Глава 1

Атлантический океан, 1790 год

— Мисс Адамс, я не буду помогать вам захватывать этот корабль, — сказала Эванджелина.

Красивая женщина на другой койке улыбнулась:

— Конечно, будете, мисс Клеменс. Все уже подготовлено. Ваш сводный брат присоединился к нам, и вы тоже должны это сделать.

Эванджелину охватил страх.

— Ну… я вам ничем не смогу помочь. Мне ничего не известно о нападении на тюрьму и освобождении пиратов. Я знаю садоводство, географию и правила этикета.

— И как же вам все это помогло? Только посмотрите на себя! Вы рветесь в Америку, чтобы стать гувернанткой! — Анна наклонилась к собеседнице через узкое пространство между койками. — Бостон — ужасно скучный город. А быть гувернанткой — еще скучнее. Идемте со мной, и вы увидите мир. У Себастьяна много друзей. Возможно, вы кому-нибудь из них понравитесь, такая скромница…

— У меня нет желания выходить замуж за пирата. Ведь именно это ведет к необдуманным действиям, о которых вы сейчас говорите?

Анна засмеялась низким грудным смехом:

— Я никогда не говорила, что выходила замуж за Себастьяна. Он мой любовник, дорогая. И он отбывает срок в грязной тюрьме в Гаване. Я намерена вытащить его оттуда.

Эванджелина съежилась на своей койке, стараясь как можно дальше отодвинуться от ужасной соседки.

— Я искренне прошу прощения. Можете пересадить меня на проходящий мимо корабль, если хотите.

— Чтобы вы рассказали о моих планах всякому, кто захочет вас слушать? Нет уж, мисс Клеменс. Оставайтесь со мной. Что за жизнь ждет вас, когда вы будете присматривать за чужими щенками? Лейтенант Фостер — со мной. Он поднимет мятеж на корабле и поведет его в Гавану. А груз мы потом продадим за хорошие деньги. Вы сможете забрать свою долю, купить себе красивые платья, вернуться в Глостершир и утереть там нос своему волоките Харли.

Эванджелина вспомнила жениха, которого застала кувыркающимся на своей кровати со служанкой. Но ее мать и отчим заявили, что Харли — очень заманчивая партия. И сказали, что все мужчины — повесы.

Однако встреча с ними в тот день, когда она сообщила им о своем решении уехать, бледнела перед встречей с этой красивой женщиной, в каждом слове которой таилась угроза.

— Я начинаю думать, что мне все-таки нужно было выйти замуж за Харли.

— Конечно, так и нужно было сделать. Потом застрелить его, завести любовника и жить-поживать на свою вдовью долю наследства.

— Ах, конечно… Мне следовало подумать об этом.

Анна улыбнулась:

— Вы можете сделать так, чтобы он заплатил вам за все, дорогая. Себастьян и его друзья могут спровадить его на тот свет, если вы захотите. Или они заставят его страдать, пока он не пожалеет обо всех страданиях, которые причинил вам.

Корабль поднялся на волну и внезапно, с глухим шумом, рухнул вниз. А желудок Эванджелины, казалось, подпрыгнул.

— Мисс Адамс, я в самом деле не могу вам помочь. Если вы хотите направиться в Гавану и освободить пирата из тюрьмы, это ваше дело. И если мой сводный брат желает помочь вам, то это его дело. Я же хочу только одного — попасть в Бостон.

Улыбка исчезла с лица Анны.

— Какая вы глупышка! Неужели вы вообразили, что я стала бы посвящать вас в свои планы, чтобы потом отпустить?

— Вы… вы можете запереть меня в каюте, если вам так нужно. Хотя пребывание в каюте вызывает у меня морскую болезнь.

— У вас, мисс старая дева, есть один выбор — помочь мне, хотите вы того или нет. Если вы сделаете это по собственному желанию, я оставлю вас в живых. Если нет — не оставлю. Кстати, я могу сначала застрелить вашего сводного брата, и он умрет у вас на глазах.

Эванджелина видела уверенность в глазах Анны. Ее сводный брат, Томас Эджвуд, увлекся этой женщиной с того момента, как они встретились в Ливерпуле. Он очень обрадовался, узнав, что она будет третьим пассажиром на торговом судне «Аврора», направляющемся в Бостон. Эванджелине очень не понравилась пышная женщина с холодными глазами, но Томас сразу в нее влюбился.

Анна разделила каюту с Эванджелиной и попыталась подружиться с ней. Эванджелина же ей не доверяла, но она и вообразить не могла, что эта женщина попытается поднять мятеж на корабле.

А этим вечером Анна вернулась в каюту вместе с Эванджелиной, закрыла дверь и, изложив свой невероятный план, сообщила, что лейтенант Фостер, помощник капитана, вскоре должен захватить судно.

Сначала Эванджелину охватил ужас. А потом ей вспомнилась та ночь, когда загорелся Тоттнем-Грейндж. Тогда она побежала на третий этаж, чтобы помочь двум служанкам, которые оказались там в ловушке. Она отчетливо помнила, как открывала ставни, как приказывала девушкам спуститься по приставленной к стене лестнице, как сама спустилась вслед за ними. Когда все трое оказались в безопасности, она потеряла сознание. Пришла же в себя только через день — и обнаружила, что дом ее отца сгорел дотла.

Тогда слова песни («сначала выжить») звучали у нее в голове, и они же зазвучали и сейчас. Сначала выжить, потом — принимать решение.

Она решительно вскинула подбородок.

— Хорошо. Что я должна сделать?

Анна снова изложила свой план. Эванджелина уставилась на нее в смятении.

— Вы хотите, чтобы я отвлекла внимание капитана? Но ради всего святого, как я это сделаю?

— Очень просто, дорогая. У лейтенанта Фостера много верных ему людей. Вы отвлекаете капитана на четверть часа, а Фостер поднимает мятеж. Все кончится очень быстро.

— Но как же я подойду к капитану? Он закрывается от пассажиров, и у него есть охрана. От меня не будет никакого толку.

— Не будьте такой глупой. Как говорит мистер Фостер, капитан — человек привычки. В свою каюту он удаляется каждый вечер ровно в девять. — Анна взяла миниатюрные часики, висевшие у нее на груди, и открыла их. — Это произошло уже полчаса назад. В десять минут десятого юнга приносит ему графин с бренди. После этого капитан остается один и ложится спать. А охрана пусть вас не беспокоит. Об охраннике уже позаботились.

— Но как? Вы его убили?

— Нет, подмешали ему снотворное, — ответила Анна слишком уж поспешно. — Все, что вам нужно сделать, — это отвлечь внимание капитана Блэкуэлла, пока мы собираем людей, которые будут нам помогать. Вы и глазом не моргнете, как все закончится.

— А что вы потом сделаете с капитаном?

Анна пожала плечами:

— Если он не уступит, тогда мы… — Она посмотрела на Эванджелину. — Он будет заключен под стражу. А когда мы причалим к берегу, его отпустят.

— Вы клянетесь?

— Ах, ради Бога!.. Да, клянусь.

Эванджелина сунула руку под подушку и достала свой молитвенник в красном переплете.

— Поклянитесь на нем. Боюсь, я не могу просто положиться на слово обманщицы и мятежницы.

Анна вздохнула и закатила глаза. Но все же положила руку на книгу.

— Я клянусь. Теперь довольны?

Эванджелина сунула молитвенник обратно под подушку.

— Все равно я не могу вообразить, как отвлеку его. Как вы себе это представляете? О чем мне говорить с ним, чтобы привлечь его внимание?

— Какая вы наивная. Вы будете не разговаривать с ним, а соблазнять его.

Вода плескалась о борт корабля, и этот звук походил на шорох песка. И заскрипел фонарь на цепи. Эванджелина ткнула себя пальцем в грудь и пробормотала:

— Я?.. Соблазнять его? Вы, должно быть, шутите!

— Нет, я говорю серьезно.

— Но я не смогу, уверяю вас. Именно вы должны его соблазнять. Меня он даже не заметит.

— Я занялась бы этим сама, но я не совсем доверяю Фостеру, поэтому хочу быть рядом с ним. Поверьте, это вынужденная мера.

— Мне кажется, что он просто рассмеется и прогонит меня.

— Чепуха! Лейтенант Фостер сказал, что капитан долго пробыл в море, так что у него нет постоянной любовницы в порту. Похоже, любое существо женского пола, даже такая простушка, как вы, привлечет его внимание.

Эванджелина недоверчиво покачала головой:

— Уверяю вас, я не имею ни малейшего понятия о том, как соблазнить джентльмена.

— Просто постарайтесь, вот и все. — Анна выдернула прядь волос из туго заплетенной косы Эванджелины. — Это поможет. И снимите свои очки.

Эванджелина вздохнула и поправила на носу очки.

— Нет-нет, без них я почти ничего не вижу.

— Что ж, тогда по крайней мере покажите ему хоть немного вашу грудь.

Она взялась за жакет-пьеро, который был на Эванджелине, и расстегнула верхние крючки. Увидев маленькие груди девушки, чуть приподнятые корсетом, воскликнула:

— О, вы безнадежно худая! Но некоторые джентльмены согласны на любую грудь. Их такие вещи завораживают.

Эванджелина запахнула жакет.

— Но моя их никогда не завораживала.

— Тогда вам представится шанс блеснуть, дорогая. Вы с капитаном будете наедине. Притворитесь, будто вам слишком жарко, и расстегните еще один крючок. — Анна провела пальцем по планке с застежкой, слегка раздвигая полы жакета.

Эванджелина всхлипнула:

— Я… я думаю, что не смогу это сделать.

— Дорогая, это очень просто. Его кровать — рядом, а вы…

— Его кровать?!

— Ах, не будьте глупой. Мы закончим свои дела задолго до того, как до этого дойдет. Идемте, уже пора.

Эванджелина встала. Колени у нее дрожали.

— И все-таки я очень сомневаюсь в том, что мне удастся завлечь его.

Анна подтолкнула ее к двери каюты.

— Потрясите грудями у него перед носом, если будет нужно. Это его возбудит.

— Я и в этом сомневаюсь…

Они подошли к двери. Анна словно когтями впилась в плечо девушки. Ее горячее дыхание коснулось уха Эванджелины.

— И знайте, мисс Эванджелина, если вы предупредите его, если вы хоть намекнете о наших намерениях, я выстрелю ему в живот и брошу тело акулам. Вы меня поняли?

Эванджелина посмотрела в ее холодные злые глаза и поняла: так и будет.

— Да, поняла.

Они вышли на палубу и направились к трапу, ведущему к капитанской каюте. Холодный морской ветер прижал юбку к ногам Эванджелины и растрепал ее косу. Под ясным ночным небом корабль покачивался на волнах. Ночная вахта проходила спокойно, но матросы то и дело переговаривались, как бы предчувствуя беду.

На корме, на командном мостике, стоял, небрежно прислонившись к борту палубы, лейтенант Фостер. Он сверху наблюдал за Эванджелиной и Анной, но не подал и виду, что заметил их. А те вскоре спустились вниз и укрылись от ветра. Эванджелина посмотрела на дверь капитанской каюты в самом конце прохода. Эта полированная дверь из орехового дерева с медными вставками внушала ей больше страха, чем пруд Миллера в ту зиму, когда Сайлас Бернс подбил ее пересечь его по тонкому льду. Она вспомнила, какой ужас охватил ее, когда лед затрещал у нее под ногами, превратившись в мелкие обломки, и она оказалась в ледяной воде.

Такое же чувство охватило ее и сейчас. В душе она понимала: Анна скорее всего убьет и ее, и Томаса, невзирая на свои обещания. Похоже, мисс Адамс от остального мира отделяла ледяная стена. У этой женщины не было ни чести, ни совести.

Охранник, обязанный не допускать команду и пассажиров к капитану без доклада, лежал в коридоре с закрытыми глазами.

Анна подтолкнула Эванджелину:

— Идите же.

Тяжело вздохнув, девушка перешагнула через охранника и быстро подошла к двери. Ухватившись за медную дверную ручку обеими руками, она с трудом открыла тяжелую дверь и вошла в каюту.

 

Глава 2

Остин Блэкуэлл, капитан торгового судна «Аврора», направляющегося в Бостон, услышал, как дверь тихо отворилась и так же тихо закрылась.

Не поднимая глаз, Остин передвинул свой циркуль на другую точку на карте.

— Да, в чем дело?

Ответом ему было молчание. Единственным человеком, который имел право входить к нему каюту после девяти часов вечера без доклада, был Сирил, парнишка, который чистил его сапоги и приносил ему еду. Но Сирил уже принес капитану бренди, после чего ушел. Впрочем, Сирил был озорной парнишка, он часто не ладил с коком, поэтому иногда пробирался к Остину, чтобы признаться в своих проделках и попросить защиты.

Однако сейчас Остин был не в настроении заниматься проблемами Сирила. Чем ближе «Аврора» подходила к Бостону, тем больше он нервничал. Ему следовало бы радоваться, поскольку путешествие подходило к концу и приближалось время, когда он сможет доставить коммодору документы — и наконец-то покончить с этим. Но инстинкт не позволял Остину расслабиться. Ведь если его враги намеревались нанести удар, они вскоре сделают это.

Капитан поднял голову.

— Так в чем же дело?

Оказалось, что помешал ему вовсе не Сирил. Высокая девушка в бесформенном сером платье и в очках стояла, прислонившись спиной к двери и спрятав руки за спиной.

И он узнал в ней одну из пассажирок. Любое торговое судно берет на борт столько пассажиров, сколько найдется мест для них. В Ливерпуле на борт поднялись трое: мисс Клеменс, ее сводный брат мистер Эджвуд и чрезмерно пышная мисс Анна Адамс. Остин, как всегда, держался на расстоянии от своих пассажиров. Он полагался на своего помощника, который должен был развлекать их, а главное — не допускать к нему.

И теперь ему стало любопытно… Неужели эта женщина — английский агент, посланный, чтобы похитить документы? Документы, которые он вез, могли бы нанести неимоверный урон его стране, попади они в руки англичан. Американские штаты все еще были уязвимы, и кое-кто в Англии твердо решил восстановить правление Георга III. Его же миссия — надежно хранить эти документы, чтобы враги не завладели ими.

Остин не хотел выполнять это задание. Нынешнее плавание должно было стать для него последним, и дни его странствий заканчивались. Он мог стать партнером в судоходной компании и остаться дома. И возможно, наконец обрел бы покой, которого был лишен всю жизнь. Ему необходим был покой, и он стремится к нему, чтобы успокоить свою израненную душу.

Но его наставник, капитан Гейнсборо, под командой которого Остин служил во время войны, выбрал его для этого задания, когда обнаружились секретные документы. «Остину можно доверять», — сказал он. И Остин не мог обмануть доверие своего наставника.

Но почему такое важное задание враги поручили мисс Клеменс? Она казалась довольно безобидной. Действительно, почему не соблазнительная мисс Адамс?

Хотя это было бы слишком очевидно… Возможно, мисс Клеменс сумела незаметно проскользнуть мимо охраны, а вот мисс Адамс определенно привлекла бы внимание. А может, они просто оказались в безвыходном положении и послали первого, кто оказался под рукой?

Остин отложил циркуль, откинулся на спинку кресла и не спеша оглядел девушку. Высокая, немного худая, но с хорошей фигурой… Узкая юбка облегала длинные стройные ноги, а густые золотистые волосы были заплетены в толстую косу, из которой выбились отдельные пряди, так что очаровательные кудряшки обрамляли лицо и ниспадали на соблазнительную шейку. Глаза же за стеклами очков — серые, но не тускло-серые, а прозрачные, переливающиеся, как бриллианты.

— Что вы тут делаете? — спросил Остин. — Дэвис должен был доложить о вас.

Девушка вздрогнула.

— Да, конечно. Извините, — испуганно прошептала она, и этот тихий шепот показался Остину теплым, словно солнечный свет. В нем вдруг пробудились давно забытые желания, но где-то в глубине его души прозвучало предупреждение — словно пробил колокол, оповещающий о смене вахты.

Капитан оперся локтем о подлокотник кресла.

— Хорошо, я вас прощаю. Чего вы хотите?

Девушка открыла рот и тут же закрыла его. Облизнув пересохшие губы розовым язычком, она пробормотала: Ах да, в самом деле… Вы, должно быть, очень заняты. Вы… вы смотрите на карты, правда? Вы можете… вы не покажете их мне? Не покажете, где мы находимся?

Мгновение Остин колебался, потом сказал:

— Все очень просто. Подойдите ко мне.

Она в изумлении посмотрела на него — как будто собиралась украсть бумаги, не отходя от двери. Но он хотел получше рассмотреть ее. Она его заинтриговала. Кроме того, он хотел, чтобы она вытащила руки из-за спины; ему нужно было убедиться, что у нее не было оружия.

Девушка глубоко вздохнула — как пловец перед погружением в ледяную воду. Затем быстро подошла к нему. Под низко висящим фонарем волосы ее светились золотом. Полы же серого жакета раздвинулись еще больше, и Остин тотчас вообразил, как запускает руку под этот жакет.

С трудом отогнав это видение, он попытался подавить нарастающее возбуждение. Все его отношения с женщинами — включая жену — кончались катастрофой, и в последнее время он приобрел привычку отгонять похотливые мысли просто из чувства самосохранения.

Но сейчас эти мысли всецело его захватили.

Он указал пальцем на карту:

— Мы — вот здесь.

Она уперлась руками — без оружия — о стол и наклонилась над картой. Прядь ее волос упала на руку Остина. Шелковистое тепло коснулось его кожи, и возбуждение тотчас усилилось. А нежный аромат, наполнивший его ноздри, казался опьяняющим.

— Она отличается от обычной карты, — сказала девушка. — Как вы можете знать, где тут что находится?

Остин отдернул руку от ее волос.

— Эти линии обозначают широту и долготу. Вот здесь мы сейчас находимся. Я могу об этом судить по компасу и секстанту.

— Как далеко мы от Гаваны?

— Гавана?.. До нее большое расстояние. А почему вы спрашиваете?

Она взглянула на него своими серыми глазами. Зеркало всегда говорило Остину, что ему не стоит беспокоиться, если женщина внимательно смотрит на него. Но внезапно он осознал свои дефекты: шрам на скуле, морщинки вокруг глаз, цвет волос — возможно, ей не понравится темно-каштановый с рыжими прядями.

— Я… Просто все это очень интересно, не правда ли? Все эти морские карты… и всякие вещи. Знаете, я никогда раньше не плавала на корабле. Это мое первое плавание. И все-таки мне хотелось бы навсегда тут остаться. Полагаю, у вас такое же чувство. Поэтому вы и капитан.

— Да, возможно. Но я планирую уйти в отставку после этого плавания.

— О, как грустно!..

От этого ее возгласа пробудился голос, скрытый в глубине его души. И этот голос говорил ему, что он будет чувствовать себя несчастным, оставаясь привязанным к суше остаток своей жизни, что он всегда будет стремиться к морю.

Нет, он устал. Он заслужил отдых.

Отдых в своем холодном доме на Бикон-стрит, вдали от всего, что он всегда любил? Его жена жила в этом доме… и ненавидела его.

Остин холодно проговорил:

— Вам пора уходить, мисс Клеменс. Без сомнения, жизнь на море утомительна для вас.

— Вовсе нет. На самом деле я чувствую себя живой впервые за многие годы. Эта жизнь мне подходит, хотя сначала меня и тошнило.

Он отодвинул кресло и встал.

— Но я устал. Возможно, я хочу спать.

— Ах, простите… Я об этом не подумала. Значит, вы хотите спать?

Остин посмотрел на свою койку — низкую и узкую, стоящую под скошенной стеной каюты.

— Да, я собирался лечь спать.

Щеки девушки порозовели, как спелые персики в снежно-белых сливках. Она оглянулась на дверь, потом с трудом сглотнула.

— Боже, как здесь жарко…

Он же считал, что в каюте довольно прохладно.

Она стала обмахивать лицо рукой, потом вдруг расстегнула еще один крючок своего жакета.

И тотчас же жар охватил все его тело. Он понял: она пришла, чтобы соблазнить его, а затем каким-нибудь образом завладеть секретными бумагами. Но он должен остановить ее, отправить прочь!

Увы, она словно парализовала его. Ее красота, утонченная и одновременно захватывающая дух, заворожила его. И он стоял, внимательно наблюдая за ней.

Она принялась за другой крючок, но он не под давался.

Остин шагнул к ней.

— Пожалуйста, разрешите мне.

Губы раскрылись, а глаза расширились, как у испуганной голубки. С бьющимся сердцем он протянул руку и расстегнул крючок. Ее груди напряглись, и жакет распахнулся, обнажая сорочку из белого ситца, завязанную ленточкой. Округлые верхушки ее грудей, высоко поднятых корсетом, прижались к тонкой ткани.

— Как красиво, — прошептал он.

— Что?

— Вы. Хотите, чтобы я продолжал?

— Продолжал?.. — Ее голос дрогнул.

Он отвел локон с ее лба.

— Вы так хорошо играете роль невинной девушки. Вы меня очаровали, мой воробышек. Не продолжить ли нам на койке? Там нам будет удобнее.

Он обнял ее за плечи. Он дрожал от желания, ему было необходимо овладеть ею. Если она явилась, чтобы соблазнить его и завладеть бумагами — так пусть соблазнит. Потом он засмеется и прогонит ее — с пустыми руками. Час наедине с ней стоил того.

И тут из глубины его памяти прозвучал голос наставника. Капитан Гейнсборо накануне его отъезда стоял в своей гостиной, почти касаясь канделябра седой головой. Высокого и стройного Гейнсборо было легко различить на палубе его фрегата во время морских сражений в Войне за независимость. Если бы после войны американский военный флот не расформировали и если бы американцы ввели чины, принятые у англичан, то Гейнсборо сейчас был бы адмиралом. Но американцы считали, что подобные чины — это слишком «по-королевски», так что Гейнсборо вышел в отставку капитаном, самым уважаемым и самым старшим.

Теперь, будучи одним из партнеров в судоходной компании, к которой собирался присоединиться и Остин, Гейнсборо являлся связующим звеном между этой компанией и новым американским правительством. Он сообщал правительству о проблемах и заботах торгового флота, а они при случае спрашивали его совета при решении некоторых проблем.

— Эти бумаги, мой мальчик, — сказал тогда Гейнсборо, — могут означать границу между миром и процветанием и катастрофой. Ты должен сохранить их, пусть даже ценой своей жизни.

И Остин стал перед наставником навытяжку и ответил:

— Понимаю, сэр.

Внезапно его осенило. Он понял: эта хрупкая женщина, очаровавшая его, станет еще более опасной, если соблазнит его и оставит… готовым на все ради нее. А ведь он должен думать о документах…

Капитан Блэкуэлл выпрямился и проговорил:

— У меня есть идея получше, мисс Клеменс. Почему бы вам не сказать мне прямо, зачем вы пришли и чего хотите? Если вы не станете лгать мне, я просто запру вас в вашей каюте. А если будет лгать, то я брошу вас в бриг. Ну, что выбираете?

 

Глава 3

Мисс Клеменс покраснела, быстро отвернулась и, отступив от него, сдвинула полы жакета.

— О, я знала, что моя грудь не вызовет у вас восторга. Вы с самого начала знали, зачем я пришла, правда? И вы позволили мне продолжать… Вы, должно быть, все это время смеялись надо мной.

Остин покачал головой:

— Нет, не смеялся.

— Вы собираетесь бросить меня в тюрьму?

Он медлил с ответом. Этот воробышек погибнет в его тюрьме, если ей придется спать в веревочном гамаке и питаться морскими сухарями и водой. Но ему придется сдержать свое обещание и запереть ее. Только так он сохранит свои секреты. Да и душевное равновесие тоже.

— Нет, если вы скажете мне правду. Вас послали сюда против вашей воли?

— Да. Я знала, что у меня ничего не получится. Глупо было думать, будто такой человек, как вы, соблазнится мной.

Господи, как она может сомневаться в том, что она красивая, чувственная, интригующая?..

— Откуда вы знаете, что не очаровали меня?

— Потому что они у меня — безнадежно маленькие.

— Кто вам это сказал?

— Ну… я так полагаю.

Он внимательно посмотрел на нее. Неужели она такая хорошая актриса? Или тот, кто послал ее сюда, безнадежно глуп?

— Вы позволите мне решить это самому?

— Са… самому?

Снова шагнув к ней, он взял ее за руки и отвел их от жакета. Оцепенев, она наблюдала, как он расстегивал оставшиеся крючки и распахивал жакет.

Груди у нее были круглые и гладкие, а кожа — бледная, почти прозрачная. И от нее исходил опьяняющий аромат.

Остин откашлялся.

— Уверяю вас, эта грудь прекрасна.

— Вы правда так думаете?

Он тут же кивнул:

— Да, конечно. Она такая очаровательная, что мне хочется увидеть побольше.

— Может быть, вы просто слишком долго были в море? Возможно, вы очень давно не видели женскую грудь.

Подавив смех, Остин взялся за ленточку ее сорочки.

— У меня была жена, мисс. И у меня была… — Он помолчал. — В общем, я видел груди. Сравнение в вашу пользу.

Она улыбнулась ему так, что у него кровь загорелась в жилах.

Бантик развязался, и сорочка распахнулась. Остин осторожно ее раздвинул — и у него перехватило дыхание.

Кружевная отделка образовала достойную рамку для ее грудей, зрелых и сладких, гладких, как белый атлас. Розовые соски напряглись, и Остин представил, как терзает их своими губами.

— А теперь, мисс, — с трудом проговорил он, — давайте обсудим, почему вы считаете свою грудь недостаточно привлекательной.

— Харли она не нравилась, — едва слышно прошептала девушка.

— Кому?..

— Харли, моему жениху. Я застала его в своей постели со служанкой. У нее — огромная грудь.

— Ему это не нравилось? — Остин погладил кончиками пальцев ее грудь. — Какой дурак… Надеюсь, вы расторгли помолвку.

— Да. Но мой отчим и моя мать очень рассердились.

— Во всем виноват этот Харли.

— Вы очень добры, сэр. Не знала, что вы окажетесь таким добрым.

Добрый?.. Она называет это добротой?

Он обнял ее за талию. Обнаженная грудь девушки прижалась к его жилету, и желание Остина тотчас возросло.

Что ж, возможно, он действительно слишком долго был в море. У него не было любовницы в каждом порту, как у некоторых капитанов. Немногие связи, которые у него случались после смерти жены, длились недолго. В каждом случае женщине не нравилось, что он оставляет ее одну на длительное время. Его первая любовница развлекалась в постели с собственным слугой, когда он отсутствовал. Остин обнаружил это, неожиданно вернувшись домой однажды вечером. Следующая женщина постоянно ныла и умоляла его оставить службу ради нее. А третья просто устала ждать и оставила его.

«Жизнь на море, — думал Остин, — исключает длительные связи». И после несчастья с его женой жениться снова не захотел.

Он возненавидел короткие интрижки, но теперь был готов заключить в объятия эту молодую очаровательную женщину. Он решил, что займется с ней любовью, а потом заставит сказать, кто послал ее. Он заставит своих врагов понять, что их попытка провалилась. Пусть даже следующая попытка будет более изощренной.

Остин взял лицо девушки в ладони, и ее шелковистые пряди заструились меж его пальцев. О Боже, в ней была такая странная смесь невинности и чувственности!.. Это интриговало его и заставляло желать большего.

Он наклонился и провел языком по ее чуть раскрывшимся губам. Ее горячее дыхание манило его, и он впился поцелуем в ее губы. Она неумело ответила на его поцелуй, и сразу стало ясно: у этой женщины нет опыта с мужчинами. Но все же он хотел ее, безумно хотел. Более того, ему хотелось, чтобы она растаяла в его объятиях, чтобы умоляла о поцелуях и ласках. И хотелось отнести ее на койку и научить, как нужно любить его. Он даст ей понять, что ее уловки бесполезны. Она никогда не получит его бумаги, но сможет оставаться с ним и быть его любовницей.

Он прикусил шелковистую мочку ее уха. Она прижалась к нему с тихим стоном, и Остин словно обезумел.

— Я схожу с ума, — прошептал он. — Ты сводишь меня с ума, моя сирена.

Она ничего не ответила и обвисла в его объятии, прикрыв глаза. Ее очки съехали с переносицы, а пряди блестящих волос скользнули по щеке и упали на обнаженную грудь.

Бог с ней, с койкой! Остин смахнул со стола карты и секстант. Затем приподнял девушку, усадил на край стола, наклонив голову, стал целовать ее грудь. Потом вернулся обратно к ее губам, к наслаждению их жаркой сладостью и к…

Кто-то стремительно пробежал по палубе. Топот донесся до Остина сквозь туман желания, и он поднял голову. Во время всего происходящего капитан не переставал воспринимать звуки своего корабля — потрескивание корпуса, глухой стук сапог, когда офицеры и матросы заступали на вахту, и резкие команды лейтенанта Фостера. Эти звуки были такие привычные, что он, слыша их, никак на них не реагировал, так как мысленно видел каждый уголок «Авроры».

Но сейчас Остин понял: что-то изменилось. Скорость и курс оставались прежними, но атмосфера на корабле изменилась. В шагах бегущего по палубе явно ощущалось волнение. Дэвис пропустил мисс Клеменс, и она…

Она появилась минут десять назад. Но этого оказалось достаточно, чтобы…

Остин обернулся к двери.

— Дэвис!

Молчание.

Если бы Дэвис был на посту, он ответил бы. А если бы наверху произошло что-то непредвиденное, поднял бы тревогу.

— Минутку, мисс Клеменс, — непринужденно сказал капитан, как будто они находились в гостиной.

Он шагнул к двери, но мисс Клеменс тотчас схватила его за руку:

— О, пожалуйста… Вы не должны ходить туда.

Он посмотрел в ее глаза, полные ужаса. Ее упругие груди виднелись в распахнутой сорочке, и соски все еще подрагивали от возбуждения.

— Не должен?.. Но почему?

— Этого я вам сказать не могу.

Он высвободил свою руку.

— Дэвис!

Девушка снова схватила его за руку:

— Сэр, пожалуйста!..

Остин схватил ее за плечи и наклонился над ней.

— Что происходит на корабле, моя сирена? Скажи мне, и, возможно, я прощу тебя.

— Нет! Она убьет вас!

— Она?..

— Мисс Адамс.

Желание растворилось в сокрушительном гневе. Будь прокляты ее серые невинные глаза и чувственное тело, которые пробудили его от долгого и мучительного сна. Да, желание исчезло, сменившись гневом, но он тотчас взял себя в руки, подчинил себя строгому контролю.

Уложив девушку на стол, капитан низко склонился над ней и тихо проговорил:

— Объяснитесь, мисс Клеменс. Почему мисс Адамс хочет убить меня?

— Я не могу этого сказать.

Он отпустил ее и заявил:

— Нет, скажешь, сирена. Или нам придется обсудить это в тюрьме, где тебя не спасет твоя притворная невинность. Ты меня понимаешь?

Эванджелина смотрела в его темные глаза, полные злости. Всего миг назад эти глаза обещали ей несказанное наслаждение. Теперь это был взгляд палача.

Она считала его красивым. У него были резкие черты лица и глаза цвета ночи. В свете фонаря выделялись рыжие пряди в его темных волосах, гладко зачесанных назад. Тонкие же морщинки — он, наверное, часто прищуривался на ярком солнце — веером расходились от уголков глаз. А скулу пересекал тонкий белый шрам. И ей почему-то вдруг захотелось провести по нему языком.

Она также чувствовала в нем страсть, скрытую за суровой внешностью. Но злость унесла прочь всю его страсть, как штормовые волны уносят несчастные корабли.

— Анна Адамс сказала, что если я предупрежу вас, то она вас застрелит и бросит на съедение акулам.

— А если вы не расскажете мне все, то я брошу ваше очаровательное тело на съедение этим же акулам.

— Мое… мое тело совсем не очаровательное.

— Это ваше мнение.

— Сэр, пожалуйста!.. Я не хочу увидеть, как вы умрете.

— Вы скорее умрете сама?

Эванджелина не знала, что ответить. Конечно, у капитана хватит сил, чтобы перекинуть ее через плечо, отнести на палубу и бросить в море. Сделав это, он потрет руки, довольный собой. Но угроза Анны…

— Думаю… скорее это.

Капитан холодно улыбнулся:

— Ваша храбрость восхитительна. Но я не позволю мисс Анне застрелить меня, какие бы у нее ни были на то причины.

Его губы почти касались ее губ. Ее же губы все еще горели от поцелуя и от вкуса бренди, что он пил. Когда мисс Пейн с гордостью говорила, что все юные леди, окончившие ее академию, готовы к жизни, эта добрая леди не ожидала ничего подобного. И конечно же, Эванджелина не была подготовлена к ощущениям, которые пронзали ее, когда капитан прикасался к ней, когда шептал, что она свела его с ума.

Но сейчас в его голосе прозвучала угроза.

— Мы поступим вот как, мисс Клеменс… Я буду задавать вопросы, а вы будете правдиво отвечать на них. Начнем?

Эванджелина молча смотрела на него.

— Что ж, отлично. Вопрос первый: Дэвис мертв?

— Не знаю. Мисс Адамс сказала, что они его усыпили.

— Посмотрим. А мисс Адамс хочет… — Он помолчал. — Чего именно хочет мисс Адамс?

— Ваш корабль.

Капитан в удивлении приподнял брови:

— Мой корабль? Весь?..

— Да, весь.

Он нахмурился, и она почувствовала, что ее ответ очень его удивил.

— Но… с какой целью?

Она наконец-то соскочила со стола.

— Чтобы повести его в Гавану.

— В Гавану?

— Да. Поэтому я и спросила, далеко ли она.

— Но зачем ей Гавана?

— Она хочет спасти Себастьяна.

Капитан стиснул зубы.

— А кто этот Себастьян?

— Ее любовник. — Эванджелина прикусила губу, потом выпалила: — Он пират. В тюрьме. В Гаване.

Остин немного расслабился.

— Понимаю. Значит, эта женщина решила захватить мой корабль ради такой глупости…

— Уверяю вас, она настроена очень серьезно. И она убьет вас, если вы будете сопротивляться.

— Не сомневаюсь. А какова ваша роль во всем этом?

— Я должна отвлечь вас, чтобы дать им время все устроить.

— Что ж, свою роль вы сыграли замечательно. — Он провел пальцами по ее щеке, но его прикосновение было холодным. — У мисс Адамс есть сообщники? Кроме вас, я хочу сказать.

— Лейтенант Фостер. И мой сводный брат.

— Хм… Он действительно ваш сводный брат?

— Томас? Да. Почему бы ему им не быть?

— Но если мисс Адамс пустилась через Атлантику, чтобы спасти своего любовника, то, возможно, вас сопровождает ваш любовник…

Эванджелина вздрогнула.

— Господи, нет! У меня нет любовника! Я даже не знаю, что это такое.

Глаза капитана утратили всякое выражение.

— Вы так хорошо играете роль невинной девушки… Я почти верю в вашу невинность. Но сюда вы пришли, чтобы стать моей любовницей, верно?

— Только в одном случае. Если это было бы неизбежно.

— И ведь почти сработало, не правда ли? Вы обвели меня вокруг пальца своей соблазнительной улыбкой и своей очаровательной грудью, которую обнажили для моего удовольствия. Когда вы собирались выплюнуть меня, дорогая?

— Не понимаю, о чем вы.

Он взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза.

— Вы опасны, сирена. Опасны со своим невинным видом и этими очками… Мужчина может чувствовать себя в безопасности с вами… пока вы не опутаете его своей ложью.

О чем, ради всего святого, он говорит?!

— Пожалуйста, не смейтесь надо мной. Знаю, я поступила дурно, но у меня не было выхода.

— Я?.. Смеюсь над вами?..

Эванджелина молча смотрела на капитана. Его пальцы больно сжимали ее подбородок.

— За вами нужно присматривать, мисс Клеменс. И самое подходящее место для этого — корабельная тюрьма. Но у меня нет времени сейчас, чтобы проводить вас туда. Он выпрямился и отпустил ее. — Оставайтесь здесь до моего возвращения.

Она в испуге пробормотала:

— Вы не должны идти туда.

— Это мое судно. Ия не буду прятаться в своей каюте, пока Фостер и больная от любви женщина пытаются захватить его.

— Она сказала, что отпустит вас, если вы не будете сопротивляться. Она мне обещала…

Остин подошел к шкафу, открыл его и достал пистолет. Шагнув к фонарю, тщательно осмотрел оружие.

— Обещала? В самом деле? Простите, но я ей не верю.

Эванджелина дрожащими пальцами завязала ленточку на своей рубашке.

— Я буду молиться за вас, капитан.

Он внимательно посмотрел на нее:

— Молитесь, если хотите. Но оставайтесь здесь. Позже я решу, что с вами делать.

— Если вы вернетесь, — прошептала она.

Остин бросил на нее жесткий взгляд:

— Я всегда возвращаюсь.

Он отвернулся и открыл дверь. Холодный воздух ворвался в каюту, принося с собой острый запах моря. Эванджелина услышала выстрелы наверху, но в коридоре было тихо.

Не оглянувшись на нее, капитан решительно шагнул за порог и закрыл за собой дверь.

Дэвис был мертв. Остин выпрямился, кипя от гнева. Молодой матрос лежал неподвижно. Лежал с закрытыми глазами. Было ясно: он не сопротивлялся. Возможно, они собирались просто усыпить его с помощью лауданума, но дали ему слишком большую дозу. Хотя Остин не очень-то верил в это.

Кроме мертвого Дэвиса, в коридоре никого не было. И было тихо. С палубы же доносились выстрелы, быстрые шаги и визгливый смех. И ругался какой-то мужчина. Но никто не появлялся на лестнице, ведущей к каюте капитана.

Остин крепче сжал пистолет. Он подумал о женщине, оставшейся в его каюте, и ужасно разозлился. Он был уверен: она пришла за бумагами. На уме у него были только эти документы, и он совсем не подумал об опасности, которая могла грозить ему с другой стороны. Но возможно, мятеж Фостера имел отношение также и к этим бумагам. Возможно, лейтенант использовал намерение мисс Адамс в своих целях. Как бы то ни было, он остановит их. Он обещал доставить бумаги своему наставнику в Бостон, и он их доставит.

Остин дошел до конца коридора и спрятался в тени рядом с лестницей, чтобы успокоиться. Он никогда не терял контроля над собой, имея отношения с женщинами. А тут вдруг едва не овладел мисс Клеменс, женщиной, не умевшей даже толком целоваться.

И он все еще желал ее. Кровь кипела в его жилах, и он представлял, как именно овладеет ею. Может быть, она и шпионка, но это не делало ее менее соблазнительной, менее очаровательной, менее желанной.

Но его гнев был не менее жарким, чем его желание. И он займется мисс Клеменс, как только подавит мятеж Фостера. Она заплатит ему, о, она дорого ему заплатит… Эта женщина пробудила в нем такое сильное желание, какого он не испытывал уже очень давно. А она… Она всего лишь смеялась над ним. Что ж, она заплатит ему и за это.

Остин медленно поднимался по трапу, держа пистолет наготове.

Наверху же царил хаос. Мисс Адамс с улыбкой на красивом лице стояла недалеко от трапа, наблюдая, как трое матросов избивали палками одного из лейтенантов. Сводный брат мисс Клеменс, худосочный молодой человек с выпученными глазами, стоял рядом с мисс Адамс, уставившись на нее с идиотским видом.

Лейтенант Фостер держал штурвал на юте, величественно наблюдая за происходящим внизу. У грот-мачты кучка угрюмых матросов и офицеров стояла под охраной еще одного лейтенанта и нескольких мятежников. Остальные моряки были на мачтах, они поднимали и крепили паруса.

Остин взглянул на звезды. Теперь судно изменило курс и направлялось на юг, точнее — на юго-запад, в Гавану.

Если бы ему удалось незаметно пробраться на главную палубу, к левому борту, он мог бы застрелить Фостера. Этот человек руководил мятежом, что бы там ни думала мисс Адамс. И если его убить, то ему, Остину, будет легче взять все под свой контроль.

Он вдруг вспомнил, как был молодым лейтенантом во время войны против англичан. Тогда ему пришлось впервые отдавать команду стрелять по британскому фрегату. Он тупо смотрел на языки пламени, лизавшие вражеский корабль и отправлявшие его на дно моря. Люди, объятые пламенем, падали с такелажа в безжалостный океан. Они сгорали, они умирали… А он, Остин, оставался в живых.

Капитан крадучись стал отходить от лестницы, прячась за штабелем бочек, держась в тени. Неподалеку матросы с усталыми лицами, ворча, тянули канаты. Другие же, смеясь, толпились вокруг бочки с ромом, которую открыли.

Идиоты! Фостер ничего не понимает! Только рутинная работа и строгая дисциплина помогают избавиться от тоски и не болеть. А пьянство ведет к гибели. Лейтенант не успеет и оглянуться, как на судне воцарится хаос. Остин вообще не хотел брать его в рейс — этот человек никогда ему не нравился, — но компания настояла на своем. Теперь им придется расплачиваться за это жизнью Дэвиса и других…

Остин внимательно осмотрел группу тех, кто не подчинился Фостеру, и обнаружил там людей, которых выбирал сам. Осборн, лейтенант Джеймсон, молодой Сьюард… Очень хорошо. Он может рассчитывать на них. Это был первый рейс лейтенанта Сьюарда, но он уже успел доказать, что у него есть характер.

Остин медленно выпрямился. Моряки, занятые тем, что меняли паруса или напивались до одурения, не заметили его. Он вскинул пистолет, вытянул руку, прицелился.

Один из моряков открыл фонарь, и золотистый свет блеснул на дуле пистолета. Мисс Адамс повернула голову, в испуге вытаращив глаза. И громко закричала.

— Проклятие, — пробормотал Остин.

Фостер обернулся и вздрогнул, увидев его. Анна Адамс подняла свой пистолет и навела его прямо на капитана. И тотчас же все притихли.

Остин понимал, что сейчас сможет попасть в Фостера, не промахнется. Но через мгновение Анна Адамс убьет его. Он мог бы нырнуть в укрытие, но тогда упустил бы свой шанс лишить мятежников их главаря.

Лейтенант Сьюард увидел капитана и в испуге вытаращил глаза.

Остин сделал свой выбор. Он выстрелил. Пуля попала в Фостера, но не в грудь — тот успел увернуться, — а в бедро. Фостер покачнулся, пытаясь удержаться на ногах. Потом покачнулся еще раз, когда корабль поднялся на волне.

А потом, потеряв равновесие, ухватился за перила, но руки его соскользнули, и ноги подкосились. Он перевесился через перила, потом медленно, очень медленно соскользнул вниз. Его крики доносили порывы холодного ветра.

Анна Адамс пронзительно вскрикнула и выстрелила.

 

Глава 4

И тут же раздался еще один пронзительный крик.

Мисс Клеменс выскочила на палубу и наткнулась на мисс Адамс в тот момент, когда та взвела курок. Раздался выстрел, оружие упало на палубу и покатилось по влажным доскам. Пуля просвистела мимо Остина и исчезла в море.

— Вы обещали! — закричала мисс Клеменс. — Вы клялись на Библии!

Мисс Адамс влепила ей увесистую пощечину, и она упала на палубу.

Остин выхватил из сапога нож и ринулся к Анне. Схватив ее, прижал спиной к себе и приставил к ее горлу нож.

Томас Эджвуд испуганно завопил и вытащил пистолет из кармана.

Остин еще сильнее прижал нож к шее Анны.

— Она умрет, если вы выстрелите, Эджвуд.

— Отпусти ее, ублюдок!

— Нет. Бросай пистолет.

Молодой человек некоторое время молча смотрел на Остина, и губы его дрожали. Потом он медленно опустил пистолет на палубу.

Краем глаза Остин увидел, что мисс Клеменс ринулась поднимать пистолет. Он остановил ее, упершись коленом в ее бедро.

— Осборн! — окликнул он своего рулевого. — Возьмите оружие!

Осборн, невысокий молодой человек с рыжими волосами, отошел от мятежников. Он поднял пистолеты и, взглянув на пистолет Эджвуда, неодобрительно заметил:

— Даже не заряжен как следует, сэр.

— Отличного сообщника вы себе нашли, — сказал Остин мисс Адамс.

Та посмотрела на него и грязно выругалась. «Только такой дурак, как Фостер, мог попасться на удочку этой женщины, — подумал капитан. — Она похожа на гнилое яблоко, сверху твердое и румяное, а внутри — черное».

Остин толкнул ее к Эджвуду. Потом схватил за руку мисс Клеменс и потащил за собой на капитанский мостик. Подтолкнув девушку вверх по лестнице на опустевший ют, он поднялся следом за ней. Затем усадил ее на скамью у борта судна и ногой остановил штурвал, который продолжал вращаться после того, как Фостер упал за борт.

Люди капитана радостно закричали.

— Чего вы ждете?! Хватайте его! — завизжала Анна.

Мятежники колебались. Осборн же действовал; он отдавал приказы тем членам команды, которые не подчинились мятежникам, и они ему повиновались. Из нерешительных рук было вырвано оружие и обращено против мятежников.

Кучка людей Фостера предприняла атаку. Схватка была короткой, но отчаянной. Осборн, Сьюард и Джеймсон дрались саблями и палками. Многие из мятежников перешли на сторону Остина. В этой сумятице Эджвуд пытался спасти Анну и увести ее.

У Остина была репутация жесткого капитана; о дисциплине на его судне ходили легенды. Но он всегда был справедливым, и его люди знали это. Ни один человек не был наказан незаслуженно. К тому же капитан был очень щедр на довольствие и всегда следил за тем, чтобы команда ни в чем не нуждалась. И теперь его репутация сослужила ему хорошую службу: его люди слушались приказов Осборна, и мятежники сдались.

Пока Остин сражался со штурвалом, возвращая корабль на прежний курс, мятеж был подавлен. Вскоре Джеймсон с нижней палубы крикнул:

— Все закончилось, сэр!

— Отлично, лейтенант. Сообщите всем, кто сражался за меня, что они будут награждены.

— А как быть с остальными?

— Тех, кто просто побоялся не участвовать в мятеже, запри в кубриках. А верных псов Фостера — в бриг.

— Да, сэр. — Лейтенант посмотрел на мисс Клеменс, в страхе вцепившуюся в перила. — А как быть с дамами и мистером Эджвудом?

Остин перевел взгляд на девушку. Та с вызовом вскинула подбородок, как будто говорила: «Ну, брось меня акулам, как грозился».

— Запри мисс Клеменс в ее каюте. Мисс Адамс помести в каюту мистера Эджвуда, а того отведи в тюрьму. Это сделает из него мужчину.

— Слушаюсь, сэр! — засмеялся Джеймсон.

— Обыщи их багаж, их каюты и их самих. Проверь, нет ли у них оружия или чего-нибудь подозрительного. Потом принеси все их вещи ко мне в каюту, и пусть Сьюард обыщет леди.

Джеймсон, казалось, смутился. Остин слышал шутки насчет молодого лейтенанта Сьюарда, но решил сделать вид, что ничего не знал. Пока у него с этим парнем никаких проблем не возникало.

Наконец Джеймсон кивнул:

— Слушаюсь, сэр.

— Идите с ним, мисс Клеменс, — сказал капитан.

Девушка встала в нерешительности. Ей все еще не удалось застегнуть корсаж, и полы его распахнулись.

Джеймсон покраснел и, откашлявшись, пробормотал:

— Пройдите сюда, мисс.

Она посмотрела на Остина:

— Вы вернете мои вещи после того, как обыщете их?

— Нет.

— Но…

— Я сказал «нет».

— Даже если…

— Мисс Клеменс, покиньте палубу! Я от вас устал! Вы будете оставаться в своей каюте, пока мы не придем в Бостон и я не решу, что мне с вами делать. До тех пор я не хочу вас ни видеть, ни слышать. Вам понятно?

Она молча смотрела на него. Лицо ее было в грязи, а очки — в пятнах смолы и каплях морской воды. Она совсем не походила на пышную красотку, подбивавшую на мятеж его первого лейтенанта. Но от этой кроткой на вид девушки исходила опасность, которая могла поразить его вернее, чем выстрел из пистолета. Остин чувствовал: с ней он еще не закончил; она вполне могла подвергнуть опасности его корабль, его миссию… и его здравый смысл.

Девушка раскрыла рот, как будто собиралась что-то сказать, но тут же закрыла его. Потом махнула ему рукой, повернулась и спустилась по лестнице следом за Джеймсоном.

Остин заставил себя не смотреть ей вслед. Кровь его все еще кипела от ее чувственности и неумелых поцелуев, от ее теплого дыхания и вида ее груди. Подавление мятежа не вычеркнуло из его памяти те ощущения, что переполняли его в каюте.

Он подавил стон и начал корректировать курс корабля. Ему доводилось переживать сильные штормы на море, но никогда еще не доводилось видеть такие яркие серые глаза, как у мисс Клеменс.

Поднявшись на палубу, Эванджелина с жадностью глотала морской воздух. Яркий лунный свет заливал корабль, и она выискивала самые темные места, пробираясь к борту.

Два дня она сидела взаперти в своей каюте. В крошечном пространстве к ней снова вернулась морская болезнь. Она с трудом могла есть бульон с сухарями, который ей дважды в день приносил лейтенант Сьюард. Сегодня днем она спросила вежливого молодого лейтенанта, нельзя ли ей подышать воздухом на палубе. Он пообещал поговорить с капитаном, но не вернулся, чтобы сообщить ей вердикт своего командира.

Эванджелина долго пыталась уснуть, потом оставила эти попытки и стала расхаживать по каюте. Поскольку она могла сделать не более трех шагов в каждом направлении, это только вызвало у нее головокружение. И тут она вдруг обнаружила, что дверь ее каюты не заперта как следует.

Защелка была опущена, но щеколда едва держалась на опоре. Эванджелина вытащила гвоздь из своей койки и принялась за дело.

Гвоздь скрежетал по дереву и железу, и она опасалась, как бы эти звуки не услышал проходящий мимо офицер. Он захлопнет дверь, запрет ее как следует и сообщит капитану. А капитан Блэкуэлл бросит ее в бриг. Ей представились темные клетки, полные соломы и крыс. Там будут и другие мятежники, которые станут злобно смеяться над ней.

Но никакой офицер не появился, чтобы проверить дверь в ее каюте.

Наконец защелка отскочила, и Эванджелина, отбросив гвоздь, открыла дверь.

Помещение рядом с ее каютой служило гостиной для пассажиров и офицеров. В центре стоял полированный стол, вокруг него — кресла, а вдоль стен — шкафы. В гостиную также выходили и каюты офицеров. Но сейчас в этом небольшом помещении было пусто.

Эванджелина на дрожащих от страха ногах прошла к лестнице и поднялась на палубу. И даже если Сьюард схватит ее и отправит назад в каюту — попытка того стоила.

Ночь была ясная, на темном небе сияли яркие звезды. Нос корабля разрезал океанские волны, и пена светилась жемчужным блеском. Чистый воздух заполнил ее легкие и заставил быстрее биться сердце.

Корабль взобрался на высокую волну, потом опустился. Соленые брызги укололи ее лицо и руки. Она ухватилась за перила и засмеялась.

Вдруг чья-то рука накрыла ее руки, пригвоздив их к перилам.

— Что вы тут делаете?

Эванджелина обернулась. Капитан Блэкуэлл возвышался над ней, и в лунном свете особенно четко вырисовывались резкие черты его лица. А темные, как ночь, глаза сверкали.

— Если вас выпустил Сьюард, то он у меня до конца рейса будет таскать воду.

— Я сама открыла задвижку.

Взгляд его немного смягчился.

— Мне придется приказать, чтобы вашу дверь забили гвоздями. Иначе вас не удержать в каюте.

— Мне просто нужен был свежий воздух. Мне сделалось плохо… Лейтенант Сьюард пообещал узнать, можно ли мне подняться наверх, но…

— Он так и сделал. Я сказал «нет». Вы же мне говорили, что морская болезнь у вас прошла.

Она покачала головой:

— Я поправилась, однако не смогла больше находиться в запертой каюте без свежего воздуха. И все время качает…

Ей стало дурно при одной мысли о качке.

— И вы решили самостоятельно выйти из каюты?

— Только ради глотка свежего воздуха. Я не сделала ничего дурного.

— Прошлый раз, когда вы бродили по моему судну, моя команда взбунтовалась. Поэтому я хочу, чтобы вы оставались взаперти.

— Всего пять минут, капитан, прошу вас… Позвольте мне подышать воздухом всего пять минут, и я вернусь в свою каюту. Обещаю.

Он прищурился:

— Я не верю в ваши обещания. Вы смотрите на меня своими сияющими глазами, и мне хочется поверить каждому вашему слову, но… — Он со вздохом покачал головой.

Она сглотнула и отвела взгляд. Его тяжелая рука оставалась на ее руках, и даже на свежем воздухе ей стало трудно дышать.

— Капитан, а что будет, когда мы придем в Бостон?

— Что будет с вами?

— С мятежниками. И моим братом. И с мисс Адамс.

— Будет суд над мятежниками и мисс Адамс. К ней, поскольку она женщина, проявят снисходительность. Но я хочу, чтобы ее арестовали и судили вместе с остальными. А ваш сводный брат — он просто идиот. Я посоветую, чтобы его с позором вернули в Англию.

— А что будет… со мной?

Капитан долго молчал, и в его молчании ей слышался лязг тюремной двери.

— Я еще… не решил. У меня еще не сложилось о вас окончательного мнения. То ли вы действительно невинная старая дева, то ли законченная лгунья и отличная актриса.

— Я действительно старая дева. И я направляюсь в Бостон, чтобы стать гувернанткой.

— Гувернанткой?.. — Он недоверчиво посмотрел на нее. — Неужели вы в самом деле полагаете, мисс Клеменс, что можете сесть на мой корабль, участвовать в мятеже, а потом спокойно удалиться, чтобы стать гувернанткой?

Она прикусила губу.

— Мятеж вовсе не входил в мои планы.

— А какая семья оказалась настолько глупа, что наняла вас гувернанткой?

— Не знаю… Но моя кузина миссис Фэрли написала, что она все устроит. В Бостоне она найдет для меня место, я в этом не сомневаюсь.

Темные брови капитана сошлись над переносицей.

— Я пошлю ей сообщение, что вы больше не нуждаетесь в работе. Если вы будете спокойно сидеть в своей каюте, я просто посажу вас на пакетбот, направляющийся в Англию, и вместе с вашим сводным братом отправлю домой.

Ее сердце болезненно сжалось.

— Ах нет! Я не могу вернуться в Англию!

— Почему? Вы скрываетесь от закона?

— Боже мой, нет, конечно. Я покинула Англию, потому что там у меня нет никаких перспектив.

Эванджелина снова ощутила унижение, которое испытывала, когда ее отчим кричал, что такая невзрачная женщина, как она, никогда не найдет другого джентльмена, который захочет жениться на ней. Она, по его словам, ужасная дура, если отвергла Харли, и не важно, что именно он сделал. А ее мать, как всегда, сидела молча, она никогда не возражала своему супругу.

— Никаких перспектив… для чего?

— Для замужества. Точнее говоря — для всего. Мои родители рассердились на меня, когда я расторгла помолвку с Харли. Он не был такой уж хорошей партией, но он брал на себя заботу обо мне, понимаете?

В глубине темных глаз вспыхнули искры.

— И они позволили вам отправиться в путь с этим вашим сводным братом в качестве защитника?

— Да.

Он взял ее за подбородок и заглянул ей в лицо:

— Думаете, я вам поверю? Да ведь в английских семьях дочерей охраняют, как золото. А вас так просто отпустили?

Эванджелина почувствовала, как слезы подступили к ее глазам.

— Они были рады отделаться от меня.

Капитан долго смотрел на нее, потом сказал:

— Вы очень хорошая.

— П… простите…

Ухватившись за канат над ее головой, капитан склонился над ней, и ее тотчас окутало тепло его тела.

— Вы такая невинная и очаровательная… Эти ваши очки и ваша внешность… они просто околдовывают. Скольких еще мужчин вы поймали в свою ловушку?

Перила врезались ей в спину.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

Сердце Остина бешено колотилось, в глазах же горело темное пламя.

— Вы знаете, почему я запер вас в каюте? Там вы никого не сможете заставить своим ласковым взором и сладким голосом есть из ваших рук. Вы — на моем судне, поэтому обязаны подчиняться мне, только мне. Я ясно выразился?

— Совершенно, — кивнула Эванджелина.

Близость этого человека ужасно ее смущала, а от его прикосновений ей становилось жарко. Но она не могла допустить, чтобы капитан заметил, как он на нее действует. Ей следовало быть начеку. Ее жизнь находилась в его руках, и, как она уже убедилась, он не побоится применить силу.

— Возможно, теперь мой черед высказаться, капитан. Это правда, я должна поступать так, как вы велите — вы ведь капитан, в конце концов. Но мне это не нравится, понятно?

— Мне наплевать, нравится это вам или нет. Главное — чтобы вы выполняли мои приказания.

Она неловко отдала ему честь:

— Слушаюсь, сэр.

Он долго смотрел на нее и молчал. Наконец пробормотал:

— Будьте вы прокляты.

Потом вдруг обнял ее и, наклонившись, прижался губами к ее губам.

 

Глава 5

Его поцелуй был жарким и страстным. Эванджелина ухватилась за перила у себя за спиной, и шершавое дерево царапало ее ладони. А капитан все крепче прижимал ее к своей твердой груди. Холодный морской ветер дул ей в спину, но тепло мужского тела согревало, и сердце Эванджелины билось все быстрее.

От капитана пахло ветром, морем… и мужчиной. А его поцелуй… О, ей казалось, что она прямо-таки тонула в нем. И в конце концов она ответила на поцелуй, вернее — легонько прикусила его губу.

Остин глухо застонал, потом медленно отстранился от нее.

— Сирена, ты сделала мне больно.

Его рука лежала на ее спине, и даже сквозь жесткий корсет из китового уса она ощущала жгучее прикосновение его руки.

— Я не хотела сделать вам больно, — прошептала девушка.

— А я хочу… — Остин помолчал. — Я хочу, чтобы ты обнимала меня, пока я тебя целую.

Она кивнула, и Остин снова наклонился к ней. Губы их слились в поцелуе, и она робко обняла его.

— Да, — шепнул он. — Это то, чего я хочу.

Сквозь грубую шерсть бушлата она ощущала тепло его тела. Прежде она никогда не обнимала мужчину. А капитан Блэкуэлл… Он был такой большой, такой сильный… Он целовал ее, крепко прижимая к себе, но она чувствовала, что он сдерживал свою силу, не давал себе воли.

Но каким он может стать, если перестанет сдерживаться?

Сверху раздался пронзительный крик. Эванджелина вздрогнула и опустила руки.

Остин тотчас отодвинул ее от себя — теперь он снова был хладнокровным капитаном.

Наблюдатель на смотровой площадке вновь закричал:

— Паруса за кормой!

Из тени возник лейтенант Осборн. Свет фонаря отражался в стекле его подзорной трубы.

— Мы обнаружили корабль, сэр. Английский фрегат. Все пушки наготове.

— Как далеко?

— На горизонте, сэр. Мы его не заметили бы, не свети луна так ярко.

Остин выхватил у Осборна подзорную трубу и зашагал прочь. Лейтенант последовал за ним.

— Сьюард! — рявкнул капитан. — Отведи ее вниз! Сьюард перевел взгляд с Эванджелины на капитана, и на его юношеском лице появилось выражение озабоченности.

— Извините, мисс, — сказал он девушке, — вам придется спуститься вниз. Немедленно.

Эванджелина вздрогнула; ей вдруг стало очень холодно при виде капитана Блэкуэлла, поднимающегося на капитанский мостик. Жар его губ все еще жег ее, но она чувствовала: что-то меняется.

А Сьюард терпеливо ждал. Наконец Эванджелина заставила себя отвернуться и пойти следом за лейтенантом.

Когда они спустились вниз, он сказал:

— Я пытался уговорить его разрешить вам выйти наверх, но он не соглашался. Я опять оставлю задвижку приоткрытой, если хотите. Но я не отважусь делать это слишком часто.

— Верно, английский, — подтвердил Остин. В подзорную трубу он отчетливо видел судно.

В лунном свете отчетливо вырисовывались паруса фрегата и блестели орудия на двух палубах. Холодок пробежал по спине Остина. Фрегату незачем было идти с открытыми орудиями, если он не намеревался вступить в бой. Но на горизонте не было другого судна. Фрегат явно держал курс на «Аврору», и каждая его пушка таила в себе угрозу.

— Какие будут приказы, сэр? — спросил Осборн.

Остин опустил подзорную трубу.

— Мы продолжим свой путь и посмотрим… Мы сейчас слишком нагружены, и нам не удастся оторваться от фрегата.

— Вы думаете, они хотят захватить нас?

— У них нет на то причины. Мы торговое судно, идем же в нейтральных водах. А война уже закончена.

— Не для всех, — пробурчал Осборн.

Остин молча кивнул. У капитанов английских фрегатов была привычка рассматривать американские суда как свою добычу. Американские торговые суда они брали на абордаж, команду насильно подчиняли себе, а груз захватывали. Незаконно, конечно, и британская корона обещала за это репарации, однако на деле редко выполняла свои обещания.

Остин вспомнил о бумагах, спрятанных в его каюте, — эти письма не давали ему покоя. И снова он задумался: не был ли мятеж лишь частью заговора, имевшего целью похищение этих бумаг? Мисс Адамс могла быть просто жертвой обмана, которую вовлекли в это дело, а руководит этим заговором… кто? Фостер? Или другой игрок, о котором пока еще ничего не известно?

В любом случае английский капитан будет очень рад, заполучив в свои руки эти бумаги. Ему тут же присвоят звание адмирала. А он, Остин, который знает слишком много, скорее всего будет расстрелян или повешен.

— Посмотрим, — повторил он. — Половина груза у нас — бренди. Если они нападут, мы подожжем бочонки и забросаем их ими.

Осборн засмеялся, потом повернулся и стал отдавать приказы ожидавшим матросам.

— Вы были вечером на палубе.

Голос мисс Адамс прозвучал так отчетливо, словно между ее каютой и каютой Эванджелины стены вообще не существовало.

— Я слышала, как вы возились с замком. Очень остроумно, между прочим.

Эванджелина прислонилась спиной к дощатой стене, ощущая, как содрогается корпус судна, разрезавшего океанские волны. Губы у нее все еще болели от поцелуев капитана Блэкуэлла, и она не забыла, что ощущала, когда обнимала его.

Его глаза говорили, что он хотел ее, но потом она увидела, как гнев и холод заняли место желания. Ведь прежде всего он капитан. И желание не остановит его, если он должен будет наказать ее за то, что она едва не лишила его корабля. Он выполнит свою угрозу и арестует ее. Или отправит обратно в Англию.

— Но какая же ты дура, что позволила поймать себя, — продолжала Анна. — Прежде могла бы освободить меня…

— Я не пыталась бежать. Мне стало плохо, и я вышла на свежий воздух.

— Глупая девчонка! Ты упустила свой шанс.

Эванджелина посмотрела на стену.

— Куда я могла бы бежать? Ведь мы в океане.

— Предоставь это мне. У меня очень много друзей.

— Капитан Блэкуэлл не допустит второго мятежа.

— Однажды тебе удалось выбраться. Ты сделаешь это еще раз и откроешь дверь и мне. А если ты этого не сделаешь, то я выберусь отсюда сама. И тогда тебе несдобровать, — заявила Анна.

— Но пока вы остаетесь в своей каюте, ваши угрозы мне не страшны, — ответила девушка.

Голос по другую сторону перегородки превратился в дьявольское шипение.

— Не думай, будто я заперта тут навеки. Я сбегала из тюрем пострашнее этой.

— Очень жаль, — сказала Эванджелина.

Озабоченный мрачными мыслями, Остин спускался по трапу к своей каюте. Осборну он сказал, что отдохнет, чтобы набраться сил к тому времени, как фрегат приблизится на опасное расстояние. На самом же деле он намеревался перепрятать документы в более надежное место — на тот случай, если их возьмут на абордаж. И если произойдет самое худшее, то он просто сунет документы в карман и прыгнет за борт.

Через день после отплытия из Ливерпуля Остин у себя в каюте сломал печати и прочитал документы. Среди документов было злосчастное письмо, написанное высоким чином английского адмиралтейства английскому лоялисту, кузену этого лорда, в Америку. В письме содержалось предложение организовать народное восстание новой нации с целью свергнуть слабое правительство и восстановить британское правление. К письму был приложен список имен влиятельных людей в Бостоне, Нью-Хейвене и Филадельфии — имена тех, чьи богатство и влияние могли бы помочь осуществить этот заговор.

Письмо было украдено американским агентом, и Остину приказали встретиться с этим человеком в Ливерпуле и доставить документы в Бостон.

Капитан открыл дверь и остановился у порога, оглядывая свою уютную каюту. Казалось, все было на своих местах, но инстинкт подсказывал ему, что кто-то обыскивал его каюту. Присмотревшись, он понял: все вещи отодвигали, а потом возвращали на место, но всякий раз не совсем точно на то же место. Кто-то искал документы, однако не нашел. Остину было достаточно одного взгляда на то место, где они хранились, чтобы убедиться в этом.

Да, было очевидно, что он сумел обмануть взломщика. Но его беспокоило другое: кто-то знал о существовании документов и этот кто-то пытался их найти, причем именно в то время, когда на горизонте появился английский фрегат.

Эванджелина услышала, как задвижку на двери ее каюты отодвинули и дверь слегка приоткрыли. Она в испуге села в постели, схватила очки и надела их.

Лейтенант Джеймсон, держа в руке незажженный фонарь, стоял у порога. А позади него — мрачная мисс Анна Адамс с пистолетом в одной руке и горящей свечой в другой.

 

Глава 6

Анна вошла в каюту.

— Мы уходим, мисс Клеменс. Лейтенант любезно предложил мне свою помощь. Видите ли, он считает, что женщин вешать нельзя.

— А капитан хочет вас повесить, мисс. Он человек жестокий, и лучше не становиться у него на пути, — раздался хриплый шепот Джеймсона.

Эванджелина переводила взгляд с одного лица на другое. Наконец сказала:

— Но если мы попытаемся сбежать, то он определенно передаст нас в суд.

— Вы глупы, если верите в его снисходительность. Он обратил на вас внимание и затуманил вам голову, — заявила Анна.

— Но я заставлю его заплатить за все. За все обиды, мисс, которые он вам нанес, — проворчал лейтенант.

Анна злобно улыбнулась, и Эванджелина поняла, что та, должно быть, наплела ему всяких небылиц. При этом она, вероятно, еще всхлипывала и вздыхала, вздымая свою пышную грудь.

— Идемте, мисс Клеменс. Наше спасение явилось в виде британского судна, на которое мы и направимся.

— Но как?.. И почему я должна идти с вами?

— Как? Лейтенант доставит нас туда на лодке. Вы же не хотите, чтобы вас повесили, правда?

— Оставьте меня здесь. Я рискну.

— Нет, подруга. Ты мне нужна.

«Наверное, для другого заговора, — подумала Эванджелина. — Или, возможно, как обычная заложница». И она вспомнила, что эта женщина обещала ей всякие ужасы, если сумеет освободиться.

Анна вскинула пистолет, но навела его не на Эванджелину, а на Джеймсона. И Эванджелина поняла: если она не сделает так, как приказывает Анна, та убьет лейтенанта, бедного идиота, чья единственная вина заключалась в том, что он поверил этой женщине.

— Ах, хорошо. Выйдите, я оденусь.

— У нас нет времени. Мы должны идти сейчас.

— Я же не могу идти в ночной рубашке…

— Придется. Лейтенант, поднимите ее на ноги.

Джеймсон направился к девушке. Эванджелина откинула одеяло.

— Не нужно. Я иду.

Джеймсон тут же отвел взгляд, и Эванджелина медленно встала, пытаясь что-нибудь придумать. Ей нужно было привлечь внимание капитана или заставить лейтенанта одуматься.

— Дайте мне по крайней мере надеть башмаки.

Сказав это, она вытащила из-под кровати свои маленькие башмачки и натянула их на босые ноги.

— Поспеши, — прошипела Анна.

Выйдя в холодный коридор, Эванджелина завязала ленты ночной рубашки, потом спросила:

— Если я пойду с вами, обещаете оставить в покое капитана Блэкуэлла, его корабль и мистера Джеймсона?

— Боже, как много вы требуете! Я не хочу иметь больше ничего общего с этой ужасной посудиной. И мы с мистером Джеймсоном заключили соглашение. Он не останется внакладе. — Анна бросила на Джеймсона многообещающий взгляд, и лейтенант откашлялся.

— А теперь — тихо, — сказал он.

Затем все трое вышли из коридора и проскользнули в тень на палубе.

Остин спрятал пакет с бумагами в новом укромном месте и расположил все вещи так, чтобы ничего нельзя было заметить.

Он подошел к иллюминаторам, выходящим на корму, и посмотрел на светлеющее небо. Через несколько часов станет ясно, будет ли английский фрегат угрожать им или просто пройдет мимо.

Слава Богу, фрегат появился вовремя.

И тут ему вдруг вспомнилось, как он целовал Эванджелину. Сьюард и Осборн, должно быть, видели, как он ее целовал. Раньше Остин никогда не терял контроля над собой в отношениях с женщинами. Он всегда твердо управлял своими страстями и эмоциями и не позволял желанию влиять на него. Сейчас же по его жилам струилась огненная страсть, подобная раскаленной лаве вулкана, которую ему довелось видеть издалека. Он добровольно отстоял две вахты после встречи с этой сиреной, надеясь, что холодный морской ветер охладит его.

Хоть бы она не говорила, что любит море! Он видел радость на ее лице, когда корабль скакал по волнам. И она заявила, что ей нравится жизнь на борту корабля, несмотря на морскую болезнь. Эти слова нашли отклик в его сердце. Радость, которую он научился гасить, начинала пробуждаться, и Остин попытался подавить ее.

А ведь море исковеркало его жизнь… Когда-то ему нравилось ходить под парусами, испытывая чувство свободы и непрестанно восхищаясь миром. Но теперь это в прошлом. Море разрушило его брак, и он остался одиноким. Сначала он пытался брать свою молодую и красивую жену в плавания, но ей это не нравилось. К тому же она страдала от морской болезни. В свое последнее плавание, когда ей стало скучно и одиноко, она увлеклась одним из его лейтенантов. И Остин в бешенстве вернул ее домой.

Ее страсть к лейтенанту так и осталась неосуществленной, но этот случай заставил ее понять, что мужа она не любила. Остин хотел сделать ей ребенка, но она ему отказала. Решив, что для него будет унижением насиловать собственную жену, он подал на развод и получил его. Оставив ей дом и деньги, он отправился в плавание вокруг мыса Доброй Надежды и в Тихий океан; за это время он надеялся пережить унижение от неудачного брака.

Во время столь долгого плавания его жена, оставшаяся в одиночестве в Бостоне, заболела и умерла, прежде чем он вернулся домой.

Море разлучило их, но оно стало его прибежищем. Остин добровольно шел в опасные рейсы с опасными грузами, прорываясь через блокаду, которую пытались устроить англичане, и избегая вербовщиков и пиратов. Он преуспел в своих приключениях, но душу его по-прежнему терзала жгучая боль.

Возвращаясь в Бостон, Остин время от времени связывался с женщинами, однако эти связи не приносили ему облегчения, и он снова возвращался в море. И теперь он уже чувствовал себя уставшим от жизни.

Но вот на палубе появилась сирена, Эванджелина Клеменс… Она с радостным смехом смотрела на море, и казалось, она видела в море то чудо, которое он перестал замечать. От нее исходила радость, тотчас подействовавшая на него, и Остин снова ощутил очарование моря. Ему захотелось удержать это очарование, это чудо. Он прижал ее к себе и поцеловал, ощущая ее восторг и впитывая его.

Наступил рассвет, и теперь фрегат был виден отчетливо. Восходящее солнце золотило силуэт элегантного судна, и нельзя было отрицать его красоту. Остин служил на таком фрегате во время войны с англичанами. Фрегаты — суда быстроходные, а их палубы отданы под сверкающие боевые орудия, изящные и смертоносные.

Но он не станет убегать, поджав хвост. Одна из задач, стоявших перед торговыми и разведывательными судами после войны, — доказать, что американские корабли имеют право на морские пути и свободную торговлю. И у капитана фрегата не было причин преследовать корабль с грузом французского бренди и орудиями для сельского хозяйства, направляющийся в Бостон.

Солнечные блики играли на волнах, радуя глаз, и по золотому морю какое-то маленькое темное судно скакало по волнам навстречу фрегату — абсолютно черному в ярком утреннем свете.

И тут Остин наконец-то разглядел это суденышко. И увидел весла, то поднимающиеся, то опускающиеся весла. Судно уменьшалось с каждой секундой, быстро приближаясь к фрегату.

Остина охватил гнев. Он отвернулся от иллюминатора, распахнул дверь и ринулся на палубу. Его встретил утренний ветер, холодный и пронизывающий. Он сбежал по лестнице, ведущей к каютам офицеров и пассажиров.

По утрам здесь бывало тихо, так как все офицеры, кроме Джеймсона, находились на своих местах. Но тишина этим утром была какой-то особенной, и Остин сразу понял почему. Дверь каюты мисс Клеменс оказалась распахнутой. Ее койка была в беспорядке, но унылое серое платье висело на крючке.

Каюта мисс Адамс также была пуста, как и каюта Джеймсона, недавно произведенного в первые лейтенанты.

Лодка стукнулась о борт фрегат и опасно накренилась.

Эванджелина ужасно замерзла и дрожала от холода. А Анна дружески приветствовала людей, смотревших на них с палубы; она была уверена, что ей рады.

Пока они плыли к фрегату, у Эванджелины появилась идея столкнуть Анну и мистера Джеймсона за борт и в одиночку вернуться на «Аврору». Но девушка прекрасно понимала, что ей с ними не справиться. К тому же она имела слабое представление о том, как грести и направлять лодку в нужном направлении на океанских волнах. Она подумала, не прыгнуть ли самой за борт. Но это означало бы смерть в холодных океанских водах.

«Сначала — выжить», — вспомнилась ей знакомая премудрость. Да, она выживет и найдет способ сбежать от Анны и добраться к своей кузине в Бостон. Она заставит капитана фрегата понять, кто такая эта Анна на самом деле. И тогда Анна ничего не сможет поделать.

С борта фрегата упала веревочная лестница, и несколько матросов стали ловко, как пауки, спускаться к ним в лодку.

Джеймсон оставил весла и сжал руки мисс Адамс.

— Береги себя, любимая.

Эванджелина встала, с трудом удерживая равновесие.

— Лейтенант, разве вы не с нами?

— Мой долг — находиться на «Авроре».

— Капитан Блэкуэлл сбросит вас за борт.

Джеймсон кивнул, соглашаясь. Потом снова с обожанием уставился на мисс Адамс.

— Но я спас вас от него, и это — самое важное.

Мисс Адамс запечатлела страстный поцелуй на его губах.

— Вы хороший человек, лейтенант.

— Увидимся в Париже, любимая.

— Похоже, в Париже она тебя и пристрелит, — пробормотала Эванджелина.

Анна пронзительно взглянула на нее, но Джеймсон, одурманенный чувствами, ничего не заметил.

А матросы уже находились в лодке; их белая с синим английская форма была Эванджелине хорошо знакома.

— Держитесь, мисс. — Молодой моряк добродушно улыбнулся щербатым ртом. Его выговор напомнил ей о ее родном Глостершире. Но странно было увидеть человека из родных мест среди бескрайнего океана.

Молодой человек и еще один матрос помогали ей взобраться по веревочной лестнице на борт судна. Жесткий канат резал руки, а ступеньки раскачивались под ногами. Ветер растрепал ее косу, и влажные волосы липли к лицу.

Моряки поднимали ее на палубу, крепко держа под руки. Она ощущала «Аврору» у себя за спиной; ей даже казалось, будто она слышит гневные крики капитана Блэкуэлла, наблюдающего, как они поднимаются на борт английского судна. В любой момент он мог нацелить на них свои орудия, а затем… Несколько метких залпов — и они с мисс Адамс перестанут существовать.

Но ничего такого не произошла. Сильные руки перетащили ее через борт — и вот она уже на палубе. Эванджелина опустилась на колени, дрожа от холода и страха. И кто-то накинул ей на плечи одеяло.

Она подняла глаза и увидела капитана судна, коренастого и крепкого. Его темные волосы поседели на висках, и в нем не было ничего от чувства собственного достоинства и отваги, которыми обладал капитан Блэкуэлл.

Тут Анна Адамс показалась над бортом, и моряки кинулись помогать ей с необычайным рвением; ей, Эванджелине, они помогали совсем не так.

Анна стояла на палубе, едва дыша; ее пышные волосы падали на спину, а корсаж распахнулся, так что открылась соблазнительная грудь. Капитан шагнул к ней и поднес ее руку к губам.

— Дорогая, приветствую, — сказал он.

Мисс Адамс одарила его сияющей улыбкой:

— Как приятно видеть тебя, Мортимер.

Эванджелина закрыла лицо ладонями и зарыдала.

— Полный назад! — рявкнул Остин, появляясь на верхней палубе.

Рулевой Лорнхем взглянул на него, потом посмотрел на штурвал, как бы удостоверяясь, что до этого они шли правильным курсом.

— Это приказ! Выполняй!

Ошеломленный, Лорнхем принялся вращать штурвал и отдавать приказы. Матросы высыпали на палубу, схватились за канаты и начали крутить лебедки, перестраивая паруса для крутого поворота.

Осборн в изумлении уставился на капитана:

— Сэр, разве мы не собирались избежать встречи с фрегатом? Почему же теперь мы идем ему навстречу?

Остин ухватился за поручень, когда корабль резко накренился. Гнев капитана был настолько силен, что дерево заскрипело под его рукой.

— Джеймсон сбежал вместе с арестованными женщинами. Я намерен их вернуть.

— Но…

— Вы чем-то недовольны, Осборн?

Лейтенант вспыхнул и пробормотал:

— Извините, сэр, но, может быть, туда им и дорога? От них были одни только неприятности. Пусть английский капитан возится с ними. Они ведь англичанки, правда?

Гнев Остина остыл и превратился в нечто более для него опасное. В пустой каюте он поднял с пола перчатку мисс Клеменс, и тотчас перед его глазами возникла картина: она обнимает его, а он ее целует.

Остин швырнул перчатку на койку и вышел из каюты. Она с такой легкостью покинула его!

Моряки ждали его ответа, и, конечно же, они были согласны с мнением Осборна.

— Они вооружены лучше, чем мы, сэр, — отважился заметить Лорнхем, светловолосый рулевой с загрубевшим на морском ветру лицом. — Вы сами так говорили. И скорость у них больше нашей. Какой смысл преследовать их?

— Никаких дебатов, джентльмены. Это мой приказ, и вы должны подчиниться, если не хотите оказаться в бриге вместе с вашими приятелями.

Осборн с Лорнхемом обменялись взглядами. И оба кивнули.

— Да, сэр.

Сьюард выступил вперед.

— Сэр, я полагаю…

— В чем дело, мистер Сьюард? — перебил Остин. — Вы тоже хотите возразить?

— Нет, сэр. Я с вами согласен. Там мисс Клеменс окажется в большой опасности. Мы должны вернуть ее.

Остин долго смотрел на молодого человека. Потом отрывисто проговорил:

— Рад, что вы со мной согласны. Кажется, место первого офицера снова свободно. Займите его, мистер Сьюард.

Сьюард в удивлении вытаращил глаза:

— Но, сэр, я…

— Вы сомневаетесь в разумности моего решения?

— Нет, сэр. Просто я хочу сказать… Я имел в виду… — Он отдал честь. — Благодарю вас, сэр.

Остин развернулся на каблуках и зашагал к стойке с оружием. Теперь фрегат располагался бортом к «Авроре». Его паруса были подняты, а нос указывал на юго-запад. «Направляется в Гавану», — подумал Остин и мрачно улыбнулся. Он знал западную часть Атлантики лучше любого другого капитана. Ему не нужно было гнаться за фрегатом. У него имелись свои уловки, с помощью которых, несмотря на тяжелый груз, он мог прибыть в Гавану раньше английского капитана. А там уж он устроит ему сюрприз! Что же касается бумаг, спрятанных в его каюте, то они будут в большей безопасности в другом месте, которое он для них нашел.

 

Глава 7

— Он снова взял курс на запад, сэр, — доложил лейтенант, стоя навытяжку в дверях офицерской кают-компании.

Капитан английского фрегата Мортимер Бейнбридж, сидевший во главе стола, проговорил:

— Значит, он прекратил преследование. Что ж, очень хорошо. Хотя не знаю, как он собирался поймать нас. Бедняга, должно быть, умом тронулся.

Эванджелина рассеянно помешивала ложкой в своей миске с тушеным мясом. Замерзшая и усталая, она сначала ела с аппетитом, но теперь внимательно прислушивалась к разговору.

Выходит, капитан Блэкуэлл удалился… Темноглазый красивый капитан с резкими чертами лица исчез из ее жизни.

Анна сидела по правую руку от капитана Бейнбриджа. Ее одежда порвалась, но очень удачно — ей это даже шло; корсаж спустился с одного плеча, и слегка обнажилась грудь.

Люди капитана нашли для Эванджелины бушлат, который она надела поверх своей поношенной сорочки. Ей пришлось подвернуть слишком длинные рукава, и она представляла, как сейчас выглядит в этом бушлате, в перевязанных веревкой очках и с растрепанными волосами. Наверное, походила на мокрую крысу в отличие от эффектной Анны Адамс.

За едой Эванджелина узнала, что удивительный случай, который привел любовника Анны, капитана Бейнбриджа, им на помощь, на самом деле совсем не случай.

— Я полностью следовал вашим инструкциям, — сказал капитан Бейнбридж после того, как лейтенант, который принес новости, отдал ему честь и удалился. — «Аврора» вам не сдалась?

— Капитан оказался… сложным, — нахмурившись, пробормотала Анна.

— Любой мужчина, который не увлечется вами, — глупец. Но чего ждать от этих янки?

Анна сжала руку капитана.

— Я рада, что вы оказались рядом, чтобы позаботиться обо мне, Мортимер.

— Я не оставил бы вас тут одну. Поверьте, мы спасем Себастьяна.

Эванджелина в удивлении заморгала:

— Вы знаете о Себастьяне? И вы ей помогаете? Капитан Бейнбридж кивнул:

— Да, разумеется. Это я узнал, где его держат в тюрьме. И я согласился помочь Анне найти его. А почему я не должен был это делать?

— Ах, Мортимер оказал мне огромную поддержку при поисках моего дорогого брата.

Брата? О Господи!

— Вы глупец, капитан. Вы марионетка в руках этой женщины. Себастьян ее любовник, а не брат. К тому же он пират! Не знаю, что она собирается сделать с вами после того, как вы найдете Себастьяна, но на вашем месте я опасалась бы за свою жизнь и за свой корабль.

В каюте воцарилась тишина, которую нарушало только поскрипывание корпуса да потрескивание пламени в фонарях. Эванджелина ожидала, что капитан Бейнбридж возмутится и вызовет своих людей, чтобы они бросили Анну в бриг. А та, улыбнувшись, проговорила:

— Ах, моя бедная подруга… Увы, она слегка не в своем уме.

Капитан с любопытством посмотрел на девушку:

— Боже милостивый, что же с ней случилось?

— Капитан торгового судна очень жестоко… использовал ее. Она не выдержала мучений и сошла с ума.

Бейнбридж побледнел.

— Чудовище! Слава Богу, вы от него сбежали. А вас он не тронул?

— Мне удалось этого избежать, дорогой. Но он отыгрался на моей подруге. Бедное дитя… Вы просто не слушайте, что она говорит.

Раскрыв рот от удивления, Эванджелина посмотрела на Анну, потом на капитана. Затем, упершись локтями в стол, уставилась на свое жаркое.

— О Боже… — пробормотала она.

Они вытащили Джеймсона на борт, прежде чем «Аврора» развернулась и взяла курс на запад. Когда лейтенант оказался на палубе, Остин схватил его за ворот рубахи и отшвырнул к грот-мачте.

Джеймсон выпрямился и с вызовом посмотрел на капитана:

— Виноват, сэр.

— Твоего признания недостаточно. Тебе придется долгие годы трудиться, чтобы исправить то, что натворил. О чем ты думал?!

Ветер вырвал прядь из темных волос Джеймсона, стянутых в «хвост», и прилепил ее к щеке.

— Я не мог позволить вам и дальше обижать их, сэр.

— О чем ты говоришь? Кого я обижал?

— Леди, сэр. Я понимаю, вы их держали взаперти. Но зачем нужно было так Жестоко с ними обращаться, сэр?

Остин в изумлении уставился на лейтенанта.

— Жестоко обращаться? Черт побери, что ты несешь?

Глаза Джеймсона наполнились слезами.

— Зачем вы заставляете меня говорить это, сэр? Вы… вы изнасиловали мисс Клеменс. И избили мисс Адамс. Я не могу… — Он поморгал, и слезы блеснули на его ресницах. — Я не мог оставаться равнодушным.

Остин тихо выругался.

— И какой же идиот сказал тебе это? — Но ответ был известен ему еще до того, как Джеймсон открыл рот.

— Мисс Адамс рассказала, сэр.

Капитан пристально смотрел на лейтенанта. Тот пытался выдержать его взгляд, но потом опустил глаза. Юный, благородный, наивный Джеймсон… Чертовски хороший моряк и лейтенант, но слишком легковерный.

Остин взглянул на капитанский мостик.

— Сьюард!

— Да, сэр… — Его новый первый офицер посмотрел вниз.

— Я ведь велел вам не подпускать никого к мисс Адамс.

— Я так и делал, сэр. Я сам приносил ей еду. Больше никто ее не видел.

Остин перевел взгляд на Джеймсона, и тот пробормотал:

— Моя каюта рядом с каютой мисс Адамс. Мы… мы переговаривались через перегородку.

Черт бы их всех побрал!

— Нужно было вставить ей кляп в рот. Она вас одурачила, Джеймсон. Я не прикасался ни к одной из них. — Сказав это, Остин покраснел. Лживые слова! Он ведь целовал Эванджелину! Целовал, как любовник. И он обнимал ее, крепко прижимал к себе.

Джеймсон нахмурился:

— Сэр, но я видел…

Гнев охватил Остина, как огонь — щепки для растопки.

— Что вы видели?.. — Голос его прервался. — Вы идиот, Джеймсон! Вы доставили голубку в змеиное гнездо, и мне придется сражаться со всем британским флотом, чтобы вернуть ее. Вы меня понимаете?

Лейтенант побледнел и кивнул:

— Да, сэр.

— Вы освобождены от своих обязанностей и будете под арестом в кубрике. И если с мисс Клеменс что-нибудь случится, если с ее головы упадет хоть один волосок, то вы до конца своих дней за это не расплатитесь.

Джеймсон посмотрел в лицо капитана и понял: так и будет. Проглотив ком в горле, он снова кивнул:

— Да, сэр.

— Я знаю, что вы человек рассудительный, капитан Бейнбридж.

Эванджелина ухватилась за поручни, когда фрегат поднялся на волну. Теплый ветер трепал ее волосы, выбившиеся из косы, а солнце жгло кожу.

Английский капитан предоставил ей больше свободы, чем капитан Блэкуэлл, — позволял подниматься на палубу, чтобы подышать свежим воздухом, когда ей захочется. Ей было приказано стоять в уголке на кормовой палубе, чтобы не мешала матросам, но по крайней мере она могла подниматься наверх. Освежающий, но теплый ветер, хорошая пища и довольно большая каюта пошли ей на пользу. Эванджелина уже не страдала от морской болезни. Но это не избавило ее от страха.

Анна совершенно очаровала капитана Бейнбриджа, и он из кожи вон лез, стараясь выполнить малейшее ее желание. Последние семь дней они шли курсом на юг, и жара подтверждала, что они приближались к тропическим широтам. Казалось, что матросы с готовностью исполняли приказы капитана, однако Эванджелине очень хотелось узнать, что они думали о своем капитане, отдавшем корабль женщине.

— То, что вы говорите, не может быть правдой, мисс Клеменс. Я давно знаю Анну… мисс Адамс…

— Вы были ее любовником. И вы знаете, что она не добродетельна.

Капитан покраснел.

— У мисс Адамс… несчастное прошлое. Она мне все рассказала. Но я намерен жениться на ней, когда мы вернемся в Англию.

— После того как спасем Себастьяна?

— Да, после того как мы спасем ее брата.

Эванджелина уже теряла терпение. Капитан отказывался верить, что Себастьян вовсе не младший братец Анны.

— А что будет со мной?

— С вами? А что с вами?

— Вы собираетесь высадить меня в каком-нибудь английском порту с наилучшими пожеланиями? Но ведь я сошла с ума от пыток…

— Ну… вас доставят в какое-нибудь безопасное место, так что не бойтесь. Э… вы вернетесь домой.

Эванджелина смотрела на море, вглядываясь в зеленые глубины под теплыми слоями.

— Нет, капитан, все будет иначе. Анна спасет своего любовника Себастьяна, известного пирата. Потом она убьет вас сама или прикажет убить. И захватит ваш прекрасный фрегат, пообещав вашим матросам несметные богатства, если они пойдут за ней. Может быть, она даже пристрелит одного несогласного. Она станет грозой морей, будет захватывать суда и грузы. Вот что произойдет, если вы не запрете ее в бриге и не смените курс. — Эванджелина вздохнула. — Капитан Блэкуэлл был прав. Ему нужно было запереть ее в клетке. Желательно — с крысами.

Бейнбридж помолчал, потом тихо проговорил:

— Не хочу расстраивать вас, мисс Клеменс, но я видел несчастных, которых захватывали люди, подобные Блэкуэллу. Эти люди совершали над бедняжками такие же ужасные действия, какие он совершил над вами. И такие женщины часто начинают испытывать странную привязанность к своим мучителям — они хотят оставаться с ними, хотя те ужасно с ними обращаются. Вижу, что это же случилось и с вами. И я рад, что смог забрать вас от него. Вы вернетесь домой, мисс Клеменс.

Было ясно: Анна одурачила капитана, а тот был слишком глуп, чтобы понять это. Эванджелина со вздохом проговорила:

— Что ж, надеюсь, и Себастьян решит остаться со своими тюремщиками. Это избавит нас всех от многих неприятностей.

Остин Блэкуэлл опустил подзорную трубу и нахмурился, вглядываясь в пустынный горизонт. Теплый ветер тропиков теребил его длинные волосы и ласкал кожу. «Но где же фрегат? — думал он. — Что ж, возможно, Анна Адамс передумала. Решила бросить Себастьяна и бороздить моря… с Эванджелиной».

А в тюрьме, расположенной в Гаване, недалеко от залива, действительно содержался пират, некий Себастьян Ландж, — он узнавал.

В пятнадцать лет Себастьян убил в Лондоне докера, а потом нанялся на корабль, чтобы сбежать от правосудия. В Лиссабоне он сошел на берег за провиантом вместе с коком. Убил кока, украл деньги и сбежал. С тех пор этот человек совершал одно преступление за другим и в конце концов занялся исключительно пиратством. Он захватил корабль, перебил половину команды, сбросил их тела за борт и уплыл. Через шесть месяцев его захватили военно-морские силы Испании. Пирата поместили в тюрьму в Гаване, и его ждала казнь через повешение.

Нет, его любовница Анна наверняка придет ему на помощь. А он, Остин, будет поджидать ее.

Он снова поднес к глазам подзорную трубу. Где-то там плыла Эванджелина… Интересно, отправили ли ее «отвлекать» английского капитана, пока Анна устраивает заговор с целью проникнуть в тюрьму? При мысли о том, как Эванджелина улыбается английскому капитану, теребя крючки на своем корсаже, он вспыхнул от гнева.

Остин опустил подзорную трубу. Боже помоги английскому капитану, когда они встретятся.

На двенадцатый день плавания на западе показалась узкая полоска земли. В течение дня зеленая полоска по правому борту все увеличивалась.

Ближе к вечеру Эванджелина вышла на палубу. Увы, ее надежды не оправдались, ей не удалось переубедить капитана Бейнбриджа. Она доказывала ему, что его отстранят от должности и, возможно, повесят за изменение курса ради освобождения из тюрьмы преступника. Но капитана это, казалось, не волновало. «Освободить англичанина из рук испанцев — доброе дело», — ответил он.

Наверх поднялась Анна. Заходящее солнце освещало ее огненные волосы. Она прогуливалась по палубе, наблюдая за двумя матросами, загружавшими провиант на одну из тех шлюпок, которые должны были отправиться на штурм тюрьмы.

Эванджелина попыталась успокоиться. Возможно, охрана тюрьмы предотвратит попытку Анны освободить известного пирата. Возможно, они даже схватят Анну и бросят в тюрьму.

Если только начальник тюрьмы не окажется еще одним любовником Анны. Эванджелина покрепче ухватилась за поручни и постаралась не думать об этом.

Солнце опускалось за горизонт, а мыс становился все больше — зеленый, влажный, туманный…

Фрегат проходил довольно близко от берега — мимо песчаных пляжей, белеющих на фоне зелени. «Прекрасное место», — с тоской подумала Эванджелина. Такое место понравилось бы капитану Блэкуэллу. Она представила, как он расхаживает по берегу, отдавая приказы своим людям. Или, возможно, стоит, очарованный красотой этих мест.

А солнце опускалось все ниже. Вскоре небо вспыхнуло ярко-красным, и тотчас низкие облака поглотили свет и стали лимонно-желтыми.

Фрегат миновал мыс, и за ним появилась длинная полоска земли. Судя по радостным крикам моряков, они прибыли к месту назначения. Гавана! Берег светился огнями, и можно было разглядеть здание тюрьмы, центр города, рыночные площади и дома обычных людей.

Она, Эванджелина, тоже была когда-то обычным человеком, молодой леди, обучавшейся в академии мисс Пейн. Но вся ее жизнь резко изменилась в один прекрасный день, когда она, вернувшись домой, в своей комнате обнаружила Харли на кровати со служанкой, уткнувшегося лицом в ее пышные груди. Эванджелине показалось странным, что она тогда не испытала ни ревности, ни гнева. Единственное чувство, которое она испытала, был страх. У нее была одна только мысль: «Что мне теперь делать?»

Это и привело к ее теперешнему положению. Теперь она стоит на борту английского фрегата в нижней юбке и рубашке, прикрытая лишь флотским бушлатом, не подходящим ей по размеру. И она готовилась к нападению на тюрьму в Гаване.

Возможно, ей придется там умереть. Эванджелина понимала: когда она больше не будет нужна Анне Адамс, та ее убьет. Да, она умрет. Умрет в открытом море, и некому будет оплакать ее.

Интересно, узнает ли об этом капитан Блэкуэлл? Будет ли он грустить? Двенадцать дней и ночей она думала о его страстном поцелуе, и сердце ее истекало кровью. Он пробудил в ней какие-то новые чувства и желание, и эти чувства до сих пор не угасали.

Порывы ветра вырвали прядь волос из ее аккуратной прически и принесли запахи цивилизации — запахи дыма, еды и кухонных отходов.

Эванджелина вскинула подбородок. Нет, она не будет предаваться жалости к себе! И выживет! Анна Адамс не победит — уж она-то позаботится об этом!

Анна увидела Эванджелину и поманила к себе. Девушка не подчинялась приказам Анны с того момента, как они поднялись на борт фрегата, но сейчас любопытство взяло верх. Покинув свое укрытие на кормовой палубе, Эванджелина подошла к мисс Адамс.

Шлюпка, похожая на ту, что доставила их на фрегат, висела у борта судна, и два матроса осторожно укладывали в нее маленькие черные ядра. А за ядрами последовали бочонки с порохом.

Анна улыбнулась:

— Не беспокойся. Тебе места тоже хватит.

Эванджелина поплотнее закуталась в бушлат.

— Мне незачем сходить на берег.

— Но ты можешь нам понадобиться, дорогая. Ты худенькая и ловкая, и ты сможешь положить заряды под стены.

— Положить заряды?..

— Это просто. Парни покажут тебе, что делать.

Эванджелина представила себя в грязном туннеле с бочонком пороха, который мог взорваться в любую минуту.

— А если я откажусь? Вы меня застрелите? Почему бы вам тогда не застрелить меня прямо сейчас? Потому что я ни за что не буду помогать вам!

Глаза Анны вспыхнули.

— Бедняжка… Вечно ей мерещится, будто я хочу ей зла.

— Вы собираетесь убить и этих двух матросов? Или вы все-таки позволите им доставить вас обратно на корабль?

— Моя дорогая, у вас очередной приступ безумия. Вам нужно прилечь и отдохнуть, пока мы не…

Ее прервал какой-то странный шум. И тут капитан Бейнбридж выскочил из своей каюты, взбежал на палубу и выхватил подзорную трубу из рук офицера. Один из матросов, загружавших порох, вгляделся в сумерки и громко выругался.

Анна посмотрела в том же направлении. И краски тотчас исчезли с ее лица.

Эванджелина обернулась — и замерла.

На фоне темно-синего неба, у входа в залив, виднелся силуэт торгового судна «Аврора», а за ним шли два быстроходных американских капера, и на их оружейных палубах сверкали пушки.

 

Глава 8

На английском фрегате поднялся шум. Капитан Бейнбридж приказал своему штурману развернуть корабль. Матросы взбирались на такелаж, ставили паруса, крутили лебедки. Очень медленно корабль отошел от рядов смертельных орудий.

Эванджелина крепко держалась за поручни, и сердце ее бешено колотилось.

Он вернулся!

Матросы прекратили загружать в лодку бочонки с порохом и повернулись, чтобы присоединиться к остальным членам команды. Но Анна громко закричала:

— Продолжайте загружать лодку! Она нам понадобится!

— Там два вооруженных корабля, мэм, — ответил один из матросов, тот, что был постарше. — Пушки у них заряжены, и они готовы выстрелить. Нас пустят ко дну одним залпом.

— Ты думаешь, меня заботит судьба этого корабля? Загружай лодку. Себастьян даст тебе такие богатства, каких ты никогда не увидишь, служа в королевском флоте.

Матрос в задумчивости уставился на Анну. Потом подхватил бочонок с порохом и потащил к лодке. Матрос помоложе, немного поколебавшись, последовал примеру старшего.

— Поторопитесь! — велела Анна. — Бейнбридж уже вывел корабль из зоны огня.

— Но мы окажемся под огнем, если поплывем к берегу, мэм. Она нас подстрелят на воде.

— Не говорите глупости! К тому времени совсем стемнеет, и нас никто не увидит. Они будут целиться в огни на корабле.

Капитан Бейнбридж тем временем смотрел в подзорную трубу, а лейтенант продолжал отдавать приказы. Моряки же накручивали лини на лебедки, вытаскивая лоты, и мышцы бугрились на их обнаженных руках.

На американском судне вдруг вспыхнул яркий слепящий свет, и через мгновение над водой прозвучало глухое «бум». Вспышка света исчезла, и небо совсем потемнело.

Анна схватила Эванджелину и подтолкнула ее к шлюпке:

— Мы отплываем!

Эванджелина не сопротивлялась. Она быстро забралась в лодку и нашла себе место среди бочонков с порохом. Сердце ее гулко билось. Она прекрасно понимала: достаточно одной искры — и эта маленькая лодка осветит небо на мили вокруг.

Но если ей удастся каким-то образом покинуть фрегат и добраться до «Авроры» или одного из американских кораблей, то у нее, возможно, появится шанс… Капитан Бейнбридж считает ее сумасшедшей. А капитан Блэкуэлл считал мятежницей. Она никому не нужна. Но все-таки она будет чувствовать себя в большей безопасности, запертая в бриге капитана Блэкуэлла, нежели отдыхая в каюте капитана Бейнбриджа. Не говоря уж о том, что сделает с ней Анна, вернувшись на борт судна вместе с Себастьяном.

Пожилой моряк помог Анне забраться в шлюпку, а молодой начал крутить блок, спуская шлюпку к воде. На палубе же царил такой хаос, что на них никто не обратил внимания.

Поскрипывая и подрагивая, шлюпка фут за футом опускалась все ниже, и уже не видно было палубы фрегата. Моряк помоложе то и дело ворчал, а блоки наверху скрипели под весом суденышка. Наконец лодка коснулась воды и приподнялась на волне. Моряки перерезали канат, и Анна, прищелкнув пальцами, изрекла:

— Отлично.

Матросы взялись за весла, а Анна пробралась на нос, чтобы указывать путь. Из тени фрегата шлюпка вышла на темную воду, и ни один фонарь не освещал им путь. Во тьме их обдувал холодный ветер, а запах смолы, исходивший от фрегата, проникал в легкие.

Никто их не преследовал. Эванджелина ухватилась за борт лодки и помолилась Всевышнему. Огни Гаваны появились слева, на юге. Американские же корабли и «Аврора» остались на севере. Чтобы добраться до берега, им нужно было проскользнуть между английским фрегатом и американцами.

Соленые брызги кололи лицо Эванджелины, она, всегда гордившаяся своей аккуратностью, теперь находилась в открытом море в ночной рубашке и флотском бушлате. Волосы ее были растрепаны, а на ногах — тонкие ботинки без чулок. Ох, если бы ее сейчас увидела мисс Пейн…

Но нет, мисс Пейн лишилась бы чувств уже давно, еще тогда, когда Анна собралась устроить мятеж на «Авроре», и, вероятно, с тех пор она так и пребывала бы в обмороке. Мисс Пейн учила своих юных леди ждать от жизни только того, что общепринято, и возмущаться, если случится что-нибудь… экстраординарное. Но, по мнению Эванджелины, мисс Пейн следовало бы скорректировать свою программу. Возможно, она даже напишет ей письмо с таким предложением, когда прибудет в Америку. Если, конечно, она когда-нибудь туда прибудет.

На других кораблях не обращали внимания на лодку, плывшую между американскими и английским судами, и шлюпка быстро скользила по волнам под покровом тьмы. «Но ведь тьма может скрывать и скалы», — с беспокойством думала Эванджелина. Она ожидала, что шлюпка вот-вот врежется во что-нибудь и развалится на части. И это будет сопровождаться визгом и воплями.

Вероятно, они не просто утонут. От столкновения образуется искра, и они все взлетят на воздух под сказочный фейерверк.

Будь она похрабрее, могла бы сейчас поджечь порох. И тогда два матроса, Анна Адамс и она сама перестали бы существовать. Или могла бы быстро пробраться мимо гребущих матросов и столкнуть Анну в море. Но после этого матросы могли бы и ее столкнуть в море, а затем вернуться на фрегат, вот и все.

Яркая вспышка пронзила ночную тьму, и Эванджелина завизжала от страха. Матрос помоложе выругался. Пушечное ядро с английского фрегата упало в воду в нескольких ярдах от «Авроры».

Американское судно тяжело развернулось, и сверкающие огни обозначили линию его орудийных палуб. Эванджелина представила моряков, которые стояли с факелами за рядами пушек, дожидаясь команды поджечь заряд.

— Гребите! — приказала Анна. — Этот выстрел чуть не попал в нас.

— Позвольте с вами не согласиться, — огрызнулся матрос постарше, однако продолжил грести.

Вскоре шлюпка проскользнула мимо американских каперов, заслонивших английский корабль. «Аврора» же начала двигаться к берегу.

Тут снова раздался голос Анны:

— Ему придется идти к берегу, как и нам. Возможно, он нас не обгонит. Гребите, черт вас побери!

Берег быстро приближался. Перед ними раскинулся песчаный пляж, а белые барашки прибрежных волн сверкали на фоне темнеющего неба. Матросы гребли к маленькому мысу, который углядел более молодой матрос. Лодочка прыгала по волнам, поднимаясь и опускаясь, так что Эванджелине иногда казалось, что они вот-вот перевернутся и окажутся в воде.

Наконец шлюпка остановилась, и матросы выскочили из нее, чтобы вытащить ее на берег. Анна встала, разглядывая землю. Эванджелина внимательно посмотрела на нее и с удивлением подумала: «Как кто-то мог находить ее красивой?»

— Английский капитан, возможно, отправился на берег, — сообщил Лорнхем. — Пытается ускользнуть. Недавно я видел лодку, которая плыла туда. Теперь там спускают на воду еще и другие лодки.

— Отдать приказ артиллеристам, сэр? — спросил Осборн.

Остин отвернулся от борта. Кровь стучала у него в висках.

— Мисс Клеменс на судне. Пусть сделают предупредительный выстрел. И посигналь английскому капитану, — мол, я хочу с ним поговорить.

— Подождите, сэр. Он сигналит нам, — сказал Осборн.

— Сэр, взгляните лучше на это! — внезапно закричал Лорнхем и протянул капитану подзорную трубу. — Вон там, видите? Я увидел это, когда англичанин начал стрелять.

Остин поднес трубу к глазам и навел ее на темную воду. Однако не увидел ничего, кроме темной воды. Он немного поводил подзорной трубой, разыскивая то, что увидел Лорнхем.

Тут один из американских кораблей сделал предупредительный выстрел, и в его свете Остин нашел то, что искал, — увидел крошечную лодку, скользившую по волнам. Он успел заметить рыжие волосы женщины на носу и блеск очков Эванджелины Клеменс.

— Разверните корабль, Лорнхем, — приказал капитан. — Зайдите за каперов. А если я нужен английскому капитану, то я буду на берегу.

Лорнхем удивился, но кивнул:

— Да, сэр.

— Сьюард, а вы — со мной.

Лейтенант вытянулся во фронт, глаза его сверкали.

— Слушаюсь, сэр! Мы разгромим этих английских псов, сэр.

— Нет, просто спасем мисс Клеменс.

— Правильно, сэр, — ухмыльнулся Сьюард.

Розовая штукатурка на стенах тюрьмы местами облупилась, и под ней виднелись грязные кирпичи. Створчатые ворота тюрьмы освещали факелы, но стены тонули во тьме.

Эванджелина плелась за матросом, и спина у нее ужасно болела от груза, который она тащила. Следом за ней шла Анна. Тюрьма же казалась пустой. Эванджелина представляла ее заполненной мрачными охранниками, только и ждущими, чтобы подстрелить всякого, кто попытается бежать. Она также ожидала, что заключенные, возможно, скованные одной цепью, будут шумно шаркать ногами по плохо вымощенному двору, но там царила тишина.

Анна остановилась у задней стены. Повернувшись, приказала:

Вот здесь. Сложите половину взрывчатки в кучку и подожгите.

Эванджелина осторожно сложила у облупившейся стены небольшие бомбы, которые Анна заставила ее тащить. Руки у нее дрожали. Анна надеялась устроить хаос — так она сказала, — чтобы они смогли в это время пробраться в тюрьму. Но Эванджелина опасалась, что они превратят всю тюрьму в груду щебня, под которым, как и все остальные, будет погребен Себастьян.

Матрос постарше начал высыпать в ямку порох. Потом размотал фитиль и положил один его конец среди бомб. Смертельная кучка чернела на фоне розовой стены.

Молодой матрос, вернувшись со своего наблюдательного пункта, сообщил:

— Торговый корабль направляет лодки к берегу. Они разбудят тут всех, даже если нас не обнаружат.

— Значит, нам нужно поторопиться. Давайте же! — Анна стиснула запястье Эванджелины и потащила ее вдоль поросшей вьюном стены. Матросы пошли следом.

— Поджигай фитиль!

— Мы еще недостаточно далеко отошли, — покачал головой старший матрос.

— Поджигай!

Матрос удивленно посмотрел на Анну. Та вытащила пистолет из кармана и навела его на матроса. Он долго смотрел на нее, потом, пожав плечами, покорно встал на колени, высек огонь кремнем и поджег фитиль.

Анна тотчас помчалась за угол. Эванджелина, спотыкаясь, устремилась за ней. Но моряки быстро обогнали их в этом беге наперегонки со смертью. Они уже почти достигли главного входа в тюрьму, когда раздался взрыв, от которого Эванджелина едва не оглохла. И тут же на всех четверых обрушился град камней, штукатурки и грязи.

Анна рассмеялась дьявольским смехом:

— Пусть теперь твой любовник-капитан догонит нас!

— Он не мой…

Анна оттолкнула Эванджелину в тень. А матросы уже исчезли в темноте.

В тюрьме раздались выстрелы, и внезапно все вокруг заполнилось охранниками; они выбегали из тюрьмы и бежали к задней стене, где произошел взрыв. Анна рывком развернула Эванджелину лицом к себе.

— Ты сделаешь это внутри тюрьмы.

— Я? Но почему?..

— Ты заложишь там взрывчатку, а я заберу Себастьяна.

Эванджелина поджала губы.

— Я не буду участвовать в убийстве ни в чем не повинных людей.

— Эти люди не невинные, моя девочка. Они схватили Себастьяна, и они не колеблясь убьют нас. — Анна набросила связку бомб, словно дьявольское ожерелье, на шею Эванджелины. — Положи взрывчатку во дворе и беги.

— Откуда вы знаете, что Себастьян не подорвется?

— Потому что я точно знаю, где они его держат. Я месяцами планировала все это. Тебе нечего беспокоиться.

— А если я откажусь вам помогать?

Анна привязала фитиль к самой маленькой бомбе.

— Тогда я убью тебя, глупая девчонка. Давай! Иди внутрь!

— Но вы ведь все равно убьете меня, верно?

— Чепуха! Ты поможешь мне освободить Себастьяна, и я вознагражу тебя. Обещаю.

— Ваше обещание ничего не стоит.

— Вот тут ты ошибаешься, подружка. Некоторые обещания я выполняю. Запомни.

Анна подтолкнула Эванджелину к воротам тюрьмы и исчезла в темноте.

Эванджелина слышала свои шаги, когда вбегала в открытые кованые ворота. В противоположной стороне небольшого двора находилась узкая дверь, ведущая в холодный похожий на туннель коридор. Она заглянула туда, но коридор был пуст.

Эванджелина сняла связку бомб с шеи и положила ее на камни во дворе. Ладони ее взмокли от пота, когда она потянула за фитиль. Но фитиль был закреплен слишком плотно, и девушка не смогла ни размотать его, ни оторвать. И она, оставив все как есть, бросилась в коридор. В конце холодного коридора была еще одна дверь, закрытая тяжелыми деревянными брусьями, вставленными в выемы на стенах. А рядом с ней имелась другая дверь, очень узкая и чуть приоткрытая. Девушка распахнула ее и замерла. В маленькой комнате без окон за деревянным столом сидели трое мужчин. На столе валялись карты и стояли кувшины и кружки. Двое из мужчин — черноволосые, в мятых белых рубашках и черных брюках — вскочили на ноги и потянулись к своим пистолетам. А третий, блондин с черной повязкой на глазу, остался сидеть. Грива грязных светлых волос свисала ему на плечи, а лицо поросло щетиной. Поношенная льняная рубаха была расстегнута до пояса, так что видна была волосатая грудь. Блондин уставился на Эванджелину своим единственным глазом и на чистейшем английском произнес:

— Боже милостивый…

Охранники успокоились и убрали свои пистолеты.

— В чем дело, senorita? — спросил один из них.

— Пожалуйста, уходите отсюда. Я оставила бомбы во дворе. Она намерена их взорвать!

Мужчины уставились на нее в недоумении. О Господи! В академии мисс Пейн ее обучили французскому, но испанский не считался языком, который необходимо знать молодой леди.

— Вы должны бежать. Бегите! Бум! Бум! Бум!

Один из охранников хихикнул. Светловолосый же не смеялся; он что-то сказал остальным, и улыбки исчезли с их лиц. Они переглянулись, а потом, оттолкнув Эванджелину, выскочили из комнаты.

— Вам тоже нужно бежать! Бегите! — крикнула девушка светловолосому.

Он насмешливо улыбнулся — как будто она сообщила всего лишь о том, что обнаружила во дворе таракана.

— Девочка, кто вы такая?

— Я Эванджелина Клеменс. А вы… Себастьян? Анна пришла спасти вас. Она послала меня заложить взрывчатку. Но она не знала, что вы здесь.

— Ясно.

— А я не могу оставить вас умирать здесь, хотя из-за вас Анна разрушила мою жизнь.

— Как вы добры… — Мужчина снова улыбнулся.

— Уходите, пожалуйста. Времени мало.

— Понимаю ваше нетерпение, мисс, но… — Он поднял правую руку — на ней были наручники, а цепь от них тянулась к кольцу в стене.

— О Боже!

— Ключи на том столе, мисс. — Узник указал на связку ключей, лежавшую на столе рядом с дверью.

Эванджелина тут же схватила ключи:

— Какой из них подойдет?

— Вряд ли на них есть этикетки. Давайте все.

Высоко подняв позвякивающую связку ключей, Эванджелина подошла к узнику. Он взял у нее связку и вставил один ключ в наручники. Ключ не подошел. Он попробовал другой.

— Кто вы такая, моя отважная спасительница?

— Я уже сказала. Я Эванджелина Клеменс. Из Литтл-Марчинга. Из Глостершира.

— Понятно.

Ни третий, ни четвертый ключ не подходили.

Эванджелина заломила руки.

— Скорее!

— Вы можете бежать, моя спасительница. Вы не обязаны дожидаться меня.

— Но это было бы… — Она замолчала. Почему она должна заботиться о жестоком пирате, который к тому же любовник Анны? Но что-то не позволяло ей обрекать на гибель этого закованного в цепи человека. Она освободит его, подтолкнет к Анне — и убежит от них!

И пятый ключ не подошел. Эванджелина потянулась за связкой, но заключенный не отдал ей ключи.

— Если вы их уроните, мисс, нам придется начинать все сначала, — сказал блондин, улыбнувшись, и снова занялся ключами. Его волосы казались чуть желтоватыми, а единственный глаз был ярко-синий. «Если его отмыть, — подумала Эванджелина, — он мог бы стать почти красивым. Для пирата…»

Она вспомнила темные волосы капитана Блэкуэлла и его черные глаза, в которых, тлел огонь. Он сейчас где-то у берега. Он приплыл сюда, чтобы остановить Анну, и, возможно, он даже не вспомнил о ней, Эванджелине. Если он схватит Анну, то для него дело будет сделано и он сразу уплывет.

— Пожалуйста, поспешите, — прошептала она.

— Да-да… — Один из ключей наконец подошел. Отстегнув наручники, узник бросил их на пол и потер запястье. — Ну моя спасительница, куда же мы теперь направимся?

— Она в любой момент может взорвать двор. Здесь есть другой выход?

— Идемте со мной. — Он встал и взял ее за руку.

Эванджелина ожидала, что он задержится, чтобы собрать, как полагается пирату, золотые монеты, рассыпанные по столу. Но этот человек не обратил внимания на деньги и направился к двери.

Он повел девушку по узкому коридору, переходившему в своего рода туннель. Тут и там под ноги попадались кирпичи, и Эванджелина спотыкалась, хватаясь за руку мужчины, чтобы не упасть. Свет позади них становился все слабее, и вскоре они брели уже в кромешной тьме.

Через некоторое время он остановился.

— Здесь.

Эванджелина протянула вперед руку, но вместо камня коснулась холодной железной решетки.

Звякнули ключи. Оказалось, что узник прихватил с собой всю связку. И он снова начал подбирать ключ, пробуя их один за другим.

За спиной у них раздался грохот, и проход наполнился пылью. На них градом посыпались мелкие камни, и девушка, вскрикнув, закрыла ладонями лицо.

Пират коснулся ее руки.

— Вы в порядке?

Эванджелина закашлялась, отряхивая с волос каменную пыль.

— Должна вам сказать, что ваша мисс Адамс — глупая женщина. Она могла вас убить.

Пират ничего не ответил и снова принялся подбирать ключ.

Только Эванджелина подумала, что подходящий ключ, очевидно, был совсем в другой связке, как замок щелкнул.

— Путь на свободу открыт, — сказал ее спутник.

Он повел девушку по туннелю, похожему на предыдущий. Через некоторое время сухая пыль под ногами сменилась хрустящими камнями. Туннель стал подниматься вверх, и все сильнее пахло свежестью, влагой и морем.

Слабый свет проник во тьму, и даже слабые глаза Эванджелины разглядели его. «Дверь, — подумала она, и сердце ее радостно забилось. — А может, окно?»

Они брели к свету, и казалось, что пират не сомневается: они идут в нужном направлении. Свет становился все ярче и вскоре превратился в светлый прямоугольник.

Свежий морской воздух хлынул им навстречу, и через несколько шагов они оказались перед отверстием в потолке, закрытым решеткой. И решетка была на замке.

— Забирайтесь мне на плечи, моя спасительница. — Пират положил руки ей на талию. — Я передам вам ключи.

— Нет, погодите… — У нее перехватило дыхание, когда он подхватил ее, а затем поставил на свои крепкие плечи.

Пират хмыкнул и проговорил:

— Не бойтесь, дорогая. Скажите, у вас есть брат?

— Сводный брат. Но капитан Блэкуэлл заключил его в тюрьму за участие в мятеже.

Пират вздрогнул, потом засмеялся:

— Так вы тоже мятежница?

— Почти. Но я помешала Анне застрелить капитана, так что он позволил мне оставаться в каюте и не бросил в бриг.

— Понятно.

Тут холодная связка ключей коснулась пальцев Эванджелины, и она, на ощупь выбрав один из них, вставила его в замок у себя над головой. Ключ не поворачивался.

— Ах, жаль, что охранники не объяснили, какой ключ для чего, — пробормотала девушка.

— Да, им нужно было сделать побег из тюрьмы более удобным. Я вам уже сказал, как благодарен за то, что вы появились? — Он говорил как настоящий джентльмен, говорил так, будто они болтали в магазине или у викария.

— Не благодарите меня, сэр. Благодарите свою Анну. Я предпочла бы остаться на фрегате. А охотнее всего предпочла бы оставаться на «Авроре» с капитаном Блэкуэллом.

— С капитаном, который запер вас в каюте за мятеж?

— Да.

— Но если вы так хотели оставаться на «Авроре», то почему же тогда участвовали в мятеже?

Следующий ключ тоже не подошел, и Эванджелина в раздражении пробурчала:

— Это Анна все затеяла. И она заставила меня помогать ей.

Эванджелина вспыхнула, вспомнив страстный поцелуй капитана Блэкуэлла и его насмешливую игривость, когда он расстегивал ее корсаж.

— И капитан запер вас?

— Да. Он очень рассердился. Но я не могу его винить за это.

Она все еще холодела при воспоминании о том, как он разозлился, узнав о ее предательстве.

— А я могу его винить. Вы… слишком уж незлопамятная. Может, прикончить его?

— Нет, конечно! — в ужасе воскликнула девушка.

— Ладно, хорошо, — с удивлением ответил пират. — Раз вы так хотите, я оставлю его в живых.

Дрожащими пальцами Эванджелина вставила следующий ключ в замок. И он повернулся. Она громко вскрикнула от радости.

Пират тут же опустил ее вниз, затем подпрыгнул и ухватился за края отверстия. После этого подтянулся, пролез в отверстие — и исчез.

Эванджелина в ужасе вздрогнула. Да, конечно… Она его освободила, и теперь она ему не нужна. Он закроет решетку и оставит ее здесь дожидаться, пока испанцы не найдут ее. И если тюрьма не рухнула от, взрывов, устроенных Анной, то ее закуют в кандалы за помощь в бегстве пирата.

Тут в отверстии появилось его лицо.

— Давайте же…

Девушка протянула ему руки. Он наклонился пониже, подхватил ее под мышки и вытянул из туннеля.

Оказавшись на земле, Эванджелина спросила:

— Где мы?

— Слишком близко от опасности. Идем быстрее.

Осмотревшись, Эванджелина поняла: они выбрались на поверхность недалеко от угла задней стены, которую взорвала Анна. Там, в стене, зияла дыра, но сама тюрьма по-прежнему стояла на месте — никаких следов разрушения. Толстые стены устояли.

У передней стены дрались мужчины — врукопашную и на саблях. Во тьме раздавались выстрелы. Эванджелина разглядела испанских охранников, моряков с английского корабля и — сердце у нее заколотилось — людей капитана Блэкуэлла.

— Анна ждет вас вон там. — Она указала в темноту, туда, где к берегу причалила шлюпка с английского фрегата. — Идите.

— Вы, мисс, пойдете со мной.

Эванджелина покачала головой так энергично, что волосы упали ей на лицо:

— Нет! Больше никогда!

— Я не хочу оставлять вас в такой опасности, моя спасительница.

— Я лучше останусь и попытаюсь договориться с охранниками.

Его лицо приобрело жесткое выражение.

— Нет, ни за что! Они вас…

— По крайней мере я уверена, что останусь в живых, — перебила девушка.

Пират шагнул к ней и, наклонившись, подхватил на руки, затем перекинул через плечо.

— Мисс, если бы вы остались тут, мне пришлось бы спасать вас, а я совсем не в настроении совершать подвиги.

Она колотила кулаками по его спине.

— Отпустите меня! Я хочу на «Аврору»!

Но пират ее не слушал. Он побежал прочь от стены, и вскоре обоих поглотила тьма.

 

Глава 9

Свисая вниз головой со спины пирата, Эванджелина слышала, как волны бьются о берег, и чувствовала запах моря — резкий и свежий. Откуда-то доносился визгливый голос Анны, а ей отрывисто и сердито отвечал один из матросов.

Потом Анна закричала:

— Себастьян! Сюда, любимый! Скорее!

Вскоре Эванджелина увидела шлюпку. Ее похититель остановился, а затем, наклонившись, спустил девушку с плеча. В тот же миг ветер разорвал облака и на небе появилась яркая луна.

Шагнув к ним, Анна оглядела светловолосого пирата с головы до ног:

— Черт побери, это кто такой?

Мужчина прижал руку к груди и вежливо поклонился:

— Лорд Рудольф Уиттингтон к вашим услугам, мадам.

Анна пронзительно взвизгнула.

— Но он сказал мне, что… — Эванджелина замолчала. Нет, он ничего ей не говорил. Она спросила, Себастьян ли он, а он не ответил.

— Ты дура! — заорала Анна.

Она вырвала ключи из руки девушки, развернулась на каблуках и побежала обратно к тюрьме.

Остин взобрался по деревянной лестнице и спрыгнул на пристань как раз в тот момент, когда раздался второй взрыв возле тюрьмы. Он посмотрел на вспышку пламени и громко выругался. Эванджелина где-то там, в этом аду. Возможно, она уже мертва. Или, возможно, по приказу Анны соблазняет охрану. Проклятие, проклятие, проклятие!

У пристани же царил хаос. Мужчины в белом и черном громко переговаривались по-испански. Среди них бегали люди в форме английского военно-морского флота и с удовольствием колотили и их, и американцев. Американцы с таким же удовольствием колотили всех остальных. Но это совсем не походило на войну, скорее — на скандал в баре.

Сьюард спрыгнул на пристань вслед за капитаном, в руке у него был нож, а глаза горели.

Остин выхватил из ножен свою саблю.

— Спокойно, парень. Ты мой первый офицер. Я не хочу потерять тебя.

— Да, сэр, — с разочарованием произнес Сьюард.

— Если найдешь мисс Клеменс, посади ее в шлюпку. И пошли кого-нибудь за мной. Не спускай с нее глаз.

— Да, сэр. — Сьюард отдал честь и побежал к дерущимся.

Подойдя к концу пристани, Остин попал в самую гущу драки. Он пробирался среди дерущихся, отталкивая тех, кто пытался остановить его. Люди в страхе расступались перед ним — расступались под его взглядом.

Он выбежал с пристани и по вымощенной булыжником улице поспешил к дальнему берегу. Далеко впереди на белом песке в ярком лунном свете отчетливо вырисовывался силуэт длинной лодки. Недалеко от нее коренастый мужчина в английской форме размахивал руками, подзывая рыжеволосую женщину, которая бежала к нему, увлекая за собой какого-то мужчину. Анна и ее пират!

Но где же Эванджелина?

Когда Анна приблизилась к сигналившему ей англичанину, в ее руке вдруг вспыхнул огонь. И тут же послышался выстрел. Англичанин застыл как будто в изумлении. Потом медленно опустился на песок.

Остин направился к ним.

— Сэр! — Сьюард бежал к нему, размахивая ножом. — Сэр, я нашел ее!

— Где она?!

— Вон там. — Лейтенант указал ножом на мужчину и женщину, они появились из темноты и побежали к пристани.

Женщина была очень стройная, ее длинные волосы развевались за спиной, а стекла очков блестели в лунном свете. Мужчина же был высокий, мускулистый, со светлыми волосами и с повязкой на глазу.

Остин побежал обратно к пристани. На Эванджелине была тончайшая сорочка, прилипавшая к ее ногам, так что они просматривались от щиколотки до бедра. Кроме того, на ней был синий морской бушлат, из-под которого выглядывали бантики сорочки.

Остин заступил ей дорогу и обнял ее одной рукой. Ее глаза за съехавшими с переносицы очками засияли от радости.

— Капитан, это вы?!

Она была теплой и податливой в его объятиях. И ему до смерти хотелось коснуться губами ее губ — хотелось склониться к ней и прямо здесь, на пристани, выразить свои чувства.

Но Остин взял себя в руки и, отстранившись от девушки, проговорил:

— У меня лодка в конце пристани. Как думаете, вы сможете добраться до нее без происшествий?

— Да.

Остин повернулся к лейтенанту.

— Проводите ее, Сьюард.

— Слушаюсь, сэр.

Эванджелина схватила капитана за руку:

— Подождите! Вы должны помочь этому человеку. Он был заключен в тюрьму.

Остин посмотрел на светловолосого мужчину. Высокий, полуодетый… Волосы свисают грязными прядями… И самоуверенный взгляд единственного глаза.

— В этой тюрьме содержат преступников. Почему он на свободе?

— Потому что я спасла его. Он англичанин. И он лорд.

Мужчина широко улыбнулся:

— Для американца я все равно преступник. Я лорд Рудольф Уиттингтон, сэр. — Он протянул Остину руку.

Но тот не пожал руку англичанина. Лорд Уиттингтон был в том списке, что хранился у него в каюте. Джордж Уиттингтон, кузен маркиза Блэндсмира.

Сьюард смотрел на англичанина, сжимая нож в руке.

Уиттингтон опустил руку и проговорил:

— Позволю себе заметить, что я смогу уговорить капитана английского фрегата взять меня на борт, если у вас нет для меня места.

— Ах нет, не нужно! — вмешалась Эванджелина. — Капитан Бейнбридж полностью под каблуком у Анны. Он в нее влюблен, бедняга. Он сделает все, что она прикажет.

— Анна — это та рыжая гарпия, которую мы встретили на берегу? — спросил Уиттингтон.

— Да. Она прибыла сюда, чтобы освободить своего пирата, Себастьяна. Я подумала, что вы и есть Себастьян, понимаете? Но даже если бы я тогда догадалась, что вы не он, я не оставила бы вас прикованным к стене, где вы подорвались бы на бомбах Анны. Так что вам нельзя на фрегат, там…

— Английский капитан мертв, — перебил Остин. — Я видел, как она его застрелила.

Эванджелина в изумлении раскрыла рот.

— Ах, бедняга… Он этого не заслужил.

Остин взял ее за подбородок и поднял ее лицо к свету.

— Что это у вас на щеках?

— Порох, должно быть.

— Проклятие!

— Да я, наверное, вся в порохе…

Остин внезапно увидел ее в своей каюте: он снимает с нее одежду и влажной губкой смывает следы пороха с ее тела.

— Она очень храбрая, моя спасительница, — заметил Уиттингтон, положил руку на плечо Эванджелины. — А это тот парень, что запер вас из-за участия в мятеже, дорогая?

— Да, это капитан Блэкуэлл.

— В самом деле? — Лорд смерил Остина взглядом. — Вероятно, мы сможем обсудить сложившуюся ситуацию, капитан. Как джентльмен с джентльменом.

Остин, в свою очередь, смерил англичанина взглядом. Аристократ, запертый в испанской тюрьме… За что?

— Буду рад, — кивнул капитан. — Как только придем в Бостон.

— Отлично. — Лорд Рудольф повернулся к шлюпке. — Можете не готовить для меня отдельную каюту, капитан. Просто повесьте где-нибудь гамак.

Джентльмен такого общественного положения мог бы затребовать себе каюту какого-нибудь офицера. Остин по этикету должен был предложить ему собственную каюту или каюту своего первого лейтенанта. Возможно, пустующую каюту для пассажиров.

Но капитан сказал:

— Я найду для вас место на полубаке, сэр.

Уиттингтон кивнул, ухмыльнулся и пошел к шлюпке.

Эванджелина посмотрела ему вслед. Остина же так и подмывало перекинуть ее через плечо и положить ладонь на ее круглый задик.

— Идите в лодку, мисс Клеменс. Сьюард, вы — с ней.

Лейтенант заколебался:

— Вы уверены… насчет этого англичанина, сэр? Не лучше ли нам оставить его тут?

— Нет, лучше я пригляжу за ним, чем позволю заключить сделку с Анной. Мы будем обращаться с ним как с гостем, но не будем спускать с него глаз. Мне нужен отчет дважды в день обо всем, что он делает и что говорит.

Сьюард взял под козырек:

— Да, сэр. — И поспешил к лодке. Эванджелина пошла вместе с ним.

Остин же наблюдал, как дерутся английские и американские моряки. Без сомнения, через некоторое время они остановятся, выпьют и, взявшись под руки, запоют. Он салютовал саблей лейтенанту с одного из американских кораблей, а тот в ответ отсалютовал ему.

Развернувшись, Остин направился к лодке. Он подошел к лестнице причала, когда Эванджелина уже спускалась. Ветер задрал подол ее сорочки, и стали видны длинные стройные ноги и даже одно округлое бедро. Остин с трудом подавил стон.

Тут Уиттингтон протянул руки и, подхватив Эванджелину, усадил ее в лодку. Затем уселся рядом с ней. Совсем близко, так что их ноги соприкасались.

Остин кинулся в лодку и пробрался на корму.

— Отчаливайте, мистер Томас! — сказал он рулевому.

— Слушаюсь, сэр.

Сьюард взял весло, он не сводил взгляда с англичанина.

Уиттингтон обнял мисс Клеменс за плечи.

— С вами все в порядке, моя спасительница?

Она кивнула и улыбнулась лорду.

Когда шлюпка вышла в залив, Остин невольно ухватился за рукоять своей сабли.

Дрожа от холода, Эванджелина поднялась на палубу. Пока они плыли к «Авроре», ее обдало волной и она вся промокла, так что теперь мечтала о тепле и сухой одежде.

Английский лорд — со взлохмаченными ветром волосами, в мокрой и грязной рубахе — перебрался через борт следом за ней. Эванджелина уже поняла, почему ошиблась, приняв его за пирата. Он и походил на пирата — высокий, плечистый, лохматый… Образ дополняла повязка на глазу.

Капитан Блэкуэлл тоже поднялся на борт судна. Он стоял рядом с лордом Рудольфом и был немного выше его ростом и более широк в плечах. Но оба они были мускулистые, широкоплечие, узкобедрые.

У лорда Рудольфа — развевающаяся грива рыжеватых волос. А почти черные волосы капитана Блэкуэлла были стянуты в привычный хвост, хотя несколько прядей выбились. У лорда Рудольфа — открытое лицо и приветливая улыбка, как будто ничто на свете его не волновало, даже пребывание в тюрьме в тысячах миль от дома. А у капитана Блэкуэлла лицо было очень строгое, но и он мог улыбаться — Эванджелина это видела, и от его улыбки дух захватывало. Однако улыбался он не часто.

И сейчас капитан ей не улыбается. Он относится к ней так, будто это она, а не Анна, устроила взрывы на берегу.

— Идите в мою каюту и согрейтесь, мисс Клеменс. Я поговорю с вами там.

Она отдала ему честь:

— Да, сэр.

— И… прекратите это!

Мистер Сьюард и рулевой ухмыльнулись. Но как только капитан Блэкуэлл посмотрел на них, сделали невинные лица.

— Проводите Уиттингтона на полубак, мистер Сьюард. И пусть кто-нибудь найдет ему место.

— Да, сэр.

Сьюард поспешил выполнять приказ. Уиттингтон последовал за ним, внимательно посмотрев на Эванджелину и недоверчиво — на Остина.

Капитан рявкнул:

— Почему вы все еще здесь, мисс Клеменс?! Хотите заработать чахотку?!

— Конечно, нет…

— Так спускайтесь вниз.

Остин развернулся на каблуках и зашагал прочь, расправив плечи. По пути он отдавал приказы, и люди разбегались по своим местам.

Эванджелина пошла на корму, уворачиваясь от матросов, которые спешили выполнять грозные приказы своего капитана. Она спустилась по лестнице, ведущей в коридор, где находится его каюта. Здесь не было ветра, и она облегченно вздохнула. Хотя на этих широтах воздух теплый, ветер все же холодил ее.

Молодой охранник, заменивший беднягу Дэвиса, приветливо улыбнулся и открыл перед ней дверь. Девушка вошла в каюту, и он закрыл за ней дверь, оставив ее одну.

По-прежнему дрожа от холода, Эванджелина подошла к иллюминатору, в котором показались огни бухты. Корабль разворачивался, и среди желтых огней города горящая тюрьма казалась похожей на адское пламя.

Нашла ли Анна Себастьяна? И сколько еще людей она уничтожила, пробираясь к нему? Эванджелина мысленно помолилась за капитана Бейнбриджа. Этот человек был виноват лишь в своей слепоте.

Фонарь под потолком качался, когда корабль совершал разворот. Другой фонарь стоял на полу, и его пламя танцевало за стеклом. Каюта была такая же, какой она ее и помнила. Мистер Сьюард собрал все ее вещи и принес их сюда по приказу капитана, когда тот впервые запер ее. Тут были ее платья, нижнее белье, чулки и молитвенник.

Мистер Сьюард, смутившись, повернулся к ней спиной, когда она снимала платье. А потом ощупал ее, одетую только в рубашку, в поисках оружия, как он сказал. Он был предельно вежлив и прикасался к ней очень деликатно.

Она знала, что ей понадобится одежда, чтобы переодеться, после того как она вымоется. Эванджелина попыталась открыть несколько шкафов, и одна дверца открылась.

И тут дверь каюты с шумом распахнулась.

Эванджелина резко обернулась, прижалась спиной к дверце. Вошел капитан. Он взглянул на нее, бросил взгляд на открытый шкаф, затем подошел к ней и захлопнул дверцу.

За ним в каюту вошел мальчик по имени Сирил, который принес миску с водой. Он поставил ее в отверстие, вырезанное в умывальнике, и исчез.

Эванджелина посмотрела в мрачные и злые глаза капитана.

— Я искала платье. Вы забрали всю мою одежду. Мне нужно что-нибудь надеть.

Капитан протянул руку, распахнул дверцу шкафа, вытащил поношенное серое платье и швырнул его на стол.

— После того как вымоетесь.

— И еще мне нужно… ммм… белье.

Он снова протянул руку и достал ее самую красивую нижнюю юбку и рубашку из тончайшей ткани с бантиками и кружевами. Она долго трудилась над отделкой, сначала — в предвкушении своей свадьбы, потом — чтобы пережить предательство Харли.

Эванджелина даже представить не могла, что какой-то мужчина будет доставать из шкафа ее белье.

Капитан положил белье поверх платья.

— Вот это.

— Но я его здесь испорчу. У меня есть более практичные вещи.

— Я хочу, чтобы вы надели это.

Эванджелина проглотила комок в горле.

— Хорошо.

Капитан вытащил из шкафа связанные из белого хлопка чулки и медленно пропустил их сквозь пальцы.

— В Бостоне есть магазин, где моя ж… — Он замолчал, глаза его утратили всякое выражение. — Они делают очень тонкие чулки. Вы сможете купить себе там подходящие.

— Боюсь, у меня нет на это средств.

— Я куплю их вам.

Он положил чулки поверх белья и платья, потом закрыл дверцу шкафа и надежно запер ее. Затем посмотрел на нее сверху вниз и вдруг спросил:

— Откуда у вас эта вещь, что на вас?

Эванджелина посмотрела на свою рваную рубашку.

Кружева, прежде украшавшие ее, свисали теперь клочьями.

— Они не позволили мне одеться.

— Я имею в виду бушлат.

— Капитан Бейнбридж велел одному из своих людей отдать его мне. Это был невысокий парень, очень худой. — Она посмотрела на рукава, дважды подвернутые. — Но все равно он мне велик, правда?

Капитан издал какой-то неопределенный звук. Эванджелина с удивлением посмотрела на него, но он повернулся к ней спиной и подошел к столу.

— Расскажите мне о капитане Бейнбридже, Почему он решил оставить вас у себя?

— На самом деле он ничего не решал. Просто он не знал, что со мной делать. Он любил Анну. И пришел ей на помощь, чтобы она смогла…

— Идиот, — перебил Остин.

Эванджелина покачала головой:

— Он ничего не мог поделать с собой. Я заметила, что джентльмены теряют голову, оказавшись рядом с ней. За исключением вас, конечно. Почему вы смогли устоять перед ней, если другие не смогли?

Капитан прислонился к столу и скрестил на груди руки.

— Мисс, вы мне не ответили. Чего хотел от вас капитан Бейнбридж?

— От меня? Ничего. Он хотел Анну. На меня он смотрел как на помеху. Как и вы.

— Помеха? Да, я сказал бы, вы были помехой.

— Тогда вам не следовало отправляться за нами. Вы, должно быть, выбились из графика, на много миль отклонившись от курса.

— Да, верно.

— Почему вы на это пошли? Или мой сводный брат просил вас найти меня?

— Я не спрашивал мнения вашего сводного брата.

— С ним все в порядке? Я могу его увидеть?

— Позже. — Он отошел от стола. — После того как вы приведете себя в порядок.

Эванджелина посмотрела в зеркало и вздохнула. Она была вся серая от пороха — он покрывал ее руки, ключицы и даже округлости грудей.

Тут вдруг послышался какой-то тихий звук, похожий на стон. Эванджелина подняла глаза на капитана. Он смотрел на нее, стиснув зубы, и она пробормотала:

— Я ничего не могла поделать. Анна заставила меня тащить бочонок, и я вымокла, когда выбиралась на берег.

Корабль неожиданно дал крен. Спокойные воды залива остались позади — они вышли в открытое море. Потеряв равновесие, Эванджелина упала.

— Проклятие! Эванджелина!.. — Капитан подхватил ее и поставил перед собой. Затем открыл фонарь, стоявший на полу, и погасил пламя.

— Зачем вы это сделали? — спросила девушка.

— Вы вся в порохе. И едва не ткнулись головой в фонарь. Почему вы улыбаетесь? Находите это смешным?

— Нет. Просто вы назвали меня по имени. Вы назвали меня Эванджелиной.

Он помолчал.

— И что из того?

— Мне понравилось, как вы это произнесли. Как будто вы обращались… ко мне, а не к какой-то старой деве.

— Но вы не старая дева.

— Мне нравится ваше имя. Остин Блэкуэлл. Прекрасное имя.

Глаза его вновь утратили выражение.

— Ах, не надо, моя маленькая сирена. Ваш соблазняющий взгляд на сей раз на меня не подействует. Расскажите, что произошло на английском судне. Начните с того момента, когда вы решили бежать, и закончите тем, когда я встретил вас в порту.

— Что за соблазняющий взгляд?

— Расскажите о фрегате, мисс Клеменс.

Она поморгала.

— Там было довольно скучно. Правда, не для Анны и капитана. И не для двух матросов.

— Что за матросы?!

— Те, которых она подкупила и уговорила доставить нас на берег. Она пообещала им много денег, беднягам. Надеюсь, они сейчас в безопасности.

— Мне плевать, что с ними стало.

— Они не виноваты. Просто поддались на уговоры мисс Адамс. Вы не должны винить их за это.

— Могу и буду. Ну а теперь начните, пожалуйста, с самого начала.

Эванджелина вздохнула:

— Ах, я только сейчас осознала, что была в Гаване…

Глаза его блеснули весельем.

— Неужели?

— Но я ничего там не увидела — только берег. И тюрьму в темноте.

— Вы ожидали, что вам устроят экскурсию?

— Вам хорошо смеяться. Вы объездили весь мир. А я знаю только Глостершир и Ливерпуль, где была за день до того, как села на ваш корабль. Ах, я была в Гаване — и не увидела ее.

Остин сжал кулаки.

— Я не собираюсь разворачивать корабль, чтобы вы могли пройтись по магазинам на рыночной площади.

— Но разве это было бы не прекрасно? Там теплый воздух и всевозможные товары, которых я никогда не видела. «Ты самым непростительным образом упустила возможность», — сказала бы мисс Пейн.

Остин в недоумении посмотрел на нее:

— Мисс Пейн?..

— Из академии для юных леди. Благодаря ее подготовке я могу предложить свои услуги в качестве гувернантки.

— Эванджелина, какого черта?! Вы никогда не станете гувернанткой!

— Но я должна…

— Вы носились по морю в своей сорочке и в морском бушлате! Жили на английском фрегате и штурмовали тюрьму! Да еще и бегали с этим полуодетым англичанином…

— И я показывала вам свою грудь.

— И это тоже.

— И вы целовали меня.

— Да, на палубе. На глазах у всей команды.

Лицо ее вспыхнуло.

— О Господи!

— Мне на это наплевать. Но все это положило конец вашей карьере гувернантки.

— Увы, до того как она началась. Полагаю, теперь вы сдадите меня властям. И у меня будет возможность наблюдать за собственным наказанием. — Она проглотила комок в горле. — Но я не смогу никому рассказать об этом.

Корабль снова закачался на большой волне. Фонарь тоже закачался и заскрипел; в его свете во влажных волосах капитана вспыхнули огненные пряди.

— Я решил не передавать вас властям города. Я хочу вернуть вас домой. В Англию.

— Я не хочу обратно в Англию.

— Предпочитаете встретиться с городскими властями?

— Конечно, нет…

— Тогда я верну вас домой.

С позором. Ее мать и отчим не захотят принять ее. Они, возможно, даже не впустят ее в дом. У Эванджелины промелькнула мысль: «Не лучше ли умереть на виселице, чем медленно умирать, как никому не нужная старая дева, одинокая и до смерти жаждущая снова увидеть то, что ей довелось увидеть только мельком».

По ее щеке медленно скатилась слезинка, за ней — еще одна. Девушка поморгала, стараясь сдержать слезы.

— О Господи…

— Эванджелина, вам удалось проскользнуть мимо кораблей, изо всех сил старавшихся подстрелить друг друга. Потом вы штурмовали тюрьму, освободили человека и выбрались на свободу, причем с вашей головы и волосок не упал. А при мысли о возвращении домой вы начинаете плакать?

Слезы капали ей на руки, обжигая шершавую кожу.

— Все говорили, что я обуза для своего отчима. Он и моя мать были рады избавиться от меня. Могу вообразить, что они сказали бы при моем возвращении…

Волна ударила в корпус, забрызгав иллюминатор. И тотчас же капитан шагнул к Эванджелине, и его горячее дыхание коснулось ее щеки.

— Не плачь, мой воробышек.

— Я не могу… сдержаться.

Он обнял ее.

— Шшш…

Она прижалась к его груди. От него пахло морским ветром и дымом. И еще она чувствовала какой-то очень приятный запах, свойственный только ему. Он такой большой и сильный… Властный, отважный, ловкий…

Временами немного раздражительный, но это из-за груза ответственности, лежавшего на его плечах.

Эванджелина провела руками по его спине и по широким плечам. Его мышцы напряглись под ее пальцами. Корабль качало на волнах, но Остин Блэкуэлл стоял как бастион, охраняя ее от нападок моря. Она слышала, как сильно и ровно билось его сердце.

— Вы собираетесь поцеловать меня? — прошептала она.

Он приподнял ее лицо. И сейчас она не видела ничего, кроме его темных глаз.

— Да, собираюсь. Не могу устоять против твоего зова, моя сирена.

 

Глава 10

Ее запах окутал его. Ее сладкое дыхание коснулось его рта, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее красные спелые губы.

Он понял, что всегда хотел ее, и не мог побороть свое желание. Оно терзало его и заставляло становиться на вахту среди ночи, радуясь холодным брызгам, охлаждавшим разгоряченное лицо. Оно заставило его развернуть судно и последовать за ней в западную Атлантику, забыв о своей миссии.

Возможно, она и в самом деле английская шпионка, которая завлекла его в свои сети, пробудив в нем это желание, а затем сбежала, чтобы он преследовал ее, подвергая опасности документы. А возможно, что ее цель — спасти этого английского лорда, которого она притащила на корабль. И очень может быть, что она сделала его, Остина, игрушкой в своих нежных ручках.

Нет-нет, она невинная девушка. И она целовала его так нежно, а ее ласки были столь неловкими и неумелыми… Однако она прижималась к нему бедрами. Невинная девушка, которая знает, как соблазнять?.. Кто же научил ее издавать эти тихие вздохи? Кто научил так проводить по мужским рукам кончиками пальцев?

Если он, Остин, найдет его, то убьет.

Он провел губами по ее щекам, осушая слезы. Затем поцеловал прикрытые веки, пытаясь ее успокоить.

Ее сорочка свисала клочьями, ленточки порвались. Он раздвинул тонкую ткань и остатки кружева. Белая кожа, потемневшая от пороха, манила его. Он рисовал пальцем узоры на ее ключицах, стирая серый порошок.

Рубашка соскользнула с нее вместе с бушлатом. Ее шелковистые груди приподнялись навстречу его рукам, и он, снова поцеловав ее в губы, прошептал:

— Ты меня поражаешь, Эванджелина. Ты делаешь это намеренно?

— Мм… — Она закрыла глаза.

Он прикусил мочку ее уха и, просунув руки ей под рубашку, скользнул ладонями по ее спине, затем по округлым бедрам. Она что-то пробормотала, прижимаясь к его восставшей плоти.

На койке им вдвоем было бы тесно. Но был еще и стол… Он подумал о такой возможности еще в ту ночь, когда она пришла соблазнять его. Он мог бы усадить ее на стол и…

Она со стоном пробормотала:

— Остин, пожалуйста, поцелуй меня еще.

— Да, конечно. Всю ночь, моя сирена. Всегда.

Она раскрыла губы, и он впился в них поцелуем.

За дверью послышался резкий голос Олбрайта:

— К вам первый лейтенант Сьюард, сэр!

Холодная реальность настигла его. Он поднял голову и перевел дыхание.

Господи, она опять ускользнула! И обвела его вокруг пальца, раздразнив так, что он забыл, кто он такой и что делает.

Наверное, это все ее очки… Они в первый раз ввели его в заблуждение, заставили увидеть в ней невинную девушку, которая ничего не знает о своем очаровании. Они заставили его забыть ее ложь и полуправду, а также откровенные увертки.

Остин натянул рубашку ей на грудь и запахнул полы бушлата.

— Войдите, — процедил он сквозь зубы.

Сьюард вошел в каюту.

— Сэр, я подумал, что мисс Клеменс понадобится мыло, а также чистые полотенца.

Эванджелина кивнула:

— Да, конечно, мистер Сьюард. Спасибо.

Он улыбнулся ей:

— Я рад, что вы вернулись, мисс. Надеюсь, мисс Адамс справедливо наказана за то, что попыталась забрать вас от нас.

— Так вы полагаете, что она меня похитила?

Лейтенант с удивлением посмотрел на Остина:

— Конечно. А вы — нет, сэр?

— Вы закончили, Сьюард?

Сьюард посмотрел на полотенца, которые принес.

— Да, сэр. — Он бросил полотенца на стол.

— Тогда оставим ее. Пусть моется. Пошли.

Сьюард снова посмотрел на Остина, потом — на девушку.

— Да, сэр.

Уходя, Сьюард придержал дверь и опять посмотрел на капитана.

— Сэр, ужин будет подан через полчаса в кают-компании.

— Да, знаю, — кивнул Остин. — А вы, мисс… Опоздаете — останетесь без ужина.

Она взглянула на него с удивлением:

— Так вы не запрете меня в каюте?

— Посмотрим. Если вы снова украдете мою шлюпку или кого-нибудь из лейтенантов… Или если вы с этим англичанином что-нибудь устроите, то окажетесь в тюрьме вместе с мятежниками.

— Уверяю вас, капитан, я не доставлю вам неприятностей. Вы и представить не можете, как я рада, что снова оказалась на «Авроре». Знаю, мое спасение не входило в ваши планы, но я очень благодарна вам за то, что позволили мне находиться на борту вашего корабля, хоть я для вас и обуза.

«Господи помоги!» — мысленно воскликнул Остин.

— Осталось двадцать восемь минут, мисс Клеменс. Поторопитесь.

Остин выскочил из каюты и захлопнул за собой дверь.

Капитан оглядел общество, собравшееся в кают-компании. Присутствовали пять офицеров, лорд Рудольф и Эванджелина. А на столе были белоснежные скатерти, чуть влажные, чтобы тяжелые серебряные блюда не скользили, когда корабль кренится. Ящик с ножами и вилками прикрепили к стене рядом с креслом капитана, чтобы ужинавшие могли взять их, когда понадобятся.

Оставив Эванджелину, Остин отошел как можно дальше от своей каюты — на нос. Разве что в море не прыгнул. Он внимательно осматривал лебедки и тросы на носу — к большому неудовольствию матросов, — но видел перед собой только Эванджелину; видел, как вода стекает по ее голым рукам и ногам, как чистая рубашка липнет к влажному телу, как белые чулки скользят по ее узким ступням и округлым икрам…

Офицеры и официанты стояли по стойке «смирно», ожидая, когда капитан даст сигнал садиться. Эванджелина же стояла за своим креслом, чистая и чопорная в своем сером платье с двумя полосками розового кружева по корсажу. Корабельный плотник починил ее сломанные очки, и за стеклами блестели ясные серые глаза. Кроме того, она сделала прическу и надела скромный кружевной чепец.

Теперь мисс Клеменс совсем не походила на растрепанную нимфу, какой была в каюте. А тогда, когда она распахнула бушлат и стала видна ее рваная сорочка, он мгновенно возбудился. Она, должно быть, знала это, маленькая ведьма, и использовала в свою пользу.

Остин строго посмотрел на нее, но она не заметила его взгляда, так как в это время улыбалась через стол лорду Уиттингтону.

Тут капитан подал знак, все заняли свои места, и Сирил поставил на стол графин с портвейном.

Один из офицеров произнес перед ужином краткую молитву, и мужчины накинулись на еду так, будто не ели две недели.

— Хорошая работа, сэр, — заметил Осборн. — Я все отдал бы за то, чтобы увидеть эти английские песьи морды, когда они обогнули мыс и заметили наши корабли.

Эванджелина выразительно взглянула на него.

— Их речь и впрямь походила на песий лай.

Все расхохотались. Потом Сьюард сказал:

— Расскажите нам, что произошло, мисс Клеменс. Как вышло, что вы взорвали тюрьму Гаваны?

Лорд Рудольф, очевидно, позаимствовал у какого-то офицера одежду; теперь на нем были жилет и вельветовый сюртук, но казалось, этот наряд ему не очень-то нравился, так как он привык к другому. Бросив взгляд на Эванджелину, англичанин проговорил:

— Да, расскажите нам вашу историю. Как вы решили спасти меня?

Щеки Эванджелины порозовели. Выпавшая из прически прядь золотисто-каштановых волос привлекла взгляд Остина к изгибу ее изящной шеи и к ложбинке между грудей.

«Ох, так и съел бы ее», — подумал Остин. Никогда в жизни он не терял контроля над своими реакциями на женщину, а сейчас… Он почувствовал, что опять возбуждается.

Девушка отставила свой бокал и начала рассказывать, сначала — неуверенно, потом — все более вдохновенно; мужчины же ловили каждое ее слово. Она рассказала им все, начиная с того момента, как Анна Адамс вошла в ее каюту, и заканчивая тем, как Остин подсадил ее на борт «Авроры», положив руку на ее округлую попку.

Да, она рассказала абсолютно все его офицерам и Уиттингтону, а ему раньше ни слова не сказала.

Уиттингтон поднял свой бокал:

— За мою спасительницу. За храбрейшую женщину.

Последовал добродушный смех, и все подняли бокалы.

Остин внимательно посмотрел на англичанина. Тот привел себя в порядок и причесал свои непокорные волосы, собрав их в хвостик. Даже с повязкой на глазу некоторые женщины нашли бы его красивым. Эванджелина, конечно, восхищалась им. Она одарила Уиттингтона лукавой улыбкой, ее серые глаза блестели.

— Но теперь вы с нами, живая и здоровая. — Сьюард похлопал ее по руке. — Мы так волновались за вас…

Лорд Рудольф расхохотался:

— Вы покорены, лейтенант.

Лейтенант, сидевший в конце стола, усмехнулся. Остин бросил на него тяжелый взгляд, и тот, закашлявшись, пробормотал:

— Она напоминает мне мою сестру, милорд.

— Вашу сестру? — Лорд Рудольф подмигнул Эванджелине.

— Да. Она умерла незадолго до того, как «Аврора» отплыла из Бостона.

Насмешка тотчас исчезла из взгляда лорда Рудольфа.

— Ах, прошу прощения, сэр.

Все сидевшие за столом пробормотали слова соболезнования и посмотрели на лейтенанта с сочувствием.

— Сьюард, вы никогда об этом не говорили, — заметил Остин.

Все посмотрели на капитана с удивлением. Он сделал глоток бренди, скрывая смущение.

— Вы должны были сказать мне, лейтенант.

— Я не хотел… Не хотел, чтобы вы думали, будто я не смогу выполнять свои обязанности.

Эванджелина нахмурилась и укоризненно посмотрела на Остина. Тот невольно вздохнул.

— Должно быть, она была очаровательная юная леди, если походила на мисс Клеменс. — Лорд Рудольф снова поднял бокал, как бы приветствуя Эванджелину, и она ответила ему улыбкой.

Остин представил, как хватает лорда Рудольфа за ворот и швыряет в море. Этот аристократ с шумом шлепнется в воду, что доставит ему, Остину, большое удовольствие.

А болван Сьюард продолжал болтать о своей сестре. Эванджелина же похлопывала его по руке и смотрела на него с сочувствием. К тому же все остальные слушали лейтенанта с интересом. И он, Остин, ничего не мог с этим поделать.

Две недели «Аврора» шла на север, направляясь в Америку, в Бостон. Становилось все холоднее, часто шли дожди, заставившие Эванджелину и лорда Рудольфа оставаться в своих каютах или в кают-компании. Остин разрешил девушке выходить на палубу, когда ей захочется, но настаивал на том, чтобы ее всякий раз сопровождал Сьюард или юный Олбрайт. Ради ее безопасности — так он сказал.

Даже под присмотром ей нравилось стоять на носу и смотреть на море. Остин говорил, что отправит ее назад в Англию, и следовало придумать, как избежать этого. Она хотела двигаться вперед, а не возвращаться в прежнюю жизнь с ее неприятностями.

Что касается Остина, то он и словом не обмолвился с ней после того ужина вместе с его офицерами. Эванджелина часто видела его на палубе — он отдавал приказы своим людям или же вносил записи в судовой журнал, который носил за ним какой-нибудь матрос. Но он редко удостаивал ее взглядом.

Капитан не разговаривал с ней и не разговаривал с лордом Рудольфом. Он стал таким же сдержанным, каким был до бунта, когда совершенно игнорировал своих пассажиров.

«Может быть, это и к лучшему», — говорила себе Эванджелина, по мере того как проходили дни. Всякий раз при виде капитана она вспыхивала от смущения. В ее памяти оживали его жгучие поцелуи, прикосновения его рук и его страстный шепот. И она по-прежнему сгорала от желания, заставлявшего ее ночами вертеться в постели, с нетерпением ожидая, когда наступит утро и она снова увидит его.

Лорд Рудольф, напротив, был приятным собеседником. Он часто стоял на палубе с ней и со Сьюардом или играл с ней в карты в кают-компании в дождливую погоду. Он рассказывал ей о своих путешествиях, развлекая историями о дальних странах и о живущих там удивительных народах. Лорд Рудольф поведал ей о китаянках, которые могут драться с мужчинами и ногами, и кулаками, о сиамских женщинах, которые могут завязываться чуть ли не в узел, о полинезийских женщинах, которые делают себе татуировку на лице. Мисс Пейн была бы шокирована. А ей, Эванджелине, было интересно и любопытно.

О своей жизни в Англии лорд Рудольф рассказывал очень мало. Когда же она задавала ему прямые вопросы, он всегда находил способ сменить тему.

Однако ей было очень просто говорить с ним о себе самой. Она рассказала ему о своей жизни в Глостершире, о смерти отца, о Харли и о своем решении покинуть родной дом и отправиться в Америку. И было приятно слышать, как он возмущался поведением Харли и хвалил ее за мужественное решение отправиться в новую страну в поисках счастья.

Шли дни, но их однообразие было отдыхом для Эванджелины. Никаких бунтов, никаких преступников, и не нужно было штурмовать тюрьму. За все это время произошли лишь три события: встреча с американским кораблем, когда им сообщили об Анне Адамс, покушение на жизнь Остина и случай с ее молитвенником.

 

Глава 11

Американский капер нагнал их через три дня после выхода из Гаваны. Более быстроходное, чем тяжелая «Аврора», судно показалось за кормой утром, а к вечеру уже шло вдоль их борта.

Эванджелина и лорд Рудольф с палубы наблюдали, как после серии сигналов и шутливых приветствий с борта судна спустили лодку и трое мужчин погребли к «Авроре».

Капитан Блэкуэлл спустился с капитанского мостика, чтобы приветствовать гостей.

Коренастый мужчина с непокорными рыжими волосами, мальчишеской улыбкой и капитанским знаком различия на бушлате похлопал его по плечу:

— Рад встрече, Блэкуэлл! Спасибо за спектакль в Гаване. Давно я уже так не веселился.

— Рад был услужить.

— Охотно верю. Но мне нужна вся история. Кто была эта женщина с бомбами? Никогда еще не видел такой жестокой бестии. Она проложила себе дорогу среди бедных испанских солдат, оставив за собой кровавый след. Эту суку стоит повесить.

— Она уже на пути к виселице?

Американский капитан в смущении пробормотал:

— Она от нас скрылась.

— Эта женщина сбежала от двух кораблей, полных пушек?

— Да, сбежала со своим ужасным пиратом. А он, огромный безобразный детина, смеялся как безумный, стреляя в моих людей направо и налево. Они пробрались на английский фрегат, а потом принялись сбрасывать людей за борт.

Эванджелина схватилась за перила, вспомнив английских моряков и того, который говорил на глостерширском диалекте.

— Мы выловили их из воды, и они рассказали, что эта женщина предоставила тем, кто не захотел подчиняться ее пирату, выбор: пуля в живот или прыгать за борт. Их взбесило, что мы спасли тех, кто прыгнул за борт. Мы даже подумали: не взять ли английских ублюдков к себе на службу? Но потом отпустили их.

— Как благородно с вашей стороны… — протянул лорд Рудольф.

Американский капитан взглянул на него с удивлением:

— Кто это, Блэкуэлл?

Лорд Рудольф шагнул вперед и протянул руку:

— Я — английский ублюдок.

— Это лорд Уиттингтон, — сказал Остин.

Капитан пожал протянутую руку и взглянул на Остина:

— Твой друг?

— Я везу его в Бостон.

— Сэр, мы можем доставить вас туда скорее, — предложил капитан.

— Спасибо, нет. Я уже привык к «Авроре». И я сомневаюсь, что мне доставит удовольствие плавание с капитаном, которому нравится идея о перевербовке англичан.

— Значит, Уиттингтон… — в задумчивости произнес рыжеволосый. — Я знаю одного Джорджа Уиттингтона в Бостоне. Ваш родственник?

— Возможно, мой кузен, если это тот самый Джордж Уиттингтон.

Капитан усмехнулся:

— Мои соболезнования…

— Он всего лишь троюродный брат. И изрядный болван к тому же.

Тут Остин вмешался в разговор:

— Какой курс взял английский фрегат?

— Он пошел на юг. Возможно, мисс Адамс решила, что в Карибском море нажива будет лучше. Лоусон следует за ней, и он дал сигнал остальным следовать за ней. Я предупредил все суда, чтобы они избегали ее, пока я не подойду. Боюсь, если эту женщину поймают, Лоусону не удастся сохранить ее в живых до суда.

— Мне наплевать, что произойдет с ней. До тех пор, пока она держится подальше от моего корабля.

Гость пожал плечами:

— Как вам угодно. А я проделал путь на шлюпке от своего корабля, Блэкуэлл, потому что знаю: у вас всегда есть в запасе самое лучшее бренди, какое только можно купить за деньги. Угостите, а?..

Остин изобразил улыбку и жестом пригласил капитана капера и его людей следовать за ним на корму. Но лорду Рудольфу и Эванджелине он не предложил к ним присоединиться.

— Зачем вы это сделали? — спросила Эванджелина, когда они опять остались одни у борта.

Лорд Рудольф посмотрел на нее с недоумением:

— Что именно?

— Зачем вы превратились в английского аристократа? Вы были похожи на карикатуру из журналов, которые читает мой брат. Мне казалось, что вот-вот у вас изо рта появится пузырь со словами.

Рудольф засмеялся:

— Это производит впечатление на американцев.

— Но все-таки — зачем вы это сделали?

Он пожал плечами:

— Это меня развлекло.

Эванджелина промолчала, а он, снова пожав плечами, отошел от нее. Она тут же последовала за ним к противоположному борту, где он показал ей на стаю летающих рыб, подставляющих свои белые брюшка вечернему солнцу. Но он ни слова больше не сказал.

— Американский капитан был прав. Бренди замечательное. — Лорд Рудольф Уиттингтон скрестил ноги и сделал глоток из бокала, который ему подал Остин.

Они сидели в капитанской каюте, Уиттингтон — в кресле у стола, а Остин — в раскладном кресле, которое он вынул из шкафа. Это было три дня спустя после того, как американский корабль уплыл навстречу заходящему солнцу под громкие прощальные слова и добродушные насмешки.

— У меня, к сожалению, плохие манеры. А ведь капитан должен проявлять вежливость по отношению к своим высокопоставленным гостям, — проговорил Остин.

Уиттингтон внимательно посмотрел на него:

— Вы отъявленный лжец, Блэкуэлл.

Раскладное кресло затрещало, когда Остин откинулся на спинку и вытянул свои длинные ноги.

— Я плохой лжец. Но если вы знали, что я пригасил вас сюда не из вежливости, то почему не отказались?

— Мне было любопытно. А у вас действительно есть привычка бросать в тюрьму людей, которые не подчиняются вам?

Англичанин говорил непринужденно, но в глазах его была настороженность. Остин чувствовал, как он напряжен.

— Бренди французское. В наши дни англичанам не просто добыть его, разве что контрабандой. А я купил его в Париже. Вот я и подумал, что вы сможете наслаждаться им, пока будете рассказывать свою историю.

— Ах, мою историю… Но какую именно?

— Историю о том, как вы попали на Карибы и как оказались заключенным в Гаване. Историю, которую вы, кажется, всеми силами стараетесь утаить от всех. Вы не рассказали ее даже мисс Клеменс.

— Откуда вы, черт побери, это знаете? Вы же с ней за целую неделю и словом не обмолвились.

Остин молча пожал плечами.

— А вы хитрец, Блэкуэлл… — Англичанин сделал глоток, потом стал покачивать свой бокал. — Не хотелось бы разочаровывать вас, но никакой истории нет. Просто я оказался не в том месте и не в то время. Вот, собственно, и все.

Остин держал свой бокал в ладонях, как бы согревая его.

— Но за что вас арестовали? И каков был приговор?

Лорд Рудольф скривил губы:

— Мне не хочется вам отвечать, капитан. Несмотря на то что бренди отличное.

— На борту судна слово капитана — закон. Его приказы безоговорочно выполняются, а если нет, то назначается наказание. Только при такой системе на судне обеспечивается порядок.

— И многие капитаны пользуются этим, чтобы стать придирчивыми. Боже, помоги команде, чей капитан имеет склонность к жестокости. Но ваша команда кажется довольной, так что я считаю вас придирчивым, но без жестокости.

— Я не наказываю без причины. А за дело наказываю.

Уиттингтон отставил свой бокал и бесстрастно ответил:

— Но я не из вашей команды.

— Зато вы тут под моим покровительством. По просьбе мисс Клеменс.

— Знаю. Я навеки обязан моей спасительнице. Мне кажется занятным, что вы взяли меня на борт ради нее.

— Мне хотелось бы бросить вас на съедение акулам. Так что выбор за вами, Уиттингтон. Вы можете провести остаток плавания с удобствами или без них.

Лорд рассмеялся:

— Как гость или как заключенный — вы это имеете в виду? Я слышал о бунте и о том, как вы подавили его, пристрелив первого лейтенанта. В вашем бриге дюжина арестантов, которые уже сожалеют о своем поспешном решении свергнуть вас. Имеется еще несколько недовольных. Но никто не отваживается выступить против вас. Я не уверен, что мисс Клеменс здесь в безопасности.

Она и не была в безопасности. Но не в том смысле, в котором имел в виду Уиттингтон. Остин заставлял себя держаться от нее подальше, и это оказалось самое трудное дело в его жизни. Но он должен был держаться от нее подальше. Она сводила его с ума.

— Мы отклонились от темы. Так почему же вы попали в тюрьму в Гаване?

Уиттингтон снова взял свой бокал.

— Вижу, бесполезно уклоняться от ответа. Знаю, вы мне не поверите, но я действительно оказался не в том месте и не в то время. Я свернул в переулок и стал свидетелем драки. Двое парней развлекались, забивая до смерти третьего. Когда я попытался вмешаться, оба джентльмена сбежали, и я остался в окровавленной одежде рядом с мертвым человеком. Констебли арестовали меня на месте преступления, увели, и я стал дожидаться суда. Без сомнения, меня повесили бы. Знаю, что судья не считал меня виновным, но они были рады обвинить хоть кого-нибудь. Они позволили мне послать за моими людьми, и я стал дожидаться их. — Он сделал глоток. — Представляю себе, как они удивились, когда прибыли и узнали, что меня там нет.

— Вы очень хладнокровны для человека, едва избежавшего смерти. Даже в порту вы выглядели так, будто вышли на вечернюю прогулку. Или это просто ваши английские манеры?

— У меня не было ни малейшего сомнения в том, что меня освободят. Мой отец — маркиз Блэндсмир, человек, пользующийся большим влиянием, особенно сейчас, при продолжающейся борьбе против Франции. Не думаю, что он позволил бы своему единственному сыну и наследнику умереть в испанской тюрьме за преступление, которого тот не совершал.

Остин скрестил свои длинные ноги.

— Значит, вам повезло. Многие люди в той тюрьме никогда не увидят дневного света, если только мисс Адамс не удалось взорвать все стены. И опять-таки вам на удивление повезло — вы оказались не в своей камере, когда в тюрьму вбежала мисс Клеменс. Иначе она не нашла бы вас.

— Это просто везение, признаю. Охранники были расположены ко мне, потому что я хорошо говорю по-испански. У них также была одна слабость — они любили играть в карты на деньги. А поскольку у англичан тоже есть такая слабость, то мы поняли друг друга.

— Ммм…

Возможно, этот англичанин и был тем, кем казался — избалованным сынком богатого родителя, шатающимся по миру в полной уверенности, что ему удастся выбраться из любой передряги. Остину уже доводилось встречать таких людей.

— А почему вы оказались в Гаване?

Лорд Рудольф пожал плечами:

— Просто подумал, что мне стоит ее увидеть.

— Вы так подумали, когда уже были на Карибах?

— Вы очень настойчивы, капитан. Ну хорошо… У меня были тут дела.

— Большинство англичан ведут свои коммерческие дела на Ямайке или в других английских колониях.

— Мои дела немного шире.

— И большинство англичан не говорят бегло по-испански, — заметил Остин.

— Тут нет никакой тайны. Когда я был мальчиком, у меня был наставник, который большую часть жизни прожил в Испании. Он и обучил меня этому языку.

Черт бы побрал этого лорда с его невозмутимым лицом и языком без костей! Он что, издевается?.. Или скрывает что-то очень важное? Кто он, этот человек, — безобидный болтун… или кто-то весьма опасный?

— Когда прибудем в Бостон, я поищу корабль, который возвращается в Англию, и посажу вас на него. Без сомнения, вы хотите вернуться домой как можно скорее.

Самодовольная улыбка исчезла с лица англичанина.

— Я не спешу. Высадите меня на берег в Бостоне и забудьте обо мне, капитан.

— Почему?

— Я хотел бы осмотреть достопримечательности.

— Там нечего осматривать.

— Ах, оставьте… Бостон стал знаменитым. Колыбель восстания.

— Бостон никак не сравнится с великолепием Лондона.

Лорд Рудольф рассмеялся:

— Мне кажется, капитан, вы ревностно ограждаете от меня ваш город.

Какое-то время Остин молча разглядывал собеседника. Потом проговорил:

— Вам не очень удается роль безмозглого идиота, Уиттингтон. Предлагаю вам сбросить эту маску.

Единственный глаз англичанина посмотрел на капитана удивленно, а улыбка его стала циничной.

— Зато вы отлично ведете свою игру. Отдаю вам должное. — Лорд Рудольф отпил из своего бокала и добавил: — Не задавайте мне больше глупых вопросов, и мне не придется отвечать на них еще более глупой ложью. Мои дела ни в коей мере не вредят вам, вашему грузу, вашей команде и вашим пассажирам, Обещаю не причинять вам неприятностей.

— Обещать не значит быть безобидным.

— Я вовсе не безобидный. Но ведь и вы тоже.

Остин понял, что ему больше ничего не вытянуть из гостя. А тот вдруг спросил:

— Капитан, а кто вам мисс Клеменс?

«Она — ответ на мои мечты», — промелькнуло у Остина. Эта мысль ошеломила его, но он понимал, что так и было. Ее серые глаза и лукавая улыбка пленили его, очаровали…

— Она пассажирка. Направляется в Новую Англию.

— Вы ее любовник?

Остин выпрямился, разгневанный.

Уиттингтон поднял руку:

— Погодите, не прерывайте меня. Я не собираюсь оскорблять ее. Я просто хочу знать, как обстоят дела.

— Никак не обстоят. А если вы надумаете соблазнить ее, то я выброшу вас за борт.

— Остыньте, капитан. У меня нет дурных намерений относительно моей спасительницы. Она отважная и милая молодая женщина. И мне очень хочется избавить ее от возможных неприятностей.

— На моем судне ей не грозят никакие неприятности. Не грозят, даже если ему придется запереть ее в каюте и самому стать на страже у двери. Она пробудила в нем такие страсти, о существовании которых он и не подозревал. Именно поэтому он и держался от нее на расстоянии.

— Но ее ведь однажды уже заставили помогать бунтовщикам, а потом увезли на другой корабль. И вернули вам всю в порохе. Думаю, вы плохо заботились о ней.

— Виновница всех этих неприятностей сейчас далеко отсюда.

— Ах да… Великолепная Анна Адамс. Я встречался с ней. У меня кровь застыла в жилах. По словам мисс Клеменс, ей ничего не стоит обвести мужчину вокруг пальца. Восхищен вами. Вы не поддались ей. — Уиттингтон поднял свой бокал, насмешливо салютуя капитану.

— С ней все ясно.

— Для проницательного человека — да. Но я хотел бы поговорить о мисс Клеменс. Что будет с ней?

Остин снова откинулся на спинку кресла.

— У нее есть кузина в Бостоне. Очевидно, эта кузина нашла для нее место гувернантки в богатом доме.

Уиттингтон побелел.

— Гувернантка?.. Моя спасительница?.. Я ни за что не допущу такой ужасной судьбы для нее.

— Мы в Америке не считаем работу ради заработка на жизнь ужасной судьбой.

— Вот поэтому мы и считаем вас варварами. Мисс Клеменс не американка. Она англичанка по рождению и воспитанию. И будь я проклят, если позволю ей стать гувернанткой. Она стала бы тогда немногим лучше прислуги.

— Вас это не касается.

— Конечно, касается. Ведь я ее соотечественник. Однажды я встречался с ее сводным братом в Лондоне. Он редкостный идиот, и он не годится на роль ее защитника. Когда мы прибудем в Бостон, я организую для нее возвращение в Англию и буду сам ее сопровождать.

Остин стиснул в руке бокал. Ему хотелось вскочить с кресла и выбежать из каюты. И пусть Уиттингтон забирает Эванджелину куда захочет.

— Семья обручила ее с дураком-волокитой, а потом рассердилась на нее, когда она с ним порвала. Они не захотят принять ее назад. И мне не очень хочется, чтобы она вернулась к ним.

— Согласен, ее семья поступила с ней нехорошо. Она рассказала мне историю с отвратительным Харли. Если мне доведется встретиться с ним, я, конечно, вызову его, — холодно, как и полагалось надменному английскому аристократу, проговорил лорд Рудольф.

— И вы отвезете ее к людям, которые так унизили ее?

— Вы не поняли меня, капитан. Я возьму ее к себе домой.

Остин стиснул зубы.

— Нет, вы этого не сделаете.

 

Глава 12

— Остыньте, капитан. — Уиттингтон высокомерно улыбнулся. — Моя мать примет ее с распростертыми объятиями, когда узнает, что мисс Клеменс вытащила ее сына из огня. Она будет опекать ее, выведет в свет. Если кто-нибудь и может помочь мисс Клеменс, так это моя мать.

— Вы намерены выдать ее замуж за какого-нибудь английского щеголя?

— Уверяю вас, моя мать знакома с самыми достойными людьми. Она найдет для мисс Клеменс человека хорошо воспитанного и с хорошим характером. Вам не кажется, что эта девушка заслужила награду за все, что сделала? Удачно выйдя замуж, она станет хозяйкой богатого дома и будет иметь большое влияние в обществе.

Остин попытался представить Эванджелину с аккуратно причесанными волосами, Эванджелину, стоящую рядом с мужем и приветствующую гостей в своем прекрасно обставленном особняке.

Нет, Эванджелина не создана для такой жизни. Этот холодный англичанин не знает, что она более красива в своей рваной сорочке, с растрепанными волосами, с перепачканным лицом. Что она дико хохочет, когда корабль скачет по волнам, что она избежала смертельной опасности, а потом загрустила, потому что упустила возможность осмотреть то место, откуда убежала.

— Она гораздо большего добьется в Бостоне, — сказал Остин.

— В качестве гувернантки? Или выйдя замуж за банковского служащего?.. А может, за капитана корабля?

Остин не дрогнул.

— Никто не осудит ее брак с таким человеком.

— Она заслуживает лучшего. Банковский служащий — это далеко не баронет, не виконт и даже не сын маркиза.

Лорд Рудольф улыбнулся Остину, но тот ответил ему суровым взглядом:

— Пока мисс Клеменс находится на этом корабле, она под моей защитой. Она выразила желание присоединиться к своей кузине в Бостоне, и я доставлю ее туда.

— Надо позволить ей самой сделать выбор.

— Когда она прибудет в Бостон. А сейчас оставьте ее в покое. А если будете докучать ей, то я брошу вас в тюрьму.

Лорд Рудольф сверкнул белозубой улыбкой:

— Она и так переполнена, ваша тюрьма. Позвольте вам напомнить, что я англичанин и сын пэра.

— Это ничего не значит на борту моего судна.

Их взгляды встретились. Через некоторое время Уиттингтон отвел глаза и допил свое бренди.

— Как бы мне хотелось привести вас в палату лордов, капитан. Какой хаос вы бы там устроили…

Остин поднялся на ноги.

— Мой повар великолепно готовит пулярку. Ее скоро подадут моим офицерам в кают-компании. Вы, должно быть, проголодались.

Уиттингтон отставил бокал и тоже встал.

— Я понял вас, капитан. Спасибо за бренди. Всего доброго.

Лорд отвесил легкий поклон, а Остин в ответ коротко кивнул.

Когда Рудольф вышел в коридор, Остин взял свой бокал и осушил его одним глотком. Он был уверен: у этого человека на уме что-то недоброе.

Будь он проклят, если позволит Уиттингтону увезти Эванджелину в Англию. Остин сам решил посадить ее на корабль и отправить назад, но теперь он не хотел, чтобы она отправилась в Англию. Тем более вместе с Уиттингтоном.

Она могла остаться в Бостоне, возможно, не в качестве гувернантки. Он что-нибудь для нее придумает. Спросит совета у Гейнсборо. А если Эванджелина действительно окажется английской шпионкой, то лучше не спускать с нее глаз — пусть даже ему придется позволить сирене соблазнить его ему на погибель.

— Капитан, мне нужно с вами поговорить! — крикнула Эванджелина.

Широкая спина капитана Блэкуэлла на капитанском мостике оставалась неподвижной. Он продолжал смотреть в свою подзорную трубу на бескрайний пустынный океан.

Эванджелина с трудом проглотила комок в горле. Она просила мистера Сьюарда ходатайствовать за нее в этом вопросе, и он принес ей ответ — капитан отказывался изменить свое решение. И теперь, пока лорд Рудольф занимался чем-то на полубаке, она собрала все свое мужество, чтобы поговорить с капитаном.

Эванджелина подождала, когда матрос спустится с кормовой палубы вниз, выполняя какой-то приказ, потом, хватаясь за скользкие поручни, вскарабкалась по крутой лестнице на верхнюю палубу.

На этой палубе, рядом со штурвалом, она была только один раз, во время бунта, и тогда ужасно испугалась. Эванджелина вспомнила, как сидела, съежившись, на скамье, пока Остин уверенно возвращал корабль под свое начало.

Отсюда она могла видеть весь корабль — с носа до кормы. Над головой возвышались мачты, и туго натянутые паруса хлопали на ветру. Множество канатов переплетались в фантастический узор, и ветер громко завывал в парусах. Океанская ширь разворачивалась за кормой, и корабль оставлял за собой пенный след.

Лорнхем, стоявший за штурвалом, посмотрел на нее, но ничего не сказал. Осборн увидел ее и в удивлении поднял брови, потом отвернулся.

Эванджелина подошла к Остину и стала рядом с ним.

— Капитан, мне нужно поговорить с вами.

Он тут же обернулся. Откровенная злость в его глазах заставила ее отступить. Но она тотчас взяла себя в руки и, вскинув подбородок, проговорила:

— Это важно, капитан, иначе я бы не…

— Сьюард!

Юный лейтенант быстро поднялся на палубу.

— Да, сэр.

Остин сделал резкий жест и отвернулся.

— Уберите ее.

Сьюард прикусил губу. Он посмотрел на спину капитана, потом с несчастным видом повернулся к девушке.

— Извините, мисс Клеменс. Давайте… давайте спустимся вниз и выпьем кофе.

Остин не хочет даже смотреть на нее. Ноги Эванджелины несли ее прочь, прочь от него! Гораздо проще было бы пойти с мистером Сьюардом, посидеть в кают-компании и выпить горячего кофе. Она рассказала бы ему о своих проблемах, а он развеселил бы ее.

Эванджелина сжала кулаки и, миновав огорченного мистера Сьюарда, стала за спиной Остина.

— Я не отношусь к вашим матросам, и вы мной не командуете, капитан! Почти две недели вы избегаете меня, и теперь я собираюсь сказать вам то, что должна сказать.

Остин резко повернулся, в глазах его вспыхивали искорки гнева. Когда же он стремительно шагнул к ней, Эванджелина взвизгнула и отскочила в сторону. На верхней ступеньке лестницы она обернулась и посмотрела ему прямо в лицо.

— Вам меня не запугать! — Эти слова были ложью, о том свидетельствовали ее дрожащие руки и ноги.

Опершись руками о перила лестницы по обе стороны от девушки, Остин как бы заключил ее в объятия.

— Мисс, никто не поднимается на эту палубу без моего разрешения. Вам я такого разрешения не давал.

— Я только хотела задать вам вопрос.

— Не на этой палубе.

Она снова вскинула подбородок.

— Вы не имеете права мной командовать! Я не член вашей команды!

— Уведите ее вниз, мистер Сьюард. Сейчас же.

— Мисс Клеменс, пожалуйста… — пробормотал бедняга лейтенант.

Эванджелина посмотрела на него, потом — на каменное лицо Остина. Ее ноги и руки вновь задрожали.

— Хорошо, я ухожу. Но только потому, что не хочу доставлять неприятности мистеру Сьюарду.

Остин ничего не ответил. Он отступил от лестницы и преувеличенно вежливым жестом предложил мистеру Сьюарду пройти вниз. Юный лейтенант быстро скатился вниз, потом, у подножия лестницы, подождал, когда спустится Эванджелина, и поддержал ее на последних ступеньках.

Она оправила свои юбки и посмотрела вверх, на палубу. Но Остин уже ушел.

— Капитан Блэкуэлл!

Капитан разговаривал с Лорнхемом у штурвала, и он снова повернулся к ней спиной.

— Я теперь не на вашей палубе, капитан! Теперь вы можете ответить на мой вопрос?!

Он обернулся и подошел к борту. Упершись кулаками в перила, проговорил:

— Мне нужно вести корабль, мисс Клеменс. Мистер Сьюард может помочь вам.

— Я его уже спрашивала, но он не может мне помочь.

Сьюард подавал ей отчаянные знаки.

— Если он не смог вам ответить, то и я тоже не смогу.

— Понимаю, что вам хотелось бы выбросить меня за борт, капитан, и вы можете так поступить, когда я закончу. Но это очень важно.

Остин бросил взгляд на Сьюарда, потом кивнул:

— Хорошо, мисс Клеменс. В чем дело?

Она глубоко вздохнула. Сьюард со стоном закрыл глаза.

— Вы забрали у меня молитвенник. Могу я получить его назад?

Капитан долго молчал. Она не могла прочитать выражение его глаз, но они, казалось, гипнотизировали ее.

— Нет, — сказал он наконец. И отвернулся.

После полуночи Эванджелина шла по темной палубе, чтобы забрать свой молитвенник из каюты Остина.

Вечером Сьюард спустился с ней вниз и попытался успокоить, но она по-прежнему злилась. Она попросила капитана о такой малости, а он ей отказал, потому что любит показывать свою власть. Кажется, он забыл, как целовал ее и ласкал. Он забыл, как хрипловатым голосом называл ее своей сиреной.

Эванджелина старалась держаться в тени. Она знала, что сейчас Остина в каюте не будет, потому что слышала, как он в кают-компании говорил Осборну, что отстоит еще одну вахту сегодня ночью. И все-таки он в любой момент мог заметить ее, схватить и отвести обратно в каюту. Конечно, лишь в том случае, если он не бросит ее в тюрьму и не прикажет мистеру Сьюарду давать ей изредка корку хлеба, пока она будет сражаться с крысами.

До лестницы она добралась без происшествий. На корабле было тихо, только ветер шумел в такелаже да волны бились о корпус судна. Море было спокойное, луна — высоко, а паруса отбрасывали резкие тени на палубу.

Эванджелина тихо спустилась по лестнице. В конце коридора — дверь в каюту капитана. Она вспомнила, как стояла в этом коридоре в день бунта и смотрела на дверь на латунных петлях, считая ее непреодолимым препятствием.

Сейчас все выглядело точно так же. Свет фонаря освещал полированное дерево, и поблескивал дверной замок. Дверь казалась негостеприимной и даже устрашающей.

Когда она стояла здесь несколько недель назад, юный матрос Дэвис лежал на полу… мертвый. Сегодня ночью коридор был пуст. Олбрайт, который теперь должен был охранять каюту, играл в карты или в кости на полубаке. Она видела, как он туда шел. Лорд Рудольф пошел туда же, а за ним — мистер Сьюард. Все они решили, что она уже легла спать.

А она быстро обыщет каюту, возьмет свой молитвенник и уйдет. И капитан даже не заметит его отсутствия.

Эванджелина толкнула дверь и вошла. В каюте было тихо, только чуть поскрипывал под ногами пол. В иллюминаторе же виднелось черное ночное море.

Она тихо закрыла дверь. Беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться: как всегда, здесь не было ничего лишнего. Койка под скошенным потолком не смята, а на столе — ни карт, ни каких-либо других бумаг.

Когда она мылась в этой каюте в тот день, когда сбежала из Гаваны, Остин вытащил ее одежду из шкафа над ее головой. Похоже, все ее вещи он хранил там.

Эванджелина подошла к креслу у стола и подтащила кресло к шкафу. Потом взобралась на сиденье и стала лицом к одинаковым дверцам шкафов.

Та дверца была справа, в этом она уверена. Эванджелина ощупала пальцами отверстие для ключа под ручкой дверцы. Уверенная, что шкаф закрыт на ключ, она на всякий случай потянула за ручку.

Дверца шкафа сразу открылась. За дверцей, на полке, лежали аккуратно сложенные куртки; под ними — так же аккуратно сложенные рубашки. Его одежда. Она потрогала куртку. Шерсть была гладкая и мягкая. И ей неудержимо захотелось забраться в этот шкаф и, как кошка, свернуться там в клубок, наслаждаясь его теплом и запахом.

Эванджелина убрала руку и со вздохом закрыла дверцу. Затем передвинула кресло и открыла дверцу поменьше. Здесь она обнаружила пистолет в кобуре, прикрепленной к дверце, а также порох, пули и все необходимое для чистки оружия. Все это было разложено по узким отделениям — так, чтобы не выпало при качке.

Она нашла и свою сумку. И еще — маленькую коробку. А ее молитвенник в красном переплете лежал между коробкой и сумкой.

Эванджелина вытащила книжку — часть той жизни, что осталась в прошлом. С самого детства у нее была привычка читать эту книгу каждый вечер. Эти строки убаюкивали ее в тоскливые ночи после смерти отца и утешали, когда она поняла, что новый муж матери ее не любит. И они осушали слезы девушки в тот день, когда Харли обманул ее.

Эта книга библейских стихов очень много значила для нее. Она открыла ее наугад, пробежала страницу глазами. Столько всего произошло с тех пор, как она последний раз читала эти слова. Она так много пережила… И она познала желание к мужчине, который смотрел на нее всего лишь как на обузу.

Эванджелина прижала книжку к груди, спустилась с кресла и оттащила его к столу, поставив на прежнее место. Все, дело сделано.

И тут послышались шаги. Эванджелина вздрогнула, и книжка выскользнула из ее рук. Ей удалось поймать ее в нескольких дюймах от пола.

Олбрайт или Блэкуэлл? Нет, это не может быть капитан. Вахта заканчивается в два часа, а капитан Блэкуэлл ни за что не оставит вахту раньше времени.

А Олбрайт… Возможно, ей удастся придумать для него какую-нибудь правдоподобную историю и он позволит ей вернуться в свою каюту и не доложит ничего капитану.

Но даже если окажется, что это капитан… Она сможет выкрутиться. У него нет причины отбирать у нее ее книжку.

К тому же она может спрятаться под столом.

Шаги затихли у двери каюты. Эванджелина подкралась к столу, стала на четвереньки и забралась под стол. Дверь отворилась, и Эванджелина, подобрав юбки, затаила дыхание.

Шаги затихли, дверь закрылась. Девушка уткнулась лицом в колени. Возможно, он пришел, чтобы забрать что-нибудь. Возьмет и уйдет. Или разложит на столе морские карты, отодвинет кресло и сядет в него.

Если он пришел, чтобы отдохнуть, ей придется ждать тут, пока он не уляжется в постель и не уснет. Услышав его храп, она выберется из-под стола и уйдет. А может быть, споткнется и разбудит его. И вот он сидит в постели и смотрит на нее, а простыни сползают с его обнаженного торса…

Шаги, размеренные и уверенные, направлялись прямо к столу. Затем кресло отодвинули, и перед ней оказалась пара сапог. А над ними — кожаные штаны, обтягивавшие мускулистые ноги.

— Я так и знал, что вас следовало запереть, — раздался суровый голос капитана.

 

Глава 13

Эванджелина в страхе уставилась на него, глаза его сверкали.

— Нашли что искали, мисс Клеменс?

— Да.

Капитан молча протянул к ней руку, и Эванджелина показала ему книгу. Он взглянул на молитвенник, потом — снова на нее. И взгляд у него был такой жесткий, словно она явилась, чтобы украсть все его золото.

Он взял у нее книжку.

— Вылезайте.

Девушка выкарабкалась из-под стола и встала на ноги, отряхивая юбку.

— Это моя книга.

— Да.

Рубаха его была расстегнута, так что видна была мускулистая грудь с черными завитками волос.

Эванджелина судорожно сглотнула.

— Сэр, я хочу…

— Я верну вам книгу, когда прибудем в Бостон.

— Господи, но почему? Это ведь просто молитвенник. Я люблю читать его перед сном. Это меня успокаивает.

— Почему же вы раньше об этом не сказали?

— Потому что раньше я не могла подойти к вам. Вы уходили на другой конец судна, увидев меня.

— Знаете, почему я это делаю?

— Нет, не знаю.

— Потому что всякий раз, как я оказываюсь рядом с вами, мне хочется или накинуться на вас, или выбросить за борт.

Сердце девушки забилось быстрее.

— А сейчас что вам хочется?

— Я еще не решил. Трудный выбор.

— Я могла бы просто забрать свою книгу и вернуться к себе в каюту. И мы могли бы забыть об этом происшествии.

Глаза его снова сверкнули.

— Где Сьюард? Почему он вас не остановил?

— Он думает, я сплю.

— Наверное, нужно было приставить к вам человека, который караулил бы вас двадцать четыре часа в сутки.

— Вы несправедливы.

Остин нахмурился:

— Когда ведешь судно, не до справедливости, Эванджелина. Тут нужна строжайшая дисциплина. Ведь я должен переправить через океан всю команду и груз и не потерять никого из-за болезни. — Он посмотрел на книгу в своей руке и пробормотал: — Господи, как же я все это ненавижу…

Было невыносимо слышать его «мертвый» голос.

— Нет, вы любите море, капитан.

— Любил раньше. Но это время прошло.

— Но вы должны любить море. Должны вставать рано утром и смотреть, как солнце встает над водой, наблюдать за игрой рыб в волнах, думать об экзотических местах, куда вы плывете. И о том, будет ли там на лицах женщин татуировка и будут ли они завязывать узлом свои тела…

— О чем, черт возьми, вы говорите?

— Лорд Рудольф говорит, что женщины в Сиаме могут изгибаться… вот так. — Эванджелина сцепила пальцы и вывернула ладони так, что они оказались под прямым углом к запястьям.

— Я останавливаюсь в портах. Я не смотрю танцы придворных танцовщиц.

— А мне хотелось бы это увидеть. И порты мне тоже хотелось бы увидеть.

— Ну а я от них устал.

— Не может быть! Я никогда не устала бы от такого. Если бы видела все это вместе с вами.

Остин промолчал. Впервые за несколько дней он внимательно посмотрел на Эванджелину. Посмотрел так, будто видел ее насквозь, так что ей захотелось оказаться сейчас где-нибудь в другом месте — только не под этим испытующим взглядом.

— Вы опасная женщина, Эванджелина. Вы говорите такие вещи, которые мне хотелось бы слышать, и заставляете меня верить каждому вашему слову.

— Я не лгу, капитан. Мисс Пейн всегда внушала нам, что честность — самое главное в жизни.

— Ах да, оракул, мисс Пейн… — Он помолчал. — Зачем вы пришли в мою каюту сегодня ночью?

— Вы же знаете. За своим молитвенником.

— Вы в первый раз искали его?

— Да.

— Притворюсь, будто поверил вам.

— Это правда. Я пыталась выпросить у вас книгу, но вы отказали мне. Без причины, считаю.

— И вы решили украсть ее? Думали, я не замечу?..

— Но зачем она вам? Почему вы держите ее у себя?

— Ну… потому, что я не могу позволить вам завладеть большой тяжелой книгой, которую можно превратить в прекрасное оружие.

— Оружие? Стихи из Библии не могут никого ранить.

— Могут, если ударить ими по голове.

— Я никогда не стала бы этого делать.

Подбородок у него дрогнул.

— Ваша невинность очаровательна, сирена. Она заставляет меня отдаться в вашу власть.

— Так вы отдадите мне книгу?

— Нет.

Капитан подошел к шкафам и вернул книгу на место. Затем достал ключ из кармашка жилета вставил в замок и провернул.

Эванджелина вздохнула:

— Как я теперь усну без моей книги?

Глаза его потемнели.

— Я позабочусь об этом.

Он двинулся к своей койке и откинул покрывало. Льняная простыня под ним была аккуратно расправлена. Остин откинул и простыню.

— Идите сюда. — Он поманил девушку к себе.

Сердце ее гулко забилось. Судорожно сглотнув, она приблизилась к койке.

Капитан запустил руку под матрас, вытащил небольшую книжку и протянул ей:

— Это мой молитвенник. Я одолжу его вам, чтобы он помогал вам засыпать, пока мы не придем в Бостон. Он довольно маленький, и я думаю, вы им никого не сможете оглушить.

Остин вложил ей в руку томик в коричневом переплете, согретый теплом его руки. Без сомнения, он привык читать его лежа в постели… В ночной рубашке с расстегнутым воротом, так что виднелась смуглая грудь, покрытая темными завитками.

— Я вызову Сьюарда. Пусть проводит вас в вашу каюту.

Эванджелина покачала головой:

— Нет, я и сама дойду.

— Но я не верю, что вы вернетесь в свою каюту.

— Вернусь. Куда же еще мне идти?

— Могу представить множество мест, где вы сможете попасть в беду. Но знайте: если через пять минут вы не окажетесь в своей каюте, я определенно брошу вас за борт.

Она закусила губу.

— Тогда я утону, и это будет убийство.

— Да.

Их взгляды встретились.

— Вы пытаетесь запугать меня. Но я вас не боюсь, капитан.

— Не боитесь?

— Да, не боюсь. Но я вернусь в свою каюту, раз уж вы этого так хотите. — Она помолчала. — Вы не поцелуете меня на ночь, прежде чем я уйду?

Воцарилась тишина. Его глаза, темные как ночь, пристально смотрели на нее.

— Нет, — ответил он наконец.

Его слова подействовали на нее словно холодная вода на тлеющий огонь. Она хотела уйти, но ноги ей не повиновались. Что ж, тогда она будет стоять здесь, показывая ему, что не напугана и не побеждена.

Девушка медленно протянула руку и провела пальцем по его расстегнутой рубашке. Затем обвела контуры его твердых мышц, словно изучая их. Темные завитки обвивались вокруг кончиков ее пальцев.

— Вы можете быть таким чудесным… — прошептала ' она. — Вы так много прячете в душе, но никогда не позволяете увидеть это другим.

Он стоял как каменный. Она чуть приоткрыла губы, но он не двигался. Тогда она поцеловала его в подбородок, на ощупь — шершавый, словно наждачная бумага.

— Спокойной ночи, капитан, — прошептала она.

Он ничего не ответил. Эванджелина убрала руку и отвернулась, прижав книжечку к груди.

Остин открыл перед ней дверь. Стараясь не смотреть на него, Эванджелина быстро выскользнула из каюты, чтобы не сделать очередную глупость или снова не попросить его о поцелуе.

И Остин тут же закрыл за ней дверь.

Он смотрел, как Эванджелина спешила к лестнице, ведущей к каютам для пассажиров, и видел, как лунный свет поблескивал в стеклах ее очков. Она ушла, но сердце его не забилось ровнее, и холодный ветер не мог охладить его горячую кровь. Ее тихая просьба о поцелуе как эхо раздавалась в его ушах.

Ему страстно хотелось ответить: «Да, да, да!» Хотелось взять ее прямо сейчас, на койке, на полу, не важно, где именно. Обладать ею, утонуть в ней, использовать ее, чтобы избавиться от своих страхов и переживаний… Черт возьми, почему бы и нет?

Эта девушка поймала его в ловушку. Она могла разрушить его карьеру, его жизнь. Он знал это, и все-таки ему потребовались все его душевные силы и напряжение всех мышц, чтобы произнести это одно-единственное слово — «нет».

А потом она коснулась его, ласкала его, понимая, что победила, и не важно, что он говорил или делал.

Ему нужно было оставаться на своем посту и позволить ей забрать эту проклятую книгу.

Эванджелина помедлила на верхней ступеньке лестницы, и Остин вытащил из кармана часы. Скоро будет четыре. Еще несколько секунд — и он догонит ее и затащит к ней в каюту. И он покарает ее, накажет, чтобы показать, кто на корабле главный.

Она исчезла из виду, спустившись вниз по лестнице. Остин со вздохом захлопнул крышку часов.

Эта глупышка считает правильным бегать одной по кораблю. У нее нет никакого ощущения опасности, которую могут представлять для нее и корабль, и матросы, и он сам — Остин. Одинокая женщина на борту торгового судна постоянно подвергается опасности, даже если у капитана нет планов на нее.

Вот почему он вызвал Лорнхема и велел ему заменить его, когда увидел, как она на цыпочках в темноте пробирается к его каюте. И он все еще не знал, пришла ли она только за книгой или намерения у нее были более коварные. Остин обнаружил ее под столом, но это совершенно ничего не означало. Действительно, зачем она приходила?

В следующий раз он это узнает. Отдав ей свой молитвенник, он лишил ее повода прийти за своим. В следующий раз, когда он застанет ее в своей каюте, ей придется придумать другое оправдание.

Капитан осмотрел стол. Где же, черт побери, Олбрайт? Ведь она не должна была попасть в эту каюту… Придется ему найти еще одного смышленого парня и поставить у дверей, чтобы его каюта была под охраной круглые сутки.

Он направился на полубак. Все люди, не занятые на службе, играли там каждую ночь в карты или в кости, почему-то считая, что капитану об этом ничего не известно.

Нападение произошло у грот-мачты. Что-то ударило его сзади по ногам, и он упал, но успел опереться на ладони. Затем, перевернувшись на спину, встретил нападавшего ударом ноги. Противник вскрикнул и исчез в тени. Остин погнался за ним и тотчас догнал его. Они схватились и покатились по дощатой палубе, так что занозы впивались в тело. Остин довольно удачно блокировал удары противника.

Внезапно в лунном свете сверкнуло лезвие ножа, но капитан успел откатиться в сторону и мгновенно вскочил на ноги.

Убийца снова его атаковал. Остин отступил в сторону и протянул руку к ножу. Однако противник ускользнул и приготовился к следующей атаке. Его лицо скрывалось в тени, а волосы были скрыты повязкой — такие Остин видел у бойцов на Востоке. Мужчина был невысок ростом, так что совершенно не походил на Уиттингтона. Но это мог быть любой из членов команды, включая Осборна и Сьюарда.

Он прыгнул на капитана, и оба покатились по палубе. И тут Остин почувствовал резкую боль — лезвие разрезало куртку и задело плечо.

— Капитан! — раздался голос Сьюарда.

В следующее мгновение молодой человек схватил убийцу под руки и поставил на ноги. И оба тотчас исчезли в тени.

— У него нож… — задыхаясь, произнес Остин.

Сьюард проворчал что-то в ответ, и капитан понял:

лейтенант уже обнаружил это. Остин осмотрелся. Лунный свет освещал только верхушки парусов, а вся палуба скрывалась во тьме.

За спиной послышались быстрые шаги и голос Лорнхема — тот спросил, в чем дело. Остин почувствовал какое-то движение в темноте и, протянув руку, ухватился за чью-то куртку. Он подтащил мужчину к себе и схватил его за горло.

— Сэр!.. — прохрипел Сьюард. — Это я!

Остин выругался и отпустил лейтенанта. Тот выпрямился и стал потирать ладонью горло.

— Сьюард, куда он побежал?

— Не знаю, сэр. Я поймал его, но он ускользнул. У меня остался его нож. Вот, смотрите.

Остин взял нож и вышел на свет. Рядом с ним остановился Лорнхем.

— Сэр, что случилось?

— Кто-то пытался убить капитана! — объявил Сьюард.

— Что?.. Кто пытался?

— Не знаю, — сказал Остин.

А нож был самый обыкновенный, не сувенирный, по которому можно было бы легко определить владельца, а столовый — такой каждый мог бы взять в камбузе.

— Все заключенные были на месте, когда я недавно проверял, сэр, — сообщил Лорнхем. — Все в полном составе.

— Это не заключенный. Он слишком силен для кого-нибудь из людей Фостера. Да и на уме у него был вовсе не бунт.

Сьюард в изумлении уставился на капитана:

— Черт возьми, сэр.

— Вы слитком много времени провели с этим проклятым англичанином. Выражаетесь, как он. Лорнхем, вернитесь на свой пост. Сьюард, вы остаетесь при мне.

— Да, сэр.

Лорнхем отдал честь и ушел. А Сьюард зашагал рядом с Остином, направлявшимся на полубак.

На носу корабля трап вел на нижнюю палубу, а полубак — это открытое пространство, где спали матросы. Койки старших матросов стояли между перегородками, что создавало видимость уединения, но все остальные подвешивали свои гамаки к бимсам.

Некоторые гамаки были заняты, но большинство людей собралось на полу — они наблюдали за игрой в карты и в кости. Уиттингтон находился среди них; наклонившись, он что-то выкрикивал.

Остина тотчас заметили, и кто-то крикнул:

— Капитан!

Карты и кости упали на пол, а ноги в сапогах затопали по доскам — люди вставали или спрыгивали с гамаков, чтобы стать по стойке «смирно». Бормотание перешло в шепот, а потом воцарилась тишина.

Матросы искоса наблюдали за капитаном, некоторые — с раздражением. Ведь это их прибежище. Капитану тут делать нечего.

Уиттингтон медленно выпрямился, не выпуская карты из рук.

— Чем обязаны, капитан?

Сьюард выступил вперед, прежде чем Остин успел остановить его.

— Кто-то пытался убить капитана Блэкуэлла. Если кому-нибудь что-то об этом известно — говорите. Сейчас же!

Все матросы молчали.

— Боже милостивый… — произнес Уиттингтон. — Капитан, вы в порядке? У вас кровь на куртке.

Остин кивнул:

— Он только задел меня. Но я хочу знать, кто поднимался отсюда на палубу за последние полчаса и кто только что пришел. Скажите. Это важно.

Все по-прежнему молчали.

Остин нахмурился и проговорил:

— Мне нужно найти этого человека. Говорите же…

— Беда в том, капитан, — сказал Уиттингтон, — что мы все были увлечены игрой. Я обычно так и поступаю, когда то немногое, что у меня есть, поставлено на кон. Я, например, понятия не имею о том, кто приходил сюда или уходил.

— Значит, никто ничего не видел? — допытывался капитан.

Тут матросы наконец заговорили, но они могли сказать не больше, чем сказал лорд Рудольф. Большинство из них были увлечены игрой и не обращали внимания на то, что делали другие. Некоторые выходили в туалет, некоторые поднимались подышать воздухом, когда у них кончались карты, некоторые же заступали на вахту, а другие возвращались с вахты. Кое-кто видел, как Уиттингтон уходил и возвращался за последние полчаса, но еще полдюжины матросов — а также мистер Сьюард — тоже уходили и приходили.

Остин сдался; он понимал, что убийца мог прибежать сюда и затеряться среди остальных, так что никто его не заметил бы. И он дал указание, чтобы всякий, кто вспомнит что-нибудь, разыскал мистера Сьюарда или его самого и доложил об этом.

Матросы в замешательстве переглянулись, но Остин притворился, будто ничего не заметил.

— Олбрайт, вернитесь к двери моей каюты. Вы все равно проигрываете, если это ваши игральные кости на полу. А остальные… — Остин посмотрел на карты Уиттингтона, бросил на него скептический взгляд и покачал головой. — Продолжайте!

Он направился к трапу, Сьюард — следом за ним. Поднявшись наверх, капитан услышал, как Уиттингтон протяжно выругался.

 

Глава 14

Вернувшись на кормовую палубу, Остин обернулся к своему лейтенанту.

— Что вы делали на палубе?

Сьюард вздрогнул:

— Сэр, я…

— Вы оставили игру для прогулки. Зачем?

— Мне нужно было в туалет. Потом я услышал шум и обнаружил вас… и того человека. Почему вы не позвали на помощь?

Остин вспомнил схватку, она, как казалось, продолжалась очень долго, но в действительности длилась всего несколько минут.

— Не знаю… Я был слишком занят, стараясь остаться в живых. Как вы думаете, вы смогли бы узнать этого человека?

Лейтенант пожал плечами:

— Не знаю, сэр.

— Проклятие!

Кровь Остина кипела, его так и подмывало снова вступить в схватку. Ему хотелось ясного конца, а не этой неопределенности. Кто бы ни был нападавший, он убежал и теперь будет ждать случая, чтобы напасть снова. Остин почувствовал зуд между лопаток, он едва сдержался, чтобы не оглянуться.

Мало того что его терзало страстное желание обладать Эванджелиной, так тут еще и напряжение во время схватки. И теперь все его тело словно натянутая струна. Ему необходимо было расслабиться.

— Вам нужно назначить себе телохранителя, сэр, — сказал Сьюард.

— Но как я узнаю, что человек, которого я выберу себе в охранники, не тот, кто пытался меня убить?

— Вы правы, сэр.

— Поэтому я должен…

Что-то пошевелилось за кучей шкотов — что-то еще более темное, чем тень. Кровь Остина забурлила. Не важно, был ли у этого человека другой нож, он хотел получить ответ на все вопросы немедленно.

Капитан рванулся в темноту, схватил затаившегося там человека — тот попытался локтем ударить его в ребра — и, вытащив убийцу на свет, развернул лицом к себе.

Лунный свет заблестел на стеклах очков и на золотисто-каштановых волосах, и Остин с разочарованием выдохнул:

— Черт побери, Эванджелина…

Она дернулась, и он понял, что крепко вцепился в ее плечи. Отпустив ее, он спросил:

— Что вы тут делаете?

Она прерывисто дышала.

— Я услышала, что кто-то бежал, но пытался делать это бесшумно. Он направлялся к вашей каюте. Я заволновалась и…

— И вы решили его выследить? Сама?

— Я волновалась за вас. Когда я вышла на палубу, он пробегал мимо меня. Я попыталась схватить его, но…

— Сэр, она ранена.

Остин взял девушку за руку и повернул ее ладонь к лунному свету. Ладонь пересекала темно-красная полоса.

— Вы попытались схватить мужчину с ножом?

— Я же не знала, что у него нож. Потом я услышала, как вы деретесь с ним. Я хотела побежать на помощь, но тут увидела мистера Сьюарда и поняла, что с вами все будет хорошо.

Сьюард обмотал ее руку своим чистым носовым платком.

— Вам следовало спуститься вниз! — прорычал Остин. — Здесь было небезопасно.

— Я не могла уйти, когда вы в опасности. Я собиралась позвать людей на помощь. А потом увидела, как этот человек бежит ко мне, и спряталась.

— Вы его видели? Кто это был?

— Я не смогла разглядеть его лицо. А вы разве не знаете, кто это?

— Нет, не знаю. Куда он пошел?

— Туда. — Эванджелина махнула в сторону полубака.

— И вы решили прятаться здесь, за канатами, всю ночь?

— Нет-нет, просто я хотела убедиться, что с вами все в порядке. — Она коснулась его плеча. — Вы не ранены?

Напряжение внезапно вылилось в приступ бешенства — Остин больше не мог стоять спокойно. Он наклонился, подхватил свою очаровательную сирену и перекинул ее через плечо.

— Что вы делаете?! Отпустите меня!

Остина обуяло чувство радости. Он так долго хотел сделать это! И вот сейчас…

Капитан положил ладонь на округлые ягодицы девушки, и та пронзительно взвизгнула.

— Я же говорил вам, Эванджелина, что в следующий раз брошу вас за борт.

— Вы не можете!.. Мистер Сьюард, помогите!

— Сэр, подождите…

— Замолчите, Сьюард.

Остин поднес девушку к борту и спустил с плеча. Крепко держа, посадил ее на борт.

Она ухватилась за его куртку.

— Вы не отважитесь сбросить меня в море.

— Почему же? Вы ведь ослушались меня.

— Для вас это плохо кончится.

— Зачем мне об этом беспокоиться?

— Потому что вы достойный человек. Человек с репутацией отличного капитана.

Он склонился к ее лицу.

— Я ждал обещания слушаться меня, а не оценки моих качеств.

Она закрыла глаза.

— Я не могу дать обещание слушаться вас.

— Почему же?

— Вы можете ошибаться.

Он долго смотрел на нее. Ветер с моря шевелил пряди ее шелковистых волос на его руке. Наконец она открыла глаза — сначала один, потом другой.

— За борт, — сказал Остин и чуть наклонил ее над бортом.

Девушка взвизгнула и обхватила его за шею. Он крепко обнял ее и стащил на палубу. Потом склонился над ней и поцеловал.

В этот поцелуй он вложил всю свою злость, весь свой страх, все свое раздражение. И всю свою страсть, конечно же. Он был возбужден до боли. Он мог бы положить ее на канаты и прямо здесь, на открытой палубе, задрать ей юбки и овладеть ею.

Но Остин чувствовал за спиной взгляд Сьюарда. Черт, мог бы и отвести глаза! Однако Сьюард беспокоился за Эванджелину. А он, Остин, не мог не учитывать тот факт, что, возможно, сама Эванджелина и напала на него с ножом. Конечно, он очень в этом сомневался, но все же… Ведь нападавший был небольшого роста, а руку она могла поранить, когда лейтенант отбирал у нее нож.

Когда в его каюте Эванджелина попросила поцеловать ее на прощание, он едва не затащил ее на койку, едва не набросился на нее. И сейчас он понимал: стоит ему один раз поддаться этой сирене — и она завладеет им навсегда. И тогда он будет плясать под ее дудку и отдаст ей все, что она пожелает, — документы, свою карьеру, самого себя.

Так что надежнее оставаться на палубе под присмотром Сьюарда.

Остин взял ее лицо в ладони, и сейчас ее золотистые волосы струились сквозь его пальцы, а маленькие твердые груди терлись о его рубашку, так как она все крепче к нему прижималась, словно отдаваясь.

— Моя сирена… — Он покрывал поцелуями ее лицо.

— Ах, Остин, — прошептала она, — пожалуйста, не бросай меня за борт.

Он заглянул ей в глаза.

— Значит, ты обещаешь слушаться меня?

— Нет.

Он уперся лбом в ее лоб.

— Что я собираюсь сделать с тобой, сирена?

— Не знаю.

Он снова посмотрел в ее глаза — и вдруг понял, что должен делать. Ответ пришел к нему, как будто кто-то шепнул его ему на ухо.

— Иди в свою каюту, Эванджелина.

— Да, думаю, так будет лучше.

— Или оставайся здесь всю ночь и целуй меня.

— Мне это очень понравится.

Он коснулся губами ее губ.

— Значит, тебе понравится, когда я буду просить тебя о поцелуях в лунном свете? Понравится оплетать меня своей сетью? Но тогда нам придется оставить мистера Сьюарда стоять тут на страже.

Ее дыхание коснулось его лица.

— Это будет нечестно по отношению к бедному мистеру Сьюарду.

— Но это мой корабль. И он сделает то, что я прикажу.

Остин еще раз поцеловал ее. Жар ее губ будет согревать его всю долгую ночь, которую ему предстояло провести в одиночестве.

— Если ты так беспокоишься о мистере Сьюарде, то тебе придется вернуться в свою каюту. И на этот раз оставайся там.

Она кивнула, глаза ее были полузакрыты, губы же — чуть приоткрыты. И она не хотела уходить. А Сьюард мог отвернуться. На это не потребовалось бы много времени.

Остин выпрямился и обхватил рукой ее талию. Она тотчас прильнула к нему — как будто ее тело не хотело расставаться с его телом.

Но Остин заставил себя отстраниться от нее и повел ее по палубе туда, где их ждал лейтенант.

— Вы ничего не видели, Сьюард.

Молодой человек тут же кивнул:

— Конечно, нет, сэр.

Остин убрал руку с талии девушки.

— Сьюард, отведите мисс Клеменс вниз. Я хочу, чтобы всякий раз, как она покинет каюту, рядом с ней был кто-нибудь — даже если она выйдет по естественной надобности. Понятно?

— Понятно, сэр.

— Остин…

Он заставил себя снова превратиться в неумолимого капитана.

— Если вам не нравятся мои условия, мисс, вы можете оставаться в каюте до прибытия в Бостон. Я хочу, чтобы Сьюард, или Олбрайт… или даже этот проклятый Уиттингтон… В общем, хочу, чтобы все время рядом с вами кто-то находился. Иначе вы останетесь под замком. — Он приложил палец к ее полураскрытым губам. — Никаких возражений. А теперь — в постель. — Остин улыбнулся. — Сладких снов, мисс Клеменс. Сьюард, выполняйте!

— Да, сэр.

Резко развернувшись, капитан зашагал по палубе. Поцелуи не успокоили его, — наоборот, только усилили желание.

— Спокойной ночи, Остин! — донесся до него голос сирены, обещавший райские наслаждения.

Еще больше возбудившись, Остин пробормотал:

— Черт бы ее побрал.

Он поднялся на капитанский мостик и занял наблюдательный пост, который ему поспешно уступил Лорнхем. На севере звезды скрылись за облаками. Слава Богу… Похоже, будет дождь.

— Вы чувствуете себя лучше, моя спасительница?

Лорд Рудольф пришел на нос судна, где стояла Эванджелина, любуясь заходом солнца. Она помахала ему забинтованной рукой, радостно приветствуя.

— У меня все быстро заживает. И корабельный доктор был очень внимателен.

Уиттингтон стал рядом с ней. Заходящее солнце сверкало на его светлых волосах.

— Отлично. Позволите понаблюдать за заходом солнца вместе с вами?

Она кивнула, и они принялись смотреть на небо.

— Довольно живописно, не находите? — спросил он через некоторое время. — На суше мне будет недоставать этих закатов, хотя должен признаться, что я немного устал от однообразной жизни на корабле.

Эванджелина держалась за перила, глядя на солнце, садившееся за горизонт. Она не могла представить, как кто-то мог устать от этой жизни.

— Эти закаты великолепны. Никогда не видела ничего подобного. Смотрите, что произойдет, когда солнце совсем сядет. Вот сейчас…

Она затаила дыхание, дожидаясь, когда исчезнет последняя цветная полоска и все вокруг погрузится в ночь.

Лорд Рудольф поднес к глазам ладонь «козырьком». Диск солнца теперь скользил быстрее, и море поглощало его. На миг красный диск стал слишком ярким — на его отражение в мерцающем море было невозможно смотреть, а потом скользнул за горизонт и исчез.

Когда это случилось, небо вспыхнуло ярко-зеленым, голубым и золотым, прежде чем превратиться в изумрудное.

Это был мерцающий миг красоты. Потом небо потемнело, зеленый блеск исчез и над ними появились большие светлые звезды.

Эванджелина вздохнула:

— Великолепно, правда?

— Да, моя спасительница. Я видел закаты на море, но никогда еще не видел ничего похожего.

Она плотнее запахнула на груди бушлат, спасаясь от холодного ветра.

— Каждый закат хорош по-своему. Но в Англии таких закатов не бывает.

— И все-таки мы любим добрую старую Англию, верно? — Лорд Рудольф оперся о поручни и вздохнул. — Я буду счастлив снова увидеть ее берега и улицы Лондона в тумане. Я так давно там не был…

— Но вы как будто так наслаждались своими путешествиями. Вы рассказывали чудесные истории.

— Да, я радуюсь им, но намерен покончить с этим. Отец мой старится, хотя и не любит, когда ему об этом напоминают. Время странствующему сыну вернуться домой и научиться управлению поместьем.

— Вы рассуждаете, как капитан Блэкуэлл.

Рудольф криво улыбнулся:

— Да? Он, как и я, хочет отдохнуть?

Эванджелина кивнула:

— После этого плавания он останется в Бостоне и устроится там. Хотя мне кажется, ему будет не хватать моря. Не могу представить его за письменным столом, в кабинете.

— Где он не сможет превратить жизнь какого-нибудь моряка в ад? Я тоже не могу себе такого представить.

Эванджелина посмотрела на собеседника с удивлением:

— Но капитан очень добрый человек. Его команда вполне им довольна и…

Лорд Рудольф резко вскинул руку:

— Пожалуйста, не надо. Я восхищаюсь капитаном Блэкуэллом и чувствую, что он человек умный. Но не рассказывайте мне сказки о его доброте. Он безжалостный, и он будет делать то, что считает правильным.

— Может быть, он безжалостный, но добрый.

Лорд Рудольф засмеялся:

— Клянусь, он вас очаровал.

Эванджелина вспыхнула:

— Ничего подобного!

— Вы покраснели, и это вас выдает. Нет-нет, спрячьте ваши коготки, котенок. Я сюда пришел не за тем, чтобы дразнить вас. Я пришел спросить, что вы собираетесь делать, когда прибудете в Бостон.

Эванджелина еще крепче ухватилась за поручни.

— У меня там кузина, и она…

— Знаю, она нашла для вас место гувернантки. Капитан мне говорил об этом. — Лорд Рудольф покачал головой. — Оставьте эту мысль. Женщина вроде вас достойна лучшего, чем ухаживать за выводком какого-нибудь торговца. Я уже давно собирался спросить вас об этом, но хотел сначала дать вам возможность отдохнуть. — Он посмотрел ей в лицо. — Мне хотелось бы, чтобы вы вернулись в Англию со мной.

Эванджелина раскрыла рот, и внезапно ее охватило желание вернуться вместе с лордом Рудольфом, ведь в этом не было ничего унизительного, это совсем не то, что быть отправленной назад Остином. Путешествовать как гостья лорда — это очень даже почетно.

И все же она сказала:

— Вернуться?.. Нет, это невозможно. Мне нечего делать в Англии.

— Вам не придется возвращаться к матери и отчиму. Они вышвырнули вас, как ненужную вещь. Вы будете жить в Лондоне вместе с моей семьей. Моя мать вас полюбит.

Эванджелина побледнела.

— Ваша мать? Маркиза Блэндсмир? Но почему она заинтересуется такой, как я?

От ветра пряди волос упали Рудольфу на лицо, и он резко отбросил их.

— В первую очередь потому, что вы вернете домой ее блудного сына. Во-вторых, вы просто очаровательны. Сколько себя помню, она всегда сожалела, что у меня нет сестер, как будто это моя вина. Она будет руки потирать от радости, подыскивая для вас подходящую партию. Она ведь сваха, как Богу известно. — В его голосе появились нотки горечи.

— Сваха? — пискнула Эванджелина.

— Боже милостивый, да! Она нашла бы вам мужа, которому ваш Харли и в подметки не годится. Вы могли бы растоптать мерзавца Харли, если бы сочли его достойным даже этого.

Анна Адамс говорила что-то похожее… Но то, что предлагал лорд Рудольф, очень отличалось от обещаний Анны. Удачный брак принесет ей богатство и уважение на всю оставшуюся жизнь. И он предлагал это ей так просто, будто подобные женихи валяются на дороге и только и ждут, когда их подберут.

— У вас будет муж, достойный вас, — продолжал Рудольф. — Такой, чьи поместья и богатства позволят вам ходить в шелках до конца жизни. Кто знает, может, моя мать найдет для вас и пэра? Даже маркиза… — добавил он, усмехнувшись.

Но Эванджелине было не до смеха. Корабль качало на волнах, и ее морская болезнь вдруг снова вернулась.

Она уже смирилась с тем, что никогда больше не увидит Англию, не увидит зеленые холмы Котсуолдса, дорожки в тумане, луга, на которых пасутся овцы, и тихие деревушки. Она повернулась ко всему этому спиной и решила: так тому и быть.

Но семья Уиттингтона очень влиятельная. Об этом она узнала из сплетен своего брата и журналов, которые читала ее мать. Лорд Рудольф не напрасно сказал, что его матери будет не трудно найти для нее подходящего жениха. Маркиза вращалась в высшем обществе, знала всех, о ней писали газеты. И если эта леди не падет духом при виде сына, притащившего домой невзрачную мисс Клеменс, то она, Эванджелина, без сомнения, попадет в хорошие руки.

Мир открывал перед ней новые возможности, однако… Эванджелина невольно вздрогнула.

— Ах, я пропала!.. Так сказал капитан Блэкуэлл. Ведь я бегала без сопровождения по фрегатам и врывалась в тюрьмы. Ни один джентльмен не захочет иметь жену, так опозорившую себя.

— Предоставьте это мне. Я придумаю такую историю, которая сделает вас героиней. Джентльмены будут наперебой делать вам предложения.

Она крепко сжала перила. Что ж, наверное, лорд Рудольф мог бы очистить ее от грязи и пресечь любые сплетни. Ведь он сын маркиза, а маркиз по положению ниже только герцога. При одной мысли о таком могуществе Эванджелине стало дурно.

— Но разразится ужасный скандал, если мы будем путешествовать вместе, — проговорила она слабым голосом.

Рудольф отмахнулся:

— Мы наймем для вас компаньонку в Бостоне. И я уговорю капитана Блэкуэлла освободить вашего сводного брата. Он виноват только в собственной глупости. Так что мы будем путешествовать все вместе.

Она повернулась к узкой полоске горизонта. Впереди, к западу, находилась Америка. Через несколько дней они уже будут там. Позади останутся пьянящий холод морского ветра, веселье от вздымающихся волн и славное пение ветра в такелаже. Позади останется капитан корабля, человек, который любит свободу моря. Человек, который целовал ее со страстью, как будто она великая красавица, а не скромная старая дева в очках. При мысли об этом Эванджелина ощутила пустоту в груди.

— Так согласны? — спросил лорд Рудольф.

— Не знаю…

— Подумайте над этим. В Америке вас не ждет ничего хорошего, только жизнь прислуги. Но вы можете стать хозяйкой большого дома, и у вас будут собственные слуги. Я хочу этого для вас. Какую еще награду я могу предложить своей спасительнице?

Он взял ее руку и поднес к своим губам. Она едва ощутила ласку.

— Лорд Рудольф…

Он широко улыбнулся:

— Я был бы польщен, если бы вы называли меня Руди. Так зовут меня близкие.

Близкие?.. Эванджелина посмотрела на его красивое лицо с озорной улыбкой. Многие девушки упали бы в обморок при виде этого джентльмена. Она представила его в Лондоне, в бальном зале, одетого в кожаные бриджи и расшитый сюртук, с волосами, отливающими золотом в свете свечей. И представила, как множество юных леди соперничают за его внимание.

— Почему вы не женаты, лорд Рудольф? Я хочу сказать… Руди. Без сомнения, вы очень выгодная партия.

Улыбка исчезла с его лица. Он выпустил ее руку и снова прислонился к перилам, вглядываясь в опускающуюся на море тьму.

— Это длинная история… Когда-нибудь я вам ее расскажу.

— Мне будет очень интересно. Странно, что ни одна леди еще не поймала вас в ловушку. Вы с капитаном Блэкуэллом одного возраста. А у него была жена, которая умерла лет пять назад, как сказал мистер Сьюард.

— Но обстоятельства жизни у нас очень разные, — пробормотал Рудольф. Внезапно он повернулся к ней. — Мисс Клеменс, выходите за меня.

 

Глава 15

Эванджелина с удивлением уставилась на собеседника. Корабль накренился, и она чуть не потеряла равновесие.

— Что вы сказали?

Его рука белела на перилах.

— Я сказал: выходите за меня, глупая девчонка.

— Выйти за вас?

— Не произносите это так, будто отказываете мне. Черт побери, Эванджелина, ведь у Блэкуэлла есть планы на ваш счет. С ним вы не в безопасности. Говорят, что он вас целовал. И не раз.

Лицо девушки вспыхнуло, но холодные брызги тотчас охладили ее пылающие щеки.

— Да, возможно, — прошептала она.

Лорд Рудольф поморщился:

— Неосмотрительно с вашей стороны, дорогая. Хотя, как я полагаю, он очень привлекателен для молодой женщины. Мы можем тихо обвенчаться в Бостоне, а потом сесть на корабль и отплыть в Англию. Так что наш брак станет свершившимся фактом.

— Но зачем вам жениться на мне?

— А почему бы и нет?

— Потому что я, как вы выразились, глупая девчонка. К тому же не слишком хорошенькая. И у меня нет ни связей, ни денег, о которых стоило бы говорить. А вы станете маркизом и…

— Кто вбил вам в голову, что вы не хорошенькая? — перебил Рудольф. — Уж не капитан ли?

— Господи, нет, конечно. Он… он говорил… — Эванджелина покраснела. — Он много чего говорил, но никогда не называл меня дурнушкой.

— Он негодяй. А я — нет. Если хотите, брак может быть фиктивный. Я предлагаю это вам, чтобы спасти вас от его внимания и дать вам то, чего вы заслуживаете.

Эванджелина в задумчивости покачала головой:

— Нет, вы предлагаете это по другим причинам. Не знаю по каким, но, делая мне предложение, вы думали о чем-то еще… Как будто вам в голову внезапно пришла удачная мысль, а брак со мной стал ее частью.

Он стиснул зубы.

— Я никогда не стал бы использовать вас таким подлым образом, Эванджелина.

— Возможно, я ошибаюсь. Но вы меня поразили. Я не могу вам ничего ответить… даже относительно возвращения в Англию вместе с вами. Дайте мне время подумать.

— Конечно, дорогая. Сколько угодно. В порт мы придем только через несколько дней.

Несколько дней, чтобы решить свою судьбу…

Отвернувшись, она зашагала по палубе. Но лорд Рудольф не пошел следом за ней.

В сгущающейся тьме над ее головой белели натянутые паруса. Трое матросов тянули канаты, меняя положение топселя в зависимости от направления ветра. Какое-то время Эванджелина наблюдала за ними. Она никак не могла собраться с мыслями, поэтому заставила себя думать об удивительном устройстве корабля. Ей всегда казалось, что паруса на кораблях ловят попутный ветер, и она не могла представить, что с ним происходит, если ветер не дует в нужном направлении. Но оказалось, что матросы могли устанавливать паруса под таким углом, что они ловили любой ветер, даже перпендикулярный по отношению к кораблю. Простой поворот руля — и они мчатся туда, куда хотят. Или делают небольшой зигзаг на воде, который мистер Сьюард называл «маневром».

Матросы быстро смотали трос и закрепили его, после чего занялись другим делом. А на камбузе мерцал огонь, кок готовил ужин для матросов и офицеров.

Когда Эванджелина вернулась к борту, лорд Рудольф уже ушел. Так как же ей быть? Выйти за него замуж? Боже милостивый, может, он с ума сошел?

Эванджелина представила себе такую картину: она, разодетая в шелка и увешанная драгоценностями, принимает гостей в своем особняке на Мейфэр, а ее отважный светловолосый супруг стоит рядом. Харли потрясен ее видом, а сводный брат извиняется за все обиды, которые он ей причинил.

Брызги попали ей в лицо — и мечты исчезли. Увы, сложно быть достойной женой лорда с разлетающимися на ветру волосами и очками на носу.

Но он предложил ей спасение. Вернувшись на родину в качестве его жены или гостьи, она сможет начать жизнь заново. И не важно, что она помогала при мятеже, или ворвалась в тюрьму, или убежала на английский фрегат. Не важно, что начинала как скромная старая дева, которую обманул жених. Не важно, что родители считали ее обузой.

Лорд Рудольф сможет дать ей новую жизнь. Ей нужно только принять его предложение.

На корме появился капитан Блэкуэлл, поднявшийся по лестнице, ведущей к его каюте. Он остановился и заговорил с мистером Осборном, кивая в ответ на слова лейтенанта. Мистер Осборн отдал ему честь и ушел. А капитан поднялся на капитанский мостик.

Эванджелина спряталась в тени мачты, не желая, чтобы он ее увидел и прогнал вниз или отругал мистера Сьюарда за то, что оставил ее без присмотра.

Казалось, Остин ее не замечал — смотрел на звезды, изучая их. Он был без головного убора, и его гладкие черные волосы блестели в лунном свете. Потом посмотрел вниз и подал знак одному из офицеров. Тот громко передал его команду, и несколько матросов тотчас размотали трос.

А капитан положил руку на перила и уставился на темную воду. Высокий и неподвижный, он долго смотрел на море. Потом отвернулся — и посмотрел прямо на Эванджелину.

Она замерла. Их взгляды встретились. И ей вдруг почудилось, что она стоит не у борта, а рядом с ним.

Тут капитан спустился с мостика и направился к грот-мачте. Матросы расступались перед ним. А он остановился в нескольких шагах от девушки и, заложив руки за спину, проговорил:

— Вы, мисс Клеменс?..

— Приветствую, капитан.

— Я должен задать вам очевидный вопрос, мисс. Почему вы не внизу?

— Я наблюдала за закатом. Воздух такой приятный…

Мне захотелось остаться наверху.

— Вы мешаете моим людям выполнять их обязанности.

Один из матросов посмотрел на него, раскрыв рот от удивления. Капитан бросил на него грозный взгляд, и матрос принялся развязывать канат.

— Я собиралась прогуляться, прежде чем спуститься вниз.

Он протянул ей руку:

— Прогуляйтесь со мной.

Она приняла его руку и на мгновение прикрыла глаза, когда его теплые узловатые пальцы обхватили ее ладонь. Лорд Рудольф утверждал, что Остин якобы уделял ей особое внимание. Но она ведь сама умоляла капитана целовать ее, прикасаться к ней, ласкать ее… Только как объяснить это Уиттингтону?

И теперь, когда крепкая рука Остина сжимала ее руку, она поняла, почему просила его об этом. Она просто не могла ничего поделать с собой…

Они прошли мимо грот-мачты — прямо к короткому трапу, ведущему к каютам офицеров и пассажиров.

Эванджелина остановилась.

— Я думала, мы прогуливаемся.

— Так и есть. Мы прогуливаемся к вашей каюте.

— Зачем? Чтобы вы заперли меня там?

— Нет. Я хочу поговорить с вами.

— А мы разве не можем поговорить, гуляя по палубе?

— Нет.

Она сдалась. Тишина в кают-компании поразила ее — здесь почти никого не было, только рулевой Лорнхем. Он сидел у стола, держа в одной руке бокал вина, в другой — толстую книгу.

— Мистер Лорнхем…

Тот подпрыгнул, чуть не расплескав вино, и встал.

— Да, сэр…

— Где Уиттингтон?

— Лорд Рудольф, сэр? Он… Да, я его видел. Думаю, он пошел на полубак.

— Играть в карты? А вы почему не пошли с ним?

Лорнхем покачал головой:

— Я не играю, сэр.

— Но вы все равно можете сделать ставку.

— Я вообще не играю, сэр. Азартные игры — разорительный порок.

Остин пристально посмотрел на рулевого, и тот покраснел.

— Но я могу, сэр… Могу прогуляться по палубе. Погода прекрасная.

Поспешно отдав честь, Лорнхем сунул книгу под мышку и поспешил к трапу.

Остин посмотрел ему вслед, потом открыл дверь в каюту Эванджелины и жестом позвал ее.

Она проскользнула внутрь. В ее маленькой каюте особенно сильно ощущалось покачивание корабля. Пол поднимался и опускался, и Эванджелина ухватилась за деревянный столбик, удерживающий койку. Остин же оперся о притолоку, не теряя равновесия. Черт бы его побрал!

— Ну вот я и здесь, капитан. Не мешаю вашим людям. Только я не могу понять, зачем вы отослали лейтенанта Лорнхема. Ему-то я вряд ли мешала.

— Я хотел поговорить с вами наедине.

Остин тоже вошел в каюту, и Эванджелина невольно отступила на шаг.

Капитан окинул ее взглядом, и она еще крепче ухватилась за столбик. А он вдруг сказал:

— Мой брак был бедой.

Эванджелина кивнула:

— Да, я знаю, что ваша жена умерла. Мистер Сьюард сказал мне. Сожалею…

— Наш брак распался еще раньше. Мы жили раздельно.

Раздельное проживание означало, что они были женаты только формально. То есть он выплачивал ей содержание, но жил отдельно от нее. Хотя раздельное проживание не означало развода, все-таки это шокировало.

— Ей не нравилась моя жизнь и все, что с этим связано. Меня она тоже ненавидела. Я пытался… — Он внезапно замолчал.

— Должно быть, это вас ужасно огорчало, — сказала Эванджелина. — Вы, наверное, любили ее.

Он продолжал, словно не расслышал ее слов:

— Теперь все должно быть по-другому. Я больше не стану уходить в плавания, буду жить в Бостоне. Моя жена будет видеть меня каждый день, как видят своих мужей жены банкиров или адвокатов. Один день будет похож на другой, ведь мои привычки как часовой механизм. Каждый вечер моя жена будет ужинать со мной, вставать со мной по утрам, ложиться спать вместе со мной. Она не будет проводить в одиночестве долгие месяцы, гадая, не затонул ли корабль и не поглотило ли меня море. Мы будем прогуливаться в Бостон-Коммон по воскресеньям, посещать балы по субботам и ходить к викарию.

— Будете?..

— Да, будем. Ведь я прекрасно понимаю: ни одной женщине не нравится странствующий муж. Именно поэтому я буду оставаться на суше. Буду уходить на работу по утрам, пока вы будете покупать наряды, мебель и… Что там еще приобретают жены в течение дня? Вы будете присматривать за прислугой и поддерживать огонь в очаге, а я — оплачивать все это. Это ведь обычное дело, не так ли?

— Черт возьми, Остин, о чем вы?..

— Я прошу вас выйти за меня замуж. И придержите язык. Вы ругаетесь как матрос.

Она уставилась на него в изумлении:

— Выйти замуж… за вас?

— Да, замуж за меня. Это так отвратительно?

Она открыла рот, потом закрыла. Наконец пробормотала:

— Я… поражена, вот и все. Почему вы хотите жениться на мне?

— Сирена, как вы можете спрашивать меня об этом? — спросил он хрипловатым голосом.

Она задрожала всем телом. И только сейчас вдруг почувствовала, что вогнала в палец занозу, когда ухватилась за столбик кровати.

— Вы не можете жениться на мне. — Она лизнула палец. — Вы уже женаты… на море.

Остин нахмурился:

— Что?..

— У вас одна любовница, и имя ее — «Аврора».

— О чем вы говорите? Я откажусь от «Авроры», женюсь на вас и осяду на суше.

— Не похоже, чтобы вы стали от этого счастливым.

— Я не… Господи, Эванджелина, что за глупости? И какого черта вы сосете свой палец?

— У меня заноза.

— Заноза?

— От столбика. — Она указала на столбик.

Остин шагнул к ней.

— Дайте посмотреть.

Она поморщилась, когда он разогнул ее палец. Потом пробормотала:

— Заноза совсем маленькая.

— Все равно может загноиться.

Он поднес ее руку к свету, затем отделил пораненный палец и принялся рассматривать занозу. Эванджелина смотрела на его опущенные темные ресницы, а он сосредоточенно занимался своим делом. В свете фонаря его волосы отливали красным, как полированное красное дерево. А одна длинная прядь, выбившаяся из хвостика, падала ему на шею.

— Вот! — Остин вытащил из пальца крошечный кусочек дерева и отбросил его в сторону. Потом поднес ее палец к губам.

— Спасибо.

Он поцеловал другой ее палец, и Эванджелина проглотила комок в горле.

— Но ведь в этом занозы нет…

Он поднял на нее взгляд, продолжая целовать следующий ее палец.

Чувство, похожее на панику, овладело девушкой.

— Почему вы это делаете?

Он поцеловал кончик ее мизинца.

— Так вы хотите попросить меня, чтобы я вас поцеловал?

— А вы не будете возражать, если я попрошу вас поцеловать меня?

— Нет.

— Я… подумала, не сочтете ли вы меня глупой, или развязной, или…

— Эванджелина, попроси, чтобы я поцеловал тебя.

Она тихонько вздохнула:

— Капитан Блэкуэлл, вы не…

— Называй меня Остин.

— Остин, вы не поцелуете меня?

Он наклонился и отвел волосы с ее лица.

— Конечно, поцелую. Если вы пообещаете стать моей женой.

 

Глава 16

Внезапно корабль накренился. Эванджелина потеряла равновесие и, покачнувшись, ударилась коленкой о койку.

— Ох!

Остин подхватил ее своими сильными руками.

— Осторожнее, Эванджелина!

— Извините, я не так привыкла к кораблю, как вы.

— Зачем вы извиняетесь? Не ваша вина, что океан волнуется.

— Возможно, мне нужно было сказать, что я не привыкла целоваться в маленькой каюте на борту корабля.

— Я тоже.

— Тогда, может быть, нам отложить это мероприятие?

— Не думаю, моя сирена.

Он привлек ее к себе и, приподняв, прислонил к дверному косяку.

— Остин…

— Шипи…

Губы их слились в поцелуе, и Эванджелина, преодолев смущение, обхватила руками плечи Остина и постаралась как можно крепче к нему прижаться. И не важно, что она такая распутная. Не важно, что мисс Пейн упала бы в обморок, если бы увидела ее сейчас.

Возбужденная мужская плоть все крепче прижималась к ней, разжигая пламя, уже и так бушевавшее меж ее ног. Она немного подвигалась и тихо застонала; страсть, охватившая ее, усиливалась с каждым мгновением. Пригладив ладонями его волосы, она вытащила их из хвостика и погрузила в них пальцы.

Остин издал какой-то звук, затем пробормотал:

— О, сирена… будь ты проклята. Благословенная сирена…

Он коснулся крючков ее корсажа, расстегнул их, и его губы снова прижались к ее губам. Она выгнула спину, желая ощутить его руки на своей груди, желая слиться с ним воедино.

Внезапно в каюте раздались шаги.

Эванджелина вздрогнула от неожиданности; она закричала бы, если бы Остин не закрывал ей рот поцелуем. Быстро убрав руки с его волос, она прервала поцелуй.

Остин уставился на нее, грозно нахмурив брови:

— Черт побери, Эванджелина…

— Я вызвал бы вас на дуэль, — послышался у него за спиной голос лорда Рудольфа. — Но я знаю, как качает на этой барже. Зато как только мы придем в порт…

Остин обернулся и, увидев лорда Рудольфа, медленно убрал руку с груди Эванджелины.

— Это корабль, а не баржа.

— Мне плевать, как вы это называете. Боже милостивый! Увидеть, как вы ее лапаете!.. Негодяй, ублюдок!..

Эванджелина поспешно шагнула к англичанину.

— Лорд Рудольф, то есть Руди… Поверьте, он не… Я хочу сказать, что это я сама попросила его поцеловать меня.

Остин повернулся к девушке.

— Руди?

Она вздохнула:

— Видите ли, Остин…

— Остин? — Лорд Рудольф вздрогнул.

— Да, я попросила его поцеловать меня, — продолжала Эванджелина. — Боюсь, я ужасно распутная.

— Вы не распутная, — в один голос заявили Остин и лорд Рудольф.

— И я не впервые попросила его меня поцеловать. В нашу первую встречу я пыталась соблазнить его, хотя я поступила так, опасаясь за свою и за его жизнь. Я никогда прежде не была распутной, но кажется, теперь я стала такой. Я хочу этим сказать, что… Если вы не захотите теперь жениться на мне, лорд Рудольф, я вас пойму.

Остин уставился на нее:

— Жениться… на вас?

— Да, капитан! — прорычал англичанин. — Девушка, которую вы ласкали, моя будущая жена!

— Нет, быть этого не может. Я недавно просил ее выйти за меня замуж.

— И я тоже просил. Полагаю, еще до вас.

Мужчины повернулись к Эванджелине, и ей захотелось провалиться сквозь палубу… и провести остаток плавания в грузовом отсеке, среди груза. Она посмотрела на Остина:

— Я должна была сказать вам об этом, но тут у меня оказалась заноза…

— Что у вас было? — спросил лорд Рудольф.

Она подняла указательный палец:

— Заноза. Щепка. У меня в пальце.

— А вы не пытались обмотать палец бинтом? Впрочем, мы отклонились от темы. Так вот, я появляюсь тут и вижу, как капитан навязывает вам свое внимание и…

— Он не навязывал!..

— Нет, навязывал, — вмешался Остин. — И я навязал бы ей гораздо больше внимания, если бы вы продолжали играть в карты.

— Не хвастайте своими грязными намерениями! Я хочу жениться на ней, чтобы навсегда избавить ее от общества мужчин, подобных вам.

— Нет, сэр, это я женюсь на ней. И я не позволю приближаться к ней лживым англичанам вроде вас.

Мужчины стояли лицом к лицу. Стояли, расправив плечи.

— Вы заходите слишком далеко, капитан.

— Нет, не слишком далеко, Уиттингтон. Скажите ей, кто вы такой на самом деле и что вы делали на Карибах. Или вам придется провести остаток плавания в тюрьме.

Лорд Рудольф шагнул к капитану.

— Чтобы вы могли спокойно обольщать ее? Я этого не позволю.

Остин тоже сделал шаг вперед.

— На своем судне только я определяю, что разрешено, а что — нет.

— Выходит, привилегия капитана — соблазнять женщин? Вы редкостный мерзавец и…

— Прекратите! Оба!

Мужчины замерли. Эванджелина же протиснулась между ними и развела их, положив каждому руку на грудь. Одна подружка как-то рассказывала ей о двух соперниках, которые сражались за ее руку. Подружка тогда смеялась и говорила, что было очень забавно. Но Эванджелина ничего забавного в этом не находила, — напротив, ей сделалось дурно.

— Я не сказала, что хочу выйти замуж за кого-нибудь из вас! Я просто попросила капитана Блэкуэлла поцеловать меня, вот и все. Я нахожу вас обоих ужасными. И я буду рада избавиться от вас обоих! — Эванджелина умолкла и всхлипнула.

Мужчины же смотрели на нее в изумлении.

Подавив рыдания, девушка выбежала в коридор. Она пробежала мимо кают-компании, потом взбежала по трапу на палубу — навстречу свежему воздуху.

Лейтенант Лорнхем, возвращавшийся с прогулки, едва не сбил ее с ног. Он посмотрел на девушку с удивлением, потом повернулся к ней спиной и быстро удалился.

Рука Уиттингтона опустилась на плечо Остина.

— Пусть идет. Ей нужно побыть одной.

Остина так и подмывало сжать кулак и врезать лорду Рудольфу в его единственный глаз. Ему хотелось помчаться вслед за Эванджелиной, схватить ее за плечи и трясти до тех пор, пока она не согласится стать его женой. Но он заставил себя успокоиться. Он все же научился кое-чему за время своего неудачного брака и теперь понимал, когда женщина хочет, чтобы за ней бежали, а когда она этого не хочет.

Обернувшись к Уиттингтону, капитан проговорил:

— Значит, вы просили ее выйти за вас замуж? Но почему?

— Во-первых, она англичанка. И она оказала мне услугу. Эта девушка заслуживает награды, как я уже говорил. А почему вы решили на ней жениться?

— Мне нужна жена, и ей будет хорошо со мной.

— Со мной ей будет еще лучше.

— Это дело вкуса. Ее вкуса. И выбирать — ей.

— Я могу дать ей богатство, престиж, уважение, титул. А что можете дать ей вы?

Зарплату капитана, утратившего вкус к жизни.

— У меня прекрасный дом в Бостоне и куча денег. Как моя жена она будет пользоваться всеобщим уважением.

— Но я могу сделать ее маркизой Блэндсмир.

— Нет ничего плохого в том, чтобы стать миссис Блэкуэлл.

Вот только его первой жене это не очень-то нравилось. Возможно, Эванджелине тоже не понравится. У лорда Рудольфа карты сильнее, и он это знает. Да и какая англичанка не предпочтет брак с пэром? Без сомнения, ей захочется иметь английские деньги и английское имя. И возможно, эта пара будет вместе странствовать по свету… и вместе шпионить.

Проклятие! Представив себе Эванджелину рядом с Уиттингтоном, Остин закипел от злости. Нет, так просто он ее не отпустит!

А Уиттингтон между тем продолжал:

— Возможно, ее брат тоже выскажется по этому поводу.

— Он ее сводный брат, и она совершеннолетняя. А время насильственных браков ушло в прошлое, — заявил Остин. — Я, пожалуй, поднимусь наверх, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.

На этот раз лорд Рудольф не попытался его остановить, и Остин быстро поднялся по трапу. Он ужасно злился — был на пределе. Два дня ему понадобилось на размышления с тех пор, как он понял, что ему необходимо жениться на Эванджелине. Он никак не мог придумать, как сделать ей предложение. Ночами он придумывал речи, записывал их, а при свете дня они казались ему ужасно глупыми. Когда же он наконец выпалил — совершенно неуместно, — что хочет на ней жениться, обнаружилось, что Уиттингтон опередил его.

Ему нужно было объяснить ей, почему брак с ним — наилучшее решение их проблемы. Она не хотела возвращаться в Англию, а он не хотел, чтобы она отправилась куда бы то ни было с Уиттингтоном. Ее план стать гувернанткой не годился, тут он был согласен с Уиттингтоном — он, Остин, тоже не желал видеть ее в такой роли. Но он также не хотел выдавать ее суду. Виновна она или нет — он не допустит, чтобы его сирену повесили или заключили в тюрьму.

Следовательно, он должен жениться на ней. Это единственный выход.

Поднявшись на продуваемую ветром палубу, Остин услышал за спиной шаги Уиттингтона. Пробурчав ругательство в его адрес, капитан оглядел палубу в поисках Эванджелины.

Оказалось, что с ней все в порядке. Она стояла у борта с лейтенантом Сьюардом и что-то говорила ему. А лейтенант держал ее за руки и время от времени кивал, как бы говоря, что согласен с ней.

Лорд Рудольф остановился позади Остина.

— Знаете Блэкуэлл, мы оба настоящие мужчины, весьма привлекательные для женского пола. Почему же женщина нашей мечты покидает нас ради парня вроде вашего лейтенанта Сьюарда?

Остин стиснул зубы, увидев, как Сьюард утер слезу со щеки Эванджелины.

Что-то прорычав Уиттингтону, он затопал прочь, выискивая какое-нибудь неприятное и трудное задание для мистера Сьюарда.

За два дня до прибытия в порт погода изменилась. Наползла гряда тяжелых облаков, море вздыбилось, и на матросов обрушился ливень — те кутались в свои бушлаты и прятали под мышки руки, чтобы согреть их.

Хотя шторм еще не разразился в полную силу, корабль замедлил ход и едва полз, с трудом преодолевая волны. Остин вместе с матросами убирал паруса и скатывал парусину. Дождь хлестал его по щекам и по шее и струйками стекал по спине. Команда же становилась все мрачнее — они были так близко от дома, а море, казалось, отбрасывало их назад.

Эванджелина и лорд Рудольф оставались внизу, спасаясь от непогоды. А Остин кипел от злости. Он был уже почти готов приказать лорду Рудольфу предложить свои аристократические руки в помощь, ведь им был нужен каждый человек. Сьюард, например, отстоял более двух вахт подряд и почти лишился сил.

Остин представил лорда Рудольфа, уютно сидящего с Эванджелиной в кают-компании, попивая чай. Наверное, он убеждал ее вернуться в Англию и выйти за него замуж…

Проклятие! Ему, Остину, необходимо заполучить ее в жены! И он должен держать этого проклятого англичанина подальше от нее.

Остин запрокинул голову, чтобы дождь мог в полную силу хлестать по его разгоряченному лицу. Дождь охладил пылающие щеки, но не охладил его пыл.

К концу дня ненадолго выглянуло солнце, и какой-то неземной желтый свет окутал их всех, придавая лицам мужчин болезненный вид. Потом солнце исчезло, и их снова окутала тьма.

Остин приказал зажечь фонари.

— Вам нужно бы прилечь, сэр! — окликнул его Осборн. — Вы отстояли уже две вахты. Немного посветлело.

— Погода может ухудшиться.

Осборн покачал головой:

— Нет, едва ли. Но если это произойдет, то я вас сразу разбужу, сэр.

Остин кивнул. Его лейтенант был прав, пусть даже ему не хотелось с ним соглашаться. Хорошо отдохнувший капитан соображает лучше, чем уставший до предела.

Он велел Осборну сменить его, а Лорнхему — помогать ему. Потом оставил капитанский мостик и побрел к трапу, ведущему к его каюте. Проклятая погода. Но скоро все кончится. Он приведет корабль в Бостон, сдаст свой груз и опасные бумаги и уйдет домой. Навсегда.

Остин постоял в проходе. Олбрайта снова не было на посту. Парень так и норовил ускользнуть, чтобы передохнуть или глотнуть грогу с парнями. Или же сыграть в карты.

И тут вдруг Остину вспомнился тот вечер, когда он, открыв дверь, обнаружил Эванджелину, сидевшую за столом со своим толстым молитвенником в руках. Она с готовностью отдала книгу, однако… Всякий раз, когда он убеждал себя в ее невиновности, она снова разрушала его веру в нее.

Подавив раздражение, Остин открыл дверь каюты — и замер у порога.

Он подождал несколько мгновений, пока рывшийся в бумагах человек не повернул голову и не увидел его. Потом тихо сказал:

— Олбрайт, я сдержусь и не убью тебя, если ты скажешь, кто тебя послал.

 

Глава 17

Лицо Олбрайта стало пепельно-серым.

Письма он не нашел. В руках у него была запертая деревянная шкатулка, в которой Остин держал бумаги, касающиеся груза, и почту, которую он доставлял из порта в порт.

— На кого ты работаешь, Олбрайт? Говори, парень. Или хочешь, чтобы порка развязала тебе язык?

Остин редко назначал порку. И никогда — чрезмерную. Он предпочитал иметь матросов целыми и невредимыми, нежели покалеченными или мертвыми. Но сейчас злость заставила его так пригрозить, чтобы нагнать на парня страху.

Тут лицо Олбрайта вдруг исказилось от гнева.

— Предатель! Правосудие свершится, и изменники вроде вас, сэр, умрут!

— Хорошо сказано, парень. Но я мог бы возразить потому, что изменник именно ты.

— Это вы так говорите… Вы понятия не имеете о верности и чести. Вы порвали с Англией, потому что вам так было выгодно — без нее вы можете зарабатывать больше денег. Вы использовали нас всех в своих интересах.

— Во время войны ты был ребенком, Олбрайт. Ты понятия не имел, за что мы сражаемся. Люди умирали за свободу от короны, которая выпивала нашу кровь до капли и забирала у нас все, что мы имели, даже наше достоинство, даже наши сердца. И мы не сдадимся.

— Эта новая страна не продержится долго. Всякий это знает. Англия снова завоюет ее, и придет час расплаты для изменников.

— Ты бросаешься такими словами, как будто понимаешь, что они значат. Кто послал тебя, мальчик?

— Я вам никогда этого не скажу!

Олбрайт швырнул шкатулку в Остина и рванулся к двери. Но капитан схватил его за плечо и резко развернул к себе. Лейтенант размахнулся, целясь кулаком в лицо Остина, однако тот увернулся и тут же заломил руку парня за спину.

Остин был очень силен, но Олбрайт — молод и зол, и он дрался как безумный. Остин только хотел образумить его и выведать у него имя предателя. Олбрайт же пытался убить капитана, так же как он пытался убить его неделю назад на темной палубе.

Парень вырвался из рук Остина и метнулся к двери, затем — к трапу. Он был уже на первой ступеньке, когда Остин схватил его за пояс и потянул назад. Лейтенант развернулся, в руке его блеснул нож. Остин тотчас отклонился, избегая удара, а Олбрайт, оттолкнув его, стал быстро подниматься по трапу.

Остин последовал за ним. Олбрайт же помчался по палубе, на бегу расталкивая удивленных матросов. Добежав до носа корабля, он вскочил на борт и бросился вниз. Тотчас послышался всплеск.

Остин громко выругался. И тут же раздался крик:

— Человек за бортом!

— Разворот! Бросить ему канат! — сквозь рев ветра завопил Сьюард.

Матросы поспешили выполнять приказ. Но Остин не обращал на них внимания, он знал: Олбрайт умрет, прежде чем они смогут развернуть корабль, чтобы обнаружить его, прежде чем они смогут бросить ему канат.

Сбросив бушлат, капитан вскочил на перила, вскинул руки и бросился в волны. И тут же раздался крик Эванджелины, бежавшей к борту.

— Остин! — завопила она.

Сильная рука обхватила ее за талию.

— Черт возьми, Эванджелина, вы упадете.

— Помогите ему! — Она напряженно высматривала в волнах Остина, вырываясь из рук лорда Рудольфа.

Корабль накренился и развернулся. Затем снова накренился. Дождь хлестал в лицо девушки, смешиваясь с ее слезами. А Сьюард тем временем выкрикивал приказы, как старый морской волк, хотя ему было всего двадцать.

Эванджелина перегнулась через борт, насколько могла, но не увидела ничего, кроме темных валов, — никого не было на поверхности.

— Они найдут его. Они спускают шлюпки! — раздался голос лорда Рудольфа.

— Это займет слишком много времени. — Девушка всхлипнула.

— Эванджелина, не вздумайте туда прыгнуть!

Она вцепилась в перила до боли в пальцах. А далеко внизу на волнах подпрыгивал конец каната. Шлюпка же медленно опускалась с борта, и на ее бортах висели фонари.

И тут она увидела Остина. Корабль развернулся, и он показался на поверхности далеко по правому борту'. И он не мог дотянуться до каната. Эванджелина увидела его только потому, что на него случайно упал свет фонаря.

— Там! — закричала она.

Сьюард рявкнул:

— По правому борту! Быстрее спустите лодку!

Шлюпка ударилась о волны и закачалась. Два матроса тотчас спустились в нее и начали бешено грести туда, куда указала Эванджелина.

Далеко внизу Остин отчаянно молотил по воде руками — его все дальше уносило от корабля. Потом его накрыла огромная волна, и он исчез.

— Олбрайт, будь ты проклят! Парень, где ты?!

Остин снова появился на поверхности, с трудом дыша.

Он понимал, что едва ли сумеет найти лейтенанта в этом мраке. Возможно, тот уже утонул. Но капитан все-таки нырнул; он плыл вслепую, надеясь на Бога и на свою удачу.

Опять вынырнув на поверхность, он смутно услышал шум на борту — люди пытались найти его. Вода была ледяной, и руки и ноги у него почти онемели. Ох, какое-то безумие овладело им и заставило нырнуть вслед за парнем. Ведь он же знал: никакие усилия не помогут вытащить Олбрайта, потому что тот решил предпочесть смерть в волнах предательству тех, кто послал его.

Проклятие, проклятие, проклятие!

Какое-то время Остин плыл в темной воде, а затем волна вновь захлестнула его. Море потянуло его вниз, прежде чем он смог сделать вдох. Он попытался выбраться на поверхность, к воздуху, но другая волна накрыла его и потащила в сторону. Наконец его голова оказалась на поверхности. Он закашлялся и ударил по воде руками. И тут что-то коснулось его.

Остин протянул руку и ухватился за какую-то ткань. Оказалось — куртка. Куртка Олбрайта. Он попытался вытащить лейтенанта на поверхность.

Молодой человек все еще был жив, и он боролся, отчаянно отбиваясь от капитана. Но Остин крепко держал его. Внезапно Олбрайт обхватил его за шею и потащил вниз.

Они вместе оказались под волнами, и море сомкнулось над ними — черное и окончательное.

Олбрайт же дрался как безумный. Остин пытался спасти его, но парень стремился к гибели; он еще крепче сжал шею Остина, утаскивая его все глубже и глубже, все дальше от поверхности.

Легкие Остина горели огнем, и он понимал, что в любой момент может сдаться — перестанет сопротивляться отчаянному желанию набрать воздуха. И тогда уже его ждала верная смерть.

Собравшись с силами, он ударил Олбрайта локтем в пах. Парень содрогнулся, и его хватка ослабела. Остин тотчас рванулся к поверхности. Он отчаянно хватал ртом воздух, но тут рука Олбрайта снова крепко ухватила его за горло и потащила вниз.

Остин чувствовал, как его руки и ноги слабели и немели, а Олбрайт все так же крепко держал его за горло. Они опускались все дальше вниз — прочь от воздуха, прочь от жизни.

Остин и раньше сталкивался со смертью лицом к лицу. За его долгую карьеру море много раз покушалось на его жизнь. И много раз он пробивался назад к жизни, побеждая безжалостную смерть.

Но в те другие времена он умер бы в твердой уверенности, что его смерть не имеет значения. Остин знал: он умрет, а мир продолжит существовать. Однажды, сразу после того как он стал жить отдельно от жены, он упал с нок-реи в бушующее море. Тогда он боролся за жизнь не очень настойчиво. Какой-то лейтенант вытащил его из воды в последний момент, и Остин вспомнил, как раздумывал: оказал ли ему этот лейтенант услугу или нет?

Но на этот раз все было по-другому. На этот раз Остин совсем не хотел умирать. На этот раз он знал, почему должен бороться за свою жизнь.

Старая дева в очках… Красавица, которую он страстно желал… Она показала ему, какую радость может доставить мужчине, и ему захотелось большего. Так что ни море, ни Олбрайт, ни лорд Рудольф — ничто теперь не удержит его, и он непременно женится на ней.

«Остин!» Ее голос, подобный флейте, казалось, окутывал его, согревал… «Остин!» — звучало снова и снова, и его холодные руки потянулись к этому голосу, к этому теплу. Он почувствовал, как распахивает свои объятия навстречу ей, как привлекает ее к себе, чтобы коснуться губами ее губ.

А она улыбается ему и обхватывает его руками. Она гладит его и целует…

«Да, я хочу этого, моя сирена. Я хочу тебя».

«Остин, иди ко мне».

Он тянется к ней, раскрывает губы, и ее тепло заполняет его…

А пальцы Олбрайта… Они вдруг стали слабыми и безжизненными.

И тут Остин понял, что лейтенант прекратил сопротивление, что он болтается в волнах, точно мертвый.

Остин крепко обхватил Олбрайта за шею и рванулся к поверхности. Через несколько мгновений вынырнул, сделал вдох и тут же закашлялся, когда воздух хлынул в его легкие. Кашляя и молотя руками по воде, он потащил за собой Олбрайта.

Сердце Остина бешено колотилось, однако он ликовал. Ведь он был так близок к вечному сну — и все же он жив, жив!

Борт шлюпки едва не ударился о его голову. Но шлюпка тут же развернулась, и над бортом показались три головы.

Собрав остатки сил, Остин толкнул к ним Олбрайта. Матросы подхватили его и втащили безжизненное тело через борт. Остин потянулся к борту, но пальцы его онемели, и он не мог ухватиться за скользкий борт.

Три пары рук подхватили его под мышки, и он с трудом перевалился через борт. Отдышавшись, прохрипел:

— Молодцы, парни.

Остин тут же закашлялся и сплюнул. А матросы подхватили весла и быстро погребли к кораблю.

Когда Остин перебрался через борт судна и оказался на палубе, у Эванджелины колени ослабели от облегчения. Только благодаря поддержке лорда Рудольфа она не упала.

Остин же молча хмурился, и по щеке его стекала струйка крови. Но он стоял прямо, крепко держался на ногах.

Два матроса бесцеремонно бросили перед ним Олбрайта. Молодой человек глухо стонал, все еще живой.

Капитан ткнул его носком сапога.

— Пусть высохнет — и отправьте его в бриг.

Осборн посмотрел на него с удивлением:

— В чем он обвиняется, сэр?

— Воровство. И покушение на убийство. Дважды.

— Да, сэр.

Осборн и двое матросов подхватили Олбрайта за руки и за ноги и поволокли прочь.

Остин же строго посмотрел на обступивших его офицеров и матросов:

— Ну, кто еще? Шаг вперед все, кто хочет приложить руку к бунту, воровству и похищению…

Матросы в страхе попятились. А Сьюард пробормотал:

— Сэр, вы хотите сказать…

— Возьмите себе на заметку, мистер Сьюард, — перебил капитан. — Пятьдесят плетей всякому, кто выйдет из строя по любой причине. Понятно?

Сьюард откашлялся.

— Да, сэр.

— Включая этого проклятого англичанина, ясно?

Сьюард перевел взгляд на лорда Рудольфа.

— Да, сэр.

Остин снова обвел взглядом матросов:

— Возвращайтесь все к работе. Я хочу, чтобы корабль был чистый, чтобы все тросы сияли. В Бостонскую гавань мы войдем с развевающимися флагами и до блеска начищенными медными деталями. Я хочу, чтобы все находились на своих местах и все задания были выполнены. А если кто-нибудь приблизится к моей каюте без разрешения… тот прибудет в Бостон подвешенным на нок-рее. Понятно?

Матросы побледнели. И все в тревоге уставились на капитана.

— Вам понятно?

— Да, сэр, — ответила команда хором.

Остин развернулся на каблуках и зашагал к корме. И все расступались перед ним.

Сьюард же подозвал юнгу и приказал:

— Сирил, принести капитану горячего кофе и простыни. А кто-нибудь пусть спустится вниз и убедится, что он переоделся в сухое. Нельзя, чтобы капитан схватил пневмонию. Я не хочу командовать этим проклятым кораблем!

Все тотчас разошлись, спеша выполнить свои обязанности. А двое матросов отправились вместе с Сирилом.

Сердце Эванджелины разрывалось от тревоги. Ведь он не позаботится о себе, этот идиот! Прыгнул за борт — и чуть не погиб! А теперь заболеет и погибнет зря, чтобы разбить ей сердце. И он даже не взглянул на нее, не подошел к ней, чтобы убедить ее, что с ним все в порядке.

Она стряхнула со своего плеча руку лорда Рудольфа и поспешила на корму. Мысли ее путались, по щекам же струились слезы.

— Эванджелина, подождите!

Она услышала оклик лорда Рудольфа, но не обратила на него внимания — пробежала по мокрой от дождя палубе и скатилась вниз по лестнице.

Дверь в каюту Остина была открыта, и она услышала его голос, надорванный от соленой воды, а также голоса мужчин, которые пришли помочь ему.

Эванджелина ворвалась в каюту. Остин стоял, обнаженный по пояс, и тело его поблескивало от влаги. Сапоги валялись рядом, и у босых ног образовывались лужицы. А юнга подходил к нему с одеялом.

Эванджелина подлетела к Остину и обняла его. Она слышала, что он что-то говорил, но не могла разобрать ни слова.

— Ваш кофе, сэр, — послышался голос Сьюарда у нее за спиной. — Кок добавил туда немного бренди. Выпейте.

— Оставь! Мы идем прежним курсом?

— Да, сэр. Шторм ослабевает. Все э… в порядке?

— Да. Со мной все будет хорошо. А вы молодец, Сьюард.

— Спасибо, сэр. Но я просто выполнял свой долг, сэр.

— Вот и хорошо. Возвращайтесь на палубу. Вы там нужны.

— Да, сэр. Эй, Сирил! Иди со мной, парень.

Послышались легкие шаги юноши, поспешившего покинуть каюту. Сьюард последовал за ним, и дверь закрылась.

Эванджелина, прижавшаяся к мускулистой груди Остина, понятия не имела, остались они одни в каюте или нет. Но ей было все равно. Она вцепилась в него так, будто собираясь никогда не отпускать. Влажные завитки волос на его груди щекотали ее щеку, и она слышала, как уверенно и спокойно колотится у нее под ухом его сердце.

Его пальцы погрузились в ее волосы, и он прошептал:

— Теперь все хорошо, Эванджелина.

— Я думала, ты исчез навсегда…

Он прижался щекой к ее виску.

— Я жив и здоров.

— Но такой холодный… — Под ее руками его тело было холодное как лед. И все еще влажное. — Тебе нужно согреться.

Она натянула одеяло на его обнаженную грудь и потянулась за чашкой с кофе, от которого поднимался пар с горьковатым запахом. Внезапно руки ее задрожали, и она чуть не пролила напиток. Но Остин вовремя перехватил чашку и залпом осушил ее.

— Тебе нужно снять мокрую одежду, иначе ты простудишься насмерть. Скорее… Я пришлю к тебе Сирила, — пролепетала девушка.

Она направилась к двери.

— Эванджелина, не уходи!

Она обернулась.

Остин поставил чашку на стол и тихо проговорил:

— Я не хочу, чтобы ты сейчас уходила.

— Но за тобой нужно ухаживать…

Его лицо казалось таким изможденным, как будто он состарился лет на десять за последние пять минут.

— Если ты уйдешь, мне покажется, что вода смыкается надо мной, что меня снова тянет вниз. Останься со мной. Я не хочу чувствовать… это.

Какие-то нотки в его голосе тронули ее.

— Но тебе нужно высохнуть. Тебе нужно раздеться.

— Не беспокойся об этом.

Остин полностью закутался в одеяло — от шеи до коленей, и под одеялом его руки задвигались — он раздевался прямо перед ней.

Инстинкт подсказывал Эванджелине, что нужно отвернуться или закрыть глаза, но это было бы странно. Ведь одеяло полностью закрывало его, и она ничего не могла увидеть.

Его брюки упали на пол с «мокрым» всплеском, а за ними последовали подштанники.

Эванджелина уставилась на мокрые вещи. «Ведь он сейчас — обнаженный, — промелькнуло у нее. — Правда, под одеялом».

— Иди сюда, Эванджелина, — поманил он ее.

— Но я… — Она судорожно сглотнула.

— Не красней, моя сирена. Я вспоминаю, как однажды ты вошла в мою каюту и бесстыдно расстегнула свой корсаж.

— Это было… другое.

— Ах да, ты принимала участие в мятеже. Это все объясняет. — Его улыбка стала лукавой. — Я был готов отправить корабль в ад ради наслаждения с тобой. И сейчас я чувствую то же самое.

— Ты никогда не покинешь свой корабль.

— Нет, покину. Ради тебя, сирена. А теперь иди сюда.

В его темных глазах плясало пламя, и его взгляд разжигал в ней огонь. Кровь в ее жилах вспыхнула, сердце заколотилось. «Иди к нему!» — кричала ее душа.

Она медленно сделала к нему шаг. Потом — другой. Мисс Пейн была бы в шоке, если бы увидела ее сейчас.

Ей следовало бы повернуться и бежать, спасая свою добродетель.

Но мисс Пейн принадлежала другому миру.

И Эванджелина сделала два последних шага.

В следующее мгновение Остин распахнул ей свои объятия и привлек к себе.

 

Глава 18

Ее волосы казались такими теплыми под его руками. И Остин, взлохматив их, запустил пальцы в шелковистую массу. Он наклонился, прижался щекой к ее щеке и тихо проговорил:

— Твоя песня, сирена, вернула меня к жизни, когда я тонул. Теперь дай мне почувствовать себя живым.

Он распахнул свое одеяло, и Эванджелина тут же отвела глаза. Но потом, как будто не могла справиться с собой, все же посмотрела на него.

Ее лицо запылало, а он засмеялся. Невинная, а такая чувственная! Он обнял ее и привлек к груди, окутав одеялом ее и себя. И тотчас же ее теплые руки легли ему на спину. Полностью одетая, она прильнула к его обнаженному телу, стараясь прижаться к нему покрепче.

— Эванджелина, — пробормотал он в ее волосы. — Ты так приятно пахнешь…

Ее руки задвигались, разжигая в нем огонь.

— Ты все еще холодный. Твоя кожа как лед.

— Так согрей меня, моя сирена.

Горячими ладонями она принялась поглаживать его, но ее движения были медленные, неуверенные. Она провела руками по спине Остина и вдруг нахмурилась, как будто пыталась сосредоточиться. А он, закрыв глаза, прижался лбом к ее лбу.

— Как приятно чувствовать тебя, моя сирена…

И тут черная вода нахлынула на него, поглотила, утаскивая от прелестного создания, которое он держал в своих объятиях. Легкие его сжались, он задыхался, сердце ж колотилось как сумасшедшее.

Остин громко вздохнул и открыл глаза.

— С тобой все в порядке? — спросила Эванджелина. Она смотрела на него с беспокойством.

Высвободившись из ее объятия, он прохрипел:

— Да, в порядке… — Он снова привлек ее к себе. — Со мной все будет хорошо. Только не дай мне утонуть, Эванджелина.

Она ничего не ответила, но ее руки снова обхватили его. Остин положил голову ей на плечо, но на сей раз не закрыл глаза — он смотрел на ее изящную белую шею и на шелковистый локон, спускающийся по ее плечу. Он любовался ею и вдыхал ее чудесный запах. О, она была… настоящая, необычайно теплая в его объятиях.

Остин положил руку на спину девушки и еще крепче прижал ее к себе. Ее бедро тотчас прижалось к его восставшей плоти, отчего сердце у него забилось быстрее.

Ее губы коснулись его влажных волос, и она шепнула:

— Тебе нужно поспать.

Он покачал головой:

— Нет-нет. Когда я закрываю глаза, то вижу воду. И она меня забирает. Я не хочу спать. Мне это будет сниться…

Эванджелина повернула голову так, чтобы ее губы оказались поближе к его губам. Холодные стекла ее очков коснулись его лба.

— И все-таки тебе нужно отдохнуть. Ложись. Ты дрожишь от холода.

Но возможно, это была дрожь желания — горячая кровь струилась по его жилам.

Он поднял голову и отвел локон с ее лба.

— Останься со мной.

Она посмотрела на него с тревогой, но тут же кивнула:

— Ладно, хорошо.

Остин осторожно снял с нее очки и положил их на стол позади нее. Затем наклонился и провел губами по ее лбу, стирая морщинку. После чего взял за руку и повел к койке.

Ноги Эванджелины дрожали, когда она шла следом за Остином. А он, наклонившись, сдернул с кровати покрывало. Одеяло соскользнуло с его плеча, и обнажилась почти вся спина.

Эванджелина как завороженная смотрела на его мышцы, перекатывавшиеся под кожей. Какой же он сильный!.. И все-таки, когда он сказал ей, чтобы она с ним осталась, голос у него дрожал.

Остин взбил подушки и с улыбкой посмотрел на девушку:

— Мне будет очень тепло с тобой.

Сердце Эванджелины на мгновение остановилось.

— Койка… слишком узкая.

Он сел на постель и снова улыбнулся:

— Если мы будем лежать рядом, то да.

Тут она заметила царапины на его плечах и спине, как будто кто-то — Олбрайт? — дрался с ним. Когда он снова посмотрел на нее, в темной глубине его глаз она прочитала желание, но также и страх.

Она протянула руку и провела по темной полосе на его плече. Он вздрогнул — как будто это легчайшее прикосновение доставило ему боль.

— Это нужно перевязать.

— Потом. — Он крепко схватил ее за запястье. — Сейчас мне нужно лекарство для души. А остальное подождет.

Он поднес ее руку к губам и поцеловал ладонь.

— Что ты хочешь… чтобы я сделала? — Ее губы едва шевелились.

Он коснулся крючка у нее на корсаже.

— Сними вот это.

Ей стало ужасно жарко, особенно между ног. Ах, мисс Пейн было бы стыдно за нее…

Эванджелина расстегнула верхний крючок, потом перешла к следующему. И, как ни странно, руки у нее совсем не дрожали, не то что в первый раз, когда она пришла соблазнять Остина по заданию Анны.

Эванджелина осторожно отстегнула корсаж от юбки, и тускло-коричневая ткань упала на пол (косточки в корсаже служили ей корсетом, и теперь ее груди были свободны под сорочкой). Затем она развязала тесемки, удерживающие ее юбку, и юбка упала на пол. И ей вдруг показалось, что она сбросила кокон — скучную жизнь старой девы — и вылупилась из скорлупы, чтобы расправить крылья и взлететь к новой жизни, полететь в объятия мужчины, смотревшего на нее горящими глазами.

Она отправила на пол свою нижнюю юбку вслед за верхней, потом развязала ленточки рубашки.

Грудь Остина бурно вздымалась и опускалась. Когда же рубашка соскользнула с ее тела, он прохрипел:

— О, моя сирена!.. Перед твоей красотой я лишаюсь сил.

Она в смущении пробормотала:

— Но я… Я совсем не красивая. И слишком тощая к тому же.

— Кто тебе это сказал? Я вызову его на дуэль.

— Ну… почти все так говорили. Всю мою жизнь.

— Тебя обманывали.

Он снова поцеловал ее, и Эванджелина закрыла глаза.

С детства она мечтала о мужчине, который посмотрит на нее и сочтет ее красивой. Превратившись из девочки в девушку, она оставила свои детские фантазии, осознав, что ее худоба, непокорные волосы и очки никогда не привлекут внимания мужчин. И ей никогда даже не снилось, что такой мужчина, как Остин, посмотрит на нее и назовет красивой.

Открыв глаза, она посмотрела на шрам у него на скуле, сейчас особенно, отчетливый. Наклонившись, Эванджелина сделала то, что ей давно уже хотелось сделать — с того вечера, когда она пришла в его каюту по приказу Анны Адамс. Она провела по шраму языком — и тут же почувствовала, что оказалась у Остина на коленях.

— Мне снять… ботинки? — прошептала она.

Его губы искривились в улыбке.

— Это было бы разумно.

Он держал ее за бедра, пока она, склонившись, расшнуровывала ботинки и стягивала их.

И тут ее вдруг охватило чудесное чувство свободы. Она, голая, сидела на коленях мужчины и не испытывала ни капельки смущения. Вместо этого ее заполнило чувство радости, пугающее и изумительное одновременно.

Остин лег на постель и подтащил ее к себе. Она подняла голову и, улыбнувшись, спросила:

— А что теперь?

Он усмехнулся:

— Ты будешь лежать со мной и согревать меня, моя сирена.

Эванджелина с сомнением оглядела койку. Остин заполнил ее целиком — его широкие плечи касались стены.

— Но тут места нет.

— Мы его создадим. Ложись.

Эванджелина опустилась на него, и он тут же натянул на нее одеяло. Она была благодарна ему за это, потому что иначе, наверное, сгорела бы от стыда. Но его мускулистая грудь по-прежнему прижималась к ее груди, и это ужасно ее возбуждало. Когда же он обхватил ногами ее ноги, она тихонько застонала и положила голову ему на грудь, так что теперь слышала под ухом уверенное биение его сердца.

— Тепло. Ты такая теплая…

Его губы касались ее волос, а руки, мозолистые и сильные, двигались по ее спине под одеялом.

— Когда я думаю о мужчине и женщине, разделяющих постель, я думаю о тепле. — Остин широко улыбнулся. — О других вещах я тоже думаю, но прежде всего — о тепле и уюте. В настоящем браке это самое главное.

Он просил ее выйти за него замуж. Но она не дала ему ответа. «А было ли ему когда-нибудь тепло и уютно со своей женой?» — гадала Эванджелина.

Его голос перешел в бормотание:

— Увы, я всегда поступал неправильно. Но с тобой я не хочу совершать ошибок. Идеальный брак… Как ты думаешь, такое существует?

Вибрация в его груди убаюкивала ее. Корабль едва покачивался на волнах — шторм стих.

Эванджелина закрыла глаза и тихонько вздохнула.

— Прекрасный дом, славные платья, экипаж к твоим услугам… — шептал Остин, а его руки медленно двигались по ее спине. Эванджелина молчала, и он продолжал: — И еще муж, который возвращается домой каждый вечер ровно в семь часов. Возвращается к своей жене как часы. Тебе понравилось бы это, моя сирена?

— Ммм…

Она слышала его слова, но значение их ускользало, терялось. Однако руки Остина, жесткие от укусов моря, успокаивали ее, прогоняли все страхи и заботы. Его руки защищали ее от всех бед, от всех опасностей — сейчас она поверила в это всем сердцем.

— Эванджелина, Эванджелина… — шептал Остин.

И она, снова вздохнув, погрузилась в сон.

А Остин не спал — смерть все еще витала слитком близко; ее крылья коснулись его. Держа Эванджелину в объятиях, вдыхая ее аромат, он немного успокоился, но ужас перед морскими глубинами по-прежнему преследовал его.

Остин знал, что это чувство оставит его. Он был недалек от смерти много раз, чаще, чем ему хотелось бы, и он прекрасно понимал, что опасность — неизбежная часть жизни на море.

Завтра он порадуется, что еще раз избежал смерти. А сегодня он будет держать в объятиях Эванджелину и наслаждаться ее теплом.

Остин прислушивался к ее глубокому ровному дыханию. Мягкие груди девушки прижимались к его груди, а ее стройные ноги лежали между его ног так, будто были созданы для этого. Когда они поженятся, он каждую ночь будет лежать с ней точно так же. Будет приходить домой, как уже сказал, ровно в семь, а потом будет обнимать ее и впитывать в себя. Радости от этого ему хватит до конца дней.

И больше никаких секретов! Никаких интриг! Он, Остин Блэкуэлл, передаст все это тому человеку, которого его наставник выберет вместо него. А сам он будет сидеть за письменным столом, отдавать приказания, вести записи в гроссбухе и возвращаться домой вечером, чтобы посидеть у камина со своей женой и поговорить о земных и простых вещах.

Но его жена… Возможно, она является английским агентом.

Но даже если так — не следует беспокоиться об этом. Она перестанет быть агентом, когда выйдет замуж. Да-да, именно так и произойдет.

Время шла, а Эванджелина по-прежнему спала. Над головой же слышался топот ног, и каждый час отбивали склянки. Иногда звучал голос мистера Сьюарда, отдававшего приказы. И догорала в фонаре свеча, отбрасывавшая тени на стену каюты.

Скоро наступит рассвет, оповещающий, что ему пора вернуться к своим обязанностям, и передышка в объятиях сирены закончится.

Когда склянки пробили четыре, Остин осторожно высвободился из объятий Эванджелины и соскользнул с койки. Выпрямившись, с удовольствием ощутил, что ноги у него не дрожат. Правда, все мышцы болели после борьбы с морем и Олбрайтом, да и царапины на плечах давали о себе знать. Но зато теперь все его тело наполняло тепло, вытеснившее смертельный холод. То было тепло Эванджелины…

Остин пересек каюту и снова зажег фонарь. Потом открыл шкаф и достал чистую рубаху и брюки. Натянув их, вытащил пару сухих сапог.

— Остин… — Эванджелина приподнялась на локте. Ее блестящие волосы струились по плечам. — Остин, который час?

— Еще очень рано. Спи.

Она села в кровати и посмотрела на него с беспокойством:

— Ты куда собрался?

Он улыбнулся, направляясь к двери.

— Я проглотил столько морской воды, что должен вернуть немного обратно в море. Спи, моя сирена.

Она нахмурилась, но все же легла. А Остин снова ей улыбнулся и вышел из каюты.

Воздух на палубе был свежий и бодрящий, но никаких признаков шторма. И негромко переговаривались матросы.

Остин прошелся по палубе. На носу сейчас никого не оказалось, чему он был очень рад; он мог без помех наблюдать, как корабль разрезает волны, оставляя по бокам белую пену. В иллюминаторы своей каюты он мог видеть, где они находятся, но здесь все выглядело по-другому.

Остин прекрасно знал, что судно идет к Бостонскому заливу, но все-таки что-то терзало его при взгляде на темный горизонт, где звезды, яркие и крупные, как будто опускались в воду. В этом было сладостное ощущение счастья, а также сознание того, что корабли, как жизни, приходят и уходят, а звезды и море существуют вечно.

Постояв еще немного, Остин вернулся на корму.

Когда он проходил мимо грот-мачты, Сьюард зачем-то остановился и отдал ему честь.

Капитан в ответ тоже отдал честь. В свете фонаря он внимательно посмотрел на обветренное лицо молодого человека. Сьюард очень изменился, если вспомнить совсем молодого, робкого парня, которого Остин взял на борт в начале рейса. За время плавания плечи у Сьюарда стали шире, а голосок превратился в настоящий голос командира. Парень встретился лицом к лицу с опасностью и многому научился в море.

— Отлично справились, мистер Сьюард. Ваши действия спасли жизнь мне и Олбрайту. Я буду рекомендовать вас к повышению, когда будем на берегу.

Похвалы все еще смущали Сьюарда. Казалось, он сейчас зашаркает ногами и опустит голову. Но вместо этого он снова отдал честь:

— Благодарю, сэр.

— Не стоит рассыпаться в благодарностях. Продолжайте работу.

— Слушаюсь, сэр.

Еще раз отдав честь, Сьюард повернулся и поспешил выполнять свои обязанности. А Остин пошел дальше. Когда он приблизился к трапу, из тени, отбрасываемой бизань-мачтой, выступил лорд Рудольф. Его единственный глаз сверкал.

— Где Эванджелина?

— Она спит.

— Значит, вы ее погубили, капитан.

Остин едва удержался, чтобы не ударить англичанина.

— Она станет моей женой, как только мы окажемся на берегу.

— С вами она много потеряет. А став моей женой, очень много получит.

— У нее будет все, когда она станет моей женой. Я человек не бедный.

— Она заслуживает внимательного отношения.

— Я о ней позабочусь.

— А я — нет? — Лорд Рудольф нахмурился.

— Будете, пока она вам не надоест. Пока новизна не пройдет. А меня не привлекает всякая женщина, которая посмотрит на меня. На самом деле для меня даже будет облегчением больше о них не думать.

— Господи, и вы еще говорите, будто у нас, англичан, холодная кровь! Ведь девушке нужна любовь. Она умирает без нее. Сомневаюсь, что у нее она когда-нибудь была. И уж точно не с этим парнем, который называет себя ее братом.

Остина охватило раздражение, но он стиснул челюсти, сдерживаясь.

— Я дам ей все, в чем она нуждается.

— Кроме любви.

— Вы не можете утверждать, что любите ее.

— А вы можете? Вы не любите ничего, кроме своей власти надо всем и вся. И вы погубите девушку.

— Она сделала свой выбор.

— Да, полагаю, что сделала. — Лорд Рудольф посмотрел вниз, на освещенный коридор, ведущий к каюте Остина. — Вы добились того, чтобы она выбрала вас, да?

— Намекаете на то, что я бросился за борт, чтобы Эванджелина оказалась в моих объятиях?

Лорд Рудольф бросил на капитана презрительный взгляд:

— Я уверен, вы так и поступили бы, если бы подумали об этом. Спокойной ночи, сэр. — Он повернулся и ушел во тьму.

Остин посмотрел ему вслед. Этот человек обладает надменностью и самоуверенностью, свойственной англичанам, которые полагали, будто им надлежит иметь власть над всеми — и политически, и экономически, и социально. Он знал таких людей до войны — сынков аристократов, которые явились в колонии и взяли все, что хотели, а потом отправились в Англию с полными карманами и погубив людей, тех, что последовали за ними. Сынки аристократов были командирами армий, размещавшими своих людей в американских домах. Их солдаты уничтожали урожаи, воровали скот, забирали женщин — и смеялись, когда от них требовали плату.

Но Остин и люди, подобные ему, заставляли их платить.

Остин подозревал, что во время Войны за независимость Уиттингтон поддерживал англичан в их стремлении удержать колонии под каблуком.

И возможно, все еще поддерживал. Ведь имелся некий Уиттингтон, указанный в списке, хранящемся в каюте Остина. А лорд Рудольф так вразумительно и не объяснил свое присутствие за пределами Англии. Ему следовало находиться в Лондоне — разгуливать там в самой модной одежде и навещать свою модную любовницу, а не плавать по морям. Ведь только вторые сыновья странствуют по свету, а первые, такие как лорд Рудольф, остаются дома и обеспечивают наследственность.

Остин подождал, пока лорд не отошел подальше, и только после этого развернулся и спустился по лестнице.

Эванджелина ждала его в постели. Увидев ее, он тотчас возбудился. А ведь Уиттингтон, кажется, назвал его холодным и сказал, что он не сможет любить Эванджелину. Уиттингтон — дурак!

 

Глава 19

Когда Остин переступил порог, Эванджелина повернулась лицом к стене.

Она слышала весь разговор капитана с лордом Рудольфом, и каждое слово разрывало ей сердце.

Она никогда не считала, что Остин Блэкуэлл любит ее. Ведь он красивый и властный. И он капитан корабля. Такой человек не мог влюбиться в английскую старую деву в очках.

Она ловила каждое слово этого разговора, и ей хотелось, чтобы Остин объяснил лорду Рудольфу, что она ему не безразлична. Но всякий раз, когда Руди обвинял Остина в том, что тот не любит ее, капитан этого не отрицал.

Ну почему Остин не заявил, что горячо ее любит?! Почему мир так несправедлив?! Ей следовало бы полюбить лорда Рудольфа, англичанина, состоятельного и титулованного джентльмена, который увез бы ее назад в Англию, где ей и место. Почему вместо этого она влюбилась в мужчину из колонии, в человека со странным акцентом и темными глазами?

Остин хотел, чтобы все ему повиновались. И конечно же, он будет ожидать повиновения и от нее.

— Сирена…

Его низкий голос был такой ласковый, что Эванджелина поняла: она выполнит любой его приказ.

— Дорогая, ты спишь?

— Нет.

Остин приблизился к ней, и она натянула одеяло до подбородка и закрыла глаза.

Когда же он прикоснулся к ней, она почувствовала, что его одежда пропиталась холодом и запахом моря.

— Ты можешь вернуться в свою каюту, если хочешь.

Сейчас она не могла его покинуть, и он знал об этом.

В его каюте было тепло и уютно. А ее койка… Ах, ей туда не хотелось!..

— Остин, я хотела бы остаться здесь.

Он наклонился и провел губами по ее виску.

— Но если ты останешься, то я захочу заняться с тобой любовью. Я хочу любить тебя, Эванджелина. Ты позволишь?

Позволить?.. Как будто она могла бы противиться.

Она перекатилась на спину. Его лицо нависло над ней, а растрепавшиеся волосы коснулись ее щеки. Она ощутила запах бренди, кофе, холодного ветра и соли.

Но она не отважилась ответить. Вместо этого она приподняла голову и поцеловала его в губы.

Он глухо застонал, и его темные ресницы опустились, когда губы их слились в поцелуе.

Тело Эванджелины охватил жар, и она спросила себя: «Стоит ли оставаться с ним навеки? Что ж, может, и стоит, если он будет заставлять меня испытывать такие ощущения».

Остин стащил с нее одеяло, оставив его только на ногах. А поцелуй его становился все более страстным, в какой-то момент он показался ей огненным.

Внезапно Остин отстранился, издал хриплый стон. Затем провел ладонью по ее груди и легонько сжал один из сосков большим и указательным пальцами.

Она вскрикнула — и чуть не потеряла сознание от наслаждения. А его теплая рука уже поглаживала ее по животу и по бедру. Глаза же его были полузакрыты — веки отяжелели от страсти.

— Мы поженимся, как только придем в порт, — пробормотал он ей в ухо.

— Поженимся? — пролепетала она.

— Да. Я все устрою.

— Ты… устроишь?

Он поднял на нее взгляд, в глубине его глаз пылал огонь.

— Да, устрою.

Его пальцы двинулись дальше по ее бедру; они оставляли за собой жар, и ей казалось, что огонь струился по ее жилам.

— А где мы поженимся? В церкви?

— В приходской церкви. Недалеко от моего дома. Тебе понравится.

Он коснулся ее колена, и жар тотчас перешел туда.

— Эванджелина, ты католичка?

— Нет, англиканская церковь… — выдохнула она.

— Отлично. Патер Болдуин — бывший англиканский викарий. До тех пор пока мы будем избегать дискуссий о политике, все у нас с ним будет хорошо.

«Холодно рассуждать о викариях, когда он касается моего обнаженного тела…» — промелькнуло у Эванджелины.

— Но почему мы должны избегать разговоров о политике? — Она всхлипнула, когда он провел ногтем большого пальца по складочке у нее под коленом.

— Потому что Болдуин — ужасный зануда в этом вопросе. В Америку он перебрался из-за махинаций в англиканской церкви.

Его пальцы снова двинулись по ее бедру и приблизились к горячему пульсирующему лону, увлажнившемуся от желания.

— Но ведь махинации есть повсюду, — добавил Остин.

— Повсюду?

— Да.

Он провел пальцами по завиткам волос меж ее ног. У Эванджелины перехватило дыхание, и тело ее выгнулось, приподнимаясь ему навстречу.

Его губы раздвинулись в улыбке.

— Нравится?

— О да!.. А тебе?

В темноте каюты раздался его теплый смешок.

— И мне тоже. — Остин снова погладил ее живот. — Я касался самого тонкого из шелков. В Китае я трогал нежнейший шелк. Но ничто не может сравниться… вот с этим. — Он погладил выпуклость ее груди. — Да-да, ничто не сравнится.

— Ммм… Ты, должно быть, преувеличиваешь. Моя кожа не может быть такой же, как тончайший шелк.

— Уверяю тебя, может.

Она протянула руки и раздвинула полы его льняной рубахи. Под ней не было ничего — только он сам. Его улыбка стала еще шире, когда она запустила руку туда, к его теплому телу. Мышцы у него на груди поднимались и опадали под ее прикосновениями, но при этом он оставался неподвижным — словно боялся спугнуть ее.

— А твоя кожа на ощупь как… — Эванджелина помолчала, подыскивая подходящее слово. — Она как атлас. Мне нравится прикасаться к ней.

— Мне тоже нравится, когда ты касаешься меня.

Она провела рукой пониже, по его животу. Когда же рука ее скользнула еще ниже, из горла Остина вырвался стон.

— О, Эванджелина!.. Ведь ты совершенно невинная. Даже не представляю, как раньше я мог думать иначе.

Она подняла голову и взглянула на него с удивлением:

— Но почему ты думал иначе?

— Потому что в первый вечер ты вошла сюда и принялась расстегивать свой корсаж у меня под носом.

— Мисс Адамс велела мне сделать так. Она сказала, что это привлечет твое внимание.

— О, черт!.. Да, это привлекло мое внимание. Ты была тогда обворожительной. И очевидно, ты не имела ничего против того, чтобы показать мне все свои прелести. А я был готов лишить тебя невинности… Господи, помоги мне!

— Был готов?..

— Да, разумеется. А ты разве закричала, разве ударила меня? Нет, ты пришла в мои объятия и позволила мне касаться тебя, как делаешь это теперь.

Она обвела пальцем его сосок, и он снова застонал. А ей вдруг стало интересно, почувствовал ли Остин ту же жаркую напряженность, какую чувствовала она.

Наклонившись, она провела языком по его соску, и он в очередной раз застонал.

— Прекрати, моя сирена. Ты меня погубишь.

— Погублю тебя? — Она откинулась назад и провела пальцами по его животу.

Остин схватил ее за руку.

— Позволь мне, моя сирена…

— Что именно?

Вместо ответа он наклонился над ней и лизнул ложбинку между ее грудей.

Она громко застонала, теперь по-настоящему осознав, что такое огонь страсти. А он лизнул ее сосок, затем легонько прикусил его.

Эванджелина вскрикнула и упала навзничь на койку. Остин тотчас же лег на нее и снова прикусил ее сосок.

«Ах, я, наверное, сошла с ума, если мне это нравится», — подумала Эванджелина. Она выгнулась дугой и простонала:

— О Боже, Остин…

Его губы коснулись ее груди.

— Ты хотела что-то сказать?

— Я… Мне хотелось бы поехать в Китай.

Он поднял голову. Глаза его сверкали как темное пламя.

— Да?.. И что бы ты там делала?

— Не знаю. Все, что ты скажешь, думаю.

Он опустил голову и провел языком по ее животу.

— И я был бы там с тобой?

Она прерывисто вздохнула, когда его язык скользнул ниже.

— Если мы собираемся пожениться, то сомнительно, что я могла бы сбежать в Китай без тебя, правда ведь?

Остин снова поднял голову.

— Когда я женюсь на тебе, я не буду спускать с тебя глаз.

— Но…

— Но — что? — Голос его стал суровым.

— Это будет довольно непрактично, разве нет? То есть я хочу сказать… Если ты захочешь снова поступить на корабль, тебя же не будет рядом, чтобы наблюдать за мной, верно? Если только ты не возьмешь меня с собой. — Она искоса взглянула на него. Взглянула с тайной надеждой.

— Конечно, не возьму. Одного рейса с тобой, сирена, достаточно, чтобы свести с ума любого мужчину.

Он опустил голову, вновь обжигая ее своим дыханием и своими ласками.

О, ей этого не вынести! Сердце Эванджелины бешено колотилось, а дыхание стало прерывистым.

Он лизнул ее лоно, и она пронзительно вскрикнула, но тотчас зажала рот ладонью. Он же не собирается продолжать?.. Его ласки воспламенили ее, и она… Ах, она такая порочная!

Но Остин продолжил ее ласкать, и она, ухватившись за простыню, тихонько всхлипнула.

Тут он наконец остановился и сказал:

— Сирена, ты меня хочешь.

— Разве? — прошептала она.

Он чуть отстранился.

— Твое тело хочет. Так же как мое тело хочет тебя.

Остин стянул с себя рубаху, затем, поднявшись с койки, потянулся к пуговицам на штанах.

Она должна отвести взгляд. Мисс Пейн отвела бы.

Но мисс Пейн тотчас исчезла из ее памяти.

А пуговицы расстегивались одна за другой. Под брюками же у него ничего не было, и в следующее мгновение она увидела восставшую мужскую плоть в окружении жестких темных волос. Ей очень хотелось прикоснуться кончиком пальца к этому толстому длинному стволу, но она, сдержавшись, еще крепче сжала простыню.

А Остин засмеялся; казалось, что-то его очень развеселило.

А может, потерять сознание? Может, доказать, что она не такая уж порочная? Но если она потеряет сознание, то пропустит что-то интересное.

Отбросив в сторону свои брюки, Остин вернулся на койку и, протянув руку к одеялу, стащил его на пол. Прохладный воздух коснулся ног Эванджелины, и она невольно вздрогнула.

— Ты прекрасна… — Остин провел ладонью по ее щеке.

Она судорожно сглотнула.

— Ты единственный, кто так говорит.

— Тогда я единственный, кто не слеп.

Он наклонился к ней, и она откинула голову, жаждая поцелуя. Но Остин не стал целовать ее; он опрокинул девушку на койку и навис над ней. Затем коленями раздвинул ей ноги. Она попыталась освободить для него место, но уперлась бедром в стену.

— Тут трудно поместиться…

— Ммм… надеюсь, поместимся, — пробормотал Остин.

Он опустился на нее, опираясь на руки, потом накрыл ее своим телом.

Девушку охватило любопытство, и в то же время ей было страшно.

А Остин провел губами по ее губам и прошептал:

— Эванджелина… Моя сирена…

Она обняла его одной рукой, и тут вдруг нежность его прежних ласк исчезла — он впился в ее губы неистовым и жадным поцелуем.

У нее перехватило дыхание и потемнело в глазах. От ощущения его тела на своем она как будто перестала ощущать себя. А потом вдруг почувствовала, как его твердая плоть коснулась ее лона, ставшего горячим и влажным.

«Он такой большой… Неужели он во мне поместится?» — промелькнуло у нее.

— Постараюсь не сделать тебе больно. — Голос у него был хриплый, а его руки дрожали.

— Остин, я…

Почувствовав давление, она громко всхлипнула и закрыла глаза. А он быстро проговорил:

— Если я продвинусь дальше, то уже не смогу остановиться.

Эванджелина и сама не знала, хотелось ли ей, чтобы он остановился. Она открыла рот, собираясь обсудить это с Остином, но смогла только произнести:

— О, пожалуйста…

Он шумно выдохнул и быстрым движением вошел в нее.

Она закричала, и слезы потекли из уголков ее глаз. И ей захотелось, чтобы это продолжалось вечно.

— Не плачь… Боль пройдет.

Ей хотелось сказать ему, что это слезы радости, а не боли. Да, она плакала от наслаждения, от сознания того, что в этот момент полностью принадлежала Остину. А он чуть помедлил, потом начал ритмично двигаться.

Сердце Эванджелины взлетало, словно корабль на волнах, и казалось, оно улетало прямо к звездам. Наслаждение же с каждым мгновением усиливалось, охватывая все ее существо.

Из горла Эванджелины вырывались короткие крики радости, а ее ногти впивались в спину Остина. Он же двигался все быстрее, раз за разом заполняя ее, и в какой-то момент наслаждение стало непереносимым, почти болезненным. Но это была сладостная боль, и ей хотелось наслаждаться ею как можно дольше.

Тут корабль рухнул вниз с очередной волны, и в тот же миг Остин выкрикнул ее имя и, целуя ее, вошел в нее последний раз, изливая свое горячее семя и распространяя по всему ее телу радость желания и любви.

Она тоже вскрикнула и затихла, совершенно обессилев. А Остин, с трудом дыша, раз за разом повторял:

— О, сирена, сирена, сирена…

Она поцеловала его в плечо, потом обняла и уткнулась лицом в его шею.

* * *

Когда Эванджелина проснулась, она была одна. Солнце светило в кормовые иллюминаторы и нагревало воздух в каюте. Одеяло, которым она была укрыта, окутывало ее словно уютный кокон.

Эванджелина приподнялась, потянулась и зевнула. Корабль тихо покачивался с боку на бок; больших волн, как прошедшей ночью, уже не было.

Она снова зевнула, ожидая, что стыд и сожаление охватят ее. Ведь она разделила ложе с Остином. Она порочная и похотливая!

Эванджелина подтянула колени к груди и хихикнула — ей нравилось быть порочной. И нравилось, что Остин был порочным с ней.

Прежде чем она уснула, они молча полежали рядом, сначала — совершенно обессилевшие. Потом он снова коснулся ее, и его пальцы привели ее в готовность. После чего он вновь скользнул в нее и довел до полного неистовства.

А вот что было потом, она почти не помнила. Кажется, он встал, накрыл ее одеялом и нежно, как мать, поцеловал в лоб. Без сомнения, он вернулся к своим обязанностям. Скоро они прибудут в порт, и у него сейчас много дел. А потом они с ним поженятся.

И тут в ее душу закрались сомнения. Остин женится на ней и приведет в свой дом. Но он не выглядел счастливым.

Эванджелина откинула одеяло и выскользнула из постели. Окинув взглядом свое обнаженное тело, она покраснела. Она не чувствовала смущения, когда лежала с Остином в постели, но сейчас, при свете дня…

Густо покраснев, она поспешно надела сорочку и подошла к умывальнику. Холодная вода освежила ее и вернула к действительности. Да, конечно, Остин не казался счастливым. Его первый брак закончился печально, и у него не было причин полагать, что и второй не закончится так же. К тому же ему пришлось бы оставить то, что он любил больше всего, то есть море.

Если бы ей только удалось убедить его не делать этого.

Эванджелина закусила губу, вспомнив про упрямство Остина. Да, убедить его будет нелегко…

Она быстро надела платье. А потом вдруг обнаружила свой саквояж с вещами. Должно быть, Остин забрал все из ее каюты. Определенно он любил порядок.

Вытащив пару чистых чулок, Эванджелина натянула их, потом взяла гребень и ленты и вернулась к умывальнику и зеркалу, чтобы причесать волосы и завершить свой туалет. В капитанской каюте условия для этого были лучше, чем у нее в каюте, ведь здесь висело большое зеркало.

Покончив с туалетом, она повернулась к серебряному подносу, стоявшему на столе, и подняла крышку. На нее повеяли запахи жареного бекона и свежего хлеба, и в желудке у нее заурчало. Очевидно, любовные утехи возбуждали аппетит.

После завтрака Эванджелина уселась в кресло у письменного стола и задумалась. Чем же ей теперь заняться? Она могла бы выйти на палубу и подышать свежим воздухом — утро наверняка славное. Но ведь все на корабле — включая лорда Рудольфа, — должно быть, знали, что она провела здесь ночь. Так что, наверное, не следовало с ними сейчас встречаться.

Она машинально открыла ящик стола и увидела там молитвенник в красном переплете. Невольно улыбнувшись, Эванджелина достала свою книгу и раскрыла наугад. Погладив страницу с хорошо знакомыми словами, она начала читать.

Но слова не успокаивали ее, как обычно бывало. Она увидела слишком много жестокости, слишком много зла за несколько прошедших недель и теперь сомневалась, что сможет когда-нибудь воспринимать эти слова.

Мисс Пейн однажды сказала, что женщина должна не путешествовать, а довольствоваться своим местом дома. Эванджелина находила такой совет глупым и скучным. Теперь же она сочла его мудрым. С того самого дня, когда Харли обманул ее, жизнь ее пошла под уклон. Будь Харли верным и благородным, она мирно проводила бы дни дома, в Котсуоддсе. И никогда бы не открыла для себя радость плавания на корабле или ужас бунта. А также страстное желание, вызванное прикосновением темноглазого мужчины…

Эванджелина листала страницы, отыскивая псалом, который обычно ее успокаивал, — двадцать третий, ее любимый. Она начала читать слова, которые знала наизусть. Читала, молча шевеля губами. Перевернув страницу, вздрогнула и застыла.

Она перевернула только одну страницу, а перевернулись две. Бумага же на ощупь была толстая и твердая, и она поняла, что произошло. Две страницы, вероятно, пропитались влажным морским воздухом и слиплись. Эванджелина попробовала разъединить их ногтем, но они склеились прочно. Она скорчила гримасу. Ей ужасно не хотелось рвать свою любимую книгу, особенно страницу с любимым псалмом.

Девушка положила книгу, подняла листы и провела пальцем по кромке. Никакой щели не было. Она выдвинула следующий ящик стола. Внутри царила чистота, как и во всей каюте. Все лежало в маленьких отделениях, сделанных для того, чтобы вещи не выскальзывали при качке корабля. В своих гнездах лежали листы бумаги, перья, чернильница, промокательная бумага, песочница, воск для печатей и маленький нож для бумаги, которым пользуются для разрезания книжных страниц.

Эванджелина вынула нож. Острие блестело, отполированное, ручка же была черная. Она задвинула ящик и в задумчивости уставилась на свою книгу. Затем снова взяла страницы и, склонив голову к плечу, стала изучать их. Наконец надрезала бумагу. Если она проведет ножом по самой кромке, то, возможно, сумеет разделить страницы, не повредив книгу.

Лезвие было очень острое. Эванджелина медленно провела кончиком ножа по кромке, оставляя тонкий как бритва след. Она разрезала бумагу очень медленно, не желая ее порвать.

Наконец девушка отложила нож и разъединила страницы. Оказалось, что между ними находились три тонких листа. Эванджелина посмотрела на них, потом взяла в руки. Сухая бумага захрустела, когда она расправила листы и разгладила на столе.

Почерк был наклонный, незнакомый. Ни она сама, ни ее сводный брат, да и никто из их семьи не мог написать это. Но почему тут эти бумаги? Загадка.

Эванджелина внимательно рассматривала страницы. Это был просто список имен, записанных без определенного порядка.

П.К. Честерфилд (Конкорд, Массачусетс).

Адольф Мэннеринг (Филадельфия, Пенсильвания).

Джордж Уиттингтон (Бостон, Массачусетс).

К. Шеридан Бартлетт (Уилмингтон, Делавэр).

Но зачем Остину понадобилось прятать список имен в ее молитвеннике? Все было выполнено очень умело, так что обнаружить список смог бы только тот, кто вознамерился бы читать книгу страница за страницей. А если бы кто-нибудь стал искать список и потряс бы книгу за корешок, то из нее ничего бы не выпало. Страницы были склеены так плотно, что ничего не обнаружишь, даже если просто перелистывать книгу.

Эванджелина вспомнила ту ночь, когда пришла сюда за книгой, решив почитать ее перед сном. Но Остин забрал у нее книгу. Тогда его действия показались ей всего лишь бесцеремонными, но теперь она все поняла. Он не хотел, чтобы эти бумаги кто-нибудь нашел. В ту ночь в темных глазах его пылал такой огонь, который жег насквозь. Он хотел запугать ее, но только разжег в ней пламя. И она бессовестно попросила его о поцелуе…

Кожу у нее и сейчас покалывало, как будто он снова уставился на нее пылающими глазами.

Эванджелина подняла голову. Остин стоял в дверях, держась за ручку, и в его глазах были холод и враждебность.

 

Глава 20

Он закрыл за собой дверь. В каюте царило гнетущее молчание.

Остин был при полном параде — воротничок и шарф, синяя куртка с капитанскими планками на плечах, кожаные перчатки и высокие начищенные до блеска сапоги. Он резко отличался от того красивого мужчины, который этой ночью склонялся над ней, впиваясь в ее губы страстными поцелуями. И его волосы сейчас блестели от бриллиантина, а хвостик был аккуратно перевязан ленточкой.

Капитан медленно пересек комнату. Подошел к девушке и вырвал бумаги из ее онемевших пальцев. Затем осторожно сложил страницы и сунул их в карман куртки.

— Остин, что это такое?

Его взгляд был твердым как сталь.

— Это — опасность.

— Не понимаю.

— Ты их читала, — сказал он утвердительно.

— Но это просто список имен.

Он посмотрел на нее, как кошка на мышь. Эванджелина облизнула пересохшие губы.

— Джордж Уиттингтон… Он кузен лорда Рудольфа Уиттингтона? Нашего лорда Рудольфа?

— Не знаю.

— Ты его спрашивал?

— Нет. — Остин уперся кулаками в стол. — И ты не спрашивай. Ты никому не назовешь имена, которые увидела в этом списке. Ни словом не обмолвишься.

— Почему?

— Потому что я прошу тебя об этом.

Капитан отвернулся, собираясь уйти.

— Остин…

Он остановился и медленно повернулся к ней. Под его пылающим взглядом нервы Эванджелины напряглись до предела.

— Если ты хочешь приказать мне чего-то не делать, я должна знать почему.

Его лицо словно окаменело.

— Ты сделаешь это, потому что я прошу тебя как человек, который станет твоим мужем.

— Но пока ты еще не мой муж.

Он стиснул зубы, едва сдерживая гнев.

— Пойми, Эванджелина, опасно знать об этих бумагах. И не важно, знакомы тебе эти имена или нет. Поклянись, что не будешь говорить об этом ни с кем.

Она еще никогда не видела у Остина такого взгляда. Он смотрел на нее очень серьезно, и она почувствовала: он просит ее не просто так.

— Обещаю. Клянусь.

— Мы поженимся, как только придем в порт.

— Да?..

— Да, ты выйдешь за меня, а не за этого беспутного англичанина.

В этом вопросе, однако, она могла возразить ему.

— Я не считаю его беспутным. Он джентльмен. Всегда вежливый и почтительный.

Остин вскинул подбородок.

— Ты выйдешь за меня, Эванджелина?

— Да.

Выражение его лица стало еще более жестким.

— Рад, что ты согласна.

— Ну… я ведь вынуждена сделать это, правда? Я теперь падшая женщина.

Глаза у него заблестели, в них блеснула насмешка.

— Ты будешь падшей женщиной, если не выйдешь замуж за меня.

— Я это и имела в виду.

Остин тяжело вздохнул. Потом протянул ей свою крепкую руку:

— Идем со мной.

— А куда? — Она боялась встречи с матросами, а также с мистером Сьюардом и лордом Рудольфом.

— В тюрьму.

Эванджелина отпрянула:

— Нет, Остин. Я обещаю, что ни слова никому не скажу про список. Можешь запереть меня в моей каюте, если хочешь, только не бросай меня в клетку, пожалуйста.

— Черт побери, о чем ты там бормочешь?

— Я не хочу в тюрьму!

Он снова протянул ей руку.

— Я не собираюсь запирать тебя там. Мы идем повидать Олбрайта.

Она тяжко вздохнула:

— О, кстати… а почему мистер Олбрайт в тюрьме, в клетке? Разве преступление — прыгать за борт?

Остин насупился:

— Клетка, говоришь?

— Да, конечно… Разве у тебя в тюрьме нет клеток?

Капитан усмехнулся:

— Ты начиталась глупых романов. Идем!

Эванджелина обошла стол и взяла его за руку. Ладонь Остина была мозолистая и твердая. И он сам был такой же — жесткий и суровый, огрубевший за годы пребывания в море и от трудностей, которые она, Эванджелина, даже вообразить не могла. И этот мужчина станет ее мужем, человеком, который будет направлять ее, вести, командовать ею…

Но она не могла решить для себя, огорчает ее это или радует.

Остин открыл перед ней дверь, и она, подобрав юбки, выскользнула из каюты.

— Ублюдок! Проклятый предатель!.. — кричал Олбрайт, вскинув руки в наручниках.

Эванджелина побледнела. Остин же схватил парня за ворот и швырнул на пол.

— Не ругайся при леди. Отвечай на мой вопрос. Кто тебя послал?

— Иди к черту!

— Я уже там побывал. Теперь меня этим не испугаешь.

Олбрайт закрыл глаза. Казалось, молодой человек уже пришел в себя после того, как чуть не утонул, и по его сжатым кулакам было видно, что он полон сил.

Остин приказал держать его отдельно от остальных бунтовщиков. Парень сидел в углу, образованном переборкой и ящиками с грузами. Его приковали к стене, но цепь была достаточно длинная, чтобы он мог лежать и добраться до ночного горшка, стоявшего в другом углу. Толстый слой соломы покрывал пол, и ему дали одеяло.

— Сколько тебе лет? — спросил капитан.

Олбрайт искоса взглянул на него:

— Шестнадцать.

— Значит, во время войны ты был еще мальчиком. Ты ее не помнишь.

— Но я помню, как мой отец ушел на войну и не вернулся.

Эванджелина всхлипнула, на ресницах у нее заблестели слезы.

— Выходит, тебя возмущали те, кто вернулся домой?

— Мой отец погиб из-за глупости! Если бы эти проклятые джентльмены из Филадельфии не решили начать войну, мы все жили бы мирно. Как англичане.

— Мы и живем мирно. Наконец-то. Или ты хочешь, чтобы все началось сначала из-за твоего проклятого высокомерия? — Остин поставил Олбрайта на ноги, но продолжал настойчиво вглядываться в лицо молодого человека. — Я видел, как рядом со мной гибли люди, разорванные в клочья пушечными ядрами. Я видел, как они тонули, как горели. И я ни за что не хочу снова увидеть это. А если парни из Филадельфии захотели сражаться за славное дело, то чем же это отличается от того, чего хочешь ты? Ты так стремишься к идеалу, что не можешь представить себе реальную действительность — умирающих солдат и молодых парней, чьи отцы уходят и не возвращаются. Вот это я и хочу предотвратить. Скажи мне, кто тебя послал?

Олбрайт облизнул пересохшие губы.

— Нет, ни за что.

— Пытки — вещь плохая, парень, но я знаю, что они хорошо развязывают язык.

Глаза Олбрайта расширились, но он упрямо молчал.

Остин пожал плечами:

— Подумай над этим. Я поговорю с тобой позже. Идемте, мисс Клеменс.

Остин жестом предложил ей следовать за ним, но через мгновение понял, что не слышит ее шагов. Он быстро обернулся. Боже милостивый! Оказалось, что она подошла к Олбрайту и положила руку ему на плечо.

— Все будет хорошо, — шептала Эванджелина. — Капитан Блэкуэлл — добрый человек, несмотря ни на что.

Сердце Остина замерло: он ждал, что Олбрайт сейчас схватит ее, сделает заложницей и потребует своего освобождения в обмен на ее безопасность.

Но парень смотрел на нее. Эванджелина же потрепала его по плечу, потом отвернулась и пошла к Остину. Тот крепко схватил ее за руку и потащил прочь.

Они поднялись наверх, где их встретило яркое солнечное утро. Свежий бодрящий бриз раздувал юбки Эванджелины и куртку Остина. Волосы девушки выбились из косы и струились на солнце, словно полоски золотистого шелка.

— Эванджелина, ты поступила необдуманно. Это было опасно. Я не для того взял тебя с собой, чтобы ты опекала его.

— А зачем же тогда?

Он отвел ее к борту, чтобы не мешать матросам, готовившим корабль к прибытию в Бостон, и тихо сказал:

— Я хотел показать тебе, насколько опасен этот список. Олбрайт мог бы убить тебя ради того, чтобы заполучить эту информацию, кто бы его ни послал. Он чуть не убил меня из-за этого. Дважды.

— Так это он напал на тебя с ножом?

— Да, он. Для него слова «предатель» и «лоялист» — это как черное и белое, славные слова, за которые можно и погибнуть. Я видел, как люди умирали. И не хочу увидеть это снова. — Остин обвел взглядом горизонт, где можно уже было рассмотреть темную полоску земли. Вытянув вперед руку, сказал: — Вот это — Кейп. А там, в его северной части, будет твой новый дом.

Эванджелина посмотрела в указанную сторону:

— Так близко?..

— Да, очень: Я доставлю тебя в мой дом, как только мы причалим. Мы поженимся после того, как я покончу с делами, связанными с рейсом.

— Нет-нет!

Ветер посвистывал в такелаже, завывая в туго натянутых канатах. На корме лейтенант Осборн отдавал приказы матросам, спешившим подготовить корабль к причаливанию.

— Нет?..

— Я тут подумала, Остин, и… В общем, есть множество причин, по которым мне не нужно становиться твоей женой.

Он нахмурился и проворчал:

— Есть две очень веские причины, по которым ты сделаешь это.

Она уставилась на него вопросительно:

— И что же это за причины?

— Первая — прошедшая ночь. Ты разделила со мной постель. Возможно, я сделал тебе ребенка.

Она покачала головой:

— Я слышала, что это не всегда происходит… хм… с первого раза.

— Большую часть своей жизни я провел на море, Эванджелина. Я заботился о молодых матросах и лейтенантах, и я знаю, что это происходит довольно часто. Мне пришлось заключать множество поспешных браков.

Щеки ее вспыхнули.

— Ну… мне уже двадцать шесть, и я не восемнадцатилетняя девочка. Может быть, мои лучшие дни остались позади.

— И все же я не намерен рисковать.

— Ну а вторая причина?..

— Если я не женюсь на тебе, то не смогу присматривать за тобой. Ты слишком много знаешь, и ты не будешь в безопасности, если останешься одна.

— А вот это — совсем не причина для женитьбы.

— Не причина? Почему?

— Потому что… нельзя жениться, если нет любви.

Он не сводил взгляда с ее губ.

— Значит, ты считаешь, прошлой ночью была не любовь?

Эванджелина снова покраснела.

— Прошлой ночью была просто похоть.

— С твоей стороны? Или с моей?

— С обеих. Ты был чрезмерно рад, что спас мистера Олбрайта и не утонул сам. Тебе нужно было расслабиться. Вот почему ты захотел меня.

— Да, признаюсь, я рад, что остался в живых.

— Вот видишь? Но это не причина, чтобы жениться.

— А я считаю это причиной.

— Боже, какой ты упрямый!

— Упрямый, потому что ты несешь вздор.

— Я не хочу выходить за вас замуж, капитан Блэкуэлл, — заявила Эванджелина, подбоченившись.

— Ты хочешь вместо этого стать моей любовницей?

У нее челюсть отвисла.

— Что?.. Господи, конечно, нет! Как ты мог так подумать?

— Если женщина проводит ночь страсти с мужчиной, а потом отказывается стать его женой, то он может подумать только одно: она хочет свободных отношений.

Она быстро осмотрелась.

— Потише, Остин. Ради Бога…

Эванджелина, я… я запрещаю тебе отказываться выходить за меня замуж.

— И на каком же основании ты можешь мне это запрещать? Ты мне не отец и не брат, вообще не родственник.

— На том основании, что я тот мужчина, который станет твоим мужем.

— А теперь ты несешь вздор.

С капитанского мостика послышался крик. Два матроса начали поднимать флаги, чтобы оповестить начальника порта о том, кто они такие — какой корабль, какой компании, из какого государства.

— Для дискуссий больше нет времени. Идем. — Остин взял девушку за руку и потащил назад к трапу, который вел в его каюту. Она семенила рядом с капитаном, бросая на него мрачные взгляды.

Он повел ее вниз по лестнице и чуть ли не втолкнул в каюту. Она тут же высвободила руку и резко обернулась к нему.

— Насильный брак — это не брак, Остин.

Он отрицательно покачал головой:

— Нет, это будет не насильный брак. Ты будешь счастливой невестой.

— Но я ни за что не втяну тебя в неприятности.

— В неприятности?.. О чем ты говоришь?

— Ах, Остин, я разрушу твою жизнь. Тебе будет не хватать твоего корабля и твоих людей, и ты снова захочешь в море.

Остин тяжело вздохнул:

— Я все уже объяснял тебе… Я устал от этой жизни. Я хочу остаться на берегу и отдохнуть.

— Твоя первая жена сделала тебя несчастным. И я тоже сделаю тебя несчастным.

Перед Остином возникла картина: очень молодая темноволосая женщина стоит рядом с ним во время брачной церемонии десять лет назад. Он тоже был тогда молод и доволен тем, что нашел себе такую хорошенькую жену. В их первую брачную ночь она его очень боялась. Остин старался быть с ней нежным, но ему это не удалось. Так что можно сказать, у них с самого начала не сложилась совместная жизнь.

Потом он вспомнил Эванджелину в своих объятиях на его узкой койке. Вспомнил ее неподдельную страсть, ее губы, ждущие поцелуя, и ее тело, выгибающееся ему навстречу. Вспомнил, конечно же, и удовольствие, которое они вместе получали.

— Неудача с моим первым браком — это целиком моя вина. Моя жена хотела иметь самого обычного мужа, а я оставлял ее ради своих обязанностей на море. Когда же я буду оставаться дома, как и все другие, никто из нас не будет чувствовать себя несчастным.

Эванджелина со вздохом покачала головой:

— Разве ты не понимаешь, Остин? Ты оставлял ее дома, потому что чувствовал, как она душит тебя, как заманивает в ловушку привычками повседневной жизни. Вот почему ты сбегал в море. И вот почему ты с тех пор никогда не связывался надолго ни с одной женщиной.

Она ошибалась. Он «связывался» с женщинами снова и снова. Но каждый раз сбегал.

Так что, возможно, она права. Ведь всякий раз, как он оказывался на суше, проходило примерно два месяца, и он становился беспокойным, казалось, городские стены начинали давить на него. А его любовницы требовали от него внимания, подарков… Это сначала наскучивало ему, потом начинало раздражать, а под конец доводило до бешенства. И тогда он придумывал бегство в море, где мог чувствовать, как свежий ветер дует в лицо и как пахнет океан, где мог избавиться от городской вони, от тесных улиц, от надоевших объятий любовниц.

Но на этот раз все будет по-другому. На этот раз рядом с ним в длинные летние дни и в долгие зимние ночи будет Эванджелина. И ему не захочется сбежать. Грусть, которую нагоняет на него город, он забудет в ее объятиях…

А если нет?

Возможно, он не тот человек, который может стать для женщины постоянным и удобным мужем. Даже для такой красивой, желанной, веселой и очаровательной женщины, как Эванджелина.

Он молча посмотрел на нее, потом вышел из каюты и закрыл за собой дверь. Вынув из кармана ключ, вставил его в замочную скважину и провернул.

Остин уже был на лестнице, ведущей на палубу, когда услышал ее громкий крик. И он не смог удержаться от улыбки.

— Выпусти меня! — Эванджелина барабанила ладонями по двери, и ее удары эхом отзывались в коридоре. — Остин, выпусти меня отсюда! Сейчас же!

Она приложила ухо к замочной скважине и услышала поскрипывание такелажа, трепетание парусов на ветру и глухие удары волн о борт судна. И еще она слышала мужские голоса, вернее — пение матросов, устанавливавших паруса. Но никто не поспешил ей на помощь, никто не откликнулся.

Она прислонилась спиной к двери, скрестила руки на груди и стиснула зубы.

Упрямство доведет этого человека до гибели! Разве он не видит, что ему нужна свобода — неограниченная свобода? Разве он не понимает, что не сможет жить без моря? Он сбежал из объятий одной жены и, без сомнения, сделает это снова.

Ей нужно принять предложение лорда Рудольфа и вернуться вместе с ним в Англию. Не в качестве его жены — это было бы странным мезальянсом, — а в качестве друга, как он и предлагал вначале.

Обоих мужчин, должно быть, опоил морской воздух. Как только они прибудут в Бостон и увидят других женщин, их помешательство пройдет и они образумятся. Самое же лучшее для нее, Эванджелины, исчезнуть. Она попросит свою кузину помочь ей уехать в другую колонию, возможно, даже изменит имя.

Эванджелина Клеменс перестанет существовать и сможет начать жизнь сначала. Она читала про многих людей, которые отправлялись в прежние колонии, чтобы начать там новую жизнь, похоронив свое прошлое. Хотя многие из них были преступниками, романтика этих историй пришлась ей по душе.

А потом, в один прекрасный день, она, возможно, вернется в Бостон и отыщет капитана Остина Блэкуэлла, старого вдовца, и они вместе посмеются над прежними временами.

Корабль качнуло на волне, и это вернуло ее к действительности. Вряд ли ей удастся убежать в другую колонию, если она сейчас заперта в этой каюте на борту судна, идущего в Бостон.

Эванджелина стиснула зубы и пробормотала себе под нос несколько нелестных слов об Остине Блэкуэлле.

В кормовые иллюминаторы струился солнечный свет, солнце ярко сверкало на море. При виде этой красоты девушка немного остыла. Возможно, где-то был спрятан запасной ключ… Впрочем, это ей не очень поможет, поскольку она все еще на корабле, которым командует Остин. Но она не намеревалась сидеть без дела!

Эванджелина подошла к письменному столу, села в кресло и начала вытаскивать ящики. Ключа не оказалось ни в одном из них. Зато она обнаружила миниатюру молодой женщины с черными кудрями. У женщины были розовые щеки, черные глаза, вздернутый нос и круглый подбородок. Даты на миниатюре не было.

Эванджелина держала картину в ладони. Должно быть, это его жена, женщина, с которой он расстался. Женщина, от которой он сбежал в море. И все-таки он до сих пор хранил ее портрет.

Она положила миниатюру обратно в ящик и задвинула его. Потом поставила локти на стол и тяжко вздохнула. Ах, этот человек сведет ее с ума!

Солнце клонилось к западу, тени становились длиннее, а корабль медленно входил в Бостонский залив. Тщательный обыск каюты не дал ничего, ключей она так и не нашла. Эванджелина смирилась с тем, что ей придется оставаться узницей, пока Остин не придет за ней.

Она немного вздремнула на его койке, пытаясь не вспоминать об их страстных объятиях прошлой ночью. Потом встала и снова подошла к иллюминаторам по правому борту' — только отсюда можно было видеть открытое море.

В заливе же она увидела множество кораблей — тут были и большие шхуны с грузами, и узкие пакетботы, державшие курс в дальние страны. И тут над судами реяли самые разные флаги — флаги Англии, Франции, Нидерландов, Италии, Испании и еще каких-то неизвестных ей стран. Все страны отправляли свои корабли через океан, чтобы торговать с новой американской нацией, готовой вести дела со всем миром.

Эванджелина снова уселась в капитанское кресло; она наблюдала в иллюминатор за судами, восхищаясь тем, как искусно они скользили по воде, не сталкиваясь друг с другом. А матросы, как пауки, взбирались по такелажу, привычно балансируя на вантах и исполняя приказы капитанов. Она слышала, как наверху отдавали приказы мистер Сьюард и мистер Осборн — так что «Аврора» тоже присоединяется к этому танцу кораблей.

Прошло довольно много времени, прежде чем судно развернулось и Эванджелина наконец увидела то, что приняла за Бостон. Длинный низкий берег протянулся у самой воды, и дома виднелись и на зеленых склонах, и среди деревьев. В лучах заходящего солнца это зрелище казалось прямо-таки идиллическим. Облака же высоко в небе были окрашены в розовый, золотой и оранжевый цвета.

Такой простор! Америка — огромная страна, и никто еще не исследовал все ее просторы. А Ливерпуль ютится в крошечном уголке Англии, и ее родную деревушку в Глостершире окружают такие же деревушки. Тут же все бесконечное, огромное, необъятное…

Эванджелина почувствовала тревогу, но вместе с тем к ней пришло и чувство восхищения, а также любопытство. Ей страстно захотелось увидеть эти странные новые места, растянувшиеся под бескрайним небом, захотелось узнать, что же за люди здесь живут.

Она смотрела в иллюминатор, пока небо не потемнело, а судно не сделало еще один поворот. Судовые огни, казалось, помигивали ей в темноте. Когда же корабль подошел к берегу, впереди, между темными пятнами, засияли огни порта, а небо над головой, словно распустившиеся цветы, усеяли яркие звезды.

Но Остин все еще не шел за ней. Наверху слышалась какая-то возня, однако по трапу никто не спустился.

Вскоре чистый морской бриз сменился зловонием порта, и Эванджелина вернулась на койку. Она репетировала, что скажет Остину, — конечно, если он когда-нибудь придет и не оставит ее гнить здесь. Она даст ему понять, что ей лучше всего отправиться к своей кузине — или назад в Англию с лордом Рудольфом. И пусть думает о ней что хочет.

Когда склянки пробили первую ночную вахту, покачивание корабля прекратилось, и он плавно вошел в бухту. Эванджелина вскочила с койки, она не могла больше сидеть и ждать. Она вернулась к иллюминатору, разглядывая корабли, многие из них проходили на расстоянии вытянутой руки от нее.

Склянки пробили во второй раз, и теперь судно замедлило ход, почти ползло. Медленно, очень медленно «Аврора» прошла вдоль длинного причала и, наконец, после долгих недель плавания остановилась.

Шум наверху усилился; на палубе раздавались какие-то глухие удары, а также крики и звон колокола.

Девушка по-прежнему сидела у иллюминатора; она и сама не знала, как долго там просидела. Было уже очень поздно, когда за дверью наконец послышались шаги.

Эванджелина встала, подбежала к двери и заглянула в замочную скважину. В темноте она не могла рассмотреть, кто пришел, но кто бы там ни был, шел этот человек крадучись.

— Остин? — шепнула девушка.

— Это я, мисс, — тихо ответил Сьюард.

И Эванджелина шепотом ответила:

— Мистер Сьюард, он меня тут запер.

— У меня есть ключ, мисс.

Эванджелина отошла от двери. Ключ тотчас звякнул в замке — слишком громко, как ей показалось, — и провернулся. Затем дверь распахнулась.

— Мистер Сьюард, как я рада вас видеть. А где капитан?

— Встречается с начальником порта…

— Отлично. Вы должны мне помочь, мистер Сьюард. Вы…

— Нас ждет экипаж, мисс. Соберите свои вещи.

— Да-да, конечно.

Эванджелина подхватила свой саквояж и плащ, затем сунула под мышку молитвенник. Мистер Сьюард подал ей знак следовать за ним, и девушка, с облегчением вздохнув, шагнула к двери — наконец-то она покидала свою каюту-тюрьму.

Сьюард вывел ее наверх и повел по палубе к спущенным сходням. Внизу царило шумное оживление — отсеки с грузом уже открыли, и мужчины сновали туда и обратно с ящиками и тюками на спинах. Среди них стоял мистер Осборн, наблюдавший и дававший указания. Но капитана Блэкуэлла нигде не было видно.

И вдруг она почувствовала укол в сердце. Она никогда больше его не увидит! Последнее воспоминание о нем — внимательный взгляд его темных глаз перед тем, как он захлопнул за собой дверь. Взгляд, который означал, что он только сейчас понял, какой ошибкой может стать для него еще один брак.

Что ж, хорошо, что он это понял.

Эванджелина крепче ухватилась за свой саквояж и проглотила ком в горле. Со временем он забудет ее. А она забудет его. И каждый из них пойдет по жизни своим путем. Так и должно быть.

— Сюда, мисс, — прошептал мистер Сьюард. Он взял ее за руку и повел по сходням.

 

Глава 21

Темный экипаж ждал их в конце пристани. Прочный, начищенный до блеска экипаж поблескивал в свете фонарей, украшавших его.

Пара лошадей с красивыми глазами ждала в постромках, а кучер в темной ливрее поднял вожжи, когда они подошли.

Мистер Сьюард помог ей сесть в экипаж, потом тоже взобрался в него и сел напротив нее. Эванджелина откинулась на спинку сиденья, тяжело дыша и пытаясь избавиться от боли в сердце. Но при этом она ликовала. Ведь у ее ног лежал новый мир, ожидавший, когда она изучит его — с Остином Блэкуэллом или без него.

Тут дверца захлопнулась, кучер щелкнул кнутом, и экипаж тронулся с места. Колеса загромыхали по вымощенной булыжником дороге, но экипаж был с хорошими рессорами, и Эванджелину почти не трясло.

Мистер Сьюард сунул ее саквояж под сиденье. Эванджелина же прижала свой молитвенник к груди, потом, откашлявшись, проговорила:

— Я не видела лорда Рудольфа, когда мы уходили с судна. Он все еще на борту? Жаль, что я не задержалась, чтобы поискать его.

Сьюард покачал головой, он казался удивленным.

— Лорд первый сошел на берег. Сошел, как только опустили сходни.

Эванджелину охватили дурные предчувствия.

— Он так спешил?..

— Да, полагаю, он спешил к своим английским друзьям. И он думал, что капитан Блэкуэлл будет рад его уходу.

— Очень возможно. Но…

Значит, он не был искренним, когда делал ей предложение. Не был искренним, когда предлагал вернуться вместе с ним в Англию… Он просто удалился — и все.

— Но что, мисс?

Она пожала плечами:

— Так, ничего. Просто мне хотелось бы увидеть его перед уходом.

Огорченная, Эванджелина снова откинулась на спинку сиденья. Мужчины такие непостижимые…

Они свернули на другую улицу и начали подниматься в гору. Девушка уцепилась за ремень у себя над головой, когда экипаж закачался из стороны в сторону.

Где бы ни взял этот экипаж мистер Сьюард — определенно он был роскошный, роскошнее даже, чем экипаж сквайра Доббинса там, дома. Сквайр гордился им и совершал в нем поездки к тем соседям, которых считал достаточно высокородными, чтобы удостоить их своим визитом. Но этот экипаж был намного лучше. В нем имелись даже бархатные подушки, обтянутые атласом стенки и печка на полу, от которой шло приятное тепло.

— Куда мы едем? — спросила она через некоторое время. — Моя кузина живет на Куин-стрит. Вы можете отвезти меня туда.

— Мы едем на Бикон-стрит, в дом капитана Блэкуэлла.

— В дом капитана Блэкуэлла?

— Да. Это его экипаж. Он велел мне проводить вас до его дома.

— Он велел вам?..

— Это приказ — так он сказал. Мне следует оставаться с вами и ограждать вас от неприятностей.

Смутные сожаления, которые она испытывала, исчезли в тот же миг. Эванджелина скрипнула зубами и пробурчала:

— Какой несносный, какой заносчивый мужчина… Остановите экипаж. Выпустите меня.

Сьюард с удивлением вытаращил глаза:

— Нет-нет, мисс, он велел мне охранять вас, и я буду это делать. Я не могу оставить вас здесь, посреди прибрежной части Бостона.

— А я думала, что вы мой друг, мистер Сьюард.

— Мисс, но почему вы не хотите ехать в дом капитана Блэкуэлла? Вы ведь собираетесь за него замуж. И он просил меня быть его шафером, — с гордостью добавил лейтенант.

— Капитан вынуждает меня выйти за него замуж. А я этого не хочу.

Сьюард казался озабоченным:

— Но я думал, вы его любите.

Эванджелина уже открыла рот, собираясь ответить, но потом молча отвернулась; она не была уверена в своих чувствах, и это очень ее смущало. Действительно, что именно она чувствовала?

Девушка раздумывала, не бежать ли ей из экипажа, чтобы потом попытаться скрыться. Но, глубоко вздохнув, она отбросила эту мысль. Ведь она понятия не имела, где находится. Ее меньше испугало стремительное нападение на испанскую тюрьму, чем перспектива искать дорогу одной, ночью, в темном и шумном городе. Возможно, в доме Остина она сможет выяснить, где находится дом ее кузины, а потом спланировать бегство.

Экипаж теперь кружил по узким улицам с освещенными домами, видневшимися за высокими деревьями. Перед некоторыми домами простирались сады, и железные решетки отделяли их от улицы. Наконец экипаж остановился перед одним из таких домов. Но в доме этом не было света — он стоял темный и унылый.

Мальчик, стоявший на запятках экипажа, соскочил на землю и помчался к дому, прикрывая ладонью пламя свечи. Он открутил ламповые стекла на фонарях, висевших по сторонам входной двери, и зажег фитили. Фитили разгорелись, и лампы засветились.

Мистер Сьюард вышел из экипажа и помог спуститься Эванджелине. Ее ботинки коснулись твердой каменной дорожки — и тут ее вновь охватили сомнения. Она чувствовала: стоит ей пройти по этой дорожке к дому, и она никогда его больше не покинет. Ее жизнь закончится здесь, вместе с Остином.

Его дом из красного кирпича возвышался перед ней, такой же строгий и неприступный, как и он сам. Лампы освещали выкрашенную в черный цвет дверь и начищенный медный дверной молоток. Мистер Сьюард порылся в карманах и достал ключ, который вставил в замочную скважину.

Тут открылось нижнее окно в соседнем доме, и какая-то женщина высунула голову в белом чепце. Ленточки чепца трепетали на легком ветру, как флаги, сигнализирующие о сдаче крепости.

— Капитана Блэкуэлла нет дома! — крикнула она. — Его ждут со дня на день!

Мистер Сьюард сделал шаг назад и приподнял свою треуголку.

Мы как раз приехали с его корабля. Эта молодая леди будет женой капитана Блэкуэлла.

Женщина в удивлении разинула рот. И чепец исчез в окне.

— Вы слышали, мистер Милхаус?! Наш капитан женится! — Женщина опять высунула голову. — Я сейчас выйду!

Эванджелина решила, что дама в спешке вывалится из окна, но чепец снова исчез в доме, а окно захлопнулось.

Мистер Сьюард открыл дверь, и мальчик со свечкой вошел первым, зажигая по пути свечи, которые стояли наготове.

Эванджелина оказалась в холле с белыми настенными панелями и мраморным полом. По одну сторону этого холла находилась лестница, ведущая наверх, а двустворчатые двери по обе стороны были закрыты.

Дом произвел на нее гнетущее впечатление. Такой холодный и неприветливый…

Тут у входной двери послышался шум, и в холл поспешно вошла женщина из соседнего дома. Она подошла к Эванджелине и стиснула ее руку.

— Ах, моя дорогая!.. Я миссис Милхаус. Мы уже много-много лет соседи капитана Блэкуэлла. Я так рада, что он снова женится. Господь да благословит вас, дитя мое.

После того как корабль вошел в док, Остин проработал всю ночь и весь следующий день до позднего вечера. Он встречался с начальником порта, с представителем судоходной компании, а также с коммерсантом, которому доставил груз. С коммерсантом он спорил долго — тот считал, что его груз поврежден. Но Остин лично открыл несколько ящиков и показал ему, что его французское бренди в целости и сохранности.

Потом на борт проскользнул помощник начальника порта, ожидавший обычной мзды. Но он тотчас удалился, увидев, что капитан корабля — Остин Блэкуэлл.

Лорд Рудольф отбыл, не сказав ни слова и не удостоив Остина чести узнать, где он, лорд, остановится в Бостоне. Капитан велел своему юнге незаметно следовать за ним, но через час Сирил вернулся и заявил, что потерял след англичанина. Остин выругался, но не особенно удивился. Что ж, он сообщит кое-кому о пребывании в городе лорда Рудольфа. И у него не было сомнений, что он найдет этого человека, когда захочет.

Капитан передал бунтовщиков городским властям. Передал также и Олбрайта. Перед этим он провел много часов с Олбрайтом, но ни жесткими допросами, ни угрозами ничего не добился — так и не узнал имени человека, который послал парня убить его и украсть бумаги. Олбрайт бросил на него взгляд, полный ненависти, когда его уводили в наручниках. Но Остин твердо решил, что добьется своего и выведает его секреты каким-нибудь способом.

Потом он с радостью увел с корабля сводного брата Эванджелины, купил ему билет на пакетбот, возвращающийся в Англию, и лично посадил его на корабль.

Единственным человеком, которого он не увидел за это время, был его наставник, хотя они и планировали встречу сразу после прибытия «Авроры» в порт. Бумаги Остин спрятал очень хорошо, но почувствовал бы себя гораздо лучше, если бы повидал капитана Гейнсборо. Он хотел задать ему несколько вопросов и покончить с этим делом.

На следующий день поздно вечером он наконец оставил корабль и направился домой. Его кучер подогнал экипаж, как было велено, и погрузил сундук хозяина на крышу. Коробку с личными бумагами Остин взял с собой в экипаж, и они покатили по темным улицам к Бикон-Хиллу.

Ему было интересно, как там устроилась Эванджелина. Он отправил ее со Сьюардом, чтобы избавить от любопытных глаз и опасностей. Дворецкий и экономка Остина всегда знали его расписание, и у них были инструкции — открыть и прогреть особняк и пополнить запасы, чтобы хозяин мог вернуться в теплый и уютный дом, а не в холодный.

Сердце его забилось быстрее, когда он вышел из экипажа и направился по дорожке к главному входу. Они, должно быть, поместили Эванджелину в комнату для гостей в передней части особняка, самую элегантную в доме. Она, наверное, сейчас там — положила голову на руку, и ее восхитительные золотистые волосы разметались по простыне.

Кровь Остина забурлила, когда он, открыв дверь в освещенный холл, взял одну из свечей и стал подниматься по лестнице. «Пусть она спит, — подумал он, приближаясь к двери ее комнаты. — Ведь еще так много нужно подготовить к предстоящей свадьбе. А в рейсе ей пришлось несладко, и она заслужила отдых».

Но ему очень хотелось увидеть ее. Весь день и всю ночь, во время сложных дел, связанных с разгрузкой, он не переставал думать о ней. И он страстно желал ее… Он еще никогда не испытывал такого абсолютного спокойствия, какое почувствовал наконец, лежа в ее объятиях в своей каюте. Она заполнила пустоту в его сердце, и он знал, что будет счастлив с этой женщиной.

Остин положил руку на дверную ручку и тихо вошел в комнату. Окно было приоткрыто, и поток прохладного воздуха коснулся его. Пламя свечи танцевало на сквозняке, и капли воска стекали на его большой палец.

Тут вдруг раздался громкий мужской храп, и он замер в изумлении. Полог кровати был задвинут, и он не мог увидеть, кто там лежал. Тут снова послышался храп — громкий и протяжный.

Остин зашагал через комнату; кровь стучала у него в висках. Протянув руку, он отодвинул полог.

Под одеялом спал лейтенант Сьюард.

Остин поднял повыше свечу. Капля воска упала на ночную сорочку лейтенанта.

— Сьюард?..

Тот проснулся и заморгал. Потом протер глаза. Увидев Остина, молодой человек сел и попытался отдать честь.

— Прошу прощения, сэр…

— Где мисс Клеменс?

Сьюард в смущении пробормотал:

— В соседнем доме, сэр. С миссис Милхаус.

Остин с облегчением вздохнул:

— А… я и забыл о своей доброй, но назойливой соседке.

— Она сказала, что будет приличнее, если мисс Клеменс останется у нее до свадьбы.

Остин проглотил разочарование. Он хотел заняться с Эванджелиной любовью, потом жениться на ней и снова заняться с ней любовью. Когда же он шел сюда, ему хотелось проскользнуть в комнату, раздеться, забраться под одеяло и разбудить ее поцелуем.

Что ж, слава Богу, что Сьюард храпел во сне.

— Все в порядке, лейтенант. Ничего плохого не произошло.

Парень явно приободрился:

— Да-да, сэр, конечно!

Остин выпустил из рук полог.

— Продолжайте спать. А утром, когда проснетесь, идите домой, к своей семье. Они, наверное, жаждут увидеть вас.

На лице Сьюарда появилась сначала тоска, потом страх, потом — снова тоска.

— Да, сэр.

— Правильно. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сэр.

Пытаясь подавить разочарование, Остин отправился в свою холодную и темную спальню. Он немного постоял в дверях, разглядывая свою кровать, стоявшую в центре комнаты. Парчовые занавеси на ней были тяжелые и гнетущие… Во время своего первого брака он провел много времени в этой постели. Один.

Эванджелина спала где-то по другую сторону стены. Она была так близко — и так недоступна. Но он пылко жаждал ее, жаждал, чтобы она осветила тьму, царившую в его душе. Ему необходимо было поделиться с ней своими страхами, а потом спрятать лицо в изгибе ее шеи и поискать утешения.

И ему необходимо это сейчас, потому что именно сейчас у него так много страхов.

Остин с отвращением посмотрел на свою элегантную кровать. Потом повернулся и покинул комнату. Ночь он провел в одной из комнат в задней части дома.

Утром он получил письмо от капитана Гейнсборо. Его наставник ненадолго уезжал в Кембридж, поэтому и не смог встретиться с ним в порту. Теперь он вернулся и просил Остина прибыть к нему в девять вечера.

Остин позавтракал, оделся и обошел кованую решетку, отделявшую его дом от дома соседей. Их дверной молоток, холодный и тяжелый, удобно лег в его руку. Он постучал в дверь.

А потом почувствовал, что воротник давит ему шею. Остин неловко сунул свою шляпу под мышку и пригладил влажные от дождя волосы. Правый сапог, похоже, жал. И он вдруг подумал: «А застегнут ли жилет как следует?»

Дверь открылась, и слуга Милхаусов уставился на него с удивлением. Молодой человек еще больше удивился, когда Остин назвал ему свое имя, но все же впустил его в дом.

Дамы сидели в гостиной в задней части дома. В камине весело горел огонь, создававший атмосферу уюта. Одна из дам — в чепце с удивительной отделкой — вскочила с места.

— Дорогой капитан! — воскликнула миссис Милхаус, протягивая к нему руки. — Добро пожаловать домой. Мы так рады снова вас увидеть.

Остин взял ее за руки — и выронил свою шляпу. Слуга незаметно подобрал ее и вышел из комнаты.

— Да вы еще и с невестой! Как романтично! Она рассказала мне душераздирающие истории.

О Господи! Остин стиснул руки миссис Милхаус и отпустил их. Он вполне мог представить, что за истории рассказала ей его невеста.

Эванджелина тоже встала, но осталась стоять у спинки дивана в стиле чиппендейл. Остин повернулся к ней — и замер.

Это было настоящее чудо! Эванджелина была в богатом синевато-сером платье, чуть собранном под грудью и ниспадающем до пола. Фишю прикрывало ее плечи и перекрещивалось на груди; концы же были заправлены за пояс платья. Маленький чепец, отделанный кружевом, украшал ее волосы. Завитки, сверкающие как золото, выбились из прически и вились до плеч. За стеклами очков, словно бриллианты, блестели ее серые глаза.

Остин долго молчал, любуясь ею. Да, она очень красива… Красива всегда — и в рваной сорочке, и в бушлате не по размеру, и кутающаяся в простыни на его койке. Да-да, она всегда оставалась красавицей.

— Что ж, вот и хорошо, — весело сказала миссис Милхаус. — Пойду посмотрю, чем там занимается мистер Милхаус. Ему нравится, когда я рядом с ним, пока он пишет свои письма. Прошу меня извинить.

Остин пробормотал:

— Да, конечно. — И поклонился.

Эванджелина же вообще ничего не сказала. Сжав кулаки, она не сводила своих серых глаз с Остина.

Миссис Милхаус улыбнулась им, выходя из гостиной, и осторожно закрыла за сбой дверь.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Остин, прерывая молчание.

Эванджелина поигрывала складками платья.

— Миссис Милхаус была очень добра.

Остин остро чувствовал отчуждение, которое сейчас возникло между ними.

— Сожалею, что мне пришлось покинуть тебя. У меня было столько дел, и я подумал, что тебе будет лучше покинуть корабль.

— И поэтому ты назначил бедного мистера Сьюарда моей сторожевой собакой.

Капитан невольно улыбнулся:

— Но ты же не могла добраться сюда одна. И еще я хотел, чтобы ты была под защитой, пока я не покончу со своими делами.

— Ты имеешь в виду… — Она сделала такое движение, будто шелестела бумагами. — Или нашу свадьбу?

— И то и другое.

— Понимаю. Удивлена, что ты не приказал мистеру Сьюарду запирать меня в моей комнате на ночь.

Остин на это ничего не ответил; он рассматривал расписные карнизы на потолке.

Эванджелина покраснела.

— Ах, да ведь ты так и сделал!

— Я готов сделать все, чтобы защитить тебя, Эванджелина.

— Или держать меня в тюрьме.

— Что тебе больше нравится.

Она скрестила руки на груди.

— Остин, пожалуйста, прекрати эти глупости. Ты не хочешь жениться на мне.

— Нет, хочу.

— Ты просто хочешь держать меня рядом с собой, чтобы я никому не рассказала… — Она снова пошелестела воображаемыми бумагами. — В общем, сам знаешь.

— Все это скоро окажется в руках высшего начальства, и нам обоим ничего больше не будет грозить.

— Что все это значит, Остин? — Она шагнула к нему и понизила голос. — Кто эти люди?

Ее близость тотчас возбудила его, и теперь ему уже были не так важны столь мелкие заботы, как возможное падение новой нации.

— Я все тебе расскажу, когда это будет безопасно для тебя.

— Но я могла бы просто уехать. Возможно, если бы я уехала в одну из отдаленных колоний где-нибудь на юге, где никто обо мне даже не слышал, я оказалась бы в безопасности.

Отпустить ее? Нет, это немыслимо! Однажды он ее уже терял, и ему была тягостна каждая минута, когда ее не было рядом.

— Эти земли теперь уже не колонии.

Она отмахнулась:

— Как бы ты их ни называл — в Каролине меня никто не знает.

— В этом ты не можешь быть уверена. Мы страна маленькая по числу жителей. Такое впечатление, что все друг друга знают. Сплетни распространяются повсюду, даже в Каролине.

Она подбоченилась.

— Остин Блэкуэлл, назови мне хоть одну логичную причину, почему ты должен жениться на мне.

Губы его растянулись в улыбке. Он протянул руку и ухватил ее за локон.

— Логика тут ни при чем. За тобой нужно присматривать.

— Я слышала, как ты говорил это лорду Рудольфу.

Так, значит, она подслушала их разговор на палубе в ту ночь. Остин почувствовал раздражение. Он только пытался заставить лорда Рудольфа замолчать и уйти. А женщины… они так любят толковать все неправильно.

— Да, говорил. И что же?

Глаза Эванджелины сверкнули.

— И еще я слышала, как ты сказал… Ты сказал, что если бы другие женщины оставили тебя, то ты испытал бы облегчение. И многие ли женщины добивались тебя?

— Ну, быть женой капитана — это в некотором роде… престижно.

— Так почему ты не женишься на той, которая хочет стать капитанской женой?

У Остина перехватило горло. Положив руку на плечо Эванджелины, он ответил:

— Потому что мне не нужна такая женщина.

Ресницы ее затрепетали. Залившись краской, она пробормотала:

— Ты делаешь ошибку, Остин. Ты отказываешься от того, что любишь.

Он покачал головой:

— Нет-нет, я ведь так долго убегал. Убегал от своей жены, от своей… — Он помолчал. — От своей жизни. И я хочу сейчас остановиться.

— Ты хочешь разозлить меня, Остин.

Он коснулся губами уголков ее рта.

— Разозлить женщину, которая пробудила меня к жизни? Ты меня недооцениваешь, мой воробышек.

Дыхание ее участилось. Остин поцеловал ее, и она, закрыв глаза, тихо вздохнула, понимая, что опять сдается.

 

Глава 22

Ее губы согревали его — нежные, податливые, с легким привкусом сахара.

Закрыв глаза, он подумал: «Скоро она станет моей. Моей женой. Как только будут выполнены все формальности».

И тогда он будет лежать рядом с ней каждую ночь и…

Она положила руки на его плечи, и он тотчас же возбудился. Проведя языком по ее губам, он пробормотал:

— Ты ведь меня хочешь, моя милая?

— Да, Остин…

Мысленно возликовав, он вытащил кончики ее шали из-за пояса и, откинув шаль, обнажил ее плечи. Ее груди вздымались над низким декольте, и он положил на них руку.

Эванджелина застонала. Ее пальцы лохматили его волосы, и она выгибала навстречу ему свое тело — нежное, податливое, жаждущее… Да-да, она — его. Даже отрицая это на словах, телом она молила его о другом.

Остин обхватил ее своими сильными руками и осторожно уложил на пол. Шерстяной ковер покалывал его ладони, когда он уперся ими так, чтобы не раздавить Эванджелину своим весом.

Она посмотрела на него сквозь съехавшие набок очки и пробормотала:

— Остин, когда ты касаешься меня, я чувствую…

— Что ты чувствуешь?

Она отвела глаза.

— Чувствую себя порочной.

Он засмеялся.

— Неужели, моя сирена?

— Да.

Остин наклонил голову и поцеловал ее груди. Она тотчас подтянула ноги, согнув их в коленях, и он, проводя по ним ладонью, приподнял ее юбку. А затем его пальцы двинулись выше, к бедру, гладкому как атлас.

— О Боже… — Она закусила губу.

Он приподнял юбку еще выше и положил ладонь на завитки волос меж ее ног. Эванджелина застонала, и ее бедра приподнялись.

Но ведь скоро она станет его женой. Он мог бы подождать… Уже недолго.

Но она, влажная от возбуждения, была так соблазнительна… Так что к черту ожидание!

Он присел на корточки и поднял ее юбки до самого живота. Эванджелина снова застонала, а в ее серых глазах пылало желание.

Остин дрожащими пальцами расстегнул пуговицы на брюках. Никогда, никогда еще он не хотел ни одну женщину так, как хотел ее. Ей даже не нужно его касаться. Стоит ему войти в комнату, где находится она, — и он в полной готовности.

Остин стал над ней на колени, обхватил руками ее ягодицы и приподнял бедра. Она помогала ему, выгибаясь дугой ему навстречу. Немного помедлив, он сильным толчком вошел в нее, вошел до самого конца.

Она закричала от удовольствия, но он заглушил ее крик губами. Остин страстно целовал ее и мысленно восклицал: «Моя, моя, моя сирена!..»

Отстранившись, он понял, что бормочет эти же слова вслух. А она снова закричала, опьянев от страсти.

— Шшш, моя Эванджелина…

Покрывая поцелуями ее лицо, Остин любовался ею. Любовался ее сияющими волосами, разметавшимися по ковру, и глазами, блестевшими от счастливых слез.

— Ты такая красивая…

Они тихонько всхлипнула и вздохнула. А бедра ее то и дело приподнимались — снова и снова.

Теперь она принадлежала ему. Она его любовница, его жена, его жизнь. Одиночество, которое десять лет наполняло его, наконец-то исчезло.

И он утратил контроль над собой, забыл, что должен быть нежным. Теперь он брал ее страстно и неистово, почти жестоко. И целовал точно так же.

Откуда-то, словно издалека, он вдруг услышал свой радостный крик, и тотчас же весь мир закружился и исчез — волна блаженства поглотила его. И он отчаянно хватал ртом воздух, выбираясь на поверхность — как в ту ночь, когда спасал Олбрайта в море. Мотая головой и пытаясь прогнать туман, стремясь обрести контроль над собой, он выплеснул в нее свое семя и замер в изнеможении; сейчас ему хотелось, чтобы этот миг продолжался целую вечность. И почти в тот же миг он услышал Эванджелину — она громко закричала, и в голосе ее звучали страсть и радость.

С трудом дыша, Остин прижал ее к себе и снова замер, положив голову ей на плечо. А она легонько гладила его по спине, и ее горячее дыхание касалось его лба.

В комнате стало тихо, только его тяжелое дыхание нарушало тишину. Эванджелина же лежала, не издавая ни звука, и в какой-то момент Остин поднял голову и заглянул ей в лицо. Глаза ее были закрыты, а из-под ресниц выкатывались слезы, струившиеся по щекам. Красная отметина — его работа — украшала ее шею, а на белых плечах темнели царапины.

— Я сделал тебе больно, — прошептал Остин. — Эванджелина, прости…

Она открыла глаза и посмотрела ему прямо в душу.

— Остин, пожалуйста, не ломай свою жизнь ради меня. Я этого не вынесу.

Он отвел прядь волос с ее лба, потом лег рядом с ней и положил голову на ее грудь.

— Ради тебя я готов на все, мой воробышек.

Эванджелина выводила узоры на подоконнике, наблюдая из окна дома миссис Милхаус за воротами Остина Блэкуэлла. Солнце уже склонялось к западу, окрашивая небо в ярко-розовый и голубой. За недели плавания под огромным открытым небом Эванджелина стала находить городские строения удушающими, а закат — разочаровывающим.

Весь день люди входили и выходили из дома Остина. И весь день Эванджелина наблюдала за ними, краснея при воспоминании о своем распутном поведении.

Если миссис Милхаус и догадывалась, чем они занимались на полу в ее гостиной, она ничего не сказала, только заговорщически улыбнулась, когда молодая соседка нервно поправила свою шаль. Эванджелина молила Бога, чтобы ей удалось прикрыть отметину, оставленную Остином на ее шее; она очень надеялась, что миссис Милхаус не будет задавать вопросов.

Остин ушел от нее с сияющими глазами. Ее бесстыжее поведение, кажется, понравилось ему. Но конечно, ему хотелось, чтобы ей было неловко встречаться со своей кузиной и с кем-нибудь еще, хотелось, чтобы она оставалась бы с ним. Как его жена.

Она уже не могла исключить возможность того, что у нее появится ребенок. От одного раза, может, ничего и не случится, но если это повторилось, то возникали сомнения… Ох, он об этом тоже подумал! Черт бы побрал этого самонадеянного человека. Он хочет жениться на ней, поэтому делает для этого все возможное.

Эванджелина вздохнула, перебирая лепестки розы, стоящей в узкой вазе рядом с ней. Остин прислал ей розу вместе с кучей инструкций. Они поженятся на следующее утро. А до тех пор она останется у миссис Милхаус, потому что у него сегодня много неотложных дел.

Она написала этим утром своей кузине, что наконец прибыла в Бостон, и объяснила, где остановилась. Слуга миссис Милхаус доставил письмо по адресу, но ответа Эванджелина не получила, а слуга сообщил, что семьи кузины дома не было. Ах, значит, рухнула ее последняя надежда! Остин добьется своего!

В течение дня при всякой возможности Эванджелина наблюдала за приходящими и уходящими в соседнем доме. Слуга, который открыл ей дверь прошлым вечером, неутомимо бегал с поручениями. А мистер Сьюард отбыл рано утром, но вернулся ближе к вечеру, весьма оживленный.

Эванджелина оторвала лепесток уже поникшей розы и помяла его в пальцах. Аромат тотчас наполнил комнату. О, как бы ей хотелось иметь подругу, с которой она могла бы поделиться, спросить совета… Мистер Сьюард и миссис Милхаус считали, что для нее выйти замуж за капитана Блэкуэлла — это просто замечательно. А мистер Милхаус, с которым он встретилась за завтраком, проворчал:

— Для этого человека самое время жениться снова.

И не было сомнения, что и ее кузина Бет одобрила бы такой брак. Почему бы старой деве возражать против брака с состоятельным и красивым капитаном?

Но она-то знала, что если отдаст ему свое сердце, то он разобьет его. И тогда ее поглотит одиночество. Она будет лежать ночами без сна в их постели, пока он будет бороздить морские просторы, стремясь сбросить оковы, которые приковали его к суше.

Темный экипаж с лошадями с плюмажами подкатил к дому Остина. Экипаж был низкий и шикарный, что свидетельствовало о достатке — как и ливрейный слуга, который спрыгнул с запяток и открыл дверцу.

Эванджелина узнала человека, который вышел из экипажа. Лорд Рудольф переоделся: теперь он был в щегольском сюртуке, полосатом жилете, в кожаных бриджах в обтяжку и в высоких блестящих сапогах. Он снял свою треуголку, и заходящее солнце освещало его золотистые волосы и повязку, закрывающую левый глаз.

Эванджелина отошла от окна. Она прихватила легкую шаль и, покинув комнату, быстро спустилась по лестнице. У парадной двери слуга, дремавший на скамейке, вскочил и открыл перед ней двери.

— Скажи миссис Милхаус, что я у соседей, — сказала ему Эванджелина. — Вернусь через несколько минут.

Слуга кивнул, протирая глаза тыльной стороной руки.

Эванджелина быстро зашагала по вымощенной камнем дорожке. Ветерок шевелил листву на ветвях над воротами и на кустарнике у чугунной изгороди. Она вышла за ворота Милхаусов и вошла в ворота Остина. У его парадной двери слуги не было — она видела, как тот побежал с очередным поручением.

Эванджелина отворила тяжелую дверь и вошла в прохладный холл с мраморным полом. Из глубины дома доносились голоса — разговаривали Остин и лорд Рудольф.

Она отворила двустворчатую белую дверь и оказалась в музыкальной комнате. У окна стояло пианино, перед ним — кресла, все еще закрытые простынями.

В противоположном конце комнаты имелась еще одна дверь, и она была открыта. Заходящее солнце заполняло соседнюю комнату красным светом, превращая желтую плитку в оранжевую. И голоса доносились именно оттуда.

Эванджелина поспешно пересекла музыкальную комнату, вошла в распахнутую дверь и оказалась в маленькой гостиной. Здесь с мебели уже убрали покрытия. Кресла и софа, обитые золотым дамастом, стояли перед камином, летом холодным и пустым. Мистер Сьюард стоял у камина, а Остин и лорд Рудольф стояли в центре комнаты, лицом к лицу. Капитан грозно хмурился, а лорд Рудольф смотрел на него холодно и пренебрежительно.

Оба обернулись, как только Эванджелина вошла в комнату.

Лорд Рудольф улыбнулся:

— Эванджелина, моя спасительница…

Он подошел к ней и, взяв ее руки в свои, поцеловал пальчики.

— Руди, вы так и не попрощались со мной, — укоризненно сказала она. — Мистер Сьюард сказал, что вы покинули корабль сразу, как только спустили сходни.

Лорд Рудольф в смущении пробормотал:

— Ну, у меня были… срочные дела.

— Он хочет сказать, что сбежал, пока его не разоблачили, — заметил Остин. — Потому что он английский шпион.

— Вы так полагаете? — спросил англичанин.

— Да. Потому что это единственное приемлемое объяснение вашего присутствия в Гаване и отказа рассказать вашу историю. Сомневаюсь, чтобы старший сын важного лорда бродил по свету, позволяя арестовать себя в самых странных местах, просто ради развлечения. Вот почему вы так много знаете о вещах, знать которые вам не положено.

Лицо мистера Сьюарда приобрело свирепое выражение.

— Английский шпион? Надо было вам позволить мне убить его, сэр, когда у меня была такая возможность.

Губы лорда Рудольфа побелели.

— Я прибыл сюда, чтобы спасти вашу бесполезную голову, Блэкуэлл, а не выслушивать оскорбления. Эванджелина, ваш будущий муж замешан в опасных интригах. Вы должны об этом знать.

Он, должно быть, имел в виду эти бумаги. Девушка закусила губу.

Остин же спокойно возразил:

— Об этом вы ничего не знали бы, будь вы просто беспутным сыном лорда.

Лорд Рудольф утвердительно кивнул:

— Да, вы правы. Во благо его величества я действительно держу открытыми глаза и уши, чтобы узнавать вещи, которые король может считать… интересными. Но мои путешествия на сей раз не имеют ничего общего с вашей скромной миссией. И я здесь для того, чтобы сказать вам: держитесь подальше от этого дела. Ради Эванджелины, если уж не ради себя самого.

Эванджелина шагнула вперед.

— Мне хотелось бы, чтобы вы выразились яснее. Какая опасность грозит ему?

Остин пристально взглянул на нее:

— Тебе не стоит об этом волноваться. Возвращайся к соседям и жди, пока я не пошлю за тобой завтра.

Подбоченившись, Эванджелина заявила:

— Я собираюсь стать твоей женой, Остин. И я хочу знать, какая опасность может грозить будущему моему мужу.

Остин приподнял бровь:

— Ах, так больше нет споров насчет того, что ты станешь моей женой?

— Ты лишил меня возможности принимать решение, и тебе это известно.

— Вы располагаете опасными сведениями, Блэкуэлл, — продолжал лорд Рудольф. — Любой из вашего списка готов позаботиться о том, чтобы вы никогда не заговорили об этом.

— Значит, вы видели список?

Рудольф покачал головой:

— Просто я знаю о его существовании. А подробности мне неизвестны.

— Мне известны! Я видела список! — заявила Эванджелина.

Лорд Рудольф уставился на нее с удивлением:

— Вы позволили ей это, Блэкуэлл? Вы с ума сошли?

— «Позволил» — не то слово, — заметил Остин. — Но она видела список.

— А это имеет отношение к войне? — спросила Эванджелина.

Лорд Рудольф кивнул:

— Это список тех проклятых глупцов, которые желают вернуть колонии под английское правление.

Остин внимательно посмотрел на него:

— А вы разве этого не хотите?

— Нет. Прежде всего то была глупая война. На практике Англия не правила этими колониями уже десятилетия. Эта часть империи обходилась нам слишком дорого, и она не стоила того, чтобы ее содержать.

Сьюард едва сдерживался, и Остин знаком велел ему помолчать. Потом спросил:

— Что бы вы стали делать с этим списком, если бы он у вас был?

— Уничтожил бы его.

Воцарилось молчание.

— Чтобы защитить джентльменов, чьи имена есть в списке? — спросил наконец капитан.

— Они виноваты только в собственной глупости.

— Пусть они свою глупость проявляют по-другому. Их нужно остановить, — решительно заявил Остин.

— Но вы подвергаете опасности свою жизнь. И жизнь Эванджелины, — тихо сказал англичанин.

Остин невольно сжал кулаки.

— Завтра никакой опасности уже не будет. Я все устроил. Если только вы не приехали для того, чтобы остановить меня.

— Я приехал, чтобы выяснить, зачем вы играете с секретами, с которыми обращаться не умеете.

— Сегодня вечером все это закончится. Но я приму к сведению ваши слова.

— По крайней мере пусть Эванджелина остается под моим покровительством, пока вы не закончите свои дела.

Остин помолчал.

— Под вашим покровительством?..

— У меня есть место, где она сможет оставаться до тех пор, пока все не закончится. Вам не нужно будет волноваться за нее.

Сердце Эванджелины гулко забилось. Ведь лорд Рудольф мог увезти ее в Англию и передать своей матери, как он уже предлагал. И тогда Остину не придется волноваться за нее.

Судорожно сглотнув, она пробормотала:

— Да, Остин, я чувствовала бы себя с лордом Рудольфом спокойнее, чем в доме миссис Милхаус, когда кругом враги.

Остин тут же повернулся к ней. От его холодного взгляда она невольно отшатнулась.

— Я не спущу с тебя глаз, Эванджелина.

Лорд Рудольф нахмурился:

— Вы собираетесь взять ее с собой сегодня вечером?

— Я запру ее в подвале и приставлю охрану у двери, если вам так будет легче.

— Вы не на своем корабле, капитан. Вы не можете бросить ее в бриг.

— Еще как могу, черт возьми!

— Я буду ее охранять, — внезапно сказал мистер Сьюард. — Даже ценой своей жизни.

Лорд Рудольф холодно оглядел молодого человека с головы до ног.

— Это и будет цена твоей жизни, парень. Ты понятия не имеешь, против чего выступаешь. Я останусь здесь, с ней, если уж вы не позволяете мне увезти ее от опасности.

Остин коротко кивнул:

— Хорошо. Возможно, в этом есть смысл.

Эванджелина в удивлении заморгала. Остин не возражает, чтобы лорд Рудольф оставался с ней? И тут она вдруг разозлилась. Ведь он хотел, чтобы лорд Рудольф был ее охранником, но под его крышей и под его контролем!

— А мое мнение никого не интересует? — ехидно спросила она.

Все мужчины с удивлением повернулись к ней, как будто совсем забыли о ее присутствии. А она раздраженно фыркнула и спросила:

— Если в опасности я, то разве не следует со мной посоветоваться?

— Не сейчас, моя дорогая, — сказал Остин.

— Но тебе опасность грозит больше, чем мне. Кроме вас троих, никто не знает, что я читала эти бумаги. Бумаги во время всего плавания были у тебя, как они знают. Какие же предосторожности ты намерен предпринять? Его темные глаза вспыхнули:

— Я их уже предпринял.

— Не верю, Остин!

— Не важно, веришь ты мне или нет. Но тебя нужно спасти от опасности. Полагаю, что подвал — отличная идея.

— Ты не посмеешь запереть меня, ты… ты тиран!

— Но есть ли лучший способ избавить тебя от опасности и обеспечить твое появление на собственной свадьбе?

Эванджелина вспыхнула.

— Выходит, ты твердо намерен очертя голову ринуться в этот дурацкий брак?!

Глаза Остина гневно засверкали.

— Да, так и есть!

— Даже если я этого не хочу?

— Ты этого хочешь. Ты просто упрямишься.

— Ради твоего же блага.

Он шагнул к ней.

— Я не позволю ни одной женщине указывать мне, что для меня хорошо.

— Но ты же говоришь мне, в чем благо для меня.

— Это мое право. Право мужа.

— Ты мне не муж!

— До завтра — нет. Но мы вели себя как муж и жена. Свадьба — чистая формальность.

— Остин, ты… — Эванджелина задохнулась от гнева. Лорд Рудольф снова нахмурился, а мистер Сьюард в изумлении разинул рот.

— Давай больше не будем спорить, Эванджелина. Или я действительно запру тебя в подвале. — Остин отвернулся и отошел от нее.

Эванджелина пошла за ним.

— Самоуверенное животное — вот ты кто! Мисс Пейн предостерегала нас от джентльменов, подобных тебе, мужчин, которые сначала навязывают тебе свою любовь, а потом унижают тебя…

Он резко обернулся.

— Твоя мисс Пейн — глупая старая дева! У нее нет вообще никакого опыта с мужчинами.

— Мисс Пейн была моей дорогой подругой. Моей единственной подругой.

Эванджелина закусила губу, когда смысл собственных слов дошел до нее. Всю ее одинокую жизнь только эта благородная наставница, леди среднего возраста, питала к ней интерес. Теперь эта леди далеко, очень далеко, и она никогда не одобрит ее выбор, который привел к тому, что сегодня она стоит в гостиной Остина и спорит с ним.

Его взгляд смягчился.

— В Бостоне у тебя будет время завести много друзей.

— А у вас, сэр, нет опыта с женщинами, если вы так бесцеремонно оскорбляете их друзей, — заявила Эванджелина.

— Но я был женат, и у меня были любовницы. Конечно же, я знаю женщин.

Она уставилась на него, сердце ее бешено колотилось.

— У тебя были…

Ни один джентльмен никогда не говорит о своих амурных делах с женщинами, но Эванджелина просто считала, что у Остина их не было.

— О, черт! — Разозлившись на самого себя, он снова отошел от нее.

Лорд Рудольф тихо сказал:

— Мне следовало бы вызвать вас за это на дуэль, Блэкуэлл.

— Дуэль — это для идиотов. — Остин повернулся к нему, уже овладев собой. — Прошу прощения, Эванджелина. Я сказал так со зла. Забудь, что я это сказал.

Выходит, у него были любовницы… Очаровательные леди, которые делили с ним постель, которые просили его обнимать их и целовать. Мисс Пейн шепотом им объясняла, что большинство джентльменов содержат таких женщин. Почему бы и Остину не делать этого?

Горячие слезы брызнули из глаз Эванджелины. Она поморгала, прогоняя их. Гордо вскинув подбородок, заявила:

— Это не важно.

Остин молчал. Его силуэт вырисовывался на фоне угасающего света в окне. А его широкие плечи… Они такие крепкие! Она отчаянно цеплялась за эти плечи в минуты страсти… И она ни за что не доставит ему такое удовольствие, как ревность к его бывшим любовницам.

Если считать, что эти любовницы — бывшие.

Раздался звон стекла прямо за его левым плечом. И Эванджелина увидела, что стекло во французском окне треснуло и превратилось в осколки. Остин быстро обернулся. Небольшой черный предмет глухо стукнулся о ковер прямо у его ног.

У Эванджелины перехватило дыхание. Это была бомба, похожая на ту, которую ее заставили подложить в тюрьме в Гаване. Маленькая и округлая, с шипами, чтобы она могла зацепиться за деревянную оконную или дверную раму. И сейчас горящий фитиль весело поблескивал в полутемной гостиной.

 

Глава 23

Эванджелина закричала и подскочила к Остину. Он наступил каблуком на фитиль, оторвал его от бомбы и затоптал пламя на ковре. Бомбу же отшвырнул, и она покатилась в дальний угол комнаты.

— Эванджелина, никогда не подбегай к горящей бомбе, — сказал он, обернувшись.

Она прерывисто дышала.

— Но ты мог… Она могла…

— Какая жалость, что этого не случилось, — раздался голос от французского окна, теперь открытого.

В окне же, в гаснувшем свете дня, вырисовывалась пышная фигура Анны Адамс. Половину ее лица закрывал шарф, а в руке она держала пистолет, направив его прямо на Остина.

В дверь у него за спиной вошел какой-то мужчина. Высокий и неуклюжий, он заполнил весь дверной проем. Он был скорее толстый, чем мускулистый, и от него воняло дегтем. Его черная борода была заплетена в две косы, а волосы жирными прядями спускались на плечи. В руках он держал пару пистолетов со взведенными курками, а его ухмылка казалась необыкновенно злобной.

— Убирайтесь. Или я позову констебля, — сдержанно произнес Остин.

Анна улыбнулась; из-за шарфа у нее на лице видна была только половина улыбки.

— Нет, капитан. Мы не уйдем. И я хочу, чтобы вы все сели. — Она продолжала целиться в Остина. Мужчина же нацелил свои пистолеты на остальных.

Лорд Рудольф оставался стоять на своем месте, как и мистер Сьюард. Остин же резко повернулся, став между Эванджелиной и нападавшими.

— Сядьте, я сказала!

Но никто не подчинился приказу Анны.

Ее сообщник действовал очень быстро. Сунув один пистолет за пояс, он подскочил к Эванджелине и схватил ее за волосы. Ее обдало зловонием, и резкая боль пронзила шею. Она подняла руку, чтобы ударить толстяка, но тут раздался голос Остина:

— Сядьте! Делайте, как она говорит!

Лорд Рудольф медленно подошел к софе и сел. Мистер Сьюард, нахмурившись, сел рядом с ним. Огромный мужчина подтащил Эванджелину к креслу напротив них и усадил. Слезы подкатили к ее глазам, ноги у нее дрожали, но в то же время в ней закипал гнев.

— Приятно увидеть вас снова, мисс Клеменс, — сказала Анна. — Позвольте представить вам Себастьяна.

Себастьян рывком откинул назад голову Эванджелины, и она ударилась о спинку кресла так, что зубы щелкнули.

Как она только могла принять лорда Рудольфа за этого человека? Ведь лорд Рудольф — утонченный джентльмен. Себастьян — животное, отвратительное и злобное. Они с Анной — прекрасная пара.

— Я вытащила его из тюрьмы после того, как ты так оплошала. — Анна бросила презрительный взгляд на лорда Рудольфа и на его повязку на глазу. — Я забрала Себастьяна оттуда. И заплатила вот этим. — Она сорвала свой шарф с лица.

Половина ее лица оказалась сморщенной, как старая кожа, а скулу и подбородок обтягивала тонкая красная кожа. Только губы были не обожжены, но ее улыбка превращала прежде красивое лицо в ужасную маску. У Эванджелины перехватило дыхание.

— Это твоих рук дело, — сказала Анна Остину. — И твоей потаскухи.

Глядя на нее, капитан с холодным бешенством произнес:

— Если ты ранишь Эванджелину, я тебя убью.

— Ты ничего не сможешь сделать.

Анна тотчас отошла от Остина и стала рядом со своим пиратом, все еще державшим Эванджелину за волосы.

Эванджелина смело взглянула в лицо женщины и увидела злобу, которую почувствовала еще в лодке, только теперь Анне не было нужды скрывать ее. Она прижала свой пистолет к щеке девушки.

— Никто в этой комнате не двинется с места, пока я не разрешу, иначе мисс Клеменс умрет. Ты все еще старая дева, дорогая? Или теперь ты его любовница?

Эванджелина покраснела. Анна же громко захохотала.

— Быстро ты справилась, дорогая. — Она осмотрелась. — А, мистер Сьюард… Вы тоже здесь? — Анна подтолкнула локтем Себастьяна. — Это тот, о котором я тебе рассказывала, любимый.

Себастьян захохотал, брызгая вонючей слюной в лицо Эванджелины.

— Так моя леди для тебя недостаточно хороша? — осведомился пират. Эванджелина же заметила, что он говорит только тогда, когда велит Анна. Похоже, он был у нее под каблуком. — Тут можно повеселиться, ручаюсь! — Себастьян поднял пистолет и направил его на Сьюарда. — Покажи своему капитану, как ты его обожаешь, парень.

Анна зашлась смехом:

— Вот потеха, любимый! Сбей спесь с этого надменного капитана.

Себастьян ухмыльнулся:

— Проглоти его, парень.

Эванджелина не поняла, что они имели в виду. Сьюард же посмотрел на них с ужасом. Однако девушка чувствовала злобу этих людей и их удовольствие от игры с жертвами.

Лорд Рудольф сидел как натянутая струна, сидел, стиснув в кулаки руки в лайковых перчатках. И только Остин по-прежнему стоял; он смотрел прямо на Анну, не сводя с нее своих черных глаз.

Себастьян ткнул пистолетом в висок Эванджелины.

— Ну, давай, парень.

— Мистер Сьюард, — спокойно сказал Остин, — встаньте и подойдите сюда.

— Но, сэр…

— Действуйте, Сьюард. Это приказ.

Лорд Рудольф отвел взгляд. Анна засмеялась. А Себастьян погладил висок Эванджелины холодным дулом пистолета.

Мистер Сьюард с несчастным лицом подошел к Остину, и тот что-то тихо сказал ему. «Слова ободрения», — подумала Эванджелина. Но она все еще не понимала, что происходит. Лорд Рудольф продолжал смотреть в сторону, а мистер Сьюард медленно опустился на колени перед Остином.

И тут Эванджелина поняла. Ее охватил ужас, слезы жгли глаза. Она вздрогнула, но холодное круглое отверстие пистолета тут же впилось в ее висок.

— Нет, — всхлипнула она.

Остин посмотрел на нее в упор. Но безо всякого выражения.

— Эванджелина, — сказал он тихо, — пригнись.

И тут мистер Сьюард резко выпрямился, как будто его приподняла какая-то неведомая сила. Он быстро обернулся, и теперь в его руках был пистолет.

Раздался грохот, и комнату заполнил запах дыма. Эванджелина бросилась вперед и, ударившись плечом о пол, громко вскрикнула. А затем она услышала крик Анны и еще один выстрел.

Эванджелина в страхе заползла под софу. Тяжелые сапоги Себастьяна находились всего в нескольких дюймах от нее, и она увидела, как на них появилась ярко-красная капля, потом — еще одна и еще… Сапоги закачались, и красные капли струились теперь непрерывно, словно дождь. Потом Себастьян упал — его огромное тело рухнуло, словно могучий дуб. Падая, он схватился за чайный столик и опрокинул его на пол.

Анна завизжала:

— Ты убил его! Ты убил его, ублюдок!

«Боже милостивый, ведь она убьет Сьюарда или Остина», — подумала Эванджелина. Она выбралась из-под софы и схватила Анну за ноги. Анна закричала и упала.

Вырвавшись из рук Эванджелины, она поползла к своему любовнику, распростершемуся на полу. Его рубаха была измазана кровью, в горле зияло отверстие от пули, рот был открыт, а глаза вытаращены словно в удивлении.

Женщина хрипло всхлипнула, и сердце Эванджелины дрогнуло. Анна, должно быть, любила это животное, если так много сделала для него и многим пожертвовала.

— Мисс Адамс… — шепнула она.

Остин выругался.

— Боже, его второй пистолет! — Лорд Рудольф перескочил через Эванджелину и бросился к телу.

Но Анна опередила англичанина. Протянув руку, она выхватила оружие из руки своего мертвого любовника. Затем обернулась и, стоя на коленях, помахала пистолетом.

Лорд Рудольф остановился и пригнулся, готовясь к прыжку. Эванджелина чувствовала: за спиной у нее стоят Остин и мистер Сьюард. И от напряжения в комнате, казалось, искры летели.

Анна вдруг улыбнулась и проурчала:

— Ну, кого же из вас? — Она навела пистолет сначала на мистера Сьюарда, потом — на Остина. — Тебя, убившего моего любимого? Или тебя, приказавшего это сделать? — Она нацелила пистолет на лорда Рудольфа. — Или тебя, которого эта глупая девица освободила вместо моего любимого. И это стоило мне моей красоты… — Наконец она навела пистолет на Эванджелину. — Или, может, тебя, разрушившую все мои планы? Ты испорченная, эгоистичная, своенравная девчонка! Если бы ты сделала, как тебе было сказано, ты уже была бы в Англии и со временем родила бы одного или двух сопляков, а не глядела бы сейчас в лицо смерти.

Эванджелина облизнула пересохшие губы.

— Там моя жизнь была бы похожа на смерть.

— Глупая простушка! Если бы ты помогла мне во время бунта, твой капитан ползал бы перед тобой на брюхе. Мужчины любят, когда в руках женщины плетка. А вместо этого ты теперь у него под каблуком. Ну, не хочешь посмотреть, как умрет твой любовник?

Она отвела взгляд от Эванджелины, и в ту же секунду лорд Рудольф прыгнул на нее и повалил ее на бок.

Но Анна не выронила оружие. Она снова подняла руку с пистолетом.

— Нет! — закричала Эванджелина, вскакивая на ноги.

Анна улыбнулась, прижала дуло пистолета к своему виску и нажала на курок. Раздался грохот, и тело Анны Адамс обмякло под лордом Рудольфом.

Эванджелина отказалась вернуться к миссис Милхаус, отказалась принять лауданум, отказалась лечь в постель.

Остин наблюдал за ней; она сидела на диване в его библиотеке, сжав кулаки и держа их на коленях. Мистер Сьюард проводил ее сюда после жестокой сцены, и ему удалось по крайней мере уговорить ее выпить немного бренди. Остин сожалел, что у него не было возможности подлить лауданум ей в бренди.

К дому устремились напуганные соседи, потом прибыли констебли и просто любопытные прохожие. Через несколько часов после смерти Анны и ее несчастного любовника Остин приказал убрать трупы, разогнал толпу, а его перепуганный слуга уже успокоился и собрал других слуг, чтобы те привели в порядок комнату. Капитан приказал унести и сжечь испачканный кровью ковер. Он не хотел, чтобы Эванджелина когда-нибудь взглянула на этот ковер. Выстрел снес большую часть лица Анны. Увидев это, Эванджелина уползла прочь, и ее стошнило.

Сейчас Эванджелина тихо сидела на диване, уставившись на свои туфли.

Лорд Рудольф — все еще здесь, будь он проклят! — вошел в комнату, сел рядом с ней и взял ее за руку.

Она тихо сказала:

— Должно быть, Анна очень его любила.

Остин нахмурился:

— Ради Бога, Эванджелина… Она же пыталась тебя убить.

— Я согласен, не жалейте ее, — сказал лорд Рудольф. — В сердце этой женщины добра не было.

— Но как бы она ни поступила — хорошо или плохо, — она сделала это ради него. И это меня печалит.

Остин все еще кипел от злости. Ведь Анна и ее любовник подвергали опасности жизнь Эванджелины!

— Когда они сюда вторглись и начали швырять бомбы, мне, возможно, следовало пригласить их к чаю, — пробурчал капитан. Он открыл ящик своего письменного стола и вытащил тонкий пакет в Клеенке. — Я ухожу.

Эванджелина подняла голову.

— Уходишь?

— Что, сейчас? — удивился лорд Рудольф.

Остин сунул пакет в карман сюртука.

— Я уже и так опаздываю.

Лорд Рудольф прищурился:

— Вы собираетесь доставить документы? — Остин кивнул, а лорд Рудольф продолжал: — Мне следует пойти с вами.

— Нет, я хочу, чтобы вы с мистером Сьюардом остались с Эванджелиной. Конечно, она может вернуться к миссис Милхаус, но вы все равно должны оставаться с ней.

Лорд Рудольф встал и подошел к письменному столу. Его аристократические губы скривились в усмешке.

— Вы оставляете ее под моим наблюдением?

— Не то чтобы я особенно доверял вам, но вы сможете защитить ее. И я доверяю Сьюарду, — твердо ответил Остин.

— Раньше вы пренебрегали опасностью. А ведь теперь Анна и Себастьян мертвы…

— После того как я доставлю документы, опасности не будет. До тех пор я хочу, чтобы Эванджелина была под вашей защитой.

Эванджелина встала и обратилась к ним:

— Может, прекратите говорить обо мне так, будто меня тут нет?

У Остина потеплело на душе. Ему ужасно хотелось протянуть руку и убрать волосы с ее лба.

— Эванджелина, когда ты входишь в комнату, я это всегда чувствую. — Он обвел взглядом ее растрепанные волосы, криво сидящие очки и пухлые губки. — Постараюсь управиться как можно скорее. Возвращайся к миссис Милхаус, если там ты чувствуешь себя в большей безопасности.

— Лучше я останусь здесь.

— Как хочешь.

— Остин, будь осторожен.

Они не все сказали друг другу. Ему страстно хотелось обнять ее, поцеловать, прижать к груди. Но Уиттингтон, нахмурившись, стоял рядом. А у него самого была назначена встреча.

Остин коротко кивнул ей, повернулся и вышел из комнаты.

Уиттингтон последовал за ним до холла. Остин взял свою шляпу и плащ и подал знак слуге, чтобы следовал за ним. Он взял с собой слугу, хотя его наставник и настаивал на том, чтобы встреча держалась в секрете. Но слуга, пусть и не смог бы помочь в драке, мог бы по крайней мере предупредить, если бы что-то пошло не так.

Лорд Рудольф задержал Остина, когда тот направился к двери.

— Я был не прав, Блэкуэлл. Вы ею очарованы, да?

Остин внимательно посмотрел на него:

— Позаботьтесь о ней.

Лорд Рудольф снова скривил губы:

— Вы идиот, сэр. — Он хлопнул Остина по плечу. — Я присмотрю за ней. Не беспокойтесь.

Остин кивнул в ответ. За последние несколько часов ему стало ясно, кто его настоящие друзья. От этого ему было и радостно, и больно одновременно.

Он надел шляпу и вышел в прохладную ночную тьму.

Дом капитана Гейнсборо встретил его радушно. Остин так часто бывал здесь, что хорошо знал все изъяны дома — сколотый кирпич в стене рядом с входной дверью, волнистое стекло в палладианской фрамуге, скрипящая половица при входе — все это он знал даже лучше, чем недостатки своего собственного дома.

Запах воска и оранжерейных цветов заполняли холл. Ярко-зеленая с синим дорожка покрывала пол в коридоре, а одна стена была расписана сценами из деревенской жизни.

Он оставил шляпу и плащ слуге Гейнсборо и прошел в глубину дома. Его же слуга остался в прихожей.

Остин прошел знакомым путем в заднюю часть дома, в библиотеку, где, как он знал, его наставник любил проводить вечера.

Капитан Гейнсборо, пожилой мужчина с серебряными волосами, резкими чертами лица и мягким взглядом, поднялся из кресла и протянул гостю руку:

— Приветствую…

Остин подошел к нему, и Гейнсборо крепко пожал ему руку, потом обнял. После чего отступил на шаг и проговорил:

— Я беспокоился, когда ваш корабль задержался.

— Мне пришлось сделать небольшой крюк.

Капитан чуть приподнял брови, потом покачал головой и указал на кресло:

— Садись, мой мальчик. Хочешь бренди?

— Нет, спасибо. Я спешу.

Старик вынул пробку из стеклянного графина и налил себе в бокал немного бренди. Потом, усевшись, спросил:

— Что же на этот раз мешает тебе провести время со старыми друзьями, а? Ты слишком увлечен своими обязанностями, как всегда?

— На этот раз я увлечен женщиной. Завтра я женюсь.

Бокал выскользнул из руки Гейнсборо и упал на ковер.

— Женишься?

Остин кивнул:

— Ее зовут мисс Клеменс. Она была пассажиркой на «Авроре».

— Боже милостивый! — Осколки стекла хрустнули под ногами Гейнсборо, когда он, поднявшись, шагнул к гостю.

— Похоже, вы не слишком обрадовались, сэр, — заметил Остин.

Гейнсборо покачал головой:

— Нет-нет, прости. Конечно, я рад за тебя. Но очень удивлен. Помню твою женитьбу на Катерине.

Остин сцепил пальцы.

— Я тоже. Но на этот раз все будет по-другому.

— Кто она, эта мисс Клеменс? — Хозяин снова сел в кресло.

— Англичанка. Из Глостершира.

Гейнсборо насторожился:

— Англичанка?

— Да. Она устала от Англии и от своей семьи и решила начать новую жизнь здесь.

— Так-так, очень интересно…

— Уверяю вас, она готова отказаться от жизни в Англии и жить здесь, со мной.

Гейнсборо кивнул:

— Да, без сомнения, она привыкнет к жизни в колонии. Кто ее родственники?

— Неизвестно. А ее отчим — провинциальный джентльмен, как я понял. Он не занимается политикой и не увлечен светской жизнью. Ее мать целиком подчиняется мужу. Эванджелина уехала из дома с радостью.

— Бедняжка. Ну, нам придется устроить ее жизнь здесь.

— Я так и сделаю.

Гейнсборо улыбнулся:

— Господи, у тебя такой уверенный взгляд, мой мальчик. Надеюсь, что этот твой брак будет удачным. — Он помолчал. — Ну а теперь перейдем к другим делам. Что тебя задержало? Неприятности?

— Интересное приключение.

Остин откинулся на спинку кресла и начал рассказывать, что случилось с ним с того момента, как Эванджелина проскользнула в его каюту и начала соблазнять. Правда, он пропустил те детали, которые могли бы смутить ее, — например, как она умывалась в его каюте после возвращения на корабль.

Гейнсборо же сидел не шевелясь, вцепившись в подлокотники.

Рассказывая об Олбрайте, Остин все сильнее волновался; ему казалось, что он близок к разгадке, и его терзали ужасные подозрения…

Ведь за все плавание только один Олбрайт пытался украсть бумаги. И это была весьма неловкая попытка. Олбрайт не обыскал каюту как следует, и его поймали за этим занятием. Значит, враг, кто бы он ни был, не послал за бумагами профессионала. Как будто этот враг знал, что бумаги все равно попадут ему в руки.

Остин передал Олбрайта городским властям. А этим утром он узнал, что Олбрайта уже нет в городской тюрьме.

Закончив свой рассказ, капитан Блэкуэлл сцепил пальцы, сохраняя «каменное» выражение лица.

Коммодор Гейнсборо коротко кивнул:

— Вот и хорошо. Замечательная история. Наши партнеры будут в восторге. Они, как ты знаешь, завидуют твоим приключениям.

Остин пожал плечами:

— После всего этого я буду сидеть в своем уютном доме с женой и слушать о приключениях других.

— Конечно. Я жду не дождусь, когда буду проводить больше времени с тобой. Мы сможем вместе обедать и предаваться воспоминаниям — как два старика. — Коммодор улыбнулся. — Тебе было приказано сохранить бумаги любой ценой.

— Я выполнил свой долг.

Гейнсборо наклонился к собеседнику.

— Это больше чем просто долг, мой мальчик. Люди, чьи имена в этом списке, предоставляют Англии шанс вернуть себе управление колониями. Интересно, что лорд Рудольф тоже находится сейчас в Бостоне. Как я слышал, король к нему прислушивается.

Остин кивнул:

— Так и есть. Он сам мне в этом признался.

— Хмм… Мы могли бы использовать это в наших интересах. Ну, мой мальчик, бумаги при тебе?

Остин полез в карман сюртука и достал пакет в клеенке. Сердце его колотилось, когда он, наклонившись, протянул пакет своему наставнику.

Гейнсборо взял его и, откинувшись на спинку кресла, развязал шнурок, которым был перевязан пакет. Остин затаил дыхание, когда старик вытащил три листа писчей бумаги и развернул их.

Внезапно Гейнсборо нахмурился:

— Не понимаю… — Он перевернул бумаги так, чтобы Остин мог их видеть. — Эти листы пустые.

 

Глава 24

Остин спокойно ответил:

— Да, верно.

— Но я не понимаю… Ты решил, что будет слишком опасно принести эти бумаги ко мне?

— Да, именно так.

Гейнсборо поднял брови:

— Ты вправе быть подозрительным. Ты собирался таким образом обмануть того, кто мог бы следовать за тобой, чтобы он подумал, будто ты передал мне эти бумаги?

— Не совсем так.

Старик отшвырнул бумаги и обертку.

— Так где же они? У тебя дома? Нам нужно поехать и забрать их?

Остин покачал головой:

— Нам не нужно ехать ко мне домой.

— Тогда — на корабль?

— Нет.

Гейнсборо помрачнел:

— Что за игру ты затеял, Остин? Где они?

Стараясь говорить как можно спокойнее, Остин ответил:

— Этим утром я поручил доставить их одному высокому чину в правительстве. Для передачи президенту.

— Зачем ты это сделал?

Остин не ответил.

Гейнсборо тоже молчал. Он сидел неподвижно, и глаза его совершенно ничего не выражали.

В углу комнаты тикали часы — минута проходила за минутой. Остин остро чувствовал перемену — от теплой встречи двух старых друзей к холодному подозрению и недоверию.

Наконец Гейнсборо заговорил:

— Значит, ты знаешь.

Остин выпятил подбородок:

— Я догадался. Но надеялся, что ошибаюсь. Я не был уверен до самого последнего времени.

Гейнсборо с облегчением вздохнул:

— Такты не отдал их кому-то в правительстве?

— Нет. — Остин покачал головой.

— Отлично. Значит, ты все еще можешь принести их мне?

— Нет.

Старик встал. Остин наблюдал за ним, и по его спине стекали капли пота.

— Остин, мальчик мой, эта страна очень слаба. Когда-то я считал правильным, что мы вышли из-под власти Англии, но теперь я вижу, что ошибался. Каждый день приносит новые несчастья, с которыми наша страна не сможет справиться… если только она не станет такой же тиранией, какой мы считали Англию. Наше правительство не в силах справиться с трудностями, и мы должны вернуться к Англии.

— Вы хотите снова развязать войну?

Гейнсборо зашагал по комнате.

— Конечно, нет. Если мы будет действовать правильно, кровь не прольется. Эти люди из списка могут использовать всю свою силу и влияние, чтобы пригласить короля снова править на этих берегах, как он делает это в канадских провинциях на севере. Мы можем оставаться административной единицей с независимым правлением. Так что все очень просто.

— При всем моим уважении к вам, сэр, я не согласен. Я дрался с англичанами, я убивал людей и сам едва избежал смерти. Я верил, что американским штатам будет от этого лучше. И я все еще в это верю.

Гейнсборо резко обернулся.

— Ты провел слишком много времени на море, мой мальчик. Ты не видишь, что тут происходит. Мелкие восстания в отдаленных колониях, пренебрежение любыми законами, недостаток зерна, опасное состояние банков… У правительства нет денег и мало власти. Я вижу это каждый день.

Остин тотчас возразил:

— Но все джентльмены, указанные в списке, имели власть и деньги при старом режиме. При новом режиме всего этого стало у них меньше. Неудивительно, что они хотят вернуть себе власть и богатство.

— Я не ожидал, что ты меня поймешь. Ты никогда не занимался политикой и понятия не имеешь, насколько это опасная игра.

— Я достаточно узнал. Достаточно, чтобы не отдать эти бумаги вам, сэр.

Гейнсборо заговорил более мягко:

— Нам нужны люди вроде тебя, мой мальчик. У тебя есть опыт и ум. Когда англичане вернутся, тебя ждет высокий пост. Ты говоришь, что девушка, на которой ты женишься, англичанка. Так вот, она будет этим очень довольна.

— Эванджелина достаточно умна, чтобы понять, насколько безрассудны ваши идеи. Как только англичане вернут себе власть, они про нас с вами забудут.

— Ты к ним несправедлив.

— А вами движет страх. Кто-то нагнан на вас страху, и вы забыли, как все было раньше. Но я-то помню. Суды, которые решали дела в пользу англичан, а не в пользу рожденных в колониях. Внезапные аресты по надуманным причинам. Солдаты, разрушающие дома и деревни просто потому, что были пьяны. Я не хочу снова видеть все это.

Лицо Гейнсборо потемнело. Нахмурившись, он проворчал:

— Те дни давно миновали. А твои возражения просто глупы. Я хочу получить бумаги!

— А если я откажусь передать их вам? — спросил Остин.

Коммодор приблизился к нему.

— Пожалуйста, не отказывайся. Ведь я люблю тебя как сына. Ты это знаешь.

— Сожалею, но я должен отказаться.

Наставник с сожалением произнес:

— Тогда придется тебя убить.

Эванджелина расхаживала по музыкальной комнате, не сводя глаз с часов. Время шло, а Остин все не возвращался. Небо затянули облака, и холодный дождь стучал в окна.

— Вам пора спать, — сказал лорд Рудольф. Он сидел за пианино, извлекая из инструмента нежную мелодию.

— Я не смогу уснуть. — Эванджелина развернулась и зашагала по ковру в обратном направлении. — Мне не понравилось выражение его лица, когда он уходил. Он понимал, что идет навстречу опасности. И все-таки пошел.

Мистер Сьюард сидел на диване, и у его ног валялась газета, которую он давно уже прочитал.

— Смелый человек наш капитан, — заметил молодой человек. — Как он хладнокровно действовал, когда появилась мисс Адамс со своим пиратом.

Лорд Рудольф взглянул на него:

— Что он вам сказал перед тем, как вы застрелили благородного Себастьяна? Я слышал, как он что-то бормотал, но ничего не расслышал.

— Капитан и глазом не моргнул. «Пусть все выглядит натурально, лейтенант, — сказал он. — У меня в сюртуке пистолет. Молю Бога, чтобы вы не промазали».

— Это было очень красиво сделано, — одобрил лорд Рудольф.

— Я хороший стрелок и всегда им был.

Эванджелине почудилось, что она снова услышала выстрел, почувствовала запах пороха и увидела кровь Себастьяна, капающую на ковер гостиной…

Девушка закрыла глаза. Когда же она открыла их, рядом с ней стоял лорд Рудольф. Он коснулся ее руки.

— Мы не должны были говорить об этом. Идемте. Присядьте…

Он подвел Эванджелину к дивану, который поспешно освободил мистер Сьюард. Молодой человек озабоченно склонился над ней.

— Принести еще бренди?

— Нет-нет, со мной все в порядке.

Эванджелина опустилась на диван и оправила юбку.

Она заметила, что мужчины обменялись тревожными взглядами, и заставила себя улыбнуться.

— Поверьте, со мной действительно все в порядке. Это было страшно, но мы все остались целы и невредимы. — Она снова посмотрела на часы. — Хотелось бы, чтобы Остин поскорее вернулся.

Лорд Рудольф сел рядом с ней.

— Он не должен был оставлять вас сегодня вечером.

— Ему нужно было идти. Доставить бумаги — это для него важнее, чем следить за мной.

Лорд Рудольф взял девушку за руку. Его перчатка была гладкая и прохладная на ощупь.

— Не терзайтесь. Он мог бы доверить бумаги нам и остаться с вами, вместо того чтобы ездить самому.

Сьюард казался озабоченным.

— Да, он должен был остаться с вами.

Эванджелина покачала головой:

— Я не нежное растение, и он это знает. Он понимал: здесь я в безопасности. Ему самому грозит гораздо большая опасность, вот поэтому мне так хочется, чтобы он побыстрее вернулся.

— Ему следовало быть здесь и планировать свадьбу. Он не имел права рисковать, если собирается утром жениться. — Лорд Рудольф накрыл ее руку своей и посмотрел ей в глаза. — Предложение вернуться со мной в Англию все еще в силе. Вам не обязательно выходить за него.

Эванджелина ничего не ответила. Она думала об Остине, слепо решившим жениться на ней и отказаться от своего образа жизни.

Лорд Рудольф придвинулся к ней ближе.

— Я могу отвезти вас сегодня к своим друзьям, в семью, где вы будете в безопасности. Потом мы можем сесть на корабль и отплыть в Англию. Вы сможете избежать брака, которого не хотите. Моя семья будет рада принять вас.

Красивое лицо Рудольф было совсем рядом, а его теплое дыхание согревало ее пальцы. Он предложил ей выход. Она сможет покинуть Америку навсегда. А Остин сможет вести ту жизнь, которая ему нравится, и избавиться от женитьбы на ней из чувства долга.

Она подумала об Англии, о прохладных зеленых лугах Котсуолдса, о мелких дождиках и о размеренной тамошней жизни. Подумала о едва скрываемой неприязни отчима, о слабости матери, никогда не возражавшей против того, как он обращался с ее дочерью. Подумала о Харли, который посватался к ней просто ради того, чтобы стать почтенным женатым человеком. И еще подумала о своей скучной жизни, о своем одиночестве в Англии.

А потом перед ней возник образ Остина… Она видела, как садящееся в открытом море солнце зажигало красные пряди в его темных волосах и как его глаза вспыхивали, когда он злился на нее. И еще — его теплое прикосновение и тяжесть его тела на ней на ковре в гостиной миссис Милхаус. А потом она подумала о его порочной и прекрасной улыбке в ту ночь, когда она вошла в каюту, чтобы отвлечь его от мятежа.

Он взял ее, запуганную и робкую старую деву, и изменил ее навсегда. Изменил не только тем, что переспал с ней, но и тем, что показал ей совершенно новый мир внутри ее.

Она подумала об Эванджелине Клеменс из Англии — и о той Эванджелине Клеменс, которая была сейчас.

Она осторожно высвободила свои руки из рук лорда Рудольфа.

— Я останусь здесь и выйду замуж за Остина. Спасибо вам за ваше великодушное предложение.

Сьюард разжал кулаки и опустился в кресло.

А лорд Рудольф огорчился:

— Что ж, хорошо. Но вы делаете ошибку. Мое предложение остается в силе, Эванджелина. Если я вам понадоблюсь, напишите мне, и я помогу вам вернуться в Англию.

— Я буду женой Остина. Я так решила. Но… — Она резко поднялась. — Но вы подали мне мысль. Вы можете узнать для меня, куда отправляются суда, которые отплывают из залива в ближайшие дни?

Лорд Рудольф взглянул на нее с удивлением:

— Могу. А куда вы хотите отправиться?

— Ну… ничего определенного. Чем дальше, тем лучше. Мистер Сьюард, у вас есть адреса мистера Осборна и мистера Лорнхема? Точнее, всех офицеров?

Сьюард нахмурился:

— Да. А зачем вам?

— Мне нужно написать несколько писем.

Она схватила свечу и быстро прошла через музыкальную комнату в пустой холл. Сьюард и лорд Рудольф шли за ней, стуча сапогами по мраморному полу.

Эванджелина распахнула двустворчатую дверь по правую сторону холла.

— Не беспокойтесь, джентльмены. Я просто иду в библиотеку.

В библиотеке на нее пахнуло затхлым запахом книг. Здесь было тепло, так как в окна после обеда светило солнце. У окна стоял большой глобус. Без сомнения, Остин, когда ему надоедала жизнь на суше, часто крутит его, рассматривая дальние страны и ожидая, когда сможет покинуть сушу.

Огромный письменный стол, расположенный в центре, был завален книгами, картами и заметками, которые в этот день делал Остин. Она осторожно сдвинула все в сторону, освободив себе место, потом села в жесткое деревянное кресло. Стол был ей не по росту. После замужества она возьмет себе маленькое бюро, которое обнаружила наверху, и оставит этого «монстра» своему мужу.

Решив, что в столе Остина наверняка имелись бумага и чернила, Эванджелина открыла верхний Ящик. Сунула туда руку — и остановилась. Она не сразу поняла, что у нее перед глазами.

Сложенные бумаги лежали поверх стопки чистой писчей бумаги. Сложенные бумаги, которые она уже видела раньше. Эванджелина тронула сухие листы, потом дрожащими пальцами вынула их из ящика.

Тот же почерк, те же имена… И один из листов был сложен по строке с именем Говарда Лэнгдона — как и тогда.

Но она же видела, как Остин брал эти бумаги и засовывал их в водонепроницаемый пакет. Который потом сунул в сюртук. И отправился к человеку, которому собирался все это передать.

Нет-нет, Остин Блэкуэлл не сделал бы такой ошибки. Остин Блэкуэлл не оставил бы бумаги в незапертом ящике в своей библиотеке, если только… Если только на это не было веской причины.

— Что это? — раздался у нее за спиной голос лорда Рудольфа. И он протянул руку к бумагам.

Эванджелина быстро обернулась, прижав бумаги к груди.

— Эванджелина, в чем дело? — спросил англичанин с беспокойством.

Она смотрела на него, не зная, как быть. А за спиной лорда Рудольфа стоял мистер Сьюард, и в его глазах было такое же беспокойство.

Она перевела дыхание.

— Остин оставил тут бумаги.

— Он взял их. Я сам видел.

— Нет, они здесь.

Лорд Рудольф снова протянул руку и взял у нее бумаги. Затем отошел и перевернул листы. Прочитав их, воскликнул:

— Боже милостивый! Мой кузен Джордж в этом списке!

Сьюард рванулся к нему, но лорд Рудольф увернулся, не сводя глаз с листа.

— Но если мой кузен в этом списке, то это чертовски глупая затея. Кузен Джордж — идиот. Неудивительно, что Блэкуэлл хочет остановить это. — Он посмотрел на Эванджелину: — Он сказал, куда отправляется?

Она покачала головой:

— Нет. Но он упомянул своего наставника.

— Капитан Гейнсборо, — сказал Сьюард.

— Кто это? — спросил лорд Рудольф.

— Вы его не знаете? Он был героем войны. Командир капитана Блэкуэлла. Капитан часто говорит о нем. Они были близки, как отец и сын.

Лорд Рудольф похлопал бумагами по ладони.

— Он или не хотел впутывать наставника в столь опасное дело, или не хотел, чтобы тот получил бумаги по какой-то другой причине.

Эванджелина стиснула руки.

— Остин в опасности, правда?

— Он человек благоразумный.

— Но упрямый. Понимаете, он оставил нас тут, потому что не хотел подвергать опасности. — Она немного подумала. — Возможно, он оставил бумаги, чтобы мы их нашли, если он не вернется… — Сердце ее болезненно сжалось. — И тогда мы сможем передать их нужным людям.

— Проклятие! — Сьюард сжал кулаки. — Ему нужно было взять меня с собой.

— Нужно было, парень. Вы знаете, где живет его наставник?

— Коммодор? — Сьюард задумался. — Мой отец это знал. Черт, где же это?.. А, вспомнил! На Чарлз-стрит. Несколько лет назад я был там вместе с отцом.

Лорд Рудольф сложил бумаги и спрятал их в карман сюртука.

— Надеюсь, вы помните, в каком доме. Потому что, возможно, вашему капитану без борьбы из него не выйти.

Сердце Эванджелины глухо стучало. Значит, Остин мог попасть в ловушку! Возможно, его держат взаперти. А может, его уже и нет в живых…

Сьюард выпрямился во весь рост и решительно заявил:

— Я вас приведу туда. Не беспокойтесь, мисс Клеменс. Мы его вернем домой, к вам.

Лорд Рудольф широко улыбнулся:

— Успеет на свадьбу. Сьюард, тот пистолет все еще у вас?

— Да.

— Тогда зарядите его.

Эванджелина встала перед ними, подбоченившись.

— Вы не оставите меня тут!

— Это работа для мужчин, Эванджелина. Подождите у миссис Милхаус. Мы приведем его прямо домой, обещаю.

Эванджелина выпятила подбородок.

— Нет, я не буду дожидаться тут, сложив руки и не зная, что там происходит. Я не могу! Я побуду снаружи, в безопасности, если так нужно. Но пожалуйста, не просите меня остаться тут.

Лорд Рудольф шумно вздохнул:

— Не осуждаю Блэкуэлла за желание запереть вас в подвале. Вы постоянно пренебрегаете опасностями, моя дорогая.

— Мне все равно. Я только хочу знать, все ли с ним в порядке. А если нет… — Она закусила губу. — Я хочу быть рядом.

Лорд Рудольф долго смотрел на нее. Пульс у нее участился, ладони взмокли, колени задрожали. Она старалась не представлять Остина… где-то лежащего, холодного и мертвого. Она хотела быть с ним, обнимать его, утешать, говорить ему, как она его любит.

— Вы его любите, да? — тихо сказал лорд Рудольф.

Эванджелина молча кивнула.

И надежда, которую Рудольф все еще питал, предлагая ей вернуться с ним в Англию, умерла.

— Счастливчик… Ну, полагаю, мне придется самому встретиться со своими демонами. — Не объяснив эту загадочную фразу, он добавил: — Хорошо, Эванджелина. Вы можете составить нам компанию.

Тут Сьюард взорвался:

— Что?! Нет, пусть она останется! Здесь она будет в безопасности.

— Она только пойдет с нами, а там посмотрим. Кроме того, у меня есть одна идея, и Эванджелина нам может понадобиться.

Лорд Рудольф снова посмотрел на девушку, и она вдруг почувствовала себя немного неловко.

Боль билась в висках и отдавалась во всей голове. Остин открыл глаза. Черные и белые звезды замелькали перед ним, и он застонал.

Он не мог вспомнить, где он и откуда у него эта ужасная головная боль. Но он не на борту судна, поскольку не чувствовал привычного покачивания. Значит, на суше, в доме. И к его щеке прижималось что-то колючее… и шерстяное. Похоже, ковер, а не одеяло.

Чей ковер? Перед ним все быстро вращалось, и он не мог ничего разглядеть. Ему было довольно тепло. Очевидно, он в жилом доме. И чувствовался приятный запах горящих дров.

Сквозь грохот в ушах он услышал голос. Голос знакомый, внушающий доверие. В сердце появилась надежда. Возможно, на него напали на улице, и этот человек, друг, доставил его в свой дом, чтобы ему помочь.

Но почему он лежит на ковре?

— Он приходит в себя, — сказал голос, который Остину определенно не понравился.

Знакомый голос ответил:

— Да, слава Богу. Ты слишком сильно его ударил. Ты мог его убить.

— Вы же сказали, что не хотите, чтобы он сбежал.

— Да, но мне нужно расспросить его.

Остин уже видел все гораздо отчетливее; он разглядел красный с синим узор на ковре, на котором лежал лицом вниз. А боль теперь сосредоточилась в одной точке — на затылке.

Чье-то колено в атласных бриджах опустилось на ковер рядом с его лицом. И руки, дрожащие и холодные, приподняли его голову.

— Остин…

Он посмотрел в озабоченное лицо худощавого седого мужчины. Коммодор Гейнсборо.

И вдруг он вспомнил все события. Он, Остин, попытался опередить Гейнсборо и не дать ему вытащить пистолет из ящика стола. Внезапно он услышал шум у себя за спиной. Он попытался обернуться, но огромный кулак слуги Гейнсборо, мужчины ростом шесть футов пять дюймов, ударил его в голову. И он, зашатавшись, упал на пол.

А ведь он считал Гейнсборо слабым стареющим человеком… Он забыл, что у старых людей могут быть крупные слуги, настолько преданные им, что могут по их команде наброситься на любого.

— Извини, Остин, — сказал Гейнсборо, — ты должен пообещать мне, что будешь сидеть спокойно, иначе Джереми придется ударить тебя еще раз.

Огромные сапоги Джереми появились перед его глазами. Остин лежал тихо, понимая, что так будет лучше, если он не хочет получить еще один удар. Ему нужно было набраться сил для борьбы.

— Иди к черту, — процедил он сквозь зубы.

Гейнсборо с грустью ответил:

— Сожалею, что дошло до этого, друг мой. Мне не следовало бы поручать тебе доставку документов. Но я знал: тебе я могу доверять.

— Вы верили, что я доставлю их прямо вам? Нужно было подумать как следует.

— Лучше бы ты этого не делал, Остин.

— Не придерживался своих убеждений? Отказался бы от того, что всегда считал правильным? Думаю, вы первый стали бы презирать меня, если бы я внезапно переметнулся на вашу сторону.

— Мальчик мой, я сам долгое время считал, что поступаю правильно. Но обстоятельства переубедили меня. Я только прошу тебя подумать над моими словами.

— Иначе ваш послушный слуга снова изобьет меня? — Остин сел, притворяясь, будто дрожит от страха.

— Мне хотелось бы, чтобы ты присоединился ко мне. Другой вариант мне не нравится.

— Убьете меня, как грозились? Вы дойдете до этого?

Гейнсборо колебался, его темные глаза выражали озабоченность. Потом он кивнул:

— Я должен.

— Тогда я стану первой вашей жертвой.

Тут слуга отошел на несколько шагов. Густые брови сошлись у него на переносице, а нижняя губа выступала, как у злобной собаки.

— Мне этого не хотелось бы, — со вздохом ответил коммодор.

Остин оценил расстояние до двери. Казалось, что до двери очень далеко. Слуга схватит его, не успеет он сделать и трех шагов. Значит, придется драться. Но он закаленный, сильный. Он просто обязан победить.

Стук во входную дверь прервал его. Гейнсборо вздрогнул. Слуга насторожился.

— Вы ждете кого-нибудь? — спросил Остин.

— Они сейчас уйдут, — сказал слуга.

Гейнсборо покачал головой:

— Нет-нет, будет странно, если мы не откроем. Джереми, посмотри, кто там, и отделайся от них.

Слуга посмотрел на Остина:

— А как с ним?

Остин обхватил голову руками и застонал.

— Все в порядке, — ответил Гейнсборо. — Иди.

Джереми нахмурился, но затопал к двери.

Остин потер затылок, в то же время напрягая мышцы и готовясь к прыжку. Он мог бы без труда одолеть Гейнсборо и выскочить в окно, прежде чем вернется слуга.

Тяжелые шаги Джереми затихли. Потом послышался скрип открывающейся двери, и Джереми спросил:

— Кто там?

Звонкий женский голос ответил:

— Добрый вечер. Полагаю, здесь мой жених, капитан Блэкуэлл. Мне срочно нужно поговорить с ним.

 

Глава 25

Эванджелина!

Остин выругался про себя. Уиттингтону и Сьюарду теперь конец!

Он тотчас изменил свой план, так как не мог бежать, оставив Эванджелину на милость Гейнсборо.

Слуга ответил ей:

— Капитана никто тут не видел, мисс. Доброй ночи.

— Но капитан Блэкуэлл забыл бумаги. И, насколько мне известно, очень важные.

Гейнсборо поспешил к двери гостиной.

— Джереми, впусти юную леди.

Джереми ничего не ответил. Но он, должно быть, открыл дверь, потому что Эванджелина вежливо поблагодарила его:

— Спасибо.

Ее легкие шаги прозвучали в холле. Остин подтянул колени к груди и обхватил их руками, напрягая все мышцы. Гейнсборо стоял в дверях, чуть покачиваясь; казалось, ноги у него дрожали.

Эванджелина сказала:

— Добрый вечер, сэр. Вы капитан Гейнсборо?

Ее серо-голубая юбка колыхалась на сквозняке, как и завитки волос, выглядывающие из-под шляпки. А ее голос, тихий и музыкальный, подействовал на все чувства Остина и успокоил его даже в этой опасной ситуации.

Коммодор откашлялся.

— Добрый вечер, мисс Клеменс.

— Капитан Блэкуэлл, кажется, кое-что забыл. Я решилась вторгнуться к вам, так как сочла это важным… О Господи!

Она вытаращила глаза при виде Остина. Потом проскользнула под рукой Гейнсборо и поспешила к любимому.

— Остин, что случилось? Ты ранен?

Гейнсборо, стоявший у нее за спиной, проговорил:

— Он поскользнулся и упал. С ним все будет в порядке.

Эванджелина опустилась на колени рядом с Остином. Ее рукав прошуршал, как весенняя листва, когда она протянула руку и коснулась его лица.

— Все будет хорошо, — сказал ей Остин. — Иди домой.

— Я подумала, что это важно. Потому и пришла.

Она выразительно посмотрела ему в глаза. И, наклонясь, незаметно подмигнула ему.

Остин подавил стон. Он знал: она пришла не потому, что подумала, будто он забыл бумаги. Она пришла, чтобы спасти его.

Она наклонилась еще ниже, и он чуть не растаял от ее свежего аромата.

Гейнсборо быстро подошел к ним.

— Вы принесли бумаги? Как мило с вашей стороны, дорогая. Вы можете отдать их мне. Остин собирался их принести.

Эванджелина встала. Остин видел ее парчовые туфельки, облегающие узкие ступни, — его гипнотизировала их изысканная женственность. Ему хотелось протянуть руки и провести ладонью по ее лодыжкам, хотелось прижаться к ним губами.

Эванджелина подошла к камину и стала спиной к Гейнсборо.

— Бумаги, которые он оставил, — это всего лишь список имен, насколько я понимаю. Вы уверены, что это те самые документы?

Коммодор медленно приближался к ней, не сводя с нее глаз.

— Конечно, моя дорогая. Они очень важны.

Эванджелина обернулась. Листы писчей бумаги зашуршали в ее руках.

— Но они не выглядят… очень уж важными.

Гейнсборо остановился и улыбнулся, хотя глаза его не улыбались.

— Женщине они могут показаться не очень важными, но уверяю вас: это те самые бумаги. — Он протянул руку. — Вы можете отдать их мне.

Эванджелина молча смотрела на него. Потом, быстро как молния, развернулась к камину и подняла бумаги прямо над огнем.

— Отпустите Остина. — В голосе ее слышалась истерика. А рука, державшая бумаги, дрожала.

— Дорогая, что вы делаете?

Остин вскочил на ноги.

— Эванджелина!..

Тут в дверях появился огромный Джереми. Он зарычал и шагнул к Эванджелине. Та поднесла бумаги ближе к огню. Гейнсборо застонал и отчаянно замахал слуге, давая понять, чтобы он стоял на месте.

Остин шагнул к камину.

— Эванджелина, отдай их мне.

— Нет. Не отдам, пока они не отпустят тебя домой.

Гейнсборо обливался потом.

— Да, конечно, он может идти домой, — сказал коммодор. — Он пришел только затем, чтобы отдать документы. Так что вы можете идти домой вместе.

Эванджелина посмотрела на Гейнсборо, потом — на Джереми и на Остина.

— Боюсь, я вам не верю. Позвольте Остину покинуть дом, а потом я отдам вам эти бумаги.

Мысленно улыбнувшись, Остин пробормотал:

— Я рад, что завтра мы поженимся. Потому что первое, что я сделаю как муж — изобью тебя до синяков за все это.

— Тогда я рада, что мы еще не женаты, — заметила Эванджелина.

Гейнсборо судорожно сглотнул.

— Он будет прав, если накажет вас, девочка. Делайте, как он вам говорит.

Остин же ужасно разозлился. Ведь Гейнсборо знал его пятнадцать лет, и все-таки он принял его слова за правду. Коммодор поверил, что он, Остин, может обидеть такую хрупкую и беззащитную женщину, как Эванджелина.

Ну, может, не такую уж беззащитную…

Ведь она, отважная и неукротимая, видела пиратов и мятежников, охранников испанской тюрьмы и английский фрегат, видела море и шторм, а сейчас готова была пойти на смерть, потому что думала, что так спасет его.

И он любил ее за это.

— Эванджелина, оставь эти бумаги и отправляйся домой.

Она прищурилась:

— Сам иди домой.

Лицо Гейнсборо посерело.

— Ради Бога, Джереми. Возьми бумаги.

Для такого крупного человека Джереми двигался очень быстро. Остин стал перед ним. Слуга замахнулся, но Остин перехватил его руку.

А Эванджелина бросила бумаги в камин, и пламя поглотило их.

Раздался отчаянный вопль Гейнсборо. Спотыкаясь, он пошел к камину, упал на коврик перед ним и попытался схватить бумаги, которые корчились в огне.

Остин оттолкнул Джереми, схватил кочергу и пошевелил бумаги в камине. Но Гейнсборо схватил их и попытался погасить огонь руками. Однако у него ничего не получилось — клочки почерневшей бумаги медленно опустились на ковер.

Гейнсборо завопил:

— Они пустые! Эти тоже пустые! Господи, помоги мне!

Остин же с облегчением подумал: «Наверное, мне придется устроить у себя дома тюрьму, как на корабле, и каждую ночь запирать Эванджелину там, чтобы удержать ее от таких безумных эскапад».

Джереми заревел и ринулся на него. Остин, замахнувшись кочергой, ударил его по плечу. Джереми взвыл и, отбив кочергу, снова накинулся на него.

Зазвенело разбитое стекло, затрещало дерево, и в комнату ввалились двое мужчин. Остин, который боролся за свою жизнь, не оглянулся, но он и так знал, что это Сьюард и лорд Рудольф Уиттингтон. Что ж, этих он тоже посадит в свою тюрьму. А они тотчас же набросились на Джереми, нанося слуге мощные удары, каждый — со своей стороны.

Джереми пискнул, как мышь, попавшая в лапы кошки, и упал на колени. Уиттингтон схватил его за волосы и тут же нанес ему удар в челюсть — как и полагалось в английском боксе. Джереми рухнул лицом на ковер и затих.

Сьюард засмеялся, а Уиттингтон, взглянув на свою руку, проворчал:

— Проклятие, у этой скотины железная челюсть.

— Остин!.. — раздался голос Эванджелины.

Она сидела на полу, держа голову Гейнсборо на коленях. Старик прижимал руку к груди, и дыхание, слабое и частое, вырывалось сквозь его посеревшие губы.

Остин опустился на колени рядом с ним.

— Сэр, что с вами?

— Мой мальчик… — едва слышно произнес коммодор дрожащими губами, и по подбородку его стекала слюна.

Остин взял его за руку — холодную как лед.

— Сэр, лежите тихо. Сьюард, пошлите за доктором.

Молодой человек кивнул и выбежал из комнаты.

А Гейнсборо, коснувшись плеча Остина, прошептал:

— Слишком поздно.

— Доктор скоро будет. Он вас спасет.

Серые губы искривились в усмешке.

— ТЫ всегда был чертовски упрям, а?..

Остин осторожно расстегнул жилет своего наставника. Положив ладонь на грудь старика, помассировал ее. Он видел, как это делал корабельный лекарь.

Гейнсборо стало немного легче дышать.

— Остин, сожги эти бумаги. Не порти жизнь хорошим людям. Они только хотят добра этой стране.

Остин ничего не ответил; он массировал грудь старика — ему хотелось поделиться с ним своей силой. Этот человек взял его, еще зеленого лейтенанта, на свой корабль и научил всему, что он, Остин, знал и умел. Он утешал его, когда умер его брат. И он сочувствовал ему, когда умерла его жена. А в эту ночь… Он угрожал ему, своему воспитаннику. И он умрет его врагом.

От этих мыслей у Остина заболело сердце. И ему захотелось домой, к друзьям, в обычную жизнь.

— Обещай мне… — прошептал Гейнсборо. — Не допусти, чтобы эти люди и их семьи подверглись унижению и суду. Они не смогут причинить зла, если не объединятся.

Эванджелина коснулась руки Остина, и он посмотрел на нее. Ее серые глаза за стеклами очков были полны слез, а губы дрожали.

Он был поражен тем, как хорошо она его понимала. Она жалела и умирающего старика, и его, Остина. Она каким-то образом поняла, что он сейчас терял.

Остин откинул волосы со лба наставника.

— Постараюсь, сэр. Кровь не прольется.

— У твоей жены есть мужество, — продолжал Гейнсборо. — Ничего общего с Катериной.

Остин спрятал улыбку. Его первая жена была хрупкой и беспомощной женщиной, нуждавшейся в служанках, которые выполняли за нее самую простую работу. А Эванджелина, в одной сорочке… Она победила тюремных охранников и спасла заключенного англичанина.

Он посмотрел в ее полные слез глаза.

— Иди домой. Уиттингтон, заберите ее.

— Да, конечно. — Лорд Рудольф подошел и протянул ей руку.

Она посмотрела на него и покачала головой:

— Нет, я не могу оставить Остина.

— Можешь, — возразил Остин. — Уиттингтон, я разрешаю вам связать ее по рукам и ногам и оттащить домой. Отведите ее к моим соседям и позаботьтесь, чтобы она оставалась там все время.

Эванджелина покачала головой:

— Но, Остин…

— Нет! Со мной все будет в порядке. Я хочу побыть один.

Эванджелина посмотрела на умирающего старика и дотронулась до его плеча.

— Мне очень жаль…

Гейнсборо открыл глаза.

— Благослови вас Бог, моя дорогая.

Остин подсунул руку под голову Гейнсборо и осторожно поднял его с коленей Эванджелины. Та медленно встала на ноги. А Остин снова стал массировать грудь своего наставника.

Тут послышался топот ног, и в комнате появился Сьюард. За ним следовал заспанный человек в расстегнутом сюртуке. Остин узнал в нем доктора, лечившего многих моряков. Этот человек спас жизни многих моряков, и Остин доверял ему.

Взглянув на старика, доктор помрачнел, и Остин понял, что шансов нет — Гейнсборо умрет.

Эванджелина, легонько коснувшись его плеча, направилась к двери. Лорд Рудольф тотчас последовал за ней. А Сьюард посмотрел на него с сочувствием, но ничего не сказал.

Опустившись на колени, доктор распахнул рубашку Гейнсборо и продолжил массаж, начатый Остином.

Часом позже капитан Блэкуэлл увидел, как его наставник, коммодор Гейнсборо, герой Революции, закрыл глаза и умер.

Эванджелина проснулась от шагов Остина в холле. Она лежала на диване в библиотеке, где попросила слугу разжечь огонь в камине. У слуги был синяк под глазом, и он все еще дрожал, вспоминая жестокую сцену в доме Гейнсборо. Огромный Джереми сбил его с ног, а потом ушел помогать своему хозяину удерживать Остина.

— Слугу Гейнсборо, — сказал он Эванджелине, — мистер Сьюард и лорд Рудольф доставили к судье.

Она протерла глаза. В окне серел рассвет, и, несмотря на огонь в камине и одеяло, которое она нашла наверху, ей было холодно.

— Остин?.. — Она услышала, что он остановился, потом медленно пошел к библиотеке.

Через несколько секунд Остин распахнул дверь. Свет в холле освещал его со спины, и он стоял неподвижно, молча разглядывая ее. Она понимала, что в любой момент он мог разозлиться и потребовать от нее ответа, — мол, почему она здесь, а не у миссис Милхаус, куда он ее послал. И он мог приказать ей вернуться туда.

Остин медленно отошел от двери и двинулся к дивану. Эванджелина села, кутаясь в одеяло. А он расстегнул свой сюртук, снял его и небрежно бросил на пол. Затем сел на диван рядом с ней, однако ничего не говорил. Лицо же его выражало полнейшее безразличие — таким его она еще никогда не видела. Обычно Остин Блэкуэлл был живым и подвижным, а его темные глаза, казалось, замечали все вокруг. Но сейчас жизнь словно покинула его, и это испугало Эванджелину больше, чем его гнев или высокомерие, если бы он их проявил.

Она коснулась его плеча.

— Остин…

Он повернулся и посмотрел на нее. Посмотрел так, как будто только что заметил ее.

— Остин, мне очень жаль… Понимаю, он был тебе как отец. Мистер Сьюард рассказал мне о нем, о том, как вы вместе сражались, как ты его почитал…

Остин прижал палец к ее губам. Взгляд его темных глаз был полон страдания и муки — настолько древних и глубоких чувств, что их трудно было понять.

Эванджелина коснулась его волос. От него пахло дымом и ночным воздухом. На виске, среди темных волос, виднелось несколько седых волосков.

Внезапно он привлек ее к себе и, уткнувшись лицом в ее шею, крепко обнял. Ей показалось, что он вот-вот заплачет, но он затих, по-прежнему крепко ее обнимая. Эванджелина закрыла глаза и поцеловала его влажные от тумана волосы.

Время шло. Оба молчали. И гулко тикали в углу часы. Когда же за окном зажегся золотистый рассвет, Эванджелина погладила его по спине и тихо сказала:

— Тебе нужно поспать. Я вернусь к миссис Милхаус. Она не знает, что я ушла. Я выскользнула незаметно, потому что не могла уснуть, не увидев тебя. Но я вернусь, если ты хочешь.

— Нет-нет. — Он поднял голову. Лицо его покраснело, а глаза блестели от непролитых слез. — Пожалуйста, останься. Я так устал от одиночества… — Она молча кивнула, а он добавил: — Останься со мной навсегда. Если мне придется жить на берегу, я хочу быть с тобой.

— Да, — шепнула Эванджелина. И тотчас вспомнила о планах, которые она строила с лордом Рудольфом перед тем, как он покинул ее в доме Милхаусов накануне вечером. Она нисколько не сомневалась: он и мистер Сьюард в точности выполнят ее инструкции.

Остин поцеловал ее в губы, и его поцелуй был горячий и страстный. Он взлохматил волосы Эванджелины, освобождая их от шпилек, а она обняла его и крепко к нему прижалась.

Эванджелина тихо застонала, когда поцелуй их наконец прервался. И в тот же миг Остин встал и подхватил ее на руки. Эванджелина не выпустила из рук одеяло, и оно потянулось за ней, как будто ей по какой-то причине нужны были эти плотные шерстяные складки.

Остин вынес невесту из комнаты, пронес через пустой холл и поднялся по лестнице. Стук его сердца отдавался в ее груди, и ей казалось, что у них с ним одно сердце и одно дыхание.

Наверху он повернул и понес ее сквозь тьму в комнату в передней части дома, туда, где она взяла одеяло. Там тоже было темно. Ни свечей, ни огня в камине, которые смягчили бы тьму, — только слабый свет, проникающий через закрытые портьеры.

Остин понес невесту к кровати, крепко прижимая ее к себе. Потом уложил на простыни. Одним коленом он оперся о матрас и расстегнул крючки, затем развязал ленточки на ее одежде. Его руки двигались быстро, точно, когда он снимал с нее платье, корсет, юбку и нижние юбки. Сняв туфельки и чулки, он уверенным движением стащил с нее рубашку.

Лежа на прохладных простынях, Эванджелина внимательно наблюдала за Остином — тот уже начал снимать с себя одежду, — глаз с него не сводила. Отшвырнув в сторону жилет, он стянул через голову рубашку, затем сорвал ленточку, которая держала его волосы. Темные пряди тотчас упали на его широкие плечи; крепкие же мышцы бугрились на могучей груди.

В следующую минуту он стянул сапоги, чулки и бриджи. И нагой, каким его создал Бог, шагнул к кровати. Он был предельно возбужден, и Эванджелина почувствовала: этой ночью не будет никаких любовных игр, никаких нежных слов, никаких ласк. Он был намерен немедленно взять то, что ему требовалось.

И это напугало ее. Она не верила, что сможет удовлетворить такого человека, как Остин Блэкуэлл. Ведь он был такой сложный, с такими неистовыми страстями… Ей хотелось понять этого загадочного человека, но она знала: он никогда не откроется ей полностью.

Однако сейчас он нуждался в ней, и она знала лишь один способ помочь ему.

Пристально глядя на любимого, Эванджелина протянула к нему руки.

 

Глава 26

Остин взобрался на кровать и тут же привлек ее к себе, прижимая к своему крепкому плечу. Обнимая Эванджелину, он страстно целовал ее, заставляя стонать от возбуждения.

Когда же его пальцы проникли в ее лоно, она вскрикнула и тут же почувствовала, как жаркая влага увлажнила ее бедра. Взяв лицо Остина в ладони, она прижалась губами к его губам, затем провела языком по его небритому подбородку. Остин не издал ни звука. Вытащив пальцы, он развел ее бедра, потом приподнялся над ней и тут же вошел в нее стремительным толчком.

Эванджелина снова застонала от наслаждения. А Остин, закрыв глаза, начал двигаться. И он по-прежнему не издавал ни звука. Эванджелина извивалась под ним, полностью отдаваясь ему. Внезапно он открыл глаза, и она увидела в них муку. Она обвивала его руками, едва удерживаясь от слез. Она любила этого человека, сильного и нежного. И очень доброго за внешней надменностью. Ей страстно хотелось сделать его счастливым, но она не знала, как это осуществить.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Я люблю тебя.

Он застонал, снова закрыв глаза. Потом, содрогнувшись, излил в нее свое семя. После чего принялся покрывать ее лицо поцелуями.

А потом он приподнялся, выходя из нее, и тут же, обессилев, рухнул рядом с ней, тяжело дыша, как будто проплыл много миль и наконец достиг берега.

Остин долго лежал без движения, уставившись блестящими глазами в балдахин кровати.

Эванджелина, опираясь на локоть, привстала.

— Остин… — прошептала она.

Он молча посмотрел на нее. Выражение печали на его лице разрывало ей сердце. Она коснулась его лица.

— Мой любимый…

Он перекатился на бок, прижал ее к себе и крепко обнял. Через некоторое время, так и не сказав ни слова, он заснул.

Когда над городом уже встало солнце, Эванджелина уснула, чувствуя себя в безопасности рядом с его крепким теплым телом. Его руки защищали ее, хотя его слезы увлажняли ее плечо.

Ее разбудили легкие поцелуи. Эванджелина пошевелилась, гадая, где же она. Ее прикрывало колючее шерстяное одеяло, а голова покоилась на мягкой подушке. Рядом с ней лежал Остин, большой и теплый.

— Доброе утро, — прошептал он. — Сегодня день нашей свадьбы.

Эванджелина зевнула и села в постели. Кто-то раздвинул портьеры, и солнечный свет заливал комнату.

— Боже, который час?

— Десять утра.

На его спокойном лице сияла улыбка. Все эмоции прошлой ночи исчезли. «Уж не выдумала ли я их?» — гадала Эванджелина.

— Когда состоится церемония?

— В два часа. Я все организовал.

Конечно, он все сделал. Но ей нужно было подготовиться.

— Мне надо вернуться к миссис Милхаус. Она хочет переделать платье, в котором я буду выходить замуж.

— А чем плохо то, в котором ты была вчера? Ты в нем такая красивая…

Она посмотрела на него с сожалением:

— Мужчине этого не понять.

— Да, очевидно.

Она закусила губу.

— Остин…

— Хмм?..

— Как ты поступишь с бумагами?

Он погрустнел:

— Я еще не решил. Они еще в моем письменном столе?

— Да. Я подумала, что было бы слишком опасно брать их с собой.

— Так и есть. — Он привстал, опираясь на локоть. — Если ты еще когда-нибудь попытаешься спасать меня подобным образом, я точно запру тебя в подвале. В цепях. И буду бросать тебе корки хлеба.

— Я так боялась за тебя… Если бы я не пришла, он мог бы тебя убить.

— Мог бы.

Она сжала кулаки.

— Ты говоришь так, будто это не важно. Ведь ты мог умереть!

— Тогда бумаги попали бы в руки важных чиновников. Я оставил инструкции Уиттингтону — на случай если бы со мной что-то случилось. Он позаботился бы о тебе. Все было бы хорошо.

Она схватила подушку и ударила его.

— Хорошо?! Все было бы хорошо?! Ты был бы мертв, себе на радость! А я осталась бы одна! Ты эгоистичный… надменный…

Он выхватил у нее подушку.

— Я подумал, что ты будешь рада отделаться от меня. Ты ведь искала любые аргументы, чтобы не выходить за меня замуж.

Эванджелина откинула простыни и выбралась из постели. Затем встала, подбоченившись.

— Ты ничего не понимаешь. Я не хочу, чтобы ты умирал.

Казалось, Остин задумался. А Эванджелина вдруг поняла, что она совершенно голая.

Она вытащила свою рубашку из кучи вещей на полу и поспешно ее надела. Лежать с ним голой казалось ей самым естественным делом, но сейчас она вспыхнула от стыда, и ей захотелось немедленно убежать.

Остин смотрел на нее с веселой улыбкой, Эванджелина же, надев корсет, пыталась застегнуть его, но никак не могла найти крючки и ужасно злилась.

Тут Остин тоже встал, и Эванджелина затихла. Обнаженный, в лучах утреннего солнца, он был великолепен. Тени подчеркивали его скульптурные мышцы, а солнце освещало завитки темных волос у него на груди. Боже милостивый, она выходит замуж за этого мужчину! Но если все пойдет так, как она задумала, то она может лишиться его!

Остин молча протянул ей очки. Когда она надела их, он взял ее за плечи и повернул спиной к себе. Быстро и ловко он застегнул ее корсет. Затем поднял с пола лиф, надел на нее и застегнул крючки. Дальше последовали ее юбки — Остин одевал ее, как куклу. Потом он велел ей сесть на обтянутое дамастом кресло у камина, встал на колени, все еще голый, и натянул ей на ноги чулки до самых бедер. Выпрямившись, он поцеловал ее в висок.

— Иди в столовую и позавтракай. Я велел слугам приготовить для тебя завтрак.

— Когда же ты успел?

— Этим утром. Когда ты спала.

— Боже милостивый! — Она оправила кружева на рукавах. — Миссис Милхаус, должно быть, с ума сходит от беспокойства. Мне нужно пойти к ней.

Остин покачал головой:

— Рано утром она приходила, когда хватилась тебя. Я сказал, что у тебя все хорошо.

Лицо Эванджелины вспыхнуло.

— Должно быть, она считает меня не лучше… чем я есть на самом деле.

— Она в восторге от того, что я женюсь на тебе, и готова все простить. Она поддразнивала меня насчет «настоящей любви» и прочей подобной чепухи.

Эванджелина похолодела. Чепуха? Она смутно помнила, как шептала ему ночью о своей любви к нему, и теперь надеялась, что он ее не расслышал.

Эванджелина заставила себя улыбнуться:

— Да, она довольно романтична…

— Иди поешь. Ты, должно быть, проголодалась.

Он стоял, скрестив руки на груди, и лучи солнца играли на его обнаженном теле. Он всегда выглядел как капитан на своем капитанском мостике — и не важно, раздет он или одет.

Она закусила губу и отвернулась. У двери остановилась. Сердце ее гулко билось, и от каждого удара ей становилось больно.

— Остин…

Он поднял на нее глаза.

Эванджелина глубоко вздохнула, собираясь с духом.

— Любовь — не чепуха!

Выпалив это, она выбежала из комнаты.

* * *

Их сочетали браком в маленькой и скромной церкви у подножия холма, на котором стоял дом Остина. Эванджелина пришла туда рука об руку с Остином, Милхаусы же семенили за ними. Викарий ждал их у церкви, которую Остин назвал «англиканской», объяснив, что до войны она действительно была англиканской.

Лорд Рудольф, мистер Сьюард, мистер Лорнхем, мистер Осборн и другие офицеры с «Авроры» ждали их там. Остин с удивлением посмотрел на них. Ведь он их не приглашал… Эванджелина же улыбнулась про себя. Мистер Сьюард хорошо справился с поручением.

Остин облачился в мундир, украшенный боевыми медалями. Темно-синий мундир оттенял его темные волосы и темные глаза. В мундире капитан держался еще прямее — как будто он поддерживал его. Увы, нежный и чувственный мужчина, который одевал ее сегодня утром, куда-то исчез.

Он без всяких предисловий подвел ее прямо к алтарю. Выражение его лица как бы говорило: чем скорее все закончится, тем лучше.

Она ночью бормотала идиотские слова о любви, а он только отдавал приказы. Суровый капитан, не более того.

Викарий проводил службу, и Эванджелина вместе с другими бормотала нужные слова. Когда Остин давал себе труд присоединяться к ним, его баритон был слышен во всех углах церкви. Наконец настала их очередь дать обеты. Остин повторил слова, которые свяжут их вместе, и голос у него был твердый и бесстрастный. Эванджелина же немного запиналась, произнося свои слова.

И вот они уже женаты. Остин наклонился, чтобы поцеловать ее. Эванджелина подняла лицо, и губы ее раскрылись. Он быстро поцеловал ее в уголок рта и отвернулся.

Остин вывел ее из церкви, едва слушая поздравления своих людей. Он не задержался у двери, а пошел по улице, увлекая за собой молодую жену.

На полпути к дому Эванджелина подергала его за рукав.

— Остановись, пожалуйста.

Он остановился и посмотрел на нее. Эванджелина с трудом переводила дух.

— Ты идешь слишком быстро. Остальные за нами не поспевают.

— Зачем нам ждать их? Я женился на тебе, Эванджелина. Мне не терпится начать свою семейную жизнь.

— Но они все приглашены к чаю.

— Да?..

— Да, приглашены. — Она вскинула подбородок. — Я все устроила.

— В моем доме? Не сказав мне ничего?

— В нашем доме, Остин.

Он внимательно посмотрел на нее, потом отвернулся и, не сказав ни слова, зашагал к дому. Эванджелина поспешила догнать его; ей стало немного страшно.

Вскоре она уже стояла в гостиной Остина рядом с гостями. Ей очень хотелось попробовать вкусное печенье, которое испек повар миссис Милхаус, но в желудке у нее… словно бабочка трепетала крыльями. А во рту так пересохло, что вряд ли она смогла бы что-нибудь проглотить.

Единственными женщинами в комнате были миссис Милхаус и Бет Ферили, кузина Эванджелины, которая прибыла на церемонию вовремя. Кузина Бет была похожа на свои письма — такая же чопорная и прямая. Она, кажется, была удивлена замужеством Эванджелины, но довольна состоятельным родственником.

Эти две женщины были единственными, кого знала здесь Эванджелина. «Но, — думала она, — попивая сладкий чай, у меня будет много времени, чтобы завести новых подруг». Да, если все пойдет по плану, у нее будет даже слишком много свободного времени.

Но ей следовало быть решительной. И прежде всего не выдать Остину свой план. План сработает только в том случае, если Остин будет оставаться в неведении до последней минуты. А тогда будет уже слишком поздно.

— Поздравляю, Эванджелина. — Лорд Рудольф стоял рядом, глядя на нее своим единственным глазом. Он тихо добавил: — Желаю счастья.

— Спасибо.

Остин тотчас оказался рядом.

— Вы ведь скоро собираетесь сесть на корабль, отплывающий в Англию, правда, Уиттингтон?

Лорд Рудольф внимательно посмотрел на него. В его единственном глазу светилась насмешка.

— Да, утром. Теперь, когда вы выиграли… и довольно честно… В общем, я вернусь домой. Черная овца возвращается в стадо.

— Вы оскорбляете мою жену, — спокойно сказал Остин.

Сердце Эванджелины затрепетало. От того, как он произнес «мою жену» — сухо и властно, — по спине у нее мурашки пробежали.

Лорд Рудольф поклонился:

— Простите, я забылся.

— Все в порядке, — поспешно сказала Эванджелина. — Уверена, вы будете счастливы вернуться домой после того, как побывали в той ужасной тюрьме.

— В этом были свои приятные моменты.

— Без сомнения, Англия будет рада вашему возвращению, — пробурчал Остин.

— Будут и такие, кто не обрадуется. И к сожалению, эти немногие могут сделать меня несчастным.

Остин холодно посмотрел на него. Этот лорд всегда говорил загадками. Казалось, дружеские отношения между мужчинами, которые были прошлой ночью, исчезли.

Эванджелина снова поспешила вмешаться:

— Вы должны писать нам, Руди.

Губы его дрогнули в усмешке.

— Конечно, дорогая. Я буду писать письма вашему мужу, как и положено. Возможно, он даже прочитает их вам.

Взгляд Остина стал грозным.

— Может быть, вы успеете на корабль сегодня вечером.

Эванджелина стала между мужчинами.

— Боже, я ведь хотела написать родителям о своем замужестве. Они ни о чем не знают. И я не знаю, что им может рассказать обо мне мой сводный брат.

— Буду рад доставить ваше письмо, — сказал лорд Рудольф.

Остин взял бокал вина с ближайшего столика и поднес его к губам.

— Я уже написал им.

— Написал?

— Да. Когда мы пришвартовались, я передал письмо на отходящий корабль. Написал, что собираюсь жениться на тебе и с этого времени беру на себя заботу о твоем содержании. И еще написал, что они обращались с тобой отвратительно.

Эванджелина уставилась на него:

— Ты написал… такое моему отчиму?

— Да. Их поведение относительно того щенка, которого ты бросила, было возмутительно.

— Ты и это ему написал?

— Да.

Она подавила истерический смех.

— О Господи!.. Мой отчим никогда больше со мной не будет разговаривать.

— Надеюсь. Теперь я буду заботиться о тебе, Эванджелина. У тебя ни в чем не будет недостатка. Вчера я изменил свое распоряжение. Я решил обеспечить тебя как мою жену — и как мою вдову.

Лорд Рудольф поднял брови:

— Как вы романтичны…

Эванджелина посмотрела на мужа, сердце ее было полно любви.

— Ты так добр ко мне.

— Защищая свои инвестиции, — с циничной улыбкой сказал лорд Рудольф.

— Нет, вы к нему несправедливы. Остин всегда был добр. Он мог бы повесить моего сводного брата, а меня бросить в свой бриг и больше не думать о том, что станется со мной. Но он помогал мне и заботился обо мне все плавание.

Остин, смягчившись, проговорил:

— Не смотри так на меня, Эванджелина.

Она поморгала, прогоняя слезы.

— Почему?

— Потому что от этого мне хочется тебя поцеловать, а я не могу это сделать, когда Уиттингтон смотрит.

Лорд Рудольф ухмыльнулся:

— Я не возражаю.

Остин отставил бокал с вином и посмотрел на жену; его взгляд остановился на ее губах. Протянув руку, он провел по ее губам пальцем.

— Эванджелина, попроси, чтобы я поцеловал тебя, — произнес он хрипловато.

Она судорожно сглотнула.

— Остин, поцелуй меня, пожалуйста.

Он наклонился и провел губами по ее губам. Дрожь страсти пробежала по ее спине и сосредоточилась между ног. И она тотчас ощутила болезненный укол в сердце. О, как же ей будет не хватать его!

Послышались тихие аплодисменты и смех мужчин. А миссис Милхаус громко всхлипнула.

Остин выпрямился, на его губах играла победная улыбка.

Эванджелина вспыхнула и пробормотала:

— Господи, мне нужно заняться гостями.

Она проскользнула под рукой Остина и, изобразив улыбку, направилась к своей кузине. Оглянувшись, увидела, как Остин смотрел на нее, согревая ее своим взглядом.

Единственным изъяном в ее плане было присутствие кузины Бет и миссис Милхаус. Ни одна из этих леди не была близка с ней, и было бы трудно объяснить им все.

Эванджелина пошепталась с миссис Милхаус, и добрая женщина пригласила кузину Бет зайти к ней и уютно посидеть в ее гостиной. Эванджелина пообещала вскоре присоединиться к ним.

Она проводила дам до входной двери, потом вернулась в гостиную, где теперь оставались только мужчины. Сердце ее колотилось; она ужасно нервничала. Но она должна была сделать то, что запланировала. Да, должна!

Она посмотрела на Остина. Ох, как он был великолепен в темном сюртуке и в лайковых бриджах. Кружевные манжеты ниспадали на его сильные руки, — на руки, которые так ласково поглаживали ее, когда они лежали в постели. Эти же руки возбуждали ее, вызывая желание, пробуждая в ней женщину.

Его гладкие волосы, как всегда, были стянуты в хвостик, а рыжеватые пряди сверкали в залитой солнцем комнате. Темные же глаза, сейчас спокойные, прошлой ночью говорили о разрывающих его душу страданиях. Прошлой ночью ей хотелось только одного — сделать счастливым его.

И сейчас она сделает это… своим способом.

Эванджелина закрыла за собой дверь и стала перед мужчинами. Мистер Сьюард перехватил ее взгляд, и она едва заметно кивнула ему. Затем громко проговорила:

— Джентльмены, прошу внимания!

Разговоры в комнате стихли. Все мужчины посмотрели на нее. Остин же нахмурился.

Эванджелина глубоко вздохнула:

— Ну, давайте!

И все как один, повернувшись к ее мужу, вытащили из карманов смотанные веревки. Сьюард отдал приказ — и мужчины, накинувшись на ошеломленного Остина, повалили его на пол.

 

Глава 27

— Какого черта?..

У Остина перехватило дыхание, когда он рухнул на ковер и Осборн коленом нажал на его грудь. Он прерывисто дышал, размахивая руками, потом схватил Осборна за ногу и опрокинул его на спину.

Остин уже собирался подняться, но Сьюард успел броситься на него. Молодой человек был полон энергии, которой Остин лишился за десять трудных лет на море. Он едва успел блокировать руки Сьюарда, но тот снова вцепился в него.

Кто-то схватил Остина сзади. Остин ударил нападавшего локтем и услышал, как выругался Уиттингтон. Проклятый англичанин! Тут подскочил еще один мужчина, схватил капитана за руку и заломил ее ему за спину. И тотчас же веревка впилась в его запястья.

Но что же происходило?.. В ходе схватки он заметил Эванджелину, державшуюся в стороне. Она зажала рот руками. Это она дала мужчинам сигнал напасть на него. Неужели и она, и Уиттингтон, и все члены его команды заодно с Гейнсборо?

Остина охватил гнев. Неужели он нашел женщину своей мечты только для того, чтобы его мечта оказалась обманом? Ему следовало бы знать, что покоя трудно добиться. Наставник предал его. Он едва пережил этот удар. Теперь настала очередь Эванджелины выступить против него, и от этого его сердце истекало кровью.

Уиттингтон крепко обмотал веревкой запястья Остина, но тот, изловчившись, нанес локтем удар в живот Сьюарду. Молодой человек вытаращил глаза, вскрикнул и сложился пополам.

Остин пытался освободиться от пут, но Уиттингтон держал его. Но тут капитан, резко развернувшись, все же вырвался и снова ударил Осборна, когда тот напал на него.

Веревка ослабела и свалилась с запястий капитана. У Осборна на боку висела сабля — часть его офицерской формы. Пытаясь сохранить равновесие, Остин ухватился за ремень, на котором висела сабля, сорвал ее и стал в углу, спиной к стене.

Сабля звякнула, когда он достал ее из ножен. Остин держал оружие перед собой, и острое лезвие ярко сверкало.

Уиттингтон шагнул к нему, и Остин приготовился нанести удар. Он ощутил вкус желчи во рту и соленый привкус крови — красные капли уже окрасили его кружевные манжеты.

Мужчины настороженно смотрели на него, и тут Эванджелина хлопнула в ладоши.

— Вы должны взять его любой ценой, джентльмены! Вы обещали!

Остин тихо сказал:

— Первый, кто приблизится, умрет.

Все мужчины, кроме Уиттингтона, отошли в сторону. И все они молчали. Остин взглянул на Эванджелину и произнес убийственно спокойным голосом:

— Это ты все устроила?

Она кивнула:

— Для твоего же блага, Остин.

— И ты — моя жена. Не тебе решать, что для меня хорошо.

Один из офицеров пробормотал:

— Она хочет вам добра, сэр.

Остина снова охватил гнев.

— А что хорошо для меня?! Тюрьма?! Я спросил тебя как-то давно, сколько пройдет времени до того, как ты меня выплюнешь, Эванджелина. Ты помнишь? Теперь я это знаю.

Она закусила губу.

— Речь не идет о тюрьме.

— Значит, казнь? Быстро и чисто, я надеюсь.

Тут заговорил Сьюард:

— Мы только хотим доставить вас на корабль.

— На корабль? На какой корабль?

— «Кристина-Мария», сэр. Он отплывает этим вечером.

— Куда? В Англию?

— Полагаю, в Китай, — ласково сказал Уиттингтон; казалось, что-то его развеселило.

— Будь ты проклята, Эванджелина! Почему ты хочешь, чтобы меня заперли на этом корабле?

— Капитан согласился освободить тебя, когда корабль выйдет в открытое море.

— Удачи ему, — пробормотал Осборн.

— Капитан причалит к берегу в Индии и там сойдет на берег, чтобы побыть со своей семьей. А вы, сэр, возьмете на себя командование кораблем, — добавил Сьюард.

Остин прищурился, глаза у него отчего-то пощипывало.

— Почему я должен брать на себя командование чужим кораблем? Я вышел в отставку.

— Потому что ты не можешь выйти в отставку, — заявила Эванджелина. — Ты должен вернуться в море, Остин. Это единственный способ для тебя быть счастливым.

Он медленно опустил саблю.

— О Боже… Так это все из-за этого? Ты не веришь, что я хочу оставаться с тобой?

— Может, и хочешь. Сейчас. Но позже ты возненавидишь меня. Ты будешь ненавидеть меня за то, что я привязала тебя к жизни, которая не по тебе. И ты уйдешь.

Щеки ее стали мокрыми от слез; слезы выкатывались из-под очков и капали с губ.

Голос Остина стал мягче.

— Но почему ты отсылаешь меня в море, если боишься, что я уйду?

— Потому что я не хочу наблюдать, как ты день за днем будешь все больше испытывать недовольство своей жизнью. Теперь, когда мы женаты, тебе не нужно чувствовать себя обязанным заботиться обо мне. Ты уже обо мне позаботился, поэтому можешь заняться своими делами.

Остин сжал кулаки.

— Ты действительно так считаешь? Но как же…

— И еще — твоя гордость, — перебила Эванджелина. — Ты не хотел, чтобы обо мне заботился лорд Рудольф. Ты считаешь, что никто не сделает это лучше тебя.

Остин кивнул:

— Это правда.

Она смахнула слезы тыльной стороной ладони.

— Вот видишь?

— Проклятие, Эванджелина! Ты считаешь, что я преследовал тебя всю дорогу до Гаваны, чтобы освободить от этих злодеев, только из чувства вины? Ты думаешь, я считал себя виноватым, когда ты стояла в моей каюте в одной сорочке, пытаясь смыть порох? Ты думаешь, мне было какое-нибудь дело до гордости в ту первую ночь, когда ты пришла в мою каюту и позволила поцеловать тебя? Нет, я хотел тебя. Проклятие, как же я хотел тебя… Я сгорал от желания. Я взял бы тебя тогда, но мне помешал мятеж. Еще немного, и ты стала бы моей в ту самую ночь.

Лорд Рудольф широко ухмылялся. Другие мужчины делали вид, будто их не было в комнате. А Сьюард при этом чуть ли не плакал.

Остин прошел мимо лорда Рудольфа и приблизился к жене.

— Ты думаешь, я бегал за тобой по побережью Атлантики, боролся за свою жизнь и держал тебя в объятиях только из гордости?

Эванджелина сглотнула.

— Да.

— Ты маленькая дурочка. Почему, как ты думаешь, я спешил домой, готовый наконец осесть на берегу?

— П… потому что ты думал, будто обязан это сделать.

— Потому что я люблю тебя, Эванджелина.

Она подняла на мужа широко раскрытые глаза, из которых катились слезы.

— Любить?

Сердце у него разрывалось.

— Да, черт побери! Я полюбил тебя с того момента, как ты проникла в мою каюту и принялась расстегивать свое платье. Я любил тебя, когда ты смеялась над ветром и морем, а я целовал тебя. Я любил тебя, когда ты обнимала меня и делала так, чтобы я забыл волны, которые едва не убили меня. Я любил тебя, когда ты сжигала секретные бумаги под носом у Гейнсборо, даже если тогда мне хотелось свернуть тебе шею за это. Я любил тебя, когда ты позволила мне любить тебя на ковре, в гостиной миссис Милхаус.

Эванджелина покраснела и поднесла ладони к щекам.

— Остин, ради Бога…

Он протянул к ней руки.

— Я люблю тебя и сейчас.

Ее глаза стали серыми озерами страдания.

— Но как долго это продлится? Сколько пройдет времени до того, как ты начнешь винить меня в том, что я лишила тебя радости жизни?

Он засмеялся:

— Эванджелина, ты дала мне радость жизни. Теперь я понимаю, что раньше никогда никого не любил, потому что никогда не чувствовал ничего похожего.

— Ты любишь свою жизнь на море, — прошептала она.

Он взял ее за подбородок и заглянул ей в лицо:

— Так ты не поняла?.. Я обратился к морю, чтобы оно отвлекло меня от одиночества. Но с тех пор как ты со мной, мне все равно, на суше я, или на море, или на вершине горы. Не море мне нужно, Эванджелина. Мне нужна ты.

Сьюард тихо всхлипнул у него за спиной.

— Если тебе все равно, где быть — на море или на суше, — запинаясь, проговорила Эванджелина, — то я выбрала бы море. Просто так, на всякий случай.

Остин погладил ее по щеке.

— Сьюард, когда отплывает эта «Кристина-Мария»?

Лейтенант шмыгнул носом.

— В шесть тридцать сегодня вечером, сэр.

Остин смотрел жене в глаза, желая, чтобы так длилось вечно. Он любил эту женщину, сильную и отважную, готовую всем пожертвовать ради него.

— Я там буду. Но при одном условии, Эванджелина.

— К… каком?

— Ты будешь там со мной.

В ее глазах вспыхнула надежда.

— С тобой?

— Да. Уж если ты заставляешь меня выйти в море, то я потащу тебя за собой. Ты любишь море так же, как и я.

Если ты хочешь, чтобы я плыл на этом проклятом корабле в Китай, я поплыву. Но ты должна быть рядом со мной. Ты будешь смотреть на утреннюю зарю со мной, и ты будешь ночами смотреть со мной вместе на звезды.

Эванджелина улыбнулась. Слезы блестели в ее глазах, а горло перехватило.

— Ах, Остин, пожалуйста…

— Никаких пожалуйста. Ты моя жена, и ты будешь делать то, что я скажу.

В ее глазах вдруг появилось выражение, которое не обещало ему ничего хорошего в будущем. Но тут она улыбнулась ему и отдала честь:

— Слушаюсь, сэр.

— А теперь поцелуй меня.

С губ ее сорвался смех, и она, обнимая мужа, прошептала:

— Я люблю тебя, Остин.

Лорд Рудольф хмыкнул и пробормотал:

— Самое время.

Звездный свет струился в маленькое квадратное окно капитанской каюты, переделанной в спальню для Остина и Эванджелины. Эванджелина вздохнула, счастливая до кончиков пальцев. Ее огромный муж лежал рядом с ней под простынями. Но не спал. Свалившись без сил рядом с ней после бурных любовных игр, он поглаживал ее по волосам и наматывал пряди на свои пальцы.

А корабль поднимался на волны и спускался с них, покачивая их постель, как колыбель.

Эванджелина смотрела на созвездия в покачивающемся окне. После шести недель в море знакомые Большая и Малая Медведицы, Орион, даже Полярная Звезда двигались все ближе и ближе к северному горизонту. Скоро — так сказал Остин — должны были появиться новые созвездия, и она увидит Южный Крест.

Он положил свою теплую руку ей на грудь.

— Твоя морская болезнь тебя оставила?

Эванджелина улыбнулась во тьме:

— Да. — Она подождет еще несколько дней, прежде чем скажет, что ее самочувствие не имеет никакого отношения к морской болезни.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— Я гадала, прибыл ли уже лорд Рудольф в Англию. Помирился ли он со своей семьей.

— Он сейчас, должно быть, в Лондоне, — сказал Остин.

— Перед тем как мы поднялись на борт, он рассказал мне, почему не хотел возвращаться домой. Он помолвлен и должен жениться.

— Да?.. Так почему же он делал тебе предложение?

— Он пытался придумать, как ему выпутаться. Об этом браке родители договорились, когда он был еще ребенком. А девушка, как он сказал, теперь превратилась в настоящую гарпию. Она не хочет выходить замуж. Но думаю, когда Руди вернется, она опомнится. Он довольно красив и обходителен.

Остин приподнялся на локте. В нем чувствовалось напряжение.

— А тебя когда-нибудь соблазняла мысль выйти замуж за аристократа?

Она улыбнулась:

— Нет. Я всегда знала, что это не для меня. Уиттингтон однажды станет маркизом, и ему не нужна такая жена, как я.

Его темные брови сошлись над переносицей, как грозовые облака.

— Это единственная причина?

— Нет. — Она отвела прядь волос с его виска. — Но мне нравится поддразнивать тебя. Не злись на него. Он спас тебе жизнь.

— Это не значит, что я его должен любить.

Она встала на колени и перекинула ногу через бедра мужа.

— Я не вышла за него, потому что в глубине души знала, что выйду за тебя.

— Неужели? Ничего ты не знала. — Его теплые губы коснулись ее плеча, и в ней тотчас пробудилось желание.

Улыбнувшись, она спросила:

— Женам капитанов позволено отдавать приказы?

— Зависит от того, что это за приказы.

Она приблизила губы к его уху и шепотом объяснила, чего хочет, — во всех подробностях. Его тело под ней тотчас стало жестким, а простыня между его ног приподнялась.

Хрипловатым голосом он ответил:

— Думаю, я смогу выполнить эти приказы.

— Так выполняйте, пожалуйста, мистер Блэкуэлл.

— Слушаюсь, мэм.

Остин схватил жену за плечи и перекатил на спину. Она упала, смеясь, на подушки. А он не смеялся. Его глаза потемнели от страсти, и он провел ладонями по ее телу, послушно выполняя все ее требования. Он добавил еще несколько своих собственных задумок, о которых она, впрочем, знала.

А корабль тихо покачивался, унося их к экзотическим странам и приключениям.

 

Эпилог

«Моя дорогая мисс Пейн!

Вы будете удивлены, узнав, что я пишу вам из далекой страны Китай. Да, я сейчас в городе Пекине, в резиденции иностранного торговца, знакомого моего мужа. Как здесь все отличается от Глостершира! Нам прислуживает китаец с длинной косой и в шелковых штанах, и он подает нам чай, черный и горький, но довольно приятный.

Я нашла, что китайцы — народ добрый и вежливый, хотя и шумный. Тут повсюду фейерверки, и бумажные драконы, и фонарики, и вымпелы, и все одеты в яркие одежды. Мой муж говорит, что здесь скоро будет Новый год. В феврале… Странно, правда?

Я сделала моему мужу новогодний подарок — маленького мальчика с темно-рыжими волосами и черными глазами. Китайцы говорят, что он будет очень счастливый, раз родился в такое время. Но… моя дорогая мисс Пейн, если наступит для вас такой счастливый день, не рекомендую рожать ребенка в шторм, зимой, посреди Тихого океана. Не знаю, что больше волновало моего мужа — страх потерять меня или свой корабль.

Конечно, я сказала ему, что если бы пропал корабль, то едва ли имело бы значение, что случится со мной. Кроме того, женщины веками занимаются таким делом. Вместо повитухи у меня был жилистый закаленный матрос, а кожа у него такая смуглая и гладкая, что определить его возраст невозможно. Но его жена родила ему пятнадцать детей — только представьте себе! — и много раз лишь с его помощью. Мне было довольно странно довериться его заботам, но он был ласков, как мать, и он рассказывал мне смешные истории, чтобы меня развеселить.

При виде своего ребенка я заплакала, но плакала я от радости. Мой муж без труда провел корабль сквозь шторм, и я знала, что так и будет. Но когда я положила его сына ему на руки, он стоял как оглушенный, и могу держать пари, что видела в его глазах слезы. Джентльмены, моя дорогая мисс Пейн, как я теперь могу судить, — существа очень странные.

Не знаю, где я буду, когда вы получите это письмо. Я следую за моим мужем по этому великолепному огромному миру и каждый день вижу новые места и новые пейзажи.

Ах, моя дорогая учительница, могли ли вы вообразить, что ваша юная леди достигнет такого блаженства? Я знаю, вы счастливы, даже будучи незамужней, но если однажды у вас появится желание выйти замуж, то рекомендую сесть на корабль, идущий из Ливерпуля в Америку.

Если вы сможете участвовать в мятеже или познакомиться с одним-двумя пиратами, тем лучше.

Остаюсь

ваша самая преданная ученица

Эванджелина Блэкуэлл».