До кровати было всего два шага. Эллиот осторожно положил Джулиану на спину и накрыл своим телом, теплым и влажным.

Он, не останавливаясь, продолжал целовать ее. Раздвинул ей ноги. Мозолистые ладони царапнули кожу. И резко вошел в нее.

Очень скоро от их тел простыня под ними стала влажной. Эллиот размашисто работал бедрами, его глаза потемнели. Он любил Джулиану так же жадно, как и целовал.

Еще несколько толчков бедрами, и для нее все закончилось, Джулиана закричала от полноты души. Эллиот продолжал любить ее. Его взгляд стал тяжелым. И он тоже достиг своего пика. Подмяв ее под себя, Эллиот провалился в неподвижный сон.

Когда Джулиана проснулась и рискнула спуститься вниз, дом снова был полон мужчин, которые вернулись, чтобы провести второй день за ремонтом замка Макгрегора. Она услышала их голоса еще в кровати, где лежала в обнимку с Эллиотом. Поэтому, прежде чем выйти к ним, привела себя в порядок перед зеркалом, тщательно уложила волосы и переоделась в другое платье, на котором не было и намека на влажные следы от воды, до сих пор не высохшей на полу.

Раскинувшись на спине, Эллиот наблюдал за ней. Простыня провисла на бедрах. На его губах играла улыбка, откровенно греховная.

– Давай-давай, – сказал он, когда Джулиана замешкалась, – возвращайся к списку своих дел.

Она улыбнулась ему в ответ. Ее тело было полно ощущения счастья. И она ушла.

На лестнице ей встретился Махиндар. Тот направлялся к Эллиоту. Судя по всему, индиец чувствовал, когда Эллиот нуждался в нем.

Джулиана остановила его на площадке.

– Махиндар, – сказала она, – спасибо вам. За все, что вы сделали.

Индиец удивленно заморгал.

– Я еще только начал, хозяйка. Сегодня столько дел впереди.

– Я об Эллиоте. За то, что вы ухаживали за ним. За то, что заботились о нем. Вы ведь могли этого не делать.

Махиндар покачал головой.

– Ему требовался уход. Ему до сих пор требуется внимание. Когда мы обнаружили сахиба полумертвым от жажды и солнца, он всего несколько миль не дошел до своего дома. Мы принесли его домой. И не дали ему умереть.

– Никто бы не сделал большего.

– Меня так воспитали – всегда оказывать помощь несчастным. Так случилось, что сахиб оказал мне огромную услугу. Он забрал меня у человека, который издевался надо мной. – Махиндар улыбнулся. – Он даже ударил того человека по лицу. Моей жене это очень понравилось. Но мы в любом случае помогли бы сахибу. Он в полном смысле слова прекрасный человек.

– Я всегда так к нему относилась. – Джулиана помолчала. – Вам что-нибудь известно о том, как ему удалось вырваться из того ужасного места, где его держали?

– Нет, хозяйка. Он никогда не рассказывал свою историю от начала до конца. Только отдельными кусками и отрывками.

Джулиана уступила дорогу двум рабочим, которые тащили по лестнице свернутый в рулон ковер, и сделала им знак не останавливаться.

Сейчас было не то время, чтобы выслушивать историю жизни Эллиота, и, кроме того, ей хотелось услышать этот рассказ от него самого.

– Спасибо, Махиндар, – еще раз искренне поблагодарила она и пошла вниз по лестнице, чтобы вернуться к своим спискам и письмам.

Внизу она с радостью обнаружила, что Хэмиш привез почту, там были и письма от родственников. Забрав почту с собой, Джулиана устроилась в столовой, чтобы спокойно прочесть ее.

Эйнсли прислала очаровательно длинное и подробное письмо, которое лишь она одна могла написать. В нем говорилось, что Эйнсли понятно желание Джулианы какое-то время не общаться с родней, но одновременно она предупреждала, что они увидятся в середине лета, так как вся семья Маккензи приедет к ней на Иванов день. Кроме того, Эйнсли заверила Джулиану, что все свадебные подарки отправлены назад. Не вернули лишь тем, кто одобрил брак Джулианы с Эллиотом и распорядился, чтобы молодожены оставили их подношения себе. Эти подарки привезут в замок Макгрегора немного позже, на этой неделе.

Письмо заканчивалось выражением признательности за то, что Джулиана вышла замуж за ее несчастного брата, и надежды на то, что она окажет на него положительное воздействие.

Синклер, брат Эллиота, написал им обоим, что радуется тому, как развернулись события. Синклер, который был на два года старше Эллиота, признался, что с удовольствием присутствовал бы на их празднике, но дела постоянно держат его в Лондоне. Помимо суда на нем еще лежат заботы о двух детях. У них каждую неделю меняются гувернантки. И ему постоянно приходится подавлять в себе желание до конца лета скинуть детей на Эллиота и Джулиану. Все-таки у молодых супругов должно остаться время на то, чтобы лучше узнать друг друга, прежде чем семья Макбрайдов начнет терроризировать их своим присутствием. Так что вместо них Синклер отправит детей к Эйнсли.

Дочитав его письмо до конца, Джулиана улыбнулась. Синклер всегда был добрым человеком. И безумно любил свою жену, которая умерла совсем молодой, оставив ему на попечение двух детей.

Отец Джулианы со свойственными ему недомолвками писал о том, что доволен тем, что Джулиана кажется счастливой. Между строк читалось обещание без всяких вопросов принять ее назад в отчий дом, если она почувствует себя несчастной. В этом случае мистер Сент-Джон даже собирался оказать Джулиане необходимую юридическую помощь.

Любой счел бы это письмо холодным, только не Джулиана. Она отлично знала своего отца. Мистер Сент-Джон был глубоко чувствующим человеком, но давным-давно решил для себя, что его чувствительность не должна мешать другим людям. Этот образчик равнодушного и сурового шотландца ожидал худшего, но с полным спокойствием принимал лучшее, если выпадала такая удача.

Письмо Джеммы оказалось самым длинным. Джулиана любила мачеху за ее убежденность в том, что, если держать рот на замке, это никому не принесет пользы. Она была откровенна и честна. И даже если кто-то находил ее высказывания излишне резкими, с ней было спокойно – все прекрасно понимали, чего от нее можно ожидать. Вежливая ложь была не для Джеммы Сент-Джон. Она верила в ничем не прикрашенную правду, к добру это или нет.

«Должна сообщить тебе, о чем говорят люди, чтобы ты была готова к этому по возвращении в Эдинбург. Никто в мире этим словам не верит, но я слышала разговоры о том, что твой стремительный брак с Эллиотом доказывает, что ты пошла в свою мать. То, как ты вела себя в течение всей своей жизни, подтверждает – это неправда. Но разве можно остановить таких заядлых сплетниц, как леди Гасконь, миссис Бассингтон-Смит и дам похожего склада ума.

Я решила не давать им спуску и заявила миссис Бассингтон-Смит, что твоя матушка действительно была легкомысленна, – мы все это знаем, – но ты похожа на нее так же, как цветок на головку сыра. Я еще добавила, что ты поступила очень мудро, приняв своевременное предложение мистера Макбрайда. Теперь ты при муже, у тебя есть собственный дом, и все хорошо, что хорошо кончается.

Итак, я ее заткнула, как ты можешь себе представить. Однако в мое отсутствие они будут трепать языками на эту тему. Увы, ни одно общество не может существовать без таких гарпий, мне это понятно, но я предупредила тебя. Тем не менее ты здесь имеешь много сторонников, включая меня, которые считают, что тебе страшно повезло избежать брака с мистером Беркли. Что касается мнений, высказываемых в отношении мистера Макбрайда, то все в один голос говорят о нем как о прекрасном человеке. И никто не может отрицать того факта, что он выходец из исключительно уважаемой семьи.

Конечно, при этом они добавляют: какая жалость, что он свихнулся…»

Закончив читать, Джулиана испытала беспокойство, но одновременно обрела внутреннюю уверенность. Она представила себе довольно миловидную миссис Бассингтон-Смит, жену верховного судьи, с аккуратно уложенными черными локонами, которая объявляет, обмахиваясь веером, что Джулиана ничуть не лучше, чем ее мать.

Она вдруг вскипела. В самом деле, никого не касается, что они с Эллиотом поженились и как у них обстоят дела. Миссис Бассингтон-Смит не значилась в списке приглашенных на летний праздник. И Джулиана тут же решила, что этой дамы никогда не будет ни в одном ее списке приглашенных, отныне и во веки веков.

А Эллиот не сумасшедший. Совсем не сумасшедший! Он страдает от последствий того, что ему пришлось пережить, и старается преодолеть их.

Джулиана подавила в себе раздражение. Надо было отвечать на все письма, в первую очередь тем, кого любила больше всего. Потом она еще написала поставщикам в Абердин и Эдинбург, заказав все необходимое для дома, для праздника, для бала.

Эллиот передавал ей через Махиндара, что, если потребуется, она может неограниченно пользоваться его счетом. Со всей бережливостью и деловитостью, воспитанной в ней с детства, она отобрала самое лучшее по самой выгодной цене.

Когда Джулиана покончила с письмами и отправила Хэмиша отвезти их в деревню, наступило время ленча. Она по-свойски села завтракать вместе с Прити. Девочка умела держать себя за столом, заметила Джулиана. Правильно управлялась с ножом и вилкой, руками брала только хлеб.

Глядя на нее, у Джулианы стало тепло на сердце. Разве можно было не любить этого ребенка с непокорными черными волосами, с обаятельной улыбкой, щебечущего на смеси английского с пенджабским? У нее были темно-карие глаза, но взгляд Эллиота. Когда вырастет, девочка станет красавицей, и Джулиана поклялась себе, что будет заботиться о ней.

После ленча в столовую заглянула Чаннан, чтобы отвести Прити назад, на кухню. Девчушка обрадовалась, что можно опять поиграть не только с козой, но и с ее новой подругой – собакой, которая не изъявляла видимого желания вернуться домой к мистеру Макферсону.

Прити забралась к Джулиане на колени и поцеловала ее. Та прижала девочку к себе. Джулиана была довольна, что Эллиот забрал ребенка из Индии и привез сюда, где намного безопаснее.

Прити оставила еще один липкий поцелуй на щеке Джулианы, сползла с коленей, а потом, схватив Чаннан за руку, потащила пожилую женщину из комнаты.

Не прошло и минуты, как в столовой появился Махиндар. Вид у него был расстроенный.

– Хозяйка, к вам пожаловали с визитом.

– С визитом? – Джулиана встала, вытерла щеку, куда Прити приложилась своими медовыми губками. – Господи, кого еще принесло, когда у нас тут кто в лес, кто по дрова?

Махиндар протянул серебряный поднос, на котором лежали две визитные карточки с именами миссис Терелл и миссис Далримпл.