Мак не вернулся. Начался дождь, день угас, но Мак не вернулся к тому времени, как Мортон ударил в гонг, объявляя о начале ужина. Изабелла посидела в одиночестве в столовой, поковыряла в тарелке и почти не притронулась к еде.

Она беспокойно ходила по гостиной, наблюдая, как с приближением ночи прислуга опускает шторы. Она очень переживала, что не знает, где Мак и что он делает. Какой район Лондона они прочесывают с Уэллоузом в поисках Пейна? Нашли они его? Или с ними что-то случилось? Инспектор Уэллоуз обязательно пришлет ей весточку, если с Маком что-то случилось. Разве нет?

Часы отсчитывали мгновения вечера, переходящего в ночь: восемь, девять, десять, одиннадцать. В полночь на лестнице, сложив руки на груди, появилась Эванс. Таким способом она давала понять, что ее хозяйке давно пора в постель.

— Только после того, как я услышу что-то от Мака, — сказала Изабелла. — Только после этого.

К трем часам ночи тело Изабеллы стало ватным, хотя мысли все еще беспорядочно бродили в голове. Когда она поняла, что уже опирается на Эванс, чтобы не свалиться с ног от усталости, она уступила и позволила уложить себя в постель.

«Я усну, — утешала себя Изабелла, — а когда проснусь, Мак будет дома. Или по крайней мере пришлет записку».

Странно, размышляла она, свернувшись под одеялом, что раньше, когда Мак не возвращался домой в свое обычное время, она никогда не беспокоилась. Она была недовольна, да, но никогда серьезно не тревожилась. Она знала, что он развлекается где-то с друзьями или сбежал в Италию или куда-то еще и что он сам или Беллами пришлет ей записку.

Сегодня все было иначе. Их преследовал опасный человек, и тревога не давала Изабелле уснуть. В их с Маком отношениях появилась какая-то новая грань. Более глубокое понимание, более глубокое знание друг друга. Их новые отношения оказались неожиданными и хрупкими, и Изабелла боялась их утратить.

Нет, честно говоря, что бы там ни было между ними, она боялась потерять самого Мака. Она любит его. Потеря этого человека создаст в ее жизни такую пустоту, какую ничто не сможет заполнить.

Изабелла перекатилась на подушку, на которой Мак спал в предыдущую ночь, вдохнула оставшийся на ней его запах и уснула, мечтая, как он накроет ее своим теплым телом. Когда Изабелла проснулась, солнце стояло уже высоко и Мака по-прежнему не было.

А двенадцатью часами раньше происходило следующее, Ллойд Уэллоуз разрешил Маку участвовать с командой констеблей в поисках Пейна. Мак знал, что инспектор не хотел этого, что он предпочел бы, чтобы Мак был где-нибудь подальше, но сам он не мог этого допустить. Он не мог сидеть дома, ожидая услышать, что Уэллоуз в очередной раз потерял след Пейна. Мак хотел поймать этого мерзавца, расправиться с ним и вычеркнуть его из их жизни, чтобы знать, что Изабелла наконец в безопасности.

Предки Мака стали бы преследовать беглеца и разделались бы с ним, а после отпраздновали бы это событие обильной выпивкой, танцами и любовными утехами. Мак мог обойтись без выпивки и танцев, но он был взбешен и хотел найти этого человека. Он расправится с ним, а потом три дня без остановки будет любить Изабеллу.

Весь день он вместе с констеблями Уэллоуза прочесывал Ченсери-лейн и окрестности начиная с последнего известного местопребывания Пейна. Пейн так и не вернулся туда, но он хорошо знал этот район и вполне мог найти другое место, где можно было спрятаться.

Мак прошел по Флит-стрит и через ворота Темпл-Бара вышел на Стрэнд. Оживленная улица была запружена экипажами. Мак шел по улице, обходя людей, заграждения, фургоны, лошадей. Он поднялся по Саутгемптон-стрит, где было почти такое же интенсивное движение, и вышел к огромному рынку на Ковент-Гарден.

Пейна нигде не было. Мак подумал, как хорошо, что у него много людей, которые охраняют Изабеллу, поэтому даже если Пейн схитрит и вернется на Норт-Одли-стрит, до Изабеллы ему не добраться. У Беллами, может, и болит колено, но он умеет драться и никогда не промахивается. А еще Беллами переговорил со старыми приятелями, большинство из которых — уличные бандиты, и попросил их помочь ему с охраной дома.

Мак с констеблями продолжали обшаривать окрестности до самой темноты. Начался дождь, городские часы пробили три раза. Уэллоуз посоветовал Маку отправляться домой. Его красноречивый взгляд говорил о том, что он готов сам доставить Мака туда.

Мак отказался от услуг инспектора и остановил экипаж. Ему хотелось рассказать Изабелле, что они ничего не нашли, и потом решить, что делать дальше.

Вообще-то Маку хотелось сбросить с себя промокшую одежду и скользнуть под одеяло к Изабелле, чтобы она своим мягким телом согрела его. Проклятый Пейн, Мак не позволит этому человеку вмешиваться в его жизнь.

Пока экипаж вез его к дому, Мак погрузился в полудремотное состояние, мечтая, как будет целовать кожу Изабеллы, как ее нежные пальчики пробегутся по груди вниз, туда, где находится символ мужского достоинства, который от одной только мысли об этом уже напрягся. Изабелла умела ласкать его, знала, как медленно подвести Мака к пику блаженства, но никогда не давала ему быстро снять напряжение. Милая, любимая женщина.

В экипаж проник шум дождя, и Мак открыл глаза. В кеб забралась темная фигура и захлопнула за собой дверцу.

Пейн!..

Мак зарычал и бросился на него, сгорая от желания вцепиться ему в горло. Прямо ему в лицо уткнулся ствол револьвера. В широко распахнутых глазах Пейна плескалась ничуть не меньшая ярость, чем у Мака.

У Мака заколотилось сердце. Пейн убьет его. Он боялся не столько за себя и даже не за безопасность Изабеллы. Она умная женщина, и Харт, Кэм, Йен и Беллами защитят ее. Мак боялся умереть, не увидев ее еще раз. Ему так хотелось увидеть ее еще раз.

— Ну вот я и нашел тебя, — сказал Пейн. — Пока ты гонялся за мной, я поймал тебя.

— Как удобно, ты сам пожаловал ко мне, — прорычал Мак.

— Держись подальше от моей жены, — заявил Пейн, и ствол револьвера еще сильнее уперся в щеку Мака.

— Только прикоснись к Изабелле, сукин сын, и я убью тебя, — гневно сказал Мак.

— Ты не в том положении, чтобы угрожать мне.

— Это не важно. Даже если ты меня убьешь, можешь быть уверен, что от Харта ты никогда не уйдешь. Он та еще одержимая личность и очень болезненно воспринимает все, что касается его невестки. Будешь молиться, чтобы я был жив, как только Харт нападет на твой след.

Пейн не проявил никаких признаков тревоги, что только подтверждало, насколько он был глуп. Харт умел быть мстительным и никогда не сдавался.

— Только скажи мне одну вещь, — начал Мак, — почему тебе хочется быть Маком Маккензи?

У Пейна сверкнули глаза, и Мак каждую секунду ожидал почувствовать, как пуля прошивает кожу.

— У Мака есть все, — ответил Пейн, — талант, друзья, семья.

— У тебя, Пейн, тоже это есть, — подчеркнул Мак. — Семья в Шеффилде. Талант. Я видел твои работы, они в самом деле хороши. Не знаю, как обстоят дела с друзьями. Придется тебе рассказать мне.

— Сэмсон Пейн не имел возможности брать уроки по изобразительному искусству. У Сэмсона не было средств, чтобы путешествовать. Сэмсон только и делает, что работает как каторжный, тогда как у лордов-белоручек есть все, что они пожелают. А я могу писать картины, как он. Я сделаю это так, что никто не сможет заметить разницу, и тогда все подумают, что это он мошенник. Сын аристократа, опустившийся до кражи работ бедного Сэмсона Пейна.

От его монотонного голоса у Мака стыла кровь.

— Ты запутался, да? Я бы дал тебе уроки, Пейн. Я бы помог тебе. Стоило тебе только попросить.

— Ты бы увидел, насколько лучше тебя я пишу маслом.

— Черт, да десятки художников делают это лучше меня. Я занимаюсь тем, что мне нравится, и мне наплевать на мой вклад в мир искусства. Именно поэтому свои картины я раздариваю друзьям, а они потакают мне, развешивая их на стены собственных домов.

— Вылезай, — сказал Пейн, который, похоже, не слушал Мака.

Мак замолчал, просчитывая шансы оттолкнуть револьвер раньше, чем Пейн сможет выстрелить. Так или иначе, Мак не собирался выпрыгивать из экипажа и дать возможность Пейну добраться до Норт-Одли-стрит и Изабеллы.

Ствол револьвера был холодным, Пейн практически гладил им Мака. Мак удивлялся, почему он больше не чувствовал страха, наверное, ярость целиком завладела его разумом.

— Если ты выстрелишь в меня, то это наделает массу шума, — спокойно заметил Мак. — Тебя схватят.

— Люди поймут, почему мне пришлось это сделать.

«Мисс Уэстлок права — этот человек сумасшедший». Мысль о том, что его ждет Изабелла и, возможно, в том халате, который облегает ее тело, как вода, разбудила в нем бесстрашного воина. Мак ткнул локтем в Пейна и успел наклониться, когда у него над ухом раздался выстрел. Преодолевая звон в голове, Мак пытался вытолкнуть Пейна. Двухколесный экипаж мотало из стороны в сторону, потому что лошади, услышав звук выстрела, понесли, и Мак, оглохнув, почти не слышал крики кучера.

Он не знал, что случилось с этим чертовым револьвером, но обезумевшего от гнева горца, который поднял в нем голову, это нисколько не волновало. Убить этого человека голыми руками будет еще приятнее.

Пейн выскользнул из рук Мака. Экипаж тряхнуло, дверца распахнулась, и Пейн вывалился на тротуар.

— Ну нет, чертов ублюдок, не уйдешь.

Мак выпрыгнул за ним следом.

Он дернул Пейна за пальто, но тот с силой вывернулся, метнулся перед экипажем и рванул в узкий переулок на другой стороне улицы.

Мак помчался за ним. Лил проливной дождь, застилавший весь свет огней. Мак не имел представления, где они, но узкие улицы утонули в мусоре, и Пейн бежал по ним, ловко ориентируясь в пространстве, как будто все здесь было ему знакомо. Мак бежал быстро, потом еще быстрее, пробиваясь через лужи и горы отбросов. Дождь хлестал ему в лицо.

Пейн продолжал бежать по лабиринту переулков, этот человек был удивительно быстроногим. Они пересекли улицу пошире, заполненную экипажами, которых там для этого времени суток было очень много.

Пейн рванул еще быстрее, но у Мака хватало сил не отставать от него. После того как Пейн умрет, только тогда Мак отдохнет.

Пейн бросился в другой узкий переулок, и Мак кинулся следом за ним. Здесь было темно, стоял отвратительный запах, повсюду шмыгали крысы.

«Крысы, — мрачно подумал Мак. — Хорошая у Пейна компания».

Мак добежал до конца переулка. Глухая стена, ни единой двери. И Пейн исчез.

Проклятие, он успел оказаться за спиной у Мака и убегал обратно по своим же следам. Мак развернулся и помчался за ним.

Блеснула вспышка света, потом раздался грохот, который проник даже в оглохшие уши Мака. Два шага, и ноги Мака больше не могли идти. Колени подогнулись против его воли, и он рухнул на тротуар.

«Что за чертовщина? Какого черта?» Мак уперся руками в холодную землю, пытаясь встать, но почувствовал, как задыхается. На боку расползалось мокрое пятно, должно быть, он упал в лужу. Вот за это Пейну придется встретиться с Беллами. Бывший боксер, пришедший в ярость из-за испорченной одежды Мака, — зрелище не для слабонервных.

В узком переулке эхом отдавались шаги Пейна, направлявшегося к Маку. Мак ощутил едкий запах выстрела, попытался вздохнуть поглубже, но легкие не работали. Он почему-то едва мог дышать.

А потом пришла боль. Ужасная, нарастающая боль, распространявшаяся по рукам и по ногам. «Черт возьми!»

Пейн, силуэт которого вырисовывался на фоне более освещенной улицы, начинавшейся сразу за переулком, спрятал револьвер, подхватил Мака под мышки и потащил прочь.

— Я не знаю, где он, — в раздражении повторил инспектор Уэллоуз. — Мы искали Пейна до трех часов ночи, но так и не нашли, и лорд Мак сказал, что поедет домой, чтобы обо всем вам рассказать. Он сел в экипаж, и больше я его не видел.

Изабелла, нервно потирая руки, ходила по гостиной. Ей с большим трудом удавалось устоять на месте, пока Эванс одевала ее. Ее удерживало только то, что она не могла броситься вниз в халате. Она была хорошо воспитанная леди, дочь графа и жена аристократа. Перед посетителями она не могла появиться неодетой. Уэллоуз и Кэмерон ответили на ее отчаянные записки, приехав очень быстро.

— Он не пришел домой, — уныло обронила Изабелла. — Мортон и Беллами специально высматривали его.

Ей не хотелось озвучивать мысль, что Мак мог умереть. Если это случилось, земля перестанет вращаться. По мере нарастания страха Изабелла понимала, что любит Мака всем сердцем. Ее не волновало, захочет он жить с ней всегда, или сбежит в Париж, или будет все ночи проводить с друзьями, или весь день проведет в постели с ней. Она просто хотела, чтобы Мак был жив, оказался целым и невредимым.

— Мы ищем, — сказал Уэллоуз.

— Ищите лучше, — сцепила руки Изабелла. — Мне все равно, даже если на его поиски должны выйти все люди Скотленд-Ярда. Я хочу его найти. Мне необходимо его найти.

— Я найду его, — сказал Кэмерон.

— Я иду с тобой, — быстро отреагировала Изабелла. Заметив, как мужчины обменялись взглядами, она раздраженно махнула на них рукой и позвала Эванс, чтобы та принесла ей пальто.

— Изабелла, — шагнул к ней Кэмерон.

— Изабелла, Изабелла… Что — Изабелла? Я иду с тобой, Кэмерон Маккензи.

У Кэмерона дернулась щека, рассеченная шрамом, он пристально посмотрел на нее своими золотистыми глазами:

— Да, думаю, да.

Первой мыслью Мака, когда он очнулся, было удивление, что он до сих пор жив. Следом за ней пришло непреодолимое желание увидеть Изабеллу.

Мак приоткрыл глаза, поморщившись от яркого света газовой лампы, проникавшего сквозь ресницы. Он лежал на полу, и хотя спиной ощущал покалывание от толстого шерстяного ковра, плоская поверхность была твердой. Ужасно болел бок. Он сделал ошибку, когда попытался сдвинуться с места, и громко застонал от пронзившей его боли.

Мак запрокинул голову, пытаясь восстановить дыхание. Ему необходимо было подумать, вычислить, где он находится, решить, как выбраться отсюда.

В помещении был спертый воздух, как будто дом давно стоял нежилым. Когда глаза Мака привыкли к свету, он заметил, что комната оформлена в слишком ярких тонах. На ярко-розовых с красным стенах висели картины в золоченых рамах, которые Мак своим затуманенным взглядом пока не мог рассмотреть. На отделку комнаты ушло много денег, но душа художника сжалась от безвкусицы, царящей здесь. Деньги при отсутствии вкуса. Чудовищное преступление.

К нему понемногу возвращалась острота зрения, и Мак увидел картины.

Проклятие.

Это были картины, созданные в подражание стилю Мака Маккензи. Некоторые из них воспроизводили то, что Мак написал много-много лет назад. Многие были подделаны очень искусно, и только Мак знал, что не писал этих сюжетов. Среди прочих были полотна с видами Килморгана, Парижа и Флоренции, Рима и Венеции. Лошади Кэма, собаки семейства Маккензи смотрели на Мака со стены.

Две стены были увешаны только изображениями Изабеллы.

У Мака похолодело внутри. На всех картинах Изабелла была написана в обнаженном виде: сидящая на стуле с разведенными ногами… полулежащая на диване… выходящая из ванны… лежащая на ковре… стоящая на улице, положив руку на ствол дерева.

Мак знал, что она никогда не позировала для этих картин, она не стала бы этого делать. Да и тело на картинах было не ее. Скорее всего это была Мирабель, мать Эйми, а потом Пейн написал голову Изабеллы. Точно так, как просила Мака сделать Изабелла, когда он работал над эротическими картинами.

Мак скверно чувствовал себя, но в то же время в нем зрела такая ярость, что от нее содрогалось все тело.

— Ты мертвец, — набрав воздуха, изо всех сил крикнул Мак. — Ты меня слышишь? Ты мертвец!

Дверь в комнату распахнулась. Мак не мог повернуть голову, чтобы посмотреть, кто пришел, но услышал шаги направляющегося к нему человека. Тот подошел и остановился рядом с Маком, это был Пейн.

Теперь, при свете лампы, Мак увидел, что он действительно похож на него, по крайней мере на первый взгляд. У Пейна были карие, глубоко посаженные глаза; волосы причесаны так, как носит Мак, но они росли у него треугольным выступом на лбу. Сейчас щеки Пейна казались впалыми, и Мак заподозрил, что предположение инспектора Уэллоуза было правильным: Пейн, когда нужно было, набивал их ватой. В данный момент он этого не сделал, и впалые щеки придавали его рту перекошенный вид.

На Пейне были килт клана Маккензи, темная рубашка идо блеска начищенные ботинки. Если увидеть его издалека или в темноте или если человек, который встретил его, никогда не видел настоящего Мака, Пейн вполне мог сойти за него.

— Ты ошибаешься, — холодно проговорил Пейн, — это я тебя убью.

— Почему же ты до сих пор этого не сделал? — рассмеялся Мак, и смех у него получился немощным и хриплым.

— Потому что мне нужно, чтобы она пришла ко мне.

У Мака застыла кровь, когда он понял, что задумал Пейн. Он вовсе не собирался убивать Мака в экипаже. Он хотел, чтобы Мак гнался за ним по задворкам Лондона до этого места. Он вел Мака, как лиса ведет охотничьих собак. Если не считать того, что лиса была теперь в своей норе, готовая уничтожить охотничью собаку, которая по глупости преследовала ее до этого места.

— Она никогда сюда не придет, — сказал Мак. У него кружилась голова, говорить было очень трудно.

— Она придет сюда, чтобы посмотреть, как ты умираешь. — Пейн опустился перед Маком на одно колено. — Я предупредил констебля, что нашел Пейна, и он умчался с этой новостью. Со мной она будет в безопасности, ее место рядом с мужем, который о ней позаботится.

— Будет она, как же, черта с два.

— Изабелла уже давно пытается уйти от тебя. Я думал, что ей это удалось, когда три года назад она тебя бросила, только нет, ты опять появился. Преследуешь ее, добиваешься ее расположения, когда она ясно дала тебе понять, что не хочет тебя. За это ты должен умереть.

Мака сковал страх, когда он понял, что Пейн давно наблюдает за Изабеллой. И никто из них не знал об этом. Он, Мак, не знал об этом. Значит, он плохо охранял ее.

— Изабелла — единственное, что меня волнует, — прохрипел Мак. — Черт, почему я спорю с тобой? Ты же сумасшедший.

— Она тебя нисколько не волнует. Ты слишком любишь себя и совершенно не думаешь о том, чего хочет она, что ей нужно. Поэтому я и знаю, что ты не настоящий Мак, не ее настоящий муж. Я души в Изабелле не чаю. Я буду обеспечивать и защищать ее, любить до безумия. Я стану боготворить ее, как она того заслуживает.

— Если ты думаешь, что Изабелла хочет, чтобы перед ней преклонялись, ты ее плохо знаешь. Ей нравится собственная независимость.

— Она хочет, чтобы о ней заботились, — покачал головой Пейн, — и я буду жить, чтобы заботиться о ней. Не для того, чтобы доказать отцу, что я могу сам что-то делать, не для того, чтобы доказать Харту, что я не прожигатель жизни. Ради нее. Даже мое искусство не так важно, как она.

Боже милостивый, как это унизительно — слышать правду из уст Пейна. Да, Мак много лет отчаянно пытался заставить своего отца гордиться им, даже когда самому себе твердил, что ему это безразлично. Он жил так, будто продолжал что-то доказывать отцу, даже когда тот умер.

Мак понял, что пытался показать себя даже перед Хартом, Кэмом и Йеном. Трое братьев смогли претворить свои излюбленные идеи в практический способ зарабатывания денег, тогда как Мак посвятил себя искусству ради себя самого, как он объяснил Пейну, пока они ехали в экипаже. Ради себя самого? Теперь Мак сомневался. Может, он решил не делать попыток выставлять или продавать свои картины, потому что испугался провала?

Изабелла никогда не считала Мака бесталанным.

— Я действительно люблю ее, — спокойно сказал Мак, весь его гнев куда-то пропал.

— Тогда почему ты не остался с ней? Почему ты постоянно сбегал, оставляя ее незащищенной перед любым мужчиной, имевшим на нее виды? Поэтому я знаю, что я настоящий Мак Маккензи. Потому что я никогда бы не поступил так с Изабеллой. Я бы обращался с ней как с ангелом. Ты никогда не понимал, какая женщина была у тебя в руках.

Проклятие, этот человек гипнотизировал. Маку необходимо было сосредоточиться.

— Она никогда не придет к тебе, — повторил он. — Она поймет разницу.

Пейн проворно встал на ноги и взвел курок. «Отлично, я разозлил сумасшедшего с револьвером в руках».

— Она придет. Она придет и останется со мной, — проговорил Пейн.

«Изабелла, будь умницей, не приходи. Дай мне лучше погибнуть».

Пейн ушел, вокруг его колен колыхался килт Маккензи, У Мака затуманились глаза, и его охватило отчаяние.

Он никогда не увидит Изабеллу. Он никогда не увидит, как она наклоняется к нему и ее рыжие волосы щекочут ему лицо. Он никогда не увидит, как вспыхивают в гневе ее зеленые глаза, никогда не вдохнет запаха розового масла, которым пахнет ее кожа. Он никогда не коснется ее гладкой и мягкой, как лепестки роз, кожи, никогда не возьмет в руки упругую округлость груди.

Сознание перенесло его на бал у лорда Аберкромби, и он снова танцевал с Изабеллой, которая была в изумительном бальном платье из голубого атласа и с желтыми розами в волосах. Ее красота резала как ножом. Изабелла разговаривала с ним спокойным, как легкое вино, голосом, и он упивался ею.

«Обнажи свою душу», — посоветовал Йен.

Он не сделал этого. Он позволил ей снова любить себя, но не раскрыл ей всего себя. Он знал это, и это знание жгло его изнутри, не давая покоя.

«Я вытащил ее из родного дома и женился на ней, потому что если бы я не сделал этого, если бы дал ей право выбора, она бы никогда меня не выбрала».

Но он изменился. Он бросил все и упрямо шел по жизни. Ради нее.

«Ради нее? — спросил ворчливый внутренний голос. — Или чтобы она сочувствовала тебе и признала твои мучения?»

Будь все проклято, он даже спор с самим собой выиграть не мог.

«Изабелла, пожалуйста, мне необходимо увидеть тебя еще раз».

Он любил решительную и наивную дебютантку, которую встретил в ту ночь на ее первом балу. Он любил молодую женщину, в которую она превратилась, довольно смелую, готовую шагать по жизни в ногу с Маком, терпеть его распутных друзей и голых натурщиц. Мак обожал хвалиться, как спокойно относится к его скандальной жизни пристойная молодая жена, но он никогда не понимал, насколько сильной была Изабелла, чтобы выносить это. Ни ее воспитание, ни образование в Академии для избранных не могли подготовить к жизни с таким человеком, как Мак, даже внушающая восхищение мисс Прингл была бы здесь бессильна. И все же Изабелла справлялась.

Мак любил ту женщину, какой стала Изабелла: ею восхищалось общество, она была способна сохранять независимость и смотреть в лицо своим соседям вопреки тому, что семья отреклась от нее, а ее брак распался. Общество не винило Изабеллу, общество винило Мака.

«Я хочу любить тебя, Изабелла. Не как прежний скандальный Мак и не как исправившийся Мак. А как тот Мак, каким я являюсь на самом деле.

Тот, который любит тебя».

…У него уже не будет шанса сказать ей об этом.