Спир

Чтобы ознакомиться с современными способами использования сети ИИ, много времени не потребовалось, несмотря на то что моему мышлению все еще недоставало четкости. Иногда мой разум функционировал, как должно, и в один из таких моментов я создал суб-ИИ, информационную ищейку, и отправил ее на задание. А в ожидании результатов переключился на более прозаические вопросы.

С чувством дежавю, ощущением известности, повторяющимся с раздражающей регулярностью, я просмотрел сведения о последствиях воскрешения. И обнаружил, что у некоторых людей возникали те же проблемы, что и у меня, — наравне с длинным перечнем других умственных отклонений. Но привязать подобные состояния к какой–то определенной причине, похоже, никому не удавалось. Шок от самого факта смерти, шок от того, что вновь жив, шок от ощущения чужеродности, от кажущегося внезапным переноса во времени и пространстве… Да, смерть и воскрешение могли быть причиной сбоев сознания — а могли и не быть. С учетом того, что сообщил мне Силак, можно было предположить, что моя сравнительно небольшая проблема стала следствием повреждения и последующего восстановления мемпланта. Допустив, что неприятные ощущения со временем пойдут на убыль, я занялся другими делами.

Потребовалось всего несколько минут, чтобы выяснить: либо все, кто когда–то был мне дорог, мертвы, либо их невозможно отследить. Нашлась парочка знакомых, с которыми можно было бы связаться, но никого, кого бы я считал друзьями — большинство из них погибли на Панархии. Мать умерла после войны, отец выбрал загрузку в тот сектор Душебанка, где люди ведут виртуальную жизнь. Старшим братом, похоже, овладела тяга к опасным приключениям, и он — в возрасте ста пятидесяти лет —• пустился во все тяжкие и сгинул в мире под названием Спаттерджей. С интересом пролистав сведения по истории и биологии Спаттерджея — где сеяли зло Джей Хуп и его пиратская шайка, где пиявки–паразиты являлись переносчиками вирусного бессмертия и где обитали восхитительные и опасные Старые Капитаны, — я вернулся к сведениям, доставленным моей виртуальной ищейкой. И все прочее тотчас отошло на задний план.

Пенни Роял.

Похоже, даже через сотню с лишним лет ИИ-убийца был по–прежнему жив и здоров.

Пенни Роял управлял истребителем, бомбившим Панархию, уничтожив «дружественным» огнем более восьми тысяч солдат. Сразу после этого данный ИИ «почернел». Для общественности это означало бы, что он исчез с радаров и о нем никто никогда больше не слышал, но если ты занимался биошпионажем, то понимаешь, что смысл здесь совершенно противоположный. ИИ не могли хранить в тайне действия Пенни Рояла, поскольку на результаты этих действий было слишком легко наткнуться. Вскоре я понял, что слово «почернел» как нельзя лучше описывает душу вышедшего из–под контроля ИИ, если, конечно, душа у него имеется. Когда некто, обладающий могуществом Пенни Рояла, превращается в социопата, результаты будут… невообразимы.

А ведь Панархия была не первой в ряду жертв ИИ-убийцы. Я вспомнил битву на одной из лун Родера. Мне тогда приказали проверить бункер в расположении нашей части. Там находилась биобаллистическая пушка без автоматического управления и расширенной памяти — в то время шла жесточайшая вирусная война, жертвами которой становились компьютеры. Так что люди какое–то время вынуждены были существовать без всякой помощи ИИ.

Пушка стояла в бронированном доте, гладкий ствол квадратного сечения торчал из амбразуры в куполе бункера. Нижняя часть пушки походила на лафеты древних орудий одной из мировых войн, но со множеством запаянных в щитостекло ультраконденсаторов. Только вот когда я прибыл туда, человек–наводчик превратился в одну из частей своей зенитки.

Впрочем, хотя пушка и пушкарь практически слились воедино, артиллерист все еще был жив. Его голову подсоединили к системе лазерной наводки и оптическому прицелу — с телом ее связывали лишь растянутые нити искусственных электрохимических нервов и кровеносных сосудов. Руки и ноги напрямую состыковывались с релейной панелью, управляющей гидравликой пушки. Сердце по–прежнему могло качать насыщенную кислородом кровь, но поскольку печень, почки и прочие органы отсутствовали, человек умирал. Он скончался, когда мы пытались извлечь его, однако посредством речевого синтезатора успел описать жестокое чудовище-ИИ, сотворившее с ним такое.

Я не сразу уловил связь. А позже прочитал отчет о подобном инциденте в другом мире, с заголовком «Монстр, или Черный ИИ» и подзаголовком «Пенни Роял». В том же отчете значилось, что именно Пенни Роял сжег моих друзей и соратников на Панархии. Этот ИИ не исчез в вакууме и не покончил с собой, как многие из обезумевших ИИ. Я все еще мог отыскать его. И уничтожить. Потребность отомстить стала моей движущей силой — и я не поддавался этому чувству только потому, что шла война и я должен был сражаться. А сейчас мне совершенно не хотелось ему сопротивляться. Не только потому, что Пенни Роял уничтожил дивизию Бернерса, но из–за того, что случилось со мной потом. Именно Пенни Рояла я винил в том, что попал в клешни прадоров. Из–за него я стал рабом паука. И именно он в ответе за все, что я потерял.

 

Война: Рабство

Люди с синими кольцами на коже были запредельно «прочны». Возможно, голубоватый оттенок служил отличительным признаком наносистемы, модифицировавшей их тела, поскольку снова и снова я видел, как они «портятся» и восстанавливаются. Рассекал ли их острый край панциря или сгрызала одна из корабельных вшей — раны почти не кровоточили и заживали до смешного быстро. Когда со мной случалось подобное, мой «куратор», прадор–вторинец, заливал раны каким–то клейстером, лишь останавливающим кровь. Вот почему я умирал. От боли, которую засунутый в мою шею «рабодел» не блокировал, мутилось сознание. Боль ослабляла меня. Мы прибыли в очередной мир, и я знал наверняка, что долго не протяну. Едва вырвавшись из вони прадорского корабля, я отчетливо ощутил новый запах — запах гангрены.

Боль почти не запоминается: если бы мы помнили ее как непосредственный опыт, то сошли бы с ума. Сейчас умом я понимаю, что мои страдания в то время были ужасны, а под суровым контролем рабодела я мог лишь кричать в глубинах души. Однако у разума своя защита, и сквозь призму памяти я вижу только вялое безразличие.

Первенцы и вторинцы прадоров отправились вперед, чтобы оцепить зону, прежде чем отец–капитан покинет десантный катер в сопровождении людей–рабов, таких же, как я. За трапом плотной стеной стояли густые влажные джунгли. Их секли лазерами и втаптывали в землю множеством ног, прокладывая дорогу к стоянке. Тогда я не представлял, зачем мы здесь, лишь потом узнал, что разворачивался один из побочных планов войны. Два прадора–отца назначили встречу на нейтральной территории, чтобы заключить союз против клана третьего прадора. Даже ведя изнурительную войну с иной расой, эти существа все равно рвались к власти и убивали друг друга.

Я шел за отцом–капитаном вместе с тремя такими же рабами. Все были вооружены, включая и вторинцев, шагающих по обе стороны от нас. Были еще и те, кто опередил нас, и первенцы отца–капитана. Теперь я понимаю, что оставлять в живых так много первенцев для прадоров неестественно — но таковы уж нужды войны. Как–никак, из всех отпрысков первенцы ближе всего подошли к зрелости и с большей вероятностью могли бросить вызов своим взрослым родичам. До просеки мы добрались примерно за час, и почти одновременно с нами с другой стороны появился второй отец–капитан. К этому моменту меня колотил озноб и я был не в состоянии делать все, что требовал «хозяин». Я был очень слаб и почти с облегчением думал, что обратного путешествия мне не вынести и жизнь свою я окончу пищей для монстров–крабов.

Я как раз размышлял о своем коротком будущем, когда сработала мина.

Страшной силы взрыв оторвал от земли второго отца–капитана, разворотил нижнюю половину его панциря, разметал его детишек. Земля взбрыкнула, комья почвы и листва посыпались на голову. Я увидел, как второй взрослый прадор рухнул в заросли. Из его раздробленного брюха вываливались клубки внутренностей. Я пошатнулся, но рабодел удержал меня на ногах, так что я успел заметить вылетевший из джунглей снаряд: он ударил нашего отца–капитана в морду, пробил насквозь шкуру и сдетонировал внутри. Прадор взорвался, распался на крупные куски, за каждым черепком панциря тянулся дымящийся шлейф зеленых потрохов. Один из этих осколков ударил меня в грудь, опрокинув навзничь. И я остался лежать, ничего не делая, поскольку рабодел больше не давал никаких указаний. А затем последовал внезапный шок. Я мог двигаться! Мог двигаться сам по себе!

Я потянулся, раздвигая мешанину зарослей, но даже это небольшое усилие исчерпало все мои силы. Тем временем ближайшие вторинцы обстреливали джунгли из малых калибров, хотя я не видел никаких целей. Первенцы полосовали чащу лучевиками, пытаясь лишить нападающих прикрытия. Рядом лежали мои товарищи, люди, тоже брошенные на землю взрывом.

— Нас больше не контролируют, — прохрипел я; долго не работавшие связки словно бы заржавели.

Никакого ответа; двое слепо глядели в небо, третий лежал лицом вниз, словно пытаясь надышаться грязью. Очевидно, было слишком шумно, и меня не услышали, но вскоре они поймут, что свободны.

— Мы можем… бежать, — добавил я и попробовал медленно перекатиться, чтобы отползти.

В воздухе витали дым и щепки, но я все–таки разглядел нечто странное. Прямо передо мной земля зашевелилась, а потом в ней открылся люк — замаскированная зеленью крышка откинулась. Что–то вылезало наружу, что–то практически невидимое — лишь пространство чуть искажалось да качались примятые травы. Оно приблизилось, я поднял глаза — и различил в дыму человеческий силуэт. Фигура стянула маску, открыв лицо, и присела передо мной на корточки.

«Ткань–хамелеон», — понял я.

— Раб паука? — спросил человек.

Я издал неопределенный, но утвердительный звук. Что именно он имел в виду, я не совсем понял, но штука, которую запихнули мне в шею, действительно напоминала паука.

— Оставайся здесь — места безопаснее все равно не найдешь.

Человек вернул маску на место и отошел.

Я попытался проследить за ним — вот он остановился у ближайшего вторинца, пришлепнул нечто к его панцирю и отступил. Тут я потерял человека из виду, поскольку что–то оглушительно взорвалось, развалив прадора напополам. Рядом загремели такие же взрывы. Дымящиеся клочья моих — похоже, бывших — хозяев летели во все стороны.

«Клейкие мины», — подумал я, и тут же в голове заворочались другие воспоминания.

Вокруг раздавались паническое шипение и стук челюстей прадоров, новые взрывы, затем треск лазерных карабинов. Я перевернулся, уткнулся лицом в землю, я едва дышал и, кажется, ненадолго потерял сознание. Когда же я пришел в себя, шум почти затих, а воздух стал чище. Взрывы бухали в отдалении, и я больше не слышал прадоров.

— Плохи дела, — раздался голос поблизости. — Возьми образцы ДНК, а тела потом сожги.

На мое плечо опустилась рука и осторожно перевернула меня.

— Раб паука? — удивился второй голос. — И не хупер? Поразительно.

— Они долго не живут, — ответил первый голос. — Док идет.

Первый говоривший замерцал, проявляясь, и я понял, что мое изначальное предположение оказалось верным лишь частично. Не только их одежда обладала свойствами хамелеона, вся их оснастка была таковой. Форма этого человека почти сливалась с дымно–оранжевым небом за его спиной, но не делала его, как прежде, невидимым. Он нажал какую–то кнопку на поясе, меняя настройки, и одежда стала просто желто–коричневой. Потом человек стянул маску, откинул капюшон, снял перчатки. Блеснул кермет протеза левой руки. Конечно, я узнал его, несмотря на коротко остриженную бороду. Любой бы узнал — если только не прозябал всю жизнь в каком–нибудь захолустье без доступа в сеть. Передо мной стоял Джебел У-кэп Кронг, герой Государства. Человек, чей излюбленный способ убивать врагов — лепить клейкие мины на их панцири. Человек, которого боялись прадоры — и, судя по тому, что я видел, боялись небезосновательно.

Где–то вдали грохнули еще два мощных взрыва.

— Конец их десантному катеру, — сказал тот, кто присел возле трех моих товарищей.

Он отщипывал кусочки плоти от их ушей и аккуратно помещал образцы в пробирки. Я наблюдал за ним, пока не почувствовал, как кто–то пытается приподнять меня — и застонал от боли.

— Нейроблокираторов нет, — заметил тот, кто, по–видимому, был Доком, и прижал что–то к моему горлу.

— Нам нужно поторапливаться, — сказал Кронг. — Дредноут ждать не будет.

Док повернулся к своему командиру и слегка покачал головой. Я уже видел подобный жест — на других полях сражений. «Сделаю что могу, но шансов никаких».

Раздалось шипение, за ним последовало благословенное оцепенение. Обследовав меня диагностером, Док ввел данные с аппарата в автоаптечку и сразу вколол мне состряпанный автоматикой состав. А я смотрел, как тот, кто собирал образцы ткани с ушей, стащил в кучу тела трех моих сотоварищей и сунул что–то под нижнее. Термическую гранату медленного накаливания, понял я, когда люди через несколько секунд вспыхнули и вскоре исчезли в жарком белом пламени и жирном дыму.

— Нет, — выдавил я.

— Не волнуйся, — произнес Док. — Они уже не живые.

Тут он вколол мне еще что–то, и мир начал расплываться. Я чувствовал, что проваливаюсь, и был уверен, что уже никогда не вернусь.

Больше века спустя, читая о Спаттерджее, я узнал, почему один из бойцов Кронга сжег трех рабов–хуперов в джунглях чужой планеты. Хуперы были людьми, сделавшимися нечеловечески «прочными» благодаря вирусу, обнаруженному на Спаттерджее, — пират Джей Хуп усилил свойства заразы и впоследствии продал штамм прадорам. В отличие от меня, они находились в абсолютном рабстве — то есть им удалили головной мозг и часть позвоночника вместе со спинным мозгом. И, в отличие от капитана Гидеона, они пережили сей процесс, из людей разумных превратившись в способное передвигаться мясо.