Блэр

Я спешу обратно на вечеринку, вот только мне больше не хочется, чтобы Лоренс обнял меня. Волшебство, пережитое нами в бальном зале, забылось. У меня больше нет сил себе врать. Не сейчас, когда каждая клеточка моего тела призывает меня вернуться в сад. Когда моя кожа еще горит воспоминанием о том, как Ронан обнял меня после столь долгого перерыва.

Раскидистые деревья, вызывая клаустрофобию, словно надвигаются на меня. Я начинаю идти быстрее, ориентируясь на теплые огни особняка, огни, которые обещают временное убежище от окружающей меня темноты. На долю секунды меня охватывает надежда, что ноги принесут меня в место, где сковывающих воспоминаний не существует, где я смогу стать свободна от прошлого. Но опять же, бегство ничего не решит. Меня держит в плену вовсе не прошлое, а мое проклятое сердце.

В доме, заметив Лоренса, я замираю на месте, переполненная печалью — за него и за нас. Мои ступни словно врастают в пол. Пока я пытаюсь взять себя в руки и спрятать бушующее за моим безупречным фасадом волнение, он поднимает голову и, когда наши глаза встречаются, улыбается той своей редкой, невероятной улыбкой. Но когда я не отвечаю, она исчезает.

Прости меня, Лоренс. Прости. Я говорила тебе, что недостойна хорошего отношения. Я — яд.

Испугавшись, что он прочтет мои мысли, я отворачиваюсь. И в этот момент вижу вернувшегося из сада Ронана. Его лицо неподвижно, но он прекрасен как раньше, а может и больше — теперь, когда я знаю, что он перестал быть моим. Я, впрочем, не единственная женщина в помещении, которая обратила внимание на него. Далеко не единственная. Со всех сторон на него устремлены похотливые взгляды, пока он движется легким и чувственным шагом, так не похожем на его былую походку. Разум говорит мне, что он — тот же самый мужчина, благодаря которому я поверила в лето и в солнечный свет, но, глядя на него, я понимаю, что тот мужчина исчез, и его заменил этот незнакомый мне человек.

Когда он по-хозяйски обнимает свою подругу за талию и тянет ее к себе, у меня возникает желание выцарапать себе глаза. Интимность этого жеста подразумевает, что он очень хорошо знаком с ее телом. И то, как она глядит на него, доказывает, что она тоже ослеплена его светом и всем, что он есть. У меня кружится голова. Парализующая боль сжимает грудь так, что становится трудно дышать.

— Ронан…

— Что, малыш?

— Что будет, когда все закончится?

— Ничего не закончится.

— Закончится. Все ведь заканчивается.

— Я точно знаю, что ничего не закончится. А знаешь, почему?

— Не знаю, но расскажи. Убеди меня, Ронан.

Он берет меня за руку, разворачивает пальцы и прижимает мою ладонь к центру своей груди.

— Чувствуешь, Блэр? Оно твое и останется твоим навсегда. Вот почему.

С ощущением, что я вот-вот упаду в обморок, я опираюсь о стену. На меня снисходит прозрение. Я же сама его оттолкнула. Вот и поделом мне, что он упал в чужие объятья.

— Хватит пялиться на него. Ты выставляешь себя на посмешище, — слышу я сердитое шипение Лоренса, пока вокруг моего предплечья сжимаются его пальцы.

— Лоренс, уйди, — умоляю я. — Прошу тебя, дай мне побыть одной.

— Он пришел с другой, Блэр. Отпусти его.

Ронан с блондинкой исчезают в толпе, и все вокруг становится черно-белым. Раздавленная, я поворачиваюсь к Лоренсу. Его лицо снова непроницаемо.

— Чего ты от меня хочешь? Чтобы я отреклась от своего сердца? — Я смеюсь, как безумная. — Я не могу. Не сегодня.

Он хватает меня за руки, причиняя мне боль. В его глазах горит ярость.

— Мне насрать, что ты можешь, а что не можешь. Я не позволю, чтобы из меня делали дурака.

— Но ты и есть дурак, Лоренс.

— Собирайся. Мы уходим прямо сейчас, — говорит он убийственно-тихим голосом.

Я кручу головой.

— Нет.

— И что же ты собираешься сделать, Блэр? Упасть этому мальчишке в ноги и попроситься обратно? И если он тебя примет, много ли времени пройдет, пока его любовь не начнет душить тебя? Пока ты снова не почувствуешь себя с ним, как в ловушке? Рано или поздно ты вернешься ко мне, станешь умолять, чтобы я тебя трахнул, и предлагать мне свое тело в обмен на мои деньги. — Он делает паузу. — Мы это уже проходили, не так ли?

— Не вернусь. Я могу измениться, — возражаю я слабо.

— Честно говоря, и ты, и эти твои истерики начинают меня утомлять. Идем же, и прекрати себе врать. — Я не двигаюсь с места, и тогда он протягивает мне руку. — Идем. На нас уже смотрят.

Я смотрю на его ладонь, пока во мне сражаются сердце и разум. Разум выигрывает. И я, приняв его руку, иду за ним следом.

Лоренс прав. Я не смогу измениться.

* * *

— Я хочу поехать к себе. Нет настроения ночевать у тебя, — говорю я спустя какое-то время после того, как машина трогается с места.

— Нет.

— Что?

Лоренс смотрит в окно, сидя на максимальном расстоянии от меня.

— Сегодня ты к себе не поедешь, так что выбрось это из головы.

— Я сказала, что хочу поехать к себе, и поеду. Я не нуждаюсь в твоем разрешении. — Я уже тянусь к кнопке, чтобы опустить перегородку, которая отделяет нас от водителя, и дать ему новые указания, но Лоренс вдруг заговаривает.

— Осторожнее, Блэр. На твоем месте я бы не делал этого.

В другое время я бы не вняла его предупреждению, но опасные нотки в его тоне и исходящая от него энергия заставляют меня остановиться.

— Что ты мне сделаешь? Возьмешь меня силой? — Я раздвигаю колени и, задрав подол платья, обнажаю перед ним свои ноги и ничем не прикрытое естество. — Зачем ехать к тебе домой, когда ты можешь получить все, что хочешь, прямо здесь и сейчас?

— Еще раз, осторожнее, Блэр…

— Или что? Что ты мне сделаешь, о всемогущий Лоренс?

Я стягиваю платье с плеч, и ткань собирается складками вокруг моих бедер и талии.

— Нравится то, что ты видишь? Почему бы тебе не закончить начатое? Это тело твое. — Голая, в одном только мерцающем в темноте его бриллиантовом ожерелье, я надменно улыбаюсь ему. — Но сколько бы и где бы ты ни трахал меня, какими бы подарками ни осыпал, я никогда не стану твоей. Я смотрю на тебя, но хочу только его, думаю только о нем. Для меня всегда существовал только Ронан.

Я хочу привести его в ярость. Я хочу, чтобы он сделал мне больно. Чтобы возненавидел меня, ударил меня, причинил физическое страдание. Может, тогда боль и стыд, которые разламывают мне грудь, исчезнут, и внутри все онемеет.

Он движется так молниеносно, что я едва успеваю понять, что происходит, перед тем, как он оказывается надо мной, а его руки смыкаются вокруг моей шеи. Моя душа отравила и его своим ядом.

Я не могу вздохнуть. Не могу шевельнуться. Я вся в его власти, но вместе с тем что-то во мне ликует. Лиши меня силы воли сказать тебе «нет». Сделай так, чтобы мне было проще отречься от своего сердца, проще ненавидеть себя. Пожалуйста, прости меня, Лоренс.

— Больше не упоминай при мне его имя, — предупреждает он, чуть ослабляя хватку.

Даже с его пальцами, опасно сжимающими мою шею, я кое-как выдавливаю смешок.

— Это неважно. Он…

Прежде, чем я успеваю договорить, Лоренс впивается в мои губы. Его поцелуй смертелен, как пуля в самое сердце. Он разрывает меня, пускает мне кровь, и при каждом прикосновении его губ я умираю медленной смертью, но мазохистская сторона моей натуры тянется к этой боли и к пустоте, которую он мне приносит. Я извиваюсь. Пинаю его и царапаю, разжигая в нем еще большую ярость. Это битва за доминирование. В его руках — моя жизнь, в моих — его гордость. Мы оба обречены.

Освободив одну руку, он просовывает ее между нами и раздвигает мне ноги, потом распускает ремень, расстегивает брюки, вытаскивает свой член и вонзает его в меня. От нехватки кислорода у меня мутнеет перед глазами, но мне это нравится. Мне нравятся его агрессивные, безжалостные толчки. Обхватив его ногами за талию, я притягиваю его еще ближе, мои пальцы погружаются ему в волосы, с силой тянут за них. Его лицо искажено гневом. Каждый быстрый и жестокий удар его бедер пронизан моей деградацией. И господи, помоги, но я хочу его, жажду его с животным, пугающим голодом. Он так хорошо меня трахает. Он трахает меня, пока не помечает собой меня всю, и я, кончая, вскрикиваю в приправленном болью экстазе, все во мне взрывается атомной бомбой, когда разъяренный Лоренс тоже достигает вершины своего временного безумия и кончает в меня.

Спустя секунду — или же вечность — Лоренс отпускает мою шею и выходит из меня, словно моя плоть обжигает его, затем отталкивается и, содрогаясь всем телом, откидывается на сиденье. С бледным лицом он следит пустыми глазами за тем, как я сажусь и, взявшись за горло, пытаюсь вдохнуть как можно больше воздуха. Легкие горят огнем, но тело поет от воспоминания о его жестоких прикосновениях.

— С твоей стороны это было очень глупой выходкой, Блэр. Больше не провоцируй меня. — Немного дрожащей рукой он проводит сквозь волосы. — Но если ты хочешь, чтобы с тобой обращались именно так, будь по-твоему. Мне плевать.

Одевшись, я отворачиваюсь к окошку и, чувствуя, как веки обжигает непролитыми слезами, закрываю глаза.

Что же я сделала?

И мой собственный внутренний голос насмешливо дает мне ответ. То, что у тебя получается лучше всего, разумеется. Уничтожила все, что тебя окружало.

* * *

Сидя на холодной расправленной постели в спальне Лоренса, я смотрю на рассвет за окном. Обхватываю покрепче колени и кладу на них щеку. И пока лучи заливают пол своим теплым светом и прогоняют прочь темноту, мечтаю пропасть вслед за ними. Может тогда я наконец перестану отравлять и уничтожать прекрасные вещи.

Я вспоминаю Ронана и его добрую улыбку в ночь нашей встречи, а потом человека, которого встретила на вечеринке. Такого холодного. Ожесточенного. Полного ненависти. Я знаю, кто виноват в этом — я. Я уничтожила его и его красоту.

Я думаю о Лоренсе и вспоминаю, как он смотрел на меня и целовал, пока мы танцевали, как предлагал себя мне. Но чем я ему ответила? Приняла его предложение и разорвала в клочки, лакомясь его болью.

Но утренний свет принес с собой кристально четкую ясность. И я отчетливо понимаю: я больше не могу жить такой жизнью. Я больше не могу делать больно тем людям, которые заслуживают этого меньше всего. Не могу. Лоренс достоин лучшего. Я знаю, что надо сделать, чтобы искупить свой грех перед ним и раз и навсегда истребить поселившееся во мне зло. Закрыв глаза, я нежусь в ощущении покоя, охватившего меня от мысли, что конец уже близок, пусть у меня и не получается подавить боль, которая угрожает поглотить меня изнутри.

Одевшись в кое-что из немногочисленных оставшихся вещей, купленных мною до Лоренса, я отправляюсь искать его. После того, как мы приехали с вечеринки, он приказал обслуге не беспокоить его и закрылся в библиотеке. Остановившись за дверью, я делаю вдох, потом без стука открываю ее и захожу. Он поднимает голову. Его взгляд сразу находит меня, наши глаза встречаются, и я, увидев, сколько в них неприкрытой боли, чувствую, как земля уходит у меня из под ног.

Я делаю неуверенный шаг в его сторону.

— Лоренс…

— Признаться, я удивлен, что ты еще здесь. Я думал, ты уже стоишь на коленях и делаешь тому мальчишке то, что у тебя получается лучше всего. — Он откладывает книгу, которую держит в руках, на журнальный столик рядом с собой. Его губы сжаты в тонкую линию, в голосе слышна высокомерная неприязнь. — Что тебе нужно?

— Я пришла попрощаться. Я ухожу.

— Так уходи. Тебя никто не задерживает.

Я вздрагиваю от его слов, как от удара хлыстом, но я заслужила его ярость и ненависть. На моих щеках проступает краска стыда.

— Я знаю: никаких слов не хватит, чтобы извиниться за то, как я вчера с тобой обошлась. — Мое горло внезапно сжимается. — Или рассказать, что я на самом деле испытываю к тебе. Но я бы хотела объяснить, почему…

— Довольно! — Он встает и, засунув руки в карманы, уходит к окну. — Я наелся твоим враньем до конца своих дней, Блэр. Ты больше не обязана притворяться ради меня. — Он стискивает челюсти. — Если ты переживаешь насчет своих денег… то зря. Они твои. Мне они не нужны.

— Лоренс, пожалуйста. Дай мне договорить, — умоляю я. На трясущихся ногах я подхожу к нему и становлюсь за его спиной. — Ты можешь просто посмотреть на меня?

— Зачем? Чего еще тебе нужно? — слышу я его ответ с вибрирующим в голосе бескрайним презрением.

Я обхожу его кругом, тем самым вынуждая посмотреть на себя. И на мгновение замираю при виде чистейшей ненависти, плещущейся в его глазах.

— Лоренс, прошу тебя… выслушай. Прости меня за все. Я была такой эгоисткой. — Эмоции, которые переполняли меня со вчерашнего вечера, переливаются наконец-то за край и водопадом обрушиваются на меня. Комната начинает кружиться. По моим щекам катятся слезы, но мне все равно. — Я обидела тебя… моего дорогого друга… и это убивает меня. Ты меньше всех заслуживаешь такого отношения к себе, и я больше так не могу. Ты слишком мне до…

— Дьявол! — Он хватает меня за руки и начинает трясти, моя плоть немеет под его цепкими пальцами. — До тебя еще не дошло? Я сыт твоей чертовой ложью по горло!

— Прости меня, — всхлипываю я, — прости, прости.

— Не смей извиняться! Мне не нужны твои извинения. — Руки, которые стальной хваткой удерживают меня, замирают. Вплотную склонившись к моему лицу, он неистово шепчет, дыша так, словно каждый вздох стоит ему неимоверных усилий: — Мне нужна была ты… ты, Блэр! Как ты не понимаешь? Проклятье, я же люблю тебя!

Признание оглушает меня, и я теряю дар речи. А потом он стискивает меня в объятьях так крепко, что я почти задыхаюсь, но я не противлюсь — я сама хочу перестать дышать.

— Любить тебя — это саморазрушение, Блэр, но я, похоже, неспособен остановиться, — исторгается из его груди новое признание. Я плачу в его объятьях, оплакивая свои ошибки и все то, чего у нас никогда не будет, пока меня разъедает печаль.

Со сквозящими в каждом движении гневом и разочарованием Лоренс опускает голову и начинает осыпать мое лицо отчаянными, обжигающими поцелуями, собирая мои слезы и спрятанную в них боль. Я погружаюсь пальцами ему в волосы, притягиваю его к себе, а его жестокий рот продолжает клеймить меня, мою кожу, и скулы, и веки, и все, до чего только может достать. Когда я начинаю искать его губы, он моментально мне уступает, и сквозь все его тело проносится дрожь.

Я знаю, это наше «прощай».

Зло чертыхнувшись, он отталкивает меня, словно я его обжигаю. Его грудь тяжело вздымается.

— Уходи! Уходи и никогда больше не возвращайся.

У двери я в последний раз оглядываюсь на несгибаемого мужчину, стоящего у окна. И пока я смотрю на него, пока впитываю его искаженные мукой черты, я наконец понимаю то, что мое слепое сердце столько времени отрицало. Истина становится ясной, как весеннее небо, и не замечать ее больше нельзя. Я люблю его. Я люблю его. Другой любовью, чем Ронана, но такой же непреодолимой и всеобъемлющей.

Взявшись за дверную ручку, я останавливаюсь и делаю свое единственное правдивое признание.

— Я люблю тебя, Лоренс. — Мой голос срывается.

Он оглядывается, и когда наши глаза встречаются — в последний раз, — я вижу, что ярость в них уступила место отчаянию.

— Но не настолько, чтобы остаться. — Лоренс отворачивается, начинает опять смотреть прямо перед собой, отметая меня словно уже забытую мысль.

— Прощай, Блэр.