Пленник Эллиота завизжал. Он визжал и визжал, не переставая. Сквозь его крик до Эллиота донесся знакомый голос Махиндара:

– Нет, нет, нет, сахиб! Остановитесь!

Ни за что! Эллиот должен убить и избавиться…

На его плечо легла чья-то рука. Нож остановился.

– Нет, сахиб. Вам теперь ничего не грозит. Этот юноша – друг.

Эллиот захлопал глазами. Он потихоньку начал приходить в себя. Из сумрака выплыло темное лицо Махиндара, его добрые карие глаза смотрели страдальчески.

Под Эллиотом билось чье-то тело. Кто-то пытался вдохнуть воздуха. У Эллиота прояснилось в глазах, и стало понятно, что он прижимает к полу молодого Хэмиша, приставив ему к горлу кухонный нож.

Рядом стоял Махиндар, удерживая хозяина за руку. Позади Махиндара маячили его мать и жена. Еще чуть дальше – Прити, которая продолжала жевать хлеб, глядя на него круглыми глазами.

Потом в коридоре послышались шаги и раздался встревоженный голос Джулианы:

– У вас все в порядке? Я слышала, как кричал Эллиот.

Черт, черт, черт! Куда, к черту, Хэмиш так крался у него за спиной?

– Сахиб, вы и в самом деле можете отдать мне нож.

Эллиот зарычал. Он оттолкнул от себя Хэмиша, кинул нож на пустой стол и, широко шагая, выскочил через заднюю дверь из кухни в подступавшую темноту шотландской ночи.

Джулиана на миг замерла на месте, потом бросилась к открытой двери.

– Эллиот!

Махиндар заступил ей дорогу.

– Сейчас его лучше не трогать, хозяйка. Никто не знает, на что он способен в таком состоянии.

– Но что произошло? Хэмиш, что ты сделал?

– Ничего! – Хэмиш поправил воротник рубахи, все так же тараща глаза. – Я не сделал ничего, клянусь вам, миледи. Как обычно, зашел сюда. Потом увидел его. Вспомнил, что мистер Макбрайд богатый джентльмен и что я теперь работаю на него. Поэтому решил не шуметь, ходить тише, не так, как всегда. А то мистер Макгрегор говорит, что я шагаю, как команда барабанщиков. Вот я и попытался держать себя пристойно.

– Он не любит, когда кто-нибудь крадется у него за спиной, – сказал Махиндар. – Лучше шагать, как команда барабанщиков.

– В самом деле? – спросила Джулиана. – Почему? Пожалуйста, объясни.

Махиндар погрустнел.

– Сахиб очень болен. Сейчас ему много-много лучше, но, когда мы нашли его после побега из тюрьмы, он был в бреду, как сумасшедший. Пришлось долго лечить его, потом он начал говорить и рассказал нам все, что с ним случилось. Бедняге пришлось пройти через суровые испытания. Но он очень силен и очень храбр.

Джулиана смотрела за спину Махиндара, на полузаросшую тропинку, которая начиналась сразу за открытой дверью кухни. Ночь уже наступила.

– С ним все будет в порядке?

– Да, конечно. Самое лучшее, пусть погуляет в округе. Он вернется, как вы, британцы, говорите, здоровым, словно жеребец.

– Ты уверен? – не унималась Джулиана.

– Да, мэм, целиком и полностью. А сейчас моя жена проводит вас наверх и уложит в постель. Нандита, когда напугана, существо бесполезное. Я отправлю ее вместе с Прити спать. Утром все будет прекрасно.

Джулиана не была в этом настолько уверена. Но согласилась и двинулась вверх по лестнице вместе с Чаннан, которая уверенно вела ее через темный захламленный дом. Камаль, мать Махиндара, молча следовала за ними, но с интересом разглядывала Джулиану, как делала это целый день.

Они нашли Нандиту в спальне. Та все так же сидела на постели, обняв себя за плечи. Камаль что-то сказала ей, и та, спустившись с постели, поспешно вышла из комнаты. До Джулианы донесся голос Махиндара, который с лестницы звал Нандиту, потом послышался топот ее ног, бегущих к нему.

Чаннан тут же занялась саквояжем Джулианы и стала распаковывать его с завидной сноровкой. Надо будет сделать ее горничной, решила Джулиана, потому что индианка сразу сообразила, какие платья лучше повесить в гардероб, а какие разложить по ящикам комода.

В это время Камаль обошла комнату, разглядывая вещи. Она откинула с головы покрывало, и стало видно, что волосы у нее седые вперемежку с черными прядями. Волосы у Чаннан были черными, как смоль, а личико пухленькое, без единой морщины.

Покончив с разборкой саквояжа, Чаннан подошла к Джулиане и начала расстегивать на ней платье. Камаль, не обращая на них никакого внимания, встала рядом с постелью. Потом положила ладони на матрас, потрогала его, что-то сказала Чаннан и засмеялась.

Чаннан рассмеялась в ответ, Джулиана стояла между ними в полном замешательстве.

– Она говорит, что вы очень счастливая, – перевела Чаннан. – Муж такой богатый и красивый. И плодовитый.

Джулиана вспыхнула, и обе индианки снова засмеялись. Камаль провела руками по матрасу и на этот раз проговорила что-то более длинное. Чаннан кивнула, ответила, а потом повернулась к Джулиане:

– Она говорит, что научит вас одному заклинанию. И у вас будет много сыновей.

Джулиана подумала про Эллиота, который сейчас шастает по парку Макгрегора, и засомневалась, что у нее вообще появится возможность заиметь сыновей. Вероятно, Чаннан по выражению ее лица поняла, о чем она подумала, потому что вдруг сказала:

– Не волнуйтесь. С сахибом ничего не случится. Мой муж позаботится о нем.

Эллиот так и не вернулся, когда Чаннан уложила Джулиану в свежей ночной рубашке в постель, засунув под простыни обернутый в холстину разогретый кирпич для тепла. Шикая друг на друга, Чаннан и Камаль наконец выскользнули из комнаты, оставив Джулиану одну.

В ее первую брачную ночь!

За открытыми окнами висело темное небо, летний воздух стал прохладным. В доме воцарилась тишина. Стены были толстыми, поэтому в комнату не проникали звуки с нижнего этажа. Тишину за окнами нарушало кваканье лягушек, призывавших партнеров на брачные игры, да ветер вздыхал в ветвях деревьев. Джулиане, привыкшей к городским шумам, здешняя тишина казалась оглушающей.

Вышла луна, чей серебряный диск прорезали тени деревьев. Она ярко освещала постель, в которой лежала Джулиана и ждала мужа. Эллиот так и не появился.

Уже далеко за полночь Эллиот услышал, как за его спиной хрустнула ветка. Затем донеслись громкое шуршание и голос Махиндара:

– Не беспокойтесь, сахиб. Это я.

Эллиот стоял на вершине скалы, которая выходила на реку, бежавшую внизу. В лунном свете поверхность воды мерцала, блестели шпили его нового дома – псевдозамка, выстроенного по образцу старинного.

Махиндар поскользнулся и поехал по тропинке, теряя равновесие. Протянув руку, Эллиот поддержал его и поставил рядом с собой.

Разумеется, Махиндар отправился за ним. Этот человек стал опекать Эллиота с того самого момента, как он забрал индийца у плантатора, который нанял его в качестве камердинера, а обращался с ним немногим лучше, чем с рабом. Как-то Эллиот пришел в гости к этому плантатору и увидел, что тот бьет Махиндара.

Плантатор извинился – перед Эллиотом! – за плохое поведение индийца и принялся перечислять недостатки Махиндара. В конце концов Эллиот не выдержал:

– Если он тебе не нравится, пусть работает на меня.

Плантатор сначала удивился, потом исполнился признательности, заметив при этом, что таких слуг невозможно научить покорности и что Эллиот поступает глупо, беря его к себе.

С тех пор Махиндар считал Эллиота своим спасителем.

Вот и сейчас он пристально смотрел на него.

– Как вы себя чувствуете, сахиб?

– Уже лучше. Что с парнишкой?

– О, вы его напугали до смерти, можете не сомневаться. Но он придет в себя.

– А миссис Макбрайд?

– Она в постели. Когда я уходил, жена укладывала ее. Сейчас она уже спит, говоря вашими словами, как дитя.

– Вот и отлично. – Эллиот не мог забыть лицо Джулианы в тот момент, когда она вошла в кухню и увидела его, приставившего нож к горлу Хэмиша. Недоумение превратилось в изумление, а потом в жалость. Но не в испуг. Джулиана не испугалась его.

– Вы пойдете к ней, сахиб? – спросил Махиндар.

Индийцу очень этого хотелось. В конце концов, Махиндару нравились свадьбы, женитьбы, связанные с ними торжества и возможность появления детей. Они с женой родили пятерых сыновей. Все давно переженились и зажили отдельно. Махиндару нравилось заботиться о людях, именно поэтому он привез с собой в Шотландию мать и Нандиту – младшую сводную сестру Чаннан от второго брака их отца. Махиндар уже спасал жизнь Эллиоту и верил, что его предназначение заключается в том, чтобы сахибу было хорошо, и что его усилия не пропадут даром.

– Вам в любом случае придется лечь с ней, – заметил индиец. – В доме нет другой кровати.

Спрыгнув со скалы вниз, Эллиот помог Махиндару сползти с нее, а потом зашагал по тропинке к дому.

Когда они вошли в замок, там стояла тишина. Хэмиш и родня Махиндара, должно быть, спали.

На выходе из кухни индиец остановил Эллиота.

– Не надо появляться перед ней в таком виде, сахиб. Приведите себя в порядок.

Он был прав. На Эллиоте осталась сажа после поездки на поезде, а путешествие по зарослям добавило грязи. Махиндар накачал родниковой воды в кухонный рукомойник и предложил Эллиоту раздеться до пояса.

Вода освежила его. Махиндар намылил ему голову куском мыла, которое привез с собой из Эдинбурга, потом тщательно сполоснул ее и вымыл тело. Он всегда покупал глицериновое и розовое мыло, отчего братья и сестры Эллиота падали со смеху. Теперь Эллиот был чист и свеж, хотя и благоухал, как дамский будуар.

В конце Махиндар подал ему толстый халат и шелковые индийские шаровары, в которых Эллиот обычно ложился спать. Переодевшись, Эллиот со свечой в руках отправился наверх. Он отказался от услуг индийца, предложившего освещать ему дорогу.

Свет свечи выхватывал из темноты готические арки холла. С каменными финалями, которые свисали с потолка, как причудливые сталактиты, помещение становилось похожим на пещеру. Мальчиком у Эллиота в этом месте всегда сжималось сердце от страха. Но сейчас им владели спокойствие и умиротворение. Это просто старый дом. Дом, который был причастен ко всему, что происходило в семье, обитавшей здесь, – к рождениям, свадьбам и смертям, к радостям и горестям, к занятиям любовью.

Открыв дверь в спальню, Эллиот одновременно задул свечу. Столб лунного света, проникавший в комнату через незанавешенное окно, заливал кровать, стоявшую в центре.

Джулиана лежала на спине, подтянув простыни к подбородку, но не спала. Эллиот услышал ее частое дыхание, что говорило о том, что она полностью бодрствует, пусть даже глаза у нее крепко зажмурены.

Он поставил подсвечник со свечой на ближайший столик и подошел к кровати. Вид у Джулианы был, как у принцессы из книжки с картинками, которая ждала принца, чтобы тот разбудил ее поцелуем.

Эллиот подумал о пьянящем поцелуе перед алтарем. Ее губы были влажными и горячими от волнения, а вкусом напоминали мед.

Опершись о столбик кровати, он наклонился и коснулся поцелуем ямочки в уголке рта.

Глаза Джулианы открылись. Она посмотрела на мужа без намека на сон.

– С молодым Хэмишем все в порядке?

Эллиот выпрямился, рука осталась лежать на столбике.

– Все будет нормально.

– Надеюсь, ты его не очень напугал.

– Он придет в себя. – Эллиот попытался уйти от ее пристального взгляда и понял, что не в силах.

Залившись краской, Джулиана откашлялась.

– Ты собираешься ложиться, Эллиот?

Ворот ее ночной рубашки был чопорно высок, но все равно Эллиот впервые видел ее без баррикады из препятствий вроде корсета, турнюра, юбок, туго застегнутого лифа.

Наконец, отпустив столбик, Эллиот развязал халат, который свалился с него на пол. Эллиот смотрел, как она разглядывает его обнаженный торс, потом ее взгляд опустился на шаровары из шелка, которые благодаря шнурку удерживались на бедрах. Под ними у него было еще нижнее белье, которое доходило до колен, оставляя ноги голыми.

– Необычный костюм, – сказала она. Голос ее был мягок.

– На индийский манер. Предпочитаю носить индийское, а не английское.

– Правда? Почему?

– Так намного удобнее. – Холодный воздух коснулся его кожи. – Практичнее в жарком климате.

– Могу себе представить.

Он так и стоял возле кровати, выпрямившись, словно на плацу. Эллиот хотел ее, желание было таким сильным, что он начал задыхаться, и все равно не мог двинуться с места.

Джулиана снова прокашлялась.

– Ну и денек сегодня был, да? Если подумать, то этой ночью я должна была быть в Эдинбурге, в отеле с…

Она прижала руку к губам и зажмурилась. Лунный свет заблестел на слезах, которые потекли по ее щекам.

– С… – Она подавила рыдание.

С Грантом Беркли, конечно! Чтобы черти забрали этого идиота, который решил добиться собственного совершенства через уроки музыки. Удавить бы недоумка, сначала за то, что он попытался увести у него Джулиану, а потом за то, что заставил ее лить слезы, лежа в супружеской постели, но вспоминая о нем!

И Эллиот прекрасно знал, как это делается. Как сдавить горло руками, где нажать, чтобы перекрыть доступ воздуха, и как потом удостовериться, что Грант Беркли перестал дышать навсегда…

Но тут Джулиана вытерла слезы. Столбняк прошел, и Эллиот, приподняв одеяло, устроился в постели рядом с ней.