В свете луны

Эшенберг Кэтлин

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

 

 

Глава 14

11 декабря 1862 года

Аннабель прислонилась к перилам и тяжело вздохнула. Она потерла виски ладонями, стараясь унять головную боль, которая мучила ее с самого рассвета, и тут увидела направляющуюся к ней Пэтси.

– Миз Аннабель, подъехала еще одна карета. Не знаю, где разместить всех этих людей.

– Сколько на этот раз?

– Шестеро. Это Саттеры с Ганновер-стрит.

– У них же маленькие дети. – Аннабель снова потерла виски. – У нас закончились матрасы, одеяла и подушки, но мы что-нибудь придумаем. Может, разместим их в столовой после того, как все поедят.

Пэтси посмотрела на хозяйку. Аннабель улыбнулась.

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – промолвила она. – Что, мол, у этих белых господ мозгов не больше, чем у индюшки.

– Я вам такого не говорила. – Пэтси гордо удалилась, бормоча себе под нос, но достаточно громко, чтобы Аннабель слышала: – Нет, мэм, если бы масса Роберт велел этим индюкам исчезнуть, они давно были бы уже в Ричмонде.

Несмотря на усталость, Аннабель рассмеялась и, к своему удивлению, обнаружила, что головная боль поутихла. Надо это учесть, подумала девушка, когда снова начнется приступ головной боли.

Аннабель направилась в дальний конец галереи. Холодный ветер трепал юбку, обматывая ее вокруг ног. Аннабель скрестила руки на груди и прислонилась к колонне.

Небо рассекали пурпурные и розовые полосы. В отдалении поднимался столб дыма, уплывая на север, казалось, весь Фредериксберг пылал.

Аннабель окинула взглядом «Излучину». Лужайка перед домом и сады остались нетронутыми, но поля были почти полностью вытоптаны. Мили ограды сгорели в кострах конфедератов, которые стояли здесь лагерем уже целую неделю. Они покинули «Излучину» вчера, отправившись на позицию вокруг Мэйри-Хайтс. А теперь сюда устремились беженцы из Фредериксберга. Как бы то ни было, она их накормит и приютит, пока не закончится сражение, а потом они смогут вернуться домой. Если, конечно, их дома уцелеют.

Яркие вспышки пламени пронзали сумеречное небо, когда артиллерийские подразделения открывали очередной заградительный огонь. Снаряды взвизгивали и завывали, летя над рекой в горящий город, где взрывались, сотрясая землю. Облака дыма на темнеющем небе приобрели кроваво-красный оттенок.

Аннабель вспомнила давнюю битву у станции Манассас, которая тогда казалась ужасной. С тех пор произошло много битв, о которых никто не слышал: Шайло и Донельсон, Болз-Блафф, мельница Гейнса и Антиетам. Долина Шенандоа принадлежала генералу Джексону, но Виксберг оказался в осаде, а Новый Орлеан пал. Ни одна из сторон не выиграла решающего сражения, и ни одна не хотела сдаваться. А сейчас война вплотную подступила к «Излучине».

– Ты рискуешь найти здесь свою смерть, детка.

Голос Пейтона вывел девушку из задумчивости. Он накинул ей на плечи шерстяную мантилью, и Аннабель закуталась в нее. Они стояли несколько долгих минут, не произнося ни слова, созерцая невероятную красоту войны.

– Где-то там Гордон, – тихо произнесла Аннабель.

– Да.

Пейтон взял девушку за талию и привлек к себе. Она догадалась, что он думает о том же, но молчала, а Пейтон уважал ее молчание. Ройс теперь был частью прошлого, давно прошедшего лета радости и надежды. Времени, когда сны стали реальностью, а война была всего лишь сном.

– Неслыханно! – заявил Джулз. – Леди не слоняются по полям сражений.

– Я не слоняюсь, – ответила Аннабель. – А трясусь в повозке и слушаю, как глупый старый брюзга несет всякую чушь.

Разбитая повозка скрипела и подскакивала на новой дороге, которую в спешке проложили инженеры конфедератов. Повозка была нагружена провизией, которая нашлась в «Излучине» в это холодное туманное утро, второе утро после того, как Фредериксберг был занят войсками северян.

– Взгляните повнимательнее, мисси. Если кто-то здесь и старый, так это глупец, который сидит на лошади, – сказал Джулз, кивая на Пейтона, ехавшего на коне рядом с повозкой. – Он настолько стар, что уже выжил из ума. Иначе не позволил бы вам поехать…

Тут колесо попало в глубокую выбоину на дороге и повозку тряхнуло так, что Джулз не успел завершить свою тираду. Аннабель одной рукой вцепилась в сиденье, а другой – схватилась за шляпу.

– Ты убьешь меня раньше, чем янки представится такая возможность, – проворчала Аннабель, сдерживая смех. – Если ты собираешься попадать в каждую выбоину на дороге, то я лучше заберу у тебя поводья и буду править сама.

– Неслыханно! Леди не ездят в повозках, не говоря уже о том, чтобы ими управлять.

Аннабель бросила озорной взгляд на Пейтона.

– Оставь, Джулз, – сказал Пейтон. – Эта леди не слушается ни меня, ни тебя.

Вслед за этими словами послышалось ворчание, вызванное не то досадой, не то резким толчком, когда повозка подскочила на ухабе. Прикусив губу, чтобы подавить улыбку, и крепко держась за сиденье, Аннабель разглядывала окружающую местность. Желание улыбаться тут же пропало. Между многочисленными холмами простирались вспаханные поля и прекрасные пастбища. Но по этой прекрасной земле прошли две армии, неся с собой опустошение и разорение.

Ленивый ветер нагонял холодный влажный туман, окутывая им голые ветви деревьев, и Пейтон, скакавший впереди, внезапно исчез за густой белой пеленой. Джулз что-то бормотал, и Аннабель потрепала его по колену, чтобы успокоить. Через несколько минут Пейтон появился из тумана. На этот раз он был не один – его сопровождал молодой солдат. Он приветственно приложил пальцы к шляпе, заметив в повозке девушку.

– Если вы последуете за мной, я провожу вас в штаб.

– Неслыханно, – снова пробормотал Джулз, натянув поводья, чтобы подстегнуть остановившихся лошадей, и Аннабель еще крепче вцепилась в сиденье.

Они поднялись на холм и увидели белые палатки. К тому времени как Джулз остановил повозку, Пейтон уже спешился и теперь беседовал с каким-то офицером.

– Вы останетесь здесь, в повозке, мисси, – сказал Джулз, когда Пейтон и офицер направились к холму, где стояли еще несколько офицеров.

Аннабель спрыгнула на землю, будто не слыша слов Джулза. Туман немного рассеялся, и стали видны очертания церковной колокольни и шпиль здания суда.

На вершине холма царило оживление. Вокруг сновали штабные офицеры и солдаты. Мурашки побежали по спине Аннабель, но не от холода.

Пейтон с офицером вернулись, и последний приветственно приподнял шляпу.

– Майор Соррел, – представился он. – Адъютант генерала Лонгстрита.

– Вы должны непременно посетить «Излучину», майор. У нас еще не было возможности принимать у себя наших друзей из Каролины.

– Гостеприимство «Излучины» уже приобрело популярность среди солдат. Полагаю, мы останемся здесь на всю зиму, и я почту за честь побывать у вас.

– Это мы почтем за честь вас принять, – ответила Аннабель, подумав, до чего неуместно проявление хороших манер в данной ситуации.

Офицер собрал солдат, и они принялись разгружать повозку, а Аннабель отошла к походному костру, правда, он давал мало тепла и согреться возле него было невозможно. Вскоре к Аннабель присоединились Пейтон и майор.

– Генерал Ли просил передать нам поклон, – сказал Пейтон, кивнув группе офицеров. – Не знал, что ты с ним знакома.

– Его супруга и мама были приятельницами, – ответила Аннабель. – Удивительно, что он помнит меня. В те дни он не слишком часто бывал в Арлингтоне.

Пейтон усмехнулся:

– Если Арлингтон навещала та же маленькая девочка, которую я знавал в «Излучине»… Гм, тебя трудно забыть, детка.

Аннабель сдержала улыбку, разглядывая самого уважаемого солдата Конфедерации, высокого привлекательного мужчину в серой шинели. Определить его звание можно было лишь по трем звездам на воротнике шинели. Коротко подстриженная седая борода свидетельствовала о том, как давно Аннабель видела его в последний раз. Двигался он с необычайной легкостью, хотя ему уже перевалило за пятьдесят.

Рядом с Ли стоял еще один генерал, высокий плотный мужчина с косматыми каштановыми волосами, и Аннабель догадалась, что это генерал Лонгстрит. Офицера, стоявшего к ней спиной, она не узнала или же он был ей вообще незнаком.

Пейтон и майор оживленно беседовали о вероятности сражения уже сегодня. Аннабель вполуха прислушивалась к беседе, когда неизвестный ей офицер обернулся и направился к ним.

Девушка глазам своим не поверила и, если бы не его косматая темная борода и проницательные голубые глаза, ни за что не узнала бы мужчину, с которым была знакома еще в Лексингтоне. В те дни он уделял своей внешности еще меньше внимания, чем ее отец. Даже сейчас он носил форму из грубого домотканого сукна и видавшую виды шляпу курсанта.

– Вы великолепно выглядите, – сказала Аннабель. – Миссис Анна очень гордилась бы вами.

– Все благодаря моему другу Стюарту, – пробормотал генерал Джексон, пренебрежительно коснувшись золотого галуна на своем рукаве.

Майор Соррел засмеялся.

– Он одет настолько изысканно, что вряд ли снизойдет до того, чтобы взяться сегодня за работу.

Генерал Джексон смерил майора таким взглядом, что Аннабель сразу поняла, почему он получил прозвище Старый Зануда.

– Мисс Холстон, – сказал генерал, – будьте уверены, ваш брат отдал жизнь за благое дело, и мы почитаем его так же, как если бы он погиб в бою. Он был прекрасным солдатом. Я знаю, вы скорбите, но он умер достойно за то, во что верил.

К горлу девушки подступил комок.

– Спасибо, генерал, – пробормотала она. – Я постараюсь запомнить это.

Ладонь Пейтона накрыла ее руку, и Аннабель пожала ее в ответ. Генерал Джексон прокашлялся. Он не переставая вертел в руках свою шляпу, и Аннабель догадалась, что он хочет еще что-то сказать.

– Отряд из Стоунволла расположился здесь поблизости. – Джексон кивнул направо, в сторону Гамильтон-Кроссинг. – Вы там всех знаете. Наш полевой госпиталь расположен в Бельвуа, и если ваш дядя не возражает, вы могли бы вернуться сюда сегодня вечером или завтра, чтобы помочь раненым.

Сердце Аннабель екнуло.

– Может, я отправлюсь туда прямо сейчас, генерал?

– Энни… – попытался остановить ее Пейтон.

– А кавалерия Стюарта тоже там? – спросила девушка. Джексон кивнул, и она повернулась к Пейтону. – А что, если один из них Гордон?

Пейтон мрачно посмотрел на Аннабель.

– Она будет там в безопасности? – наконец спросил он у генерала.

– Мои люди могут оставить свои позиции, сэр, но они никогда не теряли тех, над кем взяли опеку. Она будет здесь в такой же безопасности, как и в «Излучине», – ответил Джексон.

– Детка, твой отец убил бы меня, если б знал, что я тебя отпущу.

– Томас Холстон вполне спокойно относился к тому, что его дочь не всегда осмотрительна, – заметил Джексон. – Если вы дадите свое разрешение, сэр, я пошлю наряд, который доставит мисс Холстон в Бельвуа в целости и сохранности.

Пейтон долго смотрел на огонь. Аннабель с нетерпением ждала, что он скажет. Пейтон взял девушку за руку и отвел в сторону.

– А что, если Ройс тоже здесь? Вдруг он среди раненых?

– Он не принимает участия в таких сражениях, – ответила Аннабель. – Скорее всего он сейчас находится в Фейерфаксе – вытаскивает какого-нибудь несчастного генерала из постели, чтобы взять в плен.

– Вдруг ты ошибаешься?

– Тогда он просто солдат, – тихо ответила Аннабель. – Все это для меня уже не так важно, отец.

Аннабель стояла возле повозки рядом с ухмыляющимся майором Соррелом, а Пейтон забирался на сиденье рядом с Джулзом, который не переставал ворчать.

– Неслыханно! – говорил он. – То, что они солдаты, еще не значит, что они джентльмены. Леди…

– Если ты сию же минуту не замолчишь, я отправлю тебя на другой берег реки развлекать генерала Бернсайда, тогда война уж точно закончится через несколько часов, – произнес Пейтон.

Джулз обиделся и дернул поводья. Мулы двинулись вперед, а Пейтон едва не свалился в повозку.

– Не надейтесь, что у этого проклятого янки Бернсайда здравого смысла больше, чем у вас… – Последние слова Джулза заглушил скрип колес, когда повозка затряслась по мерзлой дороге.

На вершину холма поднялся конный курьер и резко осадил лошадь. Он спешился, бросил удивленный взгляд на Аннабель, после чего повернулся к майору и отдал честь.

Майор Соррел отсалютовал и взял у курьера пакет. Аннабель молча стояла, пока майор читал донесение.

– Извините, мисс Холстон, – он кивнул девушке, – служба зовет. Я перепоручу вас лейтенанту Грину, пока не прибудет ваш эскорт.

– Вы очень любезны, майор.

Молодой лейтенант в полной растерянности стоял рядом с девушкой. Аннабель улыбнулась, и он внезапно снял с головы шляпу так поспешно, что едва не уронил ее.

– Может быть, подождете в палатке генерала? – спросил он. – Там гораздо теплее.

– Лучше отведите меня к костру и принесите немного воды. Думаю, никто не откажется от чашечки горячего кофе холодным зимним утром.

Почти три часа спустя Аннабель все еще была здесь, склонившись над костром, разложенным на вершине холма, получившем впоследствии имя Холма Ли. Ее окружали несколько штабных офицеров. Внезапно туман поднялся над землей, словно занавес в театре, и, услышав странный звук, напоминающий жужжание тысячи пчел, Аннабель выпрямилась.

Яркое солнце осветило равнину, расстилавшуюся у подножия холма, и взору девушки предстал разрушенный город.

Равнина была расчерчена темными линиями пехотных войск, среди которых виднелись яркие пятна полковых знамен и блестевшие на солнце начищенные дула мушкетов. Бесчисленное количество солдат двигалось по раскачивающимся понтонным мостам с громким топотом, напоминавшим раскаты грома. Еще несколько пехотных подразделений шли вдоль дороги Ричмонд на юг. С вершины холма они выглядели как игрушечные деревянные солдатики, и, несмотря на то, что они находились в нескольких милях отсюда, Аннабель казалось, что она может до них дотронуться, стоит лишь протянуть руку. У каждого подразделения стояли ящики с боеприпасами.

В напряженной тишине Аннабель услышала сигнал для отважных молодых людей, мечтающих о приключениях. Внезапно воздух прорезал оглушительный грохот, а в небо взвился столб дыма.

Руки Аннабель задрожали, когда она протягивала чашку дымящегося кофе молодому лейтенанту. Его лицо вспыхнуло, а в глазах появился лихорадочный блеск.

– Разве это не великолепно, мисс Холстон? – крикнул он.

Аннабель охватил ужас, и она судорожно сглотнула.

– Великолепно, – сухо произнесла она.

Лейтенант помрачнел.

– Я забылся, мадам. Если вам страшно, буду рад сопроводить вас в палатку генерала.

– Куда угодно, только не в палатку генерала, где в любой момент на голову может упасть снаряд, выпущенный из невидимого артиллерийского орудия.

У нее за спиной раздался хохот, Аннабель обернулась и увидела тощего мужчину с узкой полоской усов над верхней губой. На нем были высокая серая шляпа и красное пальто с широкими плечами.

– Слова настоящего солдата, – сказал он и поклонился. – Генерал Артур Фримантл, до недавнего времени служил в гвардейском полку ее величества, к вашим услугам, мэм.

– Мисс Аннабель Холстон, – в свою очередь, представилась девушка, через силу улыбнувшись, – сержант в юбке, до недавнего времени жила в поместье «Излучина» его величества Пейтона Кинкейда.

Генерал снова расхохотался:

– С такими леди, как вы, конфедераты непременно выиграют войну.

Вновь раздался грохот заградительных залпов, им ответила глухая канонада пушек с другого берега реки. Грохот и свист не прекращались. Аннабель вздрогнула, когда от разорвавшегося снаряда земля задрожала у нее под ногами.

В то далекое утро Ройс не оглянулся, не посмотрел на нее. Он находился далеко отсюда и вел совсем другую войну. А она была здесь, в совсем неподходящем для нее месте. Единственное, что она могла сделать, это занять себя чем-то в ожидании людей генерала Джексона.

Она принялась варить кофе, что с некоторых пор превратилось в ее обязанность. Сердце замирало до тех пор, пока она не осознала, что находится вне пределов досягаемости для вражеских орудий. Лишь однажды ядро упало неподалеку, да и то не разорвалось. Аннабель потеряла счет времени. Внезапно раздался оглушительный крик, девушка вопросительно посмотрела на солдата, сидевшего подле нее. Он указал куда-то рукой.

– Они теснят северян назад! – крикнул он. – Парни генерала Джексона снова это сделали!

Аннабель проследила взглядом за его рукой и поняла, что он имел в виду. По припорошенной снегом равнине крошечные голубые фигурки солдат удирали от опустошающего огня, преследуемые пехотными войсками повстанцев, которые высыпали из-за заграждений, пересекли железнодорожные пути и теперь бежали по равнине. Пока войска северян отступали к реке, по рядам повстанцев был открыт ответный огонь. И те и другие мгновенно скрылись из виду в окопах и небольших перелесках. На равнине остались лежать тела убитых и раненых.

У подножия холма стояли генералы. Генерал Ли опустил бинокль и что-то говорил генералу Лонгстриту. С такого расстояния слов не было слышно. Оба генерала выглядели совершенно невозмутимыми, а тем временем в низине еще несколько подразделений «голубых» солдат пали под огнем южан. Аннабель неожиданно осознала весь ужас происходящего. С самого утра колонна за колонной к полю боя подтягивались войска. И все это лишь для того, чтобы пасть под огнем конфедератов. Позади павших в бою подразделений появлялись новые. Они шли вперед, и стволы отполированных винтовок блестели в лучах яркого декабрьского солнца.

Это была бесчисленная армия северян, сверкающая сталью и полная отваги, двигающаяся вперед нескончаемыми рядами, армия, ведомая тупыми генералами, будет идти вперед и вперед, пока не одержит победы.

Аннабель стояла у костра, дрожа и прислушиваясь к свисту ветра, смешивающемуся с криками раненых. В горле першило от пропитанного порохом воздуха. Она думала о Карлайле и его сверстниках – сыновьях и братьях, о мужьях и отцах, пожертвовавших собой ради пустой, никому не нужной цели.

* * *

Орудия все еще обстреливали холмы, окружающие Фредериксберг, когда Аннабель прибыла в Бельвуа. Непрерывным потоком подъезжали кареты «скорой помощи», привозили раненых. Большинство операционных столов стояли на воздухе, под брезентом и одеялами, нагнутыми меж шестов. Здесь было больше света, чем в помещении.

Аннабель с сопровождающими проехала мимо одного из импровизированных тентов, и взгляд ее упал на хирурга – дородного мужчину в длинном, до пят, полотняном плаще. Несмотря на холод, рукава он закатал до локтей, волосатые руки и холщовый фартук, некогда белый, были в крови. На земле кровь замерзала блестящими лужицами, возле операционного стола, вызывая ужас, возвышалась гора ампутированных рук и ног, напоминающих коллекцию сломанных кукол.

Два ассистента положили на стол стонущего мужчину. Зажав нож в зубах, хирург помял пальцами рану на ноге, сделал резкое движение и вправил вывихнутый сустав. После чего вытер нож о перепачканный кровью фартук. Почувствовав приступ тошноты, Аннабель отвернулась.

Отъехав от операционной, они спешились и, стреножив коней, оставили их возле походной кухни, где царило оживление. От запаха еды Аннабель снова затошнило.

– Мы поищем доктора Стрингера, – сказал сопровождавший ее лейтенант. – Он будет рад видеть вас.

Девушка сделала несколько шагов, когда кто-то окликнул ее. Она обернулась и увидела миссис Нил, приятельницу миссис Петтигру.

– Вы прибыли в числе первых, мисс Холстон, – сказала миссис Нил. – Вы когда-нибудь ухаживали за ранеными?

– Я ухаживала за своим умирающим отцом и помогала в больнице, когда наши мальчики были во Фредериксберге прошлой весной. Но они не были ранены, просто болели.

Миссис Нил оценивающе посмотрела на девушку и подала лейтенанту дымящееся ведро.

– Отнесите этот кофе в дом, – сказала она. – Кто-нибудь отведет вас к миссис Франклин, и она скажет, куда его поставить.

Миссис Нил взяла Аннабель под руку и повела вперед.

– Вот увидите, эти люди отличаются от тех больных, за которыми вы ухаживали. Им нужен глоток воды, нежные руки и добрые слова. Вам не удастся облегчить их страданий, а вот смочить повязку на голове и выслушать их вы сможете. Выдержите?

– Надеюсь, миссис Нил. По крайней мере попытаюсь.

– Если почувствуете, что близки к обмороку, попробуйте глотнуть свежего воздуха. Если такой возможности нет, сядьте и опустите голову между колен. Чем бы вы ни занимались, внимательно смотрите под ноги, чтобы ненароком не наступить на ампутированную конечность какого-нибудь несчастного солдата.

Аннабель судорожно сглотнула, стараясь не смотреть на внушающую ужас картину – лежащих на земле раненых солдат, ожидающих, пока ими займется хирург. Мужчина в форме офицера медицинской службы подошел к женщинам. Миссис Нил представила его как доктора Стрингера. Доктор окинул Аннабель оценивающим взглядом.

– Вы нужны тут, – хрипло произнес он – Сможете нам помочь?

Аннабель выпрямилась и вздернула подбородок:

– Смогу.

Мужчина с минуту внимательно смотрел на нее, потом кивнул:

– Тогда идите в конюшню. Миссис Нил вам покажет, что нужно делать. – С этими словами он ушел.

Несколько фонарей освещали сумрачную конюшню. На полу была постелена солома, на которой лежали люди. У большинства из них не было одеял. Те, у кого имелись ранцы, использовали их в качестве подушек. Многие были без ботинок и шинелей, несмотря на холод.

В конюшне пахло соломой, лошадьми и гнилью. Миссис Нил, не теряя времени, загрузила девушку работой и оставила одну.

Аннабель села возле молодого человека с ампутированной рукой. Окровавленный бинт скрывал культю чуть пониже локтя.

– Привет, солдат, – тихо произнесла Аннабель.

Парень открыл глаза и внимательно посмотрел на девушку:

– Мисс Холстон?

– Да. Откуда вы меня знаете?

– Я учился с вашим братом Карлайлом в школе.

Аннабель убрала со лба парня прядь волос и попыталась улыбнуться.

– Принести вам что-нибудь? Воды, чаю или кофе?

– У меня все нормально, мэм, но мой друг… – Он махнул в сторону здоровой рукой. – Вон тот парень. Его зовут Чарли, и он чувствует себя не так уж хорошо.

Аннабель склонила голову набок.

– Я подойду к Чарли через минуту, а сейчас могу чем-нибудь помочь вам? Хотите пить?

Глаза парня наполнились слезами, и он кивнул. Аннабель приподняла его голову и поднесла к губам жестяную кружку с водой.

– Как вас зовут? – спросила Аннабель, когда парень утолил жажду.

– Эллис. Уинстон Эллис.

– Я вернусь, Уинстон. Если вам что-нибудь понадобится, позовите меня.

По пути к Чарли она три раза едва не наступила на распростертые руки лежащих людей. Когда же наконец дошла до него, ее грудь сдавило болью. Он был таким же юным, как Бо. С такими же волосами цвета соломы, торчащими в разные стороны. Его грудь была перевязана бинтом, потемневшим от крови. Он лежал, сжимая руками живот, и хныкал как ребенок. Аннабель знала, что его рана смертельна. Девушка села рядом с ним и положила его голову к себе на колени.

– Ма?

– Не-е-ет.

– Мне нужно домой… повидать маму.

– Скоро, Чарли. Совсем скоро ты будешь дома, – сдерживая слезы, промолвила Аннабель. Она погладила его по волосам, и молодой человек открыл синие, словно лепестки василька, глаза – сквозь них просвечивала, казалось, его душа.

– Ангел… Передо мной самый красивый ангел на свете.

– А много ли ангелов вы видели, солдат?

На его лице проступило некое подобие улыбки.

– Не много. Но красивее вас не видел.

Аннабель вытирала влажным полотенцем его покрытый лихорадочной испариной лоб и приглаживала непослушные волосы. Юноша, казалось, успокоился, перестал стонать, и Аннабель поднялась, чтобы подойти к другому раненому, но Чарли мгновенно открыл глаза.

– Вы ведь вернетесь, ангел, да?

– Вернусь, Чарли.

Отойдя в сторону, Аннабель услышала, как юноша заплакал.

Время тянулось мучительно медленно. Легко раненные солдаты помогали Аннабель, рассказывали байки товарищам и подносили девушке ведра с водой.

Чарли медленно умирал, и девушка подходила к нему снова и снова, но теперь он не всякий раз узнавал ее. Она гладила его лоб, напевала колыбельную, когда он открывал глаза, приходя на короткое время в сознание. Он даже попытался слабо улыбнуться.

– Похоже, я умираю, ангел, – произнес он.

Не в силах ответить, Аннабель лишь кивнула.

– В моем ранце… мамина Библия. Отошлите ее ей?

– Отошлю. – Она погладила Чарли по щеке, нежной, как у ребенка, тронутой первой юношеской щетиной.

Аннабель снова запела колыбельную, и мальчик заснул, возможно, навсегда.

– А стоило ли оно того, Чарли? – прошептала Аннабель.

К ее удивлению, он с улыбкой кивнул:

– Да.

Каким-то образом Уинстону удалось передвинуться, и теперь он лежал рядом с Чарли. Аннабель поймана на себе его изучающий взгляд и печально улыбнулась.

– Вы помните Бо, младшего брата Карлайла?

– Маленького наглеца с соломенными волосами?

– Теперь он уже не такой маленький. Ваш друг напоминает мне Бо.

– Чарли… он тоже младший в семье. Его брат делил со мной комнату в военном институте. Погиб прошлым летом при Шарпсберге. Я обещал ему присмотреть за Чарли. – Уинстон попытался пожать плечами, но сморщился от боли. – Не очень хорошо у меня это получилось, а?

– Вы все сделали так, как сделал бы любой другой. – Аннабель подавила вздох, опуская марлю в ведро с водой. Отжав ее, она принялась вытирать лоб Чарли. – Бо приняли в Военный институт Виргинии, но, несмотря на то, что Карлайл гордился бы им, меня бы больше устроило, чтобы следующей осенью он не попал туда. Я не хочу, чтобы он был военным.

– Мальчик все равно станет мужчиной. По-другому быть не может.

– Кто-то уже говорил мне однажды нечто подобное.

– И этот человек был прав, мисс Холстон.

– Возможно.

Аннабель обмакнула марлю в ведро. Руки у девушки загрубели и потрескались от воды и холода. Она вытирала их передником, а когда подняла глаза, увидела его.

 

Глава 15

Он стоял у дверей конюшни и беседовал с доктором Стрингером. Фонари отбрасывали свет на его лицо, под глазами пролегли тени. Доктор указал на противоположную сторону конюшни, и Ройс, кивнув, отправился туда. Он двигался, как обычно, с присущей ему ленивой, меланхоличной грацией, словно кот в жаркий летний день. Потом присел рядом с каким-то солдатом и осторожно потрепал его по плечу – командир, навестивший раненого после окончания битвы.

В памяти Аннабель всплыли слова Гордона: «Он скажет, что он бессердечный негодяй, а потом сделает что-нибудь такое доброе и благопристойное, что дух захватывает».

Милостивый Боже, как же она любила его! Какой же юной и наивной она, должно быть, казалась ему, когда положила к его ногам свое сердце, полагая, что этого достаточно.

– Санитары только что принесли горячий суп, – сказала Аннабель, вновь переключая внимание на раненого лейтенанта Уинстона Эллиса. – Вы сможете поесть?

– Возможно. Горячий суп – это совсем неплохо.

Девушка кивнула и поднялась, стараясь не смотреть в дальний конец конюшни. К тому времени, когда она вернулась с чашкой супа в руках, Ройс уже ушел, так и не узнав, что она видела его. Горячая жестяная кружка жгла загрубевшие руки Аннабель, пока она пробиралась через ряды раненых. Она внимательно смотрела под ноги, стараясь не наступить на людей и не пролить на них ни капли драгоценного супа. Она уже почти достигла того места, где лежал Уинстон, когда какой-то мужчина преградил ей дорогу.

Аннабель перевела дыхание. Длинные темные волосы мужчины падали на ворот его шинели. Он сдвинул шляпу на затылок, открыв взору Аннабель свои неотразимые серебристые глаза. Она не могла вымолвить ни слова. Ей было больно и в то же время отрадно смотреть на него. На это красивое лицо с выступающими скулами, которое по-прежнему являлось ей во сне.

– Какого черта ты здесь делаешь?

– Хоть раз вы выразились вежливо, майор, – ответила Аннабель с ледяным спокойствием. – Я здесь, чтобы помогать людям. А теперь, если вы будете так любезны и отойдете в сторону…

Ройс протянул руку, словно намереваясь схватить девушку, и она отпрянула с такой поспешностью, что суп перелился через край чашки и обжег большой палец. Ройс опустил руку, и Аннабель, бочком обойдя его, опустилась рядом с Уинстоном.

– Аннабель!

Не обращая внимания на Ройса, она попыталась улыбнуться лейтенанту, который с трудом приподнялся на здоровом локте.

– Этот мужчина пристает к вам, мисс Холстон? – спросил молодой человек. – Нас здесь вполне достаточно, и у нас хватит здоровых рук и ног, чтобы вышвырнуть его вон.

– Не о чем беспокоиться. Он и сам уйдет, – ответила Аннабель, поддерживая плечи Уинстона и одновременно пытаясь подсунуть ему под спину ранец. – Хотите, я подержу чашку или попробуете самостоятельно?

Уинстон перевел взгляд с девушки на Ройса.

– Если вы подержите меня за плечо, попробую взять чашку.

Аннабель обняла лейтенанта за плечи и подала ему суп.

Он держал чашку перед собой, словно оружие, которым намеревался защитить девушку.

Ройс смотрел на Аннабель несколько долгих минут, и она не отвела глаз. Наконец он повернулся и вышел. Девушка смотрела ему вслед, пока он не скрылся за дверями конюшни. Затем повернулась к раненому лейтенанту. Уинстон внимательно смотрел на нее.

– Кто это? – спросил он.

– Майор Кинкейд.

– Тот самый майор Кинкейд?

– Да.

– Всемогущий Боже, если я останусь жив, меня отдадут под трибунал, – сказал он.

Аннабель взяла у него чашку.

– Вы непременно останетесь живы, – заверила она лейтенанта. – Вы слишком отважный, чтобы умереть.

Ледяной ветер задувал в щели конюшни, забирая тепло и навевая еще большее уныние. Доктор Стрингер столкнулся с Аннабель, когда та старалась укрыть трясущегося от холода солдата лоскутным одеялом.

– Еще несколько часов назад я велел вам поесть, – сказал доктор.

По его упрямо сжатым губам Аннабель поняла, что он не станет слушать никаких отговорок. Девушка кивнула и направилась к двери. По пути остановилась возле Чарли и накрыла его своим плащом.

– Ему недолго осталось, – сказала она Уинстону.

Аннабель стоило немалых усилий открыть дверь, только сейчас она почувствовала, как сильно устала. Спину ломило, ноги словно налились свинцом. Аннабель закрыла дверь, сделала несколько неверных шагов и прислонилась к стене конюшни.

Она скрестила руки на груди и запрокинула голову. Глаза слипались, ее клонило ко сну. Она не знала, сколько времени простояла так, и пришла в себя, только когда ее стала бить дрожь.

Аннабель открыла глаза, и ее взору открылась ужасная картина. Мужчины в пестрых потрепанных униформах сидели возле костров. Металлические стойки проступали в темноте, как скелеты в мерцающем оранжевом свете, закопченные котелки висели над пламенем, из них шел пар, наполняя помещение прозрачным туманом.

Аннабель стояла на промерзшем полу, и холод проникал сквозь подошвы ее поношенных ботинок. Некоторые солдаты, свернувшись калачиком под лоскутными одеялами и попонами, похрапывали. Другие бредили вокруг, разговаривая вполголоса, куря табак и прихлебывая чай из жестяных кружек. У многих руки висели на перевязи, кое-кто опирался на костыли. Сквозь бинты на ранах сочилась кровь.

Это была кавалерия Джексона, и сердце Аннабель разрывалось от боли за всех этих мальчиков, оторванных от дома, от горных ферм и пахотной земли равнин.

Из окон кирпичного дома лился свет, и Аннабель видела женщин, ухаживающих за ранеными офицерами. Кто-то сообщил ей, что в одной из комнат умирает генерал Грегг.

Внутри было тепло и много еды. А снаружи находились мальчики, оторванные от родного дома. Решение оказалось простым. Когда Аннабель подошла к ближайшему костру, усталость отступила. Кто-то пробасил:

– А ну-ка подвиньтесь, парни, освободите место для нашего сержанта в юбке.

Раздались шумные приветствия, и Аннабель в замешательстве остановилась. Высокий солдат в синих брюках из грубой шерстяной ткани, какие обычно носят рабы, взял девушку за руку и подвел ближе к огню. Кто-то подал ей жестяную кружку. Из нее пахло переваренным кофе. Аннабель обхватила кружку, грея ладони, и посмотрела на сидящего рядом солдата.

– Аннабель Холстон, – сказал он. – В последнее время вы жили в «Излучине», а родились и выросли в Лексингтоне. – Он поднял здоровую руку и приподнял поношенную шляпу. – Сержант Ланс, родился и вырос близ Салема, мэм. Все только о вас и говорят. О том, как вы стояли на вершине холма вместе с генералами, командующими боем. Я слышал собственными ушами, как Старый Зануда сказал: «Она достойна похвалы».

Сержант так здорово подражал интонациям генерала, что Аннабель не выдержала и рассмеялась.

– Это было не совсем так, – возразила она. – Я находилась там, потом началась стрельба, а он забыл послать ко мне сопровождающих. Но откуда вы все это знаете?

– Англичанин, сопровождающий Лонгстрита, как его имя? – Он задумчиво почесал подбородок. – Не важно. Но я слышал, что он…

Аннабель вспомнила:

– Фримантл, до недавнего времени служивший в гвардейском полку ее величества. И если он приедет в «Излучину» в надежде на гостеприимство, я непременно что-нибудь подолью ему в кофе.

Раздался взрыв хохота. Босоногий солдат подкатил поближе к огню бревно и жестом пригласил девушку сесть. Аннабель хотелось предложить ему свои ботинки, пусть и поношенные, однако нога у солдата была вдвое больше ее собственной. Аннабель перешагнула через бревно, чтобы сесть, и решила прийти сюда завтра и принести столько одеял, сколько сможет найти. Если на всех не хватит, пусть хоть обмотают ими окровавленные ноги.

Аннабель пила маленькими глотками горячий кофе и беседовала с солдатами о доме. Капрал из кавалерии Стюарта сказал, что видел Гордона, и Аннабель почувствовала некоторое облегчение.

Солдат устроился на земле возле девушки и положил локти на прижатые к груди колени. Под его пилоткой виднелся окровавленный бинт. Судя по его внешности, он был жителем горного района, фермером, закаленным невзгодами и тяжелым трудом еще до начала войны. Сдвинув на затылок пилотку, он молча смотрел на огонь.

Было так холодно, что даже у костра Аннабель не могла согреться, вся съежилась и дрожала, обхватив руками колени. Кто-то укрыл ее попоной. Девушка хотела отдать ее обратно, тем более что пора было возвращаться в конюшню, но тут услышала мужской голос и задрожала еще сильнее.

– Все в порядке, солдат, – произнес низкий голос. – Возьми попону.

Она увидела, как грязные ботинки перешагнули через бревно, и Ройс сел рядом с ней, накинув на нее шинель.

– Не убегай, Энни, – сказал Ройс, обнимая девушку за плечи. – Я просто пытаюсь согреть тебя, раз уж Господь дал тебе ума не больше, чем индейке, и ты сидишь здесь на холоде вместо того, чтобы греться в доме у камина.

У Ройса была удивительная способность заставлять Аннабель смеяться. Ей было смешно даже сейчас, когда дрожь пробирала ее до костей. О Господи, он в целости и сохранности и излучает тепло. Но он спокоен, в то время как ее сердце готово выпрыгнуть из груди. Нет, она не позволит ему сделать с ней это опять. Аннабель оттолкнула Ройса и отодвинулась от него.

– А я думал, что мы друзья, – лениво протянул он.

– Меня не интересует, о чем вы думали, майор. – Аннабель встала и бросила шинель ему на колени. – Извините, но у меня есть работа.

Ройс вскочил на ноги и схватил девушку за запястье.

– Я увезу тебя домой. Именно там твое место. Мужчины воюют, а женщины сидят дома.

– Война! Я сегодня стояла на холме и видела, как солдаты падали, словно кегли, а какой-то умник назвал это зрелище великолепным! Великолепным! – Девушка наклонила голову и махнула рукой. – Внутри этих зданий находятся раненые, окровавленные люди, некоторые из них почти дети. Многие умирают, и это не великолепно. Возможно, я слабовольная женщина, недостаточно сильная для того, чтобы принимать участие в вашей кровавой бойне, но, скажу вам, сэр, я достаточно сильна, чтобы подобрать то, что вы оставляете за собой. Тысячи женщин встают рано утром и разгребают то, что натворили вы, мужчины. Не понимаю, кому нужна эта война, и никогда не пойму, но вашим мужским приказам подчиняться не стану. Когда сочту нужным, тогда и уеду домой.

Воцарилась напряженная тишина. Аннабель поднесла руку к лицу и с удивлением обнаружила, что щеки мокры от слез.

Ройс вынул из кармана носовой платок и протянул Аннабель, но та не взяла его.

Солдат, сидевший у ее ног, первым нарушил тишину.

– Они здесь, мэм… – произнес он без всяких эмоций.

Аннабель медленно повернулась и посмотрела на него:

– Что?

– Они здесь, потому что янки здесь. Мы должны победить их.

Аннабель подумала, что это и есть ответ на ее вопрос, кому нужна эта война…

Мужчины, которые рвались в бой сегодня утром, стояли теперь, опустив головы, теребя перепачканные шляпы и ковыряя мысками ботинок землю, как нашкодившие мальчишки.

– Примите мои извинения, джентльмены. У меня был трудный день, – сказала она.

– Черт возьми, мисс Холстон, – медленно произнес поджарый солдат. – Моя жена никогда не ругается так вежливо.

Кто-то засмеялся, и напряжение было сломлено. Не глядя на Ройса, Аннабель перешагнула через бревно и направилась к конюшне. Он догнал ее.

– Я увезу тебя домой, пока ты совсем не обессилела, – произнес Ройс, и Аннабель поняла, что это приказ. Казалось, воздух между ними вибрировал, словно натянутые струны скрипки.

– Там лежит мальчик немногим старше Бо. Он… он умирает, и я обещала ему… – Голос ее дрогнул, она судорожно сглотнула, но глаз не отвела. – Пейтон прислал Кларенса. Он поможет с похоронами. Вы не нужны мне, майор.

Аннабель слышала, как Ройс вобрал в легкие воздух и медленно выпустил его обратно.

– Как зовут его мать? – спросила Аннабель у Уинстона.

– Миссис Элма Рид. Уоррентон.

Аннабель подавила тяжелый вздох.

– У меня есть родственники поблизости, и я передам ей Библию лично.

– Он был бы рад.

Аннабель обнимала безжизненное тело Чарли и не могла от него оторваться. Потом дотронулась до здорового плеча Уинстона.

– Мы поместим вас в дом. Там есть свободный матрас.

Аннабель устало откинула с лица волосы и пошла искать санитаров. Вскоре Уинстона перенесли в дом. Прислонившись к стене, девушка наблюдала, как тело Чарли положили на носилки и понесли к двери. Потом закрыла глаза, не в силах пошевелиться и ощущая в душе холодную мучительную печаль.

– Вас ждут снаружи, чтобы увезти домой, – сообщил доктор Стрингер.

Аннабель оглядела конюшню, разрываясь между желанием остаться и потребностью убежать из этой обители страдания хотя бы на несколько часов.

– А вы не уходите?

– Нет, – ответил доктор. – Когда станет невмоготу, я найду палатку, бутылку и напьюсь до беспамятства до следующей битвы. Скоро рассвет, мисс Холстон, вы и так достаточно сделали. Поезжайте домой, отдохните немного и благодарите Господа, потому что все могло быть гораздо хуже.

– Великолепная победа, – прошептала Аннабель.

– Великолепная, – вздохнул доктор.

Аннабель смотрела, как он пошел вдоль рядов раненых, устало опустив плечи, и подумала, что именно такие, как он, и есть настоящие герои. Вздохнув, Аннабель подняла свой плащ и укрыла им стонущего, полураздетого солдата, даже не заметившего, что она склонилась над ним. Затем она взяла ранец Чарли, перекинула через плечо и распахнула дверь конюшни.

И тут она увидела Ройса. Накинутая на широкие плечи шинель ниспадала элегантными складками. Аннабель огляделась в поисках Кларенса и быстро повернула назад, подальше Ройса. Услышав за спиной топот его ботинок, она ускорила шаг.

– Аннабель!

Девушка бросилась бежать и спряталась в беседке, скрытой засохшими ветвями роз. Ее юбка зацепилась за сухие шипы. Аннабель дернулась и услышала треск рвущейся шертяной ткани. Ройс схватил Аннабель за руку. Она попыталась вырваться, но силы были неравными.

– Энни, черт бы тебя побрал, я не собираюсь посягать на твою добродетель, – произнес Ройс, но Аннабель продолжала вырываться.

Ройс отпустил ее руку, грубо схватил за плечи, и она оказалась с ним лицом к лицу.

В полном изнеможении она уронила голову ему на грудь, он обнял ее своими горячими ладонями.

– Кларенс. Где Кларенс? – хрипло спросила она.

– Я отослал его домой несколько часов назад, чтобы какой-нибудь интендант не выследил его и не завербовал на военную службу. Ты смеешься?

Аннабель действительно смеялась. Она была близка к истерике.

– Переживай лучше за лошадей, за овец, на худой конец сушеный окорок, а о Кларенсе не беспокойся. Он теперь свободен, – вымолвила она, уткнувшись в золоченые пуговицы шинели Ройса. – Если они пройдут проверку у Пейтона, он подпишет бумаги.

– Черт бы меня побрал, – пробормотал Ройс.

Аннабель отступила на шаг, и Ройс отпустил ее. Девушка посмотрела на свои красные обветренные руки, недоумевая, куда подевались ее перчатки. Она спрятала руки в складках платья и принялась изучать грязные разводы на ботинках Ройса. Пряди волос упали ей на лицо.

Аннабель потерла сухие воспаленные глаза и посмотрела на сереющее небо. Ройс не сводил с нее глаз.

Совсем не так Аннабель представляла себе эту встречу. Она мечтала о том, чтобы Ройс зашел в ярко освещенный зал и увидел ее, танцующую в объятиях другого мужчины. Ее волосы тщательно уложены, руки белые и гладкие, а платье элегантное. Ведет она себя высокомерно, как настоящая леди. Несколькими ироничными фразами ставит его на место и, несмотря на его рост, взирает на него сверху вниз.

Аннабель заставила себя взглянуть Ройсу в глаза. Складки в уголках его рта стали глубже, и неожиданно лицо озарила ослепительная улыбка.

– Смертельно рискуя своей мужественностью, гордостью и сомнительной репутацией непобедимого среди прекрасных цветков нашего Юга, я готов сопроводить леди домой. Леди готова ехать?

У Аннабель снова начался приступ тошноты, все поплыло перед глазами. Ройс обнял ее, и девушка прильнула к нему.

– Думаю, леди готова, – тихо произнес Ройс.

* * *

Они скакали в густом, словно луковый суп, тумане, как и предыдущим утром. Только теперь он казался еще гуще, потому что солнце взошло позднее. Аннабель казалось, что она никогда не согреется и не обретет способности здраво мыслить.

Она крепко держала поводья из жесткой кожи, уши болели от пронзительного свиста северо-восточного ветра, а дрожь невозможно было унять. Аннабель казалось, что они никогда не доедут до дома: Ройс выбирал окольные пути и не пропускал ни одной потайной тропинки, которые, видимо, знал с детства. Уже за одно это его можно было возненавидеть.

– Н-не могли бы мы п-поехать к-коротким путем?

– Пикеты нервничают, поэтому стреляют без предупреждения и только потом задают вопросы.

Девушке не хотелось думать о Ройсе Кинкейде, раненых солдатах, нервных пикетах и своих зубах, выбивающих дробь.

– Ехали бы вдвоем на моем коне, было бы теплее.

– М-мне н-не холодно.

Краем глаза Аннабель уловила какое-то движение. Это Ройс натянул шляпу на глаза и опустил голову. Она готова была поклясться, что он улыбается, и ей захотелось влепить ему пощечину. Вскоре Аннабель услышала душераздирающие крики, глухие стоны, вопли. Даже конь испугался и, запрокинув голову, шарахнулся в сторону, едва не сбросив Аннабель на землю.

К счастью, Ройс успел схватить коня за уздечку. Аннабель представила себе солдат в голубой форме, лежавших в крови грязи вдоль Санкен-роуд, которым даже некому было подать воды.

– Но они ведь не останутся здесь лежать? – с замиранием сердца спросила Аннабель.

– Они будут лежать здесь вместе с мертвыми до тех пор, пока противная сторона не попросит перемирия для захоронения своих убитых. Хотя был приказ начинать еще одну атаку в четыре часа утра.

Аннабель ушам своим не верила, Ройс говорил об этом совершенно спокойно.

– Они умрут, прежде чем подоспеет помощь.

– Счастливчики.

Нервы Аннабель были на пределе. Она попробовала спешиться, но свалилась на землю, потеряв равновесие, и теперь цеплялась за мерзлую землю, пытаясь подняться. По стуку копыт, раздавшемуся рядом с ее головой, девушка поняла, что мерин, должно быть, снова испугался. Аннабель почувствовала, как ее выворачивает наизнанку, и едва не потеряла сознания.

Ройсу не удалось схватить мерина под уздцы, потому что он никак не мог справиться с собственным конем. На какое-то мгновение Ройса охватил леденящий ужас – ему показалось, что еще немного и вставший на дыбы Аякс размозжит копытами голову девушки.

Ройс успокоил коня и спешился, услышав, как конь Аннабель продирается сквозь ветви где-то впереди в густом тумане. Он мог лишь надеяться, что дорогостоящий конь вернется в «Излучину», прежде чем его обнаружит какой-нибудь лишившийся собственной лошади кавалерист. Но в данный момент больше всего его волновала женщина, склонившаяся над замерзшей землей и содрогавшаяся от приступов тошноты.

Ройс привязал Аякса к дереву и попытался добыть из своей фляжки воды, чтобы смочить носовой платок. Он засунул фляжку под мышку, стараясь растопить замерзшую воду теплом своего тела, и присел на корточки рядом с девушкой.

При виде Аннабель тогда, в конюшне, он испытал шок, который поразил его, как удар кнута. Один-единственный взгляд на нее перечеркнул восемнадцать месяцев, когда он отрицал свои чувства к ней. Теперь Ройс знал наверняка, что никогда не захочет никакую другую женщину.

Он всячески противился приказам приехать сюда, потом надеялся, что случай сведет его с Аннабель, но не ожидал встретить ее в этом аду – холодной конюшне, битком набитой смертельно раненными и завшивевшими солдатами. Но почему, собственно, это зрелище повергло его в шок? Ведь Аннабель всегда оказывалась в самых неподходящих для нее местах.

Ройс встревожился не на шутку, опасаясь, как бы Аннабель не стала кашлять кровью. Но она наконец встала на колени. Ройс протянул ей влажный платок, и девушка уткнулась в него лицом.

– С тобой все в порядке? – спросил Ройс, понимая, что не мог задать в сложившейся ситуации более дурацкого вопроса.

Аннабель уронила руки на колени и запрокинула голову.

– Я только что нарушила шестую заповедь пособия для настоящих леди.

– Шестую заповедь пособия для настоящих леди?

Девушка все еще дрожала.

– Она гласит, что настоящая леди может упасть в обморок перед джентльменом, главное, чтобы ее не стошнило и она не испортила ему одежду.

– Ну, ты лишь слегка нарушила эту заповедь, дорогая, Я бессердечен, бездушен, у меня отвратительная репутация. Но это была очень хорошая шинель. – Ройс подал девушке фляжку. – Сделай пару глотков, не больше, иначе тебя снова стошнит, – предупредил он.

Аннабель сполоснула лицо и руки, выпила немного воды и отдала Ройсу фляжку. Серый туман клубился вокруг них, словно тонкий саван, а издалека все еще доносились стоны. Аннабель сидела на промерзшей земле, дрожа как осиновый лист. Ройс выпрямился, подошел к коню и убрал фляжку. Когда через несколько минут Ройс обернулся, она уже была на ногах.

Его шинель свисала с ее худеньких плеч и почти касалась земли. Полы шинели распахнулись от ветра, и взору Ройса открылось измятое голубое платье в пятнах крови. Пряди влажных, спутанных волос обрамляли ее лицо. Оно было пепельным, как окутавший их туман. Мертвенно-бледные губы девушки дрожали.

– Энни! – Ройс поднял руки. – Святый Боже, Аннабель…

Аннабель попятилась, качая головой, но, встретившись со взглядом Ройса, остановилась. Ее глаза округлились и стали темными, словно две глубокие бурные реки, и Ройс почувствовал, что тонет в них. Он обхватил ладонями ее лицо и опустил голову.

Аннабель рванулась с такой силой, что едва не упала. У Ройса перехватило дыхание, потом он задышал шумно и прерывисто. Милостивый Боже, если бы он послушался своего тела, то взял бы ее прямо здесь, больную и беззащитную, на жесткой холодной земле.

– Садись на коня.

Грудь Аннабель приподнялась, когда она сделала глубокий вдох.

– Лучше я пойду пешком.

– Садись на этого чертова коня, или я перекину тебя через седло!

Аннабель пристально посмотрела на Ройса:

– Я не смогу снова пройти через это, Кинкейд.

Ройс смотрел в ее глаза и видел в них чего-то, чего не выразишь словами и чего он не понимал. Но он знал; что заглянул в ее душу и никогда в жизни этого не забудет. Любовь – слово для лицемеров, чтобы оправдать свое прелюбодеяние до тех пор, пока одна из сторон не устанет от игры. Он знал это в отличие от Аннабель. Но он страстно желал ее, и это причиняло ему боль. Ройс подхватил девушку, но она напряглась и уперлась в его грудь руками.

– Я всего лишь хочу отвезти тебя домой, – тихо произнес Ройс, ощутив легкое прикосновение ее волос к его шее, когда Аннабель наконец затихла.

Ройс помог ей сесть в седло, отвязал коня, вскочил на него позади Аннабель и потянулся, чтобы взяться за поводья. Аннабель наконец перестала дрожать. Стонущие раненые остались позади, и вскоре в тишине слышен был лишь стук копыт и звон капель, падающих с ветвей.

– Ты давно вернулся? – тихо спросила Аннабель.

– Здесь я уже два дня, а до этого был три дня в Порт-Ройял.

– Ты собирался приехать в «Излучину»?

В голосе Аннабель звучало напряжение, и Ройс понимал ее. Но лгать ей он не мог, слишком многим он был обязан этой храброй женщине.

– Я воюю, Энни. И у меня нет ни времени, ни желания участвовать в теплых семейных встречах.

Она вздохнула и не произнесла больше ни слова. Ройс даже подумал, что Аннабель уснула, и старался не разбудить ее. Но как только впереди появилась «Излучина», девушка пошевелилась, и он понял, что Аннабель не спала.

Из окон первого этажа лился свет, а над передней дверью горел фонарь. Не успел Ройс спешиться, как дверь распахнулась. Он ожидал увидеть Пейтона, но в галерее показался Джулз, сопровождаемый чернокожей женщиной, которую Ройс не сразу узнал. Это была Пэтси. Он почувствовал, как Аннабель напряглась, и вскоре понял почему.

– Как вы могли, маленькая мисси, остаться в лагере на всю ночь? – проворчал Джулз, когда Ройс спешился.

– Миз Энни, чего я только не делала, но я всего лишь черномазая служанка, и белые господа не стали меня слушать. У миз Августы добрые намерения, но она с ума сходит от беспокойства за массу Гордона. Вы ведь знаете, какой она бывает, когда все идет не так, как нужно. А ведь все пошло не так, как нужно, с тех самых пор, как вы уехали вчера с массой Пейтоном, а когда масса Пейтон вернулся, то помочь ничем не смог.

Аннабель на мгновение прикрыла глаза, а потом с улыбкой посмотрела на Ройса:

– Я знаю, что тебе нужно воевать, но, быть может, ты все же зайдешь на минутку? Выпьешь чашечку кофе и возьмешь с собой какой-нибудь еды. А может, даже познакомишься со своим племянником?

Его ждали солдаты, да и бой должен был начаться, как только поднимется туман. К тому же менее всего ему хотелось заходить в этот дом. Он слышал, как Пэтси спорила с Джулзом, и понял, что «Излучина», как и остальные отдаленные поместья, переполнена беженцами.

– Когда ты спала в последний раз? – спросил Ройс, внезапно осознав, какой тяжелый груз несла на своих плечах Аннабель.

Он как сейчас видел ее маленькое тело на грязной дороге, содрогающееся от тошноты, вызванной изнеможением. Девушка пожала плечами и направилась к лестнице. Ройс последовал за ней, потому что не мог оставить ее в эту минуту.

Она взяла Джулза под руку и, похлопывая по ней, обратилась к Пэтси:

– Через несколько минут мы все уладим, а пока не могла бы ты подать майору Кинкейду кофе и приготовить для него галеты?

Пэтси опередила Аннабель, громко фыркая, а та, не обращая внимания на недовольство служанки, переключила внимание на Джулза.

– Со мной все в порядке. А оставалась я так долго потому, что там был один солдат, который напомнил мне Бо… – Она повернулась так быстро, что Ройс едва не налетел на нее: – Ранец Чарли, – вспомнила она. – Я обещала ему послать его матери Библию.

Ройс поймал девушку за руку.

– Джулз позаботится об этом.

Он провел ее через дверь, а Джулз отправился за ранцем. Тут навстречу им выбежала жена Гордона. Похоже, у них появилась еще одна проблема: семья Саттеров расположилась лагерем в столовой. Внимание Ройса отвлекла Пэтси, сунувшая ему в руку кружку с каким-то горячим напитком, а потом присоединилась к Августе. Аннабель стояла к нему спиной, но Ройс заметил, как она в полном изнеможении провела ладонью по лбу.

– Достаточно! – произнес он своим командным голосом, и в комнате мгновенно воцарилась тишина.

Аннабель сбросила с плеч шинель Ройса и передала Пэтси. Августа в ужасе закрыла рот рукой, выдохнув:

– Энни!

Джулз ошеломленно застыл на месте. Даже у Ройса замерло сердце.

Аннабель смущенно отряхнула подол платья.

– Могу себе представить, какой у меня вид… – Голос ее дрогнул. Она сжала руку Пэтси и виновато посмотрела на Августу: – Позволь мне сначала переодеться, Гасси.

Платье Аннабель было все в грязи и разорвано, но Ройс не замечал этого. Аннабель была в полном изнеможении, под глазами пролегли темные тени. Девушку по-прежнему била дрожь, и Ройс опасался, что она сейчас потеряет сознание.

– Пойди переоденься, – обратился он к ней. – Пэтси поднимется к тебе через минуту.

Аннабель не ступила и пары шагов, как покачнулась, едва не упав.

Ройс успел подхватить ее и осторожно понес по лестнице.

 

Глава 16

Ройс вошел в палатку, бросил на кровать шляпу и потяну лея, чтобы размять затекшую от долгого сидения в седле спину. В душе царила пустота.

Он терпеть не мог передвигаться с неповоротливой армией или стоять на месте, как это было в последнее время. Его люди очень отличались от пехоты. Эти быстрые как молния всадники обычно совершали свои налеты под покровом ночи и, как правило, делали это весьма успешно, используя момент внезапности. Во время битвы при Фредериксберге Ройса просто поражала глупость вражеских военачальников.

Сегодня боя не было. Весь день две армии, разделенные равниной, наблюдали друг за другом, только выстрелы пикетчиков изредка нарушали тишину. Ройс услышал, как в палатку кто-то вошел, и выпрямился.

– Сэр, я принес ваш обед. Капитан Дешилдс вернулся, – сообщил Уильям.

– Спасибо, сержант. – Ройс поставил тарелку на стол и даже не взглянул на нее. Это была стандартная армейская еда – соус и сухие галеты. – Пригласите Джона сюда и позаботьтесь о его лошади.

Не притронувшись к еде, Ройс взял кружку с кофе и сделал большой глоток. Дверь снова открылась, и появился Джон, принеся с собой струю влажного холодного воздуха. Ройс повернул голову и невольно улыбнулся.

– Ты что, валялся в грязи? – спросил он.

– Валяться в грязи бессмысленно, – ответил он, бросив украшенную перьями шляпу рядом со шляпой Ройса. – Нарвался на пару пикетов и добыл еще немного информации, однако она нам уже известна. Ешь свой обед, не то остынет.

– Мне всегда в тебе нравилось, капитан Дешилдс, что ты никогда не забываешь о настоящих ценностях.

Ройс и Дешилдс вместе служили в Техасе. Дешилдс закончил Военный институт Виргинии, Ройс – Военную академию Вест-Пойнт, но у них были схожие точки зрения на военную службу. Обоим импонировала тактика ведения войны, применяемая индейцами, однако командующие крупными армиями в ней ничего не смыслили.

За эти годы Ройс и Дешилдс еще больше сблизились и без слов понимали друг друга. Ройс знал, что мог доверить Дешилдсу не только свою жизнь, но и более важные вещи – свое подразделение и еще нечто неуловимое, чего он не мог определить и что видел в Аннабель.

Он представил себе лицо девушки и каждый изгиб ее тела, словно держал ее в объятиях, но постарался прогнать видение. Он будет думать о ней позже, когда выполнит все служебные обязанности. Ройс знал, что будет думать об Аннабель, не сможет не думать.

Он указал Джону на импровизированный стол, сколоченный из старой двери, распиленной пополам, и кольев, выломанных из ограды. Это сооружение служило одновременно обеденным и письменным столом.

– Ешь и рассказывай, а потом отправимся в штаб.

Ройс сел за стол напротив Дешилдса и слушал его доклад, а тот жевал и говорил. Наконец Дешилдс провел сухой галетой по тарелке, собрав с нее остатки густого соуса, и откинулся на стуле.

– Мы зря теряем здесь время, – сказал он. – Вести разведку могли бы и люди Стюарта. Необходимо вернуться на север, нанести удары по обозам с провизией и заставить Линкольна засомневаться в успешном исходе атаки Вашингтона.

Ройс подался вперед, поставив локти на колени. Он чувствовал себя так, словно стоял спиной к плотине, пытаясь задержать поток воды, затыкая пальцами неумолимо расширяющиеся щели.

– Еще одна бесполезная победа, – тихо произнес он. – Если так пойдет и дальше, Линкольн возомнит себя боевым генералом, и северяне победят благодаря своей численности.

– Не все еще потеряно. Не исключено, что нам удастся некоторое время сдерживать их, возможно, Англия и Франция вступят в войну, а северянам так надоест бессмысленная бойня наподобие вчерашней, что они испугаются и просто отпустят нас.

– Скорее последнее, чем первое. Англия не станет ввязываться в войну, потому что ей претит рабство, а король Луи не станет воевать без Англии. Он положил глаз на Мексику. – Ройс провел пальцами по волосам. Снаружи доносились голоса людей, располагающихся биваком. Еще одна потерянная ночь. – Наши войска на западе, Шерман и Грант…

– Ты не понял своего истинного призвания, Ройс. Тебе следовало заняться политикой – с твоей-то дальновидностью.

– Дьявол, мне следовало стать плантатором. – Ройс откинулся на стуле и улыбнулся Джону. – Ну что ж, а теперь давай попытаемся уговорить генерала разрешить нашему отряду возобновить боевые действия.

Дождь прекратился. Ройс постоял с минуту, рассеянно похлопывая перчатками по ладони. Старик выглядел сегодня слишком усталым. Однако усталость не ослабила его вежливой, но твердой решимости. Ройс подошел к костру, где Джон ждал его вместе с помощником Ли – Тейлором. Тейлор извинился и скрылся в палатке, из которой только что вышел Ройс.

– Что он сказал? – спросил Джон, когда они остались.

Ройс протянул руки к огню, но, вдохнув горького дыма, тут же отошел от костра.

– Мы разобьем наше подразделение на две части. Если Бернсайд не предпримет завтра никаких действий, ты вернешься в горы с двумя отрядами, а я останусь здесь.

Он хотел было выругаться, но предоставил эту возможность Джону и, переждав волну богохульств, продолжил:

– Но ты должен быть готов вернуться, если здесь произойдут какие-нибудь события. Впрочем, мы оба знаем, что этого не случится.

– Он сказал почему?

– С каких это пор скромные майоры задают вопросы генералам?

– А с каких это пор ты подчиняешься армейским законам?

Ройс не обратил внимания на шутку Джона и устремил взгляд на огонь. Генерал ответил, и его ответ не был лишен смысла. При других обстоятельствах он был бы рад новому заданию, но оно таило в себе опасность, к которой федеральная армия не имела никакого отношения. Каждой клеточкой своего тела Ройс чувствовал надвигающуюся грозу, но не знал, как долго сможет держать свои эмоции под контролем.

Черт бы побрал Пейтона и его сводничество. Черт бы побрал тупого генерала-северянина, сидящего со своей армией на берегу реки Раппаханок, и непреклонного старика в палатке за его спиной. Но проклинать он мог лишь самого себя.

– Надолго ты здесь застрянешь?

Вопрос Джона вывел Ройса из раздумий.

– До тех пор, пока не выяснятся планы Бернсайда. Может быть, на неделю, может, на месяц, – ответил Ройс, натягивая перчатки. – Впрочем, это не так уж плохо. Я попытаюсь уговорить старика отделить нас от войск Джексона, чтобы мы смогли совершать рейды самостоятельно. Акуа и Фалмут вполне подходят для этой цели.

Джон хлопнул Ройса по спине своей тяжелой рукой.

– Сначала ты вызвал у меня жалость, а теперь – зависть. Ты потанцуешь с новыми молодыми леди и совершишь налет на главный продовольственный склад северян. А Рождество отпразднуешь дома.

Ройс хотел возразить Джону, но тут заметил спешащего к ним Тейлора. – Генерал Ли хочет поговорить с вами, прежде чем вы уедете, – сообщил Тейлор.

Удивленный Ройс повернулся и, заметив, что рука Джона взметнулась в приветственном жесте, тоже отдал честь. Генерал армии северной Виргинии приложил руку к козырьку, после чего кивнул и улыбнулся.

– Давайте пройдемся, майор Кинкейд, – предложил генерал Ли.

И они направились к вершине холма.

– Оставайтесь здесь, вы знаете эту землю не хуже любого солдата моей армии, – сказал Ли. – Надеюсь, вы меня понимаете?

– Я солдат и отправлюсь гуда, куда прикажут, – ответил Ройс.

Когда они дошли до вершины, Ли остановился. Ройсу ничего не оставалось, как сделать то же самое.

Луна выплыла из-за облаков и теперь освещала раскинувшуюся перед ними равнину. Это был наблюдательный пункт, возможно, самый лучший из тех, которые штабу армии когда-либо удавалось найти. Их собственные батареи простирались, насколько хватало глаз. До слуха Ройса доносились редкие выстрелы, производимые с подножия холма, расположенного по левую руку. Пикеты, патрулирующие Санкен-роуд, открывали огонь, заслышав малейший шорох, в надежде пополнить число убитых еще одним северянином в голубом мундире.

– В этом бою мы потеряли двух генералов – Кобба и Грегга, – произнес Ли. – Они были отличными солдатами, отличными командирами. Не знаю, кем их заменить…

Ройс вдруг пожалел, что согласился прогуляться с генералом.

– Сэр, мы уже говорили об этом.

– Вам не стоило отклонять предлагаемые вам звания. – Ли по-прежнему говорил тихо, но Ройс уловил в его голосе гневные нотки. – Я мог бы использовать вас в качестве бригадира. Вы нужны вашей стране, майор Кинкейд, и я не могу понять вашего упрямства.

– Я кавалерист, сэр. У вас уже есть прекрасные бригадиры под началом Стюарта. Я вам здесь не нужен.

Он скорее почувствовал, чем услышал, как Ли вздохнул:

– Ваше звание не позволяет мне поставить вас во главе большего подразделения, но, должен сказать, вы попусту растрачиваете свои таланты. Вы по натуре командир и должны командовать.

– Мое подразделение действует эффективно, потому что оно маленькое. Мы наносим удары сразу в нескольких местах, быстро и решительно. Враг не может найти нас, чтобы дать отпор. Мне не важны звания, мне важен результат.

– Мне следовало назначить вас командиром бригады Макси Грегга уже сегодня. Я знаю, что президент одобрит это назначение.

– Это пехота, генерал. Я служил под вашим началом в Техасе, и вы знаете, что пользы от меня было мало.

Ли скрестил руки за спиной и, казалось, внимательно смотрел на тени, отбрасываемые на землю плывущими по небу облаками.

Ройс окинул взглядом равнину, не переставая удивляться, что какой-то генерал мог оказаться настолько недальновидным, чтобы бросить своих солдат на такую позицию. Всего за несколько часов северяне потеряли более десяти тысяч человек. И это, по мнению Ройса, было не просто самое кровопролитное сражение за время войны, это было настоящее побоище.

Возможно, Джон был прав и они действительно выиграют эту войну, когда северяне, устав читать списки убитых, раненых и пропавших без вести, проголосуют против правящих политиков и заменят их другими. До его слуха донесся звук – глухой удар, когда Ли трижды ударил кулаком по ладони. После этого его руки бессильно повисли вдоль тела.

– Надеюсь, майор, наступит день, когда вы все же займете более высокую должность.

– В этом случае, сэр, я сделаю все, что от меня потребуется.

Ли и Ройс повернулись и направились к дымному костру, находились еще несколько человек. Ройс узнал среди них Лонгстрита и Джексона. Он догадался, что они собрались на военный совет, и хотел покинуть эту сторону холма, прежде чем совет начнется. Умный солдат знает, когда отступить.

– Я видел вашего отца, – как бы между прочим заметил генерал. – Он хорошо выглядит.

Резкая смена темы разговора застала Ройса врасплох. Он догадался, что Ли посещал «Излучину» несколько раз за прошедший месяц.

– У меня не было возможности увидеться с ним, – сказал Ройс.

Ли остановился и по-отечески посмотрел на него:

– Я говорю как друг вашей семьи, а не как командир. Раз уж вы здесь, отправляйтесь в «Излучину», Ройс. Не важно, что было в прошлом, это поместье по-прежнему ваше будущее.

«Мой рай и мой ад», – подумал Ройс.

Ночное небо прорезала багровая полоса. Ройс напрягся, ожидая услышать вой артиллерийских снарядов, однако ничто не нарушило тишины, а потом на небе появилась переливающаяся зеленая лента.

Раздались возгласы и веселый свист. Величественное небо объединило на некоторое время повстанцев и янки. Огненно-желтые пики и кроваво-красные полосы образовали золотисто-зеленые гирлянды. Кое-где в небе поднимались жемчужно-белые колонны, и все это великолепие отражалось в снежных островках на равнине внизу.

– Полярное сияние, – удивился Ройс. – Никогда не видел его в этих местах.

Помолчав, Ли произнес:

– Кое-кто может принять это за знак свыше. Выглядит так, словно Господь отдает дань памяти умершим.

– Чьим умершим, сэр? Нашим или наших противников?

– А разве они не все наши, майор Кинкейд?

* * *

Почти весь снег растаял, а когда дождь смыл его остатки, земля превратилась в скользкое месиво. Однако игре в покер это нисколько не помешало. Парни все еще пытались научить юного Калеба Гири искусству этой игры. Калеб был чертовски хорошим бойцом, но хорошим игроком ему, видимо, не суждено было стать. Солдаты расстелили на земле подле костра одеяло, повесили на ветку дерева фонарь и расположились кружком. Сумерки сгущались, но вокруг было много костров. В лагере царила непривычная тишина, которую нарушал лишь жалобный плач губной гармоники.

Ройс сидел, прислонившись спиной к дереву, и наблюдал за происходящим. У него не было сегодня желания присоединяться к игрокам. Ему просто хотелось посидеть в темноте, греясь у костра. В полном одиночестве.

Они расположились лагерем во фланге, которым командовал Стюарт, и Ройс счел необходимым найти Гордока, чтобы удостовериться, что его брат вышел из боя целым и невредимым, и это был единственный светлый момент за прошедшие две недели. Вчера день снова начался густым туманом, и разведчики, сделавшие вылазку перед рассветом, сообщили лишь, что янки отошли за реку, уничтожив за собой понтонные мосты. С их стороны это был весьма мудрый шаг. Ройс знал, что не он один чувствовал себя в эту ночь убийцей.

За четыре дня оккупации исторический колониальный Фредериксберг был полностью разграблен. Ройс видел его, слышал, вдыхал его запах, словно сам был там. От большинства домов остались лишь груды камней. Повсюду валялась поломанная мебель, в спешке выброшенная из окон. Целые библиотеки книг были втоптаны в грязь вперемешку с осколками драгоценных фарфоровых сервизов. Под ногами хрустело битое стекло. Запасы на зиму брошены в грязь и растоптаны. Даже пианино были вынесены на улицу и служили кормушками для лошадей.

– Ты не играешь сегодня?

Ройс увидел стоявшего рядом Дешилдса, чей отъезд был отложен еще на один день, чтобы выяснить, какую помощь можно оказать гражданскому населению, возвращающемуся в свои полуразрушенные, разграбленные дома.

– Нет.

Джон провел пальцем по усам и опустился на землю рядом с Ройсом.

– После сегодняшнего дня начнется совсем другая война, – тихо произнес он.

– Дьявол, ты совершенно прав! Безграмотные головорезы! «Излучина» уцелела. На этот раз. А что случится потом?

Какие ужасы сотворят голубые мундиры с беззащитными женщинами и детьми, когда в следующий раз окажутся в этих местах? Что будет с поместьем, с Энни? Ведь на ее хрупких плечах и без того лежал непосильный груз.

Маленькая, худенькая, непокорная Энни. Ну почему он никак не мог выбросить ее из головы?

В темноте загорелся красноватый огонек, сопровождаемый облачком дыма, – Джон зажег сигарету. Ройс тоже собрался закурить, но ему не хотелось делать лишних движений. Он охотно пошел бы в свою палатку и напился до бесчувствия, но ему нужна была утром ясная голова.

– Если бы я оказался так близко к дому, как ты, то уж наверняка не стал бы сидеть здесь в грязи. – Джон снова затянулся и выпустил еще одно облачко дыма.

По запаху Ройс узнал превосходный виргинский табак.

– Я не ты, а «Излучина» не мой дом.

– Какой-то раздражительный ты сегодня.

– А тебе кто-нибудь говорил, что ты как заноза в заднице?

– Заноза, но не в твоей заднице. – Джон облокотился о дерево и нахлобучил шляпу на глаза. – Поезжай домой, Ройс. Тебе сразу станет легче, когда увидишь, что там все в порядке.

«Она там», – подумал Ройс и снова вспомнил Аннабель, сидевшую в этой проклятой конюшне, похожую на настоящего ангела. Господи, а может, ее там уже нет, может, она умерла? Страх за нее поселился в его душе два дня назад и с тех пор не давал ему покоя.

Ройс встал и потянулся, стараясь ничем не выдавать своего волнения. Со стороны костра раздался громкий смех – Калеб снова пытался блефовать.

– Если закончил проигрывать спички, сынок, оседлай моего коня, – сказал Ройс.

Джон скрестил руки на груди.

– Собираешься в разведку? – тихо спросил он.

– Бездельники напились.

– Точно, – пробормотал Джон.

 

Глава 17

По аллее скакал всадник, копыта его коня шлепали по разбитой дороге. Всадник миновал голые дубы, остановился и сдвинул шляпу на затылок. В течение нескольких минут он неподвижно сидел на коне, а потом, дернув поводья, затем медленно двинулся вперед.

«На этот раз маленький черный мальчик не выбежит встречать массу», – подумал Кларенс. Руфус, как и многие другие, покинул поместье и отправился за реку в обетованную землю. Кларенс слышал, как рабы разговаривали, прежде чем убежать. Они мечтали о свободе, а он очень боялся за них. Белые господа на той стороне реки пили пахту из фарфоровых чашек, в то время как босоногие негры подносили им медовые печенья.

Кларенс увидел, как Ройс спешился. Наклон его головы говорил о его уязвимости, и Кларенс вспомнил мальчика, который лежал на полу заброшенной сторожки, с залитым слезами лицом. «Рабство, – подумал негр, – может принимать различные формы, и о некоторых из них не говорят вслух».

Ройс снял шляпу и подошел к галерее. Остановился у лестницы, поставил ногу на верхнюю ступеньку и положил локоть на колено, вертя в руке шляпу. Его задумчивый взгляд был устремлен на двустворчатую входную дверь. Он стоял так несколько минут, и у Кларенса появилась возможность рассмотреть его напряженное чисто выбритое лицо в тусклом свете фонаря.

Хороших хозяев не бывает, но Кларенс с чистой совестью мог назвать Ройса хорошим человеком. Вряд ли это обрадовало бы Ройса, но порой негр чувствовал жалость к нему. Он повсюду таскал за собой свои собственные оковы и бичевал себя за то, в чем вовсе не был виноват.

– Ты не говорил, что Пейтон отдал тебе твои бумаги, – сказал Ройс, не поворачивая головы.

Кларенс улыбнулся. Хороший солдат, хороший разведчик. Ройс знал, что в тени кто-то прячется. Пусть его чутье ему не изменит и поможет выжить в этой проклятой войне.

– Я всегда был свободен. И считал излишним говорить об этом.

Ройс лениво повернул голову и улыбнулся, но улыбка мгновенно исчезла, когда он увидел дуло ружья.

– Ожидаешь неприятностей?

– Да, всякого белого сброда, отставшего от обеих армий.

– Хоть ты и свободен, но ты все равно негр. Это ружье может стать твоим смертным приговором.

Кларенс стал медленно раскачиваться на стуле.

– Здесь никого нет, кроме мальчика, – сказал он, прищурив глаза и наблюдая за Ройсом. Тот напрягся, Кларенс увидел это даже под грубой шерстяной тканью его пальто.

Ройс выпрямился и снова надел шляпу. Он не отрывал тревожного взгляда от лужайки перед домом и изо всех сил старался не смотреть на входную дверь.

– Как мальчик?

– Нормально, растет. Скучает по тебе. Считает, что ты воплощение Иисуса Христа, и сводит всех с ума рассказами, которые читает о тебе в газетах. Собирается поступать в военную академию следующей осенью. Хочет стать солдатом.

– Черт!..

Холодный ветер трепал поля фетровой шляпы Ройса. Он слегка повернул голову и сглотнул.

– А как Аннабель? – Голос его прозвучал тише обычного, словно он боялся услышать ответ.

– Ты же храбрый солдат. Иди и посмотри сам.

Ройс отшатнулся, словно от удара, и лишь тогда Кларенс понял, как сильно встревожен Ройс, если решился войти в дом, который никогда не считал своим.

– Черт возьми, Ройс! – В голосе негра звучали жалость и злость. – Неужели ты думаешь, я не предупредил бы тебя, если бы с твоей женой случилось несчастье? Она просто переутомилась, вот и все. Пейтон настоял, чтобы она несколько дней оставалась в постели, а теперь она пришла в себя и снова стала маленькой отважной мисси.

Ройс еле заметно кивнул и отвернулся. Кларенс знал, что этот прославленный солдат старается избежать боя, в который ему так или иначе придется вступить, и жалость пересилила злость.

Здравомыслящий человек оставил бы этих белых наедине с их проблемами и не стал бы вмешиваться, но Кларенс, очевидно, не был здравомыслящим. «Излучина» – его единственный дом, и Ройс прошел все круги ада, чтобы спасти беспомощного раба. Его чернокожие товарищи могли звать его прихлебателем, продавшимся белому господину. Но Кларенс знал, что он был сам по себе и никогда не являлся чьей-то собственностью. Он чувствовал огромное уважение, даже любовь, к этому гордому белому мужчине, который предпочитал жить в одиночку. Он любил этого несчастного, запутанного своей мачехой так, что до сих пор не мог признаться жене в своих истинных чувствах.

– Ты идешь? – спросил Кларенс.

Ройс снова повернулся. Его руки были сжаты в кулаки.

– Мне нужно сражаться с врагом, черт возьми!

– И со сколькими же врагами одновременно ты сражаешься? Войди в дом, парень, чего ты боишься?

– Я и так причинил много вреда, – с горькой усмешкой произнес Ройс. – Не говори ей, что я приезжал.

Кларенс медленно поднялся и прошел на дальний конец галереи.

– Хотя бы попрощайся с ней.

Ройс вскочил на своего чистокровного серого скакуна и долго смотрел на входную дверь.

– Если я сейчас ее увижу… – Голос его дрогнул. – Если я сейчас увижу ее, Кларенс, я не смогу уехать. Даже ради этой проклятой войны.

* * *

Кларенс не знал, как долго он просидел на холоде, когда услышал, как открылась, а потом снова закрылась дверь. Он ничего не сказал, прислушиваясь к шагам тех же ног, которые ходили по их хижине каждую ночь, а теперь ступали по плитам галереи. Звук этих шагов всегда заставлял его чувствовать себя счастливым. Ведь теперь он мог быть с Пэтси каждую ночь и каждый день, а не только по воскресеньям, как тогда, когда она принадлежала Моултону Джонсону.

За этот подарок Кларенс послал молчаливое «спасибо» одинокому мужчине, удаляющемуся от дома и повернувшемуся спиной к своему собственному благословенному счастью с маленькой отважной женщиной, на которой был женат.

Кларенс повернулся так, чтобы тень скрыла дуло ружья от Пэтси, которая села на ступени рядом с ним. Она вздрогнула и поплотнее запахнула шерстяную шаль на груди.

– Здесь холодно, женщина. Возвращайся обратно.

– Тебе же не холодно сидеть и прятать ружье, рискуя своей цветной шкурой ради того, чтобы защитить белых господ.

«Хватит скрывать от этой женщины свои истинные чувства», – подумал Кларенс, улыбаясь и не обращая внимания на ворчание жены. Он понимал ее недовольство.

– Пейтон скоро вернется с собрания.

Кларенс посмотрел на жену:

– Мальчики спят?

– Софи приглядывает за ними.

– М-м…

Кларенс закрыл глаза и постарался как можно глубже втянуть в себя ароматы жены – запах гвоздики с кухни, прачечной и грудного молока, которым она кормила их новорожденного ребенка. Но сильнее всего был мускусный аромат женщины, готовой заняться с ним любовью прямо сейчас. После разговора с Ройсом Кларенс испытывал необходимость прижать к себе податливое тело Пэтси, чтобы забыть хотя бы на время печаль, которая все еще снедала его.

– Это майора Кинкейда я видела через окно? – тихо спросила Пэтси, и Кларенс с трудом подавил вздох.

– Ведь миз Аннабель не заметила его, правда?

– Нет, она уже легла спать.

«Господи», – подумал Кларенс, а Пэтси тихо засмеялась и сказала:

– Никогда не думала, что кто-то из белых господ может мне понравиться, не говоря уже о том, чтобы испытывать к ним жалость. Ты ведь умный. Скажи, почему мне так жалко эту белую семью?

– Потому что они не так счастливы, как мы с тобой. – Кларенс почувствовал, как располневшая грудь Пэтси скользнула по его руке, когда она придвинулась к нему.

– В тот день, когда майор Кинкейд приехал в «Ивы», чтобы купить меня, – начала Пэтси, – я сильно перепугалась, потому что он сказал, что назад мы пойдем пешком. Я знала, что он может сделать, как только мы окажемся в тенистом местечке. А он всю дорогу просто говорил со мной, что-то рассказывал, и я не заметила, как мы добрались до «Излучины». А потом я повстречала его жену, которая не совсем настоящая его жена и которая не хочет, чтобы кто бы то ни был называл ее миссис Кинкейд. При одном взгляде на нее я поняла, что она не хочет быть хозяйкой рабыни. И так растерялась, что не знала, как себя вести. Хорошо, что ты был рядом.

Два года прошло с тех пор, как Кларенс впервые увидел Пэтси в «Ивах», когда приехал туда чинить кованые чугунные ворота. За восемнадцать месяцев, что они жили как муж и жена, Пэтси родила ему двух здоровых, крепких сыновей. За все это время в их жизни было много интимных моментов и любви, но только теперь она разговаривала с ним так открыто. Его сердце бешено забилось, а к горлу подступил комок.

– Конь, которого он обменял на тебя – Юпитер, – стоит шесть сотен долларов.

Пэтси выпрямилась и внимательно посмотрела на мужа. Он тоже смотрел на нее до тех пор, пока она не спросила годным недоверия голосом:

– Но ведь на эти деньги можно купить пять или шесть рабынь. Почему он это сделал?

– Потому что я попросил его об этом.

– Не понимаю, Кларенс.

– Я и не ожидал, что поймешь. Иногда я и сам этого не понимаю.

Он взял ее за руку и прижался щекой к мягкой ткани ее тюрбана. Похожие на легкое кружево облака бежали по холодному темному небу.

– И поэтому мы остались здесь, в то время как все остальные сбежали за реку? – спросила женщина. Теперь ее голос звучал неуверенно. – Потому что ты обязан массе?

– Нет, любовь моя. Хотя сделал бы это, если бы пришлось. Но Ройсу это не нужно, даже Пейтону не нужно, а мы все равно останемся до тех пор, пока не кончится война, потому что здесь безопаснее для тебя и детей.

– Мы могли бы отправиться на Север, как другие. Не думаю, что белые люди стреляют там друг в друга.

Кларенс помолчал некоторое время, наблюдая, как влажные листья кружатся у его ног, и прислушиваясь к дыханию жены. Ему требовалось время, чтобы подобрать нужные слова и сказать женщине, которую он любил, кое-что о себе.

– Мой прадед был африканцем, – наконец произнес он. – Ма помнит его совсем стариком. Она сказала, что он умер, не переставая горевать об Африке, потому что там жил его народ, но не только поэтому. В Африке он родился, это его земля. – Кларенс тяжело вздохнул. – А эта земля – моя. Я родился здесь, в Виргинии. Могу отправиться на Север и по-прежнему жить в Америке, но там не будет моего народа.

На мгновение Кларенсу показалось, что в свисте ветра он слышит голоса своих предков. – Мой народ создал эту землю. Каждый кирпич, из которого сложены стены этого поместья, сделан их руками, так же, как каждая доска в крыше, каждый глиняный горшок. Они рубили лес, а потом возделывали землю, которую от него очистили. Они поливали эти поля своим потом и потом своих детей. Они молотили пшеницу, ухаживали за скотом и ничего не получали за свой труд. Я должен остаться на этой земле, которую они создали, или умереть, горюя, как мой прадед. Ты можешь это понять?

– Могу, но мне все равно страшно. Я думала, что хочу свободы больше всего на свете. Теперь она здесь, у самого порога, но вместо того, чтобы радоваться, я боюсь обеих армий, боюсь того, что может произойти с нами завтра, или через неделю, или уже после воины.

– В конечном счете, она все равно закончится и Север победит, потому что Бог не допустит, чтобы было по-другому. Когда все закончится, мы возьмем деньги, которые спрятаны в горшке, и я построю нам маленький дом, в части города для цветных. Этих денег нам хватит и на дом, и на небольшую кузницу. Я буду зарабатывать достаточно, а ты можешь оставаться дома и растить детей.

Кларенс повернулся и взял руки Пэтси в свои.

– Это, конечно, нелегко, ведь то, что легко, ничего не стоит. Но если мы отдадим все наши силы борьбе, наши дети будут жить спокойно. Скажи, что ты хочешь этого, Пэтси. Ради нас, ради наших детей.

– О Господи, Кларенс, когда ты так говоришь, я готова поверить во что угодно!

Кларенс тихо засмеялся:

– Иди ко мне, любовь моя. – Он обнял Пэтси.

Женщина положила голову ему на грудь, ощущая тепло его тела.

– А твоего маленького сына, которого продали, мы найдем и выкупим, – сказал Кларенс и спросил: – Ты слышала, что говорят о Селесте, второй жене Пейтона?

Пэтси кивнула:

– Твоя ма назвала ее сукой во время течки.

– Кто бы мог подумать? В первые месяцы Селеста изображала из себя такую милую, добрую хозяйку. Когда Пейтон привел ее в дом, мне было восемь лет, а Ройсу около семи. В те дни Пейтон не много времени проводил дома – он с головой ушел в политику. А Ройс был маленьким брошенным мальчиком, который бродил по этому огромному дому, предоставленный самому себе. Моя ма была его няней. Она клала его в постель, сидела с ним, пока он не заснет, а потом оставляла с Джулзом здесь, в большом доме.

По утрам я часто находил Ройса в своей хижине – он просыпался среди ночи, приходил к нам и ложился спать между ма и па. Он научился говорить на языке негров, потому что много времени проводил среди рабов, учил их читать и писать. Клянусь, ма любила этого маленького белого мальчика не меньше, чем меня. И он очень нуждался в ее любви и заботе. Я понимал это и не ревновал ее к нему.

Пэтси вздохнула:

– Миз Энни как-то сказала мне, что под маской сильного, храброго воина скрывается маленький мальчик, который все еще горюет по своей маме.

Кларенс посмотрел на жену:

– Миз Аннабель так сказала?

Пэтси подняла голову и нежно улыбнулась:

– Она любит его.

– Однажды, если его не убьют на войне, он поймет это. И тогда эта маленькая женщина получит столько любви, что не будет знать, что с ней делать.

– Ох, Кларенс, как я на это надеюсь!

– Итак, тебе нравится эта белая женщина?

– Так уж получилось помимо моей воли, – досадливо пробормотала Пэтси, что заставило Кларенса улыбнуться.

– Это нормально – любить ее. Мы были бы ничуть не лучше белых господ, если бы за цветом кожи не замечали души человека. Я уважаю миз Аннабель точно так же, как свою ма. А это дорогого стоит.

– Не читай мне наставлений, Кларенс, – промолвила Пэтси. – Не ходи вокруг да около. Ты хочешь мне что-то сказать?

– Пытаюсь объяснить тебе, что за отношения связывают нас с Ройсом, но не могу не упомянуть Селесту. – Он помолчал и продолжил: – О ней ходят сплетни, но все было гораздо серьезнее. Даже ма не знает об этом. У Пейтона время от времени возникали проблемы с женой, но он не подозревал, как ужасно она обращалась с его старшим сыном. Только Аннабель об этом ни слова.

– Что же такого сделала Селеста?

– Что сделала эта сука? – с ненавистью выдохнул он.

И Кларенс рассказал жене о том, как Селеста продала отца Клема за реку. Не потому, что Питер, раб, застал ее с каким-то мужчиной, а потому – и это знают все рабы, – что она соблазнила беззащитного чернокожего, чтобы удовлетворить свое любопытство и похоть, а потом решила отделаться от него, когда он ей надоел.

Но самое страшное Кларенс приберег напоследок. То, что произошло в заброшенной сторожке. Тогда Ройс набросился на незнакомца, который, как ему показалось, хочет убить его мачеху, но Селеста лишь рассмеялась и пригрозила обоим, заставив держать рот на замке.

– Мне тогда было девять лет, – сказал Кларенс, когда жена посмотрела на него своими большими темными глазами, полными слез. – Столько же было твоему маленькому сыну, которого продали неизвестно куда, разлучив с матерью. Селеста пригрозила сделать то же самое и со мной. Ройс никогда не упоминал о том, что видел, я тоже молчал, таким образом мы дали ей в руки грозное оружие, о чем по малолетству и неопытности даже не подозревали.

Пэтси сжала руку мужа своими теплыми ладонями.

– Эта тварь изнасиловала тебя?

– Не меня.

– О Господи, Кларенс, своего собственного сына?

– Приемного сына, но ему было всего десять лет, когда это случилось в первый раз. До конца дней не забуду выражения его лица, когда нашел его.

– В первый раз? – спросила Пэтси, но не получила ответа. Она лишь услышала, как Кларенс судорожно сглотнул.

Пэтси принялась водить пальцем по груди мужа, а немного погодя спросила:

– И он ничего не сказал отцу?

– Нет. Мне следовало самому это сделать, раз уж Ройс молчал. Но мы были всего лишь детьми и до смерти боялись этой белой твари.

Он поднял голову и посмотрел на бледный полумесяц, выглянувший из-за туч.

– Ты понимаешь, что это значит, Пэтси? Этот белый мальчик пожертвовал своей свободой ради меня, черного ребенка. Мы с ним все равно что братья, и я не могу оставить его и отправиться на Север.

Пэтси взяла лицо мужа в ладони. Кларенс дышал быстро и прерывисто, боясь, что мучившая его на протяжении стольких лет горечь вырвется наконец наружу и он расплачется прямо на глазах у жены.

– Тише, тише, – тихонько напевала Пэтси. – Ты большой, неповоротливый, мягкосердечный медведь… – Женщина отерла навернувшиеся на глаза слезы шерстяной шалью. – Видишь, ты и меня заставил расплакаться. Конечно, мы останемся. Я все поняла.

Она наклонилась и поцеловала ею. Ее губы были горячими и влажными. Это был поцелуй женщины, сочетавший в себе страсть и все печали мира. А потом инициативу перехватил Кларенс. Поцелуй стал более глубоким, когда он обнял жену, крепко прижав ее к своей мускулистой груди, чтобы каждой своей клеточкой ощутить мягкие изгибы ее тела.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

– Мы очень счастливы, Кларенс.

– Я знал, что ты со временем поймешь меня.

Самодовольный Джонсон обменял ее на бессловесное животное. Кларенс же, чья кожа была намного темнее, а ум намного острее, не продал бы ее ни за какие сокровища мира.

Он посмотрел поверх головы Пэтси на широкие двустворчатые входные двери большого дома. Наверху в темноте в холодной постели лежала одинокая женщина, в то время как всего в нескольких милях отсюда устраивался на ночлег в солдатской брезентовой палатке ее муж.

Кларенс часто задумывался над тем, вспоминал ли Ройс в такие минуты об Аннабель, но сейчас, после встречи с ним, больше не сомневался, что вспоминал.

 

Глава 18

Аннабель завязала последний отрез кружева на ветке и отошла назад, чтобы полюбоваться своей работой. Бо удалось отыскать необыкновенно красивую пушистую елку в стремительно исчезающих лесах «Излучины». Вчера Бо, Пейтон и Кларенс срубили ее и втащили в гостиную, где она и стояла теперь, упираясь в потолок макушкой, увенчанной ангелом из папье-маше. Широкие ветви свисали под тяжестью гирлянд из поджаренной кукурузы и граненого стекла, восковых свечей и украшений из кружевной ленты. Комнату наполнял терпкий аромат хвои.

От этого зрелища Аннабель на мгновение охватило веселье, как это всегда бывало в Рождество. Она подошла к решетчатому окну и отдернула тяжелые темно-красные портьеры. День был свинцово-серым, безветренным и холодным. Низкое небо покрывали темные снеговые тучи, и Аннабель подумала о тех солдатах, которые находились далеко от дома и вынуждены были встречать Рождество, лежа на холодной земле у костров, излучающих недостаточно тепла, чтобы согреться. А она даже не могла снабдить их кольями из быстро исчезающей ограды и скотом.

Вздохнув, она прижалась лбом к холодному стеклу. Услышав шуршание юбок в холле и узнав походку Пэтси, Аннабель виновато выпрямилась, словно совершила какой-то грех, который нужно было скрывать. Не только она чувствовала себя печальной и утомленной в это Рождество, и все же ей было за что благодарить Господа.

Аннабель отошла к камину, засунула полено подальше в огонь, а потом отодвинула гобеленовый каминный экран в сторону, чтобы впустить в комнату побольше тепла. В дымоход ворвался ветер, Аннабель помахала рукой, разгоняя дым, и вернула экран на прежнее место.

Девушка взглянула на часы, стоявшие на каминной полке. Они показывали почти четыре. Все уехали на прием, который устраивал генерал Юэлл, но Аннабель отказалась, сославшись на недомогание, и Пейтон сделал вид, что поверил ей. Он был очень обеспокоен ее здоровьем, и Аннабель почувствовала себя виноватой.

Девушка подняла стеклянный колпак с резного подсвечника и сунула руку в карман в поисках спичек, чтобы зажечь восковую свечу, когда дверь гостиной открылась, и Аннабель обернулась, надеясь увидеть Пэтси.

В дверях стоял Ройс, отвратительно красивый в своем военном мундире. Стеклянный колпак выпал у Аннабель из рук, разбившись на сотни мелких осколков.

– Миссис Кинкейд, – произнес он хорошо поставленным голосом, словно наносил официальный визит, однако на лице его было написано пренебрежение.

Аннабель похолодела, внезапно ощутив желание бежать прочь из этого дома, хоть на край земли, где, возможно, нет войны и темного воина, разбивающего женские сердца. Словно прочитав ее мысли, Ройс захлопнул за собой дверь.

Он перевел взгляд с пола, усыпанного осколками стекла, поблескивающими, словно слезы, на лицо девушки, и его губы изогнулись в насмешливой улыбке. Ройс бросил шляпу на кресло, подошел к серванту с зеркальными дверцами, и Аннабель увидела его отражение.

Ройс налил себе виски, обернулся и облокотился о сервант. Его поза была обманчиво легкомысленной, потому что напряжение сквозило в каждом его движении. Аннабель сглотнула, пытаясь что-то сказать, но язык не повиновался ей.

– Интересный прием состоялся в Белл-Вью, – произнес он в своей привычной манере – лениво и протяжно. Однако тон этот таил в себе опасность. – Генерал имеет к тебе какое-то отношение?

– Да, он сын моего дяди, мой двоюродный брат.

Аннабель поняла, что Ройс приехал с какой-то целью, но с какой – пока не могла догадаться. Лишь ощущала, что он в гневе и гнев этот направлен на нее. Девушка достала из кармана спичку и зажгла свечу, мерцающее пламя прогнало мрак из дальних углов комнаты.

– Очень интересный прием, – повторил Ройс. – Тебе стоило поехать.

– Я боялась встретить там тебя.

Ройс прищелкнул языком и покачал головой:

– Не верю, миссис Кинкейд. У тебя не хватает ума бояться чего-либо.

Пламя свечи отражалось в резном хрустальном бокале в руке Ройса. Он поднял его и вопросительно вскинул бровь. Аннабель покачала головой. Ройс залпом осушил стакан и налил еще виски.

– Я встретил там интересного джентльмена, – возможно, ты уже знакома с ним. Этакий щеголь, весь в кружевах… говорит со странным акцентом. – Он прищурил глаза. – Выглядит словно птица, проглотившая что-то большое и квадратное.

Взгляд его серебряных глаз пронзал девушку насквозь, заставляя лгать. Аннабель глубоко вздохнула, стараясь унять бешено колотящееся сердце. Теперь она поняла, что вызвало его гнев. Описание генерала ее величества было забавным и остроумным, но Аннабель не решилась рассмеяться, видя настроение мужа.

– Возможно, – ответила Аннабель. – Британский акцент, смешное красное пальто?

Ройс кивнул и отпил еще виски.

– Откликается на нелепое имя Фримантл, – добавил он, наливая в стакан бурбон.

– Попробую вспомнить, где мы с ним встречались, – уклонилась от прямого ответа Аннабель.

Ройс бросил на нее холодный суровый взгляд и залпом осушил третий бокал. Со стуком поставил его на сервант и шагнул к Аннабель. Ее веселость сразу улетучилось.

– Встреча, которой ты не можешь припомнить, состоялась в гостиной, я полагаю?

Аннабель попятилась, приложив руку к груди, словно пыталась защититься.

– Я… я думаю, она состоялась на холме… если говорить точно.

– Да, будем точными, моя маленькая жена.

Ройс поджал губы, и в душу Аннабель закрался страх. Ройс Кинкейд способен на все. И непредсказуем. Особенно в таком состоянии, как сейчас.

– И какого черта ты делала на Холме Ли?

– Кажется, припоминаю… Варила кофе. Да, совершенно точно.

Ройс порывисто шагнул к ней, и Аннабель инстинктивно попятилась. При этом она ударилась бедром о край стола и повалила гипсовый бюст Джорджа Вашингтона. К счастью, она успела его подхватить, иначе и он разбился бы вдребезги.

– У тебя что, совсем нет ума? – взорвался Ройс.

Понять настроение Ройса было сложно, ей показалось, что, кроме гнева, его обуревало еще какое-то чувство.

– Но ведь ничего не случилось… – Руки девушки дрожали, когда она ставила бюст на место. – Это было просто недоразумение. Генерал забыл прислать за мной эскорт, и до тех пор, пока.

По прищуренным глазам Ройса она поняла, что ступила на опасный путь. Интересно, сколько бурбона он выпил, прежде чем явился сюда? Аннабель одарила Ройса самой очаровательной улыбкой, на которую только была способна, в надежде хоть немного утихомирить его.

– Я же была далеко от поля боя, даже не видела ни одного снаряда. Ну, кроме одного, – добавила Аннабель на тот случай, если Ройс уже слышал всю историю. – Но этот снаряд даже не разорвался.

Аннабель тут же пожалела о сказанном.

Ройс схватил девушку за запястье и дернул с такой силой, что та потеряла равновесие. Он обхватил ее рукой за талию и прижал к себе.

– Ведь ты была на волосок от смерти.

Его глаза вспыхнули огнем, который мог означать либо ярость, либо что-то другое, на что Аннабель не смела надеяться.

– Я запрещаю тебе впредь совершать подобные глупости. Я ясно выразился, моя маленькая жена? Или я запру тебя в твоей комнате до конца войны. А ключ выброшу.

– Как ты смеешь приказывать мне? Я не солдат, и женой ты меня называешь, лишь когда тебе это удобно.

Аннабель стала вырываться из рук Ройса.

– Ты для меня пустое место, – продолжала она уже спокойнее, не отрывая взгляда от мужа. – Ты ничего для меня не значишь. Почему бы тебе снова не отправиться на свою войну? Я не намерена тебя слушать.

– Ты будешь меня слушать!

– Не буду. И перестань называть меня своей женой, потому что я тебе не жена в том смысле…

Аннабель не успела договорить, потому что Ройс наклонил голову, и его лицо оказалось настолько близко, что девушка ощущала запах бурбона и видела угрожающий блеск его глаз.

– Похоже, пришло время исправить это, моя маленькая жена, – произнес он, и Аннабель подумала, что голос дьявола звучал бы не менее вкрадчиво и зловеще.

Ройс схватил девушку за плечи. Его взгляд скользил по ее лицу, и она физически ощущала его. Аннабель отвернулась.

– Убери руки, иначе я закричу.

– Сделай одолжение, только вряд ли кто-то придет тебе на помощь. Если ты не в курсе, то могу сообщить, что Пейтон купил племенную кобылу для своего чемпиона-жеребца, и теперь все с нетерпением ждут результата.

Аннабель замахнулась на Ройса, ненавидя его за отвратительный цинизм, а себя – за то, что любила его, несмотря ни на что.

Мужчина перехватил ее руку.

– Не очень умно с твоей стороны, женушка, ведь на моем месте мог оказаться подлый грубиян, который ударил бы тебя в ответ.

– Ты ублюдок!

– Не я, а другой сын, – возразил Ройс, и его голос стал еще тише и вкрадчивее. – Я подлец, и ты будешь мне подчиняться, пока мы женаты.

Аннабель вывернулась и с силой ударила Ройса по голени.

– Черт бы тебя побрал, Аннабель!

Пока Ройс растирал ушибленную ногу, девушка бросилась к двери. Она уже дернула за ручку, когда Ройс догнал ее, схватил за плечи и повернул к себе лицом. Словно затравленное животное, Аннабель бросилась на Ройса, стараясь исцарапать ему лицо. Но он завел ей руки за спину и прижал к двери, не давая пошевелиться.

– Кричи, Аннабель… Все мои женщины кричат… – Он произнес эти слова очень медленно. – Или, может быть, ты предпочитаешь стонать? Мне бы это доставило огромное удовольствие, дорогая.

Было что-то опасное в его серебристых глазах, никогда еще Аннабель не ощущала столь явственно жар его тела, его аромат и мужскую силу.

Аннабель молча отвернулась, но это еще больше разозлило Ройса. Дыхание девушки стало прерывистым, когда его рука коснулась ее лица. Он провел пальцами по ее щеке, и девушка задрожала. Пальцы скользнули вниз, к шее, слегка надавив на горло. Губы Ройса оказались рядом с ухом Аннабель.

– Кричи, черт бы тебя побрал!

У Аннабель по спине побежали мурашки. Она вдруг осознала, что никогда не перестанет любить этого мужчину. Даже ненавидя, будет его любить. Этого мужчину с подернутыми поволокой глазами и измученной душой. С его пылкими рассуждениями о долге и чести. Он завладел ее сердцем.

Но оно ему не нужно.

Ройс погладил шею девушки, потом взял в ладонь ее грудь, сжимая и поглаживая сосок через тонкую шелковую ткань.

Девушка затаила дыхание, стараясь унять дрожь. Она стиснула зубы и закрыла глаза. Только бы Ройс не заметил, какое пламя разжег в ее груди своими прикосновениями.

Его жаркие губы прошлись по ее шее, а потом коснулись щеки. Он целовал ее до тех пор, пока она не повернулась к нему. Он зарылся пальцами в ее волосы, не отрываясь от ее губ.

Ройс крепко прижал девушку к себе, и она ощутила всю силу его желания. Из груди его вырвался тихий стон, и Анна-бель, не выдержав, стала отвечать на его ласки.

Она целовала его неистово и страстно, как это бывало во сне. Наконец Аннабель оторвалась от губ Ройса и выдохнула:

– Не так. Я… – Она не смогла признаться в любви, не смогла дать ему больше. Аннабель вцепилась руками в его китель. – Я заслуживаю большего, Ройс Кинкейд, и ты тоже.

Ройс прижал голову девушки к своей груди, дыхание его стало прерывистым. Аннабель набралась храбрости и посмотрела ему в лицо, подумав, что он очень похож на ангела, потерявшего святость и сбитого с толку падением.

– Милая Энни, ты слишком умна для своих лет. – На губах Ройса заиграла еле заметная улыбка. – Ты заслуживаешь большего, чем я могу тебе дать.

Ройс снова привлек девушку к себе, погладил ее волосы и отстранился.

– Уходи, Аннабель, пока я не потерял над собой контроль и не сделал того, о чем мы оба потом пожалеем.

Аннабель хотелось подойти к нему, положить его голову себе на грудь и успокоить, как ребенка. Но вместо этого она молча выскользнула в коридор.

Она не сделала и нескольких шагов, когда услышала звон разбившегося бокала. Аннабель в растерянности остановилась, не зная, то ли вернуться, то ли оставить Ройса одного. Но он с силой захлопнул дверь и прошел мимо, даже не взглянув на нее.

 

Глава 19

Честь не велела ему возвращаться, а долг звал назад. Мирты были в цвету, обе армии возвращались на опустошенную войной землю из Геттисберга, маленького городка в Пенсильвании.

Аннабель трудилась на огороде, выдергивая из земли сорняки, бурно разросшиеся после недавнего дождя. Она подняла голову и увидела его – темноволосого мужчину, скакавшего на чистокровном сером жеребце. Перед ним расстилалось поле, а за его спиной сонно несла свои коричневые мутные воды река. Аннабель поднялась и пошла на край огорода. Мейджор сразу же насторожился и, подбежав к девушке, сел возле ее ног. Аннабель почесала пса за ухом, не сводя глаз с всадника.

Всадник пустил коня медленным шагом, как только перед ним показался большой дом с облупившейся краской, провисшим крыльцом и вытоптанными дорожками. Это был уже не тот особняк, который он давно покинул, все изменилось. Мир обезумел, и зимой даже этому экономному поместью грозил голод.

Аннабель не знала, был ли он здесь прошлой весной, когда армии снова сошлись на поле боя и в лесах полыхало пламя, а кровь потоками лилась на землю. До конца жизни Аннабель будет помнить ужас тех майских дней. Но Ройсу, мужчине и солдату, наверное, все представлялось по-другому.

Ройс свернул к галерее, и Аннабель сосредоточила взгляд на его лице. Те же покрытые загаром выступающие скулы и серебристые глаза, затененные полями шляпы. Что-то оборвалось у нее внутри, и Аннабель почувствовала, как сильно она по нему скучала, как боялась за него.

Она уже поняла, что любовью нельзя управлять. Аннабель не могла изменить своих чувств, как не могла превратиться в индейскую принцессу. Она всей душой любила Ройса. И эта любовь умрет только с ней.

И вот он здесь, в «Излучине».

Он спешился и направился к ней. Она пошла ему навстречу. Пошла, а не побежала, радуясь его возвращению. Сердце подсказывало что надо побежать, упасть в его объятия и любить его долго и страстно, чтобы он тоже ее полюбил.

Если бы она не любила его так сильно… И если бы он любил ее хоть немного…

– Аннабель, – произнес Ройс, остановившись.

Аннабель ничего не сказала, только улыбнулась. Так они стояли несколько долгих минут и смотрели друг на друга. В лицо Аннабель пахнуло ветром, пропитанным сладким ароматом магнолии. Девушка откинула со лба влажную от пота прядь волос.

– Я велю кому-нибудь забрать твою лошадь, – сказала Аннабель. – Идем в дом, там прохладнее. Я сделаю тебе чаю…

Слова застряли у Аннабель в горле, когда она взглянула в лицо Ройса. Он попытался улыбнуться, но его губы оставались напряженными.

– Как я рада тебя видеть, – произнесла Аннабель.

Ройс снял шляпу, и девушка заметила в его глазах боль.

Он погладил девушку по щеке, и она, закрыв глаза, прижалась к его ладони.

– Я приехал к Августе, – сказал он.

Ройс остановился на краю тропинки, устремив взгляд в сторону обрыва. Он знал, что найдет ее здесь, потому что в мыслях всегда возвращался к тому далекому дню, когда разразилась буря, дню, наполненному смехом. Тогда он держал эту женщину в объятиях и был полон веры.

С реки дул горячий ветер, трепавший ее волосы и прибивавший к ногам юбку. Аннабель еще больше похудела от пережитых лишений. Ройс медленно спустился по некогда поросшей травой тропинке и остановился рядом с ней. Она словно не слышала, как он подошел, лишь смотрела не отрываясь на реку, лениво катившую свои воды, которые меняли свой цвет от густо-зеленого и серого до золотисто-коричневого.

Ветер доносил до них голоса людей, расположившихся лагерем на обоих берегах реки и встретившихся теперь на островке, на самой ее середине.

– Привет, повстанец. Мы тут варим кофе. А у тебя, часом, табаку не найдется?

– Может, и найдется. А как у вас насчет газет?

Ройс почувствовал, как Аннабель еле слышно вздохнула.

– Я пришла сюда послушать, – тихо произнесла она. – Я слушаю и думаю, что, может быть, придет день, когда все это кончится… ненависть, кровопролитие.

– Война, можно считать, проиграна, но до ее окончания еще далеко.

Заходящее солнце скрылось за облачком, отбросив тень на загорелое лицо девушки. Ройс посмотрел на идеальный изгиб ее бровей, мягкий профиль, нежно-розовые полные губы. Черты лица остались прежними, но это уже не было лицо юной девушки, которую он оставил здесь два года назад. Она стала женщиной, испившей до дна горького напитка из чаши жизни. Однако в душе ее еще жила надежда, и это вызывало у Ройса благоговейный трепет.

Река осторожно лизала песок на берегу у подножия обрыва. Аннабель повернулась и внимательно посмотрела на Ройса:

– Уже уезжаешь? Ты ведь только что приехал.

Откуда Аннабель знает, что он должен уехать? Ведь он еще не успел ей об этом сказать.

– Я приехал сюда ради Гордона, чтобы сообщить новости его жене.

Аннабель долго смотрела на Ройса, а потом отвернулась.

– Ты говоришь так, словно он уже умер. Он просто попал в плен. Он вернется. Его обменяют.

– Гордон тяжело ранен, а главное – он Кинкейд. Его не обменяют. Если он выживет, его будут держать в качестве заложника.

В голосе Ройса слышалась горечь. Он всего лишь хотел защитить своего брата, а вместо этого перевел его в подразделение Стюарта. Напыщенного, жадного до славы Стюарта, чьи солдаты бросили раненого кавалериста на залитом кровью поле боя в Пенсильвании. А теперь Гордон заплатит высокую цену за то, что он брат Ройса Кинкейда, ведь майора Кинкейда – живого или мертвого – разыскивают северяне.

– Почему ты не был откровенен с Гасси? По-моему, она заслуживает того, чтобы знать правду.

– Августа не такая сильная, как ты.

– Ошибаешься. Да, мы разные и относимся к войне по-разному, но она сильная. – Странная улыбка осветила лицо Аннабель. – Мужчины уходят на войну и не понимают, каково это – ждать дома и переживать за тех, кого любишь.

Она повернулась к нему. Ройс едва сдержался, чтобы не заключить девушку в объятия и никогда не отпускать, но это лишь усилило бы ее боль.

– Ты напишешь на этот раз?

– Нет, – ответил Ройс. – Забудь меня.

На лице Аннабель вновь появилась странная улыбка.

– Я пытаюсь. Но тебя очень трудно забыть.

– Тогда научись ненавидеть, Энни.

Ройс погладил жену по лицу. Ему просто необходимо было прикоснуться к ней. Он уезжал, и на этот раз навсегда. Погибнет ли он на поле боя, или ему придется пережить тысячу смертей, он не мог больше отрицать неистового желания находиться рядом с этой девушкой. Это была не любовь, а безумие, и если бы он уступил своим желаниям, то наверняка разрушил бы ее жизнь так же, как разрушил жизнь Гордона.

Аннабель накрыла ладонью руку Ройса и прижала к своей щеке. Ее рука казалась маленькой и бледной на фоне его большой загорелой руки. Ройс ощутил исходящий от Аннабель аромат нагретой солнцем реки и простой земной женщины. Что-то сдавило грудь, мешая дышать. Тоска настолько острая и глубокая, что его пробрала дрожь.

– Уезжай, Кинкейд, пока я не потеряла над собой контроль и не сделала того, о чем мы оба потом пожалеем.

Она понимала, что Ройс бежит от нее, не в силах совладать со своими чувствами.

Он хотел улыбнуться, но улыбка не получилась.

– Не стоит горевать из-за бессердечного негодяя.

Заходящее солнце вышло из-за тучки, осветив мокрое от слез лицо девушки. Аннабель отерла их тыльной стороной ладони, и сердце замерло у Ройса в груди. Она была его Хьюрит, стоящая на обрыве. Воды реки никогда не поворачивают вспять. Даже в сказках.

Ройс повернулся и пошел прочь. Он знал правила войны, на которую уходил, но предстоящая битва пугала его. Аннабель поняла это.

– Майор Кинкейд, – окликнула она Ройса. – Ты будешь думать обо мне.

Да, он будет думать о ней. С наступлением вечера, когда солнце опускается за горизонт, а ветер шелестит в ветвях деревьев, он будет думать о том, встретила ли она мужчину, который может дать ей все то, чего она заслуживает. И он возненавидит этого неизвестного мужчину, который стал для Аннабель тем, кем он так и не смог стать.

Ройс не хотел оборачиваться, но, спустившись с холма, остановился. Аннабель стояла на краю обрыва, и ее стройная фигура выделялась на фоне расцвеченного красными полосами закатного неба Виргинии. Она была воительницей и казалась такой сильной с высоко поднятой головой и гордо расправленными плечами. Милая дерзкая Энни. Храбрая. Слишком храбрая, чтобы это принесло ей пользу.

Ройс знал, что когда-нибудь жестокая война закончится и он непременно будет вспоминать этот момент, думая о том, могло ли все сложиться иначе.

Если бы не война… И если бы он был другим…