный по времени и по объёму челночный транспорт между Землёй и Луной, любого вида, как пассажирский, так и товарный, мы вам предоставим.

Спикер вскочил.

— Но что значит Луна? — разгорячённо воскликнул он. — Извините меня, но как это может быть? Ведь Луна настолько негостеприимна и безжизненна, что Европа — даже обледеневшая — покажется по сравнению с ней раем!

Паукообразное существо кивнуло гномам, и те вскочили, шелестя ушами, и привели в действие какой-то прибор. Конференц-зал вдруг наполнился трёхмерными красочными изображениями гигантских куполообразных строений, которые вздымались к звёздному небу на фоне ледяных равнин и игольчатых скал. Представители Европарламента увидели гигантские конструкции невероятного масштаба, которые заключали в себе буйную, цветущую, пугающе чужеродную жизнь.

— Наши специалисты, — объяснил щупальцеглазый, — соорудят на Луне купол, заключающий в себе такую территорию, какая понадобится. Спутник Земли имеет поверхность площадью, эм-м… — Одно из его щупалец бросило взгляд на совершенно чёрный кубик, который он положил перед собой в ходе разговора. — …38 миллионов квадратных километров. — Он повернулся к черенкообразному. — Ведь это не проблема, верно?

Тот небрежно отмахнулся своей сложенной втрое рукой.

— Мы только что закончили нечто подобное.

— А более сильное планетарное искривление поверхности будет заметно?

— В обычной жизни — нет. Разве что пилотам придётся привыкать заново.

Глаза на щупальцах повернулись к людям по другую сторону стола.

— Купол будет содержать устройство, обеспечивающее привычный ритм дня и ночи, создающее голубое небо с солнечным светом, плывущие облака и умеренный дождь — одним словом, старый добрый европейский климат.

— Естественно, мы подберем вам на Луне и соответствующую силу тяготения, — добавил черенкообразный.

— Наш опыт показывает, — добавило паукообразное существо, — что большинство индивидуумов переселённого таким образом народа в кратчайший срок вообще перестают осознавать факт перемещения. Поскольку, попросту говоря, практически не замечают разницы.

— Вы сможете как ни в чём не бывало продолжать свою нормальную жизнь, — заверил щупальцеглазый. — Это часть нашей гарантии.

Черенкообразный щёлкнул своими двумя суставами.

— В принципе, вы сможете делать всё, кроме запуска собственных ракет. Но ведь вы их, насколько нам известно, и так не запускаете.

Слизь в тазике забулькала:

— Преднамеренное повреждение купола снимает с нас ответственность, и вы лишаетесь гарантии. Я полагаю, это разумеется само собой.

Картинки погасли. Внеземные, казалось, расслабились и теперь явно ждали реакции людей.

Парламентарии растерянно переглядывались. Иные тёрли себе глаза или массировали уши и, судя по всему, вообще не могли поверить в то, что увидели и услышали.

— Вы предлагаете нам это всерьёз? — ещё раз переспросил спикер. — Воссоздать Европу на Луне?

— Да, — лаконично ответил щупальцеглазый.

— Как я понимаю, при необходимости вы сможете показать нам не только картинки? — Спикер сделал неопределённый жест. — Хоть мы и не можем тягаться с вами по техническому уровню, мы всё же понимаем, как легко манипулировать с картинками, и поэтому знаем, что положиться на них нельзя.

Паукообразное существо слегка покачалось взад-вперёд.

— Мы с удовольствием доставим делегацию ваших доверенных лиц на один из наших готовых объектов. Мы можем также организовать вам встречу с нашими уже удовлетворёнными клиентами.

Слово взял президент комиссии.

— Но почему именно мы? — спросил он и подался вперёд, опершись на скрещённые руки. Люди, близко знакомые с ним, знали, что эта поза выражала наступательный задор. — Почему Европа? Да, не скроем, мы переживаем трудности. Но другие регионы на нашей планете столкнулись с ещё большими проблемами. Почему бы вам не помочь вначале им?

Шушуканье, как среди представителей людей, так и среди внеземных, нарастало.

— Эти другие регионы, о которых вы говорите, — обстоятельно заговорил щупальцеглазый, — действительно испытывают ещё большие трудности, но, к сожалению, не располагают необходимым экономическим потенциалом.

Президент комиссии насторожился.

— Как это понимать?

— Ну, — опережая своего коллегу, сказало паукообразное, — эти другие зоны просто-напросто не могут позволить себе то решение, которое мы предлагаем вам.

Ладонь спикера со шлепком упала на стол.

— Вы хотите сказать, что это чего-то сто́ит?

— Естественно, — ответил черенкообразный с заметным раздражением.

— Мы принимаем оплату в евро, — дополнила слизь в тазике.

— Что же вы собираетесь делать с этими евро? — воскликнул один из делегатов.

— Это уж вы предоставьте нашим заботам, — холодно осадил его щупальцеглазый. Он обвёл своими многочисленными глазами всех присутствующих. — Я отмечаю некоторый испуг с вашей стороны. Разумеется, наши услуги чего-то стоят; в конце концов, в этом и состоит смысл деловых отношений. Но в данном случае вступает в силу принцип нашего бизнеса, в соответствии с которым мы воссоздадим ваш континент исключительно по собственным ценам.

— Это, кстати, одно из условий центральногалактической санкции, и оно контролируется высокими инстанциями, — пробулькала слизь.

— По собственным ценам? — переспросил президент комиссии. — Вы имеете в виду — по себестоимости?

— Нет. Понятие собственных цен подразумевает нечто другое. Имеется в виду, что вы нам за нашу работу заплатите ровно столько, сколько бы она стоила вам самим, если бы вы выполняли её здесь, на Земле. Перенос всего этого на Луну — это ваш бонус.

— Кроме того, место есть только там, — добавил черенковидный.

Озадаченность в рядах европейцев можно было потрогать руками. Президент комиссии наклонился в сторону и прошептал спикеру;

— Что-то мне всё это кажется полным безумием. Тем не менее, я думаю, мы всё равно не должны просто так отказываться. Они могут истолковать это как обиду.

— Кроме того, это может оказаться выходом, несмотря ни на что, — шёпотом ответил спикер и повернулся к щупальцеглазому. — Позвольте мне задать один вопрос, просто чтобы убедиться, правильно ли я понял, — допустим, если строительство определённого дома стоит, скажем, 200 000 евро…

— …то мы назначаем за его идентичную копию на Луне тоже 200 000 евро, — ответил внеземной. Поток его щупальцевых глаз покачивался и волновался, как кораллы в южном море.

— И если сооружение аэропорта стоит, скажем, сорок миллионов…

— Его дубликат на Луне обойдётся вам в ту же сумму. Это действительно очень просто.

— Но есть дома очень старые.

— За них мы насчитаем, соответственно, меньше.

— Разве это не связано с огромными расходами по организации всего этого?

— Не беспокойтесь, у нас есть для этого отточенные временем методы.

Спикер жестом подозвал к себе Бенедикта Мейерхофа.

— Не могли бы вы всё это быстренько прикинуть? Я хотел бы знать, о каких суммах мы здесь вообще ведём речь.

Человек со всеведущим лэптопом, судя по тому, как он сощурился, что-то уже замыслил.

— Прикинуть, сэр?

— Приблизительно, конечно. Просто чтобы оценить порядок величин.

— Вы имеете в виду, я должен подсчитать, сколько стоит вся Европа?

— Но ведь именно об этом и идёт тут речь, разве нет? — резко ответил раздражённый спикер.

Мейерхоф сел, раскрыл свой компьютер и ещё раз приостановился.

— Эм-м… и какую именно Европу я должен принимать во внимание? Еврозону? Евросоюз? Вместе с кандидатами на вступление? А как быть со Швейцарией и Норвегией?

Президент комиссии издал недовольное рычание.

— Считайте те страны, которые затронуты начавшимся оледенением. Если швейцарцы захотят потом остаться здесь, то пусть здесь и остаются.

Бенедикт Мейерхоф набросился на клавиатуру.

— Хорошо. Я начну с оценки зданий. Если я правильно понял, учитывается не стоимость земельных участков, а только стоимость строительства. Я исхожу из того, что для 500 миллионов жителей потребуется приблизительно 300 миллионов домов или эквивалентная часть бо́льших зданий, включающих в себя квартиры, учреждения государственного управления и обслуживания, но не включающих промышленность, торговлю и ремесленную деятельность. Если положить стоимость строительства 100 000 за единицу, то получится… — Он в ужасе поднял глаза. — 30 биллионов евро!

Президент комиссии выпучил глаза. Спикер помахал рукой.

— Хорошо-хорошо. Дальше. Что там с машинами?

Бенедикт Мейерхоф потыкал в кнопки.

— На сей счёт имеется статистика. Во всей Европе свыше 200 миллионов легковых автомобилей. При среднеарифметической стоимости подержанной машины… Какую цену заложить?

— Понятия не имею. Скажем, 5000 евро.

— Стоимость личных автомобилей составит сумму в один триллион евро.

— Итого, тридцать один триллион. Сколько стоят дороги?

— Момент. — Однако продлилось это дольше. — Если считать только шоссейные дороги, их протяжённость в Европе составляет 3,8 миллионов километров. Построить один километр автострады стоит самое меньшее миллион евро, но большинство дорог могут быть и не такими широкими…

— Скажем, 100 000 евро за километр.

— Тогда европейская сеть автодорог обойдётся в полтриллиона евро.

— Хорошо, дальше. Что с железными дорогами?

Лэптоп и тут помог.

— В балансе ЖД Германии на капитальные сооружения приходится 35 миллиардов евро. В пересчёте на всю Европу по грубой оценке это может составить 200 миллиардов евро.

— Ну, это ещё терпимо. Итого, сколько у нас набежало?

— Да прекратите вы, — вмешался президент комиссии. — Вы что, собираетесь подсчитывать каждый метр кабеля, газопровода и канализации? Оценивать фабрики? Аэропорты? Больницы? Школы? А как быть с историческими памятниками, старинными крепостями, монастырями и так далее? Они тоже должны быть воссозданы на Луне?

Спикер осёкся. Его лицо озарилось внезапной догадкой.

— Мы же неправильно посчитали, — победно воскликнул он, с поднятым вверх указательным пальцем, как его любили показывать по телевизору. — Ведь в предложении содержится неограниченная транспортная ёмкость, не так ли? Это значит, мы можем всё, что поддаётся перевозке, бесплатно взять с собой — автомобили, локомотивы, железнодорожные вагоны и всё остальное вплоть до последней коллекции пивных крышек. Железнодорожные рельсы можно демонтировать, электрический кабель вытянуть из-под земли, мачты распилить…

— Прекратите. Всё равно профинансировать это — немыслимо.

— Почему же нет? В конце концов, всё имеет свою конкретную стоимость. Можно было бы попробовать продать здесь хоть какую-то часть…

— Да кто это купит? Как вы себе это представляете? Никакой разумный человек не купит дом в Европе, которая через десять лет покроется льдом и погрузится в вечную мерзлоту.

Инопланетянин с глазами на щупальцах издал звуки, поразительно напоминающие сдержанное покашливание.

— Не то чтобы я хотел быть назойливым или испытывал потребность вас поучать, — прервал он дискуссию, которая выходила уже из-под контроля, — но мне всё-таки кажется, что вы проглядели в вашей калькуляции один довольно существенный фактор стоимости.

— И что же именно, если вы позволите спросить? — нервно задал вопрос спикер.

— Окружающую среду.

— Окружающую среду? — эхом повторили люди.

— От домов, железных дорог и электрокабелей вам будет мало проку на Луне. В первую очередь вам необходима экосистема. — Внеземной растопырил во все стороны свои щупальцевые глаза, будто хотел посмотреть по отдельности на каждого из своих собеседников. — Во что вам обходится производство одного квадратного метра плодородной пахотной земли? Всего вам её потребуется шестьсот миллиардов квадратных метров. А одного гектара леса? А одного литра реки? А одного кубического метра воздуха?

Спикер посмотрел на него, наморщив лоб.

— Эм-м… Ну, ни во что не обходится. Земля, воздух, вода — всё это просто есть, вот и всё.

Щупальцевые глаза поворачивались то туда, то сюда, это выглядело почти как снисходительное покачивание головой.

— Нет, нет. Не на Луне. Она — лишь место, но не почва. Всего лишь каменистая поверхность. А почва — это комплексная система, состоящая из миллионов различных грибков, бактерий и других микроорганизмов всех видов, которые так подготавливают минеральные вещества, что растения могут их усваивать.

Взгляды людей разом устремились на Бенедикта Мейерхофа, но тот лишь поднял руки.

— На сей счёт цифр у меня нет, — сказал он. — Я также не думаю, чтобы кто-нибудь когда-нибудь занимался этим: производством плодородной почвы.

— Да и зачем, — кивнул президент комиссии. — Ещё несколько лет назад сельскохозяйственных производителей приходилось ограничивать.

— И куда было бы девать эту почву? — вторил ему спикер. — Её и так хватало. — Он повернулся к внеземным посланникам. — Но по стоимости это ведь не так много, а? Разве это важно?

— Хм-м, да, важно, — сказал щупальцеглазый.

— Ещё как важно, — подтвердил черенковидный.

— Даже очень важно, — поддакнуло паукообразное существо.

— Видите ли, — начал объяснять спикер инопланетной делегации. — Вы только что произвели множество интересных подсчётов, касающихся вашего имущества и артефактов, но при этом оставили без внимания, что все вещи, которые вы производите, делаются из чего-то. Ведь вы заставляете их существовать не одной только силой вашей воли, не так ли? Возьмём, к примеру, пропитание, которое без нашей помощи станет для вас в будущем самой большой заботой. Без сомнения, это огромный труд: подготовить поле к севу, правильно внедрить в почву семена и потом убрать урожай. Но то, что происходит в промежутке и что, как вы наверняка со мною согласитесь, является решающим моментом во всём этом, — осуществляется само собой, без всякой вашей помощи. Как из семени возникает кочан капусты, брюква или стебель пшеницы? Для вас всё это происходит само собой. Вы лишь пользуетесь этим, но не вы вызываете это к жизни. Не вы, а плодородная почва — в сложном взаимодействии микроорганизмов, минеральных веществ, воздуха и солнечного света. И поскольку это так, плодородная почва тоже представляет собой средство производства и должна, соответственно, включаться в расчёты. Так же, как и воздух, вода, флора, фауна, всё то, от чего зависит жизнь. То есть экосистема. — Щупальцевые глаза устремились, как казалось, сразу на всех присутствующих. — Достаточно ли ясно я выразился на этот счёт?

— Да, — кивнул президент Еврокомиссии.

— Вполне ясно, — подтвердил спикер.

— Но, — добавил президент комиссии, — это всё же ничего не меняет в том, что мы не можем привести на этот счёт сравнительные расчёты. Мы никогда не делали ничего подобного. Мы просто, эм-м, использовали ту экосистему, какая была в нашем распоряжении.

— До сих пор, по крайней мере, — сказал спикер.

— Да что вы! — удивился щупальцеглазый.

На многих присутствующих парламентариев произвело сильное впечатление это в высшей степени изумлённое «да что вы!»

Члены внеземной делегации посовещались на совершенно непонятном, чирикающем, булькающем, наполненном своеобразными щелчками наречии. Гномы стояли, покачиваясь из стороны в сторону и шевеля при этом ушами. Время от времени один из них бросался прочь, исчезал в пустоте и тут же возвращался с каким-нибудь предметом странного вида — то с мотком паутины, то с колеблющимся треугольником тлеющего света, то с тусклой металлической шайбой, на которой плясали маленькие огни святого Эльма. Он клал эти предметы на стол, где они попадали в поле пристального внимания.

Люди по другую сторону стола напряжённо переглядывались. Когда дело стало затягиваться, президент комиссии шепнул окружающим:

— Нет ли у вас такого же ощущения? Я всё жду, что вот-вот проснусь и всё окажется просто безумным сном.

В конце концов члены делегации снова разошлись по своим местам, а все принесённые предметы велели убрать, кроме одной штучки, похожей на слегка изогнутую вязальную спицу, стоящую на острие. Тогда щупальцеглазый сказал:

— У нас есть предложение.

— Одна работа в этом направлении была проведена, — сказал черенковидный и сложил свою трёхчленную, с фиолетовым отливом руку в интересный узор. — Правда, не в Европе, а в Америке. Но ведь вы принадлежите к тому же виду, если я не ошибаюсь? Хоть каким-то боком, по крайней мере.

— Пожалуйста, будьте снисходительны к возможным ошибкам в наших оценках, — попросило паукообразное существо. — И будьте уверены, мы ничьим чувствам не хотим нанести намеренной обиды.

— Однако из правовых соображений мы должны однозначно прояснить это, — пробулькала слизь. — В противном случае санкция галактического центрального совета будет аннулирована.

Спикер первым очнулся и поспешно заявил:

— Понимаю. Никаких проблем. К тому же виду, да.

— Хорошо, — продолжил черенковидный. — По нашим данным, в Аризоне существует проект, называемый «Биосфера-2». Он представляет собой первую попытку искусственно воссоздать окружающую среду, пригодную для длительной жизни человека. Она функционирует, правда, не так, как им бы хотелось, но я думаю, что на это огорчительное обстоятельство мы можем в такой ситуации закрыть глаза.

— Хотя это не в наших правилах, — булькнула слизь.

— Да, не в наших, — сказало паукообразное существо.

— Мы великодушны, — подтвердил щупальцеглазый. — И всегда были такими.

— На каждый случай у нас есть база для калькуляции, — сказал черенковидный и снова сложил свою многочленную руку в узор, на сей раз в другой.

— Юридически безупречная, — добавила слизь.

Свет в зале потух, и снова пришёл в действие проекционный механизм. На сей раз он воспроизвёл картинку здания, похожего на гибрид церкви и огромного парника, возведённого посреди неживой, выжженной палящим солнцем пустыни.

— «Биосфера-2» находится в штате Аризона, неподалёку от города Оракль, у подножия горы Каталина, — произнёс мягкий ненатуральный женский голос из рекламного ролика. — Это здание площадью 12 гектаров, внутри которого помещаются искусственная пустыня, искусственное болото, искусственная саванна, искусственные джунгли и самый большой из созданных руками человека океанов. «Биосфера-2» была построена в конце восьмидесятых годов одним частным фондом, стоимость строительства составила 150 миллионов долларов. Целью проекта было создание искусственной экосистемы, в которой люди могли бы жить без всякого соприкосновения с окружающей средой. Однако оба продолжительных эксперимента в 1991-м и в 1994-м годах с командой из восьми человек пришлось прервать, потому что экологическое равновесие внутри герметичного, изолированного от внешней среды здания вышло из-под контроля настолько, что это стало опасно для жизни экипажа. Кажется, создание долговечной искусственной жизненной сферы в настоящее время лежит за пределами человеческих возможностей.

— Но это была приемлемая попытка, — послышалось со стороны паукообразного существа.

— И, само собой разумеется, то, чего тогда хотели добиться ваши сородичи по виду, лежит отнюдь не за пределами наших возможностей, — довершил щупальцеглазый.

Среди присутствующих людей распространилось смутное облегчение. Когда свет снова включился, на некоторых лицах были заметны робкие улыбки.

— Значит, вы можете это сделать? — переспросил президент комиссии. — Воссоздать Европу на Луне?

— Абсолютно, — заверил его внеземной собеседник, сопровождая свой ответ мягким волнообразным движением.

— И как долго, эм-м, это продлится?

Черенкообразный начал перебирать пальцами струны серебристого мерцающего инструмента, похожего на флейту, по длине которого были распределены кольца, издающие писк, когда их поворачивали.

— Десять, — сказал он. — Самое большее — одиннадцать.

— Одиннадцать? — ахнул президент комиссии и в ужасе обвёл присутствующих взглядом. — Одиннадцать лет, чтобы воссоздать Европу на Луне?

— Простите, нет, — сказал черенкообразный. — Я имел в виду, конечно, одиннадцать недель.

— Одиннадцать недель?

Послышался писк колец.

— Я думаю, всё же, скорее, десять.

В рядах парламентариев послышался недоверчивый ропот, который спикер пресёк вопросом:

— И сколько это будет теперь стоить?

— Сколько это будет стоить? — повторил щупальцеглазый и завладел флейтообразным инструментом. — Ну, это несложно подсчитать. Решающим, конечно, является перестроенное пространство. «Биосфера-2» имеет площадь 3,15 акра, что в европейском исчислении равняется 12 748,05 квадратным метрам, и в самом высоком месте достигает высоты в 91 фут, в пересчёте — 27,75 метра. Максимальный объём по этим габаритам составляет 353 758 кубических метров, но он используется не весь, так что перестроенное пространство эффективно, скажем, при объёме 200 000 кубических метров…

— Это слишком щедро, — пробулькала слизь. — С этим нам не справиться.

— …хорошо, скажем, 180 000 кубических метров…

— Многовато.

— 175 000?

Слизь выпустила пузырь, который с удовлетворённым звуком лопнул, распространив над столом аромат старых носков.

— Итак, экосфера в 175 000 кубических метров перестроенного пространства, — продолжил щупальцеглазый, — которая обошлась в 150 миллионов долларов, при пересчёте по теперешнему обменному курсу составляет 125 миллионов евро… — Он устремил все щупальца на тазик, наполненный юрисконсультом. — Ведь мы можем в расчётах ограничиться площадью суши, а окружающее море предоставить в качестве бонуса, правильно?

— Совершенно корректно, — булькнул юрисконсульт.

— За расчётную высоту купола мы принимаем…

— Купол должен, по функциональным соображениям и по требованиям устойчивости строения, быть высотой не меньше двадцати километров, — вставил черенковидный и простёр свою трехчленную руку вверх, будто давая понять, что́ он подразумевает под словом высота. — Нам нужно воздушное пространство для естественной погоды, образования облаков, воздушных течений с областями высокого и низкого давлений и так далее.

— Но в основание нашего предложения мы можем положить лишь высоту Брээз, — вставила слизь. — В соответствии с тридцать седьмым дополнением к девятому приложению распоряжения по положению пятнадцать, паушальным предложением и ограничениями бонуса.

— В ваших метрических единицах это будет подлежащая оплате высота купола в 257 562 метра, — отрубил щупальцеглазый. — Перемножив на площадь Европы (5 435 597 квадратных километров), разделив на 175 000 кубических метров, помножив на 125 миллионов евро за единицу, получим… ах! Красиво. Получается ровно один триллион евро. Круглая сумма.

— Причём это будет уже полная сумма, — добавило паукообразное существо. — Все образующиеся впоследствии полезные ископаемые, такие, как уголь, железо и так далее, мы даём вам бесплатно.

— Это уже не так много, чтобы нам пришлось принимать их в расчёт, — пробулькал юрисконсульт. — В соответствии с тридцать восьмым дополнением.

— И полезные ископаемые — это несложно, — пробормотал черенковидный, обвив рукой свою тощую фигуру. — Тем более, что Луна имеет и свои. Это нельзя добавлять в счёт, никак нельзя.

Установилась тишина. Со стороны внеземной делегации она была выжидательной, со стороны же европейских парламентариев это был тот род тишины, которая возникает из полного ужаса и ощущается так, будто время остановилось.

— Эм-м, — откашлялся наконец президент комиссии. — Нельзя ли ещё раз огласить сумму предложения?

Щупальца с глазами покачнулись.

— Один триллион евро. Скидка два процента, если вы платите в течение четырнадцати дней.

Кто-то в задних рядах принялся хохотать как безумный. Его, видимо, вывели из помещения: дверь захлопнулась, и всё снова стихло. Относительно, конечно, если не считать шарканья ног и разноголосого бормотания.

— Я боюсь, вы несколько переоцениваете наши возможности, — сказал президент комиссии. — Один триллион… Сколько же это, вообще, нулей?

— В США двенадцать, в Германии и Англии восемнадцать, — тихо дал справку Бенедикт Мейерхоф.

— Во всяком случае, эта сумма соответствует… я не знаю…

— Примерно двухсотпятидесятикратному обороту мировой торговли, — прошептал человек с всеведущим лэптопом.

Президент комиссии пожал плечами.

— Вы слышите? Это невозможно выплатить.

Бархатный лес щупальцевых глаз неторопливо качнулся.

— Никто не говорит, что вы должны выплатить всю сумму одним взносом. Это всего лишь предложение, которое, насколько я знаю, соответствует и вашим деловым традициям.

— Если вам предпочтительнее вносить плату в виде процентных взносов, мы могли бы без проблем оказать вам посредничество в получении кредита ведущих галактических банков, — дополнило паукообразное существо, всем телом засветившись нежной зеленью. Тремя из своих двенадцати конечностей оно манипулировало чем-то, похожим на клубок перевившихся между собой цветных дождевых червей. — В настоящий момент есть в наличии одно интересное предложение займа, погашаемого в течение тридцати ваших лет, причём ставка в 6 % гарантирована на весь срок кредита. Отсюда следует начальный годовой процент в 6,17 % и ежемесячное дебетование в размере 6000 биллионов евро.

— Ежемесячное? — переспросил спикер.

— Да, — подтвердило паукообразное существо. — Ради простоты я всё пересчитал в ваших мерах времени.

— Я боюсь, — осторожно сказал президент комиссии, — что это всё равно лежит за пределами наших возможностей.

— Понимаю, понимаю, — поспешило заверить паукообразное существо, пощипывая червей в клубке, где они светились то красным, то жёлтым светом. — Вполне осуществим и более продолжительный срок кредита — скажем, 99 лет. Тогда у нас есть предложение с процентной ставкой всего лишь в 5 %, правда, закреплённой только на 20 лет. Но тогда ваше ежемесячное дебетование сократилось бы до каких-то 4200 биллионов евро. И, если вы хотите знать моё мнение, это более чем приличное предложение.

Снова тишина. Полная ожидания с одной стороны и изумления — с другой.

— Я боюсь, — тихо начал президент комиссии, — что и это тоже не… как бы это сказать…

Паукообразное существо опустило клубок червей на стол, и краски разом погасли.

— Хорошо, тогда я поставлю вопрос иначе: что же вы можете себе позволить? Возможно, на этом пути мы придём к какому-то решению. Какая сумма в месяц была бы для вас посильной? Тысяча биллионов? Пятьсот?

Президент комиссии отрицательно покачал головой.

— Боюсь, что нет.

Тело паукообразного существа пошло зловещими багровыми пятнами.

— Нет, всё-таки скажите мне, сколько вы можете выплачивать ежемесячно? Пятьдесят биллионов? Или как минимум двадцать? Я прошу вас, двадцать тысяч миллиардов евро в месяц, ну хотя бы этого ваш континент всё-таки стоит!

— Да, конечно, — воскликнул президент комиссии и в отчаянии запустил пальцы в свои волнистые седые волосы, — но мы же все должники!

Делегация внеземных, казалось, окаменела.

— Должники? — переспросило паукообразное существо.

— Да, черт возьми! Все европейские государства по уши в долгах. Наши долги доходят до биллионов и биллионов евро. Некоторые правительства вынуждены даже влезать в новые долги только для того, чтобы выплатить проценты по старым. О выплате основного долга вообще не приходится даже думать, не говоря уже о каких-то дополнительных обязательствах, например, о таком проекте, какой предлагаете вы…

— Извините меня много раз, — вмешался щупальцеглазый, но по тому, как он это сказал, было ясно, что он даже одного раза не хочет извиняться. — Мы все — бизнесмены, работающие в напряжённом режиме, и прибыли к вам с солидным предложением. Могу вам сказать, что меньше всего мы рассчитывали на то, что нас попытаются водить за нос.

— Водить за нос? — эхом повторил президент комиссии. — Мы? Вас? Нет, никто не собирается водить вас за нос. Я всего лишь объясняю вам, как обстоят дела.

— Будь бережлив в достатке, тогда и на бедность останется — так ведь говорят у вас на планете?

— Да, конечно, но…

— По нашим данным, — нетерпеливо продолжал щупальцеглазый, — в Европе вот уже лет пятьдесят царят мир, демократия и правовая государственность. Вы основали союз, который стал беспримерным успехом в истории вашей планеты. Весь остальной мир завидует условиям жизни на вашем континенте. Численность вашего населения уменьшается, но вы, несмотря на это, почти каждый год отмечаете экономический рост. Иногда существенный, иногда не очень, но это рост по всем правилам. Другими словами, каждый год вы становитесь богаче. А в следующем году ещё богаче. Богаче и богаче из года в год. — Глаза на щупальцах так резко дёрнулись вперёд, что люди невольно отпрянули. — И теперь вы со всей серьёзностью рассказываете мне, что у вас долги?

Президент комиссии теребил воротник рубашки.

— Сейчас, когда я вас слушаю, мне это тоже начинает казаться странным, — признался он, — но я боюсь, что это всё же факт.

Тишина, которая распространилась теперь по другую сторону стола совещаний, казалась ледяной.

— Невероятно, — пробулькал юрисконсульт в тазике и издал едкий запах палёного, вызвавший у многих присутствующих людей ассоциации с геенной огненной, в которой поджариваются души бедных грешников.

— Абсолютно невероятно, — согласился с ним через некоторое время черенковидный.

— Я должен признаться, что впервые в жизни сталкиваюсь с таким случаем, — сказало паукообразное существо.

Первым поднялся из-за стола щупальцеглазый, подав тем самым сигнал к уходу.

— Это ни к чему не приведёт, — сказал он, не оборачиваясь. — Мы только зря теряем время, и ваше, и, в первую очередь, наше. Я благодарю вас за предоставленную нам возможность изложить наше предложение, но, учитывая вашу финансовую ситуацию, нам ничего не остаётся, как искать более надёжных партнёров по бизнесу. А вам не остаётся ничего другого, как замерзать. Прощайте.

С этими словами они удалились тем же путём, каким пришли. Когда они уходили, было слышно, как щупальцеглазый ругался:

— Долги? Как так вышло, что я ничего об этом не знал? Почему меня никто не предупредил?

После чего гномы, шелестя ушами, с визгом разбежались во все стороны, чуть было не опрокинув тазик с юрисконсультом.

Так Европа и не переселилась на Луну. И поскольку холодные бури набирали силу, наводнения повторялись, летняя жара сжигала, а зимы приносили хаос, все корабли, которые хотя бы отдалённо можно было использовать в качестве ледоколов, перепахивали Атлантику в безнадёжной, бесперспективной борьбе с природой, а её перевес сил с каждым днём становился всё отчётливее…

Бенедикт вздрогнул, когда дверь распахнулась и вошёл Свен, — внеся волну сырого холодного воздуха.

— Что за погода! — Свен отряхнулся, как мокрая собака, и откинул капюшон. Потом он поднял ведро со льдом, словно богатую добычу. — Повезло. Ещё раз попадётся такая льдина до тепла, и мы спасены.

— М-м-м. — Бенедикт вернулся в реальность, в сегодняшний день, пытаясь скрыть, какого труда ему это стоило. Корабль всё ещё был в движении, но льда становилось уже меньше. Они миновали льдину.

Свен поднял крышку холодильника и высыпал лёд на бутылки, штабелями сложенные внутри. Одну бутылку колы он выудил тут же, отставил в сторону ведро, гулко громыхнувшее пустотой, и стянул с себя непромокаемую куртку.

— Не замечал ли ты, что этот чёртов ящик всякий раз испускает дух именно тогда, когда мы добираемся до нейтральных вод?

— В порту он тоже не особенно-то функционирует.

— Тем более — нам нужен новый. — Натренированным движением Свен сорвал с бутылки железную пробку, зацепив её за край дефектного холодильника, и опустился на стул рядом с пультом управления. Сделав глоток, таким образом наполовину опорожнив бутылку, он спросил: — Ну, а ты? Опять предавался грёзам, пока остальные честно работали?

— Что?

— Да ладно, я снаружи видел. Этот застывший взгляд, который всегда означает только одно: в твоей голове крутится кино, тут тебе и Cinemascope, и Dolby-Surround. Твою работу делает автоматический рулевой, а ты в это время предаёшься безумным мечтам. Можно позавидовать.

— Ну что ты, — пролепетал Бенедикт. — Я просто иногда погружаюсь в свои мысли, только и всего.

— Да чего ты оправдываешься? Я же тебя не осуждаю. Я только хотел бы знать, каково это, понимаешь? На случай, если кто-то изобретёт и автоматического машиниста. Каково оно? Всякий раз, когда нам попадается пара дельфинов, я думаю: ну всё, следующие полчаса ты у нас наверняка капитан Ахав в погоне за Белым Китом. А когда подворачивается льдина, что ты делаешь из неё? Превращаешься в отважного полярника-исследователя Мейерхофа, который ведёт сквозь льды свой ледокол?

Бенедикт разглядывал бескрайнюю серую пустоту впереди по курсу корабля и надвигающиеся от самого горизонта тучи.

— Я вообще ничего не делаю. Я размышляю лишь о том, что бы было, если бы. А то, что у меня при этом стекленеет взгляд, никому не мешает, кроме тебя.

— Да и мне не мешает, что ты, успокойся. — Свен принялся перебирать книги, которые лежали поверх карт. — Дай-ка гляну, что ты тут читаешь, может, тогда пойму, чего тебе не хватает. — Он взял верхнюю книгу в бледно-зелёной обложке, походившей на увеличенную долларовую банкноту. — «Один триллион долларов»? Эх, парень-парень. Скажи-ка честно, неужто такую толстую книжку, да ещё на немецком языке, ты можешь прочитать от корки до корки? — Он отложил её в сторону, взял следующую, не меньшего объёма, в белой мягкой обложке с двенадцатью звёздами на голубом фоне в верхнем углу. — «Статистический ежегодник Европейского Союза», — прочитал он название. — Уму непостижимо. — Он раскрыл книгу и полистал мизинцем другой руки, уже занятой удерживанием бутылки. — Эй, да тут же одни цифры. Смотри-ка, правда, ничего, кроме цифр. Слушай, а почему же ты не прихватил с собой телефонную книгу Гамбурга?

— Телефонные номера — это не числа. Числа интересны, а телефонные номера — нет.

— Я всегда ненавидел цифирь. Ещё в школе, должен тебе сказать.

— Цифирь — это основа всего. Огромное количество зла на свете происходит оттого, что люди неправильно считают.

Свен снова захлопнул книгу, отложил её в сторону и, качая головой, сделал ещё один глоток, который окончательно опустошил бутылку.

— Знаешь, Бенедикт, — сказал он, — странная ты птица, правда. Такому человеку, как я, до конца своих дней не понять, что творится у тебя в голове. — Он выбросил пустую бутылку в ящик. — Сварю-ка я кофе. Будешь?

— Да, с удовольствием.

Направляясь на камбуз, Свен ещё раз остановился.

— А знаешь, странно, — сказал он, — откуда здесь в последние годы взялись эти тонкие льдины. Так далеко на юге. И не припомню, чтобы раньше на этом маршруте когда-нибудь водился лёд.

С этими словами он ушёл. Бенедикт остался стоять за штурвалом, неотрывно глядя на гнилостно-серый океан.

— Вот именно, — пробормотал он спустя некоторое время. — Я тоже не припомню.