* Алексель
Чистку оружия действительно оказалось удобно сочетать с беседой под нектар, так что после небольшой паузы, Йогита решила, что можно разговор и продолжить:
— Насчет плана действий, предлагаю такой. Сейчас час-другой за чисткой оружия и приятной беседой с нектаром, а вечерком попозднее у меня миссия будет в R66, так там надо будет по ходу дела демонов поотстреливать, вот и еще развлечемся, заодно мне с миссией поможете. А в перерыве по ходу дела придумаем.
— Звучит неплохо, — согласился я, размышляя, что сегодня мне, по крайней мере моему главному потоку сознания, все равно делать совершенно нечего, а вопрос явно был задан мне, — Кстати, а пока суть да дело, что, нектар без закуски будем?
Йогита повела сверху вниз свободным мизинцем правой руки, и на стол с бряком грохнулась огромная миска, заполненная фруктами, из которой хозяйка, на минуту прервавшись с чисткой, тут же вытащила яблоко и откусила от него кусок.
— Без проблем, — пояснила она, — Я не Сет, меня фрукты не смущают.
— Слушай, я уже не первый раз на эту тему слышу, что там у профессора с фруктами?
— Дурацкая легенда, которая никогда не имела места, но он все равно он обижается.
— И?
— Есть у египтян легенда, что однажды Гор и Сет враждовали, и Гор подусунул Сету свое семя во фрукте, а тот его слопал, и когда пришло время решать их спор, обнаружилось, что они чуть ли не сексом вместе занимались, причем Гор в роли активного. Я бы на месте Сета даже польщенной себя почувствовала бы, Гор — это… — Йогита вздохнула, — это — Гор. Хотя у меня-то как раз с ним никогда ничего и не было.
— А что так? — поневоле поинтересовался я.
— Гайя — она ревнивая, — просто ответила Йогита, — Короче, Сет на такую сказку обиделся, вот и не любит фруктов с тех пор.
— А что ж на самом деле было?
— Да ничего. Фрукты ведь, как и большую часть остальных форм жизни, Гор с Гайей выводили, причем в основном именно Гор, а Сет для чего-то код для фруктов приспособил, да еще в себя вставил, чтоб под рукой был. Тут Гайя с Нефридой скандал устроили, что-то вроде авторских прав, причем не между собой, а вместе на Сета наехали. Чем удивили не только Сета, но и Гора, им обоим такое и в голову не приходило. Хотя, думаю, обычная ревность.
— Это как?
— Мы, боги — существа меметические, для нас обмен информацией почти то же самое, что для смертных обмен генетической информацией, попросту — секс. Наверное, поэтому мы это так и любим. Вот так, как сейчас, за нектаром поболтать, тут много не передашь, так что это в рамках приличия, как у смертных на танец пригласить или там пофлиртовать, в крайнем случае, поцелуй ухватить, — тут Йогита игриво подмигнула мне, и, как ни в чем ни бывало, продолжила, — А хороший кусок взять, да в себя вставить — это уже… Взять и использовать — это все делают, а в себя влить, сделать частью самого себя, такое, как правило, только парные боги себе позволяют. Гор и Сет — они ж практически братья, у них и так уйма всего общего, вот им и в голову не пришло, что жены взревнуют. Мих, мы тот же нектар будем продолжать, или ты какой-то еще хотел притащить?
Ба-бах! Перед Йогитой на стол грохнулся галлоновый — на четыре литра — кувшин из красновато-коричневой глины.
— Попробуй этот! — пояснил Миха.
— О, другое дело, — обрадовалась хозяйка, — А то эти крошечные бутылочки, чувствуешь себя, как в какой Западной Европе, где на всем экономят. Сейчас всем разолью!
Поднявшись с кресла, она наполнила новые, заново созданные, раза в три большего размера бокалы и поставила перед нами, а потом опустилась обратно в свое кресло. Вообще-то, я немного удивился, поскольку она легко могла пролевитировать кувшин, куда хотела, но с другой стороны, видя как она не просто встает и садится, а как будто просто перетекает без малейших усилий из формы в форму, можно было поверить, что это ей ничуть не сложнее, чем воспользоваться левитацией.
— Йогита, если уж мы так любим делиться информацией, — начал я, — то как это получилось, что все остальные боги предыдущие реинкарнации не помнят, а ты помнишь?
— Во-первых, для тебя Гита, не забывай, а то опять еще выкать начнешь. А насчет памяти про реинкарнации, — вздохнула она, — да, помню. Работа у меня такая. Ведь потеря памяти о прошлых инкарнациях для чего нужна? Чтоб быстрее к изменениям в мире адаптироваться. А моя роль, наоборот, не адаптироваться, а одну из древнейших моделей общества хранить и при необходимости вытаскивать на свет божий, стряхивать нафталин и активировать. Так что, мне забывать, наоборот, категорически не положено, и нововведения, если они за пределами способов вести военые действия, не принимать.
— Это как?
— Я богиня войны и ночи по необходимости, а так ведь я — кооперативная модель человеческого общества. Она же самая древняя модель человеческого общества. Просто, так уж выходит, что она нужнее всего, когда плохо, когда страшно и темно, вот и вышло — войны и ночи. Потому что тогда, когда страшно и темно, только я и могу помочь.
— Модель общества?
— Да, а ты как думал? Или просто не понял, что такое модель? Сам смотри, любое человеческое общество основано на том, что люди работают вместе и не разбегаются, правильно? А соответственно, модели общества основаны просто на ответе на вопрос: почему они не разбегаются, а работают вместе? Моделей таких всего три: кооперативная, императивная и сервитьюдная. Кооперативная — это когда все друг другу помогают, а не разбегаются, потому что в одиночку просто не выжить. Это как раз моя, самая древняя. Императивная — это классическая библейская модель общества с пастырем, собаками-сторожами и стадом овец. По сути, это когда волки, сбившись в стаю, ту самую кооперативную модель, начинают пасти овец ради шерсти и мяса, и наружу их не выпускают. Отсюда и название — императивная, потому что в таком «обществе» силой удерживают. И третья модель — сервитьюдная, это когда овец не только стригут и забивают на мясо, но еще и помогают им той же шерстью и мясом, так что теперь овцам, даже несмотря на стрижку, в большинстве своем становится просто выгодно по-прежнему быть в стаде. Тут уже овцы начинают сами себя пасти. Все современные общества именно так и устроены. Пока понятно?
Я молча кивнул головой. Миха дегустировал нектар и не вмешивался.
— Вот на этом моя кооперативная модель общества и построена. Все вместе, потому что поодиночке не выжить. Каждому индивидууму выгодно быть в племени. А племя коллективными требованиями не злоупотребляет. Все вместе еду ищут. Все вместе от врагов защищаются. На этом и держатся. Сбиваются в более-менее стабильные пары, но никакого имущественного наследования, семьи и брака просто нет. Не нужно. Точнее, все племя — это и есть семья. Имущество все общее. Дети все общие. Пока младенец, у кого есть молоко — кормят. У кого есть время — присматривают. У кого есть чему учить — учат. Потому что если чужого не покормишь, не присмотришь и не научишь, то и твоего, если тебя сьест леопард, некому будет кормить и учить. Так и живут вместе, потому что порознь — не выжить. Это и есть кооперативная модель человеческого общества, основанная на групповом выживании.
— Просто коммунизм какой-то, — хмыкнул я, — чего ж все так не живут?
— Коммунизм и есть, — кивнула согласно Йогита, — первобытный. А проблема та же, что и с обычным коммунизмом — не масштабируется. Семья так может жить запросто. Группа до дюжины человек тоже. Дальше уже шероховатости начинаются, несправедливости. А на уровне сотен и больше человек все разваливается.
— Извини, так а зачем эта модель, если она такая не масштабируемая?
— Как зачем? Да потому что это — единственная модель, которая на самом деле работает. Люди эволюционировали с ней, они именнно для нее и приспособлены, и ни для какой другой. Задумывался, что такое «справедливость»? Это как раз нормы поведения именно в кооперативной модели общества. В генах прошитые, даже у некоторых обезьян есть. Какую-нибудь честь воина или выполнение законов нужно воспитывать, а это — от природы. То есть, можно воспитать так, что человек будет нарушать справедливость, а то и гордиться этим, но знать, что это делает, будет точно, это — врожденное. Вот для таких у нас как раз развеиватели демонов на реинкарнаторах. Потому что такое поведение любое общество разрушает, а другие виды общества и так очень в меру стабильны.
— Это как? Есть же множество стран с историей в несколько веков, — возразил я.
— Несколько веков! — фыркнула Йогита, — А кооперативной модели не первый миллион, она работала еще до того, как человек эволюционировал в человека. Потому и прошита в людях так глубоко. И каждый раз, когда плохо становится, к ней и возвращаются. С императивной моделью обычно одно из двух случается: либо овец нахапывают слишком много, а ведь число «волков» ограничено кооперативной моделью, так что слишком перебрать с числом овец не работает; либо сами «волки» плодятся в таком количестве, что кооперативная модель в ядре уже не выдерживает, и им приходится дробиться на более мелкие стаи. Так, кстати, феодальная раздробленность Руси и Западной Европы случилась. А с сервитьюдной моделью проблем с масштабируемостью нет, могут расти неограниченно — так и Римская Империя была устроена, и Британия, и Россия, и Китай, и США, и еще много кто еще. Но у них свои проблемы — паразиты. Каналы перераспределения «шерсти овец» быстро забивается паразитами, после чего модель начинает сбоить, поскольку ее основы перестают работать. Она ведь работает на том, что гражданам что-то от общества перепадает, а если всё паразиты сжирают — то это достоинство исчезает. Попросту, гражданам становится непонятно, зачем им быть частью такого общества, если они ничего с этого не получают, а какие-то мерзавцы на этом жируют. И когда все ломается, тут-то люди — те, что потом выживут, опять сбиваются в небольшие группы с кооперативной моделью.
— Семьи, что ли?
— Ну, да.
— Надо же, научное обоснование семьи и брака…
— А при чем тут брак? — удивилась Йогита, — Семья — это дяди, тети, бабушки, дедушки, все друг другу помогают, а у брака единственная полезная функция — это прием в семью, да и та в древности не требовалась. Но только в настоящей древности. А потом появилась собственность и брак. Моногамный, полигамный — неважно. Важно, что группа откалывается от племени, и начинается «это — мое, это — твое, это опять не твое!» А то, вообще, до полной дури доводят, женщину тоже собственностью считают, как скот — для работы, молока и секса. А ведь не работает это между женщиной и мужчиной. Легко видеть на стыке культур. Как в Риме про северо-восточные провинции типа Паннонии говорили: «Трахают своих овец, а когда посмотришь на их женщин, понимаешь почему.» Бывает, забьет какой народец своих женщин до положения скота, а потом сталкивается с другим народом, и на своих неподнимающих глаз резиновых зин даже не смотрят гордые хранители традиций, а все больше бросаются как дикари на нахальных и самостоятельных в мини-юбках.
— У нахальных в мини-юбках прописка в Москве и нету братьев, готовых защищать и мстить, если мы говорим об одном и том же, — ответил я.
— С каких это пор настоящего мужчину останавливало наличие братьев? Или терзали намерения, которые могли бы не понравится братьям? — ответила вопросом на вопрос Йогита, — А если мужик, увидев женщину, опускается до уровня подонка, значит что-то не в порядке как раз с его женщинами.
— Резко, — заметил я.
— Зато по делу, — отрезала она, — Я ж этой русско-кавказской трагикомедией уже не первый год занимаюсь, вон она мне где, — и Йогита энергично провела указательным пальцем поперек горла, показывая как ее эта тема достала, — Вон, и миссия в R66 сегодня вечером тоже по этой теме. Старо, как притчи царя Соломона. Типичный конфликт культур и смещенная выборка. Насчет культур, знаешь, как у кошек с собаками — если собака поднимает переднюю лапу, значит выполняет команду «служи», а если кошка — то сейчас цапнет, если собака виляет хвостом — значит хочет понравится, а если кошка — то сейчас прыгнет. И вот смотрит пес на кошку — та и лапу подает, и хвостом виляет, значит рада поиграть, а как сунется — когтистой лапой по морде! И за что? Причем без предупреждения, а так хвостом виляла! Разные у них языки, и одно и то же вроде длины юбки означает совсем разные вещи. Вот и прочитать друг друга не могут. Так и у равнинных с горцами. Даже не русских с кавказцами, а именно у равнинных и горцев. Как у оседлых лесных и кочевых степчаков когда-то. Всегда так было.
А главное — смещенная выборка. Кого москвичи с Кавказа видят? Да тех, кому дома места не нашлось. Сам посуди, зачем приличный человек в Москву поедет? И вот, по таким обо всех и судят. А кого эти приехавшие видят? С ними, при их репутации, приличные женщины дело иметь будут? Вот и видят в основном всяких прости-господи, и в свою очередь тоже по ним обо всех русских судят. Вот и получается опять — римская Паннония.
Я только продолжил смотреть на нее, приглашая пояснить.
— Ну, сам представь, — продолжила она, — прилетел ты, или Михаил в какой-нибудь Амстердам, приехал на электричке на вокзал и пошел в сторону королевского дворца и музея мадам Тюссо. Пошел не по Damrak, а чуть правее, подворотнями, по Hasselaerssteeg и Nieuwendijk, популярно известным, как квартал красных фонарей, также известным своими кофейнями, где марихуану до недавнего времени законно курили. И вот идешь там и видишь проституток, причем с первого взгляда понятно, что проститутки. Ты что, бросишься с ними договариваться или, того хуже, хватать их за руки и тащить в подвортню? Нет, конечно. И тебе, и Михаилу это не нужно — вам за любовь приплачивать не требуется.
— Гусары денег не берут! — вставил Миха в ответ на брошеный на него взгляд, и мягко отсалютовал бокалом, за что немедленно получил брошенной подушкой, которую тут же поймал и пристроил себе под голову.
— Так, о чем это мы, — вернулась к теме Йогита, — Сравни, приезжает мужик в большой город и начинает ко всем женщинам на улице приставать, мол, они ему все проститутками кажутся. Ну, и что это о нем говорит? Какая разница, какие они юбки носят? Если ему так нужна продажная любовь, то кто он сам, если непродажной не удостоился? Или потенциальные возлюбленные у него такие, что только на безрыбье можно позариться, или мать, которая так воспитала, что с ним ни одна иметь дела не захочет, если не полная идиотка.
— А может у них наследственность плохая, — ответил я, подыгрывая в стиле полного придурка.
— Смеешься? — понимающе кивнула Йогита.
— Лех, это и правда не смешно, — влез Миха, — сам же знаешь.
— Знаю что? — решил не униматься я.
— Что генетика у людей имеет практически нулевое значение, — ответил Миха, — по крайней мере, на уровне национальностей. Извини, отличить по генам русского от кавказца ничуть не проще, чем еврея от араба… или кавказца от араба, или еврея от русского, неважно.
— Ну, вроде бы нашли какие-то маркеры…
— Лех, — начал Миха, — я знаю, что ты и сам все знаешь, а просто подкалываешься для продолжения разговора. Насчет маркеров еврейства — большинство евреев не имеет их. А насчет генетических различий разных рас людей, не смеши мои тапочки. Мы же не западные обыватели, формирование этих самых «рас» на наших глазах происходило. Хочешь — поищи в Гайе, а ёрничать-то зачем?
— Да, знаю, знаю… — отмахнулся я, — Могу даже красивую байку на тему рассказать.
— А что, давай! — поддержал Миха.
— Да, в общем, это не моя, в Scientific American прочитал, — заметил я, прежде чем начать, — Представь себе двух шимпанзе из одной стаи на опушке тропического леса в Африке, где они отбились от стаи, и тут их поймал охотник-бушмен, который затем продал их в зоопарк на Западе и получил уйму денег, по его меркам, которые позволят ему, охотнику-бушмену, и его семье прожить голодный сезон. Так вот, разница в генах этих двух шиманзе из одной и той же стаи больше, чем между читающим эту статью где-нибудь в США, Западной Европе или России и этим самым охотником-бушменом.
— Здорово! — согласился Миха, — Хорошая история. Красиво суть подчеркивает, что разница не в яйцах, а в мозгах. То есть, не в генах, а в том кто персонаж на самом деле — подонок или человек.
— Ну, с этим трудно не согласиться. Правда, не забывай, приличные люди оттуда ведь тоже встречаются, — заметил я, — До перестройки у меня немало было приличных и воспитанных знакомых из Закавказья. Да и после встречались, и немало.
— Встречаются, — согласилась Йогита, — и на Кавказе, и в Москве, и в Сибири, и вон даже — в Америке, — добавила она покосившись на меня, — Вот только до перестройки в столицы приезжали лучшие, а теперь… Обидно! Нет, я понимаю, почему. Это как США и Канада. Все удивляются, почему это в Канаде люди такие душевные и приличные, а все просто. Все подонки отсасываются на юг, в США, где можно деньги делать. Вот в Канаде и остается непомерно высокий процент приличных людей. Так и Москва выполняет те же функции — отсоса подонков, куда ж деться — land of opportuntity… Но все равно обидно. Я ведь в последней инкарнации — Шемаханская царица, Ширваном правила, хоть и недолго, а эти горные гопники позорят потомков моих подданных. Тоже мне, шпана замоскворецкая. И ведь все уже было. После революции вполне русские московские урки так же себя вели, считали, что весь город у них в кармане. Теперь вот эти. Были горцы, стали русские уголовники. Как можно своих так позорить? А ведь какой у меня двор был в Шемахе, какие мудрецы, поэты. Шахиншаху таких не стыдно было бы при себе иметь. Да, что там шаху, самому халифу!
— А богине? — подначил я ее.
— И богине не стыдно было. До сих пор с удовольствием вспоминаю. Поэтому насчет брака, я знаю, конечно, что Алина развела теорию, будто в невырожденных случаях брак — отличная штука, стабилизирует сервитьюдные общества и помогает им самовосстанавливаться, но я брак и собственность не люблю. Конечно, любая мать о своем ребенке в первую очередь позаботится, это — святое. Но когда один помирает с голоду, а другой жирует, это уже четвертая модель общества — разваливающаяся.
— Слушай, я не понял, — спросил я, — Если ты против брака, то как быть с парными богами?
— А при чем тут парные боги? — опять удивилась Йогита, — Брак — это просто гарантии общества. Мужчине — что дети от него, а женщине — что мужчина ее будет поддерживать. А богам никаких гарантий от обществ смертных не требуются. Ты у Алины спроси, она эти темы любит. Наверняка расскажет и о парных богах, и о браке с подробностями вплоть до кванторов и сверток.
Я удивленно поднял бровь. Что-то пока еще не наталкивался на высшую математику в божественных делах, как-то не требовалось.
— Это я так, для выражения, — пояснила Йогита, — В смысле, она с большим удовольствием и с подробностями обьяснит.
— Ну, далеко не все она готова обьяснять, — заметил я, — Вот недавно спросил, каким боком я к ее научной теме отношусь, так не захотела.
— Если не обьяснила, значит так и надо, — спокойно ответила Йогита, — А ты, Алексей, уж если обещал тему не трогать, так и не трогай.
— Вообще-то я обещал ее саму не расспрашивать, а насчет не думать разговора не было. Эй, а ты откуда знаешь, что обещал? — изумился я.
— Но ведь просила? А если просила, значит обещал.
— А может и нет? В смысле, не обещал?
— Ну, ты даешь! — заржал Миха, — Не обещал! Алине! Лёх, не смеши!
— А это почему?
— Ты ее научную тему знаешь? — спросил Миха, — Называется «Любовь жены и матери.» Ты вообще понял, с кем связался? Для примера, ты в курсе, что я для женского пола просто неотразим?
— Нет, — честно сознался я, — Помню в первый день когда познакомились, ты как раз сказал, что с Алиной безнадежно.
— Вот именно. А знаешь почему? Думаешь, она такая устойчивая? Все проще — она мне мою неотразимость просто не позволила применить! А решила бы позволить, а бы потом был уверен, что только в моей неотразимости и дело, а другие женщины мне и правда не очень нужны. Не могу этого представить, но уверен, что так и думал бы — Алина справилась бы.
— Чего, и правда все так серьезно?
— Тебе, Алексей, — ответила Йогита, — приходилось кормить двухлетнего ребенка кашей, которую он не хочет есть?
— Ну, было дело. А что?
— А то, что любая мать это несколько раз на дню делает, — закончила Йогита.
— В общем, Лёх, не ломай голову, — поддержал Миха, — Если Алине от тебя что-то потребуется, она это получит. Прими, как данность, и не мельтеши не по делу.
— Ну, и что мне теперь делать? — задумчиво спросил я скорее даже себя, чем собеседников.
— А зачем что-то делать? — удивилась Йогита, — Любовь жены и матери — это штука такая, сопротивляться практически невозможно, но ничего плохого никогда не принесет. Так что не переживай.
— И чего ж теперь ждать? — продолжил я.
— Будет или очень приятно, или многому научишься, — философски ответил Миха.
— Либо и то, и другое, — добавила Йогита.
— Кстати, Мартик что-то вроде этого и советовал, — заметил я.
— Мудрый котяра, — одобрительно кивнула Йогита, заканчивая протирать револьвер, — Хоть и нахальный, — добавила она после паузы. Потом положила револьвер рядом с Глоком, и увидев, что мы с Михой тоже уже справились, щелкнула пальцами. Четыре ствола взлетели в воздух и дружной стайкой вылетели в открывшуюся ненадолго тяжелую дубовую дверь, очевидно, — возвращаясь на свои места в коллекции.
— Ну, хорошо, узнавать точно я не буду, — продолжил я, — Но поугадывать-то можно?
— Можно, — согласилась Йогита, — И даже интересно. Я ведь тоже не знаю. Из приличия не интересовалась.
— Есть идеи?
— А что если ей интересно, — предположил Миха, — будет ли Леха, при наличии жены в мире смертных, свою парную богиню искать? Или не соблазнится ли самой Алиной, которая такая заботливая и под боком.
— А какая разница, что у него там в мире смертных? — удивилась Йогита, — Вон у тебя, чуть ли не в каждом виртуальном мире по пассии, а то и не одной. Какую богиню это волнует?
— По моему опыту, женщины — они вообще ревнивые, — лениво возразил Миха.
— Я — не ревнивая, — лаконично парировала Йогита, — И вообще, для богинь ревность нехарактерна.
— Ты — прекрасное исключение, — ответил Миха, — А женщины обычно ревнивые. Даже богини. О Гайе ты сама сказала, или вон, Алина…
— А что Алина? — поинтересовался я.
— Как что? — удивился Миха, — Да то, что добиться ее — это как медведя поймать. Тут уж не кто кого держит, а кто кого отпустит. И ваще, Гит, ты откуда знаешь, может Лехина жена в мире смертных — это как раз его парная богиня?
— А может в том и дело? — спросила Йогита, — Может, ей интересно, будет ли он искать свою парную богиню или соблазнится Алиной. Подозреваю, она утверждает, что будет искать, а Афра наоборот доказывает, что Алексей пойдет по линии наименьшего сопротивления и попытается добиться Алины.
— Ну, я бы не назвал это «наименьшим» сопротивлением, — возразил я.
— Уже проверил, — понимающе, и скорее утвердительно, чем вопросительно сказала Йогита, — тогда не оно. Скрывать провал эксперимента она не стала бы. Так что, не знаю. Разве что, ты не слишком убедительно проверял «линию наименьшего сопротивления».
— Это как?
— Ну, Лёх, ты просто как курсант первогодок, — рассмеялся Миха, — Хотеть мало, надо еще свои желания выразить в привлекательной и убедительной форме.
— Да, при чем тут вообще желания? — возразила Йогита, — Если речь действительно о любви парных богов, то предмет эксперимента куда глубже. А желания и секс — это только помеха на поверхности, симптом. Единственная причина, почему Алина не может снимать желания Алексея традиционным способом, по крайней мере с точки зрения эксперимента, так это потому, что такой способ потянет за собой все остальное. А что, сходится!
— Ну, вообще-то желания и в мире смертных можно сбросить, — заметил я, — Но я чего-то не понял. Так что, получается, она меня соблазняет?
— Лех, ты что, уши не мыл? — опять заржал Миха, — Если б она тебя соблазняла, то и обсуждать нечего было бы.
— Не может она тебя соблазнять, Алексей, — обьяснила Йогита, — И отталкивать слишком сильно не может. И то, и другое, эксперимент с ног на голову поставит. Может только быть рядом и дать тебе самому выбирать. Поскольку в этом и суть — понять, что же ты сам выберешь.
— Вообще-то, — задумчиво сказал я, — возникает сильное желание пройти по пути наименьшего сопротивления и обьяснить ей все, что я думаю о таких экспериментах.
— Не забывай, это если мы угадали, — предупредила Йогита, — А ведь могли и не угадать.
— Может, тебя все-таки со Стеллочкой познакомить? — спросил Миха, — У нее как раз какие-то новые эксперименты идут.
— И тут эксперименты? Не, спасибо, — махнул рукой я, — разве что социальную сеть поразвивать. А то я тут уж сколько, а почти никого и не знаю. Кстати, тут уже не раз социальных инженеров упоминали, интересно было бы их точку зрения услышать.
— Твое дело, но я бы не советовала, — усмехнулась Йогита.
— А что?
— Понимаешь, Лёх, это как в древнем стишке — «Плывет клиппер, на клиппере шкипер, у шкипера…» — пояснил Миха.
— Не понял.
— Ты пойми, Стеллочка свою тему знает, у нее в худшем случае еще ненаписанному тому Кама Сутры научишься, а у этих друзей и правда любую заразу подхватить можно.
— Вообще-то я совсем не это собирался с ними делать. А у них что, все — богини?
— Почему? — удивился было Миха, но тут же понял, — А-а-а, не-е. Только одна — Айниэль, автор книги «Как нам обустроить Америку» и полная шиза, а остальные — мужики, но своеобразной ориентации.
— А в чем шиза?
— Слыхал шутку, что параноик видит то, чего нет, зато потом полностью логичен, а шизофреник видит все как есть, и достигает того же результата, что и параноик, путем изощренных логических заключений? — согласился Миха, — Сначала она утверждает, что реальность существует и независима от человеческого сознания, плюс люди эту реальность могут воспринимать через чувства. По поводу чего называет свою систему обьективизмом. Пока хорошо, и это уже сто очков вперед многим другим философам. Но на этом обьективность и заканчивается, и дальше ее с визгом несправляющихся тормозов заносит, прям как Карла Маркса, только направо, а не налево. Следующий тезис, что предназначение человека — это поиск счастья в рамках эгоизма. Насчет предназначения человека ты уже в курсе, но ладно, поиск счастья тоже сойдет. Но, оказывается, для этого нужно уважение прав человека. То, что права всегда были взамен на обязанности она, конечно, забывает, а может, ей именно это и не нравится. И последний перл в том, что такое счастье и уважение прав человека возможно только при диком капитализме, вроде как сразу после перестройки. Все. Можно смеяться. Основы-то у нее неплохие, а потом такие на них выводы строит, любой шулер обзавидуется. И коллеги у нее под стать. Словом, со временем все равно познакомишься, но я бы торопиться не стал.
— Погоди, так ты это о философии обьективизма говоришь? — удивился я.
— Ага, а ты эту муру читал?
— Не слишком, но слыхал. Погоди, а как так получилось, что сторонники свободного рынка и золотого стандарта оказались в социальных инженерах? Это ж вроде бы экономика?
— Дык, какая это на фиг экономика, если не работает и даже в страшном сне работать в принципе не может? В основном, «экономические» теории — это лапша на уши населению, чтоб его контролировать. Почему и отнесено, как любая пропаганда, в лабораторию социальной инженерии. В общем, хочешь расширять социальную сеть — пожалуйста, но поосторожнее будь. А если тебя и правда социум волнует, попробуй поговорить с Андреем Яковлевичем, из лаборатории социальной эволюции. Вот он как раз очень правильно понимает, как все работает.
В голове раздался звоночек, как от сотового телефона.
«Алеша, ты где?» — услышал я голос Алины.
— У Йогиты, — ответил я вслух, подозревая, что все и так в курсе разговора и моего местоположения.
«Тут тебя профессор хотел бы увидеть и поговорить…»
— Иду… — исполнительно ответил я, — Гита, Мих, меня профессор зачем-то хочет видеть, так что я пока пойду. Дайте знать, когда на миссию собираться, хорошо?
— Без проблем! — ответил Миха.
— Смотри, как он тебя опекает… — усмехнулась Йогита, — Ну, просто отец родной. Ладно, дело есть дело, давай. Позовем, когда время придет.
Я приветливо махнул рукой и уже привычно растворился в воздухе, чтобы появиться в избушке номер 13.
* F58 Алексель
В трактир я добрался уже в темноте. Симы вокруг не было, так что я поднялся наверх в свою комнату, закрыл дверь, подошел к столу и зажег свечку, от чего ночное зрение тут же начало сбоить, зато комната приобрела значительно более теплый и приятный вид. К слову, спичек в этом мире, естественно, не было, равно как и свечки в комнате, так что пришлось сжульничать и воспользоваться тем, что жители этого мира назвали бы магией… короче, просто создал уже зажженую свечку, причем даже не восковую, а стеариновую, скорее всего, нарушив тем самым какую-нибудь конспирацию. Да, ладно, спишут на тайные знания эльфов, даже если и заметят. И тут я почуствовал, что в темном углу у двери кто-то стоит.
— Так-так-так, — раздался хрипловатый девичий голос, — И что это за высокие гости без спросу в мой мир пожаловали?
Нет, мне-то понятное дело, ничто не грозит, но Тариэль мне дорог как память, так что… Я оперся на стол и внимательно уставился на тень в углу. Та не стала скрываться и вышла в круг света. Хорошо, похоже эльфу ничего не грозит. Молоденькая девочка лет шестнадцати-семнадцати, черные волосы обрезанны до плеч, огромные светлые глаза непонятного цвета, по крайней мере в отблесках свечи отливающие золотом. Смотрит строго, но без агрессии. Похоже сама готовится защищаться. Пригляделся в сетевом зрении…
— т'Иллиринель? — выходя на миссию я не забыл раскопать имя форматирующей утилиты, потеряной Михой, а теперь, глядя на нее начинал подозревать о причинах его трогательного беспокойства. Или просто мерещится? Как это там, «доктор, вы — маньяк?»
— И что же у нас забыли всемогущие боги? — иронично спросила гостья, обходя вокруг меня, обдавая волной свежести с запахами травы и луговых цветов, и усаживаясь в единственное кресло в комнате. — Ожидали, что я не замечу?
— Отчего ж, — улыбнулся я, продолжая стоять, как истиный джентельмен, — Наоборот, надеялся найти. Михаэль просил привет передавать, беспокоится.
— Только привет? — грустно спросила она.
Так… не мерещится. Вам когда-нибудь приходилось передавать привет брошеной женщине от ее бывшего возлюбленного? Мне — нет, но я сразу почуствовал, что это оно. Миха, оказывается, тут отметился… надо бы как-то ее разговорить, может утешить.
А ведь судя по сетевой структуре, тело-то у нее практически омега, лишь с небольшими отличиями от того, что в мире будущего используем. Так что, нектар будет как раз. Хотя… а как он для меня? Я проверил эльфийское тело, да вроде никак не должен действовать, не совместим. Ну, в худшем случае до заведения придется сбегать. И хорошо, что не действует, не хотелось бы вылететь из реальности посреди разговора. А то еще решит, что такая страшная, что боги от нее разбегаются… на женщин это плохо влияет. Я вытащил из воздуха пару бокалов и синтезированную бутылку нектара, того самого, последнего сорта, который Миха принес.
— Может за встречу?
— Вы что, боги, все такие? — иронично спросила демиург.
— Не, это только я у Михаэля плохих манер набрался, — ответил я, расставляя бокалы. — Он и правда о тебе беспокоится и просил проведать, все ли с тобой в порядке.
— А чего сам не появился?
— Не знаю. Кабы знал, как вы расстались, может и догадался бы, а так он мне тоже не докладывался. Ну, что, за этот прекрасный мир и за его еще более прекрасную создательницу? — спросил я наклонив голову и подняв бокал.
Сидящая в кресле гостья взяла бокал и, грустно улыбнувшись, посмотрела на меня снизу вверх.
— Что ж, за встречу, — и подняла бокал, — Это ведь тот самый напиток богов, который меня Михаэль поил?
— Тот самый, — подтвердил я и опрокинул свой бокал.
Гостья последовала моему примеру.
— Присядьте, — скомандовала она через несколько секунд, — Неудобно же на вас снизу вверх глядеть.
Я послушно материализовал что-то вроде невысокого пуфика и уселся на него рядом. Неудобно — жуть, зато глаза даже при моем нынешнем двухметровом росте почти на одном уровне, ее даже чуть выше, и вообще на расстоянии меньше приватного пространства, а точнее, той самой ауры. Позиция очень способствующая сближению. Всего лишь для доверительного разговора, если не поняли. Девочка явно страдала, и хотелось ей помочь, а вот чем помочь — было непонятно.
— Так меня не собираются силком тащить из моего мира?
— Зачем, — удивился я, — У нас есть кому миры форматировать. А у вас тут вроде любовь, зачем же мешать?
— Форма… что? — удивленно захлопала глазами гостья.
— Ну, создавать. И позвольте представиться, Алексей. И меня можно на ты называть, — вообще-то, такие предложения — право женщины, но от нее вряд ли дождешься, а от выканья я уж как-то отвык.
— Что ж, можно и на ты… — она допила бокал, и поставила на стол, — А меня тогда Тиль называй. Вы с Михаэлем действительно чем-то похожи. Впрочем, все равно не хочу его видеть.
— А может, он просто тебе мешать не хочет?
— Это как?
— Ну, у тебя тут любовь, а он вроде как лишний…
— Смеешься? — Спросила Тиль грустно, — Ты хоть знаешь, кто он? Не Михаэль, а мой избранник? Это ж эльф, который после него остался. Вот ты уйдешь, от тебя этот останется, а после него — мой. Только он из темных, а не светлых, вот и вся разница. Знаешь, мне кажется, что эльфы, которые после вас остаются, в чем-то лучше вас самих.
— Вполне возможно, — философски пожал плечами я, вспомнив как повел себя Тариэль в мое отсутствие, — Но теперь сама же видишь, как ему вернуться? Это ж все равно, что подсматривать.
— А вы такие щепетильные? — усмехнулась она, — Ведь и меня, и Вортона он во всех видах видел. Впрочем, неважно. Поскольку его эльф меня бросил и женился династическим браком, чтобы спасти свое королевство от войны.
— Королевство? Вортон? — тут настал мой черед удивляться, — Так это что, тот самый Вортон т'Орсвит, отец нынешнего короля дроу?
— Да, он, а ты его откуда знаешь?
— Так, пришлось по работе изучать династические связи твоих королевских семей… — да уж, так это я что, хочу Михиному то ли внуку, то ли правнуку Таину подсунуть? Ну, дела…
— Ты так и не ответил, а зачем ты здесь? Согласись, мне тоже по работе знать положено.
— Так, одной девочке нужно помочь обустроиться. Кстати, не приглядишь за ней тоже?
— Это той, что светится как звездочка в ночи? Сколько ты в нее силы накачал? И откуда она взялась?
— Производственный несчастный случай в другом мире. Ее там один придурковатый некромант пытался демону в жертву принести. В последний момент вытащили.
— Ну, судя по ее ауре, я догадываюсь, откуда такое особое отношение к ней… — согласилась Тиль, — Хорошо, пригляжу.
— А еще знаешь, — добавил я, наливая еще по бокалу нектара, — Мне кажется, тебе было бы неплохо эту свою историю ей рассказать. Не про Миху… эля, а про Вортона. Мне кажется, это тебе здорово поможет. Давай, за твое счастье!
— Это что, божественное пророчество? — подняв одну бровь, посмотрела на меня Тиль, но бокал взяла.
— Да нет, какое пророчество, просто здравый смысл. Сама увидишь, — и подняв бокал выпил его целиком. Тиль, видимо, из суеверия сделала то же самое.
Ну, да, я же еще когда королевскую семью дроу изучал, заметил как дедушка, выглядящий чуть ли не моложе моего Тариэля, от потеряной любви мучается. Еще гадал, кто бы это могла быть. А вот как оно повернулось. А Таина, если с принцем свяжется, наверняка и с дедом общаться будет, и не раз, а учитывая, что язык у нее — находка для шпиона, наверняка все срастется. Тиль ведь, ясно дело, и сама в курсе, что происходит, просто ей гордость не дает самой появиться пред возлюбленным. А тот, скорее всего, считает, что она уже давно умерла.
И тут оказалось, что я ошибся. Не в плане Тили и Вортона, а в том, как нектар должен подействовать на Тиль и Тариэля. Нет, в сеть меня не вынесло, но какие-то силиконовые разработки в теле эльфа в этом мире явно присутствовали. А Тиль оказалась отнюдь не моделью омега, а какой-то более ранней разработкой. Словом, после второго бокала нас обоих вдруг развезло… несильно, слегка, но разговорчивости у нас обоих явно прибавилось.
— Все-таки, вы, боги, такие сволочи… — вещала Тиль возмущенно, — Помню Михаэль с каким-то «профессором» чистил один из моих миров от демонов. Это был кошмар, ужас, целые народы развеялись в воздухе… Алексей, ты можешь себе это представить? Я ведь тоже не девочка, демиург, в моих мирах каждый день люди умирают, иногда страшно, иногда с такими зверствами, что в здравом уме и не представить. Так что притерпелась, но чтобы так, одним взмахом руки целые народы… Да, народы были препакостные, одни жили убийством и мародерством, другие погрязли в некромантии и пленным кишки выпускали во имя своих божеств. Так что я понимаю, почему остальные народы их хотели с лица земли стереть. Я, может быть, и сама избрала бы какой народ, чтобы это сделать. Но вы-то, вы, просто так, походя… как тряпкой с меловой доски… целые народы. Как вы это делаете? Как вы с этим потом живете?
Я мрачно вспомнил F79, где совсем недавно что-то в этом роде и происходило.
— Тиль, ты пойми, это не народы уже были. Они и так уже были мертвы. Все что ты видела — это оболочки, контролируемые демоном. Представь, что у тебя какой народ умер от заразы, и вот такой вид — стойбища, полные мертвых людей. Что бы ты делала?
— Похоронить надо как положено. Как людей. Чтоб заразу не разносили.
— Вот именно. А эти твои народы тоже уже мертвые были, только у них не тела, а души умерли. И нельзя было допустить, чтобы заразу разносили, а «похоронить как положено». А то демон, используя их тела, еще больше других людей сожрал бы.
— Не выглядели они мертвыми. А пусть бы и демоны, демон что, жить не хочет? С чего вы вообще решаете, кому жить, кому умирать? Тоже мне, боги. По какому праву? И вообще, слово-то какое придумали, «демон»! Назвали демоном и все, можно уничтожать? Этот демон, этот не демон, а этот мне особо не нравится, значит, точно демон! Кто вы такие, чтобы решать, кому жить, а кому умирать? Им что, от своей демоничности жить не хочется? Какое вы право имеете? А если я вам не угожу, что, тоже демоном обьявите?
Я потихоньку как бы это сказать… офигевал. Ведь этой девчонке не одна тысяча лет, притом не виртуальных, когда ее мир крутился как бешеный, а она в другом помедленнее сидела, и на все эти тысячи лет смотрела как двоечник с задней парты, который тысяч пять лет истории проходит за один год… мимо. Она и правда эту не одну тысячу лет в этом мире отпахала. И такая наивность…
А главное, чешет-то как, не слабее перестроечных демократов. Щас, расплачусь горькими слезами и вольюсь в стройные ряды идущих на… в смысле, борцов за права демонов. Еще трехцветное радужное знамя и можно на баррикады… освобождать ЕБН, или еще там кого. Разумеется, из рук кровавой божественной гэбни. Тоже мне, титан мысли нашлась, в обоих смыслах.
Нет, вообще-то пока такие разговоры смертных касаются, все почти правильно. Слишком уж быстро смертные начинают карать и миловать на основе коммерческих интересов. Нельзя им доверять это. Вот только с богами ситуация немного другая. Мы ведь, не судим, не караем, не милуем. Мы просто мироздание оптимизируем. Удаляем паразитные процессы, которые уже никому не нужны. Создаем пространство для непаразитных процессов. И как ей обьяснить, что т'Иллиринель, т'Орсвит, и даже т'Ариэль не случайно начинаются с 'т', поскольку живут на виртуальной сети Тейя, виртуальном аналоге Гайи, и более того, полностью выполняющемся на Гайе. А Гайя, она же Изида — это как раз именно то, что все мы, боги, по сути и есть. И вот заводится всякая мразь внутри тебя, а такие воодушевленные дамочки-юннатки, защитницы живой природы, начинают тебе говорить, что то, что в тебе завелось, тоже не тварь дрожащая, а право имеет. И вообще, не трожь глистов, они, может, тоже чувствуют и страдают! А антибиотик или там антигриппин — это ваще геноцид небывалых масштабов!
Вот только как же это ей все обьяснить? Конечно, хочется начать с ответа, что она не демон, а просто идиотка, но вряд ли такой ответ ей мозги вправит. Когда люди так рассуждают, обычно их уже какой демон сожрал, так что помочь уже трудновато. Хотя и можно. Но с ней-то ведь точно дело другое. У нее просто информации не хватает о том, как мироздание устроено. В виртуалке живет. Для нее сеть — пусть даже виртуальная Тейя — это изначальная никому не принадлежащая халява, ну, как нефть для западной цивилизации. Поэтому у нее и естественное недоумение, почему это кто-то, кроме нее, на халяву права предъявляет. Хорошо, не очень естественное. Вообще-то, бог велел делиться, но, как говорится, богу — божье. Это я понимаю, и Алина, и Миха, и Укантропупыч, каким бы вредным он ни казался. А Тиль — наше творение, ей как ребенку еще обьяснить надо, почему не все конфеты — ее.
— Тиль, — начал я осторожно, — Вот этот мир, он ведь твой, правда?
— А чей же еще? — усмехнулась девчонка, явно настраиваясь на драку.
— Хорошо, — сказал я, — И вот представь, что кто-то явился в этот мир и хочет у тебя все отобрать и испортить. Что бы ты сделала?
— Только попробуй! — Тиль напряглась, сжатые в полоску губы и глядящие с вызовом глаза говорили сами за себя.
— То есть, этот мир твой, ты его любишь, и за него хоть с богами готова сразиться?
— Да так, что вы навеки запомните, — напряженно с пафосом ответила она.
— Так какого черта ты демонам его на халяву готова отдать, идиотка? — Тихо и вкрадчиво спросил я. Нет, вообще-то хотелось рявкнуть во всю глотку, но на подростков это неправильно влияет, даже если им несколько тысяч лет, а тут, похоже, именно этот случай. «Идиотку», впрочем, я благоразумно произнес мысленно и для настроя, без озвучивания.
— А с чего это вы, боги, взяли, что я отдаю? Мало у меня народов, что ли? Ну, вот еще демоны будут.
— Тиль, если ты хочешь один из своих народов назвать демонами — это твое дело. Называй, как хочешь, никто слова поперек не скажет. Но это не делает их демонами. Демоны демиургам не подчиняются. Если демон сожрет твой мир, ты ничего с этим поделать не сможешь. А если ты окажешься в этом мире, то и тебя сожрет. Ты это хочешь?
— Это вы так говорите!
— В самом деле? Мы и правда всегда так вовремя спасали твою задницу, что ты даже не почуствовала опасности? Вспомни, неужто ни разу, когда демон захватывал твой мир тебе не было страшно?
Если честно, удар был наугад. Я легко мог предположить, что такие зубры как профессор и Миха и правда держали Тиль, как канарейку, в чистоте и невинности, даже не подозревающую об опасностях, которые ей светили. Тогда аргумент не прокатил бы. Но оказывается, они все-таки были не безупречны. Что-то дрогнуло в ее выражении лица…
— Ну, уж, спасали мою задницу! Это в моем-то мире? Я бы сама в конце концов справилась бы!
Как же, справилась… если у нее после чистки целые народы исчезали. Кстати, интересный вопрос, куда демиург F79 смотрела? Или им и не положено? Вообще-то, демиург — это просто активная библиотека всего, что нужно для создания мира с потребностью все это реализовывать на доступных ей узлах в определенной пропорции и до определенного предела насыщения. Скажем, звезда в планетной системе обычно нужна только одна, а планет может быть несколько, но не очень много, ну и так далее. Может охрана и правда не их дело?
— Тиль, девочка, у миров есть более глубокий уровень, чем тот, на котором ты работаешь. К сожалению, демоны из него как раз и лезут. И если вылезут, сожрут тебя с потрохами.
Ну, да, запросто. А главное, после этого, как вы думаете, кому нужна утилита форматирования миров, зараженная тем же демоном фашизма? И что бы с ней пришлось сделать? Ведь это не человек, которого при 80 процентах зараженности мы все еще пытаемся спасти, это попросту утилита, отвертка. Сломалась — проще заменить.
— Пугаешь? Ну-ну… А сам?
— А сам пуганый. Поэтому и давлю эту мразь, прежде чем она до меня доберется.
Интересно, признание богом собственной уязвимости поразило ее до глубины души. Кажется, никто еще не посвящал в то, что боги тоже в принципе уязвимы. Конечно, дьявол кроется в мелочах. Для начала, демоны виртуальных миров со мной ничего сделать не смогут, да и в Гайе тоже, а вот человеческими демонами заразиться в принципе можно, если внимательно не приглядываться. Вот только, попробуй я соблазниться каким демоном, его из меня тот же профессор каленым железом выжжет, и будет на сто процентов прав. Тем более, я теперь и сам знаю, как это делать. Так что, мои шансы заразиться демоном — нулевые, просто не дадут. И, как ни странно это звучит, я за это своим богам — профессору, Михе, Алине — более, чем благодарен.
Вообще-то, даже странно звучит. «Моим богам». Дико, но с другой стороны и глубоко логично. Ведь и в смертной жизни я так же полагался на родных и близких, на семью, родных. Отца, брата, жену. «Моим богам»… А ведь и правда, ничего более важного для человека и нет, чем семья и друзья. Просто, теперь профессор, Миха, Алина и даже нахал Мартик — это тоже моя семья.
В любом случае, кажется, Тиль впечатлилась. Ну, что ж, молодец, возьми с полки пирожок, сказал я сам себе. Какой? Там два, возьми тот, что посередине… Честно говоря, самому не верится, что пробился в ее сознание. Трудно это. Правда, насколько долго влияние продержится не знает никто, но успех ошарашивающий. Ладно, оказалась Тиль умнее, чем казалась, и слава Богу.
Чтоб скрыть свои размышления, я просто разлил по третьему бокалу себе и Тили, тем более, что в бутылке больше и не оставалось.
— Тиль, ты знаешь, мне кажется, Михаэль о тебе очень беспокоится. Так что, зря ты на него злишься, он просто вежливость проявляет. Скажешь, ему лучше на это наплевать и к тебе появиться опять?
Демиург задумалась.
— Не знаю, наверное, нет. Я ведь и правда этого его эльфа люблю. Так что, если твое пророчество сработает, то зачем мне еще Михаэль тут…
— Я рад, — просто сказал я.
— Ладно, пойду я, — ответила Тиль, — А то, тебе тут скоро дверь просребут с жалобным поскуливанием…
И сказав это, демиург мира тихо испарилась, как будто ее и не было. Все-таки не могла не подначить напоследок, зараза! А за дверью и правда, если не скреблись, то ждали. И ясно, не меня. Так что я тоже деликатно испарился, уйдя в сеть…
* F58 Тариэль
Я встряхнул головой… все-таки эти странные порывы вдохновения с провалами в памяти несколько озадачивают. В комнату проскользнула Сима с кувшином вина и тарелкой полной каких-то вкусностей. Поставила на стол и уставилась на меня огромными серыми глазами. Я обнял девушку и прижал ее к себе, наглаживая ее спину между лопатками сквозь ткань сарафана.
— Ты не торопишься? — спросил я.
— Нет, все уже разошлись, дядя уже дверь запер и спать отправился.
Придерживаю девушку левой рукой, правой поднимаюсь и провожу по ее шее, щеке, отвожу за ухо, погружаю в ее волосы, нацеливаясь губами для поцелуя…
— А с кем ты тут говорил? — спрашивает Сима.
Опа-на… неужто с ревностью придется разбираться. Застыв, гляжу в широко распахнутые серые глазищи, с моими губами застывшими всего в паре сантиметров от ее губ.
— Это и правда была пресветлая Тиллиринель? Я ведь не верила, когда ты говорил о богах, а как ее услышала, никаких сомнений не осталось. Да и не выходил из твоей комнаты никто, я ведь под дверями стояла. Ты и правда с самой Демиургом знаком?
Так вот оказывается, чем я в приливах вдохновения занимаюсь… Интересно.
— Но ведь ты никому об этом не скажешь, солнышко, — нежно шепчу я, ощущая наше смешанное дыхание на лице, и мои губы, наконец, касаются ее…
* Алексель
Профессор удобно сидел в привычном кресле у окна с бокалом в руке и бутылкой очередного нектара стоящей со вторым бокалом на столике рядом. Интересно, это у них с Михой что-то вроде соревнования, кто нектар поэкзотичнее придумает? И кто у кого эту привычку перенял? Скорее всего Миха у профессора, все-таки он изрядно моложе.
— Ну, что, появился, ученик? — вопросил Укантропупыч и знаком показал на кресло напротив, заодно наполнив второй бокал и пододвинув его поближе к указанному креслу, — Где пропадал?
— У Йогиты с Михой, — ответил я, послушно сел, и взял бокал, — А еще в F58. Помните ту девицу, которую надо было обустроить. А еще сегодня буду Йогите помогать в миссии в R66.
— Вот это хорошо, молодец, правильно, — одобрительно кивнул профессор, — Нечего запираться в рамках одной лаборатории, надо расти.
— Раз уж мы затронули эту тему, профессор, — ответил я, — вы не возражали бы, если бы я пообщался с социальными инженерами?
— А это-то тебе зачем??? — искреннее удивился профессор, — Нет, если хочешь — пожалуйста, но правда не пойму. Ты уверен, что ты этого хочешь?
— Слишком уж сильно меня отговаривают от общения с ними…
— А! — ответил профессор, — Тогда и правда надо. Хотя бы, чтоб убедиться, что иногда отговаривают по делу. И не откладывай. Теперь слушай правила. Социальные инженеры — не боги, они альфа, то есть алеф. Углеводородные тела. Лишних способностей при общении с ними не светить. Все перемещения и материализации при помощи артефактов. Понял? Нечего этим обездоленным в лицо тыркать своим могуществом. Неприлично. Понятно?
— Извините, профессор, но нет, ничего не понял… вы это о чем?
Укантропупыч, совершенно неожиданно и не в своем стиле, вздохнул грустно и долго, звуча как старомодный паровоз, выпускающий пар, и принялся обьяснять.
— Ты, пойми, они тебе не ровня. Как и ты, они родились младшими богами, но так и не переросли свои смертные тела. И умерли в них. Их из реинкаранатора вытащили в последний момент. Если уж совсем точно, их инпу-узлы отсортировали для индивидуальной отработки. В этих случаях дать тело «омега» просто не работает, они в нем растворяются без осадка. Проще сразу развеять. Поэтому их помещают в тела «альфа», да-да, тех самых длинноухих, и дают им шанс. Если и это не работает, то они или развеиваются битовой пылью, или реинканрируются в смертных по новой, зависит от того, осталось ли что-то для реинкарнации или нет. Обычно, увы, развеиваются, но это неважно.
После всего этого, сам понимаешь, давать им полную божественную власть по крайней мере глупо. Так что их уровень доступа весьма и весьма ограничен. Например, в реальность они погружаться не могут — и так уже там нагадили сверх меры. А в виртуале им выделен набор миров, где они творят, что хотят, но больше ничего не могут. Создавать миры они не могут, пользуются тем, что им дали. Требовать, что хотят, тоже не могут. Мы им дали «артефакты» создавать еду, одежду, перемещать их между их жилищем и лабораторией, в общем, по меркам смертых у них и так уже поросячий рай, но больше они по сути ничего не могут. Понимаешь?
В общем, хочешь с ними общаться, не мозоль им глаза своими возможностями. Неприлично. Чего уж там, задевать этих богом обиженных?
А общаться… ну, Айниэль у них общительная. А вообще, решай сам. Я бы сам в это ведро помоев не стал нырять, так что если тебе нужно — тебе и решать. Кстати, а если и правда социальные вопросы интересны, пообщайся лучше с Андреем Яковлевичем, из лаборатории социальной эволюции. Он и бог нормальный, и правда понимает многое.
— Спасибо, профессор, это тоже обязательно, — решил я ответить дипломатично, — Так, а чего вы меня вызвали?
— О! Другое дело! — оживился Укантропупыч, — Правильно, вот это я понимаю. Короче, с этими сам разберешься, а теперь давай по делу. Итак, пока ты очень хорошо идешь, но пора и о теме исследований подумать.
— Дык, вроде ж мне еще учиться и учиться… нет?
— Учиться ты будешь всегда, — возразил профессор, — А делу это мешать не должно. Короче, я тебе тут тему хочу подбросить, а ты думай — интересно или нет? Если интересно — дай знать, займемся. Понял? Хорошо?
— Почти… — ответил я смущенно, — Звучит, будто мне вы выбор даете. Хочешь — занимайся, не хочешь — нет. Это как?
— А как иначе? — удивился профессор, — Настоящее исследование так и устроено. Если неинтересно — никто заставить не сможет, а если интересно — наоборот, никто остановить не сможет. Как обычно…
Надо сказать, такой взгляд на вещи резанул уже знакомым подходом из мира смертных. За всеми материальными примочками там всегда в конце концов стоял именно этот выбор. Хотя и не знаю, может, это только у меня стоял…
— И что за тема, профессор?
— Тема, ученик, сложная — создание героя. Я над ней уже много лет бьюсь, — ответил профессор, — Вот смотри. Берешь ты ребенка, даешь ему почти супервозможности, и что получается? У него и так все получается, мяч попадает в ворота, кулак в нужные челюсти, девочки ахают и падают штабелями в постель… И что, в результате?
— Все хорошо?
— Отнюдь! — возразил профессор, — Все очень и очень плохо. Герой отучается стараться, все ему и так дается. Так что, получается не герой, а разгильдяй, без малейших стимулов к самосовершенствованию или рефлексов бойца. Идеи?
— Ну, может наоборот, не давать ему все сразу?
— Мысль правильная, — кивнул профессор, — Но тоже не без проблем. Если не давать все сразу, а так, середина-наполовину, то и получается середнячок. Крепкий такой, устойчивый середнячок. Что самое ужасное, привыкший к этой роли, и таковым себя и считающий. Так уже вообще получается полный и безнадежный тупик. Мысли?
— Ну, если героические возможности демотивируют, а средние вообще заводят в тупик, то остается только одно — ограниченные возможности. Нет?
— Вот именно! — одобрил профессор, — Чтобы быть точным, героические способности сами по себе не демотивируют. Просто в нормальной жизни для них не хватает задач, чтобы решать, проблем, препятствий. А создавать их герою искусственно — замучаешься, просто слишком много возни. А так, конечно, можно дать ребенку полубожественные возможности, а потом гнать его лет этак с пяти на грани выживания. Работает, еще как. Про Геркулеса слыхал? В смысле не кашу, а героя? Результат получается — терминатор усрется от зависти. Но очень утомительно. Да и что дальше с этим выживальщиком делать, непонятно. У него ж на таком экстриме рефлекс один — чуть что, в зубы, ушел живым — скажи спасибо, социальных навыков — ноль. Ну, а голова — чтоб в нее есть. Так вот, я уже некоторое время исследую немного другой подход. Ты еще слушаешь?
— Конечно, профессор, — кивнул головой я.
— Смотри сам, — продолжил он, — система уравнений-то простейшая — с двумя переменными: возможности и вызов внешней среды. Да, дифференциальная система, но простая и хорошо известная. Вызовы внешней среды должны превышать чуть-чуть возможности, тогда будет развитие. Можно и не чуть-чуть, главное — чтоб не убивало, как справедливо заметил Ницше. Главное — чтоб герой постоянно пытался через свою голову перепрыгнуть, и получится устойчивое развитие. Пока понятно?
— Понятно, — согласился я, — То есть в идеале нужно перед героем морковку перед носом держать, чтобы он постоянно двигался, правильно?
— Ну, скорее репей под хвостом, — поправил профессор, — но и позитивные стимулы тоже важны — без них развитие тоже останавливается. Слышал про это исследование с кошками?
— Может быть… не знаю… это вы о чем? — дипломатично откликнулся я.
— Ну, как, кошки они очень неглупые животные. Даром что ли рядом с человеком столько веков сосуществуют. Так вот, в экспериментах кошкам давали задачи. Если давали вперемешку — сложные и простые, так чтобы котята могли удовольствие от успеха почуствовать, то они оказывались не глупее обезьян, а если только сложные и почти невыполнимые — то они просто отказывались их решать дальше. Так и с героями — им обязательно надо давать время от времени до морковки дотягиваться, иначе не работает.
— Понял, — еще раз кивнул я, — Так, а в чем задача-то? Тема?
— А! — профессор, явно увлеченный темой, поднял вверх указательный палец, — Вот тут-то и тема. Представь, создал ты героя от рождения слабеньким, невысоким, так чтоб последним на линейке на уроке физкультуры, словом «гик», «ботаник», и вообще, почти очкарик. Вот он и будет напрягаться и прыгать выше головы. С его естественными физическими данными, жизнь — это уже вызов, препятствие. А потом, как он сформировался уже борцом, привыкшим преодолевать препятствия, тут убери все его ограничения, и что выйдет?
— Не знаю, — честно сознался я, — Что угодно может выйти.
— В принципе, ты прав, — согласился профессор, — Надежда была, что они как самолет на авианосце себя поведут. Знаешь, на авианосцах палуба короткая, так что самолеты перед взлетом специальными тросами удерживают. Пока двигатель нужную тягу не разовьет. А потом отпускают — и они тут же взлетают с очень короткой полосы. Вот и тут, та же надежда была, что они научившись бороться и получив полноценные возможности, тут же ухнут в занебесные высоты. Но пока не получается. Я тут виртуальные эксперименты проводил, и таких вот ограниченных в виртуальных мирах пробовал с практически неограниченными возможностями. Результаты, и правда, не очень.
— В смысле?
— Я их на пробу во сне погружал в виртуальную реальность. Каждый в виртуале достигал невероятных высот, вот только в реале — последствия нулевые. Проснувшись они продолжали жить, как привыкли. Ну, разве что кучу фэнтези книжек написали. Конечно, может, если им в реале все эти возможности дать, они и тут промаху не дали бы — но увы, проверить пока не успел. Да и беспокойно. Уж очень беспардонно они со своими возможностями в виртуале обходились. Горы трупов — типичная картина, и вообще, грабеж прошлого, разрушение мира, бандитизм, разбой — это лишь неполный список, как они в виртуале отличились. Типичный способ решения проблемы — раскопать какой древний артефакт и жахнуть им со всей дури. Последствия — артефакт уже больше никто не найдет, возможность навсегда утеряна, в том числе и для тех, кто мог бы его не по дури использовать, а разобраться и чему-то научиться, ну, и некоторое количество трупов злодеев, причем, необязательно злодеев. Второе, конечно, не так важно, но и в реал пускать не хочется. Так что, пока все эти эксперименты в виртуале проходили.
— И в чем моя тема?
— А вот найди условия, когда это работать будет, — ответил профессор, — Идея ведь явно хорошая, но куча граничных условий. Слишком слабый — значит, слишком обиженный. Не умеет удар сдерживать; бьет, не задумываясь, если уверен; жесток, потому что не верит, что может кому-то навредить; невинные страдают. А слишком сильный — ему и так хорошо, никуда не стремится, так тоже плохо. Про середнячков уже говорили, вообще пустое дело. А найти бы баланс, когда слабость поначалу всю жизнь вперед гонит, и не озверел, не стал убийцей бесчувственным, это непросто. Нужно какого-то такого слабака вырастить, чтобы душу не потерял, и драться не отучился. Тогда ему и силу не страшно дать, и воспользоваться ею сумеет. Вот это сложно.
— Профессор, а граничные условия тут вообще сходятся ли? — усомнился я, — А что если слабость, достаточная для мотивации, всегда предопределяет и жестокость?
— А вот это тебе и выяснять, ученик, — усмехнулся профессор, — Одно могу сказать — с богами работает отлично, на себя посмотри, или там, на Михаэля. А со смертными… со смертными и правда проблем много. Но если получится — подумай сам, сколько пользы будет. В общем, решай, если интересно. Захочешь заняться темой — дай знать, я тебе еще данных подкину для размышлений.
— Решать? — удивился я, — Ах, да, у меня же есть выбор, верно?
— Верно. А как иначе? — взаимно удивился профессор, — Забыл, что ли? У нас все сугубо добровольно. Как я тебя заставить могу, если тебе неинтересно? И вообще, забыл, что ли, первую обязанность бога? Жизнь должна быть интересной. С другой стороны, согласись, тема-то и правда очень даже интересная. Сам бы занялся, да других забот пока много. В общем, заинтересует — скажи!
С этими словами профессор заполнил пустые бокалы, и поднял свой. Я машинально взял другой бокал и молчаливо отсалютовал им.
— Слушай, а что у тебя по жизни происходит?
— В смысле?
— Ну, какие у тебя в жизни проблемы? Что ты хочешь решить? И не говори, что ты об этом не думал — все равно не поверю. Я таких идиотов в ученики не беру.
Я слегка поперхнулся от такой постановки вопроса, но собравшись ответил:
— А вы и помочь чем можете?
— Да как я помогу, если не знаю в чем? В общем, делись, ученик, как на исповеди. И не волнуйся так, иногда вслух озвучить свои проблемы — большая часть дела.
Сказать, что я тут же растаял, я не могу, но прикинув понял, что профессор как всегда прав. Все мои метания вокруг Алины — секрет Полишинеля, да и стратегически ситуация понятна всем подряд, так что и скрывать нечего. Что и породило мой первый вопрос:
— Профессор, а вы и правда не все мои проблемы знаете?
— Знаю-не знаю, какая разница? Ну, конечно, знаю, сам через них проходил. Ты мне скажи, что тебя больше всего тревожит — тем и займемся!
Тоже верно, мысленно согласился я. Скажи, что важно, с того и начнем. Вот только что же важно? Я задумался.
— Знаете, профессор, кажется, для меня две вещи сейчас важнее всего. Первая — это разобраться, кто же я такой, что за бог. Но вы говорили, что это само придет. Так что, это может подождать. А вот вторая… мне бы с женщинами разобраться. Во-первых, у моего смертного тела жена есть, и я ее люблю по-честному. Потом, у меня должна быть парная богиня — и я понятия не имею, кто она. И сверх того, есть еще Алина. Совсем не чужая. Просто безобразие какое-то…
— И в чем проблема? — поинтересовался профессор.
— Ну… как-то согласовать все это вместе и решить, что делать, что нет.
— Извини, ученик, но тут я тебе ничем помочь не могу, — ответил профессор, — Такие диллемы — это как хороший десерт, исключительно самому решать надо, а то все удовольствие теряется. Помнится, мы с Нефридой пару десятилетий мучались сомнениями, что вот обьявятся наши парные боги, а мы тут… — профессор мечтательно вздохнул, — Как мы ревновали к самим себе — до сих пор приятно вспомнить. Но вот тебе подсказка, ученик. Мы, боги, всегда все делаем правильно. Для нас «должен», «можешь» и «хочешь» — синонимы. Так что, если инстинкт говорит тебе, что что-то правильно — так тому и быть. А понять, почему правильно, можно и потом.
— А если ошибусь?
— Тем интереснее, — усмехнулся профессор, и поднял свой бокал, — Но особо на это не рассчитывай. Пока что, ни у одного бога такого не получилось. Успехов, ученик!
— Спасибо! — кивнул я и опустошил свой бокал. Профессор махнул рукою и изчез.
Сзади раздался голос:
— Вы уже закончили?
Алина вышла из кухни с чайником и чашками наготове. Нет, она там не ждала, я бы увидел, просто решила материализоваться там, в кои веки изменив своему принципу, что чайника надо обязательно ждать.
— Я не хотела вам мешать, но кажется, вы уже закончили?
— Да, временно закончили, — ответил я, — Мне правда скоро в R66 с Йогитой и Михой.
— Вот и славно, — улыбнулась Аля, — А пока чаю попьем. Вы о чем с профессором говорили?
— О разном… Слушай, если с социальными инженерами общаться, с какого конца за это браться? Тут мне профессор про них такого наговорил…
— А чего браться? Главное — не забывай, они — алеф, так что будь снисходительнее, Алеша, хорошо? Ну, и с ними правила другие, они очень любят, чтобы на «вы», и с уважением, так что учти. Да, а чего ты решил с ними говорить?
— Да очень уж все отсоветывают, — ответил я. Хулиганить, так хулиганить.
— Правда? — удивилась Алина, — Странно. Они такие нелепые, что и отговаривать странно. Но если так случилось, то обязательно надо, чтобы потом не колебаться и не размышлять «а вдруг в этом что-то есть…» Ну, так, что, Алеша, готов?
— К чему? — удивился я, — Конечно, готов. Как юный пионер…
Вместо ответа Алина создала экран в воздухе, где появилась подтянутая худощавая тетка непонятных лет, с длинными глазами и ушами, выдающими принадлежность к модели алеф, или, говоря проще, к эльфам. Тетка подняла глаза, удивленно посмотрела в окно, и почти надменно, с видом оторванной от несказанно важного дела, сказала:
— Ваше Величество г'Аладриель?
— Айниэль! — Алина отвесила незнакомке легкий кивок, в лучших традициях королевских домов, отражающий что-то вроде очень благожелательного отношения высшего к низшему, как и правда могла бы приветствовать высокопоставленного вельможу королева, — У нас тут молодое пополнение, позвольте представить вам, г'Алексель. Ему было бы интересно узнать, чем занимаются социальные инженеры. Вы не могли бы встретиться с ним и рассказать вкратце вашу платформу и основные идеи?
Тетка вдумчиво взглянула в сторону, будто сверяясь с чем-то, и важно заявила:
— Конечно, нет проблем. Завтра, в 13:00 подойдет? У меня как раз дырка в расписании, охотно пообщаюсь. Аудитория 501, лаборатория социального инжиниринга. Расценки за консультацию как обычно — золотой доллар за час.
— Замечательно, — Алина просто растаяла в задушевной улыбке, — Договорились.
Выдав самый высокомерный поклон, который я видел в своей жизни, Алина отключила канал.
— Ну, вот, Алеша, договорились, — жизнерадостно сказала она, — Завтра с Алисой встретишься.
— «Ваше величестово»? «Галадриэль»? — иронично спросил я.
— Алеша, я ж тебе обьясняла, у меня официальное имя так звучит. Ну, что тут поделать? А Алиса это чересчур серьезно воспринимает, тем более, что она сама алеф. Алеш, будь снисходительней! У Алисы такая тяжелая юность была, конечно, у нее полна голова тараканов. Ну, подыграй чуть, жалко, что ли? Да, а вот это — оплата за «консультацию». Алиса полагает, что любой пук должен оплачиваться.
С этими словами Алина вынула из воздуха монету и вручила ее мне. Монета оказалась из тяжелого желтого металла, очевидно, золота. Одна сторона содержала знак доллара с цифрой «1» и надписями по периметру «Обеспечена золотом, содержащимся в данной монете. Необязательна к приему во всех странах мира.» Реверс изображал дерево в чистом поле, с очевидно золотыми монетами, свисающими с его веток на манер зреющих фруктов. Надпись по периметру гласила «Ayn Rand. 1905–1982. Объективизм. Свободный рынок. Золотой стандарт.»
— Это, что, издевательство? — поинтересовался я.
— Алисе нравится, — невозмутимо откликнулась Аля, — А что еще надо?
— Ну, если нравится… — не выдержав, заржал я, — Но я себе еще такую же сделаю. Просто на память. А поле на реверсе, конечно же, чудес и в стране дураков?
— Ну, необязательно так грубо, Алеша, — возразила Аля, — Даже если и понятно, что нигде больше деньги на деревьях не растут.
— Ладно, понял, — согласился я, — Завтра, 13:00, их лаборатория, аудитория 501. Алин, ты знаешь, что я тебя обожаю?
— Знаю, — спокойно подтвердила Аля.
— Лех, так ты готов? — раздался голос Михи с потолка. Аргх-х-х-х!!!
— И ценю, — Алина подошла вплотную, прижалась ко мне и поцеловала в губы, — Занимайся делами, Алеша, а об остальном — потом поговорим, хорошо?
И ушла в свою спальню. Вот так вот. Назвать это стервой… ну… как никак не назвать. Минуту я хватал воздух, потом собрался с силами и откликнулся:
— Конечно, готов. Куда, когда?
— Сбрасываю координаты, — откликнулся Миха, — И не погружайся сам, просто отдели поток сознания. Там полсуток миссия — долго. И не надо так сопеть, я вас что, с Алиной невовремя застал?
— Если бы, — проворчал я.
— А-а-а! — отозвался Миха, — Ну, смотри, предложение насчет Стеллочки я не отменял…
— Переживу!
— Верный какой… Ты вообще, в курсе, что ваши с Алиной страсти уже почти как мыльная опера идут?
— Это как?
— Как, как? — удивился Миха, — Богов не так много, весь пантеон — как очень большая деревня, все обо всех знают. Особенно учитывая наличие многочисленных специальных возможностей. Ну, в спальни не заглядываем, хотя и то из вежливости — ничего сложного нет. А событий интересных мало. В общем, народ просто оторваться не может, все ждут, когда ты ее трахнешь.
— Ты ж вроде только что отказывался обсуждать этот вопос?
— Не я, а Йогита, и не этот вопрос, а как научная тема Алины со вашим романом связана. А насчет чем это закончится, тут и к бабке ходить не надо.
— Вообще-то профессор говорил…
— Профессор у нас зритель вдумчивый и смакующий повороты сюжета. А я из тех, кому нужно чтобы все побыстрее перетрахались, переженились, и перестали морочить голову. К слову, если после всех этих бразильских страстей у Алины останется хоть одна неиспользованная дырка — я как телезритель буду сильно разочарован, так что не подведи!
— А те покажу, телезритель! — Вмешалась вдруг Йогита, — Алексей, не слушай ты этого балабола, любите друг друга с Алиной, как вам нравится, и не заморачивайтесь. Так вы оба скоро?
— Все-все, — исполнительно заявил Миха, — Понял, покраснел, заткнулся. Короче, Лех, R66, координаты скинуты, прямо сейчас. Материализовываться в форме грозового облака, мы с Йогитой уже ждем.
— Ща, буду, — буркнул я, не очень уверенный, как реагировать коллективное обсуждение новоявленными фанами своей личной жизни. Может, подковырнуть Миху насчет использования особо неудобных отверстий? Впрочем, он ведь покажет. Позовет Стеллочку и покажет. Я вспомнил некоторые способы зачатия, использовавшиеся олимпийскими богами Древней Греции, и желание подначивать Миху как-то отпало. Наверное, и правда надо махнуть рукой. «От людей на деревне не спрячешься.» Я вздохнул, и инициировал новый поток сознания для R66.
* F58 Алексель
Обратно в Тариэля я, как бы это точнее назвать… проспал! Нет, конечно в сети бог во сне не нуждается, а вот игнорировать реальность, пусть даже и виртуальную, которой должен был бы заниматься — легко! Собственно, поначалу это было даже очень сознательно, учитывая что именно Тариэль и Сима собирались в ближайшие несколько часов делать. Короче, с одной стороны, проявил деликатность, а с другой стороны, я вообще не понимаю тех, кто жаждет смотреть на то, как этим занимаются другие. По мне так просто, хочешь делай сам, не хочешь — не лезь. А быть в этом деле футбольно-бейсбольным болельщиком как-то странно. Короче, ждать было долго и утомительно, особенно если учесть, что после всего сделанного и выпитого, Тариэль с Симой счастливо задрыхли без задних ног.
Конечно, можно было слиться обратно с основным потоком сознания, что в любом случае и планировалось, вот только у меня еще не было уверенности, что при надобности я опять смогу разделиться, а работа еще не закончена. Так что, я просто погрузился в посторонние, ничего не значащие размышления.
Вот скажем то, что Тариэль и Сима целуются. Вы когда-нибудь обращали внимание, что поцелуй, как средство выражения любви, появился только с массовой миграцией народов? И не случайно. Все опять упирается в биологию. У человека же три набора генов — в ядре клеток, в митохондриях, и в цитоплазме. Ядреные гены передаются только путем секса, митохондриальные вообще только от матери, а вот теми генами, что в цитоплазме плавают можно при случае даже простым чихом поделиться. Дело в том, что большая их часть — это даже не человеческие гены, а фрагменты тех вирусов и бактерий, вызывавших когда-то массовые эпидемии и косивших народ как чума. Собственно, почему «как», чума в этом наборе скорее всего, тоже у многих имеется, точнее ее фрагменты. Просто поначалу они были смертельными, те, что таковыми и остались, выкосили свою пищевую базу, а оставшиеся стали не очень опасными и даже во многом полезными, поскольку постоянно обновляли иммунитет к своим более агрессивным версиям.
Ну, это как представить, что Германия не полезла на СССР, а спокойно ассимилировала бы Европу, и жили бы в той же Франции вперемежку французы и немцы, как уже ужились там под названием французов до этого бургундцы, норманны, савойцы, гасконцы, провансальцы… И если кто вторгнется, вместе берутся за оружие выставлять незванных гостей.
Вот и плавают эти гены-оккупанты в цитоплазме, которой вообще все равно кого реплицировать, и передаются как от матери к детям, так и между людьми при достаточно плотном контакте. Вот только такой чудесный баланс достигается, только когда уровень этих вирусных генов и иммунной системы организма в равновесии. Иммунитет вообще-то работает без фанатизма. Не мешаешь? Не мешаешь. Ну и плыви себе в цитоплазме, гавно зеленое. А что ты там делаешь — никого не касается, главное за пределы своей клетки-аула не вылезай и зарытый в грядке дедом-оуновцем автомат не откапывай. А то и на проверку документов нарваться можешь. Некоторые, конечно, вылезают и нарываются. Так иммунная система поддерживает антитела на эти вирусы, благодаря чему нам эти древние эпидемии и не страшны. Вот только, как в организме какая-нибудь перестройка и демократия стрясутся, там ноги промочил или под особо холодный дождь попал, так, что иммунная система, она же правоохранительные органы, ослабевает, тут эти дети гор выкапывают закопанные дедами на Западной Украине автоматы и начинается полное безобразие, популярно известное как сезонные простуды или ОРЗ.
Так, и при чем тут поцелуи? А очень даже при чем. Пока люди жили одними и теми же общинами, состав этих вирусных генов внутри общины был у всех примерно одинаков. Ну, в крайнем случае, кто до соседнего племени-городка доберется и еще что-то подхватит, но таких новинок сезона было мало, причем принесший их ближайшей осенью всех обчихивал, и вирусный фон опять стабилизировался. Конечно, иммунная система к новому вирусу была не подготовлена, но справиться с одним, да еще ослабленным вирусом для человеческого организма проблема небольшая. А вот как народы стали активно перемещаться, нарваться на партнера с сильно другой коллекцей вирусов стало значительно проще. И тут уж поцеловав таинственную индеанку легко можно было получить не один, а очень много разных голодных вирусов, к которым у тебя нет иммунитета, и обладающих непредсказуемыми побочными эффектами в активной фазе. Для индеанки, также получившей получившей новые вирусы, дело еще хуже, поскольку если ее не просто поцеловали, но эти побочные эффекты происходят уже на ранней стадии беременности.
Вот поэтому в мире перемещающихся народов и появились поцелуи, что-то вроде пробного шара или прививки от любимого, чтоб не рисковать получением слишком большой порции новых вирусов за раз и в неподходящее время. То есть, встретился с девушкой, поцеловал эту Покахонту на прощание, если на следующий день не покрылся прыщами — можно продолжать ухаживать с уже более далеко идущими планами, а покрылся — сиди, выздоравливай, а потом ищи другую Покахонту. Ну, или можешь проверить еще раз — вдруг уже иммунитет выработался. Опять же с поцелуями вирусный фон потихоньку выравнивается задолго до главного дела, поэтому когда девушка забеременеет, то ходит здоровая и без заморских соплей, что очень способствует появлению здоровых детей.
Впрочем, к Симе и Тариэлю эти рассуждения неприменимы, поскольку организму Тариэля все вирусы побоку и ничего не того он ей не передаст. Но ведь традиция…
За этими мыслями я и не заметил, как Тариэль проснулся и отправился навестить подопечную, чтобы разобраться, наконец, собирается она замуж за гнома, или все-таки ей нужен заморский принц на белом, или там черном, как я планировал, коне. Застал я своего эльфа как придурочного гоняющимся по загону за своей серой кобылой и черным жеребцом. Оказывается, Таина напугала Тариэля, заявив будто ее жеребец хочет его любимицу слопать. Ага, как же… Ну, до чего ж он не по делу доверчивый! Хоть рассказывай про птичек-рыбок, да и сам он чем, спрашивается, несколько часов назад занимался? Ладно, эльфы долго живут, еще научится.
В общем, зря он их разгонял. Я ведь его кобыле от черных темноэльфийских скакунов систему распознавания «свой-чужой» поставил. Так что, проидентифицировав оставленную рядом кобылу как свою на радаре, жеребец воспылал вполне понятными любому мужику намерениями. Кобыла также отнеслась к этому с полным пониманием и энтузиазмом, только решив для начала погонять кандидата в избранники, чтобы тот показал, что достоин сей высокой роли. Чем тот с огромным энтузиазмом и к взаимному удовольствию и занялся. Вот эту-то прелюдию и разогнал, не разобравшись, Тариэль. А зря. В отличие от биологических существ, кобыла-демон не беременела немедленно, а вполне могла носить полный код будущего жеребенка до тех пор, пока не понадобится. А потом, породить жеребенка-демона в тот же день, когда у Тариэля родится сын или дочь. Мог бы мой эльф или его потомок быть обладателем очень интересной и перспективной модели, ну, да, видно не судьба.
Для справки, я на этот раз не погружался полностью в эльфа, а только приглядывал, что вокруг него происходит, так что Тариэль решал все самостоятельно, и в данный момент прицепился к Таине, откуда у нее лук. Кстати, и правда, откуда? Эльфийский, такой на базаре не купишь. И ведь я ей такой не делал. Надо же, пройдошистая тетка, разжилась где-то. Ну, и ладно, ну, и умница. Чем больше она о себе сможет побеспокоиться, тем меньше мне за ней следить.
А Таина, как будто подтверждая мои мысли, выторговала у эльфа сопровождение этим вечером на бал гномов за ответ, откуда у нее лук. Тут мне и правда интересно стало. Во-первых, уж на балу у гномов точно выплывет, действительно ли у нее тут жених образовался, а во-вторых, Тариэлю это будет исключительно полезно и в плане образования, и в плане дипломатической подготовки. Ну, и что, что эльфы гномов не любят? Так тем ценнее будет тот, который с ними знает, как общаться, а может, и знакомства имеет. Второе даже важнее, поскольку и так понятно, что будь у нее гном-жених, вряд ли бы она на гномий бал с эльфом пошла. Так что, принца все-таки надо готовить. Утешает, что до этого еще несколько недель есть, успеем.