* F58 Тариэль

Это ж надо было так не вовремя отцу найти поручение для своего сына. С другой стороны, подумал Тариэль, сам виноват, оказавшись вблизи этого долбанного — в буквальном смысле этого слова — Храма Великой и еще какой-то там Матери, на который у Высшего Совета Эльфов вдруг завелся зуб.

Все началось с того, что ему пришлось таки отправляться в столицу, и все-таки удалось уговорить Симу уехать с ним. Несмотря на молодую хорошенькую спутницу, нападать на двухметрового эльфа любителей не находилось. Особенно учитывая, что они восседали на далеко не безобидной кобыле, помимо бронебойных копыт, обладающей также роскошной парой клыков, и души не чаявшей в своем хозяине и его возлюбленной. Так что, приставать к обозникам для защиты не требовалось. Ночевали с относительным комфортом, на постоялых дворах, а заодно и с большим взаимным удовольствием. Ну, а учитывая магическую способность сильфы не давать всаднику с нее свалиться, досыпали в дороге.

Однажды пришлось все-таки заночевать в чистом поле, и какие-то уроды решили на них втихаря напасть. Что обнаружилось только утром, поскольку сторожившая сильфа-кобыла Тиллиль тут же позавтракала одним нападающим, а остальные разбежались, так и не потревожив влюбленных. Нет, вопли, конечно, были слышны, но уставшая Сима уже крепко спала, а естественно чуткий к окружению Тариэль, услышав довольное ржание Тиллиль, благоразумно решил не мешать любимице. В конце концов, он не просил на него нападать, а кобыле-сильфе тоже нужно есть, в то время как ему самому от разбойника не нужно было совершенно ничего. Так что, логически рассуждая… Кстати, что Тиллиль плотоядна, Тариэль обнаружил достаточно быстро, но в общем не очень удивился, еще до этого заметив у нее многочисленные привычки темноэльфийских коней.

На очередной ночлег они остановились в относительно большом поселении с удивительным количеством трактиров и постоялых дворов. На одном из постоялых дворов они и остановились, стребовав просторную комнату на втором этаже. Увидев светлого эльфа, прибывшего со смертной женщиной, хозяин постоялого двора уставился на них со своеобразным озадаченным выражением на толстом рябом лице. В далекой незнакомой Тариэлю реальности такое выражение лица назвали бы «приехал в Тулу со своим самоваром».

Оказалось, что поселение разрослось при Храме Великой Матери, который являлся обьектом паломничества чуть ли не со всей страны и далее, причем по весьма занятной причине. В жреческий ранг в храме возводились лишь женщины. Нет, мужчины в храме были, но исключительно в роли рабов, охранников и младших служителей, а посвященными божеству, включая высшее руководство, были только женщины. У жриц было два главных обета — не отказывать ни одному паломнику и не общаться с внехрамовыми мужчинами ни по каким другим поводам. Паломники входили во первый двор, где снимали лишнюю одежду и оружие, оставаясь в одних рубахах или туниках, уж у кого чего было.

За оставленными вещами приглядывали служители, и попытки воровства воспринимались как серьезное богохульство и карались соответственно, а паломники тем временем босиком проходили во внутренний двор, где и ждали их жрицы в простой и весьма откровенной одежде из редкой сетки. Далее паломник мог подойти к любой ожидающей жрице, кинуть ей любую, хоть самую мелкую монету, и повести ее за собой в одну из занавешенных ниш по периметру двора, понятно для чего. Нет, еще предстояло пройти какое-то испытание оставшись с ней наедине, но если кто и отказывался от него, этим не хвастали, не справившиеся, если такие были, молчали по каким-то другим причинам, а остальные разьезжались довольные, активно приукрашивая таланты жриц в искусстве любви, тем самым рекламируя храм, как чуть ли не лучший бордель мироздания, что приводило к новым потокам паломников.

Вот в таком центре, скорее даже античного, чем средневекового секс-туризма и оказался случайно Тариэль с Симой. Выслушав рассказ, он пожалел, что не решил остановиться в предыдущем поселении, поморщился, и на всякий случай застелил кровать запасным плащом, дабы не касаться подозрительного постельного белья, которое против своего обыкновения зачем-то постелил проникшийся уважением трактирщик. Заодно и от помывки пришлось отказаться, в данном случае по совершнно гигиеническим причинам. В принципе, к эльфу почти никакая зараза не липла, но все-таки Тариэль решил подстраховаться ради смертной возлюбленной.

Вся эта история не вызывала ничего кроме легкого омерзения и желания уехать оттуда пораньше утром, забыв просто как неприятный фрагмент путешествия, но, как назло, с Тариэлем пожелал пообщаться вельможный отец. Тариэль с Симой сидели в трактире при постоялом дворе в занавешенной нише с небольшим столиком и двумя короткими лавками с двух сторон, прообразом частных кабинетов дорогих ресторанов Земли, когда на руке Тариэля ожил фамильный перстень, сочетающий помимо прочих полезных свойств и функции переговорного артефакта. К счастью, общаться по нему можно было негромко и не привлекая внимания, громкое обсуждение семейных дел за условной занавеской в переполненном трактире вовсе не звучало для Тариэля хорошей идей. К счастью, артефакт был неплох, говорить можно было шепотом, почти условно, а при необходимости можно было даже передать изображение, просто сконцентрировавшись на нем взглядом или представив, как следует, в воображении.

— Ты один, сын мой? — поинтересовался глава Дома Валлинор.

— Не совсем, со мной моя деали, и кроме того, я сижу в шумном трактире, но в отдельном закутке, так что никто, кроме нее, услышать ничего не должен.

— Ты нашел деали? — спросил отец, — Твой дядя мне об этом упомянул, но я не обратил внимания. Раз уж она здесь, дай на нее взглянуть, сын.

Ну, что ж, можно и показать. Тариэль уставился на скуластое треугольное лицо с чистой светлой кожей, короткими до плеч соломенными волосами и огромными серыми глазами, испуганно и ожидающе следящими за ним.

— Что ж, ты в своем праве, сын мой, и Дом Валлинор даст ей кров и защиту, — важно сказал отец, — А с рождением первого ребенка и положенное уважение.

— Так вы одобряете, отец? — спросил Тариэль.

— Тебе не нужно моего одобрения, ты в своем праве, сын мой, — ответил тот, — Но, если это тебя так заботит, то, да, одобряю. О женитьбе тебе еще думать рано, может, лет через сто… А тем временем лучше, если твои пристрастия будут внутри Дома, а не распыляться по случайным знакомствам. Да и к тому времени, когда придется тебя женить, не помешает иметь пусть и небольшой, но кровно связанный Младший Дом верных полукровок, готовых поддержать тебя. Впрочем, время покажет. А я хотел поговорить о другом. Во-первых, я думал, ты должен был сопровождать дядю. Как случилось, что тебя послали вперед?

— Дядя хотел, чтобы я подготовил все в столице к его приезду.

— Хорошо, — согласился отец, — Тогда о деле. Ты сейчас как раз должен быть ближе всех к некоему Храму Великой Матери, я правильно понимаю?

— Да, отец. Мы прямо сейчас в селении выросшем вокруг этого храма.

— Ну, что ж, — задумчиво донеслось в ответ, — Может быть, это судьба или воля богов. Да и практика тебе не помешает. У меня к тебе есть дипломатическое поручение. Видишь, ли, сын, этот Храм Великой Матери вовсе не такой безобидный аттракцион, как выглядит. Сами жрицы с внешним миром не общаются, но их слуги начинают проявлять все большую активность, очевидно, под руководством жриц, и вмешиваться в совсем не сакральные дела. Вдобавок к этому, храм выработал какие-то средства, похоже, магические, позволяющие угрожать партнерам в переговорах и просто всем, оказавшимся у них на пути. Мы не лезем в дела смертных, по крайней мере обычно, но неделю назад эмиссары храма осмелились угрожать нашему послу в столице, и вот этого мы терпеть совершенно не можем. Убили его слугу какой-то магической гадостью, в которой мы пока еще не разобрались. Пока тебе понятно?

— Да, отец. Как я могу помочь?

— Ты будешь Голосом Леса, и в этом дипломатическом статусе должен навестить Верховную жрицу храма и изложить ей внятно предупреждение, что мы знаем об их причастности и терпеть это не намерены.

— Но, отец, какой смысл подобного заявления, не подкрепленного демонстрацией силы?

— Будет им демонстрация. Твоя задача — сделать так, чтобы у них не было сомнений, от кого эта демонстрация, и отпало желание связываться впредь.

— Демонстрация силы тоже на мне, отец? — удивился Тариэль.

— Нет, сын, просто доставь сообщение. Твой дядя с делегацией следует за тобой по пути, это их забота. Пойми, в дипломатии нельзя затягивать с ответом на подобные действия, а люди твоего дяди — ближайшие, кто может этим заняться. Просто им не стоит задерживаться в этой дыре, а сообщение нужно доставить заранее. Вот и приходится отправлять тебя.

— Завтра же, отец.

— И… — в голосе, звучащем из артефакта звучало сомнение, — будь осторожнее, сын мой. Дипломатического опыта у тебя мало, а люди этого храма не выглядят адекватными. Наглые выскочки никогда не знают, когда остановиться. Могут пойти на свою демонстрацию. Постарайся этого избежать, но если случится — в средствах не стесняйся. По мне так, если от храма останутся одни головешки, Совет Перворожденных плакать не будет, а тебя с дипломатическим статусом никто не посмеет тронуть, если не готов к войне с нами. И имей в виду это их магическое оружие, в котором мы еще не разобрались. Твоя задача — доставить сообщение, и целым и невредимым отойти в сторону.

— Я понял, отец.

— Ну, что ж, удачи, сын.

И связь прервалась. Сима испуганно смотрела, как помрачневший Тариэль уставился в одну точку на столе, потом хватил стакан вина и разродился длинной энергичной тирадой на эльфийском, которую здесь все равно нет смысла приводить. Ибо на эльфийском вы все равно не поймете, а в переводе на русский правила приличия позволили бы опубликовать только предлоги, междометия и знаки препинания. Нет, можно, конечно, воспользоваться традиционными в фэнтези иносказательными эвфемизмами вроде «детей шакалов» или тестикул какого-нибудь не очень популярного бога, но это не передало бы энергии и напора, скорее подходящего языку гномов, чем Перворожденных, и сравнимых только с естественным звучанием аналогичного содержания на «великом и могучем».

Собственно, и сам Тариэль не мог понять, чем ему не нравится это поручение. В конце концов, отец прав, ему и правда пора начинать участвовать в дипломатических делах, хотя бы, чтобы учиться. Нет, давило какое-то неприятное предчувствие, но в остальном и правда — а на чем и тренироваться, как не на делах захолустного провинциального храма, пусть даже и набравшегося какими-то путями влияния и наглости. Тариэль сделал несколько плавных изящных дыхательных упражнений, одни из тех, что производили такое впечатление на смертных, а на самом деле всего лишь регулировали сердцебиение и баланс кислорода и углекислоты в крови, успокаивая и переводя сознание в нечто вроде легкого транса. Потом, налив и выпив второй стакан, Тариэль улыбнулся Симе:

— Не волнуйся, солнышко, просто нам придется задержаться здесь на еще один-два дня, и поедем дальше. Помнишь я говорил про долг перед родом? Вот так это выглядит. Ведь ты не против?

Сима, смотря в глаза, протянула руки через стол к его рукам и сжала их своими ладонями.

— Что-то тебя рассердило? Это не опасно? А то, я на тебя смотрела, у меня просто сердце не на месте было.

— Нет, что ты, никакой опасности, — улыбнулся Тариэль, удивившись насколько их сердца оказались согласными друг с другом. И правда, что они могут мне сделать, подумал он, — Да и дело пустое, так, сообщение передать. Зато есть и хорошая новость. Отец на тебя посмотрел и только что официально принял тебя в семью.

— Так просто? — удивилась Сима, — Я думала, какой-нибудь ритуал будет.

— Будет, и очень красивый — тебе понравится. Но это уже формальность. Слово отца — это все, что на самом деле требуется. Теперь ты уже под защитой и покровительством всего Дома Валлинор. Тебе еще предстоит привыкнуть к тому, что Перворожденные не дают клятв, мы просто не произносим слов, которые мы не выполняем. Как мои слова любви к тебе, солнышко.

Сима просто сжала ладошками руки любимого и промолчала.

— Завтра у меня дела, — добавил эльф, — А пока, давай возьмем с собой кувшин, немного еды и пойдем к себе. А то тут шумно.

* F58 Тариэль

Утром Тариэль подготовился к визиту согласно правилам Малого Этикета. Надев переливающуюся золотом осенней листвы тунику, должную символизировать мудрость осени, он перепоясался дорогим поясом с небольшим символическим кинжалом на нем — не дело являться с мечом на переговоры, даже если это простое сообщение. Сверху он накинул легкий белоснежный плащ, столь гармонировавший с волосами, которые он старательно заплел в Косу Мира. Справившись со всеми этими обязательными Заглавными Буквами, как иронично называл мысленно оба этикета сам Тариэль, он оставил Симу на постоялом дворе, вскочил на Тиллиль и двинулся в сторону храма.

Туда уже тянулись многочисленные паломники, если их можно так назвать, но при виде двухметрового эльфа на рослом коне, они расступались, сопровождая его удивленными взглядами. Двигаться так, в стиле даже не ледокола, а скорее лодки, раздвигающей ряску, было необременительно, но неприятно. Нет, мысль, что кому-то из паломников придет в голову, будто он, Перворожденный, двигается к храму чтобы воспользоваться услугами его жриц, даже не приходила в голову Тариэлю, а если бы и пришла, что ему эти смертные и их мысли? Тем не менее людской поток, двигающийся к храму, был сам по себе более болезненен и отталкивающ, чем обычная толпа бедного средневекого поселения. Причем даже не исходящим от него запахом немытых тел и гнилых зубов, а психологическим настроем, каким-то сальным слюнявым предожиданием удовольствий, которые эти люди расписывали друг другу еще вчера в таверне за кувшином вина, полным растворением в жизни, состоящей только из еды, сна, алкоголя и, когда повезет, того, к чему стремились все эти люди прямо сейчас.

Интересно, задумался эльф, почему я смотрю на них так свысока? Что плохого в том, чтобы хотеть есть, спать, любить? Да и вином я тоже не брезгую. Конечно, я могу позволить себе лучшую еду, лучшее вино, лучшие условия для сна, и куда лучшую женщину, которую ни с кем не делю. Но, будь у них возможность, разве они отказали бы себе в возможности иметь лучшую еду, лучшие условия, лучших женщин?

Тариэль рассеяно оглядел идущих вокруг и понял, что нет, не отказали бы, но это все, что они сделали бы. Кто-то из них, может, и согласился бы доставить грозное сообщение главе храма, рискнув нарваться на силовой ответ, но за деньги, а не из долга перед своим Родом, Семьей-Домом, если у этих людей вообще был род, семья или дом. Ни один из них не стал бы учиться наукам многие десятки лет. А уж сравнивать любовь эльфа к своей женщине с тем, чем эти люди собирались заняться в ближайшее время, было даже как-то оскорбительно.

При единении со своей женщиной он отдавал ей частицу своей души, а потом, глядя в ее глаза видел, как эти частицы его самого продолжают жить и расти в ней, а взамен получал частицу ее души, которую берег и лелеял. Для него единение с его женщиной было как прекрасная музыка, требующая и меры, и такта, и ритма, музыка, которую он писал сам с ней вместе, в которой физическая близость была лишь одной из нот, очень важных нот, но только одной из них, музыка, которая соединяла их вместе во что-то большее, ради чего стоило жить. Эти же люди в принципе не способны были понять что-то похожее. Все, что их ждало, это несколько минут странных телодвижений, легкая конвульсивная эйфория и избавление от излишков жидкости, производимой внутренними железами. В этот момент Тариэль понял еще одну разницу, навсегда отделяющую его от этих людей — он никогда не стал бы искать платной любви. Он попробовал представить, как это — заплатить женщине, чтобы она перед тобой разделась и потом в нее… Эльфа передернуло от отвращения. Нет, это он просто неспособен понять, да и не очень хочется понимать.

А главное, он — всегда часть целого, большего, во имя и на благо которого он живет и действует, и которое возвращает ему сторицей, просто потому что разумные, работающие вместе, всегда больше, чем все они по отдельности. Так, вместе с Симой они часть чего-то целого, общего, и его усилия на создание этого целого и дает и ему, и ей нечто, что эти люди не только никогда не познают в своей жизни, но даже не могут и представить себе. А его служение Дому, которое освобождает его от мыслей о хлебе насущном и обеспечивает невидимой защитой и покровительством в не таких уж безоблачных перепетиях эльфийской политики. А верность государству Светлых Эльфов и вообще расе Перворожденных, в свою очередь ставящая его выше многих в этом мире?

Конечно, это роскошь и некоторое везение — иметь это что-то большее, чему можно служить и получать взамен больше, чем отдаешь, но у него есть эта роскошь и везение, и не след ими пренебрегать. А уж с Симой он вообще сам создает это большее, так что не все можно обьяснить везением. Он — симбиот, эти люди — в лучшем случае одиночки, в худшем — хищники и паразиты.

И да, может, при других условиях из них и выросли бы совсем другие люди — не ему о том судить. Как на соседних ветках могут висеть целое яблоко и червивое. Да, в какой-то момент можно было предотвратить червоточину, и ныне червивое яблоко тоже было бы целым. Но это еще не повод для целого яблока унижаться перед червивым, или возводить червивость в достоинство, да и вряд ли найдется покупатель, готовый дать за оба яблока одну и ту же цену. Так что, нечего и думать. Он делает как должно. Если кто из этих людей станет поступать так же, тогда на него можно будет и взглянуть иначе. А пока Тариэль еще раз скользнул взглядом по паломникам и подтолкнул Тиллиль двигаться быстрее.

Говоря о разумных и не очень, работающих вместе. Взять хоть этот храм. Что они по отдельности? Толпа пусть и обученных, но всего лишь проституток, которые только мешали бы друг другу, работай они поодиночке. Толпа охранников, шпионов и убийц, вроде тех, что нанимают купцы в свои караваны за жратву и, если повезет, мелкую монету. И толпа рабов, ну, про этих и говорить нечего. А вот ведь, собрались вместе и создали что-то большее, настолько большее, что привлекли внимание ни много, ни мало, а самого Совета Перворожденных.

Вот только это целое попыталось встать на пути целого, к которому принадлежал Тариэль. И это следовало исправить. И не надо «эльфам можно, а нам нельзя???» Эльфы держатся друг за друга. Нет, внутренних склок хватает, но при этом каждый эльф твердо знает, кто его народ, и где его страна. Эльфы не паразитируют на других, не пытаются их подмять. Светлый Лес следует простому правилу: «Живи и дай другим жить.» Даже соперничество с давними отколовшимися братьями дроу не выражается в стремлении подчинить или отобрать территорию. Эльфы не сбиваются в банды, грабящие на дорогах. Эльфы не создают лупанарии, и тем более не придают им вида храма. Эльфы не терроризируют конкурентов на рынках угрозами и грязной магией. Эльфам не нужны рабы. Младшие Дома полукровок и отдельные чисто человеческие Дома под покровительством Старших чистокровных Домов процветают и дают достаточное количество рабочих рук, чтобы Перворожденных вообще не волновал внешний мир, разве что с точки зрения, чтобы не лез в эльфийские дела, что смертные с упорством идиота постоянно пытаются делать опять и опять. И не надо о «гнете эльфийских владык над людьми и полукровками». Земли, выделенные младшим домам, имеют большую плотность населения, чем сравнимые земли в человеческих королевствах, болезней почти нет, а уровень жизни у них вызывает такую повсеместную зависть, что те и не стремятся покидать Светлый Лес, чтобы не слышать оскорбительных кличек «эльфийский выродок», «эльфийская подстилка» от грязных вонючих выродков, которые и на подстилку-то не годятся. А главное, все это не имело бы значение само по себе, но оно делает Перворожденных силой. Силой, с которой вынуждены считаться все остальные. Вот именно поэтому эльфам — можно.

Тем временем Тариэль подъехал к главным воротам храма, что отвлекло юного эльфа от размышлений об основах социального устройства. Ведь сто сорок два года для практически вечного существа и правда не возраст. Вливаться с ворота вместе с паломниками не хотелось, так что Тариэль проследовал мимо и начал обьезд вокруг, ожидая наличие каких-то других ворот, более приличествующих его дипломатическому статусу. Храм занимал целый квартал и был огражден высокой непроницаемой стеной, так что, очевидно, главные ворота были одновременно и единственными. Пожав плечами, он невозмутимо вьехал во внешний двор. Служки, принимающие паломников шарахнулись в стороны от клыкастой Тиллиль, и к эльфу навстречу поспешил кто-то явно более высокого статуса, видимо, распорядитель или еще какой служитель храма, как ни странно, босой и в одной, хотя и из дорогого материала, тунике.

— Не соблаговолит ли Перворожденный сойти с коня, — сказал он, учтиво склонившись в поклоне, — Законы Храма не позволяют быть верхом на его земле. И я весь внимание, чем мы можем служить Перворожденному.

Даже не шелохнувшись на сильфе, тем самым выразив отношение к Законам Храма, Тариэль, чтобы яснее выразить пренебрежение местом, в котором оказался, бросил распорядителю мелкую монетку, как какому-то посыльному, и смотря свысока произнес тоном, положенным по Малому Этикету:

— Передай Верховной Жрице, что ее пришел увидеть Голос Леса с посланием от Совета Перворожденных. И поторопись!

Распорядитель ловко поймал монетку, будто всю жизнь этим занимался, и осторожно подняв глаза спросил:

— Перворожденный знает, что Воплощение Великой Матери — Черная Жрица?

— Да, хоть фиолетовая, — пожал плечами Тариэль, — Я не портреты ее приехал писать.

— Сейчас же передам, — склонился опять в поклоне распорядитель, — Тем временем Младшие Служители позаботятся о Вашем коне и Вашем собственном комфорте. Уверен, ожидание не займет долго.

Двое Младших Служителей — следующих по рангу из присутствующих во дворе после распорядителя — приблизились к нему с поклонами и стали знаками показывать дорогу к удобной открытой нише в стене у ворот во внутренний двор, с чем-то вроде скамейки, вероятно, предназначенной для того самого распорядителя, который только что торопливо ушел внутрь. Мысленно вздохнув, Тариэль последовал за ними, а затем спрыгнул с сильфы и уселся на скамейке. Ясно было, что во внутренний двор верхом его не пустят, так что не было смысла и продолжать балаган с гордо восседающим всадником, смысл он донес — и это главное.

Отклонив предложенный кубок с разогретым вином, эльф расслабился принял подобающую позу горделивого ожидания согласно все тому же Малому Этикету. Забавно, подумал Тариэль, большинство народов считает эльфов жеманными позерами, и никто даже не подзревает, сколько работы эльфийских психологов ушло на формирование этих протоколов, поз, интонаций. Скажем, его нынешняя поза в личных разговорах называлась «Ступор номер 15», поскольку ее следовало держать не более пятнадцати минут. А то горделивое ожидание более пятнадцати минут уже не горделиво, а смешно. По истечении оных пятнадцати минут, следовало прервать позу «Пренебрежительного нетерпения», как она формально называлась в учебниках, и перейти к «фазе активного нетерпения», то есть начать разносить все по кочкам. В случае неготовности разносить все по кочкам, следовало принять иные позы, скажем «Ступор номер 30» или даже 60. Кстати, а пятнадцать минут неуклонно приближались…

— Ну и долго мне ждать? — нетерпеливо поинтересовался Тариэль у младших служителей, — Ваша Верховная собирается меня принимать или забыла уши на полке, и их теперь ищут?

— Верховная Жрица обязательно примет Перворожденного, — склонился в поклоне один из них, — Главный обет любой жрицы Храма в том, чтобы принимать каждого, кто этого пожелает. Уверен, дело лишь в неожиданности Вашего визита и желании ее принять Вас как должно с уважением к Вашему статусу.

И правда, в воротах появился распорядитель, сопровождаемый молодой женщиной в одежде жрицы храма с каким-то небольшим ларцом и рабом несущим лоханку с водой.

— Воплощение Великой Матери готова принять Глас Леса с посланием Совета Перворожденных, — торжественно заявил он, — Перворожденному осталось только снять лишнюю одежду, обувь и оружие.

Тариэль недоуменно поднял бровь.

— Это строжайшее правило, — склонился распорядитель, — Никто не смеет ступить во внутренний двор в обуви, ибо земля Храма — свята. Перворожденный может увидеть, что и я сам в одной тунике и босиком, и только поэтому могу свободно ходить внутрь.

Тариэль замер, обдумывая ситуацию. Подчиниться требованию означает играть по их правилам. С другой стороны, отказаться оставить оружие выглядит как страх оказаться без него. Пожав плечами, эльф скинул плащ и пояс с кинжалом, а затем опустился на скамью. Младшие Служители тут же склонились перед ним, снимая сапоги.

— Позволь Младшей Жрице омыть твои ноги и умаслить их благовониями в знак уважения.

Женщина, склонилась перед ним, раб подставил лоханку, и она стала мыть его ноги губкой, смачиваемой в воде, а затем открыла ларец, и начал массировать его ноги с ароматическими маслами. Процедура была довольно приятной, тем не менее Тариэль сделал зарубку на память помыть ноги по возвращении в гостинницу. В древние времена, любая женщина, дарящая любовь многим, считалась нечистой у Перворожденных, а ее прикосновение требовало долгого поста и очищения. Ныне нравы стали спокойнее и религиозный запрет сменился обычным гигиеническим здравым смыслом, тем не менее, неразборчивые женщины по-прежнему вызывали у эльфов интуитивное отвращение.

Наконец, прелюдия была закончена и, вслед за распорядителем и Младшей Жрицей, Тариэль вошел во внутренний двор, а затем направился во вход в дальней стене внутреннего двора, скрывающий внутренние помещения храма с алтарной частью, жилыми помещениями, складами, кухнями, словом, всего, что составляло живую, функционирующую часть храма. Как ни странно, его принимали в алтарной части. У ног неказисто вырубленной из камня обнаженной женщины с преувеличенными бедрами и грудями, толстыми ногами и головой олигофрена, стояла верховная жрица храма, женщина лет тридцати-сорока, в традиционной сетке на голое тело. Два десятилетия «служения» храму оставили не самые приятные следы на ее теле. Отвисшая грудь и живот, целлюлит на бедрах, красные пятна грибковой инфекции на уже вялой коже по всему телу. Возраст приходил раньше к женщинам средних веков, тем более к женщинам, активно использовавшим свое тело. Жрица стояла в полоборота, левым боком, повернув лицо к эльфу. Лицо было еще нестарым, в этом повороте кажущееся срезанным по прямой лини слева, как растущая луна в первой четверти. Коротко, чуть ниже ушей остриженные, черные, чуть вьющиеся волосы были зачесаны налево, прочь от этой срезанной линии. Негрубые черты, тонкие линии бровей, нетолстые хорошо очерченные губы выдавали, что она была вполне красива в былые времена, да и сейчас для многих в этом обществе ее лицо выглядело бы очень привлекательно. Жрица знала это и старалась использовать как могла. У стен стояло несколько охранников.

— Подумать только, когда смертные перестали обращать на меня внимание, мною вдруг заинтересовался Перворожденный, — иронично обратилась она к Тариэлю, — Итак, что же ты хотел сказать мне, Голос Леса?

— Совет Перворожденных поручил мне передать Верховной Жрице Храма Великой Матери, что ему известно, кто убил слуг нашего посла в столице. Если храм выберет путь мудрости, они никогда больше не будет так поступать. Многие в таких случаях встретили Гнев Перворожденных сразу же, но с Храмом нам нечего делить, так что мы просто сообщаем — встанете на нашем пути снова, и вашего Храма больше не будет.

— Это все? — напряженный тон жрицы явно предвещал неприятности.

— Да, все.

— Совет не хочет даже услышать, что Храм готов сказать в ответ?

— Не, очень, но я передам слова Совету, если их услышу, — склонил голову на этот раз Тариэль.

— Что ж, передай тогда, что если Перворожденные опять встанут у нас на пути, то следующими жертвами будут не слуги, а вы сами. Для вас жизнь — высшая ценность, мы — смертные, мы — другие. Мы плодимся, как кролики, нас много, для нас смерть одного — ничто. Вы хотите войны? Вы ее получите. Как насчет обмена — жизнь за жизнь? Мы к нему готовы. Готовы ли вы?

— Я передам Совету твой ответ, жрица, — кивнул головой Тариэль, — Не мое дело давать советы, я всего лишь посланник с соообщением, но, как говорят обстоятельные гномы, думаю, тебе лучше свести баланс своего бизнеса, жрица. Теперь, я оставлю тебя.

— Не так быстро, Перворожденный, — усмехнулась жрица, и вытащила монетку, которую Тариэль бросил распорядителю, — Я готова рискнуть доставкой сообщения Совету, но правила Храма должны быть выполнены. Ты дал мне монету за встречу. Знаешь ли ты, что это предполагает?

— Спасибо, но я обойдусь, — ответил Тариэль, догадываясь, что она имела в виду.

— Не так быстро, лев, — явно куражась, ответила жрица, — Есть еще испытание. Мы вовсе не бордель, как некоторые думают. Наша миссия — вывести сильнейших мужчин и прекрайснейших женщин. Как это работает, ты спросишь? А просто. Видишь эту сетку на моем теле? Прежде чем паломник насладится любовью жрицы, он должен порвать ее голыми руками. Именно поэтому сюда входят в одной тунике и без оружия. Если он сильный мужчина, он порвет эту сетку и насладится нежным женским телом. И может, сделает ей ребенка. Сильного ребенка, как этот мужчина. Если же нет… Если это Красная Жрица, она хлопнет в ладоши, охранники схватят хилого претендента, оскопят его, и он проведет остатки своих дней как раб Храма, — жрица сделала многозначительную паузу и продолжила, — Не бойся, я — не Красная Жрица, я — Черная Жрица. Черная Жрица достанет кинжал из волос и убьет своего неудавшегося избранника, избавив его от унизительной рабской доли. Ты выбрал достойно, только сильнейшие и достойнейшие решаются выбрать Черных Жриц. Вряд ли я могла бы убить тебя, но на это есть охрана. Вот посмотри, — жрица с улыбкой указала на гору мяса и костей с головой олигофрена, напоминающей статую в центре алтаря, и ростом практически с Тариэля, но в три раза толще его… только это был не жир, а мышцы, — Дитя Храма в третьем поколении, разве он не представляет символ мужской силы. Ну, так что, ты справишься с испытанием? Для тебя мы специально подобрали самую прочную сетку, которая была в Храме. Она на мне. Но для Перворожденного это не проблема, правда? Ты оставишь свое семя в моем храме, где оно будет расти как… — жрица опять с улыбкой взглянула на тупого верзилу и приблизилась к Тариэлю почти вплотную, — Итак, твой черед, вот она я, все, что тебя отделяет — эта сетка. Можешь ли ты ее преодолеть, Перворожденный?

Тариэль вздохнул, зацепил пальцем левой руки сетку чуть ниже пупка жрицы, и потянул на себя, так что та отошла от ее тела.

— Преодолеть? — задумчиво спросил он, — Примерно так?

Легким движением он выдернул из Косы Мира отточенный как бритва кинжал, ввел в ячейку сетки и одним движением располосовал сеть до плеча, вторым движением разрезав ее от груди до второго плеча, и последним движением от пупка вниз освободив ее бедро. Сеть упала, оставив жрицу полностью нагой. Коса Мира недаром получила свое название, которое шло от древней пословицы «Хочешь мира — готовься к войне.»

— Ваш храм выводит только сильных мужчин или умных тоже? — поинтресовался он.

— Может быть, мы должны начать выводить умных тоже, — медленно произнесла жрица, почти прижимаясь к Тариэлю и полураскрыв губы.

— Очень разумное решение, — согласился Тариэль, отодвигаясь, и выдавая прощальный полупоклон, — В иных обстоятельствах я, может быть, и помог бы. А пока, позвольте покинуть вас и донести ваше послание до Совета.

Охранники было бросились на Тариэля, но их остановил крик жрицы:

— Стоять! — Она стояла перед ним, нагая и отвергнутая, злобная фурия с красным лицом, — Я бы с радостью тебя убила, эльф, за такое оскорбление, но правила Храма превыше всего. Иди, и передай сообщение. Вы, — скомандовала она охранникам, — на место. Он лишь воспользовался правом победителя. Вы, двое, — ткнула она рукою в двух Младших Служителей, теревшихся у дверей, — проводите Перворожденного со всеми полагающимися почестями. Ты, — взглянула она свирепо на все еще присутствующую Младшую Жрицу, — прочь, поможешь ему надеть сапоги.

Тариэль еще раз поклонился слегка и вышел, сопровождаемый двумя Младшими Служителями и Младшей Жрицей. Пару минут в алтаре стояла тишина. Только двое остались в помещении — жрица и распорядитель, приведший к ней Тариэля, и никто, кроме него, не мог видеть как Верховная Жрица выравнивала дыхание, потихоньку возвращая естественный цвет лица и собираясь с мыслями.

— Позови ко мне мастера Бразира, — бросила она наконец все еще стоящему у входа распорядителю, и развернувшись ушла из алтаря.

* F58 мастер Бразир

Когда-то грасс Бразир дель Дофино, а ныне в узком кругу просто мастер наказующих Храма Великой Матери Бразир, сидел в своей келье и приходил в себя после «вчерашнего». Можно было бы удивиться, с чего это когда-то популярный в столичной среде дворянин выбрал карьеру служителя весьма сомнительного храма, но Бразира эта жизнь устраивала на все сто. Оставшись в столице с частично пропитым, частично проигранным в карты поместьем, Бразир отлично видел свои будущие шансы, как наемника, перебивающегося от найма к найму за мелкие деньги, поскольку в эти проклятые времена всегда хватало выброшенных на улицу и разорившихся дворян, за деньги готовых на все, что они умели. А умели они, увы, только одно — убивать.

Как и любой другой, он поначалу весьма скептически отнесся к идее служения храму, но выбора у него было немного. То есть, совсем немного. Попав по пьяни к Черной Жрице, которая уже вытащила свой кинжал, он оказался перед поставленным ею простым и понятным выбором: или этот кинжал входит между его ребрами, или она разрезает эту треклятую сетку, а упомянутый дворянин, сохранив все части своего тела, поступает в пожизненную службу храму, в чем и должен тут же принести свое благородное слово чести в дополнение к какой-то жуткой клятве.

Бразир далеко не проиграл от своего решения. Для справки, «наказующие» были даже не охранниками, а шпионами и тайными убийцами храма. Для внешнего мира он оставался все тем же — свободным дворянином, которому где-то удается добывать деньги. Храм следил, чтобы у его глаз и когтей всегда водились в кармане деньги, в карты он теперь играл исключительно с нужными Храму людьми и на деньги храма, профессиональные расходы вроде хорошего оружия или одежды для переодевания опять же покрывал Храм, а расходы на шлюх неожиданно просто исчезли, поскольку теперь Бразиру были доступны в любое время дня и ночи жрицы Храма. Короче, из расходов осталась только выпивка, а столько, сколько он теперь мог купить, человеческому существу было просто не выпить. Нет, в прежние времена он бы продул эти деньги на пропой приятелей, вот только пил он теперь исключительно с людьми, нужными Храму, у большинства из которых и свои деньги водились. Так что, куда ни плюнь, а получалось, что выпала ему счастливая карта. Как ни странно, даже его светская карьера пошла в гору. Все-таки, одно дело безденежный лоботряс, а другое дело умные люди в Храме, направлявшие с кем ему дружить, пить, играть в карты и вообще иметь дело. Отлучки в Храм он списывал на поездки в несуществующее поместье, а остальное время проводил с блеском и большим удовольствием в столице, периодически наведываясь в местный филиал Храма, дабы не тратиться на шлюх.

В общем, жизнь была хороша. А с открытием у него магических способностей стала еще лучше. Бразир с удовольствием вспомнил, как «зеленый дождь», новое заклинание, которое ему показал его храмовый учитель, мессир Вальфен, просто изрешетило слугу эльфийского посла в темном переулке, куда тот пробирался с тайным поручением. Нет, особо магией Бразир не маялся, добрый и почти честный клинок по-прежнему служил ему службу, но иметь пару тузов вроде «зеленого дождя» в рукаве — это са-авсем неплохо. Просто замечательно, подумал про себя благородный шулер, прищелкнув языком от удовольствия.

В келью вошел распорядитель Гален, заведовавший Младшими Служителями и рабами во внешнем дворе, принимающем паломников.

— Воплощение Великой Матери желает видеть Вас, Мастер Бразир, — сказал он с поклоном.

— Веди, — коротко бросил Бразир и пошел вслед за Галеном.

Войдя в кабинет Верховной, он сразу заметил насколько она не в себе. Жрица набросила легкую накидку на плечи, но даже не попыталась запахнуться, оставаясь практически вся на виду. Бразир уже привык, что Верховную не смущают такие мелочи, а может, это даже и наоборот, привычный трюк, призванный влиять на подчиненных мужчин.

— Я пришел, — сообщил Бразир, почтительно склонившись.

— Здесь только что был эльф, — бросила жрица, не оборачиваясь на него, — С наглым посланием от их совета и угрозами. Бросил монету, потребовал меня, и вывалил свое послание, высокомерная высокородная сволочь! Только что ушел.

— Я понимаю, что он справился с испытанием, и Храм наконец обретет дитя-полукровку, которое мы столь долго пытались заполучить? — вежливо поинтересовался Бразир, будучи в курсе некоторых тайных приоритетов Храма.

— Справился, — ответила жрица, — но не воспользовался.

«Как я его понимаю,» подумал Бразир, «я бы тоже так поступил на его месте, если бы смел.» Но он был достаточно умен, чтоб ни словом, ни жестом не показать своих мыслей. И, Боже упаси, не скользнуть по жрице оценивающим взглядом. Ибо что бы такой взгляд ни означал, жрица прекрасно знала, что же он на самом деле видел. Конечно, в отличие от того же распорядителя, которому такой взгляд в такой момент мог стоить жизни, Бразиру ничего страшного не грозило. Просто пришлось бы поубеждать истеричную бабу, что она еще привлекательна, так, как только мужчина может убеждать женщину. В отличие от эльфа, Бразир не смел отказываться от тела Верховной Жрицы. Впрочем, не такая уж и высокая плата за деньги в кармане, власть в Храме, и вообще, хорошую жизнь. Ведь еще совсем не старуха. Может и правда, лучше ее успокоить? И взгляд Бразира поневоле начал скользить по жрице уже с несколько другим выражением, которое было замечено и оценено ею.

— Потом, — сказала она чуть более довольная, — Пока что у тебя есть работа. Найди этого эльфа и убей его и тех, кто его сопровождает. Мы должны послать их Совету вызов. Чем раньше они получат по своим длинным ушам, тем быстрее оставят нас в покое. Что ты о нем знаешь?

— Эльф — заметная личность в наших краях, так что соглядатаи еще вчера о нем сообщили, — ответил Бразир, переключаясь на деловой лад, — Он остановился вчера на постоялом дворе рябого Флера со смертной девицей, очень простой на вид, скорее всего деревенская или из небольшого села. Поели в трактире, потом ушли в комнату, слуги говорят — полночи кровать скрипела, вот вроде и все.

Посветлевшее было лицо жрицы начало опять наливаться кровью.

— Так это он от меня отказался из-за какой-то сельской потаскухи???

— Она умрет первой, — откликнулся Бразир почтительно. «Так вот почему ты хочешь его убить,» мысленно усмехнулся он, «А то политика, политка, вызов совету эльфов…» Но опять же, не стал показывать своих мыслей.

— Справишься?

— Сегодня же вечером, — опять склонил голову Бразир, — Уверяю Вас, с заклинаниями мессира Вальфена мне и пятеро эльфов не страшны. Недавно он научил меня заклинанию, перед которым не смогут устоять даже боги.

— Да, мессир Вальфен — великий маг, — согласилась жрица, — Благодаря ему влияние Храма растет, как на дрожжах. Иначе мы не могли бы и мечтать спорить с советом эльфов.

— Воистину, Воплощение Великой Матери, — согласился Бразир, — он и правда — великий маг. Сейчас я пережду, не стоит привлекать слишком много внимания, а вечером я возьму пару охранников, и все будет сделано.

— А они не уедут?

— Куда? Уже после полудня. Вряд ли высокородный эльф пожелает ночевать в чистом поле.

— Что ж, — уже расслаблено ответила жрица, — Вечером, так вечером, — Она сделала пару шагов к Бразиру и сбросила плащ. Бразир мысленно вздохнул, и тоже стал раздеваться. Нужно ли говорить, что в кабинете Верховной Жрицы скорее не было бы письменного стола, чем кровати?

* F58 Тариэль

В постоялый двор Тариэль возвращался в поганейшем настроении. Непонятно, что его испортило — поручение выполнено на отлично, прошло всего полдня — если напрячься, можно было бы еще сегодня сорваться с места и покинуть злачную дыру уже сегодня, только неизвестно, удастся ли добраться до подходящего жилья до вечера… может именно оно, то, что придется остаться здесь на еще одну ночь? Тариэль прислушался к своим ощущениям, да, именно это ему и не нравилось. Не нравилось ему это место, и категорически не хотелось здесь оставаться. Но, что делать… Мысленно махнув рукой, он подбодрил Тиллиль, ускорившую шаг в направлении постоялого двора.

Итак, у него было полдня, и что, скажите пожалуйста, это время делать? Вы когда-нибудь задумывались, как ограничены на развлечения были средние века и изрядная часть античности? Особенно в поселении, где главным развлечением и туристической достопримечательностью является храм-бордель?

Тариэль уже был полностью готов плюнув на все выехать с половины дня, и если надо, заночевать по дороге в лесу, что в общем было для него вполне комфортным способом ночлега, но судьба распорядилась иначе. Вернувшись на постоялый двор он обнаружил, что для начала надо успокоить переволновавшуюся Симу, потом ее радость, что все прошло нормально, навела его на другие способы времяпровожденения, а учитывая, что к тому времени на столе уже стоял кувшин вина и легкая еда, все это затянулось. В общем, к заходу солнца они спустились в трактир и заняли уже знакомую нишу.

Вызов случился когда они уже успели легко перекусить. Отправив Симу в комнату, Тариэль остался для разговора.

— Ты выполнил поручение, сын мой? — раздалось из кольца.

— Да, отец, Верховная Жрица получила предупреждение, — ответил Тариэль.

— А поподробнее?

Тариэль кратко пересказал свои утренние похождения.

— Вот так мы и расстались. А Совету в ответ она лишь передавала взаимные угрозы.

— Это не имеет значения, — ответил отец, — Завтра твой дядя с остальной делегацией будет на месте. Сомневаюсь, что у храма найдется чем им противостоять. Сын мой, я бы хотел еще спросить о твоей деали. Она беременна?

— Пока нет, отец.

— Так значит ты не просто беспокоишься о своем потомстве? Она и правда так тебе пришлась по душе?

— Да, отец.

— Что ж, хорошо, — согласился голос из перстня, — Если она забеременеет, обязательно отошли ее домой. Времена сейчас неспокойные, а кто знает, где тебя будет носить по свету. Да и дети, пусть даже и полукровки, должны рождаться в лесу, под защитой Рощи Дома.

— Конечно, отец.

— Что ж, ты справился с заданием хорошо, сын мой. До встречи или следующего разговора.

— До встречи, отец, — откликнулся Тариэль и перстень затих.

Что-то по-прежнему давило его, но эльф не мог найти обьяснения этому противному липкому предчуствию грядущей беды. Вздохнув, Тариэль поднялся из-за стола и с огарком счечи пошел в свою комнату. Раскрыв дверь, он сразу увидел что не так. В глубине комнаты стоял незнакомец в одежде дворянина и плаще, который одной рукой обхватывал Симу и зажимал ей рот, а во второй держал длинный отточенный кинжал, острие которого упиралось в ее открытое задранным подбородком горло.

— Войди внутрь и закрой дверь, — спокойным повелительным тоном сказал незнакомец.

Мгновение Тариэль прикидивал, не будет ли более правильным решением выхватить из Косы Мира одно из метальных оружий и отправить наглеца на тот свет. В способности убить его на таком расстоянии Тариэль не сомневался, трудность состояла в том, чтобы убить его до того, как тот убьет заложницу. Поняв, что это не выйдет, Тариэль подчинился и вошел внутрь. Дверь закрылась и его с двух сторон за руки схватили еще двое, и уже к его горлу оказались приставлены острия двух острых бандитских ножей. В глазах незнакомца промелькнул триумф.

— А теперь, Перворожденный, прежде чем умереть, посмотри на это! — сказал он и одним слитным движением перерезал Симе горло. Кровь забила струей из артерий упавшего тела.

Тариэль, дернулся было в руках державших его убийц, но те держали на удивление крепко. В отчаянии, с помутненным разумом, глядя как жизнь покидает тело его возлюбленной, повиснув в руках зашатавшихся под его весом убийц, эльф поднял глаза к потолку и мысленно воззвал: «Боже, если ты есть, помоги!!!»

* F58 мастер Бразир

Мастер Бразир в сопровождении двух охранников Храма сидел в трактире при постоялом дворе, где остановился эльф, и потягивал легкое вино. После расставания со жрицей, он прихватил этих двоих и не мешкая направился по известному ему адресу. До вечера было еще далеко, но поскольку делать в этой дыре все равно было нечего, Бразир рассудил, что трактир ничем не хуже любого другого места, чтобы дождаться правильного времени. Заодно и за подопечным проследить можно, чтобы не сбежал и не уехал на ночь глядя.

Длинный и тощий темноволосый Дагир, старший из двоих охранников, был бывшим наемником, опытным бойцом, который сейчас не терял времени, и пользуясь благодушным настроением начальства, вдумчиво и со вкусом потреблял заказанное Бразиром красное вино, иногда дополняя его парой крошек козьего сыра с блюда в центре стола. Второй охранник, Гаран, двухметровая глыба мяса с лысой головой и в одной набедренной повязке, по слухам, младший братик самой Верховной Жрицы, тоже не был разговорчив, поскольку использовал свою голову по назначению. Он в нее ел. Что, скорее всего, было самым удачным способом использования этого странного верхнего нароста на его теле. В любом случае, Бразир никогда не ловил его за использованием головы в любых иных целях. Впрочем, Бразира вполне устраивала молчаливость помощников, ему было о чем подумать и без них.

Нет, причины странного приказа у него никакого удивления не вызывали. И правда, приехал такой расфуфыренный эльф, потребовал ее, прошел все требуемые испытания, а потом побрезговал. Да, тут любая женщина взбесится. Это ж из серии «может, но не хочет». Такое не прощают.

Тем не менее, идея связываться с Советом Перворожденных никакого восторга у Бразира не вызывала. Жрица, как ни крути, — провинциалка, а в столице ходило вполне достаточно слухов о том, что ожидает вставшего на пути у Перворожденных. Нет, когда он взялся убить слугу их посла, он знал на что шел, но то — слуга, даже не полукровка. Были хорошие шансы, что эльфы просто величаво пожмут плечами и не станут соваться в ту сделку, которая и правда их совершенно не касалась. Теперь же его просили угробить, по сути, полномочного посла, по крайней мере, именно так расшифровывался титул «голоса леса», насколько Бразир слышал. Нет, раз приказано, придется сделать, но делать надо максимально осторожно, без свидетелей, так, чтобы к нему никаких нитей не вело. Эльфы, конечно, догадаются, что без Храма тут не обошлось, ну, так, пусть Храм и разруливает эти проблемы, а ему, Бразиру, такие мстители на хвосте совершенно ни к чему.

В этот момент в нише, занятой эльфом и его женщиной, раздался какой-то третий голос, и женщина эльфа, выскользнув из-за занавески, проследовала в снятую ими комнату на втором этаже. «Время!» — понял Бразир и поднялся с места, жестом давая понять охранникам, чтобы они следовали за ним. Это ж какая удача, думал он, если удастся захватить его бабу, то никуда он не денется, будет шелковый и послушный, только приказывай. Вообще-то, еще неизвестно насколько он привязан к этой девице, позволил себе здравое сомнение Бразир, в конце концов, про эльфов не зря рассказывают, что смертные для них — просто игрушки. Но если он в свою игрушку еще не наигрался, то ее вполне может и хватить, чтобы задержать эльфа ровно настолько, чтобы можно было его схватить.

Нет, он не врал жрице говоря, что справится и не с одним эльфом, но не был до конца чистосердечен тоже. Скажем, против темного эльфа он, пожалуй, все-таки не рискнул бы выступить. Светлые эльфы были послабее, но все равно великолепно владели самым разнообразным оружием, так что, проще всего справиться с эльфом Бразиру было в случае, если эльф не сопротивлялся. Что захваченная Бразиром игрушка эльфа и должна была обеспечить.

Захват получился элементарно — дав знак охранникам следовать за ним на изрядном расстоянии, сам Бразир следовал за девушкой примерно так, чтобы оказаться наравне с ней, когда та отопрет дверь. А оказавшись, пнул ее ногой внутрь, влетел за ней, и скрутив ей руки и зажав рот, дождался помощников. Затем, продолжая удерживать вырывающуюся девицу, Бразир дал знак охранникам зайти внутрь, закрыть дверь, и расположиться по сторонам от нее, чтобы быть готовыми схватить того, кто войдет в дверь следующим.

Ждать пришлось недолго. Минут через пятнадцать дверь раскрылась, и на ее пороге появлися эльф.

— Войди внутрь и закрой дверь, — спокойным повелительным тоном сказал Бразир, демонстрируя острый кинжал, прижатый к горлу женщины.

Мгновение эльф оценивал шансы убить Бразира и освободить заложницу, и эти мгновения Бразиру показались долгими, как часы, поскольку он и сам отлично знал, что ничего серьезного в этот момент противопоставить эльфу он не сумеет, а его фирменное заклинание требует больше времени, чем какой-нибудь острой железяке долететь до его груди. И неважно, что он успеет перерезать горло эльфийской подстилке, самому ему это уже не поможет.

Видимо эльф все-таки беспокоился о своей женщине, и послушно вошел внутрь, так ничего и не предприняв. Охранники тут же схватили его за руки и приставили к его горлу ножи. Бразир почуствовал невероятное облегчение. Все, эльф попался. Один знак его руки, и…

— А теперь, Перворожденный, прежде чем умереть, посмотри на это! — сказал он, одним слитным движением перерезал горло женщине в его руках, и бросил ее наземь. Кровь забила струей из перерезанных артерий.

Эльф дернулся и повис в руках охранников. Вдруг его тело выгнулось как в молитве, упало на колени, и даже двухметровый Гаран не смог его полностью удержать от этого. Бразир уже почти отдал приказ довести дело до конца, как синее холодное пламя охватило обоих охранников, и начало их есть. Не нужно было быть мастером магии, чтобы распознать драконий огонь, страшное пламя, выборочно сжигающее все на его пути, даже воду. Мало кто видел драконий огонь и, по слухам, лишь высшие мастера магии могли его создавать, и на тебе, какая незадача — напороться на умельца, когда совсем того не ожидал. Мессир Вальфен не успел обьяснить слишком много своему ученику насчет этого пламени, но главную мысль он обьяснил просто и доходчиво: если видишь драконий огонь, это значит, что пора сваливать, причем с максимально доступной скоростью. Увы, сваливать в данным момент было затруднительно.

На пол упали ножи и не пострадавшая в огне одежда охранников. Эльф тем временем поднял глаза, засветившиеся жутким зеленым светом, от которого у Бразира перехватило дыхание, замерло сердце и скрутило живот. Понимая, что речь идет о его жизни, Бразир провыл заклинание и выпустил в эльфа свой фирменный «зеленый дождь», сопровождая его отборными ругательствами и проклятиями, включая те, за которые любой эльф бросился бы на обидчика, не разбираясь, что ему грозит, и каковы его шансы.

Как ни странно, эльф выглядел, как будто не понял ни слова. Еще удивительнее, и к ужасу Бразира, зеленый дождь послушно долетел до эльфа, вдруг потускнел, пролетел сквозь него, не причинив ни малейшего заметного вреда, и вновь став ярким и насыщенным энергией, разнес дверь и заднююю стену комнаты. Бразир совсем уж было собрался послать следующее заклинание, простер руки, и с ужасом увидел синее холодное пламя, сжирающее его тело. Еще мгновение, и тела у него уже больше не было, а ворвашиеся из ниоткуда руки схватили все, что от него оставалось, и притянули к эльфу…

* R66 Алексель

Словно судорога боли пронзила все мое существо, и я поневоле обернулся на игрушечный мирок F58, из которого раздался призыв…

* Алексель

Словно судорога боли пронзила все мое существо, и я поневоле обернулся на игрушечный мирок F58, из которого раздался призыв…

* F58 Алексель

Словно судорога боли пронзила все мое существо, и я обнаружил себя в теле Тариэля. Какие-то два урода крепко держали его за руки, приставив острые железки к горлу эльфа. Мысленной командой я отключил узлы, отвечавшие за моделирование тел уродов. Узлы, отвечающие за прорисовку тел, в ходе выключения на мгновение заливали свой кусок синим светом, как монитор, потерявший сигнал от компьютера, и со стороны это выглядело, будто тела уродов вспыхнули неярким холодным синим пламенем, пожирающим их, а железки с одеждой упали на пол. Душу одного из них, оказавшегося простым демоном, я тут же развеял взмахом руки, а душу второго пнул подальше — реинкарнатор разберется, что за карму он там заслужил своими действиями.

Стартующий поток сознания только начинал овладевать телом эльфа, и это занимало удивительно много времени. Сейчас только осталось показать поле для гольфа и начать напевать какую-нибудь тупую музычку, винда недоделанная, обругал я себя мысленно и начал подниматься с колен, пытаясь разобраться, что же тут произошло и кому надо раздавать подарки. Нет, я чувствовал жуткую кинжально-острую душевную боль эльфа, которая и до меня добиралась, но это была не моя боль. Не совсем моя. Самого же меня начало трясти от бешенства.

Я поднял глаза. Передо мной стоял еще какой-то урод в местной одежде дворянина, которому мой взгляд, очевидно, не понравился. Урод взвыл какую-то фигню на невнятном языке и простер в мою сторону руки, после чего к мне полетело облако зеленых, люминесцирующих в полутьме капель. Долетя до границы моей ауры, они пригасли, пролетели насквозь, не причинив ни малейшего вреда, вновь налились светом и разнесли напрочь закрытую за моей спиной дверь и часть стены. Похоже, против меня применили по местным меркам что-то очень крутое, машинально подумалось мне, вот только в пределах ауры все прорисовывается моим собственным кодом, работающим в режиме суперюзера, и пересечение с любыми обьектами мира F58, будь то материальными, или магическими, они показывают исключительно из вежливости, и когда на это есть время. Так что, урод зря беспокоился. Хотя гадость какая-то подозрительная, машинально зарегистрировалось в сознании.

Глаза наконец сфокусировались, и я увидел, что вызвало приступ отчаяния эльфа. У ног урода в луже крови лежала та самая Сима с перерезанным горлом и все еще текущей из него кровью. Волна боли эльфа и моего собственного бешенства залила все мое существо, и даже не с криком, не с рычанием, а с каким-то потусторонним шипением я взмахнул рукой и вырубил узлы отвечающие за тело урода, а потом выбросил вперед внезапно удлинившиеся руки и, схватив дрожащую полупрозрачную душу, притянул ее к себе…

Так, сказал я себе, разбираясь в хитросплетениях узоров. Вот эта вязанная салфеточка грязноватых тонов — это твои навыки убийцы, они тебе больше не пригодятся, выключаем. Собственно, теперь уже и в реинкарнатор тебя отправлять не требуется, и так ясно какая тебя там судьба ожидает. Убийство — смертный грех, особенно как профессия мирного времени, так что тебе даже г'Ад не светит, а просто развеивание. Нет, есть исключения, скажем, на солдат Великой Отечественной это практически никогда не распространялось, причем не только с российской стороны, или когда человек защищает свою семью, да и я тут тоже не носочки из козьей шерсти на лавочке вяжу, но с уродом явно не тот случай. Можно, конечно, и сразу развеять, но чем-то мне не понравилась та гадость, которой ты в меня бросился, мил человек. Не по правам тебе такие фокусы, elevation of privilege называется. Так что будем разбираться, кто же тут хакерством балуется…

Итак. Вот эта дрожащая часть причудливого узора, переливающаяся, как запутавшаяся включенная новогодняя гирлянда — это твое самосознание. Его я отключу в последнюю очередь, ты у меня будешь в полном сознании чувствовать как исчезают части тебя. За спиной раздался шорох. Ну, конечно, она не могла не почуствовать, когда в ее мире такое безобразие творится. Хотя, а раньше куда смотрела?

— Знаешь, наверное, я была неправа насчет богов, — раздался сзади голос Пресветлой т'Иллиринель, демиурга этого мира, или просто Тиль, — Я думала, вы высокомерные и равнодушные, а как увидела с какой перекошенной рожей ты ворвался в мой мир, когда на твоего эльфа напали. И слышал бы ты себя, когда понял, что его женщину убили.

Тиль сделала паузу, явно ожидая моего ответа, но я промолчал, и она продолжила:

— Кажется, я поняла. Вы не равнодушные, просто вы себе сильных чувств позволить не можете. Потому что от чувств можете такого натворить, что сами потом жалеть будете… Я не права?

Я тем временем сидел и продолжал распутывать светящуюся спутанную гирлянду души убийцы, переодически отключая куски, не вызвавшие интереса. Вот картежные цепи, убираем, а вот твои знакомства при дворе, это тебе тоже больше не пригодится.

— В целом права, — сказал я не оборачиваясь после паузы, и продолжил свое занятие. Ага, а вот воспоминания детства, не то чтобы «нормальный ребенок», но видимо, вполне нормальный местный ребенок дворянского происхождения. Я всмотрелся в узор, активировал его искуственно и увидел изображение розовощекого пятилетнего карапуза, одетого по дворянской моде, с небольшим кинжалом вместо меча на поясе. И надо ж, что из такого симпатичного в целом малыша выросла такая невообразимая дрянь… А это что???

— Ё-мое! — вырвалось у меня, — А это что еще за хрень?

— Где, — поинтересовалась Тиль, взглянув мне через плечо.

— Здесь, смотри! — ответил я, растянув в руках место сеточки с подозрительным фрагментом, и подсветил его желтым светом. Передо мной был очевидный человеческий демон, из тех, что передаются только от человека к человеку, но с фрагментами демона сетевого, живущего на сетях вроде Гайи, или в данном случае Теи, да еще и с кодом для взаимодействия с сетью и выполнения в ней кода, явно не положенного простым смертным. Так вот как он эти зеленые брызги организовал! Он захватил контроль над моделирующими алгоритмами Теи и смог инициировать создание совершенно нереальных в других условиях обьектов, которые благодаря этому и прожигали все на своем пути.

— И что это такое? — поинтересовалась Тиль.

— Погоди минуту, дай рассмотреть повнимательнее, — ответил я. Ага, вот они как это делают. Обращаются с молитвой к некоему местному божку-демону, ну, в этом ничего нового нет. Вот только божка-демона этого не существует, так что молитва уходит в незанятую область сети, моделирующей этот мир, причем заполненную каким-то мусором. А мусор этот связан с кодом рисующим реальность этого мира, и когда молитва достигает этого мусора, из него идет импульс в рисующий код, точнее, гадится маленький кусочек их данных — фрагмент картинки мира размером меньше кулака. Вот этот загаженный кусочек и есть те самые зеленые капли, которые я видел.

Подумать только, давным давно, еще на IBM PC XT с MS DOS я наблюдал действие вируса «Летающие лица.» Вирус лез в буфер видеопамяти, тогда еще алфавитно-цифрового дисплея, и оставлял там литеру с изображением лица, которая начинала летать по экрану и стирать его содержимое. Думал ли я, что когда-нибудь увижу реализацию этого вируса на нейронной сети, моделирующий целый мир… Я осторожно расправил фрагмент сети с вирусом, прикоснулся к точке активации, и вверх вылетела здоровая светящаяся зеленая капля, тут же врезавшаяся в потолок и оставившая в нем хорошую дырку.

— Я так понимаю, ты уже разобрался, — иронично спросила Тиль из-за спины, глядя на дыру в крыше, сквозь которую были видны звезды.

— Да, — кивнул я головой и обернулся, — ты знаешь, что тебя хакнули?

— Как это?

— А вот так, — ответил я, показывая указательным пальцем на нужные фрагменты сеточки в моих руках, — вот это, нормальный человеческий вирус, а вот в нем — выход в сеть, а вот здесь, собственно, и хак, который перерисовывает то, что ты задала при создании этого мира.

— Ну, и что теперь, — нахмурилась Тиль, — опять целые народы будут исчезать?

— Нет, что ты, — ответил я, — демон-вирус-то человеческий, не сетевой. В смысле в мозгах живет, а не в сети. Такие всю личность съесть почти никогда не могут, поскольку слишком много функций надо по-прежнему поддерживать — и социальную, и навыки рабочие, да и просто функции тела, от работы легких и сердца до чистки зубов. А сделаем мы вот что…

Найдя в Гайе код универсального демона-антивируса, я активировал часть только что выключенных узлов, и поместил на них новую программу. Передо мной в воздухе завис миниатюрный полупрозрачный спрут-осьминожек, слабо шевелящий своими щупальцами. Так. Он пока что еще не настроен, вот и не двигается. Я подтолкнул его к растянутому на пальцах вирусу, подсветив последнего для точности наведения. Осьминожек сожрал вирус, который проявился у него на спинке, потом сожрал остатки уже рассыпающейся в моих руках души убийцы, вздрогнул и разделился уже на двух осьминожков с характерным узором. Несколько секунд повисев в воздухе и стабилизируясь, осьминожки бросились ко мне и Тиль, обнюхали со всех сторон, и не найдя ничего интересного для себя, выскользнули в проем на месте бывшей двери комнаты.

— И что это? — спросила Тиль.

— Да, ничего особенного, — отмахнулся я, — Теперь они будут летать и проверять всех встреченных людей. Если найдут у кого вирус, сожрут вирус и раздвоятся. Если несколько дней ничего не найдут, сами развеятся.

— А человек, у которого сожрут вирус?

— В большинстве случаев просто излечится, если вирус слишком основательно в душе не угнездился. Что, как я уже обьяснил, должно быть крайне редко.

— А когда все-таки случится?

— Извини, — ответил я, — Тот, кто тебя хакнул и все это придумал, скорее всего или потеряет разум, или умрет. Но, я думаю, тебе тоже не хотелось бы, чтобы он продолжал заниматься тем же самым, нет?

— Да, наверное… — задумчиво согласилась Тиль.

— Слушай, а как случилось, что сюда еще никто не ломится? Шуму мы вроде много наделали, вон стенку разнесли… что, никто не заметил?

— Да, я прикрытие поставила, маскировку, — отмахнулась рассеяно Тиль, — Вы, боги, постоянно о мелочах забываете, вот и пришлось позаботиться. Так что, внизу никто ничего и не заметил.

Она взглянула на тело Симы.

— А знаешь, я бы ведь даже могла восстановить тело женщины твоего эльфа, — грустно добавила она, — Вот только душа уже наверняка улетела, не вернешь.

— Как не вернешь? — ляпнул я, сообразив, что как раз я может и смогу, по крайней мере, если Сима еще не дошла до Инпу-сервера, определяющего карму.

Тиль взглянула на меня удивленно.

— Тиль, — ответил я, — ты пока тело восстанавливай, чтоб без ран и дышало, а я пару минут с закрытыми глазами посижу, может и исправим это дело. Главное, постарайся, чтобы мозг был точной копией, хорошо? — И закрыв глаза я обратился к самому себе в реальности будущего. Нет, можно было бы все и одним потоком сознания сделать, но не хотелось Тариэля одного оставлять.

* Алексель

Поняв, что в F58 все идет на лад, я вернулся к разговору.

— Первая молитва в твой адрес? — понимающе спросила Аля.

— Похоже на то.

— Теперь видишь, Алеша, почему старшие не любят, когда им поклоняются, — заметила Аля, отпивая глоток из своей изящной чашечки с синим узором, — Все-таки монотеизм — это замечательно. Все просьбы идут в одно место, где ими можно по очереди заниматься, да еще и автоматически рассортировать заранее, никого от дела не отвлекают. Да и ощущения при получении молитвы не всегда самые приятные. Помню я по неопытности одной девушке помочь решила. Вышла она замуж, парень хороший, кажется, что еще надо? Рожай детей, расти. Как меня эта ревнивая дура потом достала! С этим многобожием просто как в бывшем СССР, где все по блату было. Чудеса по знакомству.

Я невольно усмехнулся аналогии.

— Ну, в данном случае персонаж, и правда, не чужой, да и проблема у него серьезная, — слегка оправдываясь, ответил я, — А все-таки, какой-такой монотеизм, если нас — вон сколько?

— Ну, так ведь по сути мы все все равно одно и то же — Гайя. Просто, личностей много разных, а глубины подсознания у всех общие.

— Но все-таки личностей много?

— Ну, да, а ты сам попробуй управиться с целым миром одной личностью! Тем более, с такой тьмой миров. Просто рук не хватит. Какой выход? Сделать дополнительные руки. А руки нужны в разных местах, так что к рукам еще и ноги нужны. А со всеми этими руками-ногами в одиночку не управиться, вот и приходится создавать отдельные потоки сознания. А работа специализированная, так что каждой паре рук-ног с сознанием надо еще и память свою выделить. Вот и получается, Бог — один, а личностей куча. Зато за всем глаз есть, за всем присмотрено. И в чем проблема? Сам, что ли, дополнительных потоков сознания не создаешь?

— Ну, в общем-то…. - почесал я затылок, — вроде бы уже создаю.

— Вот видишь, Алеша! И после этого ты же все равно остаешься одним собой. Вот так это и устроено!

Мы еще поговорили, и тут я понял, что в F58 нужна дополнительная помощь.

— Аль, извини, мне надо на минутку удалиться.

— Конечно, Алеша, — кивнула она понимающе.

И я, растворившись из избушки номер 13, оказался в башне Центра Управления Мирозданием. В одном из кресел лежал все тот же толстый бородатый дядька. Впрочем, времени на рассматривание не было, так что я плюхнулся в другое кресло, произнес модифицированную формулу «Вызов дежурного», и оказался в виртуале Центра Управления. Рядом материализовался тот самый бородач:

— О, привет! А разве ты сегодня дежуришь?

— Да не, я на минутку, — ответил я, — У меня подопечная душа в реинкарнатор провалилась, надо достать срочно.

— Откуда?

— 5-F58.

— Смотри Инпу-серверы трехсотой серии, думаю, первые десятка два, — посоветовал бородач, что я немедленно и сделал.

Как искать душу в сети? А по образцу. Слепка ее души у меня, разумеется, не было, но, имея дело с Тариэлем она должна была получить достаточно много фрагментов от него, а уж его-то душу я знал неплохо, так что и проблем с образцами не было. Простой поиск тут же нашел ее в очереди 314-го Инпу сервера. Перед ней еще была пара душ, так что можно сказать, что я напрасно так торопился, еще минут 20–30 у меня точно были.

— Забери ее метку из очереди, а вместо нее поставь пустую, — присоветовал наблюдавший за моими действиями бородач. — Когда Инпу-сервер до нее дойдет, то просто пропустит. А используя настоящую метку, сгрузишь ее обратно в тело.

— Спасибо, — ответил я, выполняя совет.

— Не за что, — ответил бородач, — Кстати, меня Андреем кличут, друзья Дрюней зовут. Давно надо было познакомиться, а то уже несколько раз встречались, и все не поговорить.

— Алексей, — ответил я, — Приятно познакомиться.

— Лёша, значит? Ладно, тебе сейчас спешить надо, да и я на дежурстве, — ответил новый знакомый, — потом еще встретимся. Я через день освобожусь, напомни, хорошо? Ну, пока, успехов!

Я кивнул в знак благодарности, и отправил метку в поток сознания в F58. Кстати, а что за метки такие? А очень просто. Душа, даже смертная — это очень много информации, а копирование в нейронных сетях — это невероятно неудобная и медленная процедура. Так что душа в сети сидит обычно на месте, за исключением случая, когда ее приходится экспортировать в г'Ада или наоборот, вверх, в Изиду. А вместо этого используется метка, по сути, символичекий линк, нечто среднее между этикеткой и инвентарной биркой, просто указывающей на место души в сети. И вот, отдав эту самую метку своему второму потоку сознания, я сначала вернулся в свое тело в башне, а потом уже в теле перенесся обратно в избушку к чаю и Алине. Так что, собственно, торопиться мне было некуда, можно было еще остаться и продолжить знакомство с Андреем. С другой стороны, успею еще, да и мешать человеку на дежурстве, наверное, не стоит. То есть, богу. Ну, да вы поняли.

* F58 Алексель

Открыв глаза, я увидел, что Тиль уже полностью восстановила тело Симы. Не долго ожидая, я запустил копирование души в восстановленный мозг, своего рода загрузка. Вообще-то, процесс вливания души в тело очень непростой. В человеческом мозге постоянно идет своего рода перекоммутация, какие-то соединения нейронов исчезают, новые устанавливаются, остальные постоянно подстраивают проводимость своих синапсов под поступающую извне информацию. Беда в том, что все эти соединения — и есть информация, код, программа, которая делает именно этого человека именно этим человеком, по сути — его душа. И она закодирована физическими нейронами и их физическими соединениями, которые у каждого человека свои. Так что, взять душу одного человека и переселить ее в тело другого — это из области не очень научной фантастики. Вы можете спросить, а как боги-то так легко вселяются куда попало? Для начала, совсем непросто, а во-вторых, потому что эту способность — принять бога, хотя бы на время, в людях вывели искусственно. Помните, про Гайю с Гором и как они питекантропий генокод модифицировали? В случае же с Симой все было просто замечательно. Отлетевшая душа не успела модифицироваться в сети, а мозг Тиль восстановила один в один, вот и ложилась вселяющаяся душа в тело легко и без проблем, в основном настройкой синапсов. Впрочем, отвлекся я.

— Не проснется невовремя? — поинтересовался я у Тиль.

— Нет, будет спать, пока твой эльф ее поцелуем не разбудит, — ответила она, — Я специальный блок поставила. Полезная предосторожность, не хватало еще, чтобы она в нашем разговоре участвовала.

— Еще несколько минут душа будет загружаться в тело, а там вроде бы мы все сделали, — сказал я.

— Сегодня, похоже, не удастся поговорить, — улыбнулась Тиль.

— Ну, если хочешь, можно, у меня время есть.

— Да нет, наверное, не стоит. В другой раз. А то у меня тоже дела. Спасибо, что почистил мой мир от этой заразы, — добавила она, — Я эти зеленые капли видела, и они мне тоже не нравились, но разобраться не могла, что же это такое. А оказалось — опасная штука. Похоже, я тебе теперь должна.

— Ничего, свои люди — сочтемся. Тебе тоже спасибо за помощь. Это ведь ты навела меня на мысль, что душу еще можно и вернуть.

— Всегда пожалуйства, — откликнулась она, — Надо ли это понимать, что ты мне тоже должен?

— Ну, если с твоим эльфом что стрясется — зови, постараюсь помочь, — несколько опрометчиво пообещал я, — А можно совет? Ты бы ту область сети с мусором, которую использовали, почистила бы, что ли. А то еще какой умник додумается. Это ж слабое место. Я бы сам это сделал, но не хочу шуровать в твоем хозяйстве — вдруг у тебя там что полезное лежит.

— Конечно, вот тебя провожу и первым же делом, — улыбнулась Тиль опять, — Ну, до встречи, Алексей. Ты — хороший бог, добрый и отзывчивый. Дай Бог тебе таким и остаться.

И с этими словами Тиль растворилась в воздухе. Я взглянул на разгромленную комнату, остатки одежды и оружия на полу, лужу крови, разломанную стену сзади. Да-а-а, Тариэль, пожалуй, немного удивится. С другой стороны, главное и он сам, и Сима целы. Мгновение я размышлял, как лучше проинформировать эльфа, что только его поцелуй разбудит его возлюбленную, а потом махнул рукой. Не дите, сам догадается, что со своей спящей красавицей делать.

И еще раз окинув взглядом комнату и убедившись, что все, что надо, сделано, я покинул Тариэля, оставив ему будить свою любимую и разбираться с хозяином постоялого двора.

* F58 Тариэль

Тариэль очнулся посреди, пожалуй, самого жуткого бардака, который он видел с своей жизни до сих пор. Лужа крови на полу, кучки одежд и оружия, разнесенная вдрызг дверь и часть стены, дыра в потолке, в которую проглядывали звезды…

Сима! — озарила его мысль о самом дорогом для него существе. К его удивлению, девушка лежала невредимая без малейших следов крови, и мирно дышала, очевидно, в глубоком сне. Вместо ее деревенского сарафана, который по его воспоминаниям должен был быть залит кровью сверху донизу, на ней было облегающее платье из тонкой блестящей золотистой ткани. Очень дорогой ткани, должен был признать эльф. Он такой в жизни не видел.

Сзади раздалось смущенное кряхтение. Обернувшись, эльф обнаружил рябого толстого хозяина постоялого двора, который уныло смотрел на дыры в стене и потолке…

— Эк… Ваше… Вашество… Высокопреосвященство… — смущенно начал он, — Тут у меня эта… бызнес… постоялый двор значит… и это… кто за починку платить будет? Ваше вашество… — в конец смутился хозяин.

— А, пришел? — ответил Тариэль, — Очень хорошо, я как раз хотел тебе пару вопросов задать. Как это так, на твоем постоялом дворе бродят убийцы и вламываются в комнаты к постояльцам, когда хотят?

— Дык… это… ходют тут и ходют… — замялся хозяин, — Я за них не отвечаю. Как я могу их остановить? А мне Ваше Вашество, это дело чинить. Оно денег стоит…

Тариэль поднялся с колен, подошел к креслу, на котором висела его перевязь с мечом, достал клинок и начал внимательно его изучать.

— Да… это… я… я, в общем, понял, Ваше Вашество, — забубнил толстяк потихоньку отодвигаясь из комнаты в коридор, — Я б спросить, Ваше Вашество… вы сколько еще стоять намерены?

— Завтра рано утром мы уезжаем, — ответил Тариэль, — Потрудись разбудить нас на рассвете, если сами не встанем.

— Дык, это, обязательно, Ваше Вашество, разбудим, — почти радостно ответил хозяин, не ожидавший избавиться от беспокойных постояльцев так быстро, — Вы не сомневайтесь, мы всегда пожалуйста, чтобы эта… разбудить… Хорошей ночи, Ваше Вашество!

И хозяин скользнул в коридор и испарился. Тариэль вздохнул, бросил клинок обратно в ножны и подошел к Симе. Так лежала внешне без малейших повреждений или ран, дышала легко, и похоже, спала. Эльф провел по щеке девушки, та во сне сладко потянулась к его ладони, но не проснулась. Тогда Тариэль взял ее на руки и отнес на кровать. Девушка по-прежнему безмятежно спала, и это начало его беспокоить.

Своей рукой он скользнул по ее телу, вернулся к волосам, погладил их, и слегка похлопал по щекам, в попытке привести в чувство, но, увы, безуспешно. Обеспокоенный Тариэль склонился над возлюбленной и оттянул веко, и вместо привычных серых глаз натолкнулся на золотистую эльфийскую радужку… Он судорожно отвел волосы за ухо, и увидел характерные удлиннненые кончики ушей. Без сомнения перед ним лежала его Сима, но уже не смертная, а одна из них, эльфов. Перворожденная. Над ухом эльфа раздался легкий музыкальный смешок, как будто сыгранный ансамблем из колокольчиков. Пресветлая т'Иллиринель???

Словно лавина прошла через сознание Тариэля, включая понимание, что его выбор оказался куда более долговременным, чем он сам мог ожидать или надеяться. Одновременно пришли в голову многочисленные политические последствия его связи с никому неизвестной эльфийкой без роду и племени, смущение от непонимания, как это произошло, и вообще, как Сима выжила, после того как он сам видел ее падающей к ногам этого мерзавца с перерезанным горлом.

И тут его залила радость. Сима жива! Пусть отец разбирается с политическими последствиями, а он свой выбор сделал. Он лег рядом со своей возлюбленной, обнял ее бесчуственную одной рукой, и придерживая голову другой поцеловал. Словно в ответ, Сима открыла удивительные сияющие золотом полные любви глаза, и Тариэль понял, что их любовь войдет в легенды Дивного Народа.

* Сетевое пространство Гайи

Если бы кто мог видеть фрактально-сетевое пространство Гайи в этот момент, он мог бы решить, что между двумя ее прилегающими друг к другу областями шла война. Густой сетчатый переплетенный обьемный узор то там, то тут подсвечивался большими пятнами света разноцветных оттенков, которые то резко и быстро возникали и гасли, как предгрозовые молнии в подбрюшье туч, то неспешно набирали силу и так же неспешно угасали, как будто кто-то виртузно управлялся с группой театральных прожекторов. При этом места, которые пятна не захватывали, ограничивали большие, на первый взгляд автономные области со своим ритмом переливающегося света. Впрочем, иногда эти границы пересекали, но не пятна в виде округлых облаков, а живые движущиеся струйки света, вихри и молнии.

Две смежные области, которые непосвященный взгляд принял бы за воюющие, обменивались этими струйками и молниями по очереди, как фехтовальщики где-нибудь в спортивном зале. Но впечатление было обманчивым. Если бы эту картину увидел специалист по нейрофизиологии мозга, много работающий с MRI снимками, он, вполне возможно, распознал бы в череде световых пятен этих областей активность, типичную для телезрителя или театрала. А пересекающие границу струйки и молнии мог распознать, а мог и нет, как реплики неторопливого диалога. И был бы не так уж неправ. Впрочем, специалистам по нейрофизиологии мозга эту картину никто показывать не собирался, а тем, кто могли ее видеть, и так все было понятно.

Легкий светло-синий ручеек, зародившийся в области слева и тут же пересохший, как в бывает с однодневными ручьями в пустыне после ливня, приблизительно соответствовал мужскому скептическому хмыку, так и не переросшему в полноценную реплику. В ответ справа сформировался и направился налево розовый светящийся ручеек, который пересек границу и впитался в левой области. Для тех, кто мог понять, он прозвучал негромкой фразой, произнесенной глубоким женским контральто:

— А хорошо у мальчика получилось, правда?

— Аж скулы от сахара сводит, — другой синий ручеек все-таки набрал силу, перетек через границу направо и превратился в ироничный мужской голос, — И чего ради ему приспичило воскрешать эту девицу?

— А тебе жалко, да? — взвился налево розовый вихрь.

— Да нет, чего уж там. Его творение, если хочет ему потакать… — второй синий ручеек расслабленно с зевком протек направо и растворился в небытии.

— Ты что, сам не понимаешь, какие тут сюжеты наклевываются? — розовый ручей пересек границу налево и растекся крошечными струйками как дельта какой-то реки на карте, — Эльфы ведь тут лет триста от такого шока в себя придти не смогут. Представляешь, какие тут бразильские страсти с преодолением межрасовых барьеров разгорятся? Я сюда писателей и писательниц теперь толпами будут водить, вдохновлять сюжетами.

— Так сама и будешь водить? — с подначкой поинтересовался мужской голос.

— Ну, не сама, — ответил женский, сначала разлившись розовым озерцом справа, и лишь потом проделавший русло, позволившее утечь налево и впитаться с легкой пульсацией, — Не мое это дело. Эвтерпу привлеку, Талию, Эрату…

— Да тут Каллиопа нужна, — хмыкнул в ответ мужской голос легкой голубой искрой.

— Ну, что ж поделать, если с тех пор как Толкиен написал свой труд, и тот стал популярен, почти во всей F-серии пафоса столько, что хоть топор вешай? — возразил женский голос сразу несколькими розовыми ручейками, возникшими по краю правой области и тут же всосавшись, после пересечения границы налево, — Мы ж не потому толкиенутые миры дублируем, что они нам нравятся, просто пациентов для них много. Уж, что есть… Хорошо еще, последнее время стали необычные вариации появляться. Хотя, очень много глупого механического перемешивания — хорошие вампиры, злые эльфы, технически грамотные орки, гоблины и тролли…

— Смертные… — флегматично вспыхнуло и перелилось направо синим-зеленым пятно света, — Дай им хорошую вещь, тут же загадят. Дай пафосную затянутую историю — сначала превратят чуть ли не в религию, потом тоже загадят, да еще и все перепутают. Слышала, как испытывали бога, алеф и смертного — дали пару стальных шариков и предложили сделать с ними что-нибудь интересное.

— И кто выиграл? — поинтересовался женский голос.

— Смертный, — ответил мужской, — Он один шарик сломал, а другой потерял.

В ответ раздался одобряющий грудной женский смех.

— Кстати, а чего это мы ждем? — поинтересовался на этот раз мужской голос.

— Как чего? — удивился женский, — Ждем, что дальше будет.

— А чего смотреть, — возразил мужской, — Давай я тебе лучше сам покажу, что там дальше будет.

Границы областей покрылись мелкими вихрями, преодолевающими границу и тут же растворяющимися за ней.

— Сет! — воскликнул женский голос, — У меня грудь не железная!

— Знаю, силикон, — ответил мужской, — Я тебя все равно люблю!

— Сет! — на этот раз возмущенно воскликнул женский голос.

— Я ж сказал, люблю! Дай подробнее обьясню…

Вихри на границе стали больше, ярче и пересекая границу стали углубляться дальше, медленно рассеиваясь и порождая в ответ встречные вихри. Процесс все углублялся и постепенно обе области слились в одну, которая напоминала бы бушующую атмосферу Юпитера, если бы вместо оранжевого и белого в ней не перемешивались бы синие и красные оттенки. Словесной нагрузки они уже не несли, а эмоциональную… воспитанные боги не считали вежливым читать.

— Сет, ты меня любишь? — одинокий розовый ручеек протек поверх бушующей стихии красок.

В левой области занялся фиолетовый ручеек, наполненный раздражением, но так и растворился, не оформившись в словесную форму и не приближаясь к границе. Вслед за ним сформировался более спокойный лиловый ручеек, примерно означавший «Зараза!», но тоже благоразумно растворившийся на месте. Та же судьба постигла уже голубое озерцо, содержавшее «Ты что, уши не моешь?» Наконец, синий ручеек перетек на другую сторону и дал поглотить себя крутящимся вихрям:

— А я что делаю? — раздался ироничный мужской голос, и буйство красок продолжилось. К вихрям присоединились волны света перекатывающиеся справа налево, а потом обратно. Это продолжалось некоторое время, а потом вспышка света охватила обоих и все успокоилось до первоначального состояния. Только цвета стали более контрастными и яркими, как лес под вышедшим солнцем после дождя.

После небольшой паузы справа начало накапливаться розовое озерцо, то двигаясь чуть в сторону границы, то опять замирая, и лишь энергично пульсируя по краям как кошка, которая подкрадывается к бантику на веревочке. С одного края озерцо позеленело и пустило струйку налево:

— А правда красиво я дом обустроила? И место хорошее выбрала.

— Да, мне Гавайи тоже нравятся, — расслабленно согласился мужской голос, — Хотя и не в штормовой сезон.

Розовое озерцо продолжало колебаться в нерешительности. Наконец от него отделился маленький розовый ручеек и осторожно пересек границу, вновь озвучив мысль тем же бархатистым женским голосом:

— Сет, а чего мальчик Алиной пренебрегает? Девочка так страдает!

— Он? Пренебрегает? — возмутился мужской голос, — Да побойся бога, Фрида, он же у нее чуть не на поводке бегает!

— Но я же не о том!

— А о чем?

— Ну, ты сам должен понимать!

— Да ей только глазом моргнуть, он ее тут же в спальню утащит, если ты об этом.

— Она же не может так! Он сам должен!

— Чего должен? В спальню утащить?

— И это тоже! Не ей же его туда тащить? А перед тем пусть хоть скажет, что любит, если лучше не умеет. Или там, о музыке сначала поговорит, посмотрит в глаза, вздохнет… Тебе что, дамские романы дать почитать, как это делается?

— Мне-то зачем? Впрочем, уговорила, следующий раз притащу им барабан. Пусть поставит у себя в спальне, чтоб был повод с избранницей о музыке говорить.

— Ну, при чем тут барабан? Я ж о любви говорю!

— Так он вроде уже говорил ей? Сколько вам можно повторять?

— Сколько женщина хочет, столько и надо повторять!.. Сет, что ты делаешь???

Цветные вихри опять закружились на общей границе перемешивая краски.

— Повторяю, дорогая, — ответил мужской голос.